Это было невыносимо. Легче было бы поговорить с совершенно незнакомым человеком, чем с собственным мужем. Они сидели за столом, стараясь не смотреть друг на друга, и пили чай. Уже четвёртый чай за утро. Как-то подступал момент, когда один из них не выдерживал и спрашивал: "А может, чайку?" - на что другой отвечал: "Да, да, с удовольствием". От этого чая у них в животах уже булькало - а ведь воду в баклажках следовало экономить. Её осталось немного, а в кранах сухо, как в бутылках в квартире алкаша.

Пытались поговорить на нейтральные темы, но ничего не выходило. С другой стороны, никто из них не хотел касаться этого - самого главного - опасаясь, как бы не стало ещё хуже.

О, куда ещё хуже, - думала Агнешка.

Краем глаза она продолжала наблюдать за Робертом. Он вёл себя странно. Он или глядел на неё глазами побитой собаки, которая снесёт всё, лишь бы пани его погладила, или же выпрямлялся, и смотрел на неё с ненавистью и презрением - лицо его становилось мрачным. Иногда он тоской поглядывал на свои кисти. Агнешка понятия не имела, что обо всё этом думать. Она понимала, что между ними никогда больше не будет, как раньше, но, несмотря на это, она не допускала и мысли, что этого не будет вообще. Вчера, когда он спустился вниз, такой сокрушённый, её это утешило - ведь до того она бродила по лестничным клетках в полной уверенности, что их отношения оборвались внезапно и окончательно.

Но теперь, когда она наблюдала за этими вспышками гнева и вспоминала то идиотское, ночное "ты моя" - она чувствовала, как холодный паук страха пробегал по её спине. Разве это тот самый человек, который в Олецко переносил её на спине через реку, чтобы она не промочила ног? Тот самый, который всегда был готов подурачиться, поприкалываться и любую проблему обратить в шутку?

Тот самый, который кричал, что ему в хуй не тарахтела её тупая беременность?

Это какое-то сооружение дьявола, - подумала она. - Этот дом. Всё началось с того, как они переехали. Сначала труп, потом подвал, происшествие в лифте, рисование, жуткие рисунки, проблемы с работой, замкнутость, ужасная вчерашняя ссора...

- Пойду прогуляюсь, - сказала она.

Он поднял бровь, не зная, что ответить.

- Не переживай, это не провокация. Вижу, что ты изо всех сил стараешься не тянуться к кистям. Ладно, можешь порисовать, а я пока навещу Виктора и Камила. Они, наверное, сейчас сошлись и продолжают пытаться открыть дом.

Роберт поёрзал на стуле.

- Но он заходил к нам, этот самый Виктор. Он сказал, что собрание состоится только вечером. Кроме того, мне правда больше нравится сидеть с тобой, чем рисовать.

Ей стало горько. Ей бы хотелось, чтобы он был с ней искренен. Как когда-то.

- Давай ещё раз спрошу. Будем сидеть тут дальше и пить чай до посинения, или я пойду... на прогулку, так скажем, а ты пока сможешь порисовать. Что выбираешь?

- Тебя силой, что ли, удерживать...

Она с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. Бросила напоследок:

- Тогда пока, увидимся вечером за ужином, - и вышла.

Теперь уже убедилась, что это конец.

Она расплакалась только на лестнице. Выплакала всё, что накопилось в ней со вчерашнего дня. Она ревела и ревела, а когда успокоилась, почувствовала себя немного лучше. "Не волнуйся, лапуля. Найдём себе хорошего парня и заживём, как королевишны".

Она спустилась на два этажа и постучалась к Виктору. Когда он открыл, она не смогла удержаться от возгласа:

- Что у тебя за вид?

- Наверное, как у твоего дяди после зарплаты, - ответил он с кислой улыбкой. - Я всю ночь боролся со сном. И победил.

- Поздравляю. А я заснула на два часа. И это было ошибкой. Проснулась только в последнюю минуту, ещё на два шага ближе к развязке. Не хочу даже и думать, что будет, когда я дойду до конца. Этой ночью я сделаю всё, чтобы и глаз не сомкнуть.

Она вошла. Камил сидел за столом, помахал ей рукой, не вставая. Она обвела взглядом обшарпанное жилище и с удивлением увидела на стенах детские рисунки.

- Я думала, что ты холостяк, - сказала она Виктору.

- Да, это не совсем так, - коротко ответил он.

- И давно уже? - спросила она.

- Да вроде. Через восемнадцать дней будет год.

Она хотела спросить, каково это - расстаться с человеком, которого любил несколько лет, но сдержалась. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом она сбросила сумочку на пол и села за стол. Закурила сигарету, но тут же потушила.

- Как там на фронте? - спросила она.

- Без перемен, - сообщил Камил. - Я столько раз уже пробовал пройти через эти двери, что уже задолбался. Кроме того, мы вывесили плакат, - на окне Виктора висели несколько скрепленных скотчем листков с большой надписью "ПОМОГИТЕ!" - Но у меня скорее жопа с головой местами поменяются, чем это нам что-то даст. Ну и я ещё видел гуманоида, восьмого жильца нашего прекрасного поместья.

- В каком смысле?

- На шестом этаже живёт лысый, парализованный чудик. Я его увидел первый раз в жизни. А живу на том же этаже, в десяти метрах от него. Ты его знаешь? - спросил он Виктора.

- Вообще не в теме. Как он выглядит?

- Я же говорю, как гуманоид. Худой до ужаса, но у него мощный грудак и мускулистые руки. Наверное, это от езды в инвалидной коляске. Бледный, только кожа у него не белая, а болезненно серая, он совершенно лысый, без бровей и ресниц, а его череп... Как бы описать? Когда он откидывается в коляске, этот гуманоид становится похожим на ящерицу. На серую, безволосую ящерицу. Я аж отшатнулся, отвечаю.

- Но он ездит на инвалидной коляске? - заинтересовалась Агнешка.

- Ну.

- Тогда почему он не выходит из квартиры?

- Хрен его знает, у него спроси. Может, он проводит эксперименты над собачьими мозгами и не может их оставить ни на секунду, потому что приходится следить за напряжением в электродах. Он похож на безумца.

Виктор присоединился к разговору.

- Мне тоже один попался, на последнем этаже. Сначала он сказал, что любит меня всей своей глубокой человеческой природой, а потом ответил, что не может ни сам выйти, ни меня впустить, потому что уничтожил ключи, но пригласил меня в среду.

Виктор покрутил пальцем у виска, чтобы показать, что он думает о своём соседе.

Зашёл разговор о разных жильцах, об их поведении и причудах и о том, что они кажутся замкнутыми и запуганными. А сегодня ещё и невыспавшимися. Виктор позабавил собеседников красочным рассказов об физруке с первого этажа. В воздухе висела тема чёрного пятна, но никто не хотел её затрагивать. Было ещё и второе табу - которое нарушил Камил.

- А что именно значат эти сны? Для чего нам снятся все эти кошмары?

Воцарилось тяжелое молчание. Агнешка и Виктор уставились в неопределённые точки, Камил с любопытством проследил сначала за одним взглядом, потом за другим. Агнешка наконец подняла голову.

- Это не кошмары, - сказала она. - Это больше похоже на видения, на что-то настолько реальное, что цепенеешь при одной мысли об этом. Сегодня я точно не буду спать. Я бы лучше себе вены вскрыла, лишь бы это не повторилось. Это... - её голос срывался, - хуже этого у меня в жизни ничего не случалось. Это так же реально, как самая реальная действительность. Я там в полной осознанности. Никаких скачков во времени и пространстве, никакого абсурда, как это бывает во снах, никаких противоречий. Это мир, основывающийся на страхе, который нарастает с первой же минуты - будто из вашей головы вытащили главный кошмар, а вас поместили внутрь него, и вам не только не дают убежать, а ещё и голову держат так, чтобы вы могли внимательно всё рассмотреть. Боюсь даже думать об этом. Боюсь вспоминать, что когда-нибудь придётся засыпать, боюсь... эй, Виктор, что с тобой?

Виктор, смертельно бледный, держась обеими руками за грудь, соскользнул со стула и повалился на пол.

- Я умираю, - прохрипел он. - Прекрати, не говори больше ничего, ради бога, это меня убивает. Я... наверное, сердечный приступ... я не могу дышать... помогите...

- Водку! - крикнул Камил.

- Что?

- Водку! У вас дома есть алкоголь? Водка, пиво, вино, что угодно...

- Нет, наверное, нет... подожди, да! Есть "Бехеровка"!

- Неси быстрее. Он алкоголик, настойка поставит его на ноги. Бегом!

Камил начал говорить Виктору что-то успокаивающее, но Агнешка уже этого не слышала, она побежала на девятый, ворвалась в квартиру, ничего не объясняя Роберту, схватила наполовину пустую бутылку зелья с Карловых Вар и погнала вниз.

Виктор уже не был бледным, он посинел и безуспешно пытался глотнуть воздуха. Камил прижимал его к груди, как маленького ребёнка, напевая что-то себе под нос. Агнешка налила в стакан немного "Бехеровки" и поднесла к губам Виктора. По квартире разлился травяной, сладковатый аромат.

- Ещё, - прошептал он и схватился за бутылку. Он присосался к ней, выпил залпом и отложил в сторону. Глубоко вдохнул воздух. Через несколько вздохов смертельная синева исчезла с его лица.

- Ну, тип, - прокомментировал Камил, - после такой дозаправки ты выиграешь соревнования по рвоте.

- Он прав, - вставила Агнешка, - этим нельзя злоупотреблять.

Виктор посмотрел на них, как на дуэнью, которая обрывала наклёвывающееся знакомство.

- Во-первых - обо мне не беспокойтесь, - ответил он. - Во-вторых - большое спасибо. Минуту назад, я думал, что умру. А перспектива рвоты для меня - как билет на Тенерифе. Я бы только прыгал от радости.

Все трое сидели за столом вокруг пустой бутылки. Агнешке пришло в голову, что она сама бы охотно накатила. Так бахнула бы, что ни у одного сна не было бы шанса быть ясным. Она спросила об этом Виктора.

- Это не помогает, - коротко ответил он. - Ещё хуже становится, потому что когда бухой, тяжелее просыпаться. Мой способ - это не спать и пить помаленьку, чтобы не впасть в панику наяву. Это не просто. А теперь будет и невозможно, - он указал на пустую бутылку, - если у тебя больше нет алкоголя.

Она покачала головой.

- Вот видишь. У меня нет, у тебя нет, у Камила тоже нет, в ликёро-водочный выскочить не получится. Кстати, я даже не предполагал, что мой детокс будет проходить в таких условиях.

Они целый час молчали, но это их ничуть не тревожило. В конце концов, Камил во второй раз нарушил табу.

- Расскажи мне свой сон, - попросил он Агнешку.

Она только фыркнула со смехом.

- Я серьёзно. Если он тебе даже не доснился до конца, до самого жутчайшего конца, а ты уже так напугана, что не хочешь об этом и вспоминать, то это нехорошо. Я думаю... - он запнулся, - я думаю, именно это нас здесь удерживает. Мы заточены не в этих стенах, а в наших собственных страхах. Пока они властвуют над нами, мы будем взаперти.

Виктор встал из-за стола.

- Делайте, что хотите, - сказал он. - Я в этом не участвую. Бухла больше нет, а вы ещё хотите с этим разбираться. Я пошёл.

- Куда? Вздремнуть? - подколол Камил.

- Оставь меня в покое, ребёнок. Что ты вообще о знаешь о снах?

- Побольше, чем ты думаешь.

Виктор остановился у двери, положив пальцы на дверную ручку.

- Сколько тебе лет? Семнадцать? Восемнадцать? Пусть даже восемнадцать. Чего ты можешь бояться? Какие кошмары тебя могут тревожить? Папочка не отпустил на вписку? Мамочка не дала на брендовый пацанский шмот? Мне даже интересно, какие ужасы могут сниться человеку, если у него одна только обязанность в жизни - тусоваться в школе с корешами, которые целыми днями смотрят MTV, каждый из которых в комфорте ест, спит, срёт и пользуется чистыми полотенцами. Нечтяк, давай. - Виктор отпустил дверную ручку и подошёл к столу. Опёрся обеими ладонями о столешницу и со злой улыбкой наклонился к Камилу. - Если у нас тут, сука, групповая психотерапия и ты хочешь поговорить, так давай начнём.

Камил опустил голову и откинулся на спинку стула. Он не отвечал.

- Ну, мы тебя слушаем.

Камил поднял взгляд, их глаза встретились. С лица Виктора сошла злобная гримаса, когда он увидел безмерность печали, таящейся во взоре мальчика.

- Поверь мне, чел, - тихо сказал Камил. - Если наши кошмары - это наша вина, ты меня не переплюнешь. Ни разу. Поверь. И вообще, правильно ништяк, а не нечтяк.

Виктор открыл рот. Агнешка была уверена, что он сейчас скажет: "Ага. Ага, верю", - она слышала отзвук этих слов еще до того, как Виктор снова заговорил, но он закрыл рот и не произнёс ни единого звука.

Вместо этого заговорила она.

- Останься, Виктор. Давай посидим ещё хотя бы чуть-чуть. Не обращай внимания на все эти бестолковые пререкания. Я чувствую, - она невольно положила ладонь на живот; интересно, не станет ли это теперь моей новой привычкой? - мелькнуло у неё в голове, - я чувствую, на что надо обращать внимание. Не спрашивайте почему, я просто чувствую. И больше не ругайтесь. Погодите. Я расскажу вам.