Закончив свою работу в баре в половине двенадцатого ночи, я захлопнул входную дверь на автоматический замок и вышел на улицу.
Снаружи меня встретил на удивление тихий и теплый сентябрьский вечер. Не очень-то торопясь домой, я стал прохаживаться по улице взад-вперед, наслаждаясь покоем и свежим воздухом.
Комплекс общественного питания, в который входил и бар, где я работал, занимал длинное с покатой черепичной крышей одноэтажное здание, вытянувшееся на добрую половину квартала по улице Ленина. Над центральным фронтоном здания метровыми буквами горела рубиновая вывеска 'кафе 'Весна', в левой его части синими буквами поменьше было написано: 'Соки-мороженое', а над правой частью здания светилась вывеска изумрудно-зеленого цвета - 'Коктейль-бар'.
Несмотря на поздний час, огромные окна кафе были ярко освещены. Изнутри слышалась музыка, мелькали цветовые сполохи.
Прикурив сигарету, я подошел, заглянул в одно из окон и застал тот самый момент, когда свет убавили наполовину. Это был хорошо знакомый мне сигнал к закрытию. Спустя некоторое время в помещении кафе стихла музыка, затем исчезли разноцветные блики. Я машинально бросил взгляд на часы - одиннадцать сорок пять.
Несколькими минутами позднее у большой стеклянной двери кафе изнутри возник невысокий седоволосый швейцар дядя Володя, который открыл обе половинки двери настежь; в тишине прошло еще несколько секунд, затем послышались шум, гам, топот ног, смех, громкий говор - это разгоряченные алкоголем, музыкой и танцами посетители покидали популярнейшее в городе заведение.
И в это самое время к кафе подъехала милицейская машина 'воронок', принадлежавшая медвытрезвителю. Из нее наружу выбрался дежурный наряд - три милиционера, все, как на подбор рослые и весьма упитанные. Они, взяв под плотный контроль двери кафе, стали внимательно вглядываться в каждого из выходивших посетителей, надеясь определить среди них своих нетрезвых 'клиентов'. Среди прочих навстречу им из стеклянных дверей на улицу шагнул высокий, худощавый, скромно одетый парень, и бравые блюстители порядка, не сговариваясь, втроем подступили к нему.
Дословно я произошедшего между ними разговора не слышал, так как находился от места события на расстоянии двух десятков шагов, или более того, а понял лишь, что милиционеры объявили парню, что он пьян, на что тот возразил, сказав, что выпил всего лишь сто граммов водки в буфете, да и то это было единственное возлияние за целый день.
Как известно, представители власти очень не любят, когда простые граждане вступают с ними в пререкания; они любому в два счета могли доказать, что тот пьян и к тому же неправ. К примеру, всего лишь на прошлой неделе им, этим же трем поборникам правопорядка, случилось подобрать в центре города крепко подвыпившего краснорожего мужика весьма солидного вида и крупного телосложения, который на вопрос 'Кто такой? Предъявите документы!' ничего не смог толком объяснить, только руками размахивал и матом ругался. Они, естественно, забрали его, ну и малость намяли ему рёбра для порядка, когда клиент оказался в будке машины, после чего, предварительно облегчив карманы пьяного и сняв с его руки золотые часы, отвезли в вытрезвитель.
Наутро, когда мужик проспался и смог говорить членораздельно, оказалось что он - второй секретарь райкома партии товарищ Гаврилэ, и, соответственно, второй человек в районе по рангу и значимости.
Впрочем, скандал из случившегося не стали раздувать: начальник милиции извинился перед высокопоставленным партработником, ему вернули все, что 'пропало' во время 'профилактической медицинской помощи', включая часы, и конфликт был исчерпан. Зато представитель 'направляющей руки' - партии воочию смог убедиться в том, что инструмент партии - 'карающая рука', то есть милиция, в нашем городе на высоте и не дремлет.
Итак, милиционеры 'пригласили' парня в 'воронок', то есть, попросту говоря, открыли будку машины, взяли его 'под белы руки' и запихнули, почти забросили внутрь, и сами втроем полезли следом - 'воспитывать', а заодно и карманы опустошать.
'Воронок' развернулся тут же, на улице Ленина, по которой движение любому транспорту, кроме милицейского и 'скорой помощи' запрещено, и медленно покатил к расположенному неподалеку зданию телеграфа, поравнявшись с которым, остановился. Проводив его взглядом, я подождал с минуту, надеясь, что среди клиентов кафе или его работников мне найдется попутчик, но, не обнаружив такового, решил отправиться домой сам. При этом мой путь пролегал мимо здания телеграфа.
Уже подходя к зданию телеграфа с переговорным пунктом, и почти поравнявшись с 'воронком', я услышал вначале неясный шум внутри будки машины, затем расслышал приглушенные крики и топот ног на металлическом полу. Не знаю, то ли водителю был сигнал из будки, то ли он остановился здесь по собственной инициативе - так как тоже в доле был и боялся упустить свое, потому что товарищи милиционеры, хотя и работали 'бригадным методом', но настоящего доверия между ними, понятное дело, не было, поэтому карманы своих 'клиентов' шмонали сообща, - только он, обойдя машину, потянул на себя ручку двери будки и открыл ее.
И тут прямо на моих глазах стали происходить необычайные события.
Вначале я увидел, словно в кино про каратистов, мелькнувшую ногу, которая врезалась водителю в физиономию, отчего тот - рослый дядька не менее ста килограммов весом - рухнул на землю, словно мешок с картошкой. Затем на пороге будки показался тот самый парень, которого 'славные' милиционеры 'поместили' туда несколько минут тому назад, он, стоя в проеме двери, спокойно огляделся по сторонам, потом легко спрыгнул на землю, прикрыл за собой дверцу будки, обошел лежавшего водителя, и не спеша, вразвалочку пошагал по дороге вниз, в направлении микрорайона Липованка.
Я, заинтересовавшись тем, что же произойдет дальше, встал за дерево так, чтобы меня не было заметно (не желая в дальнейшем ненужных мне расспросов от работников 'родной' милиции), и стал наблюдать.
Спустя минуты три-четыре, не раньше, дверца будки открылась, и наружу с воплями, стонами и руганью полезли милиционеры; даже при слабом освещении уличного фонаря было заметно, что выглядят они весьма неважно, если не сказать плачевно: у всех в кровь были разбиты носы и губы, погоны кое у кого были сорваны вместе с кусками рубашек, фуражки на головах отсутствовали. При ходьбе милиционеров покачивало, и в эту минуту они мне странным образом напомнили тех самых нетрезвых клиентов, которых они обычно возили в своем 'воронке'. Водитель очухался последним, видимо, 'футбольный' удар с ноги в голову оказался нокаутирующим. Он с трудом поднялся на ноги и поплелся в обход машины к кабине. Милиционеры, яростно матерясь, в бессильной злобе озирались по сторонам, но парня уже давно не было видно, не было видно и свидетелей произошедшего, и они, вновь погрузившись в будку, отъехали.
Я, немного огорченный тем, что наблюдал лишь финал, и не мог видеть самого действия, происходившего в будке машины, вышел из-за дерева, послужившего мне наблюдательным пунктом, и потопал дальше.
На душе цвело восторженное чувство от увиденного, смешанное с некоторой досадой, вероятнее всего, на самого себя: во-первых, я был рад тому, что справедливость в данном конкретном случае восторжествовала: невиновный парень ушел от наглых милиционеров, сумев, к тому же, примерным образом наказать их, а во-вторых, подумал я, что сам на его месте, если физически и был готов совершить нечто подобное, все равно не смог бы так поступить, смелости бы не хватило.
Поравнявшись с переговорным пунктом, я услышал звук открываемых дверей и поднял глаза: навстречу мне по ступеням спускались две девушки, одетые в хорошо известную мне форму студенческого стройотряда - серо-зеленые курточки и того же цвета брюки. Девушки возбужденно переговаривались между собой, и на меня, незнакомого им человека, естественно, не обратили никакого внимания.
- Здравствуйте, девчонки! - располагающе улыбаясь, бодрым голосом приветствовал я их. - Ну, как дела, удалось дозвониться? Дома, надеюсь, все в порядке? (Что-что, а вот с девушками заговорить мне всегда смелости хватает).
- А вы?.. Откуда вы знаете, что мы звонили домой? - спросила одна из девушек, высокая, стройная, весьма привлекательная внешне брюнетка с распущенными прямыми черными волосами, достававшими девушке до талии.
- Да так, - вновь улыбнулся я, - известное дело, все здесь звонят домой, маме.
- Ну уж только не вы! - поравнявшись со мной и критически оглядев с головы до ног, сказала вторая девушка, невысокого роста платиновая блондинка. - Вы наверняка местный.
- И это правда! - сказал я, и тут же спросил: - Скажите, девушки, куда вы сейчас направляетесь, домой?
- Наш дом далеко, в Кишиневе, - грустно вздохнув, сказала брюнетка, - а сейчас нам предстоит добираться до студенческого городка.
Девушки, спустившись по ступенькам и обойдя меня с двух сторон, пошли своей дорогой.
- Девчонки, пожалуйста, возьмите меня с собой, - дурашливо-жалостливым голосом попросил я, увязываясь за ними. - Нам с вами, кстати, по пути, - быстро вставил я, видя, что девушки приостановились и переглянулись между собой, - а я боюсь ходить один в такой поздний час. Тем более что всего несколько минут назад я здесь наблюдал та-ак-у-ую драку. (О подробностях драки я девушкам рассказывать, естественно, не собирался, так как случай этот сам по себе был далеко не ординарным).
- Ха-а! Вот мы - девушки, и то не боимся ходить в такое время! - сказала блондинка, поневоле останавливаясь и обращаясь в мою сторону (вежливость ей не позволяла разговаривать со мной на ходу).
- Вот и замечательно, тогда, получается, и мне рядом с вами тоже нечего бояться! - жизнерадостно сказал я, присоединяясь к девушкам.
Брюнетка помедлила, видимо собираясь мне что-то сказать, но потом махнула рукой (что, мол, толку, подумала, наверное, она, все равно теперь от него не отвяжешься) и мы втроем пошагали по улице 23 Годовщины Октября, которая пересекается здесь с улицей Ленина.
Однако едва мы успели пройти несколько шагов, как нас сзади окликнул мужской грубоватый голос:
- Добрый вечер вам, девочки и мальчики!
Обернувшись, а голос говорившего был мне знаком, я увидел Митьку Ивту, - своего соседа по дому, подъезду и даже этажу: так уж вышло, что мы с ним в описываемый период, снимая жилье, проживали в соседних квартирах. Митька был одет в джинсы и зеленую клетчатую байковую рубаху, а в руке он крутил связку ключей на брелке.
Признаюсь, впервые за многие годы нашего с ним знакомства я обрадовался тому, что встретил Митьку - какой-никакой, а все же потенциальный напарник в тех случаях, когда дело касалось девушек.
- О, привет! А ты откуда, Митяй? - спросил его я.
- Да также как и ты, Савва, с работы, - ответил он, пожимая мне руку. (Митяй работал в пивном павильоне в десяти шагах от переговорного пункта).
- Так поздно? - удивился я. - Да ты прямо герой трудового фронта!
- Так надо же государственный план выполнять! - сказал он, и мы дружно рассмеялись. (Каждый из нас был убежден в том, что личный план в пользу собственного кармана был гораздо важнее).
- А что за девушки с тобой, откуда? - спросил Митька, кивая на моих спутниц.
- Да вот, провожают меня домой, - сказал я с напускной гордостью. - Так что, получается, это не они со мной, а я с ними, ты ведь знаешь, что вечерами в нашем городе в одиночку ходить небезопасно. - Я украдкой подмигнул ему. - А девушки вот не боятся.
- Да ну? Совсем не боятся? - притворно удивился Митька, с интересом разглядывая девушек.
- Да! - сказала брюнетка, тряхнув своими роскошными волосами. - Мы никого не боимся! У меня брат - каратист, он научил меня некоторым приемам.
- Оставь, Лариска! - попыталась урезонить подругу блондинка, хватая ее за руку. Но девушка, которую она назвала Ларисой, немедленно стала в стойку, затем сделала несколько шагов вперед и нанесла невидимому противнику парочку ударов маваши-гери, довольно высоко поднимая при этом свои длинные ноги.
- А-а-ах! Видал?! Ну дает! Вот это да! - восхищенно восклицали мы с Митяем, наблюдая за ее ловкими движениями (наплевать нам на каратэ, когда рядом такая классная 'телка' и при этом так высоко задирает ноги).
Лариса остановилась и замерла в стойке каратиста, как будто в ожидании аплодисментов.
- Эх, жаль, ребята, что у вас нет машины! - сказала она, так и не дождавшись от нас аплодисментов и посмотрев на нас снисходительно. - А то бы мы сейчас раз... пять минут и там!
- Где это 'там'? - удивленно спросил Митька.
- Ну как где?.. В студенческом городке, естественно! - ответила Лариса.
- А-а-а! Так вы что, и в машины к незнакомым людям не боитесь садиться? - Митька, казалось, был безмерно удивлен.
- Конечно, не боимся! - подтвердила девушка.
- Ну что ж, тогда поехали! - сказал Митяй, затем шепнул мне на ходу: 'у меня свободно' и, подойдя к 'Жигуленку' вишневого цвета, припаркованному у хлебного магазина, стал открывать дверцу.
- Ой, это ваша машина?! - обрадовалась Лариса. - Поехали, Ксанка, - обернулась она к подруге.
Блондинка, которую Лариса назвала Оксаной, шагнув к подруге, попыталась ей что-то сказать, очевидно, собираясь отговорить подругу ехать, но та уже подошла к задней дверце автомобиля и открыла ее.
- Ну, что же вы, Оксаночка! - сказал я, видя, что та все еще колеблется, и открыл перед девушкой переднюю дверцу, - пожалуйста, машина подана, народ просит.
Девушка, больше не раздумывая, села, я нырнул на заднее сиденье рядом с Ларисой, и автомобиль, тронув с места, покатил по дороге. Спустя несколько минут Митька, подрулив прямо к подъезду нашего дома, остановил машину, и мы вчетвером выбрались из нее. Понаблюдав с усмешкой несколько секунд, как девушки в растерянности озираются по сторонам в поисках знакомых очертаний студенческого городка, я подхватил Ларису под руку и быстрым шагом увлек ее в подъезд; на ходу, обернувшись, я бросил Митяю с Оксаной:
- Ну, где вы там, молодежь, идите за нами, не отставайте!
Лариса рванулась, сделав попытку освободиться из моих рук, и тогда я одной рукой приобнял ее, а другой японским приемом слегка скрутил кисть ее руки внутрь. Этот прием в переводе с японского называется 'вывод нежелательного гостя из дома', только в нашем случае все было как раз наоборот - гость, а вернее гостья, была очень даже желательна, и я шепнул ей на ухо:
- Ну, ты ведь ничего не боишься, так что вперед, Лариска-каратистка!
Девушка, явно ошарашенная моими действиями, жалобно и одновременно удивленно поглядела на меня, словно не веря в то, что это происходит с ней на самом деле. А я тем временем слегка ослабил хватку, и мы пошагали по ступенькам вверх. В считанные секунды мы поднялись на нужный этаж, позади Митька буквально на руках нес Оксану.
В квартире, после того как мой 'напарник', впустив нас, запер дверь изнутри на ключ и мы отпустили руки девушек, произошла немая сцена. Мы с Митяем с интересом разглядывали наших 'гостий', а те, в свою очередь, бросали на нас испепеляющие взгляды.
Лариса, которую я, признаться, разглядывал с немалым удовольствием, была довольно мила: высокая, ростом почти с меня, длинноногая, подвижная и эмоциональная - на любой вкус привлекательная девушка. Надо же, какая красивая пташка попала в мои сети, несколько преждевременно поздравил я себя.
Оксана же внешне, а в особенности по сравнению с подругой, была совсем никакая: среднего сложения, ростом пониже Ларисы, при этом полное отсутствие женственности в лице и в фигуре, волосы светлые и неухоженные - ее если и не назовешь дурнушкой, то уж наверняка простушкой: увидев такую утром, после проведенной с ней ночи, сразу и не припомнишь.
И, по закону подлости (я это знаю по собственному опыту), именно из-за таких в компаниях обычно случаются ссоры и скандалы, потому что дамочки, подобные ей, зачастую зажаты, закомлексованны, и при этом склонны к истерикам и нытью.
- А ну-ка, вы, хамы, немедленно выпустите нас отсюда! - как раз в ту секунду, едва я обо всем этом подумал, воскликнула Оксана. - Иначе я даже не знаю, что здесь может произойти! - Лицо девушки выражало непоколебимую решимость устроить нам какую-нибудь пакость. Митька, выразительно посмотрев на меня, потер кулаком о ладонь, но я, с деланной безмятежностью улыбнувшись ему, подмигнул, давая понять, что, мол, все уладим и без этого, без мордобоя и запугивания, а Оксане сказал:
- Ну-ка сбавь тон, крошка, время уже позднее и ни к чему мешать отдыхать трудящимся, живущим по-соседству! - при этих словах я указательным пальцем очертил пространство вокруг себя, уж не упоминая о том, что прямо через стенку от нас расположена моя спальная комната, где сейчас находится моя жена.
Оксана, однако, и не собиралась успокаиваться.
- Если вы сейчас же не откроете дверь, я выпрыгну в окно! - заявила она и, словно желая продемонстрировать готовность немедленно исполнить свою угрозу, девушка шагнула к окну и попыталась открыть его.
Я люблю всякие психологические эксперименты, порой даже когда они связаны с некоторым риском, но что-то мне в ее голосе подсказало, что Оксану следует опасаться - возможно, в данном конкретном случае мы имеем дело с психопаткой. И, в то же время, чтобы добиться от девушек желаемого (я думаю, для них уже не было секретом, чего мы от них желали), необходимо было оставаться твердым и непреклонным, поэтому я, подойдя, сам распахнул окно, оставаясь на всякий случай рядом, и приглашающим жестом позвал Оксану.
- Прошу сюда! Только не подумай, что если с тобой что-нибудь случится, кто-то из присутствующих будет за это отвечать! - стараясь придать своему голосу равнодушно-будничное звучание, заявил я. И добавил, ни на кого не глядя, словно апеллируя к невидимым оппонентам: - Ты сама, находясь в возбужденном, стрессовом состоянии, выпрыгнула, при этом к тебе даже пальцем никто не прикоснулся.
Оксана боязливо опустила руку на оконную раму и слегка наклонившись, выглянула в окно.
- Ну же, смелее! - сказал я и мы, одновременно с ней перегнувшись через подоконник, выглянули в темноту. Откровенно говоря, я бы эту Оксану с большим удовольствием попросту выставил бы за дверь, но мне уже так не хотелось расставаться с Ларисой!..
- Не надо!.. - воскликнул Митька испуганно.
- Закрой рот, тебя никто не спрашивает! - грубо оборвал его я.
Краем глаза я заметил, что Лариса, с все нарастающей тревогой наблюдавшая за происходящим, оперлась спиной на стену, а руки ее безвольно повисли вдоль тела.
- Нет, я не буду прыгать! - заявила Оксана, мгновенно успокаиваясь и отступая от окна.
- Вот и умница, - резюмировал я, прикрывая окно. - Ну а теперь, если я еще только одно кривое слово от тебя услышу, своими руками в окно выброшу, можешь мне поверить!
Митька, поняв, что конфликт исчерпан, и напряжение в коллективе спадает, открыл холодильник и, достав оттуда бутылку шампанского, спросил:
- Скажи мне, Савва, мы имеем право сегодня после напряженной работы выпить по бокальчику шампусика, или нет?
'Умница, Митька, не обиделся на меня за грубые слова, понял, что я наорал на него исключительно для дела'.
- Ну что ж, наливай, - сказал я. - Девчонки, присоединяйтесь, предлагаю выпить за мир и дружбу между мужчинами и женщинами.
- И за регулярный секс, - весело добавил Митька, ловко разливая пенящийся напиток по бокалам.
- А можно, мы с Ларисой отойдем? Нам надо переговорить, ладно? - спросила Оксана, и, перехватив мой жесткий взгляд, сделала умоляющее лицо. - Ну, пожалуйста, на одну минуточку!
- Хорошо, девочки, посовещайтесь, - великодушно разрешил я. (По опыту знаю, что в 99 случаях из 100 такая просьба означает капитуляцию, и что теперь девушкам остается решить между собой единственный вопрос - кто с кем). - Только ненадолго, помните, у вас на всё про всё есть, как вы и просили, одна минута. - И, напустив на лицо строгое выражение, добавил: - Итак, время пошло!
Для разговора Оксана увлекла Ларису в ванную комнату; мы с Митькой от нечего делать приблизились и стали у неплотно запертой двери. Услышав за дверью взволнованный шепот девушек, Митька встревожился и спросил громко, так, чтобы и за дверью тоже было слышно:
- Савва, а если девочки не захотят пилиться?
- Кто не захочет пилиться, будет сосать! - сказал я жестко.
Дверь в ванную тут же приоткрылась и из-за нее выглянула Оксана.
- Савва, мне не нравится это слово - 'сосать'!
- Да?.. А сам процесс? - тут же нашелся я.
'Хороший экспромт, - мысленно похвалил я себя, - а главное - вовремя сказан'. Оксана на эти мои слова брезгливо поджала губы и скрылась за дверью. В ванной некоторое время помолчали, потом опять зашептались, затем вновь смолкли и, наконец, обе девушки вышли наружу.
- Ну что, девчонки, мы сегодня, в конце концов накатим по бокалу шампанского? - как ни в чем не бывало, предложил я. - И, раз вы уже обо всем договорились, то давайте выпьем за встречу и за знакомство.
-Что-то мне не хочется с вами пить! - в очередной раз скривив губы, капризно сказала Оксана.
-Что такое, бунт на корабле? - спросил я, и грозным взглядом оглядел обеих девушек. - Ну, так знай, Оксаночка, мое терпение небеспредельное, и оно уже истощилось. Я устал быть добреньким. - И, резко повысив голос, добавил: - Ну-ка, немедленно, в спальню, бегом марш! - Я указал ей на дверь ближайшей к нам комнаты. - Иди и жди меня там - я сейчас приду.
Оксана опустила голову.
- Ну, в чем дело?.. - поинтересовался я, в душе ликуя от радостного предчувствия.
- Я хочу, чтобы пришел Митя, - опустив глаза, промямлила она. (Ну, конечно же, дура наивная, она решила, что из нас двоих он более добренький).
- А-а!.. Вот оно что! И как тебе это нравится, коллега? - показно возмутился я, обращаясь к Митяю и подмаргивая при этом. - Я к ней всей душой, можно сказать, и даже телом, а она... Вот, будь после этого добрым с людьми!
Оксана, понурив голову, обреченно, на негнущихся ногах пошагала в комнату, Митяй, бросив быстрый жадный взгляд на Ларису, продолжавшую безучастно стоять у стены, медленно, с явной неохотой, отправился следом за ней.
Победная ухмылочка играла на моем лице, когда я проводил эту парочку взглядом. А когда я вновь обернулся и поглядел на Ларису, девушка, отойдя от стены, медленно, словно сомнамбула, перешла к кухонному столику и села за него, ладошками подперев подбородок, а локтями упершись в стол.
Я подошел и присел перед ней на корточки.
- Давай хоть мы с тобой выпьем шампанского, Лора, - сказал я миролюбиво, пододвигая к ней один из наполненных бокалов.
- Я не могу, - сказала она, глядя на меня сквозь слегка раздвинутые пальцы рук.
- Почему, Лариса?
- У меня тут какой-то спазм, - сказала она извиняющимся тоном, прижав одну руку к груди. - Прости!
'Вот мудак!.. - разозлился я сам на себя. - Дошутился. Застращал девчонку так, что она теперь почти в шоке. Вот тебе и момент подходящий - бери теперь и трахай ее, полупарализованную'.
Я бережно взял ее ладонь (ту самую, которую всего несколько минут назад выкручивал) в свои руки и стал целовать на ней каждый пальчик, каждую фалангу.
- Рука, надеюсь, не болит, - спросил я с виноватой улыбкой. - И увидев, что Лариса почти плачет, добавил: - Ну-ну, это еще что такое, немедленно прекрати и успокойся! Ты же каратистка!..
Девушка конфузливо улыбнулась, в ее глазах все еще стояли слезы.
- Это ты меня прости! - прочувственно сказал я. - Прости, Лариска-ириска! Причиной моего столь беспардонного поведения по отношению к вам являешься ты сама: я всего лишь хотел в этот вечер быть рядом с тобой...
Она мягко отняла свою ладонь:
- Я хочу пойти умыться.
Я подал ей руку, девушка встала из-за стола, и мы вместе отправились в ванную. Лариса открыла кран и подставила под льющуюся воду ладони. Я довернул кран, открыв его на полную мощность и наклонив одной рукой голову девушки под струю, другой стал усердно растирать ее лицо, вспомнив слова одного древнего восточного автора: 'Если хочешь видеть свою избранницу в ее природной красе, умой ее...'.
Когда Лариса, едва не захлебнувшись от насильственных водных процедур, выпрямилась, ее лицо выражало крайнее возмущение и негодование, но при этом было прекрасно своей естественной, девичьей красотой, подчеркнутой приятным румянцем.
Я сорвал с вешалки полотенце и, предупреждая те справедливые слова упрека, которые должны были быть высказаны в мой адрес, обмотал им голову девушки. Я помог Ларисе вытереться, потом отбросил полотенце и, схватив девушку в охапку, принялся целовать. Вначале она отталкивала меня, вырывалась, затем сопротивление ее постепенно стало ослабевать, и Лариса, видя, что я не предпринимаю никаких агрессивных действий, стала даже, как мне показалось, подставлять свои губы для поцелуев! Когда мы, наконец, выбрались из ванной комнаты, она была почти в норме.
- Подай мне бокал, - попросила Лариса, усаживаясь за стол, и я с готовностью поднес ей бокал с шампанским. Подняв его до уровня глаз, она стала наблюдать за пузырьками, цепочкой рвущимися вверх со дна бокала; а я сделал несколько глотков из своего бокала, после чего встал, сказав: 'извини, я сейчас, на минуточку' и, как мне показалось, незаметно для девушки скользнул во вторую, свободную комнату - зал, где стал стелить на диване постель. За этим занятием меня и застала Лариса, неслышно войдя в комнату вслед за мной. Обернувшись, я увидел как она, скрестив на груди руки, как-то отстраненно смотрит на меня. Дождавшись, пока я закончу, девушка спросила:
- Для кого эта постель, для нас?..
- Да,- ответил я, делая шаг ей навстречу. - Для нас с тобой. - И после паузы добавил смиренным, нежным голосом: - Поверь, я все отдам за одну твою улыбку, Лариса. Только прошу тебя: не хмурься, улыбнись и не думай ни о чем плохом.
- Ну конечно, ты ведь мужчина, хозяин жизни, - сказала она с обидой в голосе, - а меня можно и не спрашивать, хочу я этого или нет!
- Почему же, я считаю, что это несправедливый упрек. Я ведь для этой цели и приготовил нам удобное гнездышко, чтобы мы могли друг друга о чем угодно спрашивать, - попробовал отшутиться я, беря обе ее руки в свои и целуя их, - и у нас впереди теперь есть целая ночь для вопросов и... положительных ответов.
- Савва, я, наверное, не та девушка, которая тебе нужна, - сказала она грустно. - Ты во мне наверняка разочаруешься. Не лучше бы тебе было просто отпустить меня?
- Лариса, не мучай меня, - взмолился я. - Да, я был тысячу раз неправ, я готов целую ночь на коленях молить твоего прощения за то, что таким нечестным способом завлек тебя сюда, но прошу тебя: будь со мной, будь моей! Если ты еще девушка, мы с тобой просто посидим, поболтаем и навсегда останемся добрыми друзьями. Но тогда я, знай, буду ужасно страдать. Если же... если ты готова к любовным отношениям... тогда давай будем вместе... - Мой вожделенный взгляд, устремленный на нее, казалось, прожигал девушку насквозь.
Лариса вздохнула и отвела взгляд.
- Скажи, я могу пойти сполоснуться? - стыдливо спросила она после короткой паузы.
Это было самым замечательным ответом, какой я только мог услышать.
Когда она вернулась из ванной, я сидел на краешке кровати и ждал. Лариса подошла почти вплотную, наклонилась и доверчиво заглянула в мои глаза и, надо сказать, это была одна из самых сладостных минут в моей жизни, потому что вслед за этим она произнесла:
- Гаси же свет, коварный соблазнитель!
Мы разделись по разные стороны кровати, после чего одновременно полезли под одеяло. Я, протянув руку, прикоснулся к ее плечу, кожа девушки была гладкой, упругой и прохладной на ощупь; Лариса лежала на самом краешке кровати, лицом ко мне, слегка отстраняясь от моих ищущих горячих ладоней. Я не набросился на нее, хотя мне ужасно этого хотелось, наоборот, я, медленно придвинувшись, стал гладить ее волосы, затем стал целовать шею, маленькие, будто детские ушки, затем, повернув девушку к себе, ткнулся сухими ищущими горячими губами в ее грудь, и тогда Лариса прошептала, укладываясь поудобнее:
-Ну же, иди ко мне, милый, только обещай, что будешь со мной нежен, я совсем еще неопытная в этих делах.
- Я буду нежен, я буду ласков, я буду таким, каким ты только пожелаешь, - хрипя от возбуждения, прошептал я и с этими словами крепко сжал ее упругое тело в своих объятиях. Она изогнулась в моих руках и прошептала:
- Так знай же, я ждала тебя, мой прекрасный, мой сильный мужчина. Иди же, милый, иди скорее, любимый, я тоже хочу тебя...
Мы соединились: руки, губы, затем бедра слились в единое целое - это было сладостное, несравнимое ни с чем ощущение. Поцелуи сменились сладострастными стонами, и вот мы уже одновременно погружаемся в гипнотическое состояние, которому невозможно, да и не хочется противиться. Оно обволакивает нас обоих, заполняя собой все пространство вокруг, я утопаю и полностью растворяюсь в охватившей нас обоих любовной неге! Это блаженное состояние длилось, наверное, целую вечность, и когда у меня уже совсем не осталось сил, я крепко обнял ее прекрасное тело и забылся в сладостном сне.
Позже, спустя час или два, с трудом выйдя из сладостного забытья, я увидел склонившееся надо мной девичье лицо. Бесконечно милое и прекрасное. Длинные черные прямые волосы, льющиеся с матовых плеч, щекотали, касаясь, мое лицо, огромные карие с золотистым отливом глаза глядели на меня сквозь завесу волос ласково и задумчиво. Лариса сидела нагой в постели в волнующе красивой позе, в руке она держала бокал с шампанским. Я с восхищением разглядывал ее. Ее точеное тело с чуть смугловатой кожей казалось мне совершенным. Мне стало тепло и радостно на душе, и я понял, что влюблен в нее, в эту замечательную девушку, которую едва знаю. Я легким движением коснулся ее руки, шампанское из бокала пролилось, тонкие прозрачные струйки зазмеились, сбегая по ее груди и животу, спускаясь к темнеющему ниже пупка треугольнику курчавых волос. Устремившись к ней, я сухими губами страждущего стал эту влагу по капельке подбирать, сцеловывать с ее тела. Лариса, потянувшись, отставила бокал на столик у кровати и, обхватив мою голову руками, счастливо рассмеялась.
-Милая, ты фантастически красива, - прошептал я, жадно разглядывая ее. - И прекрасна в постели словно богиня. Какое счастье, что я встретил тебя.
Девушка медленно склонилась надо мной.
- Я тоже счастлива, что встретила тебя! - прошептала она. Затем неожиданно для меня добавила: - И знай: я люблю тебя! - Сказав это, она поцеловала меня в губы - долгим и жадным поцелуем.
В одно мгновение во мне пробудились непонятно где дремавшие до этой поры силы, я опрокинул девушку навзничь и нетерпеливо набросился на нее. Это была ночь бесконечной любви.
На часах было около восьми утра, когда мы все вместе вчетвером вновь собрались на кухне. Оксана, не скрывая радостной и жеманной улыбки, повсюду ходила за Митькой, при каждом удобном случае стараясь прижаться к нему какой-нибудь частью тела - то локтем, то бедром, -видно было, что ночью они времени зря не теряли. Выбрав удобный момент, я легонько шлепнул Оксану по заднице, туго упакованной в форменные брючки, затем прошел к окну, отворил его и, перевесившись вниз, крикнул дурашливо:
- Ксанка, если ты еще жива и можешь отклеиться от асфальта, поднимайся к нам, кофейку попьем!
Ксанкин голос отозвался совсем рядом, позади меня, к тому же подкрепленный чувствительным тычком в спину.
- Пошел к черту, обманщик! Похититель молоденьких девушек!
Я повернулся к ней и посерьезнел лицом:
- Я обманщик? Я похититель? Ну-ка, быстро становись на колени! И немедленно проси прощения!
Оксана испуганно посмотрела на меня, потом, растерянно, на Митьку, - он молчал. Тогда она, всхлипнув, сказала:
- Да идите вы к черту с вашими шуточками! - Голос ее дрожал от испуга и обиды.
Я обнял ее за талию, поднял и закружил в воздухе; я готов был даже расцеловать ее - бледненькую и такую некрасивую - за ту приятную встречу, что произошла у нас вчера вечером и в благодарность за то, что у нее есть такая чудесная подруга.
Попив кофе, мы спустились вниз, погрузились в машину Митяя и отправились к студенческому лагерю. Девчонки опасались, как бы кто-то из студентов или преподавателей не увидел их вместе с посторонними, то есть, с нами, да еще в такое время, рано поутру, поэтому, не доехав до лагеря метров двести, мы остановились. Я с Ларисой отошел в сторону.
- Прощай, любимый!.. - прошептала Лариса, глядя на меня во все глаза, и от этих слов сладостно заныло сердце, потому что уже давно меня так никто не называл.
-До свидания, прекрасная Лариска-ириска! - ответил я, хотя также как и она, был уверен, что нам никогда больше не суждено встретиться.
* * *
С той памятной мне встречи минуло около полугода, осень плавно перетекла в зиму, вслед за ней наступили теплые весенние деньки, и в один прекрасный день мы с Кондратом, моим другом, коллегой и главным компаньоном по интимным делам, будучи в Кишиневе (это случилось, когда он уже вернулся из армии), решили посетить факультет иностранных языков столичного университета, где у нас, как мы справедливо полагали, было множество знакомых девушек. Мы со студентками этого факультета общались в нашем городе на протяжении вот уже нескольких лет подряд, естественно, во время прохождения ими 'трудового семестра', и вот теперь нам было необычайно интересно встретиться с ними 'на их территории'.
Мы стояли у входа в здание и все никак не решались войти.
- Представляешь, Савва, - сказал Кондрат, - наверное, это звучит смешно, но я волнуюсь.
- И мне, честно говоря, немного не по себе, - сказал я.
Мы с Кондратом, одетые элегантно и даже, пожалуй, с претензией на шик, дождавшись звонка на перемену, вошли, наконец, внутрь и медленно пошли по коридорам учебного корпуса.
В коридорах тут и там стояли и прогуливались парами, стайками и группами множество студентов, подавляющее большинство из которых были девушки. Они со всех сторон бросали на нас любопытные взоры. Да, без сомнения, нас узнавали, и это становилось понятным по тому, как девушки, завидев нас, начинали шептаться, и этот шепот преследовал, настигал нас все нарастающей волной, сопровождал уже рокотом, а порой даже опережал.
Я думаю, что девушек, которые таки узнали нас, тут было, наверное, не менее двух-трех сотен.
- Среди этого цветника, Савва, - улыбаясь, негромко проговорил Кондрат, - есть десятки девушек, которые знают нас не только в лицо, но и гораздо ближе.
Я не ответил товарищу, но не смог сдержать самодовольной улыбки.
Шепот по-прежнему преследовал нас по пятам, а мы шагали гордо и уверенно, стараясь не оглядываться по сторонам. И тут перед нами неожиданно появилась, возникла, словно из воздуха - она! Лариса! Та самая! Она - одна-единственная из всех, которая не постеснялась подойти к нам, вот так, открыто, на виду у десятков своих соучеников.
Она приблизилась ко мне, остановившись совсем близко, так, что я даже уловил запах ее волос.
- Ты... ты приехал ко мне, Савва? - спросила девушка, ее золотисто-карие глаза глядели прямо в мои. В немой растерянности я оглядел девушку с головы до ног: на Ларисе была приталенная блузка и короткая, чуть выше колен юбка. Что ж, следовало признать, что она была очень эффектной девушкой, одной из самых хорошеньких, пожалуй, во всем университете. Воспоминания о той, одной-единственной проведенной нами вместе дивной ночи живо и ярко всплыли в моей памяти.
- Да, Лариса, - ответил я негромко. - Я решил, что в целом мире мне нужна одна лишь ты. (Сказал, конечно, в шутку, но в какое-то мгновение почувствовал, что это могло быть и правдой).
Лариса еще несколько секунд пристально разглядывала меня, на лице ее секундное недоверие сменилось надеждой, затем разочарованием, потом она вдруг словно очнулась, быстро огляделась по сторонам, - все взгляды окружающих в эту минуту были буквально прикованы к нам двоим, так как Кондрат каким-то образом оказался несколько в стороне. И тогда она, приподнявшись на носочки, прижалась своей щекой к моей и прошептала прямо в ухо: 'Лжец!', и тут же добавила улыбнувшись: 'А ведь я тебя ждала!' и тут же отступила, отошла назад, затем, сделав несколько размашистых шагов, удалилась и тут же пропала в глубинах коридоров, только длинные стройные ноги ее мелькнули и исчезли за одним из поворотов.
Я в растерянности поглядел на своего товарища, а он, наблюдая за мной, чуть насмешливо улыбался.
Что ж, грустно... и приятно, черт возьми! - подумал я.
Когда мы выходили из университетского корпуса, я спросил Кондрата: 'Хочешь анекдот?' и он ответил: 'Валяй'.
- Вежливый индюк, выходя из индюшатника, оглядел всех его обитательниц и сказал: 'Простите, мне кажется, что я тут у вас немного натоптал'.