Довасе Ирина : другие произведения.

Брак по-Тьерански

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Ирина Довасе

  

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕ МОГ

БРАК ПО-ТЬЕРАНСКИ

планета парадоксов

мятеж

лето жизни

контракт на три года

брак по-тьерански

мститель - обман - цена молчания

золото лакро

  
   Каждая девушка мечтает выйти замуж. Что же делать, если женихов вокруг тебя нет - погрузиться в уныние и превратиться в скучную старую деву? Но не такова Бинка, чтобы сдаться на милость судьбы...
  

ПРОЛОГ

   - Что случилось-то? Я не понимаю, - удивился Шурка.
   - Да ты знаешь, что ты натворил? - продолжал бушевать Вит. - Я тебя предупреждал насчет этого твоего Ждана - и вот результат! Сбил он-таки девку с пути! Окрутил - и теперь ищи-свищи! Фьють - и нету!
   - Додька сбежал? - снова удивился Шурка.
   - Ила сбежала, - объяснила Лелечка.
   - А! - засмеялся Шурка. - Так бы и сказали сразу. Значит, добился-таки Додька своего!
   - Что ты говоришь, Шурик? - ужаснулась Гита.
   - Так ты все знал! - прорычал Вит.
   - Чего вы паникуете? Додька парень серьезный и судьбу Илки ломать не станет.
   - Не станет, говоришь? Да он уже сломал! Выйти замуж за чужака! И все по твоей вине! Я убью твоего дружка, пусть только появится еще разок возле нашего дома!
   - Вот как? - посерьезнел Шурка. - А за что? Может, ты объяснишь мне, прежде чем мы вынесем это на Круг?
   - Мал ты еще меня Кругом пугать, - буркнул Вит по-прежнему зло. - Смотри, как бы я тебя самого в Круг не выставил! Я тебе говорил, что твой дружок опасен - ты меня послушал? Объясняю для непонятливых: он дьявольски умен, дерзок, хладнокровен, настойчив, увертлив и все про нас знает. Этого мало? Он нас не боится и не уважает, и любого из нас способен угадать с первого взгляда - чего еще? Вдобавок, он водится с разными подонками - и они его слушают, эге ж?
   - Угу, например, со мной. Может, ты еще предложишь открыть новую эру в истории нашей планеты: эру выявления и уничтожения всех, кто когда-нибудь, если, конечно, очень того захочет, станет для нас опасен? Так тебя понимать? Всех, кто покажется тебе излишне непочтительным, умеет драться, быстрее тебя соображает? Я вынесу это на Круг, пусть тебе прочистят мозги! И ребят на это же толкаешь, драки устраивать. Если бы вы ненароком пришибли Додьку, что бы вы ответили его отцу? Что убили его сына, потому что он не захотел дать вам как следует сдачи? Потому что он оказался слишком благороден для вас?
   - Мы хотели заставить его признаться, - буркнул Ив.
   - Ну и как? Удалось вам выбить из него признание?
   Ив опустил голову.
   - Нет, - ответила Гита. - Он не захотел объяснить, откуда все про нас знает. Он гордый. И умеет молчать.
   - Так какого еще тебе надо зятя, Вит? Делового? Так Додька очень деловой, даже не сомневайся.
   - По мне хоть золотой будь, но постороннего в свою семью я не допущу. Убивать я твоего приятеля, конечно, не стану, но и радоваться ему не обязан. Четвертый закон, Шурик. Я не глава клана, чтобы распахивать двери перед всяким сбродом.
   - Ну, перед Додькиным отцом и ты двери раскроешь, за это я тебе ручаюсь, - засмеялся Шурка.
   - Неужели? И что же он за цебе, позволь тебя спросить? Чем он собирается меня пронять?
   - Он лучший друг моего отца.
   - Только и всего?
   - А этого должно быть для тебя достаточно, Вит. Если, конечно, ты помнишь, КТО лучший друг моего отца.
   - Нет, - быстро сказала Гита, - этого не может быть!

Часть I

ДВА ПЛЮС ОДИН

Бинка мечтает о замужестве

  
   - Так какого тебе зятя надо, Вит? - спросил другой Шурка другого Вита в другое время и на другой планете.
   - Такого, как Ждан Максимов.
   - Хватанул! Таких, каким был наш отец, уже не будет. Да и Гита твоя ничуть свою бабусю не напоминает!
   - Если бы только она! Двенадцать девок, и хоть бы у одной глаза зеленью отливали! Напортачила моя жонка, нечего и говорить!
   - Вот видишь! А ищешь для них принцев!
   - Да никого я не ищу, по мне - пусть выходят, за кого хотят. Но ведь это не дело - полгода прожили и разбежались. Нет, Шурка, хоть ты мне и старший брат, но я тебе прямо скажу: удачный брак для них возможен только среди своих.
   - Ну, хватанул! Среди своих! Где их наберешь, своих-то? Мы и так уже успели перемешаться - дальше некуда. Сколько наших женаты на двоюродных сестрах? Взять хотя бы тебя. Наш круг слишком узок, чтобы привередничать.
   - И все благодаря предкам, черт бы их побрал! Отрезали нас от мира!
   - Так уж и совсем отрезали? - улыбнулся Шурка. - А Тьера?
   - Я имею в виду Новую Землю, нашу прародину. Там Большой Круг, там полно таких как мы.
   - На Тьере тоже их предостаточно. 30 миллиардов населения - есть из чего выбирать.
   Этому спору прилежно внимала Бинка, одна из дочерей Вита и племянница Шурки. Она молчала и не вмешивалась, хотя проблема отнюдь не была ей чужда. Полное имя ее было Рябинка, в честь легендарной основательницы фонда освоения планеты, где происходил столь важный для развития дальнейших событий разговор.
   Впрочем, Рябинкой никто эту молодую особу не именовал. "Бинка" всем казалось короче и звучнее. И впрямь, на живую легенду девушка аж никак не смахивала: низенькая, коренастенькая, она была по-своему симпатична, но для своих двадцати двух лет имела крепкие ноги и сильные руки, причем руки эти привыкли трудиться, а ноги - носить ее туловище в условиях повышенной гравитации. Так что ни особой грациозности, ни тем более воздушности никто бы в Бинке не нашел. И не искал, по правде говоря. Хотя нравилась она многим.
   К сожалению, все эти "многие" знали - девка не для них, и соответственно вздыхали издалека. Об их вздохах Бинка даже не подозревала, подозревать ей было некогда. Она была старшим ребенком у родителей, и дом давно уже наполовину держался на ней. Даже профессию она себе выбрала подходящую: портнихи, чтобы обшивать семью.
   Стоило ли говорить, что спор отца с дядей ее заинтересовал отнюдь не случайно? Наша молодая особа давно беспокоилась, что ей грозит реальная перспектива остаться старой девой. Мнение отца она разделяла: подходящих женихов вокруг нее не было. Теперь же дядя просветил: женихи есть на Тьере, там их полным-полно. Сколько?
   Бинка быстро подсчитала в уме: "30 миллиардов разделить на 10 тысяч... То есть половина из них девушки и женщины... Все равно, полтора миллиона - это количество, даже если вычесть детвору и стариков..." И она старательно навострила уши, надеясь услышать еще что-нибудь о загадочной Тьере, где бродят толпы мужчин, жаждущих заполучить себе в спутницы жизни подходящую подругу.
   - Бинка! - позвала ее мать из кухни. - Ты пойдешь завтра на праздник?
   - Какой праздник? - не сразу очнулась от своих грез молодая особа.
   - Праздник середины. Ты что, забыла: со следующего утра наши сутки, согласно расчетам, будут меньше 336 тьеранских часов, - сердито сказала Гита, до тех пор терпеливо слушавшая, как перемалывают кости ей и ее избраннику.
   - Вообще-то, мам, мне не хочется, - проговорила Бинка, все еще витая в Тьеранских просторах.
   - Вот и хорошо, значит, договорились: посидишь с Лелой.
   - А ты?
   - Я давно не бывала на людях. И, говорят, там будет фейерверк. А, может, пойдем все вместе?
   - Нет, я лучше останусь дома.
   - Почему же, Бинок? - поинтересовался Шурка.
   - Потому что она твердо решила помереть в девках и оставить меня без внуков, - пробурчал Вит.
   - Ничего я не решила, - возразила Бинка упрямо.
   - Угу. Только она останется дома. Как будто дома ее кто-то видит!
   - Да, молодой девушке пристало больше бывать в обществе, - согласился Шурка.
   - А как твой Ив? Скоро ему возвращаться с отработки?
   - Еще месяц отбывать. Хорошо, что эти установки скоро перестанут выпускать, а то нормы уже просто бешеные. Тысяча штук на каждый экипаж - это даже представить себе жутко.
   - Разве уже есть решение? - спросила мать.
   - Даже не сомневайся. На празднике будет объявлено официально.
   - Но как же так? Получается, правительство согласилось замедлить процесс? - удивилась Гита.
   - Будут дорабатывать старые, их достаточно для того, чтобы ускорение вращения планеты продолжалось в нужном темпе.
   - А... А вдруг они сломаются?
   - У тебя непременно все должно сломаться, - съязвила Бинка. - Правда же, наши ученые подсчитали ресурс?
   - Конечно. Мы будем выводить установки из строя по мере износа, но на 70 лет их вполне хватит.
   - Я так и поняла. Как хорошо! Сколько рабочих рук высвободится!
   - Заводы сохранят - просто перепрофилируют.
   - А перегонщики?
   - Ну, этим и на полосах работы по горло. За три месяца всю технику перебазировать с четвертой на шестую - это не шутка.
   - А потом? - спросила Гита по-прежнему сердито.
   Ее муж был перегонщиком.
   - Потом начнется перевозка цистерн с воздухом и гидроработы.
   - Да, излишнее внимание со стороны твоего разлюбезного тебе не грозит, - вздохнула мать.
   - Он хочет переехать на четвертую и предлагает мне перебраться туда же, - буркнула Гита.
   - Ах вот оно что! - засмеялся Шурка.
   - Да. А я не хочу. С какой стати?
   - Значит, ты его не любишь, - сказала Бинка.
   - Много ты в этом понимаешь.
   - Если бы любила - поехала бы. Правда, мама?
   - Правда, - согласился Вит.
   - Но там ничего нет! Там вакуум, и жить придется в стеклянном ящике! Я их видела - на террариумы похожи.
   - На аквариумы.
   - Все равно. Я не золотая рыбка. Я люблю простор. Я хочу гулять по улицам без скафандра.
   - Зато ты будешь видеть мужа не раз в месяц, а каждый день, - напомнила мать.
   - Ах вот разве что! Но ведь это можно устроить и по-другому. Кто его заставляет лезть туда, куда нормальные люди не лезут? Оставайся здесь, если я ему нужна!
   - Но это его профессия, - напомнил Вит.
   - Ах профессия! У меня, между прочим, тоже есть профессия, и я по ней уже работаю! Почему же я должна чем-то жертвовать, а он нет? Почему я должна уступать?
   - Потому что ты женщина, - мягко сказала мать.
   - Ну и что? У нас, между прочим, равноправие!
   - Конечно, равноправие, - согласился Шурка. - Но если дело зашло в тупик, кто-то должен уступить, верно? Ты же разумная девочка, должна понимать.
   - Но почему я, а не он? Здесь же лучше! Папа, поговори с ним!
   - Не буду.
   Гита яростно взглянула на него и заплакала.
   - Идем на кухню, я тебе все объясню, - сказала мать, обнимая дочку за плечи.
   - Ты тоже против меня, - рыдая, проговорила Гита, выскальзывая из материнских рук.
   - Я за то, чтобы ты не наделала сгоряча глупостей, как в свое время Нела, и не осталась одна.
   - Бабушка Нела?
   - Нет, та Нела, что стоит у нас на площади.
   - Которой памятник?
   - Да, которой памятник. Она была из наших, как ты знаешь, но осталась без пары среди своих, а с чужими ужиться не смогла. Идем, я расскажу тебе то, что она когда-то рассказала твоей прабабке.
   - А почему не здесь? - прижмурился Шурка, лукаво глянув на свояченицу.
   - Потому что у женщин - свои секреты, - отрезала та, уводя дочку подальше от общества в гостиной.
   Бинка знала, о чем они будут говорить. Грустную историю Нелы, дочери могущественного владыки Новой Земли, она хорошо запомнила. Невозможность подчиняться человеку, которого ты не уважаешь, сделала невозможным для нее совместную жизнь ни с одним из мужчин, с которым сталкивала ее судьба. А уважать кого-то лишь за то, что он принадлежит к так называемому "сильному полу, Нела была не способна. Впрочем, точно так же, как и Бинка. Да и Гита была такой.
   Гите еще повезло, ее избранник был парень ничего. С ним можно было иметь дело, по общему мнению родни. И все же Бинка знала: чувства сестры к мужу были вовсе не такими, какие она хотела бы испытывать к своему супругу. Он не был для нее всем, не был ЕДИНСТВЕННЫМ, ради которого стоило рискнуть благополучием или даже самой жизнью. А Бинка мечтала именно о таком.
   Но мечты мечтами, а среди ее знакомых никого не было, даже отдаленно напоминавшего героя сердца. Это было почти трагедией. И смотреть лишний раз на толпу чужих, совершенно неинтересных ей людей Бинке не хотелось. Вот почему она не только нее рвалась на праздник, но даже предпочитала остаться дома. Фейерверк можно было наблюдать и из окошка.
   Так она и поступила. А через день на ее рабочем столике уже лежал томик, содержащий описание гиперпространственных перелетов через Большой Космос. Проштудировав его, Бинка подновила знания по перепрограммированию компьютеров и сделала вывод: можно.
   - Дерзай, - сказал Вит. - В случае чего вышлем спасательную экспедицию.
   - Вот еще, - фыркнула Мира, которая несмотря на свои 18 лет панически боялась остаться старой девой и не полетела с Бинкой только потому, что Тьера пугала ее еще больше. - Наша Бинка сама кого хочешь спасет!
   - Дай-то бог! - вздохнула мать.
   - Спасти кого-нибудь? - усмехнулся Шурка.
   - Благополучно вернуться.
   Еще через две недели старенький двухместный звездолет класса L27 приземлился на главном космодроме Тьеры возле Спейстауна.
  

Наказанные

  
   - Ну вот, соколики, и все, - сказал сопровождающий, беря под козырек. - Желаю благополучно отбыть срок. Он у вас минимальный.
   Сопровождающий был не один, внутри вакуумной лодки сидело еще трое. Поэтому двое юношей только мрачно глянули на прощавшегося с ними человека в форме и ничего ему не ответили. Да он и не ждал ответа. Повернувшись к трапу, он поднялся к люку и нырнул внутрь, захлопнув за собой дверцу. Затем вакуумная лодка улетела, и двое остались одни.
   Они огляделись. Позади них располагался, ступенями уходя вниз, скалистый барьер, выглядевший беспредельным. Беспредельность барьера была лишь кажущейся, его высота была известна каждому жителю Безымянной: 200 километров. Эти 200 отрезали жилую территорию планеты от нежилой. В ширину к двумстам надо было бы прибавить еще километров 50 и накинуть те двадцать, что прибавляла парням та точка территории, куда их высадили.
   В противоположную сторону можно было даже не смотреть. Там маячила стена точно такой же мощности, и разница была только в дистанции, которую потребовалось бы преодолеть для достижения ее подножия. В дистанцию эту входили помимо всего прочего 150 километров водной поверхности.
   Впрочем, и до первого, более близкого, барьера было не достать. Наши двое юношей находились не на равнине, а на искусственно созданной террасированной поверхности, и каждая терраса возвышалась над другой на целых 10 метров. Обход этих 10 метров, умноженных на 30, удлинял расстояние до конечной точки маршрута на значительную цифру.
   Что же касается самой преграды, закрывшей от наших потерпевших жизненное крушение парней их уютные, привычные дома и пейзажи, то она и вовсе была непреодолима. Даже у подножия ее воздух был достаточно разрежен, чтобы вызвать кислородное голодание, вершина же упиралась в совершенный вакуум. Плюс-минус одна молекула на кубометр в данном случае значения не имели, и задолго до вожделенного рубежа любое теплокровное и даже не теплокровное создание неминуемо рассталось бы с надеждой когда-либо вновь задышать.
   Место, где стояли наши двое, тоже, между прочим, мало чего обещало в смысле совместимости с жизнью. Все пространство и справа, и слева, и впереди представляло собой голую каменисто-песчаную равнину с барханчиками и обломками брекчии, причем песком мелкую фракцию камня можно было назвать лишь условно - скорее это была просто щебенка. Ах да! Еще здесь была вода! Не море, конечно, моря отсюда не было даже и видно, а так, ручеек. Зато он был полноводен и быстр.
   Увы, вид его не способен был насытить радостью сердца двоих изгнанников. Ручеек свидетельствовал о том, что в данной точке пространства есть шанс не умереть - но это было и все. Поверхность, расстилавшаяся вокруг, была абсолютно лишена какой-либо растительности. Растительность предстояло создать этим двоим, для этого их сюда и отвезли.
   - "Минимальный", - передразнил кого-то один из парней, откликавшийся на имя Сэм. - Целых два года! Посадить бы его на наше место, по-другому бы запел!
   - Пока что здесь мы, а не он, - возразил второй, Морей, рослый и плечистый парень.
   Оба двое были очень молоды, им было по 17 стандартных лет, и этим было почти все сказано.
   - Подумаешь, покатались на чужой машине, - продолжал ворчать Сэм, споря с кем-то, кто уже не мог его услышать. - Мы же не поломали ее? А все из-за тебя, это ты придумал!
   - Скажи еще, я тебя насильно за руль посадил, - скривился его товарищ по несчастью. - И приказал гонять по улицам и давить собак.
   - Всего одну.
   - Угу. А теперь имеем вот это. Ну, что там написано в инструкции?... "Сначала рекомендуется раскинуть палатку..." Где она у нас? Ага! - он отбросил книжку и принялся распаковывать один из тюков.
   Наказание, которому подвергли этих двоих состояло в том, что им предстояло пробыть 2 года вдали от цивилизации и вообще от населенного мира. Они должны были выжить, а заодно освоить и сделать пригодной для существования несколько гектаров прилегающих к лагерю земель. Продуктов им выделили всего на 3 месяца, зато дали кучу разных семян, клубни для посадки и набор всевозможных инструментов. Еще имелась книжка с энным количеством самых разнообразных советов.
   - "Продовольственные посадки рекомендуется провести в первую очередь и как можно скорее", - раскрыл книжку Сэм. - Видишь - сначала посадки!
   - Не ерунди! Спать где собираешься?
   - Раскинем вечером.
   - А если дождь?
   - Дождь? Хорошо бы дождаться! А только дождя не будет раньше завтрашнего дня.
   - Ты в этом уверен?
   - Абсолютно. Забыл, что было в приговоре? "Поселить на высоте, соответствующей месту постоянного жительства." А у нас дома дождь ожидается только через 24 часа. Уразумел?
   - Я-то уразумел, что мы не дома, а на 500 километров южнее. И что карты местности у нас нет.
   - Думаешь, нас обманули?
   - Причем здесь обман? Ты учебник географии вспомни. "Направление господствующих ветров и количество осадков зависят от изгиба береговой полосы данного сектора местности, а также от его общего рельефа." Если бы все здесь было так примитивно, откуда бы взялся ручей?
   - Ну, наверное, там наверху ледник.
   - А ледник откуда?
   - От осадков.
   - А осадки откуда?
   - Ветер принес, наверное. Чего ты меня допрашиваешь?
   - А то, что при отсутствии морской излучины направление ветров всегда получается лишь сверху вниз, а такие ветра сухие, холодные и осадков для ледников не дают. Усвоил?
   - Ну и ставь свою палатку сам.
   - Одному ее не поставить. Она на двоих рассчитана.
   - Ха! Не поставить? Хочешь, на спор - поставлю?
   Морей усмехнулся. Сэм был великий спорщик и больше всего любил доказывать, что он чего-то может лучше других.
   - Ну, валяй, - сказал он. - А я погляжу, как это у тебя получится.
   Отодвинув в сторону Морея, Сэм полез в контейнер, из которого тот извлек инструкцию, и явил взору приятеля мешок размером 752550.
   - Вот она, родимая! Сейчас мы тебя раскатаем!
   Он и в самом деле весьма ловко разложил палатку на пятачке земли под скальным свесом и снова полез в ящик.
   - А где стойки? - раздался его сердитый тенор.
   Стоек не было. Сэм выругался и выпрямился.
   - Ну как? - полюбопытствовал Морей.
   - Эти поцы забыли положить нам стойки.
   И он снова выругался.
   Морей пожал плечами и принялся действовать сам. Ничего похожего на распорки для палатки в контейнере не было, он это успел заметить раньше приятеля. Требовалось придумать, чем их заменить. Взгляд его скользнул по инструментарию, затем по брошенному Сэмом футляру от палатки...
   - Ерунда, подопрем упаковкой, - сказал он. - Впрочем... Интересно, зачем здесь насос?
   - Она надувная! - воскликнул Сэм, вырывая у него насос. - Сейчас, сейчас...
   Палатка в самом деле оказалась надувной, шатрового типа, из шести соединенных вместе камер с отверстием посередине. Для чего отверстие - ребята как ни ломали головы, но догадаться не сумели. Ночью из отверстия должно было тянуть зверским холодом. Впрочем, оно имело клапан и закрывалось. Вынув из карманчика футляра инструкцию, Морей прочел вслух:
   "Отверстие в середине крыши предназначено для вентиляции и отвода дыма при готовке пищи."
   - Какого еще дыма? - недоуменно произнес Сэм. - У нас же есть печь на солнечных батарейках.
   - Леший их знает, - пожал плечами Морей. - Давай перетащим ящики, и потом займемся твоей печкой.
   Назначение отверстия в середине шатровой крыши им стало ясно потом, а пока сборник советов выдал им еще одну рекомендацию:
   "Если саженцы и черенки следует сажать вечером (то есть в интервале от 230 до 240го стандартных часов от начала суток, то семена злаков и крупяных культур рекомендуется сеять накануне дневного ливня, что соответствует 160му часу местного времени."
   - То есть давно пора, - с торжеством объявил Сэм. И добавил: - Но до чего же мне не хочется приниматься за эту волынку!
   - И мне лень, - согласился Морей. - Но надо же как-то начинать. Иначе, нас предупредили, придется в один прекрасный момент отбросить копыта. Забыл, что жратвы всего на 3 месяца? Запускай камнедробилку, а я полез за семенами... Куда тебя понесло в ручей?
   - Я поинтересоваться начет рыбы.
   - Ну и?
   - По-моему, бесполезно.
   - Я и не залезая в воду мог бы сказать тебе то же самое. Откуда здесь рыба? Так, какой набор рекомендуется в первую очередь? "В первый день советуем высеять наиболее скороспелые культуры из расчета по 5 соток на 1 человека: горох, просо, гречиху, ячмень..."
   - Ячмень? А что из него делают?
   - Перловку, кажется.
   - Терпеть не могу перловку. Что там еще?
   - Овес.
   - Послушай, они что, за двух коняг нас принимают?
   - Не знаю, тут так написано. "У пшеницы слишком долгий срок вегетации, и как культура она более прихотлива, поэтому сеять ее рекомендуется лишь во вторую очередь, то есть на вторые сутки после прибытия на поселение, а промежуточное время посвятить подготовке почвы."
   - Ничего себе! - присвистнул Сэм. - Сколько же нам придется сидеть без хлеба?
   - Кто тебя заставляет сидеть? Паши как папа Карло, вот и не покажется скучно.
   - Я и сейчас не заскучал.
   - Угу. Я вижу. Долго мне тебя еще ждать? Смотри, самого заставлю смешивать семена с удобрениями!
   - Сейчас! - сказал Сэм, бросая камушек в ручей. - Эгей, ты чего толкаешься?
   Эти слова он произнес уже из воды. Ручей был не столько глубок, сколько быстр, да и стоял Сэм под самым водопадом, где вода бурлила, словно в кипящем котле. Не удивительно, что он испугался. Впрочем, увидев, что утопление ему не угрожает, он быстро пришел в себя.
   - Иди сюда! - крикнул он приятелю. - Водичка - чудо! Просто блеск!
   - За сегодня нам надо распахать и засеять не меньше полгектара.
   - Почему так много?
   - А ты посчитай.
   - Успеем! Давай искупаемся сперва!
   В тот "день" они легли спать довольно поздно - работали, пока не свалились. Хотя инструкции и предостерегали от нарушения режима, искушение сделать все побыстрее оказалось слишком велико. Скоро должен был начаться дождь - и это подстегивало обоих парней сильнее всяких доводов. В результате необходимые согласно инструкции 50 соток они-таки доконали, вполне резонно решив, что доспят потом. Правда, ушло на это 20 часов с гаком, тех самых часов, которые оставались между установкой палатки и моментом первых осадков. Зато потом, сидя за чашкой свежезаваренного какао, парни с удовлетворением слушали, как стучат дождевые капли по куполу шатровой крыши.
   - Теперь спать! - зевнул Сэм.
   - Ложись, а я еще почитаю инструкцию.
   - Оно тебе надо? Ливню еще часов четырнадцать хлестать! Сто раз успеешь перелопатить свою энциклопедию.
   - Я все равно не отключусь раньше обычного. А ты спи.
   - Я не привык при свете.
   - Тогда не мешай. Подумаешь - не поспим еще пару часов. Позже проснемся - и вся трагедия.
   Выйти из режима оказалось, однако, гораздо проще, чем в него войти вновь. Проснувшись "утром", парни почувствовали: что-то не так. Дождь уже практически кончился, лишь редкие капли стукали по шатровой крыше, зато палатка ходила ходуном от малейшего движения. И слышался жутковатый шум падающей и бурлящей воды.
   Морей рискнул приоткрыть входной клапан и выглянуть наружу. Точно! Палатку залило водой, а сверху, с высоты в десять метров, по всей длине барьера тоже хлестала вода. Если их не унесло до сих пор, то только благодаря чуду, и чудо это именовалось ящиками с поклажей, прижимавшими один угол палатки к скалистому грунту.
   - Как ты думаешь, оно выдержит? - с опаской высказался Сэм, тоже выглянув из палатки.
   - Должно. Если до сих пор держало, - ответил Морей, вслушиваясь в шум воды вокруг них. Он вовсе не был уверен, что палатку не унесет, но страх и беспокойство Сэма поневоле заставляли его демонстрировать спокойствие и полнейшую беспечность.
   Как бы то ни было, но сразу после того, как вода схлынула, обустраиваться парням пришлось заново.
   - Куда переедем? - полюбопытствовал Сэм.
   Жилище их и без переезда стояло на самом высоком месте. Морей подумал.
   - Сделаем настил, - решил он. - Натаскаем камней и расположим палатку на них.
   - Легко сказать! Где ты видишь здесь камни?
   - А вдоль барьера. Вон: один, два, третий... Пошли!
   - Это разве камни? - ворчал Сэм, пригребая к себе обеими руками кучку булыг покрупнее. - Нам целый вагон их нужен, а не "один, два три"!
   - Ничего-ничего, шевелись, - успокоил его Морей.
   Впрочем, и его энтузиазм иссяк после нескольких ходок.
   - Ты прав, так нам и до ночи не управиться, - сказал он, бросая очередной осколок брекчии на облюбованное место. - Но что-то надо делать!
   - И совсем ничего не надо, - возразил Сэм. - Послушай, может, не стоит? В палатке же было сухо! Там же порог в полметра, погляди!
   - Я смотрел, не беспокойсь! Только я не припоминаю чего-то, чтобы все до единого ливни были как гайки одного номера, на один калибр.
   - Чего-чего?
   - Не уверен я, говорю, что этот ливень был самым-самым. Я вот что придумал. Полезай в камнедробилку и пройдись вокруг палатки. По инструкции все равно полагается сделать вокруг нее ров для отвода воды. Вот мы и сделаем два дела сразу: и насыпь будет из чего сооружать, и ров прокопаем.
   - А как мы будем ходить?
   - А ты что, ров шириной до солнца собираешься копать? И глубиной до центра планеты?
   На этот раз Сэм послушался без проволочек, видимо, наводнение на него-таки подействовало. Но провозились они с насыпью и переустановкой палатки до конца следующих после дождя условных суток. Это обозначало, что со спаньем они снова задержались, а, проснувшись, оставшееся до заката солнца 65 часов полностью посвятили земле. Они торопились: надо было успеть посеять подсолнечник, кукурузу, посадить картофель, разбить огород, воткнуть в землю черенки винограда, кустарников и саженцы плодовых деревьев.
   - Хотел бы я знать, для чего это нам нужно, - проворчал Сэм, разглядывая чуть влажные корешки. - Нам все равно ни апельсинов, ни лимонов этих не есть. Я уже молчу про яблоки.
   - Поешь, если и дальше будешь отлынивать, - ехидно сказал Морей.
   - Не успею.
   - Успеешь, если не сделаешь урок. Прибавят срок - будешь знать!
   - Можно преспокойно вогнать их в землю на рассвете.
   - А если не примутся?
   - Ну и наплевать. Наше дело - засунуть их туда, и привет. В случае чего покажем: сажали. А что погибли - кто его знает, отчего? Проверить-то они нас все равно не смогут?
   - Не мели глупостей, - стукнул его легонько по загривку Морей. - Столько труда - и все будет псу под хвост? Нет уж, если браться за дело - его надо делать добросовестно. Быстрее шевелись, через час темнеть начнет.
   И парни торопились. Они многое успели, зато сильно переутомились.
   - Уф, теперь отдохнем, - проговорил Сэм, когда последний луч солнца скрылся за горизонтом.
   Этот момент они встречали уже в палатке. Действительно, теперь они могли а полной мере наслаждаться бездельем. Однако отдыхать оказалось потруднее, чем работать. За 6 с лишним стандартных суток темноты можно сдуреть, если тянуть их в тесной палатке на двоих, где все занятие - заправка сублиматов водой из ручья и поглощение невкусной питательной жижи. К тому же перед рассветом стало холодно. Температура снаружи палатки упала почти до нуля, и десяток градусов выше внутри их убежища отнюдь не показался парням подарком судьбы. Они забрались в спальные мешки, накрылись всем, чем можно, и дрожали. Сварить пищу или просто обогреться было невозможно: печь работала только от солнца, а разжечь костер было нечем по причине отсутствия топлива.
   - Все! - сказал Сэм наутро. - Мне такая бодяга - во!
   И он провел ребром ладони по горлу.
   - А чего ты предлагаешь? - мрачно усмехнулся Морей.
   - Бежать надо отсюда, вот что.
   - Хорошо сказано, а, главное, вовремя. Ты умеешь дышать вакуумом? Или у тебя скафандр есть, чтобы перелезть через барьер?
   - Ты у нас голова, ты и думай. Мое дело - идею подкинуть.
   Идея была занимательной, конечно. Она была настолько занимательной, что засела в мозгах обоих парней как гвоздь. А пока... пока пришлось пахать, сеять и сажать, хотя бы то же самое пресловутое топливо. На него и навалились в первую очередь. Разумеется, топливо вылазило из земли не в готовом виде - ему предстояло зеленеть на корню месяца четыре. То есть растению под названием букеро, спелые стебли которого горели медленно и почти без дыма. Увы, четыре месяца созревания обозначали восемь стосемидесятичасовых ночей без горячей пищи и тепла... Бр...
   Между тем переутомление первых девяносто часов работы давало себя знать. Ни Морею, ни Сэму вкалывать на полную катушку больше не хотелось. А после того, как они бросили в землю семена дынь и арбузов, у Сэма и вовсе пропал остаток запала. Он нехотя забирался в кабину камнедробилки и норовил окончить работу пораньше, бросив ее недоделанной. Когда же были высеяны пшеница с бобовыми и заделаны в землю огурцы, томаты и перцы, он и вовсе заявил:
   - Не буду.
   - Чего не будешь? - поинтересовался Морей.
   - Ничего не буду. Сам мантуль, если хочешь.
   - Заставлю, - сказал Морей, подумав.
   Сэм тоже подумал. Заставлять его не пришлось. На этот раз. И подготовку грунта для плантации грецких орехов, маслин, персиков и абрикосов он еще выдержал. Он даже перестал скулить, лишь вздыхал. Впрочем, теперь парни установили режим: 3 раза в день по 3 часа работали, а остальное время дурачились и ели. Морей тогда еще не скучал. Ему было даже интересно. Он планировал.
   - Вот тут у нас будет шелковица. А вот тут - каштан. Красиво!
   Но когда ручей и палатку вновь окутала тьма, стало тоскно обоим парням.
  
  
  

Первое столкновение

  
   - Гляньте-ка, новая кошечка появилась! Давай снимем на троих!
   Их было трое. Трое, которым сегодня повезло подзаработать. Все утро и первую половину дня они разгружали возок с цементом, получили, что называется, на лапу по копейке, и сейчас шатались по городу, мечтая эту копейку с толком потратить. "С толком" обозначало "как можно приятнее". Кое-что им уже удалось растрясти, но до этой улицы, известной в Спейстауне всем и каждому, они добрались еще не исчерпав до дна своих возможностей, потому как хотели вполне насладиться выпавшей им финансовой удачей. Хозяин возка расплатился с ними щедро, даже отвалил кредиток сверх обусловленного. И пусть кому-то другому сумма, имевшаяся на руках у парней, показалась бы смехотворной, но она намекала на весьма приятный вечерок. Улочка, на которой эти трое стояли, обещала каждому, у кого хрустело или звенело в карманах, кучу удовольствий на всю сумму того, что хрустело или звенело.
   И, конечно же, главным из развлечений улицы было то, что издавна привлекает молодых мужчин, кем бы они ни были, принцами или нищими: возможность провести часок наедине с особами противоположного пола. Улица предоставляла такой шанс в любых вариациях, количество девиц различного роста, толщины и конфигурации, слонявшихся по данному отрезку городской территории без видимого смысла и дела, превышало разумный уровень.
   Нашу троицу парней, как, впрочем, и других гостей улицы, внешнее безделье фланирующих девиц отнюдь не обманывало. Девочки ловили клиентов, и клиентами сегодня были они. Этим парням данный факт был вдвойне приятен: обычно у них в карманах было пусто, и клиентами их посовестился бы называть даже самый подхалимажно настроенный хозяин самого паршивого из заведений города.
   Итак, они шли и глазели по сторонам, прикидывая, какая из девиц гарантировала бы им наивысший шик на сегодня, пока не подгребли к роскошному бару, огни которого были уже включены, несмотря на полное отсутствие необходимости в дополнительной подсветке вывески и витрин. Солнце еще вовсю палило, и девиц было, соответственно, еще не предельное количество. Тех же, которые в данный момент здесь ошивались, парни хорошо знали. Всех, кроме одной.
   Эту, с длинными, лихо закрученными в ассиметричный пучок русыми волосами, Уотер видел впервые. Она была мала ростом, но фигуриста и не костлява. То есть, насколько это можно было рассмотреть из-под кокетливо распахнутой короткой шубки. Под шубкой ничего не было, кроме двух полосок черного кружева, расположенного в соответствующих местах с намеком "девица одета". Подойдя поближе, Уотер пригляделся: девица вовсе не щеголяла в костюме Евы, рискуя простудиться, это был лишь невинный обман. На ней было надето вполне нормальное облегающее платье телесного цвета, а две кружевные полоски оказались отделкой. Парни остановились, переглянулись и засмеялись.
   Девица повернула голову, и они заимели возможность рассмотреть лицо, покрытое обалденным слоем белил и румян, серо-голубые глаза, подведенные стрелками, чтобы казаться побольше, и пухлые, аккуратные губки. Следовало признать, все это вместе выглядело довольно симпатично.
   - Ты извращенец, Уот! - прищурился Фрац.
   Бинка глянула вправо, влево, кинула взгляд назад - никого из бегающих на четырех лапках она поблизости не заметила. Между тем перед ней стояло трое. Одни из них, чей голос Бинка только что услышала, был черен и смазлив. Его карие глаза смотрели бесстыдно и не вызывали в Бинке ничего, кроме неприязни. Второй, кудрявый и широкоплечий, был попривлекательнее. Он был светловолос, круглолиц и добродушен на вид. А третий парень... третий был рыж! И все трое пренагло смеялись, зыря на Бинку.
   "Это они обо мне," - поняла она, не зная, радоваться ей или огорчаться. Впервые за три дня на нее обратили внимание представители противоположного пола. Но это было вовсе не то внимание, которого Бинка хотела. И на всякий случай она сделала оскорбленное лицо.
   - Киса надула губки. Сейчас начнет коготки выпускать, - заметил рыжий.
   Рыжая масть Бинке никогда не нравилась. Тем более не могла она ей понравиться, если владельцем ее являлся нахал. И первым движением Бинки было отвернуться, сделав вид, что она не слышала обращенной к ней реплики и не замечает обидного смеха. Однако нечто в физиономии парня, худощавой и скуластой, заставило ее ответить. Возможно, это были темные, внимательные глаза, в которых светились ум и еще что-то, название которому Бинка подобрать не смогла.
   - Я вам не киса, - возразила она сердито.
   - А кто же ты? Бобик?
   - Я человек.
   - Надо же, под порядочную косит! - воскликнул чернявый.
   - А кто вам сказал, будто я непорядочная?
   Вся троица удивленно на нее воззрилась, переваривая услышанное.
   - Тогда что же ты делаешь здесь, в таком месте? - поинтересовался рыжий.
   - Привлекаю к себе внимание.
   - А зачем?
   - Хочу с кем-нибудь познакомиться.
   - А почему так вырядилась?
   Бинка оглядела себя. Фасон платья, которое было на ней надето, ничем особенным не отличался от наряда девиц, фланирующих по так называемым общественным местам. Она очень долго присматривалась к здешней публике прежде чем сшить себе обновку, искала такой набор аксессуаров, на который особенно падки представители здешнего мужского населения. И по ее мнению, сегодня она была одета как раз должным образом: плечи достаточно оголены, все наиболее выигрышные места фигуры обозначены, а на лице - прорва косметики.
   - Так в нормальном же виде не замечают, - снизошла она к непонятливости этих трех олухов.
   - Ну и каковы успехи? - снова поинтересовался рыжий.
   - Вы же заметили.
   Ответ был не в бровь, а в глаз. Парни снова заусмехались.
   - Послушай, может, ты в самом деле пойдешь с нами? - спросил рыжий. - Прихватим еще пару девочек - будет весело. У нас есть чем заплатить.
   - Мне не нужны деньги, - сказала Бинка запальчиво. - У меня свои есть.
   - И много? - спросил кудрявый.
   - Хватает.
   Парней окончательно пришибло.
   - Первый раз вижу человека, которому хватает денег, - наконец, выдавил из себя чернявый. - Может, в таком случае, ты пригласишь нас куда-нибудь?
   - Куда?
   - В ресторан, конечно, - сказал кудрявый.
   - А зачем?
   - Так познакомимся же, чудачка!
   - А, тогда пойдемте.
   - Мы пошутили, - быстро сказал рыжий. - Пошли, ребята.
   - Подожди, - облизнув губы, проговорил чернявый.
   - Я серьезно, - сказала торопливо Бинка. - Я здесь недавно, никого и ничего не знаю. Покажите мне, что тут у вас интересного, а я оплачу ваши расходы. Это будет только справедливо, ведь вы потратите на меня свое время.
   - Умираю, - простонал кудрявый, изо всех сил пытаясь подавить очередную улыбку. И хотя улыбка эта весьма напоминала гримасу рыбки, выброшенной из воды на берег, однако она все же свидетельствовала о том, что фатального исхода есть шанс избежать.
   Бинка решила сбавить тон.
   - Снова я сказала что-то не так, - вздохнула она, изобразив обреченность. - Как это плохо, не знать местных обычаев!
   - А ты издалека, что ли? - это опять спросил рыжий.
   - Ага.
   - Ладно, - проговорил он, словно тоже на что-то решаясь. - Пошли.
   Ресторан, в который Уотер повел свою новую знакомую и приятелей, находился совсем рядом с баром, возле которого они стояли. Он был достаточно дорогим, чтобы трое безработных никогда внутри не бывали, но публика там ошивалась всякая, и те, кто туда заходил, говорили, что жратва там - высший класс. Уотер специально выбрал именно это заведение: он хотел прощупать кошелек искательницы знакомств и заодно проверить, насколько правдива молва насчет ресторанчика.
   Оказалось, и с кошельком, и с молвой все было в порядке. Девица даже бровью не повела, когда парни заказали самое дорогое, что было в меню. И не потому, что не поняла цен, нет, хотя поначалу Уотер именно так и подумал. Утешало, что точно так же показалось и официанту.
   - Плата вперед, - проговорил он, окинув насмешливым взглядом честную компанию.
   Во взгляде официанта явно читались пренебрежение и уверенность в неплатежеспособности клиентуры.
   Нимало не смутившись, девица расстегнула сумочку, достала простенький кошелек из тисненой кожи и вынула требуемое количество кредиток.
   - Одну минутку, - сказал официант, подобострастно осклабившись.
   Девица лишь кивнула в ответ, но кивок ее был таким безмятежным, таким естественным, что у Уотера засосало под ложечкой. Вот она, удача! Деньги у девицы были!
   - А зачем ты хочешь с кем-либо познакомиться? - поинтересовался он, слегка подмигнув приятелям.
   - Чтобы выйти за него замуж, - выдала девица очередную добийственную информацию.
   У парней так и поотвисали челюсти.
   - Прямо так и замуж? - проговорил Уотер, стараясь сгладить впечатление.
   - Зачем же сразу? - пожала плечами девица. - Но сначала надо познакомиться, ведь так?
   Уотер с трудом кивнул. Тут официант принес заказ, и можно было на некоторое время перевести дух и собраться с мыслями: поглощение пищи теоретически тоже требовало внимания. Хотя парни и не были в общем-то голодны, но их желудки давно приноровились при случае делаться безразмерными и способны были вобрать в себя количество пищи, которое кому-то могло показаться неимоверным. Так что даже будь еда, выставленная перед ним, раз в десять хуже, они бы и тогда не растерялись. А то, что лежало сейчас перед Уотером, безусловно, согласился бы слопать любой привереда. Потому что продукт был натуральным. Натуральное мясо с натуральными приправами. По крайней мере, гарнир не только выглядел, но и пах картошкой, а подлива не воняла прогорклым маргарином.
   Ради такого пира можно было выдержать любую компанию и выслушать любой бред!
   Бинка глянула на парней.
   - Без химии! - прошептал кудрявый словно в трансе.
   - Я другого не ем, - сказала она строго.
   - Послушай, может, я тебе подойду? - спросил чернявый, проглотив кусок эскалопа.
   - Нет, - печально ответила Бинка, качнув головой. - Когда я смотрю на тебя, мое сердце молчит.
   - А кого тебе надо? - поинтересовался кудрявый.
   - Надо, чтобы мы оба друг другу понравились с первого раза, чтобы я и он выделили другого из множества остальных людей.
   - И тогда в мэрию? - мечтательно проговорил кудрявый, жуя корешок петрушки.
   - Нет, тогда я буду на него смотреть.
   - И долго?
   - Пока не увижу, такой ли он, какого я ищу.
   Рыжий издал короткий смешок.
   - Какого же ты ищешь? Если не секрет? - широко усмехнулся он.
   - Ну, это просто. Кандидат должен быть смелым, уметь драться и быть очень умным. Еще он должен быть добрым и заботливым. И еще - чтобы все уметь. Ах да, чуть не забыла! Еще он дожжен быть честным!
   Рыжий откинулся на спинку стула и засмеялся:
   - Только и всего-то? А почему бы тебе не поискать таких там, откуда ты приехала?
   - У нас мало народу, - коротко объяснила Бинка, наивно хлопая ресницами.
   - Здесь больше?
   - Ага. Здесь широкий выбор.
   - Угу, широкий. Только вот таких, какого ты расписала, нет, - сказал чернявый.
   - Почему бы им не быть?
   - Потому что таких не бывает вообще.
   - Очень даже бывает, - возразила Бинка. - Я точно знаю. Я видела.
   - Где? В кино?
   - Причем здесь кино? Таким был мой дедушка Ждан. Только он умер. И прадедушка Дак такой.
   - Тоже покойник?
   - Нет, он еще жив. Ему знаете сколько? Целых сто лет скоро исполнится! Вот!
   - И он до сих пор дерется?
   - Конечно же, нет. Зачем ему драться, если его все слушаются?
   Эта тема была исчерпана. Компания принялась отдавать должное тому, что лежало на тарелках.
   - А ты сама? - спросил вдруг рыжий, оторвав взгляд от салата с омарами. - Вдруг ты не понравишься своему кандидату?
   - Этого не может быть! - решительно возразила Бинка. - Если он хоть однажды обратит на меня внимание - он непременно меня полюбит.
   Парни, все трое, заухмылялись.
   - Ты, однако, высоко себя ставишь, - заметил Уотер. Теперь, когда содержимое половины тарелок благополучно отправилось по назначению, а в животе у него воцарилась блаженная заполненность, с искательницей знакомств можно было не особенно церемониться.
   - Естественно, - ответила та. - Я знаю себе цену.
   - И какова же она?
   - То есть?
   - Цена?
   Девица непонимающе на него уставилась, затем презабавно хлопнула ресницами и проговорила неуверенно:
   - Вообще-то мне всю жизнь говорили, что я хорошая.
   - И ты думаешь, этого хватит, чтобы начать по тебе засыхать?
   Уотер сам не заметил, сколько сарказма вложил в свои слова.
   - Конечно, - отпарировала девица. - Что же он за дурак будет, если откажется от своего счастья?
   Бинка сказала это и ощутила, как краснеет. То, что сейчас выдал ее язык, было настолько нескромным, что ей стало неловко за свое сегодняшнее поведение. Она искоса глянула на парней. Чернявый опустил голову к тарелке, а кудрявый отвернулся, встретившись с ее взглядом. Только рыжий словно и не почувствовал никакого неудобства.
   - И чего же ты от нас хочешь? - проговорил он сурово.
   - Познакомьте меня с кем-нибудь.
   - Подходящим?
   - Угу. Я заплачу, вы не думайте.
   - Ты уверена, что за такие вещи берется плата?
   - Конечно. Мне сказали, что здесь за все услуги надо совать кредитки. Иначе ничего не получишь.
   Бинке самой было стыдно того, чего она молола. Дома, на Безымянной, ее бы после таких слов и на порог бы не пустили в приличное общество. А эти двое проглотили - и хоть бы что!
   - Сколько? - буркнул чернявый, поднимая взор.
   - Останетесь довольны.
   - Мы сейчас, - сказал кудрявый, трогая чернявого за рукав.
   Оба поднялись и вышли.
   - Вот что, - прошептал рыжий, наклонившись к Бинке, когда они остались за столиком вдвоем. - Нельзя говорить всем подряд, что у тебя много денег. В беду попадешь.
   - А у меня их вовсе немного, - возразила Бинка также шепотом. - К тому же я их при себе не таскаю. Я беру столько, чтобы хватило на день.
   Окончание трапезы утонуло в весьма понятном молчании. Каждый был занят чем-то своим. Оба уходивших парня время от времени кидали на Бинку непонятные ей взгляды и мгновенно отводили глаза, стоило ей на них посмотреть. Рыжий хмурился и, казалось, о чем-то размышлял.
   - Ну так как вы решили? - спросила Бинка, когда последняя крошка съестного была сметена со стола.
   - Мы могли бы тебя кое с кем свести, но не в таком виде, - сказал кудрявый, осклабившись.
   И напряженно замер, ожидая ответа.
   - Я могу переодеться, - не замедлила с реакцией Бинка. - Пойдемте, узнаете, где я остановилась.
   Отель, выбранный Бинкой в качестве резиденции, находился совершенно в ином районе города, чем улица с заведениями для увеселения публики. Но на то и существуют такси, чтобы перемещать человека из одной точки пространства к другой. Вскоре трое плюс одна уже стояли перед входом в скромное по размерам, но удобно расположенное и безупречно приличное здание. Оно было далеко не новым, но отличалось той солидной респектабельностью, которой вообще отличаются старые отели, и составляло разительный контраст по сравнению с фигуркой в полунеприличном облачении, юркнувшей в вестибюль на глазах у невозмутимого швейцара.
   - Я вернусь через полчаса, - сказала Бинка напоследок.
   Уотер задумчиво посмотрел ей вслед.
   - Надо ощипать эту курочку, - услышал он голос одного из своих приятелей.
   - Конечно, - ответил он. - Только как вы собираетесь это сделать?
   - Ну, заведем ее куда-нибудь и...
   - А потом она побежит в полицию и нас похватают за зябры.
   - Так ты что, предлагаешь ее отпустить? Послушай, не чуди, Уот! Такой шанс выпадает раз в жизни! Она же совершенная дурочка. Припугнем ее - и будет помалкивать.
   - Она вовсе не дурочка, а просто прикидывается. Нет, я придумал кое-что получше. Хотите обедать как сегодня каждый день целый месяц?
  

В пустыне

  
   - Придумал, - сказал Морей на рассвете.
   - Что придумал? - удивился Сэм.
   - Что нам делать. Мы не первые, кто сюда попал. Стегаешь мысль?
   - Ну?
   - Можно поискать компанию.
   - Конечно! Почему бы и не перебросить кости туда, где уже есть что шамать и жечь. А как мы такое место найдем?
   - Пойдем вниз по ручью. Возьмем с собой немного продуктов, палатку, остальное закопаем. Спустимся к морю и поплывем.
   - Поплывем? - изумился Сэм. - На чем?
   - А надувная палатка на что? Все будет х'окей. Причалим там, где увидим что-нибудь зеленое.
   - А почему именно зеленое?
   - Зеленый цвет будет обозначать, что здесь живут люди.
   - Или жили.
   - Или жили. Ясно?
   - Печку с собой возьмем?
   - Если ты ее понесешь.
   - Она легкая, потащу. Давай сегодня же, э?
   Продуктов было решено взять на одни световые сутки. Это обозначало около 10 кило поклажи на каждого, кроме теплой одежды, палатки и спальных принадлежностей. О чем Сэм и доложил приятелю.
   - А ты чего ожидал? - усмехнулся Морей. - Поход - это тебе не идеи подкидывать.
   - Интересно, сколько отсюда до моря? - подумал Сэм вслух вместо ответа.
   - Километров, наверное, двадцать. А что?
   - Далеко очень.
   - Не боись. До вечера дойдем.
   Морей не был бы таким оптимистом, если бы вовремя вспомнил, что предполагаемые 20 километров представляли собой не непрерывную линию, а набор стопятидесятиметровых платформ. Спусков с платформы на платформу практически не было. Ручей, пробираясь к морю, добегал до очередного яруса и превращался в водопад, что делало невозможным использование его русла в качестве ориентира или тем более проводника. Так что идти парням предстояло не вдоль него, а вдоль кромки платформы, одной-единственной, той, на которую их привезли, и 20 километров автоматически превращались в отрезок пути неопределенной длины.
   Пандусы, с помощью которых ярусы понижались на очередные 10 метров, располагались без всякой системы, и образовались они когда-то сами собой. Морей с Сэмом до ссылки жили на таком месте, где они не только образовывали компактную систему, но и были докомплектованы дополнительными переходами. Поэтому парни и думали по своей неопытности, будто стоит им добраться до первого пандуса, как для них откроется путь на любую террасу первой полосы. Увы, как они заблуждались!
   Не подумали они и о том, что на некоторых участках террас сохранился оттиск первоначального рельефа, то есть, будучи теоретически горизонтальными, на деле они являли собой не расправленную натянутую ленту, а нечто волнистое, с гребнями разной высоты и пологости. Кроме того на некоторых участках встречались обрывы, сдвиги грунта, образовавшиеся в результате землетрясений, и прочие препятствия. Да и прикидывая расстояние от моря по прямой, они ошиблись. Стоянка их находилась совсем не в 20, а в 30 километрах от побережья: на первой полосе плотность воздуха была выше, чем на второй, и климат теплее. При выборе места ссылки подобные тонкости всегда учитывались, но парням, естественно, никто о разнице уровней не сообщил. Вот им и казалось, будто море совсем близко, и они, полные энтузиазма, отправились в путь.
   Первые два перехода они прошли довольно быстро. Тогда силы их еще были свежими, и груз давил не сильно. К тому же и ручеек весело бежал в одну с ними сторону, пусть даже и приходилось теперь парням любоваться на него с высоты своей платформы. Имея при себе веревку, они всегда могли раздобыть воды. Кроме того, они надеялись, что вот-вот появится пандус, и они тоже спустятся. Но прошел час, другой, третий, а пандуса все не было. Ручеек же вильнул очередной раз и пропал.
   - Надо наполнить фляжки, - сказал Морей.
   - Ерунда, - возразил Сэм. - Я вижу, впереди еще один водоем блестит.
   Но то, что блестело, оказалось не водоемом. Это был гладкий скол камня, расположенный так, что лучи солнца, попадая на него, создавали иллюзию зеркальной влажной поверхности.
   - Пошли назад, - сказал Морей. - Останемся без питья - пропадем.
   - Чепуха, - заартачился Сэм. - Возвращаться из-за какой-то глупости? Ничего с нами не случится. Забыл про дождь?
   - До дождя еще целых семьдесят часов. За это время мы высохнем, как две мумии.
   - А я читал, что человек запросто может трое суток прожить без воды. Чем мы хуже кого-то? Будем держаться тенечка - только и делов.
   - Поможет тебе твой тенечек при таком припеке!
   - Иди сам, если хочешь!
   Морей скрипнул зубами. Его охватила злость и почти необоримое желание дать Сэму по шее. Без воды они пропадут, это ему было ясно. Но применять силовые методы с Сэмом надо было крайне осторожно. Тот был очень упрям, и чтобы заставить, его пришлось бы избить уже по-настоящему. А бить людей Морей не любил. Он вообще не любил драться. Проучить приятеля - вот на что он решился.
   Он бросил рюкзак и, взяв с собой одну флягу, вернулся туда, откуда просматривался ручей. По самой кромке платформы встречались зубчатые выступы, на которые можно было надеть веревочную петлю, достаточно прочную, чтобы обойтись без помощи напарника. Фляга была рассчитана всего на 6 литров, и у Морея не было ни малейшего сомнения в том, что Сэм не раз покается, что не составил ему компанию. 6 литров были порцией на одного человека, и в этом была вся заковыка.
   Разумеется, Сэм рассчитывал, что задолго до конца 70 часов они уже достигнут кромки берега моря, и проблема с водой отпадет сама собой. Морей тоже надеялся на это, однако он слегка опасался: а вдруг... Он вовсе не хотел этого "вдруг", но он не доверял пустыне, а с полной до краев флягой чувствовал себя куда уверенней.
   - Охота тебе тянуть такую тяжесть, - сказал Сэм, небрежно потягиваясь.
   - Посмотрим, что ты запоешь потом, - коротко ответил Морей, засовывая флягу в рюкзак.
   И посмотрели. Они шли, шли и шли, а конца дороги даже не предвиделось. Они не встретили и следа присутствия человека, и ни единого признака того, что где-то когда-то поблизости жили люди, тоже не замечали. Скалы, песок, пемза, базальт, брекчия - и все. Море также не торопилось им показаться. К концу первых стандартных суток парни спустились едва на десяток ярусов, пройдя, если считать по перпендикуляру, всего полтора нужных километра.
   Сколько это составляло по кривой, Морей не считал. После первого же короткого привала он вообще потерял способность понимать, сколько отшагали его ноги, лишь ярусы отмечал, да и то машинально. Все внимание его было поглощено дорогой и Сэмом, который изображал ужасное страдание. Он, как Морей и предвидел, хотел пить. Но жалости к Сэму в тот их первый день у Морея не было.
   Понятно, Сэм очень удивился, когда Морей не предложил ему воды разбавить сублиматы во время обеда.
   - Ты сказал, что перетерпишь, - последовал лаконичный ответ на его выразительный взгляд.
   Сэм даже не мекнул, сердито прожевал сублиматы и лишь горестно вздохнул, когда убедился, что Морей не пошутил. Трапеза подошла к концу, он встал и побрел за приятелем. Он и дальше ничего не говорил, но его лицо выражало такую злость, что Морей едва не смеялся. Однако на следующий день, когда его приятель начал по-настоящему страдать от жажды, ему стало вовсе не до смеха. Сэм по-прежнему молчал, но все его существо являло собой образчик человеческой муки. Он начал отставать, ноги его едва плелись и часто спотыкались.
   "Ничего, не сдохнет, - крепился Морей. - Зато будет знать, как сваливать работу на других."
   Ночью он сунул флягу под себя, но уснуть не мог долго: взгляд Сэма просто осатанел.
   "Хорошо, что я значительно сильнее, - размышлял Морей. - А то бы наверняка полез отнимать. Однако что же мы будем делать завтра, если так и не набредем на какую-нибудь лужицу? Конечно, когда хлынет ливень, можно будет собирать дождевую воду. Только во что? Надо подумать."
   Утром он выдал Сэму стакан воды и сказал:
   - Нам надо экономить. Во фляге осталось всего ничего.
   Это было правдой: 2 литра на двух человек было аж никак не достаточно даже для сидения под крышей. А парням предстояло идти, да еще под палящим солнцем, с грузом и отнюдь не по шоссе. На этот раз они шагали до тех пор, пока на небе не появились первые признаки приближающейся непогоды - искали точку повыше. Только тогда они скинули рюкзаки и принялись торопливо ставить палатку.
   Зато Морей сумел придумать способ, каким можно было собирать вожделенную небесную влагу. Он велел Сэму надуть палатку не до упора, а так, чтобы, прогнув верх шатровой крыши книзу, сделать воронкообразное углубление для стока воды. Обмотав отверстие бечевой, он сузил его до размеров горлышка фляги - и приспособление было готово. Правда, в процессе пользования и потом они здорово намочили в палатке, зато теперь о жажде можно было забыть. Сублиматы были разведены пожиже, да и Сэм смог, наконец, напиться всласть.
   Ну и какова же была его благодарность? На следующий день, выйдя из палатки после ливня, он произнес, потягиваясь:
   - Стоило мочиться! Глянь, сколько луж! Набирай, из которой хочешь.
   Морею захотелось выругаться.
   - Не нравится - можешь выливать из своей фляги воду и черпать ее заново: оттуда, - сказал он едко. - А еще лучше, поторопись-ка. Путь неблизкий, а мы проползли всего лишь сорок один ярус.
   Сэм присвистнул.
   - Может, вернемся, пока не поздно? - сказал он.
   - Зачем? - пожал плечами Морей. - Заметил, спуски начали попадаться чаще?
   Сэм заметил, конечно. Но теперь уже он не доверял пустыне. 40 ярусов составляли лишь шесть километров от желанных 20 (про 30 он не подозревал), следовательно, впереди было еще ярусов 90 (на самом деле 160). Идти было труднее, чем сидеть в камнедробилке - зачем было себя напрасно утруждать? Если бы он был в состоянии предположить, что им с Морем предстоит не менее пяти сотен часов ходьбы, не считая сна и пятидесяти неизбежных трапез с готовкой пищи, он бы точно впал в раж и наотрез отказался продолжать путешествие.
   Однако с воображением у Сэма было туго. Впрочем, и Морей не сильно отличался от приятеля в этом отношении. То, что они затеяли, было чистейшей авантюрой, но обоим парням даже думать не хотелось о том, что их ждет, если они вовремя не наткнутся на островок жизни. Плавание по морю, например, они представляли собой в виде легкой, необременительной экскурсии.
   Между тем территория, где они находились, простиралась в длину на 39 тысяч километров. За всю историю Безымянной на ее поверхности не являлось количества преступников, достаточного для сплошного озеленения полосы подобного размера. Наказанных специально размещали так, чтобы они сами вынуждены были создавать себе блага, имеющиеся у человека, если он живет в обществе.
   Это не было жестокостью: сосланным предоставлялась возможность не только выжить, но и обосноваться с некоторым комфортом, однако степень этого комфорта зависела только от них самих. Общество как бы говорило: "Ты хотел свободы - получай ее и вкушай полной ложкой. Ну а объешься - винить некого, контролеров вокруг тебя не будет."
   Пары лет обычно хватало, чтобы человек начинал разуметь, что по чем, и возвращался в цивилизованный мир, принимая его законы. После себя он оставлял гектаров 15 обработанной земли. На практике это обозначало жалкую зеленую черточку в километр длиной. Если ссылалась группа, образовывалась компактное пятнышко, занимавшее несколько террас, ширина которых складывалась - и только. Ступив ярусом ниже, обнаружить крошечный пятачок зелени оставалось невозможным в течение весьма долгого количества лет, а спустившись еще метров на двадцать, самый востроглазый человек вовеки не догадался бы, что вот здесь, совсем рядом, пустыня уже отступила, признав свое поражение.
   Оба наши путешественника в такие тонкости особенностей рельефа не вникали. И в данный момент Сэма беспокоило одно: хватит ли воды во флягах, чтобы перебыть грядущую ночь.
   - Во-первых, нас никто не заставляет раскрывать фляги, пока не высохнут остатки дождя, - сказал Морей. - А во-вторых, мы сможем собирать конденсат. Забыл, какая по утрам влажность? Идем скорее, ну?
   До темноты они одолели еще пятнадцать ярусов. Переходы между спусками опять удлинились, да и парни устали. Ведь они тащили на себе по 20 килограммов поклажи, а это была не шутка!
   .- Еды у нас маловато, - сказал Морей, застегивая палатку на ночь.
   Им предстояло провести в этой палатке шесть с половиной стандартных суток. 160 часов ничегонеделания, и почти без движения. В общем, промаяться.
   - Послушай, а что, если мы не будем есть? - предложил Сэм.
   - Чего? - удивился Морей.
   - А того. Не есть - и все. Спать вместо жратвы.
   - 160 часов?
   - Не дней же. Правда-правда, я читал: человек очень просто может не есть целых 30 стандартных суток. Только пить.
   - И спать. Как медведи.
   - Можешь смеяться, а я свой паек поберегу.
   - Не выдержишь, схрупаешь.
   - А вот и выдержу, увидишь.
   Разумеется, больше двух стандартных дней Сэм не выдержал. Но он все же старался есть меньше, чем обычно. Морей тоже сократил свой рацион. Когда вся работа - лежать и мечтать, это не трудно. Стоило переломить себя разика три, представить себе, что пищи вокруг нет - и организм без особых сложностей соглашался расходовать меньше калорий. Почему бы и не попоститься, если ты здоров и полон сил? На четвертые сутки оба двое даже соревнование устроили между собой, кто меньше съест, хотя Морей и не особенно усердствовал, он скорее забавлялся.
   А вот Сэм воспринял игру всерьез, и, как оказалось, не зря. Утром, собираясь в дорогу, парни подсчитали, что пищи у них осталось, если кормиться нормально, лишь на 39 стандартных завтраков, обедов и ужинов. Само собой получалось, что если они сойдут с эконом-рациона, то на следующей большой ночевке им действительно придется залечь в спячку на манер бурых обитателей таежных берлог. Парни перекинулись парой шуток на эту тему, взвалили на плечи рюкзаки и пошли. Разумеется, они надеялись, что залегать в спячку им не придется. Не могло же и в самом деле им настолько не повезти?
   Увы! Если везение и поджидало парней, то отнюдь не на этом отрезке их биографий. Восход солнца сменился полуднем, а затем закатом, а моря все не было. Разделив по-братски воду, они спрятали рюкзаки под палатку, чтобы уменьшить соблазн, повалились на матрасы и уснули. Головы их покоились в тех местах, где располагались рюкзаки с провиантом - даже во сне и сквозь пол палатки они предпочли сторожить каждый свой мешок. Кстати, этой ночью они почти не мерзли: сказывалась разница в высоте местности. 15 километров по горизонтали в сторону моря обозначало километр по вертикали, а как раз столько парни прошли. Чуть на горизонте забрезжило, Морей растолкал Сэма и сказал:
   - Пора.
   Рюкзаки были извлечены из-под палатки, болтушка приготовлена и поглощена. И сборы были куда медленнее, чем приготовление к ночевке. Руки у Морея дрожали и плохо слушались, голова кружилась. А впереди его ждал бесконечный путь все по той же пустыне, вот только двое наших путешественников чуток изменились.
   И впрямь! Несмотря на то, что рюкзаки их значительно похудели, последующие семь переходов стоили парням огромного напряжения воли. Они часто отдыхали, они то старались пройти побольше, чтобы удлинить время между кормежками, то, не выдерживая, устраивали привал раньше времени. Однако, удлиняя переходы, они лишь изматывали себя, а, допустив слабость, начинали злиться друг на друга.
   Они пытались экономить остатки пищи и держали форс целый стандартный день, но затем и здесь голод одержал над ними сокрушительную победу.
   - Ты знаешь, жратву лучше транспортировать в брюхе, а не на спине, - сказал Сэм, валясь на первый же подходящий для привала камень.
   - Ты в этом уверен? - мрачно воззрился на него Морей.
   - Ага. И нести будет легче, и силы прибавятся.
   - Врешь ты все. Еще скажи, что где-то об этом читал.
   - Как хочешь. А я свое буду есть от пуза.
   "От пуза" не получилось, желудок Сэма просто не вместил того количества пищи, какого жаждали его глаза. Но экономить еду с того момента перестали оба приятеля: поколебавшись, и Морей согласился, что неразумно истощать энергию на борьбу с самим собой. И когда наступил закат, они не стали прятать рюкзаки под палаткой. Не смогли решиться, слишком были голодны. Они хотели есть, и за первую же половину ночи прикончили все, что еще оставалось.
   С рассветом парни встали, качаясь, и вышли из палатки наружу.
   - Глянь-ка, море! - удивленно произнес Сэм, подойдя к краю платформы.
   Действительно, до моря оставалось каких-то 8-10 километров.
   - Ты лучше прислушайся, - проговорил Морей вместо ответа.
   Сэм прислушался.
   - Похоже на звук камнедробилки. Ну и что? - в голосе Сэма звучало равнодушие. Он был голоден и слаб, и ему было все безразлично.
   - Мы дошли, вот что.
   Морей опустился на карачки и прислонился спиной к палатке. Палатка колыхнулась, и он едва не упал.
   - Мы спасены! Сэм, дружище, мы спасены! Понимаешь, жук ты эдакий, это - жизнь, - прошептал он и хрипло рассмеялся.
   - Мы же шли к морю, - напомнил Сэм устало.
   - Зачем нам море? Там - люди!
  

Приключения Бинки

  
   Бинка, конечно же, не только не была дурочкой, но даже и не притворялась ею, как показалось было Уотеру. Она просто повела себя нестандартно, невежливо, вопреки нормам общественного поведения - только и всего, но этого хватило, чтобы вызвать у двоих из трех парней впечатление, будто у нее сдвиг по фазе. Само собой, Бинка добивалась иного эффекта, но дергала черта за усы она вполне сознательно.
   Проведя первые три дня в бесплодном фланировании по Спейстауну, она поняла абсолютную бесперспективность выглядеть на Тьере нормальной. Ведь норма - это даже не было "как все". Это обозначало быть скромно одетой, тактично разговаривающей и до тошноты прилично себя ведущей. Это обозначало знать свое место и абсолютно никого и ничего не задевать: ни чьего-то вкуса, ни чьего-то настроения. То есть не вызвать ни зависти, ни злобы, ни темного желания - никаких эмоций. Ни отрицательных, ни, увы, положительных.
   Ведь не завидуют невзрачным, не вызывает злобы бесцветность, и не пробуждает темных мыслей бесполость. Если бы Бинка стремилась к безопасности, она бы непременно постаралась придать себе именно такой невзрачный, бесцветный и бесполый вид. Но, как мы знаем, цель ее поездки была иной, и позволить себе роскошь стать человеком-незаметкой Бинка никак не могла. Видят яркое, слышат звонкое, хотят привлекательного. Вот Бинка и оделась нарочито вызывающе, и повела разговор нарочито дерзко, искусно хамя с самым наивным видом, чтобы вызвать у парней эмоции - все равно, какие.
   Она превосходно сознавала, что сказать представителям противоположной половины человеческого рода: "Вы мне не понравились, приведите других, получше," - обозначало задеть их мужское самолюбие. Однако на эти ее слова должна была последовать с их стороны какая-нибудь реакция. Вот эта-то реакция и интересовала Бинку. Можно было, например, обидеться, можно было попытаться к девице подъехать - да мало ли чего можно было б сделать! Можно было бы, на худой конец, тоже сказать в ответ нечто оскорбительное: прямую грубость или насмешку, тонко замаскированную под лесть... Парни ничего такого не сделали. Вместо этого они изъявили согласие продать свои услуги, устроить ей знакомство. Что ж, отлично, это тоже было кое-что!
   В приподнятом настроении Бинка отправилась к себе в номер переодеваться. Перемена внешнего облика обычно не отнимала у нее много времени, и в полчаса она уложилась. Бодрой поступью наша героиня проделала обратный маршрут до вестибюля и наружу. Увы! На крыльце никого не было! Ее попросту разыграли! Тихо, элегантно отомстили.
   Бинка внимательно оглядела маленькую площадь перед парадным входом в отель и внутренне улыбнулась. Розыгрыш не огорчил ее - это тоже была реакция. Что ж, в следующий раз она попробует другой вариант, а сегодня просто прогуляется в свое удовольствие.
   Так она и сделала. Каково же было ее удивление, когда на следующий день, заняв позицию возле бара на улице развлечений, она вновь увидела двоих из вчерашней троицы: чернявого и кудрявого. Рыжеволосого не было, вместо него между парнями двигался некий субъект импозантной наружности. Высокий как брюнет, светловолосый как блондин и довольно смазливый.
   - Привет, Бинка! - сказал кудрявый, поравнявшись с ней. - Ты просила свести тебя с кем-нибудь. Познакомься - это Дог.
   Бинка едва удержалась, чтобы не засмеяться. Имя было какое-то собачье, да и сам парень, казалось, вовсе не испытывал восторга от знакомства с ее персоной. Но делать было нечего. Напросилась - пришлось протянуть руку и назваться. Парень пожал протянутую ладонь и проговорил:
   - Очень приятно.
   Но больше он не произнес ничего. Надо было что-то делать.
   - Пойдем в кафе? - предложила она.
   Компания переглянулась и закивала головами. В кафе, сидя за столиком, Бинка спросила:
   - А где тот, ваш шатен? Уотер, кажется?
   - Он занят, - лаконично ответил брюнет. - Вместо себя вот прислал.
   Бинка еще разок оглядела посланца. Тот, смущенно потупившись, уплетал шницель с зеленым горошком и ни на что другое почти не реагировал. В разговор втянуть его Бинке не удалось. Ей было смешно наблюдать за парнем: он то краснел, то что-то невпопад брякал и упорно двигал челюстями. Наконец, с трапезой было покончено. Рассчитавшись, Бинка встала и направилась к выходу. Компания двинулась за ней.
   - Ну что, этот тебе подойдет? - спросил кудрявый блондин, догнав ее не пороге.
   - Смеешься? Он же тупой, как фонарный столб! - нахмурилась Бинка.
   - Завтра приведем остроумного. Если не возражаешь.
   - Валяйте.
   - Значит, договорились. Тебя проводить?
   - Сама доберусь.
   Она вернулась в гостиницу, переоделась и снова отправилась гулять. Так и пошло. Изо дня в день целый месяц Бинка появлялась на привычном месте у бара, ей приводили парня, она вела всю троицу в кафе или ресторанчик и добросовестно пыталась что-нибудь из кандидата в женихи извлечь, но по большей части безуспешно. Парни были разными, но потрясающе глупыми. Даже остроумие их было каким-то дремучим, неинтересным.
   Наконец однажды Бинке стало скучно.
   - Все, друзья, спасибо, - сказала она брюнету с блондином. - Можете больше никого не искать. Сделаем творческий перерыв.
   - Жаль! - искренне воскликнул блондин. - А мы такого крутого лэга тебе на завтра откопали!
   - В следующий разок, когда у кильки прорежется голосок, - отвечала Бинка. - Ну, бывайте!
   И ушла.
   Весь этот месяц она старательно знакомилась с Тьерой. Контрасты Спейстауна ее удивляли. Ее одинаково поражала как помпезная роскошь парадной части города, так и убожество кварталов, где ютилась нищета. Яркая безудержная реклама будоражила фантазию и призывно манила: "Купи!", "Зайди!", "Посмотри!"
   В первые дни Бинка прилежно покупала, заходила, смотрела. И скоро была здорово разочарована. При ближайшем рассмотрении оказалось, что яркость красок прикрывала все то же убожество. Мясные продукты и выпечку местных забегаловок нужно было употреблять весьма умеренно (в больших количествах они вызывали тошноту), овощи были водянисты, фрукты безвкусны. Крупяные изделия, правда, были ничего, но вермишель на Безымянной была вкуснее, хотя и менее тонка.
   И вообще Бинка с трудом привыкала к здешней пище. На Безымянной все было грубее, примитивнее, и почти всегда было понятно, что из чего сделано. Выращивали они многое, но еще больше продукции давали так называемые "дикие" плантации и леса, и память всех растений просто не удерживала. Бинка знала это, поскольку ее мать была специалистом по полеводству и садоводству. Каждый ярус располагал своим оптимальным набором культур, и это позволяло в пределах радиуса в 20 километров выращивать абсолютно все из растительности, необходимое для снабжения небольшого города и окрестных поселков. И это был не какой-нибудь примитивный список из пары десятков наименований, нет! Почти все самое вкусное, питательное и полезное, что было известно во Вселенной, произрастало и у них.
   Ну а поскольку продукты подвергались гораздо меньшей обработке, чем на Тьере, то это позволяло не только наиболее полно сохранять все витамины, содержащиеся в плодах, но и создавало совершенно неповторимую вкусовую гамму. Круглый год в продаже имелись и свежие фрукты, около двадцати наименований одновременно, но набор менялся, поскольку создавать запасы и хранить их никто не хранил. Если кому-то хотелось того, чего не было в магазинах, он заказывал машину и снаряжал экспедицию туда, где нужный плод произрастал, но большинство предпочитало не суетиться и брало то, что имелось под руками - разнообразие всегда приятно человеку, особенно когда оно доступно.
   Дома у Бинки одних орехов имелся роскошный выбор: фундук, фисташки, миндаль, лещина, не говоря уже об арахисе или банальном грецком орехе. Халву их кондитерская фабрика производила пяти разных сортов, козинаки - около десятка, и все было свежим, натуральным, без красителей и консервантов. Здесь же Бинка с удивлением услышала, что все фрукты на прилавках магазинов лежат круглый год, что цыплят растят за сотни и тысячи километров от того места, где их кушают, что соки сначала высушивают, а затем разбавляют водой... На Безымянной тоже существовали сублиматы, но их брали с основном туристы и те, кто работал на ускорителях. Здесь же их рекламировали как нечто, необходимое каждому. Оно именовалось "блюда быстрого приготовления".
   Впечатление было такое, словно все в городе чохом куда-то срочно собирались уезжать либо круглые сутки вертелись, как угорелые, не имея возможности присесть и с толком приготовить себе нечто приличное. Конечно, космопорт есть космопорт, там подобные товары несомненно были к месту, но и в Спейстауне почти все поголовно питались в обеденный перерыв такими блюдами. Есть их, конечно, было можно, но не более. А ведь это был ежедневный рацион людей зажиточных, обеспеченных, имеющих устойчивые доходы!
   Чем кормились нищие, Бинке поначалу и подумать было страшно. Из любознательности она заглянула потом в одну их лавчонок трущоб. Оказалось, там было то же самое, только колбаса была еще отвратительнее да продукты были третьего сорта: мука явно позапрошлогоднего помола, пшено с чернотой и вместо перловки дробленка. Все затхлое или слегка подпорченное иным образом. И Бинка от души пожалела тьеранскую бедноту. У них на Безымянной подобное скармливали животным. Предпринимать же какие-либо активные действия она не рисковала.
   - Помни, каким бы ты ни нашла образ жизни тьеранцев, этот образ жизни для них привычен, - поучал ее дядя Шура накануне отлета. - Если ты вмешаешься, ты их привычки разрушишь, то есть совершишь зло. Первая заповедь космолетчика - выдержка, выдержка и еще раз выдержка. Даже если ты изведешь на благотворительность весь наш банковский счет, ты никого не накормишь. Это бездонная бочка. Тьера перенаселена, 30 миллиардов - это нам не по карману.
   - Совсем-совсем не помогать? Никому? - удивилась тогда Бинка. Слова дяди так не вязались с обычаями их клана, что она не верила своим ушам.
   - Ну, можешь подавать милостыню нищим, это у них в обычае. Только не более одного раза в день и очень понемногу. Посмотри, сколько дают другие, и ни в коем случае не превышай.
   - Брось, Шурка, она сама во всем разберется, - сказал отец, которому тоже в диковину было слышать подобные наставления из уст старшего брата.
   - Когда разберется, поздно будет, - отвечал глава клана. - На Тьере жить по-нашему нельзя, это просто опасно. Если прознают, что у Бинки есть деньги, запросто могут убить. А обмошенничать - такое у них даже приветствуется. Поэтому большого количества кредиток при себе не держи и все платежи старайся совершать посредством кредитной карточки.
   Он выдал племяннице доверенность в банк, где хранился их семейный счет, и еще вручил два небольших золотых слитка.
   - Этого должно тебе хватить. Золото 999 пробы, такое на Тьере особенно ценится. Избавься от него в первый же день по прибытии: узнай, какой банк наиболее надежен и помести их туда под открытие собственного счета. Из того банка, на который я выдал тебе доверенность, без крайней нужды не черпай. Это энзэ. Но доверенность зарегистрируй сразу же, твой генетический код должен храниться в банке как код получателя.
   - А зачем?
   - Мало ли что со мной случится? Вдруг я умру? Пользоваться счетом мы тогда сможем лишь вызвав к себе комиссию для доказательства права на наследование. На такой шаг, как ты догадываешься, мы пойти никак не сможем, и деньги пропадут.
   Бинка и раньше знала, конечно, что правительство Безымянной ни за какие блага Вселенной не согласится пригласить к себе комиссию с другой планеты. А пробыв на Тьере с месяц, поняла, почему. Это был мир "Не хочешь отдать добровольно - заставим силой". Мир жестокой, беспощадной конкуренции. Здесь конкурировали за все: за лучшее место в подземке, за клиентуру, за работу. Конкурировали откровенно, нагло. Все.
   И на Безымянной, например, девушки хотели нравиться парням, но они старались делать это скромно, ненавязчиво. Они знали, что парни выбирают себе подругу не на вечерок, а на целую жизнь, ну, и старались соответствовать. Они помнили, что худая молва имеет быстрые ноги, и старались быть, а не слыть.
   Здесь же наоборот, каждый старался именно слыть. Казаться. Выглядеть. Напоказ было все, и даже скромность была выставочной, как товар на продажу. Тебе, мол, нужна скромница - на вот я, бери. Потому ее, Бинку, и не замечали в первые дни, что она действительно была никакой. Не выставлялась. Не демонстрировала для публики ни одной своей черты. Была, так сказать, товаром без ярлычка, коробочкой в упаковочке "Кто захочет - рассмотрит".
   Но здесь, на Тьере, рассматривать никто не хотел. Здесь лишь глазели, не бросится ли нечто в глаза само, без усилий. Здесь словно ленились думать, искать. На всех лежал этот тупой отблеск странной душевной лени. Сблизиться с кем-то, кем-либо заинтересоваться никто не стремился. Контакты предпочитались поверхностные, мимолетные.
   Таково было Бинкино впечатление. Она, конечно, подозревала, что ошибается, что и на Тьере люди любят, заботятся друг о друге, грустят и радуются точно так же, как и везде, но не видела тому ни малейшего подтверждения. Здесь все куда-то торопились, и одновременно над всеми висело ощущение необъятной давящей скуки. Бинке скучать было некогда, но она устала. Бесконечная суета и бессмысленность всего происходящего только сначала забавляли ее, а затем начали угнетать. И самым утомительным для нее оказалось вроде бы самое легкое: отстраниться ото всего и ни во что не вмешиваться.
   Да, добросовестное исполнение дядиного наказа оказалось делом куда как нелегким! Привыкшая разделять ответственность за все, что вокруг нее происходит, Бинка с трудом сдерживала свои порывы немедленно кинуться кому-то на помощь, что-то посоветовать или попросту кого-нибудь пожалеть. Реакция наступила через несколько дней: когда чувство грозящей опасности притупилось, и Бинка перестала бояться быть неправильно понятой, она дала волю некоторым своим обычным привычкам. Обещание не раскрывать слишком широко кошелек она-таки сдержала, но в остальном...
   Если, например, кто-то чего-то ронял, она спрашивала:
   - Простите, это, случайно, не ваше?
   Если кто-то падал, она кидалась помочь подняться, а задев случайного прохожего в уличной толпе, говорила:
   - Извините, пожалуйста.
   Дважды она помогла добраться до дому двум заблудившимся малышам (одного пришлось отвести в полицейский участок, потому что он не знал своего адреса), раза три помогла трем дряхлым старушкам донести до дома сумки с продуктами. И очень удивлялась, что буквально за все услуги тьеранцы норовили сунуть ей в руки монету. Постигнув, наконец, что здесь действительно принято платить за любой пустяк, Бинка начала, совершив очередной "глупый" поступок, немедленно смываться с места действия, не дожидаясь благодарности.
   Вот, например, однажды с ней произошел такой случай. Дело было под вечер. Бинка шла по аллее центрального парка и предавалась грустным мыслям о несправедливости судьбы. Ну почему ей, Бинке, так отчаянно не везет с кавалерами?
   Вдруг, свернув на боковую аллею, на обочине она увидела то ли кусок трубы, то ли бревна, завернутый в нечто вроде брезента. Подойдя ближе, Бинка наклонилась и всмотрелась. Загадочный предмет оказался человеческим телом, причем тело принадлежало девушке, и завернула она была вовсе не в брезент, а в длинный плащ с капюшоном. Девушка была примерно одних лет с Бинкой и казалась прехорошенькой: белокурые волнистые волосы весьма изящно выбивались из-под капюшона. Из-под плаща выглядывали нарядные босоножки.
   Девушка казалась мертвой. Поколебавшись, Бинка все же захотела в этом убедиться. Она склонилась пониже и, сжав нос девушки, качнула ее голову сначала направо, затем налево. Девушка открыла рот и застонала.
   - Эй! - сказала Бинка, еще раз проделав ту же процедуру. - Вставайте же! Здесь нельзя ночевать, вы простудитесь!
   Девушка открыла глаза и взглянула на Бинку блуждающим взором.
   - Где я? - произнесла она. - Что со мной?
   - Вставайте! Давайте, я вам помогу.
   С большим трудом девушка поднялась. Ее шатало, и взгляд ее был по-прежнему бессмысленным.
   - Где я? - повторила она свой вопрос.
   - В центральном парке, - отвечала Бинка мягко.
   - Не может быть! Я помню, я была в кафе "Три нарцисса"!
   - Но это парк. Идемте к выходу, и по дороге вы расскажете, что с вами случилось.
   История, услышанная Бинкой, оказалась донельзя странной. По словам девушки, она была в кафе с другом и подругой. Они немножко выпили - вот все, что она помнила.
   - Ваш друг, наверное, большой шутник, - сказала Бинка осуждающе-сочувственно.
   Она осуждала парня, так поступившего со своей пассией, и сочувствовала девушке. Девушка еще плохо соображала, и Бинка никак не могла от нее добиться, где та проживает. Отпускать ее одну в таком состоянии она не решалась.
   - Мы поймаем такси, - решила она, наконец.
   - Я сама поймаю, - возразила девушка.
   Вид у нее был такой же дикий, как и взгляд: белокурые волосы растрепались, а коричневый плащ, тот самый, в который она была завернута, и который Бинка приняла за брезент, был застегнут неправильно, так что одна пола торчала выше другой. При всем при том девушка была высока, стройна - словом, красива. Но на лбу у нее обозначились морщины, а под глазами пролегли тени - не от косметики, а настоящие.
   - Как тебя зовут? - спросила ее Бинка.
   - Зара.
   - Совсем как мою сестренку. А сколько тебе лет?
   - 17.
   Бинка поежилась. Их Заре было столько же, но выглядела та куда моложе! Она повернулась к этой, тьеранской носительнице их родового имени и заботливо перестегнула ее плащ.
   - Ты красавица, - сказала она, чтобы ее утешить.
   - Да, - ответила та. - Я знаю. Понимаешь, мне очень нужны деньги!
   Реплика эта мигом отрезвила Бинку. Она уже знала теперь, что на Тьере деньги нужны решительно каждому, и всем очень срочно, просто позарез.
   - Пошли скорее, - сказала она и потащила свою подопечную к выходу из парка.
   Чуть они оказались за воротами, как девушка вырвалась и бросилась на проезжую дорогу, едва не попав под колеса ближайшей машины. Водитель резко затормозил и остановился.
   - Тебе чего, жизнь надоела! - зло выкрикнул он, приоткрыв дверцу кабины.
   - Я... я больна! - воскликнула девушка.
   - Так лечись!
   И водитель резко захлопнул дверцу. Бинка подбежала и постучала по стеклу.
   - Ну чего тебе? - высунулся водитель.
   - Подвезите нас. Мы заплатим.
   - Садитесь.
   Уже сидя в машине, девушка назвала водителю какой-то адрес, и они поехали. Ехали они долго по ощущениям Бинки, но, наконец, остановились. Бинка расплатилась, и они вышли. На улице девушка сказала:
   - Вы подождите меня, я сейчас приду.
   - Нет, - возразила Бинка, - я хочу довести тебя до самого дома. Вдруг тебе снова станет плохо?
   - Я живу не здесь.
   - А где?
   - Далеко.
   - Зачем же мы вышли?
   - Я не могу появиться дома без денег. Здесь рядом живет мой знакомый, но я не могу привести тебя к нему. Он будет недоволен.
   Бинка пожала плечами. Чудеса в решете!
   - А ты знаешь, где мы находимся? - спросила она на всякий случай: вдруг девушка, явно одурманенная каким-то наркотиком, попросту плохо воспринимает действительность?
   - Да, знаю, - ответила Зара.
   - Прочитай-ка вон ту вывеску.
   - "БАЗАР".
   - А эту?
   - "Две лилии".
   - Ладно, - согласилась Бинка, поколебавшись. - Но ждать тебя я не буду. У меня ведь тоже дела, как ты думаешь?
   И это было лишь одно из многочисленных столкновений Бинки с обитателями Тьеры.
  

В поисках

  
   - По-моему, это внизу, - сказал Морей. - А по-твоему?
   - По-моему, тоже. Но там ничего нет!
   - Значит, через ярус. Давай спустимся и посмотрим.
   - Хорошо сказано: посмотрим. А как? Здесь нет ни одного подходящего выступа, чтобы закрепить веревку.
   - Нашел проблему! Ты подержи один конец, а я спущусь.
   - Хитрый какой! Я буду держать, а он полезет. А я стой здесь!
   - Ну тогда ты полезай, а я подержу... Только не тяни резину, валяй быстрее.
   Последние слова были произнесены, когда Сэм уже был внизу. Морей не стал ждать его возвращения. В скальной платформе их яруса была щель, а неподалеку валялось несколько камней. Обвязав один камень веревкой, Морей засунул его в щель и несколько раз дернул - держалось крепко. После этого он тоже спустился и потащился к точке, где стоял Сэм. Тот был точно пришибленный.
   - Ты чего? - спросил Морей, подбредя к приятелю.
   - Я ему кричу, машу, а он не реагирует.
   - Не реагирует - надо подойти ближе.
   - У тебя есть еще одна веревка?
   Еще одной веревки у Морея не было.
   - Можно спрыгнуть, - проговорил он.
   - Прыгай, - согласился Сэм.
   Морей глянул вниз. Испытывать прочность своих костей, бросая их на камни с высоты в 10 метров, ему не захотелось. Он всмотрелся в работающую машину. Она медленно двигалась к противоположному краю платформы, затем начала разворачиваться, чтобы начать движение в их сторону.
   - Подождем, - сказал Морей.
   Они ждали, как ему показалось, целую вечность. Наконец машина приблизилась настолько, что можно было рассмотреть лицо человека. То есть, если бы там был человек.
   - Я ничего не понимаю, - жалобно проговорил Сэм.
   Морей пожал плечами.
   - Чего тут понимать, - буркнул он. - Она на фотоэлементах. Автомат.
   - Чего же мы теперь будем делать?
   - Чего-чего... Идти дальше, вот чего. Искать хозяина этой тарахтелки.
   - А как мы его увидим?
   - Очень просто. Спустимся на эту полосу.
   - А веревка? Оставим ее висеть?
   Морей заколебался. Терять веревку не хотелось.
   - Вот что, - сказал он. - Давай идти параллельно. Я по верхнему ярусу, а ты по этому.
   - А если потеряем друг друга?
   Морей посмотрел на него как на сумасшедшего.
   - Не ерунди, - процедил он сквозь зубы. - Идем, я сброшу тебе твой рюкзак.
   Смотав веревку и проводив приятеля взглядом, Морей положил ее в карман своего вещмешка и побрел вдоль барьера. Он впал в апатию. Этот бросок к камнедробилке словно отнял у него весь оставшийся запас сил. Глаза его, впрочем, упорно смотрели вперед, хотя вряд ли теперь многое видели. По крайней мере, очнулся он от этого подобия транса только услышав далеко внизу голос Сэма.
   - Там зелень! - кричал Сэм, показывая рукой.
   И странным это показалось Морею: Сэм стоял совсем рядом с барьером, но голос его еле доносился.
   - Где? - встрепенулся Морей, приподнимая голову.
   - Впереди. Там спуск, и от меня хорошо видно. Ныряй сюда, а не то разойдемся.
   Морей взглянул на него утомленно и ничего не ответил: спорить по поводу нереальности для них двоих перспективы надолго разойтись у него не было ни сил, ни желания. Он глянул вперед - действительно, на ярусе Сэма впереди по курсу у горизонта маячило нечто зеленое. Но спускаться вниз у него почему-то желания не возникло. Вместо этого он сказал:
   - Веревку привязать негде.
   - Без веревки. Я надул палатку, прыгай на нее. Ладок?
   Морей кивнул - только сейчас он обратил внимание на факт присутствия внизу ярко-оранжевого пятна. Он сбросил вниз рюкзак - рюкзак благополучно приземлился, палатка выдержала. Тогда и он решился. Встав на край барьера, он покачнулся и, оттолкнувшись, сиганул следом за рюкзаком. Будь он чуть менее слаб, ощущение, которое он испытал при полете, показалось бы ему интересным видом спорта. Но Морея шатало, и ноги его не держали, так что он едва не свалился с крыши изобретенного Сэмом трамплина вниз головой. Каким-то чудом ему удалось упасть в противоположную сторону и съехать на грунт, скользя по палатке животом.
   По самым снисходительным человеческим меркам, ему бы полагалось в тот миг испугаться, но на всплеск эмоций тоже требуются силы, а у Морея их не было. Точно так же, как не хватило их и обрадоваться, когда он убедился, что зелень Сэму не померещилась.
   - Сдувай платку, - сказал он, опускаясь на колени.
   - А ты?
   - А я отдохну перед последним броском.
   - Ты уверен, что он будет последний? - пробурчал Сэм, опускаясь рядышком.
   - Да. Что бы там ни росло, но это можно будет запихнуть в рот и проглотить. Так что шевелись, мои челюсти уже соскучились по работе.
   Сэм даже не улыбнулся шутке приятеля. Вдвоем они свернули палатку и засунули ее в полупустой рюкзак.
   - Пора шагать, - сказал Морей.
   Они взвалили на плечи рюкзаки и вновь задвигали ногами. Уверенность, что скоро их пути придет конец, придала им силы. Однако, когда они достигли низа пандуса, и поверхность под их ногами снова стала горизонтальной, островок зелени пропал из виду.
   - Все, - сказал Сэм, садясь на землю.
   - Что "все"? - спросил Морей, опускаясь рядом с ним.
   - Не дойти мне. Это была фата-моргана: чем мы ближе, тем она дальше. Мираж.
   - Какой еще мираж? - процедил сквозь зубы Морей. - Откуда у нас на Безымянной миражи? Ты слышал когда-нибудь, чтобы кто-нибудь их здесь видел? Вставай, пошли!
   - Я не дойду, - снова повторил Сэм.
   - Дойдешь, и я дойду. На карачках доползу, если потребуется. Ну?
   И он медленно встал, сцепив зубы, чтобы не выдать все нарастающей слабости. Шатаясь, Сэм тоже поднялся и поплелся за товарищем. Они брели молча, злые и недовольные друг другом.
   - Все, - я не могу, - снова садясь на землю, произнес Сэм еще через пяток сотен метров. Ты что хочешь делай, а я дальше не потащусь.
   И он повалился на бок.
   - И вообще, я хочу спать, - добавил он, закрывая глаза.
   - Я тебе засну! - толкнул его ногой Морей. - А ну, вставай! Вставай, я тебе говорю!
   Морею казалось, будто он кричит, но на самом деле губы его едва шевелились, и звук почти не вылетал из его воспаленного рта. Пинок его Сэм едва почувствовал. Увидев, что он даже не вздрогнул, Морей опустился на колени и принялся толкать приятеля в спину, пока тот не ткнулся носом в ближайший камень. Из разбитого носа капнула кровь. Зато Сэм очнулся.
   - Пошли, я тебе сказал, - повторил Морей с угрозой. - Давай! Последний бросок остался! Скидывай рюкзак, после за ним вернемся! Ну, двигай!
   - Я сейчас, - проговорил Сэм, поднимаясь. - Вот только посижу немного. Думаешь, я совсем уже слабак?
   - Все, пора, - сказал Морей. - Снимай рюкзак!
   - Я сказал, что без него не пойду. Мы не найдем его после.
   - Найдем.
   - Все равно не пойду. Что я, малохольный какой, туда-сюда бегать?
   Шатаясь, он встал на четвереньки и медленно разогнулся. Морей проделал похожую процедуру и тоже встал. Парни снова пошли, но теперь они едва двигались, часто отдыхали, точнее, падали в изнеможении и, тяжело дыша, набирались сил и решительности для очередного перехода. У них темнело в глазах при каждом наклоне, и каждый раз им казалось: все, больше они не встанут.
   Последний отрезок пути им дался особенно тяжело. Они уже думали, что дошли, когда, взобравшись на пригорок, поняли, что до вожделенной зелени им остался еще километр. То, что издали казалось луговиной, обернулось рощицей каких-то деревьев. Сэм упал на землю и зарыдал.
   - Я же говорил, что это мираж! - прошептал он исступленно.
   У Морея не было сил даже на это. Постояв, он покачнулся и проследовал вперед, не оглядываясь на приятеля. Мираж так мираж. Сейчас он в этом убедится. И умрет. Вслед за Сэмом.
   - Подожди! - услышал он за спиной. - Не бросай меня!
   Рощица оказалась не миражом, но чем ближе парни к ней приближались, тем меньше надежды предоставлял ее вид на скорое прекращение чьих-то голодных мук и терзаний. Тонкие стволы деревьев были гладки, и ветвие качалось где-то далеко вверху. Что же касается плодов, то их не маячило вообще. Как и людей. Это был крошечный островок невесть откуда взявшихся исполинских стеблей, которые оканчивались чем-то вроде громадных метелок. Из земли вокруг стволов выглядывала молодая поросль.
   - Будем есть, что есть, - сказал Морей, сбрасывая с плеч рюкзак.
   - А они съедобные? - отозвался Сэм, отламывая один из молодых побегов, чтобы надкусить его.
   - Не нравится - грызи камни, - сказал Морей. И тоже засунул в рот кусок зеленого стебля.
   - Я бы не сказал, что это слишком вкусно, - заметил Сэм, когда пучок растительности исчез у него в глотке.
   - Жуй себе знай, - засмеялся Морей, потому что стебли хотя и были трава травой, но первая порция их проскользнула внутрь него без осложнений. И теперь, когда призрак голодной смерти от них отодвинулся, хорошее настроение к нему вернулось. - Вкусненького ему подавай! Радуйся, что хоть такое нашли! Интересно, что это за деревья?
   - Я знаю. Это бамбук. А мы не отравимся?
   - Теоретически не должны.
   - Теоретически, практически... Лагерь здесь будем раскидывать, или поищем местечко получше?
   - Не будем торопиться с лагерем. Тени здесь предостаточно и без палатки. Попасемся, передохнем и пойдем дальше. Предчувствие говорит мне, что где-то здесь должно быть кое-что поинтереснее этих бессмысленных колонн.
   - Предчувствие, предчувствие... Тоже мне, провидец нашелся! - проворчал Сэм, впрочем, весьма довольный, что привал будет хотя и долгий, но временный. - А если рядом ничего нет?
   - А бамбук откуда взялся, кто его сажал? Человек. Ну и чем, по-твоему, этот человек питался? Вот этой дрянью? - Морей лениво пнул сочный стебелек. - Или он позаботился развести для себя что-нибудь повкуснее? Назови мое предчувствие здравым смыслом и успокойся.
   - Тогда пошли сейчас.
   - Сейчас - зачем? Не знаю, как ты, а я лично выдохся.
   Все время в течение этого разговора и долго после они оба интенсивно жевали, пока им не стало дурно при одном намерении проглотить еще хоть кусочек. Тогда они отпали, нашли местечко посуше и растянулись, положив головы на рюкзаки.
   - Ай! - воскликнул Сэм. - Меня что-то кольнуло!
   - Меня тоже, - ответил Морей. - Хотел бы я знать, что это было. Э, да это наше с тобой спецпитание из-под земельки проклевывается! Свеженькая порция! Глянь-ка, какая шустрая... А ты говорил - лагерь разбить, палатку поставить.
   - Это не я, это ты говорил, - возразил Сэм. - Послушай, давай нарежем этого на дорогу?
   Уже через четверть часа глазам парней представился иной вид растительности, но назначен он был его величеством случаем не столько для набивки брюха, сколько для услаждения взора. Вид являл собой плети арбузов и дынь, свисавшие с верхнего и теперь недоступного для путешественников яруса.
   - Ну и зачем, спрашивается, было сюда спускаться? - саркастически хмыкнул Морей, оценив злой юмор сюрприза, приготовленного им природой.
   - Ты же сам предложил разделиться, - обиженно возразил Сэм. - Может, изобразим "Лису и виноград"?
   - Двух лис, - снова хмыкнул Морей. - Ты аркан кидать умеешь?
   - Это чтобы сбить какой-нето? Высоко очень!
   - Попробовать можно.
   Им действительно удалось сбить веревкой пару плетей, но арбузы на них оказались безвкусными.
   - Зеленые, - прокомментировал Сэм то, что было ясно и без объяснений.
   - Ничего, - сказал Морей, утешая скорее себя, чем приятеля. - И у нас скоро что-нибудь появится. Кстати, ты заметил, что грунт здесь уже разделан?
   Действительно, платформа, по которой они двигались, во всю свою ширину, за исключением двух страховочных полос по краям и дороги посередине, больше не представляла собой сплошной скалы. Камень был раздроблен, и если парни до сих пор этого не замечали, то лишь потому, что глядели не влево, а вправо, то есть вниз. Если бы они не устали и не сообразили сделать короткий привал, они бы еще полчаса шагали, не замечая, что пейзаж рядом с ними начал меняться.
   - Глянь-ка, - сказал Морей с некоторым удивлением. - Птицы!
   Действительно, над плантацией бахчевых кружили черные точки, оглашая воздух пленительными для наших путешественников звуками.
   - Конечно, птицы, - назидательно ответствовал Сэм. - А ты чего хотел увидеть? Летающих крокодилов?
   - Тебя я хотел там увидеть, - засмеялся Морей. - Лучше глаза разуй, у нас по курсу тоже виднеется что-то занимательное.
   - Что-то зеленое. Ну и... ? Опять неспелое, наверное.
   - А если зеленое, так что, жрать не будешь?
   - Интересно, откуда они здесь взялись? - пробурчал Сэм еще через полчаса, вгрызаясь в сочную, розовую с черными косточками арбузную мякоть. Потому что именно такое название дал бы любой на его месте громадным полосатым ягодам, поджидавшим наших путников там, куда успели за этот срок доплестись их усталые ноги.
   - Наверное, твои летающие крокодилы набросали в землю семян, - усмехнулся Морей.
   - А что? Очень даже просто. Они меня любят, не то, что тебя. Знают, что мне по нутру.
   Теперь и ему хотелось шутить. И не удивительно - арбузы были повкуснее бамбуковых побегов! А когда посреди арбузной роскоши обозначился пятачок дынного семейства, парни и вовсе пришли в веселое настроение.
   - Лучше бы они послали нам хлеба, - вздохнул Морей, вытирая рукавом влажные губы. Сыт он не был, но больше в него не убиралось.
   - Ставим палатку?
   - Ну?
   И в самом деле, было пора. Они не спали уже 20 часов. До сих пор их гнала в дорогу надежда найти пищу. Пища была найдена, животы набиты, и упадок сил дал о себе знать.
   Проснулись они часа через четыре. Обоим снилась еда, и оба встали голодные, как волки. Но дыни, столь восхитительные накануне, теперь вовсе не казались парням слишком уж привлекательными.
   - Пошли, - предложил Сэм. Впрочем, уверенности в его голосе не прозвучало.
   - Нет, - покачал головой Морей. - Скоро ночь, надо готовиться. Кто знает, что там растет впереди?
   - Все съедобное, - напомнил Сэм.
   - Конечно, когда спелое. Да и неизвестно, какое оно будет на вкус. А этого изобилия нам хотя бы хватит, чтобы пересидеть темноту. Конечно, в арбузах много воды, зато пить не будет хотеться.
   - Я знаю, что надо делать, - сказал Сэм. - Надо их подвялить. Я читал, так делали дикари.
   - Вот и займись. А я пойду схожу за бамбуком. Все какое-то разнообразие.
   Морей сходил не только за бамбуком. Вернувшись часа через три с солидной связкой и увидев, что до захода солнца еще есть время, он решил прогуляться в противоположную сторону, до лесочка, который маячил где-то впереди на ярусе, по которому двигалась камнедробилка.
   - На разведку, - лаконично сказал Морей. Он не стал объяснять, что надеется, наконец, встретить хозяина таинственной машины. По любым расчетам тот должен был находиться где-то неподалеку.
   - Смотри, что я придумал, - ответил ему с гордостью Сэм, показывая площадку, очищенную от бахчи. - Никак не сохли, так я печку приспособил.
   И впрямь, изобретенной Сэмом системой "костры и печка" можно было хвастать без стеснения. Горели в кострах, точнее, дымили, сухие плети тех же арбузов и дынь, собранные в кучки. Вокруг костров располагались камни, а на камнях лежали, исправно теряя влагу, ломти дынь. Морей должен был признать: Сэм времени не терял. Костры располагались полукругом, в центре которого находилась солнечная печка.
   - Действует лучше всякой зажигалки, - сказал Сэм все с той же самовлюбленной гордостью.
   - И только? - сделал попытку чуток обломить его Морей.
   - Еще досушивает. Ты скоро вернешься?
   - Надеюсь, что да.
   Но на этот раз Морей задержался несколько дольше, чем думал. Ему попалась плантация дикого риса, расположенная все на том же ярусе с камнедробилкой. Пока он искал место, где можно закрепить веревку, пока спускался, прошел час. Еще час ушел на то, чтобы нарезать мешок метелок. Затем Морей сообразил, что глупо тащить с собой сноп соломы, и он решил обмолотить рис методом битья по мешку. Но в метелках, когда Морей извлек их из мешка, чтобы выкинуть, оказалось в остатке немалое количество зерен - выкидывать их было жаль, и он принялся перетирать колосья руками. В результате в мешке оказалось весьма жалкое количество риса, и смешно было возвращаться с ничтожной поклажей...
   В общем, увел себя Морей с рисовой плантации лишь тогда, когда до захода солнца осталась пара десятков минут, не более, и он едва успел добраться до палатки. И ему даже поимпонировало, что Сэм вместо того, чтобы лениво отдыхать внутри укрытия, торчал за порогом, высматривая его персону.
   - С киллом? - поинтересовался он деловито.
   - Сам-со! - весело отвечал Морей, что обозначало на невесть с каких времен сохранившемся жаргоне "само собой", точно так же как и "килл" обозначало "добыча". - Нам повезло, понимаешь ты это? Теперь мы точно выживем!
   - И так бы не померли. Зырни в палатку - ахнешь! Я этими арбузами все углы забил и по краям еще вместе с камнями навалил - глянь!
   - Одними арбузами сыт не будешь.
   - Еще дыни.
   - И дынями тоже. Ладно. Топливо ты припас?
   - А у тебя голова на что?
   - А у тебя?
   Морей скинул с плеч рюкзак и присел возле порога.
   - Ерунда, - сказал он, наконец. - Наберем и в темноте. Свистеть умеешь?
   - Будто ты не знаешь!
   - Ну так свисти. Надоест - пой. А я пойду полазаю. Нынче мы с тобой везунчики, увидишь, браток!
  

Марк

  
   Человек был стар. Он был очень стар. Он был так стар, что давно перестал думать о своей старости.
   И еще он был одинок. Столь же одинок, сколь и стар. И точно так же, как и старость, одиночество давно его не беспокоило.
   Одиночество и старость настолько въелись в его плоть и кровь, что человек свыкся с ними, как свыкаются с докучливыми, но надежными друзьями. Они попросту стали частью его естества. Человек даже перестал считать годы: там, где он обитал, зима и лето не отличались друг от друга. И общества подобных себе существ он уже не искал: жизненный опыт научил его, что люди далеко не всегда являются приятными соседями. В общем, человек приспособился обходиться без них.
   Впрочем, точно так же, как и без молодости. Какой от нее был бы ему прок? Зачем здесь, в одиночестве, она была бы ему нужна? Когда-то человек был красив, но сейчас на его лицо некому было любоваться. Когда-то он был силен, быстр и ловок. Но тут, по этим безжалостным в своей первозданной мощи джунглям, степям и болотам бродило сколько угодно животных, которые были сильнее любого силача, быстрее спринтера и ловчака.
   По сравнению же со стихиями, такими как дождь, ветер и солнце, любое теплокровное создание природы и вовсе было ничто. Ни дождь, ни ветер, ни солнце невозможно было покорить, их нельзя было обогнать или обхитрить - к ним можно было только приспособиться. Противопоставить им выносливость, ум и терпение. А эти качества имелись у старика в избытке.
   Более того, сейчас, спустя годы, он бы дал сто очков вперед тому юному, наивному и беззащитному существу, каким он когда-то вышел в свет. Тот был игрушкой в руках обстоятельств - этот же являлся безраздельным хозяином территории, по которой ступали его ноги.
   А территорию эту никто бы не рискнул назвать маленькой. Она шла от берега моря до подножия барьера и простиралась аж на 7500 квадратных километров, половину из которых человек засадил сам, лично. На это понадобилась уйма лет, но, как уже говорилось, человек годов не считал, точнее, давно перестал ими интересоваться. Время на полосе измерялось не годами, а сезонами, сезоны же здесь совершенно не зависели от бега планеты по большому кругу небосвода.
   Насчитывалось сезонов пять, и все пять имели свои имена: они назывались утро, полдень, дождь, вечер и ночь. Человека нисколько не смущало, что названия эти совпадали с именами частей суток, поскольку они ими и были. К ним он приурочивал свои работы, им подчинял свой досуг. Таковы были особенности жизни на полосе, и нелепо было бы поступать вопреки природе, наперекор здравому смыслу.
   Точно так же человека не смущало, что с течением времени сутки становились короче, и он успевал сделать за каждый сезон все меньше и меньше из намеченного. Наоборот, вместо того, чтобы печалиться, человек радовался происходящим переменам. Ведь они обозначали, что перепады температур реже губят растения и граница зелени поднимается все выше.
   Но много успевал человек сделать или мало, однако он старался строго придерживаться заведенного распорядка. Каждое утро на рассвете он отправлялся в инспекционную поездку посмотреть, благополучно ли "перезимовали" саженцы прошлой серии, не погибли ли юные всходы. Долгими ночами он отмечал на карте собственного изготовления места, где посадки прижились, и планировал работы на следующий световой период. Кроме того, именно ночью он производил ремонт оборудования и занимался улучшением своего быта.
   Конечно, за 20 с лишним стандартных лет, а именно столько их промчалось с тех пор, как человек обосновался на Первой Полосе, можно было бы обустроиться просто великолепно, и человек при его энтузиазме и терпении давно бы мог услаждать свой взор интерьерами в духе творений лучших архитекторов Вселенной. Но к сожалению или к счастью, однако любование архитектурными излишествами в планы человека не входило. Причина была проста: образ жизни, который он вел, именовался полукочевым, примерно раз в 100 сезонов человеку приходилось бросать обжитое место и переезжать на новое. К тому моменту границы посадок отодвигались от его резиденции настолько, что неудобство переезда становилось меньшим злом по сравнению с потерей времени на каждодневные многокилометровые разъезды туда и назад.
   Обычно человек оставался на одном месте до тех пор, пока не заканчивался посадочный материал в очередном питомнике. Питомники закладывались заблаговременно, с расчетом на будущее, и тогда же начиналось возведение нового жилища. К моменту переезда дом бывал вчерне готов. Вчерне - это без крытого двора, ангара и хозпостроек, однако там уже можно было ночевать, готовить пищу и работать.
   За время своего пребывания на полосе человеку довелось соорудить аж пять штук весьма капитальных сооружений, но имея под руками такой замечательный материал, как бамбук, он мог позволить себе любые архитектурные нюансы. Будучи разного диаметра (человек намеренно сажал и сеял растительность не одного, а многих видов и подвидов), бамбуковые стволы были относительно легки и весьма удобны: их можно было распиливать не только поперек, но и вдоль, превращая в доски. Стволы легко транспортировались на любую высоту, а связывать их в единое целое позволяли не только врубки, но и лианы, имевшиеся в наличии тоже в предостаточном количестве. Доски использовались для полов, кровли и мебели.
   Бамбук вообще оказался настолько удобным материалом, что не применять его было бы просто грешно. Человек и применял. Он раскидал по территории множество построек-времянок, расположив их так, чтобы от любой из них можно было за 3 - 4 часа добраться до соседней без машины и медленным ходом. Такие строения-крошки имели размер 44 метра по кровле и исполнялись в двух основных вариантах.
   Вариант N1 имел отопление внутри и сооружался там, где к концу ночи температура падала ниже пяти градусов тепла. Вариант имел неудобства: необходимость отвода дыма из помещения заставляла сооружать крышу с отверстием. Когда шел ливень, в отверстие это вечно норовила забраться вода. Ночью через него проникал холод, и его приходилось после каждой топки затыкать, а в полуденные часы варить пищу становилось почти невозможно из-за нестерпимой одуряющей жары.
   Второй вариант, более поздний, человеку нравился больше. Хижина состояла как бы из двух отделений: собственно помещения со стенами и навеса, обдуваемого с трех сторон. Очаг располагался именно под навесом: дым шел куда хотел, и в знойный полдень жар от огня уже не мог довести до изнеможения.
   Обстановка в хижинах была более чем спартанской, зато в каждой имелось место для хранения семидневного запаса пищи на случай какого-либо ЧП и можно было поставить кое-какой инструментишко. Кроме того, там можно было с комфортом пообедать или просто глотнуть чайку, чтобы вытягивать усталые ноги не под открытым небом.
   К концу двадцатилетия человек приспособился управляться с сооружением хижин-малюток за 3 - 4 стандартных дня. Процесс этот разбивался на несколько этапов.
   Первый состоял в подготовке материала: бамбук надо было спилить, разрезать на бревна соответствующей длины и перевезти к мастерской. Это делалось обычно в один из дней светлого времени накануне сборки.
   Второй этап происходил ночью, когда был избыток свободного времени. В бревнах проделывались пазы, некоторые из них распиливались на доски для кровли и помоста. Хижина вчерне собиралась, детали ее нумеровались, разбирались и связывались в пучки, удобные для погрузки на транспорт. После этого оставался сущий пустяк: перевезти подготовленное к месту работы и там заново собрать. Всего-то хлопот было выжечь в грунте пару ямок для двух опор навеса ну и еще три, с желобами для стока воды. На одну хижину уходило до пяти бамбуковых стволов диаметром в 30 см у комля.
   Постороннему наблюдателю могло бы показаться странным усеивать территорию никому не нужными хижинами, если разбирать их и собирать было так легко. Но, немного подумав, он бы согласился, что человек поступал правильно. Первоначально хижины ставились возле питомников, а их у человека всегда было не менее полутора десятков, и каждый функционировал в течение примерно сотни сезонных циклов. После такого длительного использования кое-какие элементы конструкции, как осторожно с ними ни обращайся, неизбежно оказывались при разборке повреждены, иногда настолько, что требовалось бросать все намеченные дела и срочно изготовлять замену.
   Во-вторых, на разборку обжитой хижины уходило почти столько же времени, сколько на изготовление новой. Оттуда надо было все вынести, извлечь скрепляющие детали, что отнюдь не всегда было просто. Да и вид у вновь собранного сооружения оказывался не ахти, а человек был эстетом, то есть любил, подобно всем смертным, обновлять свой быт.
   Для чего же ему было нянчиться с переброской старья, если стоило прибавить к затратам времени на его извлечение какой-то пяток стандартных часов - и в результате имелось нечто свежее и приятное глазу? Любой лентяй скоренько постиг бы эту нехитрую истину после первых двух попыток, человеку же хватило и одной. Уничтожить порой гораздо труднее, чем создать - он это усвоил, будучи еще безусым юнцом.
   Мини-жилища свои человек раскидал по территории весьма хитроумно. Он учел и расположение пандусов для спуска и подъема, и расстояния между питомниками. Территорию он мысленно разбил на 16 основных климатических зон, где и рассаживал растения в полном соответствии с их биологическими особенностями. Так неужели, заботясь о самочувствии своих питомцев, он мог позабыть о том, что однажды может наступить момент, когда он попадет в беду, а прийти к нему на помощь будет некому? Он мог упасть и повредить ногу, машина его могла сломаться, да и мало ли всякого бывает в жизни? Не вечно же ему предстояло суетиться, бодрым и полным сил? Мини-хижины представлялись человеку надежным убежищем на случай разных эксцессов, с ними он чувствовал себя увереннее - это, между прочим, и было тем, ради чего он их возводил.
   Притом климат первых четырех зон человеку не нравился, и точно так же не годились ему для жительства последние две, но работать-то приходилось везде - вот он и хитрил сам с собой, придумывая всевозможные замысловатые маршруты.
   Например, свое пребывание на первых ярусах человек старался приурочить к тому моменту, когда последние дождевые капли свидетельствовали: зной на время отступил, земля получила свою порцию благодатной влаги. Так повелось еще с тех пор, когда ливень длился целых тридцать часов. Либо, если место только разрабатывалось и его необходимо было вспахать и засеять, человек являлся туда на рассвете и посвящал работе самые первые, холодные сотни минут.
   В последние же две зоны он старался летать в вечерние часы, когда воздух достаточно прогревался, но солнце уже не палило как сумасшедшее.
   За работоспособностью применяемых технических единиц человек следил строго: на каждой у него имелись особые датчики, сообщавшие о состоянии машины, когда к ней приближался ее хозяин. Если поломка была серьезной, машина автоматически выключалась, о чем свидетельствовал потухший огонек на особом пульте. Пульт находился у человека в его постоянном на данный момент обиталище. Техника работала на фотоэлементах, и если она была исправна, никаких особых хлопот с ней не было.
   В случае противоположном человек выводил из ангара запасную машину, ставил на нее блок, нужный для выполнения той работы, на которую был настроен поломавшийся агрегат, и отправлялся в путь. Прибыв на участок, он забирал неисправную техническую единицу, запускал вместо нее привезенную и двигал назад. На участках серьезным ремонтом он никогда не занимался. Он любил удобства, да и таскать за собой весь комплект необходимого инструментария было невозможно. Инструментарий, включая станки, имелся в специальной мастерской, которую, к слову сказать, человек перевозил за все годы лишь один раз.
   Для устранения мелких дефектов имелся отдельный, малый набор. Он без проблем умещался в любом летательном аппарате, и человек даже не вынимал его из багажника по прибытии домой - так и возил за собой во всякую, и не только инспекционную, поездку.
   И, конечно же, как ни хороша бывает конструкция машины, в любой из них отдельные части имеют разный предел прочности для успешного функционирования. В свое время человек это также предусмотрел, и у него имелся склад запчастей. Склад находился на одной из первых его баз, и целый отдел его был почти доверху заполнен солнечными батареями и причиндалами к ним: человек не знал, сколько он еще проживет, и хотел предусмотреть все.
   Итак, каждый сезонный цикл после беглого осмотра посадок человек совершал облет своих технических единиц, переводил их на новые места либо менял рабочую функцию и настраивал на очередную задачу. Подробный рабочий дневник он не вел, на это уходило бы слишком много времени, но каждый свой провал он фиксировал. Он старался понять причину, чтобы следующий подобный случай больше не повторялся. Например, если всходы гибли от заморозков, вывод делался: культуру пока рановато переносить на данный высотный уровень. А вот если на участке ничего не проросло... Что ж, тогда человек делал отметку в блокноте и ожидал следующего восхода солнца - 14 тьеранских суток хватало, чтобы выяснить, перепахивать делянку, или паника была зряшной.
   Кое-кому далекому от трудов человека, могло, опять же, показаться, будто за уйму лет, проведенных на полосе, человеку следовало бы давно запомнить, где, что и когда сажать или сеять. Но если бы даже такой чудак нашелся (а человек за все время своего пребывания на полосе вообще не встречал никого, с кем можно было бы побеседовать на эту тему), он бы скоренько постиг нехитрую истину: с сокращением суток климат на ярусах менялся. Причем изменялся не только климат, изменялись и сами растения. И если кое-какие из представителей флоры не сумели прижиться совсем, то другие наоборот проявили такую приспособляемость, что на населенной территории запросто превратились бы в род бедствия, потому как норовили заполнить собой все вспаханное пространство.
   А только здесь, на диких пустынных просторах повышенная живучесть была качеством более чем полезным. Обладающие ею растения человек называл пионерами и высевал их без всяких питомников, сразу после запашки в щебень некоторого количества органики и колоний почвообразующих организмов. После этого он мог не заботиться об озеленении данной полосы километров эдак на десяток: корневые отпрыски и побеги таких растений завершали дело сами, без целенаправленных усилий.
   Кроме того, если поначалу семян каждого вида растений у человека было вовсе чуть и он ухитрялся на 20 сотках каждого пояса размещать практически все нужные культуры, то теперь он снимал посадочный материал с площадей размером с гектар и не считал, что это много. Далеко не всегда для такой цели требовалось закладывать питомник. Даже наоборот, большинство трав, например, достаточно было высеять монокультурой, чтобы впоследствии снимать с плантаций урожай несколько лет подряд.
   Правда, более трех раз использовать такой участок было нежелательно. Ветер и птицы, делая свое, полезное для расселения флоры дело, были помощниками бестолковыми: после их хозяйствования на плантациях там можно было столкнуться с самыми неожиданными растительными сюрпризами. Но проделки самозваных помощников не наводили человека на печальные размышления, тем более что ко времени четвертого сбора семян вовсю плодоносили участки, расположенные куда ближе к месту нового сева.
   Иначе выходило с кустарниками и деревьями. Не все ведь из них, подобно бананам или орешнику, давали поросль от корней! Да и проще иной раз было иметь дело с сеянцами. Питомники здесь были, как ни крути, необходимы. Кроме посева и пересадки человек использовал и черенкование, и прикапывание побегов, и деление кустов - в общем, применял весь арсенал доступных ему способов размножения плодовых. В любом случае сбор семян он всегда производил в сухой сезон, а высадку саженцев и черенков - в последний день вечера. Промежуточное же время заполнял по своему усмотрению.
   Например, поездками на пастбище. Да-да, у человека имелись и стада! Правда, он их не пас, но удобствами их наличия пользовался, и с успехом.
   Кое-кто азартный на его месте просто бы охотился, выслеживая животных с высоты полета. Но человек не был азартен, он был мудр. Из тех копытных, что его интересовали, на свободе он содержал только высокогорных лам, по той простой причине, что для выживания в условиях Безымянной им необходима была ежесуточная миграция. Потому что как ни приспособлены были эти выносливые животные к высокогорью, но даже и для них перепады от верхнего плюса в полдень до нижнего минуса к концу ночи были убийственными. Так что ламы кочевали сами, человек лишь позаботился в определенных местах проложить дополнительные пандусы для спусков и подъемов. Их было 3 небольших компактных стада, и человек за ними больше наблюдал, чем что-либо еще.
   А вот животных, мясо которых он использовал в пищу, человек содержал в загонах. Это тоже требовало значительных затрат труда и времени, но было в пределах человеческих сил. Стада располагались в шестой, восьмой и одиннадцатой климатических зонах, и там, где паслись два первых вида, отметка на термометре никогда не опускалась ниже нуля. Корзам же, которых человек особенно ценил, небольшой морозец был не страшен, имелось бы достаточно корма. Корзы давали человеку молоко, из которого он готовил творог, сыр, сметану и масло. Само молоко человек никогда не пил - не любил, зато отсутствие других четырех блюд в своем рационе счел бы для себя большим лишением.
   Остальные стада поставляли человеку мясо, и в своих загонах он держал ровно столько голов, сколько было необходимо, чтобы естественный прирост в каждом стаде компенсировал регулярное изъятие части животных. Перегоны он устраивал раз в несколько сезонных циклов, когда фронт его работ передвигался на очередной километр по всей ширине полосы. Подойдя к загону, он производил ровно один выстрел, стадо срывалось с места и мчалось на некоторое расстояние вперед, до нового участка зелени.
   Когда-то, придумав их на заре своей одинокой деятельности, человек побаивался, что стада могут убежать слишком далеко и потравить молодую, еще не разросшуюся зелень. Однако позднее он убедился, что беспокоился напрасно. Его подопечные почему-то боялись голой земли, и стоило впереди очередного пастбища оставить грунт незасеянным метров на триста, как подобная неприятность ему уже не грозила. После перегона животные быстро успокаивались, привыкали к новому месту и никуда не рвались.
   Изъятие части животных (или по-другому, отстрел) человек предпочитал проводить именно во время перегонов. Тушки отобранных животных он потом подбирал и возвращался домой, чтобы отдохнуть и приготовиться к следующему рабочему походу.
  

Золотая статуя

  
   Да, многое из того неподражаемого перехода навсегда осталось в памяти Морея, но эти полчаса, когда он под звуки Сэмового свиста собирал сухие стебли диких дынь, он впоследствии вспоминал с особым накалом. Ощущение было потрясающим.
   Прежде всего он очень боялся свалиться на соседний ярус. Десять метров высоты, разумеется, разумеется, было не сто, но ведь и пяти иногда бывает достаточно, чтобы сломать себе ногу или руку, а то и шею. Поэтому Морей, помня, что искомые овощи произрастали на щебенке, а не на голой скале, прежде чем поставить ногу тщательно прощупывал, куда ступает. Тьма была кромешной, а до первой плети пришлось двигаться метров двадцать, потому что Сэм, подвяливая свои дыни, выбрал для своих костров всю ближайшую растительность, способную поддерживать процесс горения.
   Опустившись на колени, Морей начал искать то, что ему было нужно. Он ощупывал каждый побег, который попадался ему под пальцы - ему нужны были только сухие стебли, а они стелились по самой земле, путаясь среди свежей облиственной зелени и плодов. Что-то там за что-то цеплялось, Морей что-то обрывал, сгребая обрывки в одну кучу и то и дело эту кучу теряя. Наконец эта куча показалась ему достаточно большой. Обхватив собранное обеими руками, он волоком потащил свою добычу на пустое пространство, опять же с каждым шагом прощупывая ногой грунт, и уши его стояли торчком, ловя звуки, издаваемые Сэмом.
   Иногда звуки замирали. Тогда Морей тоже замирал и начинал вертеть головой, прислушиваясь. Сердце у него екало, и когда он разок споткнулся, ухитрившись неудачно задеть обо что-то ногой, оно сделало перебой, а затем бешено заколотилось. Он с трудом сдерживался, чтобы не бросить все и не побежать. Прекрасно зная, что никаких сверхъестественных существ на планете не водится, он тысячу раз готов был усомниться в этой истине.
   Рассудок его говорил одно, но чувства рассудку не повиновались. Стоило Сэму замолкнуть или, хотя бы, перевести дух, как Морея охватывала паника. Он давно покаялся, что из-за нежелания посадить батарейки, не взял с собой фонарик.
   - Ну как? - спросил Сэм, когда оба приятеля снова соединились. - Хорошо я свистел?
   - Нормально, - ответил Морей, нащупывая рукой вход в палатку. - Принимай груз!
   Всю эту ночь, все семь суток они с Сэмом жевали либо спали. Будущее вновь представало перед ними в радужном свете. Они больше не боялись не дойти, и это было главное.
   - Если мы даже и не найдем никого, - сказал Морей, когда время начало близиться к рассвету, - зато теперь у нас всегда будут и питье и жратва.
   - И то, - согласился Сэм. - Зачем нам люди? Послушай, а как мы вернемся? За нами же обещали приехать!
   - Угу. Через два года. Не дрейфь, что-нибудь придумаем. У нас уйма времени.
   Два года представлялись ему слишком отдаленным будущим, чтобы о нем беспокоиться. Морей был сыт, хорошо отдохнул и ему теперь все было нипочем. Впрочем, точно так же, как и Сэму. Чуть забрезжило, они снова двинули вперед, даже не позаботившись навялить дынь или прихватить с собой на дорогу арбузов в качестве запасников влаги. Запасников этих столько валялось у них под ногами, что от одного вида их пропадала жажда. Парни снова шли по самой кромке платформы, однако теперь они шли легко, весело, смеясь и перебрасываясь шутками. Лишь очутившись над рисовой плантацией, Морей сказал:
   - Спускаемся. Рис - это вещь. Надо набрать.
   - Зачем? - пожал плечами Сэм. - Вон там впереди еще поле зеленеет. Теперь всю дорогу будет что-то попадаться, вот увидишь.
   - А если снова бамбук? Нет уж, сделаем остановку.
   Зеленый островок впереди был вовсе не бамбуком, но оказалось, что и Морей не был неправ, заставив Сэма сделать запасец.
   - Съедобные, наверное, - сказал Сэм, увидев рощицу совсем юных деревьев, и облизнулся. Он все еще не мог отъесться после голодовки.
   - Конечно, съедобные. Будут, когда вырастут и покроются плодами. Только очень долго ждать придется, тебе не кажется?
   - Мне кажется, что твой рис, по которому ты сходишь с ума, скоро тебе надоест. Разве ты не заметил, что это был самосев? Значит, скоро будет саженый, и на нашем ярусе.
   Морей только хмыкнул, но на этот раз оказался прав Сэм. Пройдя какой-то километр после участка с юной рощицей, они наткнулись на целую плантацию вышеупомянутого злака. Внизу же рис рос отдельными клочками, там, где было тому подходящее местечко. Правда, не везде. Оставив позади рисовую плантацию и еще метров двести пути, парни увидели полоску тростника - сахарного, и после того все пространство нижнего яруса шириной в несколько километров занимали эти два растения, оба любящие тепло и влагу.
   О том, что тростник сахарный, парни догадались лишь встретив это растение на своем ярусе. Случилось это в конце первого стандартного дня, после большой кочевки, когда они уже собрались ставить палатку. А до тех пор путь их пролегал через все ту же пустыню, чередовавшуюся с полосками растительности.
   Эта растительность была саженой уже без всяких сомнений. Полоски были одинакового размера, примерно по сто метров в ширину, и расстояния между ними тоже были одинаковыми. Впрочем, первобытный щебень промежутков не был совсем безжизненным: кое-где его унылое однообразие нарушали пятна зелени различных оттенков, размеров и высоты. Чаще всего это были все те же дыни с арбузами, хотя встречались и травы. Саженых же представителей флоры было 8 пород, а после растительность начала повторяться.
   Через 6 часов пути пейзаж резко изменился. Дыни с арбузами почти пропали, зато саженные растения как по волшебству подросли. Травы, стояли ли они в полный рост или стелились по земле, явно переживали вторую, а то и третью молодость. Один вид их Сэм определил как сорго, у двух других растений были съедобны стебель и листья, а у четвертого - клубни. Но разобрались они с этим самым четвертым лишь тогда, когда он им попался в третий раз. Вот как это было.
   Все на планете знали, что не каждая пища кажется вкусной, когда пробуешь ее впервые, поэтому и парни не торопились впадать в раж, если какие-либо части растения, подвергшегося их дегустации, не вызывали в их ртах приятных ощущений. Но когда ты чувствуешь, что перед тобой нечто такое, что глотать просто рискованно? Если тебе упорно кажется, будто оно элементарно несъедобно? И если даже плоды его ничего, кроме отвращения у тебя не вызывают?
   - Я бы не стал это есть даже после самой большой голодовки, - согласился с Морем Сэм, вытаскивая из земли один из кустиков вместе с корнями. - Ты чего так на меня уставился? Будь моя воля - я бы всю эту дрянь повыдергал.
   - Угу. Только сначала продегустируй-ка вот это, - показал Морей туда, где у растения полагалось быть простому обычному корню.
   Действительно: там, на отростках, отходивших от корешков, висели продолговатые розовые клубни, и точно такие же выглядывали из ямки, образовавшейся на месте, откуда был извлечен кустик.
   - Ты-то сам когда-нето это ел? - пробурчал Сэм, отрывая гроздь вышеуказанных продуктов природы.
   - А если не ел, ты даже пробовать не будешь? - засмеялся Морей, прекрасно зная, что бурчание приятеля вовсе не всегда означало, будто он и впрямь недоволен.
   И точно!
   - Я думаю, это батат, - сделал вывод Сэм, внимательно рассмотрев и куснув предлагаемый его вниманию объект . - А может ямс. Возьмем в запас?
   - Погодим, - сказал Морей. - Сначала привал. Разжигай свою печку.
   - У нас нет лишней воды.
   - Мы их испечем.
   Печеные клубни показались парням просто пищей богов. Они были слегка сладковатыми и очень сытными.
   - М-м... - сказал Морей, отправляя в рот последний кусочек. - Наконец-то я заморил червячка!
   - А я нет, - сказал Сэм, вытягиваясь вдоль рядков то ли батата то ли ямса. - Хорошо, если оно будет попадаться нам каждые 7 километров.
   - Восемь.
   - Ну, восемь. Какая разница?
   И впрямь, разницы не было. До конца большого перехода, перед ночевкой они встретили еще одну плантацию батата и две сорго, а затем, когда появился пандус и дорога пошла на понижение, к их рациону добавился сахарный тростник.
   - Интересно, куда мы спешим? - вздохнул Сэм на следующее "утро", сдувая палатку. - Здесь же не житуха, а просто сказка!
   - Угу. С плохим концом.
   - Где ты видишь плохой конец? Здесь же все под рукой: и вода, и крупы, и картошка.
   - Батат.
   - Ну пусть батат. Давай поживем здесь пару недель.
   - А как же ты отсюда собираешься выползать, чудило?
   - Так же, как и сейчас. Ногой.
   - Ага. Ножкой топать через барьер. Нам надо как можно скорее найти хозяина камнедробилки. Пока он еще здесь.
   - А куда он может деться?
   - Все туда же. Прилетят за ним и увезут. А мы останемся.
   - Мы и так останемся.
   - Конечно. Но мы сможем с ним передать сообщение, где нас искать через два года. Усек?
   - Я-то усек, что ты зря панику разводишь. Смотри: камнедробилка проходит на соседнем ярусе. Мы идем и все время смотрим. Если твой хозяин примчится выключить свою тарахтелку, мы его сразу заметим и начнем ему махать. Или костер разожжем, чтобы издалека было видно. Чего суетиться-то?
   - Я не суечусь, а тороплюсь. Это две большие разницы.
   Но на самом деле и Морей уже не торопился. Просто ему не сиделось на одном месте. Он устал от Сэма с его идеями. Его мятежной душе опротивело одиночество вдвоем и долгая, бесконечная дорога с пудовым грузом за плечами. Он стремился к людям, потому что хотя язык его и произносил слова "человек", "хозяин", но на самом деле оба парня прекрасно знали, что в одиночку невозможно засадить и засеять 60 километров, которые разделяли встреченный ими агрегат и ту точку территории, где сейчас стояла палатка. Даже если догадаться, что юные деревца внезапно подросли не случайно, а просто потому, что были посажены а разное время, то и тогда получалось, что за год таинственный суперлесовод озеленял территорию двадцатипятикилометровой длины. Парни помнили свою производительность, 20 соток в день, и им ничего друг другу разъяснять было не надо.
   После плантации сахарного тростника посадки постарели еще на один оборот солнца вокруг планеты. Деревья также вполне определились. Парни насчитали три вида пальм, два из которых росли внизу, уже знакомый им бамбук и банан, только вместо плодов с верхушек свешивались гроздья цветочных бутонов.
   - Ничего, будут и плоды, - утешая кого-то, сказал Сэм.
   Действительно, плоды появились через какие-то 20 километров.
   - Я устал, - сказал Сэм, сбрасывая рюкзак. - Полезай ты.
   - Эх ты, слабак, - усмехнулся Морей, тоже скидывая свою поклажу.
   - Кто слабак? - вскочил Сэм.
   - Ты, а кто же еще? Сиди, сиди, несчастный усталец! Не тоскуй, скину тебе кусочек с локоточек. Будешь ловить.
   - Сам лови, - задиристо сказал Сэм, в один прыжок очутившись у подножия ближайшего ствола. - Вот я и тут! - крикнул он через минуту уже сверху.
   - Отламывай сразу целую гроздь! - ответил ему приятель.
   - Не получается. Ой!
   Через пару мгновений Сэм был уже внизу.
   - Морей! - проговорил он возбужденно. - Мы добрались!
   Здесь есть люди!
   - Ты их видел? - встрепенулся тот.
   - Нет, но я видел кое-что другое. Там что-то блестит!
   - Где?
   - Там, - Сэм махнул рукой в бок и вверх. - Километрах в четырех.
   - Или в пяти.
   - А может, и в пяти.
   - Ну-ка я погляжу. Жди меня здесь и никуда не рыпайся.
   Он поплевал на руки и вскарабкался на вершину банана. Действительно, там, куда показывал Сэм, что-то блестело в лучах солнца. Сбросив приятелю связку бананов, Морей спустился и проговорил задумчиво:
   - Ты прав, дружище. Надо пойти и посмотреть, что это такое.
   - Пять километров вверх? - изумился Сэм. - Ты сдурел!
   - 250 метров.
   - Хрен редьки не слаще. Интересно, как ты собираешься туда попасть?
   - Увидишь. Хватай половину бананов - и шагай.
   План похода, придуманный Морем, основывался на том простом факте, что везде, где бы они ни проходили, посадки начинались метра на полтора от барьера. По крайней мере, так росли бататы, рис, тростник и пресловутые арбузы с дынями. Как обстояло дело с другими культурами, парни не имели случая заметить, но вряд ли иначе. В любом случае у наших путешественников была веревка, на которой можно было сделать петлю и добросить ее на кромку нужного яруса. Попробовать-то, по крайней мере, стоило. И если бы вдруг оказалось, что верхушки банановых деревьев не достигают нужной высоты, то впереди по курсу скалолазов поджидали пальмы и бамбук.
   Морей сам себе не поверил, когда убедился, что его план оказался планом просто первосортным. Самые крайние деревца каждого ряда росли почти впритык к скале, так, метра на два, и не нужно было быть мастером спорта по акробатике, чтобы перебраться со ствола на барьер. Правда, Сэм все же не решился на такой трюк. Морей, зная, что его приятель трусоват, не стал на этот раз его подначивать.
   - В общем, так, - сказал он, привязывая к поясу веревку. - Я переправлюсь, а потом ты подашь мне рюкзаки.
   - А, может, не надо? - поежился Сэм. - Может, там ничего и нет?
   - Ты же сам видел.
   - А, может, мне померещилось?
   - Угу, и мне тоже. Глупостей-то не болтай. Ты это, когда рюкзаки мне подашь, не забудь веревкой обвязаться, когда на дерево влезешь. Мне твои поломанные кости там внизу сто лет не нужны.
   Морей не заметил в тот раз сверкающей точки из-за листвы. Однако когда он поднял на барьер оба рюкзака и туда же перелез Сэм, парни снова увидели ее. Направление им, таким образом, было задано, и они двинули на маршрут.
   250 метров вверх - это 25 ярусов, что составляло, если считать по 20 минут на каждый ярус при подъеме, более девяти часов пути. На самом деле нашим альпинистам довелось пройти несколько меньше, поскольку 5 километров на самом деле были четырьмя, да и простирались они не перпендикулярно барьерам, а наискось. Поэтому не удивительно, что задолго до конца стандартных суток парни достигли вожделенной точки пространства.
   Собственно говоря, как справедливо заметил Сэм, последний километр они карабкались из одного упрямства: где-то спустя второй привал они уже знали, что именно их приманило, заставив свернуть с платформы, где они надеялись встретить людей. Именно тогда для Сэма, обладавшего более острым зрением, блестящая точка превратилась в крошечную сверкающую фигурку на скальном выступе.
   - Это всего лишь памятник, - сказал он разочарованно. - Возвращаемся?
   Морей подумал.
   - Поздно, - сказал он, наконец. - Ту полосу мы уже не найдем.
   - Я считал ярусы, - возразил Сэм. - Их было ровно 15.
   - Тогда в чем дело? - рассердился Морей. - Тебе лень досчитать еще до трех?
   - До пяти.
   - Пусть даже и до пяти. Мы отмахали уйму километров. А теперь, когда нам осталось пройти всего один, ты собираешься топать назад.
   - Но это только статуя, - продолжал Сэм все так же упрямо.
   - И пусть статуя. Узнаем, что она там делает.
   - Стоит.
   - Знаешь, - психанул Морей, - шуруй куда хочешь, я тебя не держу!
   - Один?
   - Со своим рюкзачком на пару.
   - Там палатка, - напомнил Сэм.
   - Вот и прекрасно. Будешь в ней жить.
   - И печка.
   - Великолепно! Полный комплект! Вали, вали!
   - А ты?
   - А я жму вперед.
   - К статуе?
   - К черту в зубы. Ну, чего стоишь?
   - Я один не пойду.
   - Ну так не ной.
   Но Сэм все равно продолжал ворчать. Его ворчание до того надоело Морею, что он едва не промахнул мимо того яруса, на котором была статуя. Скала, на которой она стояла, являлась выступом платформы, возвышаясь над ней, и создавала издалека иллюзию, будто она находится дальше, чем это было в действительности.
   Вблизи иллюзия пропадала, но ведь парни смотрели на скульптуру из-за леса, и они были приятно изумлены, когда то, до чего они собирались тащиться еще двести метров с хвостиком, вдруг очутилось у них под носом.
   С той стороны, откуда они сейчас смотрели, подножие памятника представляло собой систему полукружий, наложенных друг на друга стопкой, словно блины у заботливой хозяйки. Каждый полублин был меньшего размера, чем низлежащий, и получалось нечто вроде лестницы, по которой можно было взбираться. А на самом верхнем стояла статуя из желтого металла, и издалека она казалась золотой.
   - Прячемся! - дернул приятеля за рукав Морей. - Смотри!
   Рядом со статуей вдруг появился человек. Настоящий. Живой. Один из тех, кого они так долго и безуспешно искали.
   Человек стоял, обнимая статую за талию, и они выглядели странной парой, эти двое. Статуя изображала то ли девушку, то ли молодую женщину с сосновой ветвью в руках. Она была по-настоящему прекрасна и, чудилось, вот-вот шагнет с пьедестала. Ее глаза несколько необычного разреза глядели на мир изумленно и тепло. Они не казались пустыми, как это бывало у банальных изваяний.
   Разумеется, все это: и глаза, и ветвь, парни рассмотрели не вот сейчас, а гораздо раньше, когда к статуе шли. В то время они, кстати, думали, что скульптура высокая, просто находится далеко. Оказалось - неизвестный скульптор сотворил ее в рост человека. Персонаж, обнимавший ее, был даже на чуток ее выше. Он стоял спиной к парням, но все равно симпатии не вызывал.
   Персонаж был космат, смугл и жилист. Он казался слегка сутулым и сухощавым, достаточно некрасивым, но подвижным и очень сильным. Полуобнаженный торс, короткие кожаные штаны, едва прикрывавшие колени, и босые ноги сразу сигнализировали о закаленности и равнодушии к изысканности. Черные волнистые волосы, перехваченные синей лентой, спадали до плеч, усиливая впечатление сутулости и некрасивости.
   "Наподобие шимпанзе в зоопарке," - подумал Морей.
   Если бы статуя была вылита из металла одного цвета, контраст между ней и персонажем, ее обнимавшем, был бы не так разителен. Но она была словно с подцветом. Волосы ее отливали бронзой, комбинезон светился белизной, причем орнамент по рукавам и штанинам был явно красноват, а ветка колючего растения в руках отдавала зеленью. Статуя казалась зачарованной принцессой, обращенной в изваяние злым колдуном, и колдун этот - вот он, вертелся рядышком. Морею захотелось увидеть лицо незнакомца. Он махнул Сэму рукой, и они, пригибаясь, двинулись к краю яруса, поближе к платформе.
   Они увидели и вздрогнули. Персонаж, выглядевший со спины чуть ли не юношей, превратился в человека более чем зрелого возраста. Да какое там зрелого! Этот субъект был просто стар! Солнечный свет, падавший на него сбоку, позволял четко рассмотреть сеть глубоких морщин, покрывавших лицо, шею и худые, хотя и сохранившие мускулатуру руки.
   - Хорошая у тебя подобралась компания, эге ж? - сказал старик, обращаясь к статуе. - Надеюсь, тебе не скучно здесь стоять неподвижно? Зато теперь ничто не может тебе повредить: ни дождь, ни ветер, ни солнце.
   - Во дает дедуган! - ткнул приятеля в бок Сэм. - Со статуей разговаривает! Совсем свихнулся!
   - Заткнись! - отвечал Морей шепотом.
   Старик постоял еще немного, повернулся, спустился с пьедестала и исчез среди деревьев. Не успели оба приятеля сообразить, что к чему, как в воздух поднялся летательный аппарат, и вскоре только крошечная точка в небе да рокот мотора напоминали о сцене, которая только что была разыграна перед ними.
   - А много он здесь насажал! - продолжал Сэм свой бесконечный монолог. - Наверное, большой срок отгреб!
   - Заткнись! - повторил Морей. - Без тебя тошно!
   - Тошно - поищи лучшую компанию. Можешь даже лететь вдогонку за своим психом, если крылышки отрастил.
   Морей сплюнул и полез по ступенькам на пьедестал. Оттуда, с высоты, можно было хотя бы обозреть местность. Он готов был рыдать от отчаяния, и один вид Сэма вызывал у него желание схватить приятеля за горло и придушить, чтобы тот, наконец, замолк.
   А взобравшись наверх, он остолбенел. Там, внизу, убегая на несчетное количество метров вдаль и на сколько хватало глаз в ширину, расстилалась лоскутным ковром самая необычная картина, которую когда-либо доводилось созерцать парням. Ландшафт был превосходен, спору нет, но поражал он все же не красотой. Картина, открывавшаяся взору с пьедестала, была картиной не в переносном, а в самом наипрямейшем смысле слова. Только нарисована она была живыми красками: деревьями, кустарниками и просто травой. Даже рамка у картины была - четко очерченная, узорная.
   Картина изображала животный мир лесов и лугов, наглядным воплощением которых сама являлась. Внизу, у подножия статуи, прыгали лягушки, изгибались юркие ящерицы, а вдали, у самого горизонта, летали птицы. И между этими крайними полюсами местной фауны теснилось все остальное. Животные угадывались безошибочно, настолько характерными изобразил их художник. Вот затаился пантр, а вон тут насторожился олень, там выглянул из-под бамбука медведь, а здесь присоседилась ленивая бевка.
   - И обухлап есть! - растерянно произнес голос Сэма.
   Морей обернулся.
   - А ты чего ожидал? - насмешливо процедил он сквозь зубы. - Человек трудился, потому что он - человек. И человеком хотел остаться.
   - Этот твой дедуган?
   - Не знаю.
   - Ты скажи еще, что и статую он поставил.
   - Почему бы и нет, если у него есть машина?
   - Ага. И плавильная печь. И куча разного металла.
   - Золота.
   - Интересно, где ты видел разноцветное золото? В общем, мы долго здесь собираемся торчать? Пошли искать твоего психа, если он тебе нужен.
   - Он такой же мой, как и твой, - буркнул Морей. - Хотел бы я знать, откуда у него летательный аппарат?
   - Может, раньше выдавали в комплекте?
   - Как же, с разгона! Не смеши меня!
   Сэм присвистнул.
   - Выходит, дедок не ссыльный! - сообразил он. - Но кто же он тогда?
   - Не знаю. Наверное, какой-нибудь чудак с Тьеры. Художник-ландшафтер или там еще кто. Из этих... как там их... хиппов.
   - Здорово! - воскликнул Сэм, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку. - Послушай, если он с Тьеры, у него наверняка есть вакуумная лодка?
   - Звездолет.
   - И он про нас ничего не знает! Послушай, давай попросим его отвезти нас на Тьеру, а?
  
  

Розыгрыш

  
   Оба Бинкины кавалера были крайне разочарованы, поняв, что пришел конец их беззаботной сытой жизни. Озадаченные, они посмотрели ей вслед и двинули к Уотеру, чтобы сообщить ему о финише придуманной им операции.
   - Чего же вы хотели? - изумился тот. - Попользовались, и баста. Она и без того долго вас терпела.
   - Так-то оно так, - почесал в затылке Билл. - Но нельзя же все бросить!
   - Почему же нельзя? - усмехнулся Уотер.
   - Сообрази чо-нето. Чо жалеть ее деньги - она же им счету не знает.
   - Понравилось на дурняк?
   - А ты отказался бы?
   Уотер усмехнулся.
   - Ладненько, - сказал он, - что-нибудь сварганим. Для начала понаблюдайте за ее привычками. Куда она ходит, что делает. А там решим, на чем ее поймать.
   Следить за кем-то, когда знаешь, где живет объект твоего повышенного внимания, аж никак не трудно. Скоро Уотер и его друзья знали о девчонке все. Та по-прежнему жила в отеле и уезжать никуда не собиралась. Распорядок дня ее разнообразием не отличался: до полудня она обычно оставалась в номере, затем шла на прогулку. Одевалась девчонка ярко, эффектно, но без прежних крайностей. Бывало, знакомилась с кем-то; сама не набивалась, но на контакт шла легко. В кафе она платила только за свою персону и вообще кредитки горстями не швыряла. Больше одного вечера она ни с кем не проводила, в номер никого к себе не впускала и по гостям не шастала. В общем, вела себя как обычная туристка.
   Некоторые из поступков девчонки были парням в упор не понятны. Так, она запросто могла подойти к лежащему на земле бездомному бродяге и поинтересоваться, не нужно ли того отвезти в больницу. Однажды она спокойнейшее помогла перейти улицу старой нищенке и следом тутже обозвала дурой прилично одетую миссис с манерами леди из общества за то, что та вздумала читать ей мораль.
   - Ну, каково впечатление? - спросил Уотер спустя три недели после начала наблюдения.
   - Она здорово старается, - сказал Билл.
   - Думаешь, играет на публику?
   - Эге ж. Заметила слежку и прикидывается своей.
   Это было похоже на правду. Девчонка шастала по любым закоулкам без разбору и ничуть не осторожничала. Казалось, она вообще не испытывала страха, всюду совала свой нос и всему изумлялась. Однажды она отвела домой заблудившегося ребенка, на другой день показала полицейскому, гнавшемуся за вором, неверное направление. Всем своим поведением она словно демонстрировала: смотрите, какая я хорошая.
   - Я знаю, как ее обработать, - сказал, наконец, Уотер. - Мы ей устроим спектакль - первый сорт. И деньги вытянем, и позабавимся. Она видела когда-нибудь твою старуху, Фрац?
   - Не-а, по нашей улице она еще не шастала.
   - Вот и хорэ. Скажи ей, чтобы на завтра приготовила аппратамент: навела марафет и изобразила бедность, то есть на столе ничего, по углам пусто. Девочкам скажи, чтобы хныкали пожалостливее, когда ты явишься с подружкой. Остальное я расскажу тебе завтра. Мне надо кое-кого поймать и расписать роли.
   - А я? - сказал Билл.
   - Тебя оставим про запас. Для следующего случая. Фрац у нас парень геройский, в его доблесть она поверит, а в твою - нет... Впрочем, пожалуй, лучше, чтобы вы оба были вместе, а? Гонорар делим на всех артистов. Хорэ?
   - Ты нам все объясни толком, - зло блеснул глазами Фрац.
   - Завтра, когда соберу остальных. Встречаемся в 10, у твоей сеструхи.
   Бинка вовсе не подозревала, что является в глазах кого-то персоной, имеющей повышенную ценность. Каждый день с добросовестностью штатного труженика она отправлялась на поиски того, который подходящий. Увы! Все ее старания были безрезультатны, и очередной кандидат получал отставку наравне с предыдущими. Были среди них и умные, и обходительные, и внимательные, и бойкие, и дерзкие - всякие. Только ни в ком не было главного - человечности, а то, что здесь называлось душевными переживаниями, напоминало скорее разочарование по поводу крушения несбывшихся планов и надежд.
   Была вероятность, что какие-то детали в одежде Бинки или ее манеры гасили соответствующие порывы в сердцах парней, к ней клеившихся. Она пыталась что-то менять, искала новые аксессуары, придавала иные тоны своему голосу - напрасно. Каждый из ее кавалеров был одержим одним желанием - хапнуть и удрать, и никто не рвался давать. Делиться. Подарить. Подарить просто так, не ожидая награды, улыбку, хорошее настроение. Или помочь искренним советом. Все, буквально все тьеранцы либо не замечали Бинку, либо смотрели на нее как на свою законную добычу.
   Никаких других эмоций не проступало на лицах тех, кто приглашал Бинку в кафе или ресторан. Она принимала приглашение, норовя заказать себе что-нибудь из того, что подороже, и с любопытством наблюдала за игрой мускулатуры на физиономиях кавалера. Кульминационный момент наступал, когда она в конце вечера доставала портмоне, чтобы за себя расплатиться. Право же, только ради одного такого мига стоило подольше задержаться на Тьере. Маска спадала, и на лицах проступало все то же разочарование, иногда откровенное, иногда прикрытое кислой улыбочкой: сорвалась добыча, не удастся отхватить лакомый кусочек.
   Естественно, Бинка прощалась и удалялась.
   И тот день, на который Уотер назначил свой спектакль для одного зрителя, она провела как обычно, то есть сходила в кино, побродила по магазинам и познакомилась с очередным тьеранским аборигеном. И совершенно также быстренько с ним рассталась после романтического вечера в одном из заведений для залетной публики, заведения вполне приличного, но предназначенного для выкачивания денег из карманов неопытных клиентов.
   Бинка была опытной. Она сыграла только в одну игру, заказала нечто скромное по названию, но достаточно сытное по объему и нашла в себе силы ответить отказом на предложение поучаствовать в беспроигрышной лотерее. И как обычно, было уже темно, когда она решила, что пора сворачиваться и вострить лыжи домой, то есть в отель.
   Хотя нашей троице из нищего квартала и казалось, будто объект их пристального внимания до умопомрачения беспечен, но любая беспечность имеет свои пределы, и Бинка эти пределы знала. Одним из основных правил безопасности, усвоенных ею с пеленок, было "Не вводи в искушение". А поскольку лазить по тьеранским закоулкам в ночную пору было ничем иным, как демонстрацией перед местной публикой своего нахальства, то есть нарушением вышеуказанного правила, то Бинка шла по центральной улице. Она шла и сердилась на себя за то, что снова не устояла, снова согласилась убить вечер на общение с субъектом, о котором сразу же, в общем-то, было ясно: не тот.
   "Надо научиться отказываться от неподходящих знакомств, - думала Бинка, машинально отмеряя шаг за шагом. - "Настырный" - еще не значит "искренний". В общем, решено..."
   Улицы между тем понемногу пустели, и возле поворота, где парковались таксо, поджидая клиентов, исчез последний Бинкин попутчик.
   - Девушка! - вдруг услышала она.
   Бинка остановилась. Перед ней стояли трое. Они были сильно под хмельком и слегка покачивались.
   - Мисс! - сказал один из них, расставляя руки. - И какая прехорошенькая! Ну просто богиня!
   - Может, я и богиня, - обрезала Бинка, - но прошу молиться не на мою икону.
   Она развернулась и хотела обойти препятствие, чтобы двинуться дальше, но эти трое оказались из упрямцев.
   - Мисс! - воскликнул второй из кандидатов в идолопоклонники, - Мы проводим вас, эге? Такой хорошенькой мисс нужна хорошая компания!
   Бинка слегка растерялась. Дорога вперед была ей отрезана, между тем разговор велся в такой форме, что и слишком вежливый, и слишком грубый ответ - оба могли иметь неприятные последствия. В первом случае эти типы вообразили бы, будто Бинка их испугалась и приклеились бы уже намертво, а во втором дело запросто могло окончиться мордобоем. Бинка сделала шаг в сторону - снова путь ей был перекрыт.
   - А ну, оставь ее! - услышала она за спиной голос, и голос этот показался ей весьма знакомым.
   Бинка обернулась. Чернявый и кудрявый, брюнет и блондин, друзья рыжего! Как они здесь очутились? Но поразмышлять на эту тему Бинке не удалось. Не успела она оглянуться, как завязалась драка. Спустя пяток минут любители поклоняться живым богиням уже улепетывали, а Фрац держался за бок.
   - Кровь! - произнес он, отнимая руку от боку, и вытянул пальцы, измазанные чем-то красным.
   Бинка не заметила в руках у стремительно удалявшейся троицы никакого лезвия, но мало ли чего не заметишь в драке?
   - Таксо! - закричала она, махая рукой.
   Крик и жест возымели действие: одна из машин тронулась и покатила туда, где стоял, держась за бок, парень с черными волосами, его светловолосый приятель и Бинка.
   - Вы ранены? - спросила она у Фраца.
   - Пустяки, заживет! - ответил тот.
   - Я отвезу вас в больницу.
   - Нет, не надо. Это ерунда. Царапина. Я же чувствую.
   - Тогда домой. Водитель, помогите! Видите, человеку плохо?
   Таксист при помощи Билла усадил Фраца на заднее сидение и подождал, пока разместится Бинка. Билла она попросила сесть впереди, чтобы указывать дорогу, потому что вряд ли без проводника водитель смог бы далеко проехать после квартала, за которым начинались трущобы. Дорога показалась Бинке ужасно длинной. Она поддерживала Фраца, который, по всему, чувствовал себя довольно-таки скверно, и очень за него переживала.
   - Наш дом, - сказал наконец Билл.
   Попросив таксиста подождать, Бинка вместе с Биллом помогла Фрацу подняться на третий этаж и позвонила в дверь. Нищета, увиденная ей, потрясла ее. Голые кровати без матрацев, выщербленная посуда на столе - и ни крошки съестного. Две сестренки Фраца, девочки лет двенадцати, одетые в тряпье, истошно завыли, увидев брата, держащегося рукой за бок. Мать, худая, с ввалившимися щеками женщина, заголосила:
   - Убили! Убили!
   Уложив Фраца на кровать, Бинка попросила воды, кусочек чистой тряпки и потребовала от него поднять рубаху. Рана и в самом деле оказалась пустячной. Нож скользнул по поверхности кожи, лишь оцарапав ее. Бинка обмыла рану и, аккуратно вытерев покровы вокруг поврежденного места, сказала:
   - Действительно, ничего страшного. Но тебе надо полежать, может снова пойти кровь. Лучше смазать ранку каким-нибудь спиртом. Виски у вас найдется?
   - Откуда? - снова завопила женщина, воздев руки к потолку. - На хлеб не хватает!
   Домашние предупреждали Бинку, чтобы она ни в коем случае не изображала из себя даму-благотворительницу. Но здесь был, конечно, особый случай. Рука ее сама собой потянулась к кошельку и вынула все кредитки, какие там имелись. Вспомнив о таксисте, который поджидал ее внизу, Бинка отложила одну купюру, а остальное, подсчитав, положила на стол и сказала:
   - Здесь около четырехсот. На первое время хватит.
   И вышла.
   Только в отеле Бинка сообразила, насколько странной была эта история. Странным в ней было все, начиная от поведения приставших к Бинке богинееискателей, до квартиры, куда она попала. И в тех, и в другой было что-то приторно неестественное. Взять хотя бы квартиру, нищета там была явно искусственная. Как ни мало знала Бинка Тьеру, но она все же успела заглянуть в быт местной публики и постичь нехитрую истину: каким бы ужасным ни казалось постороннему существование дна обитателей Спейстауна и порта, но и здесь люди прежде всего живут. Они не занимаются самоистязанием, не устраивают себе специально каких-либо неудобств и стараются ни в чем себя не ограничивать, если того не требуют обстоятельства. А живя, человек обрастает множеством различных предметов. Так как же могла мать Фраца вырастить троих детей, ничего не имея, кроме голых стен? Ведь и нищие на чем-то едят, чем-то укрываются и в чем-то испытывают потребность. Богатые кварталы выбрасывают на городские свалки несчетное количество всякого лома и хлама, вполне пригодного после некоторой починки послужить тем, кто не имеет средств купить добротную вещь. Почему же в квартире Фраца было пусто?
   Конечно, бывает, когда человек попадает в переплет и вынужден продавать свое имущество, чтобы было что положить в рот. О таких случаях на Тьере Бинка слышала. Но даже и тогда в любой семье есть нечто, на что покупателя найти невозможно. Тем более, если это семья бедняков. Тряпье-то у них во всяком случае должно было иметься в избытке. Куда же оно вдруг подевалось?
   А Билл с Фрацем? Как вовремя они возникли возле Бинки! Что они делали в такую пору возле отеля?
   Бинке не жаль было денег, 400 кредиток для нее было все равно что один комариный укус стаду слонов. Ее встревожил сам факт розыгрыша. Ну и то, что она, Бинка, очень легко на этот розыгрыш поддалась. Она начала терять бдительность, и это становилось опасно.
   Впрочем, существовал способ все выяснить. Рыжий Уотер - вот кто мог просветить Бинку насчет обоих героев ночного приключения и вообще помочь ей определиться в ситуации. От парней она знала, что их приятель работает в Доках, и она приняла решение столь же быстро, сколь делала это всегда. Проснувшись утром, она еще разок взвесила: идти или не идти, искать или погодить. Решение осталось прежним: найти и расспросить. Рыжий был безусловно умен и несомненно знал здешнюю фауну.
   Итак, Бинка направилась в Доки, и знай она заранее, что собой представляют эти самые сооружения, она бы сто раз зареклась искать Уотера таким длинным и окружным путем. У себя на родине она привыкла к тому, что работа - это нечто такое, где человек затеряться не может. У них, даже пребывая за барьерами на четвертой и других полосах, каждый служащий имел свой маршрут и немедленно отзывался, если его личность была кому-то нужна. Тьера была планетой более развитой, с более мощной технической базой. Почему же здесь должно было оказаться иначе?
   Но добравшись до Доков, Бинка вновь вспомнила, что попала в перевернутый мир. Доки представляли собой огромную территорию, вытянувшуюся вдоль русла реки на несколько километров и заставленную великим множеством всяких строений: сарайчиков, контор, пакгаузов, разных складов. Вокруг этих строений суетилась уйма народу, но никто ничего ни о ком не знал и знать не хотел. Конторы все были частные; кроме них существовали еще суда и суденышки, у каждого из которых был свой хозяин. И это не считая воздушного транспорта, какого тоже было предостаточно.
   Безнадежность Бинкиного предприятия сразу же стала ясна ей, чуть только она обозрела ближайшую к остановке метро часть пространства: в этом человеческом муравейнике запросто мог потеряться целый отряд Рыжих Уотеров, и никто бы их здесь не заметил. На всякий случай Бинка заглянула в пару контор и попыталась что-нибудь выяснить - увы, без толку. Как и во всем Спейстауне, здесь люди не интересовались друг другом без особых причин.
   "До чего легко здесь исчезнуть человеку без всякого следа, - думала Бинка, двигаясь вдоль по центральному проезду мимо все тех же бесконечных контор, заборов и прочих строений. - Пропадешь - и с концами, никто и не узнает, куда ты делась..."
   Она шла и вертела головой по сторонам. Контраст с частью города, предназначенной для туристов был разителен. Там процветал образцовый порядок, яркие краски и все, казалось, зазывало: "Обрати на меня внимание, загляни сюда!" Здесь же царили пыль, нестерпимый зной и пренебрежение к нуждам отдельного человека. Бесконечные краны, мостовые и башенные, металл с бетоном и монолиты с прорезями для окон, забранные частыми и, должно быть, прочными решетками, производили унылое впечатление и угнетали. Люди, деловито сновавшие возле строений и машин, обслуживали их и друг друга. Им не было дела до Бинки, и Бинке тоже не было дела до них.
   Вдруг взгляд ее наткнулся на группу представителей человечества, само присутствие которых в этой цитадели всеобщей суеты и деловитости казалось невероятным. В одном из проходов между пакгаузами праздно стояли люди. Впрочем, сказать "стояли" было бы некоторым преувеличением. Люди также и сидели, а некоторые даже полулежали прямо на земле, разбившись на живописные кучки.
   Глянув повнимательнее, Бинка увидела, что попала в относительно пустое пространство, а вовсе не в проход. Похоже было, что все эти люди чего-то ждали. На всякий случай Бинка подошла поближе. Уотера здесь, ясное дело, не было, но ведь если просто идти и ни о чем не спрашивать, то зачем было вообще сюда являться?
   То, что люди, к которым она направлялась, были плохо одеты, ее не волновало. Плохо так плохо, в конце-концов, они работать пришли, а не веселиться. Несколько смущало лишь то, что некоторые из этих плохо одетых людей кидали на Бинку довольно-таки косые взгляды. В этих взглядах чувствовалась откровенная неприязнь, и Бинка даже поежилась: она не привыкла, чтобы на нее так смотрели.
   "Да, голубушка, это тебе не зазывалы-торговцы с их фальшивыми улыбками, - мелькнула у нее мысль. - Этим людям незачем перед тобой лицемерить."
   Выбрав толпу поприличнее, Бинка направила свои стопы туда. Впрочем, "поприличнее" было понятием относительным. Те, на ком Бинка остановила свой взгляд, вряд ли показались бы прилично экипированными "чистой" публике с центральных улиц. Это были два парня, едва совершеннолетние, оба полуобнаженные до пояса и загорелые чуть ли не до черноты. Бинка выделила их, потому что оба были нездешние, точно так же, как и она. Оба они были белые, то есть белые по природе, оба светловолосые, плечисты и высоки, и оба выглядели как два негатива, до того бронзовой была их кожа. Свежий мартовский ветер, казалось, был даже приятен этим парням холода они явно не испытывали. Они стояли прямо посреди дворика, ярко освещенные весенним солнцем и о чем-то тихонечко переговаривались.
   - Будь спок, Сэм, - услышала Бинка окончание спора, - если дед сказал, что приедет за нами, значит, приедет. Наше дело продержаться.
   Сердце Бинки так и екнуло. До чего красиво говорил этот мальчик! Неужели свои? С Безымянной? Не может быть, ее бы непременно предупредили... Но этот акцент... Бинка узнала бы его из тысячи! Как же они здесь очутились? А, может, они с Третьей, из Фотов?
   От неожиданности она едва не забыла, зачем сюда шла.
   - Вы Рыжего Уотера не встречали? - вытащила она из себя набор заранее заготовленных слов.
   - Не знаем такого, - повернулся к ней парень повыше, тот самый, чей голос показался Бинке красивым. - Зачем он тебе понадобился?
   - Нужен.
   - А мы не можем его тебе заменить? - сказал второй, тот, кого звали Сэм.
   - Боюсь, что нет. Я - Максимова. А вы?
   У Сэма отвисла челюсть. Да и первый парень, с красивым голосом, заметно погрустнел.
   - Меня зовут Морей, - представился он. - Я правильно понял, что ты оттуда, откуда и мы?
   Во второй половине дня, вечером, Бинка была уже в квартале, где проживал Фрац. Другая, может, на ее месте и не стала бы лезть прямо в логово субъектов, так ее одурачивших, но Бинка считала, что до того, как ставить крест на всей истории, ситуацию требовалось прояснить во что бы то ни стало. В квартирку к Фрацу она не пошла, а стала просто прогуливаться вдоль по улочке.
   Честно говоря, прогулка вот так, напоказ, вроде бы без всякого дела да еще в таком месте требовала от Бинки некоторого напряжения. Ей тяжело было ощущать на себе неприязненные взгляды местных обитателей, она рассчитывала на обычное любопытство. Увы! Здесь еще больше, чем в Доках, ненавидели тех, кто хорошо одет и живет в лучших кварталах!
   Стараясь подавить в себе все возрастающее чувство неловкости, Бинка бодренько переставляла ноги ровнехонько посередине проезда между обоими рядами домов. Она очень хотела повторения вчерашней сцены: к ней кто-то пристает, а потом возникает один из тех двоих: либо Фрац, либо Билл. Дойдя до конца квартала, она повернула назад, затем опять двинулась рисоваться напротив окон Фраца.
   - Куда мы торопимся? - услышала Бинка за своей спиной.
   Она обернулась. Сзади стоял один из ее сегодняшних новых знакомых - парень с Безымянной. Тот самый, с красивым голосом, по имени Морей.
   - А, это ты! - воскликнула она обрадовано.
   - Я, я, кто же еще! - продолжал тот, уже обнимая Бинку.
   Бинка быстренько отстранилась и, схватив парня за кисти рук, отвела их от себя.
   - Только без этого, пожалуйста, - произнесла она, впрочем, ничуть не огорченная проявленным вниманием. - Как дела? И где Сэм?
   - Пойдем отсюда куда-нибудь, - сказал парень вместо ответа, вновь обнимая ее, на этот раз за плечи. - Мы хорошо проведем время. Клянусь!
   - Я в этом ничуть не сомневаюсь, - засмеялась Бинка счастливым смехом, но чужие руки со своих плеч снова скинула. - Разве с тобой можно соскучиться?
   Они оба говорили громко, и голоса их далеко разносились вдоль по улочке. Краешком глаза Бинка поглядывала туда, откуда должны были, по ее расчетам, показаться герои ее вчерашнего приключения.
   - Эй ты! - вдруг услышала она голос с ярко выраженным местным акцентом. Голос прозвучал совсем рядом и оттуда, откуда Бинка его услышать не ожидала, то есть опять же не сбоку, а сзади нее.
   Бинка мигом отстранилась от Морея и повернулась. Она увидела всю троицу, все три масти: черную, белую и рыжую. В полном сборе. Возмущенный голос принадлежал - рыжему!
   - В чем дело? - деловито поинтересовался Морей. - Я, кажется, разговариваю с девочкой, а не с вами.
   - Это наша девка, а не твоя. Ясно? Выметайся отсюда, пока кости целы. Ну?
   Бинка чуть не прыснула. Даже по сравнению с Фрацем Морей выглядел силачом: он был на полголовы того выше, подвижнее и явно мускулистее. Уотер же против него казался просто цыпленком. Но наскакивал он на противника вполне всерьез! Более же всего Бинку потрясло выражение, которым Уотер ее назвал. "Наша," - сказал он. Это прозвучало потрясающе!
   - Я пошел, - сказал Морей Бинке. - Если что, ты меня найдешь.
   Бинка кивнула. Поняв, что неприятель отступает без боя, трое победителей заулюлюкали ему вслед, но Морей даже не оглянулся, словно бы и не слышал.
   - Я хотела узнать, как ты себя чувствуешь, - обратилась Бинка к Фрацу.
   - Я? Нормально. А ты?
   - Вполне.
   - Ты с этим поцем давно компануешь? - спросил Уотер.
   - Сегодня познакомились. А что?
   - Не нравится он мне.
   - А я другого мнения. Пройдемся?
   - И куда ты нас сегодня поведешь? - полюбопытствовал Билл.
   - Ведите вы меня. Ваш город такой большой, я хочу узнать его весь.
   - Пойдем в "Кафе Роз", - сказал Фрац. - Уот, ты куда?
   - Я? Домой. Бывайте, робя, у меня дела!
   - Вот так всегда! - сказала Бинка огорченно. - Ваш друг меня почему-то избегает. Он что, нелюдим?
   - Скажешь тоже, нелюдим! Он просто не любит угощаться на дармовщину! - простодушно выдал Билл.
   - Да? - Бинка остановилась и хлопнула ресницами. - А вы любите? Тогда пошли. Где ваше "Кафе Роз"?
   А в кафе, уютном и действительно украшенном живыми розами, она вдруг сказала, подзывая официанта:
   - Ну, друзья, выкладывайте, в чьей голове родилась блестящая идея меня разыграть. Сегодня наша последняя встреча, так что не стесняйтесь, валяйте всю правду... Мне мороженое с орехами, сироп клубничный. Мальчики, что вам?
   Парни растерялись. Они уставились на меню, словно не голову медузы-горгоны. Официант терпеливо ждал. Бинке стало смешно.
   - Да вы не стесняйтесь, - сказала она. - Я не обидчивая, мне просто интересно. Я же сюда поразвлечься приехала, как-никак... Если вы не можете выбрать, это сделаю я. Трубочки с кремом любите? Я так и думала... В общем, каждому по набору пирожных всех сортов, три мороженых, три двойных кофе и все виды бутербродов, каждый в трех экземплярах. Запомнили?... А теперь вернемся к вам...
   - Это все Уотер, - произнес, наконец, Билл, запинаясь.
   - Уотер? - недоуменно подняла Бинка брови.
   - Он сказал: "Хотите обедать каждый день?" - пояснил Фрац со злостью.
   - И вы захотели.
   - Угу. Кто же не хочет.
   - А он?
   - Он сказал: "Мы специально будем ее знакомить с неподходящими кандидатами. Чтобы она ни на кого не польстилась."
   Вот оно что! Бинка рассмеялась. Теперь все становилось понятно! Запинаясь и не глядя друг на друга парни рассказали все в подробностях. Лишь одно оставалось за кадром.
   - А Уотер? Что он с этого имел? - вот был вопрос, который Бинка задала напоследок.
   - Он говорил, что это его развлекает, - ответил Фрац, подумав.
   Развлекает? И только?
   - В общем, так, - сказала Бинка, когда официант принес счет и получил, сколько ему причиталось. - Я обещала хорошо заплатить, если вы познакомите меня с интересным парнем. Вот вам по 500.
   Оба двое: и черный, и блондин, ошеломленно на нее уставились.
   - За что? - вымолвил, наконец, Билл.
   - Заработали. Плачу еще по столько же, если вы уговорите вашего Уотера отправиться со мной на Безымянную. Погостить. Возврат гарантирую.
  

Двое и старик

  
   Как уже можно догадаться, Морей с Сэмом без затруднений разыскали и старика, и его летательное средство. Может быть, они и заблудились бы в лабиринте бесконечных лесных и травяных угодий, но им повезло. По крайней мере, так сказал Морей, когда, глянув с пьедестала, где стояла статуя, в противоположную от живой картины сторону, они увидели узкую каменную дорожку, прямую, как стрела.
   - А дедуган-то скрылся здесь! - воскликнул Сэм.
   Морей кивнул: чудной старик действительно нырнул в заросли в той точке, где начиналась тропинка. Оставалось только отследить, куда тропинка вела... Очень быстро парни добрались до полянки, с которой стартовала старикова машина, однако тропинка здесь не обрывалась, а вела дальше, к противоположной стороне платформы. Добравшись до барьера, парни увидели ступеньки, выплавленные в стене.
   - Как у нас в городе! - произнес Сэм удивленно.
   Морей снова кивнул. Само наличие ступенек подсказывало: старик, действительно, тьеранец, и у него должен иметься не только сельхозмашины. И живет тот недалеко.
   - Жаль, что скоро должен пойти дождь! - проговорил он с сожалением.
   - Думаешь, не успеем? - произнес Сэм с сомнением.
   - Да, пора искать место. На дороге палатку ставить нельзя, смоет.
   - Не смоет, деревья помешают.
   - А если нас сомнет с боков и потащит между стволами? Хочешь без жилища остаться?
   Так что к месту резиденции летающего субъекта они добрались спустя стандартные сутки. Общего пути от той точки, где парни устроили лагерь, было часа четыре, а только после ливня они вылезли из палатки не сразу: проспали, затем долго паковались и сделали по дороге два привала. Но каждая дорога где-то кончается, и поднявшись на очередной ярус, парни увидели сквозь зелень листвы нечто желтовато-коричневое, покрытое голубыми пластинами солнечных батарей.
   Вид этих батарей наполнил их сердца радостью, а еще через пяток минут они оказались на поляне. Если точнее, поляну изображала каменная платформа, на которой располагались небольшой одноэтажный коттеджик, три сарая, ангар для техники и навес на столбах. Под навесом стояли стол, лавка и еще что-то, напоминавшее плиту для приготовления пищи. А в довершение полноты картины посреди поляны, прямо под открытым небом, красовалось яркое свидетельство того, что парни угадали правильно - старик был пришлым!
   - Звездолет! - торжественно произнес Морей, вытягивая вперед руку.
   - Вижу, что звездолет, не слепой, - надулся Сэм, в очередной раз неизвестно на что обидевшись. - Послушай, этот дедок точно тьеранец, я тебе говорю!
   - Ну? - отозвался Морей, не испытывая в тот момент ни малейшего желания доказывать, что теорию насчет тьеранца выдвинул он.
   - Голову даю на отсечение - он не из ссыльных.
   - Побереги свою голову для другого случая. Ты смог бы этой штуковиной управлять?
   - Конечно же нет. Откуда? Нас же этому не учили!
   - Вот именно - не учили. Поэтому помолчи и послушай. Если этот дедок не наш, значит, он здесь нелегально. Стегаешь мысль?
   - Пока нет.
   - Никому ничего он о нас не сообщит. Назад нам не добраться, а никого, кроме нас троих здесь больше нет.
   - Ну и что?
   - Так и придется здесь остаться, вот что!
   - Врешь! - скривился Сэм. - Ты меня нарочно пугаешь!
   - А если не пугаю?
   - Дедок нас отсюда отвезет.
   - А если не захочет?
   Теперь до Сэма дошло. Он зло глянул на приятеля и воскликнул:
   - Это ты во всем виноват!
   - Я? - изумился Морей. - Я виноват?
   - Конечно ты! Кто тебя просил уходить с того места, где нас оставили?
   У Морея аж дыхание отобрало от такой наглости.
   - Ты... ты же сам этого хотел! - прошипел он.
   - Я? Когда? Кто сказал: "Давай пойдем вниз по ручью?" Не ты разве? Вот теперь придумай, как отсюда выбраться!
   У Морея сжались кулаки, и кровь бросилась ему в голову.
   - Заткнись, змей, если не хочешь, чтобы я тебя пришиб, - выдавил из себя он, полный кипящей ненависти. - Заткнись и слушай меня, если не хочешь здесь подохнуть!
   - Ты чего? - испугался Сэм. - Я же пошутил!
   - Заткнись! У нас есть шанс заставить тьеранца увезти нас отсюда. Мы прижмем его к стенке, и он сделает, что нам надо.
   - Как это - прижмем?
   - Очень просто. Изобразим двух бандитов. Ты приставишь к его горлу нож.
   - Не буду я ничего приставлять! Да у меня и не получится! - еще больше испугался Сэм.
   - Получится, если не хочешь куковать здесь до конца своих дней. Прячься! Летит!
   Действительно, возникший вдалеке звук мотора свидетельствовал: хозяин звездолета возвращается домой. Крыша ангара раскрылась, чтобы принять в себя летательный аппарат, и закрылась. Затем открылась дверь ангара и оттуда вышел человек. Парни снова не ошиблись: это был тот самый старик, который обнимал золотую статую.
   - Нож достал? - прошептал Морей.
   - А как же! - тоже шепотом ответил Сэм.
   - Зайдешь слева. И, главное, помалкивай. Говорить буду я. Пошли.
   Старика они настигли уже на крыльце коттеджа.
   - Вам чего, сыночки? - спросил старик, удивленно взирая на сталь, игравшую в руках у Морея. На клинок, торчащий возле его горла, он даже не посмотрел.
   У Сэма расширились глаза и слегка задрожали руки.
   - Вези нас на Тьеру! Живо! - хмуря брови, проговорил Морей.
   - Живо не получится, - отвечал старик тоном мастера, принимающего от важного клиента особо сложный заказ.
   - Это почему же? - с трудом продолжал выдерживать свою роль Морей.
   - Потому что дела такого сорта впопыхах не решаются... Конечно, если только вы не убегаете от кого-то.
   - Не, мы не убегаем, - возразил Сэм, забыв о строгом приказе своего приятеля помалкивать.
   - Ну и отлично. Тогда опускайте ваше оружие и добро пожаловать ко мне. В ногах правды нет, по крайней мере, в моих.
   Парни переглянулись. Было ясно: напугать старика им не удалось. Секунду подумав, Морей спрятал в карман складной ножик, который до этого крутил в руке и ступил в сторону, пропуская старика к двери. Сэм тоже убрал свой тесак.
   В домике оказалось неожиданно уютно; видно было, что хозяин любит комфорт. Парней это порядком удивило: по их представлению, человек, добровольно покинувший пределы цивилизованного мира, должен был отказаться и от его удобств. Между тем во всей обстановке дома чувствовалось обычное, ничем специально не усложняемое проживание личности, привыкшей себя ни в чем не ограничивать. Помещения в коттеджике были невелики, но все здесь было под руками. По крайней мере, так показалось парням, когда они прошлись по холлу и заглянули в одну из комнат.
   Очутившись на кухне, они имели возможность убедиться, что и там все было в порядке. Кухня была прекрасно оборудована и относительно чиста, хотя и без той раздражающей стерильности, которая свидетельствует о чрезмерной до болезненности педантичности хозяина или хозяйки.
   "Впрочем, кто их, этих хиппов знает, как у них там принято," - подумал Морей.
   Предложив парням положить вещмешки у порога, старик показал им на табуретки возле стола.
   - Чай? Кофе? - спросил он, усаживаясь рядом с ними, но боком к плите и к встроенному шкафу.
   - Чего-нибудь с градусами, - прищурился Сэм, сделав гримасу понаглее.
   - Алкоголь не употребляю и вам не советую, - ответил старик строго. - Соки могу принести из погреба, и есть кое-какие прохладительные напитки за панелью.
   Парни снова переглянулись. Старик был им непонятен - он был странен и, похоже, в самом деле воспринял их появление как визит двух гостей. Впрочем, аромат жаркого, распространившийся по пищеблоку, заставил их вспомнить, что кроме фруктов на свете существует и более приемлемая для человека пища.
   Старик наклонился к плите, открыл дверцу духовки и достал небольшой контейнер, закрытый со всех сторон. Открыв крышку контейнера, он выложил на блюдо здоровенный кус мяса и, разрезав его на несколько кусков, лаконично сказал:
   - Каборг.
   После этого он извлек из духовки еще один контейнер, на этот раз с теплым ноздреватым хлебом, поставил на плиту чайник с водой и предложил приняться за трапезу.
   - А как насчет Тьеры? - поинтересовался Морей, решив не сбавлять тона. Рука его сама собой тянулась к блюду с мясом.
   - Нет проблем, - ответствовал старик. - Но при двух условиях... Да вы не стесняйтесь, я не бедствую. Раскрой-ка возле себя панель и достань еще пару коробочек, какие увидишь. Вот так.
   В коробочках оказались сыр, пара паштетов и половина копченой рыбины. Парни взглянули друг на друга, и рты их сами собой наполнились слюной. Морей с трудом отвел глаза от соблазнительных яств и посмотрел прямо в глаза старику.
   - И каковы же эти условия? - спросил он хмуро.
   - Во-первых, вы мне обещаете, что если вам не понравится на Тьере, то вы не станете изображать из себя героев и вернетесь сюда, чтобы я отправил вас по домам. И во-вторых...
   - Нам нельзя по домам, - перебил его Сэм.
   - Что же мешает?
   - Мы наказанные. У нас срок.
   Морей свирепо глянул на приятеля, чтобы тот смолк. Но поздно!
   - Ах вот оно что! - усмехнулся старик. - Значит, вы решили удрать, чтобы не отбывать?
   - А что, нельзя? - с вызовом проговорил опять же Сэм.
   - Почему же? Можно. Если знаешь, на что идешь. Тьера, милой, не рай. Мне ничего не стоит вкинуть вас туда, как кидают в воду беспомощных щенков - и барахтайтесь, пока не утонете. Но я не настолько плох, чтобы так поступать. Я отвезу вас на время, а затем прилечу еще разок. Вот тогда и поговорим всерьез, хорошо я для вас сделал или плохо. Отбывать наказание, конечно, не очень приятно, но это все же лучше, чем загубленная жизнь.
   - А если мы откажемся вернуться, или вы нас не найдете? - сказал Морей по-прежнему хмуро.
   - Вот уж не собираюсь я вас искать, - снова усмехнулся старик. - Вы взрослые, я за ваши поступки не отвечаю. Сами напросились - сами и расхлебывайте.
   - Хитришь, дед, - сказал Сэм. - скажи прямо, что не собираешься нас везти.
   Старик покачал головой.
   - Нет, - произнес он торжественно. - Я уже дал слово, я повезу вас. Если вы не передумаете через три дня.
   - А почему именно три?
   - Потому что это и есть второе условие. У меня дела, я не могу их бросить ради вашей прихоти. Надо кое-куда съездить, кое-что провернуть.
   Парни опять посмотрели друг на друга.
   - Ладно, - сказал Сэм, протягивая руку к блюду на столе.
   - Не выйдет, - возразил Морей. - Мы не хотим, чтобы ты на нас донес.
   - Но я предлагаю вам прогуляться со мной. Посмотрите, чем я занимаюсь, и что вам предстоит, если вы захотите вернуться.
   - Хорошо, - согласился Морей, беря со стола ломтик сыра. - А почему ты не спрашиваешь, кто мы такие и за что нас сюда сослали?
   И опять старик усмехнулся.
   - Ваше прошлое - ваше личное дело, - сказал он. - Мне-то какая разница? Что бы вы ни сказали, решение я уже принял. Кстати, если вы намерены меня сопровождать, то рекомендую подкрепиться всерьез, голодные да слабые вы будете мне только помехой.
   Оба парня больше не колебались. Старик не шутил, старик был при них и никуда не мог отсюда деться - почему бы им было не изобразить доверие? После еды тот вывел всю компанию во двор, зашел в сарай, достал оттуда какую-то длинную трубочку с прикладом, похожую на старинное оружие времен докосмической эры, и повел их к ангару для машин. Кроме двух летательных аппаратов там стояло несколько мини-тракторов и куча разнообразных приставок к самоходным агрегатам.
   - Садитесь, - сказал старик, открывая дверцу одного из летательных аппаратов.
   Сели. Полетели. Увидели: ландшафт снова изменился. Теперь внизу были не джунгли и вообще не лес, а степь, точнее, саванна, перемежавшаяся большими пятнами пустого камня, расцвеченного клочками и полосками зелени. На одной из таких полосок паслось стадо каких-то животных, и старик поставил машину рядом с изгородью.
   - Выходим, - сказал он парням.
   Взяв в руки трубку с прикладом, он вылез из машины и подошел вплотную к зеленому пятачку с пасущимся стадом, вытянул трубку вперед и нажал на что-то. Раздался тихий щелчок. Одно из животных упало.
   Морей тревожно глянул на старика. Он не ошибся - трубка была оружием! Он скосил глаза на приятеля: Сэм, бледный, как полотно, стоял, пошатываясь, и не отрываясь смотрел на упавшее животное.
   В ограде оказался проход. Забравшись в загон, старик подошел к лежащей на земле тушке, взвалил ее себе на плечи и неторопливо понес к машине.
   - Что же вы? - спросил он, свалив тушку в кузов. - Я еду домой. Или вы хотите идти пешком?
   Вопрос был праздный: обиталище старика находилось километрах в сорока отсюда. Молча забравшись в машину, оба парня пришибленно замерли. Морея поразило деловитое спокойствие старика: животное было убито без всяких эмоций. Привычно. Но это было еще не все!
   Возвратясь на поляну с коттеджем, старик поставил машину, выволок животное на каменные плиты двора, сходил в дом и принес три тазика. Подтянув животное к одному из тазиков, он достал из-за пояса огромный нож и, подозвав парней, сказал Сэму, протянув ему орудие:
   - На, перережь зверю горло. Кровь надо выпустить.
   Парень взглянул на животное. Оно дышало!
   - Он же живой! - воскликнул Сэм.
   - Конечно, живой, - подтвердил старик. - Я его только усыпил. Я никогда не убиваю их на глазах у других. Это плохо действует на стадо. Возьми нож.
   - Нет, - отпрянул Сэм. - Я не могу. Я... Я никогда этого не делал!
   Голос его предательски дрожал, выдавая ужас. Сэм действительно не мог заставить себя даже прикоснуться к ножу, не то чтобы пустить его в ход.
   - Тогда ты, - обратился старик к Морею.
   Морей отрицательно покачал головой.
   Абсолютно невозмутимо, уверенным жестом, старик чиркнул по горлу животного. Животное дернулось, и кровь обагрила тазик. Морея чуть не стошнило. Он знал, конечно, откуда берутся бифштексы и колбасы, но никогда до этого не видел, как животных убивают. Он как-то очень ясно представил на месте животного себя.
   Старик, который еще полдня тому назад фигурировал в его воображении эдаким божьим одуванчиком, помешавшимся на стремлении к одиночеству и искусствах, вдруг снова показался ему зверем. Хищником. Одним из тех, для кого жизнь человеческая не более священна, чем жизнь вот этого беспомощного существа с рожками и копытцами.
   Как привороженный, он наблюдал за дальнейшими манипуляциями старика. Старик ловко снял с животного шкуру, отрубив тому предварительно голову, лапы и хвост, выпотрошил тушку и, разделив ее на несколько частей, побросал их во второй тазик. И когда этот тазик он сунул в руки Морея, приказав отнести его под навес и поставить на стол, у парня уже ни на один миг не появилось желания возразить или ослушаться.
   Тем временем старик собрал инструменты и, кивнув Сэму "мол, пошли", двинулся к сараю. Не успел тот сделать и шага, как Морей услышал резкий свист, и на плиты двора выскочило три юрких грациозных зверя. Двое были угольно-черные, и один жемчужно-серый с пятнами.
   - А-а! - закричал Сэм, отдергивая ногу, потому что все три оскаленные морды уже урчали в опасной близости, запустив морды в тазик, заполненный останками бедного копытного.
   - Пантры! - воскликнул Морей и едва не уронил емкость, содержащую лучшие куски того же самого лакомого для хищников ингредиента.
   - Спокойно, Грейс! - скомандовал старик.
   Один из угольно-черных пантров, покрупнее, изогнулся и нагло ощерился.
   - Пантры обычно не нападают на взрослых людей, - сказал старик невозмутимо, обращаясь на этот раз к парням. - Двигайтесь не торопясь, не делайте резких жестов, и они вас не тронут.
   Какое там "не торопясь"! Сэм где стоял, там и замер столбом. И Морей от души посочувствовал приятелю. Даже странно: теперь, когда вон там, напротив них, суетился в своем сарайчике еще кто-то, Сэм его больше не злил. Старик куда сильнее бил по нервам. Он, правда, не раздражал, зато пугал. Эти пантры, о свирепости которых ходили легенды, и равнодушие, с которым старик перерезал горло беспомощному животному, наводили жуть.
   Между тем пантр по имени Грейс оторвал морду от тазика с кровью, повернул голову к Сэму и рыкнул.
   - Ты им мешаешь, - сказал старик укоризненно, пересекая дворик. - Отойди подальше.
   Не отводя взгляда от трех зверей, Сэм попятился. Лишь оказавшись под навесом, он перевел дух. Старик подошел к Морею, вынул из тазика кусок мяса и, измельчив его, погрузил в котелок, засыпав сверху светло-коричневыми зернами какого-то растения. Добавив туда еще чего-то, он закрыл котелок крышкой и поставил его на плиту, которая оказалась здесь же, под навесом, только находилась сбоку от стола. Плита, как и все в коттеджике, работала от солнечный батарей - этого Морею никто не объяснял, но он не усомнился.
   Старик же взял тазик с остатками мяса и понес в дом. Большой пантр подбежал к нему и встал на его пути.
   - Ну-ну, Грейс! - произнес старик, приподнимая свою ношу. - Это не вам, это мне и гостям.
   Пантр потыкался мордой в его колени и лениво изогнулся. Старик ловко обогнул зверя и спокойно прошел в дом. Когда он вышел с пустыми руками, пантр, казалось, все еще чего-то ждал.
   - Иди, Грейс, отдыхай, - сказал старик, погладив пантра по голове.
   Пантр скрылся. Куда-то делись и другие двое.
   - Дрессированный, - проговорил Сэм с опаской.
   - Пантры дрессировке не поддаются, - возразил старик. - Мы друзья, вот и все.
   - Ты, дед...
   - Меня зовут Марк, - снова возразил старик. - А вас?
   Остаток дня прошел более весело. После обеда старик показал парням, чем он здесь, на полосе, развлекается. Оказалось, тем же, чем должны были заниматься Сэм с Морем: сажает растения. Только масштаб был иной: старик сажал не овощи, а деревья и кустарники. Одним словом, леса. В тот вечер, например, он взял своих гостей сажать бананы. Морей впервые увидел, как это делается. Они накопали несколько ящиков отводков, отвезли их на самый край свежевспаханного поля и там посадили. Это было нетрудно: Сэм копал, Морей поливал, а старик разносил прутики с корешками по ямкам.
   - Через два года будете кушать собственные бананы, - сказал старик, когда последний отводок встал на место.
   - Не успеем даже попробовать, - отозвался Морей. - У нас срок минимальный.
   - А... - протянул старик с понимаем, показав этим, что он в курсе УК Безымянной.
   - Где вы будете спать? - поинтересовался он по возвращении на поляну с коттеджем и после ужина.
   - В своей палатке, конечно, - торопливо сказал Сэм.
   Морей вспомнил про пантров и поежился. Но он понял Сэма. Звери с когтями и зубами и ему внушали меньший страх, чем их двуногий хозяин.
   - Как хотите, - усмехнулся тот. - Рекомендую поставить ее под навесом.
   - Он рекомендует! - задумчиво проговорил Морей, когда старик скрылся в коттедже.
   - Помолчал бы уже! - пробурчал Сэм, доставая из мешка чехол с палаткой. - Тоже мне, разбойник с большой дороги! Не мог ножом провести разок-другой!
   - А ты?
   - Что я? Он мне не всерьез предлагал, а так... А вот тебе... Теперь мы его ничем не напугаем, факт! Послушай, ты уверен, что он в самом деле из хиппов?
   - Не знаю, - сказал Морей, подумав. - Не похоже, чтобы он был из любителей воспарять в облака, сидя у камина.
   - Ты имеешь в виду потребителей разной вирты?
   - Да, их тоже... И эти дрессированные пантры... Нет, он не псих...
   - А если твой непсих нас убьет?
   - Не мели ерунды. Если бы он хотел нас убить, одно бы движение его пальцев - и ты был бы уже давно покойник.
   - Скажешь тоже!
   - И скажу. С этим дедом надо держать ухо востро, иначе он нас обоих в дугу свернет и узелком завяжет.
   Разбудил их на следующее утро негромкий стук, похожий на стук посуды, когда ее ставят на стол. Вскочив, Морей высунулся из палатки. Действительно, старик готовился к завтраку.
   - Ого! - раздался голос Сэма. - Десять часов проспали!
   После завтрака старик принес из сарая большой бак, самодельное ведро из ствола дерева какого-то растения, залез под стол и, откинув крышку отказавшегося там люка, сказал Сэму:
   - Полезай в подвал.
   - А если я не полезу? - отпрянул тот.
   - Можешь и не лезть, если вы раздумали лететь на Тьеру.
   - А если не раздумали?
   - Тогда будете меня слушать.
   - Почему?
   - Потому что я намерен доставить туда вас, а не ваши трупы. Еще вопросы есть?
   - Пока нет.
   - Тогда вот тебе ведро, и начинай таскать картошку. Вон тот бак надо наполнить доверху.
   - А! - произнес Сэм, наконец, поняв, для чего его погнали в погреб.
   Когда картошка была благополучно извлечена и люк закрыт, старик велел Сэму залить ее водой, принес еще бачок, вручил обоим парням по два ножа и приказал перечистить.
   - Если успеете до моего возвращения, поставьте вариться, - добавил он. - Плита включается вот так.
   - Мы знаем, - отвечал Морей.
   - Вот и отлично. Если меня ничего не задержит, увидимся через пару часиков.
   Старик вернулся даже раньше, чем обещал. Он привез с собой четырех усыпленных животных: одного корза, каборга, небольшого кабанчика и огромную птицу с длинной шеей, в роскошном черно-белом оперении. На этот раз он не предлагал парням перерезать животным горло. Он все проделал сам, по-прежнему ловко и невозмутимо.
   Опять прибегали пантры. Морей, впрочем, заметил, что старик подозвал их только когда освежевал и выпотрошил все четыре тушки. Лишь сложив мясо под навесом, он издал условный свист. И Морей понял: выходило, что старик и сам не очень-то панибратствовал с тремя хищниками. Впрочем, это были уже мелочи. Когда картошка была поставлена вариться, старик вручил каждому парню по разделочному ножу, доске, придвинул им по тазику мяса и сказал:
   - Нарежьте вот такими ломтями. Чем тоньше получится, тем лучше.
   Сам он занялся птицей. Когда первая тушка была разделана, он велел нанизать ломти мяса на длинные узкие штыри и отнес эти штыри в один из сараев. Выйдя оттуда, он нажал на какой-то рычажок и из сарая начало доноситься легкое гудение.
   - Сушилка, - догадался Сэм. Это нам в дорогу, да?
   И точно. Отваренный картофель был передавлен на пюре, а затем на хлопья. Кабанчика старик велел перекрутить на фарш, смешал этот фарш с чем-то, вынесенным из дома, раскатал на металлических листах с загнутыми краями и, предварительно запекши в духовке, тоже отправил в сублиматор. Сэм воспрянул духом - он поверил, наконец, что старик не собирается их дурачить.
   Вечером они опять сажали, на этот раз кокосы. Старик привез их к самому морю, на прибрежную платформу. Сэму захотелось сделать покрасивее, и он начал копать ямки в рядок, на одинаковом расстоянии друг от друга. У него был отличный глазомер, и получалось ровно.
   - Ты что делаешь? - воскликнул старик.
   - Стараюсь, - сказал Сэм. - Как вы нас учили вчера.
   - Кокосы - не бананы, их надо сажать группами и вразбивку. Представь, как уныло будет выглядеть твоя роща, когда пальмы вырастут и встанут по ранжиру. Будьте поэтами, а не чертежниками.
   Быть поэтами оказалось не намного труднее, чем выдерживать правильные интервалы. Но, главное, это было не в пример интереснее. Сэм даже стишок сочинил:
  
   Мы леса втроем сажаем,
   И копаем, и копаем.
   Если кто увидит нас -
   Позавидует тотчас.
  
   На следующее "утро" старик показал парням, откуда у него берется хлеб. Оказалось, деревья такие растут на одном из ярусов, хлебные. Их плоды, сорванные и разрезанные на лепешки, можно было поджаривать, замешивать из них тесто или сушить на сухари. Чем они втроем и занимались всю первую половину последних перед семидневной ночью стандартных суток. Сажали они на этот раз рис, что показалось Морею гораздо менее увлекательным делом, чем раскладка по ямкам кокосовых орехов. Парни очень устали; к концу работы у них ломило поясницу и кружилась голова.
   - Ничего-ничего, - сказал старик удовлетворенно, когда Сэм по своему обыкновению пробурчал, что если бы он знал, как намотается, то ни за что бы не пошел. - Зато спать будете крепче. Да и кушать свое куда приятнее, чем чужое.
   - Нас уже здесь не будет, - напомнил Морей.
   - Экая печаль! С этой посадки не поедите - с предыдущей или следующей снимете урожай. Главное, что-то же вы сажали. Кто-то что-то бросил в землю для вас, вы - для кого-то. Так и пойдет по кругу.
   - Он точно не хипп, - сказал Сэм перед сном.
   - Откуда ты знаешь? - удивился Морей.
   Сэм никогда не увлекался философией и не очень любил размышлять на отвлеченные материи.
   - Я его спрашивал.
   - И что он ответил?
   - Что он только сажает леса.
   - Значит, статуя не его?
   - Про статую мы не говорили.
   - Эх ты, растяпа! Самого главного не узнал!
   - Это ты растяпа. Любишь чужими руками жар загребать.
   - Какой еще жар?
   - Ну, начет статуи. Сам спросил бы, если тебе интересно.
   - И спрошу.
  
  
   - Сегодня мы займемся фруктами, - сказал старик при пробуждении.
   - Ночью? - вытаращил глаза Сэм.
   В самом деле, тьма вокруг поляны с коттеджем стояла кромешная.
   - Нам много не надо. Используем то, что у меня в погребе. Можно сублимировать и молоко, у меня его сейчас литров тридцать.
   - А чай?
   - Чай тоже имеется. Не забудьте, нам предстоит 5 дней пути. Если вы по-прежнему мечтаете о побеге отсюда.
   - Мечтаем, - подтвердил Сэм.
   - Мечтать - это хорошо, - согласился старик. - А только как вы собираетесь жить на Тьере? Там за все надо платить кредитками.
   - Вот если бы та статуя была золотой! - многозначительно проговорил Морей. - Помнишь, Сэм, мы видели ее на десятом ярусе отсюда?
   - Конечно, помню, - закивал головой Сэм. - А чего ты о ней вдруг задумался?
   - Можно было бы ее взять и продать. И жили бы, как короли.
   - Не поднимете, - меланхолично заметил старик. - В ней металла на добрую тонну. Конечно, можно отпилить ей голову... или руку.
   - Зачем?
   - Тоже можно продать. Даже еще проще.
   Парни встревожено взглянули друг на друга.
   - Не, - мотнул головой Морей. - Она слишком красивая. Жалко.
   - А ты говорил: "Хипп," - прошептал Сэм, когда старик на минутку от них отошел. - Убийца он. Срок отбыл и остался.
   - А техника откуда?
   - За примерное поведение дали.
  
  
  

Художник и его творения

  
   Художник прищурился и удовлетворенно кивнул. Здесь, в мастерской, он чувствовал себя в своей стихии. Пусть здесь не светило солнце, зато и никогда не лил дождь, не было ветра, зноя, холода. Здесь круглые сутки царила одна и та же приятная сухая прохлада. Впрочем, при желании прохладу всегда можно было сменить на температуру по своему выбору. Потому что мастерская была в подвале, самом лучшем подвале из всех возможных. Она имела отлично замаскированный вход, отменную вентиляцию и две камеры. В одной из камер размещалась непосредственно мастерская, в другой был небольшой музей.
   Больше всего художник любил заходить именно туда, в музей. Здесь, на простых деревянных полках, покрытых гуттаперчей, стояли его дети, его творения - двадцать статуэток, большая часть из которых была отлита из электрума, сплава серебра с золотом.
   Возможно, золота здесь было и больше, чем полагалось бы для сплава с таким названием, но художнику нравилось само слово, и он употреблял его. Для себя, потому что другие человеческие лица, кроме своего, отраженного в зеркале, он видел редко. Так редко, что когда видел, то избегал всяких бесед с ними на металлургические темы. В свое время художник достаточно провел времени среди людей, чтобы перестать строить свои расчеты на человеческом бескорыстии. Слишком многие могли увидеть на этих полках лишь слитки металла, рыночная стоимость которого до сих пор никем во Вселенной не ставилась под сомнение. В отличие, кстати, от искусства.
   Эх, если бы золото не было столь устойчиво к внешним воздействиям или менее удобно в работе! Или хотя бы вместо него у художника имелись другие металлы, столь же доступные! Он мог бы тогда сделать статуэтки из железо-никелевого сплава, например. Взятый в определенном соотношении, такой сплав тоже не корродировал бы в здешнем климате. Но что было мечтать о пустом? Даже бронзу в этой местности взять было неоткуда.
   В отличие от золота. Да, золота у художника было столько, что он даже не стал бы смешивать его с серебром, не будь этот металл невообразимо мягким. Серебро показалось художнику вполне подходящим отвердителем, серебра он тоже мог добыть сколько угодно. Вот меди была нехватка, и находилась она в труднодоступном месте. Извлекать же другие металлы художник не только не умел, но даже и не знал, как выглядят породы, их содержащие.
   В отличие от золотоносной. Вот этой, в толще которой он устроил себе мастерскую. Собственно говоря, и подвал-то, в котором он с таким удобством расположился, образовался благодаря желанию художника это золото извлечь. Скала была вырублена, выдолблена изнутри, пустая порода переплавлена в блоки для укрепления стен и свода и других строительных нужд, а золото превращено в симпатичные брусочки пятикилограммового веса.
   Брусочки были сложены штабелями в углу все того же музея и закрыты чем-то вроде набора щитов, замаскированных под стенку. Щиты раздвигались, при желании раздвинуть их, конечно, но тот, кто не знал их секрета, ни за что бы не догадался, что перед ним не облицовка стены, а дверь, ведущая в сокровищницу. Там же, за перегородкой, художник хранил в сундучке вторые экземпляры своих отливок - просто так, на всякий случай. Кстати, зеркало, в которое он иногда смотрелся, тоже было золотым.
   Иногда художник думал, улыбаясь про себя, что здесь, в своей мастерской, он может ощущать себя неслыханным богачом. Здесь он ел на золотой посуде золотыми ложками, смотрелся в золото и золотом любовался. Но вряд ли бы кто посторонний понял, что художник заходил в музей отнюдь не для созерцания желтого сплава. Статуэтки изображали дорогих ему людей. Людей, с которыми он некогда расстался. Не на мертвый металл, а на них жаждали смотреть его глаза, с ними он мысленно общался и часами мог сидеть, погруженный в прошлое, за возврат некоторых мгновений которого он готов был бы отдать не только оставшиеся годы жизни, но и самое бессмертие.
   Вот сыновья, Додька и Мади, вот обе невестки, а вот и его бывший недоброжелатель, а затем самый большой друг старина Дак. Вот жена Дака, верная и преданная Нита, воплощение заботливости и доброты. А вот и Нела Таирова, девушка с гордым сердцем и великой душой.
   Художник вновь погрузился в воспоминания. Не зря они тогда затеяли эту возню с платиновыми россыпями, россыпи надолго решили их проблемы. Жаль, что не навсегда и лишь финансово.
   - Нет, - сказала тогда Рябинка, - дальше так продолжаться не может.
   Эту фразу она говорила по крайней мере трижды в году, и обозначала фраза очередной хозяйственно-бытовой тупик.
   - А что случилось-то? - удивилась Нита.
   Их собралось четверо: двое мужчин и две женщины, обе невысокого роста, русоволосые и не первой молодости. Рябинка, впрочем, была постарше.
   - Не нравятся мне эти Тьеранские каникулы, - ответила она, обращаясь ко всем собеседникам сразу.
   - Да? Зато остальным они вполне по нутру, - пробурчал художник. Его недовольство было легко объяснимо: все до одной проблемы, обозначаемые Рябинкой, приходилось решать ему.
   - Не понимаю, как ты можешь относиться к этому так несерьезно, - нахмурилась самая старшая дама планеты. Старшей она была не только по возрасту, но и по должности. - Отмени мы эти отпуска - сэкономили бы уйму платины.
   - Вся платина и без того остается у нас, на Тьеру поступает золото. А золота у нас столько, что мы можем гнать его туда тоннами.
   - Первый раз об этом слышу.
   - Потому что это секрет.
   - Даже от меня?
   - Ты не спрашивала. А что касается людей, то они имеют право проводить свои отпуска там, где хотят. Это их право, они его заработали.
   - Ты просто не хочешь понять. Все транспорты у нас забиты народом, шастающим туда и обратно. Мы не можем приглашать новичков, их не на чем везти!
   - Сказала бы раньше, я давно купил бы еще несколько больших звездолетов.
   - Так мы скоро вылетим в трубу.
   - Дорогая, мы баснословно богаты. Ты даже не представляешь, насколько. Эта планета - просто золотое дно!
   - В буквальном или в переносном смысле?
   - В обоих.
   - Вот этого-то я и боюсь.
   За всю свою жизнь художник не помнил, чтобы Рябинка поднимала панику из-за пустяков. Но на этот раз она явно перегнула.
   - Мы не можем заткнуть людям рты, - добавила она.
   Он засмеялся:
   - Дорогая, ты представляешь себе наших людей на Тьере кем-то вроде миллионеров. На самом деле суммы, которые они имеют на руках, достаточно скромны, и удивить там никого не могут. Львиную долю съедает дорога.
   Рябинка согласно кивнула.
   - Конечно. Пока они работают на платине. Но дело может обернуться совсем по-другому, когда они дорвутся до алмазов. Алмазы-то ведь кое-чем отличаются от сырой платины, верно?
   Это было более чем верно. Сырую платину, в отличие от алмазов, нельзя было засунуть в карман. Художник тутже перестал смеяться. Тем не менее он возразил:
   - Украсть можно все.
   - Конечно, можно. Но некоторые кражи требуют вовлечения в событие большого количества людей, хорошей организации и наложенного сбыта. Что такое кусок сырой платины? Это огромный вес и относительно невысокая стоимость. А дальше у нас на всех операциях строгий контроль вплоть до съема конечной продукции. Алмазы же, особенно хорошего ювелирного качества, такому учету не поддаются. И они намного компактнее.
   - Это не проблема, - сказал художник, подумав. - Поставим на алмазы постоянных рабочих, платить им будем монами. А сверхурочные вообще запретим. Тарифы установим умеренные, чтобы не было соблазна рвануть на Тьеру раньше, чем через три года.
   - Какая нам разница, увезет вор украденное несколько раньше или чуть позже?
   - Чего же ты предлагаешь? Поставить вокруг людей охрану, обыскивать их или вообще приковать к горе, как рабов? Без права покинуть зону?
   - Я уже сказала. Прекратить все поездки на Тьеру, кроме сугубо деловых. Подумай, что будет, если о наших богатствах пронесется слух по Большому Космосу.
   - Будет очень плохо, - подтвердил Дак. - Ты еще не видел всей публики, какая обитает в мирах.
   Всю художник, действительно, не видел. Но и той, что ему довелось знавать, оказалось достаточно, чтобы заставить призадуматься.
   - Но, главное, я боюсь другого, - продолжала Рябинка. - Мы покупали эту планету как бросовую. И налог на собственность платим соответствующий. Что, если фискалы из имперской службы пронюхают о новоявленном золотом дне? Что, если нас переоценят?
   - Не имеют права.
   - Империя имеет право на все, - возразил Дак - У нее сила, не забывай.
   - Есть закон. Пока мы не начнем наводнять Тьеру своей продукцией, они не имеют права предъявить нам иск.
   - Они подберут какой-нибудь другой закон, например, о сокрытии истинной ценности или еще чего-нибудь. Они мастера на такого рода штучки.
   - Ты словно точно знаешь.
   - Я знаю Тьеру. Там способны создавать законы вовсе из ничего, лишь бы найти повод придраться. Если узнают, что планета может приносить доход, нас заставят его извлекать - вот и все.
   Художник подумал. Мнение Дака имело в его глазах повышенный вес. Дак был по происхождению тьеранцем. И изнанку тамошних законов знал как никто другой.
   - Предлагай свой вариант, - проговорил он, соглашаясь.
   - Пусть сначала выскажется твоя половина.
   - На добычу алмазов придется ставить новичков, несомненно. Но этого мало. Необходимо исключить их контакты с внешним миром до тех пор, пока мы не разрешим проблему с тьеранскими отпусками. Для этого я предлагаю не разрушать уже имеющиеся городки под куполами, а, наоборот, сохранить их в целости, чтобы поселить там этих людей. Тогда и охраны не понадобится. Контракт же заключать с ними сразу на всю жизнь, а не временный.
   - Я и говорю: каторжно прикованные.
   - Да нет же, ты меня не понял. Контракт не на временную работу, а на поселение. Они переселенцы, понимаешь?
   - Ты предлагаешь приглашать семьями?
   - Да, так было бы лучше всего.
   - Не выйдет. Тьеранские безработные - это люди, не имеющие возможности жениться или выйти замуж по причине отсутствия постоянного дохода.
   - Я думаю, - сказала Нита несколько смущенно, как это она делала всегда, когда вмешивалась в дела, ее непосредственно не касавшиеся, - что семья - понятие во многом условное. Если поставить рядышком два столика, и за одним разговаривать с юношами, а за другим - с девушками, предложив молодым людям прийти в следующий раз, а за это время подыскать себе партнера, жениха или невесту, то молодые люди, выйдя в коридор, а его можно сделать достаточно вместительным, сообразят сговориться.
   - А если не сообразят?
   - Можно подсказать. Запустить туда пару якобы только что познакомившихся молодых парня и девушку, чтобы они с таинственным видом рассказывали всем желающим, как ловко они обманули вербовщиков. Вот и достаточно. А не сработает - можно по старинке: корабль юношей, корабль девушек. Чтобы не отпугивать, в объявлении можно указать: "Парам отдается предпочтение".
   - Ловко. А как насчет контактов с ускорителями?
   - С ускорителями еще проще, - сказал Дак. - На ускорители и без того стараются ставить новичков. Ничто не мешает некоторые полосы укомплектовывать командами только из них. Смены на ускорителях общаются только между собой, когда меняются. Поселим их в том же поселке, что и приисковых, и замкнем круг общения. А к вывозу алмазов поставим своих. Если все пройдет гладко - с платиной можно будет поступать так же.
   - Мне это не очень нравится. Как ни крути, но оно весьма напоминает обман.
   - Не вижу обмана! - с горячностью возразила Рябинка. - Эти люди прибудут сюда, зная, что отправляются на планету, пока не пригодную к жизни, и что им предстоит ее освоить. Мы привезем их в благоустроенные поселки, где есть все, что необходимо для существования, причем условия предоставим гораздо лучшие, чем те, которые они имели бы на родине. Подумаешь, купола! Люди по тридцать лет там жили и не жаловались!
   - Но мы их перевезли.
   - Под точно такие же купола, только в другом месте. Дорогой, посмотри правде в глаза: мы еще лет десять не сможем гулять под открытым небом без скафандров. Так что же тебя смущает?
   - То, что новичкам мы даже скафандров не дадим. Свобода - великая вещь. А ты у них эту свободу отнимаешь.
   Рябинка вспыхнула.
   - Не думала я, что ты когда-нибудь станешь ханжой! На Тьере у этих людей есть одна свобода - подохнуть с голоду. Обговори все условия в контракте - увидишь, подпишут ли они его. Подумаешь, пустяк: с десяток лет эти граждане будут общаться только друг с другом. Ах, какая трагедия! Часто ли жители отдаленных поселков общаются между собой?
   - Смотрят друг на друга по телевидению, - сказала, смеясь, Нита.
   - Вот-вот. Этих мы показывать по телевидению не будем, и вся разница. Какие-то 10 лет!
   Художник снова подумал и сделал вывод:
   - Считай, что ты меня убедила, - был его вердикт. - Но если ты так подробно все обдумала, зачем паника? Видимо, ты еще кое-что припасла?
   - Все то же самое, - сказала Рябинка сердито. - Надо предоставить людям возможность тратить деньги здесь, если мы собираемся лишить их возможности летать на Тьеру.
   - Это ты собираешься лишить их возможности летать на Тьеру, а не я.
   В комнате повисло неловкое молчание.
   - Дорогая, ты сама сказала, что у нас в запасе целых десять лет, - нарушил молчание художник. - Когда они подойдут к концу, тогда и будем думать.
   - У нас в запасе нисколько нет лет! - воскликнула Рябинка в сердцах. - Дак, объясни этому упрямцу, чем мы рискуем, оплачивая эти отпуска драгметаллами!
   - Но с золотом имею дело только я один, остальные получают на руки только кредитки.
   - А ты разве не человек?
   - Я очень осторожен. И сбываю его только проверенной клиентуре.
   Дак засмеялся.
   - Если бы ты знал, сколько раз мне приходилось слышать эту фразу насчет клиентуры! И сколько раз проверенная клиентура оказывалась под колпаком у полиции в самый неподходящий момент! Большинство скупщиков открывают рот сразу же, как только им начинают задавать вопросы, запомни, родной!
   - Да чего вы всполошились? В конце-концов, золото ведь не краденое!
   - Лучше бы оно было краденое! - снова рассердилась Рябинка. - Тогда пострадал бы ты один!
   На этот раз засмеялась Нита. Дак же остался серьезен.
   - Дружище, - сказал он. - Рябинка права, пора сворачиваться.
   Художник пожал плечами.
   - Мои дорогие, - произнес он, - я всего лишь исполняю свою работу и делаю ее добросовестно, вы не находите? Свернуться я могу в любой момент.
   - Конечно, ты можешь. Но что мы будем делать потом с людьми здесь? Наобещав им кучу всего и ничего не выполнив?
   - Это уже будет не моя забота.
   - Конечно не твоя. А только втолкуй своему отпрыску, что империя существует не только в кино.
   - Которому отпрыску?
   - Додьке, конечно. Он не желает и слушать о производстве чего-либо, кроме предметов первой необходимости.
   - Ах вот оно как! А ты на что?
   - А я для него не авторитет. Стара стала, видно!
   Художник снова подумал и сказал:
   - Принято. Только подробно изложи ваши разногласия.
   - А они очень просты. Наш сын мечтает о равенстве. Чтобы все одинаково хорошо питались, жили в одинаково добротных домах и прочее подобное.
   - Но это же великолепная идея! - улыбнулась Нита.
   - Кто же спорит? Жаль, неосуществимая, - усмехнулся Дак.
   - Ага. Потому что тогда одна часть населения будет работать на другую. Тот, кто трудится хорошо, должен будет иметь столько же, сколько разные лентяи. Разве это справедливо? Ну и в результате никто не будет стараться. Кому же охота надрываться и лезть из себя, если все равно заплатят поровну?
   - Точно, - подтвердил художник. - На практике это обозначает либо всеобщую нищету, либо обязательный для каждого труд с весьма жесткими мерами принуждения. Нет, как ни крути, а квалифицированный рабочий должен получать больше неквалифицированного, а инженер еще больше. И точка. Иначе общество развалится.
   - Идеал, конечно, недостижим, но приблизиться к нему можно, - снова вопреки логике возразила Рябинка. - И кое-чего мы в этом направлении уже добились: у нас никто не голодает и не живет на улице. Но Доди не хочет понять, что стабильность у нас держится только благодаря Тьере. Люди спускают там накопленные суммы. Закрой мы поездки туда-сюда - сразу начнется инфляция и поползут цены.
   - Почему? - спросила Нита.
   - Потому что сейчас излишки денег регулярно изымаются из оборота, а тогда они хлынут на рынок. И сразу получится, что кое-какая часть населения сможет тратить в три раза больше, чем другая. А на что они смогут потратиться? Отсюда и вывод.
   - Да, - согласился художник, - одна часть населения сразу начнет недопотреблять. Но свободные прииски мы прикроем, как договорились... Впрочем, какая разница? Зарплаты-то все равно у людей неодинаковые.
   - Конечно. Вот я и говорю: совершенно необходимо организовать производство предметов роскоши, чтобы люди не на продукты питания изводили излишки монов, а помещали их в нечто существенное, имеющее несомненную ценность. Конечно, это обозначает неравенство, но оно лучше, чем голодные глаза бедняков или принудительный труд.
   Художник кивнул:
   - Я согласен, дорогая. Я что-нибудь придумаю. А с тьеранскими отпусками пока прекращать нельзя, сама понимаешь. Все, кому мы их обещали, должны их получить, а?
   - Я была уверена, что ты все поймешь правильно, милый. Люди должны что-то иметь в своей жизни, да?
  

Часть II

  

ПЛАНЕТА В ПОЛОСОЧКУ

Уотер принимает решение

  
   Уотер недолго ломался, соглашаясь на необычную работу. Он выговорил условия, чтобы его матери была выплачена точно такая же сумма, как и та, что Бинка дала его дружкам. Ну и еще взял с нее обещание, что через месяц она отправит его обратно.
   Разумеется, девчонка согласилась и с тем, и с другим условием. 1000 кредиток были вручены матери тотчас же, а насчет возвращения прозвучало:
   - Месяц - это кроме дороги, плюс-минус неделя. Космос есть космос, мало ли чего? И вдруг ты сам захочешь подольше задержаться?
   - Может быть, - ухмыльнулся Уотер. А про себя подумал: "Уж я постараюсь, чтобы был минус, а не плюс. Тебя, мисс задавака, воображающая, что за деньги можно все купить, следует проучить."
   - Ну-с, - сказал он уже в звездолете, когда ему было объявлено, что переход в гиперпространство состоялся, и ему предстоит 5 суток ничегонеделания. - Приступим.
   - К чему приступим? - полюбопытствовала девица с самым наивным выражением на лице, какое Уотеру когда-либо доводилось наблюдать. Он даже растерялся немного: не дура ли она в самом деле.
   - К тому, для чего ты меня завербовала, - заявил он нахально.
   - И к чему же я тебя вербовала?
   Вопрос едва не сбил Уотера с нужного настроения. Ведь и в самом деле, для чего девица его наняла? Он мог бы ответить на вопрос на языке квартала, но тогда пропал бы весь шик позы. Ведь как ни крути, а он был сейчас не вольным стрелком улицы. Он был слугой, деньги были получены, и их требовалось отработать. А отрабатывать Уотер привык добросовестно.
   - Ну, к этому самому, для чего богатые мисс нанимают бедных парней, - ответил он, притворяясь и себе наивным простачком.
   - А я тебя вовсе и не нанимала, - возразила девица. - Ты волен делать здесь все, что захочешь. Как и я.
   - Все-все?
   - Ну, только не ломай бортовой компьютер и не пробивай иллюминаторов, если нет желания покончить жизнь самоубийством.
   Такого желания Уотер в себе не ощутил. По крайней мере, пока.
   - А что будешь делать ты? - поинтересовался он.
   - Развлекать тебя. Ведь ты у меня в гостях. По-моему, мы договаривались так?
   Уотер недоверчиво ухмыльнулся. Его собираются развлекать? Это было что-то новенькое в его биографии. У этой девицы точно с мозгами были не лады. Отваливать кучу деньжищ для того, чтобы кого-то развлечь? До сих пор, насколько он слышал, в мире происходило наоборот: развлекал тот, кому платили. Но поскольку музыку в данном случае заказывал не он, протестовать было бы глупо. И он сказал:
   - Валяй, развлекай.
   И уселся, сложив руки на груди.
   - Ты меня не совсем правильно понял, - засмеялась девчонка. - Я просто постараюсь, чтобы тебе не было слишком тоскливо сидеть 5 дней и выносить вид этих перегородок. А на моей планете мы целый месяц проведем вместе, но там все будет по-другому. Потому что там есть где развлечься и чем себя занять. Хотя жить мы опять должны будем в одном доме.
   - А зачем тебе это надо?
   - Мы будем друг ни друга смотреть.
   - Долго?
   - Что?
   - Долго смотреть будем, говорю?
   - Пока не поймем, вместе нам лучше или врозь. А здесь я только могу показать тебе, что можно трогать, а чего нельзя. И как всем пользоваться. Если, конечно, ты пожелаешь это узнать.
   Уотер пожелал. Скоро он имел удовольствие обнаружить, что в лодчонку вмещались пищеблок, видеотека и кабина управления.
   - Компьютер лучше не трогай, - сказала девчонка. - Не приведи судьба нас очутиться где-нибудь на краю Вселенной и перепутать дорогу назад.
   - Жаль. А я хотел с ним поиграть, - снова изобразил полный наив Уотер.
   - Я-те поиграю! - сделала рассерженное лицо его работодательница. Но тон ее явно показывал, что она приняла шутку своего слуги и пошутила сама. Открытие это приятно поразило Уотера. Оказывается, и с этой мисс можно было разговаривать по человечески, и не на все у нее был заскок.
   - Если я понадоблюсь, я на кухне. - проговорила та между тем. И, действительно, пропала на пищеблоке.
   Уотер зевнул и отправился в свой отсек. Про себя он успел удивиться, почему девица шла, а он, как ни старался, при любом шаге взмывал вверх и мог передвигаться лишь держась за ремень на стенах. Конечно, можно было бы и спросить, но ему хотелось разгадать загадку самому. Он лег на свою подстилку, пристегнулся и принялся думать.
   - Уже готово, - торжественно объявила хозяйка звездолета, заглянув в отсек.
   Она улыбалась и вообще выглядела прехорошенькой: на голове красовалась крошечная косыночка, а спереди был повязан светло-голубой короткий фартучек с оборочками и мережкой. Фартук и косынка ей очень шли и придавали вполне домашний, даже уютный вид.
   "Ей бы еще шлепанцы с цветочками - совсем бы хоть куда," - лениво подумал Уотер.
   Он глянул своей хозяйке на ноги, но вместо шлепанцев взору его явились прежние тяжелые башмаки на толстой подошве. "Магнитные," - догадался он и сказал:
   - У тебя запасной обуви не найдется?
   - Твоего размера нет, но есть вкладыши. Если хочешь, могу помочь приспособить.
   - Зачем? - смутился Уотер, напрочь позабыв, что его нанимательница обещала его развлекать. - Сам соображу как-нибудь.
   - Сам не сможешь. Это надо уметь.
   - Так покажи.
   - Потом, ладно? Чай остынет.
   - Я чая не люблю.
   - Ой, а я кофе варить не умею. Научишь?
   - Что за вопрос! Только это долго, возиться надо. А пока пошли хлебать твое пойло.
   Кофе Уотер и в самом деле готовить умел, и превосходное. Мать всегда покупала его зеленым в зернах, потому что так было дешевле. Она обжаривала зерна сама и сама молола их по мере надобности. Глядя на нее, и Уотер наловчился варить этот напиток так, что любому профессиональному бармену мог бы составить конкуренцию.
   Итак, добравшись до пищеблока, он пристегнулся к откидному сидению возле столика и приготовился наблюдать за дальнейшим развитием событий.
   - Сначала первое и второе, - сказала девчонка.
   И то, и другое оказалось в закрытых контейнерах типа тюбиков. Как Уотер потом узнал, готовить в невесомости пищу нормальным способом было невозможно, зато ненормальным - проще простого. В сплюснутые тюбики, содержащие сухой порошок, медленно загонялась вода, и все помещалось в микроволновую печь. Несложно, если приноровиться, конечно. Вкус был ничего, особенно по сравнению с обедами из заведения, где работала мать Уотера. Кстати, после обработки в микроволновке оболочка тюбика тоже становилась съедобной.
   Сначала, откусив нечаянно край первого тюбика, Уотер слегка растерялся от неожиданности. За желудок он не боялся: его организм за 22 года приспособился переваривать вещи куда менее мягкие и податливые. Но показывать этой задаваке, будто он настолько голоден, что готов проглотить любую бяку? И Уотер поморщился.
   - Не понравилось? Так не ешь, - сказала задавака. - Выжимай содержимое в рот - и все.
   - Вкус непривычный, - соврал Уотер.
   - Само собой. Но в невесомости нельзя иначе. Здесь если что-нибудь падает - летать начинает, и приходится отлавливать потом сачками. В том числе и мусор, если его просто бросить. Вот и стараешься брать в дорогу пищу без отходов.
   - А из чего они сделаны? Или не знаешь?
   - Знаю. Крахмал или желатин с добавками. Еще бывают с тестом изнутри. Мне лично нравится сначала тюбики выжимать, а потом ими закусывать... А почему ты ешь один гарнир? Не нравятся котлеты? Конечно, они не настоящие, но, честное слово, неплохие.
   - Я привык есть все по отдельности, - снова соврал Уотер.
   Девчонка кивнула в знак согласия. Поверила!
   Уотер только улыбнулся про себя. По отдельности! Ха! Знала бы чудачка, в каком виде приносила мать домой жратву! Хотя она и выбирала куски, не тронутые клиентами, но сгружала их в один и тот же бидончик. Смесь получалась - взгляни и выбрось, но Уотер лопал. Когда бывал очень голоден. Сейчас он тоже успел проголодаться, хотя и не смертельно. Но ведь и пища, лежащая перед ним, ничего общего не имела с помоями для свиней.
   И чай оказался вовсе не тем отвратительным с запахом веников напитком, который готовила мать. Для экономии она всегда сыпала заварку прямо в чайник и кипятила настой. А то, что подала Уотеру хозяйка космического застолья, пахло приятно, было в меру сладким и крепким. К чаю были тюбики с бисквитом. Нет, что ни говори, но пока у Уотера не было причин пожаловаться на судьбу.
   - Ну, показывай, как у вас прикрепляются подошвы к башмакам, - сказал он своей хозяйке после трапезы.
   - Сегодня не получится, - со вздохом отказала та. - Через полчаса отбой, то есть спать. С этим у нас строго.
   - У вас - это на Безымянной?
   - Само собой. Наши солнечные сутки длиннее биологических, и всех заставляют спать принудительно, чтобы люди не разрушали свое здоровье. Только для дежурных делается исключение.
   - Ты хочешь сказать, что у вас режимная планета? - нахмурился Уотер.
   Девчонка подумала.
   - В некотором роде, - согласилась она наконец.
   Так, теперь Уотеру становилось ясно, почему эта космическая мисс вела себя донельзя нелепо. Оказывается, она с режимной планеты! Оттуда, где все делается по команде!
   - Мне это не нравится, - сказал он.
   - Почему же? Это очень удобно, ложиться в одно и то же время.
   - Я привык к свободе и не люблю, когда мне указывают, куда идти и что делать.
   - Но у вас на Тьере тоже есть разные законы, - удивилась хозяйка летающей лодки.
   - Есть. Только кто их исполняет? Вот вопрос.
   Девчонка засмеялась, прикрывая рот ладошкой.
   - Я же сказала: "Ты волен делать все, что пожелаешь."
   - А ты?
   - А я через 20 минут выключаю свет. Везде.
   Уотер тоже засмеялся.
   - Ты где собираешься спать? - поинтересовался он.
   - Само собой, в рубке управления.
   - Там же негде.
   - А кресла на что?
   Девчонка имела голову на плечах! Уотер хмыкнул:
   - Двери, конечно, запрешь?
   - Само собой.
   Вскоре звездолет погрузился во тьму, и Уотер заснул. Проснулся он, когда вокруг снова было светло. Девчонка уже вовсю хозяйничала на пищеблоке. Благополучно доплыв дотуда, Уотер встал в дверях и принялся наблюдать, как она манипулирует с техникой.
   - Сегодня я выбрала колбасный фарш, - сказала девчонка, обернувшись. - Если хочешь чего-нибудь другого, вон там список продуктов. Просмотри, пожалуйста.
   Фарш так фарш, Уотеру было все равно.
   - А гарнир какой? - произнес он, чтобы как-то прореагировать на заманчивое предложение выбирать самому.
   - Вчерашний. То есть, такой же, как вчера. Это мой любимый.
   Любимый гарнир космической девицы тоже был Уотеру вполне по душе. Он и тут спорить не стал.
   Гораздо больше его занимала возможность спокойно разгуливать по всем отсекам звездолета без риска в любой неожиданный момент взмыть до потолка или расшибить лоб об какую-нибудь переборку. Что он и сказал своей мисс после завтрака.
   Вопреки уверениям космической девицы, приладить магнитные вкладыши оказалось делом несложным.
   - Можно приклеить, - пояснила она. - Но тогда они прихватятся намертво.
   - Ну и что? - не понял проблемы Уотер.
   - К ним будет приставать все железное.
   Уотер представил себе, как он идет по улицам Спейстауна, собирая ботинками по пути все валяющиеся гвозди и гайки.
   - Согласен, - сказал он. - Пусть будет намертво. А еще как можно?
   - Еще можно привинтить. Дырочки потом можно будет заделать спецсоставом. Разве твой отец тебе не показывал, как это делается?
   - У меня нет отца. И никогда не было.
   - Но кто-то же произвел тебя на свет.
   - Произвел. Но он даже не подозревает о моем существовании.
   - Так не бывает. Он же встречался с твоей матерью.
   - Ну и что? Пару раз. Кто же о такой ерунде всю жизнь помнит!
   - И твоя мать не подала на него в суд? Не потребовала алиментов?
   Уотер ухмыльнулся.
   - В нашем квартале никто ни с кого никаких элементов не требует, - произнес он насмешливо.
   - А совесть у мужчин вашего квартала имеется?
   - "Совесть"? При чем здесь это слово? - он так и сказал.
   - Хочешь жить с женщиной - женись! - пояснила хозяйка звездолета строго.
   - Но мужчины нашего квартала не женятся, - снова засмеялся Уотер.
   - А дети?
   - Дети появляются исправно, с этим проблем нет, и никто не возражает. Могу продемонстрировать, как они у нас делаются.
   - Спасибо, не надо, - отвечала девица ему в тон. Я уже поняла. Я сообразительная.
   Вот так и промелькнули 5 дней перелета. Они пробежали незаметно, словно ухнули в какую-то дыру. Впервые со времен безвозвратно ушедшего детства Уотер мог беспечно наслаждаться настоящим и не думать, что после "сегодня" наступит "завтра". Он был не просто сыт - такое с ним случалось и раньше, но он мог свободно выбирать, чего и сколько поглощать. Он всегда, конечно же, стремился себя побаловать, но дома приходилось делать это с оглядкой. Количество лакомств, какие он мог себе позволить, было крайне ограниченным, не говоря уже о ежедневном убогом наборе продуктов, которые мать покупала в ближайшей лавчонке. А брала она там только все самое дешевое, низкосортное: маис, нешлифованный рис, фасоль - другие продукты были редкими гостями в их конуре. Вместо мяса шел соевый заменитель, вместо масла - маргарин. Хлеб всегда был черствым, сахар - только сырец. Так жил весь квартал. Уотер привык, и его это не тяготило.
   Но за эти пять дней он понял, почему его приятели с таким унынием расставались с дойной коровушкой. Девчонка была не просто щедра - она умела угощать так, что было приятно угощаться. Уотер перепробовал все блюда из космического рациона на пищеблоке звездолета. Он заказывал веер блюд не задумываясь, сумеет ли он поглотить все выбранное без остатка, и никто не ворчал у него под ухом по поводу объедков. Девчонке словно нравилось возиться с го прихотями, и она с удовольствием готовила.
   Сам же Уотер предавался блаженному безделью: впервые в жизни он смог налениться всласть. Он имел для этого все: кристаллер с набором суперфильмов и аудио и мог насладиться любыми хитами сезона с изображениями или в звукозаписи. Включал ли он музыку на весь звездолет или одевал наушники - возражений не поступало.
   Некоторые песни Уотер крутил по многу раз. Особенно ему нравилась одна, с очень красивой мелодией и потрясающим сочетанием звуков в припеве. Она буквально пробирала до самого нутра и выбивала слезу. И слова тоже были соответствующие:
  
   Опять ночь близка.
   Опять ночь без сна.
   Снова боль сердце жжет -
   Опять ночь без сна!
  
   Душа пылает моя -
   Зачем тебе я такой?
   И нет страшнее огня -
   Ведь мы не пара с тобой!
  
   Шутя, взглянула ты, мечтою поманив,
   Но моя
   Лишь ночь, ночь без сна!
   И вновь ночь без сна...
  
   Девчонка добросовестно терпела все повторы. Лишь однажды сказала:
   - Глупая какая-то песня. Вместо того, чтобы подойти к девушке и постараться познакомиться с ней, парень смотрит в потолок и страдает: "Зачем она на меня взглянула?"
   - Много ты в этом понимаешь, - отмахнулся Уотер, защищая звуки, способные выжать их него столь сильные чувства.
   - А тут и понимать нечего, - продолжала хозяйка звездолета со всем его содержимым, в том числе и кристаллера с записями. - Девушка, которая очень нравится парню, его любит, а он дурака валяет.
   - Может, и ты в меня влюбилась?
   Эти слова Уотер произнес как можно ехиднее, но на самом деле он закидывал удочку: что ответит девчонка. Однако та наживку не заглотнула.
   - С какой стати? - отвечала та насмешливо. - Влюбляются за что-то, а ты пока ничем себя не проявил.
   - Зачем же ты меня к себе пригласила?
   - Ты меня заинтриговал.
   - И только:
   - А ты хотел бы большего?
   - Конечно. Я всегда хочу больше, чем мне дают.
   - Какой ты!
   - Каким родился. Не нравится - я не навязываюсь. Можешь хоть сейчас высаживать.
   - И ты выйдешь?!
   Выходить в данный момент было некуда. За стеклами иллюминаторов стояло сплошное марево - даже звезд не было видно. Так что любая бравада выглядела бы сейчас просто смешно. И Уотер поспешил добавить:
   - Если это Тьера, конечно.
   На самом деле теперь он не рвался поскорее возвращаться. Должности, подобной той, какую придумала космическая девица: то есть лазить по звездолету и развлекаться, было поискать и не найти. Одной жратвы он уже умял кредиток на 200, и никто не сказал ему: "Стоп!". Куда же было торопиться? Назад к голодовкам и работе на погрузке до надрыва пупа Уотер мог "попроситься" в любой момент. Так что он просто поддерживал форс. Однако песню, столь не нравящуюся его нанимательнице, он слушал с тех пор только через наушники.
   А развлекался он действительно как хотел. Прежде всего он постарался извлечь все мыслимые удовольствия из магнитных подошв. Он опробовал их ход везде, куда можно было возложить стопу. Самым лучшим местом для передвижения оказался все же пол, но и потолок тоже не был Уотером забракован. Было очень забавно смотреть на свою комнату сверху вниз.
   - Ты что там делаешь? - всплеснула руками девчонка, впервые увидев своего гостя сидящим на потолке в позе древнехиндийского факира.
   - Ловлю эмоции, - отвечал Уотер.
   Ощущение и впрямь было необычным. В невесомости, когда Уотер закрывал глаза, он терял всякое представление о том, где верх, а где низ. Кровь приливала ко всем органам одинаково независимо от того, опускал он, например, руку или поднимал. Поэтому, припечатав подошвы к потолку, Уотер мог преспокойно вообразить потолок полом, а свою подстилку - чем-то вроде багажной полки. И будто это он, Уотер, сидит где надо, а хозяйка звездолета, наоборот, висит в дверях кверху ногами.
   - Иди сюда! - сказал он девчонке, подавая ей руку.
   Девчонка дернула его за протянутую ладонь, и он полетел вниз. Падать в невесомости было ничуть не опасно, но от неожиданности Уотер едва не вскрикнул, и это его рассердило. Перевернувшись в воздухе, он, впрочем, приземлился вполне благополучно, то есть не свалился мешком, а встал на ноги и выпрямился.
   - Ты чего? - спросил он девчонку.
   - Я хотела к тебе, - отвечала та лукаво.
   Так это было или иначе, но они тотчас придумали аттракцион, и аттракцион высшего класса. Вдвоем можно было поиграть в перетягивание, и они поиграли. Затем устроили соревнование "Кто быстрее перелетит с пола на потолок и обратно". Последнее у Уотера получалось быстрее: стену подошвы не магнитили, и по ней приходилось перемещаться, хватаясь за ремни. Его руки были сильнее, чем у девчонки, да и ростом он был повыше.
   А вот настоящее кофе ему так и не удалось приготовить. В звездолете оказался растворимый - спрашивается, чего его было варить? Все же остальное было просто здорово, только успевай дни считать. Причем, если отбой был в одно и то же время, то просыпался Уотер, когда хотел.
   "Интересно, когда мы прилетим на место, там тоже так будет?" - подумал он однажды.
   Это было за утренней трапезой. А после нее девчонка объявила:
   - Скоро выход из гиперпространства.
   "Приготовиться к выходу из гиперпространства, - подал голос автопилот. - Примите положение лежа. Пристегнитесь."
   Снова начались перегрузки, затем на некоторое время опять возникла невесомость. Космический челнок подлетал к планете.
  
  

Двое и работа

  
   В те дни, когда Бинка познакомилась с Морем и Сэмом, парни только-только нашли себе, наконец, работу. Этому предшествовала долгая вереница событий, веселых и разных. Впрочем, оба парня считали, что лучше бы этих событий не было, но кто же из них, собираясь на Тьеру, знал, чем обернется для него жажда самостоятельности?
   - В общем, так, - сказал старик накануне отлета с Безымянной. - Если мы не будем отпиливать голову золотой статуе, как вы собираетесь решать денежный вопрос?
   - Живут же там люди, - сказал Морей.
   - Живут. Но они работают.
   - Мы тоже собираемся работать.
   - Тогда конечно. А то смотрите - я могу отвезти вас туда, где вы должны были бы сейчас находиться.
   - А припасы? - спросил Сэм. - Зачем мы их готовили?
   - Вместе с припасами. Вдвоем вам их хватит на месяц. Могу и бревен для хижины подкинуть.
   - Не-а, не выйдет. Скучно там.
   - Можете оставаться у меня. Будете помощниками. Скучать будет некогда, я вам гарантирую.
   - Значит, отказываетесь? - прищурил глаза Морей.
   - Вовсе нет. Вставайте, мойте за собой посуду и собираемся. Старт через два часа.
   Они летели до Тьеры долго и нудно. Было бы совсем невыносимо, если бы не разговоры и дела, в которые их постоянно втягивал старик. Он установил дежурства, учил парней считывать показания приборов, пользоваться корабельным компьютером и много рассказывал о тьеранских обычаях.
   Рассказы эти заставляли замирать сердца парней от ужаса. Если было верить старому отшельнику, то гулять по тьеранскому городу было куда опаснее, чем блуждать по джунглям Первой Полосы глубокой ночью. Впрочем, парни надеялись, что старик только пугает.
   - Дедок врет, - прошептал Сэм Морею, когда думал, что старик его не слышит. - Я ничего подобного о Тьере не читал.
   На пятый день тот сказал:
   - Через полчаса выход из гиперпространства. Сейчас вы мне дадите слово не убегать, чуть мы окажемся на территории Космопорта. Нам надо будет условиться о дате и месте встречи. Это в ваших же интересах.
   Парни слово дали. За 9 суток, проведенных со старым отшельником, они уже убедились, что он никогда ничего не делает без причины. Сбегать они от него и не собирались. Мало того, они уже боялись Тьеры, хотя и не смели друг другу в этом признаться.
   И не зря боялись.
   - Мать моя, сколько народищу! - вырвалось у Сэма, когда они очутились в здании при космодроме.
   Морей тоже вертел головой по сторонам, стараясь ни на шаг не отставать от своих спутников. Из космодрома старик повез их в центр Космопорта. Вскоре они уже все трое стояли в зале корреспонденций огромного почтамта.
   - Сейчас мы абонируем почтовый ящик, на который вы сможете мне писать. Если по какой-то причине кто-то из вас затеряется или попадет в неприятность, будет надежда, что я сумею его вытащить. Если, конечно, он не влипнет слишком сильно.
   После этого они посетили крошечный салон на одной из узких улочек. Витрина салона и все помещение внутри были изукрашены множеством картинок и муляжами людских торсов с этими картинками. Хозяин заведения, толстяк свирепого вида, плотоядно глянул на посетителей - старик протянул ему листок из своего блокнота и отдал указание:
   - Скопируйте вот это на левые предплечья молодых людей.
   "19 июля..." - прочел Морей, глянув на бумажку.
   - Что это? - поинтересовался он.
   - Дата, место встречи и номер почтовой ячейки, которую мы сегодня абонировали, - объяснил старик терпеливо.
   - А зачем? - спросил Сэм.
   - Если кто-то из вас погибнет, то по этой надписи, например, можно будет установить принадлежность трупа.
   Парни переглянулись.
   - Нет! - помотал головой Сэм.
   - Ты отказываешься? - вскинул брови старик.
   - Я не хочу быть трупом!
   - Дед шутит, - ткнул приятеля в бок Морей. - Это будет все?
   - Впереди еще банк. Надо открыть вам счета.
   - А зачем нам счета, если у нас ничего нет? - задал очередной вопрос Сэм, когда процедура с татуированием конечностей была завершена, и все трое опять очутились на площади напротив почтамта.
   - Появятся. Получите кредитные карточки и будете как все люди.
   "Как все люди" обозначало некоторую сумму денег на счету и малую толику наличными.
   - Этого должно вам хватить на полгода, если собираетесь жить скромно. Станете шиковать - пополнения не ждите, не будет. Я сегодня же улетаю отсюда и вернусь только к назначенному сроку. Ну, до встречи, желторотики!
   Старик повернулся и зашагал в сторону от банка, оставив парней оторопело застыть двумя столбиками возле парапета тротуара.
   - Странный дедок, - проворчал Сэм, глядя ему вслед.
   - Да, дед не прост, - отозвался Морей. - Интересно, правду ли он болтал о том, что нас здесь поджидает?
   Оказалось - правду. Хотя действительность, с которой столкнулись наши беглецы, ударила по ним еще сильнее, чем старик предполагал.
   В первый же день парни решили, что самым разумным будет суммы, оставленные им, разделить на 6 месяцев, полученный результат еще на 4 части и, снимая деньги раз в неделю, тратить из этого расчета. А удастся найти работу - подэкономить и не снимать вообще.
   - Вот будет здорово вернуть деду все его деньги, да еще с процентами! - сказал Морей.
   Разумеется, это было бы очень, очень здорово, если бы не одно "но". Во-первых, свою выверенную недельную норму парни извели за первый же день. Они совершенно не поняли, как это получилось, но когда, сидя в гостинице, подсчитали, сколько у них осталось на руках, то оказалось - мизер. Ничего не купили и вроде бы не особенно роскошествовали, а вышло, что потратили ужас до чего много. Кредитки словно протекли сквозь пальцы.
   - Ерунда, - сказал Сэм. - Начнем экономить с завтрашнего дня.
   - А как? - поинтересовался угрюмо Морей. - Как ты собираешься экономить? Мы три раза ели в кафе, слопали по три мороженых и один раз сходили в синем. Все.
   - Ты забыл еще это, - показал Сэм на брикеты и пакетики с концентратами быстрого приготовления.
   - Я не забыл, я просто не считал. Потому как это единственные покупки, какие мы сделали намеренно. Или ты думаешь иначе?
   - Я думаю, что нам надо разделить эти брикеты, чтобы питаться строго по норме: 2 на завтрак, 2 на обед и 2 на ужин. Вот и проживем целых два дня.
   - А что, вполне, - сказал он на следующее утро, когда первый брикет был употреблен по назначению.
   - Только мало, - хмуро отозвался Морей.
   Действительно, полученные порции были так мизерны, что исчезли в желудках парней совсем незаметно.
   - Надо было купить хлеба, - поморщился Сэм.
   Купили. Но и с хлебом количество пищи, пришедшееся на каждого, не насытило их.
   - Я знаю, в чем дело, - сказал Сэм. - Каждый пакет - только половина каждой трапезы. Ну, либо первое, либо второе. Надо есть по 2 брикета за раз. Один на первое и один на второе.
   - По три, - возразил Морей. - А еще лучше по куску бекона с яйцом добавить. Кроме напитка.
   - Запивать можно и водой.
   - Давай вместо всего пить воду.
   - Давай.
   И они засмеялись, но смех смехом, а картина получалась невеселая. С брикетами быстрого приготовления либо надо было сжирать огромное количество хлеба, либо поглощать их в количествах, превышающих разумные пределы. И в том, и в другом случае не только не получалось никакой экономии, но даже не удавалось уложиться в бюджет.
   - Что за беда! - сказал Сэм. - Найдем работу, и все будет о'кэй.
   - А если не найдем? - возразил Морей. - Дед говорил, здесь безработица.
   - Мало ли чего он плел? Помнишь, он сказал, что если мы будем существовать скромно, то нам его денег хватит? А разве нам хватает?
   - Лады. Завтра же все выяснится. С утра идем устраиваться.
   - Мы же хотели недельку погулять?
   - Вот и погуляем. Будем гулять и искать работу.
   На следующий день, доев остатки концентратов, парни отправились на поиски этой самой работы. Увы, старый отшельник не солгал: работы в городе, действительно, не было. То есть предприятия не стояли, что-то там, несомненно, производилось, и люди чем-то были заняты. Множество их с деловым видом сновало за воротами, бездна виднелась за огромными окнами фабрик и мастерских, и еще больше сидело за столиками бесчисленных контор. Лишь для двоих парней с Безымянной места не находилось. Так было и на второй день поисков, и на следующий.
   Зато за эти дни Морей постиг науку питать свой организм дешево и сердито. Он, наконец, догадался взять в магазине не смесь крупы с воздухом и всякой всячиной, а конкретно сами крупы и сварить их в слегка подсоленной воде. Из одного стакана крупы можно было приготовить целый литр густого варева.
   - Брр, какая дрянь! - сказал Сэм, попробовав.
   - На полосе ты ел траву - и ничего.
   - Бамбук.
   - Какая разница?
   - Там я был голодный.
   - А здесь сытый?
   - Не настолько, чтобы жрать это.
   Морей разозлился.
   - Там сколько ты не ел? Всего две недели? А здесь, если будешь привередничать, неизвестно, сколько придется!
   - Мы еще не на нулях.
   - О да! Просадим все в один месяц, а потом 5 месяцев будем лапу сосать. Ты видел человека, который смог бы 5 месяцев ничего не жрать и не подох бы? Лопай, тебе говорят!
   - Не лезет!
   - А ты подсласти либо перчиком присыпь. И полезет.
   Сэм нехотя взялся за ложку. Море понимал его. Он тоже глотал полученный продукт без всякого удовольствия. Но что было делать? Пока они не найдут работу, слово "невкусно" из лексикона следовало исключить.
   - Я знаю, - вдруг произнес Сэм.
   - Ну? - поинтересовался Морей.
   - Почему мы вылезли из бюджета.
   - И почему?
   - Мы же заплатили за гостиницу. За неделю вперед. Помнишь?
   Морей кивнул. Действительно, за крышу над головой они заплатили в первую очередь. Из 49 кредиток, положенных каждому на неделю, на гостиницу ушло 35. Безусловно, это было непомерно много.
   - Ты прав, - сказал он со вздохом. - Придется поискать жилье подешевле.
   Но отель, в котором они остановились, оказался одним из самых недорогих. Дешевле были только ночлежки. Заглянули и посмотрели.
   - Нет, - сказал Сэм. - Только не это.
   Морей был с ним почти полностью согласен. Почти, потому что в городе стояла зима, и на улице было слишком холодно, чтобы привередничать. Но в ночлежках обитало дно общества, а опускаться на дно обоим парням не хотелось. Да и сам вид этих длинных узких помещений, заставленных спаренными нарами в три яруса, ни у кого не вызвал бы желания провести там даже полчаса, не то чтобы половину суток.
   - Не кисни, приятель, - сказал Морей Сэму, поинтересовавшись платой и узнав, что занять самое дешевое койко-место в этом приюте для потерявших надежду выкарабкаться из жизненных передряг стоит всего полкредитки. - Не может быть, чтобы нам в конце-концов не повезло. Мы с тобой одолели пустыню, так неужели сдадимся на милость тьеранским джунглям?
   - Не сдадимся, - согласился Сэм. - А куда мы направляемся завтра?
   - В порт. Здесь это называется "Доки". Мне сказали, там иногда появляется шанс.
   Шанс в доках действительно имелся. Но появился он у парней лишь на следующий раз, когда они, бесцельно блуждая по огромному запутанному лабиринту припортовых сооружений, набрели на место, где собирались другие такие же как они искатели счастливого случая. Как потом узнал Морей, здесь было нечто вроде биржи, куда приходили хозяева многочисленных транспортных средств добрать количество рабочих рук, требовавшихся им для погрузки-разгрузки товара. Здесь царил свой расчет, сделки заключались устно, но не с одиночками, а с артелками, точнее, с доверенными лицами от таких артелок. Если требовалась не вся бригада, а один-два человека, то соблюдалось нечто вроде очереди.
   На новичков покосились, но ничего не сказали. Да в разговорах и не было нужды, как быстро понял Морей. Простояв, точно пришитый к стенке, целый день, он с тоской наблюдал, как другие счастливчики уходят, получив то, ради чего они сюда с Сэмом пришли, а на них двоих, как они ни стараются попасться на глаза, наниматели даже не обращают внимания.
   Человек иного склада, чем Морей, возможно, решил бы, что и здесь дело безнадежно, однако нечто, уловленное из разговоров сидящих рядом людей, подсказало ему не торопиться с выводами. Здесь ждали. Ждали, бывает, днями, но в конце-концов дожидались. А это значило, что должны были дождаться и новички. Все это Морей выложил Сэму, и на следующее утро они пришли в порт пораньше.
   В этот раз на них уже не покосились. Их просто не заметили, как показалось Морею. Но он ошибался, и это выяснилось довольно скоро. Буквально сразу после их прихода появился наниматель, и возле него очутились главы артелок.
   - Беру твою, - сказал наниматель коренастому крепышу лет тридцати в добротной куртке с вместительными карманами.
   - По сколько?
   - По десять.
   - На сколько?
   - На восемь часов. Нужны шестеро.
   - Жаль, нас четверо. Впрочем... Эй, вы двое! Чальте сюда! Пойдете с нами?
   Вечером счастливые Сэм с Морем уже держали в руках вожделенный капитал, по 10 кредиток на каждого.
   - Чего разглядываешь? - дернул приятеля за рукав Сэм.
   - Погоди. Ведь здешняя трудсила где-то ночует, верно?
   - Верно. И что?
   - Надо спросить где.
   - Так спроси скорее. И пошли отсюда.
   - Не торопись. Успеем.
   И Морей решительно направился к главе артелки, с которой они в этот день так удачно поработали.
   Артельщик поразмышлял.
   - Можно у нас. - сказал он. - Пока. Мы живем втроем, и у нас есть свободный угол. Если матка согласится, - добавил он, еще немного подумав.
   Жил глава артелки, как оказалось, тут же, в районе порта. Мать, пожилая изробленная женщина весьма сурового вида, сказала:
   - А чего же? Пусть живут. Только есть за одним столом с нами и чтобы без баловства.
   Сэм и Морей дружно закивали головами.
   - Плата по 5 кредиток с каждого.
   Парни ошарашено взглянули друг на друга. У Сэма отвисла челюсть. Наконец, Морей сообразил:
   - Это вместе с едой?
   - Правильно, детка. Вместе с пансионом. Вас ждать?
   - Сейчас, - сказал Морей, потому что Сэм тянул его на улицу. - Мы подумаем.
   - Надумаете - приходите. Ужин в 8, не опаздывайте.
   - Ты чего? - сказал Сэм, когда они вышли. - Как в гостинице? А условия какие?
   -Зато с кормежкой. Сыты будем, дуралей! И на обед еще остается! Экономия в три раза!
   - Бурда какая-нибудь, наверное.
   - Переночуем один разок, а там посмотрим. Пошли рассчитываться с гостиницей.
   Всю дорогу Сэм ворчал, что Морей напрасно паникует, и что при такой цене нет смысла уходить из отеля. Но он сразу переменил пластинку, едва их ознакомили со счетами.
   - С вас еще по 30 кредиток, - объявила администратор.
   - Мы заплатили вперед, за всю неделю, - попытался объяснить Морей.
   - Здесь указано. 5 кредиток в день - это плата только за спальное место. А вы еще пользовались телевизором, электроприборами.
   - А вот это?
   - Это плата за воду.
   - Кошмар! - воскликнул Сэм. - Это же форменная обдираловка!
   - Все согласно показаниям счетчиков.
   - Вот видишь! - проговорил Морей. - А ты сомневался! К сожалению, мы не знали, и у нас нет с собой столько наличности.
   Последние слова относились уже к администраторше.
   - Деньги будут списаны с ваших банковских счетов, - отвечала та с улыбкой. - Вот два бланка, оформляйте чеки.
   Ее улыбка показалась Морею отвратительной, а Сэм окончательно принишк. Что не помешало ему по дороге в порт проворчать:
   - Хотел бы я знать, чем эта старуха собирается нас кормить, если здесь все так бешено дорого.
   Оказалось, ничем особенным. Ужин был плотным и состоял из трех блюд: овощного супа, сваренного на чьих-то костях, рисовой дробленки с фасолью и злакового кофе. На завтрак была маисовая дробленка с крошечным кусочком мяса (зато маиса по полной миске) и чай с соевыми сливками. Хозяин дома был кадровым докером, он работал на судоверфи. Он приносил домой аж по 90 кредиток в неделю, и семья привыкла не голодать.
   - Ну как? - спросил Морей Сэма, когда утром они отправились на место биржи.
   - Уж лучше, чем твое варево, - буркнул тот в ответ.
   А через полчаса ему довелось убедиться еще в одном преимуществе изобретенного Морем вида ночевки.
   - Они будут работать с нами, - объявил глава артелки своим, когда все были в сборе.
   - Почему? - спросил один из четверых, самый молодой.
   - Потому что от них есть толк. Не нравится - ищи котел получше.
   - Подумаешь, - проворчал потом Сэм, когда их с Морем никто не мог подслушать. - Старуха не хочет лишиться клиентов, только и всего.
   - А хотя бы и так, - засмеялся Морей. - Тебе разве хуже от этого?
   Дело было, конечно, не только в старухе. Просто Морей с Сэмом работали и впрямь здорово. Привыкшие выносить на Безымянной повышенную нагрузку, их мышцы и кости в тьеранском поле тяготения почувствовали неожиданную легкость. Поклажа, значительная для других, им казалась почти невесомой, и они с готовностью подставляли плечо там, где другие норовили увильнуть. Глава артелки, которые здесь почему-то именовались "котлами", не мог этого не заметить, а, заметив, не оценить. Артелка могла теперь без опаски браться за любой груз, ну и прибавка в 2 кредитки, которые ежедневно приносил в его дом каждый из парней, тоже не была для семьи лишней, тут Сэм угадал верно.
   Парни не зря, конечно, радовались, получив более-менее постоянную работу. Жаль, заработок был нерегулярным. 10 кредиток получались за 8 часов вкалывания, но часто их подряжали часов на 5-6, а иногда они и вовсе простаивали, ожидая напрасно. Иногда, правда, если работа затягивалась на более длительный срок либо груз был особенно тяжел, глава котла требовал от хозяина доплаты. Тогда выходило кредиток по 15. Так что жить, в общем и целом, было можно. Именно в это благополучное для Сэма и Морея время на них наткнулась Бинка.
   Парни не знали, что судьба приготовила для них еще немало сюрпризов, коварных и всяких. Они просто жили, ожидая того счастливого момента, когда странный лесной бродяга с Первой полосы планеты под названием "Безымянная", то ли тьеранец, то ли абориген какого-то иного мира Великого Космоса, прилетит за ними. Прилетит, чтобы вернуть их домой, под крылышко сурового, но справедливого закона. В лес. В мир без кредиток, ночлежек и долгой, нудной зимы.
  

Первые сюрпризы

  
   Любопытство, с которым Уотер припал к иллюминатору, было вполне объяснимо. Ему предстояло воочию увидеть зрелище, доступное далеко не каждому гражданину Вселенной, а именно: одну из планет такой, какая она есть, целиком. Даже если бы планета была своей, и то было бы интересно, а если она чужой мир, далекий от обычных космических трасс?
   И зрелище отнюдь не разочаровало Уотера. Когда звездолет вынырнул из гиперпространства, и сияющее марево сменила россыпь отдельных ярких точек на черном фоне, объект, к которому корабль устремился, показался было ему тоже простой рядовой звездочкой. Но звездочка увеличивалась, росла и скоро превратилась в сияющий диск. Диск настолько слепил глаза, что Уотер был вынужден отвернуться от смотрового иллюминатора.
   - На, одень очки, - сказала его спутница.
   Уотер взглянул на нее - на носу девицы уже красовался набор из четырех темных стекол.
   - Одевай скорее, а то глаза заболят.
   Уотер подчинился. Через темные стекла планета выглядела гораздо менее похожей на звезду. Центральную часть ее перерезала широкая черная полоса. Очевидно, в эту полосу они и направлялись.
   Оказалось - верно. Когда полоса раздалась настолько, что заняла собой весь смотровой экран, а сияющие дольки исчезли, хозяйка звездолета сняла очки и предложила Уотеру сделать то же самое. Без очков стало видно, что темная полоска на самом деле не темная и не сплошная, а состоит из трех частей: двух пестрых грязно-оранжевых и одной голубой. В свою очередь голубую тоже прорезали две тонкие желтые линии, так что получалось опять же три полоски: в середине поуже, а по краям пошире. Вскоре и оранжевые полосы исчезли с экрана, подобно сиянию. Затем, постепенно смещаясь к краям иллюминатора, пропали из виду обе желтые черточки, и глазам Уотера открылась экваториальная часть планеты.
   Забавно, но и она оказалась полосатой. Во всю центральную часть ее, разделяя территорию на две равные половинки, тянулась широкая синяя лента, и каждая из половинок словно была набрана из узеньких полосочек, цвет которых плавно менялся в сторону холодной части спектра. Впечатление было такое, словно маляр-неумеха пытался закрасить нечто грязно-желтое голубой прозрачно эмалью и накладывал ее слой за слоем. Только пигмента было маловато, вот и получилось посередине гуще, а по краям - чуть, и буро-желтая поверхность упрямо продолжала просвечивать. Зеленые мазки различной величины, разбросанные там и сям, довершали картину. В общем, зрелище было абсолютно ирреальным.
   Хозяйка звездолета достала какую-то карту, сверилась с ней и сказала:
   - Ага!
   Уотер снова глянул в иллюминатор. Они направлялись в центр огромного зеленого пятна возле излучины синей ленты, туда, где она раздавалась на половину своей ширины и вклинивалась в соседствующие с ней полосочки, разрывая их плавный бесконечный бег. Любой, изучавший в школе географию, враз бы догадался, что синяя лента - местный водоем. Уотер в школе учился, а, значит, он догадался, и без проблем.
   "Приготовиться к посадке", - прозвучало из борткомпьютера. Перебравшись в свою каюту, Уотер лег на подстилку и устроился поудобнее, не дожидаясь дальнейших указаний. Перегрузки показались ему в прошлый раз штукой довольно неприятной, и он не собирался испытывать свой организм на прочность. Он лежал и размышлял о том, как сказочно ему повезло заполучить в хозяйки наивную вертихвостку, не умеющую считать свои деньги. Она собирается его развлекать - что ж, он славно развлечется, в том нет сомнения. Мисс бесится с жиру и не ведает, чего хочет - зато он, Уотер, отлично знает, что надо ему. А надоест угождать прихотям богатой задаваки - можно будет прикинуться ослом и быстренько вынудить нахалку окончить игру.
   Так Уотер убаюкивал себя под все возраставшую тяжесть в мышцах, пока не заснул. Проснулся он, когда космический челнок уже прочно стоял на грунте. С некоторым трудом Уотер поднялся. Тяжесть, несмотря на окончание перегрузок, не отпускала. И хотя из кухонного отсека доносились весьма аппетитные запахи, Уотер двинулся не на пищеблок, а в рубку управления, к лобовому иллюминатору.
   Все правильно - приземлились. Взору Уотера явилось безбрежное море цветов, ярких и причудливых.
   - Уже встал? - послышался голосок за его спиной. - Пошли завтракать, и надо будет готовиться к выходу. Ты как себя чувствуешь?
   Уотер отвернулся от иллюминатора и с трудом оторвался от кресла. Все его тело казалось налитым свинцом. И каждое движение давалось ему не без усилий.
   - Ничего, - проговорил он, стараясь не показывать своей слабости.
   - Это после невесомости. Привыкнешь, - сказала девчонка, неправильно истолковав его ответ.
   Впрочем, доказывать ей, что он хоть сейчас готов к новым свершениям, Уотер не рвался.
   - И долго привыкать? - спросил он.
   - Дедушка Дак говорил, что ему потребовалась неделя.
   "Целая неделя? Интересно, а сама девчонка тоже чувствует себя плохо или ей все нипочем? На вид - свеженькая, словно и не в одном и том же звездолете летели."
   Но, приглядевшись внимательно, он заметил, что и та передвигается не столь резво, сколь по Тьере.
   "Хорохорится," - подумал он с некоторым одобрением.
   - Мне рюкзак я уже приготовила, - сказала девчонка за трапезой. - А свой груз ты должен собрать себе сам.
   - Груз для чего? - переспросил Уотер.
   - Для жизни, конечно.
   - Не понял.
   Уотер в самом деле не понял. По его разумения, для жизни требовалось слишком многое, чтобы это можно было утащить на спине.
   - Нам предстоит провести месяц вдали от цивилизации, - без тени улыбки объяснила его нанимательница.
   "Вдали от цивилизации"!! Уотер едва не выронил тюбик с шашлыком. ("Сумасшедшая!")
   - Надеюсь, ты шутишь? - произнес он с плохо скрываемым испугом.
   - С чего вдруг? Мы будем целый месяц жить совершенно одни, только вдвоем.
   - И смотреть друг на друга?
   - Именно.
   У девчонки точно был заскок! Это было несомненно!
   - Ты не могла придумать чего-нибудь поинтереснее? - проговорил Уотер, взяв себя в руки.
   "В случае чего сбегу," - решил он.
   - Это оптимальный вариант. Нам предстоит в будущем провести вместе целую жизнь. Но мы совершенно не знаем друг друга. Мы разного воспитания и выросли в разных семьях. Я могла бы привезти тебя к своим, но наши обычаи были бы для тебя настолько же непривычны, насколько для меня - ваши. А здесь мы в равных условиях. Ни я, ни ты в лесу никогда не жили, еду покупали в магазинах и прочее тоже.
   "Слава богу, не сумасшедшая, а просто дура."
   - Значит, поиграем в робинзонов, - сказал он, сделав глубокий вздох.
   - Можно, если ты мне расскажешь, кто они.
   - Да был один такой чудак, 28 лет прожил на необитаемом острове. Только он не добровольно туда полез, а потерпел кораблекрушение.
   - Что ж, значит, мы можем представить себе, будто потерпели звездолетоаварию.
   - А если эта игра мне не по вкусу?
   - Но ты же ее еще не испробовал. Представь, как интересно будет узнать, на что ты способен, чего ты стоишь на самом деле. Потом всю жизнь будешь гордиться, что не струсил, не растерялся и с честью вышел из всех испытаний.
   "Или не вышел..."
   - Ладно, - согласился он. - Так что я должен отсюда взять?
   - Выбери сам.
   - А ты посмотришь.
   - Ага.
   И она действительно принялась добросовестно смотреть. Столь добросовестно, что Уотер занервничал. Он достал свой чемодан, вытряхнул оттуда все на пол и осмотрел. Там была запасная (нарядная) рубашка, брюки на выход, комплект белья, заботливо собранный матерью, и кепи. Еще - куртка с капюшоном на случай дождя и бритвенный прибор.
   - У меня все, - сказал он, показав на свой нехитрый скарб.
   - Этого мало, - возразила хозяйка звездолета. - Это лишь одежда.
   - А чего надо?
   - Подумай.
   Уотер подумал. Он принес из кухни нож, затем осмотрел кладовку и притащил оттуда огромный железный прут.
   - Для чего он тебе? - хлопнула глазами девчонка.
   - Для защиты от диких животных. Чего гогочешь?
   Девчонка и в самом деле засмеялась, причем весьма ехидненько.
   - Здесь нет животных, опасных для человека, - объяснила она. - Неси его назад.
   Уотер отнес. Когда он вернулся, его вещи с пола уже исчезли, а вместо них возле чемодана стоял аккуратно запакованный дорожный мешок, показавшийся Уотеру преогромным. На вес, однако, он оказался в подъем.
   - Надевай, - последовал приказ.
   А через пяток минут Уотер уже стоял снаружи, ожидая, когда хозяйка звездолета закроет за ними входной люк. Теперь Уотер мог гораздо лучше разглядеть местность, на которой они приземлились. Звездолет стоял посреди огромной цветочной клумбы, иначе трудно было бы назвать правильной формы овал из темно-бирюзовых растений, обрамленный каймой из кремовых и оранжевых хризантем. Все пространство вокруг клумбы тоже представляло собой цветник, чудом сохранивший правильные формы вопреки усилиям природы все перемешать и нивелировать до пестрого однообразия.
   По краям цветника шел кустарник высотой в полтора человеческих роста. Он тоже рябил цветами, хотя и не столь яркими и крупными, как клумба. По левую руку от Уотера, за кустарником, поднималась каменная стена высотой с двухэтажный дом, если считать его вместе с крышей. А за стеной где-то далеко поднималась еще одна стена, и она уже уходила под облака. Точно такая же стена виднелась за кустарником, расположенным справа, но голубая дымка, окутывавшая ее плотной вуалью, говорила: та сторона отсюда еще дальше.
   Уотер сделал насколько шагов и очутился на гладкой дорожке четко естественного происхождения. Под ногой его была скала, скалистей не бывает, и, ступив на нее, Уотер сообразил: все дорожки в цветнике были такими. Тайна завидной жизнеустойчивости цветочных клумб перестала быть для него тайной: растения поневоле теснились в отведенных для них местах, там, где была возможность раскинуть им корни.
   - Эй, не туда! - прозвучал голос девчонки. - Нам в другую сторону!
   Уотер обернулся. Ну, конечно, девица говорила, что они будут жить в лесу. Вот он и лес. Как раз за его спиной. Брр...
   Обитатель большого города, Уотер не представлял себе жизни без тесноты квартала, без зарешетчатых окон на первых этажах, без людей на улицах. О, конечно, он с удовольствием смотрел по стерео все передачи с участием бывалых путешественников. Путешественники с восторгом рассказывали о разных труднодоступных уголках дикой природы, в которых им довелось побывать, они гордо повествовали о приключениях, которые пережили, и каждая их поза, каждый жест или интонация голоса говорили зрителям: "Мы - герои. Мы - совершили подвиг!"
   А об ужасах нецивилизованных миров в Космопорту и в Спейстауне вообще ходили слухи не для слабонервных. Можно было только диву даваться, как аборигены тех планет ухитряются не загнуться на другой же день после своего появления на свет. Уотер очень жалел несчастных, вынужденных влачить печальное существование и вечно дрожать перед перспективой быть удушенными, растерзанными, замороженными или превратиться в пепел в трех ярдах от порога жилища. Тьеранцы могли считать себя попросту везунчиками, и Уотер всегда думал, что ему крупно посчастливилось родиться там, где зимой как положено идет нормальной холодности снег, а летом солнце хотя и палит, но не сжигает до состояния головешки.
   Эта девица уверяет его, что здесь тоже ничего такого нет. Ладно. По ее словам, ему всего лишь предстоит тридцатидневная скука в обществе смазливой зазнайки с куриными мозгами. К счастью, зазнайка не слишком надоедлива и лишена особых претензий. Он будет слушать музыку (если девчонка забыла положить в рюкзак аппаратуру, он слазит в звездолет сам, потом), купаться до полного отпада, ловить рыбу (если она есть в здешних водоемах). До моря не больше трех миль, это чепуховое расстояние.
   Между тем они поравнялись с деревьями и вошли под их сень. Сквозь густую листву Уотер с удивлением заметил силуэты небольших домиков, окруженных самыми натуральными заборами, с воротами. На воротах явно кто-то когда-то что-то пытался изобразить, но что именно можно было понять не везде. Краска местами облупилась, и мешали деревья.
   - Мы в заброшенном городе, - торжественно объявила спутница Уотера.
   - Чего? - замер Уотер, сбрасывая поклажу. - Ну, дорогая, дальше шагай сама.
   - А ты куда?
   - Я - домой. Я возвращаюсь.
   - Так быстро? Ты согласился наняться на месяц, насколько я помню.
   - Я нанимался на месяц жизни, а не в самоубийцы. Здесь опасно, мисс!
   - Опасно? - захлопала глазами девица. - Где ты видишь опасность, чудак?
   Она впервые назвала Уотера как-то иначе, чем по имени, и он счел необходимым оскорбиться.
   - Чудак? Это ты предел чудачества, если лезешь туда, откуда сбежали люди. Просто так города не бросают, мисс! Откуда мы знаем, может, здесь повышенная радиация?
   - Глупости! - возразила девица насмешливо. - Думаешь, здесь идиоты обитали, разную там радиацию разводить? Зачем она им, по-твоему, была нужна?
   Уотер просто оторопел от такой тупости.
   - Нет, ты точно откуда-то свалилась! - наконец выдохнул он. - Радиация никому не нужна, но на свете есть миллион мест, где она появилась, и люди сбежали. Так что заворачивай оглобли.
   - Глупости, - повторила девица. - Если бы здесь за время отсутствия людей появилась повышенная радиация, компьютер бы ни за что не разрешил вылазку без защитных костюмов.
   - А он разрешил?
   - Как видишь.
   Это несколько успокоило Уотера. Компьютерам он доверял.
   - Тогда почему город заброшен? Почему сбежали люди?
   - Они не сбежали, а переехали. На Вторую и Третью полосы.
   - Зачем?
   - Чтобы там работать. Здесь стало неинтересно, вот и все.
   - А там? Там интереснее?
   - Конечно. Там был еще неосвоенный мир: только камни, ни воды, ни воздуха. Представляешь?
   Уотер представил. Он поежился.
   - Ты хочешь сказать, что кто-то выстроил дома, посадил деревья с цветочками и удрал? - проговорил он недоверчиво.
   - Да, потому что здесь стало нечего делать.
   - Ты это точно знаешь?
   - Зачем бы я стала тебе врать? Я тоже не самоубийца.
   Но Уотер еще сомневался.
   - Ты сочиняешь, - сказал он по-прежнему недоверчиво. - Люди не станут бросать обжитое место ради голых скал.
   - Но это была их профессия, - удивилась девчонка его непонятливости. - Они прилетели сюда, чтобы сделать эту полосу пригодной для человеческого существования. Сделали. Зачем же им было здесь оставаться?
   - И где они теперь?
   - Переправляются на четвертую и пятую полосы.
   - И снова покидают города?
   - Те, у кого такая профессия - покинут. Но лично я не собираюсь. Пошли скорее, а то до ночи не дойдем.
   Уотер глянул на солнце. Оно все так же висело над морем и к западу еще не склонялось. Девица между тем бойко засеменила вперед.
   - Эгей! - крикнул Уотер. - Помедленней! Я так быстро бегать еще не научился!
   Девица вовсе не бежала, но Уотеру надо было еще поднять поклажу и просунуть руки в лямки, а догонять свою спутницу рысью и вовсе запала не хватало. Не работай Уотер в порту, он бы вообще не справился с задачей. Но еще в звездолете, принимая от хозяйки приготовленную ею упаковку, он прикинул по обычной профессиональной привычке: груз был в пределах нормы. Следовательно, дело заключалось не в мешке, а в самом Уотере. Недельное безделье явно ослабило его, и это было плохо, очень плохо. Такой слабости нельзя было поддаваться, и Уотер, закусив губу, угрюмо потащился за девицей.
   "Вперед, лентяй! - командовал он себе мысленно. - Девчонка же ничего, не стонет, и ты не скули."
   Девица, действительно, вышагивала довольно бодренько. На ходу она ухитрилась даже вытащить свою карту и принялась сверять по ней маршрут. Увидев дом, где рисунок на воротах сохранился достаточно четко, она развернула свою бумаженцию, на пару секунд замерла и сказала:
   - Мы маленько промахнулись. Придется подниматься.
   Уотер едва не выругался вслух. Только потом он сообразил, что "промахнулись" относилось не к ним, а к звездолету, совершившем посадку не на том ярусе.
   Добравшись до ближайшего переулка, путники повернули и, пройдя еще шагов с двести, очутились возле первой из замеченных Уотером стенок, точнее, возле лестницы, вырубленной в скале под углом в 45®. Лестница была такой же чудной, как весь город. От того места, где стояли Уотер и девица, веером расходились, поднимаясь вверх, два желоба; в одном их них были выбиты ступеньки. Маршрут предполагал поход по этим самым ступенькам.
   Возле первого же дома наверху девица остановилась и повернула к воротам. Но воротах было изображено изящное животное породы кошачьих, с серебристо-черным мехом и желто-зелеными глазами. Рисунок совершенно не пострадал от времени и даже, вроде бы, не был припорошен пылью. На золотистом фоне ворот он выделялся четким ярким пятном, заметным издали. В позе животного не было ничего угрожающего, скорее, оно играло, но в нем чувствовалась сила и упрямая, бьющая через край энергия.
   Девчонка подошла к воротам и остановилась.
   - Это дом моих предков, - сказала она, обернувшись к Уотеру.
  
  
  

В заброшенном городе

  
   Уотер впервые взглянул на свою хозяйку с некоторым уважением. Оказывается, девчонка происходила из семьи профессиональных героев! Вот откуда в ней было это потрясающее бесстрашие и невероятное самомнение! И вот, значит, откуда она все знала про город! В этом был свой плюс. Радиации в самом деле можно было не опасаться.
   "Значит, не пропадем."
   Сделав такой утешительный вывод, Уотер все же поинтересовался для порядка:
   - И много их здесь жило?
   - Кого?
   - Твоих предков.
   - Это дом дедушки Ждана.
   Уотер присвистнул: понятно, человек обладавший набором качеств, которые девчонка перечислила в их первую встречу, и должен был быть из героев!
   - Чего свистишь? - удивленно взглянула на него девчонка.
   Уотер придал своему лицу независимый вид и спросил невозмутимо:
   - Ты уверена, что не перепутала?
   - Конечно, уверена. Во-первых, у меня есть план города. А во-вторых, видишь пантра на воротах? Это символ дедушки Ждана. Его всегда сравнивали с пантром. Не бойся, заходи!
   Разумеется, Уотер не только не боялся, он даже благоговейного трепета не испытал, услышав, в чей дом его пригласили. К тому же, лямки заплечного мешка пребольно оттягивали плечи. Но он держал фасон, и поэтому неторопливо прошествовал через калитку.
   Войдя внутрь домика, он скинул у порога свою ношу и осмотрелся. Домик ему понравился. Он был очень скромен как для героя, имел всего четыре небольших комнаты, зато огромную кухню. Впрочем, огромной она показалась Уотеру лишь по сравнению с крошечным закутком в конурке, где его мать готовила и разогревала пищу. К тому же кухня была абсолютно пуста: там стояла только плита и висело некоторое количество вмонтированных в стены полок.
   - Еще и второй этаж есть, под крышей, - похвасталась девчонка, показав на лесенку в прихожей.
   Лесенка на Уотера впечатления не произвела, она была узкой и крутой. Да и прихожая была только на только: в нее выходили 4 двери и вмещался один шкаф для одежды - больше ничего.
   - Выбирай любую комнату, - произнесла между тем девчонка. - Можешь даже две.
   - А если три?
   - Можно, если наверху.
   - А почему не внизу?
   - Одна комната должна быть общей.
   - А ты?
   - А я раздваиваться не умею.
   Уотер тоже раздваиваться не умел. И все же он выбрал апартаменты в мансарде. Девчонка там что-то проверила и сказала, коснувшись щитка на стене одной из комнат:
   - Здесь включаются батареи отопления, а здесь - вентиляция.
   - А зачем включать батареи? Здесь же тепло!
   - По ночам температура падает. В общем, увидишь сам.
   Распаковав свой багаж, Уотер обнаружил, что он тащил, кроме постельных принадлежностей и прочего тряпья, кое-какой инструмент и канистру с водой.
   - А это зачем? - удивился он, показав на канистру.
   - В системе нет воды. Вся жидкость была выпущена при консервации дома.
   Уотер рассмеялся. Он, конечно, понял, что под консервацией дома девчонка имела в виду подготовку дома к переезду, причем такую подготовку, чтобы в любой момент можно было вернуться и жить. Но само выражение "консервированный дом" показалось ему забавным.
   - За водой кто должен будет ходить? - спросил он, все еще усмехаясь.
   - Через 3 дня пойдет дождь, и система заполнится, - прозвучал ответ.
   - А без нас, значит, дождь не шел?
   Уотер, что называется, ерничал, и вполне намеренно. Потому что если девчонке загорелось поиграть в робинзонов, вовсе не обязательно было ему становиться Пятницей. Наоборот, ничто не мешало ему предложить эту роль девчонке, а самому можно было и хозяина изобразить. Для этого требовалось всего лишь перехватить инициативу.
   - А без нас, значит, дождь не шел? - спросил он ехидно.
   Девчонка выпрямилась.
   - Система была отключена.
   - А подключать ее чья обязанность: мужская или женская?
   Он произнес это так, что девчонка стушевалась.
   - У нас мужская, - вынуждена была признать она. - Но ты же наверняка не знаешь, как это делается.
   - Покажи - и узнаю.
   Подобным же образом Уотер ознакомился со всей территорией, окруженной забором, на воротах которого играл пантр. Его очень удивило, когда за домиком он увидел набор хозпостроек, и некоторых из них имелись более чем явные следы пребывания каких-то животных. С героизмом скотный двор как-то не вязался. Вот сад - другое дело, сад Уотер одобрил.
   Правда, сад этот порядком зарос, но благодаря все тем же каменным дорожкам по нему можно было передвигаться без риска сломать ногу. Примерно на трети деревьев висели фрукты, часть остальных цвела. Впрочем, далеко не все плоды были спелыми. Большинство деревьев и кустарников было Уотеру незнакомо. Может, он и сообразил бы, что перед собой видит, будь их ветви не пустыми, как, например, у винограда, но листьев в магазинах не продавали, а на улицах Спейстауна росло только то, что было не съедобно.
   Вот виноград Уотера поразил. Не разнообразием сортов, хотя их и было нехилое количество, а тем, что вопреки законам природы каждая лоза словно находилась в своем собственном годовом сезоне. И если на некоторых только-только завязывались бутоны, то другие сгибались под тяжестью созревших кистей. Многие гроздья даже переспели или вообще засохли. Виноград вился прямо по ограде вокруг сада, и Уотер мог изумляться ему в полное удовольствие.
   - Это все можно есть? И сколько захочешь? - выразил он вслух свое впечатление от увиденного.
   - Угу. А не хватит - можешь отправляться к соседям, - был ответ.
   К соседям - это была идея не из худших. Но с ее воплощением в действие можно было и подождать. Хотя бы до завтра. Сегодня Уотер был не в силах даже за аппаратурой сгонять, он чувствовал себя до жути усталым. Настолько усталым, что едва рассовав по стенкам одной из комнат мансарды свое нехитрое барахлишко, упал на разостланную там же постель и провалялся на ней до ужина.
   Он и после отправился туда же, да и поел совсем чуть: концентратов ему больше не хотелось. Воспользовавшись тем, что девчонка возилась на кухне, Уотер натаскал из сада различных плодов, свалил их прямо возле постели и снова улегся. Сначала он не спал, он просто ленился, наслаждаясь бездельем. Изредка он протягивал руку к запасенной снеди и неспешно поглощал выбранный фрукт. Несъедобные части он метким броском отправлял в свободный от барахла угол комнаты, рассудив:
   "Уберу завтра. Успею."
   Несомненно он попал в рай, и если бы не тяжесть, разлившаяся по всему телу, он бы точно мог решить, будто помер и вознесся. Но свинец, заполнявший жилы и мышцы, уверенно напоминал Уотеру о его бренной оболочке, и это до некоторой степени утешало: если тело есть, значит он не призрак, у призраков тело отсутствует.
   Размышляя об этом, он незаметно для себя уснул, а когда проснулся, в комнате было темно. Однако спать Уотеру больше не хотелось. Он нащупал выключатель - вспыхнула лампа под потолком, и при ее свете стало видно, что нечто в окружающем интерьере изменилось. А именно: единственное окно комнаты было забрано плотной черной шторкой.
   "Ловко же действует моя мисс, - мелькнула мысль. - Обслуживание - высший класс."
   Тем не менее ему все же не очень понравилось, что девчонка заходила в его комнату без разрешения.
   "В следующий раз надо будет закрыться," - так решил он, наконец, и подошел к окну. Шторка открывалась нажатием кнопки возле подоконника, и он произвел нужное действие. За окном стоял день!
   Спустившись вниз, Уотер увидел, что девчонка не только давным-давно встала, но и успела приготовить завтрак. На десерт были какие-то орешки, с виду похожие на жареный миндаль.
   - Это миндаль, - подтвердила девчонка. - От соседей. У нас он еще только цветет.
   "От соседей?!" - мысленно изумился Уотер, совсем позабыв о том, что предложение полазить по окрестным садам прозвучало еще с вечера.
   - Я думала, ты из порядочных, - рассеянно проговорил он, запуская лапу в импровизированное блюдо, сварганенное из листьев какого-то растения.
   - У тебя появились сомнения? - парировала девчонка.
   - А соседи?
   - Так ведь их нет, никаких соседей.
   - Зато есть соседские сады.
   Девчонка засмеялась:
   - Уотер, здесь все - наше. Точнее, общее. Я же говорила: мы в заброшенном городе.
   - А если явятся хозяева?
   - Какие хозяева? Откуда? Те, кто здесь жили, давным-давно обзавелись другими жилищами, а эти дома теперь ничьи. Они любого, кто сюда приедет и захочет здесь поселиться.
   - Значит, я могу занять любой дом, и никто про меня плохо не подумает?
   - Можешь. Если тебе здесь тесно.
   Пока Уотеру еще не было тесно в домике с пантром на воротах. Поэтому он предложил другой вариант:
   - А пошарить там можно?
   Девчонка подумала.
   - Не желательно, - сказала она, наконец. - Я же говорила: дома законсервированы.
   - Смешная ты, - сказал Уотер, нахмурясь. - Жить можно, а полазить нельзя. Для чего же эти домашние консервы, если хозяева здесь никогда не появятся?
   - Для людей, конечно. Когда-нибудь нам станет тесно в обжитых районах, и народ начнет сюда возвращаться.
   - Лет этак через 300.
   - Или через четыреста.
   Уотер взглянул на нее с подозрением: не шутит ли его хозяйка. Но на это было непохоже: мисс, кажется, вообще привыкла резать вслух то, что думала.
   - Четыреста лет ваши сооружения не простоят, - произнес он авторитетно.
   - Откуда ты знаешь? У нас строят на совесть. Конечно, кое-что придется поменять, например, солнечные батареи на крышах или автоматику, но кто знает? Вдруг обратное переселение начнется на пару столетий раньше? У нас хорошая рождаемость. Лет через полтораста ожидается демографический взрыв.
   Сто пятьдесят лет?! Уотер не привык мыслить подобными масштабами! Но если сказать правду, такой подход к делу оказался ему вполне по плечу. Тем более, что 150 лет маячили в его воображении сроком, не имеющим отношения к реальному бытию. Так что он мог вполне свободно заняться проблемами более насущными. Например, проверкой, водится ли в здешних водоемах рыба. Если он мужчина - он должен стать добытчиком, иначе девчонка возьмет-таки над ним верх. Крючки он найдет из чего сварганить, в их квартале это умеет любой пацан. В одном из встроенных шкафчиков кладовки он видел целую уйму разной проволоки, так что есть возможность сообразить.
   И сообразил. Вместо лески попросил у девчонки ниток, прихватил узелок с плодовой всячиной и отправился к морю. Чтобы не заблудиться на обратном пути, он не стал спускаться на соседний ярус, а двинулся по каменной дорожке трехметровой ширины, тянувшейся вдоль всего барьера. Единственное неудобство пути состояло в том, что приметно через каждые 500 метров кромка барьера уходила вниз, превращаясь в лестницу, и дорожка делала изгиб. Места эти не были огорожены, так что приходилось смотреть в оба. Была, правда, примета: лесенки располагались напротив переулков, так что когда справа от Уотера оказывалось пустое пространство, это обозначало: голову налево, не зевай!
   Уотер не зевал. Он двигался не по самой кромке (с непривычки у него кружилась голова от высоты), а так, чтобы вполне безопасно и беспрепятственно любоваться раскинувшейся внизу панорамой. И, надо сказать, зрелище это приятно порадовало бы любой глаз.
   Город располагался ярусами на длинных террасах, вырезанных кем-то под линеечку вдоль подножия той самой огромной стены, уходившей под облака, которая так поразила Уотера в первый его день на планете. Всего ярусов было десять. Посередине каждого шла улица, которую через равные промежутки прорезали каньоны переулков. Дома располагались правильными рядочками, и вокруг каждого зеленел роскошный сад.
   Ничейный сад. Для всех, в том числе и для его, Уотера, пользования. Самые крайние строения, шедшие впритык к каменной дорожке, к той самой, по которой фланировал Уотер, впрочем, садами окружены не были. Но они и не были домами - так, какие-то длинные сооружения без крыш и окон.
   Выйдя на окраину города, Уотер увидел, что сады плавно перешли в цветники, подобные тому, посреди которого приземлился звездолет. Только растения на клумбах были разные, и кустарник тоже. На том, возле которого сейчас стоял Уотер, пламенели фонарики каких-то ярко-красных ягод. Уотер попробовал - ягоды оказались жесткими и невкусными. Должно быть, еще не поспели.
   Глянув вниз, Уотер отыскал глазами звездолет и решил спуститься, чтобы прихватить с собой кассетник и диски. Но он зря утомлял ноги: входной люк звездолета был не только закрыт, но и заперт. Подобрать шифр Уотер не смог, хотя и сделал такую попытку.
   Эта маленькая неудача не испортила ему настроения. До моря в самом деле было около полутора часов ходьбы; ярусы, на которых располагался город, сразу же за последними домами круто бежали вниз. Спускаться было легко, центральная дорожка была кое-где террасирована на ступеньки по 20 см высотой каждая, и если бы не духота, усиливавшаяся по мере продвижения вниз по склону, все было бы еще чудеснее.
   Море встретило Уотера приятной гладью почти зеркальной поверхности. По воде отдельными симпатичными пятнышками плавали островки вполне земных и на вид безопасных растений: вот розовели среди громадных листьев крупные кувшинки, вот поднимались изящными группками заросли лотоса (Уотер видел его когда-то на картинке у учебнике древней истории, а потому узнал). Несколько в отдалении склоняло метелки нечто, наполненное съедобными на вид зернышками, и какое-то другое нечто, стебли которого были покрыты колючками, плавало возле зеленого островка, окружая его с трех сторон.
   Поколебавшись, Уотер рискнул раздеться и тоже поплавать. Хотя он вдосталь наслушался в свое время россказней о смертельных опасностях, подстерегавших неосторожного купальщика в незнакомых водоемах, но до сих пор все повествования об ужасах неосвоенных планет оказывались элементарнейшим блефом.
   "Если бы море было опасным, девчонка наверняка бы меня об этом предупредила," - подумалось Уотеру.
   Ему так и почудился ее насмешливый голос: "Какой идиот стал бы запускать в водоемы разную гадость?"
   И точно, никакой ядовитой живности на Уотера не набросилось. Может, что-то где-то там и водилось, но, наверное, это было отсюда далеко. Или предмет, заплескавшийся в воде у берега, показался этим тварям невкусным. Как бы там ни было, никто даже не попытался подкормиться Уотером, наоборот, угощение было преподнесено ему.
   Полакомившись зернышками из метелок, он заинтересовался стеблями, извивавшимися в толще воды. Кроме листьев и шипов, растение густо облепляли крупные наросты, сцепленные по три. Уотер отодрал один нарост - внутри находился орех, недозрелый, но на вкус вполне.
   Вот только вода особой свежестью не отличалась, она была слишком теплой, однако опять же, не везде. Поверхность моря только с виду казалась спокойной, в действительности вода текла, и отдельные струйки ее были разными на ощупь. Чуть подальше от берега, за кувшинками, проходило невесть откуда взявшееся холодное течение, и было очень приятно после палящего зноя местного солнца нырять в прохладу, чтобы перехватывало дух, а потом вдоволь нежится в теплых волнах на мелководье. Уотер качался на спине и воображал, что лежит в ванной. Ванны у него дома не имелось, но он много раз видел эту штуку в кино. На лицах актеров было написано блаженство. И поскольку именно блаженство испытывал Уотер, нежась в окружении водяных лилий и без них, то он мог считать себя очутившимся где ему заблагорассудится: 150 метров прибрежной полосы давали простор для любых фантазий, лишь закрой глаза.
   Обратная дорога в домик с изображением пантра на воротах заняла у Уотера раза в два больше времени, чем путь вниз, зато вернулся он с богатым уловом.
   - Что мы со всем этим будем делать? - ахнула девчонка, увидав его добычу.
   - Мисс недовольна? - поднял Уотер бровь, изображая крайнее удивление.
   - Довольна, но... У нас нет холодильника!
   - Можно еще засолить, - Уотер придал своему голосу снисходительность.
   - Так и соли нет!
   - Совсем?!
   - Да. То есть практически нет. Я как-то не подумала, что когда кончатся концентраты, и нам придется переходить на местные овощи, их надо будет подсаливать. Что мы будем делать, Уот?
   - Значит, я старался зря, - опустился на пол Уотер. Вся накопленная за день усталость вдруг навалилась на него неподъемной массой.
   - Да нет же! Рыба не пропадет, я что-нибудь придумаю. Я постараюсь. Но что мы будем делать через 3 дня? Вся пища будет нам казаться безвкусной!
   Девчонка была просто в отчаянии.
   - Разве нельзя слетать за?
   - Можно, но нежелательно. Мы же робинзоны, ты забыл?
   Уотер подумал.
   - А если выпаривать морскую воду? Так добывали соль некоторые, я смотрел по видео.
   - Наше море не соленое. И вообще на нашей планете соль большая редкость.
   - А как же вы без нее живете?
   - Когда находят, то делают запасы.
   - Значит, и здесь они где-то должны быть?
   - Конечно. Были. Только вряд ли что осталось.
   Уотер снова подумал.
   - Ерунда, - сказал он. - Никогда не бывает так, чтобы склад выгребался под метелку. Нам с тобой и нужно-то всего пару килограмм. Давай-ка сюда твою карту. Ну, помнишь, ты ее таскала? План города?
   - Вот он, - сказала девчонка совершенно убитым голосом, вытаскивая из своего рюкзака сложенный в восьмеро огромный лист. - Только там нет никаких складов.
   - А что есть?
   - Магазины.
   - С них и начнем. Только не сейчас. У меня просто копыта подламываются от перебежек. На сегодня-то хоть соли хватит, горе-хозяйка?
   - Ужин давно ждет.
   - Ужин? - Уотер глянул в окно: солнце из прихожей не было видно, но когда Уотер завершал свой сегодняшний поход и открывал калитку, оно стояло еще высоко.
   - Разве ты еще не проголодался?
   - Вообще-то нет, хотя жареной рыбы я бы поел.
   - Жареной не получится, - вздохнула девчонка. - Жира нет.
   - Нет так нет, - пожал плечами Уотер. - А что у нас есть?
   - Можно сварить. Или испечь.
   - Так испеки.
   Он прислонился к стене и, протянув девчонке связку рыб, принялся наблюдать за дальнейшими действиями своей хозяйки, а когда та, приняв добычу, отправилась на кухню, встал и двинулся за ней. Там, усевшись на подоконнике, он вытянул ноги, уперев их в косяк окна, и принялся смотреть дальше. Девчонка занервничала.
   Впрочем, с процессом потрошения его мисс справилась довольно уверенно. Заминка возникла, когда оказалось, что и запекать рыбу не в чем. То есть, духовка имелась, но отсутствовала тара, в которой полагалось бы возлежать рыбе при запекании.
   - Я лучше отварю, - неуверенно произнесла девчонка.
   - Можно обернуть в листья, - сжалился над ней Уотер.
   - Какие еще листья? - девчонка надулась.
   - Любые, лишь бы не горькие. Чешую тогда снимать не обязательно.
   - И все-то ты знаешь... - оскорбительное продолжение реплики она благоразумно опустила.
   - Кино надо чаще смотреть, - отпарировал Уотер.
   - Хорошо, попробую.
   И побежала в сад.
   "То ли еще будет, дорогая, - думал Уотер, снисходительно глядя ей в след. - Ты у меня быстренько отучишься нос задирать!"
   Рыба получилась на славу. Уотер проглотил свою порцию, и ему показалось маловато. Он хотел было намекнуть свой мисс, чтобы она приготовила еще, но передумал.
   - Я пошел к себе, - сказал он вместо этого. - Ко мне не заходить и до утра не беспокоить. В общем, встретимся за завтраком.
   - Хорошо, - девчонка покорно кивнула головой. - Тебя разбудить или сам проснешься?
   - Только сам. И сегодня, и завтра, и всегда.
   Эти слова Уотер произнес, уже поднимаясь по лестнице, но достаточно громко, чтобы девчонка могла их слышать. Он сказал их просто для куража, на самом деле он не испытывал ровно никакого неудобства, будучи утром разбуженный матерью, если она это делала вовремя. В данном случае, однако, он сам пока не знал, когда захочет проснуться, потому что, направляясь в мансарду, вовсе не собирался там зависать. Наоборот, он намеревался покинуть свои апартаменты как можно скорее, но покинуть тайно, чтобы девчонка о том не пронюхала. Уотер отправлялся в поход по магазинам.
   Заперев дверь своей спальни изнутри, он выбрался из окна на карниз и перелез на кровлю. Перебравшись на тыльную часть дома, он спустился на крышу ближайшей хозпостройки и вскоре уже был на земле. Поскольку окно кухни смотрело с фасада, то он не стал выходить на улицу через калитку, а выбрался задами к соседнему дому и очутился на центральной улице яруса. Улица эта вела прямехонько на площадь, вокруг которой, согласно плану города, располагались магазины. Всего таких площадей было двадцать, по одной на каждый ярус, так что было где развернуться, но разумней было начать со своей. И Уотер разумность проявил.
   Между прочим, на плане площади именовались фонтанами, точно так же их называла и девчонка. Там, за фонтанами, начиналась деловая часть города, то есть заводы, мастерские, учереждения и вместо множества частных садов значились парковые линии, по две на каждый ярус. В общем, там делать было практически нечего, и дальше площадей можно было свои помыслы не устремлять.
   Занятый приятными размышлениями, Уотер не успел оглянуться, как очутился вблизи небольшого скверика, обсаженного по периметру густой древесной растительностью. Растительность эта была столь высока, что за ней совершенно терялись дома на противоположной стороне. Не продумай Уотер заранее свой маршрут, он бы точно решил, что вот-вот очутится за городом. Но память подсказывала: пугаться не стоит, впереди по курсу то, что требуется, то есть площадь.
   Подойдя, он понял, что когда-то деревца располагались свободно относительно друг друга и были вполне компактного размера, но теперь все пространство между вытянувшимися в длину стволами заполняла молодая поросль неизвестной породы, и взору людскому являлся дикий лес во всем его первозданном, чуждом человеку виде.
   Каменные дорожки, правда, не позволили стихии совсем уж возобладать над разумом, четко указывая: проход здесь. Уотер сделал шаг, другой. Листва раздвинулась - и он замер, ошеломленный. Посреди зеленой лужайки на камушке, брошенном в центр струящегося потока, лежал огромный каменный букет. Ничего прекраснее Уотер в жизни не видел. Это был букет до боли знакомых ему земных цветов, невесть кем оставленный возле кипящей брызгами воды. Уотер так и ринулся к возникшему перед его взором видению. Вблизи букет не так бил по нервам, но зато казался еще прекраснее. Это было нечто, способное очаровывать так, как может очаровывать лишь подлинное искусство. Субъект, склонный к романтическим грезам, точно бы на месте Уотера впал в транс. Уотер ко впадению в транс склонен не был, но и он долго не мог оторваться от созерцания фонтана.
   Основу букета составляли 5 огромных роз: белая, алая, розовая, кремовая и темно-пурпурная, какие в просторечии называют черными. Выше поднимались красные тюльпаны и белые лилии, пересыпанные мелкими голубыми незабудками. И цветы, и листья со стеблями казались сделанными из драгоценных камней. Уотер, конечно же, догадывался, что видит перед собой всего лишь имитацию драгоценностей, пустые стразы, но иллюзия была полной.
   То есть, была бы, если бы сквозь лепестки, стебли и листья не просвечивала основа букета - какой-то желтый, отполированный до сияния металл, цветом похожий на бронзу. Металл этот выходил на поверхность сердцевинками незабудок и лентой, обвивавшей букет. Уотер долго размышлял, что бы это мог быть за сплав, но так ничего и не придумал.
   С большим трудом оторвавшись от созерцания каменного чуда, Уотер поглядел налево. Домов из-за деревьев по-прежнему не было заметно, зато он увидел, что кроме клумб площадь украшали аккуратные кустики шиповника. Казалось, они располагались в полнейшем беспорядке, но зато цвели, причем как-то необычно: на каждом кусте были и цветы, и плоды одновременно. Шиповник одурманивающее пах розами, и у Уотера снова защемило в груди. Он отвернулся и опять застыл, окончательно придавленный. Растительность хотя и не занимала всего пространства площади, но шла от самого барьера, то есть от той десятиметровой стены, которая обозначала переход на соседний ярус. Однако вместо стены Уотер увидел картину. И на картине были люди!
   Уже само зрелище нарисованных не для рекламы огромных человеческих фигур не могло его не поразить - улицы и дома Спейстауна украшала абстракция. Но картина изображала тех, кто покорял планеты и создавал обитаемые миры. Героев.
   Центр картины занимала легкая, кажущаяся невесомой фигурка танцующей девушки. У Уотера дух захватило, до чего девчонка была красива. Она была то, что называется "секс-эпил", она была просто потрясающа. На девушке было облегающее платье голубого цвета, украшенное блестками по вороту и рукавам, и синие туфельки-лодочки. Белокурые волосы небрежно рассыпались по плечам. Ни в позе девушки, ни в ее улыбке не было и тени вульгарности, но Уотеру на миг почудилось, что он полжизни бы отдал, согласись его полюбить такая красотка.
   Остальные персонажи картины тоже были выразительны, каждый по-своему. Вот русоволосый человек в скафандре катается на коньках. Необычных коньках - роликовых. А вот высокий старик в бирюзовом халате и бирюзовых брюках приветствует собрата по разуму. Тот, с круглой как шар головой и зеленый, стоял, вложив свои гибкие щупальца в человеческие ладони. Как крепко держатся они оба за руки, и какое доброе у человека в халате лицо!
   Картина располагалась несколько неправильно: левая часть ее была длиннее правой, но краски все еще хранили свежесть. Она казалась только что нарисованной - по крайней мере, издалека. Уотер подошел поближе и понял, почему. Картина был вовсе не нарисована, нет - она была составлена из кусочков камня, искусно подобранных по цвету и пришлифованных так, чтобы между отдельными фрагментами не получалось зазора. Это было искусство точно такого же уровня, что и каменный фонтан!
  

Прогулка

  
   Без сомнения, Сэм с Морем незря перестали бояться не дотянуть до счастливого возвращения в свой мир.
   - Здесь тоже можно жить, - сказал однажды Сэм. - Если имеешь работу.
   - Или много денег, - насмешливо отозвался Морей.
   - Угу, тогда бы совсем верняк. Ну что бы этому старому жадюге не отвалить нам побольше кредиток?
   - Или не сделать тебя премьер-министром. Молчи уже, кредитор! Скажи спасибо, если дедок вообще не забудет нас через пару месяцев!
   - Не боись, не забудет! Ему помощники во как нужны! Заметил, как он в нас вцепился?
   - Ну и оставайся, если тебе здесь так понравилось.
   - Ха! Оставайся! Нет уж! А только и здесь жить можно.
   Да, в общем и целом жить Сэму с Морем было можно. Если жить с оглядкой. Сначала, помня гостиничный опыт, парни договорились выдавать хозяйке не больше, чем по 5 кредиток ежедневно, то есть платить только за одну ночевку вперед. Но заработок был нерегулярным, и постепенно само собой установилось, что получив на руки 10 кредиток, парни стали отдавать хозяйке либо всю сумму полностью, либо наоборот, приберегать про запас, в зависимости от того, сколько дней подряд им удалось проработать. Целесообразнее было остаться без обеда, чем без завтрака, ужина и ночлега под крышей. А вскоре жизнь преподала им еще один урок.
   В тот раз они вновь получили на руки аж по 15 кредиток и от радости слегка обалдели. Пять дней подряд у них была работа, и у каждого на руках скопилась значительная сумма, кредиток этак по 30.
   - Гуляем, - предложил Сэм.
   Гульнуть - это было бы здорово. Но как?
   - Здесь есть такая улица - Развлечений. Слышал?
   - Слышал, - с сомнением отозвался Морей. - Но я не верю, чтобы там можно было путем получить удовольствие. Скорее всего, там все "индастри". Те же игровые автоматы, только числом побольше.
   - Ну и что? Зато девочки есть.
   - Девочек всюду полно.
   - Ты понимаешь, о чем я говорю.
   - И я про то же.
   - Значит, не идешь?
   - Нет.
   - Ну, я один.
   Морей пожал плечами. На метро они сели вместе, но Сэм вышел раньше, а он решил проехать до Центрального парка. Морей устал от толчеи, от пыли и газовых выхлопов, от назойливых огней рекламы. Небоскребы его угнетали. На Безымянной во всех населенных пунктах и вокруг них было много зелени, здесь же вдоль улиц тянулись ровные рядочки газонов - и все. "В целях безопасности", - как объяснили Морею.
   "Центральный парк", - объявил репродуктор.
   Морей встал и вышел. Вскоре он уже шагал вдоль по главной аллее рукотворного лесного массива, невольно сравнивая его с ему привычными. Забыть о том, что он в Спейстауне, ему никак не удавалось.
   Был март месяц. Погода стояла теплая, хотя зима все еще давала о себе знать. Впрочем, листочки на деревьях уже распускались, а снега не было и следа. Некоторые аттракционы уже работали, и это усиливало впечатление. От всесильной "индастри" и здесь невозможно было спастись, а павильон игровых автоматов, возникший на пути Морея, и вовсе заставил его свернуть на боковую аллею. Каждому человеку иногда хочется побыть одному, и бывает, когда ноги несут его неизвестно куда, лишь бы подальше от людей. И Морей тоже побрел туда, куда поглядели его глаза и повела узкая асфальтовая тропинка.
   И так он шел то медленно, то быстро, погруженный в свои собственный мысли, как вдруг взгляд его наткнулся на нечто, чему в парке было явно не место. То есть, может, и место, но не в такой позиции. Рядом с пешеходным тротуаром, прямо на старой, побуревшей траве лежал человек! Девушка, завернутая в плащ с капюшоном. Она лежала навытяжку, лицом вверх, и плащ покрывал ее тело почти полностью. Видны были только нарядные босоножки, странно выглядевшие на фоне голых прутиков бордюрного кустарника и жухлой, едва начавшей пробуждаться к жизни растительности.
   Надо сказать, лежавшая на земле девушка была прехорошенькой. Волнистые белокурые волосы выбивались из-под капюшона, падая на лоб, высокий и чистый. Черты лица были правильны, а пухлые губки небольшого рта были сложены в горькую гримаску.
   Сначала Морею показалось, будто девушка спит, и он совсем уже собрался пройти мимо, но вдруг сообразил: кто станет ложиться спать среди бела дня на виду у всех? Что-то здесь было не так! Он остановился, повернулся, приблизился и наклонился.
   - Вам плохо? - спросил он, не зная, что предпринять.
   Девушка застонала и открыла глаза. Глаза эти оказались голубыми и бездонными, как само небо.
   - Кто вы? - спросила она с легким испугом в голосе.
   - Не бойтесь, я только хотел вам помочь, - сказал Морей, сам себя не понимая. Ему полагалось в данной ситуации испытывать сочувствие, но вместо этого он как последний изувер любовался личиком прелестной обладательницы глаз цвета неба.
   - Так помогите же, - капризно проговорила девушка. - Дайте руку, я встану.
   Морей протянул руку и помог девушке подняться. Она оказалась высокой и стройной. Накидка, застегнутая на одну верхнюю пуговицу, причем неправильно, так что одна пола оказалась выше другой, обрисовывала нечто отлично сложенное.
   - Что ты здесь делаешь? - задал вполне правомерный вопрос Морей.
   - Здесь? А где я нахожусь? - был ответ.
   - Вот те раз! Там же, где и я! В этом парке!
   Девушка повела вокруг себя затуманенным взором и проговорила удивленно:
   - В самом деле... Похоже...
   - А что бы это должно было быть? - спросил Морей уже с интересом.
   - Кафе "Три нарцисса". Я была там с приятелем и подругой.
   - Похоже, что ты выбрала себе не очень удачного приятеля, - не удержался Морей от маленького нравоучения. - У тебя плащ неправильно застегнут. Дай я перестегну.
   И он протянул руку к девичьей груди.
   - Я сама, - отстранилась девушка и взглянула на него с тем лукавым выражением глаз, которое ясно давало понять: забота парня вовсе не была ей неприятна.
   Она распахнула плащ, мимолетом продемонстрировав достоинства своей фигуры, и снова запахнула его, застегнув, и на этот раз правильно, на все пуговицы.
   - Вообще-то странно, конечно, - произнесла она задумчиво. - Я выпила совсем немного...
   Любому человеку, даже если бы он был недоумком, стало бы после этих слов абсолютно ясно, на какой сорт девушки он напоролся. Морей недоумком не был. И он сказал:
   - Пошли куда-нибудь.
   - Пошли, - немедленно согласилась девушка. - Там дальше есть кафешка. Погреемся. Я чуток продрогла. А ты?
   Морею не было холодно, но если дама хочет выпить чашечку кофе или съесть пару пирожных - почему бы не доставить ей такого удовольствия?
   - Я тоже продрог, - зачем-то соврал он.
   - Закурить не найдется?
   - Я не курю.
   Он и в самом деле не курил. На Безымянной среди молодежи как раз возникла мода на здоровый образ жизни. Морей с Сэмом считали себя адептами такового и, следовательно, не курили и не употребляли одурманивающих веществ и стимуляторов. Даже кофе они предпочитали суррогатное.
   Однако, было похоже, что девушка и впрямь совершенно закоченела. Она припала к плечу Морея, и он почувствовал, как ее бьет крупная дрожь. Сообразительный парень распахнул бы куртку и, обняв девушку соответствующим образом, постарался бы ее согреть. Что Морей и попытался проделать.
   - Вы меня неправильно поняли, - сделала строгий вид девушка и снова отстранилась.
   - Мне показалось, вам холодно, - напомнил Морей мягко. - Чего ты испугалась? Полезай мне под крыло, и полетели в твои "Нарциссы".
   - Это не "Нарциссы", - возразила девушка и, поколебавшись, нырнула в указанное место. "Лететь" в такой позиции было совершенно невозможно, да оно и не требовалось. Девушка перестала дрожать, и они вдвоем просто шли, куда она указывала. И Морея ничуть не волновало, что кафешка, о которой говорила девушка, все никак не показывалась.
   Вдруг, свернув очередной раз то ли налево, то ли направо, Морей с удивлением обнаружил, что дальше пути нет. На тропинке, по которой они брели, уже стояла другая парочка. Двое парней. И у одного из них в руках - бластер!
   Испуганно ойкнув, девушка буквально повисла на плече у Морея. С трудом отцепив ее руки, Морей высвободился и распрямился, так что девушка на мгновение очутилась впереди него.
   - Ну ты, уточка голубоглазая, - услышал он и увидел, как второй из стопорщиков, тот, что был без бластера, замахнулся с явным намерением ударить перепуганное создание.
   Реакция у Морея была отменной.
   - Через мой труп, - быстро сказал он и, схватив девушку за плечи, отстранил ее, закрыв собой и очутившись таким образом совсем близко от дула бластера. - Что вам надо?
   - Это другой базар, - ухмыльнулся персонаж с опасным оружием, крутя его перед самым носом у Морея. - Вали отсюда вперевалочку, уточка, - кинул он девушке.
   И, скосив глаза, Морей увидел, что его подзащитная чудесным образом испарилась.
   - Я весь внимание, - сказал он.
   - Кошелек сам отдашь, или тебя обыскивать?
   Морей умел драться, но был не из тех, кто обожает демонстрировать это на каждом шагу. Конечно, бластер запросто мог оказаться незаряженным, но с другой стороны, Морей уже знал, что человеческая жизнь на Тьере ценится не дороже муравьиной.
   - Сам отдам, - поколебавшись, ответил он. И, достав из внутреннего кармана куртки бумажник, он кинул его грабителям.
   Второй бандит, тот, что был без бластера, бумажник поднял, открыл, вынул деньги, пересчитал их и достал кредитную карточку. "Бонев Морей", - прочитал он вслух.
   - Отдай ему, - скомандовал первый грабитель. - Ты где обитаешь? - спросил он у парня, когда карточка благополучно оказалась у того в руках.
   - В Доках.
   - Кадровый, значит?
   Морей мрачно промолчал. К чему было объяснять? Давить на жалость он не умел, да и не собирался этого делать. Деньги его, заработанные с таким трудом, все равно уже пропали.
   - Кинь ему мелочи на подземку, чтобы не тащиться пехом.
   - Лови!
   И две монеты полетели Морею под ноги. Сложив руки на груди, Морей мрачно глянул на двух бандитов и больше не шевельнулся. Тот из них, что был с бластером, ухмыльнулся и сказал второму:
   - Пошли.
   - А монеты?
   - Поднимет.
   Монеты Морей, действительно, поднял. Несколько погодя. Деньги были его, чего там было стесняться, особенно когда никто не видит. Подняв их, он поискал глазами девушку. Девушки не было, и он побрел к выходу из парка. Настроение у него было подавленное.
   "Вот и повеселился, - думал он. - Ух Сэм будет ржать, когда узнает! Если кто расскажет ему, конечно. Но только рассказчиком этим буду не я."
   Дома его ждала еще одна неприятность. За угол старухе надо было платить вперед, заранее. Те 10 кредиток, что он отдал 2 дня тому назад, уже считались погашенными, и сегодня ему как раз следовало внести плату. А что было вносить? Вспомни Морей вовремя об уплате, он бы снял со своего банковского счета толику монет и был бы полный порядок, но, будучи в растерзанных чувствах, он ни о чем не мог думать, кроме удара по самолюбию, нанесенного ему судьбой. Он спасовал! Испугался какого-то дохлого бластера! Отпраздновал труса!
   - У меня сегодня нет денег, - сказал он, едва переступив порог развалюхи, где обитала семья главы артелки. - Пустите переночевать, я завтра верну.
   - Садись ужинать, - вздохнула хозяйка. - Ты парень честный, только малость глупый еще. Случилось что?
   - Да... Прогулял, - запинаясь, проговорил Морей.
   - А вином не пахнет! И травкой не несет... Нет, голубчик, тебя обули, можешь даже не рассказывать. Мы-то люди опытные, знаем. В следующий раз, если пойдешь в город, передавай деньги с моим оболтусом. Он хотя и бездельник, а матери отдаст.
   "Бездельник" кивнул в знак согласия.
   Сэм вернулся поздно и тоже без единого гроша, зато очень веселый и пошатываясь. Утром он позавтракал как ни в чем не бывало, а по дороге на работу расхвастался:
   - Ну и кутнул же я вчера! Обалдеть! А ты как?
   - А я с такой девчонкой познакомился! Просто блеск! - выдал Морей половину правды.
   - Ну и как? Что-нибудь оторвалось?
   - Пока нет. Куда было торопиться?
   - Пентюх ты! А вот у меня... - и Сэм принялся в подробностях размазывать вчерашние забавы. Закончил он очередным предложением:
   - Пойдешь в следующий раз со мной?
   - Нет, - отказался Морей. - Я не люблю продажных и доступных. В них чего-то нет. Как соли в обеде.
   - А та, твоя вчерашняя дева? Она была соленой?
   - Даже очень.
   О том, какое количество соли ему довелось проглотить, Морей благоразумно промолчал. Зато он очень красочно описал внешность девушки, ее потрясающую фигуру и бездонные, словно весеннее небо, глаза.
   - Представляешь, белокурые волосы и черные ресницы! - пытался он втолковать Сэму, чтобы тот вполне мог оценить предмет его обожания.
   - Крашеные, наверно.
   - Нет, натуральные. С пепельным оттенком и вьются.
   - От искусственной завивки.
   Артельщик, слушавший их разговор, невольно засмеялся.
   - Натуральные платиновые блондинки у нас большая редкость, - пояснил он.
   - И у нас, - согласился с ним Сэм. - Я лично ни одной не видел.
   - Значит, увидишь, - не сдавался Морей.
   По правде говоря, он не имел ни малейшего представления о том, натуральным ли был цвет волос у девушки, на которую он случайно наткнулся, но ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы не только волосы, но и сам девушка оказались настоящими.
   В тот день им поработать не довелось, и на следующий тоже. На третий весь заработок ушел на возврат долга хозяйке квартиры. А на четвертый, вручая каждому его деньги, глава котла спросил Морея:
   - Твою долю придержать?
   - Вообще-то я сам хотел донести денежку до твоей матери, - удивился тот.
   - Разве ты наплел насчет блондинки?
   По правде говоря, Морей уже почти забыл о своем недавнем приключении, и в данный момент думал вовсе не о нем. Поэтому он удивился, и совершенно искренне:
   - Какой блондинки?
   - А вон той. Стоит и на тебя курс ладит. Она?
   Морей обернулся. Возле одного из пакгаузов, скромненько присоседясь, стояла стройная девичья фигурка. Любой, кто бы вздумал присмотреться, смог бы заметить, что и все остальное, приложенное к фигурке, вполне соответствовало описанию Морея: и пухлые губки, и правильный овал лица, и бесподобные белокурые волосы.
   Сердце Морея учащенно забилось.
   - Она... - проговорил он, чувствуя, что улыбается самым глупым образом.
   - Как ты меня разыскала? - спросил он девушку, подойдя к ней.
   - Случайно проходила мимо. Гляжу - ты, - ответила она, тоже улыбаясь.
   Морей не поверил. Да и в самом деле, что она могла делать в Доках, чтобы "проходить случайно"? Здесь был не парк!
   - Я провожу тебя, - проговорил он, стараясь придать своему голосу серьезность. - Тебе в какую сторону?
   - Вообще-то все равно, лишь бы куда-нибудь отсюда, - отвечала девушка, демонстрируя этим полнейшее пренебрежение к логике.
   - Тогда в парк?
   - Нет, в парк нельзя, - живо возразила девушка. - Там грабят.
   - У меня сегодня нет денег, - засмеялся Морей. - Я в пролете.
   - Зато у меня есть. Ты же не хочешь, чтобы я осталась без кофе?
   - Тогда в "Нарциссы"?
   - "Нарциссы" тоже отпадают. Знаешь, поехали в "Кафе Роз". Это не очень далеко отсюда. И по дороге домой, - добавила она вдруг.
   Морей погрустнел. Получалось наоборот: не он вел девушку в кафе, а она его.
   - Давай встретимся в следующий раз, - сказал он. - Я провожу тебя - и назад.
   - Какой ты чудак! - засмеялась та. - Думаешь, если ты не Рокфеллер, то и конец любви? Сегодня я тебя угощаю, завтра - ты меня, вот и будет тип-топ.
   - Но я не кадровый, - признался Морей. - Откуда я знаю, будет ли тип-топ завтра, если я сам не в курсе?
   Девушка остановилась и внимательно на него посмотрела.
   - Разве ты не?... А я думала... - начала было она, но тут их толкнули, и они были вынуждены продолжить спуск к эскалатору.
   - Нет, я приезжий. Я случайно оказался здесь. Так что кавалер из меня плохой.
   - Ну и пусть, - тряхнула белокурыми волосами девушка. - Когда-нибудь у тебя все равно будут монеты, я уверена. Ну пожалей несчастную космоградочку, помоги ей истратить кучку паршивых кредиток! Ты обещал меня согреть, помнишь? А джентльмен должен выполнять свое обещание!
   Так, болтая, они сели в поезд и незаметно для себя Морей переменил мнение насчет того, красиво или нет принимать угощение от девушки. Здесь была другая планета, другие обычаи, и он был не виноват, что очутился на мели. И вообще, надо было быть последним ослом, чтобы бросать девушку только оттого, что у нее есть деньги, а у тебя нет. Морей ослом не был.
   - Ты похожа на Нашу Нелу, - сказал он несколько позже, когда они уже сидели за столиком уютного кафе в крошечном скверике между двумя улицами, сходящимися друг к другу под острым углом.
   - А кто такая ваша Нела? - спросила девушка с любопытством.
   - Наша национальная героиня. Она была решительная и очень добрая.
   - Я не героиня, - засмеялась девушка. - И я совсем не добрая. Но все равно, расскажи о ней.
   - Она хотела, чтобы все люди были счастливы. А у нас в то время была одна банда, они торговали девушками. И Нела вступила с ними в борьбу.
   - Одна? С целой бандой?
   - Да. Она была очень отважной.
   Девушка опустила глаза и снова подняла их на Морея.
   - Ты не сочиняешь? - спросила она недоверчиво. - Так не бывает в жизни.
   - Бывает, я сам видел ее статую в нашей столице. Ей все поклоняются, а девушки в день совершеннолетия приносят ей цветы.
   - А, ее убили!
   Морея пронзила острая жалость. Белокурое создание с фигуркой и лицом прекрасной статуи произнесло это "убили" таким понимающим и, одновременно, снисходительным тоном, будто видело смерть ежедневно. Каково же было существование у бедняжки, если ей безразлично, что девушка, на которую она похожа, не слишком долго прожила на свете!
   - Но она победила! - произнес он, пытаясь вложить в это "победила" нечто утешительное, отрицающее смерть.
   - Победила - убитая?
   - Да. И она была очень красивая. Совсем как ты.
   - Но я не Нела, - фыркнула девушка. - Я Зара! Ты смешной! Не провожай меня до дома.
   И увидев, что Морей снова погрустнел, добавила:
   - Смешной! Нельзя, чтобы мои тебя видели. Но ты мне очень нравишься. Я приеду за тобой сама, хорошо?
   - Совсем не хорошо, - сказал Морей сердито. - Лучше я тебя найду, когда у меня появился валюта. Где тебя искать?
   Девушка вздохнула:
   - Я буду ждать тебя здесь в это время каждый день. Придешь?
   - Если не обманываешь.
   - Смешной! Если и обманываю - посидишь один, только и всего. Ведь ничего страшного, а?
   Морей засмеялся.
   - Пустяк, - согласился он. - Но мне будет жаль, если так случится.
  

Уотер заблудился

  
   Уотер осторожно заглянул через окно на кухню и открыл его. То-то девчонка удивится, увидев на столе пакет с солью. Сегодня Уотер был более чем доволен собой: отыскать эту самую соль оказалось затеей нелегкой. Магазины были пусты, как только могут быть пусты торговые точки, в которых уже никогда не появятся покупатели. И даже хуже - подобно домам, они были законсервированы. Это обозначало на дверях запоры, а на запорах - замки. Примитивно, зато надежно.
   Можно было поседеть от досады, увидев первую такую дверь. Меньше всего Уотеру хотелось разбивать витрину и превращаться в банального погромщика. Он хотел обставить дело красиво, чтобы девчонка не скривила потом физиономию в насмешливой улыбочке.
   Может, попробовать сбить замок или подобрать шифр?
   Такова была мысль Уотера, когда он, сделав три круга вдоль по отмостке вокруг ларька с вывеской "Продукты", протянул, наконец, руку к запору и дотронулся до него. Чудо! При первом же прикосновении раздался щелчок и замок раскрылся! Уотер усмехнулся: молодцы были эти самые консерваторы, предусмотрели, что их заведение может когда-нибудь кому-то понадобиться!
   Точно такая же система оказалась во всех торговых точках, которые Уотеру довелось обследовать. Все замки открывались, стоило их взять в руку, и так же легко защелкивались, когда он, уходя, закрывал двери, стараясь оставлять за собой все в том же порядке, в каком обнаружил. Жаль, неведомые конструкторы замечательных замков практически ничего в магазинах не оставили. По крайней мере, в продуктовых, потому что в универмаге, например, Уотер наткнулся хотя бы на коробку с гвоздями да подобрал катушку ниток, валявшуюся на полу.
   И гвозди, и нитки были, конечно, находкой, но для заправки супа они не годились, и он продолжил поиски. Ведь если девчонка не ошибалась, и специализированных складов для соли не было в городке, то она должна была храниться где-то в одном из подвалов универсамов. Ну а если склады все-таки существовали, то рано или поздно Уотер все равно их найдет. Не сегодня, так завтра.
   Как это здорово, что ему повезло сегодня! Прав он оказался насчет универсама, не стали покорители планет выгребать из подвала все под чистую, позаботились о потомках! Кроме двух контейнеров с солью, один из которых был на четверть опустошен, в углу подвала стояло пять упаковок с мелкокристаллическим сахаром. Сахар Уотер трогать не стал, оставив на следующий раз, а соли прихватил, набив доверху принесенный с собой пакет.
   Домой он вернулся той же дорогой, какой пришел на площадь. Открыв окно кухни, он с некоторым удивлением обнаружил, что девчонка тоже времени даром не теряла. Она позаботилась о том, чтобы его сегодняшний улов не пропал! Рыба была выпотрошена, нарезана ломтями и подвешена над плитой. Уотер потрогал пару ломтиков: они были подвялены.
   "Неужели девчонка нашла-таки соль сама?" - с досадой подумал Уотер.
   Положив пакет возле плиты, он отрезал крошечный кусочек рыбы и разжевал его. Нет, все оказалось в порядке: рыба была несоленой.
   Второй сюрприз ждал Уотера наверху: окно его комнаты встретило его знакомой светонепроницаемой шторкой. Включив лампу, Уотер ринулся к двери: неужели он забыл закрыть ее изнутри, когда собирался? Но нет, задвижка была в соответствующей позиции. Выходит, девчонка тоже любит лазить по чужим квартирам? Или она заметила его уход и решила над ним подшутить? Завтра он ее спросит об этом, и спросит непременно...
   С такими мыслями Уотер растянулся на своей подстилке и заснул, а когда проснулся, шторки на окне были раздвинуты. Это было уже слишком! Девчонку следовало проучить! Он оделся и спустился вниз. Если девчонка еще не встала, тогда все будет проще...
   Девчонка уже встала. Она встретила его на пороге кухни с сияющими от радости глазами, и руки у нее были белыми от теста.
   - О, Уотер! - молвила она, прямо светясь от счастья. - Какой же ты!...
   Она не договорила, но в глазах у нее было восхищение.
   - Мисс, - сказал Уотер насмешливо. - Если кому-то хочется поиграть в папу-маму, то я это, помнится, предлагал вам сразу.
   Девчонка моментально покраснела, как спелый помидор, и на несколько мгновений так и замерла с открытым ртом. Затем лицо ее вытянулось, кровь со щек схлынула и сменилась бледностью
   - В папу-маму можно будет поиграть, когда мы выдержим испытание, - проговорила она холодно и повернулась, чтобы скрыться на кухне.
   - Разве? - Уотер положил ей руку на плечо.
   Девчонка резко обернулась, сбросив его руку.
   - Вы, однако, нахал! - произнесла она, и глаза ее вновь сверкнули, на этот раз от гнева.
   - Разве? - повторил он насмешливо. - Впрочем, вполне возможно, я не отказываюсь. Хотя и не лазаю по ночам по чужим спальням.
   - Вот и отлично! - в голосе девчонки был яд. - Хоть на этом мы с вами сходимся!
   - Разве? - повторил Уотер в третий раз. - А шторки?
   - Какие шторки?
   - Затемнение на окнах.
   - Ах, вот оно что!
   Лицо девчонки претерпело обратную метаморфозу. Гнев сменился изумлением, затем недоумением. Под конец девчонка покраснела и смутилась.
   - Шторки закрываются автоматически, - сказала она, вновь счастливо улыбаясь. - Я же говорила: у нас со сном очень строго.
   Автоматика! Вот оно как! Уотер покачнулся и прислонился к косяку двери. Внутри у него стало кисло.
   - Значит, спокойной ночи малыши? - скривился он, изображая иронию.
   - Это необходимость. Люди ведь не привыкли спать при ярком свете, а дрыхнуть семь суток подряд тоже никто не способен.
   - Семь суток?
   - Да. И к этому периоду надо хорошенько подготовиться. Луны у нас нет, и будет настолько темно, что вообще ничего не увидишь, если не включать подсветку.
   Уотер перевел дыхание. Так, еще один сюрприз! Семь суток безвылазного сидения в этой двухэтажной коробке?
   - А я уже решил, что здесь рай! - процедил он сквозь зубы, все еще изображая насмешку.
   - Ну, до рая нам пока еще далеко! - вздохнула девчонка. - Я же сказала: "Испытание".
   - Думаешь, мы не сумеем убить семь дней?
   - Я-то сумею. У женщин всегда работы полно. А вот ты...
   - Ну, если дело только в этом... Можно поискать и другое какое, более приятное занятие...
   Уотер нахально стрельнул глазами, окинув взглядом девичью фигурку с ног до головы.
   - Опять ты за свое! - засмеялась девчонка. - Нет, дорогой, то, о чем ты подумал, здесь не поможет. Если мы несовместимы, то за семь суток мы только опротивеем друг другу.
   Ирония на губах Уотера стала уже непритворной.
   - Ты уверена? - ухмыльнулся он.
   - Конечно, - был ответ. - Я читала, что если двоих людей поселить вместе в закрытом помещении на длительный срок, то они очень быстро поссорятся и станут врагами. А нам с тобой предстоит, если мы поженимся, провести вместе не 7 дней, а целую жизнь.
   Девчонка произнесла эту тираду с такой важностью, что Уотер едва сдержался, чтобы не загоготать. Вот, значит, почему эта гордячка выбрала для их робинзонады такое уединенное место! Какая же она чудачка!
   "Да любой парень из нашего квартала не то, чтобы семь, а семьдесят семь ночей безделья способен выдержать, лишь бы заполучить потом возможность наложить лапу на твой кошелек," - подумал он.
   - Леди, - произнес он вслух. - покажите, чего вы там настряпали.
   - А ничего еще не готово, - сказала девчонка смущенно. - Ой, рыба сгорит!
   Она бегом кинулась к плите, предоставив Уотеру полнейшую возможность снова усесться на подоконнике и приняться за созерцание ее действий в процессе кухонной суеты. В момент, когда Уотер появился на кухне, девчонка как раз месила тесто и сейчас продолжила это занятие. Получалось у ее это ловко и, пожалуй, красиво.
   "Смешная она все же, - думал Уотер, сидя на подоконнике. - Жаль, в доме стульев нет, не говоря уже о столе. Сегодня надо будет опять наловить рыбы... Интересно, а что она делала вчера? Блондила, наверное, по садам. Вон, опять блюдо с орехами стоит... И плоды какие-то."
   - Я сегодня отправляюсь в разведку наверх, - сказала девчонка, словно прочитав его мысли. - Когда вернусь - не знаю. Так что меня не жди, и не беспокойся, до дождя я постараюсь быть дома.
   "Ишь ты! Она постарается!"
   - Ладно, - кивнул он. - Учтем.
   Из "разведки" девчонка принесла полрюкзака каких-то сладковатых клубней и самый обычный картофель, только мелкий, примерно такой всегда покупала мать Уотера. А "наутро" хлынул ливень, и длился он 14 часов без перерыва. Полдня Уотер слонялся по своим апартаментам, не зная куда себя деть. Он буквально изнывал от скуки, дох от нее. Наконец он не выдержал, взял удочку, сетку и поплелся к морю.
   Прямо под дождем. Если бы ему кто сказал, что вот сейчас с неба начнут падать камни, он бы, наверное, и тогда потащился на улицу, лишь бы чем-то заняться. Впрочем, дождь был теплым, и после одуряющего зноя предыдущего дня даже приятным, но уж очень его было много. Вода лилась сверху плотной массой, словно кто-то там, на небесах, вознамерился устроить новый всемирный потоп. Хорошо хоть дышать было можно, а то бы совсем швах.
   Но к морю Уотер рвался все же напрасно. Никакого клева в такую погоду, конечно, не было, с таким же успехом можно было приняться за ловлю рыбы в одном из двух десятков городских фонтанов. Уотер насквозь промок, жутко устал и с трудом доплелся обратно, измученный сражением с ветром, который дул порывами и почему-то с самых разных сторон, ну и с водой, льющейся по ступеням ему навстречу. Зато потом он с удовольствием погрелся возле радиатора и поужинал с аппетитом. А наутро на небе вновь сияло солнце.
   - Я сегодня опять ухожу, - сказала девчонка за завтраком. - Ты не обидишься, если я не возьму тебя с собой?
   - Вот еще, - усмехнулся Уотер. - С какой стати?
   Он снова мечтал очутиться возле моря. В воде он все эти дни отдыхал. Да и рыбу он вовсе нее считал праздным украшением их с девчонкой импровизированного стола. Фрукты фруктами, но Уотер считал себя мужчиной, а не кроликом, и одних плодов земных ему было маловато для того, чтобы чувствовать себя на коне.
   Однако фразочка насчет разведки и обиды влезла в мозг Уотера наподобие занозы. Утром следующего дня он решил прогуляться несколько дальше, чем обычно. Город он к тому времени изучил уже довольно основательно и перестал бояться, что заблудится. К тому же, по рассказам девчонки, скоро должна была начаться ночь, и Уотеру хотелось приискать себе какое-нибудь занятие на семь темных суток.
   Но какое? В доме явно ощущалась недостача мебели, если считать недостачей полнейшее ее отсутствие вообще. Совсем неплохо было бы сколотить пару-тройку каких-нибудь подставок и сидений.
   Уотер взял обломок пилы, найденный им в шкафчике кладовки, и отчалил в рейд. Девчонка к тому времени опять ушла, но если она отправилась на верхние ярусы, то он двинулся вниз, туда, где кончались дома и начинались настоящие джунгли.
   Если бы Уотер знал, что в тот день, когда он решился на поход, до ночи осталось совсем чуть, он бы, возможно, и не стал бы пускаться в такое предприятие. Но 5 суток абсолютной безопасности разбаловали его, и он потерял бдительность. По сравнению с тьеранским Спейстауном, не говоря уже о Космопорте, здесь было слишком спокойно, а все проблемы решались легко и быстро. Из любой точки городка, например, можно было прийти к площади с фонтаном и затем, поднявшись или спустившись до каменной картины, вновь отправиться, куда захочешь.
   Кроме того, за все время своих походов по улицам Уотер ни разу не испытал даже примитивного голода. Стоило лишь протянуть руку, и брюхо его было до отказа набито садовиной, способной усладить вкус любого гурмана. Медовые груши, буквально тающие во рту, хурма, инжир, персики, нежнейшие солги и великое множество иных плодов, которым Уотер не знал названия, потому что никогда их прежде не видел, манили его со всех сторон. И фрукты, и ягоды можно было пробовать безбоязненно, потому что основной закон этой планеты гласил: "Не человек для природы, а природа для человека".
   Так как же было Уотеру не позабыть об осторожности? Идея, что не все в этой жизни замыкается на еде, еще не успела свить гнездо в его мозгу, и он проявил беспечность, какую ни за что бы себе не позволил, находись он на Тьере. Он даже не подозревал о существовании пандусов, о гектарах деловой древесины, о болотцах и завалах. И уж конечно он ни разочка не задумался над тем, что станет делать, если ненароком споткнется и потеряет способность двигаться. Он был слишком молод, а молодость не затрудняет себя предположениями подобного рода.
   Итак, Уотер прошел все 10 нижних ярусов города и спустился на нежилую полосу. Его ничуть не смутило, что сумерки сразу стали гуще, и через три шага он потерял из виду не только ступеньки, но и саму стену, связывающую дикие заросли с человеческой обителью. Обратная дорога его в тот момент вообще не заботила, и он даже не оглянулся, потому что страх еще не заполз в его сердце и не заставил его сжаться в предчувствии беды. Перед Уотером была цель найти дерево, подходящее для его задумки - деревьев вокруг было множество. К сожалению, все они были слишком толсты и высоки, чтобы можно было надеяться с ними что-то поделать с помощью обломка старенькой ножовки. И Уотер отправился вдоль полосы, свернув в сторону, противоположную той, где находилось морское побережье.
   Он шел и крутил головой, пытаясь отыскать то, что ему было нужно, но безуспешно. Конечно, между деревьями мощностью с человеческое туловище попадались стволы и потоньше, но это был либо кустарник, с которым Уотер не знал, что делать, либо нечто кривое, изогнутое самым причудливым образом. То и дело Уотеру казалось, что вон там, совсем рядом, имеется подходящее, но, приблизившись, он убеждался: нет, опять не оно. Все пространство между деревьями и кустарником густо заросло травой, и нечто ползучее, гибкое обвивало стволы, то и дело преграждая путь неопытному исследователю.
   Все же продвигаться по лесу было возможно. Деревья каждой породы росли кучками, кучки эти сменяли друг друга, и Уотер вполне резонно посчитал, что в конце-концов встретит то, что ищет. Затем он подумал, что нужная ему порода деревьев очень просто может расти на другой платформе. Он решил подняться повыше и повернул направо...
   Чудо - каменная стена, обозначавшая конец этого и начало соседнего яруса, как сквозь землю провалилась! Уотер прошагал 5 минут, 10 - кроме бесконечной путаницы разнокалиберной растительности ничто не препятствовало его передвижению ни в одну сторону! Несколько встревоженный, он поднял голову вверх. И хотя стоял он в таком месте, где кустарник был не настолько высок, чтобы закрывать собой небо, тем не менее вокруг по-прежнему было сумрачно. Долгий местный день явно сменился вечером, пора было возвращаться. И если эта проклятая стена не отыщется...
   И странно устроен человек! Стоило Уотеру подумать о том, что он вообще может никогда не найти дороги в город, как в голове у него словно заклинило. Страх вполз в его организм, схватил своими цепкими лапами за горло, и чудесный, безотказный до сих пор мозг Уотера заполонила одна-единственная мысль: "Он заблудился. Он не дойдет до темноты."
   Уотера словно обдало жаром, и он кинулся напролом через кустарник, взяв курс чуть правее, чем двигался до этого. Он был в панике, и ничто кроме города его уже не интересовало. Глаза его пристально всматривались в переплетении ветвей вокруг, руки расчищали путь впереди, но сознание Уотера в этом почти не участвовало.
   "Стена! Где же стена?!" - думал он.
   Взгляд его скользнул вниз - на влажном мху лесной подстилки четко пропечатался чей-то ботинок. Человек... Здесь проходил человек! Уотер на мгновение замер, поискал глазами... Вот сломанная ветка, вот еще отпечаток башмака... Догнать! Скорее догнать! Уотер припустился еще быстрее... Через полчаса на влажной лесной подстилке он увидел двойную цепочку следов... Он очутился на том же самом месте!
   Ноги и руки Уотера стали влажными, и он едва не взвыл. Но все имеет свою хорошую сторону: обнаружив, что он бегает по кругу, Уотер, наконец, остановился и сделал попытку справиться с овладевшим им отчаянием.
   "Тебе никогда отсюда не выбраться, - сверлила его мозг лютая мысль. - Ты пропал. Допрыгался, мальчик!"
   "Почему вдруг? - ответило этой мысли нечто, неизвестно откуда возникшее внутри Уотера. - Здесь нельзя пропасть. Здесь не может быть опасно."
   "Но скоро ночь. Тебе не успеть добраться до дома."
   "Чепуха. Сотни людей в порту ночуют летом прямо на улице, потому что у них нечего есть и нечем укрыться от непогоды. А у тебя куча стройматериала и инструмент в руке. Разве ты никогда не слышал слово "шалаш"? Расчищай место!"
   Приняв такое решение, Уотер отбросил остатки паники и огляделся. Если ему предстояло провести ночь в лесной чаще, то надо было выбрать местечко поуютнее, чем влажная ложбинка, где сейчас стояли его ноги. Да и кустарник, росший здесь, для шалаша не годился... Что, если попробовать вон тот?
   Не успев так подумать, Уотер рассмеялся. Какой же он дурак! Как он мог позабыть, что лес, где он блуждал, был саженый! И тот, кто его сажал, располагал деревья правильными рядами, поперек яруса. Стоит найти границу между породами, и можно будет без труда выйти, куда захочешь. Да вот она, граница-то, в паре шагов: здесь каштаны, а там - какие-то мохнатые деревья с разноцветными кронами...
   Спустя три минуты Уотер уже стоял возле стены, соображая, подниматься ему сейчас по наклонной дорожке, уходившей вверх налево или повернуть направо и пойти в сторону города, а с подъемом не торопиться. Если бы стоял полдень, он бы выбрал второй вариант, но сгустившиеся сумерки заставили его повернуть в сторону, противоположную дороге домой: Уотер решил выбраться на кромку яруса и идти вдоль барьера. Он не знал, что наклонная дорожка, которую он посчитал чем-то вроде лестницы, вовсе не была переходом на соседнюю платформу, и попасть в город, двигаясь по ней, было невозможно.
   Догадался об этом Уотер, когда подъем вновь сменился горизонталью, а десятиметровая стена как высилась сбоку от Уотера, так и продолжала выситься, совсем не собираясь сокращаться в размерах. Уотер чуть вновь не поддался панике, но теперь он вовремя сумел придавить эту самую панику в зародыше. Не может быть, чтобы теперь, когда он сумел выбраться из чащобы, его остановила какая-то дурацкая стенка. Разве он не из квартала, где с младых ногтей спят и видят, как бы куда забраться? И разве вон та растительность не предназначена самой природой, чтобы парень вроде Уотера смог использовать ее вместо каната?
   Сверху действительно свешивалось несметное количество всякого рода побегов, и некоторое из них подавали надежду оказаться достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть человеческого тела. Очутившись на верхней кромке барьера, Уотер выпрямился, отряхнул ладони и глянул ввысь. Здесь, на трехметровой, свободной от деревьев каменной полосе хорошо был виден весь западный участок неба, и перспектива, открывшаяся перед Уотером, не обрадовала его. Солнце уже касалось края земли, и, конечно же, мрак должен был окутать ярус, на котором стоял Уотер, задолго до того, как он достигнет домика с воротами, на которых резвился пантр.
   Можно было приступать к возведению шалаша.
   Поколебавшись, Уотер все же решился идти. Темнота так темнота - теперь, когда он находился на нужном ярусе, мимо города он не пройдет, в самом крайнем случае он заберется в какой-нибудь из домов и там перебудет. Он скользнул рассеянным взглядом по кромке леса - да, пройти можно. Если держаться поближе к деревьям и щупать каждый ствол, то не свалишься. Оставалось развернуться, сказать себе: "В путь!" и начать отмерять мили.
   Вдруг - что это? Минут через пятнадцать пути чуть ли не перед самым своим носом Уотер увидел бревенчатую хижину. Хижина была совсем крошечной, почти игрушечной, но с крышей, окошком и навесом, обращенным в сторону леса. Разом позабыв о том, что ему надо спешить, Уотер рванул к хижине. Увы - в хижине никого не было, и пусто было вокруг!
   - Ау! - закричал Уотер, все еще надеясь на человеческое явление.
   Никто не отозвался. Между тем в хижине явно кто-то собирался жить либо жил: большую часть помещения занимал дощатый топчан для спанья, а в углу стояли два больших ящика, доверху чем-то заполненные. Закрыв дверь на щеколду, Уотер выскочил на трехметровую каменную полосу и вновь кинул взгляд на солнце. Диск его уже не был идеально круглым, на нижней кромке светила появилась крошечная прямая черточка. Следовало спешить.
   Метнувшись в сторону города, Уотер ринулся вдоль лесной опушки, но, промчавшись с десяток метров, вновь остановился. Какой же он дурак! Ломиться черт-те куда, рискуя свернуть себе шею, когда вон тут, совсем рядом, его ждет спасение? Ведь говорила же девчонка, что все дома здесь ничьи, и можно занимать любой!
   Надо было лишь позаботиться о том чтобы было чего в рот засунуть в течение ихней ночи...
   Уотер вынул из кармана пакет, который в последнее время всегда носил с собой, и шагнул к противоположной стороне зеленого тоннеля, туда, где поднимали свои кроны деревья низлежащего яруса. Что там висело на ветках, он разбирать не стал. Надрав полный пакет и полную сетку этого чего-то, он отнес добычу в хижину и свалил там на пол возле топчана, а затем бегом рванул в следующий заход. Последний, пятый рейс он сделал, когда почти стемнело, и он едва видел, что собирает. Но рвал плоды он прямо напротив хижины, так что риска никакого не было. До того, как погас последний лучик света, Уотер успел войти в хижину, закрыть за собой дверь и шагнуть к ящикам.
   Открыв первый, он достал зажигалку и заглянул внутрь. Зажигалка осветила аккуратную стопку упаковок с сублимированными продуктами - как раз недельный запас. Во втором ящике стояла канистра для воды, лежал котелок из металла, похожего на бронзу, ложка, кружка, нож и миска, а также фонарь с аккумулятором и приспособление для разжигания костра. Там имелся даже пучок сухих веток для растопки.
   "Заботливые у девчонки были предки, - успел подумать Уотер, укладываясь на топчан. - Все предусмотрели..."
   И уснул.
  

Страх

  
   Проснувшись на следующее утро, Уотер никак не мог понять, почему в комнате так темно. Не было видно буквально ни зги. Вставать было лень. Он перевернулся на другой бок, и хотел было еще поспать, но сон, как на зло, больше к нему не шел. Лежать было неудобно, жестко: подушка, сколько Уотер ни шарил, как сквозь землю провалилась, и, между прочим, вместе с циновкой, простыней и одеялом.
   Однако если отсутствие простыни и одеяла было Уотеру безразлично, то без подушки удовольствие от пребывания в постели было более чем сомнительным. Хочешь не хочешь, но приходилось вставать. Уотер приподнялся, сел и перевернулся, чтобы, опершись левой ногой о голый пол, оторваться от постели и выпрямиться. Странно - твердой поверхности там не оказалось.
   То есть она была, эта твердая поверхность, но значительно ниже, так что Уотер качнулся вперед и едва не упал. В первое мгновение, не обнаружив под ногами опоры, Уотер испугался. Однако, нащупав пол, он вспомнил о вчерашнем приключении, и надо сказать, сейчас оно понравилось ему еще меньше.
   Накануне, обнаружив в ящиках полный комплект необходимых для благополучной ночевки предметов и солидный запас шамовки, Уотер даже обрадовался и, засыпая, чувствовал себя почти счастливым. Сейчас же, сидя на топчане внутри крошечной хижины, где едва можно было выпрямиться во весь рост, он, наконец, постиг, что ему предстоит провести здесь 7 суток. Целую неделю! Неделю одиночества, унылого пребывания в четырех стенах и жуткой, непрерывной скуки.
   От одной мысли об этом можно было сбрендить! Совсем недавно Уотеру казалось невозможным выдержать один-единственный день без рыбалки, без неба над головой, и три комнаты в мансарде воспринимались местом пытки. А нынче он отдал бы все на свете, лишь бы очутиться в своих апартаментах. Зря он здесь остался, надо было пойти!
   Самое же паршивое состояло в том, что Уотеру сейчас было попросту жутко. Мрак, окутывавший его подобно смогу, опускавшегося время от времени на улицы их квартала, заставлял ребра Уотера сжиматься от предчувствия какой-то неведомой опасности, и в сердце, как он его ни гнал, медленно вползал страх.
   Страх был настолько силен, что некоторое время Уотер просидел неподвижно, словно впав в оцепенение. Наконец он догадался нащупать ящики и достать фонарь. А, включив его, он получил возможность еще разок обозреть нору, где ему предстояло провести долгие и тоскливые дни, часы, минуты.
   Помещение представляло собой комнатку площадью примерно в 6 квадратных метров, два из которых занимал топчан и один - ящики. Окно, за которым в данный момент было темно, смотрело в сторону востока. Дверь, располагавшаяся посередине, выходила на север, в лес, точнее, на полянку за хижиной. В общем-то, ничего ужасного, и если бы Уотер не был один...
   Вспомнив о предстоящем одиночестве, Уотер едва не зарыдал. За всю свою биографию ему еще ни разу не приходилось оставаться наедине с самим собой больше, чем на полдня, и то происходило это всегда добровольно. Даже в раннем детстве мать никогда не сажала его под замок, а либо брала его с собой на работу, либо поручала присмотру соседки. А тут сиди и кукуй...без воды!
   Подумав о воде Уотер метнулся к ящику со всякой всячиной и рванул оттуда канистру. Так и есть - пустая! Ни капли жидкости!
   Снова придя в отчаяние, Уотер присел на топчан и согнулся, приняв позу философа, решающего мировую проблему. Собственно говоря, проблемы никакой не было. "Нет воды - ешь фрукты", тут и рассуждать особенно было нечего. Печально, досадно, но ладно.
   И - удивительно! Стоило Уотеру найти выход из, казалось бы, совершенно безвыходной ситуации, как он совершенно успокоился. В конце-концов, 7 дней - это не целая жизнь. Печально, конечно, что концентраты придется лопать сухими, и непонятно было, для чего нужны упор с крючками для подвешивания котелка и сам котелок, если нечего в нем варить... Да и негде...
   В самом деле, никаких признаков того, что в хижине когда-либо разводился огонь, Уотеру обнаружить не удалось. Очевидно, все это предназначалось для похода, а не для ночевки.
   Подумав так, Уотер протянул руку к кучке плодов напротив топчана и, выбрав один попривлекательнее, вонзил в него зубы. Жевать было можно, и внутрь проскакивало неплохо...
   Загадку принадлежностей для костра Уотер раскрыл в тот же день, хотя и случайно. Когда у человека много времени и мало забот, не так уж трудно обнаружить то, чего никто не прятал. А получилось так.
   Полдня Уотер просидел в хижине безвылазно, содрогаясь при одной мысли, что ему придется когда-нибудь открыть дверь и шагнуть во тьму. Как он сожалел, что природа не наделила его способностью впадать в спячку подобно медведям! Наконец он не выдержал. В самом деле, не в состоянии живой человек неподвижно высидеть на диване, даже очень мягком, 6 часов подряд и при этом не захотеть поразмяться. А топчан, на котором восседал Уотер, мягким диваном не назвал бы никто. Это была конструкция из расщепленных и спрессованных стволов какого-то пустотелого растения. Дощечки были гладкими, без зазубрин, но Уотеру вскоре начало упорно казаться, будто они продолжают помнить, что были когда-то частью цилиндра. Спать на таком ложе было, конечно, можно, но не более.
   Короче, во второй половине дня Уотер встал и повернул дверную щеколду. Уразумев, и весьма кстати, что фонарь у него переносной, он снял его с гвоздя и через минуту очутился снаружи. И подумал, ежась от одной мысли, что бы с ним могло статься, если бы хозяева планеты построили хижину чуток иначе и не оставили источника света:
   "Хорошо, что дверь открывается не к барьеру, а в лес."
   Впрочем, заботились те о себе.
   Свет одинокой лампы не мог, тем не менее, пробить все 150 метров растительности перед хижиной. Он выхватывал лишь несколько стволов, а дальше все терялось во мгле. Только колеблющиеся лохмотья невесть откуда возникавших и пропадавших листьев говорили, что мгла эта заполнена не пустотой. Стоило Уотеру, поставив фонарь, выйти из-под кровли над столбами навеса, как мрак обрушился на него еще и сверху. Мгла буквально нависала над Уотером, давя и угрожая. Рассудком Уотер соображал, что опасности нет, но чувства говорили совсем иное.
   Из глубины джунглей доносились голоса каких-то таинственных лесных обитателей. Джунгли пели, щебетали, рычали и хохотали. Они обступали. Это было... брр!
   "На планете нет опасных зверей, " - сказал себе Уотер.
   Стараясь унять дрожь, он нарочно отошел от хижины подальше. Он старался идти помедленней, но хватило его только на дорогу туда. Возвращаясь назад, он так спешил, что споткнулся и с разгону брякнулся лицом вниз возле самого порога хижины. Упав, он тутже вскочил, развернулся и зыркнул по сторонам. Получилось это инстинктивно, как будто нечто внутри Уотера потребовало немедленных действий, безразлично каких.
   Сердце у Уотера бешено колотилось, он тяжело дышал, словно пробежал тысячу миль, все его чувства обострились. Он попятился, не решаясь повернуться спиной к темноте, и снова упал, на этот раз назад. Его правая нога провалилась, и он, ударившись об камень, пропечатался лопатками к чему-то жесткому и гладкому.
   Холодный ужас пронзил мозг Уотера, и на несколько мгновений он потерял способность не только здраво рассуждать, но и вообще мыслить. Снова его сковало по рукам и ногам, и он не сразу постиг, что ничто не мешает ему вполне нормально шевелить конечностям. Только через пару мгновений он сообразил, что ударился всего лишь о стенку хижины, а ступня его провалилась... Кстати, во что она, собственно, провалилась?
   Уотер подобрал под себя ноги и сел. Взору его открылась выемка в скальной площадке. Выемка была совсем небольшой, да и располагалась она сбоку от входа, так что угодить в нее можно было чисто случайно, именно так, как угодил Уотер. На ловушку она аж никак не смахивала, но все же... все же...
   Уотер взял фонарь, который все это время преспокойно стоял возле открытой двери, и поднес его к выемке. Фонарь осветил ямку глубиной в полторы ладони. Ширина ямки была около шести дюймов, длина же была со ступню. Края ямки были закопчены, а на дне лежала зола.
   Кое-что сообразив, Уотер нырнул в хижину, ринулся к ящикам и достал причандалы для очага: упор, котелок и узкую колбу с крышкой. Подтащив все это к ямке, он смог воочию убедиться, что концы четырехногой штуковины с крючками точно входили в пазы по краям ямки, а колба удачно поместилась в пространство, оставшееся после того, как над ямкой повис котелок. Вглядевшись попристальней, Уотер заметил местечко на дне ямки, словно специально для колбы приготовленное: небольшое плоское возвышение.
   Итак, это был очаг! Уотер разом позабыл про все свои страхи и кинулся собирать хворост. Он наломал его прямо руками, выгреб золу и поджег свой импровизированный костер. Хворост вспыхнул - лучше не бывает! Огонь хоть и был неровным, но не разбегался в стороны, а шел прямо вверх либо слегка уклонялся туда, куда дул ветер, и на стену хижины его языки не попадали. Жара от костерка почти не было, и чтобы погреться, надо было подсесть совсем близко к ямке. Зато и топлива очаг требовал до смешного мало.
   Костер погас, а Уотер, прихватив фонарь и все остальное, побрел внутрь хижины. Он вновь растянулся на своем ложе и принялся за фрукты с концентратами. Спать ему не хотелось, но делать было абсолютно нечего. Постепенно он задремал, пока странный резкий звук не заставил его вскочить.
   Звук, разбудивший Уотера, аж никак не походил на благостное песнопение жителей мирной обители. Это был жуткий вопль, подобного которому Уотеру не приходилось слыхивать отроду. Вопль, полный предсмертного ужаса и невыразимой тоски.
   Уотер вскочил и распахнул дверь. Зрелище, представшее перед ним, показалось ему проникшим из иной реальности, настолько не вязалось оно с благословенным уголком Вселенной, где никто никого не ест и ничто никому не угрожает. Две огромные кошки терзали антилопу. Антилопа была отнюдь не маленькой. В лучах света, выбивавшегося из хижины, ее торс казался могучим и сильным. А на плече у зверя, впившись у его загривок, висел другой зверь: узкий, длинный, гибкий.
   Вторая кошка прыгала спереди, пытаясь ухватить добычу за шею. Антилопа защищалась, подставляя хищнику рога, но живой когтистый и зубастый воротник на загривке мешал ей поворачиваться с нужной скоростью. Животное ревело и мотало головой, между тем как оба хищника молча рвали ее мускулистое тело. Вонзая зубы и отскакивая, действовал хищник внизу, и, сжимая челюсти, терзал жертву когтями лап зверь наверху.
   Наконец антилопа упала, подминая под себя победителей. Тщетно! Гибкое узкое туловище, совершив немыслимый курбет, отпрянуло в сторону Уотера и блажено потянулось. Движение показалось Уотеру очень знакомым. Второй хищник повернул к нему голову, и два ярких зеленых огня сверкнули на ухмыляющейся кошачьей морде.
   Пантры! Это был оживший рисунок с ворот домика, где остановились он и девчонка! Уотер как завороженный смотрел на красавцев-животных и невольно любовался ими. Антилопа билась в конвульсиях, и обе кошки кругами ходили вокруг нее, осматривая добычу. Наконец одна из них прыгнула. Раздался хруст ломающейся кости, антилопа дернулась в последний раз и затихла.
   Уотер присел на пороге хижины и принялся наблюдать, как пантры ели. Оба зверя жадно пожирали еще теплую плоть, изредка рыча друг на друга. Впрочем, антилопа была слишком велика, чтобы они могли всерьез ссориться из-за добычи. Это была для обоих скорее игра, чем соперничество.
   Наконец одно животное насытилось. Оторвавшись от туши, оно слегка попятилось, повернулось и неспешно потрусило к Уотеру. Впрочем, "неспешно" - это было еще как сказать! Уотер даже шевельнуться не успел, как кошечка очутилась совсем близко от него. Остановившись от Уотера в каких-то трех метрах, она наклонила голову к траве и принялась лакать. Потом и вторая кошка, прервав трапезу, очутилась там же. Она закружилась, пытаясь сунуть морду в заветное место, первое животное посторонилось, и теперь лакали оба.
   Пантры совершенно не обращал внимания на Уотера, словно его не существовало. Но вот один из них повернул голову в сторону источника света и широко зевнул, продемонстрировав два ряда острых белоснежных зубов. Животное взглянуло на человека и вновь два зеленых пронзительных огня сверкнуло на его морде. Затем огни погасли, и животное отвернулось, видимо, потеряв интерес к неподвижному силуэту на пороге хижины. Лениво потянувшись, оно медленно отошло к центру полянки и начало понятную только ему одному игру. Подпрыгнув вверх, зверь опустился на траву, перевернулся и вскочил. Затем потянулся снова... Напившись, к нему присоединился и второй пантр. Оба начали прыгать и бороться, обхватив друг друга лапами - совсем как люди. Было нечто завораживающее в этой игре двух прекрасных, равных по силе и совершенству гибких тел.
   Пантры не наносили друг другу ран. Один из них был абсолютно черным, по крайней мере, он выглядел таким во мраке ночи. Другой, светло-серый, казался серебристо-муаровым. Спектакль закончился соревнованием в беге: животные сделали по поляне два круга и скрылись в лесной чаще.
   За все это время у Уотера ни разу не возникло ощущения, что он может подвергнуться нападению. На воротах дома предков девчонки было нарисовано не опасное чудовище, а просто большая красивая кошка, поэтому и теперь Уотер увидел в пантрах лишь двух кошек - и больше ничего. Когда пантры растворились в ночной мгле, он оторвался от косяка двери и приблизился к антилопе. Размер туши поразил его. Пантры, даже оба вместе, вряд ли весили больше половины убитого ими копытного, но хребет жертвы был переломан. И горло перегрызено - они справились!
   И вот тогда до Уотера начало доходить. На миг он представил себе, что было бы с ним, вздумай милые кошечки сообразить, что он тоже сделан из мяса. Притом, добычей он был бы куда более легкой, чем антилопа. У антилопы для защиты имелись рога и копыта - Уотеру защищаться было нечем. Без сомнения, ему повезло, что пантры об этом не знали. Но повезет ли в следующий раз?
   И опять же, подумав об этом, Уотер, как ни странно, не испугался. Эта опасность была понятна - следовательно, надо остерегаться, вот и все. Сделав такой вывод, Уотер развернулся и сделал несколько шагов по направлению к месту, где пантры пили. Он снова увидел ямку в скалистом грунте, только несколько побольше углубления для очага и абсолютно круглую. Яма была наполовину заполнена водой, в обе стороны от нее шли две канавки, словно два желоба. Один желоб пролегал вдоль хижины параллельно кромке свеса крыши, второй - вел к лесу и терялся в траве.
   Уотер усмехнулся: эти здешние покорители планет были совсем не дураки! Только идиот стал бы хранить воду в канистре, если можно было обратить себе на пользу стихию. Вот она - приготовленная для него живительная влага! Каждые две недели ливни наполняют колодец, излишек стекает прочь, и вода остается свежей. Животные, конечно же, хорошо знают о ямке и ходят сюда пить.
   Ночная сцена стала ясна для Уотера, словно он наблюдал ее с самого начала. Антилопа искала воду - и нашла смерть.
   Уотер поежился. Воздух снаружи хижины показался ему вдруг излишне прохладным. Движением, которое выглядело бы в глазах постороннего наблюдателя слишком торопливым, он юркнул внутрь бревенчатого укрытия и, задвинув засов, проверил запоры на прочность. На него снова навалил страх. С каким свирепым упорством пантры терзали антилопу! Они делали это молча. И напали на нее, надо думать, тоже без предупреждения!
   Чем больше Уотер размышлял над происшедшем, тем более реальной казалась ему опасность. В конце-концов, девчонка не могла знать всего о тутошних джунглях, полоса была покинута 25 лет назад, и многое должно было здесь измениться. Например, милые кошечки могли подрасти, или у них мог стать более свирепый характер, или они могли позабыть, что такое человек. В общем, зверь есть зверь, и доверять ему нельзя.
   Обуреваемый подобными сомнениями, Уотер снова забылся. И сны его были на этот раз такого сорта, что лучше бы ему было не засыпать. Весь остаток ночи его мучили кошмары, и кошмарами этими были кошки. Кошки были всякие: большие и маленькие, черные, белые и помеси, но их было невообразимое количество. Они шли поодиночке, парами, колоннами и просто громадным скопом. И нападали. Молча. А он, Уотер, отбивался. Тоже молча. Сердце у него сжималось от ужаса, все внутри холодело. Он просыпался, убеждал себя, что никаких кошек вокруг него нет, снова засыпал и снова отбивался.
   Наконец, Уотер проснулся окончательно. Судя по наручным часам, это были уже третьи сутки его заточения, если считать по Тьерански. Включив фонарь, Уотер избавился от кошмаров, но беспокойство внутри него осталось. Опасение быть ненароком съеденным оказалось так сильно, что до сна он решился выйти за порог хижины лишь дважды, и то на очень короткое время.
   Следующий день показался ему бесконечным. Уотер не знал, куда себя девать, фрукты надоели ему до отвращения, сухие концентраты тоже приелись. Уотеру захотелось чего-нибудь вареного, и даже обычный кипяток представлялся ему вкуснейшим напитком. Досадно было, имея и очаг, и воду, терпеть неудобства. Но дрова находились там, где неосторожного сборщика поджидали острые когти и мощные челюсти свирепых хищников. Глупо было ради пустой прихоти отправлять себя им на мясо, лучше было пересидеть. И Уотер сидел, запершись, и ловил настороженным ухом звуки, доносившиеся снаружи. Так прошел день четвертый.
   На пятый день настроение Уотера переменилось. В самом деле, сколько можно было бояться? Конечно, в любом другом месте вряд ли было бы разумно подвергать себя риску, но здесь был случай иной. Между хижиной, где сейчас находился Уотер, и ближайшим населенным пунктом пролегало расстояние во много раз большее, чем десяток метров, которые требовалось преодолеть, чтобы обеспечить себя топливом на все три оставшиеся дня. Несколько минут - и 4 часа пути, разница была ой-ой-ой! А ведь этих четырех часов дороги Уотеру было не избежать, и путь его должен был лежать прямиком через все тот же лес. Какой же был смысл отсиживаться?
   И вообще, какой нормальный человек станет пялиться на запоры и жрать подпорченные фрукты, если он может быстро и без проблем сварганить себе суп или нечто более существенное, по вкусу?
   "Ты уже выходил, и ничего плохого с тобой не случилось, - сказал себе Уотер. - Если бы пантрам захотелось тобой полакомиться, они бы давно тебя употребили. Да и девчонка уверяла, что местность абсолютно безопасна. Знала она про пантров? Знала. Значит, они людей не шамают. Невкусные мы для них, наверное. Так что все, кончай дурить и не дрейфь."
   "Да и убрались отсюда эти самые пантры давным-давно. Схряпали свою антилопу и смылись."
   В самом деле, предсмертных воплей больше из леса не доносилось.
   "Ну, на выход!"
  
  
  
  
  

Модель для картины

  
   В тот первый раз после добровольного отсиживания за закрытыми запорами Уотер настолько был зол на себя за свою трусость, что решил пробыть снаружи как можно дольше. Он нарочно себя заставлял ходить медленно и собирать хворост для костра не торопясь. Впрочем, уши его были настороже. И не удивительно - не существует человека, который совершенно не боялся бы темноты, и Уотер не был исключением.
   Возвращаясь со второй охапкой валежника, он наткнулся на вторую ямку с водой, уже под другим свесом крыши. Емкость была наполовину пуста, но жидкость в ней не была затхлой. К той, первой, тоже, наверное, можно было припадать без опаски, но стоило Уотеру вспомнить, что там побывали две окровавленные кошачьи морды, как выбор он сделал не колеблясь. Рассудком он понимал, что и этот колодец не был полон до краев не без причины, однако, заполняя канистру, он старался об этом не думать. Из своей жизненной практики он знал: быть излишне щепетильным значило пропасть, и суп из сушеного мяса с добавлением нешлифованного риса показался ему изумительным. Да и все остальное тоже. В общем, укладываясь спать, Уотер снова был доволен жизнью и собой.
   Его приподнятого настроения хватило аж до конца следующего дня, когда он решил, что если кому-то суждено попасть на зуб дикому зверю, то он все равно попадет, осторожничай он или нет. Сия мудрая мысль отнюдь не помешала ему располагаться возле костра таким образом, чтобы спина ощущала за собой не пустое пространство, а бревна хижины, да и собранный хворост он сваливал вполне определенным образом. А именно: сбоку, образовав с его помощью нечто вроде дополнительной второй стены. Пусть стена эта и была невысока, но она все же являлась преградой между человеком и джунглями. Несмотря ни на что, Уотер все же не торопился на свидание с потусторонним миром.
   Следующий день, однако, преподнес ему еще один неприятный сюрприз. Уотер вновь поднялся спозаранку, но на этот раз причиной пробуждения был не страх, а холод. Всю вторую половину времени, отведенного для сна, он продрожал. Холод был липкий и влажный, согреться никак не удавалось, не спасало ничего. Уотер лежал, съежившись, в углу топчана и цокал зубами, изредка погружаясь в дремоту.
   Наконец он встал, решив, что все равно больше не уснет, и, стараясь согреться движением, принялся маршировать по комнате.
   "Интересно, что же творится на улице?" - подумалось ему. Он открыл дверь, и тутже ее захлопнул: если до этого ему казалось, что в хижине холодно, но теперь он понял: истинный холод был снаружи, а здесь, внутри, царила прохлада. Там, за дверью было просто ужасно! Холод был мокрым. Морось висела в воздухе и, касаясь бревенчатых стен, текла на каменную платформу тоненькими медленными струйками. С крыш тоже капала вода.
   Это было так противно, что у Уотера возникло сильнейшее искушение развести костер прямо на полу хижины. Будь это сооружение его собственным, он бы так и сделал. Но в роли гостя, пусть даже и незваного, он не решился на опасный поступок. Хозяева планеты знали, почему, что и как они делали. Если они устроили очаг не внутри, то, наверное, поступили так не случайно. Надо только достать сухую растопку из ящика, чтобы хворост, оставленный под навесом, смог разгореться, а потом, когда костерок заполыхает, все снова станет о'кей.
   Да, в тот последний по счету Тьеры день ночевки Уотеру было уже не до страха перед пантрами. Как привязанный, он суетился вокруг костра, то кидаясь за хворостом, то ныряя за чем-нибудь в хижину. Влажные ветви плохо горели, их приходилось сначала подсушивать, раскладывая поверх ямки, и топлива он в тот день сжег уйму. Зато ему снова было тепло. В лес он бросался бегом и, уже не переживая, что одежда его насытился влагой, спешил подобрать с земли все, что могло гореть. Он волок собранное под навес, а затем, стараясь держаться как можно ближе к огню, торопливо ломал его руками и ногами, чтобы затем подсушить и сжечь, одновременно и греясь, и высушивая прямо на себе одежду.
   Рассвет Уотер встретил все у того же костра. Он обрадовался солнцу как другу и на первый отблеск, мелькнувший в небе, любовался минут пять, забыв и про холодную морось, и про то, что огонь в ямке надо постоянно поддерживать. Солнце поднималось медленно-медленно, не торопясь. Оно не слепило, как в поддень, и, стоя на трехметровой площадке вдоль края барьера, можно было насладиться зрелищем вполне и досыта.
   Уотер и насладился. Сквозь туман, разлегшийся вдоль полосы, краешек солнечного диска казался красным и был едва виден, но он обещал скорое тепло и конец злоключениям Уотера. Теперь ему торопиться было некуда - ночь прошла. Он, Уотер, перебыл ее. Не сбрендил. Выжил, не занюнил. Сейчас он похлебает горяченького и отправится порадовать девчонку. Та, небось, обрыдалась, оплакивая кончину своего неверного слуги.
   Городок был уже виден, когда Уотер услышал звук летательного аппарата. Задрав голову кверху, он имел удовольствие убедиться, что некоторые девчонки способны не только рыдать, но и переходить к более активным действиям. Лично его мисс уже прочесывала леса в поисках его персоны.
   - Эге-гей! - закричал Уотер, замахав руками.
   Как же приятно было очутиться вновь в тепле, в обществе симпатичной голубоглазой особи противоположного пола. И как восхитительно вспоминать потом ее счастливое "Ты жив!" Как эта гордячка бросилась ему навстречу! Только что на шее не повисла.
   "А жаль."
   При этой мысли Уотер улыбнулся и, поймав взгляд хозяйки, отвернулся к смотровому иллюминатору.
   - Ты чего? - спросила девчонка несколько удивленно.
   - Так, вспомнил кое-что, - ответил Уотер сконфуженно. - Ты видела фонтаны?
   - Мы сейчас пролетели над одним, - ответила девчонка. - Нравится?
   - Не то слово. Но я видел лучше. Там еще стена была. Картинная.
   - Какая стена?
   Собственно, Уотер плесканул о стене просто так, чтобы задать работу своему языку. Непонятное ощущение, вспыхнувшее в нем с того мгновения, когда он постиг, что был бы весьма доволен, если бы девчонка проявила свою радость чуть менее сдержанно, вынуждало Уотера как-то выразить и одновременно спрятать свои истинные чувства. Он сделался вдруг необычайно болтлив и весьма ловко, словно нечто остроумное, выложил девчонке все, с чем успел познакомиться и что успел разведать о городке: о парковой полосе, о системе фонтанов и о мозаике из разноцветных камней. Его рассказ вызвал должный эффект.
   - О цепочке фонтанов я слышала, - задумчиво девчонка. - Ну-ка, показывай, где это место.
   Их космический челнок уже шел на снижение. Девчонка нажала на какую-то кнопку, и они вновь приподнялись, развернулись и полетели над домами.
   Вот и площадь. И удивительно, но Уотер вновь испытал потрясение: сейчас каменный букет показался ему еще более прекрасным, чем тогда, когда он его увидел впервые. С высоты он казался трогательным и беззащитным. Лучи восходящего солнца едва касались незабудок и белых лилий, но свет, каким-то непостижимым образом проникая к самому дну крошечного водоема, в котором купались цветы, позволял видеть каждый лепесток, и букет казался живым, настоящим. Неровные края бассейна создавали иллюзию миниатюрного озерца.
   У Уотера защемило сердце. Тот, кто положил сюда этот букет, любил и потерял. И если мертвый камень способен вбирать в себя человеческие чувства, то букет цветов над родником был воплощенной болью от утраты чего-то очень дорогого и потому незабвенного.
   - Этот фонтан был придуман в память о Нашей Неле, - сказала девчонка с гордостью.
   Иллюзия причастности к высокому и чистому пропала. Уотер снова видел лишь небольшую площадь с деревьями, клумбами и фонтаном в центре. Фонтан и в самом деле был замечателен - но не более.
   - Это работа Эльмара, - продолжала девчонка между тем свою лекцию. - В нашем городе есть его точная копия.
   - Эльмар? Ты не рассказывала о нем, - проговорил Уотер равнодушно. - Он тоже из героев?
   - Он не тоже, он просто герой, - засмеялась девчонка. - А не рассказывала я тебе о нем потому, что как-то не пришлось. К тому же ты бы все равно мне не поверил. Зачем же зря языком телепать?
   Не поверил? Это было что-то новенькое. До сих пор девчонка трепалась, не задаваясь вопросом, верит ей Уотер или нет. Но гораздо необычнее было услышать, что на данном куске пространства кроме покорителей планет существовал еще когда-то и "просто герой".
   - Шикарно! - произнес Уотер вслух. - Про дедушку Ждана ты мне, помнится, выдала и не рассыпалась.
   - Так то про дедушку! - сказала девчонка, счастливо улыбаясь. - Он же был на самом деле!
   - А Эльмар? Его не было?
   - Предки талдычат, что был. Но я тебе честно скажу, мне кажется, это все легенды. Сговорились они нас туманить, мек?ешь? То есть, понимаешь?
   - И чего они размазывают вам по ушам?
   - Ну, что он там с голыми руками на бандитов ходил, целую планету спас и вообще... В общем, все необыкновенное, чего у нас сейчас никто не может сделать, приписывают ему. Внемлите, мол, подрастающие, и учитесь, как надо жить и творить. Как этот фонтан, например.
   - Или стена, - показал рукой Уотер в сторону соседнего яруса.
   Девчонка повернула голову.
   - Да, - согласилась она, вздрогнув. - Это тоже... работа Эльмара.
   Не заяви она пару минут назад, что никакого Эльмара никогда не существовало, Уотер и впрямь не усомнился бы, что создатель фонтана и картины - оно и то же лицо. Было нечто общее и в том, и в другом, хотя и материал, и способ исполнения были совершенно разными. Будь Уотер искусствоведом, он бы назвал это почерком, но он был обыкновенным парнем из квартала нищеты, и в подобных тонкостях не разбирался. Если бы к нему пристали с расспросами, он бы сказал, наверное: "В них что-то есть не спроста."
   Оба: и фонтан, и картина передавали настроение. Только если каменный букет вызывал легкую грусть, то от мозаичного панно веяло гордостью. Художник словно говорил: "Смотрите, какими прекрасными, замечательными людьми были эти человеки! Какими они были счастливчиками!"
   И сделана была картина как-то непонятно. На ощупь она была совершенно плоской, с виду же казалась объемной. Персонажи ее словно выступали из стены и парили в воздухе. А в центре... То есть, не совсем в центре, но все же, - танцевала легкая, почти невесомая фигурка. Девушка, прекраснее которой, и Уотер мог бы в этом поклясться, не создавала природа.
   - Наша Нела, - произнесла девчонка с важностью.
   - Ты знаешь их всех по именам? - спросил Уотер для поддержки разговора.
   - Конечно, - не замедлила та похвастать. - Дак, Нита, Лерка, Валя, Нела, Таиров, Мартин, Сабина... Ой, одного не хватает!
   Уотер пересчитал изображения. Их было по-прежнему восемь, и за время его отсутствия ни одного не пропало.
   - А сколько их должно быть? - поинтересовался он на всякий случай.
   - Дело не в количестве. Посмотри, Нела стоит в центре, справа от нее четыре человека, а слева - три. И дальше пусто. Теперь засек?
   Девчонка безусловно была права, и Уотера даже досада взяла, как он не заметил такой простой вещи.
   - Чепуха, - ответил он. - Так было задумано, вот и все.
   - Так не могло быть задумано, - возразила девчонка твердо.
   - Откуда ты знаешь? Разве ты когда-нибудь видела эту картину?
   - Конечно же, не видела. Но я уверена...
   Она вдруг запнулась и повернулась к Уотеру.
   - Странно... - произнесла она немного погодя.
   - Ничего странного, - пожал плечами Уотер. - Картину просто не успели доделать. Переехали на новое место, а ее так и оставили.
   Девчонка подумала.
   - Может быть, - качнула она головой. - Но я не понимаю, почему ее не перевезли или хотя бы не сфотографировали.
   - А разве обязательно?
   - Тебе не понять. Все работы Эльмара у нас наперечет. Их показывают как образцы. А этой нет. Почему?
   - Где уж нам догадаться, - ответил Уотер насмешливо.
   Но теперь ему тоже показались странными и картина, и пустое место возле нее. Что-то словно царапнуло его, и засосало под ложечкой. Какое-то нехорошее чувство.
   И Уотер вспомнил! Рис из ящика в лесной хижине не был затхлым, точно так же, как и остальные концентраты. А мать говорила, что продукты в лавчонке их квартала потому и стоят так дешево, что залежались и, как она называла это, "тронулись". Какой же идиот стал бы оставлять недельный запас продуктов там, куда он рассчитывал вернуться лет, эдак, через 300? Магазины-то в городке были пусты! Как и дома. А в хижине - запас. На неделю. На целую неделю. Или всего на неделю?
   - Ты говорила, что раньше сутки были длиннее? - повернулся он к своей хозяйке.
   - Да. Ровно в два раза.
   В два раза!
   - Ты уверена, что здесь никто не живет? - высказал он вслух возникшую в нем мысль.
   - Ты же сам видел...
   В голосе девчонки не было прежней уверенности, и это подсказало Уотеру, что он прав в своих сомнениях.
   - Говори, - произнес он с нажимом. - Ты что-то от меня скрыла?
   Девчонка покраснела.
   - Вообще-то у нас на эту полосу ссылают нарушивших закон, - проговорила она растерянно.
   Уотер едва не свалился от изумления. Нарушивших закон! Преступников! И, зная об этом, эта девица преспокойнейше разгуливает здесь, не считая нужным даже подстраховаться парочкой бластеров?
   - У тебя с мозгами все в порядке? - только и сумел он из себя выжать.
   - Их отвозят не в город, - объяснила девчонка, демонстрируя этим, что она не совсем безнадежна в смысле рассудка. - Ты думаешь...
   - Я думаю, что ты плохо знаешь эту публику, - сказал Уотер сердито. - Линять надо отсюда, вот что киска. И порезвее.
   - Правонарушители не создают шедевров, - девчонка произнесла это с таким апломбом, словно всю жизнь только и вращалась, что среди различного рода мелкой и крупной шушеры.
   - Неужели? И что же они у вас здесь делают? - усмехнулся Уотер.
   - Сажают леса.
   Уотер где стоял, там и сел. Потом он обхватил голову руками и захохотал.
   - Что с тобой? - с некоторым испугом воззрилась на него девчонка.
   - Ты думаешь, если они сажают леса, то тебя не тронут? Мимо прочешут, да? - ответил он язвительно.
   - Я думаю, что они отсюда далеко.
   Не успела девчонка произнести эти слова, как Уотер явственно услышал звук приближающегося транспортного средства. Спустя пяток минут на площади стоял еще один летающий аппарат, гораздо более изящный, чем космический челнок девчонки, но намного более потрепанный. Как изящество сочеталось с потрепанностью, Уотер сообразить не успел, но из аппарата вылез старик, и внешность старика вполне соответствовала фасону его машины.
   Старик шел, чуть сутулясь, однако чувствовалось, что сутулость эта была не от дряхлости, совсем нет. Он двигался легко и быстро, торс его, обнаженный до пояса, казалось, состоял из одних мускулов. Черные кудрявые волосы с проседью спадали до плеч и вместе с коротко обкорнанной бородой придавали лицу свирепое выражение, вполне способное напугать слабонервную особу.
   Уотер не был слабонервным, но кожаные бриджи и босые ступни старика четко сигнализировали: приближающийся субъект отнюдь не является обитателем мест, где существуют модные магазины.
   - Беги! - повернулся он к девчонке.
   - Вот еще! - фыркнула та. - Сам беги, если хочешь.
   Впрочем, бежать было, пожалуй, поздно.
   - Хорошего дня, молодые люди! - поздоровался старик. - Могу я узнать, кто вы такие?
   - Я Максимова, - представилась девчонка.
   Она произнесла это тоном такого превосходства, что Уотеру немедленно захотелось отвесить ей подзатыльник. Впрочем, старика ее заносчивость лишь позабавила.
   - Из которых Максимовых? - поинтересовался он, прижмурившись.
   - Мой отец - Витольд, сын Ждана.
   - А мать?
   - По матери я Кенсоли-Смидт. А вы кто будете?
   - Я? Я человек. Сажаю здесь леса.
   - А фамилия?
   - Ну, я не столь родовит, как ты. Зови меня Марк, и все будет в порядке. Молодой вьюнош тоже из твоих родственников?
   Уотер сплюнул.
   - Нет, я буду из простых, - сказал он с нажимом. - Из очень простых. Мисс захотелось нырнуть на дно и извлечь меня на поверхность.
   И он исподлобья глянул на старика.
   Тот засмеялся. Странным, дробным смехом. И произнес:
   - Вот и славно. Сливки слишком сгустились, я верно понял, милая, как бишь тебя?
   - Рябинка, - протянула руку девчонка. Удивительно, но спесь с нее слиняла, как по волшебству.
   Старик осторожно взял протянутую ладошку в свою лапу и бережно потряс ее.
   - А молодого вьюношу как кличут?
   Уотер назвал себя.
   Старик подошел к картине и легонько коснулся камня.
   - Крепко держится, - проговорил он с непонятной интонацией. - А вы что здесь делаете, если не секрет?
   Девчонка застеснялась и, опустив глаза, принялась теребить рукав блузки. Стеснение ей очень шло, это Уотер должен был отметить.
   - Мы картину рассматривали, - сказал он, обращаясь то ли к старику, то ли к девчонке.
   - Ну и? - сказал старик.
   - Тут не хватает одного человека, - сказала девчонка, поднимая голову.
   - И кого же? - вновь прижмурился старик.
   - Эльмара, - сказал Уотер с самым невинным видом.
   Девчонка вспыхнула.
   - Прекращай! - сказала она гневно. - Я же говорила тебе, что никакого Эльмара никогда не было! Легенда это. А не достает здесь Мирэла. Правда, дедушка?
   Лесной бродяга ухмыльнулся.
   - Чем же он прославился, этот самый Мирэл? - спросил он с любопытством.
   - Он... Он был моим предком.
   Старик хохотнул. Мягко так, незлобиво. И так же мягко сказал:
   - Чтобы попасть сюда, мало быть чьим-то предком. Надо оставить о себе светлую память. Вот, например, Сабина. Она была лесоводом и выдающимся экологом. Создать мир, где каждому человеку было бы уютно, стало когда-то ее заветной мечтой. И, надо сказать, ради воплощения этой мечты в жизнь она сделала все, что могла. А Мирэл?
   - Ну, он был мужем Сабины, - растерялась девчонка.
   Уотер подавил готовый вырваться смех.
   - Твоей прабабки, - подсказал он, сделав большие глаза.
   - И его очень уважал Дак.
   - Еще один твой прадед.
   Девчонка вздернула нос.
   - Я не виновата, что трое на этой картине являются моими предками, - проговорила она резко.
   - Четверо, - меланхолично произнес старик, указывая на пустое место в картине.
   Девчонка покраснела, подогнула под себя одну ножку и, сделав полный оборот вокруг оси, приземлилась на тротуар напротив Уотера.
   - Один-ноль в вашу пользу, - сказала она смущенно.
   Смущение ей тоже очень пошло. Сейчас, без своей обычной заносчивости она стала черезвычайно милой и почти неотразимой.
   - С вашего позволения, молодые люди, я тоже присяду, - сказал старик, усаживаясь на скамейку рядом. - Так какие еще достоинства были у твоего Мирэла?
   - Ну, кто-то же открыл нашу планету, - неуверенно вымолвила девчонка, запинаясь на каждом слове. - Наверное, это сделал он, ведь больше некому?
   - Если не считать Эльмара, - усмехнулся старик в усы. - Лет эдак с шестьдесят сие деяние приписывали ему.
   - О, конечно! - снова вздернула нос девчонка, вновь став заносчивой и ехидной. - Неуловимый Эльмар, которого никто никогда не видел и не слышал!
   - Один-ноль в твою пользу, - снова ухмыльнулся в усы лесной бродяга.
   И вновь девчонка смутилась.
   - В конце-концов неважно, кто открыл планету, - сказала она, опять же заливаясь краской. - Важно, что этого человека здесь нет.
   - Мудрые слова, - кивнул головой старик. - Но, видишь ли, художник, наверное, просто не знал, как изобразить человека, которого никогда не было. Лицо - это очень важно, ты согласна?
   - Лицо можно закрыть, - возразила девчонка. - Тенью, например.
   - Усадите его спиной, - насмешливо сказал Уотер. Этот спор двоих о несуществующем персонаже несуществующей картины показался ему вдруг забавным.
   Старик согласно кивнул.
   - Непременно передам твои слова Эльмару, когда с ним встречусь, - сказал он как бы всерьез. - Вы сюда надолго?
   - На месяц... Если можно... - подняла на него глаза девчонка.
   - Живите, сколько хотите, - милостиво разрешил старик. - Вы остановились в доме под пантром, верно?
   - Да, - в который раз залилась краской девчонка.
   - Рад соседям. Если я приглашу вас в гости - рискнете?
   Все самые темные подозрения разом проснулись в мозгу Уотера. Будь его воля, он ни что бы не согласился на ту поездку, но девчонка, конечно же, немедленно сказала "да" и помчалась блокировать свой звездолет и задраивать люки. Старик неторопливо последовал за ней, и Уотеру ничего не оставалось делать, как составить ему компанию.
   - Это ваша хижина среди джунглей? - спросил он лесного бродягу.
   Значило это: "Один ли ты здесь крутишься, сажатель лесной растительности?"
   - Моя, - подтвердил старик. - Успел оценить?
   - Я там ночевал, - признался Уотер. - Заблудился. Все приел. Не будете сердиться? Я бы возместил, но мне нечем. Я не хозяин. Разве сделать что-нибудь могу, пока я здесь. Если моя мисс не будет против, конечно. Я к ней нанялся, сами понимаете.
   - Чепуха, - сказал старик. - Ничего мне не надо. Главное - ты жив остался, запасов мне не жаль. У меня их, милый вьюноша, гораздо больше, чем необходимо одному человеку. Если у вас нехватка, могу поделиться.
   Разумеется, Уотер поблагодарил и вежливо отказался. Итак, старик жил один. Это уже утешало. С одним человеком, в случае чего, они вдвоем как-нибудь справятся.
  

Зара

  
   Зара не обманула. Когда Морей появился в кафе, она уже ждала его, как обещала. Через два дня он уже знал о девушке почти все: и что у нее больная мать, и что отец их бросил, поэтому заботиться о ней некому, кроме нее самой.
   Морей тоже выложил ей свою краткую биографию. Он рассказывал Заре о своей планете, о цветочных полянах и пятисоткилометровой морской полосе, о чудесных закатах и не менее прекрасных рассветах каждые четырнадцать суток. Они бродили, взявшись за руки, по ночным улицам и целовались. Стояла весна, и все вокруг них, казалось, пело, радуясь возврату теплых дней.
   А потом наступило отрезвление.
   Был уже апрель, когда, придя в очередной раз в кафе Роз, обычное место их свиданий, Морей еще издали заметил, что Зара чем-то встревожена.
   - Что-нибудь стряслось? - спросил он участливо.
   - Ничего, тебе показалось, - уклонилась та от ответа. - Пошли скорее отсюда.
   И она потянула Морея к выходу.
   Девушка выглядела настолько озабоченной, что Морей даже не стал выяснять, куда они сегодня так торопятся. Впрочем, отойти от кафе далеко они не успели. Сразу за углом путь их пересекла новая фигура, и с фигурой этой, как оказалось, Морей уже имел несчастье свести однажды знакомство. "Месяц тому назад. Двое с бластером," - услужливо выдал нужную порцию информации мозг. На этот раз грабитель был один и без оружия.
   У Морея сжались кулаки.
   - Посторонись, - сказал он, сделав движение рукой.
   - Не надо спешить, - ухмыльнулся грабитель. - Видишь, девочка не брыкается, и ты тормозни. Куда мчишь, Зарочка?
   - Не твое дело, - буркнула Зара в ответ.
   Морей опустил руку и замер в нерешительности. Итак, они знакомы. Откуда?
   - Леди со мной, - сказал он. - Прошу прощения, нам некогда.
   - Ах, с вами! А я уже думал: почему Зарочки у нас не видно? Еще недавно мы были лепшие друзяки, и вдруг - развод. А, Зарочка?
   Он по-прежнему ухмылялся, и эта его ухмылка просто сбивала Морея с панталыку. Положение было глупейшее. Девушку и этого субъекта явно что-то связывало. Что-то весьма нехорошее.
   - Была твоя - стала моя, - бросил он наобум. - Решает леди. Если она скажет, что я здесь лишний - так и быть, я уйду. Но если из нас двоих она выберет меня - уйдешь ты.
   - А если я не согласен?
   - Будет небольшой междусобойчик.
   - Мордобойчик? - оскалился персонаж из парка.
   - Угу. Зара?
   - Зарочка промолчит, - сказал персонаж, больше не скалясь. - Я ведь не умыкать ее пришел, боже упаси, нет. По мне, шляйся она с кем ни попадя. Но ведь она после того, как познакомилась с тобой, работать не хочет. Не желает - и баста!
   - Работать? - растерялся Морей. - Может, она устала и хочет отдохнуть?
   - Отдохнуть? От чего отдохнуть?
   - Откуда я знаю? Может, она вообще хочет другую работу подыскать?
   - Уж не у тебя ли? - изумился бандит. - Уж не новый ли ты Монте-Кристо?
   - Кто я - не твое дело. И она свободная девушка.
   - Свободная? Может, и свободная, но она работает не одна, а с нами. О нас ты подумала, Зарочка?
   Та не шевельнулась.
   - Вот что, - решительно сказал Морей, видя, что девушка пришибленно молчит. - Ищите себе другую... работницу.
   Бандит загоготал.
   - Зарочка, уж не принимает ли твой кавалер тебя за банальную проститутку? Фи, до чего низко ты пала! Нет, Монте-Кристо, бери выше, нашу Зарочку заменить невозможно никем. Она у нас актриса, а это тебе не фунт изюма.
   - И в каком же театре она играет? - Морей уже едва сдерживал злость.
   - В нашем. Под открытым небом, в роли уточки. Разве ты не запомнил спектакля? Можем повторить, если сильно рвешься. Такие как ты почему-то очень охотно на нее клюют. И чем она вас цепляет, хотел бы я уразуметь?
   У Морея так все и оборвалось внутри. Спектакль? Это был спектакль? И эта девушка - подсадная утка?
   - Он правду говорит? - обернулся Морей к Заре.
   - Да, правду, - произнесла та печально.
   Морей отшатнулся. И злость, вновь вспыхнувшая в нем, вдруг неожиданно для него самого вырвалась наружу. Кулак его поднялся, и он со всего размаху ударил паркового бандита по физиономии, так что того отбросило в сторону. Он решительно зашагал прочь, успел словно издали еще услышать голос Зары, но даже не оглянулся. И на следующий день в кафе Роз он не пошел.
   Работал он в тот день с большой натугой, все у него валилось из рук.
   - Что с тобой? - спросил его артельщик. - Поссорился со своей блондинкой?
   Морей угрюмо кивнул.
   - Помиритесь.
   - Нет.
   Морей чуть не плакал. Ему было донельзя обидно и досадно. Девушка произвела-таки на него впечатление, причем гораздо более сильное, чем он предполагал. Он успел поверить, что тоже нравится прелестной голубоглазке. И вдруг все оказалось обманом: и сама девушка, и ее симпатия к нему, Морею.
   Конечно, это можно было бы проверить: взять и наведаться в кафе Роз. Чтоб если отрезать, так отрезать с гарантией. Но так уж устроена человеческая душа: Морею меньше всего нужно было подтверждение того, что его собирались еще разок надуть. Его самолюбию было гораздо больнее, чем он хотел думать. Мало того, будь он уверен, что коварная обольстительница прибежит извиняться, он бы, конечно же, не преминул взять реванш за нанесенный удар. Но тащиться черт-те куда ради того, чтобы над тобой поулыбались? - нет, никто бы не решился на такой подвиг! Разве не назвала она его, Морея, в первую же их встречу "смешным"?
   Да за малейшую надежду ошибиться Морей готов был сдвинуть горы и вычерпать половину океана, причем мелким ковшиком! Память его медленно прокручивала, бесконечно повторяя, каждый жест белокурой обманщицы, каждый взгляд, каждое слово. Несколько ночей Морей из-за этого не мог уснуть. Стоило ему оказаться наедине с самим собой, как в голове у него что-то замыкало, и начиналась бесконечная и мучительная канитель. Он то произносил длиннющие монологи, то возражал кому-то, то представлял себе, как он выбивает из рук парковых гангстеров оружие и вообще выглядит молодцом. Он спасовал тогда - как же было этой вертихвостке его не запрезирать?
   Так продолжалось, пока он не измучился настолько, что вообще потерял способность соображать. Едва дотянув до конца рабочего дня и с трудом добравшись до дома, он повалился на кровать и заснул мертвецким сном. Проспал он более суток и пробудился с мыслью, что видел во сне нечто черезвычайно важное. Приняв ужин за завтрак, Морей поел, взял куртку, кепку и начал одеваться.
   - Думаешь, она тебя до сих пор ждет? - поинтересовался Сэм.
   - Кто?
   - Твоя блондинка.
   - При чем здесь это?
   - Разве ты не на свиданку?
   - Я на работу. А ты разве не собираешься?
   - Тю, совсем тронулся! Посмотри в окно, чудило!
   Морей посмотрел... И вспомнил!
   "После того, как она познакомилась с тобой, она работать не хочет. Не желает - и баста!"
   - Я дурак!- сказал Морей. - Какой я дурак! Послушай, Сэм, если она отказалась участвовать в их делах, значит, я ей понравился, ведь так?
   - Так, - поддакнул Сэм, мало что поняв из бессвязного восклицания своего приятеля.
   - А! - сказал хозяин дома. - Это она тебя обула!
   - Да, - признался Морей. - Она из банды.
   И он рассказал всю историю.
   - Плохо твое дело, приятель. С такими девушками лучше не связываться.
   - Я ее вытяну! - помотал головой Морей. - Она хорошая!
   - Лучше не пытайся. Ее друзья убьют тебя, если ты станешь им мешать. Держись от нее подальше, вот тебе мой совет.
   - Мы уедем отсюда, - возразил Морей.
   - Вас найдут. Пойми, парень, у банд длинные руки. И если у птички увяз коготок, ей не вырваться.
   - А я все же попробую.
   На следующий день в урочное время он уже сидел в кафе на бульваре Роз. Девушки не было, и он принялся ждать. Он сидел час, два - она не появилась. Так было и на следующий вечер, и на другой. Наконец Морей понял, что Зара не придет, но ругал он теперь не ее, а себя. Он первый оборвал отношения, за что же было на бедняжку сердиться?
   Он встал и подошел к стойке бара.
   - Вы не знаете такую - Зару? - спросил он у бармена.
   - Это твою блондинку, что ли? - ответил тот. - Она все ждала тебя, долго ходила и все сидела вон в том углу. Я потому и заметил ее, что красивая девушка, а всегда одна или только с тобой.
   - Так вы ее знаете?
   - Разумеется, нет. Откуда? Передать ей что?
   - Да. Если она появится, скажите, что я приходил. И снова приду завтра. Хорошо?
   - Обязательно передам.
   Морей покинул кафе, но отправился не домой. Зару необходимо было разыскать. На бульвар Роз она вообще могла ведь не прийти ни сегодня, ни завтра - вообще никогда. А что? Очень даже запросто, мало ли в городе других заведений. Зато имелось одно место, куда она Морею ходить запретила. Центральный парк - вот где она должна была появиться непременно.
   Каким-то непостижимым чутьем Морей отыскал не только аллею, на которую свернул в тот самый свой первый и единственный день прогулки по парку, но и место, где тогда лежала Зара. И даже маршрут, по которому она его вела, отложился в его памяти, как оказалось, абсолютно четко. На обоих ее дружков он вырулил очень быстро. В тот раз они не стояли, а просто сидели на траве, и о чем-то тихонько переговаривались. Оружия у них Морей не заметил.
   - Вы! - сказал Морей, подойдя. - Я хотел бы знать, где Зара!
   - Нету больше нашей Зары,- вздохнул тот, что в прошлый раз держал в руке бластер. - Погибла она третьего дня. Машина ее задавила.
   Погибла! Морей сжал кулаки.
   - Это вы ее убили, сволочи! - воскликнул он.
   - Ты поосторожней со сволочами! - вскочил второй гангстер, тот, что приходил на бульвар Роз.
   - Оставь его, парень не в себе, - буркнул первый, даже не потрудившись подняться. - С чего бы мы вдруг стали ее убивать?
   - Из-за того, что она не хотела с вами работать!
   - Он нас за двух психов принимает! - проговорил второй, сплюнув сквозь зубы. - Убивать Зару? Из-за какого-то дохлого фраера?
   "Дохлый фраер" сделал шаг по направлению к нему.
   - Остынь, - сказал первый. - Остыньте оба. Если бы мы убивали девок из-за их капризов, на каждом из нас давно бы по дюжине трупов висело. Шалая она была. Всегда лезла под колеса, вот и допрыгалась. А ты смелый. Ты очень смелый. Слушай, идем с нами работать!
   Морей вдруг действительно остыл. Сейчас, без бластера, персонажи, сидевшие на траве, вовсе не вызывали в нем гнева. Они совсем не выглядели бандитами: так, парни лет двадцати, очень усталые и крайне озабоченные.
   - Нет, - ответил он, проявив при этом невесть откуда взявшуюся изворотливость ума. Высказать прямо, что он думает по поводу внезапного предположения, означало проявить грубость, а грубить в данный момент у него настроения не было.
   - Нет, - повторил он. - Я не... я не гожусь для ваших дел. У меня не хватит отваги.
   Тот гангстер, который стоял, так на него и вытаращился. А сидевший проговорил с горькой усмешкой:
   - Брось, не прибедняйся. Отваги ему не хватает! Да за все время, что мы здесь ошиваемся, ты первый, кого я вижу на этом месте второй раз. Зару ему подавай! Так прямо и скажи, что не одобряешь наших дел.
   - Я работяга, - возразил Морей осторожно. - Я всего лишь простой работяга. Им был, им есть и им останусь.
   - Что ж, может ты и прав. А о Заре не жалей. Она правильно сделала, что... Впрочем, все мы там будем, рано или поздно. И лучше бы поскорее... Она говорила, что ты с другой планеты. Это точно? Да ты присядь, все равно делать нечего. Смотри, денек какой. Хоть Зару нашу помянем, редкостная была деваха.
   Морей секунду поколебался и опустился на землю. Теперь, когда делить им было нечего, злость его и ненависть бесследно испарились, словно никогда их и не было. Сейчас ему казалось странным, что он мечтал убить этих двоих, и 30 кредиток, на которые они его совсем недавно нагрели, вспоминались как нечто смутное и нереальное.
   А дома его поджидало письмо.
   - Возьми, сынок, - сказала хозяйка.
   Морей покрутил в руках запечатанный конверт. Обратного адреса на конверте не было, однако сердце у него заколотилось. Слабая надежда на то, что все случившееся с ним сегодня лишь жестокий розыгрыш в тьеранском стиле, что девушка не умерла, охватила его существо. Дрожащими от волнения пальцами он вскрыл конверт.
   "Дорогой Морей! - прочитал он. - Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых..."
   Конверт выпал из рук у Морея, но он этого не заметил. Буквы запрыгали у него перед глазами, и он бессмысленно уставился на листок пластиковой бумаги.
   Значит, это было самоубийство! Почему же те двое ему ничего не сказали? Или не поняли? Да нет, тот, постарше, все знал абсолютно точно...
   - Ты чего? - спросил Сэм. - На тебе лица нет!
   Морей протянул ему письмо.
   - Читай, - сказал он и беззвучно зарыдал.
   "Ты не думай, меня никто не заставлял делать то, что я делала", - донеслось до его затуманенного рассудка.
   - Это я ее убил, - проговорил он, всхлипнув.
   - Глупости, - буркнул Сэм. - Да она ничего такого и не пишет.
   - Ну-ка дай! - и Морей вырвал письмо из рук приятеля. На этот раз он прочел его до конца. Он читал и плакал.
   Вот оно какое было, то письмо.
   "Дорогой Морей!
   Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Поэтому я и решилась объясниться с тобой откровенно, ведь мертвым стыдно не бывает. А мне есть чего стыдиться, в своей биографии я немало наделала глупостей. Одно я должна тебе сказать: наши поцелуи не были обманом. Ты мне понравился с первой нашей встречи там, в парке, настолько понравился, что я положила в карман гордость и побежала тебя искать.
   Может быть, ты скажешь, что это было донельзя глупо, но я ни и чем не сожалею. Встречи с тобой были единственным прекрасным, что я испытала в моей жизни. До тебя я думала, будто все люди одинаково лживы, трусливы, и что каждый гребет под себя. Ты не думай, меня никто не заставлял делать то, что я делала. Тех, кого мы грабили, я считала глупыми, а себя - очень хитрой. Я гордилась собой и своими друзьями, а наших жертв - презирала.
   И вдруг в один миг все переменилось. Ты оказался вовсе не глупым, а просто очень добрым. Оказалось, что гордиться мне было нечем. Ведь и другие, кого я обманывала, тоже были добрыми, они жалели мня, а я... Я посмотрела на себя твоими глазами - сначала на такую, какой ты меня представлял. Ах, как это было чудесно, купаться в лучах твоего восхищения, и ох, как это было ужасно - вспоминать, что однажды ты узнаешь правду и меня возненавидишь. Так ведь и получилось, да?
   Но самое ужасное, что я больше не могла исполнять свою роль. Как только я начинала представлять себе, что снова завлекаю очередного хорошего человека в ловушку, я становилась сама себе противна.
   Милый мой человек! Не жалей обо мне! У нас говорят: "Избранник богов умирает молодым." Вот и я, видно, такая избранница. Ты открыл мне целый мир, о котором я раньше не подозревала. Целый месяц я была безумно счастлива. Но человеку не дано быть счастливым всю жизнь, и я давно задумала покончить со своим пакостным существованием в тот день, когда ты узнаешь мне настоящую цену.
   Когда вернешься на свою планету, положи от моего имени к подножию вашей Нелы две розы - в память о бедной тьеранской девушке, которой не довелось стать такой, как она. Не поминай меня лихом, если сможешь.
   Навеки твоя,
   Зара."
  

Уотер на охоте

  
   - Можно, я буду звать вас "дедушка"? - спросила девчонка, спрыгивая с подножия своей летающей посудины.
   - Не возражаю, - усмехнулся старик. - Если, конечно, твои знаменитые предки не обидятся.
   - Не обидятся, - молвила та, тряхнув головой. - Они были...
   И щеки девчонки вновь залились маковым цветом.
   - Да, они никогда не были гордецами, эти ребята, - кивнул старик в сторону стены. - Особенно Лерка. Простяга парень! Дак - того простецом было не назвать, но тоже заносчивостью не страдал, чего не было, того не было.
   - Разве вы их знали? - спросил Уотер.
   - Кто их не знал! Они были всегда на виду, и каждый мог пожать им руку, если слишком того хотел. Я ведь здесь с самого начала, вьюнош.
   - Меня зовут Уотер, - буркнул Уотер сердито.
   Старик вновь начал вызвать у него нехорошие подозрения. Элементарный подсчет подсказывал: Бинкиному отцу должно было сейчас быть лет 45, не менее, дедушке - 65, а прадедушке около девяносто. Старик явно тянул лишь на второе поколение. Значит, он солгал. Значит, темнит.
   - Вы говорите неправду, - сказала девчонка, останавливаясь. - Зачем?
   - Я гораздо старше, чем кажусь, моя девочка, - ответствовал старик, сверкнув быстрым взглядом. - Внешность бывает обманчива, лишь сердце вещун. Тебе твое что говорит, а?
   Ответ девчонки был прям и незамысловат.
   - Я вам не верю, - сказала она.
   Уотер просто залюбовался ей в это мгновение. Он бы так не смог. С репликами подобного рода он предпочитал не высовываться. И, между прочим, не без причин!
   - Не веришь - не надо, - засмеялся лесной бродяга. - Я не настаиваю. Считай это маленькой хитростью, чтобы заманить вас к себе в гости. Давненько я людей не видел, вот и разболтался.
   - А если мы не пойдем? - поинтересовался Уотер насмешливо.
   - Что ж, переживу. Бегать за вами я не стану, чего не будет, того не будет. К одиночеству я привык. От общества - видать, увы!
   - Почему же вы здесь живете?
   Это спросила девчонка.
   - Понравилось, вот и остался. В моем возрасте человека тянет к покою. Все, кого я любил, покинули этот свет, а меня смерть обминула. Видно, позабыла, что я существую, не берет, проклятая.
  
  
   - А ты хитрая, - сказал Уотер, когда они с Бинкой возвращались из гостей к себе, в домик с пантром на воротах. Добирались они не пешком, у лесного бродяги был запасной аппарат для передвижения в здешних джунглях, и он им его с удовольствием предложил в качестве временного летсредства.
   - Объясни, - сказала девчонка.
   - Сразу "дедушка, дедушка". Что называется, купила с потрохами.
   Девчонка тряхнула головой.
   - Я никого не покупала. Марк мне в самом деле понравился. Притом, он такой несчастный и одинокий. Ты ведь тоже от него не отвернулся?
   - Ну, если бы я отворачивался от всех, кто нарушает закон, я давным-давно должен был бы сбежать из нашего квартала. Я ведь не из мистеров, как некоторые. Интересно, кто он? Обратила внимание, машины у него тьеранские?
   - Он наш, - возразила девчонка. - Ты уверен насчет машин?
   - Я видел клейма, они сплошь знаменитых фирм.
   Однако кем бы ни был лесной бродяга, его появление мигом вернуло Уотера к цивилизованному существованию. Кроме летсредства старик вручил ему на пользование духовое ружье с солидным запасом снотворных пуль. Пули были самодельными, из колючек какого-то местного растения. Растение старик не показал, но объяснил, как заряжать, метиться и стрелять. И теперь Уотер с упоением охотился.
   Он вообще начал входить во вкус космической робинзонады. Девчонка ему не мешала. Первую свою добычу Уотер принес ей, вторую - старому отшельнику. Старик был весьма польщен, хотя и сделал вид, будто воспринимает приношение как должное. Но он тутже пригласил парня полетать вдвоем и показал ему место, где целые стада диких коз, снежных баранов и прочих копытных паслись на открытых просторах, и там их очень легко можно было выследить из машины.
   И вообще, чем дальше, тем больше старик притягивал Уотера. В его присутствии и девчонка совершенно менялась. Она переставала носиться со своими предками, делаясь милой и доступной. Рядом с Марком она словно вообще забывала, что она мисс, звонко смеялась шуткам обоих мужчин, старого и молодого, и прелестно смущалась в нужных местах. Она охотно помогала старику по хозяйству, если тот ее просил, но сама не напрашивалась. В общем, помнила, что в гостях, и Уотер с удовлетворением наблюдал, как она тушуется под насмешливым прищуром лесного бродяги.
   Тем не менее он не терял надежды выяснить, кем же был старый Марк по-настоящему. Пока было ясно одно: старик находился на заброшенной полосе вполне добровольно и разводил растительность для собственного удовольствия. Знал он о здешних лесах практически все. Не однажды Уотер имел случай в том убедиться.
   Как-то раз он охотился в западной части лесного массива. Дичи там водилось немного, но Уотеру хотелось разведать места, где он еще не был, и посмотреть, как выглядят те плантации, на которых трудятся местные правонарушители. Никаких правонарушителей он не нашел, старик действительно обитал в лесах один. Зато на обратном пути Уотер наткнулся на нечто до того поразительное, что едва поверил своим глазам.
   Избранный им маршрут пролегал по кругу. Взяв от резиденции старика круто на север, Уотер достиг крайней границы растительности, повернул к западу, а потом направил машину вдоль склона к морю, чтобы затем повернуть на восток. Вот тут-то он и постиг, что выражение "работа Эльмара" действительно лишь эфмеизм. Что-то вроде этикетки "Вы этого не сможете".
   Да и как иначе? Взору Уотера явилось нечто настолько грандиозное, что оно едва не затмило и мозаику на стене, и каменный букет. Этим непостижимым, завораживающим взгляд зрелищем была раскинувшаяся внизу панорама - художественное произведение, нарисованное живым о живом. Красками в ней служили верхушки деревьев, луговины и кустарник.
   Если бы растительные сочетания вырисовывали нечто примитивненькое, вроде геометрического орнамента, то и тогда Уотер сказал бы "Ух!". А на пространстве в несколько квадратных километров прыгали антилопы и убегали, играли, таились и охотились искусно изображенные неведомым художником представители местного зверья. Их обступали толстые стволы деревьев, они прятались в траве и хватались за лианы. Краски были зеленые, коричневые, красные, оранжевые и желтые разных оттенков, и ветерок, пробегая по территории, делал картину еще более живой. Все в ней непрерывно менялось, оставаясь в тоже время неизменным.
   Да, это уж точно, как выразилась бы девчонка, была "работа Эльмара". А между тем... Между тем деревцам, посаженным здесь, вряд ли было более десяти лет.
   Охваченный любопытством, Уотер повернул к резиденции старого отшельника. Пролетая над верхней кромкой картины, он опустил глаза вниз и вновь увидел нечто, заставившее его сердце екнуть. Там, на самой кромке одной из террас, яркой звездочкой сияла статуя из желтого металла. Статуя казалась золотой, и это еще больше заинтриговывало. На крылечко возле двери в дом лесного бродяги по имени Марк Уотер ступил уже усмехаясь.
   - Ну я посадил эти деревья, - сказал лесной обитатель, прижмурившись. - Увеличение по клеточкам. Если есть эскиз - это несложно.
   - И у вас есть? - спросил Уотер, несколько раздосадованный, что все так легко объяснилось.
   - Разумеется, как же иначе? С помощью эскиза можно изобразить на земле любую картинку, было бы желание и терпение.
   - А статуя?
   Они втроем (девчонка тоже в тот день гостила у старика) стояли на полукружии возле скульптуры. Скульптура была потрясающей. Будь она изготовлена из цветного пластика соответствующей раскраски, Уотер не усомнился бы, что рядом с ним дышащее существо. Даже металлическая она казалась живой.
   - Статуя уже стояла, когда я посадил здесь первое дерево, - был ответ.
   - А кто она?
   - Ила, - сказала девчонка.
   - Рябинка, - поправил отшельник.
   - Рябинка - это я! - возразила девчонка запальчиво. Она хотела еще что-то добавить, но, кинув взгляд в сторону Уотера, смолкла.
   - Ты не первая девушка от сотворения мира, которую называли таким именем. Мне-то лучше знать, кого хотел изобразить художник.
   - О!
   - Видишь ветка в руках? Это символ Рябинки.
   Уотер усмехнулся. Оба: и старик, и девчонка на сей раз разошлись всерьез.
   - Я всегда думал, что рябиновые листья выглядят по-другому, - сказал он миролюбиво.
   - Ты прав, - кивнул старик с некоторым самодовольством, - потому что ветвь в руках у Рябинки - кедровая. Так называла это растение она, хотя ботанически это один из видов сосны.
   - Никакой Рябинки не было, - нахохлилась девчонка. - Это Ила, я что, не видела ее фотографии?
   - Нет, - возразил старик, тоже нахохлясь. - Рябинка была! Это так же верно, как то, что я сейчас стою перед вами. Я знал ее!
   Впервые за все время Уотер видел лесного бродягу рассерженным. И по какой причине? Из-за статуи!
   - А из чего она сделана? Из золота? - задал он вопрос.
   Будь они на Тьере, Уотеру бы, конечно, даже в голову не пришла идея назвать статую золотой. Кому охота выглядеть дураком? Но здесь, на этой нелепой полосатой планете, где убийцы сажали леса, а звери не жрали человечину, могли происходить любые экстравагантности. Следовательно, и статуям не воспрещалось отливаться из драгметалла. К тому же вопрос уводил разговор в сторону от дискуссии, готовой превратиться в ссору.
   Прием сработал.
   - Лигатура, - ответствовал старик куда более миролюбивым тоном.
   - То есть? - удивилась девчонка непонятному слову. Она тоже позабыла о жгучем желании непременно доказать миру свою правоту.
   - Сплав золота с другими металлами, - последовало объяснение. - Вот этот коричневый оттенок дает алюминий.
   - Откуда вы знаете? - спросил Уотер.
   - Поживи с мое - узнаешь еще больше. А что касается Илиты... Она была хорошая девочка, но памятники воздвигают не за это.
   Уотер согласно кивнул. Он лично не припоминал ни одного монумента с надписью "Хорошему человеку".
   В общем, эти светлые семь суток пролетели для него совершенно незаметно. Он приносил домой столько дичи, что девчонка только успевала поворачиваться. Часть добычи Уотер отвозил старику, стараясь делать это тогда, когда того дома не было. Так было проще: не надо было выслушивать слова благодарности и что-то бормотать в ответ. Тушку можно было свалить на стол под навесом и благополучно исчезнуть.
   А на седьмой день случилось вот что. В тот раз Уотер охотился неподалеку от резиденции старика на 35-ом ярусе. День оказался для него необыкновенно удачным: он успел натаскать домой кучу бамбука для мебели и подстрелить двух косуль. Собственно говоря, пора было уже и на отдых, но Уотер знал, что следующего утра придется ему ждать долгонько, и ему хотелось сделать еще что-нибудь полезное для себя и приятное для своей мисс.
   Итак, он охотился в верхних лесах. На тех ярусах в зарослях водились плуны, красивые птицы с весьма вкусным мясом. В тот день, когда они с девчонкой первый раз побывали у Марка, он их угостил отличной пиццей с мясом плуна. Правда, он почему-то называл пиццу ватрушкой, но рецепт дал и показал перья. До сих пор, как ни рыскал Уотер по ярусам, ему не удавалось встретить ни одной подобной птицы. И вот теперь ему, наконец, повезло.
   Жуткий крик, полный отчаяния и боли, прервал его охоту. Крик был так похож на человеческий, что Уотер мгновенно позабыл и о пицце, и о ее начинке. Он стремглав бросился на помощь, но, пробежав метров сто, остановился. Крик больше не повторялся, и куда двигаться дальше было непонятно.
   - Эге-гей! - крикнул Уотер, сложив руки рупором.
   В ответ он услышал плач, и даже не плач, а тихое постанывание. Уотер оглянулся, повел головой, определяя, откуда слышится голос, и увидел угольно-черного пантра. Пантр полз, полз к нему, и полз как-то странно. Заметив, что Уотер на него смотрит, он коротко взвизгнул и уставился в глаза человеку. Приблизившись, Уотер понял, почему пантр двигался так необычно: из левой задней лапы его торчал обломок ветки.
   Пантр еще раз взглянул в глаза человеку и жалобно проскулил что-то на своем пантровом языке.
   - Ну-ну, - сказал Уотер. - Погоди чуток, дай подумать.
   По правде говоря, ему страшновато было прикасаться к хищнику, но оставить на верную погибель живое существо, которое просило у него помощи, он тоже почему-то не мог. Поколебавшись, он обошел пантра и нагнулся над раной.
   Обломок был коротким, с неровными краями. Решившись, Уотер коснулся лапы пантра и поспешно отдернул руку. Пантр вздрогнул, но никаких попыток укусить или царапнуть человека не сделал. Тогда Уотер приподнял лапу зверя и осторожно потянул за кусок ветки, торчащий из раны. Что-то слабо хрустнуло, и в руках у Уотера оказался сухой обломок древесины. Пантр дернулся, попытался встать и со стоном упал снова.
   "Гнилушка," - понял Уотер.
   Бегая босоногим пацаненком по улицам своего города, он по опыту знал, что гнилое дерево имеет пакость обламываться и выходить частями, а раны долго гноятся. Он задумался. Зверя почему-то было жалко.
   - Погоди, - сказал он пантру. - Я сейчас.
   Если бы пантр лежал не на открытом месте, а в густой чащобе, Уотер вряд ли смог бы что-нибудь предпринять. Но сюда, на опушку, можно было подогнать машину. Кроме всего прочего в машине имелись аптечка и рация, и оттуда можно было вызвать помощь.
   Сначала он так и хотел поступить, то есть посоветоваться с девчонкой, но потом передумал. Он не знал, как та относилась к животным. Она могла отказаться тащить в свой чистенький тихий дом дикого зверя, за которым, между прочим, требовался еще и уход. Мало того, она бы могла и Уотеру запретить превращать ее "аппартамент" в лечебницу.
   Конечно, если бы Уотер был свободен в своих поступках, он бы плевал на мнение девчонки и поступил бы, как счел нужным. Но девчонка была его хозяйкой, и плата была получена вперед. Следовательно, как ни печально это звучало, ее слово было бы в данном случае для Уотера законом.
   Но это если бы Уотер спросил. А без спроса он был волен делать что угодно - она сама так сказала. Зачем же ему было нарываться на запрет? Поставив девчонку перед фактом, Уотер в любом случае оказывался правым! Итак, он подогнал машину к самой голове зверя и задумался снова.
   - Как бы тебя затащить сюда, дружок? - проговорил он вслух. - Ты не мог бы заползти в машину сам?
   Вопрос был дурацким. Пантр поднял голову, посмотрел на Уотера и жалобно взвыл. Возможно, он бы и смог одолеть высоту подножки, если бы понял, чего от него хотят. Увы, он не понял, следовательно, не тронулся с места. Зверя надо было взять и положить в машину. Взять на руки. Зверя с когтями, зубами и прочим. Зверя, нападающего молча. Хищника. Поступок для самоубийцы, а Уотер самоубийцей не был.
   Пантр еще раз взглянул на человека и снова простонал.
   - Ладно, киска, - сказал Уотер. - Ты, главное, потерпи и не очень вертись, а то ведь я не штангист-тяжеловес.
   Он подошел в пантру с тыла и аккуратно завел левую руку под верхнюю часть его туловища. Уотер делал это медленно, внимательно наблюдая за реакцией зверя. Тот даже не вздрогнул, ощутив прикосновение его ладони, и это вдохновило Уотера на дальнейшие действия. Просунув правую руку под крестец животного, он приподнял пантра над землей. Пантр был тяжел, но не настолько, чтобы Уотер не смог с такой поклажей разогнуться.
   Уложив пантра в машину возле задней стены кузова, Уотер вновь заколебался. Теперь ему предстояло сесть к зверю спиной и некоторое время, до взлета и после, провести с ним вдвоем, один на один. Со зверем, который нападает молча. Конечно, пантр был ранен, но кто его знает, насколько? Вдруг рев машины напугает животное, оно позабудет про боль и кинется?
   Подумав, Уотер решился обмотать пантра двумя ремнями вокруг туловища, как он это делал с бревнами, и пристегнуть ремни к кольцам внутри кузова. Почувствовав себя в некоторой безопасности, он сел в кресло водителя и привел машину в движение. Все, взлет. Вот и домик с огоньками в окошках. Вот крыльцо, вот площадка для посадки.
   Можно выходить. Уотер оглянулся на своего пассажира. Пантр, освободившийся за время полета от обоих ремней, лежал абсолютно спокойно.
   - Наверное, это один из дедушкиных пантров, - сказала девчонка, увидев черного зверя, свободно развалившегося в кузове летательного аппарата.
   Уотеру показалось, что он ослышался.
   - Чего-чего? - переспросил он.
   - Я говорю, что это, наверное, дедушкина Грейс. Видишь, у нее на лбу светлое пятнышко?
   Услышав свою кличку, кошка тихо застонала.
   - Вот видишь, она разговаривает с нами. Да и вообще... А ты разве не догадался, что она ручная?
   Догадался? Уотер так взглянул на девчонку, что самому стало неловко.
   - Откуда? - зло буркнул он. - Твой дедушка меня с ней не знакомил!
   - Грейс попала к нему еще котенком. Сейчас она уже старушка, ей скоро двадцать, и она очень умная. Дедушка уверяет, что она понимает человеческую речь... Видишь, она нас совсем не боится?
   - Я думал, пантры вообще ничего не боятся.
   - Как бы не так! Обычно эти кошки очень осторожны, и человека к себе не подпускают. Дикий пантр скорее бы помер, чем позволил затащить себя в машину... Кстати, а почему ты ее не усыпил?
   - Побоялся. Вдруг сонные пули на нее плохо подействуют.
   - Дедушка говорил, что это снотворное безвредно.
   - Безвредных снотворных не бывает.
   - Но ведь она могла тебя цапнуть!
   - Чепуха, - ответил Уотер небрежно. - Ты же сама говорила, что пантры на человека не нападают.
   Уотер слукавил. На самом деле он просто не догадался, что его духовое оружие можно было использовать в мирных целях. Но в глазах девчонки читалось такое восхищение его храбростью, что жаль было ее разочаровывать.
   - Конечно, - произнесла она замирающим от волнения голосом. - Когда с ними все в порядке... А что с ней случилось?
   - Не знаю. Посмотри сама. Видишь, она лапу волочит.
   - Хорошо. А ты подержи ее, на всякий случай... Ой, да у нее вывих!
   Говоря это, девчонка весьма ловко, словно опытный хирург, прощупала ногу зверя.
   - Что же теперь делать? - поинтересовался Уотер.
   - Я выправлю. Только ее надо связать, если ты против наркоза.
   - Ты уверена, что у тебя получится?
   - Конечно. Меня же учили, как это делается. Это несложно, правда-правда.
   Уотер вовсе не был уверен в том, что любой, кого когда-то где-то чему-то учили, способен усвоить теорию так, чтобы потом через кучу лет успешно применить ее на практике. Но он кивнул в знак согласия. На планете, где свирепые хищники не нападают на людей, предпочитая дичь покрупнее, и медицина могла быть особой.
   - Ты посиди, а я сбегаю за бандажом.
   Уотер снова кивнул и склонился над зверем.
   - Не бойся, Грейс, - сказал он пантру, когда девчонка удалилась, - все будет хорошо. Сейчас тебе придется потерпеть немного, зато потом твоя нога быстро заживет. Ты ведь умница, да?
   Он осторожно протянул руку к голове зверя, чтобы погладить ее, и пантр лизнул ее своим быстрым влажным языком.
   На мгновение Уотеру стало не по себе. Он никогда не верил, будто животные способные понимать человеческие слова, но пантр явно обладал разумом выше среднего. И Уотер продолжал:
   - Умница, Грейс. Бинка хорошая мисс, она тебе поможет, если ты будешь ее слушаться.
   Так он разговаривал с пантром, пока девчонка не вернулась с целой кучей тряпья. Вдвоем они замотали пантру пасть и связали передние лапы. После этого девчонка велела Уотеру придерживать животное за заднюю половину туловища и весьма ловко прощупала поврежденную конечность еще раз. Затем она ухватилась за нее двумя руками, потянула - раз, животное дернулось и успокоилось.
   - Ну вот и все, - сказала девчонка, отпуская лапу, - можно развязывать.
   - А заноза?
   - Сейчас посмотрим. Ты прав, тут торчит кусочек древесины. Подай аптечку. Там, в бардачке, она наверняка должна быть.
   Следующие два дня пантр находился у них при доме, затем девчонка сообщила старику о случившемся. Тот прилетел и забрал животное. Уотер очень удивился его появлению. Он-то был уверен, что в полном мраке найти дорогу сюда невозможно!
   - Разве тебя не учили ориентироваться на местности? - спросил старик.
   - А разве этому можно научиться? - отозвался Уотер.
   Девчонка и старый отшельник переглянулись. Уотер нахмурился.
   - Я оставил включенным свет, когда улетал, - объяснил лесной бродяга мягко. - И Бинка зажгла огонь на крыше. Так что в данном случае маршрут был несложен.
   - А если бы света не было?
   - Отыскал бы дорогу по компасу или по звездам. В крайнем случае включил бы автопилот.
   - Это совсем легко, когда умеешь им пользоваться, - добавила девчонка.
   - Вот именно, когда умеешь, - снова буркнул Уотер.
   Впрочем, он только изобразил недовольство. На самом деле он был рад, что в здешней чернильной ночи есть столько способов передвижения. Про себя он решил непременно попросить старого лесовика научить его пользоваться автоматикой летательного аппарата. А пока... Пока можно было и другими делами заниматься.
   Он и занимался. За темную половину местных суток он соорудил стол, две табуретки на кухню и пару скамеек: для себя и для девчонки. Изделия вышли довольно-таки неуклюжими, но все же это была мебель. За образец Уотер взял топчан в лесной хижине, ну и у старого Марка кое к чему сумел присмотреться. Кстати, они с девчонкой и ночью там один раз побывали.
   Полет в гости и обратно Уотер использовал на все сто. Всю дорогу он смотрел за манипуляциями девчонки с приборами навигации. Ничего особенного он не заметил, но одно понял: подобно старику, его мисс обходилась без автопилота. Но странно, на этот раз у него не возникло даже легкой досады по поводу ее превосходства в вождении летсредства.
   "Выучка," - вот все, что он подумал.
   Возможно, это произошло потому, что он больше не ощущал в девчонке прежнего высокомерия. После случая с пантром ее словно подменили. То есть, вела она себя вроде бы как обычно, но что-то в ней появилось такое, чего прежде не было. Иногда Уотер ловил в ее взоре, когда она думала, что он на нее не смотрит, нечто волнующее, что заставляло сладко екать его сердце. Она смотрела на него так, как ребенок, впервые попавший в синематограф, смотрит на экран в кинозале: изумленно и восторженно.
   В общем, не заяви девчонка когда-то, что не испытывает к своему наемному работнику ничего, кроме легкого любопытства. Уотер точно подумал бы, что она к нему неравнодушна. Его грубые изделия, которые у самого легкомысленного из пацанов квартала нищеты вызвали бы разве снисходительную усмешку, привели ее в восхищение. И Уотер мог бы поклясться, что восхищение ее не было притворным.
   Это было жутко приятно, и еще приятнее потому, что восхищение свое девчонка отнюдь не стремилась высказывать на каждом шагу. Наоборот, она его старательно прятала, но во взглядах ее, искоса бросаемым на того, кто постарался хоть как-то облегчить ее жизнь, внимательный наблюдатель уловил бы нечто большее, чем простую благодарность. Девчонка начала смущаться, когда Уотер с ней внезапно заговаривал, и улыбалась, тихо о чем-то мечтая. Стоило ей поймать на себе его насмешливый испытующий взгляд, как она отворачивалась и краснела.
   В общем, с девчонкой все было ясно. Настолько ясно, что совсем нетрудно было догадаться: пришло время ловить момент. Будь на месте Бинки иная представительница слабого пола, Уотер бы маху не дал, но с его космической мисс это не представляло для него особого интереса. Теперь, когда в девчонке заговорили чувства, такой пассаж был бы слишком банален: обвести вокруг пальца эту наивную простушку, воображающую себя сильной и независимой, смог бы сейчас и дурак. Победа была бы слишком легкой.
   Кушанье, которым Уотер хотел насладиться, было, в его понятии, куда пикантнее. Девчонку следовало довести до кондиции, чтобы она сама ему намекнула: мол, пришло время и для... Гордячке следовало показать ее место возле мужчины, чтобы впредь не заносилась.
   В общем, он смаковал помаленьку. А потом ночь кончилась, и снова наступило семь дней свободы, охоты, взаимных визитов и блаженных ванн в волнах теплого несоленого моря...
  

Художник и его картина

  
   Художник отошел от фонтана и приблизился к картине. Да, это поистине был его шедевр, венец его творения. Ничего лучшего ему не создать, как он ни старайся. Да что там было говорить о лучшем! У него никогда уже не хватит ни сил, ни вдохновения даже для того, чтобы просто повторить это гигантское каменное полотно длиной в восемьдесят, а шириной в девять метров. Восемь лет работы и восемь лет сожалений о том, что идея увековечить на площади фонтана "Память" лица тех, кто ушел в небытие и больше не вернется, тех, кто навсегда останется в воспоминаниях благодарных потомков, озарила его голову слишком поздно. Кому его труд здесь нужен? Кто и когда его увидит?
   Правда, если уж на то пошло, двадцать с лишним лет тому назад, задумай художник создать нечто подобное, и тема картины, и персонажи ее были бы другими. У него просто не поднялась бы рука лепить на стену живых. Да и сами люди воспротивились бы, считая подобную честь за насмешку. И, безусловно, они были бы правы.
   Так что все сложилось к лучшему. Картина ведь не пропадет, и когда народ сюда вернется, людям будет куда пойти, чтобы поклониться тем, кому они обязаны своим существованием. Они легко догадаются, кто здесь изображен, без всяких подписей. Портретное сходство расскажет все. И сюжеты для каждого персонажа он подобрал выразительные.
   Например, вот этот: "Человек с оружием". Любой потомок Таирова сразу узнает своего предка, грозного владыку Новой Земли.
   Или вот этот, "Бегущий за ускорителем". Тут вообще не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы вспомнить случай с аварией на одной из установок, когда что-то там у нее в электронном центре сломалось, и столб пламени начал вилять вместо того, чтобы держать запад. На дистанционное управление установка перестала реагировать и превратилась в реальный источник нарушения гравитационного равновесия. Установку требовалось выключить, и Дак это сделал. Случай стал классическим, он изучается на курсах по подготовке вахтенных дежурных, и каждый, прошедший службу, вспомнит имя того, кто погнался за установкой, рискуя попасть под зубья камнедробилок.
   Или вот этой женщине, сидящей за столом, возле которого стоит юная пара, не случайно приданы черты Ниты, жены Дака. Она много работала с иммигрантами, досконально зная все их нужды и потребности.
   У Ниты вообще была светлая голова. Именно она посоветовала тогда художнику взять Додьку с собой в полет и повозить по Великому Космосу, чтобы показать, какое будущее ожидает их планету, если они обратят на себя внимание проверяльщиков из имперских комиссий...
   Да, показал он-таки Додьке кое-что. Много даже и не потребовалось. Так, парочку планет, не имевших возможности свободно развиваться, потому что весь доход их уходил на оплату налогов всепоглощающему тьеранскому монстру. Для общего впечатления он добавил еще пару-тройку небесных тел, где властвовали компании по добыче ценного сырья - там вообще жить было нельзя, а можно было только влачить существование.
   Больше всего, как ни странно, Додьку поразили не они, а благополучный по всем признакам мир - планета Лиска, На Лиске правила старая приятельница Эльмара могущественная и одинокая Инка, глава обоих китов, на которых зиждилась независимость ее планеты. С Лиской у Безымянной были давние и прочные контакты, в том числе и деловые. За золото и цветные металлы, необходимые электронике Лиски, они получали, например, оборудование по производству воды из горных пород.
   Лиска процветала. Она имела прекрасный чистый воздух оптимального для человеческого здоровья состава, великолепные островки зелени, гармонично раскинувшиеся там и сям на всех широтах планеты. Население ее росло, и никто не бедствовал.
   Официально планета принадлежала, как и Безымянная, собранию акционеров, причем здесь акционерами считалось поголовно все взрослое население планеты кроме недавно прибывших. Но половиной территории владела Инка, и фирма по производству того, чем Лиска торговала, тоже принадлежала ей.
   Инка была деловой, настолько деловой, что, отними у нее возможность трудиться, она бы тутже померла. Так она сказала при встрече. Художник специально завел с ней соответствующий разговор, чтобы просветить Додьку и ввести его в курс проблемы. И он с удовлетворением прочитал на лице своего отпрыска полнейшую растерянность, когда та же Инка вдруг заявила, что с большим удовольствием послала бы свою фирму к чертям.
   - Кто же тебе велит ей заниматься? - усмехнулся художник. - Поставь управляющего.
   - Можно подумать, у меня его нет, - вздернула нос гранд дама Лиски. - Я вообще говорю не об этом.
   - А о чем тогда?
   - Мы истощаем ресурсы планеты. С каждой партией товара наша планета теряет в массе. Хотя потери и кажутся ничтожными, но они реальны, а размеры Лиски и без того невелики. Конечно, мы стараемся как-то компенсировать: массовое производство располагаем на местах потребления, и топливо для транспортов предпочитаем заправлять в других мирах, но не все получается, как бы нам хотелось. Короче, дисбаланс имеет, как говориться, место, и не в нашу пользу.
   - Так брось.
   - А налоги?
   - Ну, Иночка, это несерьезно. На твоем банковском счету достаточно кредиток, чтобы выплачивать налоги с процентов.
   - Конечно достаточно. Пока. А вдруг банк лопнет? Или еще что? Свернуть производство легко, а попробуй потом начать все заново! Сейчас у нас устойчивая репутация, и клиентура есть, а потом попробуй ее найти! Нет уж, приходится тянуть эту лямку, ничего не попишешь. Но признаюсь тебе, выпускаем мы минимум, лишь бы лицо фирмы не потерять.
   Художник засмеялся:
   - Ну, Иночка, я надеюсь, для нас ты всегда сделаешь исключение и не вычеркнешь нас из списка, что бы ни произошло.
   - Вас - никогда. Пока я жива, по крайней мере. Ах, дорогой, как бы мне хотелось вернуться к тем временам, когда я не задумывалась о подобных проблемах!
   Расстались они почти весело, но в звездолете художник посерьезнел.
   - Устала наша Иночка, - проговорил он. - Поразительная женщина!
   Додька промолчал, но задумался. Он много раз до этого слышал про расчетливый, холодный Инкин ум, практически не подвластный таким эмоциям как страх или паника. И вдруг оказалось, что эта самая Инка тоже кое-чего боится и точно также несвободна в своих действиях, как любой другой подданный империи. И все почему? Потому что Лиска не имеет возможности выйти из системы!
   Следовательно, пока не поздно, надо было что-то предпринять. И он уже без каких-либо возражений воспринял идею отца о двойной подстраховке. Это обозначало, во-первых, его собственный, Додькин счет в совершенно другой банковской сети, а во-вторых, тройственное право пользования основным счетом, с которого шла оплата налога за Безымянную. Третьим пользователем была Рябинка.
   Оба: и отец и сын договорились, что в случае смерти кого-нибудь из них оставшийся в живых подберет нового члена тройки и введет его в курс дел. Для этого требовалась определенная свобода маневра. Соответствующий документ был составлен и завизирован банком как положено. По этому договору все три пользователя счета имели равные права, в том числе могли включать в число пользователей других юридических лиц без согласования с компаньонами.
   - Я сомневаюсь, чтобы Мадька захотел вникать в финансовые проблемы и вообще хоть разок воспользоваться своими правами, - сказал Доди.
   - Мади - запасной вариант. На тот случай, если вдруг кто-то из нас троих останется один и не сможет сразу найти подходящую кандидатуру. Но лучше тебе заранее присмотреть мне или матери заместителя на случай нашей смерти. У твоего брата голова не создана для подобных дел, но, будучи включенным в число пользователей, он всегда сможет передоверить свои права кому-то другому, более способному. Поэтому держи его генетический код и остальные данные наготове.
   - Мне с ним поговорить?
   - Не сейчас. Лучше попристальней вглядись в подрастающих и готовь, готовь нам смену. И не забудь: чтобы не промахнуться, кандидат должен быть только из чистых линий, с гарантией: свой. Помни: полукровкам доверять нельзя.
   - Почему?
   - Потому что они воспитаны на наших обычаях, и очень легко принять их поведение за врожденные качества.
   - Я не знал, что ты расист, отец, - нахмурился Доди.
   - Я не расист, но есть вещи, которыми нельзя рисковать. Могущество связано с чертами характера, какие при определенном воспитании дают человека абсолютно надежного, который не станет предателем ни при каких условиях и никогда. За другой тип людей я поручиться не могу - вот и все. Я тебе больше скажу: найдешь кандидата - свози его на Новую Землю, устрой ему проверку.
   Вспомнив этот разговор, художник вздохнул. Странно распорядилась судьба: Додьки наверняка уже нет на свете, а он все еще скрипит, не падает. Интересно, кто сменил его? Первая замена должна была произойти после того, как художник распустил слух о собственной гибели. Поскольку сразу же стало известно и о смерти Рябинки, то наверняка Додьке-таки пришлось вводить в курс дела младшего брата. Да, давненько он не был у своих, давненько...
   Художник провел рукой по камню и, присмотревшись, увидел на ладони темные пятна. На подушечках пальцев тоже отпечаталась пыль. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз наводил здесь чистоту? Сезонов двадцать, наверное, если не больше. Вон как потускнели у Нелы глаза, и волосы у Мартина стали из седых серыми. Ничего, это поправимо. Сейчас он наберет воды из резервуара наверху, подгонит машину и наведет блеск...
   Наведение "блеска" заняло как обычно часа три. Сделав дело, художник удовлетворенно прокашлялся, сложил приставную лестницу, убрал насос и отошел от стены, чтобы еще разок взглянуть на свое творение. Обновленная, посвежевшая картина понравилась ему еще больше. Да, такое не стыдно показывать кому-либо. Жаль маленько, что экскурсоводом будет не он, но это ерунда, главное, что картина дождется своего часа. Камни, из которых она сложена, имеют достаточную толщину, и пазы продуманы так, чтобы дождевая влага не просачивалась внутрь, разрушая мозаику. И как хорошо, что он догадался не приклеивать разноцветные кусочки к основе, а приваривать, расплавляя монолит с помощью специально сконструированного прибора.
   Да, создание этой картины потребовало немало изобретательности и далось нелегко. Особенно трудно было найти камни нужной расцветки, чтобы картина визуально не распадалась на отдельные фрагменты. Проще всего было достать оливин, и этот камень он использовал везде. Много его и вот здесь, возле Мартина...
   Мартин... Доктор Мартин... Друг его детства...
   Художник посмотрел на фрагмент, где он изобразил второго из двух людей, никогда не ступавших на поверхность Безымянной, но оставивших след в ее истории. Несправедливо было бы пропустить того, кому многие из прибывших сюда акционеров были обязаны, что называется, второй жизнью. Странно, конечно, что этот скромнейший человек, всю жизнь осуждавший всякого рода подвиги, умер смертью героя, но это было именно так. Мало того, он ухитрился организовать видеосъемку последних своих минут.
   Доктор Мартин...
   Художник не заметил, как вновь погрузился в воспоминания. Он очень ясно представил себе, как все происходило, словно сам был свидетелем гибели друга. Конечно, до некоторой степени это так и было. Ведь его тоже в свое время судьба столкнула с одним их тех, ради спасения которых его друг отдал остаток своих дней.
   Их называли "зелеными". Вот один из них изображен рядом с Мартином. Здесь он совсем не страшный, а тогда, когда художник их увидел впервые, все в нем содрогнулось от ужаса, от страха стать таким же. Потом-то стало известно, что могучие не способны превращаться в "зеленых". Наоборот, сила, заключенная в них матушкой-природой, давала им возможность возвращать несчастным прежний облик.
   Художник засмеялся. Забавно, но из восьми людей, изображенных им, шестеро были могучими, но только двое когда-то рискнули дотронуться до "зеленого" и отдать ему то, чего тем не хватало для того, чтобы снова стать человеком. Поступая так в первый раз, оба даже не подозревали, чего им это будет стоить.
   Да, для обоих контакт с "зелеными" едва не окончился плохо, зато Безымянной он явно пошел на пользу, ведь половина акционеров была именно из "зеленых". Одно время на Новой Земле даже возникло движение среди молодежи ("нашей молодежи", как выразилась бы Бинка) "Приведи друга из леса". Потом оно было запрещено как опасное для здоровья, но где и когда молодежь, идя на подвиги, слушалась взрослых!
   Неофициально многие парни и девушки, особенно из разочарованных или потерпевших жизненную драму, продолжали идти в Зеленую Зону и совершать поступки, которые иначе как безумством назвать было невозможно. Некоторые просто доводили себя до нервного истощения и умирали на руках у спасенного им человека - последнего в их краткой биографии. Это было родом самоубийства и жестко осуждалось стариками. Что же касается Мартина, то он, помнится, иначе как вопиющим безобразием подобные случаи не называл.
   - Олухи! - ворчал он, столкнувшись с очередным эксцессом. - Ну чего бы ему не жить, а? Подумаешь, его бросили, так что теперь, конец света? Я ему говорю: "Зачем ты туда полез?" А он в ответ: "Мне сказали, что это легкая смерть." Легкой смерти ему захотелось, птенцу желторотому!
   Художник только усмехнулся тогда. Паренек был слишком юн, чтобы принять мудрость девяностолетнего эскулапа. Он хотел смерти - это было понятно, и он хотел смерти быстрой - это было еще понятнее. И уж куда более ясным было несказанное: паренек хотел, чтобы его смерть не была бессмысленным актом. Жаль, спасти мальчика так и не удалось!
   Да, Мартин хорошо знал, на что идет, когда вызвался испытать на себе тот злосчастный прибор. Интересно, жив ли еще тот "умник", которому стукнуло в башку снять биотоки, благодаря которым происходило превращение? Впоследствии обнаружилось, что достаточно было обычной записи, полученной при нормальных условиях, только поданой в кратно усиленном режиме. Но тогда идея показалась перспективной, и, главное, никто не сообразил, насколько она опасна.
   Никто, кроме Мартина. Тот прекрасно осознавал, какому риску подвергался испытуемый. Передавали загадочную фразу, которую он сказал, предложив свою кандидатуру в качестве донора.
   - Там двойной удар. А дело нужное, любой рискнул бы.
   Когда эти слова донеслись до художника, он схватился за голову. После каждого сеанса спасатель три дня спал беспробудным сном и потом долго хворал, восстанавливая потраченную энергию, а тут энергия из него забиралась вдвойне! Явная опасность! И все же осторожный Мартин не просто дал себя уговорить, а напросился испытать аппарат первым. Зачем?
   А затем, и вторая фраза все объясняла, чтобы изобретатель не вовлек в это дело никого из молодежи. И он рассудил совершенно верно, умница Мартин. Скрыть изобретение было невозможно, а, значит, невозможно было бы запретить испытание. Не вызовись Мартин - наверняка было бы дано оповещение через прессу или телевидение с призывом найти добровольцев для эксперимента. И, разумеется, добровольцев набралось бы более чем достаточно, даже если бы за участие в нем Круг вынес бы постановление навсегда исключить из списков со всеми последствиями.
   Поступок Мартина все это пресек. Во-первых, испытание прибора происходило под контролем двух экспертов, один из которых был, как и Мартин, могучим. Во-вторых, были приглашены представители прессы от различных изданий, и в-третьих, Мартин позаботился о том, чтобы велись визуальная и звуковая запись эксперимента, в течение которого он комментировал вслух свои ощущения.
   Естественно, он скрыл от этой группы лиц, зачем требуется такая щепетильность и какого эффекта он опасается. Но место для ведения съемки было выбрано с таким рассчетом, чтобы во время контакта с "зелеными" Мартин имел за спиной опору и мог бы до конца оставаться на ногах. Иначе трудно было бы объяснить, для чего в кадре маячила совсем не импозантная стенка микроавтобуса.
   Художник до сих пор не мог смотреть без внутреннего содрогания на эти кадры. Мартин перебрасывался шуточками с коллегой и вообще казался оживленным гораздо более обычного. Никто из сопровождавших даже не предполагал, что через какой-то десяток минут бывшего главного врача одной из ведущих клиник планеты не станет. Все также были веселы и озабочены только тем, как бы поточнее подвести отловленного "зеленого" к избранному месту съемки.
   Да, надо сказать, умер Мартин красиво.
   Художник засмеялся, и на этот раз над собой.
   - Уж не завидуешь ли ты, друг ситный, что твои последние мгновения никто не станет запечатлевать в назидание потомкам? - произнес он вслух.
   И снова засмеялся. Нет, разумеется, он если и завидовал, Мартину, то лишь чуть-чуть. Он сам выбрал себе судьбу. И свою одинокую смерть где-нибудь под покровом посаженого собственными руками леса он тоже приготовил добровольно, не спрашивая советов или рекомендаций у публики. Глупо теперь плакаться. Да и не стоит. Все имеет свою цену. Вот только...
   Художник опустился на камень дорожки, ведущей к фонтану, и погрузился в очередную грезу.
  

Часть III

БРИЛЛИАНТ В ОДИН КАРАТ

  

Триумф Уотера

  
   - И долго вы собираетесь тянуть эту волынку? - поинтересовался старый отшельник.
   Накануне прошел ливень, и все вокруг дышало свежестью и теплом.
   - Откуда мне знать?- буркнул Уотер. - Что я могу поделать, если она вбила себе в башку, будто я непременно должен на ней зависнуть?
   - А ты не собираешься?
   - Ясно, нет. Она не в моем вкусе.
   - И ты все время твердишь ей об этом, а она все равно при надежде?
   - Ясно, нет. Но должна же она воспринимать намеки!
   Старик взглянул на него исподлобья и усмехнулся.
   - Я думаю, твоих намеков ей не разобрать никогда, - проговорил он спустя пару минут.
   - А что же делать?
   - Попробуй прямо. Скажи ей: "Я не собираюсь жениться на тебе, потому что без любви жениться не хочу." Скажи ей, что ты ее не любишь, и что между вами ничего не возможно.
   - А что, если не дойдет?
   - Дойдет. Увидишь, через неделю будешь только вспоминать о своем приключении.
   Старик оказался и прав, и неправ. Прав в том смысле, что девчонка и в самом деле бросила дурить и предположила немедленно отвезти Уотера назад на Тьеру. Сама предложила, только принахмурилась маленько.
   - В общем, так, - сказала она с легким вздохом, в котором сквозило едва заметное сожаление. - Когда ты хочешь в обратный путь?
   После этих слов любой разумный человек незамедлительно направил бы свои стопы к звездолету. Но Уотер не был бы Уотером, если бы сбежал столь поспешно. Теперь, когда поле боя осталось за ним, победу следовало закрепить. Инициатива должна была принадлежать ему.
   - Мне казалось, что я в гостях, - проговорил он насмешливо, прекрасно соображая, что подает девчонке надежду.
   Теперь та наживку заглотнула.
   - Естественно, - торопливо согласилась она. - Ты можешь оставаться, сколько захочешь.
   - Я собираюсь сделать кое-какие приготовления, - поспешил он тутже ее обломить. - Бабская стряпня мне надоела.
   Девчонка жалобно хлопнула ресницами, но и тут не вышла из своей роли.
   - Как захочешь, - проговорила она кротко. - Я понимаю, ты не привык. Если чего нужно - скажи, я принесу.
   - Пока мне достаточно того, что здесь есть, - махнул он рукой в сторону сада. - Пожалуйте, мисс, на выход.
   Девица и тут не возразила, и даже губ не надула. Встала и пошла к двери.
   - Если понадоблюсь - позови, - были ее слова.
   Разумеется, Уотер бесстыдно лгал насчет стряпни. Он никогда так отменно не столовался, как в этом странном месте. Впервые в жизни ему не снились сны о еде. Девчонка готовила вполне сносно, и лишиться ее заботы до конца пребывания на поверхности планеты оказалось для Уотера очень даже ощутимо. Но если слово вылетело - надо его держать. Если ты человек с достоинством, конечно, а достоинства Уотеру было не занимать.
   Все оставшиеся до заката, а, значит, и до отлета, дни Уотер посвятил одной цели: обеспечить себе комфорт на время пути. А комфорт, по его понятию, обозначал ни от кого не зависеть. Обеспечить же себе такую независимость можно было одним-единственным способом: есть свое, а не чужое. Сейчас Уотер стрелял в цель достаточно хорошо, чтобы набить дичи столько, сколько хотел, а как консервировать, должен был подсказать старик.
   Старик, действительно, подсказал, и даже уступил на пару-тройку деньков сублиматор и оборудование под навесом. Он же подсказал, как расфасовать готовый продукт и упаковать его, посоветовав для каждого вида сублиматов взять пакет иного цвета.
   - В дороге не всегда имеется возможность расположиться просторно, - пояснил он. - Да и дома куда сподручнее, если не надо перерывать все сверху донизу, а видно сразу.
   Уотер был с ним полностью согласен. В конуре, где они с матерью обитали, разворачивать каждую обертку, чтобы под нее заглянуть, было негде. Кроме сушеного мяса разных сортов он решил запасти дикого риса, орехов и наготовить овощных и фруктовых порошков для гарниров и напитков.
   В общем, потрудиться ему пришлось. Старик не помогал ему, лишь советовал да иногда что-то говорил, и то не часто. Он подолгу молча что-то делал во дворе и в доме или играл со своими пантрами. При старике три свирепых зверюги казались совершенно ручными. Впрочем, Уотера они тоже признавали, да и сам он давно их не боялся.
   - Ты хорошо подумал? - спросил старик на прощанье, когда груз имел упакованный вид, и Уотер заявил о готовности к путешествию.
   - Хорошо, - ответил Уотер, дерзко вскинув голову.
   Сытая жизнь для него кончалась, и прощание с ней давалось ему не легко.
   - Мужчина должен быть мужчиной, а не размазней, - добавил он, лихо сдвинув набекрень кепку.
   - Тоже верно, - согласился старик. - Сам сообщишь Бинке, или мне ее позвать?
   - Я сам.
   Они оба находились во дворике при резиденции старика, куда Уотер переехал сразу же после объявления о разделе.
   Девчонка прилетела с покрасневшими глазами и припухшим лицом.
   "Плакала", - отметил Уотер с удовлетворением.
   - Я готов, осталось только погрузиться, - произнес он вслух, и самым умиротворенным тоном.
   Он ожидал вспышки гнева, выражения брезгливости, недовольства или еще чего-нибудь в подобном духе.
   - О своих вещах можешь не беспокоиться, они уже в звездолете, - сказала девчонка абсолютно спокойно. - Ты, конечно, не обязан мне отвечать, но я все хотела бы понять, чем я тебе не подошла?
   Правда была в том, что Уотер вообще не намеревался жениться, и один только намек на свадьбу способен был заставить его дать стрекача от самой шикарной представительницы слабого пола в Вселенной. Но сказать так было бы сделать комплимент особе, стоявшей перед ним. Для такой язвы, как его мисс, это было бы слишком роскошным подарком.
   - Ты очень грубая, - соврал он нахально. - Мне такие не по нутру.
   Девица молча кивнула и скрылась и в домике старого отшельника.
   - Тебе не обязательно улетать отсюда, - сказала она все с тем же грустным спокойствием, когда четыре огромные коробки, вплотную набитые упаковками с полуфабрикатами, способными заставить позеленеть от зависти половину населения квартала Уотера, были размещены в подсобке при пищеблоке. - Я могу познакомить тебя с моими младшими сестрами. Ты можешь выбрать одну из них и остаться у нас.
   "Этого еще не хватало," - поежился Уотер.
   - А чем они от тебя отличаются? - поинтересовался он лениво.
   - Они красивее, моложе и мягче. Они не будут пытаться взять над тобой верх.
   Это был уже совсем другой коленкор. Девица явно прониклась нужным духом, и Уотеру даже стало ее жаль. Тем не менее он сказал как бы в раздумьи:
   - А вдруг я им не понравлюсь?
   - Понравишься, - возразила девица со вздохом. - У нас с ними одинаковые вкусы.
   Она шмыгнула носом и отвернулась.
   - Нет, - проговорил Уотер, с усмешкой разглядывая ее профиль. - не выйдет. Мне одной тебя предостаточно.
   Старт был дан. Скоро полосатая планета начала стремительно уменьшаться в размерах, пока не превратилась в едва заметную звездочку.
   - Приготовиться к переходу в гиперпространство", - прозвучало предупреждение.
   Еще одни сеанс перегрузок в 3g - и невесомость.
   - Вот что, - сказал Уотер, лениво поглядывая в иллюминатор, где снова абсолютно ничего не было видно. - Ты выбрала дохлый способ действий.
   - Да? - поинтересовалась девица грустно.
   - Прежде чем присватывать меня в спутники жизни, требовалось хотя бы проверить, способен ли я на что-нибудь в постели.
   - Зачем?
   В голосе девицы не было ни любопытства, ни насмешки. Лишь очень большая и безнадежная печаль.
   - Ты бы имела возможность понять, что и стремиться-то тут не к чему. И не стала бы тратить порох.
   Девица, наконец, заинтересовалась.
   - Что, так уж совсем безнадежно? - подняла она на Уотера свои серо-голубые, слегка запавшие от треволнений последнего времени глаза.
   - Нет, почему же. Кое-что у меня получается, сам-со. Но я гораздо менее вкусен на ощупь, чем тебе кажется.
   - О! - сказала девица, покраснев, и быстро опустила глаза.
   - Попробуй, убедишься. Я могу провести с тобой сеанс. Хоть сейчас.
   - А зачем мне это надо?
   - Тебя от меня отвернет, и ты сразу выкинешь меня из головы.
   С полным удовлетворением он отметил, что его самоуверенную мисс наконец-то подцепило.
   - Вообще-то я не против, - проговорила она неуверенно.
   - Вот и люксы, - кивнул Уотер. - Иди ко мне.
   Словно сомнамбула, девица поднялась с кресла и направилась к нему. Это было презабавное зрелище, и Уотеру на мгновение стало совестно. Конечно же, он совсем не собирался делать искательнице женихов неприятное. Он вообще бесстыдно лгал. Девчонки млели в его объятиях, и он всегда делал с ними что хотел, пока они ему не надоедали. Брошенные, они начинали за ним усиленно бегать, если он не подсовывал им вовремя другого кавалера.
   Хотелось ли Уотеру, чтобы эта космическая кукла за ним побегала, он пока не знал. Но совесть его мигом замолкла, стоило девице сократить дистанцию между собой и им до полуметра. Он протянул руки и обнял ее. И поцеловал.
   Ах, какой это был упоительный перелет! Уотер вполне наслаждался триумфом, выпавшим на его долю. Он снова был в своей стихии, он опять чувствовал себя хозяином положения.
   Девица оказалась не просто приличной, она была из порядочных, и до Уотера в приключениях любовного рода побывать не успела. Постигнув это, он решился показать себя во всем блеске. Ах, как он был галантен, как ласков, как предупредителен, как остроумен! Он не позволял ей даже приближаться к пищеблоку, пока там не было все готово для трапезы. И использовал он для приготовления еды не ее, а свои продукты. Он только что на руках девчонку не носил, и то потому, что в состоянии невесомости это было затруднительно. Да и габариты отсеков не позволяли развернуться.
   И все ждал: когда же из его мисс всякая дрянь полезет? Когда она перестанет изображать из себя ангела и проявит характер? Когда начнет напрашиваться на продолжение знакомства?
   Не проявила и не напросилась! Она была любезна, весела и потрясающе нежна. Это была какая-то особая нежность, внутренняя, застенчивая и стыдливая. Девчонка робела Уотера, ни разочка его ни в чем не упрекнула и откровенно смеялась его шуткам, если они казались ей остроумными. Вид у нее был такой, будто она полностью позабыла о том, что ее ждет в конце путешествия. Девчонка казалась вполне счастливой, и Уотер мог бы поклясться, что она и впрямь чувствовала себя такой.
   "Умеют же эти мисс притворяться," - думал он, ловя ее пристальный, сияющий взгляд.
   Лишь в последний день она дала понять, что все помнит и ничего не забыла. Потому что вновь сделалась грустна и задумчива.
   - Скоро выход из гиперпространства, - проговорила она вдруг и вопросительно глянула на Уотера.
   Он ничего не ответил, а потом сказал:
   - Надо приготовиться. Пойду, приберу на кухне.
   Удар был жесток, но девица его выдержала стойко. Конечно же, она, дуреха, все это время надеялась, что ее кавалер передумает, и очень стремилась понравиться, вот и вела себя соответственно. Но Уотера на таких штучках было не провести.
   "Пусть порыдает, - думал он, - ей полезно."
   Девица, действительно, поплакала, но только в отсутствие Уотера. Стоило ему вновь появиться в салоне, она быстро повернулась к стене и провела по глазам. И когда он вновь увидел ее лицо, на нем не было ни слезинки.
   - Приготовься, - проговорила она без эмоций. - Сейчас начнутся перегрузки.
   На космодроме она подождала, пока он вытащит свои контейнеры, закрыла звездолет на замковый диск и, подозвав носильщика, приказала вести все к ближайшей стоянке таксокаров.
   - Не надо, - буркнул Уотер, недовольный собой.
   - Я обещала доставить тебя домой. - отрезала девица.
   Уотер пожал плечами. Она была права: по договору она, действительно, обязана была отвезти его в город. Кроме того, кредиток у него, чтобы сделать красивый жест и отказаться, не было. Совсем. Нисколько.
   Возле дома, где обитал Уотер, она расплатилась с таксистом, вышла из кара и, сняв с пальца один из перстеньков, протянула его Уотеру.
   - Возьми на память, - сказала она, легонько вздохнув.
   - Зачем? - отпрянул тот, даже не взглянув на протянутую руку.
   - Продашь.
   - А оно чего-нибудь стоит? - проговорил он насмешливо.
   Жест, которым девчонка протянула перстенек, сразу поставил все на свои места, и жалость, которую Уотер испытывал к ней всю дорогу, пока они ехали с космодрома, мигом испарилась.
   - Золото 99ой пробы и бриллиант в один карат.
   - Чего-то не похоже.
   - Опусти на 5 минут в чистый спирт и протри мягкой тряпочкой.
   - Нет, - сказал Уотер с издевкой, взглянув на невзрачный серый камушек в оправе тусклого металла. - Я услугами не торгую.
   Девица повернулась и побрела вдоль улицы. Уотер проводил ее взглядом и свистнул мальчишке, глазевшему на всю сцену с неподдельным интересом.
   - Позови моих, - приказал он. - Знаешь, где живут?
   Он почти не сомневался, что свою космическую мисс еще успеет увидеть, и не один раз. И точно. На следующий день, отправившись к месту сборов своей компании, он еще издали заметил одинокую фигурку, фланирующую по другой стороне улицы в параллельном направлении. Так было и на второй день, и еще, и еще.
   - Гляди-ка, тебя высекает, - со смешком проговорил Фрац, тоже заметивший необычное явление. Хотя девица и была одета на сей раз вполне обыкновенно, сам факт ее ошивания поблизости был весьма многозначителен.
   - Ничего, пусть побегает, - усмехнулся Уотер.
   Он был рад, что девчонка не улетела, хотя и не признался бы в том никому на свете.
   Триумф Уотера продолжался, впрочем, недолго. Девица покрутилась возле него с недельку, а потом вдруг исчезла. Она не появлялась один день, другой, третий. Интересно было выяснить, что случилось, и поздно вечером Уотер направился к отелю, где она жила в прошлый раз.
   - Я ищу мисс Максимову, с Безымянной, - обратился он к портье. - Она должна была остановиться у вас.
   - А зачем? - с подозрением уставился на него портье.
   - Мы договорились здесь встретиться. Какой у нее номер?
   - Внутрь не пускаем, - отрезал портье. - А фамилию я могу поискать. Если захочу.
   Уотер сунул ему монетку и получил нужную информацию: девица все еще была на Тьере. На следующие сутки он занял наблюдательный пост напротив входа в отель и приготовился ждать. Ждал он довольно долго, но ему было не привыкать. Наконец после полудня на ступеньках крыльца показалась та, которую Уотер возжелал лицезреть. Вид у девицы был печальный, несмотря на обновку: нарядную блузку с тонким кружевом и юбочку из присвикрона.
   Девица окинула взглядом пространство перед входом в отель, но Уотера, разумеется, не заметила. Вздохнув, она ступила на асфальт и направилась к центру города. Пешком. Уотер подождал, пока она отойдет на приличное расстояние и двинулся следом. Зачем - он не знал и сам.
   Унылый, разнесчастный вид девицы больше не вызвал в нем злорадства. Наоборот, Уотеру стало ее почему-то снова жалко. Жалко этих опущенных плеч, сгорбившихся спины, и он с трудом подавлял в себе желание подойти к девчонке, обнять ее и утешить. Увидеть ее счастливую улыбку и сияющие непонятным светом глаза.
   Так они и бродили до вечера: она впереди, он, сохраняя дистанцию, позади. Начали опускаться сумерки, и Уотер ощутил смутное беспокойство. Он очнулся и огляделся. Точно - район, где они оба сейчас находились, только внешне казался респектабельным. На самом деле он был довольно опасным, и приличные фасады домов рассчитаны были на чужаков, на тех, кто не знал об этом. Девица, конечно же, не подозревала о том, где очутилась, и преспокойненько перемещалась себе в пространстве.
   А вот и первая ловушка - старуха-нищенка. Несмотря на то, что Уотер укорил шаги, сцену он смог лишь наблюдать издали, но ему показалось, будто он слышит гнусавое "Подайте на пропитание". Девчонка, конечно же, достала кошелек, и раскрыла его. Наверняка старуха наметанным глазом определила, что он далеко не пуст. Вот сейчас она схватится за сердце и попросит довести до дома. Естественно, это будет совсем рядом, за углом. И девчонка, дура, конечно же, возьмет старушку под руку и поведет.
   Точно. Повела. Уотер рванул следом, стараясь догнать медленно удалявшуюся пару. Успеть! Только бы успеть! Но расстояние, отделявшее его от девчонки, было слишком велико. Добежав до угла, за которой свернули манок и жертва, Уотер увидел только финал трагедии: трое парней, ножи в руках у двоих из них и поспешно удалявшуюся женщину.
   Плохо соображая, что делает, Уотер кинулся к месту действия. Район был для него чужим, девчонка была уже не его и по неписанным законам города он не имел права вмешиваться. Ну лишиться девка кошелька, ну даже затащат ее куда-нибудь - какое ему должно быть до этого дело? Добыча была чужой, и неважно, что строптивую и языкатую могли попросту прикончить, чтобы не навела на след. Он ведь тоже мечтал проучить гордячку - казалось бы, чего больше?
   Когда Уотер подбежал, оба ножа уже были у девицы, а криминальная троица, не вникая в подробности, кто так стремительно движется к месту драмы, с проклятиями (и весьма живописными, если бы Уотер в данный момент способен был их услышать), уползала в темноту какого-то переулка.
   Девица резко развернулась и увидела Уотера.
   - А, это ты! - проговорила она со смешком.
   И больше она ничего не сказала. Зыркнув на Уотера пустыми глазами, она молча расстегнула сумочку, положила туда ножи и, обогнув его, гордо вскинула голову, стремительным шагом ринувшись к блиставшему огоньками витрин пространству площади. Уотер кинулся за ней и снова опоздал.
   - Такси! - крикнула упрямица, чуть оказалась на освещенном месте.
   Промелькнул силуэт машины - и все.
   Уотер остановился и горько расхохотался. Ну и чертова девчонка, так его разыграть! Понятно теперь, откуда бралось ее потрясающее бесстрашие! Значит, она знакома с единоборствами? Интересно, с какими? Приемы, которые его мисс использовала, были Уотеру совершенно незнакомы, и он, хотя и не считался у себя в квартале слабаком, ни за что бы не смог раскидать троих. А она еще и ножи сумела отобрать!
   Что, если и все остальное в девчонке - лишь искусное притворство? Что, если и этот печальный вид, и этот наивный взгляд - лишь обман? Что, если он, Уотер всего лишь дурак, который чуть было не клюнул снова, рванувшись утешать? И спасать побежал, никуда не делся! Вот бы она над ним посмеялась!
   Нет, лучше всего эту историю закончить. Только закончить по-настоящему, без дураков. Связать себя в узел и позабыть.
  

Перстень

  
   Но позабыть не получилось. Легко выбросить из головы неприятное, лично Уотеру это великолепно удавалось. Но изгнать из памяти волшебные каникулы в джунглях, охоту и беспечальное сытое блаженство он был не в состоянии. И что хуже всего, он не мог избавиться от воспоминаний о своем триумфальном возвращении на Тьеру и о той, которую он столь ловко сумел провести.
   Как хорошо ему было тогда! Пять суток бесконечного, невообразимого блаженства! Он чувствовал себя богом, он упивался своей властью над мирами, и самая красивая девчонка во Вселенной ловила каждое его желание, стараясь, чтобы ему стало еще лучше!
   Ну, пусть не самая, он согласен, только другой такой ему уже не встретить нипочем. Какой незаметной и ненадоедливой она могла быть, как мило говорила "нет" и как пленительно "да"! Подумать только, за два месяца он ни разу от нее не устал! Да, если есть на свете рай, то он, Уотер, несомненно в нем побывал.
   Что с того, что девчонка только притворялась ангелочком (а она, разумеется, притворялась, потому что ангелов на белом свете не бывает)? Платят же проституткам за то, что они ублажают клиентов, и не спрашивают с них никакой искренности. А за такое, что пережил Уотер, любой бы мужчина согласился выложить все, что у него есть. Если бы, конечно, нечто подобное можно было оплатить деньгами.
   Увы, здесь цена была другой. Гордость. Самоуважение. Вернуться к девице обозначало сдаться, показать, что проиграл. А что получить взамен? Жену, которая будет смотреть на тебя сверху вниз и тобой помыкать? Девчонки хитры, все они стараются, когда хотят заарканить парня, а потом он начинает проклинать все на свете, да деться некуда!
   Нет, забыть - и точка. Пусть его тянет, словно на невидимом канате, хоть краешком одного глаза взглянуть на дверь отеля, где остановилась его мисс - он туда ни ногой. Пусть ему снова хочется пройтись мимо бара, где он ее впервые увидал - улица Развлечений подождет, девок можно поискать в другом месте.
   Уотер кинулся в загул, он цеплял и бросал девчонок не глядя, и сумел продержаться-таки целый месяц. Да-да, месяц, но этот месяц показался ему годом!
   На исходе четвертой недели он зашел в бар, куда обычно заглядывал по вечерам выпить чашечку сталва и вообще посидеть. Тут было любимое место всей троицы, и он не удивился, найдя обоих приятелей уже в сборе, однако на этот раз за облюбованным ими столиком сидел еще кое-кто.
   Уотер подошел, глянул... Парень был ему незнаком, но все же несомненно он его где-то уже видел... Ну, конечно, это был тот самый тип, что приставал однажды к Бинке! И на левом мизинце парня темнел весьма знакомый Уотеру перстенек. В их квартале так носили добычу...
   Уотера закачало. Девчонка, конечно же, была сила, но город сжирал еще и не таких. Особенно когда они бродят где попало. Неужели она-таки залезла, и валяется теперь в какой-нибудь канаве мертвая, с перерезанным горлом?
   У него перехватило дыхание.
   - Откуда это? - прохрипел он, показав на перстень.
   - Девчонка дала, - отвечал парень, с любопытством глядя на Уотера.
   - Так уж и дала? - процедил сквозь зубы Уотер. - В знак любви и дружбы?
   - А если и впрямь? - усмехнулся парень.
   - А вот мы сейчас пойдем к ней и спросим, - угрюмо буркнул Уотер, кипя от ненависти к ничего не подозревающему субъекту.
   - Зачем ходить? Нравится - бери, он твой.
   - Нет, я хочу знать, как он к тебе попал, - вцепился ему Уотер в плечо. - Хватайте его, ребята, будете свидетелями!
   Парень даже не дрогнул.
   - Зачем столько беспокойства? Все можно пояснить здесь, - невозмутимо проговорил он. - Садись. Перстень мне дала одна особа женского пола для того, чтобы я разыскал Рыжего Уотера и вручил ему его в качестве сувенира на долгую память. И еще она сказала: "Передай ему, что я не сержусь."
   Уотер рванул ворот рубашки и сел. Жива, значит! Все внутри у него перевернулось, и его бросило в жар.
   - Ты правда ничего с ней не имел? - спросил он, прищурившись.
   - Само собой, нет. Я еще не слетел с тормозов, чтобы лезть между двумя.
   - И даже не пытался?
   - Милой, зачем жечь зря топливо, если на семафоре - красный свет? Эта карета не для меня, я имею в виду твою миленку. Да она и не посмотрит в мою сторону.
   - Что, не достоин развязать шнурки у ее ботинок?
   Тон, которым Уотер проговорил это, был слегка насмешлив. Так, дозированно, чуть-чуть. Парень, соответственно, насмешку воспринял.
   - Зачем крайности? - поморщился он. - Просто я слышал о таких. Она же из одиннадцати семейств!
   - Каких семейств? - поинтересовался Билл.
   - Наших правителей, - терпеливо пояснил парень.
   - Разве ты тоже с Безымянной?
   - Да, оттуда.
   - А одиннадцать семейств?
   Теперь Уотер больше не прикапывался и не подначивал. Он поверил: с Бинкой, действительно, порядок, она жива и по-прежнему его.
   - Одиннадцать семейств - это хозяева. А я - из наемных. Рабочая сила, - пояснил парень, произнеся это с четко Бинкиным акцентом.
   - И много у вас хозяев?
   - Девятьсот семейств. Но правят одиннадцать.
   - Зачем же ты ее зажимал? - сказал Фрац. - Не знал, что ли?
   - Я? Когда?
   - А тогда. Забыл?
   - Ах да! Так она сама меня попросила, чтобы я к ней пристал. Хотела проверить, станет ли ее парень за нее драться.
   Уотер скривился:
   - Значит, она тебе не нравится, - сделал он вывод.
   - Почему же? Нравится. Но я предпочитаю любоваться на таких издали.
   - Сам-со. Кому охота слушать капризы и ублажать надутых индюшек, - поддакнул Фрац.
   - Ты что? Девочки из одиннадцати семейств вкусны, как мед с перцем! Но они выходят замуж только среди своих и мужьям никогда не изменяют!
   - Откуда же ты тогда это знаешь? Про мед с перцем? - поинтересовался Билл.
   - Иногда какая-то из них остается без пары. Вот тогда и можно попробовать подкатить. Кое-кому это удавалось.
   - Ну и?
   - Однажды она говорит: "Больше не приходи. Я на тебя нагляделась." А человека же тянуть начинает, нет спасу. Как отравленный ходит.
   - Врешь ты все, - проговорил Фрац недоверчиво.
   - Зачем?
   - Она тебя подослала, - подхватил Билл. - Вон, из-за него. Бегала она за ним, твоя неприступная и недоступная, и делал он с ней все, что хотел.
   Парень снова с любопытством взглянул на Уотера.
   - Вообще-то я об этом догадывался, - согласился он незлобиво. - Ну и как?
   - Что как? - буркнул Уотер угрюмо.
   - Про мед с перцем?
   Уотер кивнул.
   - Даже лучше, - проговорил он с горечью. - Это была просто сказка.
   - И тебя к ней теперь тянет, - округлил глаза Билл.
   - Да.
   Это "да" было произнесено так мрачно, что Билл присвистнул.
   - Дела! - произнес он задумчиво.
   - Почему же ты ее бросил? - спросил Фрац по-прежнему недоверчиво.
   - Потому что дурак, вот почему! - отрезал Уотер, со злостью опуская на стол кулак.
   - Вот бы попробовать, - произнес Билл мечтательно. - Хоть бы один разок!
   - Я тебе попробую, - процедил сквозь зубы Уотер. - Ты у меня попляшешь после этого!
   Билл просвистел мотив популярной песенки "Любовь кого ужалит, сведет его с ума".
   - Убью! - прошипел ему Уотер в лицо. - Кто до нее дотронется - пришибу подонка!
   - Ты что? - испуганно воззрился на него Билл. - Из-за девки?
   - Она тебе не девка! Она - Бинка!
   - Так ты возьми перстенек-то, - сказал вдруг парень с Безымянной. - Она непременно просила его тебе втолкнуть.
   - Оставь его при себе. Зачем мне ее подачка? Я все равно за ней не побегу. Мы милостыню не собираем.
   - Ты действительно дурак, - сказал парень грустно. - Девочки из одиннадцати семейств выходят замуж только по любви. И это не милостыня, а прощальный подарок. Улетела она вчера. Насовсем.
   - Как насовсем?! - поднялся Уотер.
   - А вот так. Ну, я пошел.
   Парень снял с пальца перстень, положил его на стол и направился к выходу из бара.
   - Эй! - крикнул Билл ему вдогонку. - Как тебя зовут?
   - Мое имя Морей, мы с другом крутимся здесь, при Доках.
   И ушел.
  
  
   Уотер не сразу почувствовал всю боль своей утраты. Сначала он даже обрадовался исчезновению виновницы его, как он в тот вечер посчитал, позора. Подумать только, выставить себя психопатом и свихнутым от любви идиотом! Попереть в лобовую на приятелей из-за какой-то юбки! И это лишь от одной мысли, что кто-то захочет положить на девку глаз! Что же было бы, если бы эта кукла здесь задержалась? Из-за таких вот и режут друг друга сильные парни! Нет, хорошо, что она убралась!
   Теперь не надо ему заставлять себя обходить стороной все места, напоминавшие ему о недавнем приключении, не было нужды беспокоиться, что кто-то тебя неправильно поймет. Все Уотера понимали или, по крайней мере, делали вид, что понимали. И помалкивали. То ли боялись вспышек его гнева, на который он был скор, то ли еще почему, но никто над Уотером не подшучивал и его не допекал.
   В образованном обществе это называлось тактичностью, но в квартале, где обитал Уотер, подобных слов в ходу не было. Там говорили проще: "Не дразни собаку, если не хочешь, чтобы она тебя укусила." Билл и Фрац очень быстро растрепали, что Уотер отказался не просто от девки, а от богатства и шикарной, обеспеченной жизни. И хотя понять его поступок не мог никто, сам по себе он вызывал некоторое уважение.
   - Эти богатые мисс, - говорила мать Уотера соседкам, - они только играются с такими, как наши мальчики. Мой Уот сказал: "Нет," - и я им горжусь.
   - Конечно, конечно, - кивали головой соседки, думая про себя: "Уж мой бы не промахнулся, не отказался бы от своего счастья."
   Уотер даже не догадывался о пересудах, ходивших вокруг его персоны. Убедившись, что никто и не думает над ним зубоскалить, он успокоился на эту тему и больше уже не замечал ничего. Он затосковал. Жизнь стала ему не в радость. Ему стало остро не хватать серо-голубых внимательных глаз, стремительной фигурки и звонкого чистого голоса "Принцессы с Безымянной", как он теперь называл про себя Бинку. И самое печальное, что чем дальше, тем ему не хватало ее сильнее.
   Он много раз прокручивал в памяти все, что теперь о Бинке знал, и сопоставлял слова, сказанные Морем, с тем, что говорила о себе она сама.
   "Я знаю себе цену," - "Она и не посмотрит в мою сторону."
   "Если он обратит на меня внимание - он непременно меня полюбит." - "Девочки из одиннадцати семейств вкусны, как мед с перцем."
   "Я буду на него смотреть." - "Однажды она говорит: "Я на тебя насмотрелась..."
   "Что он за дурак будет..."
   Получалось, что он, Уотер, действительно дурак. Он держал в своих руках огромную ценность, предмет зависти многих и многих и отбросил ее как нечто ненужное. Но что теперь толку страдать? Потерю было не вернуть, хоть весь он изрыдайся.
   В те дни он очень близко сошелся с обоими Бинкиными земляками. Морей ему нравился больше, но и Сэм был тоже ничего. Да что говорить, они оба были отличные ребята, Фрацу с Биллом было до них далеко. Они были другими. Воспитанными. Образованность из них так и перла.
   Мало того, что они говорили на особом диалекте и употребляли порой слова, которые Уотер не знал - это-то было понятно, откуда. Но они и мыслили иначе, чем публика, среди которой Уотер вырос.
   - Если без дураков, ты и впрямь сам ушел от Бинки? - спросил однажды Морей Уотера.
   Это прозвучало под настроение, как-то так, что не вызвало у Уотера досады, задай этот вопрос кто-то другой.
   - Да, - ответил он угрюмо. - Сам.
   - А почему?
   - Не хватало мне еще в ... пойти, - Уотер употребил неприличное слово.
   - Это потому что она богата?
   - Нет, потому что я безработный. Жить за счет женщин не мое амплуа.
   - Ты ей об этом говорил?
   - Нет. Она бы стала уговаривать меня, может, даже и уговорила. Зачем? Однажды она начала бы меня считать за ничто.
   - Тогда понятно, - сказал Морей (никто в квартале Уотера этого бы не понял). - Но у нас на Безымянной нет безработицы.
   - Совсем нет?
   - Совсем. И заработки приличные, семью содержать можно.
   - Она привыкла к роскоши.
   - Откуда ты знаешь? Может, она тоже из рабочих?
   - Она портниха.
   - Вот видишь! Не думай, что если ее родня - хозяева, то она имеет два желудка или питается манной небесной.
   Чем питается Бинка, Уотер видел. И он только пожал плечами. Портниха с целым набором золотых перстней - да ему, даже имей он работу, и на один бы не зашибить деньжат, хоть надрывайся он целый век.
   Следующий разговор завели Фрац с Биллом.
   - Если на твоей планете так кайфово, почему вы оттуда дали деру? - сказал Фрац, когда Сэм начал расписывать, как хорошо было у них дома.
   - Мы провинились. Нас наказали, и мы сбежали.
   - А что лучше: отбывать наказание там или жить здесь?
   - Там лучше.
   Отвечал Сэм, но Морей согласно кивнул, подтверждая.
   Третий разговор Уотера едва не добил.
   - А сколько она тебе заплатила? Ну, тогда, когда ты ее притиснул?
   - Смеешься?
   Но Фрац не смеялся.
   - А все же? - настаивал он.
   - Нисколько, разумеется, - ответил Морей. - Я получил массу удовольствия, а за это кто же берет плату?
   - Ну, еще бы! - хмыкнул Билл. - Такую работенку каждый день давай - кто же откажется? Небось, опытец имеется, а?
   Морей усмехнулся.
   - Ты что? - сказал Сэм. - У нас бы за такое, знаешь? У нас с этим строго, о! Раз - и за шкирку!
   - У нас только по добровольному согласию, - подтвердил Морей с той же усмешкой.
   - А если без?
   - Очень просто можно схлопотать ссылку на первую полосу без права возвращения.
   - Не все ли равно, где жить? - хмыкнул Билл.
   - Так первая же полоса не жилая, чудак! Там пустыня: голые камни, песок да вода.
   - Врете вы все, - сказал Фрац. - Не может быть, чтобы из-за таких пустяков к смерти приговаривали.
   - Не к смерти, а к отрыву от цивилизации, - важно пояснил Сэм, и Морей снова кивнул.
   - Тебе дают кучку барахла, центнер семян и говорят: "Существуй".
   - И все-то вы знаете, - ухмыльнулся Фрац.
   - Чудило, мы там побывали. Мы же сказали: нас наказали.
   - И справедливо наказали? - вмешался Уотер.
   Он-то знал от Бинки, кто и как попадает на первую полосу Безымянной, но до сих пор помалкивал. Потому что раньше он как-то не соединял в уме ее слова о нарушивших закон с двумя безвредными, словно телята, и черезвычайно добродушными парнями. А сейчас вдруг соединил. И ему стало любопытно, что они сами думают о себе и своих законах. Сейчас парни должны были начать оправдываться и взапуски доказывать, что они ничего такого не делали, и запичужили их на первую вовсе за зря.
   - Естественно, справедливо. Мы же нарушили, - сказал Сэм важно, и Морей снова согласно кивнул.
   Фрац так и застыл с открытым ртом, да и Билл оторопел. Принять, что наказание может быть справедливым, они были не в состоянии. То есть они понимали это, когда наказывали других, но когда наказывают тебя?
   И Уотер удивился. Главный закон их квартала гласил "Наноси удары, пока можешь, или их нанесут тебе. Мсти за все открыто, если силен, и тайно, если слаб. А справедливость - это для умственно недоразвитых."
   Но и у Морея, и у Сэма мозги были вполне на месте, если они сумели выжить в городе и не сломаться. Чужакам это обычно не удавалось. Они либо погибали, либо быстро становились мелкими подручными гангстерских банд, попадали в поле зрения полиции и отправлялись в места, откуда о них ничего и никто никогда больше не слышал.
   "Съел город, - равнодушно говорила мать. - Однажды он съест и тебя, сынок."
   Мать была права: город был жаден, он лопал всех без разбора. Эти двое - уцелели. Но зачем же они сюда сбежали, если приняли приговор?
   - На свободу, - лаконично ответил Морей.
   Уотер его понял. Свободой он тоже дорожил.
   И вообще ему было приятно, что трюк, проделанный ради того, чтобы разгрызть скорлупу, в которую он себя привычно одевал, был сыгран Морем без оценки девчонкой стоимости его, Уотерова внимания. Что не все она мерила на деньги.
   Так и шли чередой дни за днями. Уотер жадно слушал рассказы обоих парней с Безымянной об их родине. Ему доставляло какое-то болезненное удовольствие растравлять себя разговорами о том, что он потерял. Ему нравилось представлять Бинку кем-то наподобие особы королевской крови, фантазировать о дворцах, полных золота и бриллиантов (парни никогда не упоминали о таком, но Уотеру нравилось воображать себя владыкой в окружении толпы слуг). Ценность того, от чего он отказался, возрастала тогда в его глазах многократно, и он возвышался в собственном мнении.
   Фантазии свои Уотер держал при себе, он вообще предпочитал о многом умалчивать из своих приключений на Безымянной. Ни Сэм, ни Морей так и не узнали, что он побывал там же, где и они, и превосходно представлял себе место, где они проводили ссылку. Он никогда не упоминал о старике по имени Марк и о заброшенном поселке.
   Уотеру забавно было слушать, как парни распинались, описывая ужасы джунглей и свой поход через пустыню. Впрочем, о пустыне они рассказывали почти весело. Что же касается джунглей, то их они знали весьма слабо. Уотер знал больше.
   Про статую на скале Сэм, например, уверял, будто она из чистого золота, и что она бесподобно красива, ну просто взглянуть один раз - и умереть. Уотер на такое заявление лишь пожал плечами. Статуя была хороша, но умирать из-за куска металла? И слова старика насчет лигатуры он помнил.
   "Интересно, что бы этот Сэм сочинил о площади с фонтаном и мозаиками?" - подумалось ему.
   И молчал Уотер не только потому, что боялся насмешек. Он не желал, чтобы к нему лезли в душу, да и догадывался, в общем-то, что его фантазии - только миражи. Действительность, разумеется, оказалась бы совсем иной. Постепенно он научился смеяться над своими придумками, то есть над собой, и боль, терзавшая его, начала развеиваться.
   Превратив живую, полную недостатков девчонку в некий идеал, он начал бояться осуществления этого идеала на деле. Ему не хотелось разочаровываться. Приятно было узнать, что тебя любила королевна, и приятно было верить, что она до сих пор о тебе мечтает. Но самое приятное во всей этой истории было то, что она благополучно закончилась.
  
  
  

Место на стене

  
   Художник отошел от картины подальше, чтобы окинуть ее взором всю целиком, и снова подошел к тому месту, которое Бинка назвала пустым. Без сомнения, девчонка была права: произведение необходимо было докончить хотя бы для того, чтобы не возникало лишних вопросов. Кто его знает, сколько ему еще доведется прожить - пустое место выдавало его. Оно словно говорило: "Творец сией картины еще топчет поверхность планеты".
   А это уже было вовсе ни к чему. Потому что тогда конец покою, конец его неспешного бытия. А чтобы никто не догадался, что художник изображает себя, можно применить прием, подсказанный этим тьеранским мальчиком: усадить космонавта спиной. Тогда никому не придет на разум сопоставлять бравого молодца в звездолете с сутулым, сморщенным, надоедливым стариканом.
   И в конце-концов, чего ему стесняться? Жизнь прожита не зря, и все давно уверены, что ты не только не существуешь, но и вообще никогда не существовал. Ты, как сказала эта девочка, "всего лишь легенда".
   Конечно, можно было бы на этом месте изобразить и сына. Старшего сына, Додьку, Ждана Максимова, как тот себя называл. Смешно! Так ведь и носил парень всю жизнь фамилию человека, который его вырастил, прекрасно зная, что тот ему никто. Но силен был мальчик! Младший, Мадька, ему и в подметки не годился. Понимал все с полунамека, и идей у него в голове всегда был целый рой.
   Ведь это он сообразил тогда, во время их предпоследнего совместного полета, что Безымянная в ореоле огненных извержений выглядит звездой, а не планетой. И что если бы можно было извлечь из реестра обитаемых миров всякое упоминание о купле-продаже данного небесного объекта, то никто бы не догадался о ее существовании, попади он случайно в данный сектор Космоса.
   - Работа ускорителей продлится еще лет сто, и на все эти сто лет мы были бы избавлены от опасности быть обнаруженными. И по каталогам нас искать никто бы не стал: по предварительной информации Безымянная принадлежит к небесным телам, непригодным для освоения.
   Художник усмехнулся, вспоминая ядовитый пейзаж и давление в 90 атмосфер, которыми его когда-то встретила планета. Тем, у кого в компьютере имелись такие данные, и ад показался бы более пригодным местом для экскурсий.
   Посмеявшись, они с Додькой еще посетовали, что, поскольку сделка зарегистрирована, ничего теперь поделать нельзя.
   Оказалось - можно, если было хорошенько подумать. Подыскать, например, человека, крайне нуждающегося в деньгах и не очень щепетильного в смысле способа их приобретения. Человека, работающего в службе регистрации планет. Художник поискал его и нашел. Не так уж трудно соблазнить кого-то на должностное преступление, если предлагаешь ему сумму, равную годовому налогу с целой планеты. И данные о Безымянной были полностью стерты из памяти компьютерной сети, обслуживавшей налоговый отдел нужного учереждения. Все было провернуто тихо, скрытно, и главное, чисто.
   Сначала была мысль вообще уничтожить все следы того, что Безымянная когда-либо кем-то покупалась, и дать банку указание прекратить отчисление процентов с суммы, оставленной там специально для уплаты налога. Однако после обсуждения последствий такого поступка стало понятно, насколько непредусмотрительным был бы данный шаг. Сумма, конечно, была громадна, но уплачена она была за объект, непригодный к эксплуатации. После того, как работы по благоустройству будут окончены, стоимость планеты многократно возрастет, и если Безымянная будет случайно открыта заново, ее непременно выставят на аукцион как ничейную.
   Мнением аборигенов Галактический Союз еще никогда не интересовался, и если они не захотят иметь непрошенных гостей, то им придется либо вести затяжную и бесперспективную войну, либо откупаться заново и платить чудовищные налоги. Вся комбинация, проделанная с таким изяществом, в подобном случае совершенно теряла смысл, потому что нужным количеством кредиток они уже не располагали, да и траты продолжали, как говориться, иметь место.
   Уклоняясь от уплаты налогов, они, конечно же, рисковали гораздо меньшим - а именно, всего лишь тем, что однажды с них сдерут штраф. Каким бы он ни был, но это все же был не аукцион и не война. Надо было только провернуть дело так, чтобы не быть обвиненным в сознательном мошенничестве. То есть нельзя было давать банку указание о невыплате налога, иначе при расследовании сразу же стало бы ясно, что к чему.
   Обсосав со всех сторон проблему, они решили так. Додька как имеющий доступ к счету наравне с отцом, заменит в поручении о выплате суммы для Налогового Управления номер счета и другие данные на иной адрес. Для того, чтобы деньги не ушли неизвестно куда, он откроет в одном из филиалов другого банка счет на свое имя и номер этого счета поставит в платежное поручение к основному счету. Совладельцем этого счета он сделает Мади, и ни Рябинка, ни Эльмар об этом якобы знать не будут. А поскольку деньги из общего капитала будут по-прежнему отчисляться, то в случае чего они смогут предстать перед имперским правительством чистыми, невиновными и даже пострадавшими.
   Разумеется, все трое надеялись, что к тому моменту, когда планета снова возникнет в поле зрения Налогового отдела, они, основатели, успеют скончаться, и притянуть к ответу будет некого. И пусть даже на Додькин счет будет наложен арест, а сумма конфискована, зато планета останется в руках истинных хозяев - ее обитателей. Конечно, для гарантии придется держать на оплате своих людей в Управлении по Делам Планет, но это была сущая чепуха по сравнению с опасностью неожиданной ревизии и прочих "благ" Империи.
   Так и поступили. Раз в году после этого приходилось в определенный срок совершать поездки на Тьеру для проверки дел, и все необходимые закупки приурочивать к таким одиночным рейсам. Всякие другие космические передвижения были потихоньку свернуты, конторы по найму рабочей силы прикрыты, а тьеранские отпуска прекращены.
   А потом было решено отменить поездки и на Новую Землю. Новая была очень опасна для тех, кто не все о ней знал, а рассказывать в подробностях что, почему и как там происходит, было нельзя. Даже членам акционерного общества не полагалось ведать об их родине слишком много, что же касается наемной рабочей силы, то большинство тьеранцев лишь слышало такое название и знало, что там говорят на особом языке, не на хингре. На этом языке была написана львиная доля книг в библиотеках Безымянной, и хотя он изучался в школе, большая часть выходцев с Тьеры предпочитала ограничиваться знанием его азов.
   Кстати, закрыть этот маршрут оказалось еще легче, чем тьеранский. Все рейсы на Новую и обратно совершали Эльмар, Додька, Лерка и еще человек пять, имеющих личные машины. Был собран совет стариков, из посвященных в проблему, и все согласились.
   Только с Лиской Безымянная продолжала сноситься еще лет двадцать. Собственно говоря, Лиска до некоторой степени заменила им Тьеранские курорты. Все желающие отдохнуть от повышенной гравитации и посмотреть, как живут люди еще где-то, могли, поднакопив средств на оплату топлива и месяц роскошной жизни, заказать себе место в транспорте, перевозящем оборудование для производства воды из твердых пород, это не возбранялось.
   "Так, может, в самом деле изобразить Додьку?"
   Художник подумал.
   "Нет, - сказал он сам себе. - это будет еще более нескромно. Ничем особенным Додька в глазах людей не стал, и подвигов за ним не числится. К тому же вдруг он еще жив? Нескромно."
   "Решено. Остановимся на человеке без лица."
   Художник еще раз окинул взглядом картину и принялся за эскиз. Получалось не очень. Рисовать самого себя особого желания не было. Просидев над наброском битый час, художник поднялся и посмотрел в небо. Он ждал.
   Он ждал уже давно, целую неделю. Девочка обещала непременно залететь на полосу перед возвращением домой. Он дал ей поручение, и быть того не может, чтобы она его не выполнила.
   Поручение было пустяковым - заглянуть в банк и сделать запрос, кто и когда в течение последних двадцати лет снимал или клал на счет какие-либо суммы. Конечно, теоретически художник сам мог, и давным-давно, проделать такой пустяк, но на свете существуют вещи, через которые человек почему-то не решается переступить. Появиться в банке обозначало объявить себя живым, Хозяином, а ведь уже уйма лет, как официально он исчез из мира.
   Впрочем, беспокоило художника скорее не это, а все та же необходимость изображать, будто ему неизвестно, что ежегодный процент с суммы перечисляется отнюдь не в казну Управления по Делам Планет. Посылая Бинку, можно было выдать ей одноразовую доверенность с ограниченными правами, не расширяя круга сораспорядителей. Пора было, наконец, поинтересоваться, кого из молодежи Додька ввел в курс дела.
   Но девочке он этого, конечно же, не сказал. Он объяснил ей, что хочет узнать, не было ли злоупотреблений со стороны его компаньонов. Доверенность была написана на специальном банковском бланке, где опознавательной сигнатурой служила зашифровка генетического кода. Это давало возможность выяснить все, что надо, не смущая лишний раз девочку.
   Конечно, девочка могла задержаться и по совершенно пустяковой причине, и все же если до начала ночи она не появится, художнику предстояло лететь на Тьеру. А это обозначало необходимость собираться в путь, и паковаться сегодня, сейчас.
   "Ну, иди, старина, пора. Готовься снова окунуться в суету мирскую. Тебе скучно стало? Общества захотелось? Признайся сразу: понравилась тебе девочка, с радостью оставил бы ее тут."
   Художник вздохнул: девочка, действительно, ему понравилась. Самостоятельная,, энергичная, умная. Чудно, как быстро он успел к ней привязаться, никогда с ним такого не было!
   "Рябинка - это я!" - вспомнил он. И улыбнулся. Как быстро летят годы, когда живешь вдали от людей. Конечно же, девочка права, теперь она - Рябинка. Той, первой, уже не вернуть, как ни упивайся он воспоминаниями. Не вернуть ее бесподобных зеленых глаз, ее мягкой улыбки, ее ненавязчивой заботы. Не вернуть, как бы ни жаждал он этого, как бы о том ни мечтал.
   Все, что он может - сохранить о ней память. Хотя бы у нынешнего поколения. Какой их прабабка была яркой, неповторимой, прекрасной.
   "Когда вернется девочка, все расскажу ей о тебе, моя незабвенная. И о себе тоже," - решил художник.
   Не получилось! Девочка прилетела вся в слезах.
   - Почему я такая невезучая? - рыдала она. - Ну чем я для него плоха?
   - Сердцу не прикажешь, - сказал художник.
   - Я знаю. Но сколько мужчин берут замуж намного худших, чем я, и ничего - живут!
   - Ты хотела бы, чтобы он женился на тебе, а потом полюбил другую?
   - Нет! - испуганно замотала головой Бинка. - Но ведь я ему нравилась, правда-правда!
   - Конечно, нравилась, - согласился художник. - Но этого иногда бывает мало, чтобы сделать решительный шаг.
   - Да, - вынуждена была согласиться Бинка, - он говорил, что мужчины их квартала не женятся.
   - Вот видишь, а ты сразу плакать. Улыбнись-ка, малыш, и вспомни, что не только на Тьере есть одинокие молодые люди. Хочешь, я отвезу тебя туда, где ты сразу сможешь найти себе пару?
   - Шутишь? - улыбнулась сквозь слезы Бинка. В голосе ее звучало недоверие.
   - Совсем нет, есть целых два места. Например, Лиска. Или Новая Земля.
   - Я слышала о них, - возразила Бинка печально. - Но...
   - Думаешь, они тоже легенда?
   - Нет, просто дорогу туда никто из наших не знает. Она забыта.
   - В моем борткомпьютере все маршруты хранятся в неприкосновенности. Ну так как, полетим?
   - Вообще-то можно. Но что я там буду делать? Как себя представлю?
   - А что тебя смущает?
   - Да как это будет выглядеть: она явилась на ловлю жениха! Бр...
   - На Тьере тебя это не стесняло.
   - Так это на Тьере, там все чужие. А тут... Да меня на смех поднимут! Да все мои предки в гробах попереворачиваются от такого позора! И чем я вообще смогу доказать после этого, что я не самозванка и знаю обычай?
   Художник усмехнулся:
   - А мы не будем никому говорить, зачем прилетели. Я представлю тебя как свою внучку и введу в Круг. Тебе рассказывали про игру в розовые шарики?
   - Рассказывали. Но разве это не...
   - Нет, это не легенда. Доказывать ничего не придется. Ты предъявишь свои способности, и других объяснений не потребуется.
   - А вдруг я не сумею?
   - Сумеешь, даже не сомневайся. Я уверен, что у тебя есть дар. Разве ты не дочь своих родителей и не внучка своих предков?
   Бинка грустно улыбнулась:
   - А кто-то недавно старательно втолковывал мне насчет скромности, и говорил, что предки ничего не значат...
   - Разве? - засмеялся художник. - Ну, он заблуждался малость, этот твой... учитель. Такими предками, как твои, можно гордиться. Там, куда мы полетим, их имена известны всем. Увидишь, кто-то непременно захочет познакомиться с тобой поближе.
   На глазах у Бинки снова навернулись слезы.
   - Да в чем печаль-то? Или ты боишься, что я не тот, за кого себя выдаю? Проверь, если сомневаешься.
   - Я... я люблю его! - снова зарыдала Бинка. - Я... я не хочу ни с кем больше знакомиться! Я так надеялась, что он меня тоже полюбит! И - ничего, даже ребеночка не осталось!
   Она рыдала так горестно, что художник сам едва не прослезился.
   - Не сделала ли ты какую-нибудь глупость, малыш? - спросил он сочувственно.
   - А если и сделала? Разве нельзя? Все равно он уже от меня уходил! И никогда, никогда я его больше не увижу!
   - Ну, это пустяки, - сказал художник. - Если только ты не повесилась ему на шею сама.
   - Чего? -
   Слезы на глазах у Бинки мгновенно высохли.
   - Так-то лучше. А то - рыдать. Если инициатива исходила от него, ты правильно поступила, и никто тебя не посмеет осудить. Я просто хочу понять, чего ты хочешь: выйти замуж или вернуть своего знакомого?
   - Я хочу его видеть! Неужели нельзя сделать так, чтобы он переехал к нам жить? У меня куча сестер - если ему не нравлюсь я, кто-нибудь же придется ему по вкусу!
   Художник посмотрел на нее внимательно и грустно усмехнулся.
   - Ты говоришь глупости, - сказал он. - Если ты его любишь, твое сердце разорвется от боли, когда он будет с другой.
   - Ну и пусть разрывается! Зато я смогу перед смертью еще разок на него взглянуть! Да я готова умереть хоть сегодня, лишь бы снова услышать его голос! Он был таким нежным! Таким необыкновенным!
   - Какая ты еще наивная, - сказал художник грустно. - Он просто негодяй. Он обманул тебя - наверняка наговорил кучу слов, чтобы ты позволила себя увлечь.
   Бинка энергично замотала головой:
   - И совсем нет! Ничего такого он мне не говорил! Он не обманщик! Он очень добрый! Он даже пантра не захотел усыплять, чтобы ему не повредить! Вы... вы его не знаете! Он самый лучший на свете!
   Художник задумался.
   - Ну, если самый лучший... - проговорил он наконец. - Самого лучшего жаль упускать. Пожалуй, я возьмусь за это дело. Только чур, уговор...
   И он вопросительно посмотрел на Бинку. Та старательно закивала головой, заранее соглашаясь на все его условия.
   - Если он выберет другую, ты на следующий же день после его свадьбы летишь со мной на Новую Землю. А пока - возвращаешься домой и просто живешь. Ждешь. С удачей или неудачей, но не позднее, чем через полгода я буду к вам с визитом. Примешь гостя?
   Бинка покраснела и снова кивнула.
   - А как мое поручение? Не забыла? Или тебе не до этого было?
   Увидев, что девушка нахмурилась, он повторил уже совсем другим тоном:
   - Так не забыла?
   - Конечно же, нет! - сказала Бинка строго. - Но я хотела бы знать, кто ты такой.
   - Я называл тебе свое имя, - сказал художник.
   - Я не об этом. Я хочу знать, почему ты имеешь право контролировать счет моей родни.
   - Я из Круга, - засмеялся художник.
   - Это понятно. Но разве любой "из Круга" имеет право лезть в наши дела?
   Художник на минуту задумался, как лучше объяснить.
   - Конечно, не любой. Но, видишь ли, этот счет когда-то заводили мы вместе: я и Доди, то есть, я хотел сказать, я и твой дедушка Ждан. Мы были компаньонами.
   - Нашим об этом ничего не известно, - возразила Бинка.
   - А зачем всему народу помнить о разных пустяках? Ты видишь, как я живу и чем занимаюсь, деньги мне бывают нужны, и суммы это довольно крупные. Однако трачу я их на дело, важное для всех. То же самое и с твоим дедом, он тоже на пустяки деньги не транжирил. В общем, мы оба знали друг про друга достаточно, чтобы заиметь общий интерес. А потом жизнь нас развела: он стал обитать там, а я остался здесь. Разные мы люди, оба любим самостоятельность и бережем покой другого.
   - Значит, дедушка Ждан тоже имел право контролировать тебя?
   - Правильно. У нас равные права.
   - А кто еще был вашим компаньоном?
   Художник призадумался. Говорить про Мади ему почему-то не хотелось.
   - Не знаю, - ответил он полуправду. - По договору каждый из нас имеет право вводить в дело любого, кого посчитает нужным. Так что, вполне возможно, сейчас там имена, мне неизвестные.
   - Все правильно, - вздохнула Бинка. - Вот выписка.
  
  
   - Дядя, - спросила она брата своего отца, когда была уже дома. - Кто был компаньоном дедушки Ждана? Ну, кто кроме тебя имеет доступ к его счетам на Тьере?
   - Только я и теперь ты. - отвечал Шурка.
   - Я не об этом банке, куда ты меня посылал, а совершенно о другом. О том, который имеет филиалы по всей Тьере.
   - Ты о резервном фонде?
   - Резервном?
   - Да, это страховочная сумма, с нее должны отчисляться проценты на оплату налога в казну Галактического Союза. Компаньоном отца был дядя Ахмад, потом он включил меня. А что?
   - А то, что есть еще один человек. И он запрашивал сведения о расходе сумм.
   Шурка подумал:
   - Очень даже может быть. Дедушка запросто мог ввести в дело еще кого-то, у него это получалось быстро. Особенно, если он почуял приближение смерти.
   - Из Круга?
   - Не понял?
   - Ну, с Новой Земли?
   - Само собой. Выбрал кого-то из внуков, например.
   - Разве у нас там есть родственники?
   - Уйма, если не сказать больше. Правда, большинство из них простые, но есть и наши... Или из Таировых взял.
  

Бинкина памятка

  
   Уотер думал, что знает себя, когда произошло событие, перевернувшее все его представление о мире, в котором он жил. Событие, заставившее его совершить поступок, которого он от себя никак не ожидал.
   Началось все с кара, обыкновеннейшего кара, который Фрац приобрел за пару кредиток у скупщика подержанных машин. Кар был больше похож на груду металлолома, он был даже без верха, да и Фрац не скрывал, что приобрел его на запчасти. Но он был на ходу, и это предопределило развитие событий. Кар попался на глаза Морею. Тот сох по машинам, они были его страстью и чуть ли не пределом его мечтаний. Конечно же, увидев кар, он попросил прокатиться.
   - Бери, - проговорил Фрац равнодушно. Но в тот момент, когда он произносил это, у него на лице промелькнуло какое-то странное выражение.
   - Не ожидал от тебя, - сказал ему Уотер удивленно, увидев Морея за рулем транспортного средства, принадлежащего Фрацу. - Ты ведь всегда был жмотом, эге?
   - А у нее все равно нет тормозов, - ухмыльнулся Фрац.
   Здесь крылся какой-то подвох. Уотер посмотрел на приятеля непонимающим взглядом.
   - А будет знать, как зариться на бесплатное.
   Он произнес это с таким злорадством, что у Уотера мурашки пробежали по телу. Надо было очень сильно ненавидеть человека, чтобы ТАК о нем сказать! И шутка, которую Фрац сыграл над парнем с Безымянной, должна была быть особенно зловещей. Но до Уотера не сразу дошел смысл каверзы. Между тем Морей уже успел включить мотор и отъехать. И вот тогда Уотер постиг.
   - Он же не сможет остановиться! - воскликнул он. - Ты что натворил, подонок!
   - Ну ты, с подонком не очень! Подумаешь, покатается, пока заряд не кончится!
   - И надолго там того заряда?
   - Так, деньков на пару.
   - Сукин ты кот! - выругался Уотер.
   Просвещать Фраца насчет того, что он о нем теперь думает, было бесполезно. Уотер побежал за каром. Дорога шла под уклон, и машина набирала скорость. На что рассчитывал Уотер, включаясь в гонку за движущейся штуковиной с колесами, он не знал. Но он просто не мог не попытаться что-нибудь сделать. Ясно было: Фрац сам не знал, каков заряд у аккумулятора, и машину надо было немедленно остановить.
   Улочка, где обитали Фрац с Биллом, была довольно узкой и в одном месте настолько плотно утыкана различными клетушками и заборами, что и на исправной машине проехать там было не каждому по нервам. Жать на акселератор там стал бы только сумасшедший. Вот Уотер и бежал, соображая, что в этом месте Морей непременно попробует сбросить скорость и, поняв, что тормозов нет, попытается что-нибудь с машиной сделать. Сразу за проездом начинался подъем, там можно было замедлить ход, и...
   Что должен был бы предпринять парень, сидевший в машине, мчавшейся без тормозов по узкому проезду, Уотер опять же не знал. Выпрыгнуть на ходу и пустить машину на самоход? Поискать препятствие, на которое кар бы не смог влезть?
   Все решилось гораздо проще и быстрее.
   В конце проезда, вцепившись друг другу в волосы, "танцевали" две соседки. Визг и ругань их достигали пределов верхних этажей и вот уже с полчаса служили развлечением для обитателей ближайших домов. Несколько голов, высунувшихся из окон, криками подбадривали дерущихся и заключали пари на победительницу. На эту живописную пару и мчалась неисправная машина.
   - А! - закричал чей-то голос.
   По судорожным движениям Морея Уотер догадался, что тот пытается дать сигнал, но, очевидно, с машины были сняты не только тормоза. Звука не последовало, и Уотер увидел, как парень на сиденье водителя начал выкручивать руль.
   "Куда ты! Здесь не объехать!" хотелось крикнуть Уотеру. И точно!
   Миг - и машина врезалась в ближайший столб. раздался грохот, чей-то истошный визг... Обе женщины, только что с остервенением рвавшие друг друга на части, расцепив руки, стояли, словно раскиданные невидимой силой, каждая на своей стороне проезда.
   - А-а! - вдруг заголосила одна, покачнувшись.
   Осев на землю, она опустилась на колени и принялась раскачиваться из стороны в сторону, продолжая выть. Вторая, прижав ладони к груди, вертела головой, как будто спрашивая в недоумении: "Что же это делается, люди?" Колеса машины продолжали крутиться, а парень в кабине неподвижно лежал на руле.
   Город принял еще одну жертву!
   Уотер подбежал к машине и дернул за дверцу. Дверцу заклинило, и она не открылась, но парень за рулем застонал.
   Жив!
   Обогнув столб, в который врезался кар, Уотер открыл левую дверцу и забрался в салон. Машина качнулась, норовя забраться на столб и опрокинуться, но Уотер не обратил на это никакого внимания. Подхватив Морея подмышки, он попытался стащить его с сидения и выволочь из кабины. Первое ему вполне удалось, но вытащить из машины беспомощную груду мышц и костей не получалось. Что-то держало тело, и держало крепко. Усадив Морея обратно на сидение, Уотер опустился на пол кабин и полез под руль - передок машины оказался настолько смят, что ступню левой ноги водителя намертво зажало.
   Поняв, что раздвинуть искореженный пластик руками невозможно, Уотер вылез из кабины и огляделся. В груде хлама, валявшегося под забором, виднелось что-то железное, и это железное можно было использовать. Взяв это что-то, Уотер снова забрался в машину, чтобы теперь, орудуя железкой как рычагом, отогнуть, наконец, кусок пластика, сжимавшего ногу Морея.
   Получилось. Вновь подхватив парня подмышки, Уотер выволок тело на улицу и положил на землю. Выпрямившись, он вытер со лба откуда-то взявшийся там пот - толпа зевак бессмысленно глазела на происходящее, и на один краткий миг Уотер вдруг возненавидел и эту толпу, и квартал, и даже узкий просвет небес между крышами домов.
   Завыла сирена полицейской машины. Сержант, толстый и красномордый, в сопровождении патрульного, растолкал зевак, подошел к Уотеру и кратко произнес:
   - Дорожное происшествие. Зачем трогали тело?
   - Он жив, - возразил Уотер.
   Наклонившись над лежащим, полицейский приподнял его веки и заглянул в глаза.
   - Точно жив, - сказал он удовлетворенно. - Подождем санитаров.
   Прибыли санитары. Фельдшер, молодой и безусый, закатал рукав рубашки Морея и сделал ему инъекцию. Парень застонал и открыл глаза.
   - Как хочется жить, - прошептал он, силясь улыбнуться, и снова потерял сознание.
   - Куда его? - спросил полицейский. - В общую?
   - В общую, - согласился фельдшер, кивнув двоим амбалам с носилками, чтобы забрали пострадавшего.
   "В общую?" - забилось в отчаянии в мозгу у Уотера.
   "В общую" обозначало "умирать". Неужели он никогда больше не увидит этого добродушного, жизнерадостного верзилу? Неужели Морею суждено вот так и загнуться из-за какого-то дурацкого набора лома на четырех колесах?
   - Нет! - возразил он, с ненавистью глядя на полицейского. - Вы должны спасти его! Ведь его можно спасти, правда!
   - Можно к Бергу, - сказал в раздумье фельдшер, - но это будет стоить денег...
   Денег! Всюду одни деньги! Ах, если бы он не растряс все, что привез с Безымянной, на разную ерунду! И тут взгляд Уотера упал на массивный перстень, красовавшийся на указательном пальце полицейского.
   - У Морея есть деньги, - быстро сказал он фельдшеру.
   - Тогда другое дело. Поехали.
   - Я с вами.
   - А ты кто ему? Родственник, что ли?
   - Да, брат, - соврал Уотер, не промедлив ни секунды.
   Он уже понял, что в платной клинике откажутся принять его друга, если он не поедет вместе с ним. И оказался абсолютно прав.
   В приемном покое, окинув пострадавшего подозрительным взглядом, медичка, строгая особа в накрахмаленной униформе, первым делом спросила у санитаров:
   - Кредитная карточка имеется?
   - Имеется, - сказал фельдшер, протягивая медичке кусок пластика.
   - Сейчас запросим банк... Минуточку... Мало. Везите в общую.
   - У него есть... Вот... - вмешался Уотер, стягивая с левой руки прощальный подарок своей бывшей мисс.
   - Что это? - поинтересовался фельдшер.
   - Золото и бриллиант в один карат.
   - Не похоже, - нахмурилась медичка.
   - Надо опустить в спирт. И протереть. Это золото, я не обманываю, нет! Спасите моего друга, он умирает!
   - Хорошо, - сказала медичка, - пожалуй, мы примем больного. На первые процедуры у него хватит. Оставляйте.
   Это было сказано санитарам и фельдшеру. Медичка нажала на какую-то кнопку с пульта, лежащего на столе, и вызвала внутреннюю медслужбу. Морея переложили на сооружение с колесиками и увезли. Уотер проводил его взглядом, а когда обернулся, санитаров и фельдшера в приемном покое уже не было. Были медичка, пожилой мужчина в униформе и он, Уотер.
   - Посмотрите, Брик, парень уверяет, что это золото, - сказала медичка, небрежным жестом протянув перстень мужчине.
   - Спирт нужен, - торопливо напомнил Уотер. - Чистый.
   - Да, спирт, - кивнула медичка. - Я возьму твой, Брик? Если позволишь.
   - Возьми, - кивнул Брик. - Проверка не помешает.
   Проверка была произведена по всем правилам. Перстень подержали в реторте, вынули, вытерли и даже провели камнем по стеклу. Уотер едва узнал свою собственность, Очищенный от темной пленки, металл был того желтого цвета свежей пшеничной соломы, который характерен для самого благородного из всех металлов. Камень, невероятно прозрачный и чистый, казалось, светился изнутри, испуская из себя тонкие, как иголочки, пучки разноцветных искр.
   Медичка надела перстень на безымянный палец, полюбовалась им и обернулась к тому, кого она называла Бриком.
   - Как поступить? Примем залог?
   - Если у тебя есть деньги заплатить за пациента, - насмешливо проговорил тот.
   Уотер глянул на них исподлобья. Он понял: медичка была за то, чтобы камушек попросту присвоить. И под этим его угрюмым взглядом особа из приемного покоя стянула с пальца перстень и протянула его назад.
   - Мы не принимаем плату вещами, - сказала она надменно. - У нас не ломбард. Если вы не хотите, чтобы вашего родственника выставили из нашей клиники, вы должны вашу вещь продать, деньги перевести на его счет в банке и сообщить нам. Это должно быть проделано до конца сегодняшнего дня. Всего хорошего, молодой человек.
   Уотер надел перстень обратно на палец, взглянул на то, что получилось, и сказал:
   - Я не хочу гулять по городу с такой штукой. Меня враз пришибут или в полицию загребут. Вы не можете обмотать мне палец... Ну, как будто он у меня болит?
   - Разумно, - кивнул тот, кого звали Брик.
   С перевязанным пальцем рука выглядела хоть и непривычно, зато вполне безобидно. Уотер вышел на улицу. Перстень действительно оказался ценным, причем он стоил намного дороже, чем Уотер раньше предполагал. Теперь его надо было продать, и это тоже была проблема. Потому что продать его надо было по настоящей цене, а не просто загнать по дешевке.
   Разумеется, Уотер, как каждый парень своего квартала, знал кое-кого, кто занимался скупкой краденного. Но ему даже в голову не пришло обратиться к одному из таких скупщиков. Скупщики всегда давали за любую вещь едва четверть ее цены, а во-вторых, у них просто могло не быть в наличности столько кредиток, сколько стоил Бинкин перстенек. По крайней мере, так они обычно говорили своим клиентам, жалуясь на бедность, а проверять Уотер желанием не горел.
   Проверять обозначало рисковать. Перстень стоил слишком много, намного дороже того, во сколько обычно оценивалась жизнь человека по понятиям квартала. Уотер не боялся своих, он знал, что они не станут на него нападать, чего бы он при себе ни нес. Но он не доверял скупщикам. Он боялся, что те, имея связь со всяким сбродом, шепнут кое-кому пару слов, и тогда, конечно, далеко ему со своей вещицей не уйти. А что любой скупщик очень просто мог такое проделать, в том Уотер нисколько не сомневался. Эта публика была, по его понятиям, способна на любую пакость.
   Существовали еще официальные ломбарды, под вполне официальными вывесками, и в приличных районах города. Но хозяевам ломбардов Уотер доверял так же мало, как и скупщикам краденого. Он слышал о них как о выжигах и мошенниках, и этого, по его мнению, было вполне достаточно для разных выводов.
   Оставались просто ювелиры, владельцы больших красивых магазинов из богатой части Спейстауна. Про них Уотер не знал ровным счетом ничего, кроме того, что они ворочают крупными суммами. И он направился туда, куда наведывался черезвычайно редко и лишь от случая к случаю. Центр города был от его квартала слишком далеко, да и нечего было бедным парням там ловить.
   Уотер давно приучил себя презирать то блестящее праздное существование, которое вели обитатели богатых кварталов. Если бы кто сказал ему, будто он презирает, чтобы не завидовать, то он бы лишь усмехнулся в ответ. Разве он не отказался в свое время от возможности жить точно так же, отвергнув даже любовь, только бы не превратиться в одного из этих ничтожных, изнывающих от скуки щелкоперов?
   Сейчас ему предстояло еще раз доказать самому себе превосходство над ними и, проникнув вон в тот роскошный салон, сыграть на равных с его владельцем. Глянув на витрину, Уотер отыскал взглядом кусок темного бархата, на котором покоились кольца с камушками различного цвета и величины и нашел нужный. Вот он, бриллиант в один карат, а вот и его цена. Запомним.
   Кинув последний взгляд на витрину, Уотер решительно взошел на полукруглую каменную плиту перед входом, отделанным синим в крапинку камнем и коснулся позолоченной двери. Швейцар, еще далеко не старый персонаж, под роскошной ливреей которого угадывалась мускулатура опытного вышибалы, окинул его подозрительным взглядом, но пропустил без звука. Уотер вошел.
   - Мне хозяина, - сказал он продавцу, глядя прямо ему в глаза.
   - А самого президента не надо? - ухмыльнулся тот, не двинувшись с места.
   - Если бы мне нужен был президент, я бы пришел не сюда, - возразил Уотер все с тем же решительным спокойствием.
   - Отрадно слышать, молодой человек. А зачем вам понадобился хозяин?
   Продавцу явно хотелось поболтать, но Уотер не собирался удовлетворять его любопытство.
   - По делу, - отрезал он.
   Продавец нажал на какую-то кнопку, и в салоне возник шикарный молодой человек внушительных габаритов.
   "Качок," - наметанным глазом определил Уотер.
   - Обыщи и проводи к боссу, - приказал продавец.
   Шикарный молодой человек опытным движением ловких рук прохлопал Уотера по корпусу, обшарил его карманы и кивнул в сторону узкого прохода между зеркальны стендами.
   - Ну-с, я слушаю, - сказал скромно одетый старичок за конторкой, в скромный и узкий кабинет которого был препровожден Уотер.
   Старичок с любопытством взирал на Уотера, наверное, ничуть не с меньшим, чем когда-то Уотер взирал на Бинку возле бара на улице Развлечений.
   - Вот, - сказал Уотер, отмотав бинт. - Я хотел бы, чтобы вы это у меня купили.
   Старый ювелир осторожно взял перстень и, слегка отставив его от себя, повернул. В лучах послеполуденного солнца камень ослепительно вспыхнул, пустив сноп искр.
   - Откуда он у тебя? - последовал вопрос.
   - Девушка одна подарила, - буркнул Уотер.
   Старик снова посмотрел на него с любопытством.
   - На жигало ты не похож, - сделал он вывод.
   - Я не жигало, - возразил Уотер.
   - А кто тогда?
   - Какая разница? Если я не жигало, так что, меня и девчонка полюбить не может?
   - Может, может, - примиряющее проговорил ювелир. - Только вот бриллиантов таким как ты обычно не дарят... Впрочем, это неважно. Почему ты пришел именно ко мне?
   - Мне показалось, что вы сможете дать за камень настоящую цену, - буркнул Уотер сердито.
   - А тебе очень нужны деньги?
   - Да, срочно. У меня друг попал в больницу.
   Старый ювелир помолчал.
   - Хорошо, - сказал он задумчиво, - сейчас проверим товар.
   Он достал из стола нечто вроде глубокого подноса с какими-то причиндалами, задернул шторку на окне и нажал на невидимую кнопку, отчего на столе откуда-то сбоку возник тонкий как спица лучик света. Поколдовав с перстнем минут пятнадцать, хозяин кабинета вновь открыл доступ солнцу, убрал со стола ящик со всякой всячиной и сказал:
   - Я готов это взять.
   И назвал цену ровно в десять раз меньшую той, на которую рассчитывал Уотер.
   - Не пойдет, - возразил тот, протягивая руку за перстнем.
   - Не торопись, - сказал ювелир, придвигая перстень к себе. - Я ведь могу сообщить в полицию.
   - Сообщайте, - сказал Уотер, не убирая руки. - Я же говорил: это подарок.
   - Камешек придется переогранить и оправу подобрать другую, - вкрадчиво продолжал ювелир, прикрывая перстень ладонью.
   - Я могу доказать. У меня есть свидетели.
   - Возможно, у тебя и есть. А у нее?
   - Она из общества.
   - Имя, конечно же, ты не назовешь?
   - Оно вам ничего не скажет. Ну так как?
   - Я хочу знать, откуда камешек.
   - Не отсюда.
   - А откуда?
   - У нас космопорт. Послушайте, она сказала: "Золото 99 пробы и бриллиант в один карат. Я знаю, сколько это, и я ни за что не стал бы его продавать, если бы...
   - Больше, чем я, тебе никто не даст.
   - Я попробую найти. Прослушайте, у меня друг умирает! Если я не принесу денег, он умрет! Но вам этого не понять, наверное. Для вас мы - не люди, вам лишь бы свое отхватить!
   - Зачем же так, молодой человек, - укоризненно покачал головой ювелир. - Если кто-то не хочет подвергать себя ненужному риску, это не значит, что он без сердца. Хорошо, я тебе верю. Но сам понимаешь, я тоже должен на сделке кое-что поиметь. Я не благотворитель, я делец. Я согласен дать...
   И он назвал половину той суммы, в которую Уотер оценил перстень сам. Это было уже кое-что.
   - Я согласен, - проговорил Уотер угрюмо.
   - На кого выписывать чек? Или вам наличными?
   - Чек. На моего друга. - Уотер достал кредитную карточку Морея.
   - Только из уважения к вам, - сказал ювелир, вынимая в свою очередь из стола чековую книжку.
   - Спасибо, - сказал Уотер, принимая драгоценный документ.
   Конечно, он не сомневался, что ювелир отнюдь не прогадал, приобретая перстень. Камень был потрясающей чистоты и красоты. В тот миг, когда ювелир задернул шторку на окне, но не успел еще включить подсветку, он засиял собственным, таинственным светом, глубоким и непостижимым. Таким же глубоким и непостижимым, каким остался для Уотера образ его бывшей владелицы - Бинки с планеты Безымянная.
  

Сделка

  
   Уотер ни мгновение не раскаивался, что расстался с перстнем. Наоборот, он был горд, что потратил подарок с толком. Лишь об одном он сожалел: не все оказалось возможно купить за деньги. Морей целый месяц пребывал между жизнью и смертью, легкие плохо вентилировались, и в результате в тканях открылась гангрена. Левую стопу пришлось отнять, а правую ногу и вовсе отрезать по колено.
   - Зря все это, - прошептал Морей, чуть окончательно пришел в себя и постиг, какой удар нанесла ему судьба. - Не стоило меня спасать.
   - Глупости, - буркнул Уотер. - Мы тебя приспособим. Я знаю одного, ему как раз нужен калечный для одного дела.
   - Ага. Подаяние в кепочку собирать. Лучше бы мне умереть.
   - Еще раз так скажешь - побью, - пригрозил Уотер.
   Он произнес это как бы в шутку, но чем еще мог он утешить парня с другой планеты? Конечно, тот был прав, на его месте и Уотер не пожелал бы себе долгой жизни.
   - Я вот скажу Сэму, он тебе вправит мозги, - пробурчал он нарочито бодрым тоном.
   - Сэм? Сэм не вправит, - печально улыбнулся Морей. - Он не любит больниц. Они на него тоску нагоняют.
   - Так он что, вообще сюда ни разу не приходил? - удивился Уотер.
   - Почему же, был однажды. Да ему и некогда. Он нашел постоянную работу и до чертиков рад стараться.
   Уотер кивнул в знак того, что понял. "Каждый за себя" - таков был закон его квартала, и Сэм не был первым, кто быстро его усвоил.
   - Жаль, что я не на Безымянной, - продолжал между тем Морей. - У нас я хотя бы на ускорителях стал дежурить.
   Через неделю он сказал Уотеру:
   - Помнишь, Сэм рассказывал про золотую статую? Это не выдумка, нет. Там есть один дед, кто он, не знаю, но он должен скоро за нами приехать. Мы обещали за это отработать на его плантациях. Сейчас, конечно, какой из меня работник... Я написал ему письмо... Ты передай ему... Вот тут у меня на руке дата и место встречи. Сэму ничего не говори, он малость легкомысленный, может пообещать и забыть. Так ты лично постарайся. Я бы сказал: "Брось в почтовый ящик", но оно уже не успеет дойти, наверное. А ко мне не приходи пока... Пока с дедом не поговоришь.
   У Морея задрожали губы. Он отвернулся к стене и замолк.
   - Хорэ, - сказал Уотер, - я передам ему письмо. 9 июля - это послезавтра.
   - А как ты его узнаешь? - вдруг тревожно проговорил Морей, снова к нему поворачиваясь.
   - Узнаю. Чужих сразу видно. Он же очень старый, ваш дед.
   - У него такие длинные волосы и усы...
   - Не беспокойся. Покажи еще разок твою руку, я взгляну, что там нарисовано...
   Рука выглядела ужасно, вся в следах от многочисленных уколов. Возле локтя багровело огромное пятно, но Уотер даже не обратил на него внимания. Он взял с прикроватной тумбочки стило и переписал на конверт цифры и буквы с предплечья Морея.
   - Поправляйся. Все будет тип-топ, - сказал он напоследок приятелю и покинул больницу.
   Теперь его путь лежал к месту будущей встречи. Космопорт находился от города в некотором отдалении, и Уотер был там лишь однажды, когда по неопытности пытался поискать работу за пределами городской черты. Его тогда быстро просветили: в Космопорту своих безработных хватало, он обходился без Уотера и дальше собирался без него обходиться. Путешествие с девчонкой до космодрома и назад за побывку можно было не считать.
   Сейчас Уотер ехал туда по делу, и час пути казался ему бесконечным. Но место требовалось разведать. Он ехал и думал, как ему убедить "деда", чтобы тут выручил Морея. Лесной бродяга был не из злых, но ведь каждый блюдет свой интерес. Космические перевозки стоили уйму деньжищ, это в городе знали все. Одно было ясно: парня надо было спасать. Здесь, на Тьере, ничего хорошего его не ждало.
   Прежде всего Уотер разыскал банк, где была назначена встреча. Ясное дело, место было выбрано не наобум. Жаль, конечно, что он не расспросил Морея подробно, но, рассуждая логически, это должно было быть возле окошечка, где производились операции с номерами, сходными с номером счета Морея. Очевидно, там и следует встать. Ну а поскольку Уотер знал старика в лицо, то можно было устроиться и при входе-выходе.
   Покрутившись минуты две там и сям, Уотер вышел на ступени парадного входа. "Центральный почтамт", - прочитал он вывеску на здании напротив. Здесь тоже все было ясно: лесовик был предусмотрителен и позаботился при выборе банка о том, чтобы парни не заблудились. Оставалось отыскать ячейку, в которую предполагалось посылать письма, и Уотер ее отыскал.
   Собственно говоря, на этом дело можно было бы и кончить: бросить письмо прямо в ящик и преспокойно возвращаться. Так было бы, пожалуй, даже и лучше. Но Уотер дал слово вручить письмо лично и, потом, ему хотелось еще разок повидать старого отшельника. Старик был не из худших, хотя и со странностями. А только у кого их нет?
   Кроме того, ни малейшего желания возвращаться в свою старую каморку под крышей у Уотера не возникало. Малая толика кредиток для того, чтобы протянуть пару дней, у него еще имелась, если, конечно, не потратить их на гостиницу. Но Уотер такой глупости делать не собирался. Стоял разгар лета, и ничего не мешало ему подыскать укромное местечко, где можно было бы перебыть ночь.
   Утром Уотеру крупно повезло. Он помог одной миссис дотащить багаж до стоянки таксо, поймал ей машину и вовремя смылся, не столкнувшись ни с кем из тех, кто контролировал вокзал для пассажиров. Миссис расплатилась щедро. За то, что Уотер присоветовал ей хорошую гостиницу (ту самую, где останавливалась Бинка) и объяснил подробно, как дотуда добраться, она отвалила столько, что можно было не думать о жратве еще один день. Уотер даже на синем себе сумму сумел выделить. А на следующий день он уже спозаранку крутился возле банка.
   Чтобы не подвести Морея, он еще с вечера бросил в ячейку на почтамте собственное послание для отшельника. То есть даже не письмо, а так, записку, сообщение. "Морей в больнице, у Берга", - написал он, и адрес клиники изобразил там же.
   Как оказалось, он правильно сделал, не доверившись краткой записи на Мореевой конечности: лесовика он едва не прозевал. И прозевал бы, если бы не Сэм. Тот тоже явился, час в час, но повернул почему-то не к банку, а к почтамту.
   Уотер обозвал себя лопушником и выругался. С чего он взял, что встреча назначена в банке? Конечно же, любой нормальный приезжий выберет главпочтамт, а если абонирован ящик для корреспонденции, то, ясное дело, именно под этим самым ящиком и следовало ему ждать!
   Он оторвал спину от парапета и поспешил на противоположную сторону площади. Площадь была невелика, но когда он оказался у почтамта, Сэм уже оттуда выходил. Рядом с ним, слегка сутулясь, шагал невысокий и вполне прилично одетый мистер далеко не преклонных лет. Лицо, изборожденное морщинами, выглядело озабоченным и суровым, но это было лицо человека цивилизации, а не лесного бродяги. Аккуратно подстриженные черные с проседью волосы увенчивала строгая и абсолютно приличная шляпа. Усы и борода тоже приняли размеры, соответствующие стандарту образованной части общества. Только глаза не изменились: они по-прежнему смотрели внимательно и живо. Уотер потоптался в нерешительности и двинул наперерез.
   - Здравствуйте, - сказал он. - я от Морея. Он просил передать вам письмо. Лично в руки.
   - Давай, коли не шутишь, - сказал отшельник, принимая конверт. - Наверное, будет лучше, если мы сейчас же это и прочтем.
   Достав из конверта двойной листок, исписанный с обоих сторон, он пробежал его глазами а, прочитав, поднял голову, сложил листок так, как он был раньше, и снова спрятал в конверт. Лицо его осталось непроницаемым. Уотер смотрел на все эти манипуляции и хмурился.
   - Ты знаешь содержание письма? - спросил его отшельник.
   - Нет, - отвечал Уотер, - Морей мне не говорил. Но догадаться нетрудно. Он мне сказал, что они с Сэмом обещали вам отработать на ваших плантациях за то, что вы отвезете их обратно на Безымянную. Теперь он не сможет этого сделать, потому что стал инвалидом.
   Сэм раскрыл было рот, собираясь что-то произнести, но отшельник его опередил.
   - А что ты сам думаешь об этом?
   И внезапно Уотер решился.
   - Морей очень хороший парень, - волнуясь, проговорил он. - Не бросайте его здесь, или он пропадет ни за здорово живешь. Он мне сказал, что на Безымянной для него есть подходящая работа, на каких-то ускорителях. Он честный парень, он непременно выплатит то, что вы на него потратите! Я готов поручиться за него чем угодно!
   - Поручиться мало, - сказал старый отшельник, - а дорога через Космос стоит дорого. На ускорителях он и за десять лет не сможет заработать столько, чтобы расплатиться.
   - Да, я понял, что вам нужен работник. Ну так что же? Возьмите меня вместо Морея. Я за него отработаю вам, сколько он обещал. Только не бросайте его здесь! Вы же справедливый человек, я знаю!
   - Конечно, я справедливый человек, - усмехнулся отшельник, - но срок Морея - два года.
   - Пусть.
   - Тебе придется работать совершенно бесплатно. С чем приехал, с тем и вернешься.
   - Согласен. Но что я буду есть, если вы не будете мне нисколько платить?
   - Еда будет от меня. А только не знаю, будешь ли ты стоить своих харчей. Каков из тебя работник.
   - До сих пор никто не жаловался.
   - Верю. Но до сих пор ты работал, когда хотел. Там будет совсем другое дело. Впрочем, подумаем. А сейчас поехали к Морею. Где тут стоянка таксо?
   - Ну что? - спросил лесной обитатель у Морея. - Как ты себя чувствуешь?
   - Отлично, - проговорил Морей. - По сравнению с тем, что было.
   - Ну-ну, рад за тебя.
   - Разве есть чему радоваться?
   - Чепуха, главное, ты жив. Остальное приложится.
   - Ага, и ноги вырастут.
   - Приставим. Слыхал такое слово: протезы? Ты еще спляшешь на собственной свадьбе!
   Морей усмехнулся.
   - Свадьба? Скажете тоже! Кому я нужен, калека?
   - Найдем, найдем. Хочешь, я познакомлю тебя с одной из своих внучек?
   - А чего у нее не хватает? Руки или ноги?
   - Она кривая на оба глаза, глухая на оба уха и нос на боку. Ну что, договорились?
   - Не знаю, - улыбнулся Морей. - А как насчет языка?
   - Мелет с утра до вечера бесперестанку. Не соскучишься!
   - Тогда все в порядке, как раз пара, - он подмигнул Уотеру. - В крайнем случае можно будет развестись, а?
   Уотер нашел в себе энергию стряхнуть оцепенение и улыбнуться незамысловатой шутке.
   - А где колечко? - продолжал между тем Морей. - Разонравилось?
   - Продал, - ответил Уотер кратко.
   - А разве оно чего-нибудь стоило? - поинтересовался Сэм.
   - Да, маленько.
   Морей откинулся на подушку и сдвинул брови.
   - Время процедур, - сказала медсестра, заводя в палату передвижной столик с целой кучей разложенных на нем препаратов.
   - Выздоравливай, - сказал отшельник, поднимаясь. - Завтра я не приду, но ровно через 2 дня заглянем непременно.
   - Вы точно не улетите без меня? - проговорил Морей дрогнувшим голосом.
   - Мы, кажется, договорились насчет свадьбы, а какая же свадьба без жениха? - усмехнулся старик лукаво.
   - А всерьез?
   - Разве я когда-нибудь говорил не всерьез? Я уже принял решение, теперь дело за тобой.
   - Если вы меня отсюда заберете, я согласен жениться хоть на кикиморе, - прошептал Морей в отчаянии.
   Старый отшельник кивнул, соглашаясь. В коридоре он сказал ребятам:
   - Ждите меня внизу, я скоро выйду, - и ушел.
   Парни выбрались на улицу.
   - Я слышал, ты нашел постоянную работу, - сказал Уотер Сэму.
   - Я уже уволился. Думал, меня сразу заберут - и айда. А получилось - зря, приходится задерживаться из-за Морея.
   Последнюю фразу Сэм произнес чуть ли не со злостью. Точнее, с сожалением, но Уотеру вдруг показалось диким обида Сэма на то, что его друг не останется брошенным на чужой планете.
   - А ты попытайся снова, - посоветовал он, сощурившись.
   - И то правда, - поспешил согласиться Сэм. - Ну, я побежал тогда. Увидимся!
   И он действительно удалился, да так быстро, что Уотер и глазом не успел моргнуть. "Какой фокус порой выкидывает над нами жизнь, - подумал он. - Давно ли Сэм дышал ноздря в ноздрю с приятелем, а теперь стал таким, как все."
   Уотер не осуждал Сэма, ни в коем случае, первый закон города гласил: "Ты выжил - значит ты прав". Сэм сумел приспособиться, и он был нисколько не виноват в том, что Морей сейчас лежал в больнице, но убедиться еще раз в справедливости давней истины Уотеру было почему-то неприятно. Он отвернулся к больничному крыльцу и вновь увидел старого лесовика с Безымянной.
   - Ну как? - спросил он с надеждой. - Долго они еще продержат Морея?
   - Месяца полтора-два. Иначе ему не выдержать перелета. А где Сэм?
   - Побежал на работу, - объяснять подробно Уотеру не хотелось.
   - Молодец, коли так. А ты?
   - А у меня ее нет.
   Старик кивнул.
   - Прежде чем покупать товар, его надо хорошо просмотреть, - сказал он. - Ты должен себя испытать, потянешь ли ты воз, за который берешься.
   - Я потяну, - возразил Уотер. - Я жилистый.
   - Проверим. Считай, что я тебя уже взял. Приходи завтра в 9 часов к "Голубому лучу". Знаешь, где это?
   - Знаю.
   "Голубой луч" был гостиницей, где останавливалась Бинка.
   - Договорились.
  
  
   Не прошло и недели, как Уотер понял, почему сомневался старый отшельник, выдюжит ли он. Постоянная работа только издали казался парням из квартала нищеты пределом мечтаний. На самом же деле, заполучив ее, редко кто из них не начинал втихаря проклинать и жизнь, и все на свете.
   Вставать каждый день в одно и то же время, спешить на подземку; там, затиснутый в толпу таких же "счастливчиков", Уотер должен был самоотверженно прокладывать себе курс к нужному рукаву людского потока. Ездить приходилось в час пик, и толпа продвигалась медленно, очень медленно, хотя и упорно. Сопя в затылок друг другу, пытаясь изо всех сил как можно дальше отодвинуться от соседа, люди целеустремленно перемещались и, казалось, упади кто - его сомнут. Уотер не падал, но подземку он ненавидел всей здоровой ненавистью молодого, жаждущего свободы организма.
   Его удивляло, почему раньше он совершенно иначе относился к данному объекту городского быта. Даже наоборот, до этой самой постоянной работы Уотер видел в пользовании подземкой некий шик, не доступный слабым нервам праздной публики. Теперь же подземка его раздражала. Возможно потому, что отказаться от пользования ею в его ситуации было невозможно: более быстрого и более дешевого средства передвижения в Спейстауне не существовало. А, может, раздражался Уотер из-за того, что раньше он выбирал для ездок время, когда народа было поменьше. Да и вставал он по утрам, когда хотел, а мог и вообще не выходить на промысел, если предыдущий день был особо удачным. Вылезать из дома с сытым желудком Уотер не привык.
   Теперь же, хотя по договоренности он и работал "за харчи", но уже не голод гнал его на улицу. Хозяин кормил его до отвала, трижды в день и не скупясь, и совершенно не интересовался, куда Уотер таскает остатки со стола. И Уотер, между прочим, широко пользовался предоставленной возможностью кое-что пригребать на вынос. Делал он это не потому, что надеялся дома все доесть, но не пропадать же было добру, когда в их квартале бегало столько пацанят, которым можно было это добро скормить? Угощать Уотер любил, это была его слабость.
   В общем, если бы человек состоял из одного желудка, то и тогда необходимость ежедневно в точное время являться к кормушке способна была довести Уотера до точки кипения. А только и кроме жратвы есть многое, ради чего человек шевелит руками и ногами и думает головой. Уотер привык, поработав, получать возможность брать от жизни хоть и малую, но все же толику причитающихся ему радостей. Теперь он этих радостей лишился. По возвращении домой он теперь скучал, в кармане у него больше не звенело и не хрустело, и он не мог с шиком кутнуть или просадить некую сумму в игровом автомате. Разные мелочи вроде жвачки и трубочек для пускания дыма (Уотер не курил, но иногда баловался), напрасно манили его яркими этикетками с витрин ларьков и магазинчиков. Даже моро стало недоступно.
   Это было так скверно, что на третью неделю Уотер запсиховал. Просить у матери он не хотел. Та, панически боясь надвигавшейся старости, помещала каждый сэкономленный ею грош в пенсионную страховку. Конечно, она бы отдала этот грош сыну, но такой кусок кредитки Уотер потратил бы без малейшей радости. Какой же смысл был его брать?
   А между тем работа у старика отнимала у Уотера не только время, но и силы. Он уставал. Шеф, к которому его приставили, не давал ему посидеть ни минуты. Шефом был садовник, здоровущий негр тридцати лет. Он с превеликим удовольствием гонял Уотера как мальчишку, и очень скоро особнячок, вокруг которого Уотер должен был вертеться, начал нравиться ему еще меньше, чем подземка.
   В особнячок этот, запущенный и с огромным участком прилегающей земли, огороженной мощным каменным забором, хозяин привез его в первый же день службы.
   - Этот человек тебя научит, - показал он на негра.
   И тот "учил". Самое скверное, что придраться Уотеру было совершенно не к чему. Если бы негр его оскорблял или пытался унижать, Уотер взял бы реванш, он бы ответил как положено. Но негр был корректен и прямого повода для стычек не давал.
   Правда, он ухмылялся, глядя на Уотера, но ухмыляться никому не возбранялось, это .Уотер твердо усвоил еще с пеленок. И вот он скреб, мыл, выбивал, пылесосил, натирал, а затем копал, подстригал лужайку, сажал и поливал. Он проклинал всех негров на свете и упрямо вкалывал.
   Раз в 7 дней хозяин предоставлял ему выходной. Накануне он выдавал Уотеру сухой паек и задавал единственный вопрос:
   - В понедельник ждать?
   - Ждать, - буркал Уотер.
   - Вот тебе проездной билет на следующую неделю.
   Первые два выходных Уотер просто отсыпался. На третий он встал пораньше и направился в Доки. Подзаработать ему удалось лишь к вечеру, и вернулся домой он злым и голодным. Зато в кармане у него снова появилась своя монета и, значит, он опять почувствовал себя человеком.
  
  

Прощай, Тьера!

  
   Месяца через полтора хозяин впервые изменил установленный распорядок. Он подозвал к себе обоих работников и спросил у негра:
   - Ну, как тебе этот парень?
   - Толковый, - ответил негр, ухмыльнувшись.
   - В негры годится?
   Уотер сжал кулаки. Вражда между расами, официально считавшаяся несуществующей, на практике оставалась. Любой смуглый пацан, услышав, что его обозвали черномазым, имел право запросто полезть в драку за оскорбление личности, и его бы все правильно поняли. Но здесь и перед этими двумя? Что они имеют в виду, черт подери?
   - Вполне, - ответил его шеф, сверкнув белками глаз. - Парень без дури.
   - А теперь ты скажи, - обратился лесовик к Уотеру, не желая замечать его злости. - Я намереваюсь нанять твоего напарника в надсмотрщики. Справится он или нет?
   Кулаки Уотера разжались и снова сжались. Вот оно что! Хозяин хочет их стравить!
   - Почему бы и нет, - процедил он сквозь зубы. - Парень дело знает.
   - Рад совпадению наших мнений, - усмехнулся хозяин. - А теперь приступим к главному пункту. Не передумал насчет плантаций?
   - Нет, если вы берете с нами Морея, - ответил Уотер.
   - Завтра за ним отправляемся. Заверни сегодня к Сэму. Скажешь, пусть едет прямо в больницу, я его разыскивать в случае чего не буду. А ты востри ноги сюда, как обычно. Только мать предупреди, что не вернешься.
   Значит, все. Уотер внезапно ослабел. Он повернулся и пошел переодеваться. Дома он коротко рассказал матери о своих планах, то есть, что решил поискать счастья на других мирах Великого Космоса, и чтобы раньше чем через два года она его не ждала.
   Мать только вздохнула.
   - Благослови тебя бог, сынок, - сказала она. - Я всегда боялась, что этот город тебя убьет.
   Морей встретил их радостно. Он уже знал, что его выписывают.
   - Мне здесь надоело - ужас! - пожаловался он, блаженно улыбаясь. - Никогда не думал, что ничего не делать так скучно... А мне и вправду сделают такие протезы, которые ничем не будут отличаться от ног? - вдруг с тревогой обратился он к старику.
   - Даже лучше будут, - ответил старый отшельник. - Я знал одного парня, ему лучеметом прожгли в правом предплечье вот такую дыру, так заштопали - первый сорт! Я пойду потороплю кое-кого, а не то мы уйдем и без позволения.
   - Это не одно и то же, - шепнул Морей Уотеру, когда старик вышел. - Но он чудесный дедок, эге ж? Пусть думает, что я верю.
   Уотер промолчал. Старик вернулся, а следом вошла старшая медсестра с подносом, на котором лежали конверт и кредитная карточка Морея.
   - Копия вашего счета, - сказала она с улыбкой. - Если у вас имеются какие-либо претензии к клинике, прошу предъявить сейчас.
   Морей взглянул на чек и побледнел.
   - Но у меня нет стольких денег! - воскликнул он в отчаянии. - Я не расплачусь до конца моих дней! Почему вы меня здесь столько держали? Надо было сразу сказать, сколько у вас чего стоит!
   - На вашем счету еще осталось, - возразила медсестра сочувственно. - Кроме того, помещая вас сюда, мы поинтересовались вашей платежеспособностью. Ваш брат уверил нас, что все будет в порядке.
   - Брат? Какой брат? Мои братья далеко отсюда!
   - Клиника не может обслуживать больных бесплатно, - вздохнула медсестра. - Нам очень жаль, что вышло недоразумение, но счет уже предъявлен в банк, и банк его оплатил. Взгляните на корешок квитанции, здесь все отражено. И ваш счет еще не закрыт, там не менее сотни кредиток. Сто кредиток - это сумма, которой мы имеем право поинтересоваться, поскольку пациенту после выписки необходимо на что-то жить, пока он не найдет подходящую работу, - пояснила она, обращаясь к старику.
   - Сто кредиток! Откуда, если счет такой, что... - простонал Морей и вдруг осекся. - Сэм, дружище, - воскликнул он. - А я-то не мог понять, почему ты меня забросил! А ты деньги зарабатывал на мое лечение! Как я мог в тебе усомниться!
   Уотер с насмешкой воззрился на Сэма. Тот покраснел как вареный рак и, глянув на старого отшельника, отвел глаза.
   - Это не я, - сказал он. - Я был бы рад, но мне никогда бы не заработать такую уйму.
   - Значит, вы? - с неподдельным восхищением посмотрел Морей на лесовика. - Чем я смогу отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали?
   - Тем, что ты будешь меня слушаться.
   Уотер прикусил губу. Старый мошенник согласился насчет своего участия в оплате больничного счета!
   - Остаток, я думаю, мы переведем матери Уотера, - продолжал между тем старик. - Если ты не возражаешь, конечно.
   Негр глянул на Уотера и ухмыльнулся. Еще бы! Этот-то, в отличие от чужаков, знал порядки на Тьере. Ни одна больница кроме "Гробиловки" не приняла бы пациента, не поинтересовавшись его платежеспособностью!
   Естественно, Морей не возразил насчет матери Уотера. Появился санитар. Он взялся за рога кресла, где сидел Морей и повез его к выходу. Вся компания двинулась следом. На улице негр аккуратно поднял Морея на руки и пересадил его в поджидавшее их таксо.
   - Ты помнишь номер кредитной карточки своей матери? - спросил старый отшельник у Уотера, когда все разместились в машине.
   - Да, - ответил Уотер мрачно.
   - Отлично. Тогда едем в банк, а затем - сразу на космодром. За твоими завернуть? - глянул он на негра.
   - Не-а, они должны приехать прямо туда. Уже ждут, наверное.
   - Тогда все. В порт.
   Всю дорогу до банка Уотер промолчал. Он невпопад реагировал на болтовню Морея, пока тот, наконец, не замолк. Его угрюмое настроение передалось и Сэму. Лишь старик блаженно жмурился, вызывая у Уотера все усиливавшуюся неприязнь.
   Неприязнь эта несколько прошла, когда в банке, спросив у Уотера номер материнского счета, старый отшельник велел негру поднести Морея к окошечку, чтобы тот предъявил права на свой счет и совершил операцию по переводу денег. Назад карточка вернулась к Морею с пометкой "Счет закрыт".
   Они еще подождали, пока на табло для клиентов дважды не появится надпись, подтверждающая, что клиент такой-то, фамилия, имя, переведенную сумму принял. Сама сумма не указывалась, и Уотер спросил:
   - Сколько там было?
   - Около трехсот, - отвечал Морей сконфуженно.
   Не густо! Но если мать вдруг потеряет работу, она сможет протянуть на эти деньги месяца четыре. Хорошо, что Уотер улетал. Кормилец из него был некудышний!
   В таком потухшем настроении Уотер пребывал в течение всего перелета через гиперпространство.
   Он и в иллюминатор не захотел смотреть, когда показалась планета. Место своего будущего двухлетнего рабства он уже видел раньше - на что тут было любоваться теперь? Пусть любуются те, кто еще не имел удовольствия познакомиться с планетой в полосочку: негр со своей негритянкой да их отпрыски.
   Отпрысков было двое. Если бы Уотер был в настроении, он бы первым признал, что ребятишки у его шефа были презабавные, особенно девчушка, пятилетняя коротышка с ровными белыми зубками. Она удалась в мать, красивую мулатку, темную, но с исключительно правильными чертами лица. Все четверо с любопытством суетились возле одного и того же иллюминатора, что в невесомости было еще забавнее. Детишки повизгивали от восторга и цеплялись за мать.
   "Принять положение лежа! Пристегнуться!" - прозвучала команда.
   Все снова успокоились. Космический корабль входил в плотные слои атмосферы. Снова начались перегрузки, и Морею опять стало плохо. С напряжением оторвавшись от своего места, Уотер поднялся и потащился в кабину управления, где на кресле пилота сидел хозяин.
   - Тебе чего не лежится? - спросил тот, с трудом шевеля языком.
   - Надо бы поскорее. Морей...
   - Нельзя скорее. Перегрузки более 2g для него опасны. Пусть потерпит, скоро все кончится.
   "Прием! Прием! - раздалось из репродуктора. - Кто вы? Объясните причину."
   - Я Марк, с Безымянной, - сказал старик. - У меня пациент, очень тяжелый. Кто сейчас в Солнечном вместо доктора Мартина?
   В ответ из громкоговорителя понеслись звуки, смысл которых навсегда остался для Уотера тайной. Несомненно, это была человеческая речь, но настолько непохожая на привычный Уотеру хингр, что он не смог разобрать ни слова. Старик, однако, этот странный язык отлично понял. Когда голос в репродукторе смолк, заговорил он, и тоже не на хингре. Бинка оказалась права: лесной бродяга был не тьеранец!
   Табло погасло, звуки человеческой речи исчезли. По кабине промелькнула тень, похожая на бабочку. Уотер пригляделся - и удивился. Это и в самом деле была бабочка: земная и с красивым узором на крыльях.
   - Пошли в кают-компанию, - сказал старик, ловко прихлопнув бабочку.
   - А как же посадка...
   - Нас посадит автопилот. Поторопись, у нас мало времени.
   Он коснулся рукой виска, и Уотер подчинился. Открывая дверь в салон, он услышал дикий вопль.
   - А-а! - кричала девочка. - Крыса! Крыса!
   Старик схватился за голову и обвел взглядом присутствующих.
   - Где крыса? - спросил он, помедлив.
   - Вон туда убежала.
   Крыса была благополучно поймана и убита. Толчок. Посадка. Старик вернулся в кабину управления. Уотер глянул в иллюминатор - снаружи была ночь.
   Приказав всем оставаться на месте, старик вышел из звездолета. Затем он возвратился, велел негру взять Морея на руки и вынести. Негр вернулся один. Он передал указ хозяина ждать. Все снова улеглись. Уотер повернулся к стене кают компании и заснул. Ждать он не любил.
   Наступило утро, пасмурное и тихое. Вместе с утром снова появился хозяин. Он зашел в каюту управления и начал вызывать туда всех своих подчиненных поодиночке. Уотера он не трогал, а переговорив с Сэмом, запер изнутри дверь.
   - Чего он от тебя хотел? - спросил Сэма Уотер.
   - Кто его знает.
   Уотеру стало скучно. От нечего делать он уставился в иллюминатор. Он увидел стремительно уменьшающийся луг, рощицу, крошечный поселок в узкой балке и вообще пейзаж, хорошо знакомый ему по тьеранским телехроникам. Скоро всю планету можно было уже обозревать целиком, и планета эта оказалась ничуть не похожей на звезду с темной полоской посередине.
   - Где мы побывали? - обернулся он к Сэму.
   - Не знаю, - отвечал тот недоуменно. - Но это не Безымянная, точно.
   Значит, старый мошенник их обманул. Морея он куда-то сбагрил, посулив чудо-протезы. Дело оборачивалось скверно, но поделать уже ничего было нельзя. Он, Уотер, попал в капкан, и теперь полностью зависит от честности человека, единственным законом для которого является собственная прихоть. Так он сказал однажды Бинке, Уотер слышал это собственными ушами. И ведь как ловко он их развел тогда! "Скажи ей..."
   Уотер горько рассмеялся.
   Переход в гиперпространство. Невесомость. Дверь кают-компании раскрылась, и в салоне появился тот, о ком Уотер с такой неприязнью вспоминал.
   - Я должен объяснить, почему я не сказал Морею, что это ты заплатил за его лечение, - произнес старик, присаживаясь на пол там, где было свободное от постелей пространство.
   Уотер промолчал. Старик продолжал:
   - Я не хотел, чтобы между вами встал призрак долга, который невозможно возвратить.
   Уотер зевнул и нахально усмехнулся.
   - Конечно, ты еще молод, и не знаешь, как часто подобные вещи разрушают самую искреннюю дружбу. Проблема не в том, что ты спас его жизнь, а в том, что ты совершил поступок, выходящий за рамки общепринятого. Оценить твой поступок по достоинству может лишь тьеранец.
   Он взглянул на негра. Негр кивнул.
   - Нужна мне его оценка! - буркнул Уотер.
   - А как же, конечно, нужна! Когда я был молод, меня столкнула жизнь с одним парнем. Один из нас оказал другому услугу, оценить которую тот не смог. Он спас его от неприятности, весь объем которой тот был постигнуть не в состоянии, потому что не обладал нужной информацией. И это встало между нами. Хорошо, что мы потом сквитались. Когда я узнал обо всем, я понял, какой я был дурак. Он оказался замечательным парнем, и я многое потерял, не поняв этого вовремя. Вот так. А с Морея вполне достаточно, что ты предложил себя вместо него на моих плантациях. Он и без спасения жизни будет тебе повек благодарен.
   - Нужна мне его благодарность, - буркнул Уотер по-прежнему угрюмо.
   - А от какой неприятности тот парень спас другого? - спросил Сэм.
   - От тюрьмы.
   Повисло молчание.
   - Да, - произнес негр, из которого обычно трудно было вытянуть хотя бы слово. - Пока там не побываешь, думаешь: чепуха, пустяк.
   - А ты что, пробовал? - снова подал голос Сэм.
   - Приходилось.
   Уотеру стало зябко. Вот оно что! Этот негр - уголовник, то-то они спелись с хозяином! Оба одного поля ягоды, сразу видать. Только старик добреньким любит прикидываться, так и сыплет словами, так и стелет. Жаль вот спать придется жестко. На плантациях. Там, где камни, песок и вода раз в четырнадцать дней. Уотер запродал себя на 2 года. И ради чего?
   - Вот бы узнать, где можно достать такую уйму кредиток, - вздохнула негритянка. - Больница - это очень дорого. В прошлом году у нас тетя померла от язвы. Как она мучилась, бедная! Нужна была операция, но мы не сумели собрать.
   - Я продал Бинкин перстень, - поднял Уотер глаза на негритянку.
   - А он разве чего-то стоил? - удивился Сэм.
   - Так, маленько.
   Сэм присвистнул.
   - Подарок от симпатии? - догадалась негритянка.
   - Памятка.
   Негритянка сочувственно кивнула.
   На глаза Уотера навернулись слезы. Ему стало до жути обидно, что у него ничего больше не осталось от чудесного приключения, единственного за его жизнь. И что друг, ради которого он расстался с памяткой о замечательной девчонке, лучшей во Вселенной, тоже оказался навсегда потерян. Вряд ли он когда-нибудь теперь увидит Морея - зачем старому мошеннику калека?
   И впереди его ждет целых два года рабства под началом у свирепого уголовника. При хозяине-то он вежливый, а что будет, когда они останутся втроем?
   Четыре дня полета до Безымянной Уотер едва вытерпел, чтобы не нахамить кому-нибудь. Злость на самого себя, что поддался жалости, грызла его. Одна мысль была: хоть бы не напрасно! Хоть бы и в самом деле оказалось, что Морея не сплавили куда-то для опытов над калеками (Уотер слышал о подобных клиниках), а действительно отвезли, чтобы сделать ему протезы, на которых тот сможет передвигаться без посторонней помощи.
   "Ладно, - подумал Уотер, наконец. - В сущности, чего я потерял, согласившись покантоваться у старика? Надрываться не будем, жратвы довола... Хуже, чем у нас в трущобах вряд ли где еще найдешь местечко. А через два года попрошусь с Сэмом в жилую зону."
   Подумав так, Уотер успокоился и выкинул из головы мрачные мысли. Он почти с удовлетворением воспринял конец путешествия и даже обрадовался, увидев с высоты знакомую поляну, хижину и рядок хозпостроек.
   - Завтра на работу, - сказал старик после сытного ужина под навесом. - А сейчас отдых. Через 3 часа отбой.
   Негритянка убрала посуду и принялась хлопотать по хозяйству. Уотер подошел к краю поляны и негромко позвал:
   - Грейс!
   Три пантра выбежали из леса. Один из угольно-черных принялся, ласково мурлыкая, ластиться к его ногам.
   - Ух ты моя мягкая! - проговорил Уотер, присаживаясь на корточки.
   - Они тебя признают? - поинтересовался негр, с уважением глядя на хищников.
   - Мы с Грейс приятели.
   Уотер потерся носом о влажный нос кошки и обнял ее за шею.
   - Скучала, - пояснил он.
   Мир снова поселился в душе Уотера. Глянув на Сэма, который с раскрытым ртом и ужасом в глазах взирал на его игру с опасным зверем, он внутренне засмеялся и вновь ощутил себя на высоте. Ему стало хорошо, и мрачные предчувствия его больше не тревожили. И вправду - он сам выбрал свою судьбу, о чем же было теперь тревожиться?
   - А на вид - свирепая, - продолжал негр.
   - Да, чужих они не любят. Это свои, понимаешь, свои! - объяснил он большой кошке, которая, настороженно вскочив, зарычала на Сэма. - Надо познакомить ее с детьми. Пантры - они очень умные.
   Оба негритенка, боязливо косясь друг на друга, приблизились к отцу.
   - Это Пул, это Магда, - представил их Уотер пантру. - Подойдите поближе, не бойтесь, пусть она вас обнюхает. Она здесь главная на этой территории и скажет другим, чтобы вас не трогали. Ну, смелее.
   "Утром" старик повез своих работников в горы, показывать владения. Только Уотера не взял, оставив на его попечение обоих негритят. Уотер не возражал. Чем позже он очутится на этих самых плантациях - тем будет лучше, в этом он не сомневался ни одного мгновения. Плантации проходили по целине - чего он там потерял?
   К обеду старик вернулся. С ним была только негритянка, Сэма и негра он где-то оставил.
   - Теперь займемся тобой, - сказал он Уотеру. - Ты действительно не читал письма Морея?
   - Нет, я же говорил, - буркнул Уотер.
   - Тогда прочти. Бери конверт.
   - Зачем?
   - Побыстрее, не тяни.
   Уотер развернул сложенный вчетверо листок бумаги.
   "Уважаемый дедушка Марк! - прочитал он. - Прежде всего прошу вас извинить меня за то, что мы с Сэмом, два дурака, вздумали вас пугать и не вняли вашему предупреждению. Судьба наказала меня, и заслуженно. Теперь я лежу в больнице без обеих ног и мечтаю оказаться на родной планете, хотя бы даже и в пустыне, лишь бы снова здоровым, а не калекой.
   Я видел: вы очень добрый, вы не оставите меня погибать здесь, а отвезете домой. Там я смогу хоть как-то заработать себе на хлеб, а вам ведь все равно лететь обратно, верно? Если же вам придется на меня потратиться, то мои родители вернут вам все, да и я сразу же завербуюсь дежурным. Там всегда требуются, так что возьмут, вы не сомневайтесь.
   Жаль, что я не смогу поработать на ваших лесопосадках. Нам с Сэмом понравилось, особенно сажать кокосы. И вообще, у вас было чудесно.
   А теперь вот какая просьба. Здесь есть один парень, зовут его Уотер. Он очень замечательный, только дури немного имеется. Заберите его, пожалуйста, отсюда, здесь он пропадет. У него любовь была с нашей девушкой, Бинка по имени. Помогите ему ее разыскать. Она из Максимовых, из одиннадцати семейств. Он до сих пор ее любит, хотя и не признается. Сделайте доброе дело!
   Полный раскаяния,
   Искренне ваш, Морей.
   Я в больнице у Берга (дальше адрес)."
   Дочитав письмо до конца, Уотер улыбнулся. Надо же, какое совпадение! Вот почему, оказывается, Морей просил его отнести письмо и отдать его лично в руки, а не просто бросить в ящик!
   - Это правда? - спросил старый отшельник строго.
   - Что "правда"? - поднял голову Уотер.
   - Что ты по-прежнему любишь Бинку?
   - Какое это имеет значение? - сказал Уотер, продолжая глупо улыбаться.
   - Для меня сейчас только это и имеет значение. Я должен знать, как с тобой поступить. Просто отвезти тебя в ближайший населенный пункт второй полосы, или отправить прямехонько к твоей симпатии. Проблем не возникнет, я знаю, где она живет.
   - А почему мне нельзя остаться у вас?
   - Двое мужчин и одна женщина? Премного благодарен!
   - Трое.
   - Сэм не в счет. Он еще мальчишка.
   - Какая разница?
   - Сэм здесь не соперник. В случае чего ему достаточно будет показать кулак, и он сникнет. А вот тебя твой шеф опасается.
   Уотер вспомнил габариты негра и усмехнулся.
   - Он меня сильнее, - сказал он, прикусив губу.
   - Женщины выбирают не за мускулатуру, и у твоего шефа достаточно мозгов, чтобы это понять. Кстати, он о тебе очень высокого мнения. В их роду, чтобы ты знал, белых презирают.
   - И что теперь?
   - Мне нужны работники, но не нужны драмы. Найди себе подружку, которая согласится провести здесь с тобой два года - и добро пожаловать.
   - Бинка не согласится.
   - А я от нее этого и не жду. Я хочу, чтобы она была счастлива.
   - Откуда такая забота?
   - Давным-давно, много лет тому назад, я тоже был молод и любил одну девушку. Ее тоже звали... Хотя какое это имеет значение? Просто я ее любил. И когда ее не стало - я умер. Бинка ее правнучка. Везти тебя к ней?
   - Она меня уже забыла.
   - Уверен, что нет. Такие девушки ничего не забывают.
   Уотер опустил голову.
   - Капризы богатой мисс, - проговорил он хмуро.
   Старик рассердился.
   - Это ты напрасно, - сказал он сурово. - Бинка - трудовая косточка, она вынянчила одиннадцать своих сестер и обшивает всю семью. Ты тоже не ленив, так что будете пара. Бери свой чемодан - и поехали.
   - А Морей?
   - Морей будет отдуваться за себя сам.
   - На протезах?
   - А по-твоему, для калеки должно быть сделано исключение?
   - Нет, но я думал, вам нужны работники.
   - У меня найдется дело для всех. Каждому по способностям. Еще вопросы есть?
   Больше вопросов у Уотера не было.
  

Юбилей

  
   - Сынки! - воскликнул старый лесовик. - Зачем вам нужен этот кусок дешевого металла? Его перевозка выльется вам в хорошую кипу кредиток.
   Фраза эта была произнесена на городской площади, где разворачивались события, совершенно не предусмотренные планами Уотера. Все, чего он хотел - это поскорее покончить с тягостной неизвестностью, то есть увидеть Бинку, убедиться, что она его забыла и уговорить старого отшельника забрать его назад в леса. Программой также предусматривалось ознакомление со здешним пейзажем. С этого и было начато путешествие по так называемой Второй Полосе.
   Поставив звездолет на площадке за чертой города, они пошли пешком по центральной улице яруса, где произошло приземление. Еще с высоты Уотер имел возможность заметить, что планировка города по сути ничем не отличалась от планировки того поселка, где они с Бинкой играли в робинзонаду. Теперь он в этом убедился окончательно. Он увидел такие же аккуратные шеренги домов с разрисованными воротами, такое же немыслимое количество зелени и всюду - сады.
   Ближе к центру кое-что изменилось. Домики с мансардами сменили трехэтажные многоквартирные дома, сады тоже пропали. Но зелени все равно хватало. Она тянулась сплошными линиями за многоквартирными домами и отгораживала от улицы дворики. И опять же точно такой пейзаж был в заброшенном пункте по ту сторону от площадей с фонтанами. Только там было безлюдье, а здесь повсюду виднелся народ.
   Большинство людей двигалось в одном и том же направлении, туда, куда шли старый отшельник с Уотером, то есть к небольшой площади. Там в конце улицы что-то происходило. Спустя пяток минут Уотер увидел, что конкретно.
   Велика площадь была или мала, понять, впрочем, было нелегко, особенно с первого взгляда. Вся она, кроме пространства радиусом в десять метров, была запружена народом. Но свободный от народа клочок территории вовсе не был пуст. В центре его на круглом ступенчатом пьедестале стояла статуя из белого металлического сплава. Статуя изображала танцующую девушку в облегающем платье и туфельках-лодочках.
   За статуей, на травяном газоне, обособленно от остальной толпы сидела группа девушек и седой как лунь старик с посохом. Возле них стоял головорез с оружием наперевес. Какой системы было оружие, Уотер не понял, да это было и неважно. Важен был сам факт: девушек и старика охраняли.
   По правую сторону от статуи располагалась другая живописная группа. Это было штук несколько парней самого свирепого вида, какой только могла вообразить человеческая фантазия. Парни были ярко и безвкусно одеты и потрясали чем-то вроде бластеров. При этом они дико гоготали и невообразимо шумели, выкрикивая угрозы по адресу присутствующих. И компания эта весьма целенаправленно двигалась в сторону статуи с явным намерением стащить несчастную с пьедестала и куда-то ее умыкнуть.
   Несмотря на скопление народа все было отлично видно. Площадь представляла собой нечто вроде огромной чаши, или, точнее, миски, прогибавшейся к центру, к тому же большинство людей в передних рядах сидело на газонах или на скамейках под деревьями, и ничего не загораживало зрелища. Так что картина, в общем-то была ясна: налет с захватом заложников. Уотер с отшельником приблизились к месту драмы как раз к моменту, когда бандиты уже облепили пьедестал.
   Услышав слова неожиданного советчика, налетчики растерялись. Их вожак, огромный детина с рыжей шевелюрой и раскосыми зелеными глазами, подбоченился и, поглядев сверху вниз на возникшую неизвестно откуда пару двуногих, нравоучительно произнес:
   - Много ты понимаешь, дед! Фигура - художественная ценность, мы ее продадим.
   - Я сильно сомневаюсь, чтобы продажная стоимость этой безделки покрыла убытки, которые вы понесете, - возразил спутник Уотера.
   - Ты можешь предложить нам что-нибудь получше?
   - Конечно, могу. Я знаю место, где находится статуя из чистого золота.
   - А она красивая? - подал голос кто-то из банды.
   - Не хуже этой.
   - Хорошо дед, - снисходительно изрек атаман. - Ты нам потом покажешь свое произведение. А сейчас... Вали ее, ребята!
   Пираты с новой энергией полезли на постамент.
   - Нет! - громко и властно произнес спутник Уотера. - Если вы здесь что-нибудь порушите, я не стану показывать вам место!
   Пираты снова замерли.
   - Как это не станешь? - удивился атаман.
   - А так. Я согласен отдать вам золотую статую, только если вы отпустите всех заложников и немедленно прекратите безобразия.
   Бандиты заухмылялись.
   - Дед, - снисходительно проговорил атаман, - разве ты не понял, кто мы?
   - А кто?
   - Мы - космические пираты, - пояснил один из бандитов. - Видишь - вон там стоит наш корабль?
   Уотер глянул - в самом деле, в глубине площади высилось нечто вроде звездолета. Но на старого лесовика его вид не произвел никакого впечатления.
   - Ну и что? - спросил он спокойно.
   - Нам положено хулиганить и безобразничать.
   - Вовсе не обязательно, - возразил отшельник. - Я знавал в своей жизни великое множество бандитов, и все они были милейшие люди. И никто из них не тащил к себе домой разный хлам, если мог в обмен получить нечто посущественней.
   - Хлам? - удивленно произнес атаман, кивнув на памятник. - Этот шедевр ты называешь хламом?
   - Именно так, - сказал отшельник убежденно. - Когда вы начнете искать дурака, готового выложить за нее столько, сколько вам захочется получить, вы сами назовете этот кусок металла точно так же. То, что предлагаю я - это несомненная ценность, без обмана.
   - Эльмар! - воскликнул вдруг седой старик, сидевший в группе пленников.
   - Совершенно верно, - подтвердил отшельник. - Статуя, о которой я говорю, работы Эльмара.
   - Вот еще, - хмыкнул атаман. - Откуда ты знаешь, дед, кто лепил твою статую?
   - Это отливка. И отливалась она при мне.
   По площади пронесся смешок. Уотер глянул по сторонам, и с удивлением заметил, что весь окружающий их народ с жадным вниманием прислушивается к происходящему диалогу. Казалось, все позабыли об опасности, которая им угрожала от банды космических налетчиков.
   - Во дает дед! - громко произнес кто-то.
   Бандиты тоже заулыбались и приобрели совершенно мирный вид
   - Дед! - сказал атаман. - Семьдесят лет назад, когда создавался этот шедевр, тебя еще и на свете-то не было, наверное. И ты уверяешь, что видел Эльмара?
   - Я был. И видел.
   Атаман засмеялся.
   - Эльмара не видел никто никогда, - произнес он торжественно. - Да его и не было вовсе, так, одни выдумки. Планету основали совсем иные люди. Так что свои байки побереги для малолеток.
   - Отойди, старик, не мешай, - раздался голос сзади.
   Уотер оглянулся. Отряд уже других, но тоже вооруженных до зубов парней торопился окружить бандитов, все еще цеплявшихся за статую. Молодой субъект с видеокамерой крутился сбоку, отыскивая наиболее эффективный ракурс для съемки. Очевидно, ему-то и помешали фигуры двух пришельцев.
   - Ах я, недоумок! - воскликнул отшельник. - У вас кино снимается, а я тут влез не к месту. Простите старого дурня! Пошли, сынок, не будем мешать людям.
   Последние слова предназначались Уотеру. Пробравшись сквозь шеренгу "спасателей", которые молча расступились, пропуская непрошенный помощников, отшельник ссутулился и двинулся к выходу с площади.
   - Остановите его! - раздался голос из группы "пленников". Седой старик, сидевший в окружении девушек, теперь стоял, указывая посохом в сторону обоих пришельцев.
   Представление возле статуи снова прервалось. Лесной обитатель остановился. Седоволосый старик из группы пленников, тяжело опираясь на посох, начал осторожно опускаться с газона.
   - Дак! Дружище! - воскликнул лесовик удивленно.
   Сейчас, когда они с Уотером находились в стороне от статуи, его голос уже не разносился по всей площади, а звучал приглушенно, как и положено голосу человека, вокруг которого множество других людей.
   - Дедушка! - закричала одна из "пленниц", спрыгивая на дорожку тротуара. - Дедушка из леса! Это я, Бинка!
   В самом деле, это была Бинка собственной персоной. С проворством гончей она обогнула всех, кого можно было обогнуть, протиснулась там, где можно было протиснуться и, молниеносно преодолев дистанцию, первой достигла цели.
   - Дедушка из леса! - проговорила она взволнованно. - Я не ждала так рано!
   - Вот этот молодой человек очень хотел тебя повидать, - кивнул отшельник в сторону своего спутника.
   - Зачем? - спросила Бинка, в упор уставясь на Уотера.
   - Эл! Жив курилка! - снова прогремело на всю площадь.
   Седоволосый уже добрался до них и теперь стоял, опираясь на посох, в какой-то паре метров от того, к кому так настойчиво стремился. Поскольку он был участником действа, то, очевидно, тоже имел при себе микрофон с усилителем.
   - Меня зовут Марк, - проговорил отшельник упрямо.
   - Нет, не верю, - покачал головой седовласый. - Впрочем, ты сказал, что знал Эльмара? Говорят, он однажды был ранен?
   - Да, вот сюда, - и старый отшельник хлопнул себя по правому предплечью.
   - Ну и как? - прищурил глаз седоволосый.
   - Да больно было очень, - засмеялся отшельник.
   Седоволосый тоже засмеялся.
   - Ты действительно знал Эльмара, - сказал он. - А у меня сегодня день рождения. Юбилей!
   - Неужели круглая дата? - поразился отшельник.
   - Сто лет. Идем. Ты - мой гость. Будешь сидеть рядом со мной и смотреть представление.
   - Я не один, - сказал отшельник.
   - Это неважно. И его не обидим. У меня в доме места хватит. И там, на газоне тоже. Потеснимся маленько, только и всего.
   Он решительно подхватил старого отшельника под руку и торжественно двинулся обратно к группе "пленных". Люди раздвигались, пропуская их.
   - Зачем явился? - гневно повторила Бинка свой вопрос, когда оба старика отошли на приличное расстояние.
   - Посмотреть на твоих сестер, - сказал Уотер насмешливо.
   Он сразу же понял, что спорол глупость. Вместо того, чтобы ответить колкостью на колкость или мило погрустнеть, Бинка отшатнулась как от удара и процедила сквозь зубы:
   - Смотри. Вот они все сидят.
   И показала на группу "пленниц".
   Расправив плечи, она развернулась и пошла к своему месту, гордая и спокойная.
   Уотер двинулся за ней. Он проклинал себя за тупость. Настроение у него сразу испортилось. И без того он не знал, как поправить отношения с девчонкой, а теперь и вовсе стало гиблое дело. Он проклинал и толпу народа вокруг, и сам юбилей. Он мечтал остаться с Бинкой один на один, без свидетелей и проговаривал в уме свой с ней будущий разговор: что он ей скажет, и что она ему ответит.
  
  
   - Кто он такой? - спросил Вит у своей старшей дочери, когда представление на площади было окончено, и весь клан собрался в большом зале дома торжеств.
   - Жених, - отвечала Бинка кратко.
   - Чей жених? Твой?
   - Нет. Но чей-нибудь непременно.
   В доме кроме потомков Дака были еще и приглашенные гости, из родни, так что народу было до трехсот человек с лишком. Естественно, собравшиеся группировались кучками. Столики перед возвышением для выступлений были установлены в шесть рядов, и возглавляли их "патриархи", т.е. бабушки и дедушки одиннадцати семейств. Сам Дак воссел в центральном правом ряду, бок о бока с отшельником. Уотера же отправили поближе к сцене, в ряд соседний.
   Три четверти публики в зале составляли подростки и дети. Семейство Вита занимало целых три столика, но Гита с мужем сидели отдельно, вместе с другой такой же парой, так что Уотеру волей-неволей пришлось занять освободившееся место и наслаждаться обществом предполагаемых невест.
   Обе девушки были прехорошенькими, и обе ужасно смущались, стоило Уотеру с ними заговорить или хотя бы глянуть в их сторону. Тут Бинка не солгала: они были куда мягче старшей сестры. Сама же она сидела напротив него, но несколько в стороне, возле младших, и он мог любоваться на нее сколько угодно, но не более.
   Сейчас, наблюдая за Бинкой, Уотер видел ее совсем иной, чем раньше. Она была печальна, но в меру, ухаживала за обоими сестричками, ручонки которых были слишком коротки, чтобы дотянуться до яств, разложенных на столе, и очень мило шутила с ними. Впрочем, точно так же, как и с остальными.
   Уотер же сидел и проклинал свой глупый язык, из-за которого был вынужден развлекать двоих совершенно ненужных ему девиц, в то время как голова его была забита проблемой как помириться с третьей, нужной.
   Начались танцы. Кто хотел, встал из-за стола. Бинка встала тоже, и Уотер мог теперь к ней подойти. Но он так и не подошел. Подойдя к девушке, надо было ей что-нибудь сказать, а у Уотера язык прилип к гортани. Уотер сидел и с ужасом думал, что совершенно не знает Бинки. Девушка, которая находилась в зале среди своих друзей и знакомых, была совсем такой же, как они: приветливой, спокойной и чужой.
   Как остальные девушки, она была остроумна без злопыхательства и не пыталась выпендриваться перед парнями. На него, Уотера, она тоже смотрела доброжелательно и просто. Но ох! - она же была абсолютно неприступна! С той, другой Бинкой, слегка вульгарной и хамоватой, он знал, как обращаться, а с этой, приветливой и скромной, знающей свое место - нет!
   Теперь он понял, что имел в виду Морей, когда говорил, что девушки из одиннадцати семейств не для простых смертных. Вот она, Бинка - бери и ешь, а ты не смеешь даже подойти к ней и изображаешь из себя кусок кретина. Ну разве можно было поверить, что это воплощение холодной добродетели способно визжать от восторга и млеть от удовольствия?
   А между тем... между тем сейчас она нравилась Уотеру еще больше! Ее лицо, и без того симпатичное, казалось ему прекрасным, а движение, с которым она наклонилась, чтобы поправить бантик на голове у сестрички, полным изящества и достоинства. Да, перед Уотером была настоящая принцесса, а он, дурак, все испортил!
  
  
   - Ты это серьезно, насчет жениха? - повторил Вит свой вопрос позднее. Семья была уже у себя дома.
   - Вполне, - отвечала Бинка печально.
   - А почему не твой?
   - Я ему не нравлюсь. Он считает меня слишком напористой для девушки и грубой.
   - Зачем же он сюда прилетел?
   - Я сказала ему, что он может жениться на любой из моих сестер.
   - Слышишь, мать, - обернулся Вит к жене. - до чего дошло твое старшее чадо?
   - А если бы он им не понравился?
   - Но он им понравился, - упрямо возразила Бинка.
   - А если он ни одну из них не выберет?
   - Есть и другие девушки нашего клана.
   - Феноменально! - воскликнул отец. - Ты собираешься открывать брачную контору?
   - Папа, ты зря смеешься. Сам же говорил, что любой парень подходящего характера сможет жить с любой нашей девушкой, и это будет удачный брак.
   - А ты уверена, что у него подходящий характер? - снова поинтересовалась мать.
   - Уверена. Он добрый и смелый. Правда, дури слишком много, но это пройдет. Он умный очень, так что разберется, что к чему.
   - А как насчет совести?
   - Имеется. Я его проверяла.
   - Ну, если проверяла... - с сомнением протянул отец.
  
  
   Похожий разговор состоялся и в другой квартире.
   - Располагайтесь, - сказал Дак обоим гостям. - выбирайте себе каждый по комнате и чувствуйте себя как дома. Общая территория - в подсобных помещениях, на кухне и в гостиной. Если хотите себя увидеть по телевидению - через полчаса программа "Новости", второй канал.
   Хотя в комнате, которая досталась Уотеру , был свой телеприемник, услышав голоса в гостиной, он выбрался поближе к обществу.
   - А ты ничуть не изменился за двадцать лет , - проговорил Марк, демонстрируя тем самым, что и впрямь хозяин квартиры не ошибся, распахнув перед ним свои двери.
   - Двадцать пять, - возразил тот. - Шалишь, брат, это ты, а не я совсем не изменился. Моя голова вся побелела, да и морщин прибавилось. А над тобой время как будто не властно. Как было тебе семьдесят, так и осталось.
   - Я говорю о характере, - сказал отшельник. - Мои сто двенадцать давят на меня непомерным грузом. Я устал жить и, поверишь ли, иногда засыпаю с мечтой не проснуться. А ты - такой же непоседа... Скажи, как мои? Как Мади? Я что-то не заметил его на празднике.
   - Погиб месяц назад, когда вскрывали последнее хранилище первобытного воздуха.
   - Вот как? А Додька?
   - Умер в один год с моей Нитой. Скоро тому шесть лет. Из стариков умерли все, я один остался...
   - Зато молодежи сколько!
   - Да, одних только наших с тобой общих 69 голов, да 28 лично твоих, я считал. Видела бы меня сегодня моя бедная мама, вот бы порадовалась! Эх, что там говорить! Разве я сам когда-нибудь мечтал о таком! Подумать только, ведь я летел сюда помирать!
   - Долгонько же тебе доводится ожидать смерти! - улыбнулся отшельник.
   - Эге ж, и все из-за тебя, старый хитрец! Вот расскажу всем, кто ты такой, будешь знать, как смеяться!
   - Э нет, для всех я Марк, еще один внук Мирэла. Не вынуждай меня выставлять тебя лжецом!
   - Что и говорить, угроза страшная! Но кто этот молодой человек?
   - Жених.
   Юбиляр кинул на Уотера внимательный взгляд серых глаз и снова обернулся к приятелю..
   - Чей же он жених? Я не понял.
   - И я не понял, - в тон ему отвечал отшельник. - Ты чей жених, признавайся?
   Уотер растерялся. Такой тип разговора был для него в новинку. Он не мог понять, всерьез его спрашивают или шутят. К тому же слово "жених" ему совсем не нравилось и даже его пугало.
   - Бинкин, конечно, - буркнул он. - Если мы с ней помиримся.
   - Ерунда, я же сказал, что утрясу это дело. В случае чего и Дак поможет. Берешься, Дак?
   - Почему бы и нет? А не помиритесь, я тебе другую невесту сосватаю, у меня внучек много. Так и знай: если уж попал к нам в когти - оженим и оставим, назад не отпустим.
   И вновь Уотер не понял, шутят с ним или говорят серьезно.
   - А если я не захочу здесь оставаться? - спросил он тоже как бы шутя. - Женюсь на Бинке и увезу ее с собой на Тьеру.
   - Не выйдет, голубчик, - самодовольно проговорил юбиляр. - У нас закрытая планета. Мы официально уже тридцать лет как не существуем и не собираемся о себе объявлять. И даже на Тьеру не летаем во избежание неприятностей. Так что, милок, считай себя отныне местным жителем.
   - Мы так не договаривались, - обернулся Уотер к отшельнику. - Я не пленник, я свободный гражданин Космоса, и со мной такие номера не пройдут. Если же вы собираетесь меня здесь насильно задерживать - никакой свадьбы не будет, и в рабы я тоже не пойду. Я сбегу. Не на Тьеру, так в леса, и пусть ваши девочки поищут других лопухов себе в мужья.
   Старики переглянулись.
   - Видал? - спросил старый отшельник у Дака.
   - Мы пошутили, - обернулся Дак к Уотеру. - Насильно тебя здесь никто оставлять не станет. И если ты собираешься удирать, Эл собственноручно отвезет тебя туда, откуда ты приехал.
   - Меня зовут Марк, - напомнил отшельник.
   - Пусть будет Марк, мне не жалко. Но если парень намерен сделать ноги-ноги, пусть договаривается с девочкой сам. Я не только отказываюсь участвовать в деле, но и постараюсь отговорить ее от такого брака. И всех наших предупрежу, на всякий случай.
   - Но отдать мне вы ее отдадите?
   - Мил человек, если девушка кого любит, она полетит с ним в преисподнюю, не только на Тьеру. И если мы не сможем воспрепятствовать вашему союзу, то лучше будет сыграть свадьбу честь честью. Но я вот что тебе предлагаю: не торопись с отлетом. Поживи у нас годика три, а там увидишь, сможешь ли привыкнуть к здешней обстановке.
   - Но Марк-то не будет ждать меня так долго.
   - Зачем тебе Марк? У Бинки свой звездолет есть. Отвезет куда попросишь, даже не сомневайся. Сумеешь сохранить ее любовь - останется там с тобой. Не сумеешь - вернется сюда и поищет другого мужа.
   - А если я захочу улететь один?
   - Все равно отвезет. Она же не дура, чтобы смотреть, как ты мучаешься. Ни ты, ни она не сможете жить вместе, если одному из вас будет с другим плохо.
   "Ну ты и горазд врать, старик," - насмешливо подумал Уотер.
   - Тебе это кажется сказкой, - продолжал юбиляр, заметив его недоверчивую усмешку. - Я и сам не поверил бы, если бы услышал нечто подобное 65 лет назад. Но именно так мы прожили с моей Нитой. Я не мог переносить, когда она страдала, и она тоже незаметно врачевала мои душевные раны, когда мне бывало плохо... Ага! Началось!
   "Началось" относилось к представлению, свидетелем и невольным участником которого сегодня был Уотер. Теперь, со стороны, он ясно увидел, что нападение "космических пиратов" было и впрямь лишь спектаклем: манеры и все поведение "бандитов" были явно слизаны с какого-то тьеранского боевика.
   - В мою честь, - похвастал юбиляр.
   - Сам придумал? - повернул к нему голову Марк по имени Эл.
   - Куды нам! - сделал соответствующую мину Дак. - От меня держали в секрете до последнего момента. Это все внучата. Ведь для них и нападения, и пиратство лишь далекая романтика.
   И он, лукаво прищурившись, взглянул сначала на Уотера, а затем на старого отшельника. Тот ответил ему такой же загадочной усмешкой.
  

Уотер не верит

  
   "Интересно, кем были в прошлом эти двое?" - подумал Уотер. А вслух сказал:
   - Какая разница, космические бандиты или наземные? И те, и другие - публика не лучшего сорта. Я не хотел бы встретиться ни с одним из них на узкой дорожке в темное время суток.
   - Не сомневаюсь, - засмеялся юбиляр.
   И старики снова загадочно переглянулись.
   "Что-то здесь не так," - вновь подумал Уотер.
   - Марк, - обратился он к отшельнику, - вы это всерьез говорили насчет золотой статуи?
   - Когда?
   - А вот, предлагая ее пиратам.
   - Конечно, всерьез.
   - Неужели вам было ее не жалко?
   - Голубчик, разве кусок золота не стоит свободы и жизней нескольких живых людей?
   - Но вы и памятник хотели спасти?
   - Разумеется. Ведь памятник - наша реликвия. Таков, какой он есть, он уже неповторим, а от золотой статуи сохранились формы, по которым она изготавливалась.
   - А он и в самом деле сделан из обычного материала?
   - Что значит "обычного"?
   - Ну, я не знаю. Дешевого, в общем.
   Юбиляр откровенно засмеялся и даже прослезился от удовольствия.
   - Нет, - отвечал отшельник. - "Наша Нела" отлита из черезвычайно ценного сплава, скомпонованного из редких и очень дорогих по тьеранским меркам металлов. Ее себестоимость раза в три выше, чем у золотой.
   - Выходит, вы солгали?
   - Тебя это удивляет?
   - Нет, но вы не боялись, что пираты узнают об обмане и вам отомстят?
   - Конечно, не боялся. Никто кроме меня не знает, из чего отлит памятник. В свое время я решил, что так оно будет вернее. Дураков-то много, и нехорошо, когда соблазн слишком велик. Я верно говорю, Дак?
   - Верно, - снова засмеялся юбиляр. - Ты всегда все просчитывал, старый хитрюга. Кредитки-то лисканские ты где хранил, а? Когда мы разбирали приемную секцию, ящички-то все до единого обнаружились в подвале кладовки.
   - Пустые.
   - Конечно. За сорок лет почему бы им не опустеть? Только ведь ты вовсе не отвозил денежки на Тьеру, а просто брал частями по мере надобности. Угу?
   - Что бы я за дурак был нарываться на вопросы от тьеранской Налоговой Службы? - улыбнулся лукаво отшельник.
   - То-то и оно. Это ты других мог провести, а я-то тебя хорошо изучил. Какое бы ты имя ни принимал, и как бы ты ни менял свое лицо - натуру-то свою не скроешь, нет.
   "Интересно, кем этот Бинкин дедушка Дак был в прошлом? - подумал Уотер. - Сыщиком?"
   Он читал о таких случаях, когда уголовник и полицейский становятся закадычными друзьями, и подобное открытие не способно было его ошеломить. Из прозвучавших реплик он уловил, что хозяин квартиры был обязан старому отшельнику жизнью, а за такое любой нормальный человек будет чувствовать себя повек обязанным. Так что поведение седоволосого было вполне понятным.
   Что же касается отшельника, то этот нелюдимый неразговорчивый тип вряд ли зря прятался от человеческого ока. Просто так в леса не уходят. Слово "бандит" очень четко расставляло все по своим местам (если вспомнить спрятанные кредитки), и загадка, таким образом, оказывалась решенной. Настоящее имя лесовика, разумеется, Эл, а Марк - только прикрытие.
   "Наплевать, - подумал Уотер. - Какое мне, собственно, дело до прошлого? Будь Марк даже сам отец Бинки, а она ему всего лишь родственница, не на нем же я собираюсь жениться. А этот Дак - симпатичный старикан."
   Как и положено бывшему сыщику, тот, словно прочитав мысли Уотера, кинул на него проницательный взгляд и проговорил:
   - Насколько я понимаю, молодой человек не особенно близко успел с тобой познакомиться, а старый бродяга?
   - Естественно, - кивнул головой отшельник.
   - Тогда не будем ему мешать. Пошли ко мне, я хочу тебя кое о чем расспросить.
  
  
   - Ты так и собираешься унести с собой в могилу все свои секреты? - тихо проговорил Дак, убедившись, что дверь в комнату плотно закрыта, и ни единого звука не просачивается из гостиной.
   - Какие секреты ты имеешь в виду? - деланно изумился отшельник.
   - Не увиливай. Прежде всего - координаты Новой Земли. Улетая последний раз, ты ухитрился стереть информацию о ней из блоков памяти абсолютно всех машин, в том числе и моей. Нехорошо, брат. Ты не имел права так поступать. Хоть у нас и свободная планета, но я не подозревал, что ты настолько легкомысленно относишься к уголовному кодексу.
   - Смешной ты, Дак, - сказал отшельник без улыбки. - Тебе ли говорить о нарушении уголовного кодекса? Неужели ты никогда не слышал, что для могучих не существует иных законов, кроме их собственных? Разве я нанес кому-то вред?
   - Ты лишил тысячу с лишним человек возможности вернуться к себе на родину.
   - Ошибаешься, дружище! Перед тем, как навсегда исчезнуть, я поговорил с каждым из этих людей и предложил им выбрать, где они хотят доживать свои годы: здесь или там.
   - Я об этом не знал.
   Отшельник согласно кивнул. Дак подумал.
   - А вдруг нам понадобится помощь? - спросил он строго.
   - Додька и Мади имели координаты.
   - Они мертвы.
   - Они наверняка успели передать информацию кому-нибудь из ребят.
   - Все уверяют, что ничего не знают.
   - Они и должны уверять. Тайна есть тайна, ее полагается хранить.
   - А если в самом деле - никто?
   Старый отшельник поразмышлял.
   - Естественно, я собираюсь подыскать себе еще одного наследника, - признался он наконец.
  
  
   - Дедушка Дак, Уотер уверяет меня, что Марк - это прадедушка Мирэл. Это правда?
   - А зачем тебе знать?
   - Марк хочет, чтобы я поехала с ним и кое-что увидела.
   - Вот как? Значит, он выбрал тебя?
   - Выбрал для чего?
   - Своей наследницей.
   - Наследницей? - изумилась девушка. - Зачем мне его наследство? На Тьеру я больше не собираюсь, а если и соберусь, то как-нибудь снова обойдусь собственными ресурсами. И золотая статуя мне не нужна. Пусть стоит, где стояла.
   Дак покачал головой:
   - Ты чего-то не договариваешь.
   Девушка опустила глаза и вновь подняла их.
   - Уотер против. Он боится, что Марк связан с какой-то мафией, и собирается посвятить меня в свои дела.
   - А ты в это веришь?
   - Не знаю, - с сомнением проговорила Бинка.
   Старый Дак засмеялся:
   - Передай своему парню, что он совершенно не разбирается в людях. Мафия! Придумает же!
   - Но Марк - это Эл?
   - Да, внучка! Марк - это хранитель нашей планеты, ее открыватель и основатель. Он тот, кому мы обязаны всем, без кого нас просто не существовало бы.
   Бинка фыркнула:
   - Если бы это было на Тьере, все бы решили, что ты говоришь о господе боге.
   Дак покачал головой:
   - Если Эл хочет тебе что-то передать - это большая честь и огромная ответственность. Речь идет о нашей безопасности и независимости. Это наверняка дела с тьеранскими банками и тонкости взаимоотношений с Галактическим союзом - очень много всего, о чем мы даже не подозреваем.
   - Ух ты!
   - Да. Ты задумывалась когда-нибудь, почему нас не трогают? Почему мы живем спокойно и забыли, что такое безработица и страх перед завтрашним днем? Эл собирается взвалить на твои плечи тяжелейший груз, и тебе придется нести его молча.
   - А Уотеру можно сказать?
   - Чем меньше он будет знать - тем лучше. Муж не должен смотреть на жену снизу вверх, иначе ваша семейная жизнь даст трещину. Учти это, детка. Пусть лучше он будет думать, что ты ничто, чем знать, что ты - все.
   - Но он уже в курсе, кто я такая.
   - Это я к примеру. Ничтожеством притворяться не обязательно. Когда свадьба?
   - Через месяц.
   - Вот и славно. Как раз успеешь все обсудить с Элом. И помни, для всех он - Марк, как и ты до конца твоих дней всего лишь Бинка, дочь Вита и правнучка двух смешных стариков. Ну, зови сюда своего молодого человека, вон он, кружится во дворе.
   - Так что ты имеешь против Марка? - спросил Дак, едва Уотер переступил порог гостиной.
   - Ему нельзя доверять, - сказал Уотер убежденно.
   - Почему?
   - Я уверен, что он вовсе не порывал связи с прошлым.
   - Да? И с каким именно прошлым он должен был порывать?
   Уотер с удивлением взглянул на столетнего старца.
   - Я думал, вы в курсе. Ваш приятель наверняка имел дела с бандитами.
   Бинка засмеялась, а старик усмехнулся.
   - Ты наблюдателен, парень, и это ценно, - сказал он. - Да, Марку не раз в течение жизни приходилось сталкиваться с уголовной публикой. Только что из того? Прошлое есть прошлое, а ваше дело молодое, вам надо думать о будущем.
   - Я как раз думаю, поэтому и не хочу, чтобы Бинка принимала от вашего Марка наследство. Наверняка это не только деньги, но и все остальное, что с ними связано. Ваш Марк очень похож на подпольного дельца, а это такая грязь, что раз вымажешься - вовеки не отмоешься.
   Старик с восхищением посмотрел на Уотера, а затем на внучку.
   - Молодец, Биночка! - сказал он. - Теперь я вижу, что ты действительно привезла, кого следовало. Умен твой избранник! А Марк и впрямь был знаком и продолжает быть знакомым с одним бандитом. Этот бандит, молодые люди - я. Правда, бывший, но все же налетчик и беглый каторжник. Мой последний срок был - 15 лет.
   - Вы? - удивился Уотер. - Не может быть! Бинка говорила, что вы - честный человек!
   - Конечно, теперь я честный. И здесь много таких, как я. Ну, может, и не точно таких, однако публика сюда попадала разная, и кое-кому из тех, кому за пятьдесят, есть чего стыдиться в прошлом. Но в чужих биографиях у нас копаться не принять, и внуки мои далеко не все обо мне знают.
   Он прошел в свою комнату, достал из секретера тонкую папочку и вынес ее в гостиную.
   - Вот, смотрите, молодые люди, это мое досье. С этим я сюда прибыл, скованный одной цепью с девяносто девятью такими же счастливчиками. Читайте, не стесняйтесь.
   Уотер осторожно взял папку и открыл ее.
   "Особо опасный. При конвоировании следует соблюдать сугубую осторожность (склонен с побегам). Никаким мерам воздействия не поддается."
   - Неужели это про тебя, дедушка? - воскликнула Бинка.
   - А то про кого же! Эл каждому по окончании его срока отдал его досье - на память.
   - Но ты ведь исправился, дедушка?
   - Вовсе нет. Каким был, таким и остался. Эти разговоры про исправление - полнейшая чушь, человек всегда остается самим собой, как его ни поверни.
   - Тогда как же?
   - А просто. Немудрено быть честным, когда это выгодно, я и стал таким, как только представилась возможность. Там, на Тьере, какая награда ждала бы меня за честность? Одни неприятности и насмешки. Каждый бы старался ободрать меня как липку. В лучшем случае я бы сделался винтиком в служебной машине и всю жизнь дрожал, как бы меня не заменили другим точно таким же винтиком. Я боролся за право остаться человеком, взять себе силой то, чего меня старались лишить по закону.
   - А здесь?
   - Здесь мне не нужно было бороться, вот и все. Здесь можно было быть. Здесь с самого начала со мной обращались как с человеком. Хотя я и оставался всю жизнь простым работягой, меня уважали и ценили. Чего же мне было выбрыкиваться?
   - Вы хотите сказать, что на вашей планете нет преступности? - с интересом спросил Уотер, вспомнив Морея с Сэмом.
   - Как это нет? - удивился старик. - У нас нормальные люди, значит, бывает всякое. Но у нас нет крупной преступности, нет банд и нет разбоя. Невыгодны они потому что и неинтересны. Планета у нас молодая и, главное, свободная, каждый имеет возможность реализовать свой потенциал, если ты понимаешь, что это такое.
   - Понимаю, - снова усмехнулся Уотер. - Это представление на площади обошлось городу в крупную сумму, наверное?
   Бинка снова засмеялась.
   - Это представление обошлось городу в полтора часа бесплатного развлечения и соответствующего количества материала для теленовостей. Все устроено и разыграно за собственный счет участниками спектакля и их родственниками, точно так же, как и банкет.
   - И у вас каждый может устроить такое?
   - Да, любая группа людей, если сделает предварительную заявку и назначить день.
   - А один человек?
   - Может и один, теоретически. Если он, например, умеет петь или еще что-нибудь, чем может удержать внимание зрителей соответствующее время. Хотя вообще-то для подобных выступлений имеются специальные помещения типа клубов, домов творчества и концертных залов. Да и вообще я не помню, чтобы кто-нибудь рискнул на подобное выступление в одиночку. Держать публику полтора часа - это не шутка.
   - А как же профессионалы?
   - Какие профессионалы? Ах эти, которые за деньги? У нас таких нет. Мы не можем позволить себе содержать за общественный счет людей, которые ничего не производят. Мы - планета небогатая, бездельников не кормим.
   - Но как же высокое искусство?
   Этот вопрос Уотер задал, уже смеясь. К так называемому "высокому" искусству он и сам относился с некоторым презрением.
   - Эвон как ты загнул - "высокое"! - тоже смеясь ответил старик. - Творчество - это удовольствие, как же можно за него еще и деньги платить? А каких высот оно достигнет - вопрос вкуса. Ты ходил по нашим улицам, видел картины на домах - суди сам, нужны ли нам профессионалы.
   - Не очень, - ответил Уотер, посмеиваясь.
   - Именно. Получить разрешение на оформление какого-нибудь общественного помещения - вот наивысшая высота, к которой у нас стремится художник. И можешь не сомневаться, желающих достичь ее - хоть отбавляй.
   - Темнишь, старик, - проговорил Уотер, подумав. - Эта статуя на площади - она создана профессионалом. Она - живая. Она - танцует.
   - И опять ты прав, - засмеялся Дак, любуясь своим собеседником. - "Нашу Нелу" сделал художник, который у себя на родине был личностью известной, и занимался он именно тем "высоким искусством", что тебя так привлекает. У нас он работал скромным экспедитором, хотя тоже был не последней фигурой.
   - А не лучше ли было, если бы ваш скромный экспедитор создал еще несколько шедевров и преподнес их городу?
   Старик и девушка переглянулись.
   - А он именно так и собирается поступить, - проговорил Дак.
   - Марк? Он художник? Только и всего?
   - Угу. А ты уже решил, будто он что-то особенное?
   - Тогда почему ваш Марк хочет везти ее одну, без меня? - Уотер кивнул головой на Бинку.
   - Стариковская причуда. Впрочем, Эл всегда был скрытным и непредсказуемым. Наверняка он боится, что ты проговоришься, где его мастерская, и его тайное убежище станет достоянием публики. Он хочет, чтобы с его творениями люди познакомились только после его смерти.
   - А как же Эльмар?
   Девушка искоса глянула на старика.
   - Ну, ты же сам слышал: Эльмар - всего лишь красивая легенда. Я точно знаю: "Нашу Нелу" ваял Эл. Я видел ее еще вот такой.
   Старик развел руки на расстояние примерно двух ладоней друг от друга и показал, какой именно он впервые созерцал статую с центральной площади города.
   - Ну и горазд же ты, дедушка! - прошептала Бинка, когда Уотер на пару минут отлучился из гостиной.
   - Разве я соврал где-нибудь? - лукаво прищурился Дак.
   - Значит, вы уверены, что Эл - честный человек? - угрюмо проговорил Уотер, возвращаясь в комнату.
   - Само собой.
   - Тогда скажите, на какие шиши ваш честный и скромный экспедитор смог изготовить статую, себестоимость которой в три раза выше тонны золота?
   Он обвел взглядом собеседников и прочитал во взоре своей невесты откровенный восторг. Это показало Уотеру, что он на верном пути. Но старого Дака смутить было трудно.
   - Наш Эл очень богат, - медленно произнес он. - То есть, когда-то был богат, вряд ли осталось слишком много. Знаю, знаю, сейчас ты спросишь, откуда у него богатство. Скажу. Наследство. Устраивает тебя такой ответ?
   - Вполне. Если это правда.
   Седой ветеран нахмурился.
   - Эл - очень хороший человек, - проговорил он сердито. - Другого такого не было и уже не будет.
  
  

Эл или не Эл?

  
   - Нет, - сказал Уотер, - не сходится.
   После свадьбы молодые поселились у Дака в одной из комнат его пустой, а потому огромной квартиры.
   - Пока не обзаведетесь собственным домом, - сказал Вит.
   Собственно, "поселились" относилось к Бинке. Уотер никуда не переезжал.
   - Мы бы хотели снять отдельный апартамент, - сказал он, когда обсуждался вопрос, где они будут жить.
   - Это невозможно, - сказал отец невесты. - В наем квартиру никто у нас не сдает.
   - А как же тогда? Люди же переезжают хоть иногда в другие города? Где они там обитают?
   - Если кто-то прибыл на время - он живет в общежитии. Если же гражданин хочет обосноваться капитально - он строится. Он либо возводит индивидуальный коттедж, либо кооперируется с другими такими же бездомными.
   - А старую квартиру куда девает?
   - Сдает городскому хозяйству или оставляет кому-либо из родственников. Ты новичок, и мы тебе поможем. А вообще-то у нас считается делом чести для мужчины пользоваться помощью как можно реже. Все что можешь - делай сам.
   - Папа, откуда ему знать, когда обращаться, а когда нет? - всплеснула руками Бинка.
   - А ты на что? Впрочем, если вы очень рветесь к самостоятельности и предпочитаете сразу отделиться - место в общежитии подыщем.
   "Предпочитаем", - хотел сказать Уотер, но не успел даже рта раскрыть.
   - Среди чужих! - снова всплеснула руками его молодая супруга. - Ни за что! Уотер, не слушай его, папа шутит. Мы раскинем палатку в месте новостроек и будем жить там.
   - Как бродяги? - скривил рот Уотер.
   - Да лучше как бродяги, чем на одной кухне со всякими разными! - возразила Бинка запальчиво. - Папа! Он не понимает!
   - Бинка! - укоризненно сказала мать, и Уотер перехватил предостерегающий взгляд, кинутый в его сторону.
   Молодая супруга мгновенно сникла. Все одиннадцать ее сестричек сидели тут же, в гостиной, и с интересом внимали спору взрослых. Старшая из них, та, что была замужем, по имени Гита, торжественно усмехнулась и выжидающе уставилась на Бинку. Бинка покосилась на нее и произнесла, обратившись к мужу:
   - Впрочем, будет так, как ты захочешь.
   Уотер подумал. Начинать жизнь со ссоры с новой родней ему не хотелось. Да и общежитие все равно не своя квартира. Палатка тоже отпадала.
   - У Дака так у Дака, - сказал он спокойно. - А там посмотрим.
   Впоследствии, отыскав район новостроек, Уотер увидел, что желание Бинки пожить в палатке ничего общего не имело со склонностью к бродяжничеству. Так жили те, кто строился: они брали участок земли, отгораживали его веревочкой от окружающего пространства и, поставив временное жилище, приступали к устройству постоянного. Месяца за три коробка с окнами и крышей бывала обычно готова, если только будущие хозяева не имели претензий возвести особняк. Дальше они перебирались внутрь и остальное: ограды, ворота, и внутреннюю отделку вели уже не торопясь, по мере своих потребностей, вкусов и средств.
   Но к тому моменту, когда Уотер об этом узнал, он уже настолько привык к комфорту, к удобствам, какие дает давно налаженный быт, что переезжать из комнаты в квартире Дака ему не захотелось. Старики: что лесовик, что бывший бандит не раздражали его. В жизнь молодых они не лезли и с нравоучениями не приставали.
   К тому же, если посмотреть правде в глаза, из всех Бинкиных родных Дак был единственным, с кем Уотер сумел сблизиться за полтора месяца. Остальные Бинкины родственники хотя и нравились ему, однако были уж слишком другими. Непонятными.
   Они были и добрыми, и злыми, и суровыми, и веселыми одновременно. Отзывчивость и жестокость, высокомерие и доступность ухитрялись уживаться в них в завидном единстве. Несомненно, они были потрясающе умны, но почему-то никто из них ни разу не попытался обманом добиться какого-то превосходства над окружающими.
   Словом, это было общество, в котором вся многолетняя выучка Уотера, вся его боевая готовность в любой момент защититься от нападения или нанести удар самому оказались ненужными!
   Эти люди не стремились унизить Уотера. Наоборот, они приняли его как равного себе - но это-то и было Уотеру непонятнее всего. Сэм с Морем абсолютно точно изложили ему ситуацию: одиннадцать семейств правят Безымянной. И несомненно это было так, хотя ни дворцов, полных слуг, ни каких-либо особых предметов роскоши ни у кого из Бинкиного окружения он не заметил. Это была публика на удивление безразличная ко всему, что выходило за рамки их представления об удобстве.
   Однако дела, которые обсуждались домашними Бинки, чаще всего касались управления производством и пользования земельным фондом. Вся молодежь училась в колледжах или университетах либо уже их окончила. Те, кому было за 30 лет, занимали руководящие должности, ну а старики, из работающих, держали ключевые посты. Президентом поселенцев на Безымянной была, например, жена Шурика, Бинкиного дяди.
   И вот эти высокообразованные, озабоченные своим престижем люди ни разу не дали понять Уотеру, что он среди них вроде подкидыша. Они подробно объясняли ему все, что он хотел знать и о чем спрашивал, и открыто обсуждали при нем свои проблемы. Они охотно слушали его, когда он вмешивался в их споры (пару раз Уотер проделал такой номер - на пробу) и даже сами интересовались его мнением по тому или иному поводу.
   Только одно указывало на то, что клан помнил о тьеранском происхождении Уотера - язык, на котором Бинкины родственники к нему обращались. Между собой в его отсутствие они говорили на совершенно ином наречии, абсолютно ему непонятном, но стоило Уотеру войти в помещение, как они моментально переходили на хингр. Но и это не было жестом снисхождения, Уотер имел случай убедиться в этом не раз и не два.
   Например, был такой случай. Уотер гулял по бульвару, где они с Бинкой условились встретиться, и с наслаждением вбирал в себя ощущения под названием "местная жизнь". К тому моменту он уже успел приспособиться к повышенной гравитации, и босые ноги отдыхающей публики не вызывали в нем ассоциаций с беспросветной нищетой. Он уже знал: нищих на Безымянной не водилось не только в буквальном, но и в переносном смысле - даже минимальная зарплата позволяла не думать о завтрашнем дне.
   Ощущения, получаемые Уотером, ему нравились. Морей с Сэмом не солгали, да и Дак был прав: только сумасшедший мог захотеть рвануть отсюда назад в Спейстаун. Здесь было так же безопасно, как в джунглях, где обитал Марк, и столь же сытно. Правда, по садам лазить здесь было нельзя, но деревья в парковых полосах были общими, а кому не хватало, мог отправиться за город. Остальное покупалось в магазинах, причем по ценам, доступным всем.
   Уотер жадно ловил обрывки разговоров на улицах, да и вопросы задавал не только Бинкиной родне. Впечатление было странное: основной проблемой рядового населения было где что достать и куда вечером пойти. Все норовили побыстрее потратить то, что у них лежало в кошельках, и никого не волновало, что он будет делать, если завтра там окажется пусто. Работа здесь, действительно, была у всех, и не в надрыв. Так что жить было можно и без протекции тестя с тещей...
   Двое парней, стоявших возле фонтана, привлекли внимание Уотера. Чем-то они отличались от остальной публики. Поймав настороженные взгляды, кидаемые в их сторону прохожими, Уотер постиг: оба парня были из спортсменов и вид спорта, которым они увлекались, был явно не тяжелая атлетика. Таких Уотер видел в кино, посвященных старинным восточным единоборствам. Между тем ничего "восточного" во внешнем облике парней не было: оба были русоволосы и большеглазы. Уотер подошел ближе, и язык, на котором парни общались между собой, ему все разъяснил - Уотер имел честь лицезреть двоих из правителей. Не обращая ни малейшего внимания на то, что он в упор их разглядывает, они преспокойно обменивались между собой репликами, яростно жестикулируя, и весь спектр эмоций, которые они при этом испытывали, отражался на их лицах, меняясь, как в калейдоскопе. Окружающих людей для этих двоих словно не существовало!
   - Привет! - сказала Бинка, подходя и к парням, и к Уотеру сразу. - Знакомьтесь, это наш. Он тьеранец и по-русски не понимает.
   Оба парня тутже перешли на хингр и, пока Бинка с Уотером стояли рядом, разговаривали только на нем. Их поведение даже не было демонстрацией, Уотер просто мгновенно стал для них таким же как они, им равным. Точно так же как и для других Бинкиных знакомых.
   Так почему же не нашлось из них никого, кому бы не по вкусу пришелся тот факт, что он, Уотер, выходец из самых низов? Ответ напрашивался сам собой: потому что Бинка всех обманула. "Он наш", - сказала она тогда своим приятелям, и на него посмотрели с уважением. Уотер не стал в тот миг возражать, да и позже помалкивал о своем происхождении. А только, наверное, зря: надо было выложить свою биографию в первый же вечер знакомства с семьей. Ведь как он ни скрытничай, но правда все равно когда-нибудь выплывет наружу. Несомненно, эти гордые своим превосходством люди тогда отвернутся от Уотера, и он сразу же станет для них "всяким разным".
   А вот Дак от него не отвернется, в этом Уотер был уверен. Дак был своим, он был тьеранцем и сам знал, что такое улицы большого города. Дак тоже не из верхов. "Я простой работяга", - сказал он. Дака Уотер не стеснялся и не боялся выглядеть перед ним смешным. Про себя он очень быстро по примеру Бинки начал звать его просто "дедушка".
   Да, без всякого сомнения, Дак был свой. В отличие от Марка, то есть Эла.
   Вспомнив еще раз об отшельнике, Уотер задумался. Через три дня Бинке предстояло отправиться за наследством старого хитреца. Наследство - это, конечно, было здорово, но только что-то во всей этой истории Уотеру упорно не нравилось. Дак - не местный, Дак - тьеранец. Местные режут правду - Дак мог и солгать.
   Он называл Эла художником-профессионалом. Прекрасно! И что именно Эл создал обе статуи - тоже хорошо. Он собирается подарить золотую статую Бинке - чего уж лучше. Но почему тогда все последние полтора месяца любую свободную минуту Бинка норовит провести наедине с этим типом? И он ей все время что-то говорит, говорит... А она все слушает, слушает... Разве для того, чтобы получить на руки некоторое количество кредиток, нужно очень много знать?
   Да полно, в свои ли джунгли собирается старый мошенник везти Уотерову супругу?
   - Нет, - подумал Уотер вслух. - Не сходится.
   - Чего не сходится? - поинтересовался Дак.
   - Ничего не сходится. Что будет, если я не соглашусь, чтобы Бинка куда-то там летела?
   - Сначала мы с Элом попытаемся тебя уговорить.
   - А потом?
   - Потом, если ты настоишь на своем, Элу придется открыться кое-кому из наших, и ему подыщут другого наследника.
   - Так пусть подыскивают.
   - Э, не все так просто. Бинка прошла испытание, и про нее уже известно, что она сдюжит, не подведет, в случае чего.
   - Это потому, что она меня привезла?
   Старый Дак засмеялся и хлопнул себя по колену:
   - Я почему-то не заметил, когда она тебя привозила. Нам всем показалось, будто ты прилетел сюда сам. Или у нас галлюцинации?
   - Вообще-то меня привез Эл, - возразил Уотер. - Если только она его об этом не попросила.
   - Скорее всего - нет, не просила, - сказал Дак, подумав. - Никто из наших просить бы не стал, значит, и она тоже.
   Это потрясающее рассуждение: никто, значит, и она заставило Уотера только хмыкнуть. Кому, как не ему было знать, сколь часто люди поступают вопреки всякой логике. Ведь и он, Уотер, никак не ожидал от себя, что побежит на край Вселенной за девчонкой, над которой хотел однажды посмеяться.
   Дак заметил его ухмылку.
   - Видишь ли, - сказал он, - никто и не ожидал, что Бинка вернется с мужем. Либо думали, что она смирится и привезет какое-нибудь... - Дак запнулся, подыскивая подходящее слово.
   - Отребье, - закончил за него Уотер с мрачным юмором.
   - Угу. Из самолюбия.
   - А она выбрала меня.
   Дак усмехнулся. Он внимательно глянул на Уотера и усмехнулся еще раз. Уотер прикусил губу и отвернулся.
   - Да, она выбрала тебя, - услышал он спокойный голос бывшего бандита. - Сам посуди, легко ли в Тьеранском зверинце отыскать кого надо. А она откопала, и не одного, а сразу двух. Нашла и свела вместе.
   - Мы сдружились без нее, - проговорил Уотер, слегка удивленный тем, что Даку известно про Морея. Никто из местных до сих пор не заговаривал с ним на тему Бинкиных приключений. Дак вдруг заговорил. Выходит, кое-что он все-таки знает. Интересно, сколько?
   - Мы сами подружились, - повторил он упрямо.
   - Разумеется, сами, - немедленно согласился Дак. - А только я сильно сомневаюсь, чтобы вы имели шанс состыковаться на тьеранских просторах без кого-то, кто положил на каждого из вас глаз. Однако главное не это.
   - А что?
   - Бинка не залезла в общую кассу - раз, привезла то, что понравилось всем - два, не разбила ничьего сердца - три. Она никого не убила и не попала в беду сама. Она ни разу не пошла на поводу у жалости и вообще сумела удержаться от вмешательства в дела тьеранцев. А это, поверь, для любого из клана оказалось бы труднее всего.
   - Неужели так и труднее? - скривился Уотер.
   - А вот представь себе. Особенно если многое можно решить с помощью денег, а денег этих у тебя - греби и не выгребешь. Она ведь не стала тебя покупать, а?
   - Это было бы бесполезно.
   - Ну не скажи! Существуют вещи, перед которыми и ты бы не устоял. Удалось же ей уговорить тебя провести с ней месяц.
   - Это была всего лишь работа.
   - Согласен. А если бы она повезла тебя не в леса, а прямо сюда, к нам? К магазинам, клубам и паркам с массовыми гуляниями? И пообещала тебе, что через десяток лет и ты, если сильно захочешь, сможешь стать тем же, что и любой из наших парней, то есть маленьким начальником. Или бы, например, предложила, чтобы за каждый день, проведенный тобой с ней, на счет твоей матери перечислялась кругленькая сумма кредиток эдак в пятьдесят?
   - Бюджет не потянул бы, - криво усмехнулся Уотер, но под ложечкой у него препротивно засосало.
   - Ага, зацепило! Ну а насчет бюджета... Голубчик, да знаешь ли ты, что твоя будущая супруга держала в своих руках доверенность, по которой могла бы иметь столько денег, что ходила бы в платьях из чистого золота, ежедневно меняя фасон?
   - Она мне об этом не говорила.
   - И не скажет. Потому что у нее в голове мозги, а не мякина. Ты очень удивился, должно быть, когда оказалось, что колечко, которое она тебе подарила, чего-то стоило? Но она могла целый месяц дарить тебе ежедневно по такому колечку и все равно бы не разорилась.
   - Бинка богаче Эла? - изумился Уотер. - Зачем же тогда она работает?
   - Ты не понял, дорогой. Деньги были не ее, а общие. Ей просто доверили на время казну, на крайний случай. У нее и своя собственная сумма имелась, тоже немалая, но в пределах разумного. Извела она ровно половину, так что беги скорее назад на Тьеру за жениным приданым.
   Уотер снова криво усмехнулся и зло прищурился:
   - Зачем вы мне все это рассказываете? Думаете, я теперь в восторг впаду и застыну в восхищении? Моя мать...
   За последние четыре месяца Уотер уже успел привыкнуть к доброкачественной пище, и ему вдруг показалось ужасным, что его мать кормится объедками и боится потратить лишний грош из страха перед завтрашним днем.
   - Моя мать еле сводит концы с концами... Если я был так нужен вашей королеве... Да сделай она моей матери обеспеченную жизнь, чтобы ей не беспокоиться о будущем, я бы для нее...
   - Вот-вот, - кивнул Дак, даже не подозревая, какой удар он нанес самолюбию своего собеседника, - это и называется "купленный муж". Этого мы и опасались, что ей кто-нибудь приглянется, и она начнет его обхаживать, демонстрируя, какая она добрая и щедрая.
   - Значит, она добрая? - по-прежнему зло проговорил Уотер.
   - И даже очень. Или ты думаешь, что колечко с бриллиантом она тебе оставила и впрямь на долгую память? А тысяча кредиток, которые ты с нее запросил за первую поездку к нам? Вспомни-ка, не она предложила тебе такую сумму, а ты сам во столько оценил свои услуги.
   - Я запросил столько, сколько посчитал справедливым, - помолчав, возразил Уотер. - И моя мать... она все равно продолжала бы работать.
   - Именно, - кивнул Дак. - Твоя мать привыкла к той жизни, которую ведет. А насчет ее старости не тревожься. Мы не столь бессовестный народ, чтобы, забрав у женщины ее единственного кормильца, бросить ее на произвол судьбы. Спроси у Марка, но я и без того уверен, что он все сделал, как полагается.
   У Уотера к горлу подступил комок.
   - Вы... вы точно знаете? - произнес он, запинаясь.
   Дак кивнул.
   - В свое время Эл именно так и поступил с моими родителями, а я узнал об этом много лет спустя, когда навестил их, чтобы показать внуков. Да и Бинка наверняка позаботилась о прочности своего семейного фундамента. Ведь если бы твоя мать померла с голоду или оказалась на улице, ты бы ей этого не простил, верно?
   Уотер промолчал.
   - Дак, - сказал он, кривя губы, - все утверждают, что "Вашу Нелу" и фонтан делал Эльмар.
   - Ну и что?
   - Ты говорил, что их создал Марк.
   Старый Дак крякнул.
   - Я говорил Элу, что тебе придется сказать правду.
   - Так скажи.
   - Все, что приписывают Эльмару, делал Эл.
   - А почем мне знать, что ты не врешь?
   - Потому что это можно доказать.
   - Докажи.
   - Эльмара не видел никто никогда. Но очень многие видели Эла, и кое-кто из тех, кто с ним общался, до сих пор живы.
   - Я спрашивал. В доме у Бинки все считают Марка Марком, и никто, кроме вас, не знает, что он умеет не только сажать деревья.
   - Надеюсь, ты не стал их просвещать?
   - Нет. Но я не отпущу свою жену с человеком, которому не доверяю.
   - Хвалю. Молодец. Но Элу доверять можно.
   - Значит, Эльмар - лишь красивая легенда? - проговорил Уотер со злостью.
   - Спроси об этом у него самого, - снова крякнул Дак, кинув на дверь.
   Восприняв это как намек, Уотер повернулся, чтобы уйти к себе, однако оказалось, что он поторопился.
   - Марк! - были его следующие слова: тот, по поводу которого они были произнесены, возник перед его взором на мгновение раньше, чем Уотер успел открыть рот.
   - А если и Марк, так что же? - самодовольно усмехнулся отшельник. - Мне почудилось, или в самом деле ты рвался немедленно от меня что-то услышать?
   - Почему Дак хочет, чтобы я считал вас Эльмаром? - процедил сквозь зубы Уотер.
   - Очевидно, потому, что он думает, будто иначе ты не отпустишь со мной Бинку.
   - А на самом деле?
   - На самом деле, на самом деле... - Марк заходил кругами по комнате. - На самом деле я просто старый болван. Ну почему вы, тьеранцы, такие недоверчивые? Никому из моих и в голову не приходит усомниться в моей биографии... Если я скажу тебе, что я Эльмар - ты мне поверишь?
   Он резко остановился и вопросительно глянул на Уотера.
   - Нет, - ответил тот.
   - А мои бы поверили. Все до одного! Потому-то я и не хочу им признаваться. Ты будешь всю жизнь сомневаться и молчать, а они сразу разболтают друг другу и тогда уж точно начнут носиться со мной как с героем.
   Шокированный столь необычной логикой, Уотер сам не заметил, как глаза его широко раскрылись, а кулаки сжались.
   - Значит, вы герой? - спросил он скептически.
   Отшельник беспомощно обернулся к Даку.
   - Самый настоящий, - ответил тот. - Признавайся, друг ситный, иначе я повезу парня на Новую землю, и там он такого насмотрится, что у него и вовсе голова кругом пойдет.
   - Ты не знаешь кода.
   - Теперь знаю.
   - Шурка сказал?
   Дак засмеялся:
   - Ты забываешь, кем я был когда-то, начальничек ты мой драгоценный. Набор отмычек - и вся информация из твоего борткомпьютера переписана на кристаллы, которые, учти, надежно спрятаны. Так что лучше не юли. А тебе, парень, я уже толковал: есть вещи, которые можно доказать.
   Уотер мотнул головой:
   - Хорошо, - сказал он по-прежнему сердито. - Дак говорил, что выбыли ранены. Расскажите, как это произошло.
   - Вот именно, - с ехидцей поддержал Уотера Дак, - расскажи нам ту историю. Я и сам всю жизнь мечтал ее от тебя услышать. Так что не виляй, выкладывай.
   - Тут нечего рассказывать, - буркнул отшельник, усаживаясь прямо на пушистое ковровое покрытие пола. - Я разозлил их, вот они и решили меня проучить. Сам нарвался, только и всего.
   - Только и всего? - загудел Дак. - Нет, ты его послушай! Мне в свое время все уши прожужжали рассказами о том, как он в одиночку сразился с целым сонмищем вооруженных до зубов головорезов, и вдруг - такая проза! Ты в подробностях, в подробностях давай!
   - Их было не сонмище, а всего полтора десятка. Парни молодые, но боевитые. Они были доведены до отчаяния. Не мной, Дак, заметь, но они думали, будто я предал их правительству, и терять им больше нечего. Вот они и психанули, прошлись лучеметом по руке.
   - Ага! - А теперь послушай, парень, что мне об этом рассказал один двуногий, когда мы с ним разговорились и стали искать общих знакомых. Вот этот субъект, который сейчас перед нами беспомощную жертву изображает, убедил тех, кого принято называть террористами (надеюсь, тебе знакомо это слово), отпустить группу заложников. Взамен он пообещал отвезти их в укромное местечко, где они смогут спокойно пересидеть. А вместо этого ты устроил им ловушку и принялся крутить шуры-муры с ихними девками. Если бы они тебя не прижгли, то до сих пор бы там сидели. Еще он сказал, что у тебя не нервы, а стальные канаты, что ты дьявольски хитер и совершенно не чувствуешь боли. Что одной левой ты способен сбить человека с ног, и вообще, с могучими лучше не связываться.
   Отшельник горько засмеялся:
   - Вот видишь! А ты удивляешься, что я помалкиваю. Герой, герой! Да узнай люди, как было дело, живо бы развенчали.
   - Почему? - спросил Уотер.
   - Потому что "спас от наказания бандитов" звучит далеко не столь красиво, как "освободил из плена заложников".
   - Угу, - засмеялся Дак. - Во мнении общества ты враз бы упал, это как пить дать. Но ведь заложники-то все же были, а?
   - Были, были. Только для того, чтобы их освободить, понадобилось всего три дня, а кантовался я в той переделке несколько месяцев. И, спрашивается, ради чего?
   - Ну не скажи, те парни тебя зауважали стабильно!
   - За удар левой? Вселенский разум! Да мне в тот миг небо с овчинку показалось!
   - Значит, вы не герой? - спросил Уотер с иронией. - Испугались и пошли на уступки?
   Отшельник покачал головой:
   - Моей задачей было убедить этих молодых людей бросить оружие и разойтись. Я это сделал. А героизм это или не героизм - со стороны виднее. Судить не мне.
   - Теперь ты понял, почему Эл - это Эльмар? - обернулся Дак к Уотеру.
   - Не знаю, - отвечал тот с сомнением. - Остальное, что болтают про Эльмара, тоже такого же сорта?
   - Милой! - засмеялся отшельник. - Я всегда поступал как хотел и старался жить в свое удовольствие. И если некоторые мои поступки потом именовались подвигами - я, право же, к этому вовсе не стремился. Судьба била меня за каждую ошибку, и била без всякой жалости. Доведись начинать жить сначала, я бы во многом поступал по-другому.
   - И заложников бы не стали освобождать? - снова расширил глаза Уотер.
   Дак усмехнулся.
   - Дались тебе эти заложники! - с досадой проговорил старый отшельник. - Да они и тогда меня интересовали, как прошлогодний снег. Мне парней было жалко!
   Старик произнес это, глядя не на Уотера, а мимо него. У того снова засосало под ложечкой. Препаскудное чувство, что его разыгрывают, стараются под него подделаться, вновь охватило его существо. Как тогда, на Тьере с Бинкой: "своя, мол, в доску."
   - А зачем вам нужна именно Бинка? - спросил он, прищурившись. - У вас много внуков.
   - Разумеется, много. И девушек среди них полно. Только ты почему-то женишься не на них.
   - Это другое дело.
   - Отчего же? Мы оба выбрали Бинку, потому что узнали, какая она. Так что разницы нет.
   - Шутите?
   - Нисколько. Если наследство попадет не в те руки, для Безымянной это обернется катастрофой. Кандидат должен быть очень умен, наблюдателен и уметь не ставить свои личные интересы выше общих. У Бинки все это есть. Кроме того, она обладает очень высокой стойкостью и способностью не терять рассудка в сложной ситуации. Как я пойму, у кого еще из наших есть такой же набор? Даже среди моих внуков - половина полукровок. Все они знают наши обычаи и живут по нашему закону, но наверняка очень многие из них дали бы трещину, попади они в реальный переплет. А Бинка не даст.
   - Но наши с ней дети будут полукровками, - возразил Уотер, еще больше мрачнея.
   Оба старика переглянулись, и глаза их весело заблестели.
   - Экая печаль! - проговорил отшельник. - Жизнь штука длинная, найдет Биночка, кому передать наследство. Она достаточно рассудительна, чтобы не пойти на поводу у эмоций. Она ведь и тебе устроила испытание перед тем, как звать сюда, эге ж?
   - Это чтобы целый месяц пялиться друг на друга, толкаясь под одной крышей? - усмехнулся Уотер.
   Оба старика вновь переглянулись.
   - Рисковая деваха! - прогудел Дак, скаля зубы.
   "Рисковая"? По мнению Уотера его супруга вообще не ведала, что такое страх.
   - Разве в том была какая-либо опасность? - сказал он, стараясь придать своему голосу интонации поневиннее.
   - А ты хотел, чтобы она тебя попугала? - отвечал отшельник, насмешливо осклабившись. - Ладно, я пойду, пожалуй. Устал я сегодня чегой-то.
  

Как он стал Марком

  
   Владыка Безымянной включил лепесток охладителя и уселся на пушистый ковер возле дивана. Столица второй полосы находилась на километр ближе к уровню моря, чем его последняя резиденция на Первой Полосе, и старику частенько бывало жарковато.
   "Смышленый юноша, - подумал он, вспомнив молодого человека, с которым только что разговаривал. - Есть у парня практическая сметка. Жаль, что нельзя припрячь его к делам. Пока, по крайней мере. Ничего, это не к спеху. Хорошего мужа приобрела себе наша девочка. Вот бы Рябинка сейчас порадовалась!"
   Он смахнул набежавшую слезу и вновь погрузился в воспоминания. Этот мальчик поинтересовался, не жалко ли ему было отдавать пиратам золотую статую. Смешной вопрос! Конечно же, жалко. Женщина, чей облик герой и легенда Безымянной пытался отлить в металле как раньше старался воплотить его в камне и изобразить красками, была когда-то его женой. И самое печальное, что это он убил ее. Убил, желая спасти. Неужели проклятая память никогда не даст ему забвения!
   В тот год как раз были окончены предварительные работы на второй и третьей полосах. Уровень атмосферного давления был доведен там до половины нормы и влажность тоже. По существующим понятиям этого было достаточно, чтобы человек мог дышать и передвигаться без скафандра. Полосы требовалось осваивать, народу на Безымянной было немногим более двух миллионов, и молодежь поставила вопрос о переселении.
   Старики, разумеется, были против. Вложив столько сил в то, чтобы цвет неба над головой из черного стал голубым, они вовсе не жаждали вернуться к жизни за стеклянными перегородками через каждые 50 метров движения по прямой.
   - Зачем? - воскликнул Дак, выразив тем самым общее мнение поколения пионеров.
   Он как раз был в гостях у своего старого приятеля вместе с Нитой. Рябинки дома не было, зато пришел Шурка навестить деда да Додька с Мади присутствовали. Шурка и сообщил о готовящемся переселении.
   - Как ты не понимаешь, дядюшка, - сказал он. - Бессмысленно оставаться здесь, когда все основные работы будут совершаться там. Там стоят заводы по производству воздуха, происходит очистка воды. Да практически все мужское население, не занятое на ускорителях, трудится за барьерами!
   - А сельхозработы? Там же невозможно ничего вырастить.
   - Пока.
   - Еще долго.
   - Не-а, мы рассчитали. Уже сейчас отрицательные температуры держатся всего неделю
   - Зато каждый месяц.
   - Каждые 20 дней. Повысится атмосферное давление - ночи станут не такими контрастными. А затем еще влажность возрастет до нормы, и все выровняется.
   - Вот и подождали бы, пока это произойдет, - проворчала Нита.
   - Зачем? У нас отлаженная тепличная технология. Теплоизоляцию грунта делать не надо, только перевезти перекрытия. Перевезем, каждый на свои 20 соток, смонтируем - и пашите земельку, жены и матери. Не все ли вам равно, где это делать?
   - Снова возвращаться в клетки? - охнула Нита.
   - Зато барьеры не будут нависать над головой.
   - Как будто там нет точно таких же барьеров!
   - Смеешься, теть Нит? Там же ширина полосы в 3 раза больше!
   - В два.
   - Угу. Поверху. - А понизу - 300 и 800. Ну просто никакой разницы, да? Мне лично эти барьеры уже осточертели, я прямо видеть их не в состоянии. Весь горизонт загораживают.
   - И вы хотите бросить все, что мы успели построить здесь? Бросить дома, заводы? - спросил старый ветеран.
   - Дома, дедушка, можно возвести заново. Тот не мужчина, кто не может сообразить себе дом. У нас все люди человеки, и все могут, - сказал Мади.
   Это было правдой. Согласно политике Эльмара каждый мужчина, прибывший на планету, первым делом участвовал в монтаже теплиц и приобщался к жилищному строительству. Мади родился на Безымянной, и Шурка тоже, но и они, достигнув совершеннолетия, месяц провели на теплицах, а, женившись, слепили по собственному гнезду. И они не были исключением из правил.
   - Дом - это не теплица, - проворчал Дак укоризненно. - Его в две недели не соорудишь.
   - Велика беда! - усмехнулся Шурка. - Как будто нельзя временно пожить в палатках!
   - Целый год?
   - Лукавишь, дядя, - на этот раз укоризна была в голосе Шурки. - Откуда год? Месяц на монтаж домика, неделя - на установку необходимого оборудования, другая - на минимальную отделку одной комнаты. И можно вселяться. Остальное приложится.
   - Не нравится мне все это, - крякнул Дак. - Преждевременно.
   - Наоборот, в самый раз, пока мы еще не успели пустить здесь корни. Ты только представь себе: морская дорожка шириной в 500 километров, по 150 километров прибрежной полосы с каждой стороны. Красота! И террасы там шириной в четыреста метров, а не жалкие полтораста. Вот!
   - До этой красоты еще надо дожить.
   - И доживем. Зато это будет именно то, что нам нужно. Не темная парная баня, а простор.
   - Ты почему промолчал, Ждан Мирэлович, - спросил Эльмар у своего старшего отпрыска, когда оба сторонника переезда, так и не убедив стариков в своей правоте, ушли, оставив их в растерянности и печали.
   - А что я мог сказать?
   Дак, для которого главный управляющий делами переселенцев всегда оставался, по сути, лишь Додькой, сыном приятеля, покачал головой:
   - Надо как-то остановить их. Запретить, что ли.
   - Это невозможно, дядюшка. У нас свободная планета. Как мы запретим людям проживать там, где они хотят? Мадька прав, черт. Каждая семья способна смонтировать теплицы - и не в три слоя, а достаточно будет одного - поставить палатку и соорудить дом. На это ничьего благословения не потребуется.
   - Не понимаю, как можно снова стремиться в клетки, - поежился Дак.
   - Они в них выросли, дорогой сват, - сказал горько самый старый житель Безымянной и ее основатель. - Полоски батарей над головами их не тяготят. Зато барьеры вишь как раздражают.
   - Барьеры и меня раздражают, - признался Доди.
   - Через год здесь останутся только заводы по выпуску ускорителей, вот увидите, - грустно сказала Нита.
   - Нет, - возразил Додька. - Оба завода ускорителей будут перевезены за барьеры в первую очередь и притом вполне официально. Выгоднее перемонтаж, чем транспортировка каждой установки через море и дополнительную двухсоткилометровую вертикальную преграду.
   - Ну тогда о чем и говорить, - сказал Дак. - Ясное дело, если переедет завод, остальные здесь задержатся до первого урожая... Как Сабина, Эл?
   - Плоха.
   - Совсем плоха?
   - Не знаю. Болит у нее в груди - и все.
   - А врачи?
   - Ты же их знаешь. До сих пор не могут согласиться, доброкачественная опухоль или нет. И, главное, нужна ли операция вообще.
   - А в чем закавыка?
   - После наркоза она может не проснуться, а если опухоль доброкачественная - проживет еще лет десять. Здоровье-то у нее не ахти, сам знаешь.
   Дак кивнул.
   - Свозил бы ты ее на Новую, в Солнечный, - сказал он, подумав.
   Он и до сих пор, спустя сорок лет после операции, ему там сделанной, чувствовал себя бодрым, словно семнадцатилетний юноша.
   - Не хочет она никуда лететь. Говорит: "Помру здесь."
   - Это плохо.
   - Куда уж хуже.
   Да, если больной смотрит в сторону могилы...
   Спустя два месяца первый завод ускорителей был переброшен на Вторую Полосу, еще через два переехал на новое место другой. А затем им сообщили о смерти Илы, жены Додьки. Смерть была внезапной и совершенно для всех неожиданной.
   - Аневризма, - констатировал врач. - Притом, давно запущенная.
   Свою старшую невестку и Рябинка, и Эльмар обожали. Оба они рыдали над гробом, не стыдясь слез. Спустя неделю после похорон старый ветеран сказал дома:
   - Вот что, дорогая, я не хочу потерять и тебя. Собирайся, мы летим на Землю.
   - На Тьеру?
   - Не прикидывайся наивной, ты знаешь, куда. На мою Землю, на Новую.
   - Хорошо, согласна, - сдалась Рябинка и печально улыбнулась.
   Эту ее последнюю, полную прощальной грусти улыбку он запомнил на всю оставшуюся жизнь. В улыбке было снисхождение: ладно мол, выполню твою прихоть, слетаю с тобой на твою родину. Меня, мол, не спасти, зато хоть ты успокоишься.
   Так и вышло, не спас он жены. Уже сразу после выхода из гиперпространства ей стало так худо, что все четыре дня перелета он буквально места себе не находил. Он уже раскаивался, что уговорил жену решиться на путешествие, но поворачивать назад было бесполезно, обратная дорога обозначала лишь дополнительные перегрузки. Об одном лишь он молил судьбу: успеть добраться до Солнечного. Он даже пересаживаться в другую машину не стал: так и приземлился во дворе клиники.
   Не помогло, не сжалилась судьба. Звездолет коснулся земли, когда женщина была уже мертва.
   Каково же было отчаяние Эльмара, когда он узнал, что опухоль, беспокоившая его жену в течение последнего года, не только не была злокачественной, но даже и особого лечения не требовала. Это он подслушал из разговора врачей. И Мартин подтвердил:
   - Да, болезнь была нервного характера, тревожные симптомы со временем прошли бы сами собой.
   Эльмар потащился к звездолету; возле самого трапа он схватился рукой за сердце и потерял сознание, второй раз за свою биографию.
   Очнулся он в больничной палате и первым, что увидел, было озабоченное лицо Мартина.
   - Что со мной было? - спросил он.
   Он чувствовал себя очень слабо, но сердце уже отпустило, и он недоумевал, почему он не на улице и лежит.
   - Инфаркт, - кратко пояснил Мартин, лицо которого при первых же словах бывшего друга приняло обычное докторское выражение.
   - Ну и?
   - Мы вынуждены были тебя прооперировать. Понимаешь, что это значит, герой двух миров?
   Эльмар понимал. Операция обозначала, что на Новой ему придется задержаться по крайней мере на полгода, иначе его ждет мгновенная смерть, чуть он рискнет подняться над поверхностью планеты выше определенной границы.
   Полгода или смерть. Полгода... Да ему теперь и одного дня не надо было, ни даже единого мгновения. В отличие от смерти. Как это было прекрасно - умереть, чтобы больше никогда ни о чем не думать. Получить глоток забвения - и чтобы навечно.
   - Зачем ты меня спас? - проговорил он угрюмо.
   - Затем, что моя обязанность лечить, а не отвечать на глупые вопросы.
   Да, конечно, Мартин обязан был его спасать. Только ведь и Мартин не все может предусмотреть... Смерть... Такая желанная... Раз - и никто помешать уже не успеет...
   - Звездолет... Он в порядке?
   Мартин посмотрел на него пристально и многозначительно кивнул:
   - Звездолет в порядке, а вот ты - нет. Сейчас тебе сделают укол, ты отдохнешь, а затем мы поговорим.
   Он действительно вызвал медсестру, и необходимый укол пациент получил. Вот только обещанный разговор состоялся нескоро. Открыл глаза Эльмар уже не в Солнечном, а совершенно в ином месте. Там, где на окнах была прочная решетка, а звездолета не было даже поблизости.
   Эльмар не сразу сообразил, куда попал. Сквозь решетку виднелись кусты каких-то растений, распространяющих одуряющий аромат, а вдали синела безбрежная водная поверхность. Две двери, одна из которых вела в сад, а другая куда-то внутрь здания, дополняли интерьер. Обе они оказались заперты.
   Не успел Эльмар оценить ситуацию, как внутренняя дверь раскрылась, и в помещение зашел человек средних лет в светло-зеленом халате. Вошедший катил впереди себя столик-тележку с набором довольно разнообразных кушаний.
   - Где я? - спросил Эльмар, без всякого интереса взирая на изысканно сервированную снедь.
   - На Сиреневом острове, - почтительно отвечал человек в халате.
   - Что? - невольно вырвалось у Эльмара. И он горько рассмеялся. Ну, Мартин! Ну и провел его! Сиреневый остров!
   - Иначе говоря, я нахожусь в сумасшедшем доме? - произнес он вслух.
   - Как угодно. Хотя мы предпочитаем другое название.
   - Какое же?
   - Клиника для реабилитации душевнобольных.
   - Один коленкор. Я могу узнать, каков у меня диагноз?
   - Суицид.
   - А по-простому?
   - Попытка самоубийства.
   Голос человека в светло-зеленом был по-прежнему невозмутим и почтителен.
   - Так... И надолго я здесь?
   - Это знает только лечащий врач. Я санитар.
   - Можно его видеть?
   - После завтрака, - человек в халате показал на тележку.
   - Оставь что-нибудь, сынок. И пришли врача.
   - Хорошо, Марк Данович.
   Обращение прозвучало на полном серьезе.
   - Почему ты меня так называешь? - изумился самый знаменитый человек планеты, на поверхности которой он сейчас пребывал.
   - Мне сказали.
   - А что еще тебе про меня сказали?
   - Что у тебя - особый режим.
   Особый режим, как выяснилось впоследствии, обозначал незримое круглосуточное наблюдение и отсутствие контактов с внешним миром. Если не считать обслуживающего персонала, то за все полгода, проведенные на Острове, Эльмар не видел ни единого человека. Ни книг, ни телевизора ему не полагалось. Зато он мог заказывать себе любые яства и при желании получать их не из рук санитаров, а, так сказать, посылочным способом. Он выводил на экране дисплея записку, нажимал на клавишу "Сообщение" и имел результат: дверь открывалась, тележка въезжала, дверь закрывалась.
   В первый же день при пробуждении, сразу после ухода санитара, Эльмар провел рукой за правым ухом и ощутил там пустоту. Блокировки, которую он себе поставил, чуть только звездолет приблизился к границе материализации, не было. Без сомнения, Мартин вживил ему стационарную, под черепную кость. Эльмар был здесь беспомощным пленником, и заранее предполагалось, что остальные способы бегства также для него перекрыты.
   О том, что за ним неотступно следят, пленнику не напоминали, но когда он попытался утопиться, любые сомнения в факте надзора у него пропали. Сектор, где он пребывал, выходил на отмель и был огражден с трех сторон энергетическим барьером, столь же невидимым, что и слежка, но таким же реально ощутимым при соприкосновении.
   Эльмар даже знал устройство этого барьера: агрегаты, генерирующие отталкивающий импульс, размещались под землей, образуя нечто вроде треугольника с незамкнутой вершиной, располагавшейся в центре острова, в здании клиники. Основание треугольника простиралась параллельно берегу, по мелководью, достигая дна. Это обозначало роскошную возможность плескаться хоть до посинения, но попасть на ту часть акватории, где можно было бы без проблем свести счеты с жизнью, нечего было и пытаться.
   Однако чего не добьешься, если сильно хочешь! Через три дня размышлений Эльмар привязал к поясу самодельный мешочек с песком, нырнул поглубже и сделал несколько вдохов, наполнив легкие водой. Он знал, что будет неприятно, но что такое пять минут пытки по сравнению с годами смертельной муки?
   Увы! Извлекли его из акватории быстрее, чем он успел потерять сознание! Откачивали же долго и нудно, а затем еще несколько суток держали на снотворных. Больше попыток утопиться Эльмар не делал, он просто затосковал, затем пришло успокоение. Он смирился. Попросив кисти, краски и материал для лепки (резьба по понятным причинам исключалась), он весь оставшийся срок прозанимался так называемым творчеством. Он рисовал и ваял.
   Эльмар рисовал восходы, закаты, полдень. Он рисовал море в ясную погоду, в дождь и в бурю. Он рисовал сирень за окном, просто сирень и песчаный пляж. За всю жизнь, наверное, он не намалевал столько картин, столько за те злосчастные 156 дней. А надоедало рисовать - он занимался скульптурой. Полгода промелькнули, словно сон.
   - Ну как самочувствие, Марк Данович? - спросил его однажды врач.
   Это была их третья беседа за весь период заключения.
   - Я хотел бы, чтобы сюда пригласили доктора Мартина из Солнечного, - отвечал пленник.
   - Нет необходимости. С сегодняшнего дня ты уже не наш пациент. Есть какие-либо замечания или пожелания?
   Ни пожеланий, ни замечаний у Эльмара не было. Люди добросовестно выполняли свою работу - какие у него могли быть к ним претензии? Другое дело - Мартин.
   - Зачем ты заставил меня жить? - кинулся он к нему с упреком.
   - Прошло, значит, - констатировал тот.
   - Прошло, - подтвердил Эльмар. - А зачем? Зачем мне жить? Кому она нужна, моя жизнь?
   - Мне, хотя бы! - рявкнул Мартин, потеряв терпение. - Думаешь, только у тебя были потери, а у остальных никто не умирал и все благополучно? Стыдись, старина!
   - По какому праву ты взялся меня учить?
   - По праву старого друга!
   - Друга? А я думал, по праву старого доносчика!
   - Доносчика? - изумился Мартин. - С чего ты взял, будто я доносчик?
   - Да ты всегда им был! Помнишь мой первый звездолет?
   - Это когда тебя чуть не засадили? Извини, друг, но доложил о тебе не я.
   - А кто?
   - Сестрица, мир ее праху. Она же была влюблена в тебя как кошка, все надеялась, бедная, что ты на ней женишься. Неужели ты всерьез думал все эти годы, будто я способен на низость?
   - Конечно, способен. И в этот раз ты это доказал.
   - Великий разум, каким образом? Почему спасение твоей жизни ты считаешь низостью?
   - Не спасение, а донос.
   - Великие силы, какой донос? О твоем появлении у нас правительство узнало прежде, чем ты вышел из звездолета!
   - А Сиреневый остров?
   - Врачебные каналы, дорогой!
   - И Марк Данович твоя выдумка?
   - А то чья же? Зачем было афишировать наши слабости? Все расходы по особому режиму оплачены из моего кармана. Можешь не сомневаться, я такую легенду тебе сочинил, что не подкопаешься. Кроме суицида в сопроводительном листе была потеря памяти и подробные рекомендации по твоему содержанию. И таланты твои перечислены, чтобы знали, чего опасаться.
   - Да уж! Меня пасли как экземпляр редкостной ядовитости: не подходи - убивает на расстоянии, - грустно усмехнулся герой одной планеты и первооткрыватель другой.
   - А чего бы ты хотел? Я всегда все делаю на совесть. Шедевры твои уже доставлены в мой особняк спецрейсом, можешь получить.
   - Нет уж, пусть останутся у тебя, на память... Значит, вот как оно получается? Выходит, зря я на тебя сердился все эти годы?
   - Потому и избегал?
   - Конечно. Я не мог понять твоего предательства. К тому же ты всегда меня осуждал.
   - Брось, я тобой гордился, причем еще со школы. Я просто за тебя боялся, ведь ты бывал так неосторожен! В общем, если тебя не ждут очередные великие дела, погости у меня, сколько захочешь. Вспомним молодость, помянем прошлое, своих навестишь. Твой старший недавно персональную выставку открыл. Неужели нелюбопытно? Твоя ведь кровь, а?
   - Ты смотрел?
   - Не успел еще. Но говорят - сила, тебе до него далеко. В общем, оставайся, не дури. И я отпуск возьму.
   И Эльмар остался. Он не ожидал, но его снова подхватило и завертело. И прошел целый год, прежде чем он снова покинул свою родину. Он перецеловал правнуков, пожал последний раз руки старым друзьям... Да, нагостился он тогда вволю! Он был здоров как в молодые годы, крепок, силен и даже морщин на лице у него, казалось, стало меньше. Прилетел на Новую восьмидесятилетний старец, а улетал едва пятидесятилетний мужчина. Его не узнавали, и "Марк Данович" свободно перемещался по поверхности планеты, впервые за последние сорок с лишним лет вкусив возможности позабыть о своей популярности и вновь ощутить себя человеком толпы. Таким, как все.
   Вернувшись на Безымянную, он нашел центральную полосу полностью покинутой. Дома в поселке стояли пустыми, и островки зелени вокруг них казались сиротливыми и жалкими на фоне огромного безжизненного пространства протяженностью в 39 тысяч километров. Впрочем, их с Рябинкой домик, стоявший на отшибе посередине лесопитомника, остался в полной сохранности. Ничего из обстановки не было вынесено, и даже разная мелочевка оказалась нетронутой.
   Он зашел в дом, замкнул за собой дверь и принялся думать. На следующий день он прогулялся по окрестностям и подумал еще. Через неделю он принял решение: никуда не уезжать, остаться. Рябинка хотела увидеть эту полосу зеленой - она умерла, но жив он. Пусть он теперь один, без помощников, но и один человек может сделать многое.
   Да, он правильно тогда решил. Питомники к тому времени были заложены практически по всем основным культурам, технология выращивания сеянцев и саженцев отлажена, и опыт кое-какой имелся. Недаром последние десять лет, предшествовавшие смерти жены, художник пробыл фактически в одной с ней упряжке.
   И он остался. И пробыл на пустынной, безлюдной полосе почти безвылазно аж 24 года...
  

Наследница

  
   - Значит, если я не соглашусь отпустить Бинку с вашим Марком, она останется? - спросил Уотер, когда за старым отшельником закрылась дверь.
   - Мы ее сами тогда не отпустим. Семья для женщины важнее всего, а ты теперь ее глава. Но ты все же подумай хорошенько, принимая окончательное решение.
   - Я подумаю. До завтра.
   - Вот и славно. Эл очень стар, он может умереть в любой момент. Когда он улетит, я тебя непременно свожу на Новую Землю и кое-что тебе покажу. Ты многое поймешь, парень. Только чур - об этом молчок. Пусть это будет наш с тобой маленький секрет.
   "Вот тебе и раз, - думал Уотер, вышагивая по улице, - оказывается, Бинка умна, находчива и имеет стальные нервы. И не просто на меня изволила смотреть, а проверяла. Ну что ж..."
   Взволновала его не проверка, очевидно было, что экзамен он выдержал на 5 с плюсом. Неприятно было, что его, Уотера, провели, причем самым беззастенчивым образом. До сих пор он был уверен, что действительно является главой над своей строптивой половиной, и что это он окрутил Бинку, а не она его. И вдруг оказалось, что его перехитрили.
   Девчонке нужен был муж - это он и раньше знал. Она искала нечто особенное - это было понятно, все девки такие. Но как он не догадался, что ее прямота - всего лишь игра, и что истинной Бинкиной целью было влюбить его, Уотера, в себя? Что нет в ней никакой наивности, а есть один расчет? Удобный, послушный муж - верти им, как хочешь!
   Уотеру стало жалко себя чуть ли не до слез. Он вдруг понял, что до этого мгновения считал все случившееся с ним просто чудом, чем-то небывалом и особенным. Он грезил, что ему крупно повезло заполучить в жены наивную симпатичную глупышку, готовую ради него на все. И вдруг оказалось, что вместо нежной любящей девушки он связал свою судьбу с хладнокровной расчетливой стервой, способной равнодушно смотреть на людские страдания.
   Он шел, и глаза его поневоле пробегали по нарядным фасадам домиков, каждый из которых мог бы соперничать красотой и изяществом с коттеджами на окраине той части Спейстауна, где селилась обеспеченная публика. Еще совсем недавно и он, Уотер, мечтал выстроить себе подобный домик, но теперь резные узоры наличников и свесов не радовали его, точно так же, как и голубые переливы солнечных батарей на крышах. А яркие картины на воротах оград казались зловещими и наводили тоску.
   Он прекрасно понимал: отпустить Бинку за наследством ему, конечно же, придется. Он слишком влип, чтобы идти на попятную и гнуть свое. Другой бы на месте Уотера, возможно, и попытался поступить публике назло, заявив свое "нет", но что бы это ему дало? Вся женина родня на него ощерится, окочурься старый мошенник без завещания.
   Ладно, пусть порадуются. Пока. А потом он, Уотер, скажет свое слово. Тогда он будет умнее. Он найдет способ выжать из этой ихней наследницы обеспечение и себе, и матери. А потом помашет супруге ручкой.
   А сейчас он должен притвориться. Сжаться, и сделать вид, будто по-прежнему ей верит. Верит ее лучистым глазам, мягкой улыбке и звенящему, счастливому смеху. Верит восторженным взглядам и ласковым рукам, верит нежности и лукавой уступчивости. Верит заботливости и не видит коварства.
   Ноги между тем несли Уотера прямиком к ателье, где Бинка работала закройщицей. Ее рабочий день подходил к концу, и она вот-вот должна была вынырнуть на улицу из парадного входа.
   - Ты чем сегодня так озабочен? - спросила она, увидев супруга.
   - Жаль, что у тебя больше не осталось таких колечек. Помнишь, ты мне подарила? - сказал он, кое-что вспомнив.
   "Сейчас спросит, куда я дел то."
   - Почему же не осталось? - прозвучал ответ. - Есть еще три. Валяются дома, в шкатулке. А зачем тебе они?
   - Да так. Хотел с тобой одно переслать матери. Вы же с Марком на Тьеру собираетесь, так зашла бы и передала заодно.
   - Хорошо, передам. Только ты сам выбери, своей рукой, чтобы подарок был от тебя.
   "Попалась! Не за статуей ты собираешься, голубушка, а чуток подальше!"
   - И еще. Ты не могла бы передать ей немного денег? Если, конечно, это возможно. И продуктов привезти.
   Бинка задумалась.
   "Если у моей матери сейчас уйма кредиток, нафик ей нужна твоя подачка. Только недаром Дак говорил, что ты расчетлива. Интересно, чем ты собираешься осчастливить свою свекровь?"
   - Знаешь, вряд ли нам удастся привезти отсюда что-нибудь существенное. Почти ничего такого, чем бы твою мать можно было приятно поразить, отсюда не заберешь. Звездолеты класса L не имеют спецкамер для хранения натуральных продуктов, а сублиматы... Ей тогда понравилось, что ты привез с Первой полосы? Ну тогда, помнишь?
   И Бинка покраснела.
   - Понравилось, - сказал он.
   "О деньгах - ни слова!"
   - А насчет денег даже не знаю. По-моему, лучше будет, если мы просто купим ей здесь подарок. Ну, что-нибудь не сильно тяжелое, а то топлива будет перерасход.
   - Значит, деньги моей матери не нужны?
   - А зачем они ей? Все равно переведет на счет вместо того, чтобы потратить сразу. А если мы дадим ей слишком много - она ошалеет и начнет вести безрассудную жизнь. Зачем ей это?
   - Значит, не нужны...
   Уотера охватила злость. Страстное желание задушить эту невозмутимую куклу, равнодушно рассуждающую о том, как прекрасно его мать обойдется без всяких денег, ударило ему в голову.
   - Значит, денег не нужно... - снова повторил он, цедя слова.
   - Это было бы неразумно.
   "Сейчас я ей вмажу..."
   - Только она, наверное, переехала из своего квартала, - продолжала его супруга в раздумьи. - Послушай, если она переехала, кому она может оставить свой новый адрес? Кто ее лучшая подруга?
   - Какой еще адрес? - прошипел Уотер.
   - Ну, у вас на Тьере каждый старается жить в соответствии со своим заработком. Процент с капитала твоей матери - 500 кредиток в месяц. Обычно семьи, имеющие такой доход, перебираются ближе к центру, в более благоустроенные районы.
   - 500 кредиток? Почему столько?
   - Дедушка Марк сказал, что он специально поинтересовался, какова процентная ставка на помещенный капитал в ее банке. 6% годовых - это 0,5% ежемесячно, что с суммы в 100 тысяч составляет как раз 500.
   "Сто тысяч кредиток?!"
   - Вот корешок перевода. Дедушка Марк отдал мне его в первый же день, я просто тебе не говорила. Как-то случая не было.
   И она сунула в руки ошеломленному супругу узкую полоску тоненького пластика.
   Уотер машинально взял драгоценный документ и довольно долго рассматривал его, стараясь вникнуть в то, что в общем-то никаких особых усилий для понимания не требовало. Но на банковском корешке стояла дата совершения операции. Это был день, в который он, Уотер, покинул Тьеру. Так вот почему информационное табло дважды высветило сообщение, что на материнский счет поступили деньги!
   Значит, Дак сказал ему правду: Марк - парень высший класс и вообще законный человяга?
   "А Бинка?"
   - Да что с тобой? - повторила та озабоченно. - Ты не ожидал, что дедушка Марк заранее все предусмотрит? Или думаешь, что 100 тысяч кредиток мало? Так он посмотрит, как твоя мама живет, и если надо - добавит.
   "Мало? 100 тысяч - мало? Сколько же тогда, по-ихнему, много? Неужели и впрямь этот Марк такой богач, что любая сумма для него в подъем? Надо теперь прощупать, сколько весит кошелек моей дражащей половины."
   - Я думаю, почему давать моей матери деньги должен он, а не ты и не я?
   В этой фразе заключалось редкостное коварство. Она содержала целых 3 вопроса: 1) много ли у тебя, голубушка, денег; 2) каковы мои перспективы в смысле финансов на будущее; 3) если ты действительно рассчетлива, то сейчас себя выдашь.
   - Чудак! - нимало не подозревая о ловушке, воскликнула Бинка. - Касса у нас - общая!
   Уотер заглотнул ртом воздух. Снова Дак не солгал! Общая касса! Вот оно, ради чего стоит потерпеть и скверный характер этой космической кошечки, и снисходительные усмешки ее родни. Сто тысяч кредиток - и добавляй, сколько хочешь, если понадобится! Какую глупость он едва не сделал, чуть было все не испортил!
   Дак посоветовался подождать 3 года - ну так что? Почему бы ему, Уотеру, не посчитать себя нанятым в работу на такой срок? За это время он разузнает, где они добывают свои камушки, подготовит "багаж" и попросится в отпуск, к матери на побывку. Там, опять же, можно будет попросить кругленькую сумму "на бедность" - и пиши письма, дорогая!
   Очевидно, Бинка кое-что прочитала на его лице. Она вдруг глянула на мужа и добавила, запинаясь:
   - У нашей семьи... есть... общая касса. Для экстренных случаев... А как ты догадался, что дедушка... Марк везет меня на Тьеру? Дедушка Дак сказал?
   Он взглянула на Уотера так тревожно и заискивающе, что у того сладко заныло в груди. И это бесхитростное, простодушное создание он только что хотел ударить? Может, по-местному, его супруга и была рассчетлива, но в их квартале ее мог бы обвести вокруг пальца даже ребенок.
   - Скажи, а что это значит: "наш" - "не наш"? - спросил Уотер, любуясь той, которую еще пяток минут назад жаждал задушить, и отнюдь не в дружеских объятиях.
   Бинка задумалась. В самом деле, как объяснить человеку со стороны то, что ей самой всю жизнь, насколько она себя помнила, казалось очевидным?
   - "Наш" - это такой, какого примет вся родня, - наконец нашлась она. - В общем, хороший.
   - А я?
   - Тебя же приняли.
   - Это потому, что они не знают, какой я на самом деле.
   - И какой ты на самом деле?
   "Да какой угодно, только не тот лопух, за которого ты меня держишь" - ответил он мысленно.
   В самом деле, никто в квартале Уотера разных глупостей о нем не думал. Даже наоборот, его репутация среди приятелей, прознай о ней Бинкины родственники, могла бы их разве отпугнуть.
   "Хорошо, что здесь, возле этой публики, прикидываться добрячком ничего не стоит. Только бы Марк не проболтался еённому папаше, а Сэм с Мореем раньше чем через 2 года сюда не заявятся," - подумал Уотер с тоской.
   Он поежился. Он не хотел, мучительно не хотел себе признаваться, как тяжело ему было бы потерять уважение Бинкиных родных. Эти люди нравились ему, его тянуло в их общество, и только опасение проколоться мешало ему чувствовать себя с ними свободно.
   - Я давно хотела тебе сказать... - проговорила Бинка, снова запинаясь. - В общем, не рассказывай никому, как мы с тобой познакомились.
   Уотер мрачно скривился. Вот, началось! Она его уже стыдится!
   - Морей все равно проговорится, откуда ты меня извлекла, - сказал он со злой насмешкой. Он смеялся над собой, над своими недавними мечтами.
   - Чудак! - нежно изумилась супруга. - Дело вовсе не в тебе. Неужели ты думаешь, что мой папа не поинтересовался, за кого собирается выскочить его старшая дочь?
   - И ты ему все рассказала? - спросил Уотер по-прежнему мрачно.
   - В том-то и дело, что не все. Он знает, что ты из трущоб, но без подробностей, понимаешь?
   "Еще бы не понять!"
   - А что будет, если узнают? Через Марка, например?
   - Наши будут надо мной очень смеяться. Я вела себя... ох, тебе этого не понять... В общем, наши девушки так себя вести не должны. Ты чего смеешься?
   Уотер вспомнил то воплощение холодной добродетели, которое маячило перед его взором на банкете в честь старого Дака, и разум его, наконец, постиг, почему такими странными казались ему манеры Бинки на фоне тьеранского Спейстауна. Его супруга и в самом деле была великой актрисой! Играла она тогда! Изображала доверчивую простушку "скушай меня мальчик".
   А вот сейчас она не притворялась. Сейчас она действительно была напугана перспективой вызвать осуждение у своей родни. Да, не сильно особа, идущая сейчас рядом с Уотером вдоль по бульвару, смахивала на кошечку с улицы Развлечений! У Уотера сжалось сердце.
   "Если и все остальное в ней - обман, пусть он продлится подольше," - решил он. И сказал:
   - Отчего же не понять. Я не дурак, я видел твоих сестер. И вопреки логике спросил: - А Морей?... Марк предлагал познакомить его с одной из своих внучек... Морей тоже "ваш"?
   - Ох! - воскликнула она. - Ну да, конечно же! А я-то думала, почему...
   Она не договорила и покраснела.
   - Марк взял с него обещание жениться. Это тоже всерьез?
   Бинка замялась.
   - А как же? - сказала она, смутясь. - Такими вещами у нас не шутят.
   Это прозвучало потрясающе. Особенно если было вспомнить рассказы Морея о крайней разборчивости невест одиннадцати семейств.
   - И на какой же из твоих сестер он должен будет жениться? - спросил Уотер с надеждой услышать душещипательную историю об очень-очень доброй, но обладающей физической непривлекательностью девушке, лишенной поклонников и тоскующей в гордом одиночестве.
   - На той, которую сам выберет. Если ее сердце еще не занято, конечно, - выдала Бинка, не задумавшись ни на секунду.
   - И она за него пойдет?
   - Что же она за дура будет отказаться от своего счастья?
   Нечего и говорить, Уотер был шокирован. Старый Дак ведь и ему предлагал любую - на выбор. Неужели же потому никого не смущает его, Уотера, происхождение, что другой парень на его месте просто побрезговал бы ихними девками? Может, они все чем-то больны или имеют еще какой скрытый дефект? Может, потому и подобрала его Бинка с самого дна?
   Это было абсолютно невероятно, но что еще можно было подумать?
   "Ловушка," - вновь возникла в голове у Уотера паскудная мысль.
   - Морей - калека, - напомнил он.
   Он сам не заметил, с какой яростью прозвучали его слова. Зато заметила Бинка. Она остановилась.
   - Он вовсе не будет калекой, когда вернется, - возразила она, удивленная его запальчивостью. - Да если бы и так? Подумаешь, проблема! Стали бы вместе работать на ускорителях, только и всего. Нашли бы выход.
   - А Сэм? - прорычал Уотер, насмешливо глядя в прекрасное лицо. - Сэм тоже подошел бы на роль жениха?
   - Сэм - нет, - ответила Бинка по-прежнему удивленно. - Он не наш.
   Это слово мгновенно отрезвило Уотера. Ярость его погасла, но вновь засосало под ложечкой.
   "Наш", - сказала про него своей родне Бинка. И Морей тоже был "наш". Даже безногий, он был лучше Сэма! Да что там говорить, он вообще был парень, каких мало!
   Уотер прикинул в уме: "Добрый, смелый, честный, все умеет (теперь не все), умный (по-здешнему) - полный набор." И тревожное воспоминание, что он, Уотер, проник в эту семью обманом, что его непременно разоблачат и с позором выкинут вон, сжало ему горло.
   - Чем же Сэм не такой? - спросил он с горькой усмешкой.
   - Он любит прятаться за спины других, - ответила Бинка. - Чтобы он шкодил, а отдувались за него другие.
   Характеристика была меткой, Уотер должен был это признать. Его супруга, действительно, была наблюдательна, этого было у нее не отнять.
   - Значит, Морей вернется с ногами? - вымолвил он, пряча за жалким подобием улыбки крошечную надежду, что он, Уотер, все же счастливчик, а не жертва и не злодей. В конце-концов, обещал же этот самый сверхраспрекрасный Марк, что Морей отпляшет на собственной свадьбе? Если свадьба не блеф, то почему бы и чудо-протезам не оказаться действительностью?
   - Одной из моих сестер крупно повезет, - вздохнула Бинка. - Конечно, если у нас его не перехватят. Хорошо, что на Новой Земле девушки не смотрят на таких молодых.
   - Поэтому и ты его проморгала? - сказал Уотер.
   Так вот куда отвез Марк Морея - на свою родину. Туда, куда Дак обещал свозить Уотера на экскурсию, обещая, что тот многое там узнает, и все тайны перед ним раскроются. Кроме всего прочего это обозначало возможность увидеть Морея совсем скоро и кое-что прояснить наточняк.
   - Поэтому? - повторил он уже весело.
   Ответ Бинки вновь его обескуражил.
   - Конечно, нет, - сказала она. - Морей мне сразу понравился. Но если он не увидел во мне своей избранницы, что я могла поделать?
   - А я, значит, увидел?
   - Конечно. Не я же себя тебе предложила.
   Бинка покраснела и отвела глаза. Она снова вспомнила ту их встречу возле бара. Однако и Уотер вспомнил. Это было правдой: он первым заговорил с девчонкой в необычном наряде и, между прочим, выбрал ее одну - из всех!
   "Если он хоть однажды обратит на меня внимание - он непременно меня полюбит," - всплыло в памяти.
   Так, может, зря он запаниковал?
   - Ну, я хочу сказать, Морей никогда не видел во мне объекта для... В общем, ты понял, для чего.
   Уотер грустно усмехнулся. Он-то знал, почему тот не видел в Бинке объекта для...
   - А если Морей не понравится ни одно из твоих сестер? - сказал он, продолжая прощупывать почву.
   - Как это не понравится? - изумилась его супруга. - Разве такой парень может не понравиться? Когда я расскажу им о нем, все они заранее будут мечтать о его появлении! А ему я скажу, как надо себя вести, вот и все!
   - С девушками? - не мог не рассмеяться Уотер.
   - Ну да!
   - Вообще-то Морею нет нужды объяснять, как надо вести себя с девушками.
   - Прекрасно. Тогда я ему скажу, как не надо вести себя с девушками.
   - Ну и как?
   - Смотреть на них снизу вверх!
   Бинка выпалила это, покраснела и отвернулась. Морей нравился ей - это было несомненно.
   - Значит, если бы он взглянул на тебя иначе, ты бы выбрала его?
   Своей прямотой вопрос ошеломил даже самого Уотера. Какая там хитрость! Боль от одной только мысли, глупого предположения, что юное сероглазое создание, главой над которым он официально был признан, могло быть вручено судьбой другому, сводило его сейчас с ума. И он, боясь поверить злому предчувствию, повторил:
   - Ты бы выбрала его?
   Ответ не замедлил явиться:
   - Разумный муж не задает жене подобных вопросов.
   Уотер едва не застонал. Точно - Бинка выбрала его рассудком. Он - муж по расчету, и не больше! В голове у него зашумело.
   - Милый, - донесся до него словно издалека голос супруги. - Я же не знала еще, какой ты есть! Мне было все равно. Ведь я тебя тогда еще не любила!
   Сердце Уотера вновь счастливо запрыгало. Любит! Все-таки любит! Всякие мысли о какой-то там расчетливости Бинки или о ее коварстве мигом улетучились у него из головы. Плевать на все - он любим, и не надо искать иной разгадки, почему он здесь.
   "Какая она славная, а я - дурак," - подумал Уотер.
   - Если бы ваши меня не приняли, ты бы по-прежнему продолжала меня любить? - спросил он, томимый жаждой вновь и вновь слышать, что вот эта совершенно необыкновенная девушка из всего мира всегда и везде отныне выберет его одного и никого другого.
   - Как же могли они тебя не принять, если ты - наш? - ответила супруга. - Ведь если бы ты был не таким, я бы тебя не полюбила.
   Уотер вспомнил про набор достоинств, которыми должен был обладать Бинкин избранник, и ему снова стало не по себе. От каких пустяков, бывает, зависит счастье человека! Неужели его неустрашимая супруга настолько ценит мнение своего клана? О да, сегодня она любит, а что будет завтра?
   - А если однажды они от меня отвернутся? - грустно усмехнулся он.
   - С чего вдруг? Послушай, ты от меня чего-то скрываешь!
   - М-м... Твой Марк приглашал меня поработать у него на Первой. Ты поедешь со мной?
   - А отказаться нельзя?
   - Мне тяжело среди твоих родных.
   Уотер вновь солгал, но в тот миг ему казалось, что это и в самом деле правда.
   Бинка расстроилась.
   - Жаль, - сказала она огорченно. - Я надеялась, что тебе у нас понравится.
   - Так ты поедешь со мной? - повторил он настойчиво.
   - А куда я денусь? - прозвучал грустный вопрос.
   - Не знаю. Я думал, ты не захочешь.
   - Конечно, не захочу. Я же привыкла к городу, - вздохнула супруга. - Но это ничего не значит.
   Уотер тоже привык к городу. Но потерять из-за какой-то дурацкой привычки то, чем любой нормальный человек дорожил бы больше жизни?
   - Если ты не передумаешь через месяц, - произнес он уныло. - Твои родные - мастера уговаривать.
   - Мои родные будут за тебя, - возразила Бинка. - Каждый из них выскажет мне "Фи!", если наша семейная жизнь рухнет из-за того, что у меня семь пятниц на неделе.
   - Потому что я ваш?
   - Да, потому что. Идем, чего стоять-то? Извини, но для меня это слишком неожиданно.
   Она замолчала и просто пошла рядом с Уотером, слегка ссутулившись, как это бывало всегда, когда что-то сильно ее расстраивало.
   "Что я могу поделать? - подумал Уотер. - Останься мы здесь, ты очень скоро поймешь, как мало подхожу я тебе в спутники жизни."
   - Муж Гиты тоже ваш? - сказал он, чтобы нарушить унылое молчание.
   Он спросил это не случайно: ему еще с банкета стало понятно, что парень, сидевший рядом с Бинкиной сестрой, был не из одиннадцати семейств. Парень чем-то неуловимо отличался от остальной молодежи, и это что-то было не в его пользу. По крайней мере, в глазах Уотера.
   - Нет, - прозвучал грустный ответ. - Его просто принимают. Ради Гиты.
   Это было уже отрадно. Ответ Бинки давал Уотеру шанс сохранить за собой любовь и уважение супруги и не удирая за тридевять земель.
   - Объясни! - взмолился он. - Ведь я совсем не такой, каким ты меня напридумывала!
   Бинка вновь остановилась и внимательно на него посмотрела
   - Вообще-то это просто, - улыбнулась она. - Ты и сам скоро все поймешь. Например, спроси себя: хотел бы ты, чтобы Морей был твоим братом?
   Хотел бы он? Что за вопрос? Разве Уотер не ответил на него давным-давно еще на Тьере?
   - Кто бы отказался! - хмыкнул он.
   - А Сэм?
   - Не знаю.
   - А муж Гиты?
   - Кажется, он вроде ничего.
   - Вот тебе и ответ. Я тоже хотела бы иметь такого брата как Морей, а Сэма - ни в коем случае.
   Уотер подумал.
   - А меня? Хотела бы ты иметь такого брата, как я?
   - Чудак! - нежно проворковала его непостижимая супруга. - Конечно же, нет! Ведь я хочу, чтобы ты оставался моим мужем!
  
  

ОГЛАВЛЕНИЕ

  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 385 -
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"