По центральному телевидению, по третьему государственному телевизионному каналу "ТВЦ", девятнадцатого декабря 2001года, в среду, в информационном выпуске новостей, политический обозреватель Игорь Млечин так сказал о милиции в России:
"Недавно выступал министр МВД России Борис Грызлов, который признал, что третья часть рядового и офицерского состава были вовлечены в той или иной мере в преступную деятельность. Фактически это означает, что третья часть ми-лиционеров - и есть самые настоящие преступники. Борис Грызлов ссылается на то, что у милиционеров малая зарплата, поэтому они вынуждены брать взятки и вовлекаться в более серьезные преступления. Что же получается: ведь у нас вся страна получает маленькую зарплату и даже порой меньшую, чем милиционеры, однако, они не идут в преступники или не становятся бандитами. Складывается впечатление: или в милицию людей принимают с заведомо темным прошлым, с сомнительными характеристиками, или внутри самой милиции существует некая система. Грызлов признал, что внутри МВД существует своя система. Видимо, это последствия чеченского синдрома. Так называемые "эскадроны смерти", в кото-рые не хочется верить, всё же существовали и существуют, как в Чечне, так и в самой столице. Грызлов признал, что многие рядовые и офицеры милиции нахо-дятся под следствием...". Это лишь небольшая выдержка из выступления Игоря Млечина.
Вот что сказала вице-спикер Ирина Хакамада девятнадцатого декабря 2001 года по первой программе телевидения в выпуске новостей, в двадцать три часа сорок пять минут: "У нас грабят представителей малого бизнеса чиновники, грабят милиционеры..."
О молодежи в газете "МК" за 07 февраля 2002 года в статье "Быть убийцей и садистом становится модным" так написано: "Российские психологи, зани-мающиеся проблемой немотивированной детской жестокости, пришли к сенсаци-онному выводу: в ближайшие годы страну захлестнет волна бессмысленных убийств".
А это -- выдержка о милиции из той же газеты за 14 июня 2001 года (статья "Засада", автор Юлия Калинина) : "...Взяли под контроль потоки бюджетных средств и имеют с них свой процент. Налажены связи с прокуратурой и судьями... Все вместе они научились отнимать в законном порядке собственность, сажать в тюрьму "заказных" клиентов... Только делают они это "все" не по долгу службы, а либо за деньги, либо по приказу вышестоящих властей".
И просто сногсшибающий отрывок про милицию опять из газеты "МК" за восьмое июня 2001 года : "... Четвертый опекает некую фирмочку, на разборки всякие ездит. Пятый кормится от проституток: с каждой "мамки" -- по установленному тарифу. Шестой подрядился на "мокрое дело" -- не задешево, конечно. А седьмой - дурак, ему только и остается, как приезжих на улицах обирать.
И каждому надо делиться, делиться, делиться. С дежурным, с начальником, с прокурором, с управлением, с главкомом, с генералом... Вот и выросло ветвистое дерево коррупции". Вот и ответ на всю жизнь в нашей стране.
И последнее: в газете "МК" за 18 мая 2000 года на четвертой странице в статье "Загнанных ментов пристреливают" вот что сказано: "... Люди в милицейской форме затаскивают в патрульные машины симпатичных женщин и насилуют... Менты отлавливают людей на улицах и, придравшись к документам, вывозили их в качестве рабов на строительство милицейских дач. Бедолаги трудились по 15 часов в сутки. К ним относились как к скоту, кормили тюремной баландой..." И о ментовском начальстве и о проверяющих их работу в этой же статье: "...Большинство проверяющих, выйдя из здания УВД, пересаживались в "поповские" джипы и ехали пить с ними водку... Полковник Джураев был камикадзе..."
От автора: место и время действия, действующие
лица -- всё вымышлено.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Всё началось с обычной протечки на кухне в двадцать первой квартире по улице Есенина, шестнадцать, где проживало семейство Борисовых.
Борисов Николай Федорович, глава семьи, которому недавно исполнился шестьдесят один год, пуританского образа жизни, в заношенной потертой сероватого цвета пижаме, вопил на всю квартиру:
-- Господи, надо же, какой потоп! Заливали нас раньше соседи сверху, но чтобы так лилось - еще не бывало... Наташа!.. -- позвал он жену, которая уже шла на его крики.
-- Ой, Ваня, -- всплеснула руками Наталья Сергеевна, которая была на пять лет моложе мужа, в данный момент обращаясь, однако, не к мужу, а к сыну, -- Ва-ня, прошу, быстрей сбегай наверх - это ж надо: все обои попортятся, делай по-том ремонт!...
-- Тихо! - остановила всех Лена, их дочь, -- там, наверху, кажется кто-то кри-чит... дерутся что ли?..
-- Там живут менты. А к ментам я не хожу! - резко и грубовато отрезал Ва-ня, -- что-то высматривая на полках стеллажа в прихожей, даже не взглянув в сто-рону кухни, где была протечка.
-- Да пусть там хоть министр живет, хоть сам господь бог! - вскипел отец, нахмурив кустистые, но уже начавшие выпадать брови, - Нас же заливает, а не их! Кинув злобный взгляд в сторону плечистого сына, стоявшего к нему вполобо-рота, он с обидой в голосе добавил, -- Придется самому идти.
-- Папа, -- подошла к нему дочь, протиснувшись мимо матери, поскольку прихожая была узкой, -- Папа, успокойся: я и Ваня сейчас все выясним.... Прав-да, Ваня?.. Тихо! - вдруг она снова прислушалась, подняв указательный палец правой руки к потолку, -- Там кто-то жутко кричит, будто умирает... идем, Ваня, всё-таки сходим!
Вдруг женский душераздирающий, отчаянный голос, отчетливо прорвав-шись сверху сквозь скверную звукоизоляцию, поразил всех на миг:
-- Саша, хватит, больше не бей! Из меня и так кровь фонтаном хлещет! Я умру...
У излишне впечатлительной Лены кровь застыла в жилах. Она, судорожно задерживая дыхание, словно это били ее, -- так она сильно сопереживала, -- про-хрипела, словно огласила приговор, -- Тогда я пойду туда сама...
-- Как чуть что, так сразу -- Ваня, Ваня... -- недовольным тоном реагировал молодой человек на, как ему казалось, суесловие присутствующих, интуитивно чувствуя, что не избежать нелицеприятного визита - Ладно, сейчас найду только какой-нибудь лом или отвертку, -- и, захватив фомку, стоявшую у стеллажей, до-бавил: -- Я с пустыми руками к ментам не хожу, я им не доверяю.
-- Что ж делать -- ладно, пошли, Лена. -- И направился, не спеша к выходу, взглядом и легким кивком головы пригласив сестру следовать за ним.
-- А ты знаешь, кто там живет? - выходя из квартиры, вслед Ване промол-вила Лена. -- Там жила счастливая семейная пара, а теперь, говорят, они часто ругаются. Да я и сама слышу иногда такую ругань, что мурашки по коже бегают. Ведь когда все в доме засыпают, в обширной, все выхолащивающей тишине, прекрасная слышимость.
Они поднялись этажом выше. После долгих и безуспешных попыток дозво-ниться, Лена приказала: "Ломай дверь, Ваня!"
-- И не подумаю! Почему я должен ломать чужую дверь?! У меня с головой еще всё нормально. Если тебе надо -- вот, бери фомку и действуй!
Лена вырвала фомку из рук Вани и, лишь успев сделать несколько движе-ний, услышала, что кто-то открывает дверь изнутри квартиры.
Александр Автепас стоял в дверях, словно робот. Схожесть с этим меха-низмом выражалась в каком-то отрешенном взгляде; он смотрел как бы сквозь Ваню и Лену, куда-то за их спины, отчего Лена невольно оглянулась, словно кто-то стоял сзади.
-- Вы кто? -- спросил он холодным металлическим голосом, словно загипно-тизированный.
Повернув голову, Лена заметила на одежде Александра странные пятна, похожие на кровь. В первую минуту она побоялась входить в квартиру, но, вспом-нив, что она не одна, решилась шагнуть в квартиру соседа, но ее на мгновенье опередил брат.
-- Ты что, стоишь, как истукан?! - возмутился Ваня. -- Вода из твоей кухни на нас ручьем течет... -- слегка потеснив его, он смело прошел мимо и, повернув на-лево, в сторону кухни, скрылся за углом стены.
Лена тоже шагнула в квартиру Автепаса. Она заметила постепенное изме-нение в лице Александра: он медленно приходил в себя, пробуждаясь будто бы от сна.
-- А?!.. - очнулся он, будто не расслышав только что прозвучавших слов, но, видимо, что-то вспомнив, добавил: -- Вода течет?... не должна течь... -- и не-спешно, неуклюже, не сгибая ног в коленях, он шёл в глубь своей квартиры, больше глядя вслед удаляющемуся на кухню Ване, чем на входящую Лену.
-- У, козел! - вскипел Ваня. -- Да тут потоп натуральный! Сейчас наша квар-тира поплывет, надо батю предупредить: пусть тазы подставляет...
В это время из глубины квартиры послышался сначала стон, потом жуткий хрип, затем отчаянно вырывающийся, словно из плена, крик.
-- Что там? - машинально спросила Лена.
-- А? Что?.. --словно не понимал Александр.
-- Пьяный что ли, или наркотиков наглотался - черт его знает, -- пожала плечами Лена и, набравшись смелости, пошла на раздающиеся стоны, интуитив-но чувствуя, что Александр идет следом за ней.
В большой комнате трехкомнатной квартиры Лена увидела жуткую картину.
-- Саша, ты же гад, что же ты наделал?! Ты ж ее убил, свою единствен-ную!.... - побледнела и даже задрожала от негодования Елена Николаевна Бори-сова, увидев на полу в луже крови почти мертвую, избитую, Катерину Автепас. -- Что это, ад или нечто хуже преисподни, -- я не понимаю, Саша, объясни?! -- при-читала Лена, -- показывая на изуродованное тело жены Александра Антоновича Автепаса.
В первое мгновение Лену поразило даже не изувеченное естество, а обилие крови подле поверженной Катерины, лишь потом она ужаснулась, пораженная со-деянным.
-- Я клянусь: больше жизни ее любил, но очень сильно ревновал, а тут еще кавказцы, квартира... я ее не хотел убивать - путано, несвязно бормотал Алек-сандр. -- Я ее убил... понимаешь, убил?!.. --- Не утверждающе, а с раскаяньем, с безмерно щемящей горечью изрек Александр. -- Меня загипнотизировали... Вер-нее, мне что-то дали выпить, я стал как камикадзе, зомби. Они каким-то образом закодировали на убийство, заставили меня сделать это... господи!..
-- Все равно не пойму, зачем ты это сделал?! - как умалишенная, кричала Лена, -- Бог тебе ни когда этого не простит - тебе вечно гореть в аду! Любимых не убивают!
-- Как видишь... -- он упал на колени перед Леной, обнял ее ноги и заплакал как малый, обессилевший ребенок, -- как видишь, любимых... убивают!
-- Это идиотская чушь! Это мерзко! Я не верю! Это нонсенс! Любимых на ру-ках носят, любят больше, чем самого себя в тыщу раз, и как бога, берегут... Ты что наделал, Саша?!... -- Лена, вся в слезах, посмотрела на Автепаса, -- Ты убий-ца собственной жены... ты - убийца!!... Хотя, она, вроде, еще жива! Ваня, помоги мне оказать ей хоть какую-то помощь! - позвала она громко брата, который из кухни уже шел по направлению к ним.
-- Виной всему -- "груз двести". Сколько гробов моих друзей я повидал в этой жизни? Я сошёл, наверное, тогда от этого с ума, и они, чиновники, решили меня зомбировать, закодировали... Я и сам умру...-- продолжал Александр, -- я после этого не должен жить... не должен... -- он неуклюже начал подниматься с пола, правой рукой опираясь об пол, другой, хватаясь за ногу Лены.
-- Мразь! - Не тронь моих ног! Мне брезгливо от прикосновения со всякой гадостью! -- Ты -- самая последняя тварь! Я сейчас же вызываю милицию!
-- На, Лена, нож и убей меня! Умоляю, убей меня, но не вызывай милицию! Я тебе такое расскажу о милиции, что у тебя волосы встанут дыбом... не вызы-вай!...Это "груз двести", -- указал на свою жену Александр.
-- Какой еще "груз двести"? У тебя крыша поехала?! Это -- твоя жена, уб-людок, погань проклятая!.. Убить такую тварь, как ты? - нет, я о дерьмо руки не пачкаю! Ты подумал, что мне за это будет? Ты уж сам кончай с собой!
-- Я -- трус... Я по природе своей трус... Я не могу...
-- А беззащитную красавицу мог убить? Ты ж ее любил и как любил! А как она тебя любила! Гад, за что ты ее убил?!
-- Веришь, когда я ее хлестал вот этой самой плеткой, -- он указал на плетку валявшуюся на полу, - она все кричала: "Помни, Саша, я тебя безумно люблю!" А я, как одержимый, все хлестал и хлестал. В меня словно бес вселился! Дьявол, поверь, существует; он во мне, я это чувствую. Более того, я, кажется, сам дьявол и есть! Убей меня, и тебя за это вознаградит бог. Так ты отомстишь за мою лю-бимую и единственную Катю!
-- Нет, тварь, убей себя сам! А я иду к телефону... -- и она, стремясь от-толкнуть его, тщетно пыталась подойти к аппарату.
-- Хорошо, позвонишь в милицию, я даже тебе и это позволю, но сначала выслушай меня, за что я ее так... -- он не договорил.
-- И слушать не хочу! Ничто, запомни, ничто не сможет оправдать даже обиды любимого человека, а уж убийство...-- она, набрав полную грудь воздуха, на миг затаила дыхание и, словно выстрелила, крикнула: - Мой разум отказыва-ется это понимать!..
-- Но всё же! Я умоляю!.. -- он упал на пол, опять ухватился за ее ноги.
Она с омерзением начала пинать и даже бить его.
Ваня в изумлении и шоке остановился возле них.
-- Бей меня по лицу, мне так будет приятно умирать...
И, Лена не помня себя, машинально ударила его прямо в незащищенное лицо. Она сама этого не ожидала. Удар был сильным. Видимо, оттого, что он был нанесен ногой.
У Саши сразу хлынула из носа кровь, заливая его лицо. И он, сплевывая, проговорил: "Бей меня, я тебя прошу, еще бей! Ах, как она кричала: "Саша, ми-лый, я тебя люблю!", а я ее бил и бил... Она мне: "Люблю!", а я ей за это - удар плёткой! Она мне: "Я тебя очень-очень люблю!", а я ей - два удара плёткой! - словно робот, с хрипотцой, он извергал из себя эти фразы.
-- Лена, ты что делаешь, нельзя же так!...-- Ваня был всегда смелей сестры, но в данный момент не мог ее понять: как можно в чужой квартире распоряжать-ся, да еще бить соседа. -- Уймись ты, господи! Я тебя не узнаю...
-- Ваня, не лезь! Это -- убийца!... -- на Лену будто что-то нашло, она стала словно невменяемой.
-- Идиот! Нет, ты больше не дождешься от меня ни единого удара! Я даже бить тебя не желаю. Я хочу ненавидеть тебя на расстоянии! Мне брезгливо даже дышать возле тебя. Я ж тебя могу убить, а потом перед ментами отвечай за та-кую падаль? - продолжала Лена кричать на Аватепаса.
-- Что тебе менты, ведь есть божий суд, высший суд. Я виноват, я дьявол, ты должна меня наказать! Бей меня!.. - вопил он, вытирая кровь.
-- Я не буду о такую падаль пачкать свои руки и даже ноги, гад!
-- Лена, по-моему ты ненормальная: в чужой квартире бить чужого мужика - это как-то не этично, -- проговорил Ваня на лежащую недвижимо на полу Катерину -- А жену он страшно изуродовал..." -- проговорил медленно, задумчиво, Ваня, подходя поближе к лежащей на полу без движений Катерине. Ближе к Катерине подошла и Лена.
-- За что ты ее так? - она осматривала полураздетую Катю. Даже запекшая-ся кровь нам губах, подбородке, шее не могла испортить красивой внешности Ка-ти. Она была самой красивой девочкой в классе. И это же ее погубило: от жуткой красоты происходит смертельная ревность...
Как они любили друг друга! А он, Александр, так ее ревновал! Стоило ей кому-то улыбнуться, он уже воспринимал это почти как измену. Нет, он не бегал за ней, не следил за каждым шагом, но мысленно, в своих больных фантазиях, уже видел любимую Катерину в чьих-то чужих объятиях. Без почвы, к сожалению, ревности не бывает: возле прекрасной Катерины мужчины вились, как мухи, а, в особенности, нагловатые кавказцы. Они бесцеремонно приставали к ней даже в его присутствии. Катя возомнившая себя чуть ли не королевой красоты, привыкла уже и считала, что так и должны темпераментные мужчины относиться к истинной красоте. Она позволяла незначительные ухаживания в присутствии мужа. Алек-сандр был вне себя от ярости, злоба снедающе его душила.
Только простакам неизвестно, что кавказцам пуще всякой красоты нужны московские квартиры. Они напрямую ей предлагали, не стесняясь присутствия мужа: "Я женюсь на тебе, красавица, от мужа мы избавимся. Мне негде жить, нужна квартира". Казалось бы, тут все ясно: им непременно нужно жильё, а всё остальное -- искусная игра по околпачиванию русских девочек-дурочек. Но, опья-ненная комплиментами, улыбками, подарками, она, казалось, вокруг себя ничего не замечала или не хотела замечать. А некоторые, нагловатые, даже в открытую, без всяких поводов и предисловий, сразу лезли целоваться и даже допускали совсем неприемлемые пошлые действия; ее это веселило, льстило ей. В душе Александра копилось ожесточение.
По вечерам у молодоженов протекали жуткие сцены ревности. Александр, как обычно, доказывал наивной жене: "Им ты не нужна! Вы, женщины, глупы уж тем, что принимаете за чистую монету все эти комплименты. Вам скажи "люблю!" и все вы теряете голову. Они же открытым текстом говорят: "Нужна квартира!". Потом таких вот дур и убивают. А в Москву везут своих настоящих кавказских жен. И не ведется никакая статистика на этот счет: сколько в Москве таким спо-собом кавказцы завладели квартирами. Я им свою квартиру не отдам и также не дам одурачить тебя!"
-- Тебе все мерещится! Ты чрезмерно ревнуешь меня: на нашей стороне за-кон и никто не отнимет квартиру без нашего согласия!
-- А как же в газетах пишут о тысячах подобных случаев или вот, например, у соседа всё также произошло, будто по единому сценарию, завладели кавказцы квартирой, и ни один суд не помог. У них же все куплено - и менты и суды...
Это незыблемое кредо исподволь тяготило его и сводило на нет тщетные по-пытки наставить экзальтированную красавицу, купающуюся в праздной реально-сти, на путь истинный.
Не смог он ей навязать свои взгляды на жизнь...
И вот сегодня, 30 сентября 2001 года в двенадцать часов дня, в воскресе-нье, когда за окном порхал уж первый мокрый снег, в Москве, по улице Есенина шестнадцать, в квартире 25 случилось нечто непоправимое...
Лена осматривала Катю. На прекраснейшем, божественном личике, черты которого все же можно было угадать сквозь бурые пятна крови и изодранной кожи, застыла некая смесь счастливейшей улыбки с не до конца осознанным ужасом. Правая рука прижата к низу живота, левая застыла у горла. Она словно еще хоте-ла сказать: "Люблю!", и вместе с тем из ее уст как бы хотел вырываться непости-жимый ужас.
-- Вот мой пистолет, -- протянул оружие Александр, -- лучше убей меня. Хо-тя можешь перед смертью узнать настоящую причину. Любой человек, когда уми-рает, говорит правду. Даже не ревность была всему виной. Я это ей прощал и мог бы еще простить. Ты же знаешь, что я работал в милиции, и жена там же работа-ла секретарем.
-- А что творится в милиции, никто толком не знает. Это закрытая инфор-мация для всех граждан России, потому что, если люди узнают правду -- я просто не знаю, что будет. Мы чинили страшный произвол, хватали невинных людей и отдавали под суд, потому что их, как конкурентов, кто-то заказал на ликвидацию; и, если нам платили деньги, отпускали их. За деньги решалось все: кого убить, ко-го возвысить. Похлеще, чем у Николая Гоголя о продаже мертвых душ, мы живые души продавали. Ты хоть знаешь, что такое продавать живых людей? А посколь-ку у нас так расцвел криминал, мы начали и детские органы продавать за рубеж. Продавали в самом прямом смысле детей; мы, конечно, старались не убивать жи-вых детей.... -- вдруг Александр запнулся и, спустя некоторое время, добавил: Нет, ты лучше убей меня, менты меня не простят...
-- Чего уж, договаривай!
-- А недавно те, кто пришел из Чечни, те, кто как-то был с этим связан, стали создавать так называемые "эскадроны смерти". Что это такое, ты можешь догадаться даже по названию: жуткий беспредел, почти, как у фашистов... Слава богу, что это не повальное явление! А Катя тоже работала в милиции в послед-нее время, всё знала о творимых безобразиях в сфере правопорядка и решила выйти из игры, вот мне и поручили ее убрать. Я хотел с ней убежать, уехать. Ме-шало ее непостижимое упорство остаться здесь из-за одного мужика, к которому она была неравнодушна, о чем она прямо мне сказала. На меня всё нажимали, сказали, что она всех выдаст - надо ее убрать. А тут она прямо заявляет, что уй-дет к другому. "Как - к другому, если любишь меня?" -- спрашиваю. "Я люблю двоих, но ты меня можешь убить". "Да лучше я это сейчас сделаю!.." -- и пошло-поехало...
Но самое главное, я же говорю: меня закодировали. Но никто не верит, что там творится. Я знал, что и ей приказали убрать меня. Она просто не успела!.. Вот что творится в милиции. А если вы всё же поинтересуетесь, что же такого могли знать жена или я, чтоб нас уничтожать, так и быть, одну вещь могу сказать, чтоб вы хоть имели представление, за что там могут людей убивать. Так вот, она, к примеру, могла быть свидетелем, как с помощью ментов люди исчезали бес-следно. Проще говоря, людей убивали. К примеру, не понравился менту какой-либо человек, просто не понравился, и его убивают, как при Сталине или как у фашистов; и никаких следов. Пусть ищут, а труп его уже где-то в земле закопан. То есть, любой, завтра идя по улице, может умереть. Знаете, сколько только по официальной версии, озвученной властями, пропадает в России ежегодно лю-дей?! Десятки тысяч! Вдумайтесь в эту цифру! Мы с женой неоднократно видели, как ни за что, просто так, хуже чем собак, убивали людей десятками, сотнями. Вот он АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ! Вот что творится в России?!.. Катя их, по-видимому, при-пугнула: "Напишу обо всем в газету..." И еще: есть передача на телевидении "Жди меня", там люди ищут друг друга. Тысячи людей в России пропадают бес-следно! Вопрос: куда пропадают? Где та бездонная яма, где хранятся их трупы?
Если я в ментовку пойду, они могут подсознательно, гипнозом, приказать мне осуществить самоубийство и всё что угодно. Хоть на край света бежать, но не к ним! Сейчас надо Катю спасать - чего мы стоим? Я уже пробудился от гипно-за и кое-что соображаю, хотя в голове до сих пор как будто стоит туман. А может это всё оттого, что мы в Чечне распяли солдата по имени Исус Христос, который нам надоел своими нравоучениями? Получается, что Исус Христос второй раз распят людьми. И Исус мне и предсказал будущее, это тоже своего рода про-граммирование. Получается, этот мир - ад! Посуди сама: первый пострадавший от тупоумия людей - распятый сам бог, Исус! А Дальше пошло-поехало. Убивают Пушкина, Лермонтова. А их убийцы живут. И ходят среди нас современные Данте-сы и Мартыновы, убийцы Талькова, Холодова, Меня. Поясню: Мень писал об Ису-се Христе, о Холодове еще скажу, а Тальков так громко заявил со сцены, что должны были все услышать, но никто не заметил слов по значимости, сравнимые лишь с Лермонтовым, цитирую: "Покажите мне такую страну, где блаженствуют хамы, где правители грабят казну, попирая закон... Покажите мне такую страну, где святых унижают, где герои-ветераны войны живут хуже рабов". На сцене лишь клоуны, опять же по словам Талькова, цитирую: "... нечистая сила, ...кто ей душу запродал, раздавал чины и награды тем бездарным пронырливым гадам... настоящих и неподкупных сводила в могилу!" Так он сказал и действительно - со-временность поёт ни о чем, и все их считают кумирами за какую-либо праздную песню, а тот кто пел правду, в могиле. Где справедливость? Хоть тысячу раз к нам явится Исус - мы его по своему тупоумию многократно распнем. Он не придет к нам, если только в последний раз - в Апокалипсис, Армагеддон. И не забывайте о непотизме, что страшней чумы, низводит на нет весь интеллект мира!
В общем, тебе даже лучше меня сейчас убить, ведь все равно эскадроны смерти меня погубят. Я бросаю свою квартиру и отправляюсь в бега, не потому, чтоб сохранить себе жизнь... а, собственно, зачем я тебе всё это рассказываю?
-- Рассуждаешь, как здравомыслящий, а что творишь?! Рассказывай всё, мерзавец! -- властно потребовала Лена.
-- Больше от меня ты сегодня ничего не услышишь!
-- Ты -- подлец! -- она швырнула ему пистолет прямо в лицо, но промахну-лась. Застрелишься сам, -- я о такую тварь не буду пачкать руки!
-- Лена! - крикнул он, сложив руки на груди, -- Если останусь жив, я тебе до-кажу, на какие высокие и чистые подвиги я способен!
-- Ты уже доказал: убил любимую женщину!
-- Я клянусь: искуплю свою вину, 199 ментов за всех погибших пацанов в Чечне, за свою семью, поодиночке истреблю!
-- Ну, это ты точно загнул, скорее они тебя уничтожат!
-- Клянусь, что убью их ровно сто девяносто девять человек, а двухсотым буду я сам. Сам себя застрелю!
-- Странно, а почему именно сто девяносто девять? А ты, почему, двухсо-тый?... -- удивилась Лена, скривив губы в ехидной и сардонической улыбке.
-- Да потому что на языке ментов, вернувшихся из Чечни, или языке воен-ных - груз двести - это груз с мертвецом. Число двести -- синоним смерти. Есть еще причины, но главное, что я так решил и клятву свою выполню. У меня только просьба, не везите ее в больницу, -- он увидел, что Катя зашевелилась, -- там ее найдут менты и вновь запрограммируют. Куда угодно везите, только не городскую больницу, лучше инкогнито, в коммерческую клинику или к частным докторам. А я исчезну, к черту квартира, пусть она горит ясным пламенем! Пока я их не убью, я не успокоюсь!
Мы в Чечне распяли солдата по имени Исус Христос, который нам все время читал нравоучения, и так надоел, что мы его в насмешку распяли. Получа-ется, что Исус Христос распят во второй раз людьми?..
-- Ваня, давай Катюшу на твоей машине отвезем куда-нибудь доктору, - ти-хо и покорно сказала Лена, -- Если ее законный муж-убийца смывается... И еще 199 человек угрожает убить, - это какой-то жуткий, кошмарный детектив! Эдак любой может возомнить себя кем угодно и уничтожать не 199, а тысячи, миллио-ны. Фашисты, например... Если ты так хочешь доказать свою одному тебе понят-ную правоту, отстоять свои принципы, становись писателем. Пиши, доказывай, что ты прав. Рвись во власть и там наводи порядок, в том числе и в сфере право-порядка. А убивать и дурак может. Если ты даже одного убьешь, а не 199, ты бу-дешь убийцей! А убийц я ненавижу, -- добавила Лена, обращаясь к Александру.
А еще я душу по интернету дьяволу продал... - вдруг выпалил неожидан-ную фразу Автепас, -- на мгновение умолк и продолжил, перескакивая с темы на тему, -- Всё же я это осуществлю в порядке мщения, а иначе они нас убьют! И моя цель не просто убийства, а в процессе выполнения своей миссии я докажу, что это борьба за жизнь, которую мне навязали. А ведь это не каждому дано - пе-реубедить окружающих, что твои действия - почти благая миссия.
Я это давно предчувствовал; мне мент с первого этажа намекал о страшной трагедии, и я загодя с одним писателем, Петром Верой, нашим соседом, догово-рился об описании данных событий. Он уже пишет роман, и если в конце романа читатель поймет, что главное было не эти 199 убийств, а что-то более значимое, высокое, то, пожалуй, двухсотую пулю я не пушу себе в лоб...
Но с ментами, как с чумой, холерой, СПИДОМ, - никакого отныне контакта. Они на расстоянии могут программировать своих жертв. В нашем подъезде, на первом этаже, живет тоже мент, вот его бойтесь. Это страшный человек.
-- Все ясно, бери, Ваня понесем, и ты, изверг, помогай, нам ее вдвоем не унести, -- Лена еле дождалась окончания его скоропалительных объяснений, -- И накрой ее чем-нибудь, чтоб в подъезде, когда будем выносить, не глядели любо-пытствующие.. А вообще-то мы, Ваня, покрываем преступника... -- вдруг засомне-валась Лена, -- а если Катя в дороге умрет?... Мне кажется, надо вызвать мили-цию...
-- Я тебя, милый, люблю! - вдруг прохрипела Катя, -- люблю, ты слышишь, хоть убей меня! Люблю больше всех, как никто не любил еще никого на этой Зем-ле.
-- И даже после того, как я хотел тебя убить? -- подскочил к ней осторожно Александр, памятуя, что не рассчитанным резким движением может принести ей нестерпимую боль.
-- Невзирая ни на что... - тихо шептала Катя, хрипя, - и добавила, обраща-ясь к Ване и Лене: -- Он правду говорит: мы запрограммированы, мы - роботы. Может, завтра по их наущению свою или вашу квартиру сожжем, если останемся живы... Спасите меня... Я не умру в машине. Я буду держаться, а ему, Саше, лучше, действительно, пока исчезнуть. Это всё за то, что в Чечне распяли Хри-ста... -- она не договорила и закрыла глаза.
Лена сначала даже испугалась, не умерла ли она, но Катя вновь открыла гла-за, только говорить уже не могла.
-- Ну что ж, -- вздохнула Лена, -- Если она сама так говорит,. - давай понес-ли, -- Только ты, Катя, потерпи. Не охай, если больно будет, -- и тут же покрасне-ла, устыдившись последней фразы, поняв всю несуразность сказанного: когда че-ловеку больно, не то что кричать, он способен на всё.
Ваня быстро расстелил плащ на полу, на него они переложили Катю на плащ и понесли вниз. На улице, у автомобильных гаражей-ракушек, лишь на некоторое время положили на землю, пока Ваня заводил машину.
-- Ты знаешь, что такое Интернет? - мусолил одну и ту же тему Александр и тронул за плечо Ваню, и не дожидаясь ответа, продолжил, -- я нашел на днях в этом виртуальном пространстве разные объявления, там такое бывает... в об-щем, я продал свою душу. За деньги себя продал по объявлению в "паутине", че-рез нотариуса всё оформили... Это к тому, что я эти 199 убийств совершу еще частично и по воле теперь моего нового хозяина...
Слушай, Саша, давай потом как-нибудь поговорим, -- грубо перебил Автепа-са Ваня, не желая слушать его россказни, -- Нужно спасать твою жену, а ты тут всякие истории рассказываешь... - в интонации Вани почувствовалось негодова-ние, даже злоба.
Все трое аккуратно загрузили на заднее сиденье салона Катерину.
-- Лена, садись спереди и поехали, -- отвернулся от Александра Ваня, лаская взором и руками вожделенное авто, и подождав, пока сестра сядет в машину, он тронулся с места.
-- Куда, Ваня? -- спросила Лена брата.
-- Я знаю, куда, без помощи Саши, а ему потом сообщим ее местонахожде-ние -- ответил Ваня, пристально вглядываясь в дорогу и выруливая на магист-ральную трассу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Тот же день 30 сентября 2001 года, но времени уже четырнадцать часов. Действие происходит в фирме "Поиск", руководителем которой является Кирилл Васокнеч.
-- Здорово, братан! -- Кирилл Васокнеч подошел спокойной уверенной поход-кой к брату Сергею и обнял его, -- Как долго мы с тобой не виделись...
-- Да, Кирюха, сколько воды утекло.... -- задумчиво ответил Сергей, увидев родного брата и прослезившись от радости.
-- Ты извини, что сразу перехожу к делу, положение обязывает... Сейчас узнаешь, Серёж, зачем я, собственно, так срочно хотел с тобой встретиться...
-- А что тут неясного, -- улыбался Серега. -- Мы с тобой не виделись почти пять лет! Столько лет ты сидел в тюрьме, пока я работал в милиции. И вот ты вернулся... Небось, исправился в тюрьме и по-другому теперь смотришь на жизнь, сознаешь свои ошибки...
-- Ты брось это, братан, воспитывать меня. Я такое воспитание прошел жизнью, что тебе и не снилось... -- И вдруг, набрав полную грудь воздуха, выпа-лил: "Я поклялся: как выйду из тюрьмы, в первую очередь спрошу у тебя о мате-ри...
-- А что о матери?.. Ты все, наверное, знаешь: что кто-то ее убил, а кто, -- до сих пор не установлено. Одно только известно, что это был какой-то изверг. Похоронил я ее, конечно, на свои деньги...
-- На свои деньги, говоришь? -- весь напрягся Кирилл, сделав ударение на фразе "свои деньги". -- Мать-то родная! Это ж свято! На чьи ж ты деньги мог ее похоронить?!
-- Ну, извини. Не так выразился...
-- Скажи, Серега, пока я там, в тюряге, хлебал кислую баланду, ты здесь отъедал свою жирную харю, а вот почему убийцу матери не удосужился найти? У тебя совесть есть? Тебе не стыдно?! А ведь ты - мент и мент поганый, если не можешь найти убийц своей родной матери! Это ж твоя работа! Мне, конечно, хо-чется за это плюнуть тебе в лицо, но я воздержусь, потому что там, где я был пять лет, люди более воспитаны, чем в вашем зверином логове!
-- Ты, что же, только встретились, и сразу мне угрожать?
-- Братан, вот скажи мне, что для тебя самое святое: Родина, мать? Есть вообще у тебя что-нибудь самое бесценное?..
-- Ну, наверное...
-- Вот, братан, я даже не кричу на тебя, а так хочется дать тебе в морду, по-тому, что ты должен был найти убийц в кратчайшие сроки. Харю наедать выгод-нее, и мухи, как говорится, не кусают...
-- Так вот ты, значит, зачем явился к родному брату? А я-то думал: есть родной, единственный брат, встретимся, обнимемся, поговорим, выпьем...
-- А мы что делаем, мы с тобой и так говорим. Но ты не уходи от ответа: кто убил мою мать?! Заметил, я уже не говорю "нашу" мать, а говорю "мою". Потому, что не буду считать тебя братом, пока не найдешь убийц собственной матери. Та-ких, как ты, на зоне просто убивают!
-- Ты что, по зоне плачешь? Угодить хочешь опять?..
-- Ах, ты мне еще, значит, угрожаешь!?... Нормально...
Ты вот скажи мне, мент поганый, тебе не стыдно бабок беззащитных обирать на улице, торгашек гонять и брать взятки за право торговли? Ты ж -- узаконенный рэ-кет, творишь произвол! Ты - раковая опухоль на теле здорового организма всей страны. Вы же все - нечисть поганая, современные соловьи-разбойники, нет на вас Ильи Муромца! Всю Русь испоганили, изгадили, сволочи проклятые!.. Я всё знаю о милиции, всё! Как вы, крысы, здесь кормитесь и чем кормитесь. На висе-лицу бы вас всех! Вот, например, обидели хоть одного человека на улице неза-конно, к стенке, к расстрелу, как при Сталине. Вот тогда вы на собственной шкуре поняли бы, что значит человеческая жизнь! А то автомат наперевес, морды на-глые, как фашисты скалятся... Как у меня кулаки чешутся! -- у Кирилла захрусте-ли пальцы, он сжал кулаки, приподняв правую руку.
-- Я тоже качаюсь. Спортом занимаюсь, -- так что тебя не боюсь! -- ухмыль-нулся Сережа Васокнеч.
-- Ты, братан, в своей ментовке совсем ослеп. Потерял чувство человечно-сти! Не знаешь самую простую истину: силен мужик только жилистый, а не тол-стый. Вот ты - толстый, качаешься, думаешь у тебя силы больше? А я - жили-стый, ты знаешь хоть, что это такое? Ты знаешь, как мы там, на зоне, спортом за-нимаемся? Небось, наслышан, а все равно всех тонкостей не знаешь. Давай сю-да руку, силач... Ну... начали...
И Кирилл быстро заломил руку брата набок.
-- Так что, ментик, гири поднимай, кичись спортом, но про жилистых не за-бывай! Я прошел суровую школу. А свои кровавые деньги... --- Кирилл не догово-рил.
-- Что ты знаешь про деньги?! - вдруг, не выдержав, вскипел Сережа, -- А на что я должен был жить? С голоду подыхать? Да, признаюсь: мы грабим народ, да еще как грабим, и, думаешь, об этом правительство не знает? Они же прессу то-же, наверное, читают, но милостиво на это закрывают глаза, а почему: сам поду-май. У тебя же есть мозги! Да, можно сказать, я - бандит, хотя и в форме, но куда я пойду, где смогу заработать такие деньги?
-- Шел бы обычным слесарем, плотником, дворником, говночистом, наконец, но не тварью же работать! Специальность, если так можно сказать, "тварь", или специальность "дворник", -- что лучше звучит? Надо же до такого опуститься: беззащитных баб на улице грабить, за право торговли с них деньги сшибать! А они же, козёл дёрганный, своих малых деточек кормят! Может, у них дети от го-лода помирают. Ты вообще думаешь о детях с высшей, библейской точки зрения? Ты хоть знаешь, что это такое? А старух зачем обижать? Только фашисты так де-лали! Вам большую волю дали, ни один прокурор вас не контролирует, что хоти-те, то и делаете. Только на бумаге и словах такой контроль есть. На вашем сленге прокурорский надзор, мониторинг -- модные словечки! На самом же деле, у вас полная свобода, произвол! Если ты не найдешь убийц матери, я не только те-бя, я всех ментов передушу голыми руками!
-- Ох, какой сильный!.. - зацокал языком Сережа, приподнимаясь из-за стола. -- Прямо герой какой-то из американского кинобоевика. Непобедимый, что ль? Шварценеггер? И на старуху найдется проруха -- не зарывайся!..
Я тебе кое-что скажу, -- продолжал Сергей, оценивающе оглядывая с ног до головы брата, -- Ты не все знаешь про милицию. У нас внутри милиции своя ми-лиция, своя система. Даже не все рядовые это знают, а только верхушка айсбер-га. То, что мы творим подлости против собственного народа, я знаю. Я уж не считаю, что мы обираем коммерсантов, это у нас уже как закон, здесь мы как ша-калы! Но есть похуже дела, о которых ты, наверное, знаешь, за которые, я согла-сен, половину ментов можно смело расстреливать. Но есть еще более страшная вещь: внутри нашей системы существует, функционирует эскадрон смерти. Я те-бе не могу все подробно рассказать про этот эскадрон смерти. Но коротко скажу, какие там творятся злодеяния. Не дай бог, если об этом узнает общественность, я просто не знаю, что будет. Это сопоставимо только с фашизмом.
То есть, обычный гражданин на улице абсолютно незащищен. К черту кон-ституция, если я, мент, любого, понял, любого, я это подчеркиваю, запросто могу остановить. Могу повести его в отделение милиции, придравшись к чему угодно, могу состряпать любое дело. Могу избить, а то и просто убить, скажем, при попыт-ке к бегству, очень удобная, не раз спасающая формулировка. То есть, стреляй в любого, а потом утверждай амбициозно, что он пытался будто бы бежать... Никто не докажет обратного, запомни это! Мы - иуды. Мы осквернили, заплевали Русь! Нам нет никакого прощения! Ни в каком аду я не смою все свои грехи перед соб-ственным народом!..
А ты знаешь, сколько, по статистике, людей кончили жизнь самоубийством, к примеру, в отделениях милиции? Так вот, они не кончили жизнь самоубийством, их убили менты! А сколько ментов будто бы покончило жизнь самоубийством в 1990-2001 годах? Если ты узнаешь истинную цифру статистики - упадешь! И не осталось ни одной пояснительной записки. Вот как таят правдивую информацию от населения! А ведь почти все они осознали, какую мерзость творят против на-рода. Мало того, тут пошло новое веяние, о котором даже в прессе толком еще не написано: многие продают душу дьяволу. А об алкоголизме среди ментов я уж и говорить не буду. А что может натворить мент-дьявол, это уже не шутки... Вду-майся: в Росси за пять лет пропало без вести более пятидесяти тысяч людей. Где та братская могила, в которой такое количество безымянных людей захоронено?
Правда, мы не всегда зарываемся, то есть, не всех убиваем...
-- И на этом спасибо... -- пассивно вставил Кирилл, думая о чем-то своем.
Значит, правильно я сделал, что создал отряд "Стикс-13", -- вдруг добавил Кирилл Васокнеч, -- Есть кому противостоять вашим эскадронам смерти!
-- Ты говорил. что у тебя фирма "Поиск" а теперь, что за "Стикс-13", я об этом что-то ничего не слышал? -- удивился Сережа.
-- "Поиск" -- это мирное начало, прикрытие. А Стикс - это река забвения в Аиде, в подземном царстве мертвых, синоним смерти, а число 13 само за себя го-ворит. В этом отряде только бывшие менты, у кого убили мать, брата, сестру, сына. Свои же убили, менты. У одного майора, он в этом отряде, подполковник лично убил мать в его присутствии, а потом и жену. Майор поклялся всю жизнь мстить. Пришел в этот отряд, и я его принял.
-- Как ты быстро все это организовал, ты ж недавно только освободился!
-- Серега, ты про графа Монте-Кристо читал у Дюма?
-- Не помню; вроде, читал.
-- То же самое было и у меня: на зоне был человек, который оставил жуткое, сказочное богатство. Правда, я это сумасшедшее состояние должен, как человек чести, отработать, но только потом, как разберусь с убийцей мой матери. Так вот, у меня еще там появилась куча помощников. И пока я досиживал, они уже тут на-чали создавать базу для нашей деятельности. А знаешь, почему все меня ува-жают, и почему у меня такой незыблемый авторитет? Я никого никогда зря не обидел.
Я не боюсь сказать высоким штилем: я сейчас чист, как ангел! Скажу коро-че: я не бог, но хочу стать богом. Это как в известной поговорке: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Так и я говорю: "Плох тот человек, который не мечтает стать богом!" То есть все его помыслы и устремления будут совсем другими. А в тюрьму, в ментовку или под колеса автомобиля любой может по-пасть, братан. И еще, друже, прошу: не скаль зубы, и не строй умную морду: я на расстоянии, словно по книге, читаю твои мысли: диапазон твоего интеллекта вижу насквозь, не надо делать, повторяюсь, умную морду; я по твоей харе вижу, что ума у тебя не так уж много!
Прощай, но убийц матери найди, не то сам буду искать их, тогда я тебя за-плюю. Кстати, я этим и займусь, наверное, и посмотрим, кто быстрее найдет убийц. Ну что ж, ставки приняты: эскадроны смерти против "Стикса-13". Только запомни, это раньше там было тринадцать человек. С каждым днем наши ряды пополняются. Ну, ладно, братан, пока! -- сказал Кирилл и ушел.
А в это время в квартире шестьдесят седьмой по улице Есенина, шестна-дцать, случилась трагедия. Светлана Момаголод вышла на кухню и увидела по-весившегося брата Павла. Она сначала завизжала, как полоумная, но быстро схватила нож и, поправив рядом валявшийся табурет, перерезала веревку чуть выше его шеи, поскольку шнур на самой шее был вдавлен глубоко в тело.
Павел грузно рухнул на пол и, видимо, ударился головой. Но Света об этом не думала, а только о том: "Остался бы жив". На шум уже успела придти мать - Ирина Валерьевна, и именно она начала делать искусственное дыхание сыну, по-скольку Светлана, стояла, словно громом пораженная, забыв, что надо делать в таких случаях.
Через некоторое время Павел сначала еле слышно захрипел, потом раз-дался более внятный хрип, но как бы с разрывающим всё тело кашлем. А затем он задышал.
Когда Павел открыл глаза, мать закричала: "Господи, сынок, что ж ты наде-лал?! На кого ты нас оставляешь? Я больная, Света не может найти работу. У нас Ваня Святой на иждивении, соседский мальчик, который тебя отцом зовет. Ты должен зарабатывать деньги, чтоб содержать семью, а ты что творишь?!
На кухню вошел и Ваня Святой, который всё, видимо, слышал. Он вошел, громко читая молитву:
-- Бог приди, бог, спаси и помоги! - проговорил монотонно Ваня Святой.
-- Что за молитва такая у тебя, Ваня? - спросила Ирина Валерьевна.
-- Обычная молитва! -- просто ответил Ваня.
-- Какой ты, Паша, пример подаешь Ване , -- теперь в разговор вмешалась Света. -- Он же на тебя смотрит и всему учится. Зачем тогда надо было его брать на воспитание к себе, чтоб самому на тот свет отправляться?
-- Мне стыдно, -- произнес Павел, оправившись. -- Но поймите, куда бы я не пошел работать, везде начальники обманывают рабочих. Ни на одну нормальную работу не устроишься. Всем фирмам по трудоустройству деньги вначале заплати за трудоустройство, а предлагают каким-то гербалайфом торговать! Весь мир оз-верел, все кинулись спекулировать, перепродавать, но только не производить. Вся Россия словно сошла с ума! Все старые люди говорят, что после войны не было такой нищеты, столько бездомных; а какие люди сейчас наглые, бессовест-ные, злые? И всё делается по блату, знакомству, талант не в счет. Пушкиных и Лермонтовых убивают, а Дантесы и Мартыновы живут. В этом мире ценятся свя-зи, а не талант, работоспособность, гениальность. Потому-то деградирует Россия, катится вниз, в пропасть. После Лермонтова только Игорь Тальков об этом сказал правду, но его убили за эту самую святость, потому что истина никому не нужна!
Никто не понимает сути проблемы. Я имею ввиду никто из тех, кто работа-ет, особенно на хорошей работе. Небось, даже меня сумасшедшим или ненор-мальным считают. А потому, что есть поговорка, народная мудрость, она всегда точна: сытый голодному не товарищ.
Я видел нищих, голодных, которые ищут работу у бирж по трудоустройству. Отстаивают сумасшедшие очереди, чтоб только узнать, когда подойдет твоя оче-редь, что рабочих мест нет, а это значит, опять голод. Скажи, мама, что мы будем есть? Как зарабатывать деньги? В нашем мире все по блату устраиваются на ра-боту. Приезжие все оккупировали. Сколько хохлов, молдаван и прочих в Москве устроились и только своих берут к себе работать. А если связи или знакомства не имеешь, с голоду сдохнешь. А пособия по безработице, на эту подачку даже од-ному не прожить, а уж кормить семью... Пусть Ельцин или Путин, прости меня господи, на такое пособие поживут! Я посмотрю, что у них с этим получится! Биржам наплевать, трудоустроят они сегодня, к примеру, десять человек, или сто, или тыщу, или вообще ни одного: зарплата у них будет одинаковой. Они вообще не заинтересованы, чтоб найти нам работу. Смотрят на нас, как на негодяев, ко-торые приходят на биржу, чтоб им глаза мозолить, надоедать, как назойливые му-хи.
Всегда отвечают так: "От работодателей всё зависит!".
Вот, к примеру, прихожу и говорю прямо открытым текстом, клянусь, - тут Павел потер шею, избавляясь от следа веревки и перекрестился, - клянусь богом, так на бирже труда и говорю: "Погибает семья, спасите, устройте хоть на какую-либо работу!" А они в ответ морщатся, словно брезгуют мною, и говорят: "Много вас тут таких ходят и все подыхают... мы не скорая помощь!"
Всё... Говорю честно, если мне сегодня не удалось повеситься, возьму от отчаяния автомат и пойду грабить банки, куда банкиры обманно-рекламными пу-тями сграбастали почти все деньги трудового народа, или пойду разорять обмен-ные пункты валют! -- закричал Павел.
-- Глупости, ты Паша, говоришь, глупости. Ну, неужели, действительно, так трудно найти работу?-- спросила мать.
-- Не трудно мама, а невозможно - прошу, это запомнить! -- изрек Павел.
-- А вообще-то у меня есть еще идея, кроме как банки грабить, стать каким-нибудь инвалидом. Знаете, сколько они в метро денег зарабатывают? И можно себя не уродовать - руки не рубить, а просто прячешь, подворачиваешь руку.... Создается ложный эффект отсутствия руки. - он посмотрел на всех, а потом до-бавил, -- А, впрочем, чтоб выжить, я и руки отрублю, только чтоб деньги давали и побольше денег.
Кстати, надо будет посмотреть, сколько они там, безрукие, в метро зараба-тывают на попрошайничестве... Есть и еще одна идея: свою душу продать дьяво-лу за большие деньги, как говорят, это сделал Автепас.... Ну, это в интернете, при помощи компьютера... -- Павел не договорил.
-- Все, хватит! - закричала мать, -- больше такую ахинею слушать не хочу, -- Лучше и вправду руки отрубить, чем душу дьяволу продавать!... Там осталось не-много водки, иди, выпей, стресс снимешь, а то совсем с ума сойдешь!
-- Бог, приди, бог приди и помоги! -- вслух читал молитву Ваня Святой, по-глядывая на взрослых. Ваня тоже был уже не маленький, ему исполнилось две-надцать лет. И он уже почти до плеч Павла дотянулся. А у Павла рост -- сто во-семьдесят.
Пока мать хлопотала возле Павла, наливая ему в рюмку водку, Ваня все шептал свою молитву вслух: "Бог, приди и помоги!"
-- Ваня, хватит! - не выдержала мать, и так на душе кошки скребут, хоть са-ма вешайся... Мне жутко от твоих молитв... -- потом снизила интонацию, как бы извиняясь, и уже ласково погладила Ваню по головке и сказала: -- Я понимаю, го-лубчик, что ты тоже так сильно переживаешь... Но я боюсь бога. Не надо поми-нать бога...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
-- Мстить, мстить и мстить я буду за того солдатика, за Христа. Наши менты его распяли, крича: "Ты - лжепророк, гори в аду!". А он мне говорил, -- вспоминал Автепас, высматривая альгвазилов на рынке, -- что они, менты, -- носители яда для России. И не важно, что это, может быть, и не настоящий бог, просто совпа-дение фамилий, не путать с понятием "однофамилец", поскольку солдатик так звался, а документов у него не было. Так себе, божий человек. И в армию, как мы выяснили, он попал, смешно сказать, только потому, что у него не было вообще никаких документов. А без документов, считай, нет человека, хотя он существует, живой. В общем, ему прочили либо тюрьму, либо армию. И он согласился на службу. "Но все таки, кто ты?" - спрашиваем, а он: "Мне бог велел называться Исусом Христом. Можно сказать, что это дурь, а если из миллионов потенциаль-ных умозаключений именно это является истинным? Если....
Машина его сбила. "На дороге нашли", - так говорят врачи, спасшие его. Но самое главное, у него нет никаких умственных и психических отклонений после автомобильной аварии, это официально подтверждено авторитетной медицин-ской комиссией..."
Но это уже не важно. Его теперь нет. В Чечне менты, надругавшись, гогоча, распяли его на кресте.
Он, Автепас, будет мстить за него, как за бога, будет отстреливать ментов, - раздумывал Александр. - Это конечно глупо, убивать ментов, но клин вышибают клином. Как только за всю историю России не пытались реформировать жандар-мерию, стукачество, ментовское фиглярство, фискальное поприще, а воз и ныне там. А ведь когда при царе только создавалась полиция, так было записано в ее уставе: "Следить за порядком, защищать граждан, быть честными, добрыми...". Теперь все наоборот из белого превратилось в черное. Повторюсь: только клин вышибать клином и всё! Пока они на своей шкуре не испытают это, не поймут. Ведь когда существовала смертная казнь для опасных преступников, преступле-ний было меньше. Как только отменили смертную казнь в России, сразу преступ-лений стало больше. Ну, никто ничего не боится! Любой преступник заранее зна-ет, убьет он пять человек, десять, сотни поубивает, тыщу уничтожит, а ему за это - ничего! В худшем случае, лет десять-пятнадцать тюрьмы, и то попадет под ам-нистию, или убежит и опять будет убивать. Я не за смертную казнь, но есть ли хоть один человек на Земле который предложит иной стопроцентный действен-ный путь? А вот если бы преступник точно знал, что за это ему смертная казнь, всё! Картина полностью изменилась бы. Так и с ментами. За их проступки, за их издевательства над народом ни один не пострадал. А вот если бы так: обидел мент человека на улице, к расстрелу! Потому что, как не может быть белое чер-ным, а дьявол богом, так и не может блюститель порядка быть его нарушителем. Вот тогда был бы на Руси порядок! Чем, собственно, в данную секунду я и зани-маюсь и буду одержимо осуществлять. Я вместо государства буду исполнять смертный приговор!.. Да, сознаю, в чем-то я не прав, так нельзя. А тогда скажите: разве можно им детей убивать, стариков, вместо того чтоб защищать? Я могу по-казать газеты с публикациями - сколько там материалов, статистики, как о ментах народ отзывается, описывается их произвол. А что изменилось? А ничего, менты еще больше наглеют. Посмотрим, кто кого победит... -- так думал Автепас, прогу-ливаясь по рынку.
Пока жена, которую он забил до полусмерти, находилась на излечении, он решил с завидным упорством претворять свои планы в жизнь.
Долго он ходил по рынку, с ножом в кармане, выслеживая ментов.
-- О. Автепас, привет! - вдруг неожиданно поздоровался вышедший из тор-говой палатки мент Василий Ризин.