Однажды в осенне-апрельскую пору
Я с Кащенко вышел, целованный в нос.
Гляжу, лихо катит жлобу-крахобору,
Да падле, строчащей на русских донос.
В тревожном раздумье брожу меж хрущобок,
В кармане на пару напасов бычок.
Вдруг, опа! При санках, с тьмой-тьмущей коробок,
Рысит Чайльд Гарольдом один чувачок.
Мы рыли два года канаву в стройбате.
Чел пасся как чёртик "Ценивший права!".
Как бишь его? Ладно... Возможно при хате...
Темнеет и холод, а честь не дрова.
"Эй, зёма! Ты что тут? Чо память хренова?"
Он вспучился взглядом, хоть сразу признал.
"Я не... Я не... Ммм..." Замычал как корова,
Потом испугался и руку подал.
Я тему размял, типа выпить охота,
А дома скандал, тёща, дети, крындец.
Ехидно гыгыкнув, кивнула задрота,
"Добро. Не вопрос" Кайф - скитаньям конец.
Он жил на Обводном, близ шкапинской чащи,
По стенам на гвоздиках - верхний прикид,
Среди мебилишки, на ладан дышащей,
Имелись две соски - дебилки на вид.
Хм... Да... Преотлично-с,нутро возгусаря,
Сомкнуло лопатки, вложило патрон.
"Привет чебурашки!", "Я Оля, я Варя",
Лосины, варенки, эротика, сон.
Явился Инвайт и кастрюля пельменей,
Распутин - три жбана и манго-ликёр.
Махнув, пожевали без всяких стеснений
Я тёлок замацал и руки потёр.
Чушок, волноваясь, заёрзал шнифтами,
Стал хлебные шарики нервно катать.
Чтоб он не взлетел под дурными парами,
Мне вздумалось трохи страстишки унять.
Привстав от девчонок, таких сластопулек,
Ткнул польский приемник, настроил ФМ.
Мы ж чё? Не хамло, фон электросвистулек,
Табак, чай-купец, обсужденье проблем...
(С колонок донёсся вокал гомосека)...
"А чё, нна, у власти крутая Семья?"
"Не то чтоб крутая, над Синим опека,
Бабьё вот и кодла - пойдёшь под себя,
На свалке порядок, порядок помойка,
Нормально - свобода, двай выпьем, Серёж!
Хреначит по-чёрному всяка прослойка,
За тару бывает кровавый делёж!"
Лох стал пяно борз, лез в кастрюлю руками,
За что-то наехал на миленьких дам.
Я встал, отпинал чухомора ногами,
Потом, извините, ПРОВЁЛ по губам...
Понурой слезинкой сбежал лох на коврик,
В родной коридорчик - несчастный Пьеро.
Нет! Он не роптал, есть отстой - есть и дворник.
Обидно вот только когда-ж за добро...
Они меня жрали как грязные сучки,
Акулы либидо - бесовский порок.
До самой зари ни малейшей отлучки,
Я пёр по болоту без всяких сапог.
Когда эти подлые кошки унялись,
Свернулись калачиком, стали сопеть,
Мои двухметровые мощи поднялись,
Шагнули к окну, стали дико смотреть.
Всё... Хватит... В Антверпен, там выйду на Невский,
Смахну вот со лба бертолетову соль.
Я дюк Эллингтон! Чистяков! Достоевский!
Я всех прочеркну! Я узнаю пароль!