Аннотация: Книга написана достаточно давно и вряд ли я ее допишу.
Безнадежная попытка?
Внимание,- прозвучал голос по вагонной радиосети, - наш поезд прибывает в столицу нашей Родины город Москву уважаемые пассажиры будьте внимательны, не оставляйте в вагоне свои вещи..
Уже не слушая голос, доносящийся из динамика, я подхватил свой чемодан и вышел в коридор, где уже столпились, готовые к выходу пассажиры. Поезд медленно остановился у платформы Ленинградского вокзала, вместе со всеми я вышел на перрон, пройдя мимо приветливо прощающейся с нами проводницы. Хотя еще было утро, но уже парило, я мгновенно взмок, и даже легкий ветерок не помогал чувствовать себя комфортно. Мое настроение трудно было назвать радостным, скорее присутствовала какая-то настороженность. Как меня примет новый коллектив? как я буду работать в большом городе, где, как казалось мне, никто меня не знает? И вот я вышел на площадь трех вокзалов, в воздухе стоял сизый дымок от горящих торфяников вокруг Москвы. Раздавался шум сотен автомобилей, тысячи людей, занятых своими мыслями шли мимо меня, не обращая никакого внимания на появившегося в их городе "мессию".
За неделю до отъезда в Москву меня вызвал на встречу мой куратор, который за время нашего общения так и не дал мне ни одного поручения.
Встречались мы уже по другому адресу в новостройке, такие дома только начавшиеся строиться микрорайонами по всему Петрозаводску уже получили название хрущевок. В этот дом только, что заехали жильцы, и естественно никто здесь никого не знал.
Владимир Иванович выглядел уставшим.
-Сергей,- начал он своим невыразительным голосом, - к сожалению, мы так с тобой за эти годы не познакомились поближе. Что хочу сказать. Ты, как человек, мне симпатичен. Все это время мы периодически наблюдали за тобой, но считали, что использовать тебя нет особых причин. Ты сам, практически без нашей помощи смог сделать себе карьеру, и сейчас едешь работать в Москву. Но вот здесь без нашей помощи тебе уже никак. На тебя уже пришел запрос из КГБ при Совмине СССР, конечно там уже есть твои данные, после того, как мы занесли тебя в список внештатных сотрудников, но сам понимаешь сейчас дело намного серьезней, ты будешь работать в 4 управлении МЗ СССР и просто так туда никто не попадает. Похоже в Москве тебе еще предложат стать уже штатным сотрудником КГБ и одновременно работать в Кремлевской больнице или ЦНИЛ при 4 управлении. Когда Евгений Иванович Чазов тебя приглашал на работу, он конечно, как все медики, не подумал о таком аспекте, как безопасность. Должен тебе сообщить, что ты не сможешь там работать, без одновременной работы с нашим Комитетом. Но ты в свое время сам пришел к нам, и надеюсь, не будешь строить из себя, оскорбленного интеллигента, которых в последнее время, что-то много развелось. Сам ведь понимаешь, что сотрудники, врачи этих учреждений все находятся не только под нашим неусыпным контролем, но они всегда будут находиться в поле зрения агентов всех разведок мира, потому, что они - эти сотрудники лечат руководителей нашей партии и правительства. И твоя работа, кроме своей основной врачебной, будет заключаться не в том, чтобы сообщать нам, кто там из врачей рассказал анекдот про Леонида Ильича, а если у тебя действительно возникнут подозрения, что кто-то, кому не положено, очень интересуется здоровьем людей, которых ты лечишь, или документацией, которая строго секретна, вот это будет уже твоя забота. Ну, это я так, по-стариковски разговорился. В Москве у тебя будет другой куратор, намного повыше меня рангом, он тебя достаточно подробно введет в курс дела. А сейчас давай по рюмке коньяка за все хорошее и на прощание.
Он достал початую бутылку армянского коньяка и наполнил пузатые рюмки уже стоявшие на столе.
Сразу с вокзала, сдав чемодан в камеру хранения, я отправился в отдел кадров ЦНИЛ, где мой вызов и направление Минздрава внимательно было рассмотрено немолодым мужчиной, недовольно оглядывающим меня. Потом он, взяв руки весь ворох моих документов, куда то ушел, оставив меня, под бдительным взором машинистки, сидевшей за соседней столом, и со скоростью пулемета печатавшей какой-то документ.
Пришел он обратно уже совсем другим человеком и ласково улыбаясь, попросил меня написать заявление о приеме на работу, забрал трудовую книжку, все направления, и выдал ордер для заселение в общежитие, которое находилось где-то на Пречистенке.
Когда добрался до общаги, мои ноги уже гудели. Недовольная поздним приходом комендантша, швырнула мне постельное белье и ключ от номера. В маленькой комнате, где стояла одна простая железная кровать с матрацем, я быстро застелил белье и улегся. Было уже поздно, но сна не было ни в одном глазу, за окном не утихал поток машин, конечно, это был не 2014 год, но после провинциального тихого Петрозаводска этот шум мешал уснуть. В голове крутились всякие нехорошие мысли, я обзывал себя дураком, и ругал всякими словами. Но, в конце концов, сон все же сморил меня.
Утром, тем не менее, встал полным сил и надежд и бодро отправился знакомиться со своей теперешней работой врача - интерна, и будущими коллегами в клинике хирургических болезней ЦНИЛ.
В ординаторской, куда я смело зашел, меня приняли настороженно, врач-интерн, да еще неизвестно откуда, да еще креатура Чазова, пришел даже зав. клиникой Олег Ксенофонтович Скобелкин, и, глядя на меня, никак не мог понять, зачем ему члену корреспонденту РАМН нужен здесь интерн. Но с направлением ничего не сделаешь. Начались долгие споры, куда меня пристроить для начала. Но когда я достал, заранее приготовленный журнал "Кардиология" с моей статьей, написанной под руководством Чазова, лица докторов немного прояснились.
-Наверно Чазов задумался о возможности осуществлении пересадок сердца на базе клиники и начал в связи с этим поиск будущих талантливых специалистов,- высказал свои мысли вслух Олег Ксенофонтович. Ну, а так, как пока меня не знали, куда пристроить, то решили для начала отправить в поликлинику, где, как обычно в летнее время, обычная это поликлиника или Кремлевка, все были в отпусках, и врачи зашивались по полной программе.
Поликлинику мне сразу отыскать не удалось, но когда я туда добрался, на меня посмотрели, как на самого родного человека и немедленно отправили в хирургический кабинет. Не успел я опомниться, как уже сидел на приеме в поликлинике вторым хирургом, мой здешний куратор, первый хирург пожилой опытный врач в первый час работы еще уделил мне некоторое внимание, затем, увидев, что я вполне справляюсь, забыл о моем существовании.
Ко мне пошли первые пациенты, нет увы, совсем не те, кого я ожидал, а жены и дети водителей министров , заместители младшего кладовшика, и тому подобное. Но претензии у них уже совсем не такие, к которым я привык в прошлой жизни. Почти все из них начинали выделываться сразу с порога. Исключение составляли лишь те, кто действительно чувствовал себя очень плохо и нуждался в срочной помощи.
Мне пришлось вскрыть несколько фурункулов, сделать несколько перевязок, снимать швы послеоперационным больным, в общем, обычная, ничем не выдающаяся, работа поликлинического хирурга. Я на автомате проделывал все манипуляции, и думал, что до операций здесь мне, как до Луны.
Незаметно мой первый настоящий в этой жизни рабочий день врача подошел к концу. А я даже не заметил этого и сидел ожидая следующего пациента, когда медсестра не сказала сердито:
-Сергей Алексеевич, домой пора собираться, а вы все думаете о чем-то.
Рутина работы полностью захватила меня. Каждый день был похож на другой: прием больных, дорога с работы в общежития, гастроном, общежитие. Особых знакомств я не заводил, потому, что в основном все врачи в поликлинике были значительно старше меня. Да собственно больше ни на что пока не хватало времени и казалось, что его не будет хватать никогда.
В хирургическом кабинете со мной работала опытная медсестра, которая вначале отнеслась ко мне, как к какому-то недотепе. Все время пыталась влезть в мой разговор с больными или учить, как надо делать ту или иную манипуляцию. В первые дни я пытался тактично поставить ее на место, но она все продолжала гнуть свою линию, в конечном итоге мне это надоело, и в один из перерывов, я закрыл дверь в нашем кабинете на ключ и сказал:
-Валентина Серафимовна, вам не кажется, что вы берете на себя слишком много, когда при больных начинаете перебивать меня, или во время проведения манипуляций высказывать свое мнение. Я попросил бы вас держать это мнение при себе, и если вам так уж хочется, мы могли бы обсудить эти вопросы без пациентов. Если же вы не можете держать язык за зубами, придется попросить, чтобы мне дали для работы менее амбициозную особу.
Валентина Серафимовна смотрела на меня, открыв рот, и медленно наливалась краской, но как только она открыла рот, чтобы, что-то сказать, я снова заговорил:
-И не надо сейчас ничего говорить, мне ваши оправдания или упреки не нужны, если вы будете на таких условиях со мной работать то давайте, если нет, я иду к заведующему поликлиникой.
С лица Валентины Серафимовны медленно сползал румянец, а я открыл дверь и вышел из кабинета и пошел в буфет, перекусить и слегка успокоиться.
Когда я возвращался, из кабинета старшей медсестры был слышен громкий голос моей медсестры:
-Нет, вы слышали девочки, что этот сопляк мне сказал? Да у меня стаж тридцать лет, я в операционной с такими профессорами стояла, со мной за честь академики считали работать. А тут приехал из хрен знает, откуда, сам никто и звать его никак, раскомандовался, а инструмент в руках держать не умеет. Не нравится ему, видите ли, что я его учу!
Потом ее голос исчез, и было слышно, что ей, что-то объясняют, но я уже входил в хирургический кабинет и не слышал, что там ей советовали.
Однако к окончанию перерыва моя медсестра была на месте, как штык, и с хмурым лицом молча выполняла мои распоряжения.
Вечером, когда я переодевался в мужской раздевалке, ко мне подлетел мой коллега, куратор, который в первый день также пытался контролировать и проверять мою работу.
-Ну, ты Серега сегодня и дал стране угля! Ты знаешь, с кем связался? Да у нас такой стервы, как она больше нет! Ее уже сколько раз пытались убрать, но у нее там.- И он многозначительно показал пальцем наверх,- Кто-то есть, и никуда от нее не денешься, а из-за нее уже не один человек отсюда ушел.
На следующий день перед началом работы меня вызвал к себе заведующий поликлиникой:
-Сергей Алексеевич, тут до меня дошли слухи о вашем конфликте с медсестрой. Мне кажется, что не подобает молодому врачу начинать свой профессиональный путь со ссоры с опытным средним персоналом.
-Николай Александрович, во-первых, это была не ссора. Я всего лишь указал Валентине Серафимовне на ее абсолютное незнание и не соблюдение принципов медицинской этики и деонтологии.
Во-вторых, если Валентина Серафимовна не изменит своего отношения к работе, я буду вынужден написать вам письменную докладную об этом.
Лицо Николая Александровича выражало всю глубину потрясения, которое он испытывал, наверно в этом кабинете, еще никто так открыто не выражал свое мнение.
-Хорошо молодой человек.- После паузы сказал он.- Можете идти работать. А мы, как администрация, сделаем свои выводы.
Кода я зашел в свой кабинет, лицо Валентины Серафимовны на миг приняло удивленное выражение, видимо она думала, что я буду очень долго переживать внушение начальства.
Поняв, что ее месть не удалась, она вроде бы успокоилась и наконец, у нас на приеме настала та рабочая атмосфера, которую я хотел, и к вечеру ее недовольное лицо даже немного разгладилось, и я почувствовал, что сделал, как раз то, что нужно и что проблем, по крайней мере, здесь, у меня не будет.
Между тем после моего ухода в кабинете заведующего поликлиникой происходил следующий разговор.
Николай Александрович разговаривал с начмедом:
-Так вы поняли Алла Леонидовна, как мне этот интерн мне ответил?
-Николай Александрович, послушайте старого опытного врача, здешнего ветерана, вы человек у нас относительно новый, еще не все подводные течения знаете. Смотрите, парень приехал из провинции, но ведет себя очень уверенно, значит, есть за спиной изрядная поддержка. Так, что советую вам погасить этот конфликт, тем более что интерн во всем прав, и пусть Валентина Серафимовна свои ангельские крылышки опустит. Она и так всех здесь достала.
Шли дни, и ко мне на прием людей становилось все больше. Я с самого начала работы старался беседовать с больными так, чтобы, как сказал один из классиков медицины: "больному после беседы с врачом должно стать легче" и использовал понемногу свои способности внушения. Но однажды ко мне зашел недовольный коллега и сказал:
-Слушай Сергей Алексеевич, что-то больные к тебе зачастили, ко мне совсем не идут, у тебя, что им медом намазано. И окинул взглядом очередь, желающих попасть ко мне на прием.
Тут мне стало понятно, что спешить надо медленнее.
Прошел месяц, и из отпуска пришла хирург, вместо которой я работал. И меня неожиданно вновь пригласил к себе Николай Александрович. Выглядел он немного смущенным:
-Сергей Алексеевич, есть такое дело, понимаешь, ты у нас поработал около месяца, и тут мне принесли статистику, в общем, у тебя за это время нет ни одной жалобы, это очень странно, в нашей системе очень требовательные пациенты и это просто нонсенс.
Я понимаю, что ты рвешься оперировать, а не сидеть мозоли резать и фурункулы вскрывать, хотя -это тоже должен кто-то делать. Но может, быть ты согласишься, хотя бы принимать наших конфликтных пациентов, хотя бы раза два в неделю. Не знаю, как это у тебя получается, но они все тобой довольны.
Когда я пришел в клинику, там конечно уже все были в курсе моих дел. Еще бы, Николай Александрович сам звонил Скобелкину и согласовывал с ним мой график работы.
Меня сразу пригласил к себе Олег Ксенофонтович:
- Даа, молодой человек, признаться удивили вы меня. Я надеялся, что месяц работы в поликлинике избавит вас от некоторых иллюзий, и вы поймете, что работа с нашими больными имеет свой очень специфический оттенок, и вы решите, скажем так, по-артистически, сменить свое амплуа. Но вот чтобы так понравиться пациентам, что меня просят дать возможность вам проводить хирургические приемы в поликлинике, такого я не припомню. Честно говоря, я бы с удовольствием вас туда отправил бы насовсем, потому, что я не вижу, в каком качестве вы сейчас будете у нас работать. Мы все-таки клиника, в которой все врачи, работающие в четвертом управлении Минздрава, проходят повышение квалификации, у нас им читают лекции наши сотрудники, ведется научная работа. И мне не очень понятны резоны Евгения Ивановича, который направил вас именно сюда. Вот завтра он собирается нас навестить, и мы вдвоем попробуем все-таки разобраться, что с вами делать.
Весь вечер в общежитии я провел у телевизора, бессмысленно пялясь в экран в размышлениях, что делать дальше. В голове бродили мысли, плюнуть на все, уехать в Петрозаводск, или включить по полной свои способности и внушить всему руководству клиники, какой я необходимый специалист.
Но следующий день ничего страшного не принес. Приехавший Чазов, сразу меня узнал и даже уделил мне несколько минут беседы, оказывается, он тоже был в курсе моих успехов в поликлинике:
-О, как дела то обстоят, - Сказал он горделиво, -Опыт не пропьешь, я сразу понял , что из тебя толк будет. Олег Ксенофонтович, вы зря все усложняете, зачем умножать сущности. Дайте парню куратора, желательно из торакальных хирургов и пусть он с ним работает. У него есть красивая тема, правда пока закрытая Минздравом, но все меняется и может через пару, тройку лет мы будем делать и такие пересадки. Да, пусть ходит на лекции ваших светил, умнее будет. Так, что через год он будет полноправным хирургом, младшим научным сотрудником, и надеюсь уже с прилично проработанной диссертацией. А в поликлинике пусть ведет прием, по крайней мере, поймет, как с нашим контингентом надо себя вести. Кстати Сергей, ты ведь коммунист, насколько я знаю из твоего личного дела, а ты на учет партийный встал?
Я стоял и чувствовал, как заливаюсь краской:
-Нет Евгений Иванович, еще не успел, как-то сразу работа навалилась.
Но Чазов уже обращался к Скобелкину:
-Олег Ксенофонтович, как же так, к вам приходит на работу коммунист, а вы даже не поинтересовались, почему он еще не на учете в парторганизации?
-Смущенный, не менее чем я, Скобелкин отвечал:
-Да у меня и в мыслях не было, что он уже в партии, такой молодой парень.
-Ну, надеюсь, что вы это быстро исправите.- Рассеянно сказал Евгений Иванович
И они тут же переключился на более важные темы и ушли, оставив меня в одиночестве.
Через час меня представили куратору, и вскоре я мылся в операционной, готовясь к работе вторым хирургом.
Было очень странно стоять в операционной, когда вокруг стояло несколько врачей хирургов, которые находились здесь на повышении квалификации и в ординатуре. Мой куратор после введения больного в наркоз достаточно подробно рассказывал короткими фразами об этапах операции и несколько раз я ловил на себе его удивленные взгляды, когда без напоминаний, делал, то, что необходимо в нужный момент. После завершения основного этапа оперативного вмешательства, он, не отходя от стола, предложил мне заканчивать операцию.
-Конечно.- Подумал я.- Все самое интересное сделал, а мне швы накладывать.
Но, тем не менее, я быстро и тщательно ушил плевру, мышцы, и начал зашивать кожу, и вот тут мой куратор взвился:
-Ты что там творишь.- Завопил он.
Я с недоумением посмотрел на него:
-Я кожу ушиваю косметическим швом.
-Каким, каким?
-Косметическим.
-А откуда ты парень такой шов взял?
А действительно, откуда я этот шов взял, к сожалению, я даже и не помнил, когда начал так зашивать кожу, но отвечать то что-то нужно.
-Юрий Николаевич, я такой шов придумал сам, еще, когда в кружке занимался, и потом несколько раз его накладывал и очень успешно.
- Ну-ка давай помедленней, посмотрю, что ты там делаешь. Хм, а в этом, что-то есть. Вы с вашим руководителем патентную заявку отправляли.
-Да, нет, я об этом не думал.
-А надо о таком думать, но вначале посмотрим, как будет выглядеть результат, хотя и так понятно, что это тебе не простой узловой шов.
-Послушай Сергей, я и не думал, что у вас в Петрозаводске, так готовят врачей, ты вообще в скольких операциях участвовал?
- Юрий Николаевич, я первый раз стоял за операционным столом, вы только не смейтесь, это серьезно, в восьмом классе. А сейчас я вам даже так точно и не скажу, но полностью самостоятельных на шестом курсе у меня было пять.
-М-да, а по поведению у стола, так, похоже, ты всю жизнь за ним провел.- Пробормотал мой куратор.
Вечером в кабинете заведующего клиникой было шумно, доктора обсуждали эмоциональный рассказ Юрия Николаевича Герасимова, который в красках расписал работу с новым врачом-интерном клиники, первым и, скорее всего последним за ее историю.
-Нет, не понимаю! - В очередной раз воскликнул он.- Не может вчерашний студент так работать, некоторые всю жизнь проводят в операционной, а так у них не получается. Ну и талантище!
- Наверно, поэтому Чазов у нас начальник, а не вы Юрий Николаевич.- Улыбаясь, высказался Скобелкин,- По единственной студенческой научной работе, найти талантливого врача. Ну, слава богу, хоть хирург будет хороший, а то мне так не по душе была эта идея с интерном.
Я об этом разговоре, конечно, не знал, но когда ехал домой в общежитие, то мое настроение было отличным.
Когда почти подошел к своему новому месту жительства, из-за угла, вышел какой то парень, и громко завопив:
-Серега это ты!? - Бросился меня обнимать. Потом неожиданно спокойным взглядом оглядел меня, и сказав:
-Ох, извините, я обознался.- Пожал мне руку и ушел.
Когда он пожимал мне руку, я почувствовал, что там что-то есть.
Зайдя к себе, первым делом посмотрел, что у меня в руке, там был кусочек бумаги с адресом, временем, и приписка "запомни и уничтожь".
Мне на минуту стало смешно:
-Вот в шпионские игры КГБ заигралось.
Но потом подумал, что не все так, просто, и может быть так и надо всегда действовать, чтобы не раскрывать по глупой случайности своих людей. Ведь связь у нас обговорена не была, и что звонить мне на работу с предложением встретиться? Так что наверно это и не так смешно, как мне показалось вначале.
Дата, увы, была сегодняшняя, и мне пришлось по-быстрому переодеться и ехать на встречу.
Не знаю уж случайно, это было или нет, но конспиративная квартира была совсем недалеко от общежития, всего пять автобусных остановок. Но я очень сильно сомневался, что эту квартиру завели только из-за меня, просто выбрали ближайшую и все.
Дверь мне открыл очень полный мужчина, с волнистыми зачесанными назад волосами и очень улыбчивый:
-Ага, а вот и ты, ну давай заходи не стесняйся. Когда мы прошли в комнату, улыбки на лице мужчины уже не было, и взгляд его стал жестким и колючим.
-Присаживайтесь Сергей Алексеевич, располагайтесь поудобней, меня зовут Сергей Валерьевич, так, что мы тезки с вами. Я буду теперь вашим куратором, сегодня мы обговорим порядок связи с вами при необходимости, я поставлю вам задачи на ближайшее время, и также необходимо будет ознакомиться с некоторыми документами, подписать кое-что. Мы понимаем, что вы в свое время совершенно безвозмездно предложили нам свои услуги. Но каждый добросовестный труд в нашей стране, должен быть соответственно оплачен, поэтому вы будете получать у нас зарплату, а при успешной работе, ну например выявлении вражеского агента, будут и дополнительные поощрения.
Он, наконец, снова улыбнулся:
- Я вижу, вы сомневаетесь, что сможете выявить таких людей, но нам не интересно, если человек, работающий в такой структуре, будет просто передавать нам какие-то слухи сплетни, хотя и в этом иногда бывает свое рациональное зерно, но для этого у нас есть другие люди. Сейчас, как врач, вы пока не допущены к лечению наших руководителей партии и правительства, и наверно этого еще долго не случиться. Но вы работаете в учреждении, где это происходит, и ваша задача, все, что покажется вам странным или подозрительным сообщать мне. Не бойтесь показаться смешным, и сообщайте все, а уж мы постараемся разобраться, отделить, так скажем зерна от плевел.
А сейчас, пожалуйста, ознакомьтесь с документами, которые теперь будут вашими, но храниться будут пока у нас.
Я шел домой и думал:
-Ну, вот Сергей теперь ты настоящий сотрудник КГБ, думал ли ты о таком в прошлой жизни.
Время шло, через месяц я был уже своим, никто особо не удивлялся моим успехам в операциях. Вместе с куратором я выбрал себе тему диссертации и начал собирать материал. С подобной работой я был уже неплохо знаком, поэтому работалось над темой достаточно легко. Иногда во время переписывания в конспекты в Ленинской библиотеке данных из иностранных журналов или нашей литературы, я вспоминал, другие времена, когда можно было купить диссертацию и не париться. Представляю себе лицо своего научного руководителя, если бы я предложил ему написать за меня эту работу. Вылетел бы наверняка отсюда в пять секунд. Конечно, и в эти времена были всякие моменты в этом непростом деле, однако, по крайней мере, в медицине, этого пока не было в массовом масштабе. Но в результате свободной минутки у меня почти не оставалось. И если вначале время тянулось медленно, сейчас оно вновь понеслось вскачь. Лето прошло в трудах, незаметно пришла на удивление сухая и теплая осень. Очень хотелось, хоть немного прервать этот марафон и мне удалось выклянчить пару отгулов и уехать в Петрозаводск.
Когда я вышел на перрон вокзала, ко мне подлетел мой брат, который вымахал чуть ли не на голову выше меня, а я ведь и сам немалого роста, и забасил:
-Ну, здравствуй брательник, забыл в своей Москве нас совсем, загордился, небось, Брежнева каждый день видишь, с Андроповым за руку здороваешься, На мой возмущенный протестующий вопль он не обратил никакого внимания.
-Да знаю все про тебя и без писем, как же допустят тебя сразу к телу наших стариканов, шучу я просто.
-А. вот вы где мальчики!- Прозвучал знакомый голос за моей спиной.
Я обернулся:
-Аня, здравствуй,- и закружил мою худышку по перрону.
-Сережа, перестань пожалуйста. Уронишь,- возмущенно закричала моя жена,- и вообще я с учебы сбежала, тебя встретить, мне надо через полчаса уже обратно.
-О, блин, заучка,- хихикнул Лешка,- на последнем курсе, а ведет себя, как салага, бери пример с меня, я сегодня вообще на занятия уже не пойду.
Сережка, у меня уже все расписано, сегодня вечер ты у нас, а завтра мы едем на рыбалку.
-Это кто тут, так все расписал?- раздался возмущенной голос Анны,- между прочим, я - его жена и имею приоритет, так, что Лёшенька все твои планы выполняются после моих. После нескольких минут шутливых препираний мы вышли на привокзальную площадь и, отстояв небольшую очередь на такси, отправились с редким шиком домой.
Дома меня ждала торжественная встреча, стол уже был накрыт и мы все, за исключением Ани, которая уже убежала на занятия, уселись за него. После нескольких тостов, когда первое возбуждение от встречи спало, начались расспросы. Пришлось моих родных сильно разочаровать, ни с одним из видных деятелей партии и правительства я не общался, и даже не видел, потому, как там, где я работал, они не появлялись.
Моя мама с задумчивым видом оглянулась, убедилась, что Лешки за столом нет и сказала:
-Знаешь сын, когда на работе узнали, что работаешь в Кремлевской больнице, ко мне совершенно изменилось отношение. Раньше, например, секретарь горкома партии, вел себя со мной вполне по-деловому, без выпендрежа или еще чего-нибудь, то сейчас он, похоже, вроде, как заискивает передо мной. Мне это совсем не нравится. Я в партии много лет, и всегда никому не боялась правду говорить, а тут, мне как не по себе становится.
-Даша, ну, что ты берешь в голову всякие проблемы,- вступил в разговор отец,- не так посмотрел, не так поглядел. Я тебе уже давно говорил, что в нашу партию всякое дерьмо проползает. И самое главное не сделать ничего. Мы тут, как-то с парторгом нашим Ильичом после работы посидели немного, я ему это все высказал, так знаешь, что он мне сказал? Мы, говорит, Леха последние коммунисты настоящие, а эти все видимость одна.
-Родители,- завопил я возмущенно,- в кои веки к вам сынок с Москвы приехал, мешок деликатесов привез, а вы тут партсобрание устроили. Мне этого и у себя хватает, давайте, о чем-нибудь другом поговорим.
К моим воплям присоединилась и бабушка:
-Вот видите вашего сынка там, в ежовых рукавицах держат, наверно на собраниях за что-то песочат, раз вспоминать про них не хочется.
Лешка в соседней комнате включил телевизор и оттуда раздался голос Ободзинского " Льет ли теплый дождь , падает ли снег" и мама с бабушкой моментально испарились из комнаты. Отец подмигнул мне, налил по полной рюмке водки:
-Ну, давай сынок по последней, за все хорошее.
Мы выпили не чокаясь, и пошли к нашим родным увлеченно рассматривающих в небольшом экране телевизора "Рекорд" симпатичного молодого певца.
Ближе к вечеру пришла Аня, вокруг которой, как всегда заходили кругами мама с бабушкой, забыв про свой телевизор. Потом мы забрались с ней в нашу с Лешкой комнату и принялись целоваться и рассказывать друг другу все новости, про которые не удосужились написать в письмах. Но нашу иддилию вскоре разрушил мой брат, который, почти без стука, забежал в комнату. Хмыкнул при виде наших раскрасневшихся физиономий и сообщил:
-А вы знаете, что сегодня закрытие сезона в парке культуры и отдыха? Танцплощадка сегодня последний день работает. Может, сходим?
По правде говоря, мне никуда не хотелось, кроме, как добраться до ближайшей койки вместе с женой, и желательно, чтобы никого не было поблизости. Но Лешка так хорошо рассказывал, что даже Аня начала жалобно на меня смотреть, пришлось с вздохом одеться и отправиться в парк.
Шли пешком, был теплый вечер, большая редкость для конца сентября в наших краях. Уже далеко до входа в парк, была слышна музыка, а в ворота вливался непрерывный поток молодежи. Я не видел ни одного знакомого лица и неудивительно, ведь практически за все эти годы я здесь не бывал, и теперь ругал себя, что поддался на уговоры младшего брата. Зато тот чувствовал себя, как рыба в воде, пока мы шли к кассам, он уже успел переговорить с кучей народа, у него везде были знакомые. Купив билеты мы прошли на танцплощадку, Лешка провел нас почти к эстраде и буркнув:
-Стойте тут, куда то смылся. Народ вокруг был не слишком трезв. Много ребят было с Уреки, Аню узнавали, здоровались, на меня кидали вопросительные взгляды, но не приставали. Оркестр играл почти, не переставая, медленные, быстрые танцы. К моему удивлению мне даже начало здесь нравиться.
-Однако ты Андреев и помолодел,- иронично думал я про себя,- за восемьдесят лет твоей душе, а все туда же с малолетками на танцульки. Через некоторое время обратил внимание, что вокруг нарастает напряжение. На площадке появились речники, учащиеся речного училища, по несколько человек они подходили то к одному, то к другому парню и начинали его дубасить. Кое -где начинались даже групповые стычки. Вскоре к нам прибежал Лешка:
-Сережка надо сваливать, сейчас Урека будет речников пиздить, достанется всем.
Аня охнула:
-Лешка, гад, зачем я тебя послушала, сидели бы дома спокойно.
В этот момент за братом нарисовались два речника. У одного в руке что-то было. Я быстро переместился и в два удара отправил их отдохнуть на грязном деревянном полу.
-Все, Лешка уходим, не хватало еще тут в драках участвовать.
Лешка засмеялся:
-Гы, гы, ты сам, то, что сейчас делал?
-Дурак, если бы не я сейчас валялся бы с пробитой головой.
И показал ему на дубинку со свинцовой нашлепкой лежащую рядом с одним из моряков. Неожиданно на эстраду выскочил здоровый парень. Я ахнул - это был Федька Сорокин.
Тот наклонился ко мне и крикнул:
-Серый! Молоток! так держать!
Потом он выпрямился и надсаживаясь заорал:
-Урееека! Бля, бей речнуху. И с воплем прыгнул прямо в толпу народа.
Толпа глухо заворчала, вокруг завизжали девчонки, речники быстро сгруппировались, но их было всего около пятидесяти человек и они практически ничего не могли сделать против нескольких сотен разъяренных урецких парней, к которым присоединились и парни с других окраин города. Их попытки выбежать в открытые двери были блокированы. Несколько милиционеров, дежуривших на танцплощадке, забрались на эстраду и с интересом разглядывали драку, изредка комментируя происходящее, и похлопывая белыми чешскими дубинками по ладоням, по-моему, они болели за городских. Постепенно речников притиснули к высокой деревянной стене огораживающей танцплощадку. Через несколько минут она была повалена и в проем потекла река возбужденных подростков и молодых парней, вслед за убегающими жалкими остатками речников. Мы втроем быстро уходили вслед за толпой. По дороге на нас несколько раз пытались напасть неизвестно кто, но нам с Лешкой удавалось удачно отбиться с большими потерями для нападающих. Когда вышли из парка, на площади уже никого не было, человек пятьсот-шестьсот убежали вслед за речниками к их училищу, и с той стороны доносился невнятный шум, и только немногочисленные группки, таких же как мы бедолаг, выбирались из кустов. Мы прошли мимо перевернутого милицейского уазика, около которого топтался молодой милиционер, периодически пиная свою машину. На нас он даже не посмотрел.
Затем мы шли домой по почти пустому проспекту Карла Маркса, Лешка был весел необычайно, и все вспоминал, как он удачно заехал в лобешник то одному, то другому противнику. Аня, к моему удивлению шла спокойно, изредка тоже вспоминая самые волнующие эпизоды. Мне же было совсем не смешно. Я вспоминал эту драку в моей первой жизни. Тогда толпа загнала двух речников в озеро, и один вроде бы утонул. И вообще эта история имела такой резонанс, что о ней тогда сообщил даже Голос Америки.
Как я не сообразил, что эта история произойдет именно сегодня, и мне придется в ней принять участие. А если бы меня задержали, вот это бы было дело. Врача Кремлевской больницы задерживают за драку на танцплощадке - наверно это был бы финиш, для всех моих планов.
Когда мы пришли домой, еще никто не спал. Лешка, не дожидаясь вопросов, почему так рано пришли начал рассказывать о гигантской драке. Мама выслушала его возбужденный рассказ, побежала к телефону и начала звонить в горсовет дежурному по городу. Она переговорила с ним несколько минут, после чего сказала, что драчунов удалось разнять. Правда для того, чтобы разогнать тысячную толпу пришлось поднять пожарную часть и брандспойтами остужать разгоряченные молодые головы. Мы посидели еще немного, потом Лешка отправился спать в комнату к бабушке, а нам с Аней были предоставлены свободные "апартаменты". Увы, акустика в этой комнате не позволяла нам полностью расслабиться, поэтому все происходило под Анин шепот:
-Сережа, тише, кровать скрипит. Перестань, давай завтра пойдем к нам, у нас на чердаке комната, в ней ничего не слышно.
-Анечка, расскажи-ка мне, а откуда ты знаешь, что там ничего не слышно?- шептал я в ответ.
Сережка, ты дурак, у нас там всегда гости спят, поэтому и знаю.
Пришлось, удовлетвориться минимумом доступного в надежде на завтрашний день.
Утром мы проснулись рано, и опять начался шепот, про то, что некоторые сильно много всего хотят, когда нельзя, а когда можно, не пользуются моментом. Пришлось вставать и идти на кухню, хоть чаю попить, там уже хозяйничала бабушка. Она с понятливым видом поглядела на мои бугрящиеся спортивки и сочувственно покачала головой.
-Ну, садись, раз такое дело, хоть чаю попей. В магазин сбегай, за чем-нибудь вкусным, только в гастроном иди, седня воскресенье, рядом магазин не работает, небось, забыл уже в Москве то.
-Ой бабушка, можно подумать я там всю жизнь живу. Пара месяцев прошла всего.
- А мне что-то уже очень долго показалось, как ты там один горемыка справляешься, девку наверно себе тамошнюю завел?
-Это кто девку завел?- раздался голос моей жены, которая, как раз зашла на кухню,- Сережка - это, что, правда?
-Да ты что Анечка,- всполошилась бабуля,- да я же шуткую все, какие девки. Сережка у нас в мать, однолюб.
-Да? А с его папой, как дела обстоят?- последовал закономерный вопрос.
Бабушка дипломатично ответила:
-А пес его знает, я его до свадьбы и не видывала, не знаю чего он там по молодости творил.
Мы сели втроем за стол, пока пили чай, поднялись и все остальные. Лешка быстро позавтракал и побежал по друзьям, видимо ему не терпелось обсудить вчерашнюю драку. А мы с Аней стали собираться идти уже домой к ее родителям. Надо же им показаться, московские гостинцы передать. Да и комнату на чердаке навестить тоже неплохо.
Выходные пролетели, как будто их и не было. Последнюю ночь мы провели с Аней у нее в доме на чердаке, и уже тут мы не спали нисколько. Поэтому утром, когда она меня провожала в Москву, ее заметно покачивало. Она сквозь слезы улыбалась распухшими от поцелуев губами и махала мне рукой, щагая вслед за, медленно ускоряющим, свой бег вагоном.
Как только за окном замелькал осенний лес, я взял у проводницы белье, постелил его на вторую полку, залез туда и практически сразу уснул.
Утром, оставив вещи на вокзале, не заезжая в общежитие, уехал на работу. Когда я зашел в ординаторскую, то вся моя поездка к родным казалось просто сном, все вернулась вновь в свою колею.
Время шло быстро. Прошел почти год после моего приезда в Москву, летом ко мне приехала Аня, которая закончила экономический факультет нашего университета и горела жаждой деятельности. Наконец, началась моя семейная жизнь женатого человека. Но тут выяснилось, что моей зарплаты в сто двадцать рублей, как младшего научного сотрудника и плюс еще за приемы в поликлинике на полставки, хватает только на жизнь, а моей жене хотелось всего. Москва манила выставками концертами, театрами. Жили мы по-прежнему в общежитии, в той же комнате. Конечно, я вполне мог своими талантами, так обаять коменданта, что она сама предложила бы мне и комнату больше и посветлей, но очень не хотелось привлекать внимание к себе. Аня без работы ходила недолго, ее также как и меня раздражало безденежье. Я хотел помочь Ане в ее поисках, но она заявила мне, что сама в состоянии это сделать и уже через неделю работала экономистом в НИИ, недалеко от нашей общаги.
Зарплата у нее тоже была невесть что. Но и шиковать, просто не было времени. Я вечерами просиживал за диссертацией и книгами, мне надо было соответствовать той высокой планке врача, к которой я стремился. Конечно, иногда мы все-таки выбирались в театр или на кино. Тем более что у нас в больнице была своя кассир, у которой всегда можно было купить билеты на почти любые премьеры и концерты, проходящие в Москве.
Так прошло два - три месяца, и Аня стала ходить по комнате с отсутствующим видом, задумчивая, когда я же спрашивал ее, в чем дело, она только улыбалась, и ничего не говорила.
Как-то утром, в выходной, она сидела напротив меня за столом в легком халатике, Я смотрел на свою жену и восхищался ее красотой, чистой розовой кожей и полной грудью выглядывавшей в проеме полураспахнутого халата. И тут ко мне закралось подозрение, при дальнейшем разглядывании перешедшее почти в уверенность:
-Анечка, моя хорошая, а ты случайно не беременна?
Аня улыбнулась:
-Ну, наконец, доктор поставил свой диагноз, я думала ты будешь более внимателен к своей жене, ты разве не заметил, что у меня нет месячных?
- Аня, ну вот такой я рассеянный, каждый день куча проблем, об этом, как-то и не задумывался.
-А вот теперь обязательно задумайся, в следующем году у нас будет ребенок, так, что решай вопрос, где и как мы будем жить, я абортов делать не собираюсь.
Я даже не обратил внимания на ее слова, в голове у меня билась одна мысль:
-Как здорово у нас будет ребенок!
В своем прошлом у меня было две жены, потом женщины приходили и уходили из моей жизни, не оставляя там следа, а детей так и не было.
И сейчас мне дан шанс воспитать, наконец, своего сына или дочь.
Я вскочил из-за стола и закружил свою любимую по комнате.
-Сережка! Перестань, отпусти, у меня голова уже ничего не соображает!- Закричала Аня.
Но я, конечно, не отпустил, а понес на кровать, откуда мы вылезли только к обеду.
-Дурачок ты мой сумасшедший.- Сообщила мне жена, когда пришла из душа, и мы отправились в кафе-мороженое скромно отметить такое выдающееся событие в нашей жизни.
Когда пришли домой, то принялись обсуждать, как будем жить дальше. И пришли к выводу, что после родов, Аня уедет в Петрозаводск, где, по крайней мере, год будет сидеть с ребенком, в чем ей поможет Наталья Ивановна, а я смогу спокойно завершить диссертацию и, надеюсь, ее успешно защитить, а также решу вопрос с жильем.
На работе у меня к этому времени были неплохие отношения с руководством, которое ценило меня, как хоть и молодого, но ответственного специалиста. Поэтому, когда я пришел с квартирным вопросом к нашему коменданту, то мне была обещано выделить две комнаты в общежитии, после рождения ребенка, Кроме того, меня поставили в очередь на получение квартиры. Москва активно строилась, и я рассчитывал, что через несколько лет мы въедем в свое жилье.
.
В стране шел 1971 год, внешне все было хорошо. Газеты печатали бравурные реляции о трудовых свершениях, о передовиках производства, строительстве новых фабрик и заводов. Но я то знал, что именно сейчас уже закладывается та основа, фундамент, на котором через полтора десятка лет некий комбайнер начнет свою перестройку. Но, что я мог сделать на своем месте? Наверно только продвигать нашу медицину вперед, насколько это будет возможно.
Когда я начал писать свою диссертацию, то мои коллеги меня не совсем понимали, И если бы не поддержка Чазова этой темы не было бы в ЦНИИЛ вообще. А через год наше учреждение уже могло дать фору Бакулевскому институту. Уже создавалось практически с нуля отделение ангиокардиографии и катетеризации сердца. Для опытных специалистов была ясно, какое это может иметь значение для будущего кардиологии и сердечной хирургии. Но так получилось, что у нас специалистов этого профиля практически не было, и только я, по крайней мере, с точки зрения окружающих, был в этом, как рыба в воде. А вообще то направление, которое я поднимал, имело в перспективе не только кандидатскую, но и докторскую диссертацию. Но зато и требовало огромных затрат. Никто из наших "мастодонтов" науки не хотел связываться с этим делом. И пришлось мне, вчерашнему интерну - младшему научному сотруднику принять на себя заведование этим отделением. Когда это все решалось в верхах, я поражался своему шефу, вот каким чутьем он руководствовался, давая зеленый свет моим идеям, когда практически никто не хотел ничем особо рисковать? Но зато мне и приходилось, пахать и пахать в ответ на зеленый сигнал светофора.
Все лето и осень провел в хлопотах, единственное, что было здорово в нашей системе, что когда решение было принято, деньги на строительство, медицинскую аппаратуру выделялись без проблем. Поэтому уже к зиме, у нас стоял импортный ангиограф при виде, которого у профессора Петросяна из Бакулевского института, занимавшегося той же темой, текли слюни, чуть не до пупа. Смотрел он на меня при этом, как "Ленин на буржуазию". Но когда мы с ним уселись в ординаторской и начали обсуждать мои дальнейшие планы, он уже смотрел на меня другими глазами и тут же предложил, перейти к нему в Бакулевку.
-Молодой человек, - сказал он тихо,- вы же прекрасно понимаете, что в вашей системе, вы никогда не сможете заниматься научной работой, как надо, по определенным причинам, приходите ко мне, я знаю, вы пишете диссертацию, защититесь у нас, и сможете под моим руководством и дальше развивать ваши идеи.
-Ха-ха,- думал я,- Юрий Самуилович молодец, на ходу подметки рвет, приходи к нему, работай у него. А вот идея с защитой это неплохо.
-Юрий Самуилович, спасибо вам за приглашение. Я обязательно над ним подумаю. И идея защищаться у вас мне нравится. Все же только ваш институт может достойно оценить мою работу.
Расстались мы с ним уже по-дружески, и он, пригласил меня, как-нибудь зайти к ним, посмотреть, как у них обстоят дела на этом направлении.
После его визита я долго размышлял, что же делать, мне ведь никто не разрешит ставить эксперименты так, как это можно делать в научно-исследовательском институте. Но с другой стороны, я столько лет посвятил возможности попасть именно в Кремлевку, и уйти сейчас, это значит практически полностью потерять возможность хоть, как-то повлиять на будущее страны. Не писать же мне письма в ЦК, что спустя 9 лет начнется война в Афганистане, через пятнадцать лет товарищ Горбачев устроит перестройку, а ЕБН -развалит страну. С моими навыками конспирации меня через несколько дней обнаружат и засадят в психиатрическую больницу для выяснения больной я, или просто дурак, что еще хуже. А уже после нее светит мне в лучшем случае работа садовника или дворника.
Шли дни, беременность у Ани протекала без проблем, наблюдалась она у наших гинекологов. У меня также все было неплохо, работа шла, моя настойчивость, и поддержка Чазова приносила свои плоды, в отделении появилось несколько молодых талантливых врачей. Они были направлены на стажировку в институт им. Бакулева, и в плане у меня было с нового года начать практическую работу и вначале хорошо освоить просто диагностические манипуляции; ангиографию, коронарографию, катетеризацию сердца. И только после этого планировать, что-то более серьезное.
Скобелкину все происходящее не очень нравилось, он занимался совсем другими проблемами. Но с начальником 4 управления предпочитал не ссориться.
В феврале, когда я сидел на приеме в поликлинике, ко мне зашла наша гинеколог и с улыбкой сообщила:
-Уж не знаю, радоваться вам Сергей Алексеевич или, как, но, похоже, у вашей жены будет двойня.
Услышав такое заявление, я заулыбался, вот так, ждали одного, а теперь будем ждать двоих.
Вечером Аня тревожно смотрела на меня, как будто была в чем-то виновата.
Пришлось долго успокаивать ее. и заверять, что я очень рад и счастлив, что у нас будет двойня.
-Конечно,- бубнила она сквозь слезы,- ты мне это все специально говоришь, а сам наверно думаешь, зачем тебе это надо, ты у меня научный работник, диссертации пишешь. А дети они пусть, когда-нибудь потом будут.
В конце концов, мне все-таки удалось развеять ее страхи и мы принялись обсуждать сложившуюся ситуацию. Но ничего нового не придумали и оставили в силе все прежние решения.
Роды прошли в срок, и я узнал, что теперь у нас две девочки, две красавицы. В эти времена, как-то не было принято, чтобы муж присутствовал при родах и мне этого никто не предлагал, да я сам не особо горел желанием быть при этом, смотреть на боль близкого человека, всегда очень тяжело. Но встречал я их вместе с Аниной бабушкой, которая прикатила в Москву уже на следующий день, у дверей роддома, даже ради такого события выпросил машину в больнице и нас с комфортом довезли до общежития. Билеты на поезд были куплены, и уже вечером я проводил всех своих родственников на вокзал.
Я снова был один, но был уверен, что через год мы будем жить уже вчетвером.
Прошло лето, я успешно защитился и стал кандидатом медицинских наук. На это время я был наверно самым молодым кандидатом на весь огромный Союз. Я стал уже теперь старшим научным сотрудником ЦНИЛ, и мне кроме своей основной работы пришлось заниматься еще и преподавательской деятельностью и, хотя в прошлой жизни, конкретно, такой работой я не занимался, но все-таки опыт руководителя большого учреждения у меня был, поэтому, к удивлению коллег, у меня все получалось. В нашем отделении мы успешно начали проводить диагностические обследования, учитывая то, что в моей памяти различные осложнения таких процедур хорошо сохранились, в отличие от других событий, множества осложнений, которые сопутствовали развитию рентгенохирургии, нам удалось избежать. Что немаловажно у меня стала больше заработная плата. Также несколько сменился контингент больных, которые приходили ко мне на прием, или оперировались в клинике ЦНИЛ, теперь это были не только люди, работавшие в системе власти, но и люди власти, хотя это были мелкие чиновники, министерств, аппарата ЦК. До работы с высшими партийными боссами мне было еще далеко, они обычно консультировались на уровне Чазова, других докторов медицинских наук, членов и членкоров академии.
Так, что я после недолгих колебаний решительно взялся за докторскую диссертацию. На удивление, Евгений Иванович активно меня поддержал:
-Сергей Алексеевич пока молодой надо успеть сделать все по максимуму,- сказал он мне, как то в беседе, - Дальше закоснеешь, погрязнешь в бытовых проблемах и может быть, чего то важного и не успеешь.
Вообще, мне казалось, что он был доволен моей деятельностью. Особенно, когда я познакомил его с моими планами по коронарной баллонной ангиопластике, стентированию. А когда я заговорил о возможном оперативном лечении таким методом инфаркта миокарда, он даже не мог усидеть на месте, а забегал по кабинету. Ему, как кардиологу эта тема была очень близка.
-Сергей, ты молодец. Умеешь видеть перспективы. Работай, я тебя поддержу, финансирование будет. Представляешь тут Бураковский ( директор инст. Им Бакулева) мне начал претензии предъявлять, что мы в его епархию залезать начали. Так я ему сказал, что вы переживаете Владимир Иванович, вы радоваться должны, что второе отделение в Союзе появилось, будет с кем опытом обменяться. Интересно, у меня Сергей складывается такое ощущение будто ты хорошо знаешь путь, по которому идешь, а вот у них в институте, очень уж много проблем. Но вот руководителя по твоей диссертации придется наверно там тебе искать, нет у нас пока в управлении таких докторов наук. Ты, похоже, будешь первым.
Осенью я жил уже почти в двухкомнатной квартире, хотя это было все тоже общежитие. И кухня и бытовые удобства были общие. Но в очередь на получение квартиры меня уже включили. И я рассчитывал на получение квартиры не ранее, чем через пять-шесть лет.
Уже в канун зимы я получил телеграмму, в которой говорилось:
"Встречай нас 30 ноября поезд Мурманск-Москва вагон пятнадцать, Аня".
тридцатого ноября, я заходил в вагон, где меня ждали Аня, наши близняшки и.. Наталья Ивановна.
-Сережа, бабушка пока поживет с нами, ведь я собираюсь выходить на работу, меня там ждут.
После чего вручила мне обеих дочек, которых я бережно понес к выходу.
Наталья Ивановна, конечно, была очень тактичной и выдержанной женщиной. Но она была педагогом не только по профессии, но и по призванию, и воспитывала всех, кто находился в зоне ее доступа. И только когда я начал жить вместе с ней в одной квартире, то понял, почему мой тесть, дома находился, как правило, в состоянии подпития.
Я теперь старался, как можно дольше времени оставаться на работе, оправдываясь тем, что мне нужно много времени для работы над докторской диссертацией, а мою жену, которая не понимала смысла таких стараний, это начинало раздражать. Прошло почти полтора года, когда у нас все-таки состоялся откровенный разговор, в результате которого Наталья Ивановна нас покинула, по-моему, очень довольная этим обстоятельством, а я стал больше времени проводить дома.
Отъезд бабушки так благотворно повлиял на мою возросшую трудоспособность, что я очень быстро вышел на финишную прямую докторской и летом 1974 года ее успешно защитил. На банкете после защиты у меня собрались уже совсем другие люди, чем два года назад, и поздравление были гораздо более яркими. Но я видел, что некоторым коллегам, мой успех был, как острый нож в сердце. И в голове у меня возникали мысли:
-Ну, Андреев ты попал, похоже, проблем у тебя прибавится.
Как-то в сентябре этого же года я сидел у себя в кабинете, в нашем оперативно-диагностическом отделении, которое за прошедшее время сильно разрослось, и уже занимало отдельно стоящее здание в три этажа. А доктор медицинских наук Андреев Сергей Александрович заслуженно заведовал своим детищем, успевая при этом еще и вести занятия для врачей проходящих повышение квалификации, работать с заводами медицинского оборудования, выезжать туда и помогать ободрять тамошний ИТР в возможности выполнить наши непростые заказы. К сожалению, я знал конкретно, что мне надо, а вот вопрос как? всегда стоял ребром. За границей также многого еще не производилось, а мне не хотелось там ничего заказывать, потому, как патентное право никто не отменял. Вот и сейчас я сидел и раздумывал о начале применения стентов с лекарственным покрытием, которые практически открыли новую эру в лечении инфаркта миокарда. Но пока нет ни самих стентов, ни лекарств. Выхода на заграницу тоже, так, что все стенты делались практически на коленке и мои ребята мучили бедных собачек в виварии, устанавливая им эти стенты, куда только возможно.
Зазвонил телефон - это был Чазов.
-Сергей Алексеевич, тебе необходимо приехать в Кремль, тебя встретят, у Леонида Ильича Брежнева ухудшение состояния, нельзя исключить инсульт, он крайне возбужден, и не очень доступен для контакта. Сейчас у нас здесь консилиум, и вспомнили про тебя и твою способность успокаивать самых неудобных пациентов. Срочно давай приезжай.
Когда я вошел в комнату, там находилось несколько светил нашей медицины, во главе с Евгением Ивановичем, на диване лежал Брежнев, он был возбужден , говорил быстро и невнятно, его охрана внимательно следила за всеми телодвижениями окружающих.
Я, поздоровавшись, присел на стул, рядом с больным. Взяв его за руку, я размеренно, глядя ему в глаза начал считать пульс, мне удалось установить гипнотический раппорт буквально в пару минут, так, что окружающие ничего не поняли.
-Вы наверно хотите спать Леонид Ильич?- Полуутверждающе спросил я.
-Очень хочу.- Неожиданно отчетливо ответил Брежнев и захрапел.
Все облегченно вздохнули, быстро был развернут медицинский пост, с дежурными врачами, взяты анализы, после недолгих дебатов, консилиум выработал тактику лечения, под которой все расписались.
На следующий день мне опять позвонил Чазов:
-Уж не знаю радоваться тебе Сергей или нет, Сегодня Леонид Ильич потребовал, что бы тебя с ним познакомили. Так, что давай собирайся, будем знакомиться по настоящему. Когда я приехал к Брежневу тот уже полулежал в кровати, был оживлен и немедленно предложил мне покурить вместе с ним. На это я серьезно сказал:
-Леонид Ильич я сам не курю и другим не разрешаю, так, что если вы хотите, чтобы я был вашим врачом, немедленно бросайте это черное дело.
Брежнев, с улыбкой, посмотрел на Чазова:
-Наверно все уши ему прожужжал, чтобы про курево мне сказал?
-Нет, товарищ Брежнев, ничего я Сергею Алексеевичу не говорил, он у нас спортсмен, и никогда не курил.
-Да, а я вот не могу никак бросить. - Вздохнул генсек. - Давайте ближе к делу, Сережа, ты уж извини, что я тебя так называю, хоть ты уже и профессор, но по возрасту мне почти во внуки годишься. Ты на меня вчера произвел большое впечатление, хотя я мало, что и помню. Не знаю почему, но чем-то ты мне по душе. Поэтому с этого дня ты будешь одним из моих врачей, так, что имей это в виду, со всеми вытекающими последствиями.
Что за последствия, я уже понял на следующий день, когда меня навестил, якобы как пациент, глава управления КГБ, в котором служил мой куратор. Он, запанибратским тоном, как будто был дружен со мной всю жизнь, поговорил о работе, моих делах и сообщил, что куратора у меня больше нет, а я могу по знакомству позванивать ему, если вдруг, возникнет такая необходимость.
В больнице мое назначение произвело эффект разорвавшейся бомбы, по-моему об этом даже гардеробщицы в поликлинике говорили.
Но по большому счету мои коллеги мне не так уж и завидовали, потому, что и ответственность на меня теперь ложилась не маленькая. Я же в свободное время пытался понять, что я должен делать, по моим подсчетам я должен был выйти на уровень политбюро только через несколько лет, и вот случайная возможность общаться с Брежневым оказалась подарком судьбы, для которого я еще не был готов. И сейчас, когда все считали, что Сергей Алексеевич в своем кабинете думает над медицинскими проблемами, я сидел и думал совсем о другом, что я должен предпринять? С момента осознания себя в этом мире я никогда ничего не записывал, что могло бы хоть, как-то навести окружающих на какие-либо странности. Я прекрасно понимал, что никогда мои рассказы о будущем, какие они не были бы убедительными, не заставят окружающих поверить, что я пришелец из будущего. Все попаданцы, про которых я читал, прибывали в прошлое с телефонами ноутбуками, они помнили устройство автомата, они даже знали, куда разлетятся документы по улице при взрыве в каком-то кабинете и помнили даже до секунды время этого взрыва. Я же не знал ничего такого, я даже из новых песен то помнил одну две строчки, единственное, что хорошо помнил - это мои знания врача. А обнаруженные записи верный путь если и не в психиатрическую больницу, то на амбулаторное лечение в психоневрологическом диспансере, и без каких либо возможностей влиять на события. Так, что все, что я планировал, я хранил в памяти, и теперь лишь вновь проходился по тем выводам, которые сделал уже несколько лет назад.
Интересно, что после того, как Леонид Ильич пожелал видеть меня своим врачом, у меня уже отметились практически все члены Политбюро. Это обстоятельство немного упростило мою задачу.
Еще в прошлые годы, когда я пытался анализировать причины развала нашей страны, я понял, что одна из этих причин- это само государственное устройство. Гитлер в свое время говорил о "колоссе на глиняных на ногах" подразумевая, что неуклюжий конгломерат из множества республик, не выдержит натиска стальной машины вермахта. Но он ошибся, и не потому, что его тирада насчет устройства СССР была неверной. Он не учел всего одного человека, даже не русского, а грузина, и этот человек обладал волей, которая полностью оправдывала его фамилию. Он смог из поражений первых дней выковать Победу, именно он смог создать, поднять наверх, тех людей, полководцев, которые своими руками созидали все те Сталинские удары, про которые в последствие будет написано в учебниках истории, и которые при кукурузнике быстро превратятся в отдельные победы отдельных людей.
Но этот человек умер, или его отравили, никто этого, по-видимому, никогда точно не узнает. А к власти пришли те, кто был в его тени. Никто не без греха, и этот человек тоже, он не смог оставить после себя преемника, которому по силам было в полной мере управлять великой страной. Кроме того, он так и не успел сделать, то, что хотел, а именно изменить конституцию и государственное устройство страны. Не может быть единым и монолитным государство, состоящее из отдельных частей, союзных, автономных и прочих. И сейчас до 1976 года, в котором планировался 25 съезд КПСС, мне надо было заставить членов Политбюро проникнуться и начал работу по переустройству страны. Ну что же раз всем членам Политбюро интересно посмотреть на сопляка, которого выбрал Брежнев в лечащие врачи, тем лучше, постараюсь, чтобы все те, кто приходит ко мне прониклись такими мыслями и начали их претворять в жизнь. Главное, чтобы беседы проходили в таком ключе, чтобы товарищи, которые будут прослушивать записи моих разговоров, ни о чем не догадывались.
В этом году Леонид Ильич, благодаря моим стараниям не заболел, как это было в прошлой жизни. А если я смогу предотвратить его тяжелейший инсульт в 1976 году, после которого он и перестал соображать, и только щелкал зубными протезами, то может, быть история страны, и пойдет другим путем. Дерзай Андреев, делай что, должен и будь, что будет!
В Политбюро ЦК КПСС проходило очередное совещание. Его открывал Брежнев. Уже все его соратники знали, что он будет сегодня говорить об очень важных проблемах. И действительно, с первых слов, те, кто еще не знал о чем пойдет речь, были просто ошарашены.
- Товарищи, сказал Леонид Ильич,- вот уже пятьдесят семь лет наша страна успешно развивается и заняла заслуженное место в мире. Мы успешно раздавили фашизм, восстановили полуразрушенное войной народное хозяйство, вышли в космос и сейчас формируем новую общность людей советский народ.
Но вот государственное устройство нашей страны, к сожалению, не позволяет нам сделать это более качественно.
В свое время Владимир Ильич Ленин, стоявший у истоков нашего государства обосновал необходимость строительства национальных республик.
Мы, коммунисты, обязаны творчески подходить к развитию марксизма- ленинизма, в частности мы должны признать, что сейчас мы переросли этот момент и, что рамки республик, сдерживают наше поступательное движение вперед. И поэтому надо с этим что-то решать.
При этих словах Кунаев переглянулся с Алиевым и сделал удивленное лицо. На что последний, только пожал плечами. Андропов же и Суслов качали в такт речи Брежнева, как будто слышали что-то уже давно знакомое и отвечающее их мыслям.
-Так вот товарищи, мы обсудили складывающуюся обстановку в узком кругу и пришли к выводу, что нам, по всей видимости необходимо будет осуществить огромные преобразования в этой области.
Скорее всего, после этих преобразований нам придется изменять даже название нашего государства, потому, что оно абсолютно не будет соответствовать истине.
Итак, наше предложение в концентрированном виде звучит так: все союзные республики также, как и автономные упраздняются, вместо них будет сформирована система областных центров, где то она будет совпадать с прежними границами, где-то очень отличаться.
Но поймите, именно для того, чтобы сформировать единую общность- советский народ мы вынуждены будет пойти на такие масштабные преобразования.
Я пока не собираюсь конкретно рассказывать, что и где будет меняться. Это работа, как вы понимаете не на один день и не на год. Но нам ее надо сделать.
Прошу высказываться по этому вопросу.
Первым слово попросил Андропов:
-Товарищи, я, как и вы не был знаком с темой доклада Леонида Ильича, однако скажу прямо подобные мысли часто приходили мне в голову. Не в обиду будет сказано некоторым товарищам, которые здесь находятся, но отдельные республики у нас достаточно сильно отстают в развитии, и я считаю, что именно система областных центров, в которой не будет подчеркиваться национальный характер населения, будет более способна к совершенствованию. И я полностью поддерживаю слова товарища Брежнева и считаю, что надо начинать такие изменения. Страна должна планомерно развиваться и менять себя, чтобы соответствовать вызовам времени. Нам нельзя ни в коем случае забывать о том, что наша страна находятся в полном кольце американских баз, и империалисты только и ждут, чтобы мы где-то дали слабину. И нам, необходимо, как можно быстрее убрать изжившие себя образования, чтобы идти к вперед к развитию коммунистического общества, и усиления могущества нашей страны.
Далее выступающие в основном поддерживали слов доклада Брежнева и только Кунаев имел смелость выступить с другим мнением, но его быстро заклевали, чуть не обвинив в сепаратизме. Пельше и Алиев, благоразумно промолчали. После этого завязался живой разговор, как эти преобразования проводить, и самой больной темой стало название страны. Если не будет республик, то какой это Союз? Российской федерации ведь тоже не будет.
Кто-то не подумав, вякнул:
-Российская Империя.
В комнате наступила неловкая тишина.
Все молча смотрели друг на друга.
-Может, пока, по крайней мере, в проекте назовем нашу страну ССР, Советская Социалистическая Республика, - предложил Брежнев,-
Это название будет достаточно правильно отражать складывающееся положение, и по сравнению с предыдущим названием будет минимальное изменение.
Совещание продолжалось почти до вечера, но постепенно все возмущенные возгласы были подавлены, и итоги совещания резюмировал Леонид Ильич.
-Товарищи, вы сами понимаете, что такое дело с кондачка не решается, изменение Конституции, преобразование страны, очень затратное и сложное мероприятие. Поэтому я предлагаю, передать наши предложения в правительство, что бы в течение года были разработаны все этапы перехода нашей страны к новым реалиям, а также проведена соответственная компания в прессе, у нас в 1976 году планируется очередной съезд партии, на нем и мы и поставим этот вопрос перед партийными массами. Ведь сама структура нашей партии также должна соответственно измениться, будут ликвидированы ЦК компартий союзных республик, это очень серьезный и ответственный шаг, и мне кажется, что в связи с этим нам крайне необходимо расширить полномочия комитета государственной безопасности, весьма необдуманно урезанные в свое время.
-Но мне, почему-то кажется, что рядовые коммунисты нас поддержат,- напоследок сообщил Брежнев.
Я, конечно, не знал об этом заседании, прошедшем в декабре 1974 года. Но если бы я знал, то понял, что моя кропотливая, незаметная работа, дает свои плоды, и идея о переустройстве Союза всплывает в голове Кремлевских старцев. Я и сам понятия не имел, что из этого может получиться, но рассуждал просто. Если в свое время алкашу Борьке со товарищи удалось за пять минут развалить могучее государство, то как он или кто- то другой будет делить страну по областным центрам, я представить не мог.
Когда я начал работу с членами Политбюро, так не обдумано посещавшими меня, перед моими глазами вновь стали проходить картины прошлой жизни - весна 2014 года, Украина, я следил за этими событиями из кровати, боли в суставах почти не давали возможности выходить из дома. Но телевизор у меня практически не выключался. Я видел, как возрастала напряженность, как люди, еще несколько лет назад мирно жившие друг с другом начинали вооружаться. Я даже не обращал внимания на Олимпиаду, наверно, как большинство россиян, все внимание было уделено Украине. После Олимпиады все пошло наперекосяк, восточные области и Крым дружно заявляли о своем суверенитете, запад продолжал майдан. НАТО и Штаты, в начале апреля выступили с предупреждением России не поддерживать Восток, на что разозленный Путин уже не обращал никакого внимания. А 12 апреля я заснул в этом мире в последний раз. Что случилось там, ядерный удар, или что-то другое мне никогда не узнать, но я не хотел больше видеть и слышать, то, что я видел тогда.
Январским утром 1975 года в кабинете директора ЦРУ Уильяма Игана Колби зазвонил телефон. Он, едва успевший снять пиджак и закуривший, чертыхнулся, положив сигару, щелкнул подтяжками и взял трубку, в которой раздался голос начальника восточного сектора Тома Мэнсона:
-Сэр, я хотел бы получить время для внеочередного доклада, есть важные новости из Советского Союза.
Через полчаса директор уже выслушивал доклад своего подчиненного.
-Сэр, как вы знаете, у нас не так много возможностей для работы в России, как хотелось бы, хотя мы каждым годом наращиваем финансирование разведки. Поэтому мы не сразу узнали о необычном решении, принятом верхушкой комми. Похоже, что наша длительная работа, направленная на развал этой страны, и в которую вложены миллиарды долларов, терпит крах и нуждается в коренном пересмотре.
-Послушай Том, что ты несешь, успокойся, давай рассказывай подробно, что они там нарешали.
-Сэр, получены точные данные, что в Политбюро КПСС в декабре прошлого года принято принципиальное решение на упразднение прежнего государственного устройства, до этих старперов, наконец, дошло, что надо убирать пережитки союзного деления на республики. А мы вбухали столько баков в региональные элиты, которых теперь просто не будет.
Начальник ЦРУ задумался:
-Том, я не в силах, конечно, помнить все подробно, что у нас делается. Но, по-моему, совсем недавно мы слушали ваш доклад, где вы утверждали, что старение членов Политбюро приобретает неотвратимый характер, и к середине восьмидесятых годов Раша будет входить в состояние анархии. Все молодые активные члены партии, имеющие перспективу, мониторятся нашими аналитиками и мы практически знаем, когда они должны делать, то или иное телодвижение, ну вот, как например этот перспективный Корбачефф. Но, тем не менее, ни один ваш аналитик не смог предсказать таких действий Политбюро. Видимо здесь имеет место какой -то неучтенным нами фактор. Так вот делайте, все, что возможно, но чтобы мы знали, что или кто это такой. Это очень большой прокол с вашей стороны и он может стоить вам должности.
-Сэр, я еще не закончил, дело в том, что идет резкая активизация действий КГБ, похоже, им опять вменено в обязанность следить, за всеми высокопоставленными члена партии, особенно в регионах. В самом КГБ идут внутренние проверки, мы уже потеряли десяток важных информаторов, особенно в Армении и Грузии. Кстати, и эти сведения мы получили не из Москвы, а из Ташкента. Там работать намного легче, чем в самой России.
-Странно, все это, почему они всполошились, как будто также получили новые данные по нашим работам. Том ты пока свободен. По видимому нам надо провести в ближайшее время провести совещание по этому вопросу, а затем со всеми материалами идти к президенту. Дело начинает принимать совершенно неожиданный оборот.
Понятия не имею, о делах творящихся в эмпиреях я продолжал жить своими медицинскими делами.
Надо сказать, что быть врачом Брежнева все же имело свои положительные стороны. Так в один из рабочих дней у меня зазвонил прямой телефон с Кремлем, позвонивший представился комендантом и сообщил, что принято решение о выделении мне квартиры соответственно статусу, и что мне сегодня надо подъехать на Кутузовский проспект, и он продиктовал адрес.
Когда мы с Аней подъехали на больничной волге к сталинской высотке, нас встретил управдом, который и повел нас знакомиться с квартирой.
Огромная трехкомнатная квартира с множеством подсобок, высоченными потолками, кухня, в которой можно было танцевать, даже на меня произвела впечатление, а уж Аня ходила по натертому паркету, осторожно как по льду, и молчала. Наконец она проснулась и ее первые слова были:
- Наконец то мы сможем пригласить бабушку пожить с нами.
-Аня, мне кажется. что бабушка уехала от нас уставшая, и не надо ее вновь привлекать, к воспитанию детей. Моя зарплата вполне позволит нам нанять няню для присмотра за детьми.
Но в присутствие постороннего человека мы долго не пикировались, оставив все это на потом.
По дороге обратно в общежитие, мы заехали в ведомственные ясли забрали наших девочек, а потом я забежал в магазин купил бутылку шампанского. Вечером, когда наши девушки, наконец, засопели своими носиками в кроватках, нам, наконец, удалось собрать стол и отметить сегодняшнее неординарное событие. Мы сидели и вспоминали все, что пережили за эти непростые московские годы. У меня они вообще слились, в одну непрерывную работу, без просвета. Докторская диссертация отнимала все силы, надо было нарабатывать материал, писать работы и публиковать их в медицинских журналах. Это было достаточно трудно. Перелом произошел только после перепечатки моей статьи одним американским медицинским журналом. Действительно, правильно говорят "нет пророка в своем отечестве" лишь после этой публикации, ко мне пришла некоторая известность.
Да и Ане тоже пришлось нелегко. Еще в начале нашей жизни в Москве, когда она работала в НИИ, там узнали, что у нее муж работает в Кремлевской больнице, и начались всякие шепотки, А когда я защитился и стал профессором, то шепотков стало еще больше. И хотя вроде ничего происходило, но Аня все это переживала и, в конце концов, мне пришлось самому заняться ее трудоустройством, и теперь она работала в Госплане, где ее мужем - доктором медицинских наук интересовались значительно меньше. Она была на хорошем счету, да и работа ей нравилась и, если бы не дети, то, наверняка, уже продвинулась по служебной лестнице.
Мы сидели долго, вспоминая, то, одно, то другое событие нашей жизни, смеялись над лепетом детей, и строили планы, что и как у нас будет сделано в новой квартире.
Конечно, в основном, говорила Аня, я же, несмотря на все попытки забыть о проблемах, не мог отстраниться от них. В прошлые годы, еще во время учебы в университете, мне это вполне удавалось, но теперь, я всегда и везде помнил о своей основной задаче, и жизнь это мне портило очень здорово.
Вот и сейчас Аня воскликнула:
-Сережа, ты опять меня не слушаешь, ты хоть когда-нибудь можешь забыть о своей работе? У нас такой серьезный разговор!
Мысленно я усмехнулся, если бы Аня знала, о чем я думаю, ведь к мой основной работе, это не имело никакого отношения.
А думал я о том, что далеко не все члены Политбюро побывали у меня, и, к сожалению, я не могу им всех давать одинаковые установки, иначе явно сходные мысли у всех тех, кто побывал у меня в кабинете, наведут логически думающих товарищей на определенные мысли.
-Анечка, да я задумался, что траты нам предстоят, надо будет обставить квартиру, вот и думаю, как бы это все сделать.
-Сережа, ты ведь совсем не слушал, что я тебе говорю, я ведь только, что тебе объясняла, что мы должны делать. И вообще, это не твоя забота, твоя забота деньги заработать, а я найду, как их потратить с большей пользой,- категорически завершила свою мысль моя жена.
И действительно, как заработать деньги? Даже сейчас, будучи заведующим крупным отделением больницы, доктором медицинских наук, получал я не слишком много. И эта проблема сейчас должна была встать во весь рост. Тем более, что в наших планах была еще и няня, чтобы моя жена могла работать, а не сидеть дома на бесконечных больничных по уходу за детьми.
Утром я вышел, как всегда взять свежие газеты из ящика в коридоре, по пути обратно, развернул Правду, на ее первой полосе была огромная статья Суслова. Называлась эта статья " К вопросу о необходимости совершенствования Конституции Советского Союза, в связи с развитием следующего этапа в созидании социалистического общества и появлением его нового субъекта - советского народа".
Прочитав первые строки, я застыл на месте, лихорадочно вчитываясь в формулировки текста. Простоял я в коридоре до тех пор, пока Аня, озабоченная моим долгим отсутствием, не выглянула в коридор и закричала:
-Сережа, ты, что там пропал, иди, дома почитаешь!
Я шел домой. А в душе нарастало ликование:
- Получилось, ведь получилось, черт побери!
Очень сложно было заниматься всем, тем, что я делал, не имея даже представления, как реагируют мои подопечные на внушаемые им мысли. Я должен был оставаться абсолютно вне подозрений. И вот теперь я точно знал, что мои попытки дают какой-то результат. Потому, как в моей прошлой жизни, никакой статьи по этому поводу я припомнить не мог.
Когда сел за стол то сказал Ане:
-Представляешь, похоже, у нас будет Конституция меняться, вот видишь, статья в газете, так просто такие статьи не пишут.
-Ты знаешь Сережа, у нас в Госплане, тоже что-то не так. Мы начали готовить материалы к двадцать пятому съезду, составлять планы на следующую пятилетку. Так Косыгин к нам приезжал, говорят, шум стоял дикий. Байбаков ходит сам не свой, на всех кидается. Похоже, что у них что-то не складывается. У нас то в отделе здравоохранения ничего особенного, а вот Лебединский ходит довольный, вроде бы для них новые ЭВМ будут делать. Он со своей АСПР автоматизированной системой плановых расчетов, всех достал, а тут Косыгин, когда приезжал, полностью его поддержал и потребовал полностью заменить всю вычислительную технику. Вроде даже сказал, что дожили до того, что у японцев скоро будем ЭВМ покупать, стыдоба.
Мы обсуждали с Аней статью в Правде, а про себя я думал о будущих микрофонах, в нашей спальне. Мне, честно говоря, было все равно, я давно уже смирился с этой неизбежностью. Как хорошо, что моей жене - такое никогда в голову не придет, что нашу, такую положительную семью, могут прослушивать сотрудники КГБ.
Но все равно сегодня у меня было отличное настроение, я много лет шел к возможности влиять на наших руководителей, и вот доказательство моих скромных успехов было налицо. К, сожалению, я сам не понимал, что из этого всего получится, но пусть так, чем вообще ничего не делать. С Косыгиным вообще получилось очень неплохо, сейчас он был одним из самых частых посетителей моего кабинета. И с ним, мне как раз было удобно, не вызывая подозрений, от читающих записи наших разговоров аналитиков, высказывать свои мысли о необходимости развития той или иной отрасли народного хозяйства. Так, как мое отделение являлось одним из самых насыщенных современной техникой, мне вполне можно было говорить о качестве оборудования, отмечать преимущества, зарубежных аппаратов, а уже потом переходить на необходимость, развития в стране базовых предприятий для развития микроэлектроники. Подслушивающим и в голову не должно придти, что в голову Председателя Совета Министров закладываются установки на настойчивое и неуклонное претворение этих бесед в жизнь. Я никогда не был специалистом в этих отраслях, к моему стыду. Я не понимал в ничего в тех девайсах, заполнивших все прилавки магазинов в моей прошлой жизни. И ничем не мог помочь, будущим первооткрывателям, так попробую помочь хоть тем, чтобы им поменьше ставили палок в колеса, и требовали от них создания новой и новой техники, а не бездумного копирования западной. Или того хуже, прекращения всех исследований в этой области.
С таким же отличным настроением я пришел на работу. Не успел я зайти в кабинет, как мне позвонила секретарь главного врача с просьбой подойти к нему через час. Я удивился, так, как все совещания у главного обычно четко регламентированы, и вызывать заведующих отделениями в рабочее время было не в его стиле. Сегодня у меня операций не было, поэтому, проведя пятиминутку и раздав " всем сестрам по серьгам", я занялся своей обычной работой, выбиванием нового оборудования, переговорам о починке имеющегося и другими общественно полезными вопросами.
Через час я уже входил в кабинет главного врача. К моему удивлению там был и Чазов.
Я поздоровался и спросил у главного:
-Владимир Михайлович, что случилось? Какие- то проблемы?
В ответ тот улыбнулся и посмотрел на Чазова:
-Да вот мы тут тебя уже час обсуждаем. Пришло приглашение Евгению Ивановичу и тебе. В Лондоне будет проходить конгресс кардиологов и кардиохирургов. Так вот и пишут; приглашен, в связи со значительным вкладом в развитие кардиохирургии. Просят подготовить доклад на любую тему, которой ты занимаешься.
И с этими словами подал мне толстый конверт, в котором находилось само приглашение, и напечатанный типографским шрифтом план проведения конгресса. Никаких цветных проспектов, расписаний экскурсий по злачным местам, как это будет всего лишь через двадцать лет.
Евгений Иванович выглядел озабоченным:
-Понимаешь, с одной стороны признание наших заслуг, поехать надо. Но вот опять проблемы с КГБ. Ты теперь лечащий врач Брежнева. Вопросов к тебе будет море. Заграничного паспорта у тебя конечно нет.
-Конечно,- подтвердил я,- зачем он мне нужен. Я за все свои двадцать пять лет кроме Петрозаводска, Питера и Москвы нигде собственно и не был.
-Ладно, с паспортом -это без проблем, но впереди еще все разрешительные инстанции задумчиво сказал Чазов.
-Евгений Иванович, мне кажется, что проблем особых не будет. Так, что если главный врач меня отпускает, буду готовиться к поездке.
Главнюк засмеялся:
-Ты Сергей Алексеевич шутник, я не отпущу врача на конгресс, не использую такой шанс на известность. Там на тебя посмотрят и подумают, если в больнице такие заведующие отделениями, какой же там главный врач. А то они наверно до сих пор думают, что в Кремлевке врачей нет, работают одни агенты КГБ, и за каждыми дверями стоит по паре охранников.
Мы слегка посмеялись, хотя прекрасно понимали, что сотрудники КГБ у нас имеются. Когда я выяснил, что этот конгресс будет через два месяца, то вполне успокоился, потому, как в планах сейчас стоял переезд на новую квартиру. Ну а тема для доклада у меня уже была. По приходу домой, я немедленно сообщил о моей предполагаемой поездке. Аня была в полном восторге, а так, как она очень обстоятельная женщина, то сразу после ужина села за составление списка, что я должен привезти ей из-за границы.
Я смотрел на белую поверхность облаков, простирающихся под нашим самолетом. Изредка в просветах была видна земля, с трудно различимыми деталями рельефа. Ровный гул турбин Ил-62 клонил в сон, но возбуждение все не оставляло меня. Остались позади беспокойства, последние приготовления, торопливые правки доклада, и беседы в специальной комнате отдела кадров нашей больницы. Надо сказать, что длинную лекцию никто мне читал. Моя характеристика в КГБ была безупречна. Но порядок должен быть соблюден, и после инструктажа о поведении советского гражданина за границей, я расписался в подсунутом мне листке. Меня никто не провожал, Аня была на работе, да и, что провожать? Улетал я всего на три дня. Евгений Иванович, также пришел один, держа в руке небольшой чемоданчик.
После взлета самолета, он открыл его и достал плоскую бутылочку Двина, и маленькие рюмочки.
- Давай Сергей за удачное начало.
Начало было действительно удачным так, что когда мы садились в Хитроу, бутылочка была у нас допита.
В аэропорту торжественной встречи не было, Но когда мы спустились по трапу, к нам из небольшой толпы встречающих подошел молодой человек, при взгляде на которого хотелось щелкнуть каблуками.
-Смирнов Виктор,- коротко представился он,- второй секретарь посольства. Евгений Иванович, мне поручено вас сегодня встретить, и разместить. Номера в гостинице вам уже забронированы. Кстати ваш конгресс будет проходить там же в конференц-зале, так, что вам не придется ездить по городу. А сейчас жду ваших пожеланий, посол сегодня хотел бы вас видеть, у нас вечером планируется небольшая party, будет официальный представитель Короны.
Евгений Иванович улыбнувшись, сказал:
-Я вижу у вас уже все продумано, ну что же сейчас отвезите нас, пожалуйста, в гостиницу, мы придем в себя, прогуляемся, а к 19 часам можете за нами заехать.
Мы сидели в на заднем сиденье посольского Роллса, который неслышно пробирался по узким улочкам Сохо. Смирнов захотел познакомить нас с особенностями городской культуры Лондона.
Евгений Иванович периодически поглядывал на меня и был явно удивлен.
-Сергей. Я уже думал, ты меня ничем удивить не можешь, и ошибся. Ты, что бывал уже здесь? Ну ладно Сохо проехали. Но, ты даже головы не повернул, вот хотя бы Трафальгарскую площадь посмотри.
-Евгений Иванович, да видел я все это сто раз на фотографиях. Ничего нового.
-Ну, знаешь!- возмущенно сказал Чазов и замолчал, сам, крутя головой по сторонам.
Когда мы приехали в гостиницу, было всего около трех часов дня. Время было детское. Смирнов попрощался с нами до вечера, пообещав прислать машину, как мы условились. Мы намеревались зарегистрироваться у стойки, что прибыли на конгресс, потом подняться в номера, и немного отдохнув пройтись по магазинам, немного потратить скудные запасы валюты, выданные, расщедрившейся на 20 фунтов, Родиной.
Но стоило только зайти в вестибюль гостиницы, на нас налетела толпа репортеров.
-Мистер Чазов, расскажите, как состояние здоровья генерального секретаря? Скажите, сколько вы получаете!? Мистер Чазов, вы не намереваетесь остаться в странах Свободного мира? Рядом с вами наверно представитель КГБ?
Чазов, привычно улыбаясь, сказал:
Господа, у вас ошибочные представления о работе комитета госбезопасности, а мой спутник - это Андреев Сергей Алексеевич - самый молодой доктор наук Советского Союза в настоящее время, заведующий кардиохирургическим отделением центральной клинической больницы и личный врач Леонида Ильича Брежнева.
Вот ведь, перевел на меня все внимание.
Репортеры дружно выдохнули и жерла всех камер и фотоаппаратов были направлены на меня.
-Мистер Андреев, как вам понравилось в Великобритании после ужасов коммунизма, вы уже написали просьбу о признании вас политическим беженцем? Вас не упекут в застенки КГБ, если ваш подопечный умрет?- сразу с нескольких сторон раздались выкрики.
-Господа, господа, пожалуйста, не все сразу,- улыбаясь, как и Чазов, сказал я, - о вашей стране я еще не составил впечатлений, ведь мы только час, как прилетели. Правда, когда мы ехали, здесь неподалеку, я обратил внимание на кучу детских колясок у какого-то учреждения. Когда я спросил у водителя, что там происходит, он ответил, что молодые мамочки пьют пиво в баре. Мне это очень удивительно, в нашей стране так вести себя не принято.
Что же касается свободного мира, то я, во-первых, не считаю, что он такой уж свободный, и, во-вторых, оставаться здесь я не собираюсь. Репортеры терзали бы нас еще долго, но тут появился представитель оргкомитета нашего конгресса, который спас нас от внимания прессы.
Когда мы зашли в номер, Евгений Иванович сказал:
-Ты когда меня удивлять перестанешь, разговариваешь, как будто тысячу раз перед этими щелкоперами стоял.
Я же только улыбался. Не буду же я ему рассказывать про телевидение, которое может научить и не такому.
-А, как ты ловко их поддел насчет пьянства, спорим, что про это ни слова завтра в газетах не будет,- добавил он.
-Евгений Иванович, даже и не собираюсь, конечно, ничего не напишут. Да и все, что мы сегодня сказали, переделают так, что черт ногу сломит.
Я ушел к себе в номер, когда-то он наверно был роскошный, но только не сейчас. Старые обои, мягкая мебель в чехлах. В ванной пахло мышами, из стены торчали заржавленные краны. В раковине для умывания болталась пробка на цепочке.
-Ага, сейчас я буду вам воду экономить. Нет уж проклятые капиталисты, я буду умываться проточной водой.
Выйдя из ванной комнаты, с тоской посмотрел вокруг, да в современной гостинице почему-то конгресса провести было нельзя.
Я включил черно-белый телевизор, пощелкал переключателем каналов, Ну, что три программы есть - цивилизация. По ББС шли новости, почти классический английский язык дикторов я хорошо понимал. Сообщили о нашем конгрессе, и о том, что на нем будут гости с Советского Союза. Мысленно я улыбнулся, пройдет всего ничего - двадцать лет и никому дела не будет до визитов гостей из России.
Через час я зашел к своему начальнику. Тот, чертыхаясь, разглядывал приспособление для глажки брюк.
Я, улыбаясь, спросил:
-Евгений Иванович, а что вы горничную на этаже не попросили вам все сделать.
-Да вот, как-то неудобно,- замялся он.
-Ну не знаю, я сразу ей отдал костюм, так он у меня уже готовый висит на плечиках, ждет посольского приема.
-Вот зараза,-воскликнул Чазов, крутя в руках две доски с проводом- слушай, будь другом, позови горничную, а то я сейчас эти доски об стенку разбабахаю, не могут утюга нормального положить.
-Я отнес горничной костюм, а Евгений Иванович в это время собрался и мы с ним вскоре, фланирующей походкой, отправились по магазинам.
Конечно, для незамыленного взгляда советского человека, тут был рай для покупок. Но для меня ничего особенного не было, и я спокойно проходил мимо роскошных витрин, с драгоценностями, роскошными шубами, и женскими сапогами. В кармане, у меня лежала записка с кратким списком, над которым трудилась моя жена, полдня вписывая в него все новые пожелания и вычеркивая старые. Но когда я уже точно знал количество фунтов, которое я смогу вывезти из Союза, Анин список пришлось сократить еще в два раза.
Я шел и злился:
-Ну почему я должен покупать ей эти долбанные джины суперрайфл, неужели в нашей стране не могут сшить такую херню.
Вспоминал свою прошлую жизнь и думал, а ведь тогда спокойно выложил бы всю зарплату, да еще бы и добавил за такие джинсы. Может в этой жизни хоть что-то изменится?
Наверняка моего спутника одолевали похожие мысли, потому, что мы назад в гостиницу возвращались с кривыми физиономиями.
К семи вечера мы уже были при параде и ожидали машину из посольства. И действительно ровно в семь машина была у подъезда. Глянув на Роллс- Ройс с дипломатическими номерами, швейцар у дверей настежь распахнул их и с поклоном придерживал, пока мы не прошли. Мы почти синхронно кивнули ему и сели в распахнутую водителем дверь.
Мы подъехали к зданию на Кэнсингтон Палас, когда уже стемнело, но яркие огни ночного города освещали улицу почти, как днем.
В этом свете был хорошо виден номер дома 13, при виде которого плевались все добропорядочные англичане:
-Эти проклятые большевики, не боятся ничего, это же надо! Заменить надпись "Харрингтон Хаус" на чертову дюжину!
Но все же за прошедшие годы с того момента они слегка свыклись с неизбежным и так явно не переживали по этому поводу.
Посол вместе с женой встречал подъезжающих гостей. Когда мы вышли из машины, его внимание немедленно переключилось на нас.
Он долго тряс руку Евгению Ивановичу, говорил, как рад и горд, видеть здесь представителей советской медицины, я же был удостоен только рукопожатия и пожелания хорошо провести вечер. Я прошел в холл, налево был большой зал, из которого доносилась музыка. Посол крепко прихватил Евгения Ивановича и, похоже, был намерен с ним обсуждать какие-то проблемы. Я прошел в зал. Почему -то мне показалось, что когда то здесь действительно играла музыканты и кружились в вихре вальса, пары давно ушедшей викторианской эпохи. Здесь собралось десятка два гостей, большинство из которых давно знали друг друга, они кучковались по интересам, обсуждали какие то проблемы. Мне стало скучно, и я прошел через раскрытые двери в сад. Хотя было начало марта, здесь уже вовсю зеленела трава и начинали показываться свежие зеленые листочки на деревьях.
Я стоял и разглядывал эти листья, когда за спиной прозвучал знакомый голос:
-Сережа, неужели это ты.
Я медленно повернулся, передо мной стояла Ирка Аронова. Ох, какая она была красивая. На меня моментом налетели воспоминания, и даже стало не по себе.
-Ира, ты не ошиблась, действительно я. А ты здесь какими судьбами?
-Так я здесь работаю врачом посольства, уже два года.
-Ну и как нравится.
-Сережа, давай отойдем немного, я знаю место, где можно поговорить без проблем.
Мы прошли немного дальше, и уселись на скамейку, около большой цветочной клумбы.
-Ты знаешь, у нас говорили, что должен прилететь Чазов на кардиологический конгресс и еще какой-то Андреев, до меня только сейчас дошло, что это ты. Ты вообще не очень изменился, никак не поверить, что ты профессор.
-Зато ты Ира стала такой женщиной, даже не могу комплимента подобрать, чтобы мог выразить восхищение.
Ирка грустно улыбнулась,- знаешь Сережа, я ведь развожусь, а сам понимаешь, как у нас здесь к разведенным относятся. Так, что готовлюсь ехать в Москву, может сразу и не отправят, но в месяца два все решится. А ты как, женат?
-Да конечно, я уже шесть лет окольцован. Две дочки у меня растут.
-Да, а я вот не могла рожать, все думала здесь подольше проработать, но не получилось.
Мы говорили в саду, пока не стало очень прохладно. Когда зашли в зал, то Чазов уже искал меня глазами. Увидев меня в сопровождении красивой женщины, Евгений Иванович понимающе усмехнулся и подошел к нам.
-Евгений Иванович, знакомьтесь - это моя бывшая однокурсница Ирина ... Ира, как, теперь твоя фамилия? - Повернулся я к своей спутнице.
-Ой, Сережа, ну что теперь эту фамилию вспоминать. Моя фамилия скоро будет прежняя - Аронова, так и представляй.
Евгений Иванович наморщил лоб:
-Вроде я эту фамилию, где-то слышал, Ирина, а ваш отец не корреспондент газеты " Правда", Михаил Моисеевич, кажется?
Ира улыбнулась:
-А вы его знаете?
-Да, как-то пару раз встречались, он у меня интервью брал.
-Ну, о чем могут говорить три медика, встретившись вечером в Советском посольстве в центре Лондона - естественно о болезнях. И мы начали свой профессиональный разговор, к которому очень трудно было присоединиться кому-то еще.
Когда в зал зашел посол в сопровождение двух мужчин, я замер. Рядом с ним шел Кристиан Барнард.
Они подошли к нам и посол сообщил:
-Вот товарищи представляю вам известного кардиолога, про которого вы наверно знаете - мистер Кристиан Барнард. Он также приехал на конгресс, очень хотел встретиться с мистером Андреевым. А это Майкл Челленджер сотрудник Foreign office он уполномочен приветствовать врачей, лечащих первых лиц государства.
-Да, господа,- на неплохом русском языке, заговорил Челленджер,- от имени ее величества, приветствую вас в нашей стране. Надеюсь, пребывание в ней станет для вас комфортным и удобным.
- Я, конечно, понимал, что королева про нас и не подозревает, но дипломатия это такая штука, поэтому мы со всей вежливостью ответили чиновнику и заверили, что мы в полном восторге от пребывания здесь. Он долго у нас не задержался, и ушел сразу вместе с послом. А вот Барнард остался, и мы долго общались на наши медицинские темы. Он очень удивлялся тому, что у нас до сих пор, проблемы с пересадками сердца. На это я сообщил ему, что мы очень тщательно готовимся к подобным операциям и сейчас, уже почти дозрели до их внедрения в практику. Чазов стоявший немного за южноафриканским хирургом, укоризненно покачал головой.
Того очень интересовали мои работы, по стентированию, он читал несколько моих работ, опубликованных перед защитой докторской, и спрашивал, как продвигается работа дальше. Улыбнувшись, он сообщил, что долго уговаривал Челленджера взять его в посольство, потому, тот был против визита хирурга ЮАР, в посольство СССР.
-Мало ли, как русские отнесутся к такому визиту.- говорил тот.
Пришлось ему объяснять, что я уже неоднократно бывал в Советском Союзе, и учился у Владимира Петровича Демихова.
Но все же мы благоразумно не касались темы апартеида, и говорили только медицинские темы.
На столах между тем были расставлены бокалы с вином, шампанским, и небольшие тарелочки бутербродов с красной рыбой и черной икрой. По мере увеличения количества гостей в зале становилось шумно. Заиграла музыка. Наш разговор с Барнардом оборвался, и он с удовольствием пошел пробовать посольские бутерброды.
Я опять стоял один, когда почувствовал мягкое прикосновение.
-Ира, это ты?
-Сережа, я смотрю, ты меня не забыл, еще можешь узнать не глядя.
Я улыбнулся:
-Нет, Ирочка, просто логический вывод, почти как у Холмса, кроме тебя здесь этого некому больше сделать.
-Ну ладно хоть так,- послышался печальный вздох.
-Сережа пойдем, я покажу тебе нашу оранжерею, очень историческое место.
-Оранжерея, так оранжерея,- подумал я,- не все ли равно, где тебя будут охмурять. И послушно пошел за своей бывшей подругой.
Оранжерея действительно была хороша, но самое главное в ней не было ни души, хотя в раскрытых дверях мелькали люди, и слышалась музыка. Мы уселись на скамейку под какими-то растениями в больших кадках и молча сидели рядом. Почему-то я вспомнил лето 1964 года, парк культуры и отдыха Петрозаводска, как мы также сидели на скамейке, но не печально молчали, как сейчас, а целовались взасос, не обращая внимания на окружающих.
Но, увы, как сказал один философ, в один и тот поток дважды не войдешь.
Ира закинула ногу на ногу, ее короткое платье поднялось, еще больше оголив их. Она вынула из сумочки пачку сигарет и зажигалку.
-Сережа принеси мне пепельницу, вон она стоит на столе.
Я встал и принес пепельницу, и поставил между нами.
-Ты начала курить?
-Тут закуришь,- с неожиданной злостью сказала моя собеседница,-
этого придурка уже домой отправили, пил каждый день. И черт меня дернул замуж за него идти. А все маман: "Не упусти, молодой, подающий надежды дипломат, как за каменной стеной будешь".
-Вот и побывала за каменной стеной. Спился напрочь. И мне теперь домой ехать придется.
Я глазами показал ей на стены. Ира улыбнулась и махнула рукой.
-Ай, теперь уже все равно, да и так все в курсе, чего тут скрывать. Слушай, Сережа, пошли ко мне, - вдруг предложила она.
Не могу сказать, что мне было легко отказаться от этого предложения, потому, что картины наших поцелуев еще стояла перед глазами.
-Ира, не обижайся, пожалуйста, но этого не будет.
Она неожиданно зло посмотрела на меня:
-Что боишься, свою драгоценную анкету запачкать, не выпустят больше за аморальное поведение из страны? Ты, такой же, как все здесь. Глазами бы зафакали, а как до дела так в кусты.
-Ира, совсем не по этому, да мне очень приятно было тебя увидеть, море чувств всколыхнулось. Но зачем остальное, мы же не любим друг друга. Мне бы не хотелось потом встречаться с тобой и неловко себя чувствовать, а все только потому, что сегодня у тебя плохое настроение. Давай лучше я принесу пару бокалов шампанского, посидим, поговорим, вспомним учебу.
Мы с Евгением Ивановичем сидели на заднем сиденье посольской машины, настроения говорить у меня не было. А вот сосед был оживлен. Сегодняшняя встреча и беседа с хирургом, первым удачно пересадившим сердце больному, его обрадовала. Пару раз он беззлобно поддел меня по поводу Ирины, намекнув, что по его предположениям, она была совсем не против развития отношений. Но так, как он вполне понимал, ситуацию, то больше ничего говорил. Я же сидел и ругал себя, потому, что, поддавшись эмоциям, пообещал помочь Ире с трудоустройством, а так не хотелось работать с ней в одной больнице.
Ночь прошла спокойно, я, увидев несколько подозрительных пятен на кресле, думал, что ночью подвергнусь атакам клопов, но, как ни странно меня посетил всего один маленький клопишка, чьи раздавленные останки были видны утром на подушке. По углам номера еще воняло дустом. Видимо гоняли насекомых здесь незадолго до моего приезда. Тем не менее, я не преминул показать эти следы горничной, которая стала пунцовой и начала объяснять, что это совсем не то, что я думаю.
Три дня конгресса, прошли быстро. Председательствовал на нем Майкл де Бейки. Когда я знакомился с ним, у меня было странное чувство. В прошлой жизни, я, конечно, был неплохим хирургом, но, увы, звезд с неба не хватал. И о том, что буду разговаривать с человеком, который сделал, так много для развития медицины, даже не мечтал. А оказывается, де Бейки был очень даже в курсе моих работ, и очень интересовался ими. Он с удовольствием рассказывал, как два года назад побывал в Союзе. Мы взаимно пригласили друг друга в гости, хотя я не очень надеялся на его приезд, да и на свой тоже. Евгения Ивановича со мной не было, он присутствовал на заседаниях кардиологов, и мы встречались только в редких перерывах. В последний день пребывания в Лондоне, я зашел в свой номер, уже около восьми вечера. Был уставший, как собака, потому, что бегал по магазинам, пытаясь купить подешевле, все, что хотела моя жена.
Быстро переоделся, вывалил покупки на большое кресло и хотел заняться укладкой чемодана. Неожиданно раздался стук в дверь. Я, думая, что это горничная, спокойно открыл. На пороге стоял симпатичный мужчина, средних лет.
-Сергей Алексеевич, вы позволите пройти, я бы хотел с вами поговорить.
-Простите, я вас не знаю, вы служащий гостиницы?
Мужчина улыбнулся:
-Сергей Алексеевич, вы же умный человек и наверно догадались, кто я такой.
-А если я не хочу с вами разговаривать, и крикну, чтобы вас удалили отсюда.
-Ну, что же в таком случае, я уйду, а вы никогда не узнаете, что я вам хотел предложить.
Я стоял в дверях и размышлял:
-Неплохие в МИ 6 психоаналитики, так меня просчитать, знают, что не буду устраивать истерики, надо наверно поговорить.
-Ладно, проходите, располагайтесь, а я пока буду складывать вещи.
-Сергей Александрович, я займу ваше внимание совсем не надолго, вы еще вполне успеете собраться.
Я взял предмет, давно ожидавший этого часа в кармане пиджака, и уселся за столом напротив моего гостя. Он, несколько насторожившийся, расслабился, когда увидел в моих руках, всего лишь ручку с небольшим радужным шариком на конце.
-Я вас слушаю, мистер не знаю, как вас зовут,- сказал я, вертя в руках ручку.
-Сергей Александрович, я хочу вас спросить, вы не хотели бы жить в нашей стране. Хоть вы были здесь всего несколько дней, вы наверняка заметили, насколько наша жизнь отличается от вашей.
-Ну, допустим, я скажу, что да, дальше, что?
-Сергей, можно я буду вас так называть, это вполне реально. Вы ведь хороший специалист и могли бы здесь получать намного больше, чем у себя на родине.
Когда он говорил эти слова, его взгляд уже неотрывно следовал за шариком на моей ручке, а глаза начинали стекленеть. Через минуту он замолчал и только смотрел на меня.
Я взял листок бумаги из тетради и крупно написал на нем:
- в номере, или у вас, есть прослушка? напишите ответ.
Мой гость послушно взял листок, прочитал и написал:
- нет, ничего не успели поставить, у меня тоже ничего нет.
Я посмотрел на часы, надо торопиться.
-Почему так необычно проходит наша беседа,- вновь я написал на листке
Мне в ответ было написано следующее:
-я сам в недоумении, сегодня утром пришел приказ с самого верха от Мориса Олдфилда о необходимости разговора с вами. Я еще до сегодняшнего дня не подозревал о вашем существовании.
Да, становилось все странней и странней. Ну, по крайней мере, можно теперь говорить вслух.
-Представьтесь, пожалуйста, как вы, должны были отрекомендоваться мне.
-Просто Джо Саммерс, представитель некой организации отвечающей за развитие демократии, и борьбе с диктаторскими режимами.
-О чем должен был пойти разговор?
-Из-за катастрофической нехватки времени мы практически не успели проработать линию поведения. Но два наших психолога сегодня наблюдали за вами. Они сообщили, что, по их мнению, ваши действия на мое появление будут достаточно нестандартными, вы должны воспринять мое появление достаточно спокойно.
В мою задачу входил только предварительная беседа, посмотреть вашу реакцию на наши предложения. Их конкретизация сейчас в стадии разработки. Все зависит от итогов моей беседы.
-Ваше имя и должность в секретной службе?
Собеседник замялся.
-Я повторяю, ваше настоящее имя?
Джо Саммерс смотрел на меня, и молчал. Я чувствовал, что еще немного, и он расскажет все, но что с ним после этого будет? Похоже, здесь поработал неплохой специалист. Здесь прямые вопросы в лоб не пройдут, а времени на раздумья нет. Ладно придется его выводить из гипноза.
-Хорошо Джо, просыпайтесь, прошу вас, излагайте все, что вы хотели мне сообщить.
В течение минут двадцати, пришедший в ясное сознание, Саммерс приводил доводы в пользу моей работы на некие западные структуры, заинтересованные в установлении в СССР, демократического общества.
Беседа наша, как и ожидалось, закончилась ничем, тем не менее, мой собеседник откланялся и вышел с довольным видом. А я надеялся, что успешно создал видимость трусливого интеллигента, который хоть и непрочь заработать, но боится за последствия такого соглашательства.
-Агент накинул плащ, протянул мне руку, которую я пожал, и вышел в коридор. Я закрыл за ним дверь и с вздохом облегчения уселся в кресло. Сегодня мне пришлось потрудиться, моего собеседника явно готовили специалисты, если бы не мои таланты и постоянная тренировка, вряд ли я смог бы его подчинить. Да и сейчас получилось далеко не все. Похоже, это нейролингвистическое программирование, о котором я столько читал, для сотрудников английской разведки было уже знакомо. Хорошо, что я вовремя заставил себя остановиться, возможно, сейчас бы сидел рядом с трупом и готовился давать объяснения полиции и коронеру.
Снова мы летели в светлом салоне ИЛ-62 и я раздумывал о итогах пребывания в Англии. В моем чемодане лежала памятная медаль, конгресса кардиологов и кардиохирургов которую, я непременно повешу в своем кабине.
Больше всего мыслей было по поводу общения с представителем разведки, слабоват, на практике оказался мой гипноз, по-видимому, надо перестать почивать на лаврах и с новыми силами взяться за тренировки. Конечно, мне не представляет труда найти контакт с медиками, занимающимися НПЛ в КГБ, но кто после этого допустит меня до работы с Леонидом Ильичом и другими членами Политбюро?
А как готовиться, ведь ничего же нет. Все же придется, каким либо образом получать эти материалы, сам я вряд ли смогу овладеть тем, о чем не имею представления. Ладно, обдумаю эти проблемы позднее. А вот вопрос сообщать и или не сообщать в КГБ о попытке вербовки стоял остро.
Так ничего толком не решив, я, на автомате вышел из самолета, а затем после таможни, вслед за моим спутником из здания аэровокзала, где его уже ожидала черная Волга. Меня подвезли до дома, я распрощался с Евгением Ивановичем и, взяв потяжелевший чемодан, пошел в подъезд.
Дома еще никого не было, дети, видимо, гуляли с няней и я решил распаковать чемодан, разложить все по местам, а все покупки выложить на диване, чтобы моя жена могла оценить все, что было привезено, хотя в глубине души я подозревал, что мои старания не будут оценены по заслугам.
Анна прибежала с работы с работы пораньше, ей не терпелось посмотреть, что же я привез из-за границы. Мы уже успели поругаться, затем помириться, Аня примеряла свои джинсы, блузки, когда няня привела наших девушек с прогулки. Няня Галя с дрожью в руках приняла в подарок джинсовую юбку, упаковку жевательной резинки и, оставив детей, побежала домой, примерять подарок. А у нас примерки срочно прекратились, и мы занялись Дашей и Наташей.
На следующий день Англия, конгресс, уже скрывались в дымке воспоминаний. Я сидел на работе в своем кабинете, и рабочая рутина полностью захватила меня.
Зазвонил кремлевский телефон. Я взял трубку, думая, что это Леонид Ильич. Но в трубке был незнакомый голос.
- Сергей Алексеевич, добрый день, с вами говорит Николаев Виктор Анатольевич помощник члена Политбюро Кулакова Федора Давыдовича, я бы хотел с вами договориться о его обследовании в вашем отделении. Многие наши товарищи были у вас и очень хорошо отзываются. Я сегодня говорил уже с Евгением Ивановичем Чазовым, и он также посоветовал мне позвонить вам, а не в институт им. Бакулева
-Да, пожалуй, Кулаков одним из последних собирается навестить мой кабинет. Ну что же посмотрим, чем дышит один из предполагаемых преемников Леонида Ильича, - подумал я.
-Игорь Алексеевич, если у вашего начальника нет на сегодня важных дел, можете подъехать сегодня, операций у меня нет, и я смогу вам посвятить времени, сколько необходимо.
Похоже, что Николаев был человек дела, потому, что почти без паузы сообщил мне время приезда.
Я положил трубку и сел в раздумьях, мне надо было вспомнить, что же собой представляет этот член Политбюро. Сейчас - это относительно молодой человек, ему всего 57 лет, и он, насколько мне известно, пользуется большим авторитетом. Насколько я помнил, в прошлой моей жизни он умер в конце семидесятых годов, и потом его смерть, как и смерть Машерова, описывали, как тайные разборки Политбюро. Но сейчас я знал большинство этих людей лично, и очень сильно сомневался в правдивости таких историй.
Не прошло и часа, как мне сообщили, что подъехала машина Кулакова. Я пошел встречать его у дверей больницы. Федор Давыдович был представительный мужчина, с роскошной шевелюрой. Вот только его небольшой акцент, заставлял меня неприятно сморщиться внутри, очень он напоминал моего "любимого" деятеля М.С. Горбачева, который вроде и должен был заменить его в Политбюро. Мы пошли вместе ко мне в кабинет, по пути я кратко рассказывал ему о нашем отделении и чем мы здесь занимаемся.
Когда мы зашли в кабинет, я усадил гостя в кресло и поинтересовался причиной его появления.
-Да понимаешь, Сергей Алексеевич, сердечко, что-то стало прихватывать. Я уже проходил, эту как у вас называется диспансеризацию, нашли у меня ишемическую болезнь, лечение Евгений Иванович лично назначал. Но все же беспокоят боли. Мы тут с ним еще пообщались, так он посоветовал к тебе обратиться, мол, пройдешь обследование, так причины болей ясней будут, может, быть операцию сделаете, и лучше будет. Я. конечно, сам понимаешь оперироваться не очень жажду, но что поделаешь. Я вас медиков уважаю, спасли меня в 69 году от рака, может, и сейчас что-нибудь придумаете.
Я объяснил своему собеседнику, как должно будет проходить обследование, предупредил и о том, что всегда имеется очень малая, но все же вероятная возможность осложнений, вплоть до смертельных.
А затем у нас завязалась беседа по сельскому хозяйству. Кулаков, сев на своего любимого конька, разошелся и начал мне рассказывать о планах модернизации сельского хозяйства. Я с удивлением услышал из его речи слова фермерское хозяйство, кооперативы. Интересно, похоже, он совсем не понимал, что это абсолютно тупиковый путь развития села.
Когда мы уже разговаривали, почти, как давние знакомые он спросил:
-Сергей Алексеевич, ты как насчет коньячка, я сейчас помощнику скажу, нам принесут
-Федор Давыдович, обижаете, что я такому гостю не найду чего налить,- сказал я с улыбкой, думая про себя,- ну не повезло тебе товарищ Кулаков, наверно станешь теперь трезвенником.
- Федор Давыдович,- а все же пить то вам не очень хорошо,- сказал я после того, как мы выпили по рюмке.
-Сергей, да ты не волнуйся, мне после спиртного всегда легче становится.
-Так, это до поры до времени. А вот пить вам Федор Давыдович нельзя, сказал я, чуть выделяя последнее слово. Не будете пить, масса проблем исчезнет.
Потом мы с еще поговорили, про набирающую силу кампанию, о изменениях конституции и союзного устройства.
- Знаешь, Сергей Алексеевич, я считаю, что давно этим вопросом надо было заняться. Да у нас все так считают. Вот Юрий Владимирович недавно на обсуждение принес территориальную разбивку Союза на округа, мы несколько дней обсуждали. Он у нас, все последнее время чем-нибудь удивляет. Да, интересно, помню, он вот так же пробивал институт Международного прикладного анализа в Вене, совместно с США организовать.
Организовали, Уже все работает. Так вот недавно пришел мрачный, как туча, и предложил его закрыть. Столько денег вбухали, сам ведь нас уговаривал. Но он нам кое-что рассказал, пришлось действительно принимать решение.
Я сидел и думал:
- разошелся ты Федор Давыдович не по делу, я тебе всего немного и дал разговориться. Так ты мне, пожалуй, все секреты разболтаешь. Не дошло еще до вас, наверно, НЛП.
Встревоженный неожиданными откровениями Кулакова, я поспешил прекратить этот разговор и повел его на первичный прием, чтобы, решить вопросы дальнейшего обследования. Мне пришлось еще в течение двух часов сопровождать его, и только во второй половине дня, довольный Кулаков в сопровождении своей охраны покинул больницу.
Я же вновь уселся, готовить свой отчет о поездке в Англию, планирую попозже позвонить по этому поводу генералу, который посещал меня совсем недавно, скрывать контакты с представителем иностранных спецслужб было очень неразумно.
Поэтому, подробно изложив все события, которые имели место за три дня пребывания в Лондоне, я приготовил отчет для отправки адресату.
Через несколько дней мне позвонили и сказали несколько фраз. Это был условный сигнал для встречи с куратором.
Когда я зашел в квартиру, там, к моему удивлению, сидел, уже известный мне генерал, начальник управления. Мы поздоровались, а он, увидев удивление, явно написанное на моем лице, сообщил:
Сергей Алексеевич, я ведь тебе уже говорил, напрямую мы с тобой общаться будет. Нам лишние звенья не нужны. Хочу сказать, заинтересовались мы твоим контактом. И найти его не представляло трудности. Ну-ка погляди.
И он протянул мне фотографию, явно, сделанную где-то на улице, около моей гостиницы.
С фотографии на меня смотрел Джо Саммерс. Поняв, что я узнал фото, генерал довольно хмыкнул:
-Не зря за тобой присматривали. Ну, вернее за вами обоими, так что не зазнавайся. Если бы ты просто с улицы был человек, а то, сам знаешь, кого лечишь. Я ведь специально один пришел, давай поговорим еще раз по этой встрече.
Ты, конечно, неплохо все обрисовал, можно даже твердую четверку поставить, но все-таки расскажи мне все еще раз. А я послушаю.
Уходил я с этой беседы взмокшим, как мышь, хоть я и приготовился к вопросам, но так, пожалуй, меня еще никто не трепал, да еще с улыбочкой на лице.
К моей инициативе, сделать вид, что предложения Саммерса меня привлекли, генерал отнесся скептически:
-Сергей Алексеевич, ты с кем решил поиграть с профессионалом, да он таких, как ты на раз два раскусит. Так, что даже и не надейся, что на тебя теперь кто-нибудь выйдет. Хотя в жизни бывает всякое, может, и такое случится, но англичане, обычно таких ошибок не делают.
Я шел домой и думал, что наблюдение за мной, теперь будет еще более плотным, чем раньше.
Дома царила суета. Оказывается, к нам неожиданно приехал отец.
Обе внучки уже висели на нем, а он довольным этим обстоятельством рассказывал им какую-то сказку. До этого времени, нас родственники визитами особо не баловали, и если приезжали, то на один - два дня, потому, что в двух маленьких комнатках, было и так не повернуться. Спать приходилось на полу, и если ночью кому-нибудь приспичивало в туалет, надо было осторожно перешагивать через спящих. Сейчас же когда мы жили в роскошной, по мнению родственников, трехкомнатной квартире, у нас почти все время кто-нибудь останавливался.
В результате я узнал о существовании кучи родни, о которой раньше даже не слышал. Это иногда утомляло, но ничего не поделаешь, все пути, как говорится, ведут в Москву.
Отец, приехав в столицу, целый день ходил по делам. И только сейчас соблаговолил придти. О своем приезде он, конечно, сообщать и не подумал. Хорошо, что мама догадалась позвонить Ане на работу. Поэтому, когда я пришел домой, на кухне уже жарилось и парилось содержимое холодильника.
в котором, с тех пор, как я стал личным врачом Брежнева, завелись неплохие продукты из спецпайка. В принципе, почти все из него можно было купить в эти годы и так, но, благодаря ему, не надо было стоять в очередях, и бегать по магазинам.
Вскоре мы сели за стол, после нескольких рюмок отец разговорился.
Надо сказать, что мой отец, после того, как стал директором спортивной школы, очень быстро стал известным в спортивных кругах нашего города. Он всегда был неплохим лыжником, даже во время войны, когда уже было ясно, что мы побеждаем, он несколько раз выступал на соревнованиях и был в числе призеров. Конечно, когда я смотрел на пожелтевшую от времени вырезку из фронтовой газеты, где говорилось, что старший лейтенант Андреев занял первое место на десять километров с результатом 44 минуты, то в первой юности мне казалось, что это не тот результат, которым стоит гордиться. Но теперь я понимал, что для тех лет - это было вполне приличное время.
А он, неожиданно, оказался талантливым тренером, и его воспитанники уверенно лидировали на северо-западе России и уже начинали входить в сборную Союза.
И сейчас он с возмущением в голосе начал рассказывать об интригах и нравах царящих в Москве. Его воспитанникам, которые смогли показать отличные результаты, заявлялось московскими тренерами, во-первых, они должны, отказаться от своего тренера, во-вторых они должны во время сборов готовиться по их методикам, и пользоваться анаболиками. Его ученики, которых он тренировал со школы, естественно бежали к нему с вопросами, должны ли они выполнять эти требования.
-Я всем им сказал, не вздумайте брать эту гадость в рот,- возмущался отец,- они, конечно, последовали моему совету, и их сразу убрали из сборной.
Только один паренек, согласился, он долго извинялся, передо мной, ну, что же делать, я сказал ему, что ты взрослый человек сам принимаешь решение.
Я сидел и думал, вот ведь, еще особо не говорят о вреде анаболических гормонов, а отец нюхом чует, что это так. Эх, если бы он знал, что пройдет всего через сорок лет, и о такой сборной можно будет только мечтать. А выступать на международных соревнованиях начнут не лучшие спортсмены страны, а те, чьи тренеры дальше ушли по пути растаскивания бюджетного пирога вместе со спортивными функционерами.
Я, тем не менее, его поддел, что он, ругая обходные пути и все такое, сам привез полчемодана финских и шведских лыжных мазей, чтобы презентовать понемногу нужным людям.
Тяжело вздохнув, отец сказал:
-Ну, что же делать, я кому-то мази, мне что-то другое, без смазки в наше время никак. Это только наша мама такая принципиальная - никогда ничего, и никому.
Он рассказал, посмеиваясь, что после того, как какими-то путями в обкоме и горкоме партии узнали, что я являюсь личным врачом Брежнева, отношение к маме, и раньше бывшее предупредительным, стало таким, что она, приходя домой, долго матерится, чего за ней никогда раньше не водилось. Но, тем не менее, похоже, что ее принципиальность, и решительность в работе произвела впечатление и ходят слухи, что быть ей в этом году первым секретарем горкома партии, а может, ее возьмут на должность завотделом в обком.
Наконец, в нашей беседе прозвучало слово - Конституция.
-Послушай, Сергей, ты все же ближе к руководству. Не подскажешь, кто наверху поднял такие вопросы. У нас ведь за это время уже три партийных собрания было. Ты же знаешь, что у нас парторганизация крошечная и то инструктора с горкома прислали, чтобы обсудить проект изменения Конституции, и устройства Союза. Когда я в первый раз статью Суслова прочитал, то, как-то еще не вполне понял, что это будет означать для страны. А вот когда началось обсуждение подробностей, даже у нас, где все обычно сидели, только руки поднимали, и то начались обсуждения, Ильича, например чуть Кондратий не посетил, от того что страна название изменит. Но знаешь, что интересно, я на этих собраниях в первый раз узнал, кто у нас какой национальности, ну вернее финнов то я и так по фамилиям все знал, а вот, кто карел, кто вепс даже и не подозревал. А этот инструктор с горкома, специально их поднимал и просил мнение свое высказывать. Так у меня такое впечатление сложилось, что им абсолютно все равно, будет Карелия автономной республикой или Петрозаводской губернией.
Зная, в отличие от отца, что нас, скорее всего, если и не слушают, то все рано пишут, я старался особенно много не говорить.
-Папа, у нас ведь тоже было партийное собрание, также обсуждали статью Суслова. У меня сложилось ощущение, что этим шагом, партия намерена еще более укрепить единство страны. Ну, ведь вам наверно примерно это и инструктор горкома говорил. Но конечно, это все идет из Политбюро, видимо, там решили, что настало время для таких масштабных преобразований.
Отец сидел задумавшись:
-Ты понимаешь сынок, просто странно это все. Вот посмотри, когда Хрущев нашу Карелию из Союзной республики сделал автономной, никого и не спросили. А когда Никитка еще и Крым хохлам отдал, тоже ведь никто не пикнул. А сейчас смотри еще почти год до съезда партии, а уже такие дебаты идут. Вот я бы, например, и не советовался и не ждал, а сразу бабах и все.
Я засмеялся:
-Ну, папа, ты всех разбабахаешь, артиллерист ты наш. Ты сам посуди, сколько вопросов надо решать, где будут областные центры, границы новых областей в некоторых местах надо, наверно будет менять. Да много еще чего, сразу в голову не придет. А денег, сколько на все это надо будет. Так, что все интересное начнется только в следующем году.
Мы еще немного поговорили на эту тему, но вскоре в нашу беседу вмешалась Аня:
-Эй вы, горе - политики, вам не надоело решать вопросы строительства социализма в одной отдельно взятой стране. Что у вас за привычка, как сядете за стол, так или коммунизм строите или международные проблемы решаете. Можно подумать, что с вами кто-то посоветуется.
Вот вы Алексей Анатольевич, лучше посмотрите, какие мне джинсы Сережа из Англии привез.
И Анна гордо продефилировала мимо нас в туго обтягивающих ее симпатичную попку джинсах.
Мы с отцом оба синхронно уставились на эту попку. А когда Аня остановилась, отец, с удовольствием, разглядывая стройную фигурку моей жены, улыбаясь, подмигнул мне.
Я начал рассказывать о конгрессе, но мой рассказ особого впечатления не произвел.
Подробностями моей первой заграничной поездки отец особенно не интересовался. Но бутылку дешевого виски, купленного в аэропорту в дьюти фри на остатки валюты, он с удовольствием сунул в чемодан.
-Попробую дома с тестем твоим, с войны ведь не пробовал. Интересно за эти годы лучше стала, тогда гадость такая была, плевались все, но пили.
Проговорив допоздна, обсудив и вспомнив всех, кого смогли мы, наконец, улеглись. Утром, отец уже собрал свой чемодан и заявил, что после пробежки по делам намерен посетить ГУМ и ЦУМ, а потом, не заходя к нам, отправится домой. Так, что мы распрощались, и, пообещав регулярно звонить друг другу, отправились на работу.
Сегодня мне надо было опять встречать Кулакова и лично сопровождать его на обследовании. Его история болезни лежала у меня в сейфе, и еще несколько томов было в архиве, но они меня не очень интересовали.
Как обычно перед обследованием таких людей весь персонал ходил взвинченным. Все-таки ангиография- это не игрушки, на любой стадии обследования может случиться все, что угодно, от обморока до остановки сердца.
Как мы и договаривались, Федор Давыдович прикатил без опозданий к десяти утра и я побежал его встречать. Когда мы зашли в огромный кабинет с ангиографом, Кулаков, присвистнул:
-Вот это техника, почти как космическая.
Мы сели за стол, и я сообщил еще раз ему и его помощнику о проводимом обследовании и возможных осложнениях.
Конечно, было бы неплохо при проведении обследования сразу провести баллонную ангиопластику, расширить коронарную артерию сердца, если там действительно есть сужение. Но, увы, в данном случае - это было невыполнимо. Если я еще мог, в связи с показаниями, провести обследование, то для решения об оперативном вмешательстве, нужно было собирать консилиум из нескольких видных специалистов, с участием Чазова и документально оформлять все свои заключения.
Так, что на сегодня в наших планах было только введение контраста в коронарные артерии сердца и снимки для уточнения локализации атеросклеротических бляшек. Но и эта операция была достаточно опасна. Поэтому сегодня у нас в соседнем кабинете в полной боевой готовности находились два реаниматолога со всем набором необходимого инструмента.
Кулаков, державшийся вполне прилично, когда было нужно лечь на операционный стол немного замандражировал, хотя премедикация ( инъекция успокаивающего средства)ему была уже сделана. Но все дал себя уложить. И только хмыкнул, когда его руки и ноги привязали к столу.
Сегодня мне никому нельзя было передоверять эту манипуляцию, и я уже был готов. Кто бы подумал, глядя на всю эту суету, что пройдет совсем не так много времени и эта сейчас все еще достаточно экзотическая манипуляция станет будничной, почти как и все остальные, и совсем необязательно быть доктором медицинских наук, чтобы ее проводить.
Я сделал доступ через кубитальную артерию, оставляя в запас бедренную для возможного стентирования, и ввел проводник. Ориентируясь на экран ангиографа я медленно провел проводник через артерию плеча в подключичную, затем в аорту и наконец в левую коронарную артерию, затем по проводнику был проведен катетер и введен контраст. Автомат сделал серию снимков, но и так я уже ясно видел нарушение кровотока в нисходящей ветви коронарной артерии. В правой коронарной артерии все было в порядке. Итак мой первый кандидат на стентирование среди членов Политбюро появился, а так, как все операции до этого прошли успешно можно было рассчитывать на положительное решение врачебного консилиума.
Я вновь медленно снимал катетер с проводником, меня что-то беспокоило, и никак не мог понять, что. Я уже поставил специальный замочек на разрез в артерии, и пошел к умывальнику, когда понял причину беспокойства. История болезни Кулакова, которую я неосмотрительно принес с собой, лежала на столе. И когда все внимание, находящихся в кабинете сотрудников было обращено на меня, за этим столом сидел наш инженер и внимательно читал историю, аккуратно перелистывая страницы. Сейчас история лежала в прежнем виде, а инженер с головой зарылся в каком-то своем приборе.
-Очень странно,- подумал я,- чего ему надо в этих документах. У нас работают сотни людей и все знают, что не стоит совать нос туда, куда не надо. Ну да ладно, есть у меня для этого дела свой знакомый генерал. А вообще то смешно, за пять лет работы, первый раз буду сообщать о чем-то действительно похожем на шпионские игры. Вот только признаваться, что таскаю истории, куда не попадя, тоже неприятно.
И вот звонок Леонида Ильича, интересно, что он хочет мне рассказать, неужели началось? Я вышел на улицу, первые числа декабря 1979 года в Москве был морозным, я потер уши, начинавшие мерзнуть, и тут подъехала Волга, и я отправился в Кремль.
Леонид Ильич был очень серьезен, когда я зашел, у него никого не было.
Пристально глядя на меня, он сказал:
-Я знаю, что должен тебе кое-что рассказать.
-Неужели получилось.- Внутренне возликовал я.
-Сережа, на меня давят члены Политбюро, они требуют от меня согласия, на ввод войск в Афганистан.
Хотя я внутренне готовился услышать именно эти слова, все равно по спине прошел холодок. Для меня теперешнего, события в Афганистане были отделены уже тридцатью годами жизни. Но все равно передо мной стояли раскаленные солнцем каменистые равнины, наш медсанбат и рев вертушек, подвозивший очередной груз триста.
- Леонид Ильич.- осторожно начал я. - Я ведь просто врач, и абсолютно не военный человек, и не смогу вам ничего посоветовать по этому поводу. Единственное, что можно сказать, мне так кажется, что надо очень тщательно выслушать мнения всех тех, кто за и против этого решения, и я вас очень прошу прислушаться к мнению маршала Огаркова, и еще, насколько я слышал, в Афганистане сейчас главным военным советником генерал-лейтенант Лев Горелов, вы бы могли их обоих заслушать на Политбюро.
Говоря эти слова, я надеялся, что легкие командные интонации в моем голосе не будут замечены, в случае если этот разговор пишется.
-Но ты понимаешь Сергей, есть сведения, что этот Амин отдал приказ задушить Тораки, а ведь я обещал, что ни один волос не упадет с его головы.
Леонид Ильич, мне кажется, что вы, как настоящий коммунист, должны отделить в данном случае личные обиды от дела, и решить, что для нашей страны сейчас лучше. И если с товарищем Хафизуллой Амином у нас сейчас хорошие отношения, то может быть их стоит продолжать. Ведь помните, что Владимир Ильич Ленин говорил, что коммунисты пойдут на союз хоть с чертом, если это приблизит победу мировой революции.
Говоря с Брежневым, я продолжал лихорадочно размышлять, и хотя я уже несколько лет ждал и готовился к этому моменту, он, как всегда, пришел неожиданно.
я вот поговорил с тобой, и вроде что-то определяется.
- Еще бы, уже год у Леонида Ильича на слова "ввод войск в Афганистан" был заложен императив - поговорить с Андреевым.
Мы еще немного поговорили, воспользовавшись ситуацией, я рассказал Брежневу несколько коротких историй о работе санитарно-эпидемиологических служб во время Великой отечественной войны, и что только благодаря их хорошей работе потери от инфекционных заболеваний в армии были минимальны. И сообщил, что в Афганистане крайне опасная эпидемиологическая ситуация, из-за которой в наши войска могут нести значительные потери, и что если все-таки будет решаться вопрос о вводе войск, все требования военных медиков должны иметь приоритет.
В ответ на это Брежнев усмехнулся:
-У вас у врачей, свое всегда на первом месте.
Потом я его осмотрел, сделал несколько рекомендаций и откланялся.
Было уже поздно, и я попросил водителя подвезти меня домой. Жил я в одной из сталинских высоток. Квартиру в ней я получил почти сразу, как стал врачом Брежнева. И сейчас в нашей трехкомнатной квартире меня ждала моя семья. Когда я позвонил, мне почти сразу открыли дверь и набросились с упреками:
-Папа, почему ты так долго, мы тебя давно ждем.
Две моих золотоволосые красавицы первоклассницы прыгали вокруг меня радостным хороводом.
-А что ты нам сегодня принес?
-Так вот получилось дочки, что ваш плохой папа сегодня вам ничего не принес. Но он постарается и завтра исправит свою ошибку.
-И ничего ты не плохой, ты очень даже хороший, вот только мама сказала, что очень забывчивый.
Аня стояла за девчонками и с улыбкой смотрела на меня. Неожиданно ее улыбка потухла:
-Сережа у тебя все хорошо? Ничего не случилось?
-Аня, с чего это ты взяла, все просто прекрасно!
- Ну-ну.- С сомнением посмотрела на меня жена.- Что-то с трудом верится, нюхом чую, у тебя неприятности.
-На этот раз твой нюх тебя подвел, все в порядке.
Но тут на меня снова налетел вихрь, и мне пришлось идти в комнату к дочерям и выслушивать их рассказы о проведенном дне в школе, сломанной кукле и множестве других историй, пока, наконец, нас всех не позвали на ужин.
За ужином Аня возобновила попытки расколоть меня, но как всегда у нее ничего не получилось, убедившись в их бесполезности, она рассказала о проведенном дне, что девочкам надоело учиться в продленной смене, и что они хотят идти домой, как большинство детей, а не сидеть в классе до шести вечера.
Это была уже не первая попытка, навести меня на мысли о необходимости приезда к нам ее бабушки, для присмотра за детьми, и я пока с переменным успехом отстаивал свои позиции о полном отсутствии такой необходимости. И началось это уже давненько.
при обсуждении этого вопроса.
-Дальше закоснеешь, погрязнешь в бытовых проблемах, и может, не успеешь что-то важное. Так, что пока получается, надо двигаться дальше. Да и нам не повредит иметь такого специалиста в нашем управлении.
Осенью я жил уже почти в двухкомнатной квартире, хотя это было все тоже общежитие. И кухня и бытовые удобства были общие. Но в очереди на получение квартиры я уже стоял. И рассчитывал на получение квартиры не ранее, чем через пять-шесть лет.
Уже в канун зимы я получил телеграмму, в которой говорилось:
"Встречай нас 30 ноября поезд Мурманск-Москва вагон пятнадцать, Аня".
тридцатого ноября, я заходил в вагон, где меня ждали Аня, наши близняшки и.. бабушка.
-Сережа, бабушка пока поживет с нами, ведь я собираюсь выходить на работу, меня там ждут.
И вручила мне обеих дочек, которых я бережно понес к выходу.
Наталья Ивановна, конечно, была очень тактичной и выдержанной женщиной. Но она была педагогом не только по профессии, но и по призванию, и воспитывала всех, кто находился в зоне ее доступа. И только когда я начал жить вместе с ней в одной квартире, то понял, почему мой тесть, дома находился, как правило, в состоянии подпития.
Я теперь старался, как можно дольше времени оставаться на работе, оправдываясь тем, что мне нужно много времени для работы над докторской диссертацией, а мою жену, которая не понимала смысла таких стараний, это начинало раздражать. Прошло почти полтора года, когда у нас все-таки состоялся откровенный разговор, в результате которого Наталья Ивановна нас покинула, по-моему, очень довольная этим обстоятельством, а я стал больше времени проводить дома.
Отъезд бабушки так благотворно повлиял на мою возросшую трудоспособность, что за два года я вышел на стартовую прямую докторской и летом 1974 года ее успешно защитил. На банкете после защиты у меня собрались уже совсем другие люди, чем два года назад, и поздравление были гораздо более яркими. Но я видел, что некоторым коллегам, мой успех был, как острый нож в сердце. И в голове у меня возникали мысли:
-Ну, Андреев ты попал, похоже, проблем у тебя прибавится.
Но по игре случая в виде случайного приглашения к больному Брежневу, я попался ему на глаза, и это сразу изменило мою жизнь. В больнице отношение ко мне стало осторожно предупредительное, а примерно через месяц, мне позвонил комендант Кремля и сообщил, что мне выделена, как нуждающемуся в увеличении жилплощади трехкомнатная квартира. Когда мы с Аней приехали посмотреть наше будущее жилище, у нас не было слов. Трехкомнатной квартира была только по названию, куча подсобных помещений, высоченные потолки, кухня, где можно танцевать вальс. Моя жена чуть не упала в обморок от счастья. И ее первыми словами были:
- Ну, теперь мы сможет пригласить бабушку жить снова с нами.
И такие попытки повторялись вновь и вновь в течение всех этих лет. И опять сегодня Аня рассказывает мне грустную историю, о том, как нашим дочерям не нравится в продленной группе.
-Аня, мы ведь уже не раз обсуждали этот вопрос. Наталья Ивановна уже не девочка и ей будет тяжело с детьми. Два-три года и наши девушки будут приходить домой и ждать нас с работы, а пока они могут и походить в продленку. Тем более в нашей спецшколе она очень неплохая, есть даже комната для дневного сна. Они там сделают домашнее задание и нам не надо с ними этим заниматься, а только тем, что мы сами хотим делать.
Даша и Наташа сидели вместе с нами за столом, раскрыв рот наблюдали за родителями, и ловили каждое слово.
Я взглядом указал Ане на них и сказал:
-А теперь у нас вечер сказок, вначале сказку рассказывает Даша потом Наташа. Мама расскажет вам сказку, когда вы будете готовиться ко сну, Ну а я расскажу вам целую историю про капризную принцессу, когда вы уже будете в постелях.
На следующий день 6 декабря 1979 года, когда я, еще ничего не зная об этом, уже сидел на работе, в кабинете генерального секретаря ЦК КПСС , собрались несколько человек, решавших уже почти полгода задачу о вводе войск в Афганистан. Собственно это совещание было практически делом моих рук. На совещании присутствовало пять членов Политбюро. Настроение у всех было на нуле. Брежнев, еще вчера уже практически согласившийся с планом устранения Амина и вводом войск, вдруг заупрямился. Все сидели молча, с напряженными лицами, лишь Громыко, как всегда без эмоций, внимательно читал сегодняшний номер Правды.
Но вот раздался стук и в дверь зашли четверо военных.
Брежнев с оживившимся лицом сказал:
-Ну, вот прибыл начальник генерального штаба товарищ Огарков и его заместитель товарищ Варенников, кроме того, мы вызвали из Афганистана генерал-лейтенанта Льва Горелова и генерал-майора товарища Заплатина, они сейчас нам доложат свое мнение по поводу обсуждаемого события.
Маршал Огарков решительно вышел вперед, раскрыл папку с бумагами и, надев очки, начал доклад:
-Товарищи сразу скажу, я считаю, вводить войска в Афганистан так, как у нас запланировано, будет ошибкой, которая приведет к массе неприятных последствий для нашей страны. Мы практически повторяем ошибку американцев влезших во Вьетнам. И пусть мы руководствуемся совсем другими целями, чем империалисты, в ООН нас будут осуждать, как агрессоров, несмотря на все наши старания по приданию вводу войск каких-то законных оснований. Но меня, как военного больше заботит другой вопрос. Это вопрос сил и средств. Мы, планируемыми силами одной армии, с поставленными задачами не справимся. Операция подготовлена крайне плохо. Почему-то считается, что наши войска будут встречать хлебом и солью. Но мы же профессионалы, прошедшие страшную войну, и нам надо подготовиться к тому, что наши войска будут участвовать в боях, будут потери, и может быть не маленькие.
Так вот мое предложение: на данном этапе, афганского лидера не менять. Осуществлять поддержку Амина, передавая ему оружие, и снаряжение. Усилить его войска прикомандированными подготовленными спецчастями. В тоже время поставить задачу перед генеральным штабом разработать операцию войскового масштаба по полному контролю за страной, с учетом противодействия агрессивных военных блоков. Я считаю, если вводить войска, то так, чтобы у противника просто не было шансов на успех.
Сейчас нас заботит, что правительство Амина может пойти на переговоры с американцами и отказаться от завоеваний революции. Но насколько я знаю, он сам неоднократно просил, о том, чтобы мы занялись наведением порядка в северных районах Афганистана и охраной коммуникаций. А что такое охрана коммуникаций - это полный контроль над страной. И никто ничего не сможет сказать. А отмобилизованную сороковую армию можно использовать как раз для этих целей. У нас тогда исчезает масса проблем, во-первых, мы заходим в ДРА по приглашению главы законного правительства. Во-вторых, у нас конкретные цели и задачи, при решении которых пройдут боевую учебу, тысячи наших солдат и офицеров. И при этом мы полностью сможем обезопасить свои южные границы в этом непростом регионе. Притом подготовку можно будет проводить, совершенно открыто, и с соответственной кампанией в прессе.
Устинов слушал речь Огаркова с кислым выражением лица. Еще вчера он бы просто приказал ему замолчать и выполнять приказы, но почему-то Леня решил очень внимательно выслушать мнение этого перестраховщика.
Следующим выступил Горелов, который в краткой речи обрисовал ситуацию в стране, и что под контролем Амина остается практически только Кабул, и необходимо, как можно скорее оказать ему помощь в установлении порядка в стране. Он также был резко против ввода войск, под надуманным предлогом и обрисовал Амина, как человека, который сможет при помощи Советского Союза распространить свою власть на всю территорию Афганистана. Заплатин также поддержал мнение Горелова о том, что Амину, как руководителю страны, в настоящее время альтернативы нет.
Громыко смотрел на Брежнева и недоумевал, еще вчера Брежнев был зол на Амина, который, как он считал, подорвал его престиж на мировой сцене, тем, что приказал убрать Нура Тораки. Сам Андрей Андреевич никаких особых эмоций по поводу этого убийства не испытывал, он хорошо понимал, что в восточной почти средневековой стране может быть и не такое, А сейчас Брежнев с удовольствием слушал доклад Огаркова, и чуть ли не кивал головой, соглашаясь с каждым словом. И Андропов, еще недавно сидевший с недовольной физиономией, уже также расслабился. Один Устинов, похоже, еле сдерживался, чтобы не взорваться и не наговорить Огаркову, которого он сам и посадил в кресло начальника генштаба, много добрых и ласковых слов.
После доклада военных отпустили, и обсуждение продолжалось
-Товарищи.- Начал заседание Брежнев. - Я считаю, свое предыдущее решение по Амину ошибочным, и думаю, что мы примем предложение маршала Огаркова и поручим генштабу разработку войсковой операции по полному контролю над Афганистаном. Необходимо аккуратно подсчитать силы и средства, необходимых для дела такого масштаба, раз уж с Ираном у нас ничего не получилось. И еще я требую чтобы в вашей разработке особое внимание уделялось санитарно-эпидемиологическому обеспечению наших войск, я не специалист в этом деле, но мне кажется, что в такую страну, как Афганистан нужно входить, обстоятельно подготовившись по этим вопросам. А пока, Андрей Андреевич надо просить Амина о приезде в Москву и проработке вопроса о введении наших частей в те регионы страны, где их присутствие будет наиболее выгодно для нас. Пожалуйста, высказывайте свое мнение.
Андропов, посмотрел на Брежнева и сказал:
-Я присоединяюсь к вашему мнению Леонид Ильич.
Устинов, с кислым выражением лица развел руками:
-Ну, что же товарищи, раз большинство так решило, я тоже за, но ведь уже почти все готово, даже Бобрак Кармаль улетел в Ташкент.
-Как улетел, так и обратно прилетит.- Ответил Брежнев.
Суслов, снял очки и долго и аккуратно протирал их специальной тряпочкой и потом сказал:
-Товарищи, мне не нравится, что такой человек, как Амин, способный убить своего учителя и товарища по партии стоит у власти, но если смотреть на это с точки целесообразности, то я соглашусь с вами. Надеюсь, что когда ситуация будет более выигрышная, то Амина мы уберем. Хотя посмотрим, как он сможет выправить те ошибки, которые допустил Тораки, устроив культ своей личности и допустив массу перегибов в строительстве нового общества, из-за чего собственно и все волнения там начались.
-Итак, голосуем. Ну что же все принято единогласно. Дмитрий Федорович, решение принято, так, что будь любезны, приступайте к его выполнению. Андрей Андреевич вы тоже начинайте готовить визит Амина в Москву и проработку дополнений к договору о дружбе и взаимопомощи с Афганистаном. А, также учитывая международный резонанс такого дополнений, необходимо готовить разъяснения для посольств, известных стран, которые обязательно потребуют их у нас.
В конце декабря, достав из почтового ящика "Советскую Россию", на первой полосе я увидел новость о предстоящем визите Хафизуллы Амина в Советский Союз.
- Получилось, получилось.- Радостно звенело в голове. Это был по настоящему первый мой успех в изменении будущего. Было очень сложно при редких встречах с членами Политбюро что-то планировать, даже с Леонидом Ильичом с которым я встречался чаще, нельзя было начинать разговоры на интересующие меня темы, всегда существовала опасность, что они будут записаны, и аналитики просчитают, что не так просто Андреев ведет такие беседы. Поэтому на такой эффект от моей последней встречи с Брежневым я даже не рассчитывал. Прежние мои достижения в плане внушение ему отвращения к приему снотворных и седативных препаратов и в сравнение не шли с этим достижением.
Как же я теперь проклинал, себя за то, что почти ничего не помню из дат предстоящих событий. Чернобыль, землетрясение в Спитаке, даже даты этих страшных катаклизмов остались в моей памяти весьма неточно. Это сейчас я практически ничего не забываю, моя память благодаря тренировкам, стала почти фотографической, а вот события прошлой жизни, уже видятся совсем не так ясно.
Но в любом случае, я уже давно решил для себя, буду жить и получать от жизни все, что не получил от нее в прошлый раз. А будущее, если появится шанс на его изменение, я его постараюсь использовать, если же его не будет, то специально лезть в дела руководителей партии и государства, привлекать к себе ненужное внимание не буду ни при каких обстоятельствах.
А сейчас, читая в коридоре газету, окончательно осознал:
- Ведь все мои размышления уже не стоят почти ничего. Я собственно уже так изменил все, что мои знание о будущем, которого уже никогда не будет, практически бесполезны. Брежнев сейчас хоть и очень больной, но совсем не та развалина, которую я помню по прошлому. Андропов, благодаря моим беседам с ним, почти другой человек
Два года назад мне удалось внушить Брежневу, когда он начал перебирать при мне кандидатуры в секретари ЦК, что Горбачев на это место не очень подходит. Егор Лигачев, будет в ЦК уже в следующем году.
Но что делать дальше, мои возможности крайне ограничены, может мне просто заниматься медициной? Но когда я вспоминал пьяного Борьку на трибуне, обещающего лечь на рельсы, если народ не будет жить лучше, и возмущенных шахтеров стучавших касками, я понимал, что сделаю, все, что смогу, чтобы этот кошмар не повторился.
Простоял я в коридоре, почти двадцать минут, пока обеспокоенная жена не выглянула в коридор и не закричала:
-Сережа, ну что ты там застрял, на работу пора, а ты все с газетой расстаться не можешь.
Я вздохнул и пошел домой.
Новый 1980 год наша страна праздновала спокойно. Все сидели у телевизоров и слушали поздравления с новым годом. Поздравление произнес Леонид Ильич, говорил он его почти без бумажки, и внятным голосом, что я тоже не преминул отнести к своим заслугам. Афганистана пока в нашей истории не было.
Я сидел в своем кабинете и писал консультационные записи в историях болезни, когда ко мне постучались, и после приглашения в кабинет зашла женщина. Это была Ирка Аронова. Шестнадцать лет лежало между нами, но я узнал ее сразу. Сейчас она из девочки с тонкой талией и жестким взглядом превратилась в роскошную женщину, понимающую, какое впечатление она производит на мужчин. Те черточки властолюбия и нетерпимости, которые были едва заметны на первом курсе, сейчас цвели пышным цветом.
-Сережа, я так рада тебя видеть. Столько лет прошло. Я смотрю, ты меня узнал?
Я внутренне улыбаясь про себя и думая:
-Какая прелюдия! Интересно, что ее привело ко мне?- Произнес:
-Ира, я очень рад тебя видеть, А лет прошло немало. Ты стала такая красавица, к тебе даже подойти страшно.
-Сережа, я ведь даже не подозревала, что ты работаешь здесь. Нет, я знала, что есть известный врач Андреев, но у меня и мысли не было, что это ты, конечно, еще с тех времен знала, что ты далеко пойдешь, но чтобы так!
Несколько дней назад разговаривала с подругой, которая работает в вашей больнице, и та сказала, что ты учился в Энске, и только тут до меня дошло, кто такой профессор Андреев.
Слово профессор она произнесла с такой неприкрытой завистью, что мне стало неудобно.
-Ира, ну что же ты стоишь, присаживайся, рассказывай, как ты живешь, чем занимаешься, как твои родители?
-Да что рассказывать, была замужем, неудачно, сейчас живу с родителями. Они несколько лет жили в Армении, отец там работал также корреспондентом "Правды". Сейчас они снова в Москве, собственно из-за них я и здесь. Я знаю, что у тебя хорошо поставлено хирургическое лечение стенокардии. Я посмотрела статистику, имею доступ, так вот у вас самый малый процент осложнений. У меня к тебе большая просьба - посмотри моего отца, мне кажется, что ему показано стентирование. Ты же в этом впереди планеты всей. О ваших стентах во всех медицинских журналах пишут. Наверно по заграницам катаешься на симпозиумы и съезды.
Увы, по заграницам кататься мне, как раз совершенно не было времени. А стентирование, это только так кажется, что просто. А форма стентов, а материалы, катетеры, а, сколько копьев было сломано в битве за коронарографию. Почти восемь лет непрерывного труда заняло освоение этого метода. Но я точно знал, что опередил свое время на несколько лет и сейчас приоритет в этом виде лечения принадлежал нашей стране.
-Ира, но он же наблюдается в нашей системе, он ведь и так бы попал к нам.
-Понимаешь, он такой человек, к своему здоровью всегда наплевательски относился. Я сколько ему говорила, чтобы вовремя обследовался и лечился, но бесполезно. Зато сейчас стенокардия такая, что ходить не может. И ведь не соглашается на больницу.
-Ира, так он что, вообще не обследован?
-Конечно, я пришла попросить возьми ты его к себе, обследуете, если есть возможность, то поставьте стент. Может, хоть еще несколько лет сможет прилично пожить.
-Ира в этом нет проблем, но вот согласится ли он на эту манипуляцию.
-Сейчас он наверно согласится на все что угодно.
-Хорошо, я сейчас позвоню, его запишут на госпитализацию, думаю, что дня через два он будет у нас.
-Спасибо Сережа, как хорошо, что ты такой же, как и шестнадцать лет назад.
-Да уж.- Скептически подумал я,- Если юноша шестнадцати лет за следующие щестнадцать становиться мужчиной, личность шестидесяти шести лет за следующие шестнадцать лет, наверно так сильно не меняется, даже если она и находится в теле молодого человека.
-Сережа, ты сегодня очень занят? Хотелось бы посидеть где-нибудь, поговорить.
Наверно мужчина тридцати двух лет при приглашении такой женщины завилял хвостом от радости. Но мой холодный разум рационально оценивал:
-А что за этим приглашением - просто радость от встречи с юностью, или у Иры какие-то другие планы? Ведь, чтобы я взял на лечение отца, ей совсем не обязательно было добираться до меня.
- Ира, у меня крайне напряженный график работы, не знаю, что и сказать.
Ну, вот если только, давай в кафе, тут, напротив, у меня через полчаса обеденный перерыв, обычно я здесь перекусываю, но ради такого случая можно и в кафе заглянуть.
Когда мы зашли в кафе, она тут же спросила у официанта можно ли здесь курить, и обрадовано вытащила пачку Мальборо, и закурила. Мы сидели за столиком, разглядывая друг друга. Все-таки Ира была хороша. Сегодня на ней было платье, она по-прежнему любила короткое и, несмотря на зиму, была без рейтуз. Откинувшись назад, так, что под тонкой материей обрисовывалась ее большая грудь, она положила ногу на ногу, и они открытые почти до середины бедра, были представлены моему взгляду. Когда же она заметила мой взгляд направленный туда, то удовлетворенно улыбнулась.
-Мы посидели около часа, я рассказал, что женат, у меня две девочки. Ирка это слушала без особого интереса.
-Наверняка уже все узнала.- Думал я.
Она жила одна уже два года, детей у нее не было. Работала врачом статистиком в крупной больнице. И сейчас, снова пришлось жить с родителями, приехавшими обратно в Москву. Я понял, что, несмотря, на то, что квартира была большая, Иру жизнь с родителями тяготила и, ей хотелось ее изменить.
-Уж, не с этим ли связан ее визит ко мне.- Бродили мысли в моей голове, тем более, что она вся извертелась, показывая себя во всяких ракурсах.
Но перерыв заканчивался, меня ждали пациенты и сотрудники, и мы распрощались, обменявшись телефонами.
Хотя Ирка была у меня немногим больше часа, этот визит выбил меня из колеи. Я не понимал, как можно так явно добиваться своей цели, или она считает, что я слепой и не вижу ничего. Повозмущавшись так часа полтора, я все же успокоился и продолжил заниматься своими делами.
Через два дня в отделение поступил Аронов. Когда я зашел в палату на обход с лечащим врачом, я не сразу узнал в седом мужчине с отекшим лицом Ириного отца. Михаил Моисеевич очень сдал за прошедшие годы. Но он то узнал меня сразу. К его чести он не был фамильярен, и держался очень тактично. Лечащий врач доложил мне о планирующемся обследовании, и лечении. Подобные больные ничего нового для нашей клиники не представляли, и я был в этом плане с ним вполне согласен. После обсуждения, я счел своим долгом, отпустив врача, несколько минут уделить больному. Мы поговорили немного, больше по поводу его болезни и предстоящего лечения. Он посетовал на Иру, которая, как ему казалось, не смогла пока найти себя в медицине, и поздравил меня с успешной карьерой.
Я рассказал ему о перспективах лечения, да и он сам был хорошо осведомлен об этом методе лечения, но, тем не менее, внимательно слушал меня. В общем, Михаил Моисеевич произвел на меня гораздо большее впечатления, как человек, чем его дочка.
Ира же продолжала звонить мне каждый день, якобы интересовалась здоровьем отца. И все пыталась договориться о встрече. Мне это начинало надоедать, но не хотелось приобретать еще одного врага, притом по собственной вине. Мне и так хватало доброжелателей, которым не нравился мой возраст, и я не раз про себя благодарил Чазова, за то, что дал мне возможность попасть на глаза Брежневу. Ведь только то, что я являюсь его личным врачом, хранило меня от наветов менее удачливых коллег.
Да и Ане тоже пришлось нелегко. Еще в начале нашей жизни в Москве, когда она работала в НИИ, на работе узнали, что у нее муж работает в Кремлевской больнице, то начались всякие шепотки, А когда я защитился и стал профессором, то шепотков стало еще больше. И хотя вроде ничего происходило, но Аня все это переживала и в конце концов мне пришлось самому заняться ее трудоустройством и теперь она работала в Госбанке и делала там хорошую карьеру.