Мне довольно часто доводится переживать состояние, когда никаким искусственно 

провоцируемым напряжением сознания я не могу вызвать у себя появление сколько-нибудь 

оригинальной мысли. И тогда я начинаю тяготиться самим собой, поскольку в такие 

моменты бывает очень трудно убедить себя в том, что ты состоишь не из одной только 

бесплодной на идеи головы; что из любого своего состояния личность может извлечь 

творческую выгоду.
Я всегда стремился доискаться в себе до таких глубин, что бы ужаснувшись отпрянуть и 

попытаться дальше жить без экспериментов над собой. Правда, до сих пор безуспешно: в 

смысле 'ужаснуться' и успокоиться. В результате творческих наблюдений за собой я пришёл к 

выводу об очевидности кризиса личности, меня постигшего. Причём кризис вырос из ощущения 

кризиса, а последнее было вызвано 'наблюдением'. Впрочем, я все-таки вижу возможность 

извлечь практическую пользу из своего состояния. Выражаясь аллегорически, я хочу 

высвободить энергию своего искусственно расщеплённого сознания, чтобы направить её 

вовне на разрушение всего и вся. Я действую, руководствуясь исключительно собственным 

величием. Никакие запреты в этой связи на меня не действуют. При этом к спорадически 

обнаруживаемому желанию как, например, сейчас 'мне заявлять о себе' - всегда побуждает 

лелеемая мечта о том, что для меня могут сложиться такие социальные условия, в которых я 

смогу, избегая для себя негативных последствий, проявлять жестокое обращение ко всем 

'живым'. 
Спрашивается: добрый или злой я человек?..
Осмысленное утверждение личностью нравственности возможно только, если оно не 

противоречит скрываемым ею, вынашиваемым по отношению к обществу, коварным 

намерениям. Скрываемые для окружающих 'лукавые' намерения делают для личности насущной 

потребность в глазах окружающих выглядеть максимально приемлемой. По этому поводу мне 

вспоминается как герой рассказа В.Брюсова 'Теперь, когда я проснулся...' говорил о веках 

рабства доведших человеческую душу до веры, что чужие мучения тягостны ей и люди вполне 

искренно плачут и сострадают им. От себя добавлю, что такого рода искренность всегда 

напоказ и она, безусловно, говорит нам о нравственности как явлении исключительно 

публичном, но никак не 'сокровенном для себя'.
Ошибка искать и находить личность не в 'социальном', а в 'публичном'. Речь о том насколько 

неискренность - проявляемая человеком в отношениях с людьми бесспорна для него? Ведь эта 

ситуация ни для кого не имеет исключения. Каждый в той или иной степени беззащитен перед 

окружающими. И иллюзия спасения предложена исключительно в лукавстве. При этом он 

становится заложником своей индивидуальности. Или неадекватности?
Последнее обстоятельство в сумме с настоящим текстом заставляет меня презирать себя за 

склонность к словоблудию. Угнетаясь данным своим неосознанным влечением, я хочу отречься 

от себя и поменяться в личностном плане. В идеале, думаю, что хорошо было бы вообще жить 

не зная самого себя. Как при этом должно измениться моё поведение? Быть обусловленным 

исключительно внешними раздражителями? Но своими рассуждениями сейчас я противоречу 

себе, поскольку этим невольно делаю акцент на своем внутреннем состоянии, признавая его - 

в момент когда 'соглашаюсь' следовать той или иной модели поведения - основной 

мотивационной составляющей. Осознавая, что не может быть таких обстоятельств, 

которые позволят мне отказаться от своей личности, могу объяснить написание данного 

текста только указанной склонностью к словоблудию.
Пробиться к действительности можно единственно смирившись с её эфемерностью. Между 

тем, самообман совсем непросто дается...
Мы не знаем, что представляет собой человек - вне наполняющего его личность содержанием 

социума - будучи чистой абстракцией. Поэтому я осмелюсь на утверждение, что средоточие 

личности человека - это его тело. И весь спектр доступных ему внутренних переживаний 

есть следствие преодоления им препятствий связанных с удовлетворением потребностей 

плоти. Отсюда в своём развитии человек единственно, что может сделать относительно 

независимо, так это проигнорировать собственную личность, утвердившись во мнении 

самодостаточности своего тела - предлагая себе жить, только 'мыслями' тела.
Через трансформацию тела можно выйти на требуемую социальную модификацию 

собственной личности. И принципиальное значение тогда приобретает реакция социума на 

твоё преображённое тело, с мгновенным изменением для личности социального контекста. То 

есть твоё отношение к собственному телу обусловливает отношение социума к твоей 

личности. 
Задача состоит в том чтобы, меняя отношение окружающих к твоему телу создать для них 

трудности с идентифицированием тебя. С последующим возможным порождением такой 

ситуацией, которая может явиться основой сюжета 'шпионской сказки'...
Помню как некоторое время назад общественность всего мира была потрясена, случаем с 

немецким программистом Майвесом. Напомню, что в марте 2001 года 42-летний программист 

Майвес у себя дома в Роттенбурге убил Юргена Брандеса, с которым познакомился по 

Интернету. На протяжении следующих нескольких месяцев Майвес употреблял в пищу части 

тела Брандеса. 
Между тем запомнившийся всем в связи с подробностями совершенного им преступления 

Майвес мне представляется фигурой менее значительной, чем по воле прессы скрываемый в 

его тени Юрген Брандес. Дерзость Брандеса, своеобразным образом распорядившегося своим 

телом, отрезвляюще может действовать на любого даже праздно заинтересовавшегося этим 

случаем. Поскольку с именем Брандеса может быть связана модель поведения, абсолютно 

раскрепощающая личность. Представьте себя Юргеном Брандесом настойчивым в своём 

желании быть съеденным как вы почувствуете, что нескованны в своём поведении многими 

условностями, носящими характер социально-нравственного императива; над вашим 

умонастроением перестает с прежней силой довлеть общество. Вот что собственно и 

требовалось доказать.
Зубы сжаты от злости,
Мышцы - кости.
С напряжением снасти
Разрывает на части - боль.
Оторвать и бросить
На куски из плоти - ВСЕМ!
Разделить, разрезать,
Закоптить, чтоб съели.
А потом глистами 
Утолю я славу их мозгами.