Аннотация: Стиль, орфография и пунктуация оригинала сохранены :))
Ждите сто лет одиночества
Это была одна из самых питербуржских фотографий, которую я когда-либо видел: CНЕГ, УЛИЦЫ, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ДОМА, ЕГИПЕТСКАЯ ХИМЕРА НА УНИВЕРСИТЕТСКОЙ НАБЕРЕЖНОЙ НЕВЫ. Фотография, а точнее, фотореалистическая картина состояла, как бы, из двух игровых элементов: реалистическое изображение - первый, второй - нечто вторгающееся в его пространство. Глядя на это, я подумал:
"Девушка с химерой - это способ исправления во времени собственных ошибок или способ привлечения внимания к абстрактным свойствам банальных вещей?"
Какое-то чувство подсказывало, что я на правильном пути, а кто-то безымянный и хитрый отвечал, что я не имею права ненавидеть себя. Он погладил меня по голове и ушёл.
В дальнейшем (предполагаю) - читатель уже слышал, что такое игра "ролевой фотореализм". Я напишу об этом с тем, чтобы больше к теме не возвращаться. Знающим можно переходить к следующей главе.
Ролевая фотореалистическая игра - вид ролевого психологического действия, участники которого действуют в рамках выбранных ими ролей по сюжету фотографии.
В чём смысл?..
ИГРА! Представьте себе, что у вас не работает "абстрактное" полушарие - левое. Оно ответственно за обьяснение информации, попадающей в правое - "образное". Через некоторое время в нём накапливаются те образы, которые отторгало ваше абстрактное мышление, а позднее вы восстанавливаете обычный способ мышления.
В результате, в течении короткого времени, вы успеваете "увидеть" или понять, что мир, должно быть устроен вполне справедливо, если смотреть на него целиком и крайне несправедливо, если брать в рассмотрение небольшой его фрагмент. Что и требовалось доказать игрой.
***
ИГРА, в которую я оказался втянут, благодаря одному из питербуржских детективов, напоминала, что беспомощность - отвратительное чувство. Похожее чувство возникает, когда фильм внезапно останавливается на одном кадре: лица застывают в одном выражении, а тела - в незаконченном движении. Никого и ничего не слышно. Как в немом кино.
Вдруг!..
Звук похожий как кошка, когда кушает перебирает лапками на полу.
Это край чьей-то меховой одежды касается моей полуонемевшей от холода руки.
...Теперь - слышен смех.
Мария Давидовна Гренадёр, держащая на поводке симпатичное чудовище, смеётся и просит вернуться в мастерскую, чтобы продолжить работу:
-- Голубчик Сфинкский, пора нам вернуться к могильной плите.
Эпитафию на надгробном горельефе солдата, погибшего во время Первой мировой войны: "Ждите сто лет одиночества" - натурщица Мария Давидовна просила меня сочинить для мужа своего из Турова. Я предложил на выбор несколько; она - оставила одну, чтобы вырезать. Горельеф Мария Давидовна собиралась вывезти из Питербурга на кладбище близ Парижа.
***
Ещё несколько сот метров Мария Давидовна (она же - натурщица) обсуждает со мной будущий памятник. Я не считаю нужным исправлять её мнение, так как модель, которую она показывает руками, ясна, и не важно, какое слово или жест используется для описания.
-- Можно? - спрашивает меня Мария Давидовна как только открывается входная дверь в мастерскую. - В Париже нам настоятельно рекомендовалось перед сеансом принимать душ.
Я киваю на дверь в ванную комнату - для удобства натурщиц она расположенна в нескольких метрах от подиума:
-- Разумеется, Мария Давидовна. Но там нет двери.
В противном случае запахи старческого тела, скрываемые одеждой, начинают витать по мастерской.
...Пока я занимаюсь переносом точек с макета на мраморную скульптуру, Мария Давидовна без лишней одежды остается в ванной комнаты и через несколько минут до моих ушей доносится.
-- Голубчик, я готова.
Обнаженное тело старухи полно глубочайшего смысла...
Отвлёкся!..
Нагие старухи редко попадают в художественные мастерские с улицы. С Марией Давидовной меня познакомил Айзик Лайхтман - ушлый питербуржский детектив, сбивающий деньги на всём, что придётся. В том числе, и на посредничестве между скульптурами и родственниками умерших. У них там - в полиции с ними прямой контакт.
-- Когда же умер ваш муж, Мария Давидовна? - интересуясь я, чтобы найти тему разговора на несколько часов работы
-- Сто лет назад, голубчик, - в тыща девятьсот одиннадцатом.
-- Странное имя, Мария Давидовна.
-- Так Эле-Лейб Гренадёр носил двойное имя. - поясняет она. - Это был древний обычай, когда новорожденному давали одно имя по умершему родственнику отца, а другое - по родственнику матери.
Для натурщиков Мария Давидовна говорит много. Как правило все мысли их только о том, чтобы дотерпеть до перерыва и не грохнутся с подиума в обморок.
Вот и сейчас меня спрашивают:
-- Можно сходить в туалет?
Я смотрю на часы.
-- Простите, Мария Давидовна, я был должен сам предложить.
-- На Западе принято делать пяти минутные перерывы после каждых двадцати. - сообщает она и исчезает за дверью ванной комнаты.
-- Странная фамилия, говорю, Мария Давидовна, - замечаю я ещё раз, для поддержания разговора. - Не встречал подобную даже среди творческих псевдонимов.
Мария Давидовна, несмотря на свой возраст, слышит хорошо и отвечает:
-- Идею подработать натурщицей подкинул мой друг - боксер. Он и сам, когда был без денег, позировал. Тело его - просто мечта!
Мария Давидовна возвращается...
-- А фамилия вашего друга как? - интересуюсь.
-- Миша Штильман, - отвечает Мария Давидовна, устраиваясь "в позу". - На идиш "штильман" - тихий, спокойный. Миша был чемпионом Калифорнии по боксу в среднем весе. Я по его совету попробовала себя и осталась довольной: никаких особенных талантов в позировании оказалось не нужно. Стоишь себе, а деньги идут.
-- Мария Давидовна, вы не устали?
Мария Давидовна отрицательно качает головой и продолжает рассказ.
-- Я за свои годы - привычная. В юности... Начала я карьеру в восемнадцать. Кончилась только что война - ей предшествовали ужасные годы детства в Париже. Свои первые деньги я начала зарабатывать с танцевальными импровизациями к вальсам в ресторане "Бале Бульер" и в "Ипподроме". Тогда моей партнершей была знаменитая Мистангетт. Ах, голубчик, вам не понять! Две девушки, любовь... Я вас не утомила старушечьими историями?
-- Мария Давидовна?! Я очень любля женщин...
Мария Давидовна наигранно вздрагивает от испуга:
-- Ах!
Но тут же в ответ улыбка. В её возрасте уже ничего "смертельно опасного" исходить от мужчин не может. М снова продолжает рассказ:
-- После войны, первые годы после смерти мужа я занималась танцевальной антрепризой. Выступала - по кабаре, снялась - в немых фильмах Мурнау, Ланга и Пауля Лени... Неужели, вы не смотрели "Помечтаем" тридцать шестого года?
-- Нет. Не смотрел.
-- А жаль. Сразу после этого фильма - эмиграции. Две. Сначала из Франции в Америку. После второй войны - обратно в Россию. Но сначала было потрясающее Сан-Франциско... Цирк. Гастроли... Жизнь стала, как говорят сегодня, хайвей. Коневоз. Немецкий. На девять голов с машиной... Едешь себе по дороге - едешь. Спокойствие до следующего города. Пугающее... Даже спрятаться некуда. Иногда - попутчики. Иногда - разговор. Иногда... - моя собеседница интригующе замедляет рассказ и останавливается чтобы проверить моё внимание.
А я ей смотрю в глаза... Для страстности!
-- Попутчики исчезают в городе как покойники утром на кладбище.
Я - хохочу понимающе. Она же благодарная продолжает:
-- Но случалось не редко хайвэй пролегал вдоль железнодорожных полос. Грузно мчались по ним поезда. Хотелось их обогнать. И когда проигрывала - сердце начинало колотиться по-сумасшедшему... Секунда. Другая. И оно уже готово было вылететь из тела. Но... Я вспоминала о своём коневозе, гастролях, цирке... Хайвей, голубчик Сфинкский - в америке это длинная дорога!
Я заметил как Мария Давидовна сдвинула ногу.
-- Мария Давидовна!
-- Голубчик, устала я.
-- Ваша правая коленка, Мария Давидовна, должна быть чуть-чуть ближе, чем левая... Вот так.
-- Исправила!.. В этом моя "ответственная" часть работает безупречно.
-- Мария Давидовна, У вас очень красивые коленки! Когда вы рассказывали о себе, я вспомнил французскую танцовщицу Ла Гулю, модель Тулуз-Лотрека.
-- Да, именно, в ту ночь, - продолжила Мария Давидовна, - я познакомилась со своим Ренуаром. Лежать и читать мне было не по себе и я решила выехать ранним утром.
-- Мария Давидовна! - умоляю я. - По-жа-лу-ста, правая коленка...
-- Так вот, Миша Штильман был боксер...
***
Рассказ Марии Давидовны навеял мне новое настроение и мысленное обращение к прошлому. Я - вспомнил отдел натуры в знаменитой Барселонской Школе Изящный Искусств, который как раз и занимался отбором кадров на нагую демонстрацию. Это была Анна-Мари и...
Но Марии Давидовна продолжила свой рассказ:
-- Через полтора часа проезжаю аэропорт. Создается впечатление, что самолеты взлетают у самых домов. Я смотрю по сторонам...
Опять замечаю, что Мария Давидовна забывает о позе, но не перебиваю... Прошло почти двадцать лет, как не стало Анны-Мари, но память хранит слова вроде "тебе не следует", "почему ты не можешь"... В Баррио-Чино и на Рамблу - между Лисеу и портом в Барселоне сложно найти хорошую испанскую проститутку. Это говорил ещё Пабло Пикассо. Его соотечественницы совершенно не умеют прислуживать... Иду по Авиньон - тихой улице в Готическом квартале, подходит нормальная, но странно одетая девушка - четыре алые полосы на золотого цвета юбке. Ба! Я видел её вчера в отделе натуры.
-- Парень, у тебя не найдётся сигаретки?
Самое главное для испанок - это пристальный взгляд в глаза.
-- Конечно.
Угощаю стрелка. Странная юбка!.. На золотого цвета юбке с широким воланом, декорированным кружевом, четыре алые полосы, как на гербах и флагах всех земель, когда-то подчинявшихся графам Барселонским; рядом с молнией спереди украшена треугольником и звездой. Это символ сепаратистов из Esquerra Republicana Catalana. Ипанка продолжает:
-- Можно задать тебе вопрос?
-- Да.
-- Usted ha caido siempre en amor a primera vista?
"Ну-у-у вот... - думаю я, - началось. На испанском это приблизительно означает - "Ты влюблялся c первого раза?"
-- Нет.
-- А если ты гурман - договоримся. М-м-м?..
Я насторожился. Ну зачем так?.. Сигарета - это повод вступить в разговор, типа вторгнуться в доверие, но цель Анны Марии тут глубже - развить действо.
***
-- От Сан Франциско до Гилроя около восьмидясяти миль. Может быть удастся поймать попутчика? Может быть сразу? Может быть в Сан-Хосе?.. И, действительно, стоит!
-- Мария Давидовна!.. Поза! По-за, Мария Давидовна.
-- Простите, голубчик... Стоит мужчина спортивного вида. Поднимает руку. Пальцы ладони направлены вертикально вверх. Рука чуть согнута в локте и выдвинута вперед. Сделал шаг на дорогу - чтобы водила понял, что он ждёт именно его. Такие уловки мне известны. Стопить всех неэффективно, это все равно, что в метро после текста типа "Извините, что мы к вам обращаемся, сами не местные...", просить деньги у всего вагона. Поэтому, когда метров за сто ты смотришь на конкретного водителя, а за пятьдесят поднимаешь руку, он удивляется и уже поэтому останавливается. Я - тоже. Киваю: "Садись!"
-- Спасибо, Мария Давидовна.
***
...Но было уже поздно отказываться от проститутки. Меня окружили её подруги по манерам похожие на восклицательный и вопросительный знаки в начале предложения; на прохожих внимания не обращают. Настоящие потомки конкистадоров!... Одна из подошедших как хороший боец айкидо схватила мою руку и не отпускает.
-- Эй, эй, эй, tipo... - выглядит как предположение, что отпустив эту руку она ею получит по башке.
-- Это у тебя на штанах спагетти, или ты просто рад видеть Анна-Мари - натурщицу, которую я вчера видел в отделе натуры?..
Я - смущён. Они - хохочут... Испанцев, как и политиков, мало волнует, что другие думают о них. Смущение убеждает их, что своим приёмом они попали в самую точку. Я - безнадёжно улыбаюсь. Скажу свое мнение - питербурские жрицы любви, кои в центре города пристают с вопросом "Товарищъ, вы не желаете ступить в половую связь?" меня не били. Вообще же, как меня учили когда-то - айкидо это не единоборство вообще. Это умение вовремя уйти от угрозы. Поэтому и я в шутку вспоминаю вслух испанское народное новогоднее праздновании, когда в первый день Нового года происходит раздел осла, который околел в старом году. Путанам - понравилось.
***
-- Это, - как вы поняли был Миша Штильман. - снова прорвался голос Марии Давидовны. - Но действие, по определению, последовательно. В Гилрое мы переспали в мотеле, а утром зашли в студию, где Миша подрабатывал натурщиком. Ночью Штильман рассказал мне о себе, а теперь затащил в класс, чтобы познакомить с преподавателями, которых - двое, братья. Я помню: на возвышении сидел парень, немногим за двадцать, в свитере, спортивных брюках и смотрел книгу с картинками. При этом на эскизах будущих художников он почему-то был обнаженный. Я удивилась.
-- Каждый сам домысливает, какой он под одеждой, - обьяснили профессор Ошер Зарецкий. - Видители, все думают одинаково.
-- На самом деле, - вклинился в разговор будущий художник, - сначала рисуют кости, сверху мышцы пририсовывают, а потом кожу.
Раздался дружный хохот студентов.
-- Шутим, шутим, - пожалел меня профессор. - Конечно же, натурщик сидит раздетый, просто сейчас у него перерыв. А через два часа смена.
По его словам, оказалось - чем чаще натурщики меняются, тем лучше для студентов.
-- Постоянство плохо тем, что все привыкают к одной и той же фактуре, - пояснил мне Рейзл Зарецкий при более близком знакомстве, после того как Миша запил и оказался надолго в тюрьме.
***
Путаны приняли мою шутку о "новогоднем осле" на "ура" и начали "делить тушу" между собой. С шумом и криком. И выяснениями, как оказалось, непростых отношений, не обращая на меня внимание. Части туши в конце-концов раздались в соответствии со слабостями девушек: Анне-Марии - любительнице стрелять сигареты - голова, айкидоку - руки, самой тихой и скромной - достался моё мужское достоинство, а самой красивой из подруг, как я понял, охотнице до плясок - мои задница и ноги.
Теперь, когда слияние с путанами было достигнуто, различие между состояниями "нападающий" и "защищающийся" пропало, поскольку все мы смеялись. Как и положено испанцам - громко, а значит соединились в один объект.
***
-- Я долго плакала пока не купила себе туфли. Красивые, модные, на высоком-высоком каблуке. Повод одеть нашелся сразу - меня пригласили Зарецкие в бильярд. Правда я все равно не одела их. Стол заказали на два часа. Время пролетело быстро. Жалели потом, что на три не заказали. А было весело. Я даже семь шаров забила.
***
-- Хочешь пообедать с нами? - предложила Анна Мария. - Сейчас время сиесты.
-- Разумеется.
Мы едем в дом. В нём играет сальса. Поверьте, Мохито, Коиба и Сальса - далеко не самое плохое сочетание в этой жизни. Здесь моя компания напоминает картину Пикассо. Ту сцену в борделе на Авиньонской улице, именовавшемся когда-то "Философический бордель" - сuarto cuadro и cuatro - комната, картина и четыре... Четыре путаны. И - я!..
***
-- Вы, может быть спросите была ли между нами любовь? Самое сложное было привыкнуть к множеству рук...
***
...В мой неторопливый уютный вечер с тремя путанами и Анной-Мари в прозрачных стрингах из сетки с декоративным бантиком ворвался телефонный звонок на мобильный телефон, а там, на другом конце, - голос, заглушаемый периодически шумом питербургского ветра, который сообщил мне, что соскучилась, что скоро встретимся, что... И вечер стал ещё уютнее.
***
-- Ночью, когда все спят, я подходила к Ошер и Рейзл Зарецким, трогала их члены руками, и на них появлялись морщины. В них проникало время. На нём тоже образовывались трещины, и каждая трещина просила воды. Но секс не даёт воды. Секс её забирает.
***
...Сидим. Ужинаем. Я знаю всех по именам. Спокойно сижу себе голым и жую паэлью с курицей, креветками и мидиями. Дулсе шуточно возмущается, что еды мало.
Чуть позже Анна-Мари Дулсе:
-- Вы заметили, что я цветы прополола? Весь мох вычистила.
-- Зачем?
Анна-Мари, понизив голос, мрачно: - Ну, мох же... Oн растёт только...
Пауза.
-- Где?
Анна-Мари я, загробным голосом: - На могилах.
Оказывается, если вдумчиво, медленно, слово за словом переводить с испанского о чём говорят между собой женщины, могут выползать детские страхи. Особенно, если дело происходит с голыми. Бррр... Но я - держусь! Я, между прочим, не боюсь волосатых пизд и пустой квартиры.
***
-- Можно я схожу в туалет?
-- Пожалуста, Мария Давидовна.
Женщине писать необходимо в среднем раз пять в сутки, женщина в её возрасте просто вынуждена выполнять эти "лишние" движения в два-три раза больше.
-- А вы не расслабляйтесь, - удивляет меня Мария Давидовна. - Художнику надо всегда быть в тонусе беременной женщины.
И уходит, оставив меня наблюдающим за собой в несуществующую дверь. Наверно, я выглядел в этот момент, как "безнравственный вид" голой женщины в компании одетых мужчин.
Дальнейшие события напоминали немое кино братьев Люмьеров - оно показывает 24 кадра в секунду. Я наблюдаю, затаив дыхание... Сложнее всего отделить феминуринацию женщины от эротики. Действительно, глядя на писающих старух, можно увидеть интимные части тела и даже половые органы. Никакой нормальный мужчина не сможет равнодушно смотреть на женский задницу и вульву - без сомнения, эротические объекты. В конце концов, улыбку Марии Давидовны тоже можно назвать эротичной.
-- Подойдите поближе, - попросила Мария Давидовна, когда вернулась в позу, - и наклонитесь...
Я почувствовал, что неожиданное прикосновение холодных сухих губ психологически переживается как блаженство ужаса и ужас блаженства. Как спасительность и гибельность одновременно!
-- Мне нужно идти.
***
Прикосновение к памяти кусочком льда. После ухода Марии Давидовны я ещё спрашивал себя об авиньонских проститутках. Чем заполнить жизнь, если нет любви?.. Ответ на этот вопрос, разумеется, есть сама жизнь, но, она - как немое кино братьев Люмьеров, которое показывает 24 кадра в секунду, а в чём их смысл - умалчивает. Ну потому и немое!
***
Неожиданно пропала Мария Давидовна. Отсутствовала до конца недели и я даже испугался не выполнить во время заказ. Испытывая неудобство и тревогу я отправился в Дом ветеранов, в котором Мария Давидовна жила.
Дом был окружен большой территорией и зеленью. Беседки, скамейки, спуски для инвалидных колясок - всё чисто, спокойно и умиротворенно. Милые котята копошатся у ног стариков и старух, подкармливаемые нехитрыми угощениями.
На втором этаже шел ремонт. Чистые панели, свежие обои, новая мебель. Уютно. Это поразило приятно! Но. Кошмар начинался на третьем. Лежачие старики, послеоперационники, инвалиды, инсультники... Запах пота и мочи, перемешанный с запахом щей, котлет, хлорки. Настежь открытые окна и двери не помогали: сквозняк не справлялся с запахом старости и немощи. Комнаты мужчин и женщин чередовались. Стоял какой-то приглушенный гул. Стон?.. Вздох? Я не могу передать ощущение безысходности и трагизма, пронзавшие меня при этом посещении... И глаза! Глаза тех других стариков, к которым никто не приходил.
Здесь мне обьяснили, что Мария Давидовна похоронена три дня назад. И как - то странно посмотрели на меня.
***
-- Что случилось? - спросил я появившегося на следующий день в моей студии Айзика Лайхтман - этот ушлый питербуржский детектив, сбивающий деньги на всём, что придётся, появился задать несколько полицейских вопросов в связи с насильственной смертью нашей общей знакомой.
-- Она была ограблена каким-то мужчиной, когда возвращалась домой в ночное время.
-- Изнасилована? - уточнил я, не до конца понимая уместность своего вопроса.
-- Нет, - без удивления ответил Айзик. - Вскрытие показало, что Мария Давидовна Гренадёр при жизни оставалась девственницей.
-- Девственицей? Ты что-то путаешь, - удивился я, не доверяя ни ему, ни своему слуху. - Ей было больше ста лет. Она была замужем ещё до Первой мировой войны!
-- Ну и что? - переспросил Айзик . Вскрытие - показало.
Увидев моё оцепенение, детектив совсем растерялся, почему-то пожал плечами и вышел из студии. Я остался один на один с фотокартиной, пытаясь разглядеть в ней 25-кадр ИГРЫ.
...Это была одна из самых питербуржских фотографий, которую я когда-либо видел: CНЕГ, УЛИЦЫ, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ДОМА на другой стороне НЕВЫ. Мы воспроизводились на ней достоверно и сверхпохоже.
![[]](/img/s/samojlowich_a_m/100/100.jpg)
![[]](/img/s/samojlowich_a_m/100/golub.jpg)