Городской сад, в котором ещё во времена советского ренессанса был построен клуб глухонемых, готовился к новому дню. Дворник дядя Федя выметал асфальтированную площадку перед строением, искоса поглядывал на раннего гостя и никак не мог вспомнить, где и когда он его видел.
А вот Михаил Андреевич Межин прекрасно помнил не только дворника, но и мальчишек, с которыми в этом саду каждые летние каникулы играл в футбол, а зимой до позднего вечера гонял шайбу на залитом дядей Федей катке.
Сидя на скамейке, он поджидал молодого человека, очень похожего на него самого, и смотрел на старую изгородь с кованой калиткой. Сразу за ней начинались путаные улочки, в которых надёжно прятался дом его детства. Где-то там, во дворах, возвещая о наступлении утра, орали запоздалые петухи, и как раз оттуда должен был появиться его давний знакомый. Он знал его с тех пор, как обрёл способность запоминать и так хорошо, как не знали даже собственные родители.
Когда-то уютно было Михаилу Андреевичу в этой колыбели, незыблемого принципа где "от каждого по возможности и каждому по труду". А ведь совсем рядом, но не так скоро, минуло уже лет тридцать, как страна поменяла имидж развитого социализма на недоразвитый капитализм. Теперь она на всех парах неслась в неопределённое, но, как повелось, светлое будущее, и ничто не могло её остановить.
Именно там почти в тот же час, только тремя месяцами ранее Михаил Андреевич, вытирая ладонью испарину, испачкал лоб, отдышался и обречённо поднял лопату. И чего им не хватает, картофелинам этим? Спешат, вверх тянутся...
Каждая хочет больше остальных солнца собрать. И неважно, что свет сюда не проникает - есть надежда, что однажды в погожий весенний день вынесут в огород и посадят. Поливать и окучивать будут, вот тогда-то они и исполнят великое предназначение... Вынесут, конечно, но скорее на помойку.
А может глобальное потепление виновато? Ладно, нечего кругом виноватых искать - ещё бабушка сетовала на неудобный погреб, а об изменении климата в те времена мало кто задумывался.
Он вздохнул и мысленно согласился с женой: выбрасывать по мешку каждый год непозволительная роскошь. Теперь они пенсионеры.
Так странно: только один день, отделяющий человека от его переломного дня рождения, и будто щелчок тумблера переключает отношение к нему окружающих. Постепенно начинаешь понимать, что путаешься у занятых людей под ногами, подобно сологубовской недотыкомке. Как удачно сказано у него: "Дерьмо, а бегает!".
Но возраст - мало о чём говорящие цифры, а вот сами цифры это уже не только возраст. Это ещё и сорок лет трудового стажа, исправная выплата хитроисчесляемых взносов от растущей заработной платы, в результате обмылок. "Руки мой себе, пожалуй, мыла ж на ноги не трать", потому что этот самый обмылок увеличиваться не торопится, несмотря на галопирующую инфляцию.
Михаил Андреевич подумал, что фразы уважаемых им великих писателей он грубо вырвал из контекста. Но как иначе? Если сохранить их на прежних местах, ничего не объяснишь - всё так и останется само собой разумеющимся.
***
Лезвие инструмента нашло что-то совсем для него несъедобное, и это что-то радостно отозвалось из забвения металлическим скрежетом.
- Суки, ещё железок накидали, - никого не имея в виду, посетовал Михаил Андреевич.
Лопата и так с трудом входила на четверть штыка. Прожилки глины чередовались с россыпями битого кирпича, отходами производства дореволюционного завода, которыми ещё в начале прошлого века засыпали истощённый песчаный карьер.
С того времени минула целая эпоха, включавшая в себя несколько жутких войн, не менее жуткой тирании, неопределённых сельскохозяйственных реформ и завершилась, как водится, смутой. Однако, что удивительно, не народной, а государственной. Причём, такой стремительной, что народ не успел даже развести руками, как, в большинстве своём, остался без средств.
На некоторое время он отвлёкся от неприятных мыслей, всецело посвятив себя археологии. С уверенностью можно было сказать только, что находка была твёрдой. В остальном она могла быть чем угодно, даже, страшно подумать, бомбой. Вспомнились рассказы родителей, как в дом попал то ли снаряд, то ли осколок от него, и теперь, затаив дыхание, он аккуратно удалял грунт вокруг углубления оставленного лопатой. А может это был совсем другой дом? Всё перепуталось.
Учитывая, сколько времени прошло с того момента, когда возможный боеприпас попал в землю, взрыв мог произойти в любую секунду, тем не менее, вызывать МЧС он не собирался. А вдруг там...
Кусок глинозёма, заключавший в себе возможное сокровище, упал под ноги копателю. Как неосторожно! А если бы рвануло!? Тут даже отлететь некуда! Смахнув пот с кончика носа, он поправил переноску и присел возле находки. При падении комок раскололся, обнажив ажурное основание непонятного изделия. Ваза, что ли?
Вскоре стало понятно, что находка ни что иное, как литая чугунная подставка для лампады, видел такие в детстве. Михаил Андреевич почувствовал лёгкое разочарование, вернувшее его в состояние привычной уверенности в том, что чудес не бывает. А чего он ждал, собственно, золотую гирю?
Выкопав в стене прохода небольшую нишу, он чисто по приколу, как говорится, аккуратно поставил туда освобождённый от земли артефакт, вытер ладонью испарину, испачкал лоб и... на секунду замер с поднятой лопатой в руках.
Ощущение того, что это уже происходило сегодня, пронеслось в голове думанными мыслями. Дежавю вскоре объяснилось: "Ну конечно, про лекарство-то забыл"... Решив не испытывать судьбу, он поставил инструмент и выбрался из норы, к которой почти привык за неделю.
Стоял тихий вечер. Что ни говори, весна лучшее время года. Чистые листочки, густой воздух и оглушительное чириканье озабоченных воробьёв. Пробуждающееся солнце пока ещё так желанно. Сняты надоевшие шапки, тёплые обувь и куртки, во всём теле лёгкость и ожидание чего-то нового, чудесного. Когда-то Новый год праздновали весной... Соединить бы снова новогоднее настроение да весеннее состояние, какой праздник! А ещё закурить, но времена, когда он с упоением растрачивал обилие здоровья, давно прошли...
***
После ужина они с женой посидели в саду: комары ещё не появились. Ему нравилось в шутку называть её Марусей, и она недоумевала, почему до сих пор позволяет использовать именно эту, неприятную ей форму своего имени.
- Ну что, Микки, Майти Маус ты мой, - она похлопала его по непропорционально распределённому лишнему весу, - завтра опять норку скрести?
- Да, надо заканчивать, - Михаил Андреевич улыбнулся: дразниться - совсем как в молодости. - Думаю, скоро доскребусь до старого погреба. Интересно, что там теперь? Помнишь, как мы его замуровали?
- Как же, как же. Такие заросли плесени не забудешь. Там ещё лестница была насквозь гнилая, от прежних хозяев досталась. Такая же подлая: только и ждала, чтобы на неё наступили.
- Ну, не такие уж и подлые. Просто хитроватые да прижимистые...
Мастер художественного свиста появился неожиданно: совершая вечерний обход владений, сосед исполнял "Прощание славянки". Мелодия марша властно простиралась над огородами, заполняя естество торжественным предчувствием всеобщей мобилизации. Заметив добычу, он прервал трели и поспешил к забору.
- Ага, сладкая парочка! Га-га-га!
"Сейчас примется за свои дебильные каламбуры на тему их с женой инициалов и аббревиатуры, скандально известной финансовой пирамиды", - подумал Михаил Андреевич.
- Попались, МММ! Го-го-го! На какие офшоры перевели деньги одураченных граждан? И-и-хи-хи.
Он стремительно перешёл к сути волнующего вопроса.
А чего это ты под домом делаешь? Метро копаешь? Гы-гы! Нанял бы парочку "джамшудов". Желающих-то три копейки за ведро. Дашь десять рублей, они тебе все станции мрамором отделают. Ну не томи, чего нашёл?
Подумав, что, переведённая на нормальный язык, означенная сумма как раз равняется его пенсии, Михаил Андреевич никак не прокомментировал сказанное, только покачал головой в знак того, что нет, ничего не нашёл.
Наученный горьким опытом, он не стал рассказывать о подставке для лампады. Признание повлекло бы за собой суровую кару в виде организации экскурсии на место преступления и многократного повторения следственного эксперимента с последующим выслушиванием жалоб на то, что всем везёт и только один он, сосед, ничего и никогда не находит. В итоге страдалец всё равно выцыганит "вещицу" до кучи, а этого, из неприязни к скопидомству, Михаил Андреевич не любил.
***
Маруся несколькими ударами подправила свою подушку.
- Ну, что ты всё вздыхаешь?! Спать давай!
- Не спится. Переработал, наверное.
Михаил Андреевич постарался произнести это безразличным тоном, но жену с тридцатипятилетним стажем трудно ввести в заблуждение.
- Ну, конечно, - Маша изобразила почтительное доверие. - Рассказывай. Удивляешь ты меня! Как можно ему завидовать?!
- Кому это? - Он приподнялся на локте.
- Да не притворяйся! Соседу, кому же ещё! Я же вижу. Ну чему там завидовать? Неужто тому, что он может себе позволить гастарбайтеров на земляные работы, пошлый ландшафтный дизайн да тошнотворно гламурную жену лет на дцать моложе? Ага, вот оно что, истина-то совсем рядом.
Последнее предположение рассмешило обоих. Ещё некоторое время они вспоминали, как сконфузился сосед во время поездки за грибами на закрытый для простых смертных кордон. Принявший подношение егерь, подобострастно приглашал его посетить заповедные кущи снова и непременно вместе с внучкой. Наконец, они заснули, и вскоре опять наступило утро...
***
Он ещё не размялся, тело сопротивлялось, особенно руки, которые никак не хотели сжимать черенок лопаты. Да ещё после вчерашнего разговора с женой остался осадок. Ну, почему даже любимые люди не понимают друг друга или, лучше сказать, понимают превратно - нет никакой в нём зависти. Разве только сожаление: потратил жизнь, лелея высокие принципы, вместо того, чтобы воспитать в себе коммерческую жилку.
Можно утверждать, что все так жили. Однако взялись же откуда-то самые настоящие миллиардеры, а были, возможно, комсоргами, пионервожатыми, звеньевыми и просто октябрятами. Стояли, как многие, на паперти, не за подаянием, конечно - в оцеплении, не пускали на пасхальную службу. И всеми силами боролись с теми, кто извлекал нетрудовые доходы.
Не только с фарцовщиками-спекулянтами, но и с теми, кто после работы просто подрабатывал на дому. А теперь, смотришь, едет на всенощную в каком-нибудь...
Михаил Андреевич задумался и даже перестал копать, потому что не мог представить транспортного средства для перемещения миллиардера по городу. Между странами - понятно, на личном самолёте. До близлежащего населённого пункта вертолётом, наверное. А вот по улицам...
Может он вообще не ходит, а наоборот: улицы относительно него перемещаются. Подгоните, например, Советский район к моему небоскрёбу, и из пентхауса прямо на лифте - адрес такой-то ...
Эх, вернуть бы лет эдак сорок, успел бы сколотить будущее и не усугублял бы свои сердечно сосудистые, пересчитывая копейки в конце каждого месяца.
Он ещё раз вынес землю из прокопа. Курган высился основательный. И подземная цель была близка. Вот-вот обрушится тоненькая перегородка, и откроется капсула времени.
Это случилось немного не так, как он себе представлял. Лопата не провалилась, а с глухим звуком воткнулась в трухлявое дерево. Кубометры брёвен вперемешку со штукатуркой - строительные отходы, сброшенные в погреб.
Следующим утром, готовясь разрабатывать мусорные копи, Михаил Андреевич бодрым шахтёром надевал перчатки. Покосившись на оставленный вечером завал, он вспомнил, что старый удлинитель теперь короток, а новый он так и не купил.
Копатель вернулся в дом и стал искать свечи, которые на случай ядерной войны в большом количестве закупала ещё бабушка.
Казалось, что стратегических запасов хватит нескольким поколениям спастись от бытовых травм при плановых и внеплановых отключениях электроэнергии. Но в посылочном ящике, подписанном химическим карандашом, находилась всего одна свеча из старорежимного желтоватого парафина, частично подъеденная мышами.
Ладно, свечка большая - на сегодня хватит. А вечером можно пойти в магазин и купить новый удлинитель.
Вернувшись в закопушку, он сделал ещё одно углубление возле самого завала, установил в него подлампадник и поджёг свечу. Шахта осветилась неровным светом. Первые капли воска поползли вниз, освобождая фитиль.
Он уже собирался взяться за инструмент, как вдруг неожиданный сквозняк задул огонёк. Михаил Андреевич замер. Но не только свежий ветерок вызвал его крайнее недоумение. На мгновение показалось, что на месте брёвен, обещавших пионерский костёр, пустота.
Ерунда, просто темно. Вот они там, где и были. Отгоняя наваждение, он потрогал то, что когда-то было деревом, поёжился и принялся опять настраивать освещение. На сей раз подождал, пока свеча разгорится и только после этого вернул её в подлампадник.
Известно, что человек вполне может представить себе, как скрипит пенопласт, воссоздать в уме образ любимой, или даже проиграть в голове целое музыкальное произведение, но никак не запах.
Скорее всего, в этом случае природа позаботилась о том, чтобы не повредить нашу психику. Однако, как только забытый аромат возникнет снова, достаточно всего нескольких молекул на литр, чтобы вновь пережить всё, что с этим запахом связано.
Сложная гамма чувств, принесённая необъяснимым сквознячком, обрушилась на Михаила Андреевича. Томлением юности сдавило грудь в ожидании чего-то неизведанного, опасного, непреодолимо манящего, и показалось, из-под ног уходит земля. Всё это можно было отнести на счёт очередного сердечного приступа, но на сей раз точно помнил - лекарство принял.
Он боялся того, что мог увидеть, но крушение представлений об устройстве мироздания почти произошло, и забрезжившая глубоко в душе надежда на возможные и желанные перемены заставили повернуться к проёму.
***
На месте сгнивших брёвен, полностью заполнявших старый погреб, зияла чёрная дыра. С трудом переставляя ноги, он подошёл к ней вплотную и, попривыкнув к темноте, разглядел дальше в глубине неровные ряды трёхлитровых банок, освещённых тонким лучиком, пробивающимся из люка. Вверх вела крепкая лестница, которая помнилась скользкой покрытой плесенью ловушкой для доверчивых ног.
Он осторожно попробовал рукой то место, которое было мусором. На самом деле - пустота. Поборов страх, Михаил Андреевич шагнул в сумрак.
Не было заметно даже следов гнили. Вместо этого под ногами чувствовался плотно утрамбованный земляной пол. Слева в углу остатки прошлогодней картошки. "Смотри-ка, не проросла, - подумал Михаил Андреевич. - Правильно, значит, я всё придумал. Но как теперь использовать погреб?".
Он осмотрелся. Свет из будущего проникал через прокоп. Без труда можно было рассмотреть не только картошку и банки, но и небольшую кучу хлама под лестницей, среди которого, выделялась керосинка, одорирующая всё вокруг.
Он сделал несколько шагов, и в этот момент наверху, звякнув щеколдой, хлопнула дверь...
- Хто тама?! - Забытый голос взорвал тишину и заставил Михаила Андреевича вздрогнуть. - Верка, ты нето?
- Не-е, ведьма, это я - любимый зять, метлу твою из ремонта принёс.
Николай прибавил ещё несколько ярких непечатных образов, он не чурался сильных выражений.
Николай... его жена Верка, бабка Фрося, - частицы жизни, затерявшиеся во времени.
Миша, так называли тогда Михаила Андреевича, общался с Николаем постольку, поскольку одна из стен дома была общая. Он не терпел людей, которые могли позволить себе ударить женщину, тем более пожилую.
Даже просто замахнуться, пусть она это заслужила много раз, - не важно. А Колюня с изощрённо-садистским юмором частенько тюкал тёщу узелком, завязанным на носовом платке.
По правде сказать, Ефросинья была язвой, но все её замечания можно было с лёгкостью пропускать мимо ушей, если бы не склочный характер сожителя её дочери.
По рассказам Николая, тёща не только объедала молодую семью, но ещё умудрялась находить и ополовинивать все его заначки. Терпельник любил поплакаться. А куда деваться? Ведь как бы старательно он не прятал "Московскую", к его приходу "осоловевшая мама" в ответ на справедливое возмущение заводила... песню.
Собственно, это не была ещё песня в привычном понимании, лишь преддверие её - тяжкий унылый стон, квинтэссенция бабской доли. По крайней мере, так слышалось через стену. Так вот, в такие моменты "нервы (Николая) не выдерживали", и он "очень возмущался".
Конечно, никогда не рассказывалось, как в справедливом гневе кидался он на обидчицу с носовым платком наперевес, предварительно намочив узелок.
Всё же следует вернуться к тому моменту, когда хлопнула дверь. Поскольку потянуло сквознячком, и зыбкий огонёк, светивший по ту сторону реальности, забился в агонии. Менее всего хотелось застрять в чужом погребе из прошлого, как есть: в бермудах, пластиковых тапочках и майке с лаконичной надписью на английском языке совсем не по возрасту.
Забыв про запреты на резкие движения, в два прыжка он достиг рубежа, отделяющего его от привычного времени. Практически он был уже на своей стороне, когда затрепетав на ветерке, огонёк отдал последние частицы света и выпустил ленточку дыма.
В то же мгновение стремительное перемещение закончилось, и Михаил Андреевич застыл в позе гимнастической ласточки. Боясь увидеть позади нечто ужасное, он, не оглядываясь, будь что будет, изо всех сил рванул ногу, не удержался и упал на четвереньки. Сзади опять попахивало плесенью нагромождение мусора с накрепко прикипевшей к подгнившему бревну тапочкой.
"Ничего себе, ситуация! - руки нового Колумба заметно тряслись. - На старости лет воплотить в жизнь детские мечты и стать героем фантастического рассказа или, может быть даже романа, о котором... никто не узнает. Ни в коем случае не должен узнать - такие перспективы!".
Возможно, он единственный, кому представилась возможность побывать в своём прошлом. И не просто побывать, а подсуетиться там, чтобы вместо унизительного прозябания наступила здоровая активная старость с путешествиями, уютным домом, где легко наслаждаться семейным счастьем - главным сокровищем, которое они с женой бережно хранили долгие годы.
Тайна! Успокоиться, иначе всё обнаружится, и его персональное чудо исчезнет. Как такое вообще может быть?! Столько пересмотрено и перечитано по поводу возможности и невозможности перемещений во времени, но описания такого невероятного, лучше сказать абсурдного способа, он не встречал, не то, что около, даже в самых отдалённо-научных трактатах.
Ни разряда, ни вспышки, ни единого из атрибутов высокобюджетной фантастики - лишь зажжённая свеча в подлампаднике. А что если всё дело как раз в свече? Тогда для задуманного, совсем мало времени, вернее сказать, только одной свечки.
Эх, угробить целый ящик. С таким количеством можно было весь застойный период не спеша перетаскать. Но, кто же знал?
Небось, всем подряд раздавали. Лучше бы поберегли, мало ли что, вот как теперь.
Не спалось. Появилась идея, правильность которой мог подтвердить только эксперимент. Простой, но невероятно опасный. Казалось, он мог даже погибнуть, но потерять возможность изменить свою постылую жизнь, какой он её воспринимал, много хуже. Так размышлял Михаил Андреевич, пока усталость не взяла своё. Во сне он видел навоз, который сгребал в большие кучи, а это, говорят, к деньгам.
Вот и утро - сейчас всё выяснится. "Либо сытое будущее, либо вообще ничего, небытие", - думал Михаил Андреевич, собираясь на подвиг. Способ предельно прост. Поскольку свеча уже немного обгорела, нужно экономить, то есть зажигать только на время перехода. Вот тут-то и возникает масса вопросов, среди которых один, пожалуй, самый главный. Что случится, когда он вместе со свечой пройдёт через временной портал.
***
"Всё же ночи ещё холодные, одеться бы теплее, - он мрачно усмехнулся. - Ладно, возможно одежда и не понадобится".
Михаил Андреевич посмотрел на сросшийся с бревном пластик, и представил себя органично распределившимся среди брёвен поражённых грибком. Стало не по себе. Он подавил приступ тошноты и, решив, что пора действовать, повернулся к завалу и привёл систему в действие.
Брёвна потеряли объём, задержавшись на какое-то мгновение полупрозрачной картинкой, которая вздрогнула, будто от брошенного в воду камня, разбежалась кругами и пропала, отпустив тапочку и показав реанимированный погреб бывших соседей.
Подняв свою машину времени за предусмотрительно привязанную палку, он как можно дальше просунул устройство в проход и, убедившись, что система работает нормально, вошёл и сам. Ничего не пропало. Теперь самое страшное. Набрав воздуха, он перекрестился и дунул на огонёк.
Кромешная тьма окутала Михаила Андреевича, и некоторое время он не мог понять, что с ним происходит. "Как у негра в желудке", - забытая поговорка вспомнилась сама собой. Видимо время каким-то образом влияет на сознание: в своём настоящем вряд ли он подумал бы таким нетолерантным образом.
Понемногу появлялись очертания потерявшихся предметов. Он жив и не смешался с мусором. Сверху из лаза пробивался слабый лучик. Он поднял голову и увидел, как последний дымок от фитилька тонкой ленточкой просочился в щель.
На сегодня хватит - пора назад. И тут он вспомнил, как аккуратно положил зажигалку на кирпич в своём времени. "Здравствуйте, герр Альцгеймер, - подумал Михаил Андреевич. Перспектива застрять в погребе застойного периода совсем не радовала. - Спокойно, в любом случае придётся подняться, наверняка в доме есть спички. Да-да, как же в советское время без спичек, запаса соли и мешка крупы".
Наверху было тихо. Поэтому, предположив, что сейчас утро (стало быть, молодые на работе, а Ефросинья уехала к сестре жаловаться на зятя), подошёл к лестнице. Но не успел взяться за перекладину, как услышал раздражённый глас старшего поколения:
- Верка, Верк!
- Чего!
- Чаво-чаво - ничаво?! Дымом, слышь, пахнить! Опять Колька твой спички жгёть - деньги переводить! А хату спа́лить, куды пойдем? - В голосе обозначились истерические нотки.
- Что ты каркаешь - прям ворона! Закурил, небось, мужик же!
- Это Колюшок-то?! - она деланно рассмеялась. - Верка, а Верк!
"Все в сборе! Прямо скажем, удачно попал", - путешественник убрал руку и, на всякий случай отступил под лестницу. Сверху уже неслись душераздирающие вопли:
- Ой, Верка, он мене бьеть, бьеть! Паскуда грёбана-ай! - тоненько заголосила баба Фрося.
- Ты что, сбесился?!- отпусти, идиотина, на работу опоздаем.
Скандал прекратился внезапно. Теперь были слышны только всхлипывания бабки Фроси и приглушённый голос Колюни, торопливо бормотавшего неразборчивые угрозы. Вскоре стало слышно, как супружеская чета прошествовала к выходу и прежде чем закрыть за собой дверь, Николай пригрозил: придёт с работы разберётся...
- Спугал! - крикнула вслед баба Фрося. - Держи карман, жульман! Вот мильтонов позову! Ишь, яйцо кака́я!!!
Вскоре всхлипывания стихли, и неожиданно повеселевшим голосом она спела частушку:
- Ой ты Коленька-Колюня
Он красивай на лицо
А комиссия признала
У яво одна яйцо.
Не делая паузы, она тут же затянула свою бесконечную мелодию.
"Надо выбираться", - подумал Михаил Андреевич и начал восхождение. Плана не было - вся надежда на случай и удачную импровизацию. Лестница скрипнула. Ноющие звуки, которыми, вместо песни, веселила себя Фрося, оборвались на полу-ноте. Наступила гробовая тишина.
В этом безмолвии оглушительно ударилась откинутая лядва, и из подпола плавно поднялось, небритое существо в подштанниках по колено, с картиной на груди, изображающей средний палец. В руке существо держало ржавый подлампадник, в который была криво вставлена потухшая свеча. Вот это было хуже всего и точно не к добру.
- Здравствуй, бабушка, - как можно ласковее произнёс Михаил Андреевич, чем ещё больше напугал Ефросинью.
Кровь отхлынула от лица, и она даже не дышала, только таращила изредка мигающие глаза.
- Не найдётся ли спичек, а то вишь, свечечка погасла, он грустно посмотрел на обгорелый фитилёк. - Плохо без огонька.
Баба Фрося была уверена, что люк медленно закрывался сам собой. Так же медленно, и плавно, погружался в подпол и необычный гость. Когда мешковатая фигура скрылась, и над люком осталась одна голова, Ефросинье показалось, что голова эта сама по себе приблизилась к её лицу и зловеще прошептала: "Никому не рассказывай, ещё вернусь", - и пристально посмотрела на Ефросинью.
Она ещё долго сидела на своём сундуке с открытым ртом и вставной челюстью в подоле. Надо признать, Господь Бог одарил её крепким здоровьем.
***
Удача! Всё получилось. Он рассматривал спички, только что доставленные из семидесятых. Новенькие, с коричневыми головками, в деревянном коробке, с этикеткой посвящённой океаническим рыбам. "Хек, - прочитал Михаил Андреевич, - полезна для здоровья". Вечером, сгорая от нетерпения, он присел рядом с женой.
- Ты смотри! Уже и забыла, как они выглядят. Знаешь, ведь я была заядлой филуменисткой, а этой серии, "Океанические рыбы", у меня не было: к тому времени, когда она появилась, увлечение уже закончилось. Коробочка даже деревянная... Ещё вот краешек дощечки не заклеен - беленький такой, тонкий. Если его отломить, то можно использовать вместо зубочистки.
- Да-да, так многие тогда делали.
- Можно подумать, сам не делал. Слушай, откуда? Надо же, новые совсем!
- Да, за ящиком со свечками лежали.
Михаил Андреевич понял, что сделал глупость. Показалось, если жена узнает, ничего не выйдет и теперь выкручивался, как мог. Но супруга не унималась.
- Странно - запах чужой. Я почему-то твоих соседей вспомнила. Бабку эту, как её звали? Помню ещё, когда они керогаз разжигали, через стену чувствовалось.
- Керосинку, Марусь. Керосинка это была.
- Какая разница?
- Ну, милая моя, существенная.
Зацепившись за соломинку, ему удалось, наконец, развить тему, и увести разговор в другую область. За время лекции они успели поужинать, попили чая. Уже в постели, проваливаясь в сон, он долго объяснял принципиальную разницу в работе хитроумных приспособлений прошлого, в которых неожиданным образом появлялись, то дрова для растопки, а то и пьезоэлемент для поджига...
***
Часть суток, в которую он попадал при перемещении, была на редкость неудачной. Предположив, что, изменив момента отправления, изменит и время прибытия, он не спешил приводить в действие агрегат.
Сходив в магазин за удлинителем, Михаил Андреевич переоделся и, думая о прошлом, начал разбирать завал в настоящем.
Так прошло несколько часов. Наконец решив, что пора, он взял узелок, необходимый в подобном путешествии и активировал систему.
Всё было по-прежнему. Те же картофель, лестница и куча хлама. Так же как и в прошлый раз наверху было тихо. Не задувая свечу, путешественник нарочно погремел старой кастрюлей под лестницей. Результат не заставил себя долго ждать.
- Верк, а Верк, забыла чаво?
Не получив ответа, она предположила худшее.
- Колька - ты, ирод?!
Но вместо двери скрипнул люк и стал потихоньку подниматься.
Михаил Андреевич торжественно положил узелок на табуретку и, не выпуская из рук подлампадника, подошёл вплотную к сундуку.
- Здравствуй, добрая женщина, а я к тебе, с гостинцами, - многообещающе произнёс он. - Знаю, о чем мечтаешь, помогу
Жутковато, конечно, но, будучи человеком практичным, Ефросинья много передумала за прошедшие сутки. В результате она пришла к выводу: из ряда вон выходящий случай сном не является и, судя по отношению к ней домового, а именно таким образом она идентифицировала Михаила Андреевича, сулит удачу и немалые выгоды. Доможил обещал наведаться ещё раз, и на этот случай она запаслась упаковкой спичек.
От очередного коробка визитёр не отказался. И баба Фрося своего не упустила и обратилась к "хозяину" с весьма деликатной просьбой, - услуга за услугу, так сказать.
"Всё уже сделано", - Михаил Андреевич кивнул на узелок, попросив кое о чём и бабу Фросю. Уже в погребе, зажигая свечу, он услышал глухой стук в стену и в ответ усталый голос его матери. К горлу подступил комок. Спасаясь от нахлынувших чувств, он спрятался в будущем.
***
Баба Фрося не считала себя глупой. Однако, магический предмет из узелка, который держала в руке, никак не укладывался в привычные понятия. Видать, на то он и магический, что непонятный. А может, обманул домовой-то: "Держи, - говорит, - бабка, - Делай, как сказал. Только на себе не пробуй". "О, идёть, аспид. Ну, Господи благослови!".
Николай был зол: не удалось отметить получку с коллективом: охранники отобрали бутылку на проходной. Следом пришла Верка, у неё на складе слишком быстро обнаружили пропажу трёхкулачкового патрона.
Ефросинья поняла сразу - скандалу быть. Чтобы приблизить кульминационный момент, она потихоньку затянула арию бабской доли. Потом сделала паузу и, поскольку повторяла эту фразу довольно часто, только и успела произнести:
- Верк, а Верк...
Николай, снимавший в этот момент свои брюки клёш, резко выпрямился и, демонстрируя особенности холерического телосложения, расставил, торчащие из чёрных семейных трусов, тонкие ноги. Он тяжело дышал. Скулы, с натянутой на них тонкой кожей, покрылись нездоровым румянцем.
На сей раз он даже не предварил битву бранными словами, перешагнув брюки, молча достал орудие кары и двинулся к сундуку.
- Не смей оскорблять мою мать, - хрипло крикнула любящая дочь, и Баба Фрося, увеличила децибелы гимна угнетённых.
Сражение было кратким. В тот момент, когда супостат замахнулся своим носовым платком, сатиновые покровы приподнялись и обнажили бледное место в районе паха. В этом направлении и скользнула морщинистая рука Ефросиньи, сжимающая преподношение подвального гостя.
Мерно потрескивая и озаряя трусы мертвенным светом, между ног хулигана сверкнули молнии. Тщательно уложенная причёска заводского модника встала дыбом. Николай страшно оскалился, выкатил немигающие глаза, и, сотрясая ветхий настил, рухнул на пол в неестественной позе.
- Слышь, Верк, - задумчиво оглядев поле брани, произнесла Баба Фрося в сторону онемевшей дочери. - Таперича и без комиссии всё ясно. Это я про яйцы.
С этого дня жизнь Ефросиньи кардинально изменилась. Если Верка на правах близкой родственницы всё ещё позволяла себе робкое бурчание, то недавний обидчик боялся даже приблизиться. А поскольку спальное место тёщи, находилось в узком коридорчике, он пробирался мимо сундука, как можно плотнее прижимаясь к стене, чтобы коварная старуха не могла до него дотянуться. Через несколько дней они и вовсе съехали на квартиру. Михаил Андреевич торжествовал: путь свободен.
***
Ефросинья с блеском справлялась с порученным ей заданием. По вечерам она выходила к сверстницам, распространяя, между прочим, информацию о скором прибытии дальнего родственника. Кроме того, выпросила у матери Михаила Андреевича пяток старых свечей.
Увы, не сработало. Сколько Михаил Андреевич не зажигал фитилёк, используя спички разного времени, сколько не вставлял свечи под разными углами, - ничего не получалось. Вероятно, не содержали они энергии тех лет, которые накопила в себе единственная пережившая перестройку свечка.
Ну, что же, нет так нет. Некогда думать, пора действовать, - наступил час выхода в открытое пространство семидесятых.
Дожидаясь темноты, Михаил Андреевич пил чай с бывшей соседкой и узнавал от неё горячие новости, тщетно ожидая подробностей существования обитателей переулка.
Разум информатора понемногу свыкся с тем, что можно вот так накоротке общаться с потусторонними сущностями, и позволил Ефросинье полностью переключиться на более значимое событие: предстоящий визит вождя кубинского народа Фиделя Кастро Рус и председателя Совета министров СССР Алексея Николаевича Косыгина.
Когда баба Фрося затянула "Куба - любовь моя", Михаил Андреевич поспешил допить чай, переоделся за занавеской и вышел на улицу.
В отсутствие стритрейсеров стояла непривычная тишина, в которой с удовольствием пели сверчки, да где-то вдалеке слышалась пьяная песня припозднившегося гуляки.
Через дорогу против дома начинался небольшой обрыв, на дне которого дремал сад его детского дружка, по весне затопляемый талой водой. Луна освещала длинную дорожку и в самом её конце крытый рубероидом деревянный нужник, - вот оно детство...
Разудалая песня, доносившаяся издалека, потерялась в дальних дворах. Решив, что улицы опустели, Михаил Андреевич достал фонарик и пошёл вокруг квартала, просто осмотреться на подзабытой уже местности. Дойдя до перекрёстка, он повернул налево и лицом к лицу столкнулся с исполнителем разбойного фольклора.
Участник Великой Отечественной скоро уже тридцать лет праздновал день победы, и останавливаться не собирался.
- О, Михрюта, - обрадованный встречей, Ларионыч раскрыл руки для объятий. - Я чего сказать-то хотел. Ты же с Фроськой через стену живёшь? - он понизил голос. - Ты это, аккуратней там, поня́л, - и многозначительно посмотрел на собеседника.
Почувствовав себя раскрытым резидентом, Михаил Андреевич потерял дар речи.
- Я тут Колюню встретил. Давай, говорю, по маленькой, - Ларионыч вздохнул. - Человек он, конечно, говно, но одному-то... вообще. Понимаешь!? Ну, вот..., - почти шёпотом произнёс он, - бабка-то ведьма, получается.
Оправившись от шока, хронотурист хотел проскользнуть мимо.
- Ты погоди, - Ларионыч вцепился в рукав. - Она молнии мечет, поня́л?! Я ведь на слово не верю, особенно Колюшку́. Заставил место показать... Разряд, видать, охрененный был - все волоса попалило. Поня́л?! Это я тебе как электрик говорю.
Ларионыч подозрительно наклонил голову, и попытался сфокусировать взгляд.
- Херово выглядишь. Видно она и на тебя порчу навела.
Внезапно отпустив пленника, он поплёлся дальше по улице. Изредка вспоминая, что песни надо петь вслух. Смотря вслед вечному гуляке, Михаил Андреевич подумал, что, пожалуй, никто толком не знал где жил этот человек, потому что до дома он, как правило, не доходил и спал, в основном где-нибудь в кустах.
Пройдя по знакомым улочкам, Межин миновал скверик общества глухих. Из тёмных аллей, заросших сиренью, доносились возгласы членов организации, от которых у непосвящённого зашевелились бы волосы. На самом деле ничего страшного - всего лишь глухота. Это она вкупе с влюблённостью заставляла издавать звуки наводящие ужас.
За ограду он заходить не стал. Вряд ли, конечно, кто-то поднимет руку на пожилого человека, но Михаил Андреевич мыслил категориями двадцать первого века. Да ещё, попав сюда, почувствовал себя мальчишкой, которого без друзей могли поколотить какие-нибудь мстители из соседнего района. Однако и возвращаться уже пора.
***
Неожиданно пришли дурные вести из северной столицы. Тёща Михаила Андреевича, принципиальная женщина старой закалки, не опустилась до того, чтобы отскакивать на переходе от несущейся на неё иномарки, и лишь угрожающе приподняла трость.
Тормоза импортного автопрома не подвели - это значительно ослабило удар, но и такой малости хватило для перелома бедра и сотрясения мозга, хотя и лёгкого.
Участник конфликта противоположной стороны спортивный автомобиль "Порше" получил продолговатую вмятину на капоте от увесистой палки, которую после кончины мужа крепкая старушка носила "от жуликов".
Михаил Андреевич искренне сочувствовал матери своей жены и всей душой разделял негодование по поводу экстремального вождения, но вспомнив, какую изощрённую ложь пришлось изобретать для прогулки по ночным семидесятым, он, к стыду своему, подумал, что это очень кстати и облегчённо вздохнул.
Закрываться в подвале - странная прихоть. Тем не менее, после отъезда Маши он врезал замок, который можно было запирать изнутри, что поделать: осторожность, прежде всего, и окончательно поселился у бабы Фроси - его машина времени работала крайне неточно. Время по обе стороны больше не совпадало. Михаил Андреевич не обратил внимания на такую мелочь. Накануне он побывал в супермаркете и, накупив вкусностей, явился не с пустыми руками.
Продукты вызвали немалое удивление у современницы продразвёрстки. Вкусив диковинных яств, Ефросинья возлегла на сундуке, риторически спросила: "А можа ты шпиён?" - и против обыкновения Михаил Андреевич услышал вполне оптимистичную мелодию.
Одевшись утром, он критически осмотрел себя в зеркале: давно не стригся и не брился, работая в своей шахте, и борода отросла приличная. Неудивительно, что баба Фрося приняла его за домового. Немного подправив растительность на лице и, убедившись, что вполне соответствует моде начала семидесятых, он, подхватив большой фирменный пакет "Quelle", вышел из дома. Настала пора добыть денег - последнюю заначку он оставил в супермаркете.
***
Толкучка просыпалась рано. Но Геныч всегда был первым: собратья по бизнесу уведут самое интересное из-под носа. Ведь нуждающийся человек придёт продавать как можно раньше, на то он и нуждающийся. А раз нуждается, отдаст дешевле и, срубив капусту, больше не придёт и не увидит, как Геныч наваривает на его товаре.
Поэтому, когда он заметил в сторонке ветерана, упакованного в джинсу, с пузатым фирменным пакетом - очень удивился. Не только тому, что мужик пришёл раньше него. Уж очень странным был этот человек.
Он вполне годился ему в дедушки, но поведение совершенно не соответствовало возрасту. Дед сидел на лавке, будто она была его собственностью и с такой безмятежностью, словно не существовало ни разгонов с облавами, ни статьи за спекуляцию. Раскинув руки по спинке, он выстукивал пальцами отнюдь не Калинку. На ноге, покачивающейся в такт загадочному ритму, была одета офигенная вельветоновая туфля, от вида которой у Геныча просто перехватило дыхание - ничего подобного он никогда не видел.
Может, из-за бугра? Говорят, в универ бундесы понаехали. Пришёл сдать чего-нибудь: командировочных не хватает. Ну, конечно, как же я сразу не догадался? В таком случае надо спешить, пока не перехватили. С другой стороны ни бундесы, ни штатские рано никогда не приходят, а среди деловых вообще никогда не появлялся - уж кому, как не Генычу это знать. Но и на мента он тоже не тянет: их, во что ни одень, дисциплина так и прёт. Ещё немного поразмыслив впустую, он решил рискнуть: не упускать же удачу.
Подойдя к лавке, Геныч повернулся так, чтобы и его пакет "Wrangler" был виден и постоял в ожидании реакции. Субъект добродушно улыбнулся в его сторону, ничего не сказал, и продолжил выстукивать свой заводной ритм. Тогда Геныч собрался с духом и заговорил первый:
- Гуд морнинг, - с трудом произнёс двоечник и вопросительно посмотрел на пакет.
Приветствие на ломанном английском обескуражило Михаила Андреевича. Сначала он хотел подыграть своему собеседнику но тут пришла более перспективная идея.
- Давай лучше по-русски, - и, понизив голос, добавил. - У меня прогерия.
Такого слова Геныч не слышал, но, чтобы не показаться дураком на всякий случай спросил:
- Сколько?
- Да с восемнадцати, наверное.
Геныч подумал. Получалось, что друг друга они не понимали, кто-то тупил: либо прогерия не товар, либо ветеран с тараканами и как следует. А если это наркота, и дед живая реклама снадобья.
Засосало под ложечкой. Он хотел потихоньку отойти в сторону, но на площадке никого не был, и пока искал достойную причину, Михаил Андреевич догадался пояснить:
- Это преждевременное старение. Вот, за четыре года постарел, как за сорок, - он развёл руками, мол, что поделаешь?
- Чува-ак, - протянул сердобольный Геныч. - Я балдею!
***
Они проговорили долго. Геныч был потрясён эрудицией нового знакомого. Миша мог без труда назвать все диски The Beatles, разделяя их на календарные, концертные и сборники. Ещё он помнил названия всех песен: какая в каком альбоме находится, кто написал и кто исполнил. Помимо всего ещё и сорокопятки с синглами, о которых Геныч слышал только краем уха и не мог проверить правильность информации.
Это касалось не только Битло́в. В необъятной кладовой его памяти хранились сведения о невероятном количестве других групп. Кроме того, он знал множество подробностей из жизни суперзвёзд. Подробности эти были поразительными. Но информация об Элтоне Джоне была настолько невероятной, что сразила просто наповал!
Он не поверил - воспринял как оскорбление. Однако, закованный в фирму́ знакомец, выглядел настолько авторитетно, что даже самоуверенный Геныч, хотя и не поверил до конца, ушёл в подавленном состоянии.
Возвращаясь с пустым пакетом и бумажником, плотно набитым советскими купюрами, Михаил Андреевич подумал, что операция по внедрению прошла успешно. Он купил эскимо, занял лавочку в скверике невдалеке от остановки, стал неторопливо разворачивать запотевшую на жаре фольгу.
В ожидании автобуса стали собираться "садисты". Он усмехнулся: так по молодости они называли дачников-огородников. Обмотанные влажными тряпками саженцы, зачехлённые лопаты и тяпки соприкасаясь в людской толчее друг с другом, издавали скрежет, вызывая возмущение подраненных и испачканных садоводов. Повсюду звучали виноватые извинения "мягкотелых интеллигентов", и бесцеремонные претензии большей части общества. Образовалась длинная очередь желающих сесть на редко курсирующий транспорт, и в ней постепенно разгорался скандал.
Пожилой, нервный мужчина проявлял беспокойство в ожидании своей спутницы, ушедшей в магазин. Он крутился из стороны в сторону, и вместе с ним совершал опасные движения остро отточенный инвентарь.
Мужчина нервничал и мало обращал внимания на замечания, которые в грубой форме делал ему верзила в брюках, на расклёшенной части которых были нашиты цепочки с якорями. Было понятно, что молодой человек потратил много времени на моделирование эксклюзива, однако осторожничать не собирался и будто специально подставлял ноги.
Результат не заставил себя долго ждать. Острый край тяпки чиркнул по штанине, как бритвой срезав любовно притороченное украшение. Модник взбесился и перешёл, как говорится, к насильственным действиям. Юркий старичок не давал спуска хаму, он размахивал своими сельхозорудиями, перескакивал с места на место и подвергал опасности уже всю очередь. Отовсюду слышались возмущённые возгласы.
Участники конфликта большей частью встали на сторону испорченного клёша и если бы не сдерживающий фактор в виде граблей, находящихся в боевой готовности, давно поколотили бы холерика. Наконец, совершив очередной отскок, пожилой садовод не заметил оставленного на асфальте рюкзака, споткнулся и неловко повалился на тротуар.
Две обременённые лишним весом женщины, вероятно сёстры, (они молниеносно перешли на сторону поверженного) громко по-детски завизжали. В этот момент вернулась из магазина жена земледельца. Выставив авоську перед собой, она несколько раз толкнула обидчика в грудь и, как и следовало ожидать, облила кефиром "клёвую" рубаху с погонами. Верзила озверел и стал размахивать руками, собираясь уже пустить в ход кулаки.
На крики и визги прибежал милиционер - обгаженный модник ретировался. В ту же секунду подъехал автобус, который моментально наполнился до краёв людской массой. Те, кто не уместился в салоне, цепляясь друг за друга, гроздьями повисли на подножках. Никто уже не боялся вил и граблей: оказаться свидетелем и застрять в участке на несколько часов было намного хуже.
То, что произошло дальше, не на шутку напугало и Михаила Андреевича. Несмотря на удалённость от военных действий, он ясно услышал, как голосом, не терпящим возражений, сержант потребовал документы.