Аннотация: Иногда кажется, что мы в состоянии что либо контролировать, но разве не может быть, чтобы это что-то контролировало нас?
Ани Караванская
ЖИВОЙ ОГОНЬ
Тишина комнаты располагала к покою. Римма сидела на циновке, стараясь сосредоточиться, но мысли постоянно навязчиво напоминали о себе и, оторвавшись от одной, она медленно переходила к другой. Нужно ведь было сосредоточиться и гнать их в шею, но ничего не получалось. Наглые и вредные, однако, эти мысли. И каждая гораздо серьезнее или легкомысленнее другой.
Вот ее первые воспоминания. Интересно, каким путем она смогла до них добраться?
Школьные годы, проведенные в закрытом монастыре для девочек, где учат спокойствию и уравновешенности. Но ее огненный характер было невозможно уравновесить. Она всегда взрывалась, как хлопушка и тогда доставалось практически всем.
Институт. Глупое сборище "у-умных" людей. Каждый не видит в ней ничего, кроме справочника, или информационного центра. Каждый что-то спрашивает, но никто не интересуется мнением. Всех пугает ее взрывной характер.
Послеинститутские воспоминания. Их практически нет. Вот сестра замуж вышла, брат уехал за границу работать, оставив ее одну. Одну. Но Римму это нисколько не пугало. Еще в женском монастыре она привыкла обходиться одна. Играла одна. Молилась одна. Развлекала себя одна. Никому и в голову не приходилось, что такому ребенку, как она, может быть скучно в своем собственном обществе.
Хотя нет, она была не одна. Еще был огромный черный кот, которого она звала Уткой. Толстый и неповоротливый, его огромные габариты зрительно сужали черно-белые полоски, идущие вдоль позвоночника. А глаза, как два озера, всегда лениво и несколько заторможено смотрели, неохотно вычисляя обед или ужин. Правда, ему не приходилось никогда охотиться, разве что ради забавы. Обычно его кормила соседка. Поскольку хозяйки не было целыми днями, она всегда оставляла кошачьи консервы у соседки, прося ее присмотреть за котом. А кот рад стараться спать, целыми днями и ночами, переворачиваясь сначала с одного бока на другой, а потом и на спине.
Утка привык к причудам своей хозяйки и практически ни как на них не реагировал. Ну, может, откроет один глаз, посмотри и снова уснет. А уж к постоянным медитациям Риммы он привык давно и считал это пустой тратой времени. Но у Риммы было собственное мнение, и каждый вечер она садилась на циновку - единственный предмет в комнате, исключая горящий камин - и медитировала.
Подняв праву руку на уровень глаз, она лениво щелкнула пальцами, и на них заплясали яркие язычки пламени. Но не было боли, жара и ожогов. Пламя нежно касалось кожи, оставляя теплый след.
Красиво, подумала Римма, наблюдая за причудливым танцем огня. Она настолько привыкла к тому, что может спокойно брать огонь и делать из него все, на что хватит фантазии, что это перестало быть удивительным. Когда на кончиках пальцев появлялся огонь, она чувствовала его изнутри, как он разгорается в душе, заполняя все ее существо. На мгновенье она сама стала этим огнем, который слегка потрескивал.
- А что, если...?
И огонь превратился в столб пламени, достающий практически до потолка. Но доски, из которых было сделано перекрытие, не вспыхнули подобно спичке, а слегка почернели.
- Или...
Огненные буквы расползлись по комнате, постоянно меняясь и чередуясь, словесно выражая ее мысли.
Красиво, снова подумала Римма, и огонь исчез. И в камине огонь тоже потух, оставив после себя только облачко дыма. Ничему не удивляясь, женщина встала и потянулась. Слишком долгая медитация заставляла мускулы расслабиться, а после и затечь. Чувствуя сладостную боль, она подошла к камину и, взяв лежащую на полу палку, слегка разворошила пепел.
Но вдруг, к ее великому удивлению, огонь вспыхнул, и огненная веревка опутала ее руку, удерживая. Пламя в душе стало разрастаться слишком быстро, и Римма даже не успела вскрикнуть. Там, где она стояла, появилась горка пепла.
Утка открыл один глаз и осмотрелся. Огонь в камне горел ярко. Циновка пустовала. Хозяйки в комнате не было. И он не слышал, чтобы дверь открывалась. Хозяйка исчезла.
Но ему было все равно, ведь завтра утром придет соседка и снова его покормит.