Снег от подъездов отгребали и валили на обочину. За полгода сибирской зимы сугробы утрамбовывались и достигали 3 метров в высоту. Дети, как черви картошку, точили их своими ходами. К концу зимы в лабиринте подснежных ходов можно было заблудиться.
Ходы были узкими, и в своих тёплых пальто и искусственных шубках мы в них едва протискивались. Причём лезть вперёд ещё было можно, а вот назад - не получалось. Однажды я попал в тупиковый лаз и застрял в нём, как пробка в бутылке. Надо мной было 2 метра утрамбованного снега. Кричать бесполезно - никто не услышит. Как передать ужас, который меня охватил? Мне повезло: где-то через час меня хватились, нашли и вытащили за ноги.
А в этот час я представлял себя дядей Олегом, отцом моего двоюродного брата Вити. Он работал на добычном участке в шахте, когда случилась авария. Крепь не выдержала, лава ухнула, опустившись, зажала его между пластами и стала медленно сдавливать. За те сутки, пока его окончательно не расплющило, он успел сказать всё, что он думает о жизни в целом и советской власти в частности. Горноспасатели слушали и в душе соглашались. Но помочь ему уже ничем не могли.
Так Витя остался без отца. Спустя годы, он огрёб десятку по хорошей, как он считал статье, - за убийство; и был на зоне в авторитете. Особенно после того , как сломал сам себе руку железным ломиком, чтобы попасть в больничку и передать оттуда маляву на волю о беспределе администрации. Кости срослись криво, зато досиживал в уважухе, не работая.
Вышел конченым отморозком. Его даже мать боялась. Пока не сгорела заживо в запертой снаружи квартире через 2 месяца после Витиного освобождения.