Мы стояли за зданием школы и курили. Матвей, который учился вместе со мной в 8 "Б" наконец-то впервые решил попробовать сигарету, и каждый из нас ждал его первой затяжки. Меня научил курить восьмиклассник Косой, а того - Цыган. Цыган, бросивший школу два года назад, был первым, кто начал курить, в нашей кампании. На самом деле ему везло, ведь его никогда не ловили. А вот меня однажды поймала завуч. Если бы она поймала кого-нибудь другого, было бы не так страшно. Но в тот день подвернулся именно я. А ведь завуч - подруга моей бабушки, каждую субботу с ней чаи гоняет. Тогда бабка сильно на меня рассердилась, на целый день дома заперла, обещала родителям написать. Хорошо, что отец с матерью на заставе, далеко отсюда, а то тогда бы точно всыпали бы мне по пятое число. А бабки я не боюсь. Чего её бояться? Поголосит немного и успокоится. Ей до меня, честно говоря, с ранних лет особо дела не было, если бы ни мать, она бы и внимания на меня не обращала.
Но поскольку, как я уже сказал, бабки я не боялся, мы стояли за школой и пытались научить Матвея курить.
- Давай, ну что ты как баба, - подзадоривал Косой.
Матвей был русый дородный парень, выше нас на пол головы и шире в плечах, вообще бабуля моя звала его странным таким словом "акселерат".
- Заткнись, дай погожу, чутка, - огрызался в ответ Матвей.
- Чего тут годить? Кури уже или иди домой кукол в платьица одевать, - зло пробурчал Косой и начал тереть левый глаз, который вечно стремился у него к переносице.
Немногословный темноволосый смуглый Цыган, которого на самом деле звали Гриша, пристально смотрел на Матвея и ухмылялся.
Тот в свою очередь ещё раз покрутил сигарету в руках, обнюхал, потом вставил в рот и начал чиркать зажигалкой - тут я заметил, что руки у него дрожат.
- Нюхает он её как собака, - опять заворчал Косой, - Рыжий, ну скажи ты ему, что хватит волыну тянуть, пусть либо курит, либо идёт к мамочке, а то замёрз я как Бобик.
Действительно было холодно. Ноябрь окружил наш посёлок серыми тучами, которые время от времени осыпали его белой крупой. Дело близилось к зиме, но снег ещё не ложился - снегопады то и дело сменялись дождём, который превращал дороги в грязь и делал воздух тяжёлым и очень холодным.
Матвей всё никак не решался. Мне он, признаться нравился больше остальных, но я и сам порядком замёрз.
- Кури или пошли, на самом деле осточертело тут стоять, - решил немного поторопить его я.
Матвей поджёг сигарету и готов был сделать первую затяжку. Мы застыли в ожидании: вот-вот можно будет вдоволь посмеяться. Но тут Цыган тихо произнёс:
- Сопля идёт.
Действительно чуть поодаль от нас шёл домой Сопля. Сутулый сухощавый пятиклассник в очках с толстыми линзами и огромным портфелем. А главное - всегда с сопливым носом. Он то и дело шмыгал своим огромным носом, а выражение лица у него было такое, будто он в любой момент готов разрыдаться.
- Эй, Сопля, иди сюда, - заорал во всю глотку Косой, - иди, чё скажу, не бойся.
Но Сопля только ускорил шаг.
- Пошли, - скомандовал Цыган.
Мы побросали сигареты и устремились за Соплёй. Тот в свою очередь ещё немного ускорился. Мы никуда не торопились - бегать этот хлюпик не умел.
Очень быстро мы его настигли.
- Ты чего не отзываешься, - спросил Косой. Он всегда первым лез на рожон.
Сопля сохранял стоическое молчание.
- Тебе вопрос задали, - тихо произнёс Цыган.
Сопля продолжал играть в молчанку.
-Совсем охамел, - подал голос я.
Сопля шмыгнул и снова ничего не ответил.
- Так и будешь молчать? - снова обратился к нему Цыган и подошёл к нему чуть ближе.
- Мама сказала с вами не разговаривать, - пробормотал Сопля и тут же осёкся.
Косой сразу заржал в голос:
- Слышь, пацаны, мамка ему сказала, ой сейчас умру!
И тут же весьма картинно схватился за живот.
- А больше твоя мамка ничего не сказала.
- Сказала, чтобы после школы я сразу шёл домой, и не обращал на вас внимания.
- Ну не обращай, - ответил Цыган и преградил ему дорогу.
Сопля попробовал пройти чуть дальше, но упёрся Цыгана. Отошёл чуть вправо, Цыган сделал то же самое. Так они метались примерно с минуту, а потом парень умоляющим голосом произнёс:
- Ну, ребят, ну, дайте пройти.
- Проходи, не обращай внимания, - тихо произнёс Цыган и осклабился.
Сопля опять попытался его обойти - безрезультатно.
- Чего я вам сделал? - пролепетал он дрожащим голосом.
- Поплачь ещё, баба! - злорадно крикнул Косой. Но Цыган сделал жест рукой, и Косой тут же замолчал, как дрессированная собачонка.
- Ты нам не нравишься.
- Вы мне тоже не нравитесь, но я вас не трогаю.
- Ах, мы тебе не нравимся?
- Нет, погоди, я не то хотел сказать...
- А что ты хотел сказать?
- В смысле, что я вам ничего не сделал.
- Разве? Кажется, сейчас ты нас оскорбил. Правда, ребят? - обратился Цыган к нам.
Мы синхронно закивали.
- Видишь, ребята со мной согласны. И не стыдно тебе обижать нас, почтенных людей?
- Но я...
- Всё, обида смывается кровью. Либо вставай на колени и извиняйся, либо мы тебя побьём.
Признаться, я тогда немного опешил. Да, бывало раньше, что мы Соплю прессовали, отбирали у него деньги на обед. Но вот унижать, а тем более бить Цыган его ещё никогда не пытался. Я глянул на него и понял, что сегодня он вдруг отчего-то полон решительности сделать что-то из этого. Глаза у Цыгана как-то странно горели. Он улыбался, но улыбка эта больше походила на оскал.
- А если я не хочу вставать на колени.
- Тогда мы тебя станем очень больно бить.
- Но здесь же грязно.
- Твоя заботливая мамаша постирает, не переживай.
Сопля застыл в нерешительности.
И тут в разговор вмешался Матвей:
- Ладно тебе, Цыган, давай отпустим. Хватит с него на сегодня.
- Нет, не отпустим, - огрызнулся Цыган.
- Хватит, прекращай, это уже слишком.
- Но я хочу, чтобы он встал на колени.
- А я не хочу, и Рыжий вон не хочет.
- Выходит, вы на его место хотите? Могу устроить.
Матвей взглянул на меня глазами полными надежды, а я в этот момент застыл в нерешительности. Цыган был старше нас на три года, говорят однажды отметелил какого-то алкаша почти до полусмерти, и его чуть не упекли в колонию для малолеток. Прикинув даже наши на двоих с Матвеем шансы, я понял, что связываться с ним не очень-то и хочу.
Мне помог случай. Сопля всё решил за нас и рванул в сторону, пытаясь сбежать. Но Цыган оказался проворным и поймал его за воротник куртки. Потом свободной рукой метко ударил ему под рёбра. Сопля крякнул и загнулся. Тогда Цыган пнул его куда-то в область колена. Сопля вскрикнул и осел. Цыган отвесил ему оплеуху и уложил на землю.
- Пинайте его, - скомандовал он. Косой тут же по команде рванулся вперёд. Мы с Матвеем стояли.
- Пинайте этого сучонка или у вас кишка тонка? Мне что вас самих пинками гнать?! - рассвирепел Цыган.
Мы нехотя подошли к лежащему Сопле и начали его легонько пинать.
- Сильнее, не жалейте выродка! - крикнул Цыган.
Пришлось усилиться. Через несколько минут Цыган первым отошел в сторону и сказал:
- Харе. Хватит с него на сегодня.
Мы тут же остановились.
- Пошли домой.
Мы отступили и отправились вслед за Цыганом. Напоследок я оглянулся и увидел, что Сопля лежит в грязи и плачет. Шапка слетела с него, жидкие русые волосёнки перепачкались, очки улетели куда-то в сторону, а куртка из коричневой превратилась почти в чёрную.
Мне вдруг стало как-то совсем не по себе.
Когда на развилке я расстался с парнями, мне совсем поплохело. Я шёл к своей пятиэтажке, и мне было просто тошно. Казалось внутри меня сидит какое-то мерзкое существо, готовое вот-вот вырваться наружу. Внезапно меня стошнило.
Потом практически сразу, во второй раз. А после я поднял голову и увидел, как первые сумерки застят небо. Подул ветер, пошёл редкий снежок, начали зажигаться фонари. Разбитый асфальт блестел, и по нему ползли гонимые ветром опавшие жёлтые листья.
Я глянул своё на своё отражение в ближайшей луже. В электрическом свете фонаря я показался себе бледным как поганка.
Я буквально влетел домой, скинул куртку, быстро поздоровался с бабушкой, по обыкновению крикнул "нормально", даже не вслушиваясь в вопрос, и упал на кровать.
Что-то было не так, но я никак не мог понять, что именно.
Я всегда старался не ходить в школу по одной и той же дороге несколько раз подряд. Одни и те же унылые пейзажи нашего посёлка навивали на меня тоску.
Поэтому я чередовал маршруты, каждый раз замечая, что поменялось на той или иной улице. Вот заколотили дом Семёновых - они переехали в город. Вот в дом Прокопова, утонувшего два года назад, въехали какие-то дачники. Там поставили новый забор, здесь, наконец, убрали с дороги ржавый москвич, неизвестно кем оставленный около хлебозавода много лет назад. Гулять я мог долго, но чаще всего примерно два первых урока. Только мимо больницы я старался не ходить, потому что там работала бабушка. Не дай Бог она в этот момент увидела, что вместо занятий, я опять "шляюсь, где попало" и точно написала бы матери. А она бы не поленилась приехать, точно говорю, тогда бы мне точно не поздоровилось.
День был серый и непогожий. Ночью снег всё-таки лёг на землю и решил уже больше не таять. Ночная метель сменилась мелкой крупой метающейся из стороны в сторону под порывами порывистого ветра.
Я высчитал, что первыми уроками у меня две геометрии, и решил благополучно их прогулять. Галина Кондратьевна точно не обидится, так как, что есть я там, что нет - толку ровным счётом никакого.
Я решил свернуть на Заводскую улицу. Она была на самой окраине посёлка. На ней оставалось жилыми только пять домов, в которых либо пили самогон, либо доживали последние два понедельника. Это в принципе исключало опасность того, что кто-нибудь из бабулиных знакомых (увы, её к моему глубокому сожалению, знала добрая половина посёлка) меня увидит и доложит ей.
Поэтому я свернул на узкую дорожку и стал высматривать что-нибудь интересное. На покосившихся заборах лежал снег. Серое небо доедало остатки солнечного света. На улице не было ни души.
Я шёл и слушал крики ворон, гомонящих, сидя на ветках берёз, тянущихся вдоль обочины.
- Стройся! - истошный мужской крики нарушил спокойствие Заводской, - стройся, я кому сказал! Убью!
Дальше голос выдал пару крепких словечек, и вдруг раздался выстрел. Завопила тонким срывающимся голосом женщина. Этот крик ...Я никогда не слышал такого крика. Так, наверное, кричали только обреченные на смерть. Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову в тот момент.
Я соскочил с дороги и осторожно рысцой побежал вдоль заборов. Меня наперекор друг другу распирали страх и любопытство. Пока было не особо понятно, что из них в итоге переселит, но ноги всё-таки несли меня к тому месту, откуда раздался выстрел, хотя голова убеждала убираться отсюда подальше.
- Я вам наведу шухеру, шавки поганые, - снова закричал мужчина.
- Коля, не надо! Пожалуйста, хватит! - запричитала ему в ответ женщина.
- Заткнись, мразь! Ты только шляться умеешь по мужикам, а про ублюдка твоего я вообще молчу...
Я подобрался ближе. Старый бревенчатый дом был окружён высоким забором, состоявшим из досок, которые поселковые мужики часто воровали на лесопилке в соседнем селе. Они были новенькими, широкими и пахли смолой, но сколочены кое-как, поэтому между ними оставались большие щели, через которые было всё видно. Вопреки забору, дом был в плохом состоянии. Он практически завалился на правый бок, а часть брёвен давным-давно сгнила.
На покосившимся крыльце стоял мужчина в майке и "трениках". Он был средних лет, высоким и здоровенным, как медведь. Руки его украшали наколки, голова была побрита наголо. Через всё лицо глубокими бороздами тянулись два шрама. Его немного пошатывало, но двустволку он держал крепко.
Двустволка была направлена в грудь сухощавой темноволосой немного сгорбленной женщине, одетой в халат, накинутый на тонкую сорочку и домашние тапочки. Рядом с ней стоял долговязый парень с оттопыренными ушами и острыми узкими плечами без майки, в одних лишь штанах и галошах на босу ногу. Их лиц я не видел, но чувствовал, что на них ничего нет, кроме страха.
Мужик начал кашлять. Кашель перебивался напополам с матерщиной. Потом он смачно харкнул в снег.
Я до чёртиков боялся, что этот уголовного типа мужика - кого-нибудь тут пристрелит, и меня потом тоже порешит, как свидетеля. Но им было не до меня, да и за забором моё тощее тело было не особо видно.
Наконец он прокашлялся.
- Снимайте обувь!
- Коля, я прошу тебя, пожалуйста ... - опять взмолилась женщина и опустилась на колени.
- Закрой поганый рот, встань и делай, что говорят, а то замочу обоих. Сначала измордую так, что мать родная не узнает, а потом поставлю к стенке и пристрелю!
Она послушно вскочила.
И тут я понял, что всё самое ужасное было ещё впереди.
Женщина и парень, всё это время молчащий и лишь дрожащий от холода, сняли с себя эту хлипкую защиту и оказались босыми ногами прямо на снегу.
- Побежали по кругу! Раз-два, раз-два...Я кому говорю! Вперёд!
И они побежали. И тут я увидел их лица. Женщину я впервые видел. А вот парень...
Цыган. Цыган с глазами полными слёз и ужаса бежал за своей, как я понимал, матерью, по кругу, а их грозный мучитель наблюдал за всем этим с довольной рожей.
- Быстрей! Быстрей, кому сказал! Будешь, шалава, знать, как от меня бухло прятать! Засните у меня сегодня только - ночью обоих топором порешу. И мне ничего не будет - вся милиция знакома, а тюрьма - мой родной. Сечёте?
Они бежали и секли.
А я сидел за досками чуть живой от ужаса и почти не дышал. Не знаю, сколько это длилось. Мне казалось, что время остановилась в этом безумном беге и теперь это никогда не закончится.
И тут мужик расхохотался. Он смеялся громко, неистово, с бульканьем, опустив ружьё и держась за живот. Потом он отсмеялся и спокойно произнёс:
- Хватит с вас на сегодня, марш в дом.
И они пошли медленно, понурив голову так, как обычно скотина заходит в загон. На ходу Цыган стал одевать галоши. Когда он сблизился с мужиком, тот внезапно размахнулся и со всей мочи влепил ему прикладом по спине. Мне показалось, что у парня затрещали все кости.
- Тебе был приказ одеваться, выродок?! - навис он над согнувшимся в три погибели Цыганом, только когда я скажу, ясно?!
- Ясно - еле выдавил тот.
- Громче. Я не слышу!
- Так точно!
- Вот, молодец, хороший мальчик, понимаешь, кто в доме хозяин.
Я видел лицо женщины. То, что было у неё в глазах, трудно назвать даже обречённостью. Не было названия этому чувству, обозначение той эмоции, которая молнией сверкнула у неё на лице. Она не могла к нему кинуться. Не могла пожалеть его. Даже закричать от переполнявшего её ужаса не могла. Слёзы градом катились из глаз. Она старалась не смотреть ни на мужика, ни на сына.
Их проглотил дверной проход, со скрипом дверь захлопнулась, и весь кошмар снова оказался в плену у бревенчатых стен этого старого дома. Видимо они скрывали его от окружающего мира уже долгие годы.
Но мне некогда было над этим задумываться - пришла и мне пора бежать, куда глаза глядят, ещё не понимая, что от этого не сбежишь.
Бухло.... Для кого-то "водяра".... Кто-то просто называл это пойлом. Понятие это было весьма широкое, поскольку под "бухлом" подразумевалось всё от самогонки до технического спирта.
Но на этот раз Цыган притащил нам бутылку водки. Настоящей водки из магазина. Возможно, из-за неё так злился тот мужик. Нов этот день нам было плевать. Мы сидели в нашей избушке, которую когда-то смастерили сами. Эта была тяжёлая работа, поскольку наши начинания поначалу ломали зареченские пацаны, потом местные синяки воровали наши доски, которые мы собирали по всему посёлку, и пару раз строение разваливалось само.
Но, в конце концов, мы поострили маленькую избушку с земляным полом и двумя скамейкам, что-то вроде шалаша, только намного лучше. В ней мы могли сидеть часами, и нас никто не видел и не трогал.
Я сидел рядом с Матвеем, который из-за роста головой упирался практически в самую крышу.
Цыган и Косой сидели напротив и откупоривали бутылку.
- Пить будем из горла, - произнёс Цыган, - только не перебарщивайте, а то всё здесь заблюёте, дохляки.
- Не заблюём, - отмахнулся Матвей, - я уже три раза у мамки самогонку пробовал, пока она в отключке валялась.
- Ну, и как оно? - поинтересовался Косой, возившийся с бутылкой.
- Первый раз было плохо, думал, что сдохну. А потом - ничего, хорошо пошла.
- А ты, Рыжий, пробовал? - спросил Цыган.
- Да, много раз, - соврал я, стараясь не смотреть ему в глаза.
На самом деле водку я пробовал всего два раза, и в первый раз меня стошнило так, что я думал, что всё нутро наизнанку вывернет.
- Опа, приступим! - крикнул Косой, наконец, откупорив злосчастную бутылку.
Цыган сделал первый глоток, немного поморщился и передал её Матвею.
Матвей тут же ухнул большой глоток и закашлялся. Косой захихикал и протянул руку за бутылкой.
- Давай сюда, ханурик, а то ещё чего доброго выплеснешь половину.
Матвей отдал ему бутылку, и Косой тут же жадно присосался к ней.
- Куда ты столько лопаешь, чёрт косоглазый? - возмутился Цыган, сейчас забуреешь, я потом тебя домой не потащу, здесь на холодной земле спать будешь. Отдавай рыжему.
Вот и настал мой черёд. Мне стало немного страшно. Если стошнит, то точно получу по ушам от них.
Я аккуратно взял бутылку, но рука всё равно подрагивала. Мои губы почувствовали холодное стеклянное горлышко.
- Пей, давай, не тяни, а то тут холод собачий, глотнуть ещё разок надо, чтобы согреться, - начал ворчать Косой.
Я делал вдох, зажмурился и глотнул. Мне тут же обожгло горло. Я с трудом смог проглотить водку и изо всех сил начал пытаться не закашлять.
Прока я жмурился, кто-то начал вырывать у меня бутылку. Я расцепил руку и понял, что она летит вниз.
- Рыжий, твою ж мать! - услышал я крик Цыгана и открыл глаза.
Цыган в последний момент поймал бутылку и теперь со злобой глядел на меня своими чёрными колючими глазами.
- Не умеешь пить, нечего соваться, - огрызнулся он, - если бы разлил, я бы тебя покалечил. Не получишь больше, криворукий.
Ну, и чёрт ним, не очень - то мне и хотелось.
Они продолжили пить. После третьего глотка отказался пить и Матвей.
Цыган и Косой продолжили вдвоём. Когда водки оставалось меньше половины, Косой попытался добить бутылку.
Вдруг Цыган вскочил и ударил его по лицу. Косой упал со скамейки на землю. Цыган со всей силы пнул его несколько раз в живот.
- Ты оборзел? - прохрипел Косой, хватаясь за живот и извиваясь как червяк.
- Это оборзел, гнида косая! - закричал Цыган не своим голосом, - моя водка, мне и допивать. Он уже хотел вцепиться Косому в горло, но тут вскочил Матвей и принялся его оттаскивать.
- Пусти меня, утырок, я ему кишки выпущу!
- Успокойся, Цыган, ну чего вы, из-за какого-то пойла...
- Пусти, хуже будет!
- Не пущу, сядь и успокойся.
Вырваться из железного захвата Матвея пьяному Цыгану не представлялось возможным, поэтому через некоторое время он утихомирился и обмяк. Матвей усадил его на скамью.
Я подошел к лежащему Косому.
Сначала он хихикал, а потом пробормотал заплетающимся языком:
- Туман над полями.
- Что-что? - переспросил я.
- Туман над полями. Я шёл тут недавно и видел, когда нег таял.
- И что с того?
- Ну, вот прикинь, мы умрём, а он всё равно там будет.
- Где?
- Над полями. Понимаешь, не зависимо от того, есть мы или нет на свете, он там всё равно будет, этот туман.
- И что с того?
- Да ничего, просто так. Туман вечен.
И он засмеялся тонким почти истерическим смешком.
- По - моему, ты перепил, Косой.
- Пошёл ты. Я не косой. Сам ты косой. А нет, ты рыжий. Рыжий-конопатый, убил дедушку лопатой.
И он захохотал так, что вся избушка заходила ходуном.
- Да, ребят, нам надо на воздух, - сказал Макар и кивнул на дверь.
- Я этот мешок с говном тащить на себе не буду, - огрызнулся Цыган и поплёлся к выходу.
Мы с Матвеем подняли Косого и тоже вышли.
Свежий воздух ударил мне прямо в нос. Шёл сильный снег. Небольшие снежинки плясали вокруг нас в безумном хаотичном танце, а вокруг простиралось заснеженное поле, заканчивающееся далеко за серым горизонтом. Лишь в одном месте тонким шрамом на нём темнела грязная речка, в которой мы иногда удили рыбу.
Цыган дал каждому по сигарете, а потом достал коробок спичек.
Мы курили и молча смотрели на затянутое тучами мрачное осеннее небо. В голове стало проясняться. Где-то вдали раздался протяжный гудок машины, но даже он не мог нарушить сложившуюся тишину.
Не знаю, почему так происходит. Иногда просто так получается. Обстоятельства всегда против тебя. Бывает так, что кто-то оказывается не в том месте и не в то время. Меня всегда раздражало, что это невозможно изменить. Ты просто отмахиваешься и плывёшь по течению: будь, что будет.
Мы стояли и курили, когда на дороге появилась маленькая фигура. Я сощурился и попытался рассмотреть того, кто приближался к нам. С каждой секундой его очертания становились более явными. Вскоре у меня не возникло сомнений, что по дороге беззаботно шагает Сопля. Он шёл легко и немного сутулился. Его тощая фигурка буквально колыхалась на ветру. Он почти по самые глаза был завёрнут в бордовый шарф, а его очки с толстыми стёклами были облеплены снежинками. Похоже, он не видел нас.
Я мельком взглянул на Цыгана. Честное слово, он вдруг стал смахивать на волка. Его глаза заблестели каким-то неестественным хищным блеском. Сам он весь напрягся, оскалился и упрямо глядел на приближающегося Соплю.
Меня била лёгкая дрожь. Всё внутри меня говорило о том, что ни к чему хорошему это не приведёт. Ей Богу, быть беде.
Косой стоял рядом с Цыганом, и на его рябом лице застыла глупая бессмысленная ухмылка. Матвей держался немного дальше от нас, но я видел, что и у него сердце не на месте.
- Стой, - закричал, что есть мочи Косой.
Сопля вздрогнул от неожиданности и застыл.
Цыган быстрым шагом стал приближаться к нему. Он стал охотником, ловким и беспощадным, понимающим, что его дичь уже никуда не денется.
Косой кивнул нам с Матвеем и тоже направился к Сопле.
Тот, в свою очередь, в нерешительности пятиться, но понимал, что бежать теперь бесполезно.
- Что вам от меня нужно? - спросил он дрожащим голосом.
Он смотрел на Соплю дикими глазами, как будто вот-вот собирался броситься на него.
- Ребят, ну отстаньте от меня, я же ничего вам не сделал...
- Деньги есть? - хихикнув, поинтересовался Косой.
- Двадцать пять рублей.
И сопля бросился рыться в карманах.
- Закрой пасть, Косой, - огрызнулся Цыган, - мне не нужны его деньги.
Косой опешил. Он начал бешено моргать глазами, не понимая, что тогда Цыгану от Сопли нужно.
Цыган подошёл чуть ближе и хлестко ударил Соплю в живот. Тот согнулся, и тогда Цыган ударил ему кулаком в подбородок так, что очки отлетели в сторону. Сопля осел на землю и заревел.
- За что? - спросил он сквозь слёзы.
- Заткнись, падаль! Я не велел рта раскрывать! - завизжал Цыган не своим голосом и стал лупить Соплю ногами.
Тот лежал на земле кричал и корчился. А нам всем тало страшно. Такого Цыгана мы ещё не видели. От водки он совсем потерял голову. Я начал бояться, что он забьёт Соплю до смерти, а после примется за нас.
Но через минуту Цыган успокоился.
- Поднимайся, - тихо приказал он.
Сопля не шевелился.
Тогда Цыган пнул его и повторил приказ.
- Вставай, а то мы все вместе продолжим.
Сопля стал подниматься.
- Раздевайся.
- Что?
- Раздевайся, кому говорят.
- Не буду.
- Повтори.
- Не буду.
Цыган ударил Соплю по носу, сразу же брызнула кровь.
- Цыган, хватит, это уж слишком, - попытался остановить его Матвей.
Цыган развернулся к нам. Лицо его перекосило от гнева. Он залез в карман куртки и достал оттуда складной нож.
- Кто полезет, тому кровь пущу, ясно? А ты давай, раздевайся до трусов, а то на ремни порежу, - обратился он к Сопле и показал ему нож.
Сопля вытер кровь рукавом и начал стягивать куртку.
- Ботинки не забудь.
Мы все застыли и не могли сдвинуться с места. Я чуть не плакал. Ухмылка сошла с лица Косого, и теперь на его лице застыл лишь животный страх. Матвей сжимал кулаки и трясся. Сопля, путаясь в рукавах и штанинах, кое-как, наконец, разделся.
- Теперь по снегу, бегом - марш!
Сопля стал наворачивать круги по заснеженной поляне.
- Цыган, не надо, - еле слышно выдавил из себя я.
- С ним рядом хочешь? Я вас уродов всех положу, если кто настучит родителям или в школе проболтается, усекли?
Мы как бараны, закивали головами. А Сопля продолжал реветь и бегать по снегу. Черт дёрнул его пойти по этой проклятой окольной дороге. Такого ужаса я не испытывал даже сидя за забором цыгановского дома.
На глаза у меня стали наворачиваться слёзы. Я ненавидел себя за то, что ничего не мог сделать. Нас было трое, и мы все боялись смерти, боялись острия ножа, которое может в нас попасть. А коли страх оказался сильнее тебя или тех, кто рядом с тобой, стой и смотри, другого выхода нет.
- Ладно, хватит с тебя на сегодня, одевайся, - крикнул Цыган, и Сопля наконец-то остановился.
Он стал натягивать штаны, затем свитер, потом потянулся за ботинками, но Цыган ударил его локтём по спине.
- Ботинки - в последнюю очередь.
Когда Сопля закончил одеваться, Цыган взял его за шиворот, заглянул прямо в глаза и сказал:
- Нажалуешься мамочке, я тебе нос отрежу, поверь мне, я тебя везде найду.
Сопля закивал головой, вырвался и заковылял подальше от этого проклятого места.
Цыган внезапно начал хохотать. Он смеялся громким противным смехом, брызгая слюной так, будто не мог остановиться.
Перестав, он поднял голову на нас и произнёс:
- Что встали, ссыкуны? Валите домой к мамочке и помните, что я вам обещал. Ненавижу стукачей.
Домой мы шли втроём, не говоря не слова. Перед самой развилкой Матвей остановился и схватил меня за руку:
- Рыжий, ну это же кошмар, так же нельзя! Ведь так же нельзя!
Я не знал, что ему ответить.
- Надо же что-то сделать.
В глазах Макара была слабая надежда, что я смогу сказать ему что-то правильное, что поможет нам скинуть с себя всё это.
Но я по-прежнему молчал.
- Да, что мы можем сделать, - пролепетал Косой, - у него нож, он нас всех прикончит.
- Нас трое, а он один. Вы как хотите, а я в милицию пойду.
- Дурак, ты не знаешь, что у него батя там раньше работал, до того, как на Зону попал. Не Цыган, так батя его, нас порешит, Богом клянусь. Нет, вы как хотите, а в это впрягаться, не намерен.
Косой сплюнул и отправился восвояси. Мы с Матвеем переглянулись и тоже разошлись.