Я закрываю глаза и вижу море. Каждый раз я представляю себе его огромные пенные волны, омывающие песчаный берег, его неповторимый шум, проникающий в каждый уголок бухты, его первозданную чистоту, даже когда оно мутное и полное зелёных водорослей после шторма, живительную свежесть, неиссякаемую энергию, которую не могут остановить ни прибрежные рифы, ни пирсы, ни громадные волнорезы.
Да, я вижу море. Каждый раз оно разное, как наша жизнь: то спокойное и умиротворённое, то свирепое и бурлящее, то мерно колеблющееся под лёгкими дуновениями бриза, то разрываемое жестокими и резкими порывами очередной бури.
Я вижу море, которое упирается в далёкий горизонт, усеянный серыми мучнистыми облаками, белыми чайками и увенчанный огромным солнечным диском, на закате окропляющим волны своими алыми лучами, будто поджигая его.
Люди любят море. Люди боятся моря. Они смеются, качаясь на волнах, они легко и беззаботно подныривают под волны и победоносно, с тучей брызг, вырываются из морской пучины обратно или медленно погружаются в воду, опускаясь на самую глубину и почти касаясь дна. Они нарезают круги на моторных резиновых лодках, маленьких катерах или огромных и дорогих белых яхтах.
Ив то же время они плачут, когда море, теряя покой и терпение, выходит из берегов и забирает почти всё, что может и успевает забрать.
Тогда уже становится не до смеха. Тогда все хотят, чтобы море опять успокоилось и вернулось в свои берега, чтобы ветер утих, а все успевшие кануть в пучине, нашли свой покой.
И через какое-то время действительно всё упокоевается, и люди снова смеются и плещутся в солёной воде, нежатся на солнце и лишь иногда с опаской поглядывают на небо: не стянутся ли тучи, не поднимутся ли волн, не сменится ли ветер.
Что до меня, я очень люблю море, люблю те негласные правила, которые устанавливаются между ним и людьми. Ведь море - это одна из немногих вещей, которые люди даже не пытаются взять его под свой контроль.
Подобно легендарному царю, они секут его плетьми, но осознав тщетность всех попыток обуздать стихию, возвращаются в свои дома и безропотно созерцают этот непостижимый круговорот жизни, ограниченный берегами, но свободный по своей сути.
Каждый, кто хотя бы раз в своей жизни видел море, может закрыть глаза и представить его вновь.
Но можно ли при этом увидеть море?
Мне было шестнадцать. Я пришёл из школы пораньше и очень хотел посмотреть футбол по телевизору, пока не вернулся из художественной школы мой младший брат, которого мне надо было непременно каждый день переодевать и кормить обедом, а потом помогать ему делать уроки.
В то время он был для меня маленьким капризным и надоедливым существом, не оставлявшим меня в покое ни на минуту. Я должен был возить его к бабушке на другой конец города, кормить и встречать его с занятий, если их задерживали допоздна.
Мне хотелось хоть иногда побыть одному и позаниматься своими делами, но я вынужден был постоянно присматривать за ним, что очень утомляло. Словом, весёлого было мало.
Я захлопнул дверь, сбросил портфель и, к своему огромному разочарованию, обнаружил в углу прихожей его ботинки.
- Эй, ты чего дома так рано?
Молчание.
Я прошёл в нашу с ним комнату. Он неподвижно лежал на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку.
- Чего не отзываешься?
Снова молчание. Я начал злиться.
- Почему ты не в "художке", у тебя ещё час занятий. Ты заболел, что ли или просто идти неохота?
Брат не поднимал головы.
- Слушай, хватит дурака валять, хочешь, чтобы я матери на работу позвонил и пожаловался? Я ей вечером обязательно расскажу, что ты прогуливаешь.
Он зашевелился. Потом наконец-то повернул ко мне лицо. Он весь вспотел, раскраснелся и беспрестанно шмыгал носом, глаза были мокрыми от слёз, светлые волосы прилипли ко лбу.
- Что стряслось? Ты тут ревел что ли?
- Не твоё дело, - буркнул он осипшим голосом.
- Тебя обидел кто?
- Нет, меня никто не обижал, отстань.
И он снова уткнулся в подушку.
- Эй, давай рассказывай, что произошло.
- Ничего.
- Если ничего, то я пойду сейчас суп греть, а вечером родителям расскажу, какой ты плакса и прогульщик. Нехорошо, брат, в десять лет нюни распускать
Он посмотрел на меня тяжёлым измученным взглядом, пронзительно и долго, а потом едва слышно произнёс:
- Я не вижу моря.
- Чего?
Он повторил громче:
- Я не виду моря.
И что с того?
- Нам сегодня задали нарисовать море. А я не смог. Я его не вижу, понимаешь.
Я не понимал.
- Что за глупости, мы же ездили туда в прошлом году?
- Ездили.
- Ну, ты же из моря не вылезал. Неужели ты уже этого не помнишь?
- Помню. Но я не вижу его.
- Ерунда. Друге же. наверное, нарисовали, хотя я уверен, что не всем из них довелось побывать на море, как тебе.
- Всё равно это не то.
- Тебе всё не то. Надоело рисовать, так и скажи
- Нет, мне нравится писать картины. Я очень хочу их писать, честное слово. Но я не вижу моря.
- Вот заладил. Давай, я тебе фильм включу, где море есть?
- Это не то.
- Ну, давай тогда, в картинную галерею тобой сходим, там, скорее всего, есть этот, ну как его там, Айвазовский или, в конце концов, я тебе фотографии наши с моря в альбоме найду?
- Не надо, я так моря не увижу.
- Всё тебе не нравится. Слушай. надоело мне тут с тобой цацкаться. В общем, ничем я тебе больше помочь не могу, пойду обед греть, присоединяйся. ели хочешь.
Брат поел чуть-чуть, без аппетита, и тогда я совсем на него рассердился и отправил обратно в комнату. Потом помыл посуду, сел делать уроки и на несколько часов забыл о брате, его картинах, о злополучном море, обо всём.
Потом вернулись с работы родители, как всегда уставшие и недовольные. Отец ушёл смотреть телевизор, мама готовить ужин, всем было не до нас.
За ужином брат снова почти ничего не ел, а только возил еду ложкой по тарелке.
- Ты чего не ешь? - рассердилась мама, - я зря, что ли готовила?
Брат тяжело вздохнул и произнёс:
- Я не вижу моря.
- И что с того?
- Он с обеда это заладил, решил встрять я, - им сегодня задали нарисовать, а он не смог.
- ты же был на море? - оторвавшись от еды, удивился отец.
Брат опять тяжело вздохнул и с усилием начал есть свою кашу.
Ночью мне не спалось. Я смотрел, как мо брат ворочается во сне, кряхтит и никак нге может успокоиться.
"Не видит он моря, глупость какая-то", - подумал я и немного забылся
Когда я проснулся, было около полуночи.
Брат лежал без одеяла, в какой-то неестественной позе и бормотал, будто бы в бреду: "Я не вижу моря".
Я осторожно подошёл к нему и потрогал лоб. Он был горячим. Брат всё бормотал, его тощее тельце содрогалось, а я стоял столбом и не зал, что делать.
И тут, в бледном лунном свете, пробивающимся сквозь тонкие занавески, ко мне пришла совершенно дикая, сумасшедшая идея.
Я быстро прошмыгнул в ванную, покрепче затворил дверь, воткнул пробку и тал набирать воду.
Потом я вернулся обратно в комнату, порылся среди вещейи достал синюю коробку из-под обуви.
Оставалось самое сложное.
-Вставай, - едва слышно прошептал я брату, - вставай. пошли за мной.
- Что? Куда? - спросил он слабым голосом.
- Тише, не разбуди родителей. Просто идём со мной, доверься мне. Всё будет хорошо.
Он встал, и мы прокрались по тёмному коридору в ванную. Главное было не споткнуться и не выронить коробку, которая была у меня под мышкой. Наконец мы оказались в ванной комнате.
- Снимай пижаму и залезай, - приказал я.
- Чего ты придумал? Я не хочу сейчас мыться!
- Тихо, не кричи. Просто верь мне, пожалуйста, очень тебя прошу.
Он поколебался, а потом стянул с себя пижаму и залез в воду.
- Закрой глаза.
Брат зажмурился. Тогда я открыл коробку и достал оттуда самую большую ракушку, а потом приставил её к его уху.
- Молчи и слушай. Слышишь шум? Это шумит море. Сейчас ты на море. Чувствуешь, как плещутся волны?
И начал водить рукой по воде, приводя её в движение.
- Вот тебя обдувает лёгкий бриз.
И я подул ему на волосы.
- Ты чувствуешь, как колышется вода, дует ветер?
- Чувствую.
- Ты слышишь, как шумит море?
- Слышу.
- А теперь представь, что ты сидишь в нём и смотришь на небо, на чистое голубое небо над тобой кружатся огромные белые чайки и плывут крошечные облачка. представь его синеву, его волны, большие и пенные, представь песок и, усыпанный мелкими ракушками и водорослями, почувствуй его запах его солёный вкус и нарисуй у себя в голове это неспокойное синее полотно, уходящее за горизонт. Давай, не бойся, ты справишься. я знаю. Вспомни, как мы бегали смотреть с тобой закат. Помнишь, какой красной тогда была вода?
- Помню.
- Скажи, теперь ты видишь море?
Он сделал глубокий вдох, чуть помедлил, а потом улыбнулся безмятежной и кроткой улыбкой.
- Да, теперь я вижу его, я увидел море.
- Нарисуешь мне его завтра?
Он сделал ещё один глубокий вздох и открыл глаза. Они буквально сияли от восторга.
И он радостно закричал во весь голос:
- Я вижу море! Теперь я вижу море!
В коридоре послышались шаги. Конечно, ясно, что такой крик разбудил бы не то, что родителей, но и добрую половину дома. Мать ругала нас, на чём свет стоит. Когда она вытирала его полотенцем, он посмотрел прямо на меня своим проникновенным взглядом и прошептал одними губами: "Спасибо".
Помню, меня здорово наказали за эту странную "ванну на ночь", почти на месяц запретили гулять с друзьями и лишили карманных денег. Но мне было всё равно, ведь я помог брату увидеть море.
Самое странное, что я до сих пор не знаю, что видел он тогда, сидя в этой ванной раковиной, прижатой к уху и моими глупыми, как мне на тот момент казалось, бреднями о море. С того момента мы ни разу не вспомнили ту ночь и не обмолвились об этом ни единым словом. А четыре года спустя я похоронил своего младшего брата.
Одно я знаю наверняка: я могу увидеть море, не видя моря.
Каждый день я смотрю маленькую картину, написанную акварелью и висящую в рамке у меня на стене, и до меня доносится его неповторимый шум и плеск, мне видится его синева и бескрайние просторы. И маленькая картинка превращается в огромное побережье, по которому иду я, и ноги мои омывают прохладные волны.
Может быть, другие предпочтут поваляться на песке, поплескаться в солёной мутноватой воде, но для меня это будет уже не то. Не то чувство, которое я испытываю, когда смотрю на эту картинку и снова и снова вижу море.