Эс Сергей : другие произведения.

Социалистический дух России

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Социализм не является чем-то привнесенным в нашу страну западными марксистскими идеями. Он органично сочетается с российским менталитетом и вынашивался в нашем обществе в течение всей его тысячелетней истории. (Статья написана к 89-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции)

   Мы уже привыкли говорить об Октябрьской революции, как об эпохальном событии, о ее значении и влиянии на последующее развитие мира, однако события последнего десятилетия ушедшего века отодвинули на задний план все абстрактно теоретические разговоры о ней, и для нас вдруг встала задача вернуть завоеванное этой революцией. Нас теперь больше волнует не теоретический, а практический вопрос, как это повторить. И оглядываясь назад таким практическим взглядом, мы вдруг обнаруживаем, что Октябрьская революция была единственной в истории человечества социалистической революцией, которая победила и удержала завоеванное своими силами. Все остальные либо терпели поражение, либо побеждали при поддержке сильной социалистической системы. Понимая, что сегодня перед нами вновь стоит задача смены существующего строя своими силами, мы не можем не обратить свое внимание на ее опыт вновь. Может, в этом опыте есть нечто такое уникальное, что только оно и может обеспечить победу социалистической революции. И хотя мы прекрасно понимаем, что история не повторяется, что кардинально изменились условия, которые привели в свое время к Октябрю 17-го, тем не менее, несмотря на то, что история этой революции изучена вдоль и поперек, хочется еще раз поискать параллели с нашим временем. Я сегодня сделаю попытку взглянуть на события того периода с высоты развития политических тенденций с того времени и до сегодняшних дней.
   Первое, на что хотелось бы сконцентрировать внимание, -- это на одной важной отличительной черте развернувшейся после нее гражданской войны. Мы много начитаны о перипетиях гражданской войны, о ее развитии и ее полководцах, но на одно обстоятельство никогда не обращаем должного внимания. Это вопрос о том, кто сидел в окопах этой войны, кто полуголодный и полубосой защищал ее. Россия в то время была в своей подавляющей массе крестьянской страной. Красная Армия в своем большинстве рекрутировалась из крестьян, да и по ту сторону фронта в основном стояли крестьяне. Исход пролетарской революции оказался, по сути, в их руках. Ведь не суровостью военного времени и не талантами полководцев зачастую решалась судьба сражений, а тем, с чем поднимались в атаку эти полуголодные и полубосые бойцы. Да и в тылу деревня, придавленная продразверсткой, которая была покрепче барщины, поскольку не оставляла крестьянину никаких излишек вообще, не поднялась на протест против новой власти. Отдельные бунты да "батьки" не определяли общую тенденцию. Крестьяне в большинстве своем поддержали революцию. И они выдюжили гражданскую войну, потому что защищали новую власть, как свою. Да, конечно, большевики сделали абсолютной правильный шаг, приняв среди первых декретов Декрет о земле. Однако не только таким верным стратегическим ходом можно объяснить то, что глубоко аграрная страна приняла пролетарскую революцию. Забегая вперед, скажу, что есть в этой черте того времени одна параллель, связывающая ее и с нашим временем, когда крестьянство по сути осталось самой "красной" частью населения, сохраняя более устойчивую приверженность левым силам на выборах, чем городской избиратель. Наше крестьянство вновь ведет свою незримую гражданскую войну.
   Для понимания корней этой исторической аналогии нам придется расширить рамки рассматриваемого периода, заглянув, как в сегодняшнее смутное время, так и в седину веков. Однако для начала возьмем сами события 25-26 октября 1917 года, то есть непосредственно ключевой эпизод Октябрьской революции. Сам акт революции заключался в двух событиях этих дней: штурме Зимнего дворца с арестом министров Временного правительства и провозглашении Советской власти Съездом Советов. Однако, мы прекрасно понимаем, что эти события -- лишь кульминация развития событий, продолжавшихся в течение более долгого периода. Их нельзя отрывать от анализа ситуации, сложившейся в России с начала 1917 года. Предлагаю взглянуть на российскую государственность 17-го года с позиции сегодняшних дней, точнее говоря, с точки зрения современного понимания государственного строительства. Ситуацию того времени мы характеризуем как двоевластие, когда с одной стороны страной правило Временное правительство, с другой стороны не меньшей политической силой обладали Советы. Однако взглянем на эту ситуацию с точки зрения функциональной характеристики этих органов. Временное правительство можно назвать исполнительным органом власти. Вспомним, что оно было сформировано по следам февральской революции Временным комитетом царской Думы с согласия Петроградского Совета. То есть, в его формировании принимали участие два органа и именно эти органы можно считать на тот день представительными. Если отбросить все нюансы политической обстановки, все межпартийные и межличностные отношения, то никуда не уйти от того расклада, что по отношению к Временному правительству Советы были вышестоящим органом. Временный комитет Государственной Думы после формирования Временного правительства фактически свернул свою деятельность и был распущен вместе с Государственной Думой в сентябре того же года. Советы оказались единственным органом, который занимал нишу представительного органа. Но в таком случае правильно ли называть восстанием действия вышестоящего органа против нижестоящего? У Съезда Советов с точки зрения современного государственного права были абсолютно легитимные права распускать Временное правительство. Его действия по низложению Временного правительства не противоречат современному международному государственному праву. То, что это не обошлось без стрельбы, является скорее особенностью того времени, да, и вообще, извечной российской особенностью взаимоотношения ветвей власти. Штурм Зимнего нельзя считать ни переворотом (нынешним языком это даже можно назвать "зачисткой" Зимнего дворца от вышедшего из-под контроля мятежного Временного правительства), ни даже (строго говоря) революцией, ибо по сути вышестоящий государственный орган низложил нижестоящий. Настоящая революция, именно как акт смены государственного устройства, произошла не в октябре, а в феврале. Октябрьские события просто подвели черту под февральскими. И, действительно, даже по классическому ленинскому определению революционной ситуации февральская революция имеет все основания так называться, что не в полной мере можно отнести к октябрьской. В самом деле, возьмем: "Низы не хотят жить по старому, а верхи не могут править по старому". "Низы" и в феврале, и в октябре не хотели жить по старому, однако совсем по-разному ощущали себя "верхи". В феврале ситуация вынудила царя отречься от престола. Страна просто вышла из-под его контроля и, фактически, подчинения. В октябре же Временное правительство (как высшая исполнительная власть) все же могло управлять ситуацией. Вспомним ленинское "Вчера было еще рано, а завтра будет уже поздно". То есть, если бы большевики не проморгали "всего один день", ситуация покатилась бы вспять. А это говорит об устойчивости "верхов" (условно "верхов"). Третий ленинский признак и вовсе не подходит для октябрьских событий: "активность масс достигает высшей точки". Именно такой она была в феврале. Именно народные волнения вынудили царя отречься от престола. В октябре же по Петербургу не прокатывались массовые волнения. Народ не собрался у Зимнего, чтобы вместе с революционными войсками пойти на штурм. Не было "взятия Бастилии" простым людом, не было баррикад. Все походило всего лишь на блестящую военную операцию. Можно ли назвать вооруженным восстанием использование войск органом, который имел на это верховное право? (Вспомним, что после февральской революции Петроградский Совет приказом N 1 подчинил войска себе, и это даже никто не стал оспаривать. То есть, против кого воздвигать баррикады -- против революционных же войск?). И только четвертый признак в полной мере подходит к Октябрю, ставя твердую завершающую точку в долгом периоде смуты -- от февраля к октябрю: "наличие организованной политической силы, способной возглавить движение масс". В октябре такой силой явилась партия большевиков, которая в отличие от организаторов февральской революции не страдала половинчатостью и смогла довести дело до конца.
   Таким образом, Октябрьскую революцию нельзя назвать чистой классической революцией, как актом свержения одной власти и установления другой. И все же мы ее называем революцией -- великой эпохальной революцией. Ибо это была революция если не по форме, то по содержанию: это было революционная смена государственного устройства, установление нового типа общественно-экономических отношений. И сегодня, оглядываясь на нее с высоты современного государственного строительства, и в свете вышесказанного мы можем заключить, что она явила собой появление на исторической арене совершенно нового типа революций -- революций легитимных, опирающихся на действующие правовые отношения. Этой революцией ознаменовалась смена эпох. После долгой эпохи кровавых переворотов и восстаний это был первый переход всей полноты власти в руки органа, имевшего на это полное легитимное право. В этом кроется секрет и того, что она обошлась лишь кратковременным и почти бескровным штурмом.
   Заметим в связи с этим, что недруги Октября, связывают с этой революцией развернувшуюся после нее Гражданскую войну, увязывая эти события в единое целое и потому сваливая на революцию ответственность за последующее драматическое развитие событий. Но рассматривая войны, надо различать их цели. То что это война явилась следствием Октябрьской революции, не должно заслонять собой одной существенной детали в ее мотивации. Если бы эта война разрешала вопросы, неразрешенные революцией, и ее развязали бы силы, свершившие революцию, чтобы силой оружия доделать то, что они не сделали в октябре 1917 года, то, действительно, моральную ответственность за Гражданскую войну можно было бы возложить на революционеров. Однако Гражданская война была развязана противниками революции, которые проиграли в феврале-октябре 1917 именно на поле легитимности, и которые (говоря сегодняшним языком), проиграв на правовом поле, перешли на неправовые методы. "Мировой пожар" был только в головах революционных романтиков, реально же революционеры-прагматики решали рутинные задачи вывода страны из разрухи после мировой войны и полного банкротства предыдущих режимов. Вспомним, что Красная армия была создана не сразу после революции, а только в январе-феврале следующего 1918 года в ответ на уже состоявшуюся агрессию против молодой Советской республики. Да и ВЧК, на которую возлагают ответственность за развязывание "красного террора", была создана только в декабре 1917 года в ответ на уже развернувшийся "белый террор".
   То, что Октябрьскую революцию нельзя назвать классической революцией, имеет для нас немаловажное практическое значение. Если мы вновь ставим вопрос о повторении социалистической революции, нам надо брать для изучения не непосредственно события 25-26 октября 1917 года, а более протяженный исторический период. В этом смысле даже более интересными представляются события февраля, заложившие предпосылки Октября, сам же акт перехода полновластия в руки Советов, поскольку, как мы видим, он был абсолютно легитимным, в новых условиях может быть осуществлен не обязательно вооруженным путем. Октябрьская революция в этом смысле более интересна не тем, что она низложила Временное правительство, а тем, что она передала полновластие в руки Советов, ибо здесь произошла не просто смена одних органов власти другими. Немаловажно для сегодняшнего изучения то, что это за органы, как они вышли на историческую арену, как эти истинно народные органы власти сумели вызреть в условиях монархического строя и почему они оказались готовыми к принятию в свои руки власти.
   Начнем с их появления. Советы, как органы власти, возникли в годы первой российской революции 1905 года. Они были не случайным, а логичным следствием этой революции. Взяв на вооружение ленинский инструментарий по анализу "революционной ситуации", мы можем сказать, что их появление объясняется именно тем, что "верхи не могли управлять по-старому". Действительно, в 1905 году, когда в России все зашаталось, начала трещать по швам и прогнившая вертикаль царской системы правления. В дни смуты царские органы на местах оказались неспособными решать простейшие вопросы жизнеобеспечения населения. Советы возникли именно как реакция на это. Это были органы самоуправления населения, и решали они совсем не политические задачи. Они были озабочены тем, как обеспечить жителей углем, продовольствием, водой и т.д. Эти органы явились детищем первой российской революции, но отнюдь не политизированным его детищем. Они не ушли в небытие вместе с поражением революции 1905 года. В годы тяжелейшей реакции они не просто сохранились, а начали повсеместно создаваться и развиваться. И это несмотря на то, что царский режим в эти годы создал некую видимость представительной ветви власти -- Государственную Думу. Советы не исчезли, поскольку оказались востребованы временем. Они сосуществовали с царскими органами, они параллельно с ними решали одни и те же задачи, они по сути "дышали в затылок" царским органам управления. Все 12 лет до событий 1917 года они набирали вес и авторитет у населения. И потому, когда в феврале царская вертикаль пошла на слом, сфера управления государственными делами не оказалась пустой. Она уже была заполнена Советами. По ленинскому определению пролетарская революция в России оказалась возможной, поскольку Россия явилась слабейшим звеном в цепи империализма. В первую очередь имелись ввиду экономические факторы, высочайший уровень эксплуатации, крайнее обнищание народа. Однако эти факторы только обуславливали предпосылки пролетарской революции. Для конкретного же развития событий 1917 года решающей явилась слабость российского капитализма в сфере государственного строительства, что выразилось в неразвитости и даже практическом отсутствии буржуазных институтов государственного управления. Когда в феврале 1917 года был сломлен монархический строй, буржуазия не успела сформировать полноценные государственные органы для управления страной. Ее представляли два органа с куцей легитимностью: Временный комитет царской государственной Думы и Временное правительство. Органом, который основал бы буржуазную государственную вертикаль, должно было стать Учредительное Собрание. Однако само же Временное правительство протянуло с его созывом. Именно слабость российского империализма в сфере государственного строительства позволила органу, вышедшему из народных "низов", обойти буржуазные органы и выйти на передовые позиции. Представим себе, что было бы, если бы Учредительное собрание все же состоялось до октября 1917-го. Верховная власть вместе с руководством армией перешла бы в руки нового буржуазного представительного органа, и вряд ли состоялись бы события октября. Несомненно, буржуазная власть вряд ли бы справилась с разрухой, принесенной первой мировой войной, для этого буржуазия еще не успела создать ни экономические, ни государственно-политические инструменты. Ситуация продолжала бы обостряться, и одолевать новые власти пришлось бы вновь через баррикады и жуткое кровопролитие.
   Считается, что революция 1905 года потерпела поражение. Да, она не смогла свергнуть верховную царскую власть, однако она все же решила вопрос власти и сделала это по-своему. Не сломив государственную пирамиду в целом, она проникла на ее нижние уровни, создав свои органы управления там. В этом заключается главная историческая роль этой революции. Затем последовали долгие годы укрепления новой формы народной власти, с тем, чтобы в Октябре 17-го дать в руки революционеров полноценные легитимные органы управления страной. И так же, как и о февральской революции, можно сказать, что не будь революции 1905 года, не было бы революции октября 1917-го.
   Однако есть еще одна существенная деталь, которая делает Октябрьскую революцию исторически еще и глубоко российской. Это связано опять же с Советами. Ведь сами первые Советы возникли не на пустом месте. Их создавали рабочие по образу и подобию органов самоуправления российской глубинки. В период бурного развития капитализма начала двадцатого века в город из села происходила массовая миграция населения. Рабочие бараки заселялись вчерашними крестьянами. Они были носителями общинного мышления, и в условиях лихолетья нашли выход из ситуации безвластия по-своему. Они в городских условиях возродили сельскую общину. А вместе с этим они возродили дух подлинно народной власти, которым жила глубинка России в течение всей своей тысячелетней истории.
   Мы склонны смотреть на сельскую общину, как на некий анахронизм, пережиток аж дофеодальных отношений, однако существование ее вплоть до начала двадцатого века дает основание говорить о российской общине, не как о форме дофеодальных отношений, а как о чем-то более существенном и фундаментальном. Среди историков нет разногласий в том, что ее существование было обусловлено особенностью исторических и климатических условий России. В условиях рискованного земледелия выживаемость сельского поселения была возможна только в коллективистских формах. Это уже была не дофеодальная родовая община европейского типа, которая была естественна для примитивного уровня развития производительных сил. Даже относительно высокий уровень технического оснащения российского крестьянина не обеспечивал ему гарантий выживания на российских землях в одиночку. Община помогала людям выжить. Она обеспечивала и основывалась на взаимовыручке, безвозмездной помощи пострадавшим, коллективистском способе принятия важнейших решений (сельских сходах). То есть, в течение столетий в российской глубинке вызревали по сути социалистические отношения. Это был не книжный социализм, а тот, который свойственен природе человека, живущего в условиях коллективистских отношений. И вот в 1905 году этот сельский социализм шагнул в город. Вместе с укреплением Советов укреплялась и социалистическая ментальность российского города, и поэтому Октябрьская социалистическая революция по своим целям не явилась ни для горожанина, ни для российского мужика чем-то чужеродным, пришедшим в Россию с Запада. Она просто утвердила на государственном уровне тот строй, который уже столетия жил у россиянина в крови. Именно поэтому пролетарская революция была воспринята российским крестьянином, как его революция, несмотря на то, что с научным социализмом он не был знаком. И в этом отношении Октябрьскую революцию можно назвать эпохальной, ибо она подвела черту под тысячелетним вызреванием в России социалистической системы, придала этой системе государственный статус. В связи с этим хотелось бы привести цитату Карла Маркса и Фридриха Энгельса из "Предисловия ко второму русскому изданию Манифеста Коммунистической партии": "Задачей "Коммунистического манифеста" было провозгласить неизбежно предстоящую гибель современной буржуазной собственности. Но рядом с быстро развивающейся капиталистической горячкой и только теперь образующейся буржуазной земельной собственностью мы находим в России больше половины земли в общинном владении крестьян. Спрашивается теперь: может ли русская община - эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей - непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?
   Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития".
   Еще раз затронем тему России как слабейшего звена в цепи империализма, но теперь уже не в экономическом и государственно-политическом смысле, а с точки зрения ментальности населения. Из всех капиталистических государств она оказалась самой подготовленной для осуществления социалистической революции. Ни западный рабочий, ни западный крестьянин не были столь пропитаны той социалистической ментальностью, какая была у российского жителя. Даже осуществляя классовый анализ и определяя крестьянина как собственника (противопоставляя его тем самым пролетарию, не имеющему никакой собственности), для российского крестьянина надо делать оговорку: он являлся и до сих пор является коллективистским собственником. Пусть его коллектив ограничивается рамками общины, деревни, но тем не менее российский крестьянин живет и трудится в условиях верховенства общей (общенародной) собственности (а не индивидуально-частной, что характерно для крестьянина классического феодального строя). Российский крестьянин пусть не так восприимчив к идее коммунизма, как того требуется от революционного класса, но ему абсолютно ясен и понятен социализм. Первое социалистическое государство возникло на российской земле не как исключение из просчитанного марксистами хода истории, в соответствии с которым социалистические революции должны в первую очередь победить в передовых промышленно-развитых государствах, и не как прорыв в самом слабом, самом нищем звене империализма, а как самый логичный этап развития российской государственности. Советскому Союзу предначертано было быть форпостом нового строя.
   Создавая научное обоснование социалистического строя основоположники марксизма опирались на опыт социально-экономических экспериментов английских экономистов 19 века, создававших коммуны. Сами эти коммуны не смогли долго просуществовать, но их опыт и лег в основу представлений о социальном устройстве стран победившего социализма. Основоположники марксизма к сожалению не обратили должного внимания на не искусственный, а естественный социалистический опыт, которым в то время жила российская деревня. Линейное понимание развития истории, как смены социально-экономических формаций (рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, социалистическая) предполагало, что социалистические отношения должны зародиться только после перезревания капиталистических. Этот взгляд и заставлял видеть в российской общине анахронизм, своеобразный рудимент дофеодальных отношений. Однако, он не позволил увидеть то, что социализм глубоко свойственен человеческой природе вообще. Это не есть нечто такое, чего в человеческом обществе изначально не было, но в один прекрасный момент взяло и появилось. Строго говоря, социализм, как строй, возможен в человеческом обществе именно благодаря тому, что он вообще свойственен человеческой сущности, а не потому, что он был искусственно кем-то создан. С классической теорией эту идею связывает только то, что для получения социализмом статуса государственного строя необходимы три объективных условия и одно субъективное. Из объективных: первое -- соответствующие экономические предпосылки, уровень организации и концентрации производства; второе -- соответствующие институты государственного (общественного) управления (имеется ввиду демократическая форма правления); третье -- социалистическая ментальность подавляющей массы населения. Последнее требуется пояснить дополнительно. Правильнее было бы говорить о такой ментальности рабочего класса, подразумевая, что для развитых стран он и должен составлять большинство населения. Однако случай с Россией и особенно исход гражданской войны, которая была выиграна при массовой поддержке крестьянства, показал, что носителем такой ментальности может быть не обязательно только рабочий класс. И первые неудачные опыты социалистических революций в западных странах показывают насколько важна именно массовая поддержка населения. Субъективной предпосылкой становления социализма, как государственного строя, является наличие политической силы (партии), вооруженной научной теорией и способной организовать революционный класс (население) на строительство нового строя. Научный социализм создавался на основе опыта западного мира, в котором социалистическая ментальность, как дух коллективистских отношений, была практически утеряна крестьянством и могла созреть только в рабочей среде. Для западного мира, действительно, только последовательная смена социально-экономических формаций могла привести к созреванию социализма. Однако к началу двадцатого века для Запада не работала именно третья предпосылка для установления социалистической государственности -- отсутствовала социалистическая ментальность у подавляющей массы населения. Развитие международной эксплуатации приводило к переносу основных производств за границы государств. Большая часть населения начинает заниматься не производством, а перераспределением текущих из третьего мира богатств, все больший и больший вес в обществе приобретают работники сферы обслуживания. Этим объясняется, почему не смогли победить социалистические революции в двадцатом веке в наиболее развитых странах даже в годы сильнейших потрясений капиталистической системы, когда наличествовали все классические признаки революционной ситуации, почему только при поддержке СССР он устанавливался в странах восточной Европы, почему восточно-европейские страны так легко расстались с социализмом еще при существующем Советском Союзе и почему именно городской, а не сельский избиратель в России привел к власти антисоциалистические силы. Сегодня красный пояс сжался до размеров сельской части нашей страны. И совсем не потому, что там живет самый отсталый и не информированный о прелестях западной жизни избиратель. Он до сих пор является самым последовательным носителем коллективистской, социалистической ментальности. Он не является столь же революционным классом как пролетариат, ему "кроме своих цепей" есть что терять, однако по иронии истории именно такая "безземельность" рабочего, который, "ничего не боясь потерять", стучал в начале девяностых касками по мостовой, помогла свергнуть социалистический строй. Высокая революционная мобильность рабочего класса позволяет, увы, использовать его как слепое оружие, в том числе и против его же собственных коренных интересов.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"