Аннотация: ...Нас было двое. И обе с короткими юбочками. И обе мы знали, что чего-то ожидаем от бесконечности моря, стоя на бульваре, на разваливающейся деревянной балке...
Максад Нур
Плод дождя
(Из тайн города ветров)
К.М. и К.М.
...Ко мне свататься пришли; родственники из Ардебиля, и папа тронут, и бабушка; кроме матери, все плачут, до сих пор письмами обменивались, а сейчас приехали, сердце мое подпрыгивает, всплакнула я, сказала, чтобы проводили сватов, может, ничего не известно им, как пришли, так и уйдут...
...
Когда идет дождь, чувствую себя сродни деревьям, травам, даже тротуарам в поблизости. Если бы не насмехались, то подпрыгивала бы: травам, улицам, листьям очень идет отряхнуться от всякой пыли, копоти выхлопных газов. Только начнется дождь, как цоканье от обуви по дороге к университету становится совсем другим. Эта дорога недавно вымощена красным кирпичом, владельцы магазинчиков вымостили. Ходят слухи, что кирпичи долго не протянут, их обжог не тот, что прежде. Но с одной стороны разглаживаются, а с другой есть и такие, что крошатся в песок. Отец говорит, что на Парапете было также, дожди все поставят на свои места...
В дождевые дни звук от топота ног бывает слишком миловидным. Кажется, нынешняя мода заимствована из шестидесятых годов: нравится мне такая. Не каждая мода подходит моим любимым дождям! А сама я в последнее время на толстых высоких каблуках хожу, грудь обнажила, насколько мне захочется. Моя черная юбка очень идет моим бедрам. Мама дуется из-за мини-юбки, злится из-за неё. Еле сдерживается,- немного отца побаивается, да и сама чуток утихомирилась. А то бы шкуру с меня спустила, не охнула.
Постригла волосы коротенько; их кончики забиваются у меня меж губ, расческа и все прочее на месте. Вся прелесть этой моды в ее строгости: а цветовая гамма черная и еще розовая. Мало белого, красного, зеленого. Но еще больше злюсь, мозги словно стискиваются, когда вспоминаю цвет кожаных курточек, которые носят наши мужики осенью-весной. Кажется, не могут избавиться от этого злосчастного цвета; кислую рожу состроят и идут за своими делами.
Когда ранней весной идет дождь, дома не сидится, прислушиваешься к звуку шагов: если подольше прислушаться, становится весело - ноги сами несут прочь, куда хотят. Кажется, что не голова ногам хозяин, а ноги голове голова. Тут же выявляются недостатки в фигурах идущих на лекции и приходящих с лекций девушек; и толстушки, и кривоногие теряют свою походку: каждая из них спешит укрыться.
Быстрее всех осадки чувствую я сама: не дожидаясь их выпадения, намыливаюсь на прогулку. Домашние начинают на меня сердиться: молчат, покуда терпение позволит, будто бы это я приношу дождь... Редко выдается день, когда сердцу раздолье: ведь никуда не деться от ветра, ко всему присоседится, к воздуху, воде, дождю и снегу... никак не обходится без него, проклятого!
Как только погода именно та, что мне по душе, несусь к бульвару - вместе с отцом. Он всегда меня слушается... Дойдя до моря, как будто чуешь запах нефти вперемешку с рыбьей икрой. Я чувствую себя в самой толще моря. Я вижу, ей-богу вижу, как дождь умывает море: как он моет покрытые копотью асфальт и травы, так же и замачивает рыб в бухте; медленно, не спеша, этот поток воды проникает в душу моря. Мне кажется, что в дождливые дни рыбы отряхиваются от нефтяного налета, который впитался в их тела, и играются, любятся. Может, как раз в такое время они ненароком откладывают икру в бухте: когда стекающие туда грязные стоки смешиваются с дождем, то поток усиливается, а бедняжки-рыбки, толпясь в уголочке этого потока, набрасываются либо размножаться, либо найти что-нибудь поесть. Неужели они не могут метить икру, уплыв совсем далеко, глубоко в синее чистое море, отчего же остаются в этих нечистотах?! Отец говорит, что они остаются здесь из-за корма, потока и спокойствия; Да и слишком мелка и слаба здешняя рыба по морским масштабам, и даже бухта для них -- огромный мир, в уголочке которого они нашли приют...
Иногда мысленно представляю голоса рыб и радость их глаз... Потом льются слёзы. Плачу...Если бы могла, затерялась бы среди рыб и ушла бы жить в морскую глубину. А отец каждый день приходил бы на берег, ухмылялся бы сквозь свои поседевшие волосы и бородку, дабы никто не узнал, знал бы, что я где-то здесь, на лижущих его ноги берегах, пришла к нему на встречу. Однажды я внутренне прожила это, когда омывала папины ноги, когда руками лила воду на его худые, мускулистые пальцы... Но я не взяла бы отца с собой, а то не осталось бы никого у меня на этом свете... Я вижу сон о рыбьем плоде. Этот сон я никому, кроме отца, не доверила бы, даже матери бы тогда не рассказала... Зачем?
...
...Нас было двое. И обе с короткими юбочками. И обе мы знали, что чего-то ожидаем от бесконечности моря, стоя на бульваре, на разваливающейся деревянной балке, но и что же?? Мы обе были родные душеньки, и цвет глаз, и аромат причесанных волос был у нас одинаковым, я понимала это. Вот всегда так хотела носить короткую-прекороткую юбочку, которая была на мне, и теперь мы обе содрогались от той мысли, что вот увидит нас мать в этих юбочках и за волосы потаскает. Мы печально смотрели вдаль, и в то же время поглядывали друг на дружку, на наши мини, и пока не сталкивались наши взгляды, внутри каждой из нас трепетала одинаковая зависть, а потом снова мы были вместе, в ожидании будущего пути. Мы ждали Кита, да, Кита...или какого-нибудь крупного дельфина, или, может, акулу... помнится как-то, ожидала что-то вроде рыбы, крупную, черную, милую, добрую, с пятнистой шеей и пастью, и черным верхом, здоровенную блестящую рыбину. Она должна была появиться чуть вдали, на поверхности воды, а потом, увидев нас, поплыть к берегу...
Получилось не так: здоровенный, в пятнах, он появился чуть ли не из-под наших ног. До сих пор чувствую его запах; запах пота, рыбьего пота, смешанного с нефтью. Как только пришла в себя, поняла, что вряд ли почую когда еще такой запах, но этот запах остался в памяти, подобный неведомому цвету, не давал покоя. Кажется, он выпустил струю воды из-под жабр на ступни той девушки, что стояла впереди (скорее всего, это как раз я и была), потом чуть приподнялся, коснулся её ног и девушка с воплем оцарапала свои колени. Сжала ладони, провела маленькими ручками от коленей вверх. Раскрыла ладонь, в правой руке трепетал малюсенький Китёныш. Красного-красного цвета... Я почуяла, что малыш-Китёныш в ладони - мальчик, непременно мальчик! Тихонечко сказала: "Мальчики бывают ранимыми", прижала малыша к груди, посмотрела на море (фразу эту слышала днём от дядиной невестки), да ещё по-бабьи отчитала Китёныша. Он улыбался, был счастлив. Вот она какая, рыбья улыбка, я не смогу сравнить её ни с какой человечьей...
На крик подоспела мать, посреди ночи я вся была в крови, сжав меня в объятиях, она смеялась. Глаза увлажнились, я думала, сейчас захохочет. Прижала мою голову к груди, заплакала. А я прикидывалась; ноги и вправду болели, но дядина невестка говорила, мне о том, что это произойдет...
...
...Бедная мама, всю свою жизнь посвятила нам - и вот итог. Она женщина беззлобная, страдает из-за меня. Отец, случается, пошлепывает ее, с него станется, мать раньше все молчала, а сейчас время от времени вставить свое слово, еще и проклянет. Лукавит, конечно, так она по отцу сохнет даже, весь Горский квартал говорит; в то время он на своей "Победе", налетев и схватив, увел ее, после индийского фильма... Временами отец злость на свою мать на моей вымещает, а, бывало, ягнёнком становился, руки опускал, как только свою мать видел. В последнее время, если обидит меня, что-то ворчит себе, злословя на свою мать, затем хлопнет дверью и уходит. Я его таким не знала: да и старуха тоже не подарок. Я в обиде на неё, теперь она ворчит мне вслед, мол, листья эти для меня дороже золота. Когда пошли разговоры о моём замужестве, бабушка раскудахталась: "Куда уж ей, дурёхе, в обнимку с мужем она будет спать или с этими гнилыми листьями?"
Осенними лунными ночами выходила я играть с листочками, напевала себе... На завтра бабушка поднимала такой шум, что если бы меня кликнули в тот момент, то сердце разорвалось бы. Приходил отец, гладил меня по волосам, легонько и нежно брал мою руку в свою ладонь, и, обнимая меня, отводил домой.
...
...Низ бабушкиного навеса был моим амбаром, местом встречи с листьями. С приходом осени, времени у меня всегда не хватало; дел становилось все больше; невестки почитали мой труд то ли потому, что я избавила их от подметания листьев, то ли еще почему-то, ценили мой труд: хотя и не могли закрыть глаза на мое чудачество, но порой своей любви ко мне тоже не скрывали - как бы это ни было, правда или нет. Старшая невеста, как-то посмотрев на мои поступки, даже заплакала, тогда она беременной ходила... Годами не оставила бы это дело: собрала осенние листья, высушила, и сгнили они...
Как-то стащила бабушкину клеёнку из-под шерсти и спрятала, потом пришлось вытащить её на свет божий; чтобы уберечь листья от холода, заворачивала их в тряпки, клеёнку, в подол маленькой юбки, пока хватало сил набивала их под бабушкин навес и крепко-накрепко укрывала. Каждый год из-за этих моих выходок во дворе были неприятности,- таскали за волосы, устраивали скандал. Когда листья гнили, их запах наполнял и без того задыхающийся от влажности двор: бабушка ругала мою мать и всех невесток разными непотребными словами, самое невинное выражение адресовалось мне: "сучка"... Но если уж и мать начинала, та не могла за ней поспеть, под конец старуха сама пугалась и еле вырывала мать из отцовских рук...
... Я была занята своим делом, защищала свои листья от осенних вихрей, беспощадных ветров: листья были столь живыми, насколько казались мёртвыми. Я думала так: листья - это старые духи, которые снова рождаются весной. Я начинала верить в духов: подумывала, не перестать ли сегодня-завтра собирать листья... пусть их заменят духи, гуляющие везде, везде...
Не смогла удержать свое слово: и на следующую осень, набила подол листьями и побежала к бабушкиному навесу, по моим расчетом никто меня не выслеживал Но вот, мать, убиваясь, выскочила на двор, я, застыв, замерла на месте, она тотчас заскочила обратно внутрь и вернулась, ухватила меня за волосы и намотала себе на руку, оттащила меня за волосы в дом - до газовой печи, и на моей правой руке появился ожог. Когда убрала нож от моей ладони, я увидела ожог и потеряла сознание...
...
Не люблю ветры: они беспощадны и безумны! Те ветры, что живут в этом дворе вместе с нами, я называю вихрем, черным вихрем...
Деревянная калитка, подобно кривым-косым, неуклюжим домам Горского квартала, не на своем месте. Она выскочила из косяка, входя во двор, нужно толкнуть её; это вошло в привычку, никто не брал на себя труд притворить за собой калитку. Тяжёлая, расшатанная, выскакивающая из петель, отсыревшая створчатая калитка со стуком возвращалась на своё место и этот звук всем, кто жил во дворе, даже если они сидели у себя дома, давал знать: кто-то пришёл... У самого входа, справа от калитки был бабушкин дом, потом дядин, за ним жили мы. Между бабушкиными и нашими окнами на насыпи росли деревья. Звук калитки был средним между скрипом и стуком; если не приходили люди, так заглядывал ветер, раскачивал такую же ветреную, как и сам, калитку, игрался с ней...
Когда деревья обнажались, поднимались ветры. Иногда я забиралась на ветку тутовника и устраивалась там, чтобы посмотреть на поднимающиеся вдалеке от ветра морские волны. Старалась, чтобы меня поменьше видели... Калитка открылась:
--
Тррр, тукк!
Открыв глаза, я увидела мрак, в это время не должно было быть так темно, различила голоса. И голоса вокруг были не ночными. Мама убивалась, бабушка опять (снова) ворчала. Захотела увидеть лицо отца, в ушах почуяла его "табачное" дыхание, растрогалась и заплакала, разрыдалась. Затем замолчала раз и навсегда: радовалась, что меня уже не тронут! Во мне были цвета, листья, море и бедненькое личико отца...
...
Я многое могу видеть руками, нос, уши здорово выручают меня. Вижу будто и мрачное молчание матери, как она проклинает себя, чувствую по ее настрою, что вот-вот выкинет что-то недоброе. Чувствую запах моря, во сне говорю с рыбами...
У дождей есть голоса, они переговариваются, голос откликается на голос, от этой музыки всё оживает, отряхивается, запахи всего, что загрязнено, очищаются, вот тогда-то я и чувствую запах листьев, деревьев, стволов...
...
...Кажется, сваты, увидев мою коротенькую юбочку, изменили свое решение; но сестра говорит, что эрдебильских прикид получше нашего все у них там есть. Пусть сестра моя будет счастлива... Когда идет дождь, сестра, взявшись за мою коляску пытается отвезти меня на берег отец не отпускает, в прошлый раз отчитал её, ему хотелось, чтобы эрдебильские родственники тоже поняли, что к чему. Причём тут они, папочка...