Мирон Фокич Буркин, всесильный глава Шапкинского района, летел домой как на крыльях. А все потому что, после совещания у губернатора, к нему подошел, Мокин вездесущий клерк из аппарата и сообщил под большим секретом, что к ним в район скоро приедет олигарх Михаил Сопликовский. Владелец заводов, газет, пароходов, а так же нефтяных вышек и прочих богатств, уроженец Шапкинского района, возжелал навестить малую родину, припасть к корням и вложить хорошие инвестиции в экономику района. Мирона Фокича, аж подбросило от такой новости, ведь пять минут назад ему казалось, что район в сильнейшем упадке и спасти его может только чудо. А чудо, меж тем, тихо поджидало его в укромном коридоре "Белого дома", как называли в народе главное здание области. Не будь Мирон Буркин таким важным и опытным руководителем, он бы наверняка обнял и расцеловал незаметного клерка, но положение не позволяло этого сделать.
Тем временем, Мокин продолжал нашептывать ему разные соблазнительные вещи об олигархе и тех возможностях, которые сулил его ближайший визит и благосклонное отношение к землякам. Старая канцелярская крыса, Мокин пережил не одну смену областной власти и знал когда, кому и что надо сказать, Он умел извлекать выгоду из любой информации, а новость о визите олигарха могла принести хорошие дивиденды ее обладателю. И хотя Буркин был ужасно скуп, но умеючи можно было и из него выдоить толику для незаметного, но необходимого и чрезвычайно полезного клерка каким считал себя Мокин.
- Ты сахарку просил, так водитель мой доставит на днях, ну и муки подвезет, если надо, так что не стесняйся, обращайся, если нужда какая будет.- Мирон Фокич сразу сообразил, что Мокин сообщил важную информацию не из симпатии к нему, а по причине алчности своей и наглости.
- Спасибо, Мирон Фокич и вы обращайтесь, если что, буду рад помочь.- сказал Мокин угодливо изогнувшись. В этот момент он ненавидел Буркина всей душой, но возможная польза от предстоящих событий, смиряла злость вездесущего клерка.
- Так вы звоните, а я прослежу ситуацию и, буду держать вас в курсе.- добавил он и протянул главе свою визитную карточку.
-Однако,- предупредил Мокин- не факт, что Сопликовский легко расстанется с деньгами. Самое главное олигарху понравиться, угодить его вкусам и интересам, а уж тогда деньги потекут рекой.
- Мяса привезем- схватил быка за рога предприимчивый Буркин.
За приятную информацию о мясе Мокин добавил, что Сопликовский любит народные традиции, старину и бережное к ней отношение.
-Так этого добра у нас хоть отбавляй, устроим ему экскурсию в краеведческий музей, ну и танцы с визгами- сказал Мирон Фокич и заторопился к выходу. Заснеженные равнины таяли в пушистой дымке. Солнце февральское, не жаркое, светило во всю. Пела душа от такой красоты, простой и необыкновенной. Радовался Мирон Фокич красоте, умел радоваться. Не только победам в бесконечных интригах, обогащению и удачам на любовном фронте- радовался глава района, но и таким вот светлым дням. И, не потому что, светило солнце и искрился снег под его лучами. Светло, по- особому, на душе бывало в такие странные дни. Будто чудо произойти должно в этот день. И по опыту было известно Буркину, что чуда не будет, но все равно забывалось плохое и думалось о хорошем. Он любовался пейзажем из окна персональной "Волги" и размышлял.
Район конечно катился в пропасть, рушилась экономика, разбегались квалифицированные кадры, но не такая же обстановка была и у соседей? В Чаплинке, что была ближайшей к Шапкино, тоже было не все гладко. Да и у Ильинцев, чьи земли лежали южнее Шапкинского района, наблюдалась та же картина. Куда ни кинь всюду клин - как говорили предки. И, что мог сделать он, Мирон Буркин, когда люди и по умнее его, стыдливо разводили руками, перед трудностями. Но никто из них; ни хитрый Батыгов из Чаплино, ни тугодум и зануда Власов из Ильинки, не признаются в своей слабости такой, сделают вид, что все им по барабану.
-Чудные мы, крестьянские дети,- как любил говаривать Семен Семеныч Кучерявый. Хотя, хитрого старика, ну никак нельзя было отнести к этому сословию. Слишком интеллигентен, и образован, чтобы быть из простых колхозников. Но, в отличие от них, Кучерявый умел выражать свои мысли и чувства, красивым и понятным языком. Ему, Мирону Фокичу, никогда не научиться, так излагать свои мысли, не любитель он книжной премудрости. Правду жизни, смысл ее он постигал не по книгам, но лучше любого Семена Семеныча, разбирался в непростых жизненных ситуациях и обладал, поистине звериным чутьем. Это качество редко его подводило. А то, что он был человеком противоречивым и непостоянным, так это наследственное. Да и кто в их стороне был другим? После отмены и запрета коммунистической партии, все они бросились в храм, надеясь там обрести опору и покой. Неумело крестились, ставили свечки, вели беседы с местным батюшкой. Но и отец Виссарион, ныне усопший, мало успокоения и твердости мог дать им, потерявшимся в этой жизни. Настоятель Шапкинского храма был настоящей личностью. Люди приходили на церковные службы, чтоб посмотреть, как мощно и артистично вел себя отец Виссарион. Он не боялся никого, был независим и очень добр. Но тоже по своему противоречив и занятен. Однажды он явился на прием к главе с просьбой защитить одну его прихожанку.
-Помилосердствуйте Мирон Фокич, затаскали старуху опричники, не дают покоя,- начал он излагать свою просьбу. Оказалось, что сотрудники милиции преследовали старуху за кражу шпал с железной дороги. Было ясно, что старухе Шилкиной не по силам было бы утащить три десятка шпал. Но участковый Ерофеев, не давал старушке прохода, таскал на допросы и грозился посадить. Буркин, не смотря на занятость, вызвал к себе Ерофеева и пригрозил уволить с работы его жену, что трудилась бухгалтером, на пищекомбинате главы. Ерофеев отступился и о краже шпал на железной дороге забыли. Спустя пару месяцев, возвращаясь из города, Мирон Фокич посадил по дороге местного батюшку. У отца Виссариона поломалась машина, и он путешествовал на своих двоих. Как водится, разговорились о том, о сем. Буркин любил поговорить с людьми духовного звания, по его мнению, общение с ними и посильная помощь им, влияли на распределение мест в загробном мире. А, Мирон Фокич, не смотря на атеистическое воспитание, верил в существование души и смерти боялся.
-Как дела в храме, что нового?- спросил Буркин.
-Слава Богу, все хорошо, трудимся, во спасение душ человеческих,- ответил батюшка.
-А дома как, все ли здоровы, может проблемы какие имеются?- продолжал глава.
-Да нет, все хорошо, сарай вот закончил строить,- отец Виссарион, не смотря на промозглую осеннюю погоду, был в приподнятом настроении.
-Кирпичный, поди, сарай то,- не унимался Буркин.
-Да нет, из шпал железнодорожных,- ответил батюшка.
-Помнишь, по весне шпалы пропали, я тогда к тебе еще приходил насчет старухи Шилкиной. Так вот из них и построил сарайчик, охренительный получился сарайчик, скажу я вам,- добавил отец Виссарион.
-Так это ты батюшка шпалы спер?- опешил Мирон Фокич.
-Я, и пристроил им ноги, как говориться, с Божией помощью,- невозмутимо сказал батюшка.
-А что же тогда старуху то невинную таскали в милицию?- повеселел Мирон Фокич.
-Вот, что я скажу тебе Мирон Фокич, у вас людей светских свои порядки, а у нас свои. И нечего вам в наши дела вникать,- сказал батюшка.
-Чудны дела твои господи,- произнес Буркин, услышанную когда- то фразу.
-Не поминай всуе имя господа,- строго сказал отец Виссарион и добавил- Может ко мне заедем, матушка сливянки наварила?
Отказывать лицу духовному Буркин не посмел, и они славно посидели в гостях у отца Виссариона до полуночи. Сливянка, действительно оказалась хороша, впрочем, котлеты из щуки, тоже не подкачали и приятели повеселились от души. На следующее утро, в храм заявились телевизионщики из города с намерением поснимать внутри церкви. Но, с позором были изгнаны, прочь, хотя ранее, отец Виссарион, весьма лояльно относился к представителям средств массовой информации. Не помогло, даже вмешательство главы, которому пожаловались журналисты.
-Шатаются тут всякие, а потом иконы пропадают,- проворчал батюшка и закрыл храм.
Легко бежит машина по зимней дороге, легко и просторно мыслям, тепло и не суетно на душе. Вот так бы ехал и ехал, да разве можно, так то. Еще полчаса, и появятся крыши родного поселка. Он всегда появляется внезапно. Окруженный высокими холмами, лежит он в излучине реки, укрытый от студеных ветров. Все-таки, не дураки были те, кто решил поселиться в этих местах. У обочины дороги, в снегу копошились бродяги, там, под снегом была свалка. Среди прочего хлама в ней можно было найти и какую-нибудь ржавую железяку. Заросшие и грязные, они целеустремленно разгребали снег, не обращая внимания на приличный морозец.
-Разболтался народец, не хотят работать, все бы им по свалкам, да помойкам шнырять. Раньше, таких за тунеядство судили, а теперь шляются где хотят. Доигрались в демократию,- ворчал Мирон Фокич, глядя на бродяг. Себя он считал человеком весьма деятельным, деловым и предприимчивым. С ним не могло произойти ничего похожего, того, что случилось с этими бродягами. А они ведь тоже когда -то были людьми, имели семьи, получали жалованье. Буркину было, не жаль этих несчастных, опустившихся людей.
Когда приблизились к зданию администрации, Мирона Фокича поразила тишина и безлюдье. Между тем, только, что закончился обеденный перерыв и все должны были находиться на рабочих местах. Аппарат администрации был непомерно большим и разрастался как на дрожжах. У того дочка закончила институт, у этого племянник приехал из ближнего зарубежья - всем надо помочь, всех пристроить. И люди то все непростые: прокурор из города, директор крупного предприятия из соседней области, ну как им отказать? Буркин не отказывал, уверенный в том, что такие уважаемые люди с удовольствием отплатят за его добро - сторицей. Но сейчас подле здания не было ни души и, глава насторожился.
-Поди поразведай, что к чему, а я здесь посижу,- дал он указание своему водителю.
-Шницель опять буянит, больше и нечему быть,- сказал водитель и нехотя поплелся к зданию.
Вскоре догадка водителя подтвердилась. Действительно в администрацию приперся пьяный в дым доктор Шницель и всех разогнал.
-Слушай, что то устал я сегодня, поедем сразу домой,- сказал Буркин и машина направилась по широкой центральной улице к особняку главы.
Марк Ильич Шницель, доктор медицинских наук, был местным уроженцем, но всю сознательную жизнь, провел вдали от родных мест. Доктор, от Бога, и просто талантливый человек он много страдал из-за своего неуживчивого характера. Не мог он сказать черное, если видел белое и наоборот. За такую особенность своего нрава он не раз бывал, изгнан с хороших должностей и, в конце концов, оказался снова на родине. Падение доктора Шницеля, длилось несколько лет и, явно затягивалось. После изгнания, из областной больнице он перебрался в райцентр, но и там поскандалив с главврачом - вынужден был уйти. Какое то время посидел без работы, а потом открыл кабинет и занялся частной практикой. Правда, периоды работы сменялись у него длительными запоями. Уходя в запой, Шницель превращался в лютого зверя и нагонял ужас на весь поселок. Его частенько забирали в милицию, сажали на пятнадцать суток, иногда избивали. Но доктор Шницель как побитый пес, зализывал раны и снова принимался за старое. Марк Ильич, высокий, стройный человек, с красивым лицом и безупречными манерами, причислял себя к старой интеллигенции и презирал простолюдинов. Впрочем, к простолюдинам он относил и Буркина, выходца из семьи заведующего фермой. Обладая высоким уровнем интеллекта, и обширными знаниями, Шницель страдал в захолустном поселке, считая себя одиноким и несчастным. Рожденный в годы второй мировой от эвакуированного доктора, Марк Ильич, рос без отца, но был смышленым мальчишкой. Вырос, выучился на доктора и скоро сделал карьеру, вдали от родных мест. Однако, подняться наверх, оказалось легче, чем удержаться. Потерявший семью и положение в обществе, он возвратился не солоно хлебавши туда, откуда начал свое восхождение. Подлатал дом матери, что стоял неподалеку от администрации и решил доживать свой век в Шапкино. Но воспоминания о лучших днях в своей жизни, не давали покоя, и он пристрастился к выпивке. Напившись до беспамятства, колобродил, где только мог. Неудивительно, что объектом своих нападений Шницель избрал местный "Белый дом". Недалеко от дома, и есть с кем поскандалить. Работники аппарата, привыкшие к набегам бешеного доктора, разбегались кто куда, либо закрывались в кабинетах и ждали - когда буря утихнет. Мирон Фокич, не любил визитов Шницеля, они унижали его достоинство в глазах подчиненных, но и сдать хулигана в милицию он тоже не решался. Не боялся доктора, просто ему доставляло удовольствие, наблюдать за тем как этот талантливый человек терял свой облик, на глазах превращаясь в скота.
-Видали мы таких. Тоже мне доктор. Алкаш он, а не доктор, еще сатрапом меня обзывает- ничтожество,- тихо возмущался Буркин, наблюдая из за массивной шторы в своем кабинете за чудачествами Шницеля. Который в этот момент уходил из администрации с очередным собутыльником, через широкую площадь.
-Он, что, негодяй, думал самый умный, думал, поднялся высоко. Вот и упал обратно в наше болото. Недолго полетать пришлось,- успокаивал себя Мирон Фокич. Он ненавидел зарвавшегося Шницеля, за его независимость, ум и непокорность. В его болоте, а Шапкино было без сомнения его болотом, квакать можно было только с разрешения главы и, доктор с его извращенными понятиями о человеческих отношениях, был явно лишним в этом маленьком мире. Независимый и гордый, Марк Ильич, раздражал многих столпов местного общества. Поживший в ином измерении, он не понимал многого из местного жизненного уклада, спорил, доказывал, что можно жить иначе и не бояться Буркина. Его слушали и возможно соглашались в глубине души, но поступали по своему, так как было принято в этом краю. Люди, веками жившие безвылазно в Шапкино и окрестностях, не верили, что может быть иная жизнь - отличная от их существования. Так и жил Марк Ильич Шницель, белой вороной среди своих земляков. Непризнанный и, неприкаянный, а от того ужасно одиноки
* * *
Буркин, действительно хорошо помнил Мишку соплю, пардон, Михаила Антипыча Сопликовского. Они были родом из одной деревни, учились в одном классе. Мишка был хилым, тщедушным парнем, ровесники не уважали его, поколачивали при любой возможности и по всякому поводу. Но тот, не смотря на свою внешнюю убогость, был мстителен и злобен, не упускал случая расквитаться со своими обидчиками. Не стесняясь, стучал на одноклассников, куривших в туалете и щупавших сверстниц в темном коридоре.
Мирон Буркин, не был в числе примерных учеников и, ему часто доставалось из-за Мишкиных козней. Друг друга они не любили, но, ограниченные пространством деревни, вынуждены были общаться и даже играть в одни игры.
Отец Мирона, был заведующим молочной фермой, должность на селе заметная и почетная. Высокий, тучный, он был по звериному хитер, и изворотлив, и воровал с вверенного ему предприятия все, что только мог. Коровы и телята, двери и замки, фляги и резиновые шланги- ни что не могло миновать проворных рук Фоки Фокича Буркина. Благо времена стояли спокойные, и колхозная живность плодилась быстрее, чем ее разворовывал Буркин- старший. Так что, уличить его в воровстве было трудно, да и ни к чему, ведь крал колхозное, да и крал так, чтоб и другим оставалось. Его уважали, выделяли, награждали грамотами, и даже портрет его года три красовался на районной доске почета. За выдающиеся успехи в работе, Буркину предоставили возможность на внеочередное приобретение автомобиля. Машину он купил, "Жигули" первой модели, но поездить не смог. Внушительные габариты не позволили Фоке Фокичу уместится в пахнувшем достатком и успехом, салоне. Старый Буркин заволновался, снял даже кепку и пиджак, но усилия его были тщетны.
- Пусть постоит пока. Мирон подрастет, ему отдам.- после некоторого замешательства, нашелся Фока Фокич.
У Мишки Сопликовского отца не было, поговаривали, что мать, Зинаида Петровна, прижила его от заезжего артиста, в пору бурной молодости. Она работала продавщицей в местном магазине, что во времена всеобщего дефицита давало сказочные преимущества перед остальными смертными. С ней старались дружить все: Фока Буркин, председатель колхоза Шмотенко, директор школы Носовская, и даже участковый милиционер Барбаридзе.
Таким образом, и Мирон, и Мишка, по праву принадлежали к сливкам деревенского общества, на сверстников из простых семей посматривали свысока, держась в рамках своей касты. Учился Мишка слабо, но на уроках вел себя примерно и ябедничал в открытую, что позволяло ему быть в числе твердых троечников. Учителя с ним заигрывали и двоек старались не ставить, опасаясь гнева Мишкиной матери, что могла не отпустить дефицитных товаров. Впрочем, с Мироном, педагоги тоже обходились достаточно мягко, а за активность и организаторские способности, старались всячески выделять. В пятом классе он уже заведовал школьной кроликофермой и был капитаном футбольной команды.
Мишка футбол не жаловал, а любил шахматы и даже стал победителем районной олимпиады. После чего Мирон, взбешенный успехом одноклассника, увеличил поголовье кроликов вдвое. За этот впечатляющий успех, его премировали книжкой Дюма "Три мушкетера". Книжку Мирон забросил на чердак, так как не являлся любителем чтения, и занялся сбором макулатуры. Где снова добился хороших результатов и, снова был премирован книгой Майна Рида "Всадник без головы".
- Сами вы все тут безголовые.- проворчал Мирон и снова забросил книжку на чердак.
* * *
Музей был гордостью главы района, а на его открытие приезжал сам губернатор Белкин и хвалил Мирона Фокича за бережное отношение к старине. Места для размещения музея, в районе не было, но энергичный глава не растерялся. Музей разместили в здании библиотеки, для чего пришлось ее переселить в детский сад, детсадик поместить в здание пекарни, а пекарню закрыть. После чего, Буркин, открыл свою личную хлебопекарню в помещении бывшей прикмахерской. Хлеб в пекарне Мирона Фокича получался плохой, отвратительный получался хлеб, но хороший можно было купить только в воскресенье на рынке, и потому продукция новой пекарни, худо-бедно расходилась. Между тем, губернатор Белкин любил инициативу: будь-то открытие музея, народные гуляния на Масленицу, или соревнования пахарей. Любил и всячески поощрял, а губернская казна щедро отпускала средства на проведение мероприятий, инициаторов поощряли, а народ ворчал втихомолку и разбегался по соседним регионам. Убегать на заработки в соседние губернии не возбранялось и, мужики толпами валили в иные земли.
Самовар без краника, рассохшаяся прялка, соха без сошника и десяток глиняных горшков- были наиболее заметными экспонатами Шапкинского краеведческого музея. Не густо, но Мирон Буркин не отчаивался, верил в себя. Олигарху надо было понравиться любой ценой, и цель оправдывала средства.
-Любит олигарх старину, сделаем ему экскурсию в музей. Наша задача наполнить музей хорошими экспонатами, Проверю лично, ближе к обеду.-сказал Мирон Фокич на планерке. Буркин, был наш человек, заместители его тоже были люди наши, приказы свыше не обсуждали и уж тем более не задумывались над ними. Полные служебного рвения, они бросились исполнять поставленную задачу.
Директор краеведческого музея, Семен Семеныч Кучерявый был не мало удивлен, когда с утра в музей к нему стали свозить экспонаты. Первый заместитель главы Фролов, притащил старинный письменный стол и часы с кукушкой. Следом явился Канарейкин с закопченной иконой и дедовской шашкой времен гражданской войны. Синичкина, заместитель по экономике, привезла старинную картину работы местного художника и томик Пушкина, издательства Сытина 1907 года. Сам Буркин приехал ближе к обеду, остался доволен увиденным и, присовокупил к экспозиции, старинные золотые часы и золотую же статуэтку обнаженной женщины, доставшиеся по наследству от почившего в бозе Фоки Фокича.
- В честь какого праздника такая щедрость?- осмелился спросить Семен Семеныч.
- Культуру в районе надо поднимать, чтобы не хуже чем у других было, а то заросли, понимаешь плесенью.- Проворчал, чрезвычайно довольный собою Мирон Фокич. И, оставив, Кучерявого, теряться в догадках, величественной, как ему показалось, походкой покинул музей.
-Воняет там как в погребе, надо порядок навести, побелить, покрасить.-наставлял он уже начальника коммунального хозяйства, а по совместительству кума и троюродного племянника Синюкова.
- Чтоб к утру завтрашнему порядок навели и краски не жалеть я все оплачу- сказал на прощание Буркин и направился к дому кльтуры.
-Порядок навести, натопить как следует и начать подготовку к приезду высокого гостя.- отдавал он уже распоряжения Серафиме Теткиной, исполнительнице народных песен, а по совместительству управляющей культурой в районе.
-Так ведь Мирон Фокич, если мы эту махину протопим как следует у нас месячный запас топлива за один день уйдет.- засомневалась Теткина.
-Не твое дело, дура, сказано топить значит топить.- рявкнул Буркин. Он легко распалялся и, в минуты гнева мог обругать подчиненного такими словами, что не всякая бумага стерпит, а потому, оскорбление Теткиной могло спокойно сойти за комплимент. Не рискнувши далее пререкаться со всемогущим главой, Теткина отправилась выполнять данное поручение.
-Даст Мишка инвестиции, куда он денется?- думал Мирон Фокич, обозревая главную площадь райцентра. Он любил постоять, этак минут десять на постаменте рядом с памятником Ленину и посмотреть на свои владения. С одной стороны возвышалось угрюмой серой громадой здание администрации, именуемое в народе "белым домом", далее музей, дом культуры и кинотеатр. Напротив кинотеатра располагалось здание прокуратуры, а по соседству с ним зал игровых автоматов, частный медицинский кабинет по лечению запоев и контора судебных приставов.
Мощный, дородный, Мирон Фокич, даже если бы и не был большим начальником, то все равно производил бы впечатление такового. Большой, почти, что римский нос, седые волосы, кирпичного цвета лицо и внушительный живот, без сомнения выдавали в нем человека непростого, важного. Надо заметить, что в Шапкино и окрестностях, все начальники были как бы на одно лицо. Толи, определенный тип внешности, позволял достичь вершин власти, толи под воздействием ее, человек, доселе тощий и незаметный, становился вдруг, толстым и важным. Таким был и кум Буркина Данилыч, и родственник Синюков, и заместитель Канарейкин, и многие другие. В свою очередь, ближайшие помощники начальников, были как на подбор худые, вертлявые- и какие то неприметные. Таким был Фролов, первый заместитель Буркина, Сонников, заместитель Данилыча, да и помощник Синюкова, Скачко, тоже габаритами не выделялся. Одним словом, по внешнему виду человека, можно было сразу определить, на какой ступени иерархической лестницы района он стоит в данный момент. Однако бывали и редкие исключения, так, директор банка Варавва был худой и тщедушный человечек, а заместитель прокурора Петушков, мало отличался от начальника, размерами живота, чем не мало огорчал почтенного Сергея Дмитриевича Пузановского, прокурора района.
-На мое место, гаденыш, прицеливается,- жаловался Пузановский Данилычу в приватной беседе.
-Так давай мы его на повышение в область двинем, нечего ему тут под ногами мешаться. Да и племяш- мой, Витька Базарный, по весне институт заканчивает, надо бы пристроить.- продолжал увещевать прокурора, хитроумный Данилыч. Особенностью Петра Данилыча Порейко, владельца элеватора, было обилие племянников. Их было так много, что он едва поспевал пристраивать их на теплые места в районе, нарушая и без того шаткое положение дел с наследованием чинов и должностей. Но непутевые родственнички продолжали объявляться и, Данилыч, начинал уже жалеть о том, что у него так много родни.
-Расплодились, понимаешь, так скоро мест в районе не останется, а они все лезут и лезут. И в милицию их на втыкал, и в прокуратуру, и у себя на элеваторе целую ораву держу- а их меньше не становиться.- ворчал Данилыч, но родственникам продолжал помогать. И самое то обидное было в том, что подавляющая часть родни была со стороны жены. Но Данилыч был без ума от нее и, отказать дражайшей половине был не в силах. Впрочем, от племянников тоже была определенная польза, Порейко вряд ли читал роман "Крестный отец", но поступал зачастую так же как его герой, Дон Корлеоне. Племянники, что работали на его предприятии, составляли мощную, сплоченную банду, занимавшуюся выбиванием долгов из председателей колхозов и фермеров. Элеватор и держался в последние годы только за счет предоставления кредитов, под непомерно высокие проценты. Мелкие хозяйства, чтобы посеять по весне хлеб, вынуждены были идти на поклон к Данилычу. Порейко не отказывал, а по осени, бригада его племянников отправлялась по селам и деревням района, выбивать долги. Должники знали с кем связывались, когда весной шли на поклон к Данилычу, но по наивности своей, надеялись, что урожай сполна окупит, понесенные расходы, что цены на зерно будут выше прошлогодних, что Данилыч, может быть умрет или попадет в аварию. Но цены падали еще ниже, урожай не радовал своим обилием, а Порейко, как вампир, напитавшись ихними страданиями, становился еще крепче и бодрей.
Племянники свое дело знали, беспощадно расправляясь с должниками, забирали последнюю технику, если не было денег, оставляя неудачников без штанов. Таким образом, Данилыч и компания разорили уже не один десяток хозяйств, но остались "чисты", перед законом. В милиции их прикрывали одни племянники, а в прокуратуре другие. Круг был замкнут, и никто еще не вырвался из него, сохранивши шкуру в неприкосновенности. Между тем, Данилыч считал себя благодетелем всего населения и очень гордился своим положением. Кроме всего прочего, Порейко являлся депутатом областной думы, избранным на третий срок, человеком в области известным и уважаемым. Губернатор Белкин, хоть и обладал фантастической способностью приспосабливаться к любым ситуациям, но любил стабильность и, опирался только на старых, проверенных людей. Данилыч был из числа именно таких, а потому никто не сомневался в том, что Порейко будет депутатом от Шапкинского района пожизненно. У себя в кабинете, в ящике стола, Данилыч держал две большие амбарные книги, в которые записывал все добрые дела, свершенные им на депутатском поприще. Для чего он это делал, сказать трудно, но в них содержалась информация о, всех благодеяниях, коими Порейко осыпал своих земляков. Хотя может быть, эти записи, по мнению самого Данилыча, могли, пригодится ему на страшном суде. Не смотря на коммунистическое прошлое и кое какое образование, Порейко был человеком весьма суеверным. Верил в приметы и, если на его землях случался неурожай, то привозил из города колдунов для снятия порчи с посевов озимой пшеницы и, одновременно устраивал крестный ход. Словом, как человек осторожный и опытный подстраховывался со всех сторон и искал помощи у сил добрых и злых одновременно. Такое поведение народного избранника и непререкаемого авторитета, не смущало окружающих. Все уже привыкли к причудам отцов района и прощали им многое. Уверенные- в том, что вся власть дается свыше, Шапкинцы не могли помыслить дурно о таких людях как Данилыч. И такие люди наслаждались властью, жалуясь одновременно на нехватку средств и проблемы.
-Денег нет, понимаешь, совсем скоро по миру пойдем. Разорили в конец, реформаторы, понимаешь.- жаловался Данилыч очередному просителю, явившемуся на прием.
-Петр Данилыч, подпишите документы.- ворковала, меж тем секретарша Тая. И заботливо поправляла очки, на лбу шефа.
-Вам бы очки новые надо купить.- заботливо говорила она, прилаживая на место отпавшую дужку с помощью, извлеченной изо рта жевательной резинки.
-Погоди Таечка, вот наладим дела на предприятии и в районе, а уж потом и очки купим новые.- говорил Данилыч дрожащим голосом. В такие моменты просителю становилось стыдно за свою неуместную наглость и, хотелось уже самому дать денег, хотя бы на новые очки для Данилыча. В прочем не только по очкам Порейко плакала помойная яма, но и- колченогий стол в его кабинете, давно просился в печь. Вот так, наряду с могуществом и богатством, в Порейко уживалась фантастическая жадность. Он платил своим рабочим самую низкую в районе зарплату, а недовольным предлагал искать новое место работы. Одни старались с хозяином не спорить, а другие бежали в столицу на заработки. Это обстоятельство не могло не вызвать текучки на предприятии, а вместе с этим, аварий, несчастных случаев и прогулов.
- С главой района Буркиным, Данилыча связывала давнишняя дружба и общие заботы о районе и его жителях. Нередко они ссорились, когда один за спиной другого, приписывал себе то или иное достижение.
-Это я построил школу в Дроздовке, а Буркин кричит, что он.- плакался Данилыч, обиженный в лучших чувствах. Школа в деревне Дроздовке была гордостью местных властей, построенная из суперсовременных импортных материалов, по последнему слову техники, она могла бы стать украшением любого города. Но воздвигли ее, в полувымершей деревушке Дроздовке, где учеников было около двух десятков. Строительство учебного заведения обошлось, в несколько миллионов, и как поговаривали злые языки, не один крупный чиновник нагрел руки на этом мероприятии. Проблемы начались сразу же после сдачи объекта. Крыша потекла, а евровагонка, коей украсили стены изнутри, чрезвычайно понравилась крысам и уничтожалась с поразительной быстротой. А тут еще народ из деревни стал разбегаться и школа, этот прекрасный памятник глупости, жадности и безалаберности, опустела. Но об этом, отцы района, предпочитали не распространяться, делая акцент лишь на самом факте строительства школы.
Между тем, элеватор с годами стал все же хиреть, напуганные- головорезами Данилыча, фермеры боялись брать в долг, а другие уже разорились. Данилыч, видя такие печальные перспективы, решил вплотную заняться сельским хозяйством. Посоветовавшись с Буркиным, они на пару, быстренько разорили, ближайший к элеватору колхоз имени Ленина. Затем Порейко ; захватил опустевшие было земли и, сам стал сеять хлеб. Но вскоре, в районе поняли, что выгоднее всего выращивать свеклу и Данилыч все земли засеял этой культурой. Проблем с прополкой у него не возникало, на плантации выгонял рабочих с элеватора. А тех кто не соглашался на подневольный труд увольнял без выходного пособия. На пригорках, поблизости от плантаций, он расставил отряды племянников, для присмотра за рабочими. Крепкие ребята в шортах и пробковых шлемах с биноклями, они славно смотрелись на полях в окрестностях Шапкино.
Осенью, когда пришла пора собирать урожай, Порейко пришлось изрядно поволноваться. Каждый из племянников, а заодно с ними и некоторые приближенные, стали нагло и цинично красть урожай. Хуже всех было сторожам, что ночевали прямо в поле. Им угрожали и те и другие, и все приезжали под прикрытием темноты, нагружали свеклу и вывозили ее под охраной милиции. В конце концов, разъяренный директор элеватора, сам, окружив себя отрядом милиционеров, отправился воровать свеклу. Сторожа были в шоке, когда увидели такие дела, но тоже не стали препятствовать краже. В итоге, крупного конфликта между сородичами удалось избежать, и все насытились на время.
А Данилыч в перерыве между полевыми работами, вновь решил посвятить себя служению людям. К нему явилась депутация верующих с просьбой помочь в устройстве православного скита, что стали возводить в соседнем районе. Порейко пообещал помочь в этом богоугодном деле и, стал думать каким образом. Денег дать монахам было жалко, но и отказать или обмануть таких людей было нельзя. Решение пришло внезапно, неподалеку от строящегося скита, лежали земли некоего Жмурикова, давнишнего должника Данилыча. У незадачливого фермера забрали все, что можно, даже самого пару раз брали в заложники, лихие племянники Порейко. Однако, взять с него было кажется, уже нечего, но остались еще две больших бочки для воды. О них то и вспомнил Данилыч, размышляя о том, как помочь православным монахам. Эти бочки он заприметил еще весной, во время очередного налета на ферму Жмурикова. В тот день Данилычу было скучно, и он решил развеяться, съездить с племяшами- в набег по злостным должникам. Вдоволь натешившись побоями и издевательствами над Жмуриковым, родственники присели передохнуть на завалинке перед домом. И, тут Данилыч обратил внимание на две большие бочки. Как человек хозяйственный, наделенный крестьянской сметкой он сразу стал думать, где могут пригодиться эти бочки.
Сейчас он вспомнил о них, и послал своего заместителя Сонникова сказать монахам, чтоб ехали забирать бочки с фермы Жмурикова. Монахи не заставили просить себя дважды и- уволокли бесхозные бочки в свой монастырь. По слухам, православная братия собиралась выращивать огурцы, и бочки им пригодились для полива, этой влаголюбивой культуры. На ферме Жмурикова, к тому моменту не оставалось уже ничего, кроме этих бочек. Не было и самого фермера, он сбежал, куда то в окрестности столицы и стал бомжом. Поговаривают, что там, он ощутил себя по настоящему человеком, перестал бояться и вздрагивать во сне, располнел, и собирался жениться на такой же бродяжке как сам. А- богобоязненный Данилыч, после отъезда Сонникова, извлек из ящика стола амбарную книгу и, надувши губы. потея и покряхтывая, аккуратным почерком записал еще одно свое деяние. Без сомнения принесение в дар монастырю двух не нужных бочек еще больше приблизило Петра Данилыча Порейко к числу праведников, и перспектива адского пекла заметно отодвинулась. Не смотря на обилие добрых дел, Данилыч все же опасался возможной ошибки, в небесной канцелярии и, напоминал о себе еще множеством свечей, что ставил в местном Шапкинском храме Николая Угодника.
Впрочем, креститься он не умел, как и большинство местных чиновников, вышедших из лона компартии, но на службах в церкви бывал и даже пробовал поститься. Это удавалось плохо, ибо постоянные встречи на высоком уровне, сопровождающиеся обильными возлияниями- мало способствовали умеренности в еде и питье. Да и губернатор Белкин мог пожурить за ревностное соблюдение поста и других традиций. Не любил глава области лицемерия своих подчиненных и открыто посмеивался над ними, неумело осеняющими себя крестными знамениями. Сам губернатор, считал себя атеистом, но если требовала ситуация, мог пойти на службу куда угодно; хоть в синагогу, хоть в мечеть.
-Принципы для нас непозволительная роскошь.- говорил Белкин Данилычу в минуты задушевных бесед за чашкою чая. Они часто общались неформально, и Порейко гордился благоволением со стороны губернатора. Это поднимало его в глазах окружающих и в первую очередь Мирона Фокича Буркина, что всерьез угрожал авторитету Данилыча. На людях эта нечистая пара демонстрировала полное единодушие во взглядах и подходах, но в глубине души оба, давно ненавидели друг друга. Самым крутым шапкинским авторитетам становилось тесно в маленьком районе, и возможную схватку за остатки имеющейся собственности и земель, предотвращало только желание выжить перед лицом внешних угроз. А угрозу для благополучия доморощенных олигархов местного пошиба, представляли: и работники известных органов, и усиливающиеся день ото дня диаспоры лунатиков и маликян, и денежные мешки из столицы, жаждущие земли и новых ощущений. Все эти факторы вкупе, заставляли заклятых друзей держаться вместе.
Да и не было возможности выжить в одиночку и достичь чего-либо. Только крупная группировка, спаянная родственными узами, или общими интересами, могла рассчитывать на успех в шапкинском районе. Хотя подобная ситуация наблюдалась и в соседних; Чаплинском, Пургинском и Валенковском районах. Соседей в Шапкино не любили и, ревностно следили за их успехами, радовались неудачам и промахам.
-Всюду пролезут, прохиндеи им только палец покажи, сразу руку отхватят.- говорил Данилыч о соседях чаплинцах, самых ненавистных ему. Соседи об отношении к себе знали и старались отвечать взаимностью. Так и жили они бок о бок тихо ненавидя и презирая друг друга.
Тем временем, приезд Сопликовского, навел на размышление и Петра Данилыча Порейко. Несомненно, визит олигарха, благотворно скажется на ситуации в районе, но, что это даст ему, владельцу элеватора и конкуренту Буркина в борьбе за влияние в районе?
* * *
Жизнь деревенская, не баловала разнообразием, скучная и однообразная, она давала много свободного времени и мало занятий. И хотя сам районный поселок, считался городской территорией, он мало отличался от обычной деревни. Разве, что плата за потребляемую электроэнергию была больше, как в городе. Одним из главных отличий главы, была патологическая любовь к чистоте. Один раз в неделю, всех сотрудников из учреждений райцентра, выгоняли на уборку территории. Собрать мусор, подмести улицы и побелить бордюры - было главным занятием пятницы. Пыль поднималась высоко над поселком, толпы служащих старательно убирали мусор, а Мирон Фокич, тем временем разъезжал по улицам на персональной "Волге" своей и зорко следил за тем, не сачкует ли кто? И, горе было тому руководителю, чей сотрудник не проявлял особого рвения в борьбе за чистоту в момент, когда Буркинская машина проезжала поблизости. Впрочем, Мирону Фокичу, не обязательно было лично наблюдать за ходом работ. Для контроля - за поселком и районом, у него имелось достаточно осведомителей. Любил районный глава послушать свежие сплетни, как какая ни будь сельская кумушка. Обладая прекрасной памятью, Буркин легко запоминал, полученную информацию и в нужные моменты использовал ее с большой эффективностью. Подчиненные стучали на своих начальников, начальники на подчиненных и на своих коллег- руководителей- и, все вместе стучали Мирону Фокичу. Стукачество, стало обычным явлением, возведенным чуть ли не в ранг доблести. Одним словом, Шапкинцы жили по заповеди-" Настучи на ближнего своего, ибо он настучит на тебя и возрадуется".
-Ты думаешь, мы тут дураки сидим, не знаем про тебя ничего, ошибаешься, нам все про тебя известно.- начинал разговор глава с провинившимся подчиненным. Это наглое, а зачастую не подкрепленное, какой либо информацией, предисловие, сбивало собеседника с толку, давало большую фору, атакующей стороне. Перед началом, традиционной ежедневной планерки, в кабинете Буркина собирались те, кто обычно занимался сбором информации. Они поочередно докладывали свежие сплетни, свои догадки и подозрения, а порой просто свои глупые фантазии. Информация обобщалась, анализировалась и, Мирон Фокич готовился к нападению на очередную жертву. Тем временем, толпа руководителей различного ранга, уныло дожидалась в приемной, прислушиваясь к звукам, доносившимся из кабинета главы. У всех были свои заботы и проблемы, но не явиться на планерку, означало подписать себе приговор, и люди терпеливо ждали. Те же, кому терпения не хватало, или им было неприятно слушать сплетни и ругань главы, сопровождавшие все подобные мероприятия, уходили. Однако, вскоре, на их место приходили новые, более покладистые руководители и, вертикаль власти укреплялась еще больше. Сейчас же, в преддверие возможного визита олигарха, планерки стали проводить дважды в день- утром и вечером.
- Мы, не имеем права расслабляться.- утверждал Буркин и все соглашались. Хотя многим было просто начихать- на этот приезд, но все делали вид, что ужасно переживают, и, делают все возможное. Надо это Буркину, стало быть, и всем надо других мнений быть не могло.
- У меня с горючим проблемы, продукты не успеваю развести по детским учреждениям.- жаловалась глава поселка Серова, но тоже была вынуждена тратить драгоценное время на ежедневное сидение в кабинете главы. Она часто спорила с Буркиным, отстаивая свое мнение, чем вызывала гнев главы, но тому никак не удавалось удалить ее с места руководителя поселка. Однажды ему это почти удалось. Накануне выборов- поселкового главы, Букркин провел большую подготовительную работу. Главу должны были избрать депутаты совета простым голосованием. Депутатов было десять человек, и большинство из них, должно было решить; кто станет следующим главой? Со всеми депутатами как следует, поговорили, объяснили, что голосовать надо за Синюкова, родственника Мирона Фокича и тоже депутата поселкового совета. Все выразили горячую солидарность с мнением Буркина и, пообещали проголосовать правильно. Предчувствуя очередной триумф, Мирон Фокич, лично явился на процедуру голосования, усевшись на самом почетном месте. Здесь же крутились операторы местной телекомпании и фотокорреспондент газеты "Шапкинская правда" Бергман. Все они были призваны, запечатлеть исторический момент победы Буркина над инакомыслием и непокорностью. Широкое освещение этого мероприятия, должно было, по мнению Мирона Фокича, послужить наглядным уроком всем остальным, кто проявлял недовольство его политикой.
- Я им всем покажу демократию. По нашему. Кончилась демократия, к чертям свинячьим, теперь я решаю как жить всем остальным.- кричал Мирон Фокич на совещании директоров школ. Сюда он явился буквально на пять минут, бесцеремонно прервал совещание и уселся на почетном месте, предварительно вытолкав с него начальника отдела образования Французову.
-Ну, что притихли, сейчас продолжать будем, заходите, где вы там, мать вашу.- рявкнул он кому то за дверью. Теми, кто был за дверью, оказались опять же операторы телевидения Шапкинского района. Они не заставили себя приглашать дважды и, сразу же принялись за съемку.
-Эй ты, оператор, как там тебя, вот отсюда меня снимай.- командовал он съемкой репортажа с совещания директоров школ.
-Я вас всех научу, как надо руководить образованием, Ишь- ты разболтались, то им не нравиться, это не так. Как я скажу, так и будет. На носу себе зарубите. Нет больше демократии, а есть эта, как ее, диктатура.- старательно выговорил Мирон Фокич, новое для него слово.
-Без моего разрешения даже уборщицу не смейте новую принимать, а то всех уволю.- закончил он, и видимо, удовлетворенный произведенным впечатлением, величественно удалился. Вслед за ним словно тени, испарились и телевизионщики. Педагоги, пришли в себя, минут через пятнадцать, и продолжили совещание.
-А вездесущий, и необыкновенно энергичный в тот день Буркин, был уже в зале, где начинались выборы- поселкового главы.
-Без вас не начинаем, Мирон Фокич.- Пробормотала Приспешникова Наталья, председатель участковой комиссии. Она ужасно боялась Буркина и, готова была выполнить любое его приказание.
-Сейчас начнем, все пришли?- поинтересовался глава, усаживаясь на самое почетное место. На Серову он даже не взглянул, да и не счел нужным даже поздороваться. Это тоже было одним из правил Буркина, приветствовать тех кто ниже, было для него унизительным.
Тем временем, в помещение ввалилась толпа работников прессы, и голосование началось. Буркин был настолько уверен в успехе и, заготовил уже речь, что мало внимания обращал на саму процедуру. Пресса трудилась во всю, депутаты складывали бюллетени в урну, все шло по обычному сценарию. И потому, когда Приспешникова, срывающимся голосом объявила результаты голосования, никто ничего не понял. Синюков, считавший себя уже новым главой поселка, сиял как медный самовар, Буркин старательно позировал перед телекамерами, а Серова невозмутимо читала какой то журнал.
-Победила Серова Наина Капитоновна.- упавшим голосом промямлила Приспешникова, тиская в крупных руках листок бумаги.
-Что и требовалось доказать.- сказал Мирон Фокич и поднялся, чтоб принести свои поздравления Синюкову. Но тот, покрасневший как рак, не спешил принимать поздравления и старательно прятал взгляд своих белесых бегающих глаз. Буркин на миг растерялся.
-Ты чего, от волнения что ли?- спросил он родственника и, не состоявшегося главу.
-Язык от радости проглотил, ей оператор, мать твою, вот отсюда меня снимай, ну всех вас балбесов, научить надо.- заворчал он обращаясь уже к телевизионщикам. Побледневшая- от страха Приспешникова, еще раз повторила результат голосования.
-Так, я не понял, вы что шутки шутить вздумали.- возмутился Мирон Фокич, до него тоже стал доходить смысл сказанного председателем комиссии. Он рванулся к Приспешниковой, вырвал у нее из рук бюллетени, посмотрел, скомкал и бросил на пол. Багровый от досады, Буркин, возвратился на свое место, глаза его бегали в поисках подходящей жертвы. Но все присутствующие, старательно отводили взгляды. Через пару минут глава таки справился с волнением, и нехотя поздравил ненавистную ему Наину Серову. Рукопожатие получилось, каким то неумелым и неуместным, а глаза женщины торжествующе смеялись. Все это, естественно, запечатлели телекамеры, и выборы вошли в историю района, как еще не окончательная победа диктатуры. Буркина предали, проголосовали за Серову, крови которой он давно жаждал.
-Вашего хозяина кинули, не простим измены.- ревел он на утренней планерке. И ближайшие помощники выражали свою солидарность, вращали глазами в поисках предателей и клялись лично расправиться с иудами-депутатами поссовета. Так вот, ни шатко, ни валко, в стычках местного значения и протекала жизнь в районе. Свое поражение от Серовой Буркин, долго не мог забыть, и всячески придирался к ней по любому поводу. Однажды по телевизор он увидел, как средствам массовой информации сливают компромат на неугодных чиновников. Теперь задачей главы стало найти компромат на Серову. Как это сделать, подсказал ему Данилыч.
-Напусти на нее ревизию, да и дело с концом.- успокоил он старого товарища. Ревизия из областного контрольно ревизионного управления, не заставила себя ждать. Перерыли все, что можно было, неделю жили в гостинице и питались за счет Данилыча. Тот уже не раз пожалел, о совете, данном Буркину, но было поздно. Ревизоры, меж тем, чувствуя полнейшее со стороны хозяев радушие, уезжать, не торопились, жили в свое удовольствие. Накопать, что то стоящее им не удалось, так мелкие нарушения, присущие многим конторам. За такие и выговор то какому ни будь бухгалтеру, был бы слишком суровым наказанием, а уж на саму Серову так и вовсе ничего не было. Но комиссия работала усердно, отрабатывая предоставленное содержание. Они под любым предлогом старались отсрочить свой отъезд и оттягивались по полной программе. Ближе к обеду ревизоры являлись в здание поссовета, вяло копались в бумагах, часок другой, а затем отправлялись на обед в местный ресторан. Обеды щедро оплачивал Данилыч и, гости не стесняли себя выборе и количестве блюд. Затем следовал краткий отдых в стенах гостиницы, и поездка на лоно природы с непременными шашлыками и купанием в реке. От такой приятной жизни отрываться не хотелось, и ревизоры не спешили обратно в город. Для мелких чиновников из областного центра, поездки на периферию были чем то вроде отпуска, незапланированного и, потому вдвойне желанного. Вместо того, чтоб сидеть в душном городе они с удовольствием резвились на лоне природы, подставляя солнцу и ветру. свои бледные рыхлые тела. Однако, все хорошее имеет свойство заканчиваться, закончилась и проверка работы поселкового совета. Комиссия, скрылась, не попрощавшись, но по телефону руководитель ее заверил Буркина, что компромата достаточно, чтобы упечь Серову за решетку лет на семь. Мирон Фокич, сделал вид, что поверил чиновнику из города и положил объемистую папку в ящик стола. Потом, как то на досуге. Он дал ее посмотреть Магнолии Павловне Канарейкиной, и она не нашла там ничего такого, что могло бы навредить Серовой. Мирон Фокич по сожалел о неудаче, но вскоре успокоился, отвлекся на другие дела, а за Серовой поручил следить Синюкову ее злейшему отныне врагу и возможному конкуренту.
-Все равно со света изживу.- поклялся Буркин, он не любил и не умел проигрывать. А поражение от Серовой стало одним из самых заметных в его карьере.
-Не переживай ты так сильно Мироша, иди лучше обедать, холодец твой любимый приготовила, с хреном.- позвала его, дородная супруга, Валькирия Петровна.
-Ну, подумаешь, не получилось. Сегодня не получилось, завтра получиться. У нее вон, у самой с невесткой проблемы и сын алкаш.- добавила выразительно супруга.
-Ох, Валюха, умеешь ты настроение поднять.- сказал, выходя из задумчивости Мирон Фокич и, от всей души, хлопнул жену пониже спины. Валькирия Петровна, заругалась притворно, но ласка супруга ей понравилась. Впрочем , он и не умел, по - другому. Не умели они, иначе выражать свои чувства в деревенской этой глуши.
* * *
Тем временем, высокий столичный гость Михаил Сопликовский, уже был встречен губернатором Белкиным в аэропорту губернского центра. Ждать оставалось совсем немного и Мирон Буркин, потирал довольно руки. Вечером он сидел у телевизора, смотрел новости областного телевидения и поглощал холодец с хреном. Сие простонародное блюдо было слабостью районного главы и кухарке Буркиных, приходилось часто бегать на рынок за свиными ножками и головами. В новостях, меж тем сообщалось, что приезжий олигарх, тепло отзывается о достопримечательностях губернского центра и намерен посетить местные храмы. Как человек, глубоко и истинно верующий он не жалеет средств на благоукрашение церквей и, всячески готов поощрять религиозное рвение местных жителей.
Буркин, взвился ужаленным поросенком от услышанного, а тут еще изрядная порция хрена, принятая по невнимательности застряла в горле, вызывая обильные слезы. И как же он сразу не сообразил чем можно снискать расположение денежного мешка из столицы. Хотя в детстве и в юности Мишка не проявлял своих религиозных чувств, был пионером, комсомольцем, но времена меняются и все может быть. Мирону Фокичу вспомнилось, как летом прошлого года к ним в район приезжала делегация из солнечной Магалии. Путешественники откопали в Интернете сведения о том, что когда то их далекие предки жили на земле Шапкинского района. Магалы, явившиеся не звано, интересовались прошлым и настоящим района и очень хотели найти потомков тех кто жил когда то на этой земле. Тогда Мирону Фокичу, чтоб угодить гостям, пришлось старательно изображать из себя одного из потомков великих Магальских князей, щурить глаза и много жестикулировать. А еще пришлось соврать, что все нынешние обитатели Шапкино и окрестностей, все как один, произошли от Магалов.
-А эти чего у вас делают?- грозно спросил руководитель делегации, указав пальцем на толпу Маликян, у входа на центральный рынок.
-Да вот понаехали, но мы их депортируем на днях.- поспешил он заверить гостей.
Маликян в Шапкинском районе на самом деле развелось неприличное уже количество. Они валом валили на местные плодородные земли, всячески притесняя местных аборигенов. Захватили рынок, часть магазинов и прицеливались к пищекомбинату. Однако, это предприятие было собственностью Синюкова, родственника главы и, пришельцам пришлось отступить.
-Мы к вам скоро своих поселенцев пришлем, земли у вас хорошие, да и климат мягкий не то что у нас в Магалии.- говорил высокий гость из далекой страны.
-Разместим в лучшем виде, мы шапкинцы народ гостеприимный.- ворковал Буркин, подобострастно изогнувшись.
Приезд колонистов из Магалии, сулил немалые выгоды и, Мирон Фокич не скупился на расходы по приему делегации. Гости много ели, почти не пили и ничем не выдавали своих чувств. Их бесстрастные серые лица с щелочками для глаз напоминали маски, понять что на уме у этих людей, было решительно невозможно. Измотали они районного главу окончательно, но все таки уехали, наобещавши всяческих благ и крупных вложений в экономику, хиреющего год от года района. Случилось это достопамятное событие в июле прошлого года и, с тех пор известий никаких из Магалии не приходило.
Мирон Фокич, по сожалел какое то время о потраченных средствах и времени, а затем успокоился и переключился на новые заботы.
На утренней планерке он отдал новое распоряжение своим заместителям- срочно привести в порядок местный храм и, к приезду высокого гостя провести службу с большим стечением верующих. Церковь привели в надлежащий вид за сутки- побелили, покрасили, повесили новые двери, подлатали изгородь. Настоятель храма, отец Понтелеймон был в шоке, никогда еще светские власти не проявляли такого внимания к местной церкви.
-Ну вот, ведь можем, когда захотим.- самодовольно урчал Буркин, явившийся с инспекцией.
Теперь дело выгорит, вытрясем из олигарха денежку, Спиртзаводик поставим, мельницу новую и пяток магазинов.- шептал он на ухо своей любовнице, а по совместительству, заму по экономике Синичкиной. Ей он доверял многие тайны и планы, с ней советовался в трудные минуты жизни. Магнолия Павловна, старательно улыбалась, выражая полнейшую солидарность с мнением начальника и полового партнера. Мужик из него был никакой, но он об этом не догадывался и, ни в чем ей не отказывал.
* * *
После поездки в храм, Буркин сидел у себя в кабинете и, с интересом просматривал свежий номер газеты "Куплю-продам". Это было единственное издание, которое читал Мирон Фокич и читал от корки до корки. В такие минуты он забывал обо всем на свете, с головой погружаясь в мир интересной и полезной информации. От этого увлекательного занятия, его оторвала Синичкина. Магнолия Павловна, вошла как всегда без стука и без доклада, продемонстрировав лишний раз свои особые отношения с шефом.
-Слышал, Мирон Фокич, что олигарх то наш вытворяет.- со всей возможной развязностью обратилась она к Буркину, стараясь при этом чтоб ее декольте было в поле зрения главы.
-Принял в областной администрации предводителя лунной диаспоры и проговорил с ним два часа, вместо протокольных сорока минут. А потом они вместе отправились на народные гуляния лунатиков, посвященные их празднику дню лунной коровы.- Магнолия Павловна говорила медленно, стараясь определить реакцию главы на новую информацию.
И действительно, Михаил Сопликовский встретился с лунатиками, гулял на их празднике, пел и плясал, проявляя чудеса политкорректности. Об этом писала областная газета "Правда". Свежий номер печатного органа областной администрации лежал на столе в кипе корреспонденции. Но эта газета не являлась распространителем коммерческой информации, а потому в поле зрения главы не попадала.
-А ну посмотрим, чего они здесь врут?- Мирон Фокич схватил газету и развернул ее.
- Ух ты автобус перевернулся.- вытаращил он глаза на первый, попавшийся снимок. Не иначе как Чаплинские учудили, больше некому.
-Ну что ты Мироша, ты же газету кверху ногами держишь.- ласково поправила его Магнолия Павловна.
-Грамотные все стали, на сама читай.- проворчал Мирон Фокич, обиженно надувши губы.
Но дочитать статью он ей не дал и велел срочно собрать всех своих заместителей. Стоит ли удивляться, что всем им влетело, по первое число, а затем было приказано как можно скорее найти в районе представителей других цивилизаций и доставить к нему.
-Не найдете лунатиков, так хоть меликян ведите, один хрен, но без пришельцев не возвращайтесь.- грозно ревел глава района.
Утром следующего дня, к зданию администрации стали свозить меликян. Невысокие, с бурыми лицами и большими фиолетовыми ушами, они удивленно таращили глаза на аборигенов и не понимали, чего же от них хотят. Буркин, успокоившийся и повеселевший, с чувством жал лапу главному пришельцу, стараясь чтобы историческое пожатие, как можно лучше уместилось в объективе телекамеры местного телеканала. Одновременно с этим он говорил сумбурную как всегда речь о том, что готов всячески поддерживать пришельцев, вплоть до предоставления автономии.
-Нет, извини дружище, я пищекомбинат лунатикам обещал, а вам нефтебазу отдам, будете паленый бензин продавать.- не растерялся Мирон Фокич.
В то же день он назначил своим новым заместителем, Маликана-Паликана, а здание гостиницы "Дружба народов", что на Ленинском проспекте, отдал под маликанский культурный центр. Маликяне по достоинству оценили широкий жест главы и, вечером привезли ему домой голову свежезарезанного поросенка, бочку варенья и корзину печенья.
-Маликяне и Шапкинцы, отныне братские народы и, если лунатики будут наезжать, то все наши будут на вашей стороне, Гнать их пора отсюда, ишь понаехали.- Сказал предводитель маликянской диаспоры, обнял Мирона Фокича, и облобызал троекратно, согласно православному обычаю. Тем же вечером, маликяне ворвались в здание гостиницы "Дружба народов", поколотили и выбросили на улицу персонал, а сами закатили гулянку до утра.
-Мирон Фокич, чего делать то, хулиганят пришельцы.- интересовался по телефону начальник местной милиции Белкин, племянник губернатора.
-Персонал на пятнадцать суток, чтоб не нервировал наших маликянских братьев, а пришельцев и пальцем не смей тронуть. Мы должны быть политкорректными, ты что Белкин, газет не читаешь?- возмутился Мирон Фокич. Он как раз, с удовольствием распечатывал дары, поднесенные предводителем маликян, и был расстроен, что его побеспокоили по такому пустяку.
Докатились с этой политкорректностью, на улицу без автомата не выйдешь.- проворчал Белкин, но приказ главы все же выполнил.
* * *
В эту ночь Мирон Фокич спал спокойно, он гениальный и проницательный, сделал все чтоб произвести впечатление на олигарха Сопликовского. Он как никогда был уверен в успехе и ошибку исключал. Наученный горьким опытом предыдущих своих прдприятий, Буркин старался гнать подальше неприятные мысли и воспоминания, а их хватало с лихвой. Случилась эта некрасивая история, лет пять назад, когда он руководил районом во второй срок и, чуть не сгубила его карьеру. Тогда в Шапкинском районе начали проводить газовые магистрали. Голубое топливо, хоть и с большим опозданием, но все же шло в вымирающий на глазах район. Неудивительно, что Буркин сразу же приписал заслуги в газификации района своей выдающейся персоне. А затем стал ломать голову как бы погреть руки на святом деле газификации Шапкинских земель. По тысяче рублей с домовладения за подключение, было до обидного мало, но Буркин не отчаивался и ждал своего шанса. И случай вскоре представился. Газовую трубу как раз тянули мимо захолустного уголка, именуемого деревней Рыловкой. Как на грех, в деревушке этой доживала свой век, бабушка директора винзавода из областного центра Кирюхина. Как человек деловой, Кирюхин поинтересовался у Буркина во сколько обойдется газификация Рыловки?
-Двадцать миллионов, да и то как земляку.- не моргнувши глазом, брякнул Мирон Фокич. Но, к его огромному удивлению, Кирюхин не стал торговаться и выложил требуемую сумму.
-От свезло, так свезло, такую кучу денег с Кирюхина содрал,- радовался Буркин, все еще не веря в свой успех.
Газовую трубу в деревушку Рыловку дотянули и дома подключили, но Мирон Фокич неожиданно закусил удила. Оставалось лишь дать разрешение на подключение и, тут будто наваждение какое, на него нашло. Решил и этих жителей сорвать по тысяче, за разрешение. А там и домов то с десяток оставалось и жили то в основном пенсионеры. Только как говориться, дьявол силен, а человек слаб, не устоял Буркин перед искушением. Собирать деньги, отправилась Магнолия Павловна. Она аккуратно обошла все дома, собрала положенную мзду и зашла в последний дом, где жила бабушка Кирюхина.
-Ох милая, не знаю как и быть, пенсию задержали, а я все деньги потратила. Ну ничего, сейчас внучку своему позвоню, он поможет.- запричитала старуха и полезла на шкаф за сотовым телефоном. Осознав, что сейчас разразиться катастрофа, Магнолия Павловна, выскочила на улицу и бегом припустила, к ожидавшей ее на краю деревни Буркинской "Волге".
Как сообщала впоследствии, желтая пресса, утром следующего дня к зданию администрации подъехали три черных, на катафалки похожих иномарки. Из страшных машин вышли страшные черные люди и вошли в здание. Вскоре они возвратились и вместе с ними Мирон Фокич Буркин, сели в свои машины и исчезли. Так по крайней мере утверждал сторож дома культуры дядя Вася Синельников. Уже к обеду, по поселку пронесся слух, что главу района Буркина, унесли черти.
-А кто же его еще заберет как не они, своими глазами видел, чтоб мне лопнуть.- клялся очевидец утреннего исчезновения главы. Он конечно не лопнул, но и Буркин как в воду канул. Лишь вечером того же дня, морозным крещенским вечером, жителям поселка было видение. Человек, как две капли похожий на Буркина, только абсолютно голый, брел по улице и тихонько скулил.
Разное поговаривали после. Одни говорили, что Мирон Фокич неосторожно искупался в проруби, другие будто помогли ему в этом страшные люди на черных машинах, а может и не люди вовсе. Словом, история вышла запутанная, прямо мистическая. А Мирон Фокич на полтора месяца из района исчез. Магнолия Павловна разнесла аккуратно деньги жителям Рыловки, сославшись на ошибку подрядчиков.
Прошли годы, но Мирон Фокич до сих пор с ужасом вспоминал, то ужасное похищение и купание в проруби. Злости уже не было, вот о деньгах, что пришлось вернуть, да еще с процентами, скорбел до сих пор.
* * *
Утро не принесло облегчения. Пронизывающий восточный ветер проносил над поселком тяжелые темные тучи, падали редкие снежинки. Мирон Фокич, встретил новый день, разбитым и недовольным, пропадал месяц, испорченный приездом олигарха. Вянваре глава района традиционно отправлялся за границу, отдохнуть и поправить здоровье. Сразу после рождественских каникул, они с Магнолией Павловной собирались в Германию, но известие о приезде Сопликовского, спутало все карты. Хотя при благоприятном стечении обстоятельств, были шансы хорошенько раскрутить, зажравшегося олигарха на хорошие деньги. Район хирел и разваливался на глазах: закрылся сахарный завод, следом за ним мясокомбинат и кирпичный завод, обанкротился райпотребсоюз, распались многие колхозы. На плаву оставались только элеватор Буркинского кума Данилыча, коммунальное хозяйство троюродного брата Синюкова, да маслозавод, что на паях держала вышеупомянутая троица. Так что, необходимость каких то срочных мер была очевидна. Хотя помимо, перечисленных предприятий у тех же олигархов местного пошиба, имелось много еще чего, но это была частная собственность, районных дел не касающаяся. Помимо маслозавода, Буркину принадлежал: пищекомбинат, маслобойка, мельница, хлебопекарня и, десятка два магазинов в райцентре и на периферии. А еще Мирон Фокич, был крупнейшим землевладельцем в районе, ему принадлежали несколько тысяч гектаров лучших земельных угодий, десятки тракторов, комбайнов и другой техники. Но, любимым детищем Буркина был магазин похороннйх принадлежностей "Вечность" Смертность в шапкинском районе давно уже превышала рождаемость в несколько раз. Как человек предприимчивый, Мирон Фокич, не мог обойти стороной такое явление. Комбинат бытовых услуг, занимавшийся вопросами погребения, был развален в считанные месяцы и, одновременно с этим, в поселке появилась "Вечность". Буркин был на вершине блаженства, помимо мощного и стабильного источника дохода, он получил возможность на досуге, заняться любимым делом. Любил он повозиться в столярной мастерской, где пахло свежей стружкой, где никто не мешал. Поработать рубанком, поразмышлять, о чем ни будь не сложном, прикинуть навар. Гробы, в конторе Мирона Фокича выходили не важные, плохие можно сказать, но выбора у жителей района не было. Не тащиться же в конце концов в город за сотню километров, покупать последнее пристанище тому, кому во общем то все равно в чем его отнесут на кладбище.
Меж тем, Мирон Фокич всерьез подумывал об открытии маленького частного кладбища. Он уже и место присмотрел на окраине поселка, на опушке соснового бора. Светлый просторный луг, в полукружье вековых сосен, внизу шумит быстрая река, чуть поотдаль гремит поездами железная дорога, поселок как на ладони. Ну чем не место для последнего пристанища, да и не дорого? Хотелось еще и часовенку поставить, да денег было жаль. С другой стороны, если объявить добровольный сбор пожертвований, да потрясти местных торгашей, то наскрести можно.
А если еще и Сопликовский поможет, совсем хорошо получится.- вырвалось у Буркина, когда подходил он к дверям своего кабинета.
Вот видите, как человек заработался, все о вас- дураках думает.- сказала секретарша Татьяна, немногочисленным просителям, ожидавшим в приемной. Посетители, понуро склонив головы, стояли вдоль стены в обшарпанной приемной. Единодушный вздох их выражал полное согласие с мнением секретарши. Буркин намеренно запретил держать стулья в приемной.
-Пусть помучаются, постоят, почувствуют к кому на поклон пришли.- заявил он подчиненным, как только заселился в кабинет.
Посетителей было, не сказать чтобы много, как обычно их было. Приезжали и приходили они, скорее по привычке, потому как больше некуда было пойти, а пойти хотелось. Добиться от Буркина чего либо было невозможно, но они шли в надежде, что повезет и, власть все таки поможет. И власть помогала, но не всем и не всегда. Многодетной семье Зайчиковских, из отдаленной деревушки Пузановки, за семь лет хождения на прием, помогли двумя кубометрами досок, да и то за счет местного колхоза. В семье было двенадцать детей и, все они ютились на тридцати квадратных метрах, в убогом домишке. Долго еще после этого случая, хвастал Мирон Фокич своей добротой и готовностью прийти на помощь ближнему. А на деле выгнал многодетную мать, вон из кабинета,
-Идиоты, наплодили целую ораву, а я им помогать должен.- возмущался глава.
Сегодня, Буркин решил посетителей не принимать, надо было собраться с мыслями. На днях ожидался приезд олигарха, подготовка к нему велась полным ходом. Однако подготовка эта, оборачивалась уже последствиями непредсказуемыми и неприятными. Винить в этом Мирона Фокича или кого то другого из его команды было бы несправедливо. Все они были наши люди, а наши люди не любят думать о последствиях чего - либо. И все то у них выходило как то наперекосяк, но ведь выходило.
Обалдевшие от внезапного ремонта церкви, прихожане, ставили свечки и молились за здравие Мирона Фокича Буркина и готовили депутацию с тем чтобы просить денег на новый колокол. Семен Семеныч Кучерявый, директор музея, ночевал на работе, в страхе, что кто ни будь, похитит драгоценные экспонаты, преподнесенные главой и прочими достойными лицами. Он тоже слегка помешался на почве подготовки к встрече и затеял крупные перемены в музее. Вызвал из города специалистов и с ними вместе разрабатывает проект грандиозной панорамы. По замыслу директора музея, полотно должно будет повествовать о жизни и великих свершениях, самого выдающегося главы района, Мирона Фокича Буркина. А Серафима Теткина готовила сценарий народных гуляний в честь приезда Михаила Сопликовского, тоже одного из выдающихся уроженцев Шапкинской земли. На все про все, требовалось каких то сто тысяч, и Серафима не сомневалась, что получит эти деньги.
Обо всем этом, Мирону Фокичу поведала Магнолия Павловна, явившаяся как всегда без доклада. Сначала она попыталась приставать к нему, но, видя его озабоченность, отступила и, зашла с другой стороны.
А тут еще лунатики приходили, угрожают в совет галактики обратиться.- добавила, отвергнутая Магнолия Павловна, желая в отместку за невнимание к ее увядающим прелестям, окончательно расстроить любовника. Ей срочно требовались деньги на покупку новой шубы но по опыту она знала, что без предварительной подготовки в виде любовных утех, разговор о шубе заводить бесполезно.
-А этим, ну как их, лунатикам, чего не нравится?- возвратился из забытья Буркин.
- Тоже требуют автономии и своего представителя на место заместителя главы.- Магнолия Павловна была беспощадна.
Действительно, лунатики были крайне недовольны успехами меликянской диаспоры и благоволением, что оказывали им местные власти. Для начала, они спалили два десятка дачных домиков на окраине поселка, а потом заявились в администрацию, накурили, сожрали все цветы в приемной и, не дождавшись Буркина, ушли восвояси.
Час от часу не легче, теперь еще и этих ублажай. Будь он неладен олигарх этот. Ну чем я лунатикам помогать буду, что пообещаю? Я же знаю, что они давно к элеватору прицеливаются, чтож мне теперь из-за Сопликовского, с кумом Данилычем ссориться?- недоумевал Мирон Фокич. Он расстроился окончательно и захотел, чтоб его кто ни будь пожалел. Пожалеть его в данную минуту, тяжелую для всей шапкинской земли, могла только Синичкина, и она сделала это.
* * *
Еще одной отличительной особенностью местных аборигенов было их двоеверие. Хотя двоеверие, это слишком мягкая характеристика. Жители Шапкино и окрестностей; верили во все, даже в то, во что и верить было как бы нельзя. Причем многоверие это, свободно умещалось в их душах и умах, оставляя место для новых верований. Они, в большинстве своем, ходили в церковь по большим религиозным праздникам, а некоторые даже пытались соблюдать пост. Причем это не мешало им, верить в существование и других сил. Черная кошка, перебегающая через дорогу, баба с пустыми ведрами - вызывали первобытный суеверный ужас у местных жителей. Любое, мало-мальски необычное явление природы, кирпич не вовремя упавший с крыши, собака, поднявшая вой в неурочный час - способны были нагнать страха, даже на сильного взрослого мужчину. Вера в леших, домовых, русалок, овинников, банников и прочих представителей, потустороннего мира, свободно уживалась с верою в Христа и в коммунистические идеалы. Удивительно, откуда в душах людей, находилось столько места, но оно находилось. Между тем, они различали свои верования по степени важности. На первое место ставилась вера в дурной глаз, порчу и прочие гнусные колдунства. Затем, следовали всевозможные приметы от того, много ли покойников было в первую неделю нового года, что означало хороший урожай, до того, сколько раз в день, по телевизору показали губернатора Белкина, что говорило о близости очередных выборов главы области. Затем шли менее значительные, зависящие от конкретных ситуаций; вера в тезисы той или иной партии, участие в деятельности какой либо секты и вера в христианство. Однако, находились и эстетствующие личности, сохранившие веру еще в языческих богов далекой древности. И все это многообразие легко умещалось в каждом из жителей района.
-Что- то неможется мне нынче, не иначе как порчу навели,- жаловался утром в субботу почтенный Мирон Фокич, своей супруге.
-Это все завистники, их проделки, поди, Фролов заместитель твой его рук дело,- соглашалась Валькирия Петровна. Она жалела мужа и боялась, что кто нибудь, на самом деле может нанести порчу на Буркина.
-Ты же у меня такой уязвимый, всегда на виду,- продолжала она жалеть супруга. Она не любила Фролова, худой и язвительный, он вызывал подозрения в неблагонадежности у первой леди района. - Не пьет, на автоматах не играет, не курит, в церковь не ходит, да и любовница только одна, не наш человек, гони ты его Мироша куда подальше. Копает под тебя, как пить дать копает.- Уже всерьез боялась пышнотелая Валькирия Петровна.
-Может святой водичкой тебя окропить, у меня осталось с прошлой поездки по святым местам,- участливо интересовалась жена.
-Что ж покропи, пожалуй,- соглашался Мирон Фокич, с трудом поворачиваясь на диване.
Валькирия брызгала на мужа водой из пластиковой бутылки, но безрезультатно, ему не становилось легче.
-Точно, испортили, другому и нечему быть,- уверенно заявляла супруга и отправлялась за консультацией к Николаю Всевидящему, участковому колдуну из их квартала.
-Ты, только поскорей возвращайся, а то чего-то совсем дурно мне,- напутствовал любящую супругу. Безутешный Мирон Фокич.
Николай Всевидящий, в миру,- Николай Николаевич Топорков - Шмарко, до начала карьеры колдуна, был директором районной базы снабжения. После одной из махинаций, завершившейся для него неудачно, на директора завели дело. Долго таскали на допросы, и даже чуть не посадили. После долгих мытарств, Николай Николаевич, отделался условным сроком и запретом занимать руководящие должности, в течение трех лет. Недолго думая, Топорков- Шмарко, решил переквалифицироваться в колдуны. Съездил в областной центр на недельные курсы, получил диплом магистра белой и черной магии, шестого разряда и, занялся врачеванием, телесных и душевных хворей. Не смотря на то, что колдунов в поселке, было изрядное уже количество, нашлось место и для нового знахаря и ведуна. Пост участкового колдуна в "хамском" поселке, где проживал Мирон Фокич Буркин и другие достойные люди, неожиданно освободился. В автокатастрофе погиб прежний знахарь Понтелеймон Всезнающий. Топорков - Шмарко, легко сориентировался в сложившейся ситуации, а именно, поднес надлежащие дары самому Буркину, и занял вакантное место. За работу брал немного, что бы не отпугнуть клиентов. Скажем, за полное излечение от ревматизма, надо было поднести колдуну пять килограммов пряников, требуху теленка, старый телефонный аппарат и килограмм гвоздей. За любовный приворот, либо отворот такса была следующей: три кроличьих шкурки, одна шкурка собачья и банка малинового варенья. За успехи в делах и привлечение денег, надо было заплатить банкой соленых огурцов, тремя кошками и мешком старых галош. Пустяковая порча, вроде той, что возможно подвергся Мирон Фокич, стоила три бутылки керосина и мешок картошки. Запасшись всем необходимым, Валькирия Петровна направилась к дому колдуна. Тот принял просительницу, весьма радушно и, отменивши все текущие дела, поспешил к дому главы.
-Порча Третьей степени сложности, нанесена рыжим человеком в старых ботинках, три дня назад,- выдал Николай Николаевич, после беглого осмотра пациента. Хитрый колдун знал о неприязненных отношениях между Буркиным и Фроловым, а потому не боялся переборщить, бил в самую точку. Он тут же приступил к лечению в виде заговоров и окропления пострадавшего святой водой из пластиковой бутылки. Валькирии Петровны. Затем, дал Мирону Фокичу, выпить нектара собственного изготовления, настоянного на шкурках летучих мышей с добавлением ягод шиповника и меда от диких пчел, собранного на третью ночь полнолуния в лесу за час до рассвета. Проглотивши стакан нектара, Буркин, будто бы почувствовал себя лучше, но на всякий случай, попросил еще раз окропить его водой из пластиковой бутылки. На самом деле, Мирон Фокич отравился грибами, целую банку которых, сожрал за ужином. Но, признать у пациента банальное отравление, было бы ударом по карьере потомственного целителя и, Всевидящий назначил трехдневный курс лечения.
Надо заметить, что к услугам целителей типа Топоркова - Шмарко, прибегали не только люди, из коридоров власти, но и медицинские работники, и даже Данилыч. Не жаловали колдунов только два человека: Марк Ильич Шницель и Павел Иванович Суров. Кстати, последний, будучи директором крупного совхоза, однажды чуть не подверг одного знахаря линчеванию. Однажды, утром, в контору к нему заявился, потрепанного вида, мужичок, с длинной рыжей бородой.
-Я, Чистяков, знахарь и организатор дождей, ветров и ясной погоды. Я, Чистяков, я могу нагнать засуху на ваши поля, могу вызвать обильный дождь. Беру не дорого, пару мешков муки и мешок сахарного песка, после сбора урожая,- с высокомерием, присущим, разве что царственным особам, сообщил, незваный гость.
-Вот тебе и на. Раньше бандиты приходили, дань требовали и крышу предлагали, а теперь колдуны стали являться,- удивленно сказал Суров. Для него, явление Николая Угодника, а в миру Николая Селивановича Чистякова, бывшего завотделом пропаганды райкома партии, было в диковинку.
-И давно ты таким делом пробиваешься?- спросил Суров.
-Уж года два. Раньше детишек от сглаза пользовал, а теперь вот погоду нагоняю,- нараспев, мелодично проговорил Чистяков.
-Что же, поди и в Бога веруешь?- продолжал веселиться директор совхоза.
-Верую в господа нашего и в святую троицу,- не моргнувши глазом, пропел юродивый.
-Забыл что ли, как возле церкви в престольные праздники дежурства организовывал, партийных вылавливал?- голос Сурова становился жестче.
-Каюсь, грешен был, поддался дьявольскому искушению, а теперь вот искупаю, помогаю страждущим, к тебе вот пришел. Слышал я, дождей ждете, свекла не взошла,- перешел к делу Чистяков.
-Не идут, хоть ты тресни,- пожаловался Суров.
-Если договоримся, помогу с дождем,- скромно сказал гость.
-Ладно, хрен с тобой, дам я тебе мешок сахара, только насчет дождей не ври больше, иди откуда пришел,- сказал директор, которому начал надоедать повелитель стихий, а в прошлом яростный агитатор и пропагандист Чистяков.
-За сахарок спасибо, а с дождичком, подсоблю к вечеру, и ожидайте,- елейным голоском пропел визитер и удалился.
По дороге в райцентр, Суров, обратил внимание на лохматого старика. Тот стоял на перекрестке, нелепо размахивал руками и, что-то орал.
Совсем свихнулся старик Чистяков,- пожалел он бывшего агитатора. И, как выяснилось напрасно. К вечеру на востоке собралась гигантская туча. Приблизившись к свекловичным плантациям, она разразилась таким обильным дождем, что за полчаса смыла слабые побеги свеклы. Было ли это простое совпадение или на самом деле козни Чистякова, сказать трудно, но все поля свеклы пришлось пересевать заново. А незадачливого заклинателя туч и ветров, спасли от расправы сотрудники милиции. Суров, с бригадиром и агрономом, выловили старика Чистякова на берегу пруда, где он прятался от расправы. Привезли на машинный двор и собрались распять на воротах кузницы. Только оперативное вмешательство блюстителей порядка, спасло Чистякова.
После этой акции устрашения, местные знахари, несколько поутихли, стали более осторожно давать прогнозы и меньше бывать на людях.
Но неистребимую тягу местных аборигенов ко всему сверхъестественному, было уже не остановить. И колдуны, да и просто проходимцы, выдающие себя за экстрасенсов, стали важной и неотъемлемой частью местного быта. А после неудавшейся расправы над их коллегой, обрели еще и ореол мучеников, страдальцев за свои убеждения.
Старый лозунг о том, что не запрещено, значит, разрешено, прочно вошел в сознание местных аборигенов, привыкших к присутствию представителей потустороннего мира на грешной земле. И представители эти, по-современному, дилеры, спокойно заняли свою нишу на пространстве района.
* * *
Спустя пару минут, Магнолия Павловна покинула кабинет главы, поправляя прическу и, всем видом своим демонстрируя то чем занимались они с Буркиным. Хотя итак все давно уже знали о тех непростых отношениях, что связывали этих стареющих людей. Вопрос с деньгами для покупки шубы был решен, остальное, уже мало заботило буркинскую фаворитку. Мирон Фокич тоже повеселел, отвлекся от грустных мыслей, стал думать позитивно
Позови ко мне этого, ну как его блин, ну в музее который.- проревел он секретарше Татьяне.
-Семен Семеныча?- спросила она.
-Ну да Семеныча.- раздражаясь уже, сказал Буркин.
Кучерявый не заставил себя ждать. Явно польщенный высоким вниманием главы он сразу стал излагать суть своего грандиозного проекта. Старый аппаратный волк, всю жизнь проработавший в райкоме партии, Семен Семеныч, знал слабые струнки в душе Буркина и потому не боялся переборщить. Олигархи приезжают не каждый день и, даже не каждую неделю, а потому он решил бить наверняка. Буркин разомлевший, и обалдевший от всего происходящего, казался легкой добычей. А слабыми струнами в душе Мирона Фокича как впрочем и любого власть предержащего были непомерные гордыня и тщеславие. Убежденность в своей незаменимости, неповторимости и исключительности- делали в определенные моменты таких людей весьма уязвимыми для деятелей, одним из коих являлся Кучерявый.
А проект, действительно был грандиозным и по масштабу, и по значению. Эпическое полотно, размером пять на двадцать метров должно было донести до благодарных потомков всю правду о жизни и деяниях самого великого Шапкинского главы, Мирона Фокича Буркина. Вот он оседла вши электрический столб, вооруженный пласкогубцами и отверткой, проводит электричество в район. Далее он красуется на фоне хлебной нивы, вместе с губернатором Белкиным, они держат свежесжатые снопы нового урожая. За широкими спинами их, строй комбайнов, готовый ринутся в битву за урожай. Следующим этапом большого пути была газификация. Ей на полотне было отведено центральное место. Затем следовали строительство храма и победа над стоглавой гидрой, символизирующей безработицу. Храма Буркин не возводил, но все еще было впереди, как и борьба с безработицей. Другие, мелкие, но необходимые детали картины, повествовали о развитии спорта, культуры, помощи детям и заботе о стариках. На воплощение в жизнь грандиозного проекта, требовалось сто пятьдесят тысяч рублей. Буркин не стал торговаться, посчитавши торг неуместным, в таком серьезном деле. Тем более, что деньги были казенные, и на увековечивание своих деяний их было не жалко. Но минуту спустя он спохватился, что то выходило не так.
-Двадцать процентов с реализации проекта мне, а то хрен ты у меня получишь, а не деньги.- заявил Мирон Фокич, в нем проснулся владелец земель и хозяин похоронной конторы.
-Тогда, на все дело двести тысяч, а не сто пятьдесят.- не растерялся Кучерявый. Компаньоны ударили по рукам.
Как человек, обладающий властью, Буркин не мог устоять перед лестью, даже такой грубой и откровенной, но и принципы свои нарушать не собирался. Хотел получить откат, даже с прославления самого себя. Хитрый Семен Семеныч, ничего не просил взамен, разве сущую безделицу, похлопотать о присвоении ему звания заслуженного работника культуры.
-Давай, пиши, это как его, ходатайство, а я подпишу- сказал растроганный Мирон Фокич. Он не любил писать, так же как и читать. А имен и фамилий подчиненных не запоминал, считая, что называть их по человечески, ниже его достоинства. Меж тем, довольный собой Кучерявый, уже протягивал главе текст ходатайства. Оно было написано еще вчера вечером. Прожженный делец Кучерявый хорошо знал, сколь непостоянны , бывают власть предержащие и, потому загодя подготовил нужный документ.
-А и хитер же ты.- восхищенно сказал Буркин и, не читая, поставил свою залихватскую подпись под ходатайством.
Проводив Кучерявого, он велел соединить с областной администрацией. Надо было порасспросить Мокина о делах и планах Сопликовского.
-А ни хрена не делает, закрылся у себя в номере, в готинице "Центральная" и пьянствует второй день с какой то артисткой.- равнодушно сообщил Мокин.
-Он что, актрис любит.- осторожно спросил Буркин.
-А пес его знает, кого он больше любит, актрис или актеров.- загадочно ответил вездесущий клерк, чем в конец запутал Мирона Фокича. Выходило вообще какое то безобразие, и Буркин растерялся.
-Что же мне ему актеров что ли искать?- озадаченно спросил он. Хотя сообразил, что Мокин возможно выжимает из него новых подношений.
-У меня завтра машина в город пойдет, может привезти чего?- стараясь чтоб голос звучал как можно равнодушней сказал Мирон Фокич.
Ну его к свиньям собачьим, этого олигарха.- добавил Буркин.
Что ж не откажусь, завезите конечно.- обрадовался Мокин, давая понять собеседнику с чего на самом деле надо было начинать разговор.
-Все доставим в лучшем виде: и сахар, и масло, и мясо.- заверил Буркин жадного клерка. Он уже начинал ненавидеть этого хлипкого человечка в очках. НО информация о планах и передвижениях олигарха, требовала финансовых вливаний и, пересилив себя, Мирон Фокич, решил не поскупиться.
-Актеров говоришь, нет ты лучше футбольный матч устрой. Они это дело любят, глядишь, и у тебя в Шапкино будет свой "Челси".- повеселевшим, сразу голосом сказал Мокин. И Буркин ухватился за эту новую идею.
* * *
Футбол был в чести у районного руководства, был спортом номер один. В него играли: Фролов, первый заместитель главы, Синюков, кум и троюродный брат главы, Данилыч, хозяин элеватора и друг главы и многие другие. Сам Мирон Фокич тоже с удовольствием погонял бы мяч по зеленой поляне, но препятствовали внушительных размеров живот и, сопутствующая крупным габаритам одышка. Между тем, футбол являлся для правящей шапкинской элиты не только видом спорта, но и продолжением политики. Каждый, уважающий себя представитель местной знати имел свою собственную команду, а хороший игрок ценился выше грамотного специалиста в сельском хозяйстве. Умение играть в футбол заменяло образование, опыт и профессиональные навыки. При назначении на ответственную должность, решающим фактором было умение кандидата играть.
-Да вы знаете, как он в футбол играет, он в последней игре "Элеватору" два гола заколотил и оба в девятку.- горячился Мирон Фокич, отстаивая перед вице-губернатором Лампасовым кандидатуру на пост директора шапкинской телекомпании. Кандидат, окончил когда то ПТУ, работал массовиком-затейником в доме культуры, любил выпить, но в нападении играл потрясающе, чем и снискал высокое доверие главы.