Эс Сергей : другие произведения.

Эссеннавт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...даже создав корабли, добирающиеся до Нептуна, человек не сразу смог вырваться за пределы защитного слоя Земли. Слишком жесток оказался космос. Но нет худа без добра - надолго задержавшись под толстым слоем атмосферы, человек нашел другой способ вживую увидеть космос. Он сотворил эссентисс и с помощью его датчиков-эссентов вынес за пределы Земли свои органы чувств. Финалист конкурса журнала "Сибирские огни"

Порядковый номер Пятый

  
   В кабинете Главврача, кроме самого хозяина, сидели еще двое медиков и Главный конструктор проекта.
   - Значит, еще раз фиксируем, - хмуро проговорил Главный конструктор, - Радован...
   Он запнулся и, скользнув взглядом по медикам, поправился:
   - ...Пятый... недвижен... потому что пепел в его нейронах блокирует их?
   - Да, - сухо ответил Главврач.
   - Но в этом пепле хранится его память?
   - Да.
   - Сейчас он лежит и вспоминает?
   - Да.
   - Но ни одной мышцей двинуть не может?
   - Да.
   - Его организм полноценно заработает, если мы вычистим пепел?
   - Да.
   - Но при этом вычистится и его память?
   - Да.
   - То есть мы получим в теле взрослого человека новорожденного ребенка?
   - ...
   - Но если не тронем пепел, он останется недвижим?
   - Да... И все, что у него останется, - это воспоминания.
   - Скоро, - проговорил один из медиков, - он перестанет нас слышать и видеть. И будет жить лишь тем, что помнит.
   - Снова... снова... и снова... - тяжело заключил Главврач. - И только этим... Его миром будет лишь прожитая им жизнь...
   В комнате повисло тягостное молчание. Каждый сидел, уткнувшись взглядом в стол. Люди боялись смотреть друг на друга.
  

(Герои повести)

   - Радован! - сухой незнакомый голос выдернул из небытия.
   Перед глазами открылся белый потолок.
   Но почему потолок? Где крышка эссентисса?
   - Радован! Вы в реанимации.
   В реанимации?!...
   В памяти всплыли ослепительные жгуты...
   ...И поры... ярко-золотистой плазмы... солнечной плазмы... Жгуты изрыгались из них точь-в-точь как струи из сопел стартующей ракеты.
   Солнце!... Вспомнилось Солнце... Огненные потоки стремительно уносились в вышину, закручиваясь там гигантскими протуберанцами и неодолимой силой уволакивая за собой малые зонды - эссенты...
   С-о-л-н-ц-е!...
   Да, это было оно. Везде - внизу, вверху, в невообразимой вышине...
   Эссенты какое-то время кувыркались, но постепенно начинали выравнивать горизонт. Однако... надолго их не хватало... Жгуты оказались горячее расчётного. Намного горячее...
   В те минуты Радован рефлекторно кинулся их спасать. Он не раз бывал вблизи Солнца и все проходило без осложнений, но теперь, выравнивая эссенты, он непроизвольно нарушил главное правило...
   А дальше была запредельная боль от ожогов.
  

(Радован, порядковый номер Пятый)

   ...Но ведь горел не он... Горели эссенты...

Воспоминания

  
   - Пятый! Вы нас слышите?... Вспомните о чем-нибудь...
   Вспомнить?...
   ...О чем?...
  
   ...Вот Радован сидит за пустым столом... Сидит и приторможенно смотрит на жену. Даже не смотрит, а устало глядит на нее боковым зрением. Она расспрашивает его, крутясь у кухонной плиты.
   - Где ты был сегодня? На Плутоне?
   - Почти! На Хароне.
   - Расскажи о Хароне.
   - Это спутник Плутона. Там холодно...
   Женщина могла бы сидеть и не ничего делать - на дворе макушка двадцать второго века и кухонная техника готовит превосходные блюда. Однако Алина всерьез сосредоточена на варке, и при этом, как всякая женщина, успевает непрерывно сыпать вопросами.
   - Да брось! Ни за что не поверю...
   Холодно... там жутко холодно...

***

  
   Вспомнить... что-то еще?...
   ...Вот пробуждение после рабочей вахты...
   Когда-то Радован очень не любил его.
   Нет, не то что не любил, но испытывал в такие секунды большую досаду...
   ...Из головы быстро выветривался мелодичный, чуть посвистывающий звук, бледнели фееричные переливы далеких туманностей, подергивались дымкой лучистые крупинки звезд, и взору открывалась... упирающаяся почти в нос прозрачная крышка эссентисса. Радован просыпался. Стоящий по ту сторону крышки оператор открывал ее и помогал подняться.
   Всё! Фэнтези-сновидение прерывалось. Затихало его слабое посвистывание. Однако... сновидением это не было. И хотя он погружался в сон, но это был сэнтический сон, и, погружаясь в него, Радован реально покидал капсулу.
   Ему по-настоящему открывались горящие звезды и он реально видел оставшийся позади голубой шарик Земли! Ощущал самое настоящее, сосущее поддубливание космоса...
  
   И снова кухня, и где-то рядом Алина.
   - Где ты был сегодня?
   - У Солнца.
   - Неужели рядом?
   - Да, почти. Кружил на комете.
   - Расскажи о Солнце.
   - Там жарко...
   - Да, ладно тебе! Это совсем не оригинально...
   Но там, действительно, очень жарко... - так жарко, что в это, действительно, сложно поверить...
   Но, ему, Радовану, труднее поверить в другое, - он обвел взглядом стены... пустой кухни...
   ...В то, что нет никакой жены перед плитой...
   Это тоже вспоминать?...
  

(Алина)

  
   ...То, что никакой Алины не существует... в принципе...

***

  
   ...Это был абсолютно реальный полет, Радован ощущал самое настоящее, сосущее поддубливание космоса... И когда полет заканчивался, когда поднималась прозрачная крышка, эссеннавт непроизвольно бросал взгляд на свои руки. Некоторое время они продолжали ощущать легкое покалывание.
   Нет, никакого покалывания не было - так проявляли себя остаточные ощущения, вроде задержавшихся сновидений. Далекий, находящийся где-то на задворках Солнечной системы эссент - малый межпланетный зонд - ловил игольчатыми антеннами космические лучи, а связанный с ним во время "сна" мозг Радована осязал таким образом космос.
  
   - ...Где ты был сегодня?
   - Везде...
   - Ты что - бог вездесущий?
   Невидимая Алина с мягкой насмешкой смотрит откуда-то из полубытия...
   - Нет, я - Монстр.
   - Неумно...
   "Ну, почти Монстр", - беззвучно ответил пустым стенам Радован.
   Почти Монстр... Но скоро может стать самым настоящим...
  

(Монстр)

  
   Но пока он еще не Монстр... пока он еще эссеннавт...
  

Эссенты

  
   Как-то руководитель проекта сказал Радовану: "Тебе здорово повезло! Не каждому выпадает такая удача".
   Да, повезло. Люди давно мечтали о космических перелетах, о путешествиях на другие планеты. Однако, даже создав корабли, добирающиеся до Нептуна, человек не сразу смог вырваться за пределы защитного слоя Земли. Слишком жесток оказался космос. Но нет худа без добра - надолго задержавшись под толстым слоем атмосферы, человек нашел другой способ вживую увидеть космос. Он сотворил эссентисс и с помощью его датчиков-эссентов вынес за пределы Земли свои органы чувств.
  
   - А на Землю ты оглядывался?
   Алина о чем-то спросила? Кажется, о Земле... Да, о Земле... Зем...
   - Почему ты молчишь?
   - А?... Да, о Земле... Я о ней постоянно думал.
   Радован машинально обвел взглядом пустую кухню и опустил глаза. Алина виделась только непроизвольным боковым зрением. Под прямым взглядом она исчезала...
   Испарялась, утягиваясь в небытие.
   Исчезала сама, исчезал и ее голос.
   Кто она Алина? - Плод его воображения?...
   Нет... это было бы самое простое объяснение... И самое неверное...
   Да, когда-то всё начиналось с воображения...
   Радован мечтал о подруге, о женщине, которая разделяла бы его долгие, тягучие вечера аскета. В особо трудные минуты такие мечты набегали само собой. В жизни начинающего эссеннавта без общения с кем-нибудь бывало очень тяжело. Очень и очень тяжело... Он приходил домой и непроизвольно задерживался у порога - в глухом ожидании... Что кто-нибудь выйдет к нему навстречу...
   Потом спутница жизни стала приходить к нему во снах... Поначалу лишь иногда, а потом каждую ночь. После таких снов он нередко продолжал беседовать с воображаемой женщиной наяву, а потом... просто беседовал. И, наконец, она - та самая, о которой он думал и думал, - стала появляться рядом, опережая его желание увидеть ее... И он стал ее слышать...
   - Не увиливай! Я спрашиваю: "Оглядывался?"
   - Оглядывался?... Ну-да... конечно... Краешком...
   Однако, если честно, в такие часы о Земле вообще забывается.
   В такие часы он целиком уходил в эссенты.
   Малые шипастые датчики были заточены на разные задачи. Они посещали планеты, прилипали к кометам, верхом пролетали на них в самой близости Солнца, слушали завывание космического реликта. И все это время Радован лежал в забытьи в эссентиссе, управляя ими с Земли. Эссенты были его дополнительными глазами, ушами и всеми остальными органами чувств - в том числе и такими, какими человек в принципе не мог бы обладать. С их помощью Радован вживую видел - да-да, реально видел!!! - мощные жгуты магнитных бурь, наблюдал калейдоскопические фейерверки солнечного ветра, ощущал урывчатые дуновения сверхдальних невидимых звезд. Ощущал!!!
  

(Эссенты, эссентисс, сентический... -

от праязычного "сен": ощущать)

  
   В такие часы о Земле вообще забывается. Когда оказываешься растянутым по всей солнечной системе, очень хочется насыщаться новыми впечатлениями. Безостановочно двигать шипастые приборы по межпланетному пространству, как ребенок во все глаза наблюдать за самыми разными диковинными явлениями, бросаться в погоню за какой-нибудь смутной прыгающей тенью, за хвостатым маревом Венеры или моргающим серебристым астероидом, подхватывать в широкие паруса солнечный ветер, вслушиваться в дребезжащий свист далеких галактик.
   Именно как ребенок... Странное ощущение охватывало в эти минуты Радована - он действительно погружался в детство. Всплывали давние, совсем забытые воспоминания.
   Далекие карликовые галактики пробуждали в памяти растрепанные комья сахарной ваты. Пульсирующие звездочки виделись огоньками елочной гирлянды. Россыпи созвездий представлялись колючей стеклянной крошкой, точь-в-точь такой, какую однажды в детстве он увидел на шубке Снегурочки, и которую он тайком тогда даже потрогал. Широкими глазами маленького котенка смотрел он на поблескивающий поток чарующей новизны, и...
   ...Огромными усилиями заставлял себя вернуться во взрослость.
   Ведь он был на работе. Ведь выходил он в космос не для шубки Снегурочки.
   Однако всё равно он был и взрослым человеком, и ребенком одновременно. И, может, оттого ощущал себя каким-то странным существом. Как ощущал бы себя сказочным, заколдованным чудищем маленький мальчик...
   Когда в руках космос - неимоверно холодный и неимоверно горячий, колючий и дубящий, заставляющий неметь от дуновений галактического бриза, ты - уже не ты, даже если ты давно уже большо-о-ой и взрослый. Ты - уже не человек...
  

(Дабы уберечь наш слух от корявой кособокости,

русский язык допускает в свой оборот
иноземные слова в их приструганном виде.

Так "капсула-ощущатель" стала эссентиссом,

а "космонавт-ощущатель" - эссеннавтом)

  
   - Радован! Пятый! Ответьте, вы нас слышите?...
   И снова открылся белый потолок...
   Слышу... слышу...
  
   ...М-да! Когда в руках космос, ты - уже не Радован... Ты уже порядковый номер Пятый... Ты - уже не человек... Ты - нечто такое, внеземное...
   А земное?... Оно наступает после сна... после открывающейся крышки...- скучное, нелепое...
   ...Да... скучное... нелепое... Земная проза жизни...
   Пребывание в человеческом теле видится чем-то несуразным, каким-то обременяющим атавизмом биологического прошлого. И уже не хочется в него возвращаться, не хочется окунаться в человеческий мир. И только умом понимаешь, что видишь и ощущаешь космос лишь благодаря некоей белковой субстанции, лежащей под крышкой эссентисса, - благодаря биологическому мозгу, который и позволяет все это видеть, слышать и чувствовать... что тебе всё равно надо будет возвращаться в биологическое земное тело - в скучный, примитивный, кондовый мир...
   ...Лишь умом понимаешь, что нельзя не делиться вселенскими знаниями. Нельзя не вбивать в сухие бланки нудные отчеты, нельзя не делать доклады, не присутствовать на технологических линиях, не следить за выращиванием новых эссентов - всё более и более сложных и утонченных. Нельзя не жить в этом плоском мире, нельзя не следовать его кондовым законам - нельзя не ваять в нем то, что затем бы так феерично окупалось - возносило бы твое существо во вселенские зазывающие миражи.
   А эссенты уже тысячами и тысячами забрасываются в межпланетное пространство, и, укладываясь в эссентисс, человек уже сам был подобен мозгу - тому, что длинными нитями нервов связан с тысячами клеток организма. Точно так же под крышкой эссентисса через его сложнейшее сплетение нейрооптических эфирных волокон человек ощущал сотни тысяч разбросанных по всей Солнечной системе датчиков.

***

  
   - Отлично, Радован! - и снова прежний сухой голос.
   Опять потолок...
   - Мы видим, Пятый, что вы нас слышите... и о чем-то гладко и свободно думаете. Ответьте нам как-нибудь.
   Почему не двигаются зрачки? Он не может сам закрыть или открыть веки. Они двигаются... Да, иногда двигаются... но без его участия... А ему очень тяжело смотреть в одну точку...
   - Радован... ваше тело отреагировало на сожжение эссентов... Теперь мы можем вам об этом сказать...
   А-а... Ясно... Обуглилось, значит...
  
   ...Обуглилось...
  
   Там, на Солнце, спасая эссенты, он нарушил главное правило - на светиле нельзя забывать о полыхающей плазме... нельзя поворачиваться к Солнцу спиной, нельзя забывать, что ты человек!...
  
   И вот пепел засорил тонкие шнурки нервов. Самый настоящий пепел. И его нельзя вычищать из волокон... И из мозга... Иначе Радован все забудет...
   ...Даже Алину...
   Зыбкую Алину... в полубытии... неуловимую Алину...
   ...Пусть и не настоящую, но какая бы она ни была...

***

Полёт сороконожки

  
   - А как тебе удается управляться с тысячами эссентов?
   Радован повернул было голову в сторону Алины, но она тут же исчезла. Он с досадой осмотрел пустую поплывшую комнату.
   - Отвечай, я слушаю, - прозвучало откуда-то со стороны.
   М-да... Ну что ж. Будем общаться так...
   "Знаешь притчу о танцующей сороконожке? - мысленно спросил он. - О ее красивых пируэтах и скользящих многоножьих глиссе? О том, как крохотное насекомое выписывало тонкие изящные движения, одновременно двигая каждой своей лапкой?".
   Невидимая Алина заинтересованно притихла. Радован услышал даже, как она задержала дыхание.
   "Однажды танцовщицу спросили, как ей удается следить за каждой ножкой? Сороконожка остановилась и удивленно задумалась. И когда она снова захотела потанцевать и попробовала управлять каждой из них, у нее ничего не получилось. Она не смогла даже сдвинуться с места".
   Радован задумчиво усмехнулся.
   - Вот и с нашими эссентами то же самое, - сказал он застывшей в молчании пустоте.
   Поймав какой-нибудь необычный луч галактики, все эссенты разом обращаются туда. И каждый, как лапка сороконожки, делает это сам по себе и по-своему, у каждого своя задача. Кто-то ищет источник, кто-то отслеживает ближайшее к нему окружение, кто-то прослушивает вибрирующее эхо космического вакуума... Если бы каждым эссентом управлял из цупа отдельный оператор, их понадобилось бы тысячи. Но даже если и набрали бы тысячи операторов, то координировать их "танец" - давать каждому задание и тут же сводить тысячи отчетов в одну картинку - было бы непосильно никому.
   "А я подобен танцующей сороконожке - управляю тысячами эссентов один. Одновременно! Не задумываясь! Мои тысячи сороконожьих ножек - это тысячи глаз и ушей, тысячи ощупывающих ладоней. Уловив какой-нибудь сигнал из космоса, изящным пируэтом поворачиваюсь к нему тысячами эссентов и узнаю о нем всё!... И "цвет", и "запах", и "мелодию"... Узнаю сразу!".
   - У-у-ух! Да ты поэт!... И милый, самовлюбленный нарцисс...
   - ...Из-зящ-щным пируэтом!... - Алина негромко рассмеялась.
   Радован удивленно поднял глаза.
   "Самовлюбленный нарцисс?!"
   Хм!... Если бы Алина была лишь плодом его воображения, он никогда бы не услышал от нее такой усмешки. Кто ж она?
   Все вокруг тронулось в поплывшей дымке.
   - Но постой! - продолжила невидимая хозяйка его дома. - Как это сразу? Тысячами эссентов? У тебя же не огромный мозг!
   - Да, мой мозг - это мой мозг, - наигранно насупившись, пробубнил Радован. - Вот такой маленький, человеческий... Но он соединяется с мозгом эссентисса.
   - И там тоже мозг?!
   - Тоже, - Радован скользнул улыбкой в сторону Алины. - Однако и его мало. Тысяч нейронов и там быть не может...
   "Сотнями невидимых квантовых волокон, - мысленно проговорил он пустым играющим стенам, - мозг эссентисса выходит на тысячи эссентов-регистров, которые выброшены туда - в космос. А регистры такими же цепочками - на миллиарды других. И их может быть даже больше, намного больше - столько, сколько поместится в межпланетном пространстве".
   - Ого! Так ты, выходит, вон какой!
   "Да... Башковитый! - усмехнувшись уже для себя, а не для Алины, подумал Радован. - Как и полагается Монстру".
   Он не шагает по пыльным тропинкам далеких планет, не открывает вселенную глазами, не ощупывает ладонями, он постигает ее... Мозгом!
   Венец земной эволюции - Мозг - становится главным инструментом, главным действующим лицом, актором, осваивающим беспредельные просторы. И не просто так он вырывается за пределы сотворившей его Земли. - На следующей ступени эволюции он начнет сливаться с Мирозданием, начнет заполнять бесчувственную и пустую Материю Разумом.
   Но это будет потом, а пока в космос забрасываются всё новые и новые партии органов чувств. После того, как будет набрана их критическая масса, когда спинной мозг начнет суммировать и осязать конфигурацию межпланетных гравитационных и всех других полей, он фактически начнет ощущать солнечную систему, все ее планеты, их спутники, астероиды, пылевые вихри, потоки солнечных частиц как... собственные органы и как текущую по жилам кровь. Он начнет воспринимать их как собственное тело, как свое новое - космическое - тело, как самоё себя, окончательно превратившись в Монстра.
   Но Алина не должна знать этого... Алина не должна знать, что его Монстр - не сороконожка, не маленькое насекомое... - Радован прервался, слегка побледнев, - а самое настоящее, гигантское... - эссеннавт украдкой оглянулся, - шипастое чудище...
   И он тут же ощутил себя Чудищем... - в нем на мгновение проснулся космический ребенок, -ощутил себя гигантом, покрытым щетиной антенн, будто тысячами иголок...
  

***

  
   - А звезды ты трогал?
   - Нет, только рассматривал издалека.
   - Какие они?
   - Есть водородные, есть нейтронные...
   - Ты несносен...
   Но Радован, действительно, только рассматривал звезды - далекие, недоступные звезды.
   Датчики, разбросанные по окраинам солнечной системы, расширяли его зрачки до громадных размеров, и взору открывался далекий-предалекий, огромный мир. В одно мгновение тот вдруг приближался, и казалось, что звездные туманности и скопления, спирали размытых галактик находятся на расстоянии вытянутой руки. Но как бы ему ни хотелось, он не мог дотянуться до них. И никогда не сможет.
   К туманным галактикам уже полетели армады эссентов, но долетят они еще очень и очень не скоро. Пока они двигаются "молча" - в замороженном состоянии. Рано или поздно, а точнее говоря, спустя сотни тысяч лет, они достигнут целей... и тогда, раскрывшись, пошлют на Землю сигналы. Зрачки и щупальца эссентисса расширятся до галактических величин. Монстр вырастет до размеров гигантских звездных скоплений. Своими руками прикоснется к звездам - горячим, гигантским, карликовым, холодным, загребет в ладони сверкающие россыпи, заглянет в бездонные пропасти черных дыр. Но к этому времени ни Радована, ни Алины, ни других ныне живущих людей уже не будет.

***

  
   - Радован!... Вы слышите нас?... Попробуйте хотя бы моргнуть...
   Моргнуть... Но веки ему не подчиняются. Они открываются и закрываются по своему усмотрению.
   - О чем вы сейчас вспоминаете?... Пятый...
  
   - А какой Земля видится из космоса?
   ...Словно в плывущей дымке то проясняется, то стушевывается Алина, о чем-то спрашивает, а он уже начинает путать, где сон и где явь...
   Может, она все-таки есть?... Алина... Кто она?...
   Однако додумать Радован не успел. Будто тысячи невидимых шипов вдруг пробились сквозь кожу. По всему телу пробежали ложно-сентические судороги...
   ...Не надо было спрашивать про Землю...
  
   - Что случилось, Пятый? О чем вы сейчас вспомнили?...
  

Транс

  
   ...Не надо было спрашивать про Землю...
   С трудом отдышавшись и скользнув боковым взглядом по Алине, Радован пришел в себя.
   Только не про Землю...
   Радован посмотрел на ладони, которые еще сковывались слабыми судорогами.
   Надо говорить о других планетах, о далеких звездах, надо рассказывать о новых недоступных человеку ощущениях... о Плутоне или о Солнце...
   Хотя... Нет. Этого не объяснить Алине, - что такое холодный Плутон или что такое горячее Солнце, что такое нейтронные звезды. Это за пределами порога человеческих ощущений.
   Человек ощущает холод или жар только до определенной черты, затем белковые нейроны перестают улавливать изменения - даже гигантские. Радован же квантовыми анализаторами эссентисса способен перешагивать эти границы - ощущать еще больший холод, когда тот становится невероятно пронзительным, и чувствовать солнечный жар, буквально впрессованный в него мощнейшим гравитационным полем звезды и оттого невообразимо усиленный.
   Однако просто так эти ощущения не даются. Организм даже на виртуальный жар и виртуальный холод реагирует, как на настоящие, - кажущееся ощущение огня может вызвать появление реальных ожогов, а кажущийся жуткий холод вызывает реальное обморожение. Медики объяснили, что это, увы, неизбежно и даже необходимо, иначе он не сможет иметь сентические ощущения. Он должен ощущать жар как жар, холод - как холод. А для того чтобы избегать опасных последствий они придумали ряд приемов и сложных методик, ряд правил и запретов, и эссеннавт допускается к работе лишь после многолетних тренировок.
   И долгое обучение стоит того. Ведь когда сковывающее ощущение космического холода смешивается с недоступным простому человеку осязанием прожигающего рентгена звезд, эссеннавт испытывает запредельные, также недоступные человеческому организму наслаждения...
   ...Недоступные наслаждения... - у Радована перехватило дыхание от одного только мелькнувшего воспоминания о них...
   О! Бывает, что ему удается разглядеть в глубинах вселенской тьмы нейтронную звезду, и тогда новым разумом постигается невозможная, недостижимая обычным человеческим созерцанием красота. Ни один алмаз не может сравниться с потрясающим глубинным холодно-синеватым сиянием далекого таинственного светила. Но самое невероятное, что, прошивая протонные туманности, вызывая вибрацию космических пылинок и частиц, алмазное свечение нейтронных звезд порождает... особые звуки.
   Да-да, особые! - долгие тягучие звуки - на высочайших, невозможных для человеческого уха октавах. А изгибаясь полями гигантских звезд, больших и малых черных дыр, они выстраиваются в сложную резонансную чересполосицу и, будто ноты на партитуре, - в музыку... Колыхание вакуума добавляет свою партию во вселенском оркестре, и тот своими запредельно высокими и запредельно низкими звучаниями, невероятно красивой мелодией, сотворенной кружением блистающего нейтронного алмаза, возносит твое существо в невообразимый, невозможный на Земле транс. У тела, лежащего в эссентиссе, сковывается и почти запирается дыхание, а сердце начинает интенсивно и остро биться. Ради такого наркотически острого сердцебиения, ради этих немыслимых в плоском земном мире видений и ощущений и погружается он ежедневно в нейромагнетное ложе эссентисса. Фантастические звездные алмазы, сияния, заоктавная музыка становятся чем-то вроде наркотического забытья...
   Да, организм воспринимает это, как наркотик... высший наркотик...
   - Какой Земля видится из космоса?
   - Видится?... - сглатывая комок перевозбуждения, проговорил Радован. - Из космоса?...
   ...О чем спросила Алина? А, да, опять о Земле...
   - Видится?... Нет... она... не видится... это только точка... она... - Радован вдруг замер и неожиданно побледнел.
   Мир застыл - жестко и не двигаясь.
   Алина удивленно оглянулась на него.
   Не надо было о Земле...
   - Она тоже слышится!... - тихо, с большим трудом выдавил из себя Радован.
   - То есть как это? - недоуменно спросила женщина. - Разве она может оттуда слышаться?...
  

Полипигрен

  
   Спаечный цех. Длинный ряд установок, за которыми сидят операторы. На них проводятся сложные высокотемпературные сборочные процессы. Пройдя тамбур-стерилизатор и осмотревшись, Радован подошел к одному из реакторов. На красновато-золотистом экране отображался процесс спайки. Эссенавт остановился на нем взглядом.
   Сегодня Радован здесь неспроста. - Казалось бы, технология спайки отработана, отклонений быть не может, но что-то постоянно преподносило сюрпризы. Вот уже несколько дней во время сентической связи в голове возникал побочный спаечный шум. И все бы ничего, но на этот раз спаечный шум стал восприниматься как мешающие работе земные голоса. Именно это привело сегодня Радована сначала в лабораторию, затем сюда - в цех.
   В лаборатории почти неделю разводили руками. В принципе, технология не новая, отработанная и доверенная автоматике. Однако последнее и не нравилось Радовану - старую технологию применили к новым компонентам, поэтому безоглядное доверие автоматике его и напрягало. На совещании он потребовал, чтобы сборку вели в полуручном режиме. Сегодня Радован решил проследить за ней сам.
   Разумеется, прямо руками ничего не собиралось. Это была высокотемпературная спайка в реакторе с максимально разреженным вакуумом и сильными магнитными полями, но последовательность действий и времена их выдержки задавались оператором вручную. Человек внимательно следил за сборкой, за поведением тонких либизбитовых нитей, их прочностью спайки с пластиной полипигрена, за возможными изменениями их конфигурации, связанными, как с нагревами, так и с динамическими электромагнитными полями.
   Полипигрен... Материал, который однажды вдруг впечатался в личную жизнь Радована...
  

***

  
   Так получилось, что Радован с самого детства недолюбливал Марс.
   Почему Марс? Да, не почему. Недолюбливал и всё...
   Его эссенты, направляясь к рубежам солнечной системы, по возможности обходили стороной четвертую планету, и сам он не появлялся бы там, если бы не приходилось работать с Марсом по необходимости. - Планета стала поставщиком крайне важного для землян материала. На ней добывали уникальный в солнечной системе волнистый кристалл с особыми туннельными свойствами. Этот материал был сырьем для получения полипигрена, ставшего базовым в электронной промышленности и, в частности, для формирования резонирующей памяти эссентов.
   Волнистый кристалл получали, медленными шажками вытягивая из глубинных шахт раскаленную марсианскую магму, и Радован должен был глазами эссентов, щупами эссентов, сейсмическими и другими сентическими приборами - всеми своими необычными встроенными органами изучать планетную кору, подыскивая подходящие места для прокалывающего безроторного бурения магматических шахт.
   В дело шел и сентический нюх. Усыхающая магма давала невероятно противный мерзкий запах, но его приходилось вынюхивать, так как это позволяло быстрее находить естественные трещины в коре. Газ был очень тяжел и запах всегда растекался по поверхности планеты, скапливаясь в низинах и давая порой неверные ориентиры. Приходилось подключать специальные эссенты, которые позволяли восстанавливать предысторию атмосферных движений на самых разных высотах.
   И вот однажды Радован вдруг уловил в стратосфере Марса невозможные в ней миазматические испарения - он учуял тяжелый магматический газ на многокилометровой высоте, там, где его не должно было быть. Испытав немалое потрясение, эссеннавт начал тщательно ощупывать и обнюхивать эссентами верхние слои твердой планетной корки и ловить восходящие воздушные потоки. Это было сущее наказание - вынюхивать такую невыносимую дрянь, но деваться было некуда. И вскоре он нашел причину - ею оказались миллионы искусственных пор в коре планеты, оставшиеся после отработавших минишахт. Через них шло остаточное кумулятивное истечение газа планетных недр. Кумулятивный эффект был неотъемлемой частью технологии добычи кристалла - он создавал необходимую пульсирующую тягу толкающим магму газам, но в законсервированных минишахтах он начинал работать против красной планеты.
   Концентрация магматического газа в стратосфере после массового бурения шахт стала чрезмерной. Оттуда газ растрепанными космами безвозвратно уходил в межпланетное пространство. Радован будто уловил, точнее говоря, реально почувствовал, что планета начала медленно, но неуклонно усыхать.
   Необратимое воздействие человека на планеты еще не так давно порождало горячие споры, и хотя многие в него не верили и насмехались над раздутыми страхами, но с некоторых пор мощный взрывной рост индустрии и случаи гигантских лунотрясений перестали вызывать у людей сомнения в рукотворных разрушительных воздействиях на структурный разрез любой планеты. Именно такое воздействие эссеннавт и увидел теперь на Марсе.
   На Радована нашло неприятное моральное раздвоение. Такое нельзя было оставлять без доклада, но с другой стороны он испытал подленькое чувство злорадства к глубоко нелюбимому им Марсу. Ведь что от того останется, когда усыхающая магма приведет к планетным катаклизмам, извержениям и цепной потере массы? Нет, волнистый кристалл никуда не денется, его даже удобнее станет добывать, но уже со скукоженного карлика. Солнечная система потеряет одну планету - Марс переведут в разряд недопланет, как когда-то Плутон. Потеряется его шарообразная форма, безобразно вытянется и размажется орбита, превратившись в кривой эллипсоид... Но туда ему и дорога! Да и он, Радован, потешит самолюбие - покажет себя реальным Монстром, способным казнить, миловать и даже ампутировать большие космические тела...
   Однако мерзопакостное чувство подленького предательства все же преследовало Радована. Ради полипигрена, ради миллионов новых эссентов, ради перспективы вырасти в межпланетного Монстра, а в будущем дотянуться до звезд он оказался готов рассеять в пыль целую планету!...
   На одной чаше весов оказался прогресс науки и технологий - будущее человечества вообще, а на другой всего лишь планета - некое космическое тело, которое котируется лишь своим относительно высоким местом в солнечном объектном каталоге. Ведь никому не жалко будет, к примеру, какой-нибудь астероид, если тот будет целиком состоять из готового полипигрена. - Его, не задумываясь, снимут с орбиты и пустят на переработку. А что Марс? - То же что и астероид, только больше. А значит и больше с него "шерсти", то есть волнистого кристалла. А когда из него высосут последние залежи ценного материала, он просто потеряет практический смысл. Только и всего!
   И все-таки... Угрызения совести оставались, и после некоторой борьбы с самим собой Радован нашел решение, ее успокаивающее. Правда, тоже не совсем красивое.
   Он нашел, как возбудить внимание некоего Олега Сергеевича Мищенского - Главного разработчика марсианских недр. Человеку, который зациклился на добыче волнистого кристалла, он подбросил "конспирологическую" страшилку о грядущем закрытии огромного количества шахт во имя "якобы" сохранения Марса. Расчет был на резкий всплеск амбиций одного из самых влиятельных ученых на Земле. То есть Радован подсознательно решил убить планету руками фанатика.
   Ох уж эти упертые! Однажды в детстве Радована школьная учительница по ботанике - фанатичка земной флоры - язвительно высказалась о давней-предавней песне о яблонях, которые якобы будут цвести на Марсе. Ботаничка (в лучшем смысле этого слова) на дух не переносила профанское, как она говорила, фэнтези, которое, как она говорила, заслуживает только кол с минусом. Причем, минус, - возбуждаясь, сипела она, - должен стоять впереди единицы!...
   И как знать, быть может, именно этот выпад в адрес сухой планеты, лишь однажды брошенный со стороны взрослого человека, и поднастроил душу ребенка? Быть может, именно тогда в него и была посеяна нелюбовь к "неприветливому для яблонь" Марсу...
   Ну и добавилось потом... Ведь, когда тянешь руки к гигантским звездам и туманностям, то что такое какой-то там Марс?... - Синица в руках Монстра...
  
   ...На заседании правительства крупнейший ученый планеты Мищенский метал громы и молнии... - Какой-то там эссеннавт обнаружил аномалию искусственного происхождения в марсосфере! Ну и что?! Кто он такой, чтобы перекраивать жизненно важные для человечества программы?! Кто он такой, чтобы останавливать прорыв Человека в будущее, тормозить научно-технический прогресс - переобувать, фигурально выражаясь, Человека назад в кроссовки?!
   Вот так... Ботаничка и академик... - у каждого свой журавль в небе. И это не Марс...
  
   Да, когда-то мерцающий на ночном небе красноватый Марс был предметом романтического притяжения и даже любви землян. Таинственные инопланетяне в фантастических рассказах были в основном марсианами, но никак не нептунянями и сатурнянами. Но после того, как люди стали осваивать те же Нептун и Сатурн, когда познали куда как более крутую "фантастику" планет-гигантов, совсем простенький на их фоне Марс со своими лубочными дедулькиными "яблоньками" отошел на второй... третий... четвертый план, и многие стали смотреть на него сугубо практически.
  

Ломка

  
   - ...Разве Земля может слышаться из космоса?
   В груди сжимался комок тягучей боли.
   ...Разве может?... Знать бы Алине, как Земля может слышаться... оттуда...
   - Извини, Алина. Я сейчас... приду...
   Почти ничего не видя перед собой, Радован вышел из кухни и направился к себе в кабинет. Там через внешнюю дверь он прошел на террасу, неровной походкой приблизился к плетенному креслу и опустился в него.
   Перед ним открылся вид большого города. С высоты его кабинета ему виделись раскинутые вдаль и вширь многочисленные изломы городских крыш.
   И словно под стать им в голове начали изламываться мысли...
   Тело начало потряхивать.
   Опять!...
   "Разве может Земля слышаться?..." - Больно, очень больно зацепила Алина!
   Да! Это подступала ломка!
   Космос действительно стал для него самым настоящим наркотиком! Временами Радована до умопомрачения тянуло в эссентисс. Ему нужны были звезды, холодные волны реликта, магнитные поля планет. Их долгое отсутствие ломало организм. А недавно еще одной причиной ломки стал слышимый оттуда, из далекого космоса, звук... Земли ...
   Непонятно почему, но он начинал ломать Радована уже там, в эссентиссе, особо болезненно разрушая космическую эйфорию.
  
   Ведь это был не просто звук. - Однажды там - в высоком космосе - сквозь вой, свист и визг бешенных космических бурь он вдруг услышал... знакомый Человеческий Голос... Знакомый!...
  

Голос не/бытия

  
   Звуки, похожие на человеческие голоса, были не редкостью в космосе. Одно время в них даже пытались распознать сигналы других цивилизаций, но всякий раз они оказывались лишь механическим подобием человеческой речи. Более того, ученые выяснили, что они генерировались в самих эссентах на стыке волнистого кристалла с либизбитовыми нитями, и нашли способы гасить их технологическими приемами спайки. Однако изредка спаечные звуки все равно случались и Радован быстро научился не обращать на них внимания. Но на этот раз в голосе вдруг услышалось нечто крайне необычное - нечто будто не механическое и, главное, очень узнаваемое...
   В первый раз он удивленно прислушался, несколько раз оглянувшись по космическим просторам. Голос то появлялся, то исчезал. Поначалу казалось, что он шел со стороны Земли. Но стоило обернуться в сторону планеты, как звуки приглушались и начинали слышаться откуда-то из другого места. Многократным накатывающим эхом они стали отражаться отовсюду. Удивление перерастало в сильное изумление. От сеанса к сеансу эхо ширилось и становилось все многозвучнее, оно уже заполняло все пространство - весь ближний космос, и наконец... всю вселенную.
   И однажды Радована вдруг сильно защемило. Голос неожиданно прояснился очень-очень узнаваемым... неясно откуда узнаваемым... щемяще узнаваемым... сокрушающе узнаваемым... И, главное, было в этом голосе что-то недосказанное, будто однажды болезненно прерванное. - Настолько болезненно, что Радована вдруг охватило неодолимое желание вслушаться, проникнуть в него и понять, что это за голос... Эссеннавт погрузился в незатихающее смятение и тщетно, с нарастающей болью пытался вспомнить, где и когда он мог слышать такой голос.
   Эссеннавт потерял покой. Едва голос начинал звучать, как он утрачивал способность к работе. Ему уже до исступления хотелось вслушаться... до сумасшествия...
   Вскоре эссеннавт стал улавливать не просто голос, а какую-то неясную речь. Он прислушивался и обнаруживал, что слышит отдельные слова. Но это были какие-то странные, необычные слова - нет, это была не иностранная и уж тем более, не инопланетная речь, это были вроде бы различимые и даже как бы знакомые слова, но он не понимал их смысла. - Не понимал смысла знакомых слов!!! Слова никак не складывались в голове, и от этого потуги понять, о чем была речь, становились еще более болезненными.
   Это окончательно добивало его. Зыбкая и чуть ли не до дрожи в мышцах узнаваемая речь расхристала его душу. Неудовлетворенное желание узнать голос и распознать слова стало в конце концов ломать его не слабее космического транса. И, естественно, это приводило к тому, что он раньше срока начинал сворачивать сентические сеансы.

***

  
   И вот Радован следит за процессом спайки... Он - в длинном цехе с несколькими десятками вакуумных реакторов, за каждым из которых сидит оператор. Десятки белоснежных комбинезонов, десятки рук на пультах управления, десятки глаз, прикованных к экранам.
   Когда-нибудь эта спайка будет окончательно автоматизирована, пристального человеческого внимания требовать не будет, цех опустеет. Но сегодня, пока она делается по персональному требованию Радована, спайка опять отдана в человеческие руки. Сегодня сюда вернули высококвалифицированных работяг. Им дали месяц на снятие всех вопросов Радована. Затем они вновь сдадут технологию автоматике, а сами пойдут дальше, на новые производственные процессы - туда, где будут требоваться их наработанные навыки и знания, богатое интуитивное мышление.
   Новые процессы, материалы и технологии рождаются почти ежедневно и тысячами. Многие уже заждались рабочих рук. Они ждут проведения тысяч ручных сборочных процессов и уйдут под автоматику, когда поведение новых материалов пройдет массовую промышленную апробацию, будет изучено настолько обстоятельно, что станет темой многочисленных диссертаций, войдя в научный оборот.
   Пока же Радован сидит за спиной одного из операторов и смотрит на экран его реактора.
   Не все соглашались с повторной ручной прогонкой процесса, но слово эссеннавта - закон. Он - элита общества. Его порядковый номер Пятый. И, может быть, поэтому сам Радован ощущал себя не совсем уютно. Если за месяц ничего не выявится, то это скажется на его авторитете и отношениях с производственниками - и без того уже ставших непростыми. И поэтому, когда в один из моментов быстрые цифры по краям экрана вдруг показали, что либизбиты изогнулись на три градуса дальше положенного, Радован вздрогнул. Он хоть и напрягся, но со слабым облегчением выдохнул.
   Оператор почувствовал замешательство контроллера, оглянулся, и едва заметная усмешка проскочила на его лице. Пъезожгуты тут же выпрямились и ровно встроились в спайку.
   - Не дрейфь, наука! - проговорил Радовану оператор. - Это либздит так куражится. Но меня не проведешь. Знаю, как привести его в норму.
   Радован же напрягся еще сильнее.
   "Либздит?!" - резануло его слух. Либизбит!!! Кретин!
   "Куражится"?! Вот ради поимки такого "куража" он и пришел сегодня в цех...
   Эссеннавт коршуном навис над спиной оператора.
   Тут, оказывается, они "приводят в норму" чего вообще не должно быть в спайках полипигрена! Откуда потом возникают непонятные шумы в сентических ушах?! Откуда он слышит невесть откуда звучащие голоса?! Отчего его ломает, разрушая всю работу?!...
   От неожиданного напряжения его вдруг начало потряхивать. Да так неприятно потряхивать, что это стало напоминать подступающую ломку.
   Неужели опять?! Ну как же не вовремя!...
   Он взглянул на спину оператора, и накатывающее болезненное ощущение выплеснулось во взорвавшуюся злость. - Там, в космосе он проводит сложнейшие процессы! Там ему нужны тончайшие ощущения, филигранные движения, техника высочайшего уровня!... А тут!!! - Трехградусный изгиб и... "не дрейфь, наука"!!!
   Сжатые кулаки побелели в суставах.
   "Наука"... - тоном шпаны!... Что он, работяга, может понимать о науке?!...
   Наука!!! - Вершина человеческой цивилизации! Кладезь... Это больше чем самое святое для человечества. Кладезь разума всей планеты!... А он, который о науке никакого не имеет представления - ни на йоту... цедит о ней... И кому?! Ему! Ученому! Цедит, как шобле с соседней подворотни...
   С при-ды-ха-ни-ем!!! С придыханием он должен произносить Высокое Имя "Наука"! Пусть пацанве своей говорит "не дрейфь"...
   - Стоп! - грубо сказал он оператору. - Останови процесс!...
   Оператор в недоумении оглянулся.
   - Останови-останови! - резко продолжил Радован. Его не на шутку стало загибать. - Пацанве своей будешь... Р-рыбочий, твою... класысс!...
   Реактор, выключаясь, издал недоумевающий гул.
   - И давно вы так, - взвинтил тон Радован, - фигачите спайку?!
   Оператор виновато втянул голову в плечи.
   - Так я ж, - начал оправдываться он, - выпрямил всё.
   - Выпрямил?! - вскрикнул Радован. Его сильно трясло.
   Да, ломка разворачивалась в свою полную силу.
   - А потом у меня там, - продолжал кричать он, указывая рукой наверх, - чёрти что творится!!!
   К установке подбежал встревоженный мастер.
   - А вы куда смотрите?! - рычаще перекинулся на него Радован.
   Он повернулся к экрану установки, открутил назад запись процесса и ткнул пальцем в трехградусный изгиб.
   Причем, как-то странно ткнул. Вернее, все было, как и должно было быть, но почему-то палец померещился ему скрюченным и усеянным шипами.
   Каждый раз во время ломки в нем будто просыпался Монстр - тот самый огромный вселенский Монстр, в которого он оборотнем превращался во время сентических сеансов.
   Невесть откуда взявшееся жжение звезд, пронзающие уколы космических лучей, дубящие колыхания накатывающего реликта и весь остальной хаос бесконечных космических ощущений - все это начинало разрывать его внутренности, скручивать органы и сгущать текущую по жилам кровь...
   - Так, выпрямили же всё! - пролепетал мастер. - Виктор Сергеевич, оператор высшего разряда...
   - Мне не разряд нужен, - едва ли не возопил, передавливая в себе боли и галлюцинации, Радован, - а безупречная спайка!
   Он сверкнул взглядом в сторону красного, как рак, оператора, сбросил шлем и, резко рванув липучки комбинезона, оголил плечо. На нем все увидели большое серое пятно - бесформенное и вмятое.
   - Вот смотрите, - рявкнул он, - это звиздец эссента на Нептуне! Жесткая хрясть-посадка!...
   Он готов был сметать с себя одежду и дальше - таких отметин, больших и малых, на теле было очень много, каждая возникала после сбоев эссентов в космосе... но Радован застыл на месте, вперив взгляд в мастера.
   - Сюда смотрите! - просипел он, прижав палец к виску. - Сюда-сюда! - он так интенсивно подолбил пальцем по голове, что окружающие охнули. - Мне чёрт знает какие звуки сюда приходят... после ваших выпрямлений!
   - Этот образец, - жестко хрипнул он, указав на экран, - в лабораторию!... И с файлом процесса!... Со всеми файлами, где был изгиб!...
   - И объяснительную, - гвоздя, прорычал Радован, - как часто и на каких реакторах такое случается...
   Мутнеющим взглядом он посмотрел на застывшего в нелепой позе оператора.
   - И его фамилию, имя и отчество!...
   Оператор побледнел и, неотрывно глядя в глаза Радовану, медленно поднялся и выпрямился.
   Эссеннавт рефлекторно подался назад. И было отчего...

(Виктор Сергеевич Хомков)

   Объемный рабочий комбинезон с герметичным шлемом делал оператора на две головы выше эссеннавта и едва ли не вдвое шире.
  

(Еще один герой)

  
   "Нервы ни к черту!... - думал, вышагивая по улице, Радован. - Как идиот сорвался!.. Трехградусный изгиб довел до истерики!... Аутист хренов!..."
   "Выравнивают они!..."
   Размеренный долгий шаг уже почти остудил его. Шипастый космос почти выветрился из нутра, но на месте утихающей боли вдруг будто зашевелился малый червячок... Червячок сомнения...
   "А с другой стороны..."
   Что-то было в этом не так. Радовану начал вспоминаться изгиб либизбита, и каким-то невероятным шестым чувством он вдруг стал доходить до иной истины.
   Неведомый голос из космоса был слишком узнаваем!... Слишком!!! Не надо себя обманывать. Изгибы в спайке изучались и ранее, и они не могли издавать таких звуков. Голос был очень знаком - до умопомрачения знаком, чтобы вот так генерироваться в бездушном камне - полипигрене эссентисса!... Не надо было, обманываясь, бежать в цех.
   Голос возникал где-то вне нейрооптической схемы - где-то глубже - в нем самом, где-то в голове... Где-то в глубокой памяти... Ну совсем глубокой...
   Неясным укором вдруг всплыл перед глазами образ выросшего комбинезона с побледневшим оператором внутри.
   Напрасно затеял он эту ручную перепроверку спайки, зря сорвал людей.
   Но откуда же это слышится?... И почему, если из собственной памяти, то иногда - будто из космоса?!... Бог ты мой!!!...
  
   Психологи были бессильны. Вернее, своим новым сентическим чутьем Радован ощущал, что они плывут в своих объяснениях. Настоящая истина выходила за рамки их стандартных досентических теорий, за рамки их земной компетенции. Психологи отстали, явно отстали. Поэтому он решил обратиться к равному себе.
   "Откуда Это слышится?" - спросил он у Карэна.
   Карэн - это его бывший коллега, который так же, как и он, когда-то нес вахту в эссентиссе.
   Карэн тоже однажды услышал голос, который показался ему таким же, как он выразился, "до судорог" знакомым, а через месяц после этого он неожиданно для всех уволился с работы. Уволился похудевшим, измотанным и разрушенным психически...
  

(Карэн, порядковый номер Третий)

  
   Причину его истощения установить не удалось...

Отшельник

  
   Когда Радован приехал к нему на далекий спрятанный от всего мира остров, Карэн сразу и без слов понял цель его посещения.
   Бывший эссеннавт посмотрел на него тогда долгим взглядом и заговорил.
   "Ты, наверное, уже начал думать, - сказал островитянин, - что вырастаешь в гигантское космическое существо, и что для тебя Земля превращается в крохотную точку, а люди на ней становятся вообще невидимыми, просто как атомы".
   Сказав это, Карэн едко усмехнулся и отвел взгляд в сторону.
   "Ты мечтаешь стать Монстром! И уже фантазируешь о том времени, когда человек перестанет возвращаться в свою плоть, окончательно откажется от жизни в земном мире... а человеческие тела законсервируют в эссентиссах, как законсервирован у человека в черепной коробке мозг... чтобы, как мозг в костной черепушке, не покидая черепушку сентическую, - хрипнул Карен, - до конца жизни управлять из нее миром...
   А тебе, случайно, уже не кажется, - злобно сверкнув взглядом, бывший эссеннавт сипло рассмеялся, - что ты и есть космос?!..."
   Радован тогда растерялся. Нет! Так конкретно он не думал, но, в принципе, его мысли именно к этому и подбирались. Он ведь, действительно, начинал мечтать о том, что хорошо бы, если бы отпала необходимость выходить из сэнтического сна, чтобы оставаться в космосе все дольше и дольше... вплоть до конца жизни... чтобы овладеть им, как собственным телом...
   Но не за этим он сюда приехал. И потому недолго островитянин смеялся. Косо взглянув на Радована, он вдруг резко остановился. - Гость неотрывно и хмуро смотрел на него.
   "Откуда Это слышится?..." - тихим мостиком перекинулось между эссеннавтами...
  
   Порядковый номер Третий, потупившись, отвел глаза в сторону.
   "Смотри, - сказал он после паузы, - мальчик играет во дворе".
   Радован удивленно оглянулся, но не увидел никакого двора и никакого мальчика. Они находились на маленьком острове среди сочной зелени и лазури. Их веранда возвышалась над верхушками пальм. Растрепанная зелень колыхалась от слабого ветра, а за ней просматривалась тонкая полоска песчаного берега. А еще дальше - уходящая в небесную пелену поблескивающая водная гладь. Туда и смотрел Карэн...
   "Мальчику так интересно, - задумчиво проговорил Карэн, - что он заигрался и обо всем забыл. А ему кричит из окна мама: "Сы-ы-ына-а! Иди-и-и домо-о-ой! Ку-у-ушать..." Но он так увлекся, что не хочет уходить с улицы... А мама зовет... И он пойдет... вот только доиграет и пойдет..."
   Радована словно обухом по голове ударило - до него вдруг дошло, что невероятно узнаваемый голос, который ему слышался в космосе, был голосом его мамы...
   ...Только это был какой-то странный - точнее говоря, совсем-совсем забытый голос. Таким он слышался только в далеком-далеком детстве. Даже нет, не слышался... - он каким-то образом жил в нем, сливаясь в его воображении с мамой... даже не просто с мамой...
   Карэн продолжал говорить. В далеком-предалеком детстве, рассказывал Карэн, во снах он слышал именно такой голос.
   Да, ранние детские сны всегда забываются, но эссентисс... - он так дотошно затачивает память... - что попутно извлек из глубокого-глубокого хранилища и их утерянный калейдоскоп.
  
   Забытые детские сны... Огромный волшебный мир. Уникальный мир. Неповторимый и непередаваемый. Карэн стал погружаться в него, гулять по его закоулкам, и... (об этом можно рассказывать отдельные сказочные истории) обнаруживал в них забытые детские открытия, диковинные образы, страхи, фантазии, радости. И сцеплял все это калейдоскопическое многообразие некий божественный, царствующий в детском мире голос... немного странный голос - звучащий как бы отовсюду и одновременно изнутри него самого.
   И он - Карэн - теперь уже своей взрослостью - стал вслушиваться в него, анализировать и... вскоре пришел к потрясшей его догадке - царствующими звуками были отложившиеся в самой-самой первородной памяти разговоры беременной им матери.
   Беременной! - Карэн сглотнул подкативший к горлу комок и на время замолчал. - Это был голос, который он слышал и запомнил, еще находясь в утробе.
   Как он это понял?... Объяснить невозможно... Это где-то за пределами человеческой интуиции - это нечто подобное сверхощущениям сверхтепла и сверххолода, открывающимся в эссентиссе. Опускаясь в глубинные, первородные слои памяти, мозг постигает какие-то невероятные, недоступные человеческому разуму сверхинтуицию и сверхлогику ...
   Карэн покрылся красными пятнами, и Радован отвернулся, чтобы не смущать его.
   Сам же он погрузился в глубокие раздумья.
   Что такое первородная память и сверхлогика постичь ему сейчас было не под силу, но без всякой сверхинтуиции он теперь смог осознать голос мамы... Да, он слышался именно таким... Радован ведь тоже там - в эссентиссе - порой вспоминал давние-давние детские сны... Это был тот самый голос мамы, который слышался еще тогда - давно-давно - малышке Радану, когда он еще не понимал маму мамой, когда он вообще никого никак не понимал, когда она была для него... или виделась во снах (это отделить уже невозможно) чем-то Таким... - Большим, Мягким, Вкусным и Певучим... Ну как Ма-Ма...
   "А знаешь, почему мальчик пойдет домой, когда доиграет?" - спросил после долгого-долгого молчания Карэн.
   "Потому что Ма-ма зовет..." - проговорил он.
   ...Большая, мягкая, вкусная и певучая...
   И в голосе Карэна неожиданно послышалась тягучая боль и отрешенность.
   "Ма-ма зовет..." - едва слышно повторил островитянин и замолк.
  

***

  
   Карэн и потрясенный Радован еще долго-долго сидели на террасе и молча глядели в океанскую даль. Солнце медленно катилось к горизонту и мириадами огоньков поблескивало в простиравшейся водной ряби. Берег был пуст, и только слабые гребешки накатываемых волн оживляли его.
   - Ты, наверное, живешь один, - наконец прервал молчание Карэн.
   Радован медленно опустил взгляд.
   Карэн посмотрел на него.
   - И в твоих грезах, - продолжил он, - к тебе приходит женщина - хозяйка твоего холостяцкого дома.
   Взгляд Радована застыл в одной точке.
   "Алина" - беззвучно прошевелил он губами.
   Пальмы и море, медленно кружась, будто поплыли на зыбких волнах.
   Карэн хмуро посмотрел на собеседника.
   - Алина! - неожиданно осадил он качающееся пространство.
   Радован вздрогнул и обернулся к нему.
   - Да, ко мне приходит именно Алина! - удивленно пробурчал он.
   - Алина, - протянул Карэн. - Женщина, которая испаряется, когда ты пытаешься взглянуть на нее.
   У Радована поползли наверх брови.
   - Откуда... вы?... - изумленно начал он.
   Карэн чуть заметно усмехнулся.
   - Я ведь тоже эссеннавт.
   Радован продолжал оторопело смотреть на него.
   Карэн рассмеялся.
   - Шучу, - сказал он. - Кто ж в нашей юности не фанател от потрясающей Алины... из старого, старого-старого фильма...
   - Издержки профессии, - произнес бывший эссеннавт. - М-м-м, не тебе одному желанная Алина является в грезах наяву!...
   Радован откинулся назад.
   Снова наступило молчание.
   - А если серьезно, - сказал Карэн, - ты посягаешь на вселенную, а объять ее человек сможет лишь в своей двуединости, лишь соединенными мужским и женским началами...
   Радован продолжительно посмотрел на него.
   Собеседники опять надолго замолчали. Карэн неожиданно нахмурился.
   - Эссен-н-навт! - вдруг едко произнес он. Бывший коллега исподлобья взглянул на Радована.
   - Так на всю жизнь с "Алиной" и останешься... И пустой квартирой.
   - И уж если ты становишься Монстром, - вдруг тихо, но неожиданно резко проговорил Карэн, - то тебе нужна Татьяна... настоящая... живая... А не призрачная Алина...
   - Татьяна?... - недоуменно переспросил Радован. - Почему?... Кто это?...
   - Обнимая необъятное, - будто не слыша его, проговорил порядковый номер Третий, - посягая на вселенную, нужно, чтобы твоя опорная точка была реальна и не пуста...
   - Этой точкой, - отрешенно прошептал Карэн, - может быть только живая, реальная женщина.
   - Для меня, - с неожиданной горечью продолжил он, - ею была мама. Очень долго была... так долго, что однажды мне показалось, что слишком долго... И я отвернулся от нее...
   - Опорная точка размылась... - голос Карэна стал сухим, - перестала быть для меня опорой...
   - И я... сломался...
  

("...Мальчик играет во дворе...")

  
   "Мальчик играет гребешками накатывающих волн".
  

***

  
   После посещения острова Радована будто прорвало. Ему стали вспоминаться многие и многие совершенно позабытые подробности детства. Виделась детская комнатка, маленькая кроватка, виделось заглядывавшее в окно солнышко, игрушки... Виделась высокая гора за окном... И слышался мамин голос...
   Да, там - в космосе - Радован слышал мамин голос. При этом почему-то возникало тягостное ощущение неясной тревоги. Голос мамы сбивал его мысли. Астероиды все так же казались ему детскими игрушками, планеты - шариками, далекие туманности - фейерверками. Но это не доставляло ему прежней детской радости. Словно дымкой заволакивалось сознание, он не мог ощущать звуки и колыхание космоса, не видел жестких излучений дальних звезд. Он разучился возвращаться во взрослость и просыпался после сэнтических сеансов ни с чем. Сидя за пустыми формами отчетов, разбитый и растерянный Радован погружался в тяжелые раздумья, и в минуты таких размышлений ему вспоминалось, чем всё это закончилось для Карэна...
   И это его пугало...
  
   ...А в его жизни исчезла Алина...
   Не сразу...
   Сначала он перестал расслабляться с ней...
   А затем постоянное исчезновение Алины в те моменты, когда ему очень хотелось видеть ее, стало его угнетать...
   Все общение с мифической женщиной напоминало какой-то неестественный синтетический отдых... Слушая Алину, глядя на нее боковым зрением, Радован начал грезить настоящей женщиной, которая реально бы сидела перед ним, и с которой они бы разговаривали, глядя друг другу в глаза...
   "Хорошо. Пусть будет Татьяна! Пусть!"...
   И Алины не стало...
   Не осталось даже немого укора ушедшей женщины... Совсем...
   Вот так. Мозг, наполняющий космос Разумом - человеческим, не может не опираться, если он Мужской - на Женщину, и наоборот. Иначе Мироздание окажется для него недоступным. Только в двуединстве он способен вникнуть в его суть. По-своему углубляясь во вселенские смыслы, эссентисс не мог не сотворить в мозгу Радована его половинку. Да, теперь Радован ясно понимал, откуда взялась Алина и как она завоевала его воображение. Однако человеческий мозг все равно остается Человеческим, поэтому ему недостаточно сотворенной в его воображении его половинки, ибо она все равно суть ущербная и все равно несущая в себе его ограниченные стереотипные представления о себе, то есть никогда полноценно не помогающая освоить Мир. Ему нужна настоящая, реальная его недостающая часть.
   Радован очистился. Да, очистился... с уходом Алины - воображаемой, сентической. Карэн помог выбиться ему за рамки сковывающего его обруча. Точнее сказать, помог увидеть этот обруч, осознать его рамки. И Радовану теперь осталось ждать настоящую - Его женщину...
   ...Или искать...
   Что-бы под-нять-ся вы-ше...
  

Женщина

  
   И снова он на террасе...
   Плетенное кресло... Радован сидит в нем, задумчиво глядя на крыши большого города, и перебирает в памяти свой последний разговор в институте нейрофизиологии.
   "Мы пока только можем представить, что делает с мозгом эссентисс, - говорил Радовану маститый ученый-нейрофизиолог. - Развивая до совершенства его способности ощущать, он расшевеливает в нем глубоко уснувшие связи между клетками. Ты не задавался вопросом, почему эссентисс позволяет ощущать то, что недоступно мозгу в обычной ситуации? Ведь какими бы чуткими не были бы квантовые датчики эссентисса, но в конечном итоге ощущение запредельного холода или жары тебе все равно дается обычным человеческим мозгом, его ограниченными, грубыми клетками.
   Но как нечувствительным к сверхощущениям клеткам удается распознать доступные лишь технике запредельные оттенки?..."
  
   И в этот момент, прерывая его воспоминания, перед глазами замаячили какие-то движения. Будто сквозь туманную дымку Радован увидел, как перед ним появился низенький столик, а на нем возникла чашечка, наполненная супом - самым обычным домашним супом. На плечи легли мягкие руки подошедшей сзади женщины...
   Алина?!...
   Нет... не Алина... Это была какая-то другая женщина... Он почувствовал, как повеяло незнакомыми запахами.
   Эссентисс настолько обострил ощущения Радована, что и в этом мире он мог ощущать то, что было не под силу простому человеку. Как собака он различал индивидуальные запахи людей, мог определять собеседников с закрытыми глазами.
   И он чувствовал не просто запахи людей.
   Вот, например, этот суп приготовила подошедшая сзади женщина - это он сразу понял. Всякий самый обычный домашний суп женщина наполняет своими запахами. Обычная женщина даже не догадывается, что дурманящий запах её рук исходит от любых блюд и продуктов, которые она обрабатывает. Тот же суп, приготовленный техникой, пахнет не так...
   Радован осторожно зачерпнул ложкой суп. Да, в нос ударили новые запахи.
   Это были запахи реальной, живой, а не сентической женщины.
   Радован, заработав ложкой, начал сосредоточенно поглощать их. Не суп... - а именно запахи!... Это были новые запахи неизвестного человека. Из них он, как собака, мог многое узнать о нем.
   Сейчас перед ним вырисовывался образ незнакомки... Это была не красавица, но милая и приятная внешностью... Чуть возвышенная, легкая душой... Немного поэтому оторванная от земной жизни, даже иногда замкнутая... но не дикая, неглупая в общении...
   Продолжая оставаться сосредоточенным, он оглянулся и рефлекторно прищурил глаза, по привычке ожидая, что подошедшая сзади женщина может исчезнуть.
   - Чудак! И как же ты с закрытыми глазами собираешься есть?...
   Радован открыл глаза и прямо посмотрел на гостью. Она не испарилась.
   Да, это была молодая женщина приятной внешности и с огоньком в глазах.
   Он положил ладонь на лежащее на плече тонкое запястье.
   - Алина? - неуверенно спросил он. Неуверенно, потому что мир стоял - крепко стоял, не колышась и не кружась.
   - Нет, не Алина... - Я Таня...
   Радован вздрогнул. Ему вспомнился Карэн и его предсказание-напутствие.

(Таня)

  
   Ладонь сжала реальную, ощутимую, теплую руку.

***

  
   И вот женщина уже сидит напротив. Улыбаясь, она неотрывно глядит на него... а Радован... торопливо ест суп...
   А ведь он даже не спрашивает, откуда она появилась в его доме. Он не хочет знать этого.
   Так сказал Карэн... Это Карэн сказал... А это значит, она должна была появиться... Именно она... Именно Таня... Татьяна...
   Радован рассеянно смотрел ей в глаза. Женщина в ответ улыбалась.
  
   Но все-таки, почему Радовану явилась именно Татьяна? Почему Карэн сказал, что ему нужна женщина именно с таким именем? "Ему, - добавил тогда Карэн, - Монстру..."
   Татьяна... Татьяна... Почему Татьяна?... Ему - Монстру...
   ...Монстру!...
   Бли-и-ин!!! "Татьяна, милая Татьяна... ты в руки мрачного тирана...".
   Нет, не мрачного. Там, кажется, было другое слово.
   Из глубоких хранилищ памяти всплыл совсем забытый эпизод из школьных лет.

Книжка

  
   - Посмотрите сюда!
   В руках учительницы по литературе была небольшая книга - бумажная книга.
   О бумажных изданиях дети в школе получали самые общие представления, но читать их не приходилось. Да и вообще читать. Их обучали по видеоматериалам с интерактивными, очень удобными подвижными текстами и комфортной динамичной графикой. Прямое чтение и сложение букв на практике людьми уже лет пятьдесят как не применялось, в систему вошел иероглифически-эмодийный принцип охвата интерактивного письма, поэтому обучение соединению слогов стало лишь кратко-ознакомительным, выйдя из школьной программы, как когда-то вышел умерший древнегреческий язык.
   Новым поколениям уже непривычно было видеть на бумаге неподвижные закорючки-буквы. Пальцы по привычке лезли к ним подвигать, понажимать, погенерировать иллюстрации и видео. А просто всматриваться в них, напрягать ум, складывая слова, было даже трудно. (Это ж какие кондовые, прямолинейные мозги были у людей прошлых веков, если они могли подолгу смотреть на эти значки, неотрывно читать... нет, не заголовки и даже не примечания, а целые абзацы, целые страницы не сдвигаемых, не интерактивных, безэмодийных текстов и при этом нисколько не уставать?! Хотя, как знать? Может, и дико уставали, а потом ходили с уставшими от чтения мозгами).
   Поэтому по классу пробежало недоумение.
   - Нет! - сказала учительница. - Вы посмотрите! Всмотритесь!
   Она развернула книгу и листочки рассыпались веером.
   - Это не черные закорючки. Это ключики в иной мир.
   - Пушкин, - прочитала она на обложке, ничего не сдвинув на ней пальцами, - "Евгений Онегин".
   Ученики тихонько захихикали. Пушкин?! Даже Древняя Эллада куда круче, и оттого даже кажется ближе по времени...
   - Нет! Не надо так смеяться. Это дверь...
   - ...Дверь в другую эпоху, - учительница недоуменно обвела класс взглядом. Она совсем не поняла, над чем захихикали школьники.
   - Это дверь в других людей, - продолжала она, растерянно бегая глазами по рядам школьников. - Всмотритесь в буквы, поскладывайте их, и вы очутитесь там - в девятнадцатом веке.
   Это повесть о Монстре пушкинского времени и о простой девушке. Нет, это не тот Монстр, с каким вы бьетесь в стрешь-брайтах, не компьютерный, а Монстр в реальном человеческом теле, в человеческом обличии. Он жил и даже может жить... - учительница сделал паузу, снова обведя взглядом класс, - среди людей и сейчас, но о нем вы даже не будете догадываться.
   Это книга и о вас...
   О нас! - Школьники прекратили перешептывания, во все глаза глядя на книжку, написанную за несколько веков до их рождения.
   - Каким именем вы назвали бы простую провинциальную девушку, чтобы подчеркнуть ее простодушие и наивность?
   Класс загудел, посыпав на учительницу все известные женские имена.
   - Нет, - поправила она, - это должно быть такое имя, какое продвинутая, или, как вы сегодня говорите, степ-дева стеснялась бы носить.
   Из класса опять посыпались предложения, но в конечном итоге список свелся к трем именам - двум совсем старомодным, но иногда еще встречающимся, и третьему совершенно бесцветному и беззвучному.
   - Вот и Пушкин подобрал главной героине такое же не престижное в начале девятнадцатого века имя - имя, которым в те времена называли только простых девочек в деревенском захолустье. Да, он сотворил чудо - после его романа это имя стало любимым и популярным для целой нации. Но тогда....
   Учительница рассеянно улыбнулась.
   - "Татьяна, милая Татьяна... - зачитала она. - С тобой теперь я слезы лью. Ты в руки модного тирана уж отдала судьбу свою..."
   Сегодня это звучит чарующе, но для современников Пушкина эти строчки читались совсем по-другому. Их можно было бы переиначить примерно так: "Танюшка, милая простушка... С тобой теперь я слезы лью...". Так одним лишь именем поэт послал своему современнику-читателю сигнал, что перед ним бесхитростная провинциальная девушка, не сведущая в светских интригах и правилах. Ну, "Татьяна"... "Танюшка", одним словом...
   Ее наивным, простодушным письмом заезжему франту Пушкин передал песнь нетронутой, незамутненной и встрепенувшейся природы...
   - Вот такой в начале девятнадцатого века была девушка, носящая имя "Татьяна", - учительница опять сделала паузу, заглянув ученикам в глаза.
   - Однако этих строчек хватило, - задумчиво проговорила учительница, - чтобы в имя Таня влюбился каждый русский человек.
   - Татьяна, милая Татьяна... - еще раз отсутствующе проговорила учительница.
   - Онегин не решился бы отчитать за безрассудное и доверчивое письмо девушку по имени, например, Галина. В имени Галя... Гала звучит эхо высоких камерных залов и гала-концертов, аристократическая стать, и читатель не прочувствовал бы гигантскую пропасть между героями... Да и не поверил бы в то, что она может написать такое неосторожное, опрометчивое письмо. Или, вот например, героиня другого романа Наташа Ростова тоже никак не вписалась бы в историю Евгения Онегина. Кумиры девушки по имени Наташа - земные герои. Даже граф Болконский глубоко не впал в ее душу, она сошла с ума от распутного Анатоля. Нет, Наташа - чистая и непорочная, но простодушно беззащитная, влекомая чувственными земными радостями девушка - именно земными. Наташа... Ростова... как бы из Ростова... Ей был несозвучен амбициозный полет Болконского, и союз с ней Пьера в конце романа - это сигнал читателю о трансформации главного героя романа. Он символизирует приземление разгульного по молодости и авантюрного по жизни человека. Хотя, правильнее было бы сказать "оземление" его, будь такое слово в русском языке.
   Что же до Онегина... Только безумная любовь в конце романа к Татьяне - когда-то простой деревенской Танюшке - могла донести до пушкинского читателя - жителя девятнадцатого века - осознание глубинного перерождения "модного тирана".
   - ...Безумная любовь к простушке... - мысли учительницы витали где-то далеко за стенами школы. Она задумчиво улыбалась. - Только девушка-простушка могла приблизить к простой жизни, приземлить, даже нет, не приземлить, а, как мы читаем из последних строк, обтесать чванливого Онегина - девушка, которую он когда-то счел возможным походя отчитать за неосторожное письмо...
   - Татьяна... - учительница снова обвела класс взглядом. - Вот что значит сила литературного имени. Сегодня мы начнем интереснейшую тему в литературе - о том, как образы и имена героев отражают общество, и, наоборот, как литературные образы затем оказывают обратное влияние на общество. Почему мы называем классиком Пушкина, но не может назвать таковым Фета, почему Толстой не признавал классиком Шекспира, и так далее...
   - Да, - задумчиво повторила она, - ...как литературные образы оказывают обратное влияние на общество... как вместе с любовью к имени и образу пушкинской Татьяны большой народ стал ментально более чутким к простым, бесхитростным и непосредственным людям...
  
   - Почитайте "Онегина"! - говорила по завершении урока учительница. - И запомните сегодняшний день, чтобы, когда повзрослеете, снова перечитать эту книжку. Нет, не электронный вариант, а эти бумажные листочки... Может, кто-нибудь когда-нибудь увидит в этих закорючках-буковках заколдованного себя! Своё Я. Может быть, это о чьем-то вашем "Я" Пушкин писал. Еще тогда... в далеком девятнадцатом веке...
  
   Радован задумался.
   М-да! Имя "Татьяна" стало модным на долгие века.
   Мода... Даже на имена. У нее свои причуды. Ведь и его назвали Радованом в честь великого героя великой битвы, которая прогремела в Европе на переломе веков. У всех славянских народов это имя стало таким же любимым и распространенным, как в свое время Юрий.
   А Онегин... С ним обратная история... Окажись такой тиран Евгений Онегин сегодня эссеннавтом, - Радован хмуро усмехнулся, - он бы начал воображать себя грозным вершителем, способным перешагивать через судьбы целых планет. Монстром... М-да...
   Да... да...
   "Почитайте! Полезно будет увидеть себя в древних книгах...".
   Надо будет найти время... перечитать... Нет, бумажную книгу он не осилит... Пробовал однажды древние монографии читать, и голова от буковок начинала ходить кругом... Прямо магия какая-то... действительно, колдовство в этих закорючках...
   Если читать, то интерактивную...
  
   - Радован! Пятый! Вы нас слышите? Дайте как-нибудь знать...
  

Точка входа

  
   Радован сидит на кухне и слушает Татьяну. Она, как обычно, что-то рассказывает и что-то спрашивает и при этом крутится у варочной плиты.
   Он машинально ей что-то отвечает, иногда сам даже не слыша своих ответов, - его мысли где-то далеко за стенами кухни.
   "...Ты не задавался вопросом, почему эссентисс позволяет ощущать то, что недоступно мозгу в обычной ситуации? - спрашивал Радована маститый ученый-нейрофизиолог. - Ведь какими бы чуткими не были бы квантовые датчики эссентисса, но в конечном итоге ощущение запредельного холода или жары тебе все равно дается обычным человеческим мозгом, его грубыми клетками.
   Но как нечувствительным к сверхощущениям клеткам удается распознать доступные лишь технике запредельные оттенки? - Весь секрет в том, что эссентисс включает в обработку ощущений не отдельные нейроны, а всю их сетевую структуру, позволяющую дробить, распределять и обобщать поступающий сигнал. Эссентисс искусственно заставляет работать всю запутанную сеть нейронов, подключая и спящие связи мозга. Но нейроны ведь не просто видят и слышат, они еще и помнят. Взбудораживая весь мозг, эссентисс не нарочно, конечно, но расшевеливает глубокие хранилища памяти..."
  
   - Как из космоса слышится Земля? - будто сквозь туман, перебивая его раздумья, пробился голос Татьяны.
   - Как?...
   "Как... - подумалось Радовану, - эта женщина, пусть и неглупая, но наивная, самая обычная женщина, сможет что-либо с ним - Монстром - сделать?... Ничего не понимая в сентических прибабахах... М-да! Промахнулся Карэн... Какой из нее исцелитель?...
   И чего он накрутил себе о замкнутом обруче, из которого Карэн якобы помог ему вырваться? Подняться выше?... Куда?... И, главное, с чьей помощью? - Этой простушки Тани, что-ли? Эх, Карэн-Карэн!...".
  
   "Однако самое главное даже не это, - в голове продолжал назидать глубоко не молодой, но внушительно крепкий дядечка. - Ты развиваешься до восприятия огромной вселенной, но мозг не может мыслить вселенскими алгоритмами, у него их нет, его ограниченные нейроны не могут охватить бесконечность... И он ищет в себе их аналоги - ищет ощущение большого мироздания".
   Когда-то немолодой крепкий дядечка сам начинал эссеннавтом (порядковый номер Два), но пробыл им недолго. Непредсказуемая жизненная стезя свернула его в нейрофизиологию. Ему был поставлен диагноз приобретенного аутизма. Да, увы, это профессиональное заболевание эссеннавтов... Но оно не помешало начинающему ученому. Более того, сентические знания и чутье помогли ему сделать головокружительную научную карьеру, и среди его тысячи научных работ оказалась и эта - о "сентическом детстве" эссеннавтов. И ему лишь недоставало практического материала, поэтому сейчас он горящими глазами смотрел на Радована, выцеживая из него бесценную информацию и укладывая ее в свою теорию.
   "Неспроста все эссеннавты (а их уже двадцать порядковых номеров) рассказывают о воспоминаниях времен "когда деревья были большими", - профессор улыбнулся, сверкнув взглядом, - о возродившихся детских ощущениях... Человек открывает новый неизведанный мир, но по-настоящему не зашоренно проникнуться им сможет, отбросив все навязанные годами стереотипы, то есть только глядя на него как бы сызнова, как ребенок. - Глядя на мир, как на чудо. А такой взгляд и такие ощущения чуда мозг ищет в детских воспоминаниях.
   И, наконец, лишь единицам эссеннавтов удается углубиться до восприятия сути вселенной, но для этого мозг углубляется до тех воспоминаний, когда сознание только-только зарождалось и когда самые первые, самые слабые чувственные сигналы воспринимались как открывающееся мироздание.
   А, восходя из небытия в этот мир, первое, что открывает человек, что мир - это некий голос... - профессор сделал паузу, пристально глядя в глаза Радовану и ликующе улыбаясь, - голос его матери... услышанный впервые в утробе..."
   Радовану вспомнился Карэн.
   Да, он не сразу вышел на этого профессора-нейрофизиолога. Долго мешала репутация чокнутого ученого. О нем ходила слава, что после каждого своего эпохального труда, он проходил курс реабилитации в психушке. И лишь знакомство Радована с Карэном - таким же чокнутым, но потрясшим его своими открытиями, подтолкнуло его прийти и сюда.
   "Во вселенную можно войти только через эту точку... - вспомнились слова Карэна. - только через это воспоминание... А в нем столько боли... Потому что это расплата..."
   Карэн жил один. После дальних космических сеансов его ждал дома приготовленный механическим комбайном ужин - классически вкусный и питательный, но... пустой.
   Когда после долгого полета над ним поднималась крышка эссентисса, в голове начинало звучать: "Сы-ы-ына-а! Иди-и-и домо-о-ой! Ку-у-ушать...", а дома его ждала... зияющая бездна...
   "Я ведь предал маму... возомнив себя Монстром, и начав мечтать о невозвращении в свое тело..."
   Обнимая необъятное, посягая на вселенную, нужно, чтобы твоя опорная точка не была пуста. Карэн однажды отвернулся от мамы, и опорная точка испарилась для него, перестала быть опорой.
   Он вырвался в далекий космос, но за его спиной не оказалось никакой подпорки, и громада раскрывшейся перед ним вселенной раздавила его. Будь Карэн простым космонавтом или кем-либо еще, такого бы с ним не случилось. Но он - эссеннавт! Он не путешествует в космос - он постигает его... Мозгом!
   Венец всей земной эволюции - Мозг - становится главным инструментом, главным действующим лицом, актором, осваивающим беспредельные просторы. Мозг вырывается за пределы сотворившей его Земли, чтобы на следующей ступени эволюции слиться с мирозданием, заполнить бесчувственную и пустую материю Разумом. Но оказалось, что он выходит туда и заполняет материю, оставаясь человеческим - человеческим во всем объемном смысле этого слова - со всеми своими эмоциями, радостями, страхами и болями, из которых был слеплен в человеческом мире... Он заполняет материю не просто Разумом, а Человеческим Разумом... Человеческим!...
   Карэн понял это, но поздно... он уже ничего не смог сделать...
   "А тебе не приходилось, - сверкая взглядом, спрашивал профессор-нейрофизиолог, - слышать как бы знакомые слова, смысла которых ты не понимал?
   Радован тогда кивнул и профессор чуть не запрыгал от восторга.
   Во! - вскричал он. - Это слова, которые ты не раз слышал в утробе, но еще не знал их значения!...
   Это точка! - жирным восклицательным знаком застолбил конец беседы профессор. - Через которую ты входишь в этот мир!... И эта точка - голос твоей матери!".
  
   - ... Ма-мы... - проговорил Радован.
   - Что?! - Татьяна в недоумении оглянулась на него.
   Что?... Ах, да... Как слышится Земля?
   - Я хотел сказать...

Голос Земли

  
   - ...Я хотел сказать, что слышится она голосом Ма-Мы... Большой, Мягкой... Надежной...

(Мама)

  
   Это Отправная Точка Мира...

Возвращение

  
   И Радована опять начало сковывать - к нему опять подступала ломка.
   Монстр будто искал дорогу назад в космос, будто ярился от того, что сжат белковой субстанцией и не может вырваться наружу.
   Радовану захотелось уединиться. Сжимаясь от болей, он бросил взгляд в сторону Татьяны, по воспаленной привычке ожидая, что женщина испарится, оставит его одного. Но она... продолжала стоять на месте.
   Глядя на нее, Радован с большим трудом начал вспоминать, что перед ним не Алина, не та мифическая Алина... Это тряхнуло его еще сильнее...
   Потеряв над собой контроль, под напором нарастающей ломки он еще несколько раз стрельнул взглядом в сторону женщины, пытаясь таки ее удалить. Но Татьяна продолжала быть рядом.
   Радована начало выворачивать наизнанку.
   Он - почти Монстр, она - просто женщина! И она не управляется им! Она более реальна!...
   ...О господи! Какой там "более реальна"?! Она твердо, жестко, неумолимо реальна!
   - Что с тобой? - неожиданно сквозь скачущий хаос пробился голос Татьяны. И...
   ...И Радована вдруг отпустило. В голове прошипело и затихло, как это нередко бывало, когда он покидал эссентисс, когда выветривались из головы остаточные сентические ощущения космоса.
   "Она твердо, жестко, неумолимо реальна! - затихающим биением растворялось в голове. - Это Он вирту-а-лен! - Монстр!... Это Он не-на-сто-я-щ-и-й!... Он!!!..."
   И наступила полная пустота в мыслях...
   Неужели отпустило?...
   Мир прочно стоял на крепкой невидимой опоре.
   Глядя на Татьяну остекленевшими, широко раскрытыми глазами, Радован застыл на месте...
  

***

  
   По дороге в центр сентических полетов перед Радованом стоял и стоял перепуганный взгляд Татьяны...
   ...Тани...
   ...Были долгие путаные объяснения. Был не спадающий страх в глазах женщины. Поняла ли его Таня?... Поняла ли то, что он сам не понимал?... "Монстр"!!!...
   Теперь Радовану было уже абсолютно ясно, что космос породил в нем нечто особое, нечто самосное - с собственной жизнью и эмоциями - то, что он стал воспринимать Монстром и что стало рваться туда - в эссентисс. Само - самосное!...
   А открывающий мироздание голос Ма-Мы воспринимал вселенную совсем иной - не огромным шипастым чудовщем, оторванным от своего корня, а чистым и светлым, мягким и добрым мирозданием. Это две вселенные, не совместимые друг с другом. Разные. И они стали противостоять друг другу. И, быть может, это их битва начала разгораться в ломку.
   О, господи! - стряхнул с себя дикие мысли Радован. - Это ж надо до такого додуматься!... Аутист...!
   Да, "аутист" - теперь это не ругательство, это диагноз... Это диагноз, который врачи поставили и ему тоже... Профессиональное заболевание эссеннавтов... Теперь это и его проклятие...
   Перед глазами стоял испуганный взгляд Татьяны. Не встревоженный, не обеспокоенный, а именно испуганный - по-детски перепуганный...
   Бог ты мой!...
   Да какой там Бог?! Его Богом сегодня явилась Татьяна...
   ...Таня...
   Ведь оказалось - всего лишь малости не хватало для освобождений от ломки - чтобы женщина не исчезала, чтобы она была реальна!
   Она обтесала в нем Монстра. Совсем как та далекая-предалекая Татьяна... Таня... Танечка... Танюшка... которая обтесала Тирана в Онегине.
   О, господи! Как же прав оказался Карэн!
   И, главное, чем обтесала? - Детским перепуганным взглядом!!! Всего-то надо было - посмотреть на космическое чудище глазами ребенка и... испугаться!... Вытащить из памяти детский испуг...
   Карэн-Карэн... Не кинозвезда Алина нужна - далекая, недоступная, сияющая звезда в запределье. Звезда лишь раздувает, гиперболизирует разошедшиеся амбиции. Нужна простушка Таня...
   Карэн... Эх, Карэн!...
   Не одними лишь нейрооптическими волокнами гигантского сентического Мозга осваивается космос. Душа нужна! Объять огромное можно только чистой Душой. Это должна быть кристально чистая Душа... А Душа - слово женского рода... Вот и всё тут!
   Отправная точка должна сиять чистым алмазом... А он где-то когда-то свою Душу замарал, закрыл ей доступ в этот мир, и в нем стал просыпаться Монстр...
   "Нечто самосное"!... - Радован с горечью усмехнулся. - Вот и весь секрет...
   "Татьяна, милая Татьяна...". Одни лишь глаза простого, земного создания... Как же много они могут дать!...
  
   В стороне показались корпуса знакомого полипигренового завода.
   М-да! Но на то он, - Радован встряхнулся, - и эссеннавт-первопроходец, исследователь... Его миссия - изведывать и космос... и человека в нем.
   Вот так! Он же и Монстр, он же и ученый, он же и подопытный кролик! Вот надо взять и написать все в отчете - и про чудище, и про ломки, и про Душу...
   Им нужны отчеты?... Вот пусть читают и разбираются...
   ...И про Пушкина добавить...
   Да-да! Обязательно, про Пушкина! Так и написать дедушке нейрофизиологу, что с такой напастью рекомендую биться с помощью Татьяны Лариной...
   Ларина - звучит как ларец с волшебными драгоценностями...
   Радовану вспомнился совет школьной учительницы перечитать во взрослом возрасте "Евгения Онегина".
   Да! Перечитать... И это тоже...
   Надо перечитать! Перечитать как в Онегине обрубили страшного Тирана... Книжку перечитать... бумажную, а не интерактивную... Передавить себя, напрячь отвыкшие мозги и тяжелым трудом одолеть недвижимые буквы-закорючки. Высмотреть в них себя...
   И написать в отчете: "Настоятельно советую включать в программу подготовки эссеннавтов книжное прочтение Онегина"!... Книжное!
  
   Машина поравнялась с первым заводским корпусом. Глядя на стоящие в ряд знания, Радован вспомнил свой срыв в спаечном цехе.
   В глазах тех людей было такое же испуганное недоумение! А как еще смотреть на человека, "из которого торчат шипы"?!...
   Который мнит себя Монстром?!...
   Монстром... твою!...
   Радован ударил рукой по рулю. Чувство злости и стыда охватило его.
   Надо будет зайти в цех и извиниться!
   Обязательно надо будет извиниться!
   Нет, не изгиб... не изгиб его взбесил... а задетое самолюбие... Взбесило "Не дрейфь...".
   "Наука...твою!..." - Радован опять ударил по рулю и покрылся красными пятнами.
   В лаборатории нашли причину трехградусного изгиба либизбита. Он был вызван локальной неоднородностью материала в месте спайки. Оператор ионным ударом рассосал микрополости, приведя жгут в нормальное положение. Но тем самым он сильно удивил ученых. Ну кто ж знал, что либизбит может поступать на массовое производство частично пористым?
   Оно на то и массовое, что разброс по качеству материала здесь намного больше, чем в лабораториях. В институте подробно изучили прием с ионным ударом для пористого либизбита и на его основе даже разработали новую технологию. Теперь ее будут внедрять в этом, других процессах и во всех родственных отраслях.
   Вот так!
   Стыдно! Как ученому, стыдно!
   Когда Радован решил отозвать свою заявку на ручную перепроверку спайки, уже сами научные сотрудники отказались это сделать. Сейчас они всей лабораторией сидят в цехе за спинами операторов и изучают новый технологический прием.
   Кто бы что ни говорил, но нужна, обязательно нужна ручная обкатка процесса. Ведь, казалось бы, сотни раз спайка с либизбитом проводилась в разных лабораториях мира, однако вот на таком массовом промышленном потоке она раскрывает неведомые ученым сюрпризы. Ну кто ж их может предвидеть?! Надо, обязательно надо, чтобы за ней до сдачи под полную автоматизацию следили глаза человека.
   Стройные ряды зданий закончились, и Радован выехал на прямую, как стрела, автостраду.
   Жуть как стыдно, что прорычал на оператора, гнусно обозвав р-р-рыбочим клас-сы-сом...
   Да, рабочий! Да, класс! Когда-то люди думали, что еще в двадцать первом веке всякий ручной труд уйдет в утиль и будет автоматизирован... Но не стоит на месте человеческая мысль... Гигантская индустрия и наука дают миллионы и миллионы открытий и новых технологий, и это новое, хоть ты тресни, требует ручного участия - работы десятков и сотен тысяч операторов, которые пропускают через свои глаза и руки новые композиты, собирают новые приборы, новые космические корабли, а сегодня и новые эссенты. Простые работяги нужны будут всегда. Это огромный слой людей. Да! Большой класс! И его еще и не хватает! - Для обкатки, общупывания миллионов новых технологий! Да! Вся человеческая цивилизация должна быть ощупана вдоль и поперек его руками, ведь новое и неизведанное автоматике не под силу. Да что там, новое и неизведанное?! Автоматике неведомо самое главное - Суть материи... Прощупать ее может только Человек. А конкретно, Большой Р-рабочий Класс-сс!!!
   На обочине дороги показались фигурки людей. Судя по всему, на заводе началась пересменка и новые операторы потянулись в цеха.
   Да, вот они такие работяги - не имеют ученых степеней, не пишут научных трудов, даже название материала безбожно коверкают, но первыми начинают понимать, как с материей совладать... не хуже именитых докторов... Вот идут сейчас туда, в цеха, чтобы щупать своими руками полипигрен, либизбит и все-все остальное, что вываливает на них наука, мозговать над всем этим, фантазировать. Неспроста же Виктор Сергеевич (кажется, так его зовут) вовсю пользовался ионным ударом, когда об этом ученые даже еще не догадывались...
   Мда... Казалось бы, почему работяга допер до этого раньше ученых?... Да потому что, как выяснилось, он давно уже так пришлепывал на другом заводе простейшую сурьмянную сварку... Решил и тут попробовать... Ни одному академику такое в голову бы не пришло. А почему? - Да потому что когда-то, на заре полипигреновой эры один авторитетный академик написал, что ионный удар не перспективен в микроэлектронике... И каждый себе вумный ученый считает главным мерилом учености сослаться на него в научных трудах, процитировать... А р-рыбочий клас-сысс не на ссылках и цитированиях разряды повышает...
   А еще оператор, - Радован бросил беглый взгляд по идущим навстречу людям, - это тот самый человек, который своими руками лепит его будущий мозг...
   Можно сказать, будущий сентический мозг Радована - все его будущие ощущения, зрение, обоняния, слух - всё лежит на ладонях этого работяги... Он - грядущий космический Радован - лежит на этих ладонях, лепится на этих ладонях, как дитя в утробе матери.
   Да, рабочий! Да, класс! Хоть он не ведает, как на этих материалах работают эссенты, как в них трансформируется передача электромагнитных импульсов от космического излучения, но полипигреновые спайки - это его мир, он этим живет, он мастерски владеет своим делом. Операторам не нужны для души, как Радовану, космические финтифлюшки. Их душа, их космос - это чистейший реакторный вакуум, сложнейшие конфигурации слоистых магнитных полей и вот эти динамические изгибы либизбитов. Сегодня у них новый профессиональный, и даже больше - Большой Общечеловеческий Интерес - неведомая пока новая спайка новых материалов с полипигреном.
   Чем будет жить новый материал, они будут знать лучше Радована. И они сделают то, что ему - Радовану - нужно. Даже более полно, чем он им предписывает. Приложив сюда весь свой богатый опыт в индустрии... и в жизни...
   А космические финтифлюшки они дарят ученым, как дарит сейчас, наверное, какой-нибудь Иван Петрович сидящему за его спиной прыщавому мэнээску идею диссертации об ионном выпрямлении... Сидят сейчас за спинами работяг научные сотрудники, собирают материалы для собственных научных трудов, а те - простодушные люди - ведь даже не догадываются, что приворовываются их приемы и догадки...
   Мда... "приворовываются"... Ну где тут быть чистым душой при таких мыслях?...
   Мир начал слегка покачиваться. Радован напрягся, и автомат свернул машину на обочину, остановив ее. Облокотившись на руль, Радован замер на дороге задумчивым взглядом.
   Хотя... это мэнээск думает, что приворовывает... Оператор сидит и в душе посмеивается над его суетой. Нафиг ему сдались какие-то диссертации и пузатые ученые титулы?...
   Радовану вспомнился "пляшущий" вокруг него дедушка-нейрофихиолог, который на основе его - эссеннавта - наблюдений пишет теперь свой очередной эпохальный научный труд...
   Мда... большая рыба съедает маленькую и сама становится пищей для еще более большой... Наука... твою!
   Ну где тут быть чистой душе при таких мыслях?...
  
   ..."Татьяна, милая Татьяна..."...
   Но зачем, чтобы постичь все это, нужно было так напугать девушку?!... Чудовище!!!
   И вот что значит, под-нять-ся вы-ше!... - Это значит, увидеть, наконец, себя чудовищем!!!... М-да...
   Спасибо тебе, Карэн...
  
   Силуэты идущих иванов петровичей и викторов сергеевичей тенями проскальзывали в боковом окне и растворялись на экране заднего обзора...
   В непонятных ситуациях Радован побежит ведь к ним - в цех, к гроссмейстерам спайки. Побежит, чтобы услышать "Не дрейфь, наука!". На таких головах и руках работяг и держатся индустрия, наука, да и вообще цивилизация. Все накопленные человечеством знания, берут свое начало в их ладонях, и только потом появляются в диссертациях и библиотеках. И никуда мир от этого не денется. Они - глаза и уши человечества, его ощупывающие руки... Они, а не какие-то эссенты...
   Радовану вспомнился сильно покрасневший от его крика оператор.
   Жуть как стыдно! ...
   Сегодня, сразу после сентического сеанса - в цех. Обязательно. С извинениями. В крайнем случае - завтра... если вдруг сегодня не получится...
   Да, сегодня он будет с нетерпением ожидать окончания полета, чтобы, поднявшись из-под крышки эссентисса, понестись к Тане, припасть к ее коленям... Тане, Танечке, Танюшке, а потом понестись в эти цеха, в этот когда-то казавшийся ему кондовым и примитивным мир - мир иванов петровичей и викторов сергеевичей. Он побежит к ним, чтобы рассказать открывшуюся истину - что, осваивая и поглощая бесконечный космос, очень и очень важно, кем ты его поглощаешь - шипастым чудовищем или таким же, как и они, трудягой... Работягой!...
   ...А затем он помчит на далекий остров к отшельнику Карэну, чтобы и тому рассказать нечто самое главное, а именно, что мама его простила. Ведь не то разбивает душу отшельника, что он отвернулся от нее, а мысль, что она могла не простить...
   Простила! Простила, потому что она - Ма-Ма!
   Таня, милая Таня, провожая его сегодня, дала понять ему и это. Одним лишь взглядом у порога...
   ...Опорная Точка...
  
   Но это будет сегодня вечером... или завтра утром... Он даже не может точно сказать.
   Ведь сегодня ему предстоит очень сложный полет... очень и очень сложный полет... Очень важный полет.
   В зону солнечной вспышки...

("Не дрейфь, наука...")

Вечность

  
   - Радован! - сухой незнакомый голос выдернул из небытия.
   Перед глазами открылся белый потолок.
   Но почему потолок? Где крышка эссентисса?
   - Радован! Вы в реанимации.
   В реанимации?!...
   В памяти всплыли ослепительные жгуты...
   ...И поры... ярко-золотистой плазмы... солнечной плазмы... из которой жгуты вырывались точь-в-точь как струи из сопел реактивных двигателей.
   Солнце!... Вспомнилось Солнце... Огненные потоки бешенно хлестались в вышине... неодолимой силой уволакивая за собой эссенты...
   С-о-л-н-ц-е!...
   Да, это было оно. Везде - внизу, вверху, в невообразимой вышине...
   Эссенты какое-то время кувыркались, но постепенно начинали выравнивать горизонт. Однако... надолго их не хватало... Жгуты оказались горячее расчётного. Намного горячее...
   Радован рефлекторно кинулся их спасать...
   ...Но нет, не по ошибке эссеннавт повернулся спиной к светилу... Вдруг проснувшееся в нем оно - самосное - опять вообразило себя самой вселенной - огромной, безграничной, в которой Солнце - лишь тьфу, малая точка!... И оно - виртуальное шипастое самосное - захотело показать, кто в космосе настоящий хозяин... "Монстр" демонстративно повернулся спиной к огненной звезде...
   - ... ... ...

***

  
   В кабинете Главврача, кроме самого хозяина, сидели еще двое медиков и Главный конструктор проекта.
   - Значит, еще раз фиксируем, - хмуро проговорил Главный конструктор, - Радован...
   Он запнулся и, скользнув взглядом по медикам, поправился:
   - ...Пятый... недвижен... потому что пепел в его нейронах блокирует их?
   - Да, - сухо ответил Главврач.
   - Но в этом пепле хранится его память?
   - Да.
   - Сейчас он лежит и вспоминает?
   - Да.
   - Но ни одной мышцей двинуть не может?
   - Да.
   - Его организм полноценно заработает, если мы вычистим пепел?
   - Да.
   - Но при этом вычистится и его память?
   - Да.
   - То есть мы получим в теле взрослого человека новорожденного ребенка?
   - ...
   - Но если не тронем пепел, он останется недвижим?
   - Да... И все, что у него останется, - это воспоминания...
   - Скоро, - проговорил один из медиков, - он перестанет нас слышать и видеть. И будет жить лишь тем, что помнит...
   - Снова... снова... и снова... - тяжело заключил Главврач. - И только этим... Его миром будет лишь прожитая им жизнь...
   В комнате повисло тягостное молчание. Каждый сидел, уткнувшись взглядом в стол. Люди боялись смотреть друг на друга.
   - Что будем делать?...
  
   Неожиданно открылась дверь и в кабинет вбежала взволнованная медсестра.
   - Кажется, Пятый сам двинул веками!...
   Все резко поднялись и обернулись к Главврачу.
   - Так, кажется или двинул?!!! - заорал тот...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"