Кержак Сергей : другие произведения.

Эссеннавт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О близком и далеком (свехдалеком) будущем

Часть 1

  

Порядковый номер Пятый

  
   В кабинете Главврача, кроме самого хозяина, сидели еще двое медиков и Главный конструктор проекта.
   - Значит, еще раз фиксируем, - хмуро проговорил Главный конструктор, - Радован...
   Он запнулся и, скользнув взглядом по медикам, поправился:
   - ...Пятый... недвижен... потому что пепел в его нейронах блокирует их?
   - Да, - сухо ответил Главврач.
   - Но в этом пепле хранится его память?
   - Да.
   - Сейчас он лежит и вспоминает?
   - Да.
   - Но ни одной мышцей двинуть не может?
   - Да.
   - Его организм полноценно заработает, если мы вычистим пепел?
   - Да.
   - Но при этом вычистится и его память?
   - Да.
   - То есть мы получим в теле взрослого человека новорожденного ребенка?
   - ...
   - Но если не тронем пепел, он останется недвижим?
   - Да... И все, что у него останется, - это воспоминания.
   - Скоро, - проговорил один из медиков, - он перестанет нас слышать и видеть. И будет жить лишь тем, что помнит.
   - Снова... снова... и снова... - мрачно заключил Главврач. - И только этим... Его миром будет лишь прожитая им жизнь...
   В комнате повисло тягостное молчание. Каждый сидел, уткнувшись взглядом в стол. Люди боялись смотреть друг на друга.
  

(Герои повести)

   - Радован! - сухой незнакомый голос выдернул из небытия.
   Перед глазами открылся белый потолок.
   Но почему потолок? Где крышка эссентисса?
   - Радован! Вы в реанимации.
   В реанимации?!...
   В памяти всплыли ослепительные жгуты...
   ...И поры... ярко-золотистой плазмы... солнечной плазмы... Жгуты изрыгались из них точь-в-точь как струи из сопел стартующей ракеты.
   Солнце!... Вспомнилось Солнце... Огненные потоки стремительно уносились в вышину, закручиваясь там гигантскими протуберанцами и неодолимой силой уволакивая за собой малые зонды - эссенты...
   С-о-л-н-ц-е!...
   Да, это было оно. Везде - внизу, вверху, в невообразимой вышине...
   Эссенты какое-то время кувыркались, но постепенно начинали выравнивать горизонт. Однако... надолго их не хватало... Жгуты оказались горячее расчётного. Намного горячее...
   В те минуты Радован рефлекторно кинулся их спасать. Он не раз бывал вблизи Солнца и все проходило без осложнений, но теперь, выравнивая эссенты, он непроизвольно нарушил главное правило...
   А дальше была запредельная боль от ожогов.
  

(Радован, порядковый номер Пятый)

   ...Но ведь горел не он... Горели эссенты...

Воспоминания

  
   - Пятый! Вы нас слышите?... Вспомните о чем-нибудь...
   Вспомнить?...
   ...О чем?...
  
   ...Вот Радован сидит за пустым столом... Сидит и приторможенно смотрит на жену. Даже не смотрит, а устало глядит на нее боковым зрением. Она расспрашивает его, крутясь у кухонной плиты.
   - Где ты был сегодня? На Плутоне?
   - Почти! На Хароне.
   - Расскажи о Хароне.
   - Это спутник Плутона. Там холодно...
   Женщина могла бы сидеть и не ничего делать - на дворе макушка двадцать второго века и кухонная техника готовит превосходные блюда. Однако Алина всерьез сосредоточена на варке, и при этом, как всякая женщина, успевает непрерывно сыпать вопросами.
   - Да брось! Ни за что не поверю...
   Холодно... там жутко холодно...

***

  
   Вспомнить... что-то еще?...
   ...Вот пробуждение после рабочей вахты...
   Когда-то Радован очень не любил его.
   Нет, не то что не любил, но испытывал в такие секунды большую досаду...
   ...Из головы быстро выветривался мелодичный, чуть посвистывающий звук, бледнели фееричные переливы далеких туманностей, подергивались дымкой лучистые крупинки звезд, и взору открывалась... упирающаяся почти в нос прозрачная крышка эссентисса. Радован просыпался. Стоящий по ту сторону крышки оператор открывал ее и помогал подняться.
   Всё! Фэнтези-сновидение прерывалось. Затихало его слабое посвистывание. Однако... сновидением это не было. И хотя он погружался в сон, но это был сэнтический сон, и, погружаясь в него, Радован реально покидал капсулу.
   Ему по-настоящему открывались горящие звезды и он реально видел оставшийся позади голубой шарик Земли! Ощущал самое настоящее, сосущее поддубливание космоса...
  
   И снова кухня, и где-то рядом Алина.
   - Где ты был сегодня?
   - У Солнца.
   - Неужели рядом?
   - Да, почти. Кружил на комете.
   - Расскажи о Солнце.
   - Там жарко...
   - Да, ладно тебе! Это совсем не оригинально...
   Но там, действительно, очень жарко... - так жарко, что в это, действительно, сложно поверить...
   Но, ему, Радовану, труднее поверить в другое, - он обвел взглядом стены... пустой кухни...
   ...В то, что нет никакой жены перед плитой...
   Это тоже вспоминать?...
  

(Алина)

  
   ...То, что никакой Алины не существует... в принципе...

***

  
   ...Это был абсолютно реальный полет, Радован ощущал самое настоящее, сосущее поддубливание космоса... И когда полет заканчивался, когда поднималась прозрачная крышка, эссеннавт непроизвольно бросал взгляд на свои руки. Некоторое время они продолжали ощущать легкое покалывание.
   Нет, никакого покалывания не было - так проявляли себя остаточные ощущения, вроде задержавшихся сновидений. Далекий, находящийся где-то на задворках Солнечной системы эссент - малый межпланетный зонд - ловил игольчатыми антеннами космические лучи, а связанный с ним во время "сна" мозг Радована осязал таким образом космос.
  
   - ...Где ты был сегодня?
   - Везде...
   - Ты что - бог вездесущий?
   Невидимая Алина с мягкой насмешкой смотрит откуда-то из полубытия...
   - Нет, я - Монстр.
   - Неумно...
   "Ну, почти Монстр", - беззвучно ответил пустым стенам Радован.
   Почти Монстр... Но скоро может стать самым настоящим...
  

(Монстр)

  
   Но пока он еще не Монстр... пока он еще эссеннавт...
  

Эссенты

  
   Как-то руководитель проекта сказал Радовану: "Тебе здорово повезло! Не каждому выпадает такая удача".
   Да, повезло. Люди давно мечтали о космических перелетах, о путешествиях на другие планеты. Однако, даже создав корабли, добирающиеся до Нептуна, человек не сразу смог вырваться за пределы защитного слоя Земли. Слишком жесток оказался космос. Но нет худа без добра - надолго задержавшись под толстым слоем атмосферы, человек нашел другой способ вживую увидеть космос. Он сотворил эссентисс и с помощью его датчиков-эссентов вынес за пределы Земли свои органы чувств.
  
   - А на Землю ты оглядывался?
   Алина о чем-то спросила? Кажется, о Земле... Да, о Земле... Зем...
   - Почему ты молчишь?
   - А?... Да, о Земле... Я о ней постоянно думал.
   Радован машинально обвел взглядом пустую кухню и опустил глаза. Алина виделась только непроизвольным боковым зрением. Под прямым взглядом она исчезала...
   Испарялась, утягиваясь в небытие.
   Исчезала сама, исчезал и ее голос.
   Кто она Алина? - Плод его воображения?...
   Нет... это было бы самое простое объяснение... И самое неверное...
   Да, когда-то всё начиналось с воображения...
   Радован мечтал о подруге, о женщине, которая разделяла бы его долгие, тягучие вечера аскета. В особо трудные минуты такие мечты набегали само собой. В жизни начинающего эссеннавта без общения с кем-нибудь бывало очень тяжело. Очень и очень тяжело... Он приходил домой и непроизвольно задерживался у порога - в глухом ожидании... Что кто-нибудь выйдет к нему навстречу...
   Потом спутница жизни стала приходить к нему во снах... Поначалу лишь иногда, а потом каждую ночь. После таких снов он нередко продолжал беседовать с воображаемой женщиной наяву, а потом... просто беседовал. И, наконец, она - та самая, о которой он думал и думал, - стала появляться рядом, опережая его желание увидеть ее... И он стал ее слышать...
   - Не увиливай! Я спрашиваю: "Оглядывался?"
   - Оглядывался?... Ну-да... конечно... Краешком...
   Однако, если честно, в такие часы о Земле вообще забывается.
   В такие часы он целиком уходил в эссенты.
   Малые шипастые датчики были заточены на разные задачи. Они посещали планеты, прилипали к кометам, верхом пролетали на них в самой близости Солнца, слушали завывание космического реликта. И все это время Радован лежал в забытьи в эссентиссе, управляя ими с Земли. Эссенты были его дополнительными глазами, ушами и всеми остальными органами чувств - в том числе и такими, какими человек в принципе не мог бы обладать. С их помощью Радован вживую видел - да-да, реально видел!!! - мощные жгуты магнитных бурь, наблюдал калейдоскопические фейерверки солнечного ветра, ощущал урывчатые дуновения сверхдальних невидимых звезд. Ощущал!!!
  

(Эссенты, эссентисс, сентический... -

от праязычного "сен": ощущать)

  
   В такие часы о Земле вообще забывается. Когда оказываешься растянутым по всей солнечной системе, очень хочется насыщаться новыми впечатлениями. Безостановочно двигать шипастые приборы по межпланетному пространству, как ребенок во все глаза наблюдать за самыми разными диковинными явлениями, бросаться в погоню за какой-нибудь смутной прыгающей тенью, за хвостатым маревом Венеры или моргающим серебристым астероидом, подхватывать в широкие паруса солнечный ветер, вслушиваться в дребезжащий свист далеких галактик.
   Именно как ребенок... Странное ощущение охватывало в эти минуты Радована - он действительно погружался в детство. Всплывали давние, совсем забытые воспоминания.
   Далекие карликовые галактики пробуждали в памяти растрепанные комья сахарной ваты. Пульсирующие звездочки виделись огоньками елочной гирлянды. Россыпи созвездий представлялись колючей стеклянной крошкой, точь-в-точь такой, какую однажды в детстве он увидел на шубке Снегурочки, и которую он тайком тогда даже потрогал. Широкими глазами маленького котенка смотрел он на поблескивающий поток чарующей новизны, и...
   ...Огромными усилиями заставлял себя вернуться во взрослость.
   Ведь он был на работе. Ведь выходил он в космос не для шубки Снегурочки.
   Однако всё равно он был и взрослым человеком, и ребенком одновременно. И, может, оттого ощущал себя каким-то странным существом. Как ощущал бы себя сказочным, заколдованным чудищем маленький мальчик...
   Когда в руках космос - неимоверно холодный и неимоверно горячий, колючий и дубящий, заставляющий неметь от дуновений галактического бриза, ты - уже не ты, даже если ты давно уже большо-о-ой и взрослый. Ты - уже не человек...
  

(Дабы уберечь наш слух от корявой кособокости,

русский язык допускает в свой оборот
иноземные слова в их приструганном виде.

Так "капсула-ощущатель" стала эссентиссом,

а "космонавт-ощущатель" - эссеннавтом)

  
   - Радован! Пятый! Ответьте, вы нас слышите?...
   И снова открылся белый потолок...
   Слышу... слышу...
  
   ...М-да! Когда в руках космос, ты - уже не Радован... Ты уже порядковый номер Пятый... Ты - уже не человек... Ты - нечто такое, внеземное...
   А земное?... Оно наступает после сна... после открывающейся крышки...- скучное, нелепое...
   ...Да... скучное... нелепое... Земная проза жизни...
   Пребывание в человеческом теле видится чем-то несуразным, каким-то обременяющим атавизмом биологического прошлого. И уже не хочется в него возвращаться, не хочется окунаться в человеческий мир. И только умом понимаешь, что видишь и ощущаешь космос лишь благодаря некоей белковой субстанции, лежащей под крышкой эссентисса, - благодаря биологическому мозгу, который и позволяет все это видеть, слышать и чувствовать... что тебе всё равно надо будет возвращаться в биологическое земное тело - в скучный, примитивный, кондовый мир...
   ...Лишь умом понимаешь, что нельзя не делиться вселенскими знаниями. Нельзя не вбивать в сухие бланки нудные отчеты, нельзя не делать доклады, не присутствовать на технологических линиях, не следить за выращиванием новых эссентов - всё более и более сложных и утонченных. Нельзя не жить в этом плоском мире, нельзя не следовать его кондовым законам - нельзя не ваять в нем то, что затем бы так феерично окупалось - возносило бы твое существо во вселенские зазывающие миражи.
   А эссенты уже тысячами и тысячами забрасываются в межпланетное пространство, и, укладываясь в эссентисс, человек уже сам становился подобным мозгу - тому, что длинными нитями нервов связан с тысячами клеток организма. Точно так же под крышкой эссентисса через его сложнейшее сплетение нейрооптических эфирных волокон человек ощущал сотни тысяч разбросанных по всей Солнечной системе датчиков.

***

  
   - Отлично, Радован! - и снова прежний сухой голос.
   Опять потолок...
   - Мы видим, Пятый, что вы нас слышите... и о чем-то гладко и свободно думаете. Ответьте нам как-нибудь.
   Почему не двигаются зрачки? Он не может сам закрыть или открыть веки. Они шевелятся... Да, иногда шевелятся... но без его участия... А ему очень тяжело смотреть в одну точку...
   - Радован... ваше тело отреагировало на сожжение эссентов... Теперь мы можем вам об этом сказать...
   А-а... Ясно... Обуглилось, значит...
  
   ...Обуглилось...
  
   Там, на Солнце, спасая эссенты, он нарушил главное правило - на светиле нельзя забывать о полыхающей плазме... нельзя поворачиваться к Солнцу спиной, нельзя забывать, что ты человек!...
  
   И вот пепел засорил тонкие шнурки нервов. Самый настоящий пепел. И его нельзя вычищать из волокон... И из мозга... Иначе Радован все забудет...
   ...Даже Алину...
   Зыбкую Алину... в полубытии... неуловимую Алину...
   ...Пусть и не настоящую, но какая бы она ни была...

***

Полёт сороконожки

  
   - А как тебе удается управляться с тысячами эссентов?
   Радован повернул было голову в сторону Алины, но она тут же исчезла. Он с досадой осмотрел пустую поплывшую комнату.
   - Отвечай, я слушаю, - прозвучало откуда-то со стороны.
   М-да... Ну что ж. Будем общаться так...
   "Знаешь притчу о танцующей сороконожке? - мысленно спросил он. - О ее красивых пируэтах и скользящих многоножьих глиссе? О том, как крохотное насекомое выписывало тонкие изящные движения, одновременно двигая каждой своей лапкой?".
   Невидимая Алина заинтересованно притихла. Радован услышал даже, как она задержала дыхание.
   "Однажды танцовщицу спросили, как ей удается следить за каждой ножкой? Сороконожка остановилась и удивленно задумалась. И когда она снова захотела потанцевать и попробовала управлять каждой из них, у нее ничего не получилось. Она не смогла даже сдвинуться с места".
   Радован задумчиво усмехнулся.
   - Вот и с нашими эссентами то же самое, - сказал он застывшей в молчании пустоте.
   Поймав какой-нибудь необычный луч галактики, все эссенты разом обращаются туда. И каждый, как лапка сороконожки, делает это сам по себе и по-своему, у каждого своя задача. Кто-то ищет источник, кто-то отслеживает ближайшее к нему окружение, кто-то прослушивает вибрирующее эхо космического вакуума... Если бы каждым эссентом управлял из цупа отдельный оператор, их понадобилось бы тысячи. Но даже если и набрали бы тысячи операторов, то координировать их "танец" - давать каждому задание и тут же сводить тысячи отчетов в одну картинку - было бы непосильно никому.
   "А я подобен танцующей сороконожке - управляю тысячами эссентов один. Одновременно! Не задумываясь! Мои тысячи сороконожьих ножек - это тысячи глаз и ушей, тысячи ощупывающих ладоней. Уловив какой-нибудь сигнал из космоса, изящным пируэтом поворачиваюсь к нему тысячами эссентов и узнаю о нем всё!... И "цвет", и "запах", и "мелодию"... Узнаю сразу!".
   - У-у-ух! Да ты поэт!... И милый, самовлюбленный нарцисс...
   - ...Из-зящ-щным пируэтом!... - Алина негромко рассмеялась.
   Радован удивленно поднял глаза.
   "Самовлюбленный нарцисс?!"
   Хм!... Если бы Алина была лишь плодом его воображения, он никогда бы не услышал от нее такой усмешки. Кто ж она?
   Все вокруг тронулось в поплывшей дымке.
   - Но постой! - продолжила невидимая хозяйка его дома. - Как это сразу? Тысячами эссентов? У тебя же не огромный мозг!
   - Да, мой мозг - это мой мозг, - наигранно насупившись, пробубнил Радован. - Вот такой маленький, человеческий... Но он соединяется с мозгом эссентисса.
   - И там тоже мозг?!
   - Тоже, - Радован скользнул улыбкой в сторону Алины. - Однако и его мало. Тысяч нейронов и там быть не может...
   "Сотнями невидимых квантовых волокон, - мысленно проговорил он пустым играющим стенам, - мозг эссентисса выходит на тысячи эссентов-регистров, которые выброшены туда - в космос. А регистры такими же цепочками - на миллиарды других. И их может быть даже больше, намного больше - столько, сколько поместится в межпланетном пространстве".
   - Ого! Так ты, выходит, вон какой!
   "Да... Башковитый! - усмехнувшись уже для себя, а не для Алины, подумал Радован. - Как и полагается Монстру".
   Он не шагает по пыльным тропинкам далеких планет, не открывает вселенную глазами, не ощупывает ладонями, он постигает ее... Мозгом!
   Венец земной эволюции - Мозг - становится главным инструментом, главным действующим лицом, актором, осваивающим беспредельные просторы. И не просто так он вырывается за пределы сотворившей его Земли. - На следующей ступени эволюции он начнет сливаться с Мирозданием, начнет заполнять бесчувственную и пустую Материю Разумом.
   Но это будет потом, а пока в космос забрасываются всё новые и новые партии органов чувств. После того, как будет набрана их критическая масса, когда спинной мозг начнет суммировать и осязать конфигурацию межпланетных гравитационных и всех других полей, он фактически начнет ощущать солнечную систему, все ее планеты, их спутники, астероиды, пылевые вихри, потоки солнечных частиц как... собственные органы и как текущую по жилам кровь. Он начнет воспринимать их как собственное тело, как свое новое - космическое - тело, как самоё себя, окончательно превратившись в Монстра.
   Но Алина не должна знать этого... Алина не должна знать, что его Монстр - не сороконожка, не маленькое насекомое... - Радован прервался, слегка побледнев, - а самое настоящее, гигантское... - эссеннавт украдкой оглянулся, - шипастое чудище...
   И он тут же ощутил себя Чудищем... - в нем на мгновение проснулся космический ребенок, -ощутил себя гигантом, покрытым щетиной антенн, будто тысячами иголок...
  

***

  
   - А звезды ты трогал?
   - Нет, только рассматривал издалека.
   - Какие они?
   - Есть водородные, есть нейтронные...
   - Ты несносен...
   Но Радован, действительно, только рассматривал звезды - далекие, недоступные звезды.
   Датчики, разбросанные по окраинам солнечной системы, расширяли его зрачки до громадных размеров, и взору открывался далекий-предалекий, огромный мир. В одно мгновение тот вдруг приближался, и казалось, что звездные туманности и скопления, спирали размытых галактик находятся на расстоянии вытянутой руки. Но как бы ему ни хотелось, он не мог дотянуться до них. И никогда не сможет.
   К туманным галактикам уже полетели армады эссентов, но долетят они еще очень и очень не скоро. Пока они двигаются "молча" - в замороженном состоянии. Рано или поздно, а точнее говоря, спустя сотни тысяч лет, они достигнут целей... и тогда, раскрывшись, пошлют на Землю сигналы. Зрачки и щупальца эссентисса расширятся до галактических величин. Монстр вырастет до размеров гигантских звездных скоплений. Своими руками прикоснется к звездам - горячим, гигантским, карликовым, холодным, загребет в ладони сверкающие россыпи, заглянет в бездонные пропасти черных дыр. Но к этому времени ни Радована, ни Алины, ни других ныне живущих людей уже не будет.

***

  
   - Радован!... Вы слышите нас?... Попробуйте хотя бы моргнуть...
   Моргнуть... Но веки ему не подчиняются. Они открываются и закрываются по своему усмотрению.
   - О чем вы сейчас вспоминаете?... Пятый...
  
   - А какой Земля видится из космоса?
   ...Словно в плывущей дымке то проясняется, то стушевывается Алина, о чем-то спрашивает, а он уже начинает путать, где сон и где явь...
   Может, она все-таки есть?... Алина... Кто она?...
   Однако додумать Радован не успел. Будто тысячи невидимых шипов вдруг пробились сквозь кожу. По всему телу пробежали ложно-сентические судороги...
   ...Не надо было спрашивать про Землю...
  
   - Что случилось, Пятый? О чем вы сейчас вспомнили?...
  

Транс

  
   ...Не надо было спрашивать про Землю...
   С трудом отдышавшись и скользнув боковым взглядом по Алине, Радован пришел в себя.
   Только не про Землю...
   Радован посмотрел на ладони, которые еще сковывались слабыми судорогами.
   Надо говорить о других планетах, о далеких звездах, надо рассказывать о новых недоступных человеку ощущениях... о Плутоне или о Солнце...
   Хотя... Нет. Этого не объяснить Алине, - что такое холодный Плутон или что такое горячее Солнце, что такое нейтронные звезды. Это за пределами порога человеческих ощущений.
   Человек ощущает холод или жар только до определенной черты, затем белковые нейроны перестают улавливать изменения - даже гигантские. Радован же квантовыми анализаторами эссентисса способен перешагивать эти границы - ощущать еще больший холод, когда тот становится невероятно пронзительным, и чувствовать солнечный жар, буквально впрессованный в него мощнейшим гравитационным полем звезды и оттого невообразимо усиленный.
   Однако просто так эти ощущения не даются. Организм даже на виртуальный жар и виртуальный холод реагирует, как на настоящие, - кажущееся ощущение огня может вызвать появление реальных ожогов, а кажущийся жуткий холод вызывает реальное обморожение. Медики объяснили, что это, увы, неизбежно и даже необходимо, иначе он не сможет иметь сентические ощущения. Он должен ощущать жар как жар, холод - как холод. А для того чтобы избегать опасных последствий они придумали ряд приемов и сложных методик, ряд правил и запретов, и эссеннавт допускается к работе лишь после многолетних тренировок.
   И долгое обучение стоит того. Ведь когда сковывающее ощущение космического холода смешивается с недоступным простому человеку осязанием прожигающего рентгена звезд, эссеннавт испытывает запредельные, также недоступные человеческому организму наслаждения...
   ...Недоступные наслаждения... - у Радована перехватило дыхание от одного только мелькнувшего воспоминания о них...
   О! Бывает, что ему удается разглядеть в глубинах вселенской тьмы нейтронную звезду, и тогда новым разумом постигается невозможная, недостижимая обычным человеческим созерцанием красота. Ни один алмаз не может сравниться с потрясающим глубинным холодно-синеватым сиянием далекого таинственного светила. Но самое невероятное, что, прошивая протонные туманности, вызывая вибрацию космических пылинок и частиц, алмазное свечение нейтронных звезд порождает... особые звуки.
   Да-да, особые! - долгие тягучие звуки - на высочайших, невозможных для человеческого уха октавах. А изгибаясь полями гигантских звезд, больших и малых черных дыр, они выстраиваются в сложную резонансную чересполосицу и, будто ноты на партитуре, - в музыку... Колыхание вакуума добавляет свою партию во вселенском оркестре, и тот своими запредельно высокими и запредельно низкими звучаниями, невероятно красивой мелодией, сотворенной кружением блистающего нейтронного алмаза, возносит твое существо в невообразимый, невозможный на Земле транс. У тела, лежащего в эссентиссе, сковывается и почти запирается дыхание, а сердце начинает интенсивно и остро биться. Ради такого наркотически острого сердцебиения, ради этих немыслимых в плоском земном мире видений и ощущений и погружается он ежедневно в нейромагнетное ложе эссентисса. Фантастические звездные алмазы, сияния, заоктавная музыка становятся чем-то вроде наркотического забытья...
   Да, организм воспринимает это, как наркотик... высший наркотик...
   - Какой Земля видится из космоса?
   - Видится?... - сглатывая комок перевозбуждения, проговорил Радован. - Из космоса?...
   ...О чем спросила Алина? А, да, опять о Земле...
   - Видится?... Нет... она... не видится... это только точка... она... - Радован вдруг замер и неожиданно побледнел.
   Мир застыл - жестко и не двигаясь.
   Алина удивленно оглянулась на него.
   Не надо было о Земле...
   - Она тоже слышится!... - тихо, с большим трудом выдавил из себя Радован.
   - То есть как это? - недоуменно спросила женщина. - Разве она может оттуда слышаться?...
  

Полипигрен

  
   Спаечный цех. Длинный ряд установок, за которыми сидят операторы. На них проводятся сложные высокотемпературные сборочные процессы. Пройдя тамбур-стерилизатор и осмотревшись, Радован подошел к одному из реакторов. На красновато-золотистом экране отображался процесс спайки. Эссеннавт остановился на нем взглядом.
   Сегодня Радован здесь неспроста. - Казалось бы, технология спайки отработана, отклонений быть не может, но что-то постоянно преподносило сюрпризы. Вот уже несколько дней во время сентической связи в голове возникал побочный спаечный шум. И все бы ничего, но на этот раз спаечный шум стал восприниматься как мешающие работе земные голоса. Именно это привело сегодня Радована сначала в лабораторию, затем сюда - в цех.
   В лаборатории почти неделю разводили руками. В принципе, технология не новая, отработанная и доверенная автоматике. Однако последнее и не нравилось Радовану - старую технологию применили к новым компонентам, поэтому безоглядное доверие автоматике его и напрягало. На совещании он потребовал, чтобы сборку вели в полуручном режиме. Сегодня Радован решил проследить за ней сам.
   Разумеется, прямо руками ничего не собиралось. Это была высокотемпературная спайка в реакторе с максимально разреженным вакуумом и сильными магнитными полями, но последовательность действий и времена их выдержки задавались оператором вручную. Человек внимательно следил за сборкой, за поведением тонких либизбитовых нитей, их прочностью спайки с пластиной полипигрена, за возможными изменениями их конфигурации, связанными, как с нагревами, так и с динамическими электромагнитными полями.
   Полипигрен... Материал, который однажды вдруг впечатался в личную жизнь Радована...
  

***

  
   Так получилось, что Радован с самого детства недолюбливал Марс.
   Почему Марс? Да, не почему. Недолюбливал и всё...
   Его эссенты, направляясь к рубежам солнечной системы, по возможности обходили стороной четвертую планету, и сам он не появлялся бы там, если бы не приходилось работать с Марсом по необходимости. - Планета стала поставщиком крайне важного для землян материала. На ней добывали уникальный в солнечной системе волнистый кристалл с особыми туннельными свойствами. Этот материал был сырьем для получения полипигрена, ставшего базовым в электронной промышленности и, в частности, для формирования резонирующей памяти эссентов.
   Волнистый кристалл получали, медленными шажками вытягивая из глубинных шахт раскаленную марсианскую магму, и Радован должен был глазами эссентов, щупами эссентов, сейсмическими и другими сентическими приборами - всеми своими необычными встроенными органами изучать планетную кору, подыскивая подходящие места для прокалывающего безроторного бурения магматических шахт.
   В дело шел и сентический нюх. Усыхающая магма давала невероятно противный мерзкий запах, но его приходилось вынюхивать, так как это позволяло быстрее находить естественные трещины в коре. Газ был очень тяжел, и запах всегда растекался по поверхности планеты, скапливаясь в низинах и давая порой неверные ориентиры. Приходилось подключать специальные эссенты, которые позволяли восстанавливать предысторию атмосферных движений на самых разных высотах.
   И вот однажды Радован вдруг уловил в стратосфере Марса невозможные в ней миазматические испарения - он учуял тяжелый магматический газ на многокилометровой высоте, там, где его не должно было быть. Испытав немалое потрясение, эссеннавт начал тщательно ощупывать и обнюхивать эссентами верхние слои твердой планетной корки и ловить восходящие воздушные потоки. Это было сущее наказание - вынюхивать такую невыносимую дрянь, но деваться было некуда. И вскоре он нашел причину - ею оказались миллионы искусственных пор в коре планеты, оставшиеся после отработавших минишахт. Через них шло остаточное кумулятивное истечение газа планетных недр. Кумулятивный эффект был неотъемлемой частью технологии добычи кристалла - он создавал необходимую пульсирующую тягу толкающим магму газам, но в законсервированных минишахтах он начинал работать против красной планеты.
   Концентрация магматического газа в стратосфере после массового бурения шахт стала чрезмерной. Оттуда газ растрепанными космами безвозвратно уходил в межпланетное пространство. Радован будто уловил, точнее говоря, реально почувствовал, что планета начала медленно, но неуклонно усыхать.
   Необратимое воздействие человека на планеты еще не так давно порождало горячие споры, и хотя многие в него не верили и насмехались над раздутыми страхами, но с некоторых пор мощный взрывной рост индустрии и случаи гигантских лунотрясений перестали вызывать у людей сомнения в рукотворных разрушительных воздействиях на структурный разрез любой планеты. Именно такое воздействие эссеннавт и увидел теперь на Марсе.
   На Радована нашло неприятное моральное раздвоение. Такое нельзя было оставлять без доклада, но с другой стороны он испытал подленькое чувство злорадства к глубоко нелюбимому им Марсу. Ведь что от того останется, когда усыхающая магма приведет к планетным катаклизмам, извержениям и цепной потере массы? Нет, волнистый кристалл никуда не денется, его даже удобнее станет добывать, но уже со скукоженного карлика. Солнечная система потеряет одну планету - Марс переведут в разряд недопланет, как когда-то Плутон. Потеряется его шарообразная форма, безобразно вытянется и размажется орбита, превратившись в кривой эллипсоид... Но туда ему и дорога! Да и он, Радован, потешит самолюбие - покажет себя реальным Монстром, способным казнить, миловать и даже ампутировать большие космические тела...
   Однако мерзопакостное чувство подленького предательства все же преследовало Радована. Ради полипигрена, ради миллионов новых эссентов, ради перспективы вырасти в межпланетного Монстра, а в будущем дотянуться до звезд он оказался готов рассеять в пыль целую планету!...
   На одной чаше весов оказался прогресс науки и технологий - будущее человечества вообще, а на другой всего лишь планета - некое космическое тело, которое котируется лишь своим относительно высоким местом в солнечном объектном каталоге. Ведь никому не жалко будет, к примеру, какой-нибудь астероид, если тот будет целиком состоять из готового полипигрена. - Его, не задумываясь, снимут с орбиты и пустят на переработку. А что Марс? - То же что и астероид, только больше. А значит и больше с него "шерсти", то есть волнистого кристалла. А когда из него высосут последние залежи ценного материала, он просто потеряет практический смысл. Только и всего!
   И все-таки... Угрызения совести оставались, и после некоторой борьбы с самим собой Радован нашел решение, ее успокаивающее. Правда, тоже не совсем красивое.
   Он нашел, как возбудить внимание некоего Олега Сергеевича Мищенского - Главного разработчика марсианских недр. Человеку, который зациклился на добыче волнистого кристалла, он подбросил "конспирологическую" страшилку о грядущем закрытии огромного количества шахт во имя "якобы" сохранения Марса. Расчет был на резкий всплеск амбиций одного из самых влиятельных ученых на Земле. То есть Радован подсознательно решил убить планету руками фанатика.
   Ох уж эти упертые! Однажды в детстве Радована школьная учительница по ботанике - фанатичка земной флоры - язвительно высказалась о давней-предавней песне о яблонях, которые якобы будут цвести на Марсе. Ботаничка (в лучшем смысле этого слова) на дух не переносила профанское, как она говорила, фэнтези, которое, как она говорила, заслуживает только кол с минусом. Причем, минус, - возбуждаясь, сипела она, - должен стоять впереди единицы!...
   И как знать, быть может, именно этот выпад в адрес сухой планеты, лишь однажды брошенный со стороны взрослого человека, и поднастроил душу ребенка? Быть может, именно тогда в него и была посеяна нелюбовь к "неприветливому для яблонь" Марсу...
   Ну и добавилось потом... Ведь, когда тянешь руки к гигантским звездам и туманностям, то что такое какой-то там Марс?... - Синица в руках Монстра...
  
   ...На заседании правительства крупнейший ученый планеты Мищенский метал громы и молнии... - Какой-то там эссеннавт обнаружил аномалию искусственного происхождения в марсосфере! Ну и что?! Кто он такой, чтобы перекраивать жизненно важные для человечества программы?! Кто он такой, чтобы останавливать прорыв Человека в будущее, тормозить научно-технический прогресс - переобувать, фигурально выражаясь, Человека назад в кроссовки?!
   Вот так... Ботаничка и академик... - у каждого свой журавль в небе. И это не Марс...
  
   Да, когда-то мерцающий на ночном небе красноватый Марс был предметом романтического притяжения и даже любви землян. Таинственные инопланетяне в фантастических рассказах были в основном марсианами, но никак не нептунянями и сатурнянами. Но после того, как люди стали осваивать те же Нептун и Сатурн, когда познали куда как более крутую "фантастику" планет-гигантов, совсем простенький на их фоне Марс со своими лубочными дедулькиными "яблоньками" отошел на второй... третий... четвертый план, и многие стали смотреть на него сугубо прагматически.
  

Ломка

  
   - ...Разве Земля может слышаться из космоса?
   В груди сжимался комок тягучей боли.
   ...Разве может?... Знать бы Алине, как Земля может слышаться... оттуда...
   - Извини, Алина. Я сейчас... приду...
   Почти ничего не видя перед собой, Радован вышел из кухни и направился к себе в кабинет. Там через внешнюю дверь он прошел на террасу, неровной походкой приблизился к плетенному креслу и опустился в него.
   Перед ним открылся вид большого города. С высоты его кабинета ему виделись многочисленные изломы городских крыш.
   И словно под стать им в голове начали изламываться мысли...
   Тело начало потряхивать.
   Опять!...
   "Разве может Земля слышаться?..." - Больно, очень больно зацепила Алина!
   Да! Это подступала ломка!
   Космос действительно стал для него самым настоящим наркотиком! Временами Радована до умопомрачения тянуло в эссентисс. Ему нужны были звезды, холодные волны реликта, магнитные поля планет. Их долгое отсутствие ломало организм. А недавно еще одной причиной ломки стал слышимый оттуда, из далекого космоса, звук... Земли ...
   Непонятно почему, но он начинал ломать Радована уже там, в эссентиссе, особо болезненно разрушая космическую эйфорию.
  
   Ведь это был не просто звук. - Однажды там - в высоком космосе - сквозь вой, свист и визг бешенных космических бурь он вдруг услышал... знакомый Человеческий Голос... Знакомый!...
  

Голос не/бытия

  
   Звуки, похожие на человеческие голоса, были не редкостью в космосе. Одно время в них даже пытались распознать сигналы других цивилизаций, но всякий раз они оказывались лишь механическим подобием человеческой речи. Более того, ученые выяснили, что они генерировались в самих эссентах на стыке волнистого кристалла с либизбитовыми нитями, и нашли способы гасить их технологическими приемами спайки. Однако изредка спаечные звуки все равно случались и Радован быстро научился не обращать на них внимания. Но на этот раз в голосе вдруг услышалось нечто крайне необычное - нечто будто не механическое и, главное, очень узнаваемое...
   В первый раз он удивленно прислушался, несколько раз оглянувшись по космическим просторам. Голос то появлялся, то исчезал. Поначалу казалось, что он шел со стороны Земли. Но стоило обернуться в сторону планеты, как звуки приглушались и начинали слышаться откуда-то из другого места. Многократным накатывающим эхом они стали отражаться отовсюду. Удивление перерастало в сильное изумление. От сеанса к сеансу эхо ширилось и становилось все многозвучнее, оно уже заполняло все пространство - весь ближний космос, и наконец... всю вселенную.
   И однажды Радована вдруг сильно защемило. Голос неожиданно прояснился очень-очень узнаваемым... неясно откуда узнаваемым... щемяще узнаваемым... сокрушающе узнаваемым... И, главное, было в этом голосе что-то недосказанное, будто однажды болезненно прерванное. - Настолько болезненно, что Радована вдруг охватило неодолимое желание вслушаться, проникнуть в него и понять, что это за голос... Эссеннавт погрузился в незатихающее смятение и тщетно, с нарастающей болью пытался вспомнить, где и когда он мог слышать такой голос.
   Эссеннавт потерял покой. Едва голос начинал звучать, как он утрачивал способность к работе. Ему уже до исступления хотелось вслушаться... до сумасшествия...
   Вскоре эссеннавт стал улавливать не просто голос, а какую-то неясную речь. Он прислушивался и обнаруживал, что слышит отдельные слова. Но это были какие-то странные, необычные слова - нет, это была не иностранная и уж тем более, не инопланетная речь, это были вроде бы различимые и даже как бы знакомые слова, но он не понимал их смысла. - Не понимал смысла знакомых слов!!! Слова никак не складывались в голове, и от этого потуги понять, о чем была речь, становились еще более болезненными.
   Это окончательно добивало его. Зыбкая и чуть ли не до дрожи в мышцах узнаваемая речь расхристала его душу. Неудовлетворенное желание узнать голос и распознать слова стало в конце концов ломать его не слабее космического транса. И, естественно, это приводило к тому, что он раньше срока начинал сворачивать сентические сеансы.

***

  
   И вот Радован следит за процессом спайки... Он - в длинном цехе с несколькими десятками вакуумных реакторов, за каждым из которых сидит оператор. Десятки белоснежных комбинезонов, десятки рук на пультах управления, десятки глаз, прикованных к экранам.
   Когда-нибудь эта спайка будет окончательно автоматизирована, пристального человеческого внимания требовать не будет, цех опустеет. Но сегодня, пока она делается по персональному требованию Радована, спайка опять отдана в человеческие руки. Сегодня сюда вернули высококвалифицированных работяг. Им дали месяц на снятие всех вопросов Радована. Затем они вновь сдадут технологию автоматике, а сами пойдут дальше, на новые производственные процессы - туда, где будут требоваться их наработанные навыки и знания, богатое интуитивное мышление.
   Новые процессы, материалы и технологии рождаются почти ежедневно и тысячами. Многие уже заждались рабочих рук. Они ждут проведения тысяч ручных сборочных процессов и уйдут под автоматику, когда поведение новых материалов пройдет массовую промышленную апробацию, будет изучено настолько обстоятельно, что станет темой многочисленных диссертаций, войдя в научный оборот.
   Пока же Радован сидит за спиной одного из операторов и смотрит на экран его реактора.
   Не все соглашались с повторной ручной прогонкой процесса, но слово эссеннавта - закон. Он - элита общества. Его порядковый номер Пятый. И, может быть, поэтому сам Радован ощущал себя не совсем уютно. Если за месяц ничего не выявится, то это скажется на его авторитете и отношениях с производственниками - и без того ставших непростыми. И поэтому, когда в один из моментов быстрые цифры по краям экрана вдруг показали, что либизбиты изогнулись на три градуса дальше положенного, Радован вздрогнул. Он хоть и напрягся, но со слабым облегчением выдохнул.
   Оператор почувствовал замешательство контроллера, оглянулся, и едва заметная усмешка проскочила на его лице. Пъезожгуты тут же выпрямились и ровно встроились в спайку.
   - Не дрейфь, наука! - проговорил Радовану оператор. - Это либздит так куражится. Но меня не проведешь. Знаю, как привести его в норму.
   Радован же напрягся еще сильнее.
   "Либздит?!" - резануло его слух. Либизбит!!! Кретин!
   "Куражится"?! Вот ради поимки такого "куража" он и пришел сегодня в цех...
   Эссеннавт коршуном навис над спиной оператора.
   Тут, оказывается, они "приводят в норму" чего вообще не должно быть в спайках полипигрена! Откуда потом возникают непонятные шумы в сентических ушах?! Откуда он слышит невесть откуда звучащие голоса?! Отчего его ломает, разрушая всю работу?!...
   От неожиданного напряжения его вдруг начало потряхивать. Да так неприятно потряхивать, что это стало напоминать подступающую ломку.
   Неужели опять?! Ну как же не вовремя!...
   Он взглянул на спину оператора, и накатывающее болезненное ощущение выплеснулось во взорвавшуюся злость. - Там, в космосе он проводит сложнейшие процессы! Там ему нужны тончайшие ощущения, филигранные движения, техника высочайшего уровня!... А тут!!! - Трехградусный изгиб и... "не дрейфь, наука"!!!
   Сжатые кулаки побелели в суставах.
   "Наука"... - тоном шпаны!... Что он, работяга, может понимать о науке?!...
   Наука!!! - Вершина человеческой эволюции! Кладезь... Это больше чем самое святое для человечества. Кладезь разума всей планеты!... А он, который о науке никакого не имеет представления - ни на йоту... цедит о ней... И кому?! Ему! Ученому! Цедит, как шобле с соседней подворотни...
   С при-ды-ха-ни-ем!!! С придыханием он должен произносить Высокое Имя "Наука"! Пусть пацанве своей говорит "не дрейфь"...
   - Стоп! - грубо сказал он оператору. - Останови процесс!...
   Оператор в недоумении оглянулся.
   - Останови-останови! - резко продолжил Радован. Его не на шутку стало загибать. - Пацанве своей будешь... Р-рыбочий, твою... класысс!...
   Реактор, выключаясь, издал недоумевающий гул.
   - И давно вы так, - взвинтил тон Радован, - фигачите спайку?!
   Оператор виновато втянул голову в плечи.
   - Так я ж, - начал оправдываться он, - выпрямил всё.
   - Выпрямил?! - вскрикнул Радован. Его сильно трясло.
   Да, ломка разворачивалась в свою полную силу.
   - А потом у меня там, - продолжал кричать он, указывая рукой наверх, - чёрти что творится!!!
   К установке подбежал встревоженный мастер.
   - А вы куда смотрите?! - рычаще перекинулся на него Радован.
   Он повернулся к экрану установки, открутил назад запись процесса и ткнул пальцем в трехградусный изгиб.
   Причем, как-то странно ткнул. Вернее, все было, как и должно было быть, но почему-то палец померещился ему скрюченным и усеянным шипами.
   Каждый раз во время ломки в нем будто просыпался Монстр - тот самый огромный вселенский Монстр, в которого он оборотнем превращался во время сентических сеансов.
   Невесть откуда взявшееся жжение звезд, пронзающие уколы космических лучей, дубящие колыхания накатывающего реликта и весь остальной хаос бесконечных космических ощущений - все это начинало разрывать его внутренности, скручивать органы и сгущать текущую по жилам кровь...
   - Так, выпрямили же всё! - пролепетал мастер. - Виктор Сергеевич, оператор высшего разряда...
   - Мне не разряд нужен, - едва ли не возопил, передавливая в себе боли и галлюцинации, Радован, - а безупречная спайка!
   Он сверкнул взглядом в сторону красного, как рак, оператора, сбросил шлем и, резко рванув липучки комбинезона, оголил плечо. На нем все увидели большое серое пятно - бесформенное и вмятое.
   - Вот смотрите, - рявкнул он, - это звиздец эссента на Нептуне! Жесткая хрясть-посадка!...
   Он готов был сметать с себя одежду и дальше - таких отметин, больших и малых, на теле было очень много, каждая возникала после сбоев эссентов в космосе... но Радован застыл на месте, вперив взгляд в мастера.
   - Сюда смотрите! - просипел он, прижав палец к виску. - Сюда-сюда! - он так интенсивно подолбил пальцем по голове, что окружающие охнули. - Мне чёрт знает какие звуки сюда приходят... после ваших выпрямлений!
   - Этот образец, - жестко хрипнул он, указав на экран, - в лабораторию!... И с файлом процесса!... Со всеми файлами, где был изгиб!...
   - И объяснительную, - гвоздя, прорычал Радован, - как часто и на каких реакторах такое случается...
   Мутнеющим взглядом он посмотрел на застывшего в нелепой позе оператора.
   - И его фамилию, имя и отчество!...
   Оператор побледнел и, неотрывно глядя в глаза Радовану, медленно поднялся и выпрямился.
   Эссеннавт рефлекторно откинулся назад. И было отчего...

(Виктор Сергеевич Хомков)

   Объемный рабочий комбинезон с герметичным шлемом делал оператора на две головы выше эссеннавта и едва ли не вдвое шире.
  

(Еще один герой)

  
   "Нервы ни к черту!... - думал, вышагивая по улице, Радован. - Как идиот сорвался!.. Трехградусный изгиб довел до истерики!... Аутист хренов!..."
   "Выравнивают они!..."
   Размеренный долгий шаг уже почти остудил его. Шипастый космос почти выветрился из нутра, но на месте утихающей боли вдруг будто зашевелился малый червячок... Червячок сомнения...
   "А с другой стороны..."
   Что-то было в этом не так. Радовану начал вспоминаться изгиб либизбита, и каким-то невероятным шестым чувством он вдруг стал доходить до иной истины.
   Неведомый голос из космоса был слишком узнаваем!... Слишком!!! Не надо себя обманывать. Изгибы в спайке изучались и ранее, и они не могли издавать таких звуков. Голос был очень знаком - до умопомрачения знаком, чтобы вот так генерироваться в бездушном камне - полипигрене эссентисса!... Не надо было, обманываясь, бежать в цех.
   Голос возникал где-то вне нейрооптической схемы - где-то глубже - в нем самом, где-то в голове... Где-то в глубокой памяти... Ну совсем глубокой...
   Неясным укором вдруг всплыл перед глазами образ выросшего комбинезона с побледневшим оператором внутри.
   Напрасно затеял он эту ручную перепроверку спайки, зря сорвал людей.
   Но откуда же это слышится?... И почему, если из собственной памяти, то иногда - будто из космоса?!... Бог ты мой!!!...
  
   Психологи были бессильны. Вернее, своим новым сентическим чутьем Радован ощущал, что они плывут в своих объяснениях. Настоящая истина выходила за рамки их стандартных досентических теорий, за рамки их земной компетенции. Психологи отстали, явно отстали. Поэтому он решил обратиться к равному себе.
   "Откуда Это слышится?" - спросил он у Карэна.
   Карэн - это его бывший коллега, который так же, как и он, когда-то нес вахту в эссентиссе.
   Карэн тоже однажды услышал голос, который показался ему таким же, как он выразился, "до судорог" знакомым, а через месяц после этого он неожиданно для всех уволился с работы. Уволился похудевшим, измотанным и разрушенным психически...
  

(Карэн, порядковый номер Третий)

  
   Причину его истощения установить не удалось...

Отшельник

  
   Когда Радован приехал к нему на далекий спрятанный от всего мира остров, Карэн сразу и без слов понял цель его посещения.
   Бывший эссеннавт посмотрел на него тогда долгим взглядом и заговорил.
   "Ты, наверное, уже начал думать, - сказал островитянин, - что вырастаешь в гигантское космическое существо, и что для тебя Земля превращается в крохотную точку, а люди на ней становятся вообще невидимыми, просто как атомы".
   Сказав это, Карэн едко усмехнулся и отвел взгляд в сторону.
   "Ты мечтаешь стать Монстром! И уже фантазируешь о том времени, когда человек перестанет возвращаться в свою плоть, окончательно откажется от жизни в земном мире... а человеческие тела законсервируют в эссентиссах, как законсервирован у человека в черепной коробке мозг... чтобы, как мозг в костной черепушке, не покидая черепушку сентическую, - хрипнул Карен, - до конца жизни управлять из нее миром...
   А тебе, случайно, уже не кажется, - злобно сверкнув взглядом, бывший эссеннавт сипло рассмеялся, - что ты и есть космос?!..."
   Радован тогда растерялся. Нет! Так конкретно он не думал, но, в принципе, его мысли именно к этому и подбирались. Он ведь, действительно, начинал мечтать о том, что хорошо бы, если бы отпала необходимость выходить из сэнтического сна, чтобы оставаться в космосе все дольше и дольше... вплоть до конца жизни... чтобы овладеть им, как собственным телом...
   Но не за этим он сюда приехал. И потому недолго островитянин смеялся. Косо взглянув на Радована, он вдруг резко остановился. - Гость неотрывно и хмуро смотрел на него.
   "Откуда Это слышится?..." - тихим мостиком перекинулось между эссеннавтами...
  
   Порядковый номер Третий, потупившись, отвел глаза в сторону.
   "Смотри, - сказал он после паузы, - мальчик играет во дворе".
   Радован удивленно оглянулся, но не увидел никакого двора и никакого мальчика. Они находились на маленьком острове среди сочной зелени и лазури. Их веранда возвышалась над верхушками пальм. Растрепанная зелень колыхалась от слабого ветра, а за ней просматривалась тонкая полоска песчаного берега. А еще дальше - уходящая в небесную пелену поблескивающая водная гладь. Туда и смотрел Карэн...
   "Мальчику так интересно, - задумчиво проговорил Карэн, - что он заигрался и обо всем забыл. А ему кричит из окна мама: "Сы-ы-ына-а! Иди-и-и домо-о-ой! Ку-у-ушать..." Но он так увлекся, что не хочет уходить с улицы... А мама зовет... И он пойдет... вот только доиграет и пойдет..."
   Радована словно обухом по голове ударило - до него вдруг дошло, что невероятно узнаваемый голос, который ему слышался в космосе, был голосом его мамы...
   ...Только это был какой-то странный - точнее говоря, совсем-совсем забытый голос. Таким он слышался только в далеком-далеком детстве. Даже нет, не слышался... - он каким-то образом жил в нем, сливаясь в его воображении с мамой... даже не просто с мамой...
   Карэн продолжал говорить. В далеком-предалеком детстве, рассказывал Карэн, во снах он слышал именно такой голос.
   Да, ранние детские сны всегда забываются, но эссентисс... - он так дотошно затачивает память... - что попутно извлек из глубокого-глубокого хранилища и их утерянный калейдоскоп.
  
   Забытые детские сны... Огромный волшебный мир. Уникальный мир. Неповторимый и непередаваемый. Карэн стал погружаться в него, гулять по его закоулкам, и... (об этом можно рассказывать отдельные сказочные истории) обнаруживал в них забытые детские открытия, диковинные образы, страхи, фантазии, радости. И сцеплял все это калейдоскопическое многообразие некий божественный, царствующий в детском мире голос... немного странный голос - звучащий как бы отовсюду и одновременно изнутри него самого.
   И он - Карэн - теперь уже своей взрослостью - стал вслушиваться в него, анализировать и... вскоре пришел к потрясшей его догадке - царствующими звуками были отложившиеся в самой-самой первородной памяти разговоры беременной им матери.
   Беременной! - Карэн сглотнул подкативший к горлу комок и на время замолчал. - Это был голос, который он слышал и запомнил, еще находясь в утробе.
   Как он это понял?... Объяснить невозможно... Это где-то за пределами человеческой интуиции - это нечто подобное сверхощущениям сверхтепла и сверххолода, открывающимся в эссентиссе. Опускаясь в глубинные, первородные слои памяти, мозг постигает какие-то невероятные, недоступные человеческому разуму сверхинтуицию и сверхлогику ...
   Карэн покрылся красными пятнами, и Радован отвернулся, чтобы не смущать его.
   Сам же он погрузился в глубокие раздумья.
   Что такое первородная память и сверхлогика постичь ему сейчас было не под силу, но без всякой сверхинтуиции он теперь смог осознать голос мамы... Да, он слышался именно таким... Радован ведь тоже там - в эссентиссе - порой вспоминал давние-давние детские сны... Это был тот самый голос мамы, который слышался еще тогда - давно-давно - малышке Радану, когда он еще не понимал маму мамой, когда он вообще никого никак не понимал, когда она была для него... или виделась во снах (это отделить уже невозможно) чем-то Таким... - Большим, Мягким, Вкусным и Певучим... Ну как Ма-Ма...
   "А знаешь, почему мальчик пойдет домой, когда доиграет?" - спросил после долгого-долгого молчания Карэн.
   "Потому что Ма-ма зовет..." - проговорил он.
   ...Большая, мягкая, вкусная и певучая...
   И в голосе Карэна неожиданно послышалась тягучая боль и отрешенность.
   "Ма-ма зовет..." - едва слышно повторил островитянин и замолк.
  

***

  
   Карэн и потрясенный Радован еще долго-долго сидели на террасе и молча глядели в океанскую даль. Солнце медленно катилось к горизонту и мириадами огоньков поблескивало в простиравшейся водной ряби. Берег был пуст, и только слабые гребешки накатываемых волн оживляли его.
   - Ты, наверное, живешь один, - наконец прервал молчание Карэн.
   Радован медленно опустил взгляд.
   Карэн посмотрел на него.
   - И в твоих грезах, - продолжил он, - к тебе приходит женщина - хозяйка твоего холостяцкого дома.
   Взгляд Радована застыл в одной точке.
   "Алина" - беззвучно прошевелил он губами.
   Пальмы и море, медленно кружась, будто поплыли на зыбких волнах.
   Карэн хмуро посмотрел на собеседника.
   - Алина! - неожиданно осадил он качающееся пространство.
   Радован вздрогнул и обернулся к нему.
   - Да, ко мне приходит именно Алина! - удивленно пробурчал он.
   - Алина, - протянул Карэн. - Женщина, которая испаряется, когда ты пытаешься взглянуть на нее.
   У Радована поползли наверх брови.
   - Откуда... вы?... - изумленно начал он.
   Карэн чуть заметно усмехнулся.
   - Я ведь тоже эссеннавт.
   Радован продолжал оторопело смотреть на него.
   Карэн рассмеялся.
   - Шучу, - сказал он. - Кто ж в нашей юности не фанател от потрясающей Алины... из старого, старого-старого фильма...
   - Издержки профессии, - произнес бывший эссеннавт. - М-м-м, не тебе одному желанная Алина является в грезах наяву!...
   Радован откинулся назад.
   Снова наступило молчание.
   - А если серьезно, - сказал Карэн, - ты посягаешь на вселенную, а объять ее человек сможет лишь в своей двуединости, лишь соединенными мужским и женским началами...
   Радован продолжительно посмотрел на него.
   Собеседники опять надолго замолчали. Карэн неожиданно нахмурился.
   - Эссен-н-навт! - вдруг едко произнес он. Бывший коллега исподлобья взглянул на Радована.
   - Так на всю жизнь с "Алиной" и останешься... И пустой квартирой.
   - И уж если ты становишься Монстром, - вдруг тихо, но неожиданно резко проговорил Карэн, - то тебе нужна Татьяна... настоящая... живая... А не призрачная Алина...
   - Татьяна?... - недоуменно переспросил Радован. - Почему?... Кто это?...
   - Обнимая необъятное, - будто не слыша его, проговорил порядковый номер Третий, - посягая на вселенную, нужно, чтобы твоя опорная точка была реальна и не пуста...
   - Этой точкой, - отрешенно прошептал Карэн, - может быть только живая, реальная женщина.
   - Для меня, - с неожиданной горечью продолжил он, - ею была мама. Очень долго была... так долго, что однажды мне показалось, что слишком долго... И я отвернулся от нее...
   - Опорная точка размылась... - голос Карэна стал сухим, - перестала быть для меня опорой...
   - И я... сломался...
  

("...Мальчик играет во дворе...")

  
   "Мальчик играет гребешками накатывающих волн".
  

***

  
   После посещения острова Радована будто прорвало. Ему стали вспоминаться многие и многие совершенно позабытые подробности детства. Виделась детская комнатка, маленькая кроватка, виделось заглядывавшее в окно солнышко, игрушки... Виделась высокая гора за окном... И слышался мамин голос...
   Да, там - в космосе - Радован слышал мамин голос. При этом почему-то возникало тягостное ощущение неясной тревоги. Голос мамы сбивал его мысли. Астероиды все так же казались ему детскими игрушками, планеты - шариками, далекие туманности - фейерверками. Но это не доставляло ему прежней детской радости. Словно дымкой заволакивалось сознание, он не мог ощущать звуки и колыхание космоса, не видел жестких излучений дальних звезд. Он разучился возвращаться во взрослость и просыпался после сэнтических сеансов ни с чем. Сидя за пустыми формами отчетов, разбитый и растерянный Радован погружался в тяжелые раздумья, и в минуты таких размышлений ему вспоминалось, чем всё это закончилось для Карэна...
   И это его пугало...
  
   ...А в его жизни исчезла Алина...
   Не сразу...
   Сначала он перестал расслабляться с ней...
   А затем постоянное исчезновение Алины в те моменты, когда ему очень хотелось видеть ее, стало его угнетать...
   Все общение с мифической женщиной напоминало какой-то неестественный синтетический отдых... Слушая Алину, глядя на нее боковым зрением, Радован начал грезить настоящей женщиной, которая реально бы сидела перед ним, и с которой они бы разговаривали, глядя друг другу в глаза...
   "Хорошо. Пусть будет Татьяна! Пусть!"...
   И Алины не стало...
   Не осталось даже немого укора ушедшей женщины... Совсем...
   Вот так. Мозг, наполняющий космос Разумом - человеческим, не может не опираться, если он Мужской - на Женщину, и наоборот. Иначе Мироздание окажется для него недоступным. Только в двуединстве он способен вникнуть в его суть. По-своему углубляясь во вселенские смыслы, эссентисс не мог не сотворить в мозгу Радована его половинку. Да, теперь Радован ясно понимал, откуда взялась Алина и как она завоевала его воображение. Однако человеческий мозг все равно остается Человеческим, поэтому ему недостаточно сотворенной в его воображении его половинки, ибо она все равно суть ущербная и все равно несущая в себе его ограниченные стереотипные представления о себе, то есть никогда полноценно не помогающая освоить Мир. Ему нужна настоящая, реальная его недостающая часть.
   Радован очистился. Да, очистился... с уходом Алины - воображаемой, сентической. Карэн помог выбиться ему за рамки сковывающего его обруча. Точнее сказать, помог увидеть этот обруч, осознать его рамки. И Радовану теперь осталось ждать настоящую - Его женщину...
   ...Или искать...
   Что-бы под-нять-ся вы-ше...
  

Женщина

  
   И снова он на террасе...
   Плетенное кресло... Радован сидит в нем, задумчиво глядя на крыши большого города, и перебирает в памяти свой последний разговор в институте нейрофизиологии.
   "Мы пока только можем представить, что делает с мозгом эссентисс, - говорил Радовану маститый ученый-нейрофизиолог. - Развивая до совершенства его способности ощущать, он расшевеливает в нем глубоко уснувшие связи между клетками. Ты не задавался вопросом, почему эссентисс позволяет ощущать то, что недоступно мозгу в обычной ситуации? Ведь какими бы чуткими не были бы квантовые датчики эссентисса, но в конечном итоге ощущение запредельного холода или жары тебе все равно дается обычным человеческим мозгом, его ограниченными, грубыми клетками.
   Но как нечувствительным к сверхощущениям клеткам удается распознать доступные лишь технике запредельные оттенки?..."
  
   И в этот момент, прерывая его воспоминания, перед глазами замаячили какие-то движения. Будто сквозь туманную дымку Радован увидел, как перед ним появился низенький столик, а на нем возникла чашечка, наполненная супом - самым обычным домашним супом. На плечи легли мягкие руки подошедшей сзади женщины...
   Алина?!...
   Нет... не Алина... Это была какая-то другая женщина... Он почувствовал, как повеяло незнакомыми запахами.
   Эссентисс настолько обострил ощущения Радована, что и в этом мире он мог ощущать то, что было не под силу простому человеку. Как собака он различал индивидуальные запахи людей, мог определять собеседников с закрытыми глазами.
   И он чувствовал не просто запахи людей.
   Вот, например, этот суп приготовила подошедшая сзади женщина - это он сразу понял. Всякий самый обычный домашний суп женщина наполняет своими запахами. Обычная женщина даже не догадывается, что дурманящий запах её рук исходит от любых блюд и продуктов, которые она обрабатывает. Тот же суп, приготовленный техникой, пахнет не так...
   Радован осторожно зачерпнул ложкой суп. Да, в нос ударили новые запахи.
   Это были запахи реальной, живой, а не сентической женщины.
   Радован, заработав ложкой, начал сосредоточенно поглощать их. Не суп... - а именно запахи!... Это были новые запахи неизвестного человека. Из них он, как собака, мог многое узнать о нем.
   Сейчас перед ним вырисовывался образ незнакомки... Это была не красавица, но милая и приятная внешностью... Чуть возвышенная, легкая душой... Немного поэтому оторванная от земной жизни, даже иногда замкнутая... но не дикая, неглупая в общении...
   Продолжая оставаться сосредоточенным, он оглянулся и рефлекторно прищурил глаза, по привычке ожидая, что подошедшая сзади женщина может исчезнуть.
   - Чудак! И как же ты с закрытыми глазами собираешься есть?...
   Радован открыл глаза и прямо посмотрел на гостью. Она не испарилась.
   Да, это была молодая женщина приятной внешности и с огоньком в глазах.
   Он положил ладонь на лежащее на плече тонкое запястье.
   - Алина? - неуверенно спросил он. Неуверенно, потому что мир стоял - крепко стоял, не колышась и не кружась.
   - Нет, не Алина... - Я Таня...
   Радован вздрогнул. Ему вспомнился Карэн и его предсказание-напутствие.

(Таня)

  
   Ладонь сжала реальную, ощутимую, теплую руку.

***

  
   И вот женщина уже сидит напротив. Улыбаясь, она неотрывно глядит на него... а Радован... торопливо ест суп...
   А ведь он даже не спрашивает, откуда она появилась в его доме. Он не хочет знать этого.
   Так сказал Карэн... Это Карэн сказал... А это значит, она должна была появиться... Именно она... Именно Таня... Татьяна...
   Радован рассеянно смотрел ей в глаза. Женщина в ответ улыбалась.
  
   Но все-таки, почему Радовану явилась именно Татьяна? Почему Карэн сказал, что ему нужна женщина именно с таким именем? "Ему, - добавил тогда Карэн, - Монстру..."
   Татьяна... Татьяна... Почему Татьяна?... Ему - Монстру...
   ...Монстру!...
   Бли-и-ин!!! "Татьяна, милая Татьяна... ты в руки мрачного тирана...".
   Нет, не мрачного. Там, кажется, было другое слово.
   Из глубоких хранилищ памяти всплыл совсем забытый эпизод из школьных лет.

Книжка

  
   - Посмотрите сюда!
   В руках учительницы по литературе была небольшая книга - бумажная книга.
   О бумажных изданиях дети в школе получали самые общие представления, но читать их не приходилось. Да и вообще читать. Их обучали по видеоматериалам с интерактивными, очень удобными подвижными текстами и комфортной динамичной графикой. Прямое чтение и сложение букв на практике людьми уже лет пятьдесят как не применялось, в систему вошел иероглифически-эмодийный принцип охвата интерактивного письма, поэтому обучение соединению слогов стало лишь кратко-ознакомительным, выйдя из школьной программы, как когда-то вышел умерший древнегреческий язык.
   Новым поколениям уже непривычно было видеть на бумаге неподвижные закорючки-буквы. Пальцы по привычке лезли к ним подвигать, понажимать, погенерировать иллюстрации и видео. А просто всматриваться в них, напрягать ум, складывая слова, было даже трудно. (Это ж какие кондовые, прямолинейные мозги были у людей прошлых веков, если они могли подолгу смотреть на эти значки, неотрывно читать... нет, не заголовки и даже не примечания, а целые абзацы, целые страницы не сдвигаемых, не интерактивных, безэмодийных текстов и при этом нисколько не уставать?! Хотя, как знать? Может, и дико уставали, а потом ходили с уставшими от чтения мозгами).
   Поэтому по классу пробежало недоумение.
   - Нет! - сказала учительница. - Вы посмотрите! Всмотритесь!
   Она развернула книгу и листочки рассыпались веером.
   - Это не черные закорючки. Это ключики в иной мир.
   - Пушкин, - прочитала она на обложке, ничего не сдвинув на ней пальцами, - "Евгений Онегин".
   Ученики тихонько захихикали. Пушкин?! Даже Древняя Эллада куда круче, и оттого даже кажется ближе по времени...
   - Нет! Не надо так смеяться. Это дверь...
   - ...Дверь в другую эпоху, - учительница недоуменно обвела класс взглядом. Она совсем не поняла, над чем захихикали школьники.
   - Это дверь в других людей, - продолжала она, растерянно бегая глазами по рядам школьников. - Всмотритесь в буквы, поскладывайте их, и вы очутитесь там - в девятнадцатом веке.
   Это повесть о Монстре пушкинского времени и о простой девушке. Нет, это не тот Монстр, с каким вы бьетесь в стрешь-брайтах, не компьютерный, а Монстр в реальном человеческом теле, в человеческом обличии. Он жил и даже может жить... - учительница сделал паузу, снова обведя взглядом класс, - среди людей и сейчас, но о нем вы даже не будете догадываться.
   Это книга и о вас...
   О нас! - Школьники прекратили перешептывания, во все глаза глядя на книжку, написанную за несколько веков до их рождения.
   - Каким именем вы назвали бы простую провинциальную девушку, чтобы подчеркнуть ее простодушие и наивность?
   Класс загудел, посыпав на учительницу все известные женские имена.
   - Нет, - поправила она, - это должно быть такое имя, какое продвинутая, или, как вы сегодня говорите, степ-дева стеснялась бы носить.
   Из класса опять посыпались предложения, но в конечном итоге список свелся к трем именам - двум совсем старомодным, но иногда еще встречающимся, и третьему совершенно бесцветному и беззвучному.
   - Вот и Пушкин подобрал главной героине такое же не престижное в начале девятнадцатого века имя - имя, которым в те времена называли только простых девочек в деревенском захолустье. Да, он сотворил чудо - после его романа это имя стало любимым и популярным для целой нации. Но тогда....
   Учительница рассеянно улыбнулась.
   - "Татьяна, милая Татьяна... - зачитала она. - С тобой теперь я слезы лью. Ты в руки модного тирана уж отдала судьбу свою..."
   Сегодня это звучит чарующе, но для современников Пушкина эти строчки читались совсем по-другому. Их можно было бы переиначить примерно так: "Танюшка, милая простушка... С тобой теперь я слезы лью...". Так одним лишь именем поэт послал своему современнику-читателю сигнал, что перед ним бесхитростная провинциальная девушка, не сведущая в светских интригах и правилах. Ну, "Татьяна"... "Танюшка", одним словом...
   Ее наивным, простодушным письмом заезжему франту Пушкин передал песнь нетронутой, незамутненной и встрепенувшейся природы...
   - Вот такой в начале девятнадцатого века была девушка, носящая имя "Татьяна", - учительница опять сделала паузу, заглянув ученикам в глаза.
   - Однако этих строчек хватило, - задумчиво проговорила учительница, - чтобы в имя Таня влюбился каждый русский человек.
   - Татьяна, милая Татьяна... - еще раз отсутствующе проговорила учительница.
   - Онегин не решился бы отчитать за безрассудное и доверчивое письмо девушку по имени, например, Галина. В имени Галя... Гала звучит эхо высоких камерных залов и гала-концертов, аристократическая стать, и читатель не прочувствовал бы гигантскую пропасть между героями... Да и не поверил бы в то, что она может написать такое неосторожное, опрометчивое письмо. Или, вот например, героиня другого романа Наташа Ростова тоже никак не вписалась бы в историю Евгения Онегина. Кумиры девушки по имени Наташа - земные герои. Даже граф Болконский глубоко не впал в ее душу, она сошла с ума от распутного Анатоля. Нет, Наташа - чистая и непорочная, но простодушно беззащитная, влекомая чувственными земными радостями девушка - именно земными. Наташа... Ростова... как бы из Ростова... Ей был несозвучен амбициозный полет Болконского, и союз с ней Пьера в конце романа - это сигнал читателю о трансформации главного героя романа. Он символизирует приземление разгульного по молодости и авантюрного по жизни человека. Хотя, правильнее было бы сказать "оземление" его, будь такое слово в русском языке.
   Что же до Онегина... Только безумная любовь в конце романа к Татьяне - когда-то простой деревенской Танюшке - могла донести до пушкинского читателя - жителя девятнадцатого века - осознание глубинного перерождения "модного тирана".
   - ...Безумная любовь к простушке... - мысли учительницы витали где-то далеко за стенами школы. Она задумчиво улыбалась. - Только девушка-простушка могла приблизить к простой жизни, приземлить, даже нет, не приземлить, а, как мы читаем из последних строк, обтесать чванливого Онегина - девушка, которую он когда-то счел возможным походя отчитать за неосторожное письмо...
   - Татьяна... - учительница снова обвела класс взглядом. - Вот что значит сила литературного имени. Сегодня мы начнем интереснейшую тему в литературе - о том, как образы и имена героев отражают общество, и, наоборот, как литературные образы затем оказывают обратное влияние на общество. Почему мы называем классиком Пушкина, но не может назвать таковым Фета, почему Толстой не признавал классиком Шекспира, и так далее...
   - Да, - задумчиво повторила она, - ...как литературные образы оказывают обратное влияние на общество... как вместе с любовью к имени и образу пушкинской Татьяны большой народ стал ментально более чутким к простым, бесхитростным и непосредственным людям...
  
   - Почитайте "Онегина"! - говорила по завершении урока учительница. - И запомните сегодняшний день, чтобы, когда повзрослеете, снова перечитать эту книжку. Нет, не электронный вариант, а эти бумажные листочки... Может, кто-нибудь когда-нибудь увидит в этих закорючках-буковках заколдованного себя! Своё Я. Может быть, это о чьем-то вашем "Я" Пушкин писал. Еще тогда... в далеком девятнадцатом веке...
  
   Радован задумался.
   М-да! Имя "Татьяна" стало модным на долгие века.
   Мода... Даже на имена. У нее свои причуды. Ведь и его назвали Радованом в честь великого героя великой битвы, которая прогремела в Европе на переломе веков. У всех славянских народов это имя стало таким же любимым и распространенным, как в свое время Юрий.
   А Онегин... С ним обратная история... Окажись такой тиран Евгений Онегин сегодня эссеннавтом, - Радован хмуро усмехнулся, - он бы начал воображать себя грозным вершителем, способным перешагивать через судьбы целых планет. Монстром... М-да...
   Да... да...
   "Почитайте! Полезно будет увидеть себя в древних книгах...".
   Надо будет найти время... перечитать... Нет, бумажную книгу он не осилит... Пробовал однажды древние монографии читать, и голова от буковок начинала ходить кругом... Прямо магия какая-то... действительно, колдовство в этих закорючках...
   Если читать, то интерактивную...
  
   - Радован! Пятый! Вы нас слышите? Дайте как-нибудь знать...
  

Точка входа

  
   Радован сидит на кухне и слушает Татьяну. Она, как обычно, что-то рассказывает и что-то спрашивает и при этом крутится у варочной плиты.
   Он машинально ей что-то отвечает, иногда сам даже не слыша своих ответов, - его мысли где-то далеко за стенами кухни.
   "...Ты не задавался вопросом, почему эссентисс позволяет ощущать то, что недоступно мозгу в обычной ситуации? - спрашивал Радована маститый ученый-нейрофизиолог. - Ведь какими бы чуткими не были бы квантовые датчики эссентисса, но в конечном итоге ощущение запредельного холода или жары тебе все равно дается обычным человеческим мозгом, его грубыми клетками.
   Но как нечувствительным к сверхощущениям клеткам удается распознать доступные лишь технике запредельные оттенки? - Весь секрет в том, что эссентисс включает в обработку ощущений не отдельные нейроны, а всю их сетевую структуру, позволяющую дробить, распределять и обобщать поступающий сигнал. Эссентисс искусственно заставляет работать всю запутанную сеть нейронов, подключая и спящие связи мозга. Но нейроны ведь не просто видят и слышат, они еще и помнят. Взбудораживая весь мозг, эссентисс не нарочно, конечно, но расшевеливает глубокие хранилища памяти..."
  
   - Как из космоса слышится Земля? - будто сквозь туман, перебивая его раздумья, пробился голос Татьяны.
   - Как?...
   "Как... - подумалось Радовану, - эта женщина, пусть и неглупая, но наивная, самая обычная женщина, сможет что-либо с ним - Монстром - сделать?... Ничего не понимая в сентических прибабахах... М-да! Промахнулся Карэн... Какой из нее исцелитель?...
   И чего он накрутил себе о замкнутом обруче, из которого Карэн якобы помог ему вырваться? Подняться выше?... Куда?... И, главное, с чьей помощью? - Этой простушки Тани, что-ли? Эх, Карэн-Карэн!...".
  
   "Однако самое главное даже не это, - в голове продолжал назидать глубоко не молодой, но внушительно крепкий дядечка. - Ты развиваешься до восприятия огромной вселенной, но мозг не может мыслить вселенскими алгоритмами, у него их нет, его ограниченные нейроны не могут охватить бесконечность... И он ищет в себе их аналоги - ищет ощущение большого мироздания".
   Когда-то немолодой крепкий дядечка сам начинал эссеннавтом (порядковый номер Два), но пробыл им недолго. Непредсказуемая жизненная стезя свернула его в нейрофизиологию. Ему был поставлен диагноз приобретенного аутизма. Да, увы, это профессиональное заболевание эссеннавтов... Но оно не помешало начинающему ученому. Более того, сентические знания и чутье помогли ему сделать головокружительную научную карьеру, и среди его тысячи научных работ оказалась и эта - о "сентическом детстве" эссеннавтов. И ему лишь недоставало практического материала, поэтому сейчас он горящими глазами смотрел на Радована, выцеживая из него бесценную информацию и укладывая ее в свою теорию.
   "Неспроста все эссеннавты (а их уже двадцать порядковых номеров) рассказывают о воспоминаниях времен "когда деревья были большими", - профессор улыбнулся, сверкнув взглядом, - о возродившихся детских ощущениях... Человек открывает новый неизведанный мир, но по-настоящему не зашоренно проникнуться им сможет, отбросив все навязанные годами стереотипы, то есть только глядя на него как бы сызнова, как ребенок. - Глядя на мир, как на чудо. А такой взгляд и такие ощущения чуда мозг ищет в детских воспоминаниях.
   И, наконец, лишь единицам эссеннавтов удается углубиться до восприятия сути вселенной, но для этого мозг углубляется до тех воспоминаний, когда сознание только-только зарождалось и когда самые первые, самые слабые чувственные сигналы воспринимались как открывающееся мироздание.
   А, восходя из небытия в этот мир, первое, что открывает человек, что мир - это некий голос... - профессор сделал паузу, пристально глядя в глаза Радовану и ликующе улыбаясь, - голос его матери... услышанный впервые в утробе..."
   Радовану вспомнился Карэн.
   Да, он не сразу вышел на этого профессора-нейрофизиолога. Долго мешала репутация чокнутого ученого. О нем ходила слава, что после каждого своего эпохального труда, он проходил курс реабилитации в психушке. И лишь знакомство Радована с Карэном - таким же чокнутым, но потрясшим его своими открытиями, подтолкнуло его прийти и сюда.
   "Во вселенную можно войти только через эту точку... - вспомнились слова Карэна. - только через это воспоминание... А в нем столько боли... Потому что это расплата..."
   Карэн жил один. После дальних космических сеансов его ждал дома приготовленный механическим комбайном ужин - классически вкусный и питательный, но... пустой.
   Когда после долгого полета над ним поднималась крышка эссентисса, в голове начинало звучать: "Сы-ы-ына-а! Иди-и-и домо-о-ой! Ку-у-ушать...", а дома его ждала... зияющая бездна...
   "Я ведь предал маму... возомнив себя Монстром, и начав мечтать о невозвращении в свое тело..."
   Обнимая необъятное, посягая на вселенную, нужно, чтобы твоя опорная точка не была пуста. Карэн однажды отвернулся от мамы, и опорная точка испарилась для него, перестала быть опорой.
   Он вырвался в далекий космос, но за его спиной не оказалось никакой подпорки, и громада раскрывшейся перед ним вселенной раздавила его. Будь Карэн простым космонавтом или кем-либо еще, такого бы с ним не случилось. Но он - эссеннавт! Он не путешествует в космос - он постигает его... Мозгом!
   Венец всей земной эволюции - Мозг - становится главным инструментом, главным действующим лицом, актором, осваивающим беспредельные просторы. Мозг вырывается за пределы сотворившей его Земли, чтобы на следующей ступени эволюции слиться с мирозданием, заполнить бесчувственную и пустую материю Разумом. Но оказалось, что он выходит туда и заполняет материю, оставаясь человеческим - человеческим во всем объемном смысле этого слова - со всеми своими эмоциями, радостями, страхами и болями, из которых был слеплен в человеческом мире... Он заполняет материю не просто Разумом, а Человеческим Разумом... Человеческим!...
   Карэн понял это, но поздно... он уже ничего не смог сделать...
   "А тебе не приходилось, - сверкая взглядом, спрашивал профессор-нейрофизиолог, - слышать как бы знакомые слова, смысла которых ты не понимал?
   Радован тогда кивнул и профессор чуть не запрыгал от восторга.
   Во! - вскричал он. - Это слова, которые ты не раз слышал в утробе, но еще не знал их значения!...
   Это точка! - жирным восклицательным знаком застолбил конец беседы профессор. - Через которую ты входишь в этот мир!... И эта точка - голос твоей матери!".
  
   - ... Ма-мы... - проговорил Радован.
   - Что?! - Татьяна в недоумении оглянулась на него.
   Что?... Ах, да... Как слышится Земля?
   - Я хотел сказать...

Голос Земли

  
   - ...Я хотел сказать, что слышится она голосом Ма-Мы... Большой, Мягкой... Надежной...

(Мама)

  
   Это Отправная Точка Мира...

Возвращение

  
   И Радована опять начало сковывать - к нему опять подступала ломка.
   Монстр будто искал дорогу назад в космос, будто ярился от того, что сжат белковой субстанцией и не может вырваться наружу.
   Радовану захотелось уединиться. Сжимаясь от болей, он бросил взгляд в сторону Татьяны, по воспаленной привычке ожидая, что женщина испарится, оставит его одного. Но она... продолжала стоять на месте.
   Глядя на нее, Радован с большим трудом начал вспоминать, что перед ним не Алина, не та мифическая Алина... Это тряхнуло его еще сильнее...
   Потеряв над собой контроль, под напором нарастающей ломки он еще несколько раз стрельнул взглядом в сторону женщины, пытаясь таки ее удалить. Но Татьяна продолжала быть рядом.
   Радована начало выворачивать наизнанку.
   Он - почти Монстр, она - просто женщина! И она не управляется им! Она более реальна!...
   ...О господи! Какой там "более реальна"?! Она твердо, жестко, неумолимо реальна!
   - Что с тобой? - неожиданно сквозь скачущий хаос пробился голос Татьяны. И...
   ...И Радована вдруг отпустило. В голове прошипело и затихло, как это нередко бывало, когда он покидал эссентисс, когда выветривались из головы остаточные сентические ощущения космоса.
   "Она твердо, жестко, неумолимо реальна! - затихающим биением растворялось в голове. - Это Он вирту-а-лен! - Монстр!... Это Он не-на-сто-я-щ-и-й!... Он!!!..."
   И наступила полная пустота в мыслях...
   Неужели отпустило?...
   Мир прочно стоял на крепкой невидимой опоре.
   Глядя на Татьяну остекленевшими, широко раскрытыми глазами, Радован застыл на месте...
  

***

  
   По дороге в центр сентических полетов перед Радованом стоял и стоял перепуганный взгляд Татьяны...
   ...Тани...
   ...Были долгие путаные объяснения. Был не спадающий страх в глазах женщины. Поняла ли его Таня?... Поняла ли то, что он сам не понимал?... "Монстр"!!!...
   Теперь Радовану было уже абсолютно ясно, что космос породил в нем нечто особое, нечто самосное - с собственной жизнью и эмоциями - то, что он стал воспринимать Монстром и что стало рваться туда - в эссентисс. Само - самосное!...
   А открывающий мироздание голос Ма-Мы воспринимал вселенную совсем иной - не огромным шипастым чудовщем, оторванным от своего корня, а чистым и светлым, мягким и добрым мирозданием. Это две вселенные, не совместимые друг с другом. Разные. И они стали противостоять друг другу. И, быть может, это их битва начала разгораться в ломку.
   О, господи! - стряхнул с себя дикие мысли Радован. - Это ж надо до такого додуматься!... Аутист...!
   Да, "аутист" - теперь это не ругательство, это диагноз... Это диагноз, который врачи поставили и ему тоже... Профессиональное заболевание эссеннавтов... Теперь это и его проклятие...
   Перед глазами стоял испуганный взгляд Татьяны. Не встревоженный, не обеспокоенный, а именно испуганный - по-детски перепуганный...
   Бог ты мой!...
   Да какой там Бог?! Его Богом сегодня явилась Татьяна...
   ...Таня...
   Ведь оказалось - всего лишь малости не хватало для освобождений от ломки - всего-то, чтобы женщина не исчезала, чтобы она была реальна!
   Она обтесала в нем Монстра. Совсем как та далекая-предалекая Татьяна... Таня... Танечка... Танюшка... которая обтесала Тирана в Онегине.
   О, господи! Как же прав оказался Карэн!
   И, главное, чем обтесала? - Детским перепуганным взглядом!!! Всего-то надо было - посмотреть на космическое чудище глазами ребенка и... испугаться!... Вытащить из памяти детский испуг...
   Карэн-Карэн... Не кинозвезда Алина нужна - далекая, недоступная, сияющая звезда в запределье. Звезда лишь раздувает, гиперболизирует разгулявшиеся амбиции. Нужна простушка Таня...
   Карэн... Эх, Карэн!...
   Не одними лишь нейрооптическими волокнами гигантского сентического Мозга осваивается космос. Не только Мозгом! Душа нужна! Объять огромное можно только чистой Душой. Это должна быть кристально чистая Душа... А Душа - слово женского рода... Вот и всё тут!
   Отправная точка должна сиять чистым алмазом... А он где-то когда-то свою Душу замарал, закрыл ей доступ в этот мир, и в нем стал просыпаться Монстр...
   "Нечто самосное"!... - Радован с горечью усмехнулся. - Вот и весь секрет...
   "Татьяна, милая Татьяна...". Одни лишь глаза простого, земного создания... Как же много они могут дать!...
  
   В стороне показались корпуса знакомого полипигренового завода.
   М-да! Но на то он, - Радован встряхнулся, - и эссеннавт-первопроходец, исследователь... Его миссия - изведывать и космос... и человека в нем.
   Вот так! Он же и Монстр, он же и ученый, он же и подопытный кролик! Вот надо взять и написать все в отчете - и про чудище, и про ломки, и про Душу...
   Им нужны отчеты?... Вот пусть читают и разбираются...
   ...И про Пушкина добавить...
   Да-да! Обязательно, про Пушкина! Так и написать дедушке нейрофизиологу, что с такой напастью рекомендую биться с помощью Татьяны Лариной...
   Ларина - звучит как ларец с волшебными драгоценностями...
   Радовану вспомнился совет школьной учительницы перечитать во взрослом возрасте "Евгения Онегина".
   Да! Перечитать... И это тоже...
   Надо перечитать! Перечитать как в Онегине обрубили страшного Тирана... Книжку перечитать... бумажную, а не интерактивную... Передавить себя, напрячь отвыкшие мозги и тяжелым трудом одолеть недвижимые буквы-закорючки. Высмотреть в них себя...
   И написать в отчете: "Настоятельно советую включать в программу подготовки эссеннавтов книжное прочтение Онегина"!... Книжное!
  
   Машина поравнялась с первым заводским корпусом. Глядя на стоящие в ряд знания, Радован вспомнил свой срыв в спаечном цехе.
   В глазах тех людей было такое же испуганное недоумение! А как еще смотреть на человека, "из которого торчат шипы"?!...
   Который мнит себя Монстром?!...
   Монстром... твою!...
   Радован ударил рукой по рулю. Чувство злости и стыда охватило его.
   Надо будет зайти в цех и извиниться!
   Обязательно надо будет извиниться!
   Нет, не изгиб... не изгиб его взбесил... а задетое самолюбие... Взбесило "Не дрейфь...".
   "Наука...твою!..." - Радован опять ударил по рулю и покрылся красными пятнами.
   В лаборатории нашли причину трехградусного изгиба либизбита. Он был вызван локальной неоднородностью материала в месте спайки. Оператор ионным ударом рассосал микрополости, приведя жгут в нормальное положение. Но тем самым он сильно удивил ученых. Ну кто ж знал, что либизбит может поступать на массовое производство частично пористым?
   Оно на то и массовое, что разброс по качеству материала здесь намного больше, чем в лабораториях. В институте подробно изучили прием с ионным ударом для пористого либизбита и на его основе даже разработали новую технологию. Теперь ее будут внедрять в этом, других процессах и во всех родственных отраслях.
   Вот так!
   Стыдно! Как ученому, стыдно!
   Когда Радован решил отозвать свою заявку на ручную перепроверку спайки, уже сами научные сотрудники отказались это сделать. Сейчас они всей лабораторией сидят в цехе за спинами операторов и изучают новый технологический прием.
   Кто бы что ни говорил, но нужна, обязательно нужна ручная обкатка процесса. Ведь, казалось бы, сотни раз спайка с либизбитом проводилась в разных лабораториях мира, однако вот на таком массовом промышленном потоке она раскрывает неведомые ученым сюрпризы. Ну кто ж их может предвидеть?! Надо, обязательно надо, чтобы за ней до сдачи под полную автоматизацию следили глаза человека.
   Стройные ряды зданий закончились, и Радован выехал на прямую, как стрела, автостраду.
   Жуть как стыдно, что прорычал на оператора, гнусно обозвав р-р-рыбочим клас-сы-сом...
   Да, рабочий! Да, класс! Когда-то люди думали, что еще в двадцать первом веке всякий ручной труд уйдет в утиль и будет автоматизирован... Но не стоит на месте человеческая мысль... Гигантская индустрия и наука дают миллионы и миллионы открытий и новых технологий, и это новое, хоть ты тресни, требует ручного участия - работы десятков и сотен тысяч операторов, которые пропускают через свои глаза и руки новые композиты, собирают новые приборы, новые космические корабли, а сегодня и новые эссенты. Простые работяги нужны будут всегда. Это огромный слой людей. Да! Большой класс! И его еще и не хватает! - Для обкатки, общупывания миллионов новых технологий! Да! Вся человеческая цивилизация должна быть ощупана вдоль и поперек его руками, ведь новое и неизведанное автоматике не под силу. Да что там, новое и неизведанное?! Автоматике неведомо самое главное - Суть материи... Прощупать ее может только Человек. А конкретно, Большой Р-рабочий Класс-сс!!!
   На обочине дороги показались фигурки людей. Судя по всему, на заводе началась пересменка и новые операторы потянулись в цеха.
   Да, вот они такие работяги - не имеют ученых степеней, не пишут научных трудов, даже название материала безбожно коверкают, но первыми начинают понимать, как с материей совладать... не хуже именитых докторов... Вот идут сейчас туда, в цеха, чтобы щупать своими руками полипигрен, либизбит и все-все остальное, что вываливает на них наука, мозговать над всем этим, фантазировать. Неспроста же Виктор Сергеевич (кажется, так его зовут) вовсю пользовался ионным ударом, когда об этом ученые даже еще не догадывались...
   Мда... Казалось бы, почему работяга допер до этого раньше ученых?... Да потому что, как выяснилось, он давно уже так пришлепывал на другом заводе простейшую сурьмянную сварку... Решил и тут попробовать... Ни одному академику такое в голову бы не пришло. А почему? - Да потому что когда-то, на заре полипигреновой эры один авторитетный академик написал, что ионный удар не перспективен в микроэлектронике... И каждый себе вумный ученый считает главным мерилом учености сослаться на него в научных трудах, процитировать... А р-рыбочий клас-сысс не на ссылках и цитированиях разряды повышает...
   А еще оператор, - Радован бросил беглый взгляд по идущим навстречу людям, - это тот самый человек, который своими руками лепит его будущий мозг...
   Можно сказать, будущий сентический мозг Радована - все его будущие ощущения, зрение, обоняния, слух - всё лежит на ладонях этого работяги... Он - грядущий космический Радован - лежит на этих ладонях, лепится на этих ладонях, как дитя в утробе матери.
   Да, рабочий! Да, класс! Хоть он не ведает, как на этих материалах работают эссенты, как в них трансформируется передача электромагнитных импульсов от космического излучения, но полипигреновые спайки - это его мир, он этим живет, он мастерски владеет своим делом. Операторам не нужны для души, как Радовану, космические финтифлюшки. Их душа, их космос - это чистейший реакторный вакуум, сложнейшие конфигурации слоистых магнитных полей и вот эти динамические изгибы либизбитов. Сегодня у них новый профессиональный, и даже больше - Большой Общечеловеческий Интерес - неведомая пока новая спайка новых материалов с полипигреном.
   Чем будет жить новый материал, они будут знать лучше Радована. И они сделают то, что ему - Радовану - нужно. Даже более полно, чем он им предписывает. Приложив сюда весь свой богатый опыт в индустрии... и в жизни...
   А космические финтифлюшки они дарят ученым, как дарит сейчас, наверное, какой-нибудь Иван Петрович сидящему за его спиной прыщавому мэнээску идею диссертации об ионном выпрямлении... Сидят сейчас за спинами работяг научные сотрудники, собирают материалы для собственных научных трудов, а те - простодушные люди - ведь даже не догадываются, что приворовываются их приемы и догадки...
   Мда... "приворовываются"... Ну где тут быть чистым душой при таких мыслях?...
   Мир начал слегка покачиваться. Радован напрягся, и автомат свернул машину на обочину, остановив ее. Облокотившись на руль, Радован замер на дороге задумчивым взглядом.
   Хотя... это мэнээск думает, что приворовывает... Оператор сидит и в душе посмеивается над его суетой. Нафиг ему сдались какие-то диссертации и пузатые ученые титулы?...
   Радовану вспомнился "пляшущий" вокруг него дедушка-нейрофихиолог, который на основе его - эссеннавта - наблюдений пишет теперь свой очередной эпохальный научный труд...
   Мда... большая рыба съедает маленькую и сама становится пищей для еще более большой... Наука... твою!
   Ну где тут быть чистой душе при таких мыслях?...
  
   ..."Татьяна, милая Татьяна..."...
   Но зачем, чтобы постичь все это, нужно было так напугать девушку?!... Чудовище!!!
   И вот что значит, под-нять-ся вы-ше!... - Это значит, увидеть, наконец, себя чудовищем!!!... М-да...
   Спасибо тебе, Карэн...
  
   Силуэты идущих иванов петровичей и викторов сергеевичей тенями проскальзывали в боковом окне и растворялись на экране заднего обзора...
   В непонятных ситуациях Радован побежит ведь к ним - в цех, к гроссмейстерам спайки. Побежит, чтобы услышать "Не дрейфь, наука!". На таких головах и руках работяг и держатся индустрия, наука, да и вообще цивилизация. Все накопленные человечеством знания, берут свое начало в их ладонях, и только потом появляются в диссертациях и библиотеках. И никуда мир от этого не денется. Они - глаза и уши человечества, его ощупывающие руки... Они, а не какие-то эссенты...
   Радовану вспомнился сильно покрасневший от его крика оператор.
   Жуть как стыдно! ...
   Сегодня, сразу после сентического сеанса - в цех. Обязательно. С извинениями. В крайнем случае - завтра... если вдруг сегодня не получится...
   Да, сегодня он будет с нетерпением ожидать окончания полета, чтобы, поднявшись из-под крышки эссентисса, понестись к Тане, припасть к ее коленям... Тане, Танечке, Танюшке, а потом понестись в эти цеха, в этот когда-то казавшийся ему кондовым и примитивным мир - мир иванов петровичей и викторов сергеевичей. Он побежит к ним, чтобы рассказать открывшуюся истину - что, осваивая и поглощая бесконечный космос, очень и очень важно, кем ты его поглощаешь - шипастым чудовищем или таким же, как и они, трудягой... Работягой!...
   ...А затем он помчит на далекий остров к отшельнику Карэну, чтобы и тому рассказать нечто самое главное, а именно, что мама его простила. Ведь не то разбивает душу отшельника, что он отвернулся от нее, а мысль, что она могла не простить...
   Простила! Простила, потому что она - Ма-Ма!
   Таня, милая Таня, провожая его сегодня, дала понять ему и это. Одним лишь взглядом у порога...
   ...Опорная Точка...
  
   Но это будет сегодня вечером... или завтра утром... Он даже не может точно сказать.
   Ведь сегодня ему предстоит очень сложный полет... очень и очень сложный полет... Очень важный полет.
   В зону солнечной вспышки...

("Не дрейфь, наука...")

Вечность

  
   - Радован! - сухой незнакомый голос выдернул из небытия.
   Перед глазами открылся белый потолок.
   Но почему потолок? Где крышка эссентисса?
   - Радован! Вы в реанимации.
   В реанимации?!...
   В памяти всплыли ослепительные жгуты...
   ...И поры... ярко-золотистой плазмы... солнечной плазмы... из которой жгуты вырывались точь-в-точь как струи из сопел реактивных двигателей.
   Солнце!... Вспомнилось Солнце... Огненные потоки бешенно хлестались в вышине... неодолимой силой уволакивая за собой эссенты...
   С-о-л-н-ц-е!...
   Да, это было оно. Везде - внизу, вверху, в невообразимой вышине...
   Эссенты какое-то время кувыркались, но постепенно начинали выравнивать горизонт. Однако... надолго их не хватало... Жгуты оказались горячее расчётного. Намного горячее...
   Радован рефлекторно кинулся их спасать...
   ...Но нет, не по ошибке эссеннавт повернулся спиной к светилу... Вдруг проснувшееся в нем оно - самосное - опять вообразило себя самой вселенной - огромной, безграничной, в которой Солнце - лишь тьфу, малая точка!... И оно - виртуальное шипастое самосное - захотело показать, кто в космосе настоящий хозяин... "Монстр" демонстративно повернулся спиной к огненной звезде...
   - ... ... ...
  
   - Пятый!... Вы меня слышите?... Дайте, как-нибудь знать... двиньте веки...
   Слышит он, слышит... Но как дать знать? Веки... Как же ими двигать?.. Он пытается поднять их...
   А тем временем он снова видит себя в машине на обочине дороги. Мимо проходят силуэты людей. Они идут дальше по дороге и размываются впереди серыми пятнами.
   И они тоже зовут.
   - Радован!... Выходи к нам... Иди с нами...
   И он бьется, пытается выбраться из машины... Чтобы пойти с ними... Чтобы стать таким же силуэтом... И размыться с ними... На длинной дороге... В едином пятне...

***

  
   В кабинете Главврача, кроме самого хозяина, сидели еще двое медиков и Главный конструктор проекта.
   - Значит, еще раз фиксируем, - хмуро проговорил Главный конструктор, - Радован...
   Он запнулся и, скользнув взглядом по медикам, поправился:
   - ...Пятый... недвижен... потому что пепел в его нейронах блокирует их?
   - Да, - сухо ответил Главврач.
   - Но в этом пепле хранится его память?
   - Да.
   - Сейчас он лежит и вспоминает?
   - Да.
   - Но ни одной мышцей двинуть не может?
   - Да.
   - Его организм полноценно заработает, если мы вычистим пепел?
   - Да.
   - Но при этом вычистится и его память?
   - Да.
   - То есть мы получим в теле взрослого человека новорожденного ребенка?
   - ...
   - Но если не тронем пепел, он останется недвижим?
   - Да... И все, что у него останется, - это воспоминания...
   - Скоро, - проговорил один из медиков, - он перестанет нас слышать и видеть. И будет жить лишь тем, что помнит...
   - Снова... снова... и снова... - тяжело заключил Главврач. - И только этим... Его миром будет лишь прожитая им жизнь...
   В комнате повисло тягостное молчание. Каждый сидел, уткнувшись взглядом в стол. Люди боялись смотреть друг на друга.
   - Что будем делать?...
  
   Неожиданно открылась дверь и в кабинет вбежала взволнованная медсестра.
   - Кажется, Пятый сам двинул веками!...
   Все резко поднялись и обернулись к Главврачу.
   - Так, кажется или двинул?!!! - взлетая над столом, заорал тот...

Часть 2

Пробуждение

  
   Измитисы Ниль-Мин-Сфеды, обтекая полусферу купола древней лаборатории, тронулись слабыми вибрациями. Там, внизу, под непрозрачными стенками совершалось действо. Действо интересное, уникальное, не имевшее в близкой и дальней истории никаких схожих подобий.
   Маленькое чудо внутри купола творил курсатор Астон-Сен-Мили-Делэн. Уловив приближение молодой гостьи, он мягко улыбнулся. Кивнув любопытной визитерше, курсатор попросил ее пока не проникать к нему. Здесь на кушетке из долгого, рекордного долгого необычного сна восстанавливался пра-пра-прачеловек.
   Астон-Сен-Мили-Делэн сделал слабый дрейф в проясняющиеся рефлексии прачеловека и расширил их поле слегка за пределы человеческого тела. Так можно будет облегчить первый контакт, ведь пробуждался человек непростой... экзотичный даже для своего предалекого времени.
   Открыв глаза, посланник прошлого некоторое время пролежал без движения. Затем он обвел взглядом куполообразный потолок, медленно поднялся и сел на кушетке. Осмотрелся.
   Кушетка одиноко стояла в небольшой комнате, ее окружали стены белесого, точнее говоря, какого-то неопределенного цвета. Они казались зеркальными, хотя на них не просматривалось никаких отражений.
   Разглядывая их, человек вдруг резко обернулся, и его лицо вытянулось в сильном изумлении.
   "Есть первый контакт!" - Астон-Сен-Мили-Делэн слегка напрягся. По схеме полевого пробуждения человек на кушетке должен был загрузиться в круговой обзор и увидеть всю комнату сразу.
   Посланник прошлого замер, его глаза подвигались из стороны в сторону, и вдруг сильно расширившись, застыли на месте.
   Астон-Сен-Мили-Делэн с облегчением выдохнул: "Вот теперь полный контакт!"
   Шок проснувшегося означал, что на короткий миг он увидел... себя!.. Самого себя!!! Как будто со стороны!.. Это поле его ощущений, раздвигаясь, коснулось псевдозеркальных стен лаборатории.
   Курсатор расслабился и устало улыбнулся.
  
   А увидевший себя человек вспомнил, кто он есть.
   Это был эссеннавт, порядковый номер Третий, древний-древний исследователь дальнего космоса с коротким однотрековым именем Карэн.
  
   Карэну вспомнилось об эссентах. - Ведь только так, только благодаря им... - Карэн скосил взгляд, - можно увидеть невидимое.
   "Ну вроде... - неуверенно подумал он. - Вроде да... Вроде это... все объясняет".
   Он еще раз оглянулся. Поворот головы при панорамном зрении вызвал прыгающее наложение картинок и легкое головокружение.
   "Или нет!.. - его смятение усилилось. - С эссентами можно общаться только во сне. Но я же не сплю?!"
   В голове хаотично застучали мысли. Где он? Почему у эссентисса нет крышки? Почему на нем нет датчиков? Почему нет рядом оператора? Почему нет никого? Что это за комната? Почему здесь только кушетка?!
   "Или всё-таки сплю?!"
   "Вы не спите, Карэн!" - как-то странно, очень и очень странно подумалось ему...
   Будто не подумалось, а прозвучало... и будто откуда-то снаружи...
   "Нет! Постой!.. Не надо накручивать!.. - Карэн задержал дыхание, прислушиваясь к себе. - Это был мой... точно мой... собственный... внутренний голос!.."
   "Однако, - тут же пришло в голову, - почему "Вы" не спите, а не "Я"?"
   Эссеннавт машинально повернулся - будто пытаясь увидеть выкающий внутренний голос.
   Картинка в глазах многократно прокрутилась и все опять поплыло.
   Карэн увел взгляд наверх - на куполообразный потолок.
   В отличие от стен он не был зеркально-матовым и просматривался насквозь. По его краям виднелись темно-зеленые верхушки деревьев, а прямо над головой высокое небо...
   Оно казалось очень странным - непривычно мягко-бирюзового цвета с едва уловимыми розоватыми переливами. Оно было достаточно светлым, чтобы глаз отличил его от сумеречного, однако местами на нем просвечивались звезды.
   - Где я? - спросил Карэн в пустоту полусферы.
   "А вот это еще рано!" - будто очнувшись, вздрогнул Астон-Сен-Мили-Делэн.
   В голове эссеннавта зазвучал странный вибрирующий гул, который наполнил ее тяжестью, и Карэн повалился на кушетку. - В новый сон... Теперь уже самый обычный.
  
   - Можешь посмотреть на него, - отмахнул Ниль-Мин-Сфеде курсатор лаборатории.
   Измитисы девушки проникли под крышу полусферы.
   - Ух-ты! - шепотом воскликнула она. - Никогда не видела живьем пралюдей... А он странный... Смотрите... Ой! А это что?.. Кажется, хмурится?!.. - Девушка склонилась над спящим эссеннавтом, с любопытством и восторгом всмотревшись в его лицо. - И дышит как-то не так...
   - А можно заглянуть ему в сон? - прошептала она.
   - Категорически нет! Я выворачиваюсь наизнанку, чтобы мои мысли он читал как свои, а если в нем заговорят разные люди?..
   - Но ведь мы так и общаемся, - умоляюще-кокетливо подняла ресницы Ниль-Мин-Сфеда.
   - А они нет. Ему еще надо это освоить.
   - Как жалко...
   Девушка расстроено отстранилась назад.
   - Даже не верится, - вздохнула она, - что мы сами когда-то были такими.
   Астон-Сен-Мили-Делэн усмехнулся:
   - Так уж и мы сами?
   - Ну нет, конечно, - смущенно улыбнулась девушка. - Не мы... Наши далекие пра-пра-прабабушки и пра-пра-прадедушки ...
   - А так хочется, - огорченно протянула она, - поговорить с ним. Ну посмотрите, какой он славненький!..
   Она бросила на Астон-Сен-Мили-Делэна еще один умоляюще-кокетливый взгляд, но тот разбился о непоколебимую твердь курсатора.
   Еще недолго поглазев на спящего посланца прошлого, курсатор и девушка мягко протуннелировали из лаборатории наружу. Здесь уже струились измитисы новых любопытных.
   Астон-Сен-Мили-Делэн заблокировал стены.
   - Пусть поспит, - сказал он, - ему надо отдохнуть. Целую вечность работал.
   - Вечность?!.. - поразившись неожиданному сравнению, прошептала Ниль-Мин-Сфеда.
   Девушка задумчиво посмотрела на купол.
   - Наверное, - проговорила она, - у отпечатка доисторической амебы он точно так же бы сказал: "Не верится, что мы когда-то были такими..."
   Астон-Сен-Мили-Делэн рассмеялся:
   - Ну зачем вы так? - возразил он. - Все-таки не амеба, а разумный человек, хоть и без измитис.
   - Без измитис?! - изумилась девушка. Она произнесла это так, будто ей сказали, что у мозга посланца не было нейронов.
   - Без них...
   Удаляясь, курсатор и девушка восходящей спиралью покружили над древней лабораторией.
   - В одном вы правы, - сказал Астон-Сен-Мили-Делэн, - биологически амеба ему ближе...
   - Хотя нет, - тут же поправился он, - ближе только по времени!.. Ведь он уже прачеловек! А это главное.
   - Надеюсь, - добавил он, - мы сумеем с ним пообщаться.
   - Сумеем?! - неуверенно переспросила Ниль-Мин-Сфеда.
   Она в замешательстве посмотрела на спутника.
   - Пообщаться?.. Полноценно?.. Без измитис?.. Получится?!
   Девушка растерянно оглянулась на купол. Тот уже почти скрылся в ажуре высоких зеленых крон.
  

Командировка

  
   А Карэн снова увидел себя на острове. Ему вспомнилось, как в его отшельнической обители во второй раз появился порядковый номер Пятый, Радован.
   ...Тогда мир взорвался для Карэна. Еще издалека разглядев Радована, затворник не выдержал, побежал в самую дальнюю комнату. Он готов был запереться, закрыться, закупориться, запрятаться... Чтобы никто не видел хлынувшего потока слез.
   Он ведь ждал... очень ждал, что Радован прилетит к нему еще раз. Он знал...
   Да, он ждал и знал, он был уверен, что Радован прилетит к нему, прилетит, чтобы вернуть в эссеннавты. Да, он ждал и знал...
   - ...Мы ищем кандидатуру, - говорил ему Радован, - на сверхпродолжительный сентический сеанс... Я настоял на твоей...
   И он рассказывал. Рассказывал Карэну об отборочной комиссии, о предстоящем сеансе и многое о чем еще. Карэн слушал, стоя спиной к Радовану на дальнем краю веранды, и прятал, старательно прятал слезы. А они обильно текли, отчего мир причудливо кривился в зыбкой дрожи.
   Он будто предчувствовал каждое слово. Он кивал. Он много-много раз придумывал, прокручивал, проговаривал всё-всё-всё, что теперь ему рассказывает порядковый номер Пятый.
   - ...Только ты, - продолжал Радован, - только ты сможешь это сделать...
   Эти слова били по мозгам Карэна, по всему его нутру, порождая комья, подпирающие горло.
   "Только ты... только ты...".
   - После того, что ты перенес, только ты одолеешь сверхдолгий полет...
   - А сам? - будто в пустоту спросил Карэн, с трудом продавливая комок в груди.
   Воздух потяжелел от повисшей паузы.
   - Я настоял, - наконец тихо ответил Радован, - на твоей кандидатуре.
   Неожиданно Карэн застыл в неподвижности. Глаза замерли в одном положении.
   - А как же мама?.. - самому себе, но непроизвольно вслух прошептал он.
   Радован опустил взгляд на пол и через некоторое время едва слышно проговорил:
   - Мама тебя простила...
   ...Простила...
   Карэн резко обернулся и пристально взглянул на Радована. По изменившемуся лицу гостя он понял, что Пятый тоже прошел жестокий провал расчеловечивания... А, значит, знает, о чем говорит...
   ...Простила...
  
   ...И последовала долгая-долгая подготовка к сеансу. Медики досконально изучали его предыдущие сны. Они требовали от него полных рассказов обо всех снах, какие он мог помнить начиная с самого раннего детства. Их интересовали самые мелкие детали, которые виделись ему в сновидениях, даже самые непримечательные подробности, все самые сильные и самые слабые эмоции.
   Его долго и тщательно готовили. Карэн стал первым из землян, кому предстояло погрузиться в рекордно протяженный летаргический сон. И он же первым из землян, кого спустя миллионы лет будут переусыплять усовершенствованным сверхдолгим сентическим сном. А этому предшествовали промежуточные перезагрузки из одного тысячелетнего летаргического сна в другой, новые и новые тестирования и исследования. Его долго готовили к тому, что его сон продлится как минимум миллиард лет... Хотя находились и фантазеры, которые замахивались и на большее, но даже они не смогли предвидеть, насколько реально всё это растянется.
   Рекорд оказался за гранью самого дерзкого воображения. Хотя совсем не намеренно. Уже на первых миллионах лет сентического сна случились чрезвычайные обстоятельства, которые привели к необратимым физиологическим изменениям и помешали пробудить Карэна в установленный срок. К счастью, удалось уберечь мозг и оставить ему возможность принимать сигналы от эссентов, то есть продолжать полноценно работать, но восстановление организма пришлось отложить на неопределенное время. Установку с телом законсервировали, поскольку требовалось не просто восстановить или сформировать новые органы. Эссентиссы последней модификации записывали поступающую информацию не только в мозг, но и в каждую клетку организма. Эссеннавт ощущал далекие миры всем своим телом. И вот эта ценнейшая информация могла быть утеряна. Оставалось уповать на новые, еще не разработанные биотехнологии восстановления утраченных - фактически сожженных - внутриклеточных связей. То есть ждать...
   Впрочем, позднее случились и другие, более кардинальные обстоятельства, отложившие восстановление из сна, даже когда физиологически это стало возможным... Надолго отложившие...
   Невероятно надолго...
  

Касание Вечности

  
   - Вы расскажете, где я? - сухо буркнул курсатору Карэн.
   - Как вы меня узнаете?
   - По акценту.
   Он только что проснулся и теперь снова сидел на кушетке, опустив ноги на пол. Панорамное зрение устаканилось и картинки при поворотах головы больше не прыгали.
   Астон-Сен-Мили-Делэн с удивлением поискал в архивной памяти слово "акцент" и не менее удивился, прочитав его значение. Глубоко-глубоко в веках затерялся момент, когда измитисы исключили из общения какие-либо языки, перейдя на чисто смысловую передачу, и никакой акцент в принципе не мог проявиться!
   - Вы сами-то мне покажетесь? - спросил Карэн.
   - Мне нечего вам показать. Я могу появиться лишь в вашем воображении.
   - То есть?!.. Хм... Как это?.. Ну ладно... Ну хотя бы так.
   - Чуть попозже. Ваш мозг должен сам сформировать мой образ.
   - Во как?!.. Хм... М-да... Ну скажите, хотя бы, сколько лет я пролежал в эссентиссе.
   Астон-Сен-Мили-Делэн замялся.
   - Миллиард?.. Два милиарда?...
   Астон-Сен-Мили-Делэн стушевался.
   - Десять?!
   Астон-Сен-Мили-Делэн опять не ответил.
   - Сто?!.. Двести?!..
   Молчание курсатора становилось пугающим.
   - Неужели-таки... - эссеннавт запнулся, - ...триллион?!
   У него перехватило дыхание от своей же собственной дерзкой шутки.
   - Нет! - осадил себя Карэн. - Это шутка... Так что? Пятьсот миллиардов?.. Хотя и это тоже за гранью... Да, это глупая фантазия... Ну так всё-таки?!..
   И вдруг в молчание вторгся девичий шепот.
   - Три сек-сти-лли-о-на.
   - Ск...?!
   (Секстиллион - это тысяча квинтиллионов, квинтиллион - это тысяча квадриллионов, квадриллион - это тысяча триллионов, триллион - это тысяча миллиардов... Другими словами: секстиллион в цифрах - это единица с двадцатью одним нулем)
   Длинная цепочка гигантских нулей закружила голову Карэну. Ее не получалось окинуть взглядом, конец цепочки то размывался в черном тумане, то нескончаемо куда-то тянулся...
   - Ниль-Мин-Сфеда!!! - вскричал Астон-Сен-Мили-Делэн. - Как вы сюда проникли?!
   - Ско...?! - прошепелявил эссеннавт.
   - Спать!!! - заорал Астон-Сен-Мили-Делэн, увидев, как Карэн клонится на кушетку. - Спать!!!
   Астон-Сен-Мили-Делэн успел. Карэн свалился в сон, не успев спалить мозг...
  

***

  
   На один миг Карэн вдруг отчетливо увидел вытянувшееся лицо Радована, а затем тьму, которая раздавила изумление друга.
   Это была та самая тьма, что окружала его в долгом, невероятно долгом сентическом сне.
   Тьма...
   Ему вспомнилось, как уплывающие за края обозримой части вселенной эссенты, увеличивая и увеличивая размеры его виртуального тела, растягивая по просторам его виртуальные глаза, передавали ему изображения уменьшающихся галактик, как виделось все меньшим и меньшим само пространство, как стали уменьшаться и видеться мутными пятнышками метагалактики, как наконец они превращались в крохотные размытые песчинки и, продолжая уменьшаться, постепенно гасли, становясь невидимыми... Невидимыми совсем... И как воцарялась тьма... Новые метагалактики, выплывающие из-за пределов его растущего тела, лишь обозначали себя слабыми белесыми точками и тут же растворялись... Вскоре перестали виднеться и они... И установилась Тьма...
   Тьма. Кромешная, повсеместная, бесконечная...
   Расскажи о тьме, вдруг откуда-то пробился голос Радована.
   О тьме? Вздрогнув, эхом повторил эссеннавт.
   Да, о той самой тьме, говорил как бы Радован.
   И которая, добавил Карэн, растянулась на сек-сти-лли-о-ны лет?!
   Меж ними повисло молчание.
   Да, Карэн видел перед собой... Радована, порядковый номер Пятый.
   Но нет, конечно, это был не он!.. Не он!.. Радованом виднелось незримое нечто Астон-Сен-Мили-Делэна.
   Так вот, значит, какой образ курсатора нарисовал Карэну его мозг...
   Представь себе тьму... говорил Карэн, глядя в пустоту и видя ней образ далекого друга. Представь себе тьму без света и звука, растянувшуюся на чертову тучу лет.
   Вглядываясь во всплывший из памяти образ Пятого, он тихо продолжал.
   Я ведь только сейчас узнал о секстиллионах лет... секстиллионах!.. А тогда я только почувствовал, как не-ве-ро-я-т-но долго потянулось время тьмы...
   Карэн сглотнул подкативший к горлу комок.
   А я ведь ждал...
   Я ждал-ждал-ждал хоть какой-нибудь определенности...
   Я уставал ждать...
   Уставал... уставал... и опять уставал...
   И когда казалось, что всё - устал окончательно... я с-н-о-в-а начинал ж-д-а-т-ь...
   И чем больше и больше я ждал и уставал, голос Карэна дрогнул, тем чаще и чаще я думал, что это всё!.. В смысле, конец... Мой Конец...
   О, боже мой! Даже после этого я опять продолжал ждать и ждать... И мне уже думалось, что это и есть... Она...
   ...Сама Вечность...
   Карэн замолчал.
   Молчал и Радован-Астон-Сен-Мили-Делэн...
   Затем они долго просидели, не поронив ни слова...
   И, наконец, курсатор, так и не дождавшись продолжения, осторожно вставил: У эссентисса есть пределы, он может замедлять внутреннее ощущение времени и соотносить с ним скорость мышления... - Как бы растягивать час мышления на квадриллионы лет, но дальше - нет. Дальше замедлять мышление синхронно со временем невозможно, доступно лишь удержание мозга от старения.
   Астон-Сен-Мили-Делэн напряженно и тяжело смотрел на Карэна. Плохо жить в эпоху перемен, а тот накануне ставшим возможным пробуждения попал в эпоху не просто перемен, но кризисного излома в науке - в эпоху появления новой теории мироздания. И его эссенты в дальних запредельных мирах могли увидеть нечто, либо подтверждающее грандиозный шаг в познании вселенной... либо его опровергающее... В научном мире разразилась самая настоящая война между сторонниками новой теории и ее противниками, и ученые не захотели, очень не захотели останавливать сон. Одни боялись какой-либо особой реакции спящего, другие с надеждой ждали ее, третьи, наоборот, были уверены, что никакой реакции не будет, и те, и другие, и третьи готовы были ждать хоть бесконечное время. Было принято пока не пробуждать... Очень и очень трудное решение...
   А затем случился галактический катаклизм. Прошедший сквозь Млечный Путь рой сотни тысяч черных дыр оставил от многих звездных систем руины. Солнце, потеряв все свои крупные и отдаленные планеты, было выброшена со своей траектории, а с учетом того, что само оно к тому времени уже погасло, его просто потеряли. Точнее сказать, считали погибшим и долго не искали, спасая то, что жило.
   Лишь квинтиллионы лет спустя, полностью восстановив картину галактической катастрофы, вычислили местонахождение Солнечной системы с сохранившимися планетами, и еще немало времени ушло на возвращение к ней. Само по себе восстановление картины катаклизма тоже прошло через гигантскую ломку научного мировоззрения. Ведь рой ста тысяч черных дыр подошел к Млечному Пути незамеченным, вопреки всем существующим на тот момент законам физики. Это стало сокрушающим ударом по всем физическим концепциям, многие из которых уходили корнями аж в глубины Теории Относительности. Ибо подошедший рой черных дыр никак не выдал себя линзированием, обязательным согласно, казалось бы, твердой, проверенной временем Теории. Понадобились квадриллионы лет, чтобы расчистить крепчайшие фундаменты старых научных построений и заменить их новыми. Иначе расчеты изменившегося движения звездных систем и поиск потерявшейся Солнечной системы были бы невозможны...
   А на уцелевшей Земле, к величайшему изумлению, обнаружили... не прекративший работу эссентисс и... живого эссеннавта в нем. Живого!!!
   Была по новой начата работа по восстановлению тела.
   А дальше опять... Одна эпоха перемен сменялась другой, а сами эпохи невозможно растягивались... оставляя все больше и больше вопросов, как растягивались и расстояния, связывающие ученых разных миров. И чем дальше, тем разветвленнее строились меняющие друг друга концепции мироздания, тем дольше и дольше они держались, и тем еще дольше менялись на новые... И наконец, проект эссентисса, факт его необъяснимого сохранения и его новые данные оказались в эпицентре схватки непримиримых теорий, точнее говоря, стали яблоком раздрая...
   И в вопросе пробуждения эссеннавта на ученых нашел ступор. - Никто на это не решался вообще.
   Так Карэн незапланированно оказался первопроходцем в мир невозможных времен и размеров - мир, который, как ожидалось, должен будет увидеться или не увидеться ему в сентическом сне.
  
   - А богом тебе становиться не доводилось? - вдруг прервал раздумья курсатора эссеннавт.
   - Кем? - не понимающе спросил Астон-Сен-Мили-Делэн.
   Странное дело, курсатору показалось, что не он читает мысли Карэна, а тот его...
   Так вот, мне думалось, продолжил эссеннавт, что я погрузился в вечность...
   М-да... протянул он, В-е-ч-н-о-с-т-ь!..
   Я ведь не знал, что у вас случилось. Мои эссенты обозревали дальний мир и наша метагалактика им просто не виделась. Я не знал и о том, что перестала работать синхронизация эссентов со вселенским временем... Я видел только бесконечность...
   И вот, не получая никаких ответов от лаборатории, я распростился со своим существованием, я думал, что я просто умер. Представляешь! Как оказалось, несколько секстиллионов лет я думал, что я умер... Несколько сек-сти-лли-о-нов!..
   Карэн запнулся.
   Астон-Сен-Мили-Делэн потупил взгляд: предупредить эссеннавта о новых поворотах проекта не могли. Для этого пришлось бы выводить его из сна с потерей возможности снова вернуть в прежнее состояние, а значит, и в наработанные масштабы. Наука продиралась через вселенские и свои внутренние катаклизмы, и ей стал крайне важен масштаб, достигнутый в эксперименте.
   - Нес-коль-ко сек-сти-лли-о-нов... - прошептал эссеннавт.
   Я уже начал думать, что обозревал тот... У Карэна перехватило дыхание... - тот (!) свет.
   Карэн усмехнулся.
   Мда! Проговорил он. Обозревал...
   В комнате снова надолго воцарилось молчание.
   И, странное дело, наконец продолжил Карэн, параллельно я думал, что не умер!.. Представляешь?!.. Ведь думать-то я не перестал... Значит, думал я, я не умер... Ведь если думал, значит, был жив...
   Но как был жив?.. В полном небытие?!..
   Астон-Сен-Мили-Делэн продолжал сосредоточенно слушать. Непонятная логическая вязь на мощном эмоциональном фоне сильно перенапрягала его.
   - А раз я не умер, - снова заговорил Карэн, - но оказался в небытие, то кто я?.. Как бы ты ответил на этот вопрос?..
   ...Бог?! Полуспросил-полуответил эссеннавт. Та моя половина, которая не считала меня в этой вечности умершим, сказала мне: "Ты - Бо-о-ог!".
   Хм! Усмехнулся он тут же. А время-то, оказывается, все шло и шло. Эссенты, о которых я и думать забыл, разлетались и разлетались... и я рос... рос и рос... став размером в секстиллионы световых лет!!! Время шло, и я рос... Время шло, и я рос... Время шло, и я рос...
   Сам того не ведая...
   А чем по Священному писанию, спросил Карэн, закончилось для Бога... вернее, для Святого Духа... вечное пребывание во тьме?
   - Правильно! - не дожидаясь ответа, продолжил он. - Тот принялся творить мир.
   Астон-Сен-Мили-Делэн работал на два фронта. Параллельно ему приходилось выискивать смыслы непостижимо когда вымерших понятий, таких, как "бог", "святой дух", "священное писание". Приходилось вкладывать их хоть в какую-то объяснимую концептуальную логику. Однако ни в какую работающую логику они не вмещались. И всякий раз, запутавшись в гносеологических разрывах, курсатор недоуменно поглядывал на эссеннавта. О считывании его мозга измитисами пришлось забыть. Не встраивались сюда измитисы.
   А тот неожиданно рассмеялся.
   Мне и эта мысль пришла в голову. О сотворении мира! Ну мало ли чего не передумает мозг за эту чертову прорву лет!...
   Он подмигнул Астон-Сен-Мили-Делэну.
   - Не доводилось ли вам, - спросил Карэн с усмешкой, - задумываться об этом?
   Нет, не доводилось, продолжил сам Карэн, потому что вы были всего лишь ма-а-аленькими эссеннавтами... лишь планетарного или галактического масштаба. Вы не сходили с ума от бесконечной тьмы.
   Астон-Сен-Мили-Делэн быстро взглянул на нейрограммы. Нет, эссеннавт был абсолютно здоров. В том числе и, как говорят, на голову...
   Впрочем, не только это заставило курсатора обратиться к нейрограммам. Он сделал очень глубокий поиск по понятию "бог", опустившись до самого основания, до первоисточника, и его шокировало, когда он увидел картинку дикого животного с лапами хищника и козлиной головой. Как это могло быть связано с древними представлениями о сотворении мира, оставалось только гадать. Еще немного порывшись в концептуальных объяснениях этого парадокса, он вычитал, что дикие племена людей часто жили под надзором зверей-людоедов и с какого-то времени, задабривая их человеческими жертвами и получая взамен защиту от других хищников, начали поклоняться им. Собственно, это стало предтечей религиозных обрядов, а затем и воззрений. И лишь много-много позже, одолев дикую природу и освободившись от угроз хищников, люди в своих обрядах и воззрениях заменили их облики на человеческие...
   Астон-Сен-Мили-Делэну почему-то вспомнился образ окаменевшего слепка амебы, почему-то всплыла в памяти Ниль-Мин-Сфеда и ее слова "Неужели мы сами были когда-то такими?".
   А я с ума сошел... продолжал эссеннавт, поскольку стал задумываться о сотворении мира... о том, чтобы сделать хоть что-то, хоть что-нибудь... ну хоть что-нибудь... чтобы прервать свое вечное небытие... Хоть что-ни-будь!!!
   - Но как?! - почти закричал он. - Как прервать вечное безвременье?!.. В-е-ч-н-о-е!!!..
   Я ничего не мог сделать, продолжил Карэн, горько усмехнувшись. Ни-че-го!!! Я проклял всех богословов... За их сказки. Ну не мог, как оказалось, святой Дух ничего творить. Нечем ему было это делать! И не из чего...!
   Карэн протянул воображаемому Радовану пустые ладони.
   Не из чего!..
   Я испытал это место Писания на себе... Экспериментально, можно сказать, проверил... На большую-пребольшую нобелевку себе заработал!.. Карэн захохотал... Нобелевку!!!..
   А теперь вспомни, Карэн вдруг затих и обратился к миражу-Радовану, с чего все-таки началось творение... Ну когда кругом ничего не было...
   Он устремил на собеседника продолжительный взгляд. Да, теперь он обращался именно к Радовану. Ведь далекий-предалекий потомок с четырехсложным именем явно не понимал, о чем пошла речь, а Радован поймет, поэтому теперь он говорил только ему.
   Глаза Карэна смотрели прямо и выжидательно, и лишь чуть вздернувшиеся уголки губ выдавали, что разговор уже давно шел на грани сарказма.
   Во-во! Не стал затягивать паузу Карэн. Вначале было...
   С-л-о-в-о...
   Слово, именно Слово я и услышал! Карэн торжествующе посмотрел на Астон-Сен-Мили-Делэна и рассмеялся.
   - Слово! - воскликнул он. - Вначале было Слово! Я услышал Слово!!!
   Да-да! Я не сочиняю. Я услышал в кромешной тьме откуда-то прозвучавшее слово. Вы только представьте себе: тьма... тьма... тьма, веч-на-я бес-ко-неч-на-я тьма, и вдруг... бумс!... С-л-о-в-о!!!
   Карэн надолго замолчал. Теперь он снова видел себя в лаборатории с зеркально-белесыми стенами и прозрачным куполом... Он снова вернулся в эпоху третьего секстиллионлетия...
   - От такого вот чуда, - проговорил он, - в любое священное писание поверишь...
  
   Астон-Сен-Мили-Делэн вдруг ощутил окативший его со спины жар. Хотя какой тут может быть жар и со стороны какой спины? Но видимо, осталась какая-то длинная-длинная генетическая память чего-то такого, что соответствовало этому старому забытому взрыву эмоций.
   Со времен запуска эссентов Карэна прошла не одна революция в миропонимании. Самые фундаментальные переломные периоды растягивались на квадриллионы лет. Под каждую концепцию создавались и запускались в космос новые аппараты, они были все быстроходнее и быстроходнее, пока их не заменили закодированные гамма-пучки, которые вскоре обогнали эссенты Карэна. Люди обследовали всё новые и новые сверхдальние горизонты мироздания, куда эссенты Карэна даже не добрались. Рождались и подтверждались новые концепции макро-мироустройства, которые в дальнейшие квадриллионы лет опровергались и заменялись на следующие. И вот однажды были открыты, да-да, открыты, зафиксированы, услышаны новые типы звуков...
   Датчики, разнесенные друг от друга на расстояния в секстиллионы полетных лет, зафиксировали невозможный в колоссально огромных вакуумных пузырях гул, синхронно переливающийся на протяжении всего секстиллионлетнего пространства... Синхронно!!! Это не допускалось действовавшей на тот момент физикой...
   И снова от устаревающей физики надо было отказываться, но что взамен? В течение целого квадриллиона лет в ученом мире с большим трудом, буквально с боем, утверждались новые мировоззренческие конструкты, и на кону вдруг оказался очень важный вопрос, услышал ли их биологическим нейронным слухом человек из первого пралетоисчисления. По устоявшейся версии физики нейроны не должны были этот гул уловить. Только его улавливанием можно было подтвердить новую физику. Ведь, согласно уходящей науке, доисторические механопьезоэлектрические эссенты не способны воспринимать столь высокие уровни мироздания... - ну, подобно тому, как ограничены возможности каменного топора в нейротехнологиях. В ученом мире настойчиво пошли разговоры, что надо прекратить эксперимент. Кого-то очень сильно напугали его возможные результаты. Но тут опять пришли новые нейрограммы эссеннавта, которые стали полным сюрпризом для всех сторон научного спора, они и затормозили очередное принятие решения о пробуждении... Стало приходить понимание, что в предстоящем квинтиллионе лет концепция мироздания должна будет снова поменяться... И встал новый вопрос: не только о том, как, но и что именно услышит в этих звуках пра-пра-прачеловек...
   - Какое слово? - непроизвольно вырвалось у Астон-Сен-Мили-Делэна.
   Если бы я знал! Медленно ответил Карэн и о чем-то задумался. Если бы я с-р-а-з-у знал... И главное, знал бы, от кого исходило это слово...
   Ведь я осознавал себя лежащим на Земле...
   - А кстати! - Карэн вдруг встрепенулся. - Как она?..
   - Что с ней стало за сек-сти-лли-о-ны лет?..
   Астон-Сен-Мили-Делэн растерялся. Новый шок для эссеннавта был бы сейчас нежелателен.
   А эссеннавт, не дождавшись ответа, вдруг ушел в себя.
   - Дальше, - жестко произнес он, - Я буду говорить только с девушкой, которая рассказала мне о секстиллионах...
   Астон-Сен-Мили-Делэн смешался. Ниль-Мин-Сфеда была удалена за пределы ауры планеты.
   - Я буду говорить только с ней! - повторил Карэн. - Не волнуйтесь, на этот раз со мной ничего не случится. Разрыва мозга не будет. И не вздумайте ее подменить. Я легко распознаю вас по акцентам.
   Астон-Сен-Мили-Делэн опять озадачился. Ему был совершенно недоступен тон эссеннавта. Он просто сбивал с толку своей непонятностью. Похоже, что это было чем-то вроде так называемых когнитивных споров, известных из доисторических новелл.
   Измитисы, обеспечив общение не словами, а смыслами, исключили какое-либо взаимо-недопонимание людьми друг друга. Исчезла почва для споров и возражений, ну разве что, кроме научных. Остались лишь взаимодополнение и взаимопроникновение взглядов и позиций. Даже противоположные интересы, чаще межпланетарные и межсистемные, легко концептуально расчленялись, после чего следовали когнитивный анализ и конструктивное построение новых общих смыслов. Доисторический когнитивный антагонизм - вот такой прямой и топорно грубый - ушел в далекое и невосстановимое прошлое.
   Астон-Сен-Мили-Делэну вспомнилось, с каким сомнением высказалась Ниль-Мин-Сфеда о возможности общения с эссеннавтом без измитис.
   М-да! Неужели она права и придется расписаться в бессилии?
   Ведь действительно, обладай Карэн измитисами, ему не пришлось бы объяснять, почему нет рядом Ниль-Мин-Сфеды. Сам Астон-Сен-Мили-Делэн знал, почему нет девушки, и этого для когнитивного объяснения было достаточно. Собеседник должен был всего лишь это отсканировать, и чужое знание стройной логической последовательностью естественным образом влилось бы в него. И не было бы конфронтационного тона, от которого вдруг пахнуло давно-давно забытой мозаично-капсулированной древностью.
   Но придется считаться с отсутствием измитис, и либо постараться на словах объяснить посланцу прошлого, за что была наказана девушка, либо... Хотя, нет...
   Объяснить не получится. Особенно на словах, грубых, неоднозначных, ограниченных. Слишком велик когнитивный барьер - он просто неодолим для слов...
   Значит, остается то самое второе "либо"...
  

Прекрасное Далёко

  
   - Я слушаю вас, - в голове Карэна прозвучал голос девушки.
   - Это вы?! Спасибо...
   Каким-то невероятным образом Карэн вдруг почувствовал улыбку невидимой собеседницы.
   Как вам это удается, спросил он, невидимо улыбаться?..
   И ему почувствовалось, как на этот раз она пожала плечами. Нет, конечно, никаких плеч у девушки не было, как и остального тела, но эмоции - те самые эмоции, которые обычное человеческое тело передает вот так - движением плеч - остались. И эти движения мы всегда угадываем даже с закрытыми глазами. Вот то же самое происходило и сейчас. Карэн будто увидел девушку, точнее говоря, его внутреннему зрению предстал ее волнующийся туманный силуэт, пожавший плечами.
   Расскажите о жизни, о том, что в ней изменилось за секстиллионы лет.
   О-о-о! Этого не расскажешь даже измитисами.
   А это что? Измитисы... Хотя нет, потом о них расскажете... Давайте сначала о Земле. Что с ней? За секстиллион лет Солнце должно было погаснуть.
   Да, оно погасло. И с тех пор Солнце и Земля навеки два холодных шарика.
   - Навеки?! - Карэн непроизвольно вздрогнул. - Неужели навеки?!.. Хотя...
   - Как иначе?.. - с едва уловимой горечью прошептал он.
   Проговорив это, Карэн тут же замолчал и некоторое время просидел в неподвижности. Дважды во время молчания он сглатывал подкатывавший к горлу комок.
   А сейчас мы где?
   Вас неоднократно перемещали в новые звездные системы, и вот мы теперь на одной из молодых планет. Новая звезда зажглась недалеко от Солнца.
   И снова возник и растворился силуэт девушки, который волнуясь, успел слегка вытянуться, словно обращая его внимание куда-то наверх.
   Покажите ее... Выпустите меня, наконец, из этих стен...
   И...
  
   И... Собственно, ничего особенного не увиделось...
   Та же зеленая листва, та же высокая трава, ровно те же кусты, заросшие невесть чем.
   Ну, может и не совсем те же, но мало ли уникальной флоры было и в земных непролазных джунглях? Не предупреди о другой планете - можно было бы подумать, что оказался где-то в экзотическом месте нашего шарика. Тот же, кстати, и слепящий диск на небе - ну чем не Солнце? Разве что небо, которое едва пробивалось сквозь листву, было не похоже на земное...
   Карэн понюхал листву. Нет, вроде пахнут не так... как-то особенно, хотя... Много ли листвы он нюхал на своем отшельническом острове?..
   - А моря здесь есть?
   И реки, и океаны, улыбнулась Ниль-Мин-Сфеда.
   Удивительно, но как же ему удается чувствовать улыбку девушки, которую не видит?..
   Неожиданно из листвы, которую Карэн обнюхивал, прямо в нос ему ткнулось нечто влажное и волосатое, похожее на нос собаки.
   Карэн отпрянул назад. Волосатый нос немного вытянулся вслед за ним и его кончик подвигался сверху вниз и обратно. Глаза, прикрытые листьями, так и не появились.
   Спутница Карэна рассмеялась и нос, втянувшись назад в листву, исчез.
   Тут же эссеннавт ощутил слабый тычок в бедро. Точно такой же собачий нос обнюхивал его снизу.
   Карэн дернулся и стал быстро продираться сквозь кустарники в поисках какой-нибудь поляны. Следом, сзади и по бокам затрещали и задвигались кусты. Животных не было видно, но они явно преследовали его. Карэн прыжками, насколько те были возможны, выбрался наконец на свободное от кустов место.
   - Тщ-щ-щ... - прошипела Ниль-Мин-Сфеда и всё успокоилось.
   Девушка снова рассмеялась.
   Не бойся, проговорила она, это наши.
   Наши? Это значит, из лаборатории?
   Нет, просто наши...
   Как-то странно она произнесла слово "наши". Как-то широко оно увязалось с неким невидимым большим сообществом на планете. "Наши"...
   Странно, очень странно... И опять Карэн обратил внимание на то, что очень глубоко ощущает оттенки интонаций ее голоса. И будто видит живые искрящиеся девичьи глаза и вздернутые ресницы.
   - А они не опасны?
   Пока я рядом - нет. Вы ведь здесь чужак.
   Карен осмотрелся и увидел в проеме между деревьев зыбкую, будто мираж, далекую возвышенность, а на ней таким же миражом колыхались силуэты домов.
   - Что это? - встрепенулся он. - Ваш город?
   Ниль-Мин-Сфеда улыбнулась.
   Наш и не наш...
   То есть?..
   Когда-то в нем, действительно, жили люди... даже рассыпанные на измитисы.
   А сейчас?..
   Сейчас нет. А зачем? Измитисы позволяют существовать в чем угодно, охватывать собой леса, горы и все, что душа каждого пожелает.
   А город?
   Город остался красивым музеем прошлой жизни. Там, действительно, очень красиво. Чистые солнечные дома, уютные улицы и даже древние припаркованные машины и квадролеты. Городские газоны - излюбленное место игр и отдыха животных местных окрестностей. Они ходят туда, как на подиум: покрасоваться друг перед другом и полюбоваться друг другом. Там они не охотятся друг на друга, там спасаются...
   Можно попасть туда? Хочется посмотреть. Для вас это музей прошлой, а для меня будущей жизни.
   И снова последовала широкая и завораживающая улыбка девушки, которой не было видно.
   Попадем... побываем... Обязательно побываем...
   Оглянувшись по сторонам (хотя в этом не было необходимости - эссеннавт по-прежнему панорамно мог видеть все вокруг), Карэн сел на траву и опустил голову.
   Почему все это видно, а тебя нет?
   Потому что я человек.
   Хм. А почему у меня обзорное зрение? Человеку же это не свойственно.
   Теперь свойственно. Но благодаря мне. Вы видите панораму моими глазами.
   А измитисы... они при этом что-то значат?
   Ого! Уловили?! Молодец!
   И опять целая гамма эмоций - одномоментно от удивления, восхищения до одобрения влетела откуда-то в Карэна.
   Он поднял голову. Ну почему же он не видит девушки? Ведь представился же ему образ Радована вместо незнакомого мужчины в лаборатории. А сейчас почему не возникает никакого видения?.. Лишь кратковременно появляющийся в его воображении волнующий девичий силуэт...
   - Это будет длинный-предлинный рассказ...
   - Думаю, не предлиннее моего сентического сна... - недовольно буркнул Карэн.
   Ниль-Мин-Сфеда спрыснула. Он займет ровно столько же времени...
   Девушка, задористо рассмеявшись, засияла своей привораживающей улыбкой.
   А Карэн изумился - он вдруг увидел, что от ее смеха, как от ветерка, шевельнулись листочки на макушках деревьев.
   Извините нас всех! Успокаиваясь, продолжала она. Извините тогдашних ученых, извините всё человечество! Ведь во благо его всё делалось! Ну не могли вас предупредить! Вы же понимаете...
   - А каков результат?
   Ну как каков?! Вы же сами его назвали.
   Я?! Что назвал?!
   Девушка снова рассмеялась, но теперь спокойнее, и даже как-то загадочно посмотрела на него.
   Давайте об этом позже. Лучше всего об этом расскажет Астон-Сен-Мили-Делэн. Это его сфера. А я расскажу про измитисы...
   Укладывайтесь на мягкую траву, удивительно мягким голосом проговорила Ниль-Мин-Сфеда, и приготовьтесь слушать длинный-длинный рассказ...
  
   Когда прозвучали первые слова повествования, с ветки вспорхнула маленькая птичка. Карэн посмотрел на ветку, качающуюся на фоне лазурного неба, на чуть прикрываемые листиками драгоценные камушки-звезды, и его начала окутывать удивительная новелла.
  

История Взлета

  
   Длинное-длинное повествование и в самом деле очень сильно растянулось... Оно странным образом продлилось... три секстиллиона(!)... три секстиллиона лет!..
  
   ...Когда первые эссенты оккупировали практически всю галактику Млечный путь, звучал голос девушки, они обязательно посещали далекие от Земли обитаемые планеты...
   У Карэна всплыло в памяти его первое галактическое тело. Всплыло в памяти, как он жил жизнью миллионов звезд, как опускался на миллионы планет, как его встречали сухие и водные ландшафты, горячие лавы и снежные горы.
   Карэн поймал себя на том, что почти не вслушивается в слова. Вернее, не так, в них невозможно было вслушаться - ибо это были не слова ... Это было что-то непонятно иное. Это были какие-то удивительные звуки. Будто минуя слух, они вливались в него, питали каждую его клеточку. И он воспарял... уносился с ними вдаль - в убегающие миры. А там были растения, были животные, были разумные цивилизации...
   Карэн в своем воображении стал тянуться к мерцающим звездам, но девушка обращала его иллюзорный полет назад - на планетные миры, вновь, вновь и вновь. И невидимые огненные потоки звездной энергии лились вместе с ними на каменные горы, сухие равнины, холодные океаны. Они питали их горячими жизненными импульсами. Карэн их чувствовал... как чувствуют текущую по жилам кровь, чувствовал, как она - звездная кровь - питала новые жизни и... его самого.
   Эссенты Карэна собирались на каменных планетах колониями, их массивы, подобно пазлам конструктора, складывались, формировали сложные построения, конструировали сложные производства, а те порождали-производили новые эссенты, которые в свою очередь отправлялись дальше, в следующий полет.
   И вот однажды, рассказывала девушка, их настигли и обогнали сверхплотные гамма-образования. Это были эссенты нового поколения. Случилось это на сотом квинтиллионном году полета.
   Да, Карэн вспомнил, как, действительно, прорезали тьму сгустки невероятно плотной энергии, и вспомнил, как тогда он не придал им значения. Вернее говоря, как принял их за галлюцинации - те самые галлюцинации, которые он стал уже ожидать... когда сходил с ума от бесконечности бесконечной тьмы.
   А в этих сгустках, вливался в Карэна голос Ниль-Мин-Сфеды, уже переносился разум... Разум людей! Он растекался по живому миру далеких планет, поселялся в головах живущих там существ, двигал биологическую эволюцию, а гуманоидам передавал человеческие знания.
   И те поднимались! Они начинали строить многочисленные цивилизации, развивать науку и, наконец... производить и запускать эссенты... сначала обычные механо-электрические, а квинтиллионы лет спустя и в виде гамма-сгустков, несущих разум. И теперь уже с новых, невообразимо далеких от Земли планет человеческий Разум управлял своими новыми посланцами, получал от них сигналы и давал новые задания. Цепочки Разума начали нарастать в квинтиллионах новых точек далеко-далеко от Земли.
   Да, Солнце к тому времени, а вместе с ней и земная жизнь, уже остыли... галактика Млечный Путь пережила вселенский катаклизм, но убежавшие вдаль эссенты и гамма-пучки размножались и работали теперь сами по себе, по цепной реакции новых вселенских размеров.
   И наконец, на втором секстиллионе лет в космос понеслись гамма-капсулы, транспортирующие самих людей.
   Ниль-Мин-Сфеда уже звучала в каждой клетке Карэна, а вместе с ней и несущиеся повсюду гамма-капсулы. Они излучались из разных точек вселенной, от разных цивилизаций - отовсюду, где прародителями были люди с Земли. И, будучи волнами, оседали на новых планетах в особой форме - в волновых размытых колечках, напоминающих играющие пузырьковые бублики, - измитисах... Им уже не нужны были биологические тела...
   Голос Ниль-Мин-Сфеды звучал в нем, заполняя всё его существо, полностью овладевая каждой его клеткой. А вместе с голосом звучала она сама, его наполняли и наполняли ее знания, новые горизонты премудростей, видений, эрудиции. Они были неотделимы от голоса девушки. Они были ими, они были им самим, а он был ими.
   И, наконец, Карэну предстала картина, как длинная-длинная трёхсекстиллионлетняя история подошла к его собственному пробуждению из сентического сна:
  

***

  
   "Можешь посмотреть на него.
   "Ух-ты! Никогда не видела живьем пралюдей... А он странный... Смотрите... Ой! А это что?.. Кажется, хмурится?!.. И дышит как-то не так...
   "А можно заглянуть ему в сон?
   "Категорически нет! Я наизнанку выворачиваюсь, чтобы мои мысли он читал как свои, а если в нем заговорят разные люди?..
   "Но ведь мы так и общаемся.
   "А они нет. Ему еще надо это освоить.
   "Как жалко...
   "Даже не верится, что мы сами когда-то были такими.
   "Так уж и мы сами?
   "Ну нет, конечно. Не мы... Наши далекие пра-пра-прабабушки и пра-пра-прадедушки ...
   "А так хочется поговорить с ним. Ну посмотрите, какой он славненький!..
   "Пусть поспит, ему надо отдохнуть. Целую вечность работал.
   "Вечность?!..
   "Наверное, у отпечатка доисторической амебы он точно так же бы сказал: "Не верится, что мы когда-то были такими..."
   "Ну зачем вы так? Все-таки не амеба, а разумный человек, хоть и без измитис.
   "Без измитис?!
   "Без них...
   "В одном вы правы, биологически амеба ему ближе...
   "Хотя нет, ближе только по времени!.. Ведь он уже прачеловек! А это главное.
   "Надеюсь, мы сумеем с ним пообщаться.
   "Сумеем?!
   "Пообщаться?.. Полноценно?.. Без измитис?.. Получится?!
  

***

  
   Ветка, покачиваясь, медленно замирала. Карэн, восставая из сна, посмотрел на нее и изумился.
   Так сколько же времени прошло с начала рассказа девушки Ниль?
   Всего лишь несколько мгновений?.. Ведь только что с этой ветки вспорхнула птичка...
   Карэн прислушался. В голове еще стояло "Пообщаться?.. Полноценно?.. Без измитис?.. Получится?!", но самой девушки не было слышно.
   Не было ее голоса и в доносящихся отовсюду звуках живой природы...
   Где она?
   - Ни-и-иль!.. - тихо протянул он.
   Тишина...
   Пели птицы... стрекотали насекомые... где-то что-то ухало... но все это будто было звуками... тишины... Именно так... Странно, но так необычно звучала именно тишина, оглушающая тишина...
   ...Ибо не было в ней ее - ее голоса...
   - Ниль-Мина!.. - погромче проговорил Карэн.
   Тишина...
   - Ниль-Мин-Сфеда!.. - вскрикнул он.
   Ветка, с которой только что спорхнула птичка, последний раз качнувшись, застыла на месте. Пели птицы, стрекотали насекомые, где-то что-то ухало... Но вокруг нарастала и нарастала странная тишина... - каким-то образом связанная с ней невыносимо болезненная тишина...
  
   С девушкой что-то случилось?
   Он не слышит ее...
   Карэн поднялся, покрутил головой.
   Ну почему она так и не сохранилась в его памяти в каком-нибудь образе? Он ведь даже не может внутренним взглядом, плотно закрыв глаза, подержать ее образ...
   Мир плавно крутился вслед за поворотом его головы.
   В нем было всё... Но не было... не было той, голос которой всё еще наполнял его, и которую сейчас очень хотелось увидеть.
   И лишь какая-то странная боль выступала из оглушающей пустоты, опускаясь в грудь.
   И вместе с ней капля за каплей нарастало и нарастало желание увидеть девушку.
   Ну хотя бы в образе какой-нибудь давней-давней... реальной девушки... Ну мало ли их встречалось ему по жизни... Ну хоть как-нибудь посмотреть на нее... Ну ведь видел же он Радована...
   Однако нет, не выходило. Ниль вспоминалась лишь расплывчатым силуэтом, который при попытке всмотреться в него тут же растворялся. Ускользал, исчезал... Очень хотелось, болезненно хотелось задержать это исчезновение, задержать в воображении хотя бы расплывчатые контуры. Но растворялись и они.
   Ну хоть кого-нибудь представить в ее образе!..
   Стой! Нет!.. Не надо!.. Нет!.. Не надо никакой другой девушки! Не хотелось видеть на ее месте никого! Ни-ко-го! Болезненно не хотелось, пугающе не хотелось...
   - Ниль!..
   Карэн опустился на траву и опустил голову.
   Ниль!.. Ну почему так?!..
   Он еще раз мельком поозирался по сторонам. Ему вдруг сильно захотелось разрыдаться...
   - Ниль...
  

И вечная распашка

  
   Астон-Сен-Мили-Делэн сидел у виртуального пульта в малых окрестностях небольшой, недавно появившейся Черной дыры. Измитисы тысяч людей сновали кругом. В голове курсатора прокручивались десятки тысяч переговоров. Люди настраивали сложное периферийное оборудование, им предстояло собирать энергию невидимой Черной дыры в струи и направлять ее на звезду ближайшей планетной системы. Мягкие потоки темного излучения Черной дыры уже начали обтекать защитное поле канального цеха, в котором находился курсатор, и, казалось, что стало слышно, как зашуршал вакуум.
   Астон-Сен-Мили-Делэн стал прислушиваться к нему и регулировать его звучание. Он был подобен дирижеру, который настраивал музыкантов на исполнение высочайшей космической оперы.
   Неожиданно Астон-Сен-Мили-Делэн насторожился. К шуршанию добавился один лишний звук. Он не удалялся никакой настройкой. Вскоре стало отчетливо слышен его источник - к цеху из космических глубин двигался гамма-капсюль. С некоторого расстояния по пульсациям его короны стала распознаваться и миссия капсуля - он нес вопросы. Вопросы, которые курсатор воспринял, как адресованные именно ему. Ибо по характеру вопросов вскоре стал угадываться и вмигрированный в него посланец. Астон-Сен-Мили-Делэн узнал эссеннавта, посланника далекого прошлого, Карэна.
   Курсатор с досадой посмотрел на его флер. Но это была досада на самого себя.
   Да, конечно, он виноват перед прачеловеком. Передав его в руки Ниль-Мин-Сфеды, он забыл о нем. Переключился на свои дела и забыл. По правде говоря, пришелец из прошлого стал ему не интересен. Поэтому, занятый очень серьезными проблемами, он про эссеннавта больше и не вспоминал. С другой стороны, это и объяснимо - что такого мог спросить пришелец, на что не ответил бы каждый школьник?
   Хотя, один неясный и немного болезненный, отложенный на потом, тревожный вопрос для курсатора все же остался.
   Мда. А Ниль-Мин-Сфеда опять схулиганила. Она передала прачеловеку часть своих измитис. Иначе он не смог бы трансформироваться сюда. Ну что с ней делать? Не наказывать же вторично. Как подсказывал курсатору жизненный опыт, повторный проступок такого человека, как Ниль-Мин-Сфеда, означал, что в чем-то она могла быть глубоко права.
   И действительно, - немного пораздумав, хмыкнул Астон-Сен-Мили-Делэн, - ведь благодаря этому облегчается общение с эссеннавтом. Быть может, это даже и к лучшему.
  
   - Что у вас? - встретил Карэна вопросом Астон-Сен-Мили-Делэн.
   Эссеннавт растерялся. Никак не может он привыкнуть к отсутствию приветствий и разных ритуалов у людей далекого секстиллионлетия. Пожелания здравия, сытного обеда и прочих древних благостей стали здесь излишними. Эмоции при встрече сразу втекают во встречающихся вместе с измитисами. Причем, втекают своей самой открытой располагающей стороной.
   У меня? Карэн замялся.
   Потеряли Ниль? Курсатор мягко улыбнулся.
   Карэн вздрогнул. Впервые из уст Астон-Сен-Мили-Делэна он услышал укороченное имя девушки.
   Подумали, что она у меня? Продолжал с прищуром улыбаться собеседник.
   Эссеннавт поднял на него удивленный взгляд.
   Впрочем, чему он удивляется? Здесь ничего скрыть невозможно. Конечно, ему выросшему в эпоху закапсулированности личности и так называемых личных пространств, это было не просто непривычно, но и очень неудобно.
   - Потерял. - насупился Карэн. Он нарочно попытался воздвигнуть перед собой шторку личного пространства.
   Болит? Астон-Сен-Мили-Делэн мягко и ненавязчиво растворил вставший между ними барьер.
   Запираться было бесполезно. Да, действительно болело, ныло в груди, невозможно как ныло, и было абсолютно ясно, о какой боли спросил курсатор.
   Эссеннавт вновь попытался закупориться, но теперь у него не получалось сделать это даже на миг. И не потому, что вмешивался Астон-Сен-Мили-Делэн...
   Где она? Спросил Карэн.
   У меня ее нет. Ответил курсатор.
   Карэн, облегченно выдохнув, посмотрел на него. Очень весомо и выпукло прозвучали слова "...у меня...". Вот что значит сила измитис! Вранье и недомолвки с ними невозможны. Он ведь прилетал сюда в полной уверенности, что Ниль и курсатор... В общем, это, вместе...
   И ох как изматывающе больно было представлять себе, как измитисы курсатора вплетаются в измитисы Ниль... Выть хотелось от таких видений...
   А Астон-Сен-Мили-Делэн грустно улыбнулся. Во все времена измитисы вот так себя и проявляют. Во все времена они усваиваются человеком через трудную и изнуряющую боль...
   - Посмотрите сюда! - будто сбивая какую-то невидимую волну, проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн и обратился к большому экрану.
   Каким-то волшебным образом он сбил тягостные мысли Карэна. Ноющая грудь, нет, не затихла, но будто болезненный комок внутри нее свернулся, спрятался куда-то глубоко в нутро и стал слабее.
   А на экране на фоне черного звездного одеяла светился абсолютно черный диск, именно абсолютно черный и именно удивительно как-то светился.
   - Думаете, почему он сияет? - спросил курсатор.
   Карэн растерянно и изумленно уставился на диск. Тот действительно создавал впечатление излучающего странное, необычное свечение.
   - Это Черная дыра, - заговорил курсатор. - И сейчас она испускает мощную энергию...
   Недалеко от нас, продолжал Астон-Сен-Мили-Делэн, находится небольшая звезда со своей планетной системой. И там на одной из планет мы создаем новое поселение. Планируем зародить на ней местную жизнь, а светимости своей звезды для планеты недостаточно. И вот, направляем туда дополнительную энергию. Мощности Черной дыры должно хватить на три миллиарда лет. Она сможет поддерживать новую жизнь и новую цивилизацию столько, чтобы та смогла быстро развиться и обратить в измитисы весь живой мир планеты.
   Карэн продолжал изумленно смотреть на черный диск. Его загадочное, невидимое, но каким-то невероятным образом угадываемое свечение буквально завораживало и не давало оторвать от себя взгляд.
   К слову сказать, говорил курсатор, это одно из самых значимых достижений последнего квадриллиона лет - не только разумную биологическую жизнь научились обращать в несущее гамма-состояние, но и всю флору и фауну, вплоть до самой малой амебы.
   О как! Внутренне воскликнул Карэн. А получить излучение от Черной дыры - это уже достижением не считается?!
   И тогда, заключил Астон-Сен-Мили-Делэн, жизнь на этой планете станет вечной...
   Ну по крайней мере, добавил он, как видится вечность современной науке...
  
   - Скажите, - снова сбивая старую волну и переключаясь на новую, проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн, - какое слово услышалось вам в последнем сентическом сне?..
   - Какое? - с трудом выходя из-под гипноза Черной дыры, пробормотал Карэн.
   - Я, - продолжил он, проглотив комок, - не распознал.
   - Ну напрягитесь! Вы ведь владеете теперь измитисами. Загляните с их помощью в память...
   Эссеннавт удивленно расширил глаза, а Астон-Сен-Мили-Делэну вдруг вспомнилась Ниль-Мин-Сфеда. И все же молодец девушка!
   Еще какое-то время Карэн неопределенно блуждал взглядом. Но затем его глаза остановились в одной точке, будто рассматривая что-то.
   - Видите мальчика? - спросил курсатор.
   Карэн удивленно посмотрел на него.
   - Да, - изумленно проговорил он, - Та-ам ново-рожден-ный...
   Слово "там" он произнес со сдавленным дыханием, будто "там" означало где-то в потустороннем мире...
   - Мальчик?
   - Да-а... Ма-альчик...
   - А теперь назовите слово, которое вы услышали?
   - "Мальчик"... - в шоке проговорил Карэн.
   Астон-Сен-Мили-Делэн удовлетворенно выдохнул и с восхищением посмотрел на Карэна.
   Вы даже не представляете, сказал он после долгой паузы, какой подарок науке вы сейчас преподнесли...
   Было слышно, как Астон-Сен-Мили-Делэн возбужденно перевел дыхание.
   Удивительное дело: ведь в реальности измитисы курсатора не могли дышать, но глубочайший генетический след передавал сознанию ощущение именно такого его состояния. Будто слышалось, как курсатор возбужденно вздохнул и стал чему-то безраздельно радоваться.
   Какой? Непонимающе спросил Карэн.
   Подарок длиной, волнуясь ответил Астон-Сен-Мили-Делэн, в пятьсот квинтиллионов лет! Вы заглянули во второе измерение.
   Куда? Все так же непонимающе спросил эссеннавт.
   На некоторое время зависла пауза. Отчетливо ощущалось, что курсатор постепенно приходил в себя.
   - М-да... - наконец произнес он.
   Карэн продолжал вопросительно смотреть на него.
   - Вспомните... - начал Астон-Сен-Мили-Делэн и тут же на время замолчал.
   Вспомните, продолжил он, как уменьшались и исчезали в вашем сентическом сне метагалактики.
   Вспомните тьму...
   Вспомните, как долго она длилась...
   Это происходило, потому что вы росли - росли до квинтиллионных размеров.
   Вы не могли их больше видеть, как не можете видеть элементарные частицы, составляющие ваше тело. Метагалактики становились для вас элементарными частицами, вашими электронами, протонами, атомами...
   В смысле?! Изумился Карэн. Как это моими атомами?! У атомов же другое строение...
   Астон-Сен-Мили-Делэн улыбнулся.
   Так считалось в ваше время. На самом деле их струны так же размыты и их поля так же растянуты по пространству, как и у больших звездных систем.
   Но есть же законы физики, ошарашено возразил эссеннавт, заряды, есть свойства частиц, которых никак не может быть у галактик и метагалактик.
   Курсатор некоторое время, улыбаясь, смотрел на собеседника.
   Вы меня простите, сказал он, но я не хочу повторять Ниль-Мин-Сфеду, я не поведу вас по истории секстиллионлетней физики. Слишком много изломов на ее пути, а я уже стар для такого путешествия. Да и мои измитисы поверх измитис Ниль-Мин-Сфеды повредят вам. Поэтому примите мои слова как факт: наши звездные пространства и микромиры элементарных частиц струнно схожи, а заряды и прочие свойства - это всего лишь условные математические инструменты, символы на бумаге, которые писались, чтобы можно было хоть как-то обозревать и оперировать ими, как-то объяснять их поведение и хоть что-то из них выводить. Хотите узнать, как ведут себя электроны в атоме, проследите историю движений звездных мегаскоплений.
   Карэн широко раскрытыми глазами смотрел на собеседника.
   Три секстиллиона лет, улыбнулся, глядя на его Астон-Сен-Мили-Делэн, дали людям возможность довольно досконально изучить всю динамику огромной вселенной, долгие маршруты огромных звездных скоплений, их квинтиллионлетние взаимодействия между собой, и...
   Курсатор, наконец, не выдержал и рассмеялся.
   Представляю, заговорил он сквозь смех, проделать длинный-длинный путь в секстиллионы лет в будущее, чтобы узнать т-а-к-о-е!!!
   Карэн смутился и спрятал взгляд.
   Так вот, продолжил курсатор, успокоившись, изучив вселенскую динамику звездных движений, люди увидели в ней колебания, гигантские колебания, сильно растянутые во времени, но схожие - по схеме схожие с поведением электрических зарядов...
   Не смущайтесь, примиряюще сказал Астон-Сен-Мили-Делэн, я сам отдал бы и больше, чтобы вот так встряхнуть мозги, как вы сейчас.
   Ну как бы наглядно для вас объяснить? Вот похожий пример из ваших времен: в двадцатом веке, изучая элементарные частицы, выстраивая математику их волновых движений, ученые вдруг получили инструментарий теории, разработанной еще... в семнадцатом веке, - теории, которая разрабатывалась для гитарных струн, когда ученые понятия не имели ни о кварках, ни о мюонах ни о разных других разностях!.. То есть нащупали единые законы, по которым с одной стороны вступают в гармоничное созвучие меж собой музыкальные инструменты, а с другой взаимодействуют электроны в атоме... Схожие законы! Уже тогда! В ваше время! И вот теперь мы точно так же увидели, как по схожим законам работают метавселенные и атомы.
   Вот вам объяснение второго вселенского уровня, где роль атомов играют наши метавселенные...
   Ох, как хочется узнать, мечтательно проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн, что станет известно людям через дециллион лет (дециллион - это триллион секстиллионов)!..
   Карэн сидел неподвижно, окаменев в одной позе. Он не смотрел ни на Астон-Сен-Мили-Делэна, ни на предметы в лаборатории, он неотрывно смотрел в одну точку на полу.
   Астон-Сен-Мили-Делэн, заметив это, снова усмехнулся.
   - Итак, какое слово вы услышали? - перескочил он на старую тему, встряхивая застывшего Карэна.
   - Слово? - вздрогнул эссеннавт. - Что за слово?
   - Ах, да! Слово... - проговорил он после паузы, во время которой курсатор молча сидел, внимательно на него поглядывая.
   - Слово "мальчик"... - прошепелявил Карэн.
   - В каком контексте?
   - "Мальчик родился", - машинально проговорил эссеннавт и, вздрогнув, поднял изумленный взгляд на Астон-Сен-Мили-Делэна.
   - А что это значит? - спросил он.
   А это значит, что в том гигантском мире, в какой вы вошли, где наши галактики и метагалактики - всего лишь элементарные частицы, вы стали свидетелем рождения маленького человека.
   Карэн ошеломленно посмотрел в глаза Радована-Астона.
   Да-да! Продолжал его собеседник. Мы давно уже вычислили, что наш мир - малый мир, в который мы входим, - является микрочастицей тела новорожденного ребенка.
   - Бред! - прошептал Карэн.
   Астон-Сен-Мили-Делэн рассмеялся.
   - Не спешите! Переварите это все, подумайте, послушайте, что об этом говорит сегодня наука. Измитисы Ниль-Мин-Сфеды вам в помощь.
   Услышав имя девушки, Карэн вздрогнул.
   - Что вы сказали?
   Астон-Сен-Мили-Делэн с грустью посмотрел на него.
   Вы ее ищите?.. Она в вас...
   Эссеннавт непонимающе поднял на него взгляд.
   В вашей боли...
  
   У Карэна округлились глаза.
  
   Там, она, там! Проговорил курсатор. Теперь она всюду с вами, где бы вы не были...
   Вы ведь попросили девушку поведать вам историю человечества?
   Без измитис она не смогла бы этого сделать. Вот она и поделилась своими.
   А это, действительно, больно.
   "Ну вот и он!" - думал Астон-Сен-Мили-Делэн. Ревность и любовь... любовь и боль по другому человеку - первые сигналы волновой связи между людьми, из которой позже, много позже ученые и вывели измитисы.
   "Вы спрашивали, что это такое. - молча обращался к Карэну курсатор, - Концентрат любви! Так назвали новые волны их первооткрыватели".
   Испокон веков уже существовали первые волновые контакты - вечные, но еще не осознаваемые людьми, зачатки измитис. Они жили в людях с древнейших времен, они толкали историю. Они сцепляли и остальной живой мир, они побуждали его на развитие, на постоянное продолжение жизни. Люди назвали это волнительное соединение душ любовью...
   Знать бы Карэну, что именно в таком концентрате и живут его далекие-далекие потомки. Через волнение проходят их эфирные межличностные контакты, через сладостную боль проходит их формирование и становление каждого в каждом. И люди теперь уже навеки предопределены жить в этом мучительно-сладостном, райском состоянии. Мир блаженства в общении с другими людьми - это и есть измитисы. Всесильные измитисы! Но, увы, через первоначальную боль...
   ...Обязательно через волнующую боль...
  
   Неожиданно Астон-Сен-Мили-Делэн осекся.
   Он сам про себя все это думает, или уже вливается своими мыслями в Карэна? Даже затруднительно сказать, не рано ли это передавать эссеннавту. Слишком отличается когнитивный арсенал человека из далекого прошлого. Дальше идеализированных схем и представлений о новом будущем он не пойдет, а схемы и представления - очень ненадежное средство общения, их смысл можно повернуть в любую сторону.
   Курсатор косо взглянул на собеседника и... изумился: тот широко раскрытыми глазами смотрел на второй экран. Астон-Сен-Мили-Делэн обернулся вслед за его взглядом, а там отображалась принимающая энергию от Черной дыры малая звезда.
   Словно пучками волос она вся покрылась протуберанцами. По поверхности забегали ослепительно яркие пятна. Сама форма звезды пришла в движение. Она стала похожей на играющий на ветру мыльный пузырь, отчего возникало ощущение, что светило вот-вот лопнет.
   И, видимо, опасение, что звезда лопнет, действительно, охватило эссеннавта, поскольку в его взгляде засквозила тревога. А что еще могло в нем быть? Можете представить, что огромная звезда, которая питает вашу планету светом, вдруг лопнет?! О-г-р-о-м-н-а-я звезда!..
   Астон-Сен-Мили-Делэну, который наблюдал космические катастрофы и пострашнее, звезда, напоминающая мыльный пузырь, была лишь занятным зрелищем, а в древнего-предревнего человека, который, собственно, еще жил в эссеннавте, это нагоняло безотчетный животный страх.
   Значит, многое что еще рано передавать эссеннавту. А что-то и вообще никогда нельзя будет делать...
  
   ...И долго-долго в тот вечер они молча сидели, наблюдая завораживающе живописнейшее астрономическое зрелище...
  

Миссия

  
   Вокруг темного небольшого шарика некогда умершей звезды крутился на отдаленной, слегка сплюснутой орбите другой - во много раз меньший. Впрочем, оба шарика небольшими можно было назвать лишь условно. Первый был когда-то полноценным небесным светилом, второй планетой. Первый когда-то назывался Солнцем, второй - Землей. Когда-то они были каждый по-своему активны, сейчас же оба - одинаково холодны и безжизненны.
   Иногда люди посещали Землю. Их встречали только холодные камни, освещаемые лишь звездным небом да широким туманным галактическим поясом на нем. Здесь не было атмосферы, не было воды, не было обширной некогда почвы. Иногда в остовах некоторых глыб угадывались некие подобия искусственных строений. Впрочем, не исключено, что именно они это и были. Но никого, кроме узких специалистов, они уже не интересовали.
   Почти все посетители старались попасть на единственную станцию бывшей планеты. Она находилась среди скал под дымчатым защитным куполом. Порой меж расщелин виднелся пробивающийся наружу огонек, но никто никогда не видел там движения. И если бы не купол и не огонек, сложно было бы понять, что это станция и что там кто-то обитает.
   Доступ вовнутрь купола был закрыт. Любопытные посетители кружили вокруг него, тщетно пытаясь что-либо рассмотреть в складках скальных глыб, и удалялись, оставляя тающие в пространстве хвосты своих измитис.
   Но иногда, после того как вокруг станции всё успокаивалось, на поверхность из расщелин выходил человек - настоящий человек - в своем праисторическом биологическом теле. Защищенный невидимым облачком он пускался в прогулку по окрестностям. Спустя час он возвращался к куполу станции и исчезал среди камней.
   Работником станции, одиноко проживающим на ней уже несколько десятков лет и никогда не использующим для своих передвижений измитисы, был эссеннавт Карэн. Бывший когда-то эссеннавт...
   Астон-Сен-Мили-Делэн, прибыв на Землю и добравшись до станции, запросил разрешение на посещение. Ему пришлось пояснить, что его визит не является туристическим, и только после этого он был пропущен под купол. Еще некоторое время ушло на комплектование биологическим телом, что было обязательным условием, которое выставлял смотритель станции. Пройдя ряд процедур, Астон-Сен-Мили-Делэн обрел вид немолодого, седовласого, но крепкого человека, в строгом с иголочки, белоснежном костюме.
   Целью его командировки на Землю была почетная, но и очень непростая задача. Высшим Научным Советом совместно с Советом Сообщества было решение возобновить сентическую связь с эссентами, заглянувшими на второй вселенский уровень. После долгих многоступенчатых моделирований было установлено, что человек, подключившийся к эссентам, может продолжить наблюдение за новым уровнем и более того, через субъекта, в тело которого оказалась "вшита" наша метавселенная, даже передавать туда информацию о нас самих и, быть может, даже воздействовать на тот мир.
   Решение было очень дерзким и амбициозным и несмотря на то, что временная шкала второго уровня невероятно растянута по сравнению с нашим, новая Миссия была сочтена особо важной и необходимой. Человечество тем самым обозначало себя на следующей ступени материального мира.
   После тщательного рассмотрения кандидатур для Миссии Высший Научный Совет остановился на одном человеке...
  
   Отшельник встретил Астон-Сен-Мили-Делэна, сидя в одном из кабинетов за неким подобием рабочего стола. На крышке стола не было встроенной панели управления, отчего он смотрелся очень непривычно. Стоял стол также необычно - на четырех длинных ножках.
   Астон-Сен-Мили-Делэн сел на приготовленное ему кресло и оглянулся на стены. На них было псевдодинамическое изображение волнующейся растительности, когда-то бурно наполнявшей Землю. Потолок светился непривычной голубизной. Местами его покрывали мутные белесые пятна, похожие на облака.
   Карэн выжидающе смотрел на курсатора.
   - Это вам напоминает Землю? - спросил, кивнув на стены, Астон-Сен-Мили-Делэн.
   - Нет, - сухо ответил Карэн.
   - Тогда почему...
   - Потому что нравится... - не дал договорить Карэн.
   Астон-Сен-Мили-Делэн смутился.
   - А мне подумалось... - продолжил было он.
   - Даже близко не похоже, - вновь перебил его Карэн.
   Курсатор сконфуженно замолчал.
   - Ну зачем вы так? - наконец проговорил он. - Не мы же виноваты в том, что Солнце погасло.
   - Извините...
   Собеседники еще некоторое время просидели молча.
   - Вы здесь, - прервал паузу Астон-Сен-Мили-Делэн, - уже тридцать два года. Прячетесь от посетителей. Неужели не гнетет одиночество?
   - Однажды я провел в одиночестве целую вечность...
   - Да. Простите. Но вам были принесены извинения за то, что вас не будили так долго.
   - Напрасно! Не за что было извиняться. Главное - было сделано большое открытие...
   - Да-да! Все человечество преклоняется перед вашим мужеством...
   - Знаю, читал, видел, слышал...
   И снова в комнате повисла тяжелая пауза.
   - Мы готовим, - наконец заговорил Астон-Сен-Мили-Делэн, - новый сентический полет с человеком.
   Карэн удивленно поднял взгляд.
   - Пилота подключат, - продолжил курсатор, - к вашим прежним эссентам... но уже по новой технологии. Перейду сразу к сути...
   Астон-Сен-Мили-Делэн вдруг покраснел. Нет, всё-таки тело - слишком большая обуза для него. Он даже предположить не мог, как сложно в нем управляться с эмоциями. Адреналин, реальный адреналин, а не его генетическая память, сильно путал мысли. В голову лезли штампы научных отчетов и не поймешь-каких докладов. Будь он в измитисах, его речь была бы яснее и глаже...
   - ...Эту Миссию хотят поручить вам...
   - Нет! - резко прервал его Карэн.
   Астон-Сен-Мили-Делэн опешил. И не только от категоричного отказа. Вот уж чего он никак не ожидал, так это обильно выступившего пота в подмышках.
   - Продолжить полет, - сухо продолжил Карэн, - должен человек с секстиллионлетним багажом знаний. Меня совать в эссентисс неразумно.
   Некоторое время курсатор был занят собой, он прислушивался к телу и пытался определить, где, в каких местах у него еще выступила испарина. Ужасно неловкое состояние.
   - А вот представьте себе, - вдруг смягчил тон Карэн, - мои эссенты продолжат разлетаться. Они будут лететь дальше и продолжать множиться цепным образом. Их сфера будет все расширяться и расширяться...
   - ...И когда-нибудь, - Карэн поднял глаза к потолку, - они разлетятся настолько далеко, что и тот, второй мир превратится для них в точно такую же темную материю, как и наш.
   Астон-Сен-Мили-Делэн удивленно посмотрел на него.
   - И это станет шагом, - сказал эссеннавт, - на следующую, третью ступень.
   Курсатор неровно усмехнулся.
   - Ну т-так далеко, - сказал он, - никто из нас еще не з-загадывал. Наши задачи поп-п-проще.
   Карэн будто не услышал его.
   - Если для получения первых сигналов мира второго уровня, - проговорил он, - понадобились секстиллионы лет, то невозможно даже представить, сколько лет должно уйти для восприятия следующего уровня! Все нули не разместятся даже на земном шаре...
   - И все-таки х-хотят в-вид-деть вас... - после недолгой паузы кое-как выговорил курсатор.
   Карэн продолжительно посмотрел на гостя.
   - Не могу, - ответил он.
   - П-почему?
   - Я - неандерталец... Я сбежал в лес после нескольких дней в вашей цивилизации. Здесь, на каменной Земле мне привычнее.
   - Вас тянет к Земле? - спросил Астон-Сен-Мили-Делэн.
   Надо же! Даже вопросы дурацкие лезут в голову! Какие еще сюрпризы выкинет анатомия?
   - Здесь я сам свой. Знаете, легче быть в равновесии, когда ходишь по земному грунту. Даже когда оступаешься на острых камнях и больно падаешь...
   Астон-Сен-Мили-Делэн изумленно посмотрел на собеседника.
   Он наконец начал приходить в себя.
   - Мы всё это время с-следили за вашим пребыванием здесь...
   - Знаю... - с безразличием ответил Карэн.
   - Нет, не подумайте, следили не как за по-... подопыт...
   Астон-Сен-Мили-Делэн замялся, подбирая слова. У Карэна приподнялась бровь.
   Вот он сюрприз! Еще и нужные слова сразу на ум не приходят. Как люди жили в таких телах?
   - И все-таки, - прервал неловкую заминку Карэн, - Зачем вам там неандерталец?.. Там, в новом эссентиссе.
   - Понимаете... - опять помялся Астон-Сен-Мили-Делэн. - Нет!.. Не так... Скажу прямо... На том, втором уровне наш метагала-... метагалакси-... метагалактический мир, вся наша часть вселенной оказались крохотным атомом в теле не просто ребенка, но человека родившегося в...
   - Это я уже знаю...
   - Но вы еще не знаете, что... как бы точнее сказать... во времена... нет, не так... Если перевести их время в наше летоисчисление... то их ребенок родился как бы в аналоге нашего девятнадцатого века... вот в таком как бы аналоге нашей пра-пра-праистории.
   Карэн удивленно посмотрел на Астон-Сен-Мили-Делэна.
   - Да-да! По ментальности он как бы почти ровесник вам по эпохе рождения.
   Карэн продолжал пристально смотреть на собеседника.
   - Понимаете, мы предполагаем, что наш п-посланец будет жить в том теле, наблюдать, изучать, расти вместе с тем ребенком...
   Неотрывный взгляд эссеннавта не давал сосредоточиться.
   - П-понимаете, - продолжил курсатор, - человек нашего времени не смог бы пр-... приспособиться к той жизни...
   - А мне проще?
   Астон-Сен-Мили-Делэн пожал плечами, при этом неопределенно кивнув, и опять вспотел.
   Карэн опустил взгляд и некоторое время просидел молча.
   - Ну да, - наконец проговорил он. - Если там всего лишь девятнадцатый век, то я вживусь легче... Хотя на тройку веков и позже рожден по аналогу, как выговорите, нашего летоисчисления. Но все-таки не на секстиллионы...
   - Но эти секстиллионы для вас не прошли бесследно.
   Все-таки Астон-Сен-Мили-Делэн не напрасно дослужился до звания курсатора. Борьба за самообладание постепенно начала давать свои плоды. Он постепенно все увереннее и тверже приходил в равновесие.
   - Ребенок будет расти, - говорил он, - подниматься на ноги, жить... И иногда во снах ему будет приходить как бы п-память, не его как бы память... как бы память о другой - вашей жизни... здешней. Это будет ваша память... и ваши з-знания... И с вашей памятью его по жизни будут сопровождать озарения - так будут проявлять себя ваши знания... Наконец, дежавю...
   - Озарения? Хм. То есть, озарения будут чужой памятью, а сам человек не будет творить?
   - Нет, конечно, мозг, неспособный творить, не будет чуток ни к каким озарениям, мы будем лишь дополнять его работу. Ну как в ваши времена возможности мозга расширял компу-... компьютер...
   - Хм. И долго это продлится?
   - Что?
   - Моя работа там?
   - Я бы назвал это не работой... Это М-миссия... Для вас там она продлится, пока будет жить тот человек, носящий вас в своем теле, а для нас здесь - это будет... ну считайте, что почти вечность... намного дольше, чем секстиллионы лет.
   - В смысле?
   - Дело в том, что время на следующем уровне длится гораздо и гораздо медленнее. Те гигантские вселенские передвижения галактик в миллиарды и триллионы лет, которые мы у себя наблюдаем, для них - лишь доли секунды. Там было произнесено одно слово, а у нас оно тянулось квинтиллионы л...
   - М-да... То есть сюда... даже в ваш... нынешний мир... я не вернусь...
  
   Эссеннавт долго-долго просидел в молчании, затем резко поднялся, подошел к волнующемуся на стене изображению и протянул к нему руки.
   Астон-Сен-Мили-Делэн перевел вслед за ним взгляд и, увидев, как тот погладил подрагивающими пальцами листву, неожиданно вздрогнул сам.
   - А Земля... - словно спохватившись проговорил он.
   - Понимаете, - быстро заговорил Астон-Сен-Мили-Делэн, - мы ведь тоже все земляне, в смысле генетического происхождения... но об этом многие напрочь забыли.
   - Ни у кого из нас, - курсатор торопливо заглядывал Карэну в глаза, - не осталось ни малейшего чувства ностальгии по Земле. Ведь Солнце погасло еще в доисторические времена...
   Карэн нахмурился.
   - Да, - продолжил Астон-Сен-Мили-Делэн. - Это факт. Все даже думать перестали об этой планете. И тут вы...
   Курсатор сильно разволновался. Карэн перевел на него удивленный взгляд.
   - С такой тоской п-... по ней... - упавшим тоном проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн.
   Карэн резко повернулся и отошел к дверному проему.
   Конечно, Астон-Сен-Мили-Делэн сказал не всё. Из орбитального центра наблюдали за прогулками Карэна по мертвой Земле. И видели, как всякий раз, бесцельно бродя по окрестностям, он вдруг останавливался, опускался сначала на колени, а затем ложился на землю и, раскинув руки, обхватывал ими камни.
   Поначалу у всех наблюдавших за Карэном это вызывало удивление.
   "Почему, - спросил однажды один из коллег Астон-Сен-Мили-Делэна, - он не разошьется на измитисы? Он ведь явно обнимает землю. Посмотрите! Что мешает ему слиться с планетой единым телом?"
   Астон-Сен-Мили-Делэн тогда смотрел на лежащего на земле эссеннавта и тоже пытался его понять. Ведь этот человек одним из первых познал мир с помощью эссентов, научился овладевать телом любого астероида, любой планеты и даже целой планетной системы, и почему он не прибегает к этому вновь? Почему он прижимается к планете грудью?..
   - Там в глубинах земной тверди, - вдруг проговорил Карэн. Он словно каким-то запредельным чутьем понял, о чем думает Астон-Сен-Мили-Делэн, - мириады мириад миров...
   А курсатору вспомнилось, как он сам говорил Карэну о мириадах миров, из которых состоит мир наших элементарных частиц, о нижнем уровне строения вселенной, о мириадах протогалактик, которые носит в себе каждый человек...
   Неожиданно раздумья Астон-Сен-Мили-Делэна прервал странный шум. Курсатор растерянно оглянулся по сторонам. Шум напоминал мягкую дробь, будто откуда-то посыпалась масса упругих шариков.
   - Что это? - спросил Астон-Сен-Мили-Делэн, покрутив головой. Жутко непривычно было смотреть по сторонам в отсутствии обзорного зрения. - Да, приходилось крутить головой.
   - Так стучал земной дождь... - ответил Карэн. - Разве вы не слышали?
   - Не правда ли, - проговорил отшельник, - красиво звучит!
   Курсатор недоуменно поднял глаза на потолок.
   - Вслушайтесь... - тихо произнес Карэн.
   Некоторое время курсатор пробыл в напряжении, пытаясь хоть что-нибудь уловить в звучащем хаосе. Но он не слышал никакой мелодии, не слышал каких-то особенных по красоте переливов, каких-либо нот вообще - хотя бы самых слабых. Была лишь невыразительная шумовая дробь...
   Карэн продолжал стоять к нему спиной.
   - Меня очень-очень долго, - проговорил Карэн, - здесь не было.
   - Меня не было здесь, - повторил он, и его голос дрогнул, - когда Земля умирала. Я не находился в эти годы рядом с ней.
   Неожиданно Карэн ссутулился. Собеседники опять замолчали.
   - Карэн! - наконец проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн. - Не все смогли понять вас. Даже не так. Не буду лукавить. Никто не смог понять вас. Но мы увидели другое.
   Курсатор говорил сбивчиво. Очень трудно, невероятно трудно выражать словами... даже не просто словами, а даже мыслями то, что всего несколько минут назад виделось простым и ясным.
   - Если в землянине, - продолжал он, - так сильно проявляется тоска по умершей планете, значит это действительно очень важно. Значит, это не может быть не важным и для нас - ваших потомков.
   Астон-Сен-Мили-Делэн сконфуженно смотрел на своего далекого-предалекого предка. Да, будучи в реальном теле, он совершенно не контролировал его, не мог совладать ни с голосом, ни с жестами, ни с мимикой, ни даже с нейронами мозга. Он был сейчас очень похож на малого наивного ребенка.
   - Просто об этом, - говорил курсатор, - мы не догадываемся. Но это наша сущность... которую мы тоже должны помнить, точнее говоря, не терять... Вы напомнили нам об этом... о фундаменте... нашем...
   - Да расслабьтесь вы! - вдруг прервал его Карэн. Его уже притомил вид солидного человека с мимикой несмышленой малолетки. - Я ведь нарочно шум дождя включил...
   - Чтобы вы, - сказал он после выразительной паузы, - перешли, наконец, на нормальный язык.
   Астон-Сен-Мили-Делэн поперхнулся.
   - Карэн! - продолжил он после неопределенного молчания, - Совет принял решение и по Солнцу...
   Курсатор поднялся с кресла и выпрямился, словно собираясь зачитать важное правительственное заявление.
   - Мы решили активизировать его.
   Карэн вздрогнул.
   - Мы разогреем его... - проговорил Астон-Сен-Мили-Делэн. - Оно засветится.
   - Разве такое возможно? - не поворачиваясь, спросил Карэн.
   Астон-Сен-Мили-Делэн наконец усмехнулся - невольно усмехнулся. Сегодня такое не надо объяснять даже школьнику.
   - Вы же видели, - ответил курсатор, - как мы разогревали погасшую звезду от Черной дыры.
   - Я в другом смысле... Я не ожидал, что такое решение придет вам в голову.
   Курсатор опять поперхнулся и... сильно-сильно покраснел. Пот опять проступил по всему его телу.
   - Если честно, - заговорил он после очень и очень трудного молчания, - конечно, мы могли бы сделать это давно. И, ваша правда, просто никому такое не приходило в голову. И не пришло бы... если бы не вы...
   - Да, - продолжил курсатор, - оно будет светить, как и прежде. Здесь на Земле вновь поднимется температура, все оживет... Появятся океаны, потекут реки, задымят вулканы...
   - И вулканы? - спросил Карэн.
   Карэн что-то смахнул с глаз.
   - И вулканы! - тихо ответил гость.
   - А жизнь?
   - Возродится и жизнь...
   Карэн, не оглядываясь на Астон-Сен-Мили-Делэна, шагнул в дверной проем.
   - И еще одна новость... - крикнул вдогонку курсатор.
   Однако эссеннавт, похоже, уже ничего не слышал... Или не хотел слышать.
   Он не остановился и скрылся в коридоре.
  
   Астон-Сен-Мили-Делэн остался один. Он долго стоял, ожидая возвращения эссеннавта. Но тот так и не появился.
   - И еще одна новость, - тихо, как бы выдохнув в дверную пустоту, проговорил курсатор, -скоро здесь появится еще один работник...
  

Ниль

  
   ...Когда Астон-Сен-Мили-Делэн удалялся от планеты, он не смотрел назад. За его спиной быстро превращался в точку темный хоровод некогда солнечной системы, навстречу ему двигались знакомые еще с далекого детства созвездия. Казалось, что он давно-давно не видел их. Казалось, что он пробыл в гостях у эссеннавта целую вечность... И от вида знакомых созвездий у курсатора щемило в груди - он возвращался в свой мир...
   С каким-же неописуемым наслаждением, покидая станцию Карэна, Астон-Сен-Мили-Делэн освободился от биологического тела! Даже не просто наслаждением. С каким облегчением вздохнул при этом! Насколько же тесны биологические субстанции и как жутко ненадежны сердце, печень, почки, все эти кровеносные сосуды... А мозг!.. Это что-то просто невыносимое - мало того, что он не подключен к вселенской библиотеке и вычислительной системе, так ведь еще и безобразно работает со своей собственной памятью. Сколько раз приходилось курсатору напрягать ее, до пота в подмышках напрягать, чтобы где-то в ее нейронах выискать нужные слова! И как при этом напрягалось сердце, надувались вены... Как же невероятно трудно жить в биологическом теле...
   Астон-Сен-Мили-Делэну вспомнился Карэн, как он гладил зеленые листочки. В первый миг тогда у курсатора возник вопрос "Зачем?", но затем что-то в нем щелкнуло, и смутное чувство вины перед эссеннавтом слабо зажглось в груди курсатора. Он вдруг подумал, что слишком жестоко с человеком из далекого прошлого они поступают.
   Ведь когда-то порядковый номер Третий уже перегорел в похожей ситуации. Его первая полетная одиссея привела к тому, что он убежал от всего мира и закрылся на необитаемом острове. Убежал тогда... замкнулся и сейчас... Тридцать с лишним лет провел в новом одиночестве... И вот Астон-Сен-Мили-Делэн опять увидел его спину, удаляющуюся в темном проеме коридора...
   Астон-Сен-Мили-Делэн изучал его личную историю. Он раскопал записи о сильном чувстве вины эссеннавта перед его матерью. Тогда, вырвавшись на своих эссентах в далекий космос, он бросил ее, забыл. Забыл! И это стоило ему самого себя, это привело его к личностной катастрофе. Все это осталось в отчетах тогдашних медиков.
   И почему же это забылось сегодня - при самой совершенной нейротехнике?..
   Когда эссеннавт гладил зеленые листочки, Астон-Сен-Мили-Делэну почудилось, что тот глубоко-глубоко в душе произносит какое-то слово. "Мама"... - что шепнуло в ту минуту курсатору.
   Это и осадило тогда курсатора... Просто перевернуло. Он понял, что уговорить Карэна на новый полет будет невозможно. Даже нет! Не в том дело, что невозможно... Нельзя было этого делать!..
   Секстиллионы лет эссеннавт провел в эссентиссе, оторванный от всего мира... от мамы, которую неосознанно ощущал, как главную жизненную сваю, как суть самого себя. От Земли... А теперь ему предлагают новое путешествие, которое вырвет его из всего до самого конца его... почти бесконечной жизни...
   Поселившись на новом уровне, он ведь не просто оставит свой мир, но и навсегда покинет свое мироздание, навсегда оторвется от корней. Он оставит и девушку Ниль, которая, как бы он не бежал от нее, все равно прочно поселилась в его душе. Он так и не познает радость сплетения с нею - с девушкой, которая неминуемо движется к нему, и о чем он даже... не подозревает.
   Когда на Совете решался вопрос об оживлении Солнца, Астон-Сен-Мили-Делэн настоял на том, чтобы этим занялась Ниль-Мин-Сфеда... Это и был тот самый новый работник на станции, о котором Астон-Сен-Мили-Делэн хотел, но не успел сказать Карэну.
   После памятного разговора у Черной дыры Карэн неожиданно замкнулся, улетел сюда, и как понял курсатор, сделал это, чтобы задавить в себе ноющую боль - неразрешимую боль по девушке Ниль.
   Эссеннавт отдалился от всего и отказался от измитис. Именно он настоял на жестком правиле для посетителей земной станции, запрещающем появление на ее территории без биологического тела.
   А от третьих лиц курсатор узнал и другое... - Ниль-Мин-Сфеда погрузилась в депрессию... Она тоже замкнулась и сократила все свои возможные общения...
   Жестоко, очень жестоко поступили с Карэном. Никому даже в голову не пришло подумать о самом эссеннавте, о том, чем может стать новая поездка для него, когда он уйдет в вечный сон в эссентиссе...
  
   Астон-Сен-Мили-Делэн смотрел на несущиеся навстречу созвездия и вспоминал зеленые листочки, лежащие на ладони.
   Нет!.. Нет, конечно!.. Посылать в новый полет нужно кого-то другого... Пусть у них с Ниль хоть что-нибудь получится, пусть сложится новая жизнь... Он заслужил этого...
  
   В гамма-капсуле звучал прихваченный с Земли необычный звук. Это слышалась старая-престарая запись... - шум земного дождя... Он будто стучал по обшивке несущейся почти со скоростью света капсуле. Курсатор постепенно погружался в него, напитываясь капля за каплей его завораживающей тихой дробью... И уже невидящим взглядом смотрел на пролетающие мимо звезды.
   А ведь кроме Карэна послать в этот полет и некого. Сегодняшний человек не сможет приспособиться к девятнадцатому веку. Астон-Сен-Мили-Делэн вспомнил, как только что сам, оказавшись в человеческом теле, не мог совладать с ним, как, оказавшись без измитис, не мог даже уверенно вести беседу. Разговаривать словами оказалось чрезвычайно трудно. Попади он в каменный век, он бы умер только лишь оттого, что не сумел бы совладать с собственными руками.
   И надо ли вообще кого-то посылать в ту жизнь? - Неожиданные мысли пришли в голову Астон-Сен-Мили-Делэну.
   Прав ли Высший Научный Совет? Надо ли вырывать кого-то из нашего мира, навеки закладывать его в эссентисс, чтобы где-то там, на следующем уровне он зажил жизнью человека из пра-праистории? Не оставаться ли каждому в своем мире? Ведь и здесь очень много сфер, куда надо прикладывать силы.
   Большая-пребольшая жизнь, казалось, пролетала сейчас в воображении Астон-Сен-Мили-Делэна вместе с движущимися на него звездами. Огромный вселенский мир освоен людьми. Он невообразимо богат и разнообразен... и далеко не изучен...
   Курсатор отвлекся от экрана. Ему сейчас предстоит далекий перелет, несущая его гамма-капсула преодолеет расстояние в миллион световых лет, и он подключится к новым делам, к новым освоениям. И далеко позади останется загорающееся Солнце, маленькая оживающая Земля и... эссеннавт... порядковый номер Третий...
   И пусть там и остается...
  
   Однако... - в Астон-Сен-Мили-Делэне снова заговорил прежний Астон-Сен-Мили-Делэн. - Надо!.. Все же надо!
   Все же надо проникать... надо внедряться! Если открывается возможность, надо нести накопившийся человеческий разум и опыт повсюду - даже в древний-предревний девятнадцатый век второго уровня. Рожденный в те времена человек будет обогащаться не просто знаниями, но и особой человечностью, выработанной колоссальной историей людского сообщества. Будут не только продвигаться наука и технологии той эпохи, но и меняться отношения людей к миру, друг другу и к самим себе. Житель того мира будет возноситься и заряжаться устремлением к далекому для него будущему - лучшему будущему... которое уже достигнуто людьми здесь... в этом мире...
   Надо, обязательно надо!.. Только лишь решить наитруднейший вопрос: кому?..
  
   Неожиданно монотонный хаотичный шум дождя слегка раздвинули мелодичные нотки. Астон-Сен-Мили-Делэн, встряхнувшись, очнулся от раздумий и обратился к монитору.
   Это было догоняющее его послание. С Земли летел гамма-пучок какого-то сообщения.
   Курсатор напрягся. Это Карэн. Он что-то писал ему...
   Прочитав послание, Астон-Сен-Мили-Делэн остолбенел... Не сводя глаз с послания, курсатор надолго застыл в неподвижности.
   Молния Карэна догоняла его, догоняла курсатора, стремительно летящего к далеким звездам, догоняла трудными, нелегко выношенными словами:
   "Я готов"...
  
   "А Ниль? - прозвучало в голове Астон-Сен-Мили-Делэна. - Неужели разминулись?"
  
   Не разминулись.
   Нет, не разминулись... Но увы...
   Да простит меня читатель, но эта сюжетная линия грустно, очень грустно закончилась. Я сам рыдал, плакал вместе с героями, когда стало просматриваться, в какую концовку складываются пазлы моего повествования...
   Встретились Карэн и девушка Ниль?.. Да, встретились... Не разминулись... Но в очень и очень печальную сцену обернулась их встреча...
  
   ...Незадолго до выхода на очередную прогулку Карэну вдруг пришел запрос на посещение станции. Неизвестный сообщал о себе, что он командирован для работы с Солнцем.
   Карэн отбил пропуск, напомнив о правиле станции - посещать ее только в биологическом теле, и приготовился ждать в кабинете. Однако что-то подтолкнуло его выйти навстречу гостю.
   Еще издалека увидев приезжего, он обомлел... Это была приезжая...
   Под неяркими огнями станции почти у стенки купола стояла в плотном облегающем комбинезоне девушка.
   Внутри все оборвалось.
   Ниль!
   Девушка стояла, не двигаясь, и смотрела на него детскими открыто-доверчивыми глазами.
   О, господи! Какие там измитисы?! Без них на лицах всех жителей секстиллионлетия можно было прочесть все. Даже не надо было заглядывать в их память! Простой, открытый взгляд девушки говорил всё... всё... всё... и даже гораздо больше, чем всё!..
   У людей далеких эпох полностью утратилась способность прятать мысли и чувства... Потерялась где-то в веках... Утратилась за ненадобностью...
   И...
   Сколько лет Карэн невыносимо болел этой девушкой! Сколько лет!.. И за эти много-много лет он... перегорел... Огонь в груди превратился в плотный комок выгоревшего угля. Ниль-Мин-Сфеда смотрела на Карэна, а в нем начал больно жечь твердый кусочек. Он больно, очень больно уплотнялся, сковывая мышцы и... душу Карэна.
   Эссеннавт смотрел на девушку и понимал, что не сможет к ней подойти.
   Да, вот она - живая, желанная, близкая. Ее можно касаться, ее можно ласкать, к ней можно прижаться. Но... душу прочно занимала другая - туманная, зыбкая, ускользающая... Она заполонила его душу. Её... далёкую-предалёкую... он продолжал любить... Лаская эту девушку, он думал бы об иной, туманной и невидимой...
   В груди поднималась боль - прессующая волю боль...
   Не сможет он изменять той... далекой... Ниль из далекого-далекого мира. Он не сможет подойти к этой девушке...
   Карэн-Карэн... Из грустных глаз девушки Ниль, прекрасной, солнечной, ангельской, но такой далекой Ниль обильно текли слезы...
   Ниль... Чудесная и печальная Ниль... Девушка с изумительными большими ресницами... Отчего же так грустно и больно тебе? Ведь не было у посланца далекого-далекого прошлого чудодейственных проникающих измитис, не было вливающихся в душу горячих лучей. Что заставило литься твоим слёзам? Настоящим горьким слезам... Ниль-Мин-Сфеда... - Просто глаза далекого человека?.. Просто его голос?.. Просто живой человеческий взгляд? Или просто утерянная и забытая плоть - теплая человеческая, ощущаемая, не размытая в широких миражах и просторах?..
   Сделай девушка сама первый шаг навстречу... Сделай шаг из своего прекрасного Далёко...
  

Эпилог. Солнце

  
   Девушка из далекого-предалекого секстиллионлетия и посланец столь же далекого-предалекого двадцать второго столетия недвижно стояли друг против друга - далеко-далеко друг от друга...
   А за горизонтом...
   ...А за горизонтом начало волноваться еще не взошедшее Солнце. Нагревающийся черный шар приходил в движение.
   Он начал медленно... сначала медленно... а затем все быстрее и быстрее менять форму... И вскоре стал похож на играющий на ветру мыльный пузырь. Скоро, очень скоро обволакивающая его черная корка лопнет, и Солнце - огромное Солнце, гигантское Солнце - вспыхнет.
   И вместе с первыми лучами его ослепительного нового света в далекий космос полетит, догоняя удаляющегося Астон-Сен-Мили-Делэна, тяжелое... и очень трудное послание...
   "Я готов..."
  
   Эссеннавт. Порядковый номер Третий.
  
   Измитисы - (только мн.) эфирный экстракт живого существа, аналог души (авт.)
   Курсатор - научное звание (авт.)
   Эссеннавт, эссент, эссентисс, сентический - см. "Эссеннавт. Часть 1" (авт.)
   Секстиллион = 1000.000.000.000.000.000.000
   Виртуальный - условный, кажущийся, либо существующий только при особых условиях
   Линзирование - астрономический эффект, суть которого в том, что всякое массивное астрономическое тело искривляет проходящие мимо лучи света, подобно линзе.
   Гносеологический - связанный с особенностями и возможностями познавательной деятельности
   Когнитивный - строящийся на особенностях мышления и познания, сформированных на индивидуальном или общественно обособленном становлении и опыте
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"