- Приходилось ли вам просыпаться ночью от присутствия постороннего человека?
С таким неожиданным вопросом обратился ко мне сосед по очереди к терапевту. Был уже зимний вечер и я, крепко простуженный с большой температурой, мужественно высиживал в конце длинной очереди. Я с удивлением взглянул на мужчину лет 40, в очках с круглыми линзами и бородкой клинышком. Он сидел справа, на топчане, и ласково разглядывал меня.
- А я знаю, о чём вы сейчас подумали, - продолжил он, понижая голос.
- О чём же? - как можно равнодушнее произнёс я и скользнул глазами по очереди.
- Вы усомнились к терапевту ли эта очередь, - хихикнул он и доверительно похлопал меня по руке.
- Боже, - подумал я, - и эту очередь я должен высидеть с ненормальным?
- А знаете, что я вам скажу? - заговорщицки склонился к моему уху мужчина. - Есть ли вообще стандартный, психически уравновешенный человек, эталон здравомыслия? Каждый мнит себя нормальным, но есть ли он на самом деле, а?
Мужчина вскочил с кушетки и бодро сообщил очереди, что скоро вернётся. Не успел я с облегчением перевести дух как он, ухватив меня за запястье правой руки, потянул за собой в другой конец коридора. И, странное дело, я последовал за ним. Впрочем, не совсем безвольно: я уже подумывал уйти, предполагая по большому скоплению людей в очереди, что не смогу попасть к врачу на приём, тем более без талона. Когда мы проходили мимо лестницы, я хотел извиниться и спуститься вниз, на улицу, но он, как бы почувствовав это, крепче сжал мою руку, и мы продолжили путь в одном известном ему направлении. Мне это не понравилось.
- Что вы меня будто маленького за ручку ведёте,- недовольно произнёс я. Краем глаза я успел отметить несколько удивлённых женских лиц, поражённых догадкой относительно наших взаимоотношений.
В конце коридора, в безлюдном фойе, он усадил меня за большим, с разлапистыми листьями деревом в деревянной кадушке, сел рядом, придвинувшись вплотную.
- Только не подумайте нехорошо, - тихо предостерёг меня мужчина, обдавая меня дыханием со слабым запахом какого-то лекарства. - Я хочу поделиться своими впечатлениями.
- Эк, я вляпался, - мысленно огорчился я, тщетно пытаясь выбраться из-за злополучного растения. - В кои-то веки навестил поликлинику и вот на тебе...
- Да угомонитесь же, - осерчал вдруг мужчина, - фикус сломаете, а он хоть и дерево, а всё же живое.
- Да что же это делается, - хотел возмутиться я и выдать пару фраз нецензурного оборота, но не смог выдавить ни звука.
Мужчина сделал таинственное лицо, оглядел пустое фойе и живо поинтересовался:
- Озадачил тебя, парень?
- Не то слово, - вознегодовал я про себя, и беспокойно заглянул под одно из широких листьев дерева.
" Парню " совсем недавно исполнился 41 год, и мужчина был едва ли не его ровесником. Но не это легкомысленное обращение сейчас меня тревожило. Мы тесно сидели в укромном, скрытом от людей уголке под прикрытием большого дерева и любой любопытной мог счесть наше сближение на свой извращённый лад. Где-то вдали, на этаже кипела жизнь, доносился разговор людей, хлопали двери, но всё это достигало моего уха как бы издали, сквозь плотную невидимую завесу. К тому же в ухо дышал лекарствами этот мужик, и не было сил от него отвязаться.
- Так вот, что я тебе скажу, - чуть ли не раскрывая одну из главных тайн века, торжественно возвестил свистящим шёпотом настырный сосед, - удовольствие видеть ночью возле своей кровати незнакомого человека далеко не из приятных.
В ушах у меня что-то лопнуло, и всё вокруг обрело звучность и реальность. Я почувствовал себя немного свободнее и увереннее. Ощущение дурного сна исчезло и я, утверждаясь в своём состоянии, обломил перед глазами широкий лист дерева и усмехнулся в ответ на недовольное кряканье соседа.
- И что же он хотел, поговорить? - высказал я первое пришедшее на ум предположение. Я решил не злить этого полоумного ровесника во избежание его непредсказуемой вспыльчивости. К тому же во мне вдруг пробудился непонятный интерес к продолжению этой невероятной истории.
- Ни в коем случае, - категорическим тоном отверг мою догадку мужчина.- За всё время мы не произнесли ни одного слова!
- Выходит, он являлся вам не один раз, - констатировал я, стараясь не дышать использованным воздухом соседа.
- Являлся? - поразился мужчина и даже слегка отодвинулся от меня. Но не успел я подумать о благоприятном стечении обстоятельств и прикинуть возможности достойного ухода как мужчина вдруг вновь уцепился за мою руку и, притянув к себе, жарко задышал в ухо:
- Да я его вижу как тебя! Каждую ночь, понял парень? Усаживается рядом на стул и до утра сидит и молчит.
- И вы ни разу с ним не пытались заговорить? - попробовал я отклонить голову.
- Нет! - гавкнул опять же в ухо назойливый сосед.- Да и зачем? - опустошённо выговорил он. Он опустил голову и, мне показалось, едва не всплакнул.
Эта резкая перемена в настроении ещё раз подтвердила мои догадки относительно его ненормальности.
- Странно,- пробормотал я, гадая каким образом отвязаться от надоедливого мужичка.
- Между нами установились особо доверительные отношения, - не поднимая головы, сообщил ровным голосом мужчина.
- Ну, какие отношения могут быть между людьми, не проронившими друг с другом ни слова, да ещё и ночью при ограниченной видимости? - не выдержал я тупоумия своего собеседника.
- Знаете, - поднял мужчина голову, и я заметил странный блеск одухотворённости в его глазах, - совместное молчание тоже признак дружелюбия и скрытой откровенности. Ведь мы совсем не тяготились присутствием друг друга. Так молчать могут только друзья.
- Ну, положим, вы его не звали, да и он свободен в своих действиях. Откуда между вами такая приязнь? К тому же вы только что сказали, что удовольствие видеть его ночью для вас не из приятных. Где логика?
- Какая логика ночью, в темноте? - воскликнул мужчина, порывисто привстал, но тут же сел.
- Ну, допустим. И что из этого? - попробовал я смутить собеседника.
- А ничего. Вот вы ищете в этом сокровенный смысл, а я вам одно скажу. Есть ли у вас возможность или когда - нибудь была вот так в полном молчании с кем-нибудь посидеть?
- И чем же всё это закончилось?
- А это продолжается. Каждую ночь.
- Когда же вы спите?
- А я и не сплю.
- Странно. Каждый человек нуждается во сне, отдыхе. А вы какой - то особенный, - усмехнулся я и смекнул, что может эта особенность, и послужила причиной видений моего собеседника.
- Не желаете присоединиться к нашей компании?- неожиданно предложил мужчина и положил свою руку на мою.
Я вздрогнул и отрицательно помотал головой.
- Отчего же? - поразился мужчина.
- У меня серьёзная работа, она требует сосредоточенности и отдыха.
- А я вам дам свой адрес. Если будет нужда, то в любое удобное для вас время...
- Вы это многим предлагаете? - осторожно поинтересовался я.
- Кроме вас своему врачу.
- Наверняка психиатру, - подумал я.
Расстались мы обычно, пожали друг другу руки: он направился в сторону очереди, а я на улицу.
Вот и ходи по врачам, - уныло думал я, пробираясь заснеженными улицами. Дома я никому не сказал, о странной беседе. Выпил чая с мёдом и малиновым вареньем, проглотил пару подсунутых женой таблеток и лёг в кровать.
Ночью меня как что-то толкнуло, я болезненно вздрогнул и проснулся. Из-за простуды, а может и гриппа, я улёгся в отдельную комнату и со сна не сразу сообразил, где нахожусь. Непонятный толчок вытащил из опасного сновидения, в котором меня преследовали люди в странных лохмотьях. Я немного отдышался, но сон не шёл: слишком острое чувство опасности и страха я испытал во сне. В лунном свете все предметы в комнате выглядели рельефно и узнаваемо. Я видел настольную лампу, стопку книг на моём столе, вазу на серванте и даже сумел сосчитать в ней цветы. Вспомнился рассказ чокнутого мужчины в поликлинике. Я усмехнулся, представив рядом спокойно развалившегося в кресле у моей кровати чужого человека. Сидит и смотрит. А я тоже помалкиваю и тащусь от его присутствия. Может, у этого дядьки и повело разум от такой встречи? А может, кто из нетерпеливых родственников неслышно прокрадываются к его кровати по ночам и сводят его с катушек в надежде свихнуть мужика и завладеть квартиркой?
На следующий день жена вызвала врача на дом, и я всю неделю аккуратно принимал назначенные лекарства. За время болезни я нет-нет, да и вспоминал свой неудачный поход к врачу и беседу со странным мужчиной.
В первый же день на работе я полез в карман за платком и вместе с ним вытащил мятый клочок бумаги. Кроме адреса в нём ничего не сообщалось. Я вспомнил о желании незнакомца дать мне свой адрес, но каким образом он оказался у меня в кармане, в голове не удержалось. Вероятно, моё болезненное состояние тогда сыграло со мной эту непонятную шутку. Не скрою в последние дни своей болезни я начинал уже подумывать, что наш разговор в поликлинике мне привиделся, ведь состояние моё на тот момент далеко оставляло желать лучшего. Но клочок бумаги с адресом разрушал устаивавшуюся версию миража.
Через несколько дней на работе мы отмечали день рождения одного из наших сослуживцев. Выпили неплохо, подурачились, а уже на лестнице своего подъезда я вдруг опять полез за платком и вновь нащупал бумажку с адресом. Я скомкал её и бросил на пол.
Дома на кухне жена, недовольная моим пьяным весельем поставила на стол жареную картошку на сковороде и собралась, было уйти, но я её остановил.
Зачем мне взбрело в голову начать с пьяным упорством допытываться у неё относительно её реакции в случае обнаружения возле своей кровати незнакомого человека, мужчины или женщины? Вырываясь из моих рук, жена влепила мне пощёчину и ушла, пригрозив в случае продолжения приставания к ней выбросить мои вещи на лестничную площадку.
Меня это крайне обидело. Я ещё подумал, что одна и та же ситуация может по - разному восприниматься людьми. Этот мужик в поликлинике отреагировал спокойно, жена при одном сообщении об этом возмутилась, кто-то, наверняка посмеялся, а я ...
Тут я крепко, насколько позволял впитанный в кровь алкоголь, задумался. Вся моя жизнь протекала ровно, без резких колебаний и взрывов эмоций. На работе и дома, ну кроме этого вечера, царила относительная дружелюбность. А вот случаются же с людьми такие истории, неправдоподобные для других, но совсем как в кино.
Дверь на кухню распахнулась и жена, взволнованно начала тыкать в моё лицо моим же пиджаком с непонятными следами губной помады. Я что-то злобно проорал, наспех оделся и вышел из квартиры, сильно хлопнув дверью. Волнение помутило мой разум, и на лестнице я в раздражении поддал ногой ведро с мусором у одной из квартир нижнего этажа. Не дожидаясь обнаружения своей выходки, сбежал по ступенькам за громыхающим ведром, ногой открыл подъездную дверь и едва не задохнулся от сильного морозного ветра.
За короткое время, что я пробыл дома, погода резко изменилась, и вместо тихого зимнего вечера меня встретили мощные порывы ветра с ледяной болезненной крошкой.
Я прикрыл лицо ладонью и в замешательстве застыл, не зная куда идти. Несколько друзей жили неподалёку, но жёны у них не отличались покладистостью и запросто могли заартачиться и отказать в ночлеге явно нетрезвому дружку мужа.
Я прислонился спиной к стене дома и попытался вспомнить кого-нибудь, кто без ущерба для себя и близких мог гостеприимно распахнуть мне дверь. Увы, таких практически не оказалось.
- Ну, какого чёрта она меня ударила, - воскликнул я, рискуя задохнуться холодным воздухом. Сейчас я всем сердцем ненавидел жену, обвиняя её в неуместной жестокой вспыльчивости, по причине которой я теперь стоял на морозе и страдал от холода.
- А вот возьму и назло ей напьюсь! - с мстительным ожесточением вдруг осенила меня мысль, словно этим поступком я мог серьёзно досадить жене.
Эта неожиданная идея сразу мне понравилась, вдохнув в нетрезвую голову решимость действовать. Мороз уже начинал меня донимать, пощипывая голые руки и прохватывая сквозь пальто.
Машин в этот поздний час на дороге было немного, но и они не хотели останавливаться, несмотря на мои энергичные зазывающие махи руками. Наконец одна из машин остановилась и водитель, молодой, волосатый парень согласился за 100 рублей подвезти к ресторану.
Ресторан " Слюнявый мальчик " располагался на окраине нашего небольшого городка и пользовался репутацией бандитского развлекательного центра. Конечно, были в городе и другие увеселительные заведения, где постоянно засиживались его завсегдатаи за рюмочкой коньячка. Но идти туда я не хотел из-за пристрастного внимания администрации к нетрезвым клиентам. Впустить они могли, но вот выпить от них не и дождёшься. А выпить мне сейчас хотелось много. К тому же в этом ресторане работал администратором мой бывший одноклассник Толик, обязанный мне в одном деле.
Охранник, явно из новеньких меня не признал и отказался впускать. На воздухе я немного отрезвел и в отражении витрины смотрелся достойно, в меру выпитого мужчины. О чём я и не преминул громко сообщить этому охраннику. К счастью Толик меня вовремя заметил, провёл и усадил в углу большого зала, попросив не отходить от столика. В глазах Толика явно проглядывало беспокойство и во время нашего короткого разговора он всё время как бы оценивающе меня оглядывал, словно прикидывая вписываюсь ли я со своими нетрезвыми повадками к обстановке безудержного веселья в середине зала. Я как мог, пытался его заверить в своей готовности выполнять все указания бывшего одноклассника и даже водки попросил всего 150 грамм, хотя рассчитывал раздавить не меньше пол-литра. Моя соглашательская уступчивость его немного успокоила. В ответ на мой вопрос относительно шумной кампании, в сторону которой он постоянно настороженно косился, Толик немного склонился ко мне и вполголоса сказал:
- Сегодня у нас не совсем достойные люди собрались.
- Бандиты? - догадливо просиял я.
- В кубе, - пояснил он и просительно заглянул мне в глаза. - Может, ты в другой раз зайдёшь?
- А что такое?
- Похоже сегодня не совсем удачный день для нашего заведения. Назревает драка. Я это задницей чувствую.
Я знал о не совсем традиционных увлечениях бывшего одноклассника, и последняя фраза показалась мне заслуживающей доверие.
- Похоже, уже начинается, - пробормотал он, озабоченно вглядываясь в глубину зала.
- Да нет, вон тот толстый сейчас тост произнесёт,- попробовал я его успокоить.
- Ага. Именно после его тоста всё и заваривается. Умеет толстяк колючим каточком по своим браткам пройтись. Каждому в задницу факел втыкает.
- Остальным посетителям тоже достаётся? - спросил я, но не из праздного любопытства. Обида на жену ещё тлела в моей измученной груди, и захотелось выместить всю накопленную злобу вот здесь, в зале. Развернуться, побить посуду, опрокинуть столы, тем более под видом своей защиты и платить за погром не придётся.
- Ещё как! Посетители почему-то первыми подвергаются нападению. Слушай, уходи, а? А я тебе девочку дам и водки на дорогу.
- Ты мне её пить на морозе с проституткой предлагаешь?
- Она студентка. Случайно зашла с парнем, а тот напился и теперь в подсобке на диванчике дрыхнет. Не выгонять же его на мороз.
- Ничего себе кавалер, - удивился я, рыская глазами по залу в поисках предлагаемой спутницы.
- Сейчас я тебе её приведу. Квартирка у неё маленькая. Есть где вам покувыркаться, а я вам водки дам, только валите по - быстрому. Тост уже заканчивается, видишь, как лица у соратников окаменели?
Толик быстро исчез и вскоре привёл незнакомую мне крупную ярко раскрашенную женщину лет 35.
- Зовут её Аня. Аня это Толик, - представил он нас друг другу, и я невольно остановил свой взгляд на её мощной гренадёрской груди.
- Это вы студентка? - поинтересовался я у груди женщины.
Вероятно, не я первый заговаривал с её бюстом, потому что она указательным пальцем подняла мой подбородок и всмотрелась в моё лицо.
- Ага, и меня надо проводить, - засмеялась она приятным голосом. - А он неплохо выглядит, - обернулась она к Толику, но того и след простыл.
Толстяк закончил свой тост, это угадывалось по сразу воцарившейся напряжённой тишине. Некоторые официанты озабоченно склонялись возле столиков клиентов, вероятно предупреждая их о возможных неприятностях. Некоторые особенно нервные дамы вскакивали и хватали своих мужчин за руки, порываясь уйти. Мужчины, по глупости, разыгрывая уверенность, медленно поднимались из-за столиков.
Я схватил свою даму за пухлую руку и первым кинулся из зала. Едва мы получили свою одежду, в зале кто-то издал дикий боевой клич. Вслед за ним зазвенела опрокидываемая со столиков посуда, и затопало множество ног.
- Бегите, ребятки, - крикнул гардеробщик и поспешно скрылся в угловой двери.
Нам ничего не оставалось, как последовать его примеру. На площадке перед рестораном стояло несколько машин, но мы почему-то пробежали мимо них и сели в самую крайнюю, на заднее сидение.
- Господа, тут у нас очередь. Пассажиры садятся вначале в первую машину, - обернул к нам своё волосатое лицо водитель. Я узнал его, и, что есть силы, заорал:
- Гони, сейчас из зала драка сюда докатится.
Водитель понятливо кивнул, завёл мотор, и машина легко развернулась. По дороге Аня быстро объяснила водителю куда ехать и сразу полезла ко мне с поцелуями. Я не стал церемониться и сунул ей руку под юбку. Так мы и ехали, ненасытно тиская друг друга и издавая соответствующие звуки.
На дорогу я не смотрел, целиком отдаваясь чувственному наслаждению. Потом Аня неожиданно обмякла, отвалилась в угол сидения и отказалась от моих ласк. Я, естественно, обиделся на такое резкое охлаждение чувств и демонстративно уставился в окно. За окном пролетали полуосвещённые дома, голые деревья и редкие жёлтые фонари. Машина несколько раз сворачивала в неосвещённые переулки, на какое-то мгновение в одном из них пробуксовала в снежной колее, выскочила из неё и, выравнивая ход, завиляла.
- А куда мы едим? - спросил я у молчаливого водителя. Тот, действительно, за всю дорогу не проронил ни слова и на мой вопрос не отреагировал. Я повернул голову к женщине, но она спала. Я немного поколебался и, решившись, осторожно тронул её за колено. Аня что-то во сне произнесла и доверчиво уткнулась мне головой в плечо.
Машина в это время вырвалась на шоссе и увеличила скорость. Пейзаж из густого ряда обнажённых деревьев мне не понравился. В сердце впервые закралась смутная тревога.
- Так куда мы едим?- не выдержал я и, стараясь не разбудить Аню, осторожно коснулся плеча водителя. Даже сквозь плотной вязки свитер под пальцами ощутилось жёстко - холодное тело, в мелких неровностях. Я ткнул в его плечо левым указательным пальцем и водитель вдруг стал неловко заваливаться в сторону свободного места пассажира. Машину повело вправо на обочину, я вскрикнул, меня бросило на стекло окна. Потом страшный удар, звон разбиваемого стекла и боль в горле, от которой я потерял сознание.
Очнулся в салоне разбитой машины, рядом с телом женщины. Она лежала, уткнувшись головой в разбитое окно и, похоже, уже не дышала. В разбитые окна задувал холодный ветер, вокруг стояла тьма. Тело водителя неловко лежало на переднем месте пассажирского сидения.
Я с трудом выбрался из покорёженной машины и упал в снег. Сугроб смягчил падение, и я некоторое время лежал, приходя в себя и ожидая облегчения боли. Голова сильно кружилась, правая нога, согнутая в колене едва двигалась, горло болело, но я, сжав зубы, упрямо пополз. Я не помню, сколько мне удалось проползти: путь пролегал по неглубокому снегу, по битым кирпичам и корягам. Наконец я упёрся в стену, немного отдышался и, преодолевая боль, медленно встал, цепляясь за шероховатые кирпичи. Стена тянулась издалека, но обрывалась, совсем рядом в нескольких метрах. Я сполз спиной по стене, захватил горсть снега и потер им виски. Боль немного отступила, в голове стало немного проясняться. Я, опасаясь неосторожным движением причинить себе боль, бережно помассировал повреждённую ногу и почувствовал в ней некоторое облегчение. Надо было куда-то двигаться: руки у меня замерзали, и холод уже забирался под распахнутое пальто. Я попытался его застегнуть, но вместо пуговиц нащупал лишь остатки ниток, словно пуговицы с нечеловеческой силой вырвали. Я гребанул нечувствительными пальцами горсть снега и приложил его к лицу. Снег тёмными комками просыпался между скрюченных пальцев, и я догадался, что лицо у меня в крови.
- А ведь я тут замёрзну, - равнодушно подумал я и широко зевнул. Тело уже не чувствовало холода, наоборот что-то подобие располагающего ко сну тепла окутывало его приятной истомой. Я вспомнил жену, двух уже почти взрослых сыновей, представил свой труп на этом безлюдном пустыре, бродячих собак вокруг него и пожалел родных. Как они будут жить без меня? " Жена поплачет, и выйдет за другого ", - вспомнились мне слова известной песни. А дети... Сыновья меня любили и непременно всплакнут у гроба. Я представил эту картину прощания, и у меня на глазах навернулись слёзы. Почему я решил, что пропаду здесь? Я встрепенулся, и упрямо пополз. Стена оборвалась, и за ней я разглядел несколько светлых точек между двумя большими трубами. Я догадался, что это окна и воодушевлённый присутствием близкого жилья пополз в его сторону. Вскоре я разглядел трёхэтажный дом. Ободрённый его видом и надеясь на скорую помощь, я собрал все силы. Путь оказался неблизким: пришлось огибать огромный котлован, потом пробираться сквозь колючий кустарник.
У дома я оказался вконец обессиленный, мокрый от пота и желания пить. Ветер усилился, и неприкрытая подъездная дверь под его напором со скрипом раскачивалась, постукивая о косяк. Я вполз на первый этаж, но позвонить в дверь первой квартиры у меня не хватило сил. Я улёгся на синтетический коврик у двери и начал засыпать.
Потом я почувствовал чьи-то руки у себя под мышками, и моё тело куда-то поволокли. В лицо ярко посветили, и я тихо застонал.
- Жив? - спросил чей-то грубоватый женский голос.
- Да, похоже, - неуверенно ответил молодой с лёгкой хрипотцой мужской голос.
- А давай его разденем, - предложила женщина и, довольная своей выдумкой, засмеялась.
- А давай, - с готовностью согласился мужчина и, чуть помедлив, добавил с затаённым смехом, - А потом съедим.
- Дурак, - констатировала женщина, хватаясь за моё пальто. Её крепкие руки жёстко, словно куклу выпотрошили меня из него. Не выдержав боли, я слабо вскрикнул.
- Живой ещё, голос подаёт, - сообщил мужчина, снимая с моих ног ботинки.
- Не увлекайся, - предостерегла женщина, быстро обшаривая карманы моего пиджака. Она радостно вскрикнула, и я понял, что она добралась до бумажника.
- Мародёры,- с тоской подумал я не в силах ничего предпринять.
Они стащили с меня брюки, пиджак, рубашку, чьи-то пальцы оттянули резинку на моих трусах под пупком, и кто-то завистливо вздохнул.
- Ты ещё харю свою туда сунь, - угрожающе посоветовал мужчина.- Неймётся стручок пощупать?
- Интересно, - вздохнула женщина.- Не всё же одним прибором пользоваться.
- Я тебе сейчас молотком щёки подровняю, ишь глазки замаслились, - озлобленно крикнул мужчина и в припадке расстроенных чувств саданул меня в грудь кулаком.
Последние остатки сознания покинули меня. Очнулся совершенно голый, на площадке последнего этажа. Холод стоял нестерпимый, он-то бодрил и не давал застыть. Неимоверным усилием воли я заставил себя дотянуться до дверного звонка. Дверь долго не открывали, и я в отчаянии с пола принялся в неё стучаться. Но поскольку силы у меня закончились, получался не стук, а кошачье царапанье. Я скрёбся в дверь, словно кошка и не понимал, почему от моих усилий не просыпается весь дом.
Наконец из-за двери глухо отозвались, но ответить у меня не хватало сил. Щёлкнул замок, дверь осторожно приоткрылась. Меня не сразу разглядели на цементном полу. Долго изучали площадку сквозь тонкую щелку, потом заскрежетала снимаемая с двери цепочка и меня вновь, ухватив под мышки, втянули в квартиру, но уже другую.
Может потому, что с меня уже снять было нечего, а может из страха быть обвинённым в отказе помощи, но только меня протёрли влажным спиртовым полотенцем, уложили на полу, на сбитый в комки ватный матрац, укрыли коротким покрывалом. Вскоре рядом на стул уселся мужчина и начал пытливо всматриваться в меня. Мне он показался знакомым.
- Это судьба, везение. Сам бог послал вас ко мне, - вдруг громко сообщил он, улыбаясь во весь свой рот с металлическими зубами.
- Вы можете позвонить мне домой, и сообщить, где я нахожусь? - попросил я, прикрывая глаза.
- Куда звонить? - быстро спросил мужчина.
Я открыл глаза, в упор взглянул на мужчину. Неясные подозрения относительно нашего знакомства стали закрадываться мне в душу. Мужчина, похоже, был тот самый из поликлиники, но за короткое время с момента нашей встречи он стал едва узнаваем. Лицо как будто его, но с удивительной мертвецкой бледностью. Будто опытная рука гримёра умело наложила на него слой грима. Сквозь разбитые линзы очков правый глаз немного прищуренный, косил, а левый, неестественно широкий, навыкате замер на мне. Его длинная острая бородка поредела и неровно укоротилась.
- Так куда же позвонить? - повторил вопрос мужчина и беспокойно шевельнулся. Его движения получались неестественными, лишёнными привычной человеческой гибкости. Я напрягся, пытаясь вспомнить свой номер домашнего телефона, но к своему ужасу не смог.
- А адрес? Где вы живёте? - подбодрил меня мужчина, странно перекашивая плечо.
Адрес тоже вылетел у меня из головы. Я мрачно молчал придавленный гнётом умственного бессилия.
- Как же быть? - озадачился мужчина и из его огромного, увеличенного линзой глаза потекла слеза.
- А где вы работаете? - не терял надежды помочь мне мужчина, старательно промокая слезу грязным носовым платком.
Я не выдержал и в отчаянии сквозь зубы издал протяжный стон. Я совершенно не помнил, где и кем я работал, но именно это обстоятельство окончательно потрясло меня.
- Ну не огорчайтесь, не всё так безнадёжно,- попытался успокоить меня мужчина. - А звать вас как? Мы тогда в поликлинике не познакомились. Меня зовут Агеев Степан, а вас?
- Костик, - машинально произнёс я своё детское имя.
- Уже хорошо! Костик? А фамилия?
- Ну что ты привязался к человеку. Дай ему придти в себя. Вспомнит, всё вспомнит. Мы тоже не сразу пришли в себя.
Я повернул голову, и увидел в проёме двери пожилую, с притемнённом лицом женщину. Она медленно, чуть приволакивая правую ногу, приблизилась, и я невольно содрогнулся. При свете тусклой лампочки под потолком, она показалась мне крайне безобразной. Правая сторона её приплюснутого лица являла собой сплошной синюшный кровоподтёк, который она и не старалась скрыть. В комнате было тепло, я бы даже сказал жарко, но это её совсем не тяготило. Нисколько не смущаясь, она прямо в глухо застёгнутом зимнем пальто уселась на край моего матраца.
- Меня зовут Пелагея Харитоновна, я мама Степана, произнесла женщина тусклым голосом. Она с трудом владела шеей и поворачивала её медленно, с лёгким потрескиванием позвонков.
Вероятно, она догадывалась о производимом ею впечатлении, потому что грустно усмехнулась и неестественно, насколько могла, постаралась заглянуть мне в лицо. Меня неприятно передёрнуло.
- Что паренёк, хреново я выгляжу? - поинтересовалась она и, удовлетворившись моим видом, с облегчением отклонилась в сторону.
- Вы где-то упали? - произнёс я, стараясь не глядеть на неё.
- Все мы здесь не по своей воле. Я вот с сыном в маршрутке ехала. Под самосвал въехали. Ну а ты тоже видать не на ступеньке ногу подвернул.
Я взглянул на свою неестественно вывернутую наружу ногу, которая уже совсем не чувствовала боли. Провёл рукой по лицу, ощущая под ладонью странную шероховатость, один из пальцев провалился под подбородком в непонятную дырку на горле, и я удивился её глубине.
- В этом доме только жертвы дорожных аварий, - вздохнула Пелагея Харитоновна.
- У вас есть какая-нибудь одежда, мне не совсем удобно лежать под покрывалом.
- Ты что же в машине голым ехал или с женщиной.., - выразила догадку Пелагея Харитоновна и вновь постаралась взглянуть мне в лицо.
- Да нет, тут у вас на первом этаже меня раздели, всё забрали, - сказал я, оберегая свои глаза от вида разбитой старухи.
- Эта пьянь?
- Они могут, - подтвердил мои слова Степан.
- А вещей у нас на тебя нет. Придётся обходиться покрывалом. И не стесняйся, я не любопытная.
Весь день я промаялся, терзаясь своим положением. Несколько раз я неуклюже подбирался к окну, вглядывался сквозь обледенелое стекло на улицу, но кроме пустынного снежного поля ничего не замечал. Нога мешала мне передвигаться, но боли я не испытывал.
- Угомонись, парень, - говорила женщина, - не пялься в окно и не надейся выйти из квартиры. Дальше подъезда хода нет. Никто тебя отсюда не выпустит.
- Почему? Вы что за мной должны приглядывать? - негодовал я, стыдливо кутаясь в старое покрывало. Оно едва доставало мне до колен, оголяя волосатые икры.
Поздно вечером, когда я остался наедине со Степаном, тот с серьёзным видом уставился на меня. Я поёжился от его испытующего взгляда и лёг на свой матрац.
- А помнишь, Костик,- вдруг прервал затянувшееся молчание Степан, - наш разговор в поликлинике?
Как ни странно этот разговор помнился во всех подробностях, и я мог только диву даваться, почему память столь цепко удержала его в сознании, начисто стерев другую более важную информацию. Напоминание о нашей встрече в поликлинике неприятно напомнило мне о своей прошлой оценке Степана. Былой страх относительно его ненормальности вновь заставил меня содрогнуться.
- Ну, чего молчишь?
- Помню,- тихо ответил я, ожидая повторения прошлой беседы с новыми подробностями ночных посещений незнакомца.
-Ты продолжаешь считать это выдумкой, сочинением?
- Всяко бывает, - неопределённо ответил я.
Степан с натужным скрипом сдвинулся на своём стуле, помолчал и вдруг предложил:
- Сегодня ночью ты можешь его увидеть, но только, чур, из моей кровати.
- С чего ты взял, будто я переберусь к тебе в постель?
Сердце у меня учащённо забилось. Вот оно, с тоской подумал я, гомик проклятый, а ведь я его еще в поликлинике в этом подозревал. И как меня угораздило здесь оказаться, без памяти, документов и вообще прошлого?
- Его можно увидеть только из моей постели, - не сводя с меня странного взгляда, продолжил свою мысль Степан. -
Мы можем на время поменяться постелями. Но если ты его опасаешься, то мы можем лечь вдвоём.
- Слушай, Степан, давай оставим всё, как было, мне и на моём матраце неплохо, - попытался было я уйти от разговора.
- Ну, как знаешь, только упускаешь ты свой шанс. Ты вот всё сомневаешься, брешет, дескать, Степан, умом тронулся, а вот мама тоже его видела. Не веришь?
И едва я протестующее взмахнул рукой, Степан громко и требовательно позвал мать. Та явилась подозрительно быстро, словно подслушивала наш разговор за дверью
- Вот, мам. Не верит он в этого. Брехня, говорит, - не обращая внимания на мои возмущённые движения под покрывалом, заявил Степан. - Быть такого не может. Вот ты свидетель, видела его, подтверди. Что молчишь?
Женщина взглянула на меня и утвердительно кивнула.
- Нет, ты скажи, что видела. Мы же оба с тобой в постели моей тогда лежали, - не унимался Степан.
От последнего утверждения мне стало неловко, и я в смущении прикрыл глаза рукой: не хватало ещё услышать подробности их совместного времяпровождения в кровати. Мать промолчала, и я решил, что, и она не совсем удобно себя чувствует от излишне откровенных высказываний сына.
- Ну, это же ночью было. Мы уже стали засыпать. Помнишь, батареи ещё отключили, а вдвоём нам так тепло стало.., - просительно заговорил Степан, словно мать совсем забыла такие подробности.
- Может нашему гостю это и неинтересно знать, - медленно сказала женщина.
- Как неинтересно? - взволновался Степан, - Такое событие, а ему неинтересно?
- Ты Стёпа, чересчур заостряешь внимание гостя на постели. Ему бог знает, что может придти в голову на этой почве.
- Да не постель главное, - хотел было вскочить Степан, но лишь неловко с хрустом привстал и огорчённо махнув рукой вновь уселся.
- Вот ты и поменьше о ней говори. У тебя получается, будто мы только и делаем, что каждую ночь спим под одним одеялом.
Степан приоткрыл рот, несколько долгих секунд глядел на мать широко открытыми глазами, потом хлопнул себя ладонью по лбу и засмеялся.
- Да не в постели дело, хотя только из неё и можно его видеть. Вот ты его видела? И там, и здесь?
- Видела, - спокойно подтвердила женщина.
- Ну вот! - воскликнул Степан и, неловко похлопал рукой по боковине сидения своего стула. - Вот здесь он каждую ночь усаживается.
- Правда, правда, - закивала головой женщина и, будто заражаясь настроением сына, взглянула на меня.
- Ну, сидел и ладно, всяко бывает, - попробовал я унять возбуждённого Степана. Опасение, что и его мать может активно подключиться к развитию разговора, начинало расти во мне по мере явного желания мамы поделиться впечатлениями.
Степан медленно, скрипя всем телом, поднялся, медленно доковылял до выключателя и внезапно потушил свет. В кромешной тьме я едва не запаниковал, но Стёпа сразу пресёк мои жалкие попытки укрыться покрывалом с головой, резким движением срывая его с меня.
- Всё, давай по - быстрому ко мне в кровать, - тихо посоветовал он, ласково похлопывая по - моей обнажённой ягодице, принимая её в темноте за лицо.
Он прилёг на матрац, неспокойными движениями, вытесняя меня на пол. Сопротивляться не имело смысла, тем более я лежал совершенно голый.
- Вот и порядок, - удовлетворённо произнёс Степан в тишине, едва я влез под одеяло на его кровати. - Мама, ты остаёшься?
- Разумеется, - скрипнула суставами женщина.
Она неспешно приблизилась ко мне, постояла и зашуршала снимаемой одеждой.
- Послушайте, а это обязательно, ложиться ко мне в постель? - забеспокоился я, не зная, что предпринять.
- Вам же внятно объяснили, что его можно увидеть только отсюда, - невозмутимо сообщила женщина, скидывая с себя последнюю тряпку.
- Но ведь это не совсем удобно и ... - промямлил я, представляя картину насилия над собой.
- Не беспокойся, я буду в ночной рубашке,- сказала женщина и озабоченно позвала сына.
- Да, но я - то...
- Ты не видал мою ночнушку? Что-то я забыла, куда её сунула. Может дел куда?
- В кровати посмотри,- посоветовал Степан и добавил:- гостя не потревожь, а то напугаешь в темноте-то.
- Да ладно,- беспечно отозвалась Пелагея Харитоновна и сунула руки мне под одеяло.
Я сжался в напряжённый комок, особенно заботясь о неприкосновенности мужского достоинства. Её руки как бы случайно прошлись по спине, вздумали сунуться в запретное место, но вовремя остановились.
- Да вот она, - с облегчением произнесла женщина, с отдышкой выпрямилась у моего лица и, обдавая меня запахом женского пота. Затем она медленно, поскрипывая переломанными суставами, надела на себя ночную рубашку.
Я лежал, ни жив - ни мёртв. Всё происходящее походило на жуткий сон, в котором мне была уготована постыдная роль жертвы. Бывают такие сны, где ты голый, а вокруг тебя множество людей и от стыда не знаешь куда деваться.
Пелагея Харитоновна села на кровать в районе моего живота, звучно почесала голову и со вздохом залезла ко мне под одеяло. Я вздрогнул: она было совершенно ледяной. Я попытался отодвинуться, но она упрямо придвинулась ко мне, прижимаясь всем телом. От холода меня затрясло. Я сделал несколько безуспешных попыток хотя бы не касаться её.
- Да успокоитесь вы или нет? - зашипел с пола Степан.
Мы замерли едва дыша. Настенные часы отбивали каждый получас, но мы, застылые, не могли сдвинуться с места. Тело моё порядком озябшее одеревенело, вероятно это же чувство испытывала и женщина. Я сделал над собой усилие и попытался шевельнуть ногой. Пелагея шикнула на меня, схватила меня за пальцы правой руки и с силой сжала их.
- Видишь? - шепнула она мне.
Я слегка отвернул от неё голову в сторону стула, где по уверениям Степана обычно располагался посторонний, но ничего не заметил.
Не дождавшись ответа, женщина ещё сильнеё сдавила мои пальцы, и я с трудом сдержал стон. Хватка у неё оказалась мёртвой, не освободиться.
- Ну, а теперь? - дрожащим голосом произнесла Пелагея.
Преодолевая отвлекающую сознание боль, я упорнее вгляделся, и вскоре то ли мне почудилось, то ли меня посетила странная галлюцинация, но я заметил присутствие рядом с собой на стуле кого-то другого. Женщину начал бить озноб.
- Это за мной. Я знала, что он призовёт меня. Господи, не дай помереть, - тихо заплакала она. Потом Пелагея начала торопливо шептать молитвы, почасту осеняя себя крестом. Признаться в этот момент мне стало не по себе. И тут, в довершение, к этому ночному кошмару, одеяло с другой стороны моего тела начало медленно приподниматься. Я не успел даже вскрикнуть, и кто-то быстро привалился ко мне разгорячённым телом.
- Явился? - шепнул Степан, поудобнее пристраиваясь ко мне.
Создавалась совсем неприятная картина: я голый, а по сторонам от меня мужчина в трусах и женщина - пенсионер в ночной рубашке. Оба разбитые параличом, изувеченные и льнут ко мне как горячо любимые.
- Да вот же он, - оживился Степан и от возбуждения даже хрюкнул.
Странное дело, то, что так интриговало и возбуждало Степана, а его мать сейчас ужасало, на меня совершенно не действовало. Да на стуле угадывалась фигура мужчины в чёрном костюме, белой рубашке и галстуке - бабочке. Он сидел смирно и как будто не замечал нас, но от этого не становился менее притягательным. Я старательно напрягал зрение, вглядываясь в неизвестного, и постепенно черты его лица прояснялись. На его бледном лице угадывались тонкие губы, искривлённый на одну сторону нос и главное маленькие сверкающие глазки. Они как бы подсвечивались изнутри адским огоньком и жили сами по себе, ворочаясь по сторонам на неподвижном лице. Уж не механическая ли это, управляемая на расстоянии, кукла, подумал я, способный в эти минуты трезво оценивать совершаемые при мне события.
-Убедился? - не мог успокоиться Степан, неугомонно вертясь и неустанно толкая меня локтём в бок.
Я промолчал: противоположные чувства мужчины и женщины мешали мне полностью сосредоточиться на непонятном явлении. Несомненно, этот человек сидел здесь неспроста, и Пелагея Харитоновна первая осознала это.
Рука Степана скользнула по моему бедру, я инстинктивно прикрыл низ живота рукой и почувствовал болезненно пощипывание на внутренней стороне ляжки.
- Ты спишь, что-ли? Глянь на стул,- зашептал Степан, усиливая пощипывание моей ноги.
Я вновь ничего не ответил, обратив внимание на поведение Пелагеи. Она внезапно прервала горячо вышёптываемые слова молитвы, медленно приподнялась, опираясь на локоть.
- Куда ты, мама, - задушено вскрикнул Степан, едва женщина с неожиданной лёгкостью спустило ноги на пол.
Ничто не изменилось в позе постороннего, даже когда пенсионерка приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки.
Я затаил дыхание, ожидая развязки. Человек на стуле мне уже казался мошенником или на худой конец обычным хулиганом, развлекающимся по ночам в квартире этой странной семейки. Впрочем, должен признаться, я начинал испытывать некоторые колебания относительно его реальности. Но всё же вера Степана и его матери в силу их обоюдного помешательства в мистическое явление этого человека казалась мне ошибочной.
Впрочем, вскоре я вынужден был изменить своё мнение. То, что произошло в следующую минуту, потрясло нас обоих.
Пелагея, вдруг как бы переломилась пополам и с глухим стуком рухнула к ногам постороннего. Она всхлипнула, дико вскрикнула и вдруг наступила тишина. Мы взглянули на стул, но мужчина исчез. Степан неуклюже выбрался из кровати, на негнущихся ногах подобрался к выключателю и щёлкнул тумблером. Слабый свет вспыхнул под потолком, и мы уставились на пустой стул. Женщина тоже исчезла, и сколько мы не метались по квартире, спешно заглядывая под мебель, в кладовку, она словно испарилась. Степан несколько раз проверял входную дверь, даже выглянул на лестничную площадку и под конец поисков бессильно заплакал. Я пытался его успокоить, что-то говорил утешающее, но и сам не верил своим словам. Женщина непонятным образом исчезла на наших глазах, и мы не в силах были это осознать.
Весь следующий день мы бродили по квартире, валялись на кровати, выглядывали в окно. Я совсем перестал стесняться своей обнажённости, да и Степан, погружённый в горе, не обращал на меня внимания и ходил по квартире в трусах. В квартире стало холодать. Первым это почувствовал я, безуспешно кутаясь в покрывало. Потом Степан оделся, вытащил из шкафа зимнюю куртку, на голову натянул вязаную шапочку.
На следующую ночь мы, не сговариваясь, выключили свет и улеглись в кровать. Степан не стал раздеваться и прямо в куртке залез под одеяло.
- Кто он, этот мужчина?- спросил я, уже догадываясь о его назначении.
- В подъезде поговаривали о нём как собирателе душ, но я не верил. Он давно приходит к нам. Ещё там, в той жизни в старой квартире он, так же как и здесь, приходил и всю ночь высиживал у кровати. Может, он с того времени к нам приглядывался? - свистящим шёпотом произнёс Степан и я почувствовал в его голосе скрытый ужас от ожидания своей очереди.
- Он всегда такой... строгий? Ну, в смысле недоступный.
- Всегда. Я обманулся в нём. Даже тебе пытался внушить свои иллюзии, а ты принимал меня за сумасшедшего. Не вздумай разыгрывать показное возмущение, знаю, что так считал.
- Где же мы сейчас? - прерывающимся от волнения голосом спросил я, заранее ужасаясь ответу, которого ожидал. Во рту от волнения у меня пересохло, и секунды ожидания показались мне вечными.
- Тихо, - толкнул меня в бок Степан, и я заметил на стуле фигуру человека.
Мужчина внезапно проявился на своём обычном месте, тихо, словно скинув шапку-невидимку. Степан не выдержал, выпал из кровати на пол, подполз к нему и, подобно матери, с криком растворился в воздухе.
Потрясение, вызванное потерей Степана, оказало на меня шокирующее влияние. Я вдруг вспомнил кто я, где живу и кто мои родственники. В подробностях вспомнил, и как меня обокрали на первом этаже, раздели и едва не прикончили. Я не мог оставаться в этой квартире. К тому же неведомый женский голос стал звать меня по имени. Я испугался сойти с ума и решил уйти.
Я нашёл другое покрывало чуть больше моего и, накинув его на плечи, спустился на первый этаж и позвонил в квартиру. Дверь, как и тогда долго не открывали. Я нашёл в подъезде обломок кирпича и принялся им бить в знакомую дверь. Гулкие удары разносились по всему подъезду, но никто не спешил проявлять к производимому мною шуму любопытство. Ни одна дверь не открылась. Я уже начал терять надежду и тут в двери щёлкнул замок и на пороге я увидел свою голую жену. Она нисколько не смутилась, даже не прикрыла грудь рукой, а спокойно стояла, бесстыдно разглядывая меня.
- Наташа? - дрогнувшим голосом назвал я её по имени.
- Костя, - утвердительно кивнула она.
- Как ты... Что ты здесь делаешь? - занервничал я.
Охваченный подозрением я попытался войти в квартиру, но натолкнулся на тело жены. Она не желала меня впускать, и это начинало меня бесить.
- Пусти, - угрожающе прошептал я, наваливаясь на неё, но она не сдвинулась с места, сколько я не пытался пробиться внутрь квартиры.
- Чего ты хочешь? - холодно поинтересовалась она.
- Там ... меня раздели, отняли деньги, документы и ты...
От гнева я задыхался, мне стало жарко, и я скинул с себя покрывало. Мы стояли друг перед другом голые, и толкались, не желая уступать друг другу.
- Тебе не надо сюда входить, - упрямо повторяла жена, отталкивая меня сильной рукой.
- Потому что ты там кого-то прячешь? - кричал я, размахивая руками, но, не решаясь пустить их в дело. - Ты там не одна и в таком виде? Покажи мне его! Кто он?
Я так долго повторял свой вопрос, что тот, кого я так страстно хотел увидеть, наконец, выглянул из-за её голого плеча. Я сразу прекратил попытки ворваться в квартиру и изумлённо уставился на известного мне мужчину. Он был в своём обычном чёрном костюме, белой рубашке и галстуке - бабочке! Его круглое очень бледное лицо холодно глядело на меня. Сейчас вблизи я мог лучше его разглядеть и, пользуясь этой возможностью, нагло уставился на него.
Жена почувствовала его за своей спиной и встала боком, предоставляя ему больший обзор. Его мелкие слегка навыкате глаза равнодушно скользнули по нашим голым фигурам, словно по заурядным бытовым насекомым. Я не испугался и вонзился в него полными ярости глазами, но лицо мужчины не выразило никаких эмоций. Я ожидал хоть искру человечности в его глазах, что-то подобие смущёния, ведь его занятие казалось мне таким неприятным. Но ничто не изменилось в его кукольно - холодном лице, ни одна мышца не дрогнула, и глаза, мрачные в своём равнодушии не затеплились. Наоборот, от него потянуло холодом, я почувствовал озноб, и, пытаясь удержать позицию, бесстрашно шагнул к нему. Шаг, один лишь маленький шаг, но в следующую секунду всё передо мной стало заволакиваться туманом. Жена загородила его своим телом, и я рухнул на пол.
Холод, жуткая стужа отмораживала все мои внутренности, нестерпимая боль утюжила всё тело. Я открыл глаза и тут же от яркого света их зажмурил. Вокруг стояла тишина. Вдали невнятно разговаривали люди, что-то металлически постукивало. Кто-то рядом слабо вскрикнул, и я услышал движение нескольких человек. Они суматошно забегали, что-то закричали. И вновь сознание покинуло меня.
Я медленно поправлялся. Больница, в которой меня поместили после автомобильной аварии, мне нравилась. Врачи и медсёстры вели себя на редкость предупредительно. Память возвращалась ко мне постепенно, обрывками, сыновья часто приходили ко мне в палату, но жена никогда. Я не спрашивал о ней, да и дети помалкивали. Я помнил нашу последнюю встречу на пороге незнакомой квартиры, и не мог простить обнажённость жены в присутствии странного в чёрном костюме мужчины. Дети о ней тоже помалкивали, будто её вовсе не было. И я решительно вычеркнул её из своей жизни.
В день выписки из больницы я попрощался с больными своей палаты, вышел в вестибюль, обнял детей и вдруг заплакал. Слёзы лились сами по себе, я не понимал почему, но они принесли облегчение. Сын, младший сын тоже заплакал со мной, а старший едва удержался. В сущности, они ещё учились в школе, старших классах и уход матери к любовнику был для них болезнен. Дома, я разделся, прошёл в комнату и застыл. Прямо на меня со стены смотрела фотография моей жены в траурной рамке. У меня едва хватило сил пройти несколько шагов и упасть в кресло. Я не мог вымолвить ни слова и потрясённо глядел на портрет жены не в силах задать вопрос.