Медленно, тараща заспанные глаза, двигались по дорогам угрюмые троллейбусы, цепляясь напряженными рогами за увертливые провода. Желтое солнце неуверенно отрывалось от скрытой домами линии горизонта. Серый асфальт перрона, еще не пригретый жаркими лучами, поеживался от холода, исходя уродливыми мурашками. Откуда-то издалека послышался жалобный свист. Вдогонку ему, совсем близко, над самым ухом потянулся скучный пронзительный голос: "Внимание пассажиров, поезд Љ... Киев-Москва прибывает к первому пути. Отсчет вагонов с головы поезда. Время стоянки пять минут".
Что можно успеть за эти пять минут? Даже не поздороваться. Всунуть в руки бумаги, обнять на прощанье...
Поезд ворвался в серость вокзала, обдав его шумом двух столиц. Михаил выскочил из вагона, заспанный, взъерошенный и немного чужой. От него тоже веяло столичным шумом. Да, всунула в руки бумаги, да, обнялись. Суетливо и быстро, как положено на перроне у отходящего вот-вот поезда. "Я соскучилась...". "Ты же знаешь, я тоже... Ну пока, спасибо..."
* * *
С вокзала Елена возвращалась пешком. Не хотелось толкаться со спешащими по делам людьми. У них свои заботы. У нее свои печали. Хорошо прогреть собственную прохладу под теплым весенним солнцем. На скамейке под черно-безликим памятником сидела парочка - целующиеся подростки. Смотреть на них почему-то было неприятно. Елена отвернулась. Это было похоже на приступ старости. Хотелось брюзжать, ворчать и шаркать ногами. Лишь бы чем-то заполнить затянувшееся ожидание. Вся жизнь показалась похожей на недавний перрон - пустой и нелепый, осмысленный только надеждой на то, что сейчас придет поезд и что-то случится. А если не придет еще год, два, три...? В голове заработал непривычный счетчик: "Сколько мне будет тогда? Не так много... но и не мало..."
* * *
На черной входной двери белел обрывок бумаги - записка. "Лелечка, заезжал, но не застал тебя дома. Минут через 20 заскочу еще. Твой бывший, но заботливый муж". Елена вздохнула. Костик любил заходить к ней - проведать. Не мог отделаться от давней привычки обедать с женой. Пришлось срочно вспоминать, что есть в холодильнике, бежать за хлебом, разогревать, чистить, тушить, жарить. Как только все было готово, послышался звонок в дверь.
Костик, не разувшись, с порога приступил к своим проблемам. Надо было спросить совета, пожаловаться. Но голод - не тетка, пришлось приступить к обеду. Тщательно пережевывая содержимое тарелок, Константин любовно-нежным взглядом посматривал на бывшую супругу.
За кофе его фонтан опять открылся. Более несчастного и замотанного человека нельзя было и представить. Костик работал, как старательный модем, перекачивая поток мыслей, стенаний и радостей в уши собеседника. Пока не зависла программа.
- Ангел пролетел, - по привычке шепнула Елена.
- Вот уж женщина! Другой бы сказал "мент родился", а она - ангел... Сама ты ангел!
И опять по комнате прошел легкий ветерок от невидимых крыльев. Теперь бесплотного гостя спугнул Костик:
- Нет, правда, Лелька, я давно хотел поговорить с тобой о тебе.
- Что еще?
- Как что? Такая женщина, а живешь одна.
- Не одна.
- Знаю, знаю. С этим "не одна" я тоже знаком. Ну это же не порядок. Ты бы уж или замуж выходила, или какого другого мужика нашла. О себе я уж молчу...
Елена поморщилась. Такие разговоры возникали не часто - Костик все больше говорил о себе - но так утомляли. Захотелось сказать гадость. Сдержалась. А потом поднялось откуда-то из глубины игривое желание поддразнить ближнего.
- А с чего ты взял, что я не занимаюсь своей судьбой? - тон ее был серьезен, как никогда. - Почему все думают, что я на себя плюнула. И на работе, и ты. Хочешь, я скажу тебе, как все на самом деле? Только никому не рассказывай - не поймут. Но ты-то человек продвинутый, ты поймешь.
Костика в кресле уже не было - осталось одно большое любопытное ухо, подзадоренное комплиментом. И где-то чуть ниже от него проглядывалось маленькое отверстие рта, способного лишь на то, чтобы сравнить своего хозяина с могилой.
- Знаешь, я поняла, что мне здесь ловить нечего. Конечно, я не бог весть кто, но все-таки. Как-то негде мне здесь развернуться. Нужно устраивать свою жизнь где-то в другом месте. В общем, я решила найти себе мужа по переписке - во Франции. Сейчас это не проблема. Пара месяцев переписки с агентствами, пара - с кандидатом, и готово.
Теперь Костик превратился в один большой удивленно-восторженный рот.
- Слушай, как ты могла решиться? Наконец-то я вижу перед собой здравомыслящего человека. А то, знаешь, когда взрослая умная тетка говорит о каком-то там патриотизме - это не прибавляет ей ума. Но ты ведь всегда была против отъезда за границу...
- Не знаю, может, с годами это проходит. Хотя Франция для меня не чужая страна. Когда каждый день приходится дрессировать студентов, говорить на чужом языке, он становится родным. Да и в Париже я каждый закоулок знаю - по картам. Ни в какую другую страну я и не решилась бы уехать.
Костик затих. В глазах его что-то заблестело. То ли капля сожаления, то ли росинка печали. О чем он думал? Быть может, о том, что Лелька так никогда к нему и не вернется. Или о том, как ей будет легко и свободно в объятиях чужого француза, как к лицу ей будут французские платья... А может о том, что скоро ему некого будет проведывать. Впрочем, зачем об этом думать. И Костик скоро собрался уходить.
Михаил лег рядом и мерно засопел, обняв свою Элен.
Утром, нежась в постели, Михаил рассказывал ей, какая она милая. Она достойна более успешной судьбы, нежели быть подругой бродячего художника. "Честно говоря, я уже устал. Сегодня в Киеве, завтра в Москве - суета сует и томление духа. Хорошо мне только здесь..."
- Миш, ты кокетничаешь, - не сдержалась Элен. - Нам хорошо вместе, но если бы пришлось, ты бы привык жить без меня.
- К чему это? - Михаил приподнялся с подушки.
Елена рассказала и ему о своих планах. Он слушал ее с тем же выражением то ли сожаления, то ли еще чего-то. Вывод был лаконичен. Он действительно любит, ему будет очень тяжело. Но не за то ли он всегда был признателен, что Элен никогда не мешала ему жить своей жизнью, с пониманием относилась к его разъездам и прочему. "Теперь и мне придется не мешать тебе. Если тебе будет хорошо - я буду рад. Правда."
Больше они не говорили об этом.
* * *
В понедельник вся кафедра уже, похоже, знала о сокровенных мыслях Елены. Первой не сдержалась Любовь Васильевна, элегантная и тактичная, как истинная дочь земли галлов. Однако женщина есть женщина, никакая тактичность не устоит перед тактикой не зависящего от нее любопытства.
- Знаете, Леночка, я тут недавно прослышала о Ваших планах. Ну, насчет отъезда... - (Видимо, встретила Костика-могилу, поняла Елена). - Я не потому, что суюсь в Вашу личную жизнь, я только чтобы поддержать. Ведь на такой шаг не так уж просто решиться. Я сама жалею, что уже не в том возрасте... Но как женщина с определенным жизненным опытом я могла бы помочь Вам - советом, в случае чего. В общем, это все, что я хотела Вам сказать.
Елена поблагодарила. Вслух за участие, про себя - за немногословность. И за то, что в душу не полезла.
* * *
Через месяц она уже была самой популярной фигурой на факультете. Даже женщины вдруг обнаружили, что в Елене Николаевне есть какой-то неизъяснимый шик - истинная француженка.
Немногочисленные среди филологов студенты-юноши, избалованные женским вниманием, забыли о своих одногруппницах и о том, как прогуливать "Леночкины" пары. Елена цвела, тихонько посмеиваясь человеческой падкости на все интригующее, и испытывая чувство благодарности за то внимание, которое ей доставалось.
Когда на кафедре после занятий все женщины сходились попить чаю, разговоры были только о Лениных женихах. Время от времени она приносила фотографии жгуче-брюнетистых французов.
- Этот руководит небольшой фирмой, что-то связанное с компьютерами. Разведен. Дочери 12 лет. Регулярно встречается с семьей. Жена у него женщина эмансипированная, сама прекрасно обеспечивает и себя и девочку. Жалко, забыла принести ее фотку - такая милая девчонка, жутко похожа на отца.
- А этот кто, такой сероглазый?
- Это Эмиль. Он - банковский служащий. Очень интересный человек, но весь в цифрах, прагматик, без тени легкомыслия.
Женщины вздыхали, смеялись, с увлечением перелистывали картотеку, примеряя каждого кандидата то к себе, то к своей подружке, то к Елене.
Как-то Елена зашла к завкафедрой вечером - поболтать наедине. В сумочке у нее лежала очередная фотография. "Любовь Васильевна, хочу посоветоваться именно с Вами, без посторонних. По-моему я нашла то, что искала..." Претендент был что надо. Профессор, специалист по русской литературе, к тому же русских кровей. Вдовец. Предки его эмигрировали из России еще после восстания декабристов. Сам Серж с детства интересовался русской культурой, не раз приезжал на историческую родину, еще при Союзе... В общем - синтез романтики, благополучия и патриотических чувств.
На Любовь Васильевну с фотографии смотрел седой мужчина с добрыми складочками-улыбками у глаз.
- Сколько ему лет?
- Всего 50.
- А почему не женат?
- Вдовец. Кстати, еще одно увлечение Сержа - природа. Свой виноградник, где-то в районе Арля. Он туда ездит, как на дачу, когда есть время - для души.
Любовь Васильевна долго всматривалась в мягкое добродушное лицо пожилого француза, слушая Леночкину болтовню. В глазах ее мелькали отраженья картинок прожитой жизни, печалей и радостей, юношеских восторгов от репродукций Ван Гога и величественных видов Нотр-Дама, пришедшей с годами мудрости, позволяющей жить в этой, и только этой стране...
Потом был собран кафедральный совет. Одобрили выбор все. Улыбчивый седой профессор переплюнул даже самых молодых и смазливых бизнесменов. Кто-то находил в нем сходство с Жераром Филиппом (в старости, конечно), кто-то с самим князем Болконским (опять же, если бы выжил и успел постареть).
* * *
Костик суетился вокруг чемоданов. Надо было отобрать лучшие Лелькины наряды - "простые, но вкусные". Мишель курил сигарету за сигаретой, не спуская с Элен глаз. Потом поднялся и окликнул ее. Елена повернулась. Блеснула вспышка.
- Превосходно, это будет лучший твой портрет. Я уверен.
Мишель ушел, а через пару часов вернулся с фотографией.
- Костик, найди для нее какую-нибудь папку и подходящее место в чемодане, чтоб не помялась. Глянь, Элен, эта даже лучше, чем та, что я делал для твоего француза.
Костик заглянул через плечо:
- По-моему, он и от той был в восторге, а от этой просто офигеет.
Портретная Элен, с аккуратно уложенными волосами, в строгом темном костюме смущенно улыбалась, как ребенок, которого отвлекли от игрушек. Мишель сиял от удовольствия.
* * *
На вокзал собрался чуть не весь факультет. Все что-то говорили, суетились. Женщины были возбуждены так, будто сами ехали в далекую неизведанную Францию к седому профессору с доброй улыбкой. Один студент подбирал на гитаре "Елисейские поля". Другой помогал Костику тащить чемоданы. Встретиться с Сержем Елена должна была в Москве. Он прилетал туда завтра. Затем счастливая пара отправится в Питер - навестить землю предков. Ну а потом - здравствуй, Эйфелева башня, salut, Триумфальная арка, привет вам, Елисейские поля, да здравствуют виноградники Арля!
Поезд тронулся, медленно набирая ход, чтобы дать всем насмотреться на рыжевласую француженку за серым стеклом вагона. С неба, не весть откуда, сорвался легкий дождик.
- Дождь на дорожку - хорошая примета, - счастливо вздохнула Любовь Васильевна.
Поезд удалялся, все быстрее и быстрее. Женщины стали расходиться, прикрывая головы сумочками и кульками. Студенты еще стояли, тихо допевая "Елисейские поля". Гитара намокла, и они тоже ушли. Стало совсем тихо.
Костик, не привыкший долго молчать, высморкался. Мишель посмотрел на его красноватый нос, на полотно, уже пустое.
- Зачем ему мой портрет? К нему едет она сама.
Костик понимающе кивнул.
- Знаешь, Мишель, пойдем к Лельке домой. Заварим чаю, коньячку выпьем - у нее остался, в баре. Фотки посмотрим. В конце концов, сколько раз виделись, а ничего почти друг о друге не знаем...
- Да. Только не долго. Дел много. Завтра вечером в Киев еду. Эх, почему не в Москву?
* * *
В Подмосковье бушевала весна, ярко светило солнце. Белые, как мороженое, облака рисовались в синем небе. Елену уже ждали на перроне две старушки - ее тетки.
- Ну, здравствуй, милая, здравствуй. Как давно не виделись. Решилась все-таки, молодец.
- А похорошела-то как!
- О работе твоей мы уже договорились. Там директор не сменился, он тебя помнит еще, ждет.
- Очень радовался, что возвращаешься.
Тетушки тараторили наперебой, подхватив Ленушку под руки.
В старой московской квартире стоял большой круглый стол. Мерно шли куда-то старые часы, иногда встречаясь с охрипшей с годами кукушкой.
Три женщины долго еще сидели за столом, разговаривали, вспоминали старое, думали о Ленушкиной жизни в будущем. Разошлись не скоро. Засыпая, Элен закуталась в похрустывающее крахмальное одеяло. И стало смешно вспоминать обо всех этих французских выдумках, о старом иностранце, который никогда не получит от нее ответного письма, о мифическом Арле с его виноградниками. Не хотелось жалеть ни о чем. И ни о ком. Хорошо дома.