В моем возрасте люди начинают не любить дни рождения. Эти дни год за годом накручивают человеку такие цифры, при которых уже полагается снятие кардиограммы, а повышенное артериальное давление называют рабочим. Но я к дням рождения отношусь спокойно. С равнодушием воспринимаю суету именин, натянутые здравицы о "моих годах - моих богатствах". Я не люблю другую дату в календаре: не люблю Новый Год...
Это может показаться странным, но так получилось из-за того, что однажды я сказал себе: ну чего расстраиваться из-за возраста. Ведь жизнь остановить невозможно. Просто скажи себе, что тебе очерчен определенный промежуток на вселенском времени. Скажем, в две тысячи сотом году ты точно жить не будешь. Вот и успокойся на этом. И не смотри на свой возраст, сказал я себе, смотри на календарь. И ты увидишь большой запас своей жизни. И я ведь на самом деле поначалу успокоился, что зафиксировали те же кардиограммы. Даже перестал ощущать свой возраст. Однако, сказав себе однажды такое, я вскоре понял, что ничего не выиграл, ведь теперь я с хандрой стал смотреть на меняющиеся календари. Каждый новый экземпляр убавлял отведенный мне лимит. И открывался каждый из них не когда-нибудь, а именно в Новый Год, в двенадцать часов ночи тридцать первого декабря, под бой Курантов...
***
Стук в прихожей прервал мои мысли. Это пришел с улицы внук Сережка.
Я выглянул из дверей своей комнаты. Какой он сейчас появится? - Красный от мороза и наверняка весь в снегу. Сорванец никогда не догадывается счищать снег в коридоре. Несет его вместе с одеждой в комнаты. А затем ему попадает от матери.
Ну так и есть! Он прошмыгнул мимо моей комнаты в детскую, волоча туда большие белые комки на сползших штанинах. Придется идти выручать мальчишу.
- Где играли? - спрашиваю его, собирая по всей комнате тающий снег. - На горке катались?
- Не-а! Туннели в снегу рыли.
За нашим домом в снежные зимы ветер часто наметает высокие горы. Для ребятишек это большая забава. Они начинают рыться в них, как кроты, и вскоре белые горы становятся похожими на сыр, каким его рисуют в детских журналах - весь в отверстиях, из которых отовсюду выглядывают мультяшные мышата.
Я подбираю разбросанную по всей комнате мокрую одежду и раскладываю ее на батарее. А будь дома моя дочь - мать Сережки, она заставила бы сына самому все это сделать. Мне же от нее часто достается за непедагогичность. Хотя, если признаться, в молодости я сам, воспитывая своих детей, тоже строжился над ними.
Какие же мы все одинаковые. Родители всегда строгие, и, наверное, они и должны быть такими, в то время как дедушки с бабушками обязательно должны быть мягкими. Это какой-то труднообъяснимый закон нашей жизни. Меня самого в детстве родители держали в рамках твердых правил, зато обе бабушки и дедушка (второго я не застал) баловали, как могли. Не удивительно, что у меня со стариками была большая взаимная любовь. И, сколько я помню по жизни, подобное встречается практически повсеместно. Видимо, такая глубокая привязанность через поколение дана нам неспроста. Она выстраивает какую-то прочную незримую связку будущего с прошлым, сызмальства прививая человеку почтение к старости, к обычаям и правилам жизни своих дедов и прадедов.
- Деда! - прервал мои мысли внук. - А новый год мы опять будем встречать с тобой вдвоем?
Я растерялся. До Нового Года еще полмесяца, и пока мы это не обсуждали. Но наверняка родители Сережки куда-нибудь уйдут. Они еще ничего не говорили об этом, и, возможно, скажут под самый праздник. Они никогда не торопятся сообщать о своих планах. Считается само собой разумеющимся, что я останусь дома и мне можно будет подкинуть сына. Но я не обижаюсь. Пусть гуляют, пусть берут от жизни все, что берется в их годы. Мне, на самом деле, даже жить отраднее, когда они возвращаются с каких-нибудь вечеринок веселые и счастливые. Ведь это же мои дети. Останусь с Сережкой.
- Наверное, - отвечаю я ему.
- А, давай, будем только мы с тобой! - тихо восклицает внук. - Всю ночь просидим у телевизора и будем чокаться.
Чокаться мы будем, конечно, бокалами с соком. Родители, если они остались бы дома, уторкали бы мальчишку в кровать. Чтобы сын не видел, как они будут пить, и не слышал их развязавшиеся языки.
- Давай! - киваю внуку и вижу, как загораются у него глаза.
Поправляя на батарее мокрую одежду, машинально смотрю в окно. Там вижу зияющие в снегу норы. У меня неожиданно ёкает в груди. Ведь эта ситуация - такой вид из окна и мокрые от снега штаны на батарее - знакома мне с детства. Мальчишкой я ведь точно так же рыл во дворе тоннели в снежных наносах. Мне вспомнилось, с каким упоением это делалось, как мы ползали по нарытым ходам, воображая себя в сказочных пещерах. Помню набивающийся в валенки снег, разгоряченные руки, которым был не страшен холод. Зимы в моем детстве были очень суровыми. В отличие от нынешних они часто заявляли о себе сорокоградусными морозами. В такие дни в школе отменялись занятия, а мы вываливались на улицу, чтобы лишний раз повозиться в снегу. Мороз был нам нипочем! Тем более что в таких пещерах даже можно было разводить огонь, снег на стенках лишь покрывался наледью и не обваливался. А затем точно так же сохла в квартире мокрая одежда, а мне точно так же влетало от матери за разбросанные по квартире комки снега.
Жизнь, какой была, такой и осталась! Как и много лет назад, я снова смотрю в окно на изрытые снежные горы и раскладываю на батарее одежду. Надо же! Будто и не менялось ничего! Будто это я сам, маленький, стою здесь после улицы. Будто мой календарь не отсчитывает бегущие го...
- Деда, так хочется чего-нибудь волшебного! - снова выдернул меня из детских воспоминаний Сережка. - Не так, как раньше. С тобой, деда, прикольно, но мы в прошлом году просто чокались. А в кино вон какие чудеса показывают в новый год, а у нас ничего не происходит, а так хочется!...
У меня мелькнуло воспоминание о том, как я и сам ребенком точно так же ждал чудес под елкой, как дедушка выпиливал из дерева игрушки. Интересные такие, двигающиеся игрушки, которые впоследствии я видел только на картинках о народном творчестве. Дедушка был большой фантазер и мастер деревянных дел. Я носил его игрушки в школу, и там они приводили в восторг наших учителей, а я гордился своим дедушкой, который не был какой-нибудь знаменитостью, а работал обычным столяром на мебельной фабрике. Помню, как во время больших застолий, когда в праздники собирались вся наша большая родня, я пробирался под столом на его колени, помню, как щекотала шею его борода. Рассказывают, что по жизни он исправно брился, а после моего рождения отпустил бороду, которую ни разу уже не сбривал.
"Чего-нибудь волшебного" - прозвучали в голове слова внука и... и тут меня словно обухом по затылку ударило.
Ах, ты старый хрыч! - вдруг вскинулось все во мне. - Нет, чтобы мальчонке чудо устроить! Он Новый Год, как сказку ждет, а я сижу здесь, размазываю сопли. Года, мол, бегут. Новый Год не мил! Убавляет лимит жизни.
В голове все смешалось.
Ну, надо же! Какой, к бесу, лимит?! Вот она жизнь! Все так же сушит штаны на батарее. Никуда не девается и не знает никакого вселенского времени! - я разволновался. - И точно так же ждет волшебства! Сам, когда маленький был, ждал. А теперь когда большой стал, поумнел, что ли? Поглупел, дурак!
Я посмотрел на Сережку, на его чистые голубые глаза.
Вот хрыч! - не утихало во мне! - Ученым себя возомнил! Умным! Философом!
Погоди внучек! Деда сделает чудо! Большое чудо! Пока сам мальчишкой был - ждал, а теперь просто обязан сотворить его. САМ! Как творил его мне мой дедушка. И не какое-нибудь понарошное чудо, а самое настоящее! Самое взаправдашное! Зря что-ли на физфаке учился? Хоть и давно это было... Ну ничего! Стану на одну короткую ночь волшебником! Настоящим!
Нет! Не просто настоящим, а САМЫМ НАСТОЯЩИМ!!!
Вот так! И не меньше!!!
Разве не для таких дел дается нам Новый Год!?
Я потеребил бритый подбородок. Эх жаль - бороды нет!
И я понял, кем в эту ночь стану... Не просто дедом, а... Дедом... в общем, этим самим... сказочным... в большой красной шубе до пола и... с длинной белой бородой, настоящей, какая была у моего дедушки. Нет ее? Ничего! Нет - значит, будет! Али я не волшебник!?
Вот погодите! Достану из запасников припрятанные чудеса!