Когда мы с моим товарищем Кондратом пробрались на территорию консервного завода, воспользовавшись для этой цели хитроумным, мало кому известным, но вполне удобным лазом в заборе, мои часы показывали 11.30. Вечера, естественно.
Мы знали, что через 30 минут произойдет пересменка, и тогда работники второй смены, а трудились тут по большей части студенты и студентки, уступая коллегам свои рабочие места из третьей смены, повалят гурьбой через проходную к автобусам, уже стоявшим в ряд у заводской конторы. Затем автобусы отвозили их в студенческий городок. А там душ - если, конечно, хватит на это сил, - а затем спать! спать! спать! Что и говорить, устают ребята и девушки, работая как взрослые, посменно.
Что же касается нас, меня и моего партнера по амурным делам Кондрата, то наша вторая смена к этому часу только начиналась, - так мы называли наши почти ежевечерние вылазки сюда с целью знакомства с девушками, и ближайшие полчаса мы должны были потратить именно на это, на знакомство.
Период, включавший в себя сентябрь и октябрь месяцы, считавшийся у студентов трудовым семестром, по срокам был совмещен с плодоовощным сезоном в наших южно-молдавских краях, поэтому на местном консервном заводе, во всех его многочисленных производственных подразделениях и, а также на полях и в садах близлежащих совхозов и колхозов сейчас трудились многие сотни девушек-студенток. Да, именно девушек, а вот ребят тут было совсем мало, так как они в большинстве своем, организуясь в стройотряды, уезжали на Север страны, где, строя поселки, города и дороги, можно было заработать гораздо больше денег, чем на юге.
Ну а там, где мало парней и много девушек, нам с Кондратом, искателям легкой любви, было самое место: вот уже второй год подряд мы выбирали себе подруг - или, другими словами, партнерш для развлечений - именно здесь, на консервном заводе. В прошлом году, к примеру, тут в этот период трудились студентки медицинского института, а в этом году их сменили студентки Кишиневского университета.
Обходя все подряд цеха, мы везде, где только можно, заводили с девушками короткие знакомства, а начав разговор на какую-либо обиходно-бытовую тему, как можно скорее переводили его в нужную нам область, предлагая своим новым знакомым целый комплекс развлечений. Интерес, как мы надеялись, был взаимовыгодным: наша цель, думаю, ни для кого не составляла секрета, а девушки, среди которых порой встречались очень даже прехорошенькие, и сами были не прочь отдохнуть и поразвлечься в свое свободное время с местными ребятами, ведь для многих из них это была почти единственная возможность расслабиться в бесконечной череде утомительных и скучных трудовых будней.
Знакомясь с девушками, мы старались выбирать по совокупности симпатичных, веселых и контактных, после чего приглашали их на ночной променад. Если все задуманное нами удавалось, а девиз наш для достижения цели был прост и звучал так: 'Быстрота, натиск и нахальство', - то эти встречи в девяти из десяти случаев заканчивались интимом.
А почему, вероятно спросите вы, нас интересовали именно приезжие студентки, разве в городе не хватало своих, местных девиц этого возраста? А дело в том, что наши землячки, в сущности провинциалки, были по сравнению со столичными гораздо более закомплексованными, менее интересными в общении и, кроме прочего, попросту примелькались и изрядно надоели нам (как и мы, в свою очередь, им). А кишиневские студентки одним своим присутствием весьма благодатно оживляли наш тихий, можно сказать, сонный городок, ощутимо поднимая его жизненный тонус.
Перемещаясь от цеха к цеху, мы вскоре добрались до фабрикатного, который еще называют цехом готовой продукции, где на заре своей юности, сразу после окончания восьмого класса, успел поработать и я.
У самого входа в цех мы чуть ли ни лицом к лицу столкнулись с молодым мужчиной, одетым в костюм-тройку, поверх которого был небрежно наброшен белый халат. Увидев его, я испытал некоторое беспокойство от этой не предвещавшей нам ничего хорошего встречи, так как мы находились на территории завода незаконно, без разрешения, и мне не хотелось терять драгоценное время на оправдания перед кем-либо из заводского начальства. Однако мужчина, едва он приблизился к нам, оказался моим давним знакомым по имени Захар, который, завидев нас, заулыбался приветливо и заторопился навстречу. Обменявшись энергичными рукопожатиями, мы похлопали друг друга по плечам, а на его вопрос, что мы тут делаем, я ответил доверительно, что мы заехали сюда за знакомыми девушками.
- А ты-то сам, кстати, что здесь делаешь? - в свою очередь спросил я его, намекая на то, что он, вероятно, находится здесь с той же, что и мы, целью, ведь Захар был немногим меня старше, то есть ему было тридцать, или чуть больше.
- А я здесь директор завода, - просто ответил он, и это оказалось для нас столь неожиданным, что мы с Кондратом, растерянно посмотрев друг на друга, рассмеялись.
- Да... - многозначительно сказал я, шутливо склонив голову вбок, - все вокруг растут в чинах и должностях, только мы с тобой, Кондрат, топчемся на месте.
- Ну-ну, вам-то грех жаловаться, - усмехнулся Захар. - Вы тоже, ребята, насколько я знаю, неплохо устроены. - И добавил, вновь пожимая нам руки: - Ну, не буду вам мешать. Желаю удачи.
И ушел.
А мы, продолжив свой путь, вскоре поравнялись с группой девушек в синих рабочих халатах, сгрудившихся вокруг этикеточно-штамповочного станка, который наклеивает этикетки на банки. Девушки, о чем-то переговариваясь, осторожно трогали различные части механизма, видимо, пытаясь самостоятельно отрегулировать станок, так как в противном случае им предстояла дополнительная трудоемкая работа - наклеивать эти самые этикетки вручную. Кондрат подошел, вежливо поздоровался, затем, мягко обняв за талию, отодвинул одну из девушек в сторону, с полминуты поковырялся в станке, нажал пуск и станок, как ни в чем не бывало, заработал, - товарищ мой, надо признать, был с любой техникой на ты. Впрочем, он неплохо ладил и с девушками, и, закончив работу, а вернее, еще в процессе ее, уже успел завести с ними разговор.
Две девушки из этой группы оказались уже немного знакомыми мне по прежним посещениям, в прошлый раз, помнится, мы с ними даже перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, правда, уехали мы в ту ночь совсем с другими, так уж получилось.
Девушки, беседуя с Кондратом, открыто и располагающе улыбались и смеялись его шуткам, а я стоял в стороне и наблюдал за ними. Наконец, мой товарищ, оглядевшись по сторонам, окликнул и подозвал меня, при этом девушки, продолжая разговор, обращались к нам по именам, а я, да и Кондрат тоже, как назло, ни одной из них по имени не мог припомнить, - ведь бывало, что за один визит на завод мы знакомились с десятком, а то и более девушек с целью максимального расширения круга знакомств. Именно по этой причине нам и пришлось теперь обращаться к ним безлично, на "ты" да на "вы".
Одна из девушек, хорошенькая шатенка со стройной фигурой, - подруга звала ее Ириной, - извинившись, увела Кондрата в сторону, оставив меня со второй девушкой наедине. Пока я с интересом разглядывал стоявшую рядом со мной девушку, одновременно раздумывая, чем бы мне ее развлечь, мой товарищ вернулся. Довольно улыбаясь, он легонько подтолкнул меня под локоть и, ни слова не говоря, двинулся на выход. Извинившись перед девушкой, которой я так ни слова и не сказал, я пошагал следом за ним, ожидая, что он мне расскажет, о чем ему удалось так быстро с Ириной договориться, но Кондрат, все также загадочно улыбаясь, молчал весь отрезок пути до машины.
Спустя некоторое время, когда мы уже сидели в машине, поставленной неподалеку от проходной, а мой товарищ, продолжая многозначительно молчать, подравнивал маникюрной пилкой ногти, три фигурки в темных одеждах вынырнули из-за стоящего неподалеку автобуса и подошли к машине.
- Угу, явились, - удовлетворенно произнес Кондрат, и, протянув свою длинную руку за мое сиденье, открыл заднюю дверцу. Наши гостьи, не заставляя себя упрашивать, тут же забрались внутрь. Я, обернувшись к ним, поздоровался и с интересом стал разглядывать девушек, удобно расположившихся на заднем сиденье и, в свою очередь, с любопытством поглядывавших на нас. Одну из них, Ирину, я уже запомнил, двух же других видел впервые. Девушки, судя по всему, не торопились сегодня в лагерь, подобно их подругам по вечерней смене, а были готовы составить нам компанию. Чтобы развеселить их, а это, как известно, способствует скорейшему сближению, я тут же 'приколол' какую-то расхожую хохму, от которой все рассмеялись - девушки, которые радовались окончанию нелегкой рабочей смены, готовы были смеяться любой шутке. Интересно, подумалось мне, а почему они пришли втроем, ведь нас-то двое? Вероятно, решили, что так им будет спокойнее, а может веселее, возможно так же, что они были неразлучной троицей, то есть все три девицы оставались вместе при любых обстоятельствах, такое на нашей памяти тоже случалось. Впрочем, нас с Кондратом сей факт не огорчил, скорее даже наоборот, обещал придать предстоящим отношениям особую пикантность.
Машина, тронувшись с места, медленно вырулила со стоянки, а я, тем временем, вынув из автомобильного 'бардачка' большую шоколадку 'Аленка' (специально для таких случаев предназначенную) передал ее назад.
- Угощайтесь, девчонки, десерт, - сказал я. - После всех этих запахов на вашем заводе, и, в особенности, от запаха сгоревшей баклажанной икры, впору чем-нибудь сладеньким закусить.
Девушки рассмеялись моим словам и, ломая шоколад на кусочки, стали есть, попутно отпуская в адрес друг дружки незлобивые колкости. Тут же мы с помощью Ирины и перезнакомились, вторую девушку звали Милена, а третью - Ольга, после чего Кондрат, подмигнув мне, сказал:
- Ну что, милые дамы, если нет других мнений, я предлагаю поехать к нам на квартиру.
Девчонки зашевелились на своих местах, с минуту пошептались, затем Ирина сказала:
- Давайте-ка, ребята, лучше куда-нибудь на природу отправимся, так для первого знакомства будет лучше.
- Ага, после тяжелой работы хочется свежим воздухом подышать, - мечтательно заявила хорошенькая брюнетка по имени Милена.
Выслушав их, мы с Кондратом в легкой растерянности переглянулись - накануне мы планировали, собрав компанию, отправиться прямиком на квартиру, где у нас уже все было готово для приема гостей, а тут девушки выбрали поездку на природу...
Тем временем наш автомобиль миновал автовокзал, и у светофора, на перекрестке, Кондрат, поминутно бросавший взгляды в зеркало заднего обзора, отчего-то резко свернул направо, на одесскую трассу, и дал полный газ.
Я, наверняка зная, что наши планы от перемены мест ничуть не изменятся, усмехнулся: впереди, не далее чем в километре пути отсюда, по правую сторону от шоссе, сразу за территорией воинской части, начинался огромный военный полигон с великим множеством укромных местечек, где можно было не только спрятаться от посторонних глаз, но, при желании, и вовсе затеряться на энное количество дней; далее по трассе, в нескольких километрах от города, в районе аэропорта имелся молодой саженый лесок - тоже весьма уютное место для отдыха на природе, если уж не брать в расчет многочисленных посадок деревьев вдоль дорог, также вполне удобных для интимных встреч, а ведь ночью, как известно, каждый кустик является другом молодежи. Я уж не рассказываю здесь о нескольких благоустроенных местах отдыха, которые также были в нашем полном распоряжении, правда, расположены они были совсем в другой стороне: одно у озера около села под названием Котиганы, другое на пасеке в районе села Московей, третье - в лесничестве, и в каждом из этих мест имелись дачные домики, где можно было великолепно провести время.
Однако же, несмотря на обилие мест отдыха, мы с Кондратом предпочитали комфортабельные домашние условия. Но что поделаешь, не вступать же с девушками, выбравшими поездку в лес, в перебранку, ведь своей цели мы могли добиться в любом месте.
-Что ж, раз девушки желают отправиться в лес - значит в лес, - произнес Кондрат, и я вновь усмехнулся - у нас, конечно же, были заготовлены самые различные варианты практически на все случаи жизни.
* * *
Эта мысль - украденный цветок,
просто рифма ей не повредит:
человек совсем не одинок -
кто-нибудь всегда за ним следит.
Игорь Губерман
Итак, отправляясь с девушками на природу или же на квартиру, мы целеустремленно стремились к одному - физической близости с ними, и это было нашей целью, забавой, развлечением, если хотите, и во имя этого мы были готовы потратить все свое свободное время, ну и деньги, эти мероприятия обеспечивающие, в совокупности весьма немалые.
Тем временем Кондрат, проехав несколько километров по главной трассе, свернул на дорогу, ведущую к местному аэропорту, затем, примерно еще через километр, сбавил ход, и наша машина, притормозив у обочины, остановилась.
Я огляделся по сторонам, затем недоуменно уставился на своего товарища Кондрата: мы, не доехав примерно километр, иль чуть больше до так хорошо знакомого нам места отдыха, называемого 'барменское гнездо', где имелась весьма удобная полянка, остановились на краю какого-то неухоженного кукурузного поля.
- Что, брат?.. - спросил я его, так как лицо моего товарища мне показалось чем-то озабоченным. - Что-то с машиной?
- Нет, причина в другом, - ответил он, и выключил все огни, включая габаритные. Затем загадочно-трагическим голосом сообщил: - За нами следят. - И обращаясь уже к девушкам, добавил: - Давайте посидим несколько минут тихо, посмотрим, что это за герой висит у нас на хвосте.
Девушки, услышав это, слегка переполошились, стали оборачиваться, вглядываясь в пустынное шоссе позади нас и шептаться между собой, а Кондрат тем временем продолжил, обращаясь уже ко мне одному:
- За нами, когда мы только отъезжали от завода, сразу увязалась какая-то белая 'Нива', причем ехала она на ближнем свете фар. Я сразу обратил на нее внимание, а когда мы свернули у автовокзала направо, она тоже повторила наш маневр, и тогда я окончательно убедился в этом.
Это сообщение неприятно резануло по нервам, и я полез в карман за сигаретами. Вообще-то, сказать по правде, мы давно подозревали, что кто-то контролирует наши ночные перемещения и встречи - и раньше уже были кое-какие наметки в этом плане, но сегодняшнее преследование можно было считать установленным фактом, и теперь хотелось бы разобраться, кто и зачем это делает, кому пришла в голову идея за нами следить.
Выйдя из машины, мы с Кондратом стали внимательно всматриваться в участок дороги, видимый нам с этого места, но шоссе по-прежнему казалось пустынным, на нем не было заметно никакого движения, не видно было огней. Тогда мой товарищ, сделав таинственно-загадочное лицо, сунул голову в окно салона и шепотом предложил нашим дамам выйти из машины, попросив остаться девушку с необычным именем Милена. Внешне, как я успел для себя отметить, она была, несомненно, самой сексапильной из всей троицы; кстати, фамилия ее, которую по дороге несколько раз озвучили подруги, тоже была необычной - Гайворонская.
- Она побудет в машине для прикрытия, - заговорщически толкнув меня в бок, пояснил Кондрат, одновременно вешая мне на плечо сумку, которую он достал из багажника. После этого он, ничего больше не говоря, вновь завел двигатель, развернул автомобиль и, не включая огней, погнал его к главной трассе в надежде перехватить машину, преследовавшую нас. Перед отъездом он успел шепнуть мне, что в любом случае минут через 20-30 вернется.
Я осмотрелся по сторонам и недовольно скривился. Полная луна хорошо освещала местный ландшафт. Кругом, куда не брось взгляд - поля, неподплеку виднелись виноградники, изредка перемежаемые полосками лесопосадок - обычная картина для южной части Молдавии. Само же место, где нас оставил Кондрат, как я уже говорил, было совсем захудалым - кукурузное поле, судя по всему, заброшенное, причем прямо перед нами находилась ложбина, неглубокая прогалина в земле, казавшаяся в лунном свете почти черной; со всех сторон нас окружали стоячие, а местами уже поваленные стержни кукурузы - пейзаж, прямо скажем, не располагающий к веселью, и уж тем более к интиму. А у меня в руках сумка, в которой позвякивали две бутылки шампанского, один на всех граненый стакан и - никаких перспектив на этот вечер. Одно успокаивало - это не могло продолжаться долго, - Кондрат вскорости обещал вернуться.
Итак, я остался в этом богом забытом уголке один наедине с двумя девушками. Ирина была свойской девушкой: веселой, остроумной, смешливой и казалась лишенной каких-либо предрассудков; другая же, Ольга, была, в противовес своей подруге эдакой тихоней, голоса которой я до сих пор не слышал.
Собрав валявшиеся поблизости на земле кукурузные стержни, мы сложили их в два слоя, один поперек другого, получив в итоге некое подобие настила, и уселись на него. Костерок, не рассчитывая на сколько-нибудь продолжительное прозябание здесь, решили не разжигать, да и лень было им заниматься.
Признаюсь, настроение мое было почти безнадежно испорчено: вначале это малоприятное сообщение о том, что за нами следят, затем грустным видом этого неприглядного места, а главное, тем фактом, что я никоим образом не мог повлиять на ситуацию, так как от меня ничего не зависело.
Соответственно настроению я, игнорируя Ирину, обратился к Ольге-тихоне, желая завести с ней задушевный разговор, так как знал, что с такими девушками, спокойными и медлительными, хорошо поговорить за жизнь, поплакаться, как говорится, друг другу в жилетку. Но Ольга была молчалива и рассеянна, на мои вопросы отвечала невпопад, при этом она все время смущенно улыбалась и едва слышно вздыхала. Не знаю, чем уж она меня привлекла, но я решил приглядеться к ней повнимательнее. Она была невысокого роста, среднего сложения, густые вьющиеся каштанового цвета волосы почти доставали плеч. Лицо ее было миловидным, но его черты казались слишком мягкими и потому невыразительными. Весь ее вид и поведение выдавали ее настроение: девушка чувствовала себя здесь, в компании с незнакомым парнем, не совсем уютно, наверняка ей были непривычны и даже, может быть, неприятны такого рода развлечения, которыми мы планировали сегодня заняться.
'И все же тихони бывают разные, - задумчиво поглядывая на Ольгу, рассуждал я сам с собой. - Есть в некоторых из них что-то загадочное, что влечет к ним с особой силой, а порой среди них встречаются и такие, что если уж пробудятся от спячки (если, конечно, им в этом помочь), то могут взорваться таким неожиданным темпераментом, что это будет, по меньшей мере, Везувий'.
Подруга Ольги, Ирина, была совсем другой - веселой и беззаботной болтушкой, она с первой же минуты нашего появления здесь беспрерывно рассказывала всякие короткие истории и анекдоты, и даже острила, то есть была вполне в моем вкусе, с ней, уверен, все было бы легко и просто, но - увы! - под другое настроение.
Закончив рассказывать очередной анекдот, Ирина взялась наливать по кругу шампанское в единственный имевшийся у нас стакан. Заметив, что я заботливо накинул на плечи Ольги свою курточку, она весело подмигнула мне, а вслух сказала:
- Думаю, тебя здесь ожидают, Савва, большие трудности. - И не дожидаясь от меня расспросов, тут же пояснила: - Дело в том, что Ольга у нас недотрога и мужчин, да и парней к себе не подпускает.
Ольга вскинула голову, порывисто оглядела нас обоих, словно мы раскрыли ее какой-то тщательно скрываемый секрет, затем потупила взгляд, а я загадочно улыбнулся: в нашем с Кондратом тандеме недотроги были как раз по моей части, но я об этом из скромности умолчал.
А время бежало неустанно, сверх обещанных Кондратом 20 минут прошло уже более двух часов, луна в своем неутомимом движении успела прочертить треть небосвода, а наш неугомонный 'Штирлиц' все еще продолжал гоняться за неуловимым соглядатаем. Устав ругать его, а заодно и его спутницу Милену, пересказав друг другу все известные нам шутки и анекдоты, мы улеглись плотно друг к другу, свернувшись в замысловатую трехголовую фигуру практически на голую землю, и медленно замерзали, - ведь на дворе стоял уже конец сентября и ночи были прохладными. Вот где пришлось сожалеть о том, что у нас с собой шампанское, да к тому же сильно охлажденное, а не бутылка водки или коньяка, более подходящие к случаю.
Воспользовавшись тем, что от холода Ольга - на ней был лишь тонкий свитерок, - прижалась ко мне почти вплотную, и мы с ней оказались укрыты одной курткой, я стал осторожно целовать ее лицо, сначала куда придется - щеки, нос, глаза, подбородок, потом, целенаправленно, стараясь отыскать ее губы, но девушка, стесняясь, едва заметными движениями уворачивалась от меня, не удаляясь, впрочем, ни на сантиметр, отчего мне стало казаться, что она нарочно подставляется под мои поцелуи так, чтобы я чего-нибудь случайно не пропустил, и я продолжал целовать ее, напоследок добравшись и до губ.
Признаюсь, я увлекся поцелуями, что для меня было в новинку: во-первых, я не люблю целоваться, и, несмотря на мой вполне зрелый возраст, считаю, что не умею этого делать; во-вторых, в отношениях с женщинами вообще предпочитаю обходиться без поцелуев, из-за чего, по вполне понятным причинам, имел лишь за последние несколько недель парочку скандалов и массу мелких сцен от своих многочисленных подружек. А тут мне вдруг почему-то хотелось и даже нравилось целоваться, - именно с этой девушкой. Так, когда в одно из мгновений я захватил губами пухлые Ольгины губки с легким горьковато-сладким привкусом на них шампанского, то больше уже не хотел расставаться с ними - это были милые, наивные, девчоночьи губы. Ольга, чуть не задохнувшись, дернулась испуганно - и лишь тогда я с сожалением отпустил их. На Ирку, прижавшуюся спиной к моей спине, мы не обращали никакого внимания, а она делала вид, что ей происходящее между нами безразлично. Мне, лежащему между девушками, было, в отличие от них, тепло и почти комфортно: они с двух сторон согревали меня своими телами, а Ольга, сверх того, согревала мои уста и... мое сердце, которое радостно замирало от необычных для него ощущений.
Казалось, прошла уже целая вечность с момента отъезда Кондрата; я злился на товарища и даже подумывал о том, чтобы отобрать у него по приезду домой ключи от машины. Эту машину, старенькую, раздолбанную и основательно проржавевшую 'копейку', которой было уже более 10 лет от роду, мне отдала в пользование соседка, вдова, оставшаяся без мужа, и, соответственно, без водителя, а я передал машину в распоряжение Кондрата, так как сам не водил и прав не имел. Кондрат, впрочем, их тоже пока не имел, ведь ему совсем недавно исполнилось восемнадцать, но мой товарищ заверил меня, что проблем никаких не будет, он, мол, все берет на себя: поездки, ремонт, бензин, а также милицию.
Мое бедное тело уже ныло от врезавшихся в него жестких стержней кукурузы, предутренняя сырость как пологом накрыла местность, знобким холодком проникая под одежду, терпение давно было на нуле, и даже ниже, когда мы, наконец, увидели свет фар и услышали шум мотора. Прошла еще минута, и вот, наконец, нахально улыбающийся Кондрат предстал перед нами.
- Странно, что ты вообще о нас вспомнил, Кондратий Спиридонович, - не удержался я от упрека, с трудом вставая с нашей импровизированной лежанки и подавая поочередно девушкам руку, чтобы помочь им подняться.
- О, да вы тоже, как я погляжу, зря тут времени не теряли, - нашелся он, кивая на Ольгу, опиравшуюся на мою руку. От такой явной наглости я даже не нашелся, что и сказать. В следующую секунду мы атаковали машину, тормоша молчаливую и отрешенно взиравшую на нас Милену, а спустя двадцать минут, проехав через весь город, мы уже подъезжали к студенческому городку.
Когда наши девушки, преодолев дыру в сетчатом заборе, смешались с другими студентками, собиравшимися на работу в первую смену, на улице было уже совсем светло. А пятью минутами позже, высаживая меня у дома, Кондрат сказал:
- Не обижайся, брат, я тебе расскажу сегодня вечером, как все было-происходило, и почему это получилось так долго, а теперь извини, поеду домой, очень спать хочется.
Ночь вторая
Когда следующей ночью мы вновь заблаговременно подъехали к воротам завода, Кондрат, сидя на водительском месте и барабаня пальцами по рулю, детально рассказал мне, как он ловко вчера вычислил наших преследователей. Я по ходу его рассказа не делал никаких замечаний, ни о чем не спрашивал, только повторял периодически: "угу, угу, ну-ну, так-так, н-да, конечно", что, в конце концов, выбило его из колеи повествования и Кондрат умолк, и я тоже молчал, все еще досадуя на товарища за то, что всю прошлую ночь провел в какой-то канаве благодаря, конечно, в первую очередь, тому мерзавцу, который за нами следил, а уже во вторую очередь несвоевременно вспыхнувшей страсти Кондрата.
Следившим за нами человеком, как выяснилось в ходе вчерашней ночной погони, на этот раз уже за самим преследователем, оказался опер уголовного розыска по прозвищу Банан, который вплоть до вчерашнего дня считался нашим приятелем, - так, во всяком случае, он сам об этом неоднократно и во всеуслышание заявлял. Впрочем, мы и раньше подозревали, что это именно Банан за нами следит - собирает, шкура ментовская, компромат, но чтобы вот так нагло, с преследованием на машине - такого прежде не было, во всяком случае, мы этого не замечали.
Рассуждая об этом, я стал склоняться к мысли, что кто-то, возможно, попросил его об этом - последить, а вот кто именно - теперь нам это предстояло выяснить. И лишь одно воспоминание во всей этой вчерашней неприятной истории согревало мою душу, вернее одна - Ольга, целовавшаяся со мной предыдущей ночью, и я уже не мог об этой ночи сожалеть, вспоминая ее мягкие, податливые губы, с горьковато-сладким привкусом...
Кондрат, продолжая свое красочное повествование, уже перешел к рассказу о том, что когда он узнал в водителе преследовавшего нас автомобиля мента Банана, то счел свою миссию выполненной, после чего свернул в одну из лесополос и там со всей силой страсти набросился на Милену, заставив девушку отдаваться ему всеми известными способами и во всех мыслимых позах. Его рассказ, включавший в себя мельчайшие интимные подробности, заставил меня удивиться поведению Милены, безропотно исполнившей все его циничные предложения. Впрочем, удивляться тут было особо нечему: эта бедная девочка оказалась темной ночью, в чужом для нее городе и незнакомом месте, наедине с таким 'монстром', - что ей еще оставалось делать. Уж я-то знаю его методы и подходы к женщинам, я и сам, признаться, такой же, если не хуже.
Закончив свой рассказ, Кондрат поглядел на меня по-щенячьи вопросительно-преданно в надежде на прощение за свое неэтичное поведение по отношению ко мне, и был, конечно же, прощен, о чем я ему просигналил небрежным взмахом руки, - ну не мог же я, в самом деле, из-за такой ерунды обижаться на своего друга по-настоящему.
- Послушай, брат, - сказал я ему. - Если девчонки и сегодня опять придут втроем, то на этот раз настанет твоя очередь развлекать двоих, а мне достаточно и одной.
- Я надеюсь, сегодня этой твоей цыпочки Оленьки (в его тоне прозвучало эдакое снисходительное пренебрежение - сам Кондрат скромниц и девственниц терпеть не мог) не будет, и мы отдохнем красиво, с полной взаимоотдачей с двумя оставшимися девчонками, - самонадеянно заявил он.
- Погоди-ка, ты, значит, хочешь сказать, что Милена после вчерашнего и сегодня придет? - удивился я.
- А куда она денется? - удивился в свою очередь Кондрат. - И вообще, я уверен, что наше вчерашнее приключение ей понравилось.
На столь циничное заявление у меня не было что и сказать, однако, как это ни странно, Милена, как выяснилось позднее, действительно после всего между ними произошедшего вновь жаждала встречи с Кондратом. (Мне было бы гораздо легче понять это, если бы целью этой новой встречи с ним было ее острое желание отрезать ему яйца).
Уже минут десять, наверное, прошло с тех пор, как мы, сидя в машине, наблюдали за потоком студентов у проходной, преодолев которую людской поток растекался, разбившись на ручейки, по территории стоянки, направляясь к автобусам. Но вот мы заметили, как от безликой толпы отделились две девичьи фигурки, которые оглядываясь через каждые несколько шагов, направились в нашу сторону. Кондрат, когда они приблизились, удовлетворенно хмыкнул, затем завел двигатель, задние дверцы машины открылись, и Ирина с Ольгой - наши вчерашние приятельницы - нырнули внутрь и стали устраиваться на сиденье.
- А где Милена? - спросил Кондрат, трогая с места и медленно маневрируя между автобусами.
- А она немного приболела, и не была сегодня на работе, - простодушно ответила Ольга.
- Видимо перетрудилась вчера, много сил отдав на производстве, - кольнула Ирина, насмешливо поглядев на Кондрата.
- Так что же это получается, сегодня ты вместо нее? -спросил Кондрат, поглядев на девушку в зеркало заднего обзора.
- Ну, так, наверное, - спокойно ответила та.
Тогда мы еще не знали, что после вчерашней прогулки Ирина решила взять инициативу в свои руки и начала с того, что быстренько отшила Милену, тянувшуюся к Кондрату. Холодный, расчетливый ход умной Ирины смог помешать их встрече, а вскоре ей удалось совсем вывести Милену из игры, предложив Кондрату вместо нее себя, а вместе с тем, очевидно, еще более интересные взаимоотношения и развлечения. Завидую товарищу - что-то я не припоминаю у кого-либо из моих партнерш такого рвения в достижении цели.
На этот вечер свободной квартиры у нас не оказалось - ею сегодня воспользовались другие наши приятели, - и мы решили поехать ко мне на работу - в ресторан. Был поздний час - половина первого, ресторан был уже закрыт и включена сигнализация.
Я открыл ключом боковую дверь бара, войдя, отключил сигнализацию, конечно же, не забыв при этом сказать по телефону несколько теплых слов девушке-оператору, работавшей на пультовой в милиции и пригласив ее в бар на бокал шампанского в любой из ближайших дней по ее выбору. С ночными операторами у нас давным-давно было все полюбовно обговорено, так что эти полуночные посещения бара в их журнале попросту не фиксировались, - если мы, конечно, просили об этом.
Кондрат с Ириной, быстро найдя общий язык, отправились за стойку, где, гремя стаканами и бутылками, принялись сооружать какие-то напитки.
Налив себе стакан сока, я уселся у стойки и принялся наблюдать за Ольгой. Она, неторопливо обойдя помещение и внимательно осмотрев бар, так как оказалась здесь впервые, уселась на высокий пуфик-стульчик у стойки и закурила; как и вчера, она была молчалива и невозмутима.
Ирина, которая в весьма короткое время освоилась за стойкой, взяла на себя роль бармена и вскоре подала всем нам какой-то только что ею изобретенный коктейль - это были сок яблочный и водка в равных долях. Одновременно, она с откровенной улыбкой повествовала мне о том, что Ольга - единственная в их компании девственница, и вновь, как и вчера, вслух искренне жалела меня, намекая на то, что мне с ней нелегко придется.
- Что ж, такова, видно, моя тяжкая доля, - фальшиво вздохнув, проговорил я. Даже в слабом свете барных светильников я заметил, как лицо Ольги во время нашего с Ириной разговора о ней залилось румянцем, и девушка, одним движением скомкав в пепельнице окурок, тут же потянулась за новой сигаретой.
И тогда, опустившись перед Ольгой на одно колено, я продекламировал девушке свое новое стихотворение. Навеянное лирикой Пушкина, оно было написано сегодняшним утром.
К Ольге.
Ах, Ольга, демон мой сердечный,
Предмет печали бесконечной,
К твоей руке я ниц склоняюсь,
Тебе, единой, поклоняюсь.
* * *
Ты ж, ангел мой чистосердечный,
Всегда с улыбкою беспечной
Меня не замечая, dio,
Проходишь мимо горделиво.
* * *
Настала ночь. Любовью вечной
Тебе клянусь, мой друг сердечный
И просыпаюсь... Это сон?..
Иль я действительно влюблен?!
(dio - дорогая). (автор).
Ольга во все время декламации смотрела на меня, широко открыв глаза и недоверчиво покачивая головой, затем, когда я закончил и остался стоять перед ней коленопреклоненным, протянула руку и робко потрепала мои волосы; о большей нежности с ее стороны я не смел и мечтать. Конечно, подумал я, подымаясь и присаживаясь рядом с Ольгой, я мог бы сегодня оставить эту девочку в покое и переключить все свое внимание на Ирину, девицу озорную, сексапильную и наверняка гораздо более доступную, внеся тем самым полный разброд в ее с Кондратом планы; тот после вчерашнего своего поступка не посмел бы мне возразить, а Ирина... да кто бы ее спрашивал. Но... признаться, я не думал в эти минуты о ком-либо кроме Ольги, и уж тем более мне не хотелось, чтобы она каким-либо образом попала в лапы Кондрата.
После опробования приготовленных Ириной весьма крепких коктейлей по количеству в них алкоголя выяснилось, что все мы не отказались бы чем-либо закусить. Тут следует отметить, что у меня, человека по натуре запасливого, имелись ключи от всех без исключения ресторанных кладовок, складов, и холодильников (еще до открытия ресторана полная связка которых была мною обстоятельно собрана и припрятана), то задача эта решалась без труда, и мы с Кондратом, наказав девушкам сидеть тихо и ждать нашего возвращения, отправились в 'рейд' по ночному ресторану. В ходе рейда, в результате тщательной инспекции шкафов и холодильников, нами была обнаружена масса вкусных вещей, которые пришлось относить в бар в два приема.
В итоге, когда мы, наконец, уселись за стол, он оказался сервирован весьма недурно - в особенности по нынешним, не слишком, мягко говоря, изобильным временам.
Тут был и холодный отварной телячий язык, и рыбное заливное, бутерброды с красной и черной икрой, салат "оливье", шпроты и многое другое, - всего понемногу. Пили мы, как у нас в компании принято, каждый что пожелает; впрочем, после Иркиного коктейля мы с Кондратом не сумели осилить более чем по рюмке коньяка, а девушки даже от шампанского отказались.
Почему-то мне в этот вечер есть не хотелось, хотя обычно не могу пожаловаться на отсутствие аппетита. Ольга тоже съела совсем немного из предложенного, и уже через несколько минут, сказав 'спасибо', встала из-за стола, закурила сигарету и уселась на прежнее место у стойки.
Словно волк, преследующий беззащитную косулю, я стал кружить около нее, затем, нежно обняв, начал ласково целовать все, что мне было доступно: волосы, шею, уши, щеки, а она, словно ребенок, смешно уворачивалась от моих поцелуев и прятала голову в плечи. Тем временем Кондрат с Ириной, откровенно флиртуя, и тем самым подавая нам, 'скромным влюбленным', пример, без всякого стеснения стали обустраивать за стойкой 'ложе любви'.
- Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? - спросил я Олю, обняв ее сзади за талию и тесно прижавшись щекой к ее щеке.
- Зови меня Лёка, - попросила она.
- Лёка, - медленно и со вкусом проговорил я, вкладывая в это слово необъяснимое даже еще самому себе чувство. С этой минуты я десятки, сотни раз произносил это имя вслух и про себя, а сейчас, обнимая девушку, я шептал ей слова любви и вообще был сам не свой - мое сердце замирало от нежности к ней.
Однако нам с Лёкой не дали насладиться этими минутами - ее подруга Ирина, потеряв терпение, во всеуслышание заявила, что мы им мешаем, и что если сейчас же не уберемся куда-нибудь, нам придется присутствовать при их совокуплении. Я взял Леку за руку и помог ей сойти с пуфика. Когда я увлек ее из бара в темное фойе, девушка, которая и так шла неохотно, там и вовсе остановилась.
- Давай уйдем отсюда, Лека, - шептал я, обнимая и нежно целуя девушку, - посидим где-нибудь, короче, не будем мешать нашим друзьям выражать друг другу свои чувства.
Лека, однако, не двигалась с места: она мягко упиралась мне в грудь ладонями и, шепча, повторяла одно и то тоже: 'Нет, Савва, нет'. При этом она беспокойно озиралась по сторонам; она, конечно же, не доверяла мне, понимая, что едва мы останемся вдвоем, наедине, с ней может произойти все что угодно.
И тогда в моей, уже плохо соображающей голове в одно мгновение созрел коварный план: я подхватил девушку на руки и понес ее в единственное подходящее для первого любовного контакта помещение - комнату официантов. Дорогой она пыталась вырваться из моих рук, освободиться, громко шепча: 'Ну пожалуйста, Савва, не надо, прошу тебя!', но я, не слушая ее, за минуту преодолев два длинных коридора, толкнул ногой нужную мне дверь и вошел внутрь.
Комната, в которой мы очутились, была едва освещена - единственное окно, на три четверти скрытое рядами шкафчиков для одежды, пропускало внутрь лишь немного уличного света. Я поставил Леку на ноги и она, судорожно вцепившись в рукав моего пиджака, стала озираться по сторонам, пытаясь определить, где мы находимся. Мне, в отличие от нее, этого место было очень хорошо знакомо: в этой комнате я и на ощупь знал, где, что и как расположено, так как неоднократно бывал здесь прежде. Вот прямо перед нами чернеют шкафчики раздевалки, стоящие в ряд, справа расположен большой стол, а вот здесь, слева, сбоку, в промежутке между стеной и шкафчиками находится предусмотрительно припасенный кем-то из официантов полуторный матрас.
Пока Лека осматривалась, я достал матрас и бросил его на пол, после чего опустился на него коленями, одновременно увлекая девушку за собой. Ольга, споткнувшись о мои ноги, повалилась навзничь, но тут же, вскрикнув, стала барахтаться, даже попыталась встать, но я, нежно обняв девушку, покрыл ее лицо поцелуями и, удерживая на месте, зашептал:
- Лека, милая, хорошая, прелесть моя, умоляю, не о чем не волнуйся и не бойся.
Шли секунды, минуты, и Лека, не чувствуя какой-либо агрессии с моей стороны - ведь я касался ее одними губами - стала понемногу привыкать к новому для себя положению и вскоре почти успокоилась. Она даже не требовала, чтобы я ее отпустил - понимая, видимо, что это не в моих силах. Мы лежали рядом, я склонился над ней, и, поглаживая рукой ее роскошные каштановые локоны, спрашивал:
-Ты меня боишься, милая? Или себя? А может, тебя страшит близость между мужчиной и женщиной? Так знай, что я буду самым нежным и ласковым из всех мужчин, кто когда-либо прикасался или прикоснется к тебе в будущем.
'Да уж... - думал я в замешательстве, почти физически осязая страх, волнами исходящий от моей партнерши, - об этом можно говорить сколько угодно, но какие именно слова нужно произнести, чтобы убедить девушку отдаться в первый раз. Ведь даже если она сама этого хочет, то все равно боится, просто потому, что не понимает, что ее при этом ждет; она испытывает чувство страха перед неизведанным. Это только слово такое красивое - дефлорация, звучит так, будто цветок срываешь, - а сам процесс...'.
- Савва, - прошептала Ольга. - Я понимаю, я все понимаю, но я не могу...
- Не можешь 'что'? - спросил я, мгновенно сжав ее в своих объятиях.
- Я понимаю, что ты мужчина, что тебе нужна женщина, что ты хочешь..., но я не могу... ведь у меня, ты же знаешь, Ирка тебе говорила, есть парень, там, в Кишиневе, и через месяц у нас с ним свадьба. Нашими родителями уже все решено и договорено.
- Ну, так и что из того? (Да, Ирина успела мне сказать об этом). Значит, я тебя подготовлю к семейной жизни, - жестко сказал я, не переставая ее целовать.
- Нет, нет, милый, - просила она, отвечая, тем не менее, легкими поцелуями на мои, - не надо, не сегодня, не сейчас.
- Но я хочу тебя, и ты будешь моей, слышишь? - не сдержался я и вновь крепко сжал ее в объятиях. В ответ вместо слов послышались всхлипывания. Тогда я разжал объятия и вновь стал нежно целовать ее, очень целомудренно, как в прошлую, первую ночь нашего знакомства. Спустя некоторое время, чувствуя, что она опять стала успокаиваться, я сказал: - Лека, знаешь что, ты можешь сейчас встать и уйти, и тогда ничего между нами не будет. Только сейчас, слышишь, уже через минуту будет поздно, потому что я ужасно хочу тебя, хочу так, что не смогу за себя отвечать.
Она покачала отрицательно головой и, всхлипнув, прижалась ко мне...
Признаюсь, в это мгновение кровь, бушующая во мне, достигла точки кипения, и я, почувствовав ее молчаливое согласие, тут же набросился на нее, срывая с девушки одежды. И это мне почти удалось; Лека, попискивая, лишь слабо сопротивлялась. Но когда я добрался до нижнего белья, она стала сопротивляться с удвоенной силой, непонятно откуда взявшейся в таком хрупком теле. С огромным трудом мне удалось справиться с этими вещами и вот она, моя милая Оленька, лежит передо мной - прекрасная в своей наготе. Ее тело было прелестно - девичье тело, невинное и ужасно желанное. Лека уже ни о чем не просила, все свои силы направив против моих объятий, она даже слегка вспотела, при этом ее тело пахло весьма соблазнительно. Мы по-прежнему лежали на матрасе, расположенном перпендикулярно ряду шкафчиков, и Ольга попыталась выбраться из-под меня ползком назад, на спине. Послышался скрип - половица, поддавшись давлению веса наших тел, слегка прогнулась, из-за чего ножка ближнего к нам шкафчика опустилась и его дверца отворилась.
Секундная пауза, последовавшая за этим звуком, затем я опять пытаюсь сократить расстояние между нашими телами. Лека вновь ползет от меня на спине и... ее голова по плечи исчезают в проеме шкафчика. Я преследую ее - моя голова влезает в тот же шкафчик, только полкой выше - теперь между нашими лицами находится тонкая фанерная перегородка. Ситуация эта казалась смешной и курьезной одновременно, но, думаю, ни моя пассия, ни я сам из-за серьезности момента не могли этого по достоинству оценить.
Лека вздохнула мучительно, почти со стоном: в какое-то мгновение она поняла, что теперь ей больше некуда отступать. И действительно - мы обнажены, она у меня в руках, наши тела тесно соприкасаются, а мое естество предельно напряжено. Но, хотя я уже в миллиметрах от цели, я все еще не делаю решительных движений. Проходит минута в таком положении, затем другая, девушка чуть-чуть успокаивается, немного расслабляется, и я шепчу, не видя ее лица:
- Лека, ты самая прекрасная девушка во всем белом свете. Доверься мне, позволь любить тебя, милая.
- Нет-нет, ты сделаешь мне больно, Савва, - шепчет она, вновь напрягаясь, пытаясь тем самым сохранить между нашими телами дистанцию, хотя это ох как непросто - удержать на дистанции моих восемьдесят агрессивных килограммов.
- Не бойся, - шепчу я сквозь фанеру, - просто вылезай и все.
- Я хочу, но я боюсь, - шепчет она в ответ тихим, почти сдавленным голосом.
'Моя милая девочка - она хочет!' Мое сердце бьется учащенно и восторженно - ее желание выбраться из этого капкана я воспринял как желание близости. Секунды кажутся мне минутами, я уже не уверен, что делаю то, что нужно, и где-то начинаю понимать, что, может быть, пора остановиться, когда вдруг неожиданно ощущаю, как Ольга меняет позу, пытаясь выбраться из шкафчика, и при этом движется мне навстречу.
- Только не делай мне больно, пожалуйста, прошу тебя, Савва, - опять шепчет она.
- Ты в моих руках, и я буду делать то, что хочу... и чего хочешь ты, - голос мой делается хриплым и прерывистым от возбуждения.
- Нет, милый, нет, пожалуйста, не надо, - вновь шепчет Лека, и в этот момент ее лицо показывается из-под фанеры. Контролируя положение ее тела, я позволил ей только на самую малость выбраться из шкафчика, тем самым предоставляя девушке возможность полюбоваться моей напряженной и раскрасневшейся физиономией, и в ту секунду, когда наши глаза встречаются, я медленно, но неумолимо опускаюсь на нее всей тяжестью своего тела - другого такого шанса, я знаю, мне больше не представится. Плоть вошла в плоть, разрушая преграду; Ольга вскрикнула от пронзившей ее боли и порывисто обняла, обхватила меня руками за плечи. Это было так неожиданно - это ее движение, говорившее, как мне хотелось думать, о доверии - оно вызвало во мне огромную волну радости, нежности и восторга. И я стал целовать ее руки, лицо, грудь, живот и шептать всякие милые глупости - такое было со мной впервые в жизни.
Это была нежность, восторженная и возвышенная. И благодарность. Первой в моей жизни девственнице.
Некоторое время мы лежали, приходя в себя, я в этом нуждался, пожалуй, не меньше своей партнерши; я без конца нашептывал Леке ласковые и нежные слова. Затем мы оделись, я бережно обнял ее, и мы направились в бар.
Сладкая парочка - Кондрат с Ириной, очевидно, уже пресытившись сексуальными играми, мирно, в унисон, посапывали в угловой кабинке бара, где они устроили себе постель из матраса и подушек - настоящее любовное гнездышко. Однако когда мы вошли, Ирина тотчас же проснулась, приподнялась со своего места, оглядела нас, сразу все поняла, и с размаху треснула спящего Кондрата ладонью по спине.
- Ну вот, так я и знала, что эти двое влюбятся друг в друга, - воскликнула она. - Кондрат, посмотри скорее, как тебе нравятся эти голубки?
Кондрат разлепил один глаз, поднял свою длинную руку и, закрыв Ирине ладонью рот, ловко, одним движением уложил ее обратно на матрас.
- А ведь какая девушка была! - никак не успокаивалась Ирина, барахтая в воздухе голыми ногами и порываясь встать. - Никто не мог найти к ней подхода.
Лека, смущенная ее словами, остановилась и прижалась ко мне. Я обнял ее и нежно поцеловал.
- О, ненасытные! - продолжала Ирина, в голосе ее, как мне показалось, слышалась едва скрываемая зависть.
Некоторое время спустя, посоветовавшись, мы решили, что девчонкам на случай ночной проверки будет лучше оказаться хотя бы под утро в студенческом лагере; часы показывали без четверти четыре утра, когда мы пробрались туда сквозь дыру в заборе и я повел их по территории лагеря; Кондрат остался дожидаться меня в машине. Над входом в барак, в котором жили девчонки, горела слабосильная желтая лампочка, а внутри его, у двери виднелся край стула и нога в женской туфле - на стуле кто-то сидел.
- Это старший преподаватель кафедры математики Алевтина Борисовна, - прошептала мне на ухо Ирка. - Она сегодня ночью дежурит и, представь себе, не спит, дура набитая.
- Может, как-нибудь отвлечь ее? - предложил я.
- А как? - Ирина с нетерпением поглядывала на вход.
В это время послышался шум отодвигаемого стула, затем легкие шаги, и я рискнул сунуть голову внутрь. По коридору медленно шла женщина, удаляясь от нас в правое крыло барака.
- С какой стороны находится ваша комната? - спросил я девчонок.
- Слева, - мгновенно ответила Ирка.
- Тогда вперед! - сказал я, и они шмыгнули в здание, я едва успел поцеловать Лёку на прощание. Однако проскользнуть в свою комнату незаметно моим девчонкам не удалось. Преподаватель, видимо, уловила движение у себя за спиной, и до меня донесся ее голос:
- Девушки, немедленно вернитесь и подойдите сюда! Ольга Ко... - Дальше фамилию я не расслышал, но, конечно, прекрасно понял, что это именно мою Оленьку она имеет в виду.
Настало время вмешаться. Не хватало еще, чтобы у Леки из-за меня появились проблемы еще и с руководством университета. Я переступил через ступеньку и оказался внутри.
- Алевтина Борисовна? - спросил я громким властным голосом, увидев в нескольких шагах от себя высокую женщину лет тридцати пяти в очках с тугим жгутом собранных наверху волос. Женщина замедлила шаг, подойдя ближе, она остановилась.
- Да, слушаю вас?! - ответила она, близоруко вглядываясь в мое лицо, пытаясь, видимо, определить, знакома она со мной, или нет.
- Задержитесь на секундочку! - сказал я, добавляя в свой голос как можно больше металла, а левой рукой в это время у себя за спиной махнул девушкам, чтобы они уходили.
- Что вы?.. Кто вы, собственно и что вам надо?.. - спросила она, щурясь на меня сквозь свои очки с сильными диоптриями.
Я шагнул к ней еще ближе.
- У меня к вам большая просьба... - начал я, еще не зная, как закончу это предложение. - Я очень прошу вас, не надо записывать этих девушек в опоздавшие...
Женщина смерила меня взглядом сверху вниз (на каблуках она была повыше меня), затем, не меняя позы, толкнула рукой ближайшую к ней дверь, на которой висела табличка 'Завхоз'. Пошарив ладонью за дверью, она на ощупь извлекла на свет какой-то журнал, по-видимому, прямо у входа в комнату стоял стол.
- Это почему вдруг? - строго спросила меня женщина. Я сделал еще пару шагов, молча подойдя к ней вплотную. Она, восприняв это как угрозу, заслонилась от меня журналом, словно он мог защитить ее от неизвестного мужчины, возникшего перед ней из ночи.
Так чего вы от меня хотите? - воскликнула она.
- Я хочу, Алевтина Борисовна, - сказал я, забирая из ее рук журнал, и мягко ладонью подталкивая женщину к приоткрытой двери полутемной комнаты, - чтобы в эту прекрасную ночь никто не был обижен.
Женщина, растерявшись, не нашлась, что сказать на это, а секундой позже мы оказались внутри помещения, где, как я и надеялся, никого кроме нас с ней не оказалось. Правой рукой я швырнул журнал, который держал в руке, на стол, а левой взял женщину за кисть руки и легким движением вывернул ее так, что она против своей воли оказалась ко мне спиной. При этом он не закричала и не стала сопротивляться, так что я еще успел снять с нее очки, а в следующую секунду, схватив ее обеими ладонями за грудь, прижал к себе. По правде говоря, я уже сам не соображал, что делаю, все происходило на одних инстинктах.
- Вы не посмеете!.. Я сейчас!.. - женщина наконец-то пришла в себя и стала вырываться из моих рук. При этом без очков она выглядела растерянной и совсем не строгой, а скорее наоборот, какой-то беззащитной.
Прикрыв ей рот ладонью, я сказал строго:
- Не надо лишних слов, Алевтина!
Затем, шагнув вместе с ней назад, словно в танце, я закрыл дверь на защелку, после чего мы шагнули вперед, теперь уже по направлению к кушетке, и Алевтина, увлекаемая мной, уселась, почти упала на нее, затем, продолжая движение, опрокинулась навзничь. Уже совсем не контролируя свои действия, я стал расстегивать на ней юбку, и женщина задышала учащенно, пытаясь выпрямиться и помешать мне. Тогда я сказал ей:
-Давай-ка, голубушка, прекрати сопротивление и быстренько разоблачайся, потому что у нас в городе, к твоему сведению, сейчас проводится 'месячник борьбы с одеждой'.
Алевтина, словно восприняв мои слова буквально, неожиданно опустила руки и позволила снять с себя юбку. Когда я потянул с нее через голову легкий джемпер вместе с блузкой, и она сделала еще одну слабую попытку встать с кушетки, ее крупные тяжелые груди сами прыгнули мне в ладони.
Алевтина осталась передо мной в одних трусиках, глаза ее метали молнии, но она молчала! За эти короткие мгновения я еще успел разглядеть, что преподавательница моей Ольги была довольно привлекательной женщиной с приличной фигурой, хотя и оказалась голенастой, словно школьница. Я наклонился, прильнул лицом к ложбинке между ее грудей, а мои ладони скользнули вниз, под ее ягодицы, и я сходу, без промедления, повалился на нее, затем, не прекращая движения, ужом выскользнул из брюк, коленкой раздвинул ей ноги и уже через несколько мгновений почувствовал, как вошел в нее. Алевтина, приняв меня в себе, вздрогнула и напряглась - мне показалось, что она еле сдержала стон.
- Тсс-с! Не будем деткам мешать спать! - сказал я, начиная ритмичные движения, с каждым разом все более энергичные. Минуты две-три женщина лежала неподвижно, затем задышала чаще и порывисто обхватила меня руками за плечи.
- Медленнее... медленнее... пожалуйста, - попросила она, запрокидывая голову назад.
- Не волнуйся, я не мальчик, - прошептал я, - в этом деле я, можно сказать, доцент, у меня быстро не бывает.
В предыдущей постельной игре с Лекой я вынужден был сдерживать себя, теперь же мне нечего было опасаться, не надо было жалеть партнершу, и всю нерастраченную в эту ночь энергию я выплеснул, направив на эту, совсем незнакомую мне женщину и отыгрался на ней сполна!
Когда уставшие, но оба вполне довольные друг другом, мы раскинулись на кушетке, каким-то чудом до сих пор не рассыпавшуюся под нашими телами, Алевтина спросила:
- Послушай, ты кто - насильник или же сумасшедший? Откуда ты взялся и кто ты на самом деле?
- Я - посланник небесный, ангел любви, - скромно ответил я. - Ночь, одинокая женщина, любовь - что тут непонятного?
Алевтина придвинулась и опустила голову мне на руку; показалось, что она едва подавила смешок.
- Ну, это, допустим, любовь не ко мне, - она улеглась поудобнее на моей руке. - Мне, как я понимаю, достался лишь кусочек чужого счастья, Ольгиного, как мне кажется...
Я приложил палец к ее губам.
- Тсс-с... что касается Ольги, так она и вовсе еще девушка, так что, пожалуйста, давай не будем о ней... Помолчав несколько секунд, я добавил: - Да и ты, честно говоря, мне показалась...
Алевтина после паузы виновато пробормотала:
- Да... так случилось, что вот уже более полугода я одна.
Я обнял ее и крепко прижал к себе - теперь, когда эта женщина лежала рядом со мной, она казалась мне совсем молоденькой и какой-то беззащитной. Странно, а ведь этот женский возраст - 32-35 лет - я с некоторым презрением называю 'возрастом утраченных иллюзий'.
Когда спустя некоторое время я словно кот, тайком, уходил из барака, Алевтина стояла у входа на 'шухере'. Быстро преодолев расстояние до дыры в заборе, я выбрался на улицу.
Кондрат, откинувшись на спинку водительского сиденья, спал с полуоткрытым ртом, сладко посапывая во сне.
- Ну вы товарищ 'гребун' и даете! - только и сказал он едва очнувшись, когда я открыл дверцу и без сил повалился рядом с ним на сиденье. - Ты что там, брат, ушки доделывал?
- Ага, и ушки тоже, - сказал я. - Прости, брат-Кондрат, у меня было незапланированное, но экстренное, я бы сказал, неотложное дело, детальнее расскажу как-нибудь в другой раз.
Ночь третья
Ее по случаю, перехватив Ирину и Леку с завода после вечерней смены, мы провели в частном доме одного нашего общего знакомого, работавшего директором специализированной городской школы ?6. Михаил - так звали хозяина - дал нам ключи, объяснил, как до его дома, расположенного в районе автовокзала, доехать-добраться, сам же обещался быть несколько позже, но так и пропал куда-то, да так до самого утра и не объявился.
Дом, в котором жил Михаил, оказался огромным новостроем, комнат в шесть или семь, я так и не удосужился их сосчитать, но вид у него был нежилой, даже немного запущенный, так как жена Михаила, по его же словам, от него сбежала, а родители проживали в стареньком домике, расположенном на этом же подворье - так называемой времянке, там они прожили всю свою жизнь, и так им, старикам, было, наверное, удобнее и привычнее.
Поставив машину у дома, мы вошли внутрь, распили на кухне принесенную с собой бутылочку коньяка, закусив шоколадом и яблоками, после чего, не теряя времени, заняли соседние, смежные между собой комнаты-спальни, к счастью, оборудованные кроватями и укомплектованные постельным бельем.
Прошло уже несколько дней после нашей первой ночи, - жалея Леку, я дал ей время отдохнуть и прийти в себя. Она не спрашивала меня за то раннее утро, когда я, спасая ее от неприятностей с университетским начальством, не нашел ничего лучшего, как наброситься на ее преподавательницу Алевтину Борисовну и терзать ее около часа на скрипящей кушетке. Лека сказала лишь, что их опоздание не имело никаких последствий, и при этом посмотрела на меня вопросительно, но я, сделав непроницаемое лицо, ничего не стал объяснять, лишь недоуменно плечами пожал.
Целуясь и воркуя, словно голубки, мы с Оленькой отправились в постель. Меня, признаться, радовало ее теперешнее поведение - девушка безропотно легла рядом, стараясь, впрочем, держаться от меня на расстоянии, насколько это было возможно в полуторной кровати. Мгновенно сократив дистанцию, я притянул ее к себе, но она стала шутливо отталкивать меня, после чего мы долго кувыркались, утопая в глубокой перине и путаясь в огромном ватном одеяле, затем стали целоваться и, наконец, соединились в любовных объятиях. Когда дело у нас дошло до близости, Кондрат с Ириной, судя по всему, уже спали.
А немного раньше, когда они в соседней комнате занимались любовью, я, признаться, испытал настоящий шок: Ирина громко стонала и при этом издавала такие звуки, точь-в-точь моя жена Марта, ну просто один к одному. Меня так и подмывало встать, пойти и убедиться, что это не она там через стенку стонет в объятиях Кондрата. До сих пор не могу поверить, что звуки любви у разных женщин могут быть столь схожими.
Лека доверчиво, хотя и с некоторой настороженностью принимала меня, а я, не форсируя событий, любил ее бережно и нежно. Это продолжалось довольно долго, пока я вдруг не услышал ее легкий стон - не боли, нет, стон удовольствия (хотя грань между этими двумя ощущениями, как вы сами понимаете, очень тонкая). Естественно, я почувствовал себя на вершине счастья, но стоило мне попытаться проникнуть в ее лоно чуть глубже, как она замирала, закусывая от боли губы и напрягаясь.
Не знаю, сколько времени это длилось - для меня как один счастливый миг и, одновременно, как целая вечность. Когда мы разжали, наконец, наши объятия, за окном серел рассвет.
- Как же я устала, - прошептала она.
- И я, милая, - шептал я, покрывая ее прекрасное лицо поцелуями.
- Ты сумасшедший, сколько в тебе желания, я уже сама себя не чувствую от твоих объятий.
- А что-нибудь беспокоит тебя? - спросил я.
- Нет. Не знаю. Мне хорошо. И уже ничего не болит.