Немного небритый моложавый субъект стоял у окна своей небольшой квартиры и, то ли наслаждался, то ли возмущался пасмурным и туманным Стокгольмским утром. Из одежды на нём были только джинсы, из которых вверх торчал нескладный худощавый полу мальчишеский торс. Хоть угадать его настроение было делом затруднительным, но отметить что "завтракал" (на мысль о том, что чашка кофе и сигарета были завтраком, наталкивало убранство квартиры состоявшее, кроме кровати, из музыкальных инструментов, компьютера и огромных бумажных кип, разбросанных по всей площади квартиры) он с большим удовольствием было довольно легко. На кровати, не без изящества, возлегало обнажённое тело довольно привлекательной даже в столь ранний час молодой особы. "Малыш", видимо убедившись, что вид снаружи квартиры его менее вдохновляет, нежели внутри устроился на подоконнике так, чтобы взгляд его ласкал тело спящей. Всю эту вдохновенно-творческую идиллию нарушил телефонный звонок выведший "Малыша" из утреннего транса и разбудивший его "girlfriend".
--
Гунилла, возьми трубку, - недовольно пробурчал он, досадуя на столь раннее вмешательство в размеренный утренний кумар.
--
Сам возьми, - раздался из недр подушки довольно приятный девичий голос.
--
Ни один идиот мне в такое время звонить не будет, это точно тебя.
--
Алло, - пробормотала Гунилла, бросив трубку на подушку так, чтобы можно было одновременно продолжать спать, но вроде бы, как и разговаривать по телефону.
--
И кто же этот идиот? - поинтересовался "Малыш".
--
Это Кристофер, нехотя бросила Гунилла, "предвкушая" новые издевательства "Малыша" по окончании разговора, и углубилась в дальнейшее выдавливание утренне-телефонных "мдя" и "угу". Но она недооценила "Малыша", - издевательства начались за несколько секунд до окончания телефонного монолога Кристофера.
--
Что, твой имбицил братец опять обрюхатил мою сестру?
--
Это ещё вопрос, от кого беременна эта потаскуха Бетан.
--
Да, - угрюмо произнёс "Малыш" досадуя на некоторую поспешность в высказываниях относительно брата Гуниллы, - хорошее начало хорошей утренней беседы...
--
Сам первый начал.
--
Ну, прости, подлизываясь, промурлыкал "Малыш"... хочешь кофе? И по одобрительно радостному кивку Гуниллы он понял, что это будет соразмерная плата за "оскорбление" брата, который до того, как он сошёлся с Бетан был нелюбим только в семье Гуниллы, "Малыш" бодро проследовал на кухню.
2.
Думаю, все вы узнали персонажей первой части нашего повествования и с нетерпением ждёте появления человечка, чьим именем назван рассказ.... Подождите, ещё немного!
День "Малыша" прошёл в обычных перемещениях из студии в издательство, из издательства на радио, оттуда на телевидение, в газеты, журналы словом по тем местам, где "Малышу" были далеко не рады как "начинающему таланту" и в лучшем случае провожали его сочувственной полуулыбкой. Единственное, чего ему весь день хотелось, так это завалиться на диван и посмотреть какой-нибудь хороший фильм, устроившись в объятьях любимой Гуниллы, словом уйти от этой жестокой реальности потому как сил больше не было.
3.
Именно так он и сделал, придя, домой. И когда в один из самых ностальгических моментов кино эпоса "Малыш", случайно, позволил себе обмолвиться чем-то вроде: "а помнишь, как хорошо было в детстве?" за окном зажужжал знакомый всем нам, но давно забытый "Малышом" звук пропеллера.
--
Что за фигня? - пробормотал возмущённо "Малыш", - Вертолёты? У нас?
--
Да странно, - соглашаясь с ним, отметила Гунилла.
И не успели они обменяться своим удивлением, как в закрытое окно, что-то с силой врезалось, но, не смотря на это, как не разбило окно, так и не свалилось вниз с высоты их восьмого этажа, а продолжало жужжать в сумерках города на уровне окна... "Малыш" не то чтобы с испугом, но с сильным недоверием подошёл к окну и нехотя отпер его. В его проём, улыбаясь так, что улыбка занимала добрую половину окна, спикировал человечек, да какого чёрта я зову его человечек, если все уже давно знают, что это мог быть только лишь никто иной, как "Карлсон который живёт на крыше".
4.
Время изменило его не меньше чем "Малыша", даже, прямо скажем, - больше. Начиная с внешнего вида: он был довольно сильно небрит, отпустил весёлый хаер, который, однако, прикрывал замшевый берет, зачем-то, видимо для солидности, нацепил на нос очки, одет он был в кожаный кардиган и, свойственные всем людям с неутомимым оптимизмом, жаждой жизни и приключений, штаны в разноцветную клетку. Довольно интересным штрихом ко всему были майка с портретом Че Гевары и ботиночки на немаленькой платформе, видимо комплекс маленького роста всё-таки слегка затронул его. Поведение же Карлсона, а так же его манеры и речь претерпели ещё большие изменения.... Не верите? Судите сами...
--
Что господа, обдристались? - захихикиваясь выдавил Карлсон, глядя на обомлевших "Малыша" и Гуниллу, - как жизнь, красотка? - Уже обращаясь только к Гунилле, с которой у них с детства были сложные отношения.
--
А-а-а-а в-в-вы, собственно кто? - заикаясь, выдавил из себя "Малыш" первым обретший дар речи.
--
Не ну вы - "сэр" и гоните... Сколько крыш вместе облазили.... Какой километраж налетали.... В какое только дерьмо не влезали вместе и вот те на... кто? "Пэппи длинный чулок" в пальто!!!
--
К-к-к-карлсон? - в один голос, заводясь как дряхлый автомобильчик, произнесли "голубки"...
--
Что здесь делаю? ... Ну, вы, блин, даёте.... По вам - обормотам соскучился... Ностальгия, знаете ли...
Карлсон деловито обследовал скромное жилище "Малыша" и Гуниллы, скептически скривился и изрёк...
--
Да-с, живёте не ахти! Пожевать, конечно же, ничего нету?
--
Там, кажется, колбаса в холодильнике...начал было оправдываться "Малыш"...
--
Дожили...если что-то и меняется у вас, то к худшему... раньше хоть на сковородке и тёплая...
--
Ну, извини...не ждали...
--
Не ждали... не ждали, - перекривлял Карлсон, вы должны были надеяться... - дальше следовала всем известная тирада о, всеми любимом Карлсоне и о том, как следовало его ожидать... Ладно... фигня "братья Апачи" одевайтесь, будем гудеть!!!
5.
Вся троица ввалилась в квартиру да-а-алеко за полночь, все были до невозможности пьяны и столь же веселы. "Малыш", несмотря на свою неким образом причастность к арт-тусовке и не подозревал, что в Стокгольме есть такое огромное множество интересных мест.
Карлсон же, по всей видимости, видал и не такое.... За время прошедшее с их последней встречи Карлсон стал известнейшим, даже культовым художником в Нью-Йорке, его выставки были повсюду, даже в Стокгольме была, но "Малыш" не очень интересовался живописью, видимо зачатки этого посеял сам Карлсон, своей первой картиной "Портрет моего кролика", но видимо всему остальному человечеству она, и ещё много других пришлись по вкусу, что привело к тому, что Карлсон стал феерически, как он сам обмолвился, богат. "Малышу" же оставалось лишь пожаловаться на свои первые, неудачные с финансовой точки зрения, опыты покорения мирового Олимпа...
--
Да... ик... брось ты... ик, - изрёк Карлсон, утешавший хоть в общем весёлого, но с, сильно въевшейся в него за время безрезультатных скитаний по порогам "сильных мира шоу бизнеса", грустинкой "Малыша".
--
Да я не грущу... так...
--
Пойми ты... ик... это всё бабки... ик... а у меня... ик... их немерянно... Будешь ты звездой!..ик... Я сказал!!!
Второй раз за вечер малыш произнёс что вроде: "а помнишь как тогда"?
Карлсон перестал икать и сделался не в меру серьёзным для своей шарообразной наружности.
--
Ну, ты, блин, даёшь... Ты чего?.. Разве такое забывается?.. Мдя-я-я-я совсем пацана зашугали.... А хошь... сейчас полетаем?
--
Тебе пьяным за руль нельзя!
--
А у меня руля никогда и не было... Я сам себе руль.... Летим?
--
Конечно, - радостно воскликнул "Малыш", а ты меня потянешь?
--
Ну, я ж не только картины писал пока ты тут "фигнёй страдал", - с упрёком буркнул Карлсон, - за собой тоже следить успевал, качался!!!
--
Ну, тогда без проблем...
Карлсон стал на подоконник, взвалил "Малыша" к себе на плечи и.... Хотя стартанул он так, что сначала у "Малыша" в голове мелькнула фраза,: "какая нелепая смерть", но за то после так мощно стал набирать высоту, что "Малышу" показалось, что он сидит за штурвалом небольшого авиалайнера.... В этот момент Гунилла вошла в комнату и от увиденной картины опрокинула поднос с кофе...
--
Эй вы... вы куда... а ну вернулись быстро... я кому говорю... тоже мне алкаши-каскадёры!!!
--
Гуниллочка, мы немножко полетаем и скоро вернёмся, - крикнул малыш в проём удаляющегося окна с, обалдевшей от увиденного, Гуниллой.
6.
Они летели под звёздным шатром Стокгольмского неба, мимо немногочисленных огоньков, не спящих окон, мимо пульсировавших огнями центров ночной жизни, мимо всего, что не имело полного права называться сказкой...
--
Ну, как? Клёво? - спросил Карлсон.
--
Да-а-а... вечность так не летал...
--
А то...
--
Кстати, у вас в салоне курить можно?
--
А ты всё такой же гадкий, - съязвил Карлсон, - мне пыхтеть, а тебе как всегда кайфовать, да? Ладно, кури, дашь пару тяг...
Так они летели, болтали о всякой всячине, курили и им обоим, даже Карлсону, не говоря уж о "Малыше" казалось, что не было этих долгих лет разлуки, не было той взрослой жизни, в которую они втянулись не по своему желанию, не было тех взлётов одного и падений другого, был только их общий полёт по ночному небу шведской столицы, полёт "Малыша" и "Карлсона, который живёт на крыше" давних и неразлучных друзей...