Вилы и косицы почти упирались в живот. Весея сделала еще шаг назад, к старому бревенчатому, покосившемуся от времени дому. Над соломенной крышей с треском извивались языки пламени, неумолимо поедая жалкий скарб. Разъяренные крестьяне плотной стеной теснили в огонь. Либо в дверь, либо на колья. Выбора нет.
"Бежать", - полоснуло ускользающей мыслью. Но как? Куда?
Запыхавшаяся, она из последних сил рванулась навстречу селянам, увернулась от дубины неповоротливого корчмаря, толкнула его худосочную бабенку, дернулась в сторону.
Кто-то ухватил за растрепанные волосы, вырывая рыжий клок. Дальше и вперед! Словно загнанный зверь. Сердце гулко билось о ребра, отзывалось где-то в животе. Дыхание то и дело сбивалось на свист.
- Не уйдешь, дьявольское семя! - толпа ринулась следом, с каждым шагом уменьшая расстояние.
Гнали к погосту. Видимо так хотели избавиться разом от силы ее и от нее самой. Вот уж и покосившаяся оградка, и ряды деревянных крестов.
Ноги не держали, Весея то и дело спотыкалась о замшелые камни и корявые корни кладбищенских деревьев.
Еще сажень, еще.... Резкая боль в ноге, падение.
Над лицом склонилась оскаленная рожа Никитки-дурачка. Из раззявленного рта его несло луком и протухлой капустой. Лапища крепко держала за щиколотку. Вокруг собиралось кольцо селян.
Бабы выкрикивали проклятья, мужики матерились.
- Держи стерву! - вперед выступил староста, с презрением бросил к ногам ведьмы охапку соломы и пеньковую веревку. - Вяжи ее, хлопцы!...
...Окрашенные в алый цвет кресты зловеще упирались в предсумеречное небо, искры фонтанами стреляли в темноту.... Нет, она не кричала, не доставляла удовольствия своими мучениями. Только перед последним вздохом выплюнула:
- Сдохните все! Проклинаю небом и землей, болотной водой, могильной плитой. От колыбели до смертной постели. Не будет вам теперь покоя!...