Аннотация: "Alice in the Wonderland" с религиозным антуражем.
Город Ветров
Ощущение нестерпимой сырости заставило Терона открыть глаза. Красные сполохи, которые, как ему казалось, были галлюцинацией, метались внутри стеклянного шара, лежащего на металлическом полу прямо перед ним. Терон не мог вспомнить, кто он такой, как здесь оказался, и почему он находится в чужом теле. В том, что это костлявое, обтянутое синюшной кожей, сраженное физической немощностью тело - не его собственное, он даже не сомневался. Прикладывая значительные усилия, Терон напряг шею, повернул голову и осмотрелся. Судя по всему, он оказался в карцере. Его окружали металлические стены, а позади, через чуть приоткрытое окно, на него безразлично смотрел огромный зеленый глаз. От пола подымался белый дымок. Терон бессильно уронил голову на грудь и всхлипнул.
Снаружи что-то грозно зашевелилось и застучало по стенам. Глаз исчез, уступив место темноте, которая рассеивалась лишь благодаря мерцанию шара. Терон обнаружил молоток рядом со своей правой рукой, попытался взять его, но, охнув от неожиданной боли в руке, отпустил - раздался гулкий звук от удара молотка об металлический пол. Преодолевая слабость мышц, Терон поднял молоток и опустил его на загадочный красный шар. Загадка разлетелась тысячей мелких осколков, каждый из которых звенел болью уничтоженного мира.
* * *
- Что за чёрт? - Терон не мог открыть глаза, потому что их не было.
- Думай, - строго сказал голос, - Думай зрением, твои глаза уже открыты.
Оба умолкли, и на какое-то время повисла тишина.
- Я вижу! - восторженный крик резко сменился обескураженным, - О!
Терон узрел собеседника - существо без кожи. Мясистое тело существа было похоже на пульсирующий рубин с когтями вместо ногтей. То, что у людей считается головой, содержало в себе четыре синих глаза.
- Харон, Харон, - возражения Терона вызвали у собеседника улыбку, - Ты привык, что после приветствия следует представление собственного имени. Это верно, но только в том случае, если знаешь, как тебя зовут. Ты своего имени не знаешь, а я тебе его сообщаю. Ты - Харон, я - Нибракс, твой учитель.
- Учитель, - пробормотал Терон.
- Совершенно верно, - кивнул Нибракс, - Тебе в ближайшее время придётся многому удивляться и многому учиться, но я уверен, что ты справишься. Глаза ты открыл куда быстрее остальных.
- Остальных? - растерялся Харон.
- Ну да, остальных, - учитель рассердился, но тут же взял себя в руки, - В двух словах, Харон, ты сейчас находишься совсем не там, где находился всю свою сознательную жизнь. У тебя новое имя, старого я не знаю, а ты не помнишь. У тебя новая внешность, кстати, взгляни на себя, это забавно. Встань.
Невесть откуда в лапах Нибракса появилось аккуратное зеркало, которое он подсунул ученику под нос. Бедолага увидел свой новый облик и героически удержался от потери чувств. Зеркало отразило оскалившийся череп с натянутым на лоб капюшоном. Беглый осмотр себя подтвердил опасения - тело превратилось в скелет, укутанный коричневой робой не первой категории свежести. В костяных руках обнаружилась натуральная коса. Совершенно потрясенный, скелет только и смог, что промычать что-то невнятное.
- Не волнуйся, лилимы - народ не щепетильный, и к харонам они давно привыкли. Новое тело и новое имя помогут тебе быстрее адаптироваться в новом мире, выполнить ту миссию, которую тебе суждено выполнить, и спокойно отправиться обратно.
Подавленный Харон присел, по-хозяйски положив косу на колени, затем, спохватившись, почти брезгливо бросил ее на землю.
- Зря ты так, - укоризненно заметил учитель, - Косы, знаешь ли, на дороге не валяются. Посиди пока, приди в себя, а потом мы пойдем с тобой в Город Ветров, предстоит познакомить с тобой несколько интересных личностей.
Шторм в голове Харона постепенно утихал. Он пытался вспомнить хоть что-нибудь, но не мог, как будто явление Нибракса было первым событием в его жизни. "А что, если это действительно так? - думал он, - Я не могу утверждать, что жил вообще. То, что об этом говорят чувства - не доказательство. В любом случае, ясно только то, что мне придётся познавать нечто новое для себя тогда, когда за спиной сожжены не то, что мосты, а весь континент". Мысли о том, что прошлое его уже не потревожит, успокоили скелета.
Харон откинул капюшон, обнажив череп, и стал осматривать окрестности. Находился он, мягко говоря, в странном месте. Всего в паре шагов зияла непроглядной тьмой Пропасть. Откуда она здесь взялась, Харон не знал, но предположения строил самые смелые. Его самого от Пропасти отделял песчаный откос, который причудливо обвивал темноту и был всюду изрыт норами. Всё указывало на то, что на месте Пропасти раньше была обыкновенная площадь, но потом она куда-то делась. Пространство вокруг заполняли старые деревянные здания, с виду нежилые. Неприглядные домишки с серыми тряпками вместо флагов, будто декорации из средней паршивости вестерна. Выйти с бывшей площади можно было исключительно под деревянными часами, вмонтированными в фасад сквозной часовенки.
Часы показывали без десяти десять вечера, что подтверждало и хмурое небо.
- Знаете, учитель, - подал голос Харон, - я всю жизнь считал, что существуют объективные причины, по которым скелеты не умеют разговаривать и дышать. У них нет голосовых связок и легких. Так отчего же я дышу и веду с вами более менее осмысленную беседу?
- Разве ты дышишь? - удивился Нибракс, - По-моему, нет. Не стоит искать какие-то объективные причины. Запомни первый урок: объективность - понятие субъективное. И если ты разговариваешь, значит, заслужил право голоса. Ты быстро свыкся с тем, что видишь без глаз. Что особенного в том, что ты слышишь без ушей, а говоришь без голосовых связок? У тебя нет даже лица, и отсутствует всякая мимика, но я пойму, когда ты улыбаешься, а когда хмуришься. Ладно, ты осмотрелся? Пойдём, нам пора.
Харон покорно встал, попытался размять кости, как бы цинично это ни звучало, взял косу и последовал за своим учителем, который направлялся к часовне. Идти было легко, никаких неудобств скелет не испытывал. По дороге тот, кого когда-то звали Тероном, продолжил расспросы:
- Если мне не изменяет память, вы упоминали о том, что лелимы привыкли к харонам, так?
- Не лелимы, а лилимы, название пошло от Лилит, основательницы Города Ветров и матери ночного народа. Да, из Пропасти периодически появляются хароны, не больше одной штуки за раз. У каждого из харонов есть своя миссия, часто непонятная окружающим. Выполнив эту миссию, харон исчезает. Бывает, ведёшь Харона по улице, а он ни с того ни с сего испаряется. Общепринята версия о том, что харон превращается в очередной булыжник Вавилонской Башни, но у меня есть сомнения на этот счёт.
К этому моменту учитель и его ученик дошли до часовни. Нибракс знаками показал, что следует молчать, и они прошли под часами в полной тишине. Харон старался уловить специфику этого места, но ничего не почувствовал. Вокруг заметно потемнело. Харон бросил взгляд на небо, затем перевёл на учителя.
- Да, переход под этими часами занимает два часа обычного времени, но проходящим кажется, что прошло секунд пять. А вот и Город Ветров.
Сначала Харон подумал, что стоит у самого жерла действующего вулкана. Потом он понял, что весь этот ослепительный свет - не что иное, как освещение большого города. Город Ветров действительно был похож на вулкан, внутри которого расположены большие и светлые дома, а с внешней стороны понатыканы серые домишки, кривые и жалкие. Нибракс уверенно зашагал вниз, к самому центру города.
Каменистые улицы Города Ветров можно сравнить с теми, что остались в старых районах европейского города Праги. Каждый переулок обладал своей индивидуальной мистической красотой. Забрызганные осенним дождём, тротуары ласково освещались светом фонарей, стилизованных под металлические деревья. Не было видно лишь обитателей этого чудесного места.
- Город Ветров, - рассказывал Нибракс, - Настолько большой, что в нём умещается весь ночной народ лилимов. От основания им правила несравненная Лилит...
- А где она? - перебил Харон.
- Померла давным-давно, - ответил учитель и рассмеялся, - Сейчас городом управляет инквизиторский триумвират - Каа, Ромуальд и Шнапс. Ты с ними еще познакомишься, это весьма специфические типы, но власть в своих руках они держат крепко. Также в наши планы входит повидать Иисуса, хранителя света, если мы, конечно, найдем этого умалишенного. Так или иначе, мимо Страхославной Церкви и ее служителей ты тоже не пройдешь. Ну а пока, - Нибракс показал рукой на двух незнакомцев, идущих к ним, - Знакомься, мои друзья - Рыцарь и Поедатель Лотосов.
Тот, кого звали Рыцарем, по скромному мнению Харона, выглядел крайне отталкивающе, если не сказать - уродливо. Этот лилим был чуть ниже среднего роста, хотя и крепкого телосложения. Лицо обладало сразу несколькими неприятными особенностями: очень длинный нос, словно в обычный воткнули еще штык в три сантиметра длиною; ничем не примечательные глаза, на фоне всего остального также выглядящие убого; губы толстые, шершавые и капризные. Волосы на голове отсутствовали, но лысина была покрыта красными звездами. За ушами и на затылке образовались складки. Одет Рыцарь был в серые штаны и рубаху, поверх которой была надета еще одна, того же покроя, но с коротким рукавом - темно-синяя с вышитыми белыми снежинками. Руки скрывались под кожаными перчатками. На ногах полусапоги красного цвета. На поясе сразу два ремня: один повыше, кожаный, а второй - золотой, мощный.
Что-то определенное о внешних чертах второго друга Нибракса сказать было трудно - лицо скрывала удивительная маска - бело-зеленая - она точно повторяла черты человеческого лица, застывшие в один момент. Ироничная улыбка на устах, ямочка на подбородке, насупленные тонкие брови... Маска хитро крепилась где-то на затылке. На голову, поверх нее, был надет необычный коричневый конусообразный шлем с маленькой вмятиной. Из-под шлема выглядывали то ли волосы черного цвета, то ли мех неизвестного животного. Одет Поедатель Лотосов был буквально по-попугайски - в платье сложной конструкции из разноцветных длинных перьев. Только ближе к ногам перья незаметно перетекали в белую ткань. Красивые зеленые носки с черными росписями прятались в легкие коричневые сандалии. Руки, как и у Рыцаря, были скрыты перчатками, однако в данном случае белыми и изящными. В руке Поедатель Лотосов сжимал огромных размеров цветок лотоса.
- Привет, Харон - сказал Поедатель Лотосов, - Зови меня просто Лотос.
Рыцарь коротко кивнул.
Харон протянул костлявую руку, Лотос отшатнулся. Неловкая ситуация обернулась молчанием, затянувшимся на несколько секунд.
- Мы избегаем соприкосновений при знакомстве, - сухо сказал Нибракс.
- Простите, - пробормотал сконфуженный Харон, - я здесь недавно.
- Всё в порядке, - Лотос был серьезен, - Время пришло. Поспешим, Булгаков умер.
Вся компания побежала вниз по улице, и скелету ничего не оставалось, как последовать за ними, на бегу кляня неудобную косу, норовившую зацепиться за фонари. На бегу Харон обратил внимание на рекламный щит, который абсолютно не гармонировал с окружающей обстановкой. Щит рекламировал экзекуцию и гласил: "Экзекуция, семь бед - один ответ. Для влюблённых. Для смертников. Для тех, кто уже убит, и для тех, кто ещё на старте. Для зверей. Для их фанатов. Для людей. Для тех, кто в них верит. Для тебя. Для нас. Для каждого".
- Мы как раз вовремя, - Рыцарь остановился.
Харон посмотрел на процессию, которая шла навстречу им. Впереди шестеро лилимов, выглядящих как обыкновенные люди, разве что оттенок кожи был тускловат, а одежды чересчур серы, несли гроб. Щелкали затворы фотоаппаратов. Где-то звенели фужеры. Играла бодрая музыка, публика веселилась. Нибракс и его компания отошли в сторону, уступая процессии дорогу. Поедатель Лотосов помахал кому-то в толпе. Последним в процессии шел одинокий мужчина в плаще. Он смотрел только себе под ноги, и, казалось, никого больше не замечал.
- А это кто? - шепотом спросил Нибракса Харон.
- Булгаков, - ответил тот.
- Сын покойного? - снова спросил Харон.
- Да нет, сам покойный, - объяснил учитель.
Харон присел на мостовую и громко, хотя и с усталостью в голосе, сказал:
- Знаете, я правда стараюсь понять всё то, что вижу, но это сложно... Объясните мне, что происходит? Я уже смирился с тем, что я - скелет, появившийся из Пропасти, но почему на похоронах все веселятся, а сам умерший идет вслед за процессией?
Рыцарь захохотал и зашел в ближайший дом. Лотос посмотрел на Харона, как показалось последнему, с сочувствием, хотя маска скрывала всё, кроме иронии. Нибракс вздохнул и сел рядом с Хароном:
- Я понимаю, тебе трудно. Вам, харонам, всегда трудно в Городе Ветров, но, пойми, здесь по-другому нельзя. Ты должен сам все осознать в процессе, никто не нарисует тебе карты города, не распишет его законы. Тебе наш мир кажется сумасшедшим, но для нас он естественен. Как объяснить человеку, что черное - это белое и наоборот? Ходи и смотри. Анализируй. Задавай вопросы. Веселимся мы на похоронах, потому что смерть - это, как бы сказать... переход в другое состояние, понимаешь? Мне очень трудно тебе это объяснять, так как для меня и всех окружающих это кажется ясным, как день. И сколько бы я ни объяснял это таким как ты, каждый раз это представляется невероятно сложным. У нас, в Городе Ветров, лилимы рождаются и умирают только по выбору. Без собственного желания никто родиться или умереть не может. И поэтому оба эти желания Город встречает с пониманием и радостью. Нам есть дело друг до друга. Вставай, нам пора прятаться. Скоро Иисус закроет глаза, а завтра - воскресенье, нельзя появляться на улице.
- За каждым ответом следует вопрос, - улыбнулся Харон, - но я потерплю, пока мы не спрячемся. Ведь скоро Иисус закроет глаза, да?
Нибракс улыбнулся в ответ, позвал Рыцаря, и они двинулись домой к Лотосу.
* * *
Дом Лотоса находился во внутренней части Города Ветров. Двухэтажный особняк был окружен стальным забором, однако стоило войти через калитку, как всё окружающее пространство на глазах менялось. Харон поначалу испугался, не галлюцинации ли буйствуют в его черепной коробке, однако Нибракс успокоил и объяснил, что всё в порядке, мол, так оно и должно быть. Преобразившийся дом Лотоса располагался на дереве. На могучем стволе с раскинувшимися ветками лежал деревянный домик, кстати, оставшийся двухэтажным. Сквозь приоткрытую дверь, вырезанную прямо в дереве, были видны ступеньки, которые чудным образом обвивали все дерево, в том числе и внутри ствола, образуя винтовую лестницу. Крыша дома была покрыта сеном, а из каждого окна торчали ветки с густой листвой, увешанные спелыми яблоками.
Ранее существовавший Город Ветров теперь представлял собой огромное ржаное поле, на котором кое-где виднелась заброшенная техника. Внутри двора рожь тоже была, но основное пространство занимала простая трава-мурава под ногами. В саду там и тут валялись музыкальные инструменты - труба, облокотившаяся о дерево; контрабас, гитара и балалайка, прислоненные к забору; арфа, спрятавшаяся во ржи. Совершенно не казался неестественным большой компас, безуспешно пытающийся скрыться за вполне обычным колодцем.
Друзья полезли наверх. Около входной двери, на лавке, спал полосатый котенок. Черно-белый окрас делал его похожим на зебру. С парадного входа также высовывались ветки с яблоками, поэтому сквозь них пришлось продираться.
Внутри был жуткий беспорядок - валялись инструменты и чистые матрасы. Бытовая утварь была раскидана по многочисленным полкам. Печка-изгой угрюмо примостилась в стороне. Пол покрыт мелким потоптанным сеном.
- Каким образом так меняется пространство? - спросил Харон, присев.
Поедатель Лотосов бережно поставил лотос в угол и стал заниматься какими-то домашними делами. Рыцарь нагло улегся на матрас и, похоже, уснул.
- Видишь ли, если хочешь изменить пространство, тебе принадлежащее, приходится за это платить. У Лотоса нет осязаемого тела. Поэтому он носит маску, все его одеяние держится на одном только духе.
- Любопытно, - заметил ученик, - А что с Иисусом и воскресеньем?
- Гм, - Нибракс взял с пола соломинку и пожевал, - Понимаешь, Иисус, он... сумасшедший. Совсем выжил из ума. Но в то же время он является хранителем света, и к этой своей обязанности он подходит со всей ответственностью. Когда Иисус закрывает глаза, наступает темнота. Полная. И для всех. Ты спросишь меня, что происходит, когда он моргает? Отвечаю - ничего. А воскресенье - это такой день, когда нельзя выходить на улицу, надо обязательно сидеть дома, иначе что-то может случиться.
- Что? - спросил Харон.
- Не знаю, - проворчал Нибракс, - Но на улицах в это время творится что-то страшное. Поэтому мы сидим дома. Воскресенье - самый короткий день недели. Он короче субботы в пять раз. Поговаривают, что Иисус снимает часы, ну те, которые около Пропасти, и проносит их под аркой, и они идут быстрее. Но спросить у него самого не удается, он сумасшедший.
Рыцарь захрапел, Лотос, проходя мимо, ткнул его сандалией в бок. Кажется, Лотос готовил чай. Ученик Нибракса задумался об этом мистическом дне недели.
- У вас сумасшедшие всегда по улицам ходят? - снова поинтересовался Харон.
- Конечно же, нет! - фыркнул Нибракс, - Но это же Иисус, хранитель света! Его нельзя трогать, мало ли что произойдет. Остальных сумасшедших или других каких идиотов, пожелавших рождаться, мы непременно убиваем.
Харон тут же вспомнил рекламный щит.
- А как же "здесь умирают только по собственному желанию"?
- Я не отказываюсь от своих слов, - тряхнул головой учитель, - Но чтобы обладать четко выраженными желаниями, надо иметь разум. А идиоты и умалишенные им не обладают. Желание родиться возникает у них инстинктивно, неосознанно, поэтому их быстро отслеживают экзекуторы и убивают. Таких не хоронят, их вообще считают стройматериалом. Тела идиотов мы перерабатываем на булыжники для Вавилонской Башни.
- Ах да! - вспомнил Харон, - Кажется, тела таких, как я, разлагаются до состояния камней, да? У тебя по этому поводу есть ещё какие-то сомнения.
- Ты утомил меня, ученик, - ушёл от ответа Нибракс.
Харон поковырял косой в деревянном полу и заскучал, пока внутрь не зашел Лотосовский котенок, тот самый, зеброподобный. Любопытное животное залезло к Харону на кости голени и улеглось там.
- Лотос, как зовут кота? - окрикнул Харон, гладя котенка по шерсти.
- Хворост, - звеня посудой, ответил хозяин дома.
- Хво-о-орост, - нежно приговаривал скелет и мял балдеющее животное в руках.
Нибракс о чем-то негромко беседовал с Лотосом. Неспеша истекало время самого странного дня недели - воскресенья. Харон подошёл к окну и попытался увидеть, что творится снаружи, продираясь сквозь листья и ветки.
- День как день, - хмыкнул он, - Лотос, можно спросить?
- Попробуй, - отозвался тот.
- Вы ведь отличаетесь от остальных лилимов, верно? Те, которых я видел на улицах Города Ветров, они похожи на обыкновенных людей. Ну, то есть, таких ничем не примечательных, серого цвета.
- А-а, Харонище, это для тебя они все серого цвета, а мне половина процессии явилась яркими лоскутами одного одеяла. Это одеяло интересных тебе, Харон. Лишишься интереса к кому-либо, и он превратится в серое пятно.
- Хорошо задумано, - прокомментировал любопытствующий и отошёл от окна.
- Так, Харон, - окликнул ученика Нибракс, - выпивай полчашки и оставляй чай стыть. Выпьешь потом, когда скажу. Понял?
Харон кивнул и принялся за чай, отдававший странным цветочным вкусом. "На лотосах заварен" - поморщился Харон.
- Эх-х, хорошо, - Нибракс передернул плечами, - как в старые добрые времена!
- Что ты под этим подразумеваешь? - сквозь зубы процедил проснувшийся Рыцарь.
- А? - не понял учитель.
- Ты сейчас, пуская слюни в чай, посмел вспомнить мифические "старые добрые времена", - разошелся Рыцарь, - Мол, раньше было лучше, да? То есть сейчас плохо? А я утверждаю, что через десять лет ты будешь вспоминать дом Лотоса в это воскресенье, этот чай, заваренный на этих лотосах, от которых блевать тянет, но ты будешь вспоминать и говорить "О, это были прекрасные старые добрые времена". Да что же это за тупая философия тогда? Живи настоящим, делай дело - и твое будущее будет светлее и прекраснее твоего прошлого.
Харон переводил взгляд с Рыцаря на Нибракса и обратно. Нибракс спокойно сидел и смотрел в свой чай. Лотос вздохнул.
- Знаешь, Рыцарь, ты прав, - прервало тишину существо без кожи, - Пусть ты высказался чересчур эмоционально, но, по сути, все сказал верно. Благодарю за замечание, я учту его.
- Сказал бы, я бы нормальный заварил, - проворчал Лотос, - Вы никогда не говорили, что вам не нравятся лотосы.
- Вот так и получается, - ухмыльнулся Нибракс, - что все мы получили свой урок, кроме того, кто должен их получать в первую очередь, - и посмотрел на Харона. А, посмотрев, залился таким диким смехом, что все поневоле дернулись. А Нибракс хватался за живот и показывал пальцем на Харона. Лотос и Рыцарь вскоре к нему присоединились, когда увидели, что Хворост заполз Харону в тело и уснул на ребрах, обвив хвостом позвоночник.
- А куда девается чай? - вдруг спросил Харон.
- Он исчезает, потому что это предназначение чая - сгинуть после употребления. Твои анатомические подробности жидкость не интересуют.
Пока Нибракс спал, Лотос и Рыцарь играли в шахматы, но каким-то неведомым Харону образом. Он никогда не думал, что шахматы могут оказаться такой азартной игрой, в которой оба игрока восторженно кричат на каждом ходу. Однако ни разу Харон не подошел к игрокам, он был занят Хворостом. Усатый хулиган исползал весь его скелет и поточил когти об позвонки.
В один прекрасный момент Лотос громко объявил:
- Допиваем чай, воскресенье закончилось!
Существо без кожи немедленно проснулось и потянулось к кружке, дав понять ученику, что ему следует поступить также. На этот раз, не дождавшись вопроса, Нибракс сам все объяснил:
- Чтобы воскресенье для тебя закончилось, надо непременно доделать незаконченное в воскресенье дело на следующий за ним день. Допить чай проще всего. Ты пьешь чай и убиваешь вчерашний день.
- А если не допить? - любопытствовал Харон.
- Тогда на улице тебя будет ждать воскресенье, а значит, и нечто ужасное.
- Куда мы теперь? - спросил Рыцарь у Нибракса.
- К инквизиторам, - последовал ответ, - Пора познакомить нового Харона с ними.
Рыцарь кивнул. Харон уже выпускал котенка из рук, когда Лотос произнес:
- Да его бери с собой, я не очень привязан к поганцу. Он у меня опавшие лепестки лотосов подъедал. А у тебя хоть какая-то живая плоть под робой будет, - Лотос грустно усмехнулся, - Бери, бери, он все равно к тебе уже привязался.
Харон спрятал Хвороста в своем скелете и благодарно кивнул Лотосу.
- Вот только я тебе посоветую, - сказал Нибракс, когда они уже спустились вниз, - выкинуть животное прямо сейчас в колодец. Поверь мне, Хворост еще сослужит тебе службу, прежде чем превратится в обыкновенного хвостатого спутника.
Скелет, переживая в душе сомнения, взял котенка в руки, слегка потряс, а затем, чувствуя себя убийцей животных, бросил полосатого в колодец.
* * *
Инквизиторы обитали в единственном настоящем уголке природы во всём Городе Ветров. Высокие, с человеческий рост, плюс пару сантиметров, кусты скрывали неестественный прямоугольный прудик. Неестественным его делали детали интерьера, например, душевая стойка, возвышающаяся во весь человеческий рост плюс пару сантиметров плюс еще один, но издали ее видно не было, а значит, тут хитрую роль играл обман зрения. Душевая стойка была не одна - снизу, у самой воды, ее дополнял кран с горячей и холодной водой, давая, таким образом, понять, что пруд - это природная ванна. Юго-западный край этого болотца отличался наличием каменной лестницы, многозначительно уходящей под воду. На поверхность выступали лишь две ступени, не считая корня какого-то дерева.
Внешний облик инквизиторов не удивил Харона. Он даже слегка разочаровался, когда увидел двух бледнокожих лилимов и одного скелета, такого же как он, но в офицерском обмундировании. В руках скелет держал косу, очень похожую на ту, что была в руках у ученика Нибракса.
Другие два инквизитора были похожи между собой, как бывают похожи отец с сыном. Тот, что тучнее, был выряжен в красно-белый клоунский костюм, на голове красовался колпак с бубенчиками. Бульдожьи черты лица не прибавляли ему ни харизмы, ни интеллекта.
Третий инквизитор сверкал глазами из-под капюшона монашеской робы. Он стоял чуть впереди двух других, Харон предположил, что этот и является первым среди равных.
- Тот, что в рясе - Каа, - объяснял учитель по дороге, - Хитрости у него больше, чем ума, а яду в жилах хватит на то, чтобы гадюки в пустыне удавились от зависти. Толстого клоуна зовут Ромуальд, крикливый и капризный. Скелет, что так похож на тебя, зовётся Шнапсом. Испортит жизнь, не проронив и слова. Они все со странностями...
Троица стояла, молча взирая на посетителей. Шнапс совершал жевательные движения.
Каа развернулся и встал позади Ромуальда, шепнув что-то клоуну на ухо. Ромуальд покивал головой, и бубенчики на его красно-белом колпаке немелодично зазвенели.
- Господа рабы! - визгливым голосом обратился Ромуальд к пришедшим, - Не могли бы вы изложить свои требования в устной форме, а затем немедленно сдаться властям?!
- Ваше демиурчество, - обратился Рыцарь к инквизиторам, - Давайте оставим пафос для другого случая, мы к вам с вполне обыденным событием - у нас новый Харон.
Шнапс перестал жевать. Харон не мог отделаться от ощущения, что скелет-инквизитор смотрит на него. Ромуальд замычал что-то себе под нос.
- Вот как, - поспешно оживился Каа и отпихнул коллегу в сторону, - И он, как вижу, уже познакомился со своим дядей? А?
Харон посмотрел на Нибракса.
- Гм, - кашлянул учитель, - Да, Харон, я забыл тебе сказать... Я - твой дядя.
- Как это может быть? - не понял новоявленный племянник.
- Я вообще родной дядя всем харонам. Так уж получилось, - пожал он плечами, - Поверь, что разбираться в этом родстве ничуть не легче, чем понять суть мироздания нашего Города.
- Да, да, да - прошелестел Каа, - Перейдем же немедленно к обсуждению куда более важных вопросов. Но сперва, - он поднял вверх указательный палец, такой же невыносимо бледный, как и все его тело, - Мгновенья мудрости от Шнапса.
Из рукава балахона высунулась рука и указала на скелета в милицейской форме. Шнапс постоял секунды три без движения, а затем стал активно щелкать нижней челюстью, не издавая при этом никаких звуков, кроме непосредственно костяного хруста. Ромуальд слушал его с затаенным дыханием. Харон огляделся и увидел по реакции друзей, что те тоже ничего не слышат, но не находят в этом ничего удивительного.
- Что же он сказал? - спросил Харон у Каа, когда Шнапс закончил щелкать.
- Пленус вентер нон студет либентер, - сказал Каа, - Вы что же, латыни не обучены? Так вот, о вашем, Харон, предназначении... Стойте, что это за звук?
Над прудом пронесся шелест и хлопанье крыльев. За звуком последовало изображение - к стоявшим на больших крыльях с небес спустился нагой Ангел. Узкоглазый нудист с рыжими кучерявыми волосами. На грубом и местами мешковатым лице глаза-щелочки смотрелись, как сливы на помойке.
- Да ебт! - возмутился в ответ Рыцарь, - Мужик с крыльями, который зовет себя Ангелом, вот он кто. Если я надену шутовской колпак, засуну себе вместо мозгов испражнения Шнапса и начну нести всякую чушь, называя себя Ромуальдом, я от этого ведь таким идиотом не стану!
Харон бросил взгляд на пресловутого Ромуальда, но тот никак не отреагировал - то ли не услышал, то ли не захотел услышать обидную реплику.
- Страхославная Церковь требует немедленно, - тут крылатый взял короткую паузу, - выдать ей смутьяна и мыследея - Харона костлявого!
- С мягким знаком! - прыснул Рыцарь, а обсуждаемого Харона от этой реплики бросило в дрожь, словно он где-то слышал ее очень давно, и даже не в Городе Вольных Ветров.
- А на каком основании? - снова поинтересовался Нибракс.
Инквизиторы переводили взгляд с Нибракса на Ангела, словно наблюдали партию в пинг-понг.
- Согласно нашим священным писаниям, - Ангел грациозно пошевелил ушами, - новый Харон принес с собой в Город Ветров внушающие ужас катаклизмы. От лица Страхославной Церкви и всех жителей нашего славного Города я стремлюсь оградить потенциального убийцу от невинных.
- А с чего это ты тут за всех жителей Города решаешь? - вступился вдруг Каа.
- Согласно нашим священным писаниям... - начал было Ангел.
- Которые ты написал вчера за чашкой чая! - рявкнул Рыцарь. На его плечах уже повис Лотос, сдерживая и успокаивая друга.
- Так ли я понимаю, что вы отказываетесь выдать Страхославной Церкви смутьяна и мыследея на суд ее справедливый? - грозно свел брови крылатый.
- Говно-вопрос, - улыбнулся Нибракс.
- Тогда предупреждаю тебя, Нибракс, - сверкнул глазами кучерявый, - ждет вас всех кара страшная. Будете ползать и бояться, бояться и ползать, но так и не наступит в ваших сердцах всепрощающий страх!
И улетел на этом.
Полминуты постояли в тишине.
- Грач чесоточный! - сплюнул Рыцарь, - Объедки на крылышках!
- Меня волнуют в данный момент даже не его крылышки, - поделился Нибракс, - а его мыслишки. Впервые на моей памяти Страхославная Церковь забеспокоилась на тему Харона. Видать, твое предназначение, племянник, как-то связано с их деятельностью.
- Да, об этом написано где-нибудь в их священных писаниях, - оскалился Рыцарь.
Инквизиторы продолжали стоять и внимательно смотреть на обсуждающих.
- Что теперь, дядя? - спросил Харон и сам поразился, как необычно и красиво звучит это незнакомое ему доселе слово "дядя".
- А теперь, племяша, мы отправимся к двум величайшим гениям нашего Города, - хищно усмехнулся учитель, - лучшие умы среди лилимов. Два духовных брата. Доктор Менгеле и Доктор Ницше.
Харон брезгливо посмотрел на алкоголика-кукловода. Тот сидел на скамейке перед сверхоборудованной лабораторией в грязном тряпье, с небрежно наложенным на лицо синюшным гримом в тон растрепанным синим волосам. Вокруг кукловода ходили злые и агрессивные куклы-уроды. Особенно выделялась рыжая девочка в платье из абажура, держащая на поводке жука-переростка.
- Чем сейчас заняты Доктор Менгеле и Доктор Ницше? - терпеливо спросил Нибракс.
- Никак нельзя, - повторял кукловод, - Ихние умнейшества работают над сверхчеловеком, человеком.
- Грязный каракум, - рассердился Рыцарь, - Жаль, нельзя тебе руки к ногам пригвоздить.
- Никак нельзя, - печально согласился кукловод.
- Нибракс, может, мы с сердитым до Курчавого добежим? - спросил Лотос.
Нибракс кивнул и добавил:
- Я племяннику сейчас картинку покажу, а потом мы вас догоним.
Нибракс потащил Харона за руку к стенам лаборатории и указал на картину, висящую над стальными дверьми, как у европейского лифта.
- Это единственная живопись во всем Городе, - благоговейно прошептал Нибракс, - вдохновляет докторов на их специфическое творчество.
Харон во все глаза смотрел на картину, на которой было два изображения. На первом - костлявыми пальцами высохших рук люди цеплялись за крылья Черноглазого Ангела. Он сам по себе был красив - могучего телосложения, гордо выпрямившись, стоял он, опираясь на меч. И сияли в свете солнца абсолютно черные глаза. Пальцы людей сжимали его крылья, пачкая перья грязью. И голодными глотками кусали люди воздух, ободранными ногтями царапали крылья. Ангел Черноглазый смотрел на людей, смотрел на яростное солнце, что топило льды и убивало икаров.
А на втором изображении уже обнажил он крылья, рассыпав перья в грязь. И руки тех, кто крепче всего держал Ангела, обагрились кровью. Взмыл в воздух в своем истинном облике не Черноглазый Ангел, но Демон. Величественно парил он, сжимая в когтях косу. В последний раз смотрел он на солнце, и скоро взлетит на самую верхушку Вавилонской Башни.
- Впечатляет, - выдохнул Харон, - А кто такой Курчавый?
- Старый пень, - ответил дядя.
- Человек? - уточнил Харон.
- Я же сказал - пень, - в голосе Нибракса прозвучали нотки раздражения.
И они пошли, огибая лабораторию, пока не попали на задний дворик с густым кустарником, огороженным колючей проволокой. Лотос и Рыцарь сидели около Курчавого. Для пня, надо сказать, он был слишком худ, скорее напоминал сруб дерева. В деревянных изгибах угадывалось лицо, искореженное морщинами. В "живот" Курчавого был вбит гвоздь - ножкой и шляпкой. Гвоздь поддерживал колючую проволоку.
- Как дела, Курчавый? - спросил Нибракс, - Познакомься, это мой новый племянник.
- Я даже знаю, как его зовут, - с грустной иронией зажмурился Курчавый, - Послушай меня, племянник Нибракса.
- Я слушаю, - сказал Харон и присел рядом с остальными.
- Я с детства заколот этим гвоздем и лишен радости, - начал скрипеть Курчавый, - Но рядом со мной есть и другие деревья-узники. Они не умеют говорить, но я их понимаю. Мне казалось, что я умнее их, но никогда я не пытался ставить себя выше их, потому что не считал себя более достойным. Пока однажды сюда не пришли те, живые. Неприкованные. Они веселились и грустили вместе со мной, и я был счастлив. Но потом пришел дровосек и занялся дровосексом. В ужасе мои друзья разбежались, чтобы не угодить под топор. И я снова остался наедине с этими трухлявыми. А мораль этой басни, Харон, не в том, что дровосек - урод, понимаешь? Мораль я сам не так давно понял. Дело в том, что неприкованные веселятся не потому, что они не прикованы. Нет. Они не прикованы, потому что веселятся. А я рожден с гвоздем в пузе. Так что это не дровосек - урод, а я. Деревянный философ. Стой, кто идет?
Харон обернулся и увидел пришедших по их душу - Ангела и целое стадо Заблудших с пустыми глазами. Элита Страхославной Церкви. Заблудшие - люди с бессмысленным взглядом и протянутыми руками напоминали зомби. Ангел также наг, но теперь еще и грозен - с огненным мечом в руках, указал на Харона и произнес:
- Мы забираем Харона.
- Харона живым не отдавать, - рявкнул Нибракс, - Отступник и предатель!
Дядя Харона, судя по всему, небеспочвенно обвинял Ангела, сверкая синими глазами. Заблудшие сделали один шаг вперед. Нибракс взревел и, оттолкнувшись от Курчавого, прыгнул на Ангела, изрыгая проклятия.
Курчавый захрипел и подался вперед, колючая проволока звякнула. Забор припал к земле. Лотос и Рыцарь немедленно втащили Харона за ограду, оставляя уже бесчувственное тело Нибракса лежать на земле.
Лотос, Рыцарь и Харон побежали сквозь кусты прочь, а Курчавый вновь захрипел и поднял забор обратно. Рассерженный Ангел яростно ударил по Курчавому мечом, безнадежно отсекая от него половину, через минуту от деревянного философа остались лишь щепки.
* * *
- Где мы? - спросил Харон.
- Безлюдная площадь, - ответил Лотос, - Здесь надо подумать.
Харон устало кивнул, он был слишком встревожен, чтобы спрашивать, почему думать надо именно здесь.
- Харон, - позвал Рыцарь, - Ты знаешь, как умирают лилимы?
Харон внимательно посмотрел на друга своего дяди и впервые увидел, чтобы его глаза были наполнены тоской. В них больше не было огня.
- Вот именно, - грустно улыбнулся Рыцарь, - Так было всегда. Ты сам видел похороны Булгакова. Но в Городе Вольных Ветров существует поверье... Нет, я бы даже сказал - теория. Теория о том, что происходит с лилимом после его прыжка в Пропасть. На этот счет есть два мнения - либо лилим просто исчезнет, либо его ждет другой Город. Но знаешь ли ты, Харон, кто ждет его в том Городе?
- Лилит? - предположил Харон.
- Что? А, нет, - хмыкнул Рыцарь, - Хотя версия интересная. Нет, там лилима будут ждать только его друзья, неинтересных ему не будет, а все враги превратятся в слепых невидимок. И в том Городе я буду знать ответы на все интересующие меня вопросы. Получу безграничные возможности. Для меня всегда именно это являлось главной целью - познавать и совершенствоваться. А для этого всего-то и надо - соединиться с Пропастью.
- Что-то больно легко, - не поверил Харон.
- Естественно, - кивнул Рыцарь, - Я думаю, что надо будет заплатить какую-то цену перед Пропастью. Как при постройке наших домов, только гораздо серьезнее. Или, может быть, придется доказывать, что ты достоин того Города. В любом случае, я хочу рискнуть.
- Что?! - Харон не верил отсутствию своих ушей, - Прямо сейчас?! Когда в руках у этого пернатого мой дядя и твой друг?!
Лотос не поддержал бурной реакции Харона, он спокойно достал откуда-то маленький лотос и стал его задумчиво жевать.
- Именно сейчас, - меланхолично ответил Рыцарь, - В Пропасти меня ждет твой дядя. И там же ждешь меня ты, самый лучший из харонов. Я давно уже обдумываю свой уход в Пропасть и считаю, что лучшего момента, чем сейчас, мне не найти. Нибракс все поймет, если тебе удастся вытащить его. И вообще, если тебе и надлежит исполнить свое предназначение, то без меня. Прощай.
Рыцарь встал, прошел мимо ошарашенного Харона и долго смотрел в глаза Лотосу, прежде чем молча удалиться.
- С тобой он попрощался словами, - Лотос дал ответ на незаданный вопрос, - Со мной - тишиной и взглядом. Наша дружба сильнее, ты понимаешь.
- Пойдем к Ницше и Менгеле? - спросил Харон, - Надо что-то предпринимать, притом - быстро.
- Я пойду в другую сторону, - Лотос выплюнул остатки лотоса, - Для меня жизнь в Городе окончена.
- Да вы все сговорились, что ли? - заорал Харон, - Ты-то куда? Почему?! Нибракс только мне дорог, что ли?!
- Посмотри на меня, племянник Нибракса, - сказал Лотос, - Из чего я сделан? Каков мой облик? Мое лицо - одна сплошная маска. Она меняется в зависимости от того, как на нее упадет свет. При каждом изменении она ссыхается. Краска и трещинки превращаются в пепел. Мое лицо - это один сплошной пепел. Поверх пепла маска, поверх маски пепел.
- А душа у тебя есть? - зло бросил Харон.
- Моя душа - это тропический лес, - Лотос продолжал философствовать, - Чужой топор не касался этих деревьев. Только свой собственный. Каждый день, - он сделал паузу и продолжил, - Для меня Нибракс пленен. Рыцарь ушел. Пора и мне покидать Город и начинать новый цикл существования. Не суди меня, и тем более, себя. Помни, что у тебя есть предназначение, которое ты волен исполнить. Ты уже сделал первый шаг, внеся в наш мир разрушение, теперь созидай. Я попрощался с тобой словами. Наша дружба сильнее, ты понимаешь.
Лотос развернулся и действительно куда-то направился.
Харон стоял и слушал тишину, наполнившую безлюдную площадь. Он судорожно пытался найти решение, оставшись один на один с этим до сих пор непонятным ему миром. Свет вдруг резко моргнул.
- Иисус! - хлопнул себя по лобной кости Харон.
И побежал по старым улицам Города Вольных Ветров. В переулках мелькали тела лилимов, причудливые и непохожие одно на другое, все смешивалось перед взором бегущего - хвосты, копыта, рога...
Он выбирал путь инстинктивно. Но ведь в таком деле не важно, куда бежишь, главное, что у тебя есть цель, и надо двигаться. Так или иначе, ты ее достигнешь. Вы скажете, что можно попасть в тупик. Да. Но Харон бежал именно от тупика, бежал по направлению к цели.
* * *
Иисус сидел в маленьком бассейне и часто моргал. Его отвратительно худое тело было перевязано скакалкой. Торс гол, бедра обвязаны простынею. Руки он держал так, как будто что-то ощупывал вокруг себя.
- Иисус! - бросился к нему Харон, - Помоги мне, Иисус!
Только сейчас он заметил, что из глаз старика текут слезы. Медленно капали они в бассейн с водой.
"Помоги мне, Иисус".
Наступила кромешная тьма. В панике Харон нащупал каменный борт бассейна и, скрючившись, положив косу под голову, улегся. Сквозь тьму до него доносился убаюкивающий плач Иисуса.
"Хорошо, что завтра - не воскресенье", - подумал Харон и уснул.
* * *
- Доброе утро, - печально прозвучало приветствие над ухом Харона.
Он открыл глаза и увидел Иисуса, сидящего в прежней позе, однако слезы на лице высохли и не появлялись более.
- Да уж, - буркнул скелет, - Помоги мне, Иисус.
- Я не могу помочь тебе, - ответил старик, - Я помогаю всему миру, храня свет и тьму в своих глазах. Мой разум блуждает, мои глаза напряжены, с тобой только мои уста. Спрашивай, а я отвечу.
- В чем заключается религия страхославия? - спросил Харон.
У хранителя света дернулся левый глаз. Лицо исказила гримаса боли.
- Страхославие - это религия, построенная на использовании людского страха.
- Людского? - переспросил Харон, - А не лилимского?
- Лилимы не боятся, - объяснил старец, - Поэтому моего ученика окружают Заблудшие - лилимы, ставшие людьми.
- Твоего ученика? Ангел - твой ученик?
- К сожалению, да, - кажется, Иисус не любит пояснять без наводящих вопросов.
- Ты учил страхославию Ангела? - вновь задал вопрос Харон.
- Когда я еще не был хранителем света, - начал повествовать Иисус, - Я ходил от Города к Городу со своими глазами, со своим разумом и своими устами. Я видел, я думал, я говорил. В одном из Городов мне повстречался крылатый юноша, которому я дал имя Ангел. Он стал моим учеником, внимательно слушал мои речи, никогда не спорил. А однажды ушел от меня без объяснений, основав в тот же день Церковь Страхославия. В то воскресенье я для себя ослеп.
- Что делают Заблудшие? - спросил Харон.
- Они боятся, - ответил Иисус, - Боятся наступления тьмы, которую я творю. Они вгоняют себя в состояние дикого, почти животного ужаса в надежде, что таким образом спасут свои человеческие души.
- И ты этому учил?! - возмутился Харон.
- Я не учил этому, Харон, - ответил Иисус, - Я учил другому. Мои слова были поняты моим учеником иначе. Чему учил я - мне уже неизвестно, мой разум не здесь, племянник и ученик Нибракса. Но теперь боюсь и я. Боюсь, что единожды допущенная мною ошибка - ошибка в выборе ученика - обернется катаклизмом для нашего мира.
- Как вы все боитесь катаклизмов, жители Города Вольных Ветров, - зло бросил Харон, - Вам следовало бы бояться своего болотного постоянства.
И Харон твердо зашагал прочь от бассейна.
- Куда ты? - крикнул ему вслед старец.
Харон остановился и бросил через плечо:
- К матери катаклизмов в вашем Городе. И к моей матери. Я иду к Пропасти и буду прощаться с ней глазами. Наша дружба сильней, ты понимаешь.
* * *
- Смотри на меня, - обращался Харон к Пропасти, - Смотри на меня так же, как я смотрю на тебя. Я не лилим, и мне не суждено отправиться на поиски разума Иисуса в чужие воспоминания. Дай мне ответ, Пропасть.
Пропасть молчала. Но - смотрела.
Песок под ногой Харона начал осыпаться, и скелет успел пожалеть о том, что не остался на деревянных подмостках, а спустился ниже. Харона неумолимо тянуло вниз, роба шелестела, облепленная отчего-то мокрым песком. Но Пропасть не принимала случайных гостей. Сюда шли только хозяева своей жизни.