- А иди ты, знаешь куда? - хлопнул Васька дверью и дальше пространно, но доходчиво объяснил адрес по которому следовало идти.
Его ни разу не надёванные чёрные ботинки, перекинутые через плечо, на связанных бантиком шнурках, гордо сияли на утреннем солнце своими новыми блестящими носами.
- Иш ты! - идя по кривобокой сельской улице изливал вслух свою обиду Васька. - Она мне порядки тут будет устанавливать: куда пошёл и во сколько пришёл? Вот попробуй без меня, а я посмотрю, я полюбуюсь какой у тебя будет порядок.
- Чего, Василь, шумишь? - попался ему навстречу, гнавший в стадо корову, дед Кузьма. - Кудай - то ты с утра намылился да ещё с ботинками?
- Да вот, - махнул в сторону покинутого дома Василь. - Ушёл я, дед. Пьяный, говорит, вчера пришёл. А мы с Колей Святым всего - то бутылку самогона на двоих вчера выпили. Может я вчера, конечно, что не так и сделал. Она мне говорит - окно разбил! Да не бил я его, дед, клянусь - не бил! Я в него только стукнул. Я, когда ночью пришёл, дверь закрыта была. Ну, я тихонечко один раз в окошко и стукнул, чтобы она мне дверь открыла. А оно - тресь и разбилось.
- Василь Григорьевич, вернись! - послышалось от ворот, зиявшего выбитым окном дома.
Там стояла, прижав руки к пышной груди, светившаяся копной рыжих волос женщина.
Но обиженный Василь Григорьевич не удостоил её даже взглядом и только его ботинки нервно дёрнулись на своих натянутых, как струны, шнурках.
- А то, слышь, Василь, охолонул бы. Погляди, как матушка - то убивается. Кто же ей теперь козу доить будет? - кивнул дед в сторону всё стоявшей у ворот женщины.
- А вот пускай она себе и поищет такого батюшку, который согласится козу её драную доить,- ткнул Васька рукой в сторону покинутого дома и, поправив на плече ботинки, зашагал прочь.
- Ну, пошла! - шуганул дед Кузьма свою пасущуюся на обочине дороги бурёнку и развёл руками, адресуя этот жест, стоявшей у ворот, рыжеволосой.
- Вернись, Василь Григорьевич! - сделала та ещё попытку образумить удалявшуюся в даль фигуру, с лучащимися под утренним солнцем ботинками.
- Как бы я тебе не вернулся! - огрызнулся он и, придержав за шнурки новёхонькую обувку, перепрыгнул через невысокий тын и прямо через огороды заспешил под крышу родного дома.
Правда, пробираясь через картофельную ботву и другие огородные культуры, он не только сокращал себе путь, но и прятался от нежелательных встреч. Объясняй тут каждому, что да как.
"Хватит, побатрачил! Что у меня рук нет и я себе работы не найду?"- строил он дальнейшие планы на жизнь.
И его кулаки сами собой сжимались, словно пробуя силу.
О том, что руки эти больше привыкли стаканы поднимать, а кулаки после этого начинали, как говориться, не в меру чесаться, Васька старался не думать.
Он не относился к разряду тех мужиков, характер которых от каждой новой порции алкоголя становился всё добрее и добрее. Васькин характер от спиртного быстро портился. Он начинал по - бычьи поводить глазами, кочевряжиться и придираться. И тут уже и до кулаков было не далеко.
Должно быть вот из - за такого дебоширского Васькиного характера и бабы с ним жить не хотели. А чего ради им было терпеть его пьяные выходки, если он ещё и работать не очень желал. Ведь с тех пор, как он с законной женой расстался да в родное село вернулся, жизнь вёл разгульную и бесшабашную с такими же дружками как и он сам.
Правда, после смерти своих родителей: сначала матери а потом и отца - участника войны с хорошей пенсией, туговато Ваське приходилось и он иногда стал перебиваться случайными заработками. Но женский пол, вызнавший его поганый характер, по - прежнему не желал с ним иметь никаких дел. И даже Васькина внешность не играла тут существенной роли. Чем - то он смахивал на артиста, исполнявшего роль Григория Мелехова в фильме "Тихий Дон". И глаз у него был такой же чёрный пронзительный и усы под носом топорщились густой щетиной. Вот только рост его малость подвёл да и ботинки он носил маломерные. Размера для мужика совсем несолидного.
А тут Ваське, можно сказать, повезло. Приехал к ним в село новый батюшка. Церковь - то вон она на пригорке стоит - со всех сторон видно. Начал он понемногу обживаться. Всю свою семью на новое место жительства перевёз: и жену, и деток малолетних. А вскоре и мать свою на деревенские хлеба перетянул.
Селяне её, конечно, весьма уважительно матушкой стали звать. Была она моложавой пенсионеркой, пышнотелой и рыжеволосой. А так как матушка к жизни в деревне не очень приспособлена была, понадобился ей по хозяйству помощник.
И как - то так получилось, что помощником этим стал именно Васька. Одним словом, попал он к матушке в работники. И своё имя, которое произносилось, как всё равно у кота кличка, поменял. Хозяйка стала его звать - величать Василь Григорьевич.
Совсем она его зауважала, когда для своего хозяйства козу приобрела. Коза эта до того норовистой оказалась, что молоко отдавала только Василю Григорьевичу. Только ему удавалось ей скрутить рога.
Возможно, что каждодневное единоборство с этой скотиной как - то успокаивало Васькин удалой характер да и статус работника всё же накладывал определённые рамки и руки распускать теперь не приходилось. Да и вообще, грех было жаловаться вчерашнему, можно сказать, бомжу на своё нынешнее житьё - бытьё. Щи он теперь хлебал с мясом, молочко козье попивал тоже с большим удовольствием да бывало ещё и бахвалился, что и с матушкой управляется так же лихо, как с козой. Но об этой интимной стороне жизни Василя Григорьевича доподлинно ничего никому известно не было. Мало ли чего он наболтать может.
Так и весна прошла и лето почти пролетело, и вот он снова возвращается домой, и на его плече болтаются чёрные зимние ботинки, подаренные матушкой за добросовестный труд.
Как ни старался Васька тихо да незаметно пробраться в своё неуютное логово, но к вечеру, собравшимся возле соседнего двора бабам, уже было о чём поговорить и они вовсю обсуждали последнюю новость.
- Слыхали? - торопилась просветить товарок Машка. - Васька - то домой заявился. Говорят, у матушки окно разбил а может и ещё чего по пьяной лавочке натворил.
- Не удержался значит, - покачала головой бабка Наташечка.
- Ой, бабы! А не матушка ли это на велосипеде едет?- подметила одна из собравшихся катившую прямо к ним фигуру на двухколёсной технике. - Точно она. Больше у нас с такими волосами и нет никого.
- Не знаете, дома ли Василь Григорьевич? Ушёл с самого утра и до сих пор нет. Коза недоенная орёт, Василя Григорьевича требует. Только ему подчиняется.
Бабы, сделав вид, будто бы ничего не знают, пообещали расстроенной женщине, что если увидят Василя Григорьевича, то обязательно её просьбу " вернуться назад" ему передадут.
Васька, конечно, тоже из- за занавески всё видел и слышал. И недоенную козу ему было жалко. И дёрнула же его нелёгкая вместо того, чтобы повиниться - покаяться - дверью хлопнуть. Кому это понравиться, когда какой - то пьяный мужик ночь - полночь приходит да ещё и окна бьёт. Нет, не зря его матушка ругала. А он - вожжа под хвост - дверью хлопнул - кто я?
Но сегодня он всё равно не вернётся. Надо же форс выдержать. А вот завтра с утра... И он посмотрел на пару чёрных ботинок, с поблёкшим видом стоявших на столе, будто прося у них совета. Да, завтра с утра он пойдёт и подоит эту драную козу. Скотина же не виновата.