Аннотация: А Чечня - вовсе не такая уж страшная. Вернее, не для всех страшная.
Глава первая. Варвара.
Янушкин привез Варвару в Гудермес днем.
- Не могу позже, ты же понимаешь, - сказал он.
Она понимала. Уже к вечеру, который в Грозном вступал в свои права к восьми часам, на улицы выходить было опасно, а ездить на машине, да еще русскому, и того опасней. Вооруженные люди без всяких масок, ордеров или других уважительных причин, молча останавливали машину, выразительно шевельнув автоматом, намекали "Выходи!", садились в освобожденный автомобиль и уезжали. Этот грабительский час наступал все раньше, и теперь даже дневной свет не гарантировал, что ты доедешь до места на колесах. А если у Янушкина отнимут машину, то добраться пешком до Грозного, до которого и хорошей езды два часа, станет невозможно.
Янушкин помог ей перетащить вещи на перрон, прошел к дежурному по вокзалу, чтобы узнать, на какой путь прибудет поезд.
-"Не знаю, - сказал дежурный. - Сейчас никто ничего не знает. Придет куда-нибудь."
- А где приблизительно остановится седьмой вагон? - спросил Янушкин.
- А где-то здесь.
Они попрощались. Обнялись и постояли так минутку. Оба понимали, что больше никогда уже не встретятся.
- Прощай, - махнул рукой Янушкин и, тяжело переваливаясь, поспешил через пути к своему ненаглядному УАЗику. Он уехал, и Варвара осталась на перроне одна.
Не совсем одна. Перрон жил своей стандартной железнодорожной жизнью, в которой пока не было места только ей, и она стала его отвоевывать.
Прежде всего, Варвара огляделась. Поблизости попарно и поодиночке, с мужиками или детьми располагались шумные чеченки. На мужчин Варвара надежды не имела, а вот бойкие женщины могли стать настоящим укрытием. В любой потасовке, случающейся в Грозном, именно чеченки были заводилами, провокаторшами скандалов, но именно они и могли стать защитой в случае чего, и Варвара тщательно выбирала лицо, на которое могла бы положиться в пиковой ситуации.
Такое лицо она выбрала, и неторопливо перетащила поближе к толстенной и многословной тетке свои семь мест багажа.
Багажа сделать меньше она так и не смогла. Все вещи, мебель и книги Николай вывез товарным вагоном, и она почти месяц жила в пустой квартире одна, ночевала на солдатской шинели старшего сына, под голову клала старые газеты, а все равно мелких ценностей набралось на семь мест.
Прежде всего, это была старая сумка на колесиках, в которую Варвара запихала свое бельишко и харчи на дорогу. Затем были два ящика с ядреными грозненскими помидорами с собственной дачи матери. Помидоры везлись для сестры, проживающей в Москве, и питающейся чахлыми зелеными подарками из подмосковных теплиц, а Венгрия уже перестала подкармливать москвичей своими продуктами. Была сетка с двумя огромными арбузами, один из которых так же предполагался сестре в подарок, а другой - мужу, уехавшему из Грозного в начале августа и так и не поевшего в этом году сладкого сахарного чуда.
Был еще ящик с двадцатью пятью бутылками водки. Из рассказов и писем других переселенцев Варвара сделала вывод, что самая расхожая валюта в чужой стороне - водка, и прихватила ее в запас, посчитав, что путь далекий, и в Грозном она дешевле.
Был чемодан с кое-каким барахлишком. Была клетка с двумя попугаями, Ромой и Эммой, Эммануэлью - по паспорту. Рома громко кричал "Гор-р-р-бачев, доллар-р-р- дай!!!", и привлекал к себе внимание обитателей перрона, что очень начинало беспокоить Варвару.
И был у нее еще один ящик, о котором она беспокоилась больше всего. В ящике с кухонной утварью, бумажками, ненужными книжицами были спрятаны деньги за квартиру. Квартиру Варвара продала накануне, ночью ушла ночевать к подруге, а не к матери, потому что боялась грабежа. В городе уже развилась практика, когда покупатель днем отдавал деньги, а ночью приходил со своей командой и в лучшем случае их же и отбирал, а то случалось, что наутро находили всю семью продавцов вырезанной. От греха подальше, чтобы не впутать мать, живущую в этом же доме, но в соседнем подъезде, Варвара получила деньги на родном предприятии, сделав вид, что расплатилась ими за предоставленный для выезда транспорт. Деньги принял, пересчитал, выдал за них расписку и спрятал их якобы в свой сейф Янушкин, ее непосредственный начальник, а потом лично, многим рискуя, довез ее с деньгами до пустой квартиры, где она дождалась вечера.
С деньгами же она и ночевать отправилась через ранее престижную в городе площадь "Минутка" к подруге. В восемь вечера была уже непроглядная темень, всегда ярко освещенная площадь теперь была погружена во мрак, ни единого фонаря, ни единой машины. Городской житель не приспособлен к жизни без освещения, и дверь в подъезд она нашарила руками.
Лифт не работал.
Две-три темные фигуры стояли на повороте перил.
Сердце замерло от страха. Миновала их не дыша. Они тоже вроде и не дышали. Единым махом взлетела по лестнице. Тихонько постучала, Лиля ждала...
Наутро поспешила к матери. Слава Богу, никто не приходил, значит повезло, что покупатель не из таких...
Билет в купейный вагон помог достать начальник Вагонного депо, русский, у которого она иногда подрабатывала. Вот только где он остановится, этот купейный...
Варвара придвинула заветный ящик к себе поближе, вместе с ним еще ближе передвинула и остальные вещички к шумливой чеченке. На перроне русская была только она одна, да еще сдуру не накинула на голову никакой косынки, чем сильно выделялась на фоне местных обитателей. Просто физически она чувствовала, что ее рассматривают десятки глаз, но поделать уже ничего нельзя, вся надежда, что при случае за нее вступятся женщины.
Варвара набралась духу и честно призналась соседкам, что ее никто не провожает, не могут ли они ее удочерить? Женщины громко расхохотались, добродушно сказали "удочеряем" и, отвернувшись, продолжили свою беседу уже по-чеченски. На сердце стало спокойнее.
Стервозный Рома орал во всю глотку, что он хороший, что он хочет кушать; на них стали обращать внимание; вокруг все ближе и ближе начали прогуливаться мрачные, явно сгруппировавшиеся подростки. Новоявленным матерям Рома нравился, но не понравились зрители, и они шуганули подростков громкой и продолжительной бранью. Зрителей стало поменьше, а Варвара запихала клетку с попугаями поглубже между ящиками. Если уж не заткнуть им пасти, то хоть убрать с глаз долой.
Подростки явно давно и хорошо прижились на вокзале. Когда подходил поезд и испуганные пассажиры нерешительно выходили на перрон незнакомого городка (а Гудермес совсем недавно стал принимать такое количество пассажирских поездов. Раньше все они шли в Грозный через Назрань, но после столкновений ингушей с осетинами Назрань перестала пропускать через свои владения российские поезда), среди чемоданов, коробок, колясок с имуществом начинали сновать большие и маленькие мальчики, что-то рассматривали, трогали, хватали, о чем-то расспрашивали друг друга, окружающих, вносили суету и сумятицу; испуганные добропорядочные пассажиры пугались еще больше, а потом вдруг этот поток иссякал, ни подростков, ни пассажиров на перроне не оказывалось, и только отдаленные оклики: " А где еще коричневый чемодан? Ты не видел чемодан? - Я его выносил! - Так где же он?" или "Где моя сумочка? У меня срезали сумочку... Помогите!.." И "помогите" было тихим и нерешительным, потому что перрон был чужой, помогать никто бы не стал, и искать было опаснее, чем потерять.
Варвара за несколько часов ожидания и наблюдений разглядела эту нехитрую работу подростков, выяснила, что она четко организована, и ею руководит молодой парень в инвалидной коляске, которая скромно приютилась под акациями подальше от мусорных баков, огромных назойливых мух, пассажиров и даже самого перрона, но откуда этот самый перрон виден как на ладони, и маленькие и верткие пираты не были предоставлены сами себе, а периодически получают четкие и конкретные указания, замечания и строгие внушения. Варвара с тревогой ожидала, что привлечет внимание руководителя, который конечно же не мог ее не заметить, и что ее заветная коробка может стать целью их суетливой и прибыльной деятельности.
Однако Бог миловал, к ней никто не подходил, время шло и Варвара начала просчитывать варианты посадки в вагон, когда не знаешь, куда придет поезд, где остановится этот самый вагон, как перенести семь мест двумя руками в неизвестном направлении и сохранить и то, что перенес, и то, что оставил. Явно без помощника здесь не обойтись, и помощником может быть только тот, кто остается, а не спешит занять свое законное место, и тот, кому можно хоть немножечко довериться.
Она разглядела вдруг в круговерти пассажиров русские лица. Это были явно местные жители: старик со старушкой и женщина ее возраста. Рядом с ней, независимо отвернувшись, стоял подросток лет шестнадцати. Ну конечно местные, кто же потащит вдаль и в ночь стариков? Прислушиваясь, Варвара выждала еще минут десять, огляделась и сделала несколько шагов от своего багажа в сторону русских.
- Простите, вы уезжаете? - спросила она, оглядываясь на свои вещи.
- Да, - настороженно ответила женщина, остальные промолчали.
- Я здесь одна, - тихо и торопливо проговорила Варвара. - у меня много вещей, а поезд стоит всего две минуты. Вы не поможете мне погрузиться?
- У нас тоже много вещей, - неласково ответила женщина. Больше они на Варвару не смотрели, и она вернулась к своим коробкам. Пропала последняя надежда на помощь. Если уж русские не помогут, то просить чеченок, у которых своих узлов битком , бесполезно.
День клонился к закату, до прибытия поезда оставалось не менее часа, страшно болели ноги, хотелось сесть прямо на горячий грязный заплеванный асфальт. Хотелось в туалет, пить, плакать, вернуться в пустую одинокую квартиру, но квартира продана, возврат в Грозный невозможен, потому что Янушкин давно уехал, рейсовых автобусов, вероятно, не бывает, а воспользоваться любым другим транспортом русской женщине в таких условиях равносильно самоубийству. Варвара обречено ждала своего последнего часа.
Смеркалось. Августовская летняя душная ночь наваливалась быстро и решительно. Одинокий фонарь на фасаде вокзального здания едва освещал прилежащую территорию, а к тому месту, где стояла Варвара, свет пробивался через листву акаций мелкими трепещущими копеечными монетками. Теперь стало страшно по-настоящему.
Поезд опоздал на час. Он прибыл на четвертый путь, и седьмой вагон остановился почти у того места, где расположилась Варвара. Это было огромным везением, и она с благодарностью вспомнила Янушкина. Но даже дотащить вещи до вагона можно только преодолев метров тридцать. Поезд остановился, огромная толпа неизвестно откуда взявшихся пассажиров кинулась к вагону. Варвара с ужасом обнаружила, что вся толпа сосредоточилась возле ее, седьмого вагона. Ни одна другая дверь в поезде не открылась. Проводница спустилась на перрон, и вся толпа кинулась в едва освещенный провал тамбура. Варвара тоскливо смотрела на ревущее, дерущееся месиво сумок, чемоданов, локтей, голов, узлов и понимала, что ей в этой каше места нет и не будет. Давно миновали не только две, но даже пять минут, вероятно и десятая минута истекала, а толпа все штурмовала вагон, и охрипшая проводница безнадежно махнув рукой присела на железное ограждение маленького скверика и устало смотрела на беснующихся пассажиров.
Кто-то тронул Варвару за плечо. Она обернулась и увидела давешних старика со старушкой.
- А дочка-то через соседний вагон села, - лукаво улыбнулся старик, и Варвара увидела в окне вагона машущую руками старикову дочку. Дедок споро подхватил ящики с помидорами и потащил к вагону. Втроем они умудрились поднять ящики и чемодан к открытому окну, а чьи-то руки подхватили их и втащили внутрь. Старушка в одиночку пыталась пропихнуть внутрь клетку с орущим от возмущения Ромой и бьющейся в истерике Эммануэлью. Опять чьи-то руки втащили клетку внутрь.
Варвара не видела этих подвигов, она тащила ящики с деньгами и неподъемной водкой, вцепившись зубами в сумку с колесиками, и только сетка с арбузами сиротливо лежала в сторонке.
Даже подступить ко входу в вагон было невозможно. Визжащая дерущаяся толпа извергала из своих недр неудачников, которые вновь кидались в битву за место в вагоне, и конца не было этому кошмару, этой сваре озверелых людей. Вдруг в людском водовороте в центре тамбура она увидела дедова внука, кажется его звали Андреем, который тоже что-то орал и размахивал руками. Варвара, понадеявшись на чудо, с разбегу врезалась в толпу, держа на весу сумку на колесиках, размахнулась и кинула ее в вагон. Внук исхитрился и поймал, прочно установив на чьей-то голове. Варвара счастливо вздохнула. Внук сигналил: давай еще что-либо. Народ каким-то образом умудрялся просачиваться в растянутый до предела вагон, и Варвара была уже в двух шагах от первой его ступеньки. Времени на раздумье не было: как ни страшно выпускать из рук ящик с деньгами, но ящика с водкой ей над головой не поднять. Варвара сделала еще рывок и пихнула по головам свой сейф. Андрей возвышался над толпой даже не стиснутый, а вытиснутый наверх, уложив ящик и сумку на чьи-то головы, громко ржал от восторга. Проводница за спиной выла в голос. Поезд в третий раз дергался с места, но кто-то снова и снова дергал стоп-кран.
Наконец Варвара пробилась к нижней ступени вагона и встала на нее одной ногой. Правой рукой она вцепилась в поручень, в левой же крепко держала драгоценный ящик с валютной водкой и благородно пыталась потесниться, чтобы дать место проводнице. Вдруг рядом с вагоном она увидела своего драгоценного помощника: дедок совал ей сетку с арбузами.
- Спасибо, дедушка, - кричала и отбивалась от арбузов Варвара, пытаясь переорать общий гвалт, - спасибо, оставьте себе! Тут им нет места, заберите себе! - Больше она ничего не успела сказать, потому что в этот миг к вагону подбежал опаздывающий джигит с огромной клетчатой сумищей в руках, наподдал, и Варвара вместе с проводницей и водкой мигом оказались уже на второй ступеньке, а их место пониже занял удалец.
Поезд снова дернулся, подумал и плавно покатил в темную августовскую ночь. Варвара стояла на своей законно отвоеванной второй ступени с закрытыми глазами и представляла, как разорвался непрочный картонный ящик, как по всему тамбуру рассыпались ее сбережения, а проклятая водка все болталась на весу в ее онемевшей и намертво зажатой руке, и дыхания не было уже ну ни капельки...
Постепенно толпа в тамбуре рассасывалась, минут через пять они с проводницей и последним пассажиром проникли внутрь вагона, набитого под завязку. Проводница отомкнула дверь и юркнула в свое купе, а Варвара протиснулась к своему. В него набилось человек пятнадцать: две женщины, девочка и остальные мужчины, все - чеченцы.
- Здесь мое место, - робко сказала Варвара, не зная расклада карт в этой игре, и попыталась втащить в купе ящик с водкой. Пассажиры не шевельнулись. Женщина что-то грубо и резко высказала вслух... Один из мужчин потеснился и дал место присесть. И только теперь Варвара почувствовала, что она не может двинуться, руки и ноги вдруг задрожали, ослабли, и она тихонечко, без стона и вздоха, повалилась вниз.
Пришла она в себя, вероятно, скоро, потому что ситуация практически не изменилась. Правда, она уже сидела, а женщина, уже по-русски, четко раздавала указания.
- Хватит, посидели и идите, в купе останутся только те, у кого билеты, - решительно заявила она. Ей никто не возразил, мужчины потихоньку начали разбирать свои вещи и выбираться в переполненный коридор.
Вдруг в проеме двери показалась улыбающаяся Андреева мордочка.
- Живы? - спросил он. - Вот и вещички ваши! - и протянул сумку и ящик с деньгами.
Ящик был изрядно помят, но цел, Варвара попыталась подняться и засунуть его на антресоли, но сил уже не осталось. Попутчица сурово обвела взглядом еще не разбежавшихся пассажиров, и какой-то парень помог запихнуть ящик в облюбованное для него место. Варвара вышла в коридор. Ящики с помидорами и чемодан были свалены возле соседнего купе. Парень перетащил и загрузил и их тоже, потом повернулся и молча выбрался в коридор.
Поезд мчался вовсю. В открытое окно врывался горячий сухой, но все же ветер; он обдувал разгоряченное тело, и Варвара только теперь обнаружила, что она совершенно мокрая. Она поковырялась в сумке, вынула сухое платье. Молодая женщина молча закрыла дверь, но из купе не вышла, да и выйти из него невозможно: коридор забит вещами и народом. Варвара переоделась, и через минуту снова взмокла. Слабость как навалилась, придавила к лавке, так и не отпускала, и все они сидели молча, Варвара, две ее попутчицы- чеченки, и их девочка. Ехали и молчали, молчали и ехали.
Через час она пришла в себя и вышла из купе на поиски попугаев. Нашла она их быстро по дикому хохоту, раздававшемуся в одном из купе. Польщенный всеобщим вниманием Ромочка давал представление. С попугаями расставались с большим нежеланием и только под обещание поговорить с ними завтра. Варвара вернулась в купе и поставила клетку перед молчаливой девочкой. Все заметно оживились. Заглянула проводница, тоже чеченка. Постояла, полюбовалась, послушала и ушла. Вернулась через пару минут с четырьмя стаканами чаю и сахаром. Только начали знакомиться, как раздался стук в дверь. Старшая женщина открыла: за дверью стоял Андрей с сеткой с арбузами. Варвара ахнула.
- Дедушка в окно передал, - гордо сообщил Андрей. - Ехайте на здоровье.
Часам к двенадцати ночи в вагоне стало тише. Варвара долго терпела, потом вышла в туалет. Тяжелый спертый дух перемежался храпом, бормотанием, стуком вагонных колес и едва освещался мутной тусклой лампочкой под невидимым вагонным потолком. Счастливцы вповалку по трое в ряд спали на полу в коридоре. Дверцы во все купе не закрывались: там тоже спали на полу по двое, по трое, остальные, уродливо свесив спящие растрепанные головы, сидели в ногах лежащих на полках. Приходилось долго и тщательно выбирать место, куда можно было просунуть ногу, чтобы ступить. В конце коридора у туалета обречено стояло трое-четверо чеченцев и девушка. Среди них был тот парень, что помогал запихивать вещи на антресоли. Варвара вышла из туалета, тронула его за рукав и качнула головой в сторону купе. Все пошли за ней. Девушка прилегла у нее в ногах, мужчины устроились на полу.
Через час вагон спал тяжелым сном времен гражданской войны.