Аннотация: Рассказ о человеке творческом, которому в какой-то мере не повезло...
Джонни прав, никуда мне от этого не деться. Да и как убежишь от собственных мыслей, коль они так навязчивы. Навязчивость их проявляется, как правило, в их необычности, ну и красоте, конечно. Вот когда вам в голову приходит хорошая идея, разве вы отказываетесь от нее? Нет, вы спешите поделиться ею с друзьями, приятелями. Обсудить ее за кружечкой пива, но, так уж вышло, что мне на этом поприще не повезло. Или наоборот, не знаю.
Многие называют меня плагиатором, и, знаете, они правы. Но только отчасти, скорее меня можно назвать плагиатором поневоле. Не подумайте, что я хочу поднять на этом деньги или прославиться за чужой счет, нет. Как я уже говорил, так уж со мной вышло. Но, так и быть, расскажу вам свою единственную уникальную историю.
* * *
Мэтью рос одаренным парнем, он все схватывал на лету и старался к этому добавить еще что-то свое. Даже в свои шесть лет он постоянно додумывал сказки, рассказанные ему на ночь мамой. Родители этому даже радовались и не опасались того, что сын не поверит в историю о том, как отец сегодня сражался с ужасным драконом, по прозвищу "Пинта Дракона", и сумел одолеть сразу несколько таких, а потом вместе с индейцами из племени Марлборо выкурил трубку мира, потому и шатается немного.
Поначалу все это казалось забавной игрой, и никто даже не подозревал о том, во что все в итоге выльется. Когда Мэтью было пять, отец взял его с собой на встречу со своим старым другом. Они поехали туда на старом синем форде, купленным отцом за сущие копейки. Из поездки мальчик запомнил лишь то, что машина по возвращению долго пыхтела и пускала черный дым, и отец все время крутился возле нее, но больше она уже не ездила. Вторым воспоминанием было большое озеро с тихой голубой водой. Мальчонок тут же приник к окну и с полными удивления и восторга глазами начал расспрашивать отца, - что это?
Отец улыбнулся в свои роскошные усы и стал рассказывать сыну все, что он знал об озерах, реках, морях и океанах. Мэтт слушал, широко открыв рот, и потом, дома, долгим, задумчивым взглядом рассматривал любую лужу, встречавшуюся ему. Родители все подумывали взять сына на озеро, до которого было не меньше десяти миль, и даже договорились с Джэком, водителем грузовика, который каждый день проезжал мимо водоема. Но однажды Мэтт ворвался в дом и стал звать родителей за собой, практически вынеся их из дома своим энтузиазмом.
Он повел их к амбару, все время повторяя свою просьбу идти быстрее, которая будто бы засела в его голове. Когда они дошли, Мэтью даже запыхался, так усердно он тянул мать за собой. Родители стояли у большой лужи, а мальчик побежал к зеленому холму и вернулся оттуда с небольшой коробкой в руках. Он достал из нее маленький кораблик, даже не кораблик, а просто лодочку, разукрашенную акварелью в синие тона. Опустив ее на воду и глядя на то, как она качается, Мэтт повернулся к родителям, с некоторым недоумением смотревшим на лужу, и звенящим от радости голосом сказал:
- Смотрите, что я придумал! Это называется "нетонушка", и когда мы с папой построим большую нетонушку, то сможем быть в воде и не мокнуть!
Отец рассмеялся и сказал сыну, что это называется корабликом, и люди давно уже ходят по морям на больших кораблях, которых в мире огромное множество. Но Мэтт стоял на своем, говоря, что это придумал он, и это никакой не кораблик, а нетонушка. Родители в ответ лишь смеялись, чем довели мальчика до слез. Тогда он растоптал лодочку и убежал домой, закрывшись в комнате.
И сколько отец не убеждал сына, сколько не обещал построить с ним большой корабль, мальчик не мог поверить в то, что кто-то придумал это раньше него. С тех пор Мэтт невзлюбил море.
* * *
Школа Мэтту тоже пришлась не по душе. По большей части из-за учительницы, совсем не была радовавшейся открытиям мальчика, которые тот выдавал одно за другим. Она не верила, что это придумал Мэтт, считая, что он попросту читает учебник на несколько глав вперед или общается со старшеклассниками, а вот к сегодняшним занятиям совсем не готовится. Заставить мальчика отказаться от своих идей и признать, что все это уже было открыто до него, у нее не получалось - упорству Мэтта не было предела. Впрочем, оно было взаимным.
Итогом было то, что мадам Миллиган вывесила фотографию Мэтью среди худших учеников класса и отправилась на встречу с родителями. До родной фермы мальчика было далеко, и учительница добралась туда в крайне скверном настроении. Родители долго общались с ней на кухне, закрыв дверь, и сколько Мэтью не старался подслушать, ничего слышно не было. Из-за дверей доносились только обрывки фраз, да изредка тяжелые вздохи отца, который в тот вечер был не трезв. Он частенько бывал в таком состоянии в последнее время, а на уловку про драконов мальчик уже не покупался, чувствуя, что что-то не так.
Наконец двери открылись, и одна из них сильно ударила Мэтью по голове, и он даже сел на ковер. Мадам Миллиган, увидев сидящего на ковре ученика, широко открыла рот и сделала грозный взгляд, и теперь Мэттью понял, почему ей в школе дали шуточное прозвище "Вояка". Вскинув руки, она своим визгливым голосом сказала:
- Ваш сын еще и подслушивает! Совсем забросили воспитание. Надеюсь, вы примете меры, мистер Дример?
После этих слов она отправилась к выходу в сопровождении матери. Отец же остался стоять напротив сына, по-прежнему сидящего на ковре. От него шел неприятный сладкий запах, какой бывал всегда, когда мистер Дример приходил от друзей или из бара. И еще от него сильно пахло табаком. В тот вечер отец впервые выпорол сына, а потом до полуночи сидел на крыльце и курил сигареты, одну за другой.
* * *
Вскоре Мэтт понял, в чем причина столь частых запоев, впрочем, не заметить это было сложно. Дело отца, его ферма, в которую он вложил столько времени и сил, медленно, но неизбежно прогорало. Родители все чаще ругались, и их крики на кухне были слышны даже через закрытую дверь комнаты, где Мэтт сидел за учебниками, параграфы которых никак не желали запоминаться.
Мэтью был уже в предпоследнем классе, когда отец отдал заржавевший форд за бутылку дешевого виски. За фордом отправились телевизор, дедушкины книги, несколько стульев и даже любимая мамина картина, висевшая в зале. Но от долгов деваться было некуда, они были сродни рою мыслей, что постоянно кружатся в голове. Мэтт пытался найти способ поставить дело отца на ноги, подкидывая ему идеи, казавшиеся ему единственно верными. Но отец только отмахивался от них, как от назойливых мух, уставший от постоянных изобретений сына - они всегда приходились не к месту.
Решив, что словами тут ничего не добьешься и переубедить отца в его намерении продать ферму не удастся, Мэтт отправился в город, чтобы там попытать счастья. Он остановился у тетки, которая разрешила ему пожить, пока он не получит комнату в общежитии и, наконец, оставит ее наедине с ее гостями и кальяном, который она без конца курила, словно гусеница из детской сказки про Алису.
Работу в бешеном ритме города найти оказалось очень сложно, погоня за американской мечтой была чем-то большим, чем поездка в центр страны на красном кабриолете. Тут приходилось вкалывать, но для этого еще было необходимо найти место, где этим можно будет заняться.
Наконец Мэтт кое-как устроился на завод по пошиву одежды, где он вместе с такими же неудачниками таскал коробки. Работа грузчика совсем не нравилась парню, тут негде было применить его способности изобретателя, а все, что ему приходило в голову, на этом поприще уже оказывалось кем-то изобретено.
Денег платили мало, но Мэтт все равно отсылал половину домой, пока не получил от матери письмо, что все его деньги пропивает отец, устроившийся водителем к какому-то фермеру. Вскоре ему выделили комнату в общаге, небольшую каморку с тараканами повсюду, стены которой напоминали картину импрессиониста. Но теперь он, по крайней мере, остался один, и никто не мешал ему - клубами ароматного дыма и громким вульгарным хохотом - витать в мечтах. Тут были звуки в основном другого порядка, народ по большей части отсыпался после тяжелого рабочего дня, а утром снова уходил вкалывать. Лишь изредка в коридоре можно было услышать пьяные песни, которые могли означать, как правило, две вещи: либо у одного из рабочих большой праздник, либо кого-то уволили. Впрочем, последние быстро покидали общагу.
Тогда-то у него и родилась, по его мнению, величайшая идея из всех, что когда-либо приходили в его голову. Он решил написать книгу, которая, как он надеялся, принесет ему успех и деньги. Он обменял древний холодильник на старенькую печатную машинку у соседа и сел писать свой роман.
Он писал о небольшой деревушке где-то в Латинской Америке, про семейство, где дети носили имена своих отцов, но неизбежно приходили к одиночеству. Мэтью вложил в эту рукопись столько времени, сил, переживаний, надежд и эмоций, что, когда он бежал с едва распечатанной книгой к Гарри, своему единственному другу в городе, он и не подозревал, какое разочарование его ожидает. Он с замиранием сердца наблюдал, как глаза друга бегают по строчкам черновой версии его романа, просидев в напряжении до самого утра и не подумав сомкнуть глаз, несмотря на то, что Гарри уже изрядно клевал носом.
И как же велико было его разочарование, когда друг сказал ему, что все это уже было написано. Точь-в-точь, как у него самого. Конечно же, он сначала не поверил, слишком сильным было потрясение, и заперся в своей комнате с романом Маркеса в руках. Но не успел он дочитать и до середины книги, как понял, о чем пойдет дальше речь, и выбросил ее вместе с листами своего романа в окно. Затем собрал свои немногочисленные вещи, немного денег, которые он успел накопить за время работы в городе, и отправился домой.
* * *
Родные края встретили Мэтта с некоторой усталостью и пропавшей надеждой, будто и не сомневались в его возвращении, хоть и не слишком этого желали. Ничего не изменилось, только отец стал каким-то поникшим и курил намного чаще. Мать обрадовалась приезду сына, но так, как радуются после недолгой разлуки, будто он уехал всего на неделю, а не на пять лет. Жизнь шла своим чередом, разве что только мадам Миллиган вспоминала школьные годы не со злостью, а с улыбкой.
Мэтт устроился в помощники к отцу, чему тот был очень рад, в его возрасте работать на ферме было тяжело. Там же он повстречал свою будущую жену, простую девушку, жившую неподалеку. Они проводили много времени, глядя на звезды, и Мэтт выдумывал им имена, а она только смеялась и говорила, что они называются совсем по-другому. Позже Мэтью отметил, что его уже не обижают насмешки над его изобретениями, слишком часто он их слышал и привык.
Когда у него родился сын, Мэтт занялся тем, что делал разнообразные игрушки из дерева и раздавал их ребятне. Всевозможные самолетики, воздушные змеи, кораблики и машинки, - все, что он придумывал только для того, чтобы дети окрестили его творения чужими именами и убежали, сказав "спасибо" на прощание.
Сын вырос в мать. Трудолюбивый, спокойный и кареглазый. Мэтью даже обрадовался, когда отметил про себя, что мальчик за свои десять лет ничего не изобрел, и со спокойной душой принимает чужие идеи. Что он сам так и не сумел сделать, оставшись наедине со своими, которые казались ему самым прекрасным, что было в этом мире.
Умер Мэтью Дример в возрасте шестидесяти семи лет, оставив после себя сотню чужих изобретений, которые он родил заново. Уже готовясь отойти в другой мир, где его идеи, может, и были бы в новинку, он вдруг прервал свое недельное молчание последней фразой:
- Я бы мог сотворить мир за неделю, если бы это не сделали до меня.