Вкус молока. Изгиб женской груди, оканчивающийся нежностью соска. Обрывками эротических снов и рекламациями политических партий. Гудит под морщинами проблемной кожи лба. С ленцой перемешиваю содержимое хайболла. Вынул пластиковый цилиндрик с гибким оконечником. Уронил капельку коктейля с трубочки на язык, взъерошил волосы на голове. Вкус молока. Жажда эротичности в полоске розовых носочков между брюками в обтяжку и коричневыми мокасинами. Жажда эротичности шерстит каждую клетку моего тела как автоматическая проверка орфографии в текстовом редакторе. Сумбур и печаль. Сумбур и измена. Сумбур и оральные ласки. Тепло внутри. Наподобие подснежников, зреющих внутри мертвого сугроба. Жажда чуда и денежной массы. Слово "масса" очень прочно ассоциировано со рвотой. Желание чуда на мгновение пропадает. Вкус молока все навязчивей. Это как старое кино. Приглушенные краски голливудских мелодрам. То, что однозначно описывает понятия "Бродвей" и "мюзикл". То, что однозначно непонятно и занудно. Занудно и, может, красиво?
Однозначного объяснения не требует. Как не требует объяснений наивный идиотизм библии. Как не требует объяснений наивное ожидание светлого будущего. Великого Мессии. Бесплатного всеобщего счастья. Желательно, чтобы мое демократичное счастье было счастливее счастья соседа. Желательно, чтобы вкус молока присутствовал во всем. В эгоизме счастья. В курчавом лобке подруги. В прогнозах биржевых аналитиков.
Вкус молока. Так же неактуально, как и все сказанное и сделанное. Неактуально своей неактуальной природой и многоликой возможностью реализации. Взбивание сахара и сливок. Сметанный крем порочных вожделений утопии. Модель американского образа жизни единственно правильный выбор. Выбор, берущий истоки в нежелании делать больше, чем того требуют хлеб и зрелища. Вкус молока из пакета TetraPak.