Седова Ирина Игоревна. Слово о полке Игоревом

Слово о полке Игоревом

Комментарии: 16, последний от 07/03/2021.
© Copyright Седова Ирина Игоревна (irina.sedova.56@mail.ru)
Размещен: 15/01/2019, изменен: 19/04/2019. 189k. Статистика.
Поэма: Переводы
Иллюстрации/приложения: 6 шт.

Аннотация:
Это перевод знаменитой древнерусской героической поэмы на современный язык, изложенный ритмическим рисунком, близким к ритму подлинника. Переводчик постарался также полностью сохранить смысловое наполнение строк, избегая различных вольностей.

СЛОВО О ПОЛКЕ ИГОРЕВОМ,

Перевод на современный язык с соблюдением ритмического рисунка подлинника И. И. Седовой

+ отрывок из летописи о походе Игоря

Задонщина

иные дополнительные материалы

Приложения на древнерусском языке.

Предисловие.

Уважаемый читатель!

Заранее предвосхищая некоторые вопросы, отвечаю: все статьи, помещенные в этой книге - для свободного доступа. Это значит, что я, как автор всех из них (то есть и переводов расположенных далее трех древнерусских текстов), разрешаю ими пользоваться бесплатно, открыто и копировать сколько душе угодно. В конце сборника есть Приложение - там тексты на древнерусском языке. Желающие могут туда заглянуть, но к сожалению, яти и прочие древнеславянские буквы мне пришлось заменились на обычные "о" и "е".

Я знаю, что переводов "Слова о полке Игоревом" очень много, и мой на пышном фоне знаменитых имен имеет все шансы затеряться. Но у меня есть оправдание.

Уйму лет тому назад, когда я прочитала в школе первую страничку подлинника, я была моментально захвачена красотой и силой его странного, ни на что не похожего ритма и непривычным звучанием старинных, цепляющих воображение слов: "Не лепо ли ны бяшеть братие..."

Странно, но перевод на более близкий нашему времени язык такого эффекта не производил - так себе, обычная проза. Содержание по-своему интересное, конечно, но поэзия куда-то улетучилась. И меня вдруг осенило: надо попытаться перевести эту поэму ритмом, как можно более близким к ритмическому рисунку подлинника. Язык - наш, современный, полностью понятный, без многочисленных сносок и пояснений.

Сказано - сделано. Я обложилась различными справочниками и начала изучать древнерусский язык. Я прочла всю доступную мне на тот момент литературу по исследованиям той и более ранних эпох на территории, где происходили события, все толкования "темных мест" и, продираясь сквозь туман новых для меня сочетаний звуков, добралась до финишной прямой.

Издав победный вопль и в полном восторге от собственной смелости я вломилась в квартиру к академику Лихачеву, которого считала главным специалистом по изучаемому вопросу и передала ему свое творение. Сердце мое билось в предвкушении - я была уверена, что миг моего торжества скоро грядет...

"Ваш перевод нам понравился. Если появится возможность - напечатаем в каком-нибудь сборнике. Тогда же пришлем и некоторые свои замечания," - эту открытку, присланную мне Лихачевым, я храню до сих пор. И хотя поместить мой перевод ни в какой сборник так и не удалось, но я благодарна ему за добрые слова и за поддержку.

А тот перевод, который он благословил, я отдаю на ваш суд.

СЛОВО О ПОЛКЕ ИГОРЕВОМ,

ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА

ВНУКА ОЛЕГА

Зачин

Не лучше ли для нас было бы, братья,

начать старинными словами

повесть трудную о полке Игоревом,

Игоря Святославича?

Начаться же этой песне по былям сегодняшним,

а не следуя замыслам Бояна.

Все знал Боян,

и если кому хотел слагать он песню,

то разбегался он мыслями по лесу,

серым волком по земле,

сизым орлом до облака.

Помнил, сказывают, первых времен раздоры он.

Тогда пускал он десять соколов на стаю лебедей:

которую настигали,

та первой песнь певала

Старому Ярославу,

храброму Мстиславу,

что заколол Редедю пред полками черкесскими,

красавцу Роману Святославовичу.

Только Боян, братья,

не десять соколов на стаю лебедушек пускал -

искусные пальцы свои на живые струны возлагал он -

и струны сами князьям славу рокотали.

Часть I

Начнем же, братья, мы этот рассказ

От старого Владимира до нынешнего Игоря,

Как затянувши ум свой силою своею

и заостривши сердце свое мужеством,

он наполнился воинским духом

и повел свои храбрые полки

на землю Половецкую

за землю Русскую.

Тогда Игорь взглянул на светлое Солнце и видит,

что оно тьмою все его войско накрыло.

И молвил Игорь дружине своей:

"Братья и дружина!

Лучше нам убитыми быть,

нежели плененными стать.

Давайте сядем, братья, на быстрых своих лошадей

и посмотрим, где синий Дон."

Пала князю прихоть на ум:

напиться воды из Дона великого -

и закрыла злое знамение.

"Хочется, - молвил он, -

копье преломить о край поля половецкого.

С вами, русичи,

хочу свою голову сложить я,

иль шлемом напиться воды из Дона."

О, Боян, наш соловушка старого времени!

Если бы полки ты эти воспевал,

порхая птицей по дереву мысли,

взлетая умом до облака,

свивая славу прошлому и настоящему,

рыская тропой тройною через степь на горы,

пелась бы так песнь Игорю, внуку Олегову:

"Не буря соколов занесла чрез поля широкие -

стаями галки летят к Дону великому."

Или бы так запел ты, знающий все Боян, внук Велеса:

"Лошади ржут за Сулою,

а в Киеве слышно их,

трубы трубят в Новгороде,

стоит войско в Путивле -

Игорь ждет мила брата Всеволода.

И молвил смелый, как тур Всеволод:

"Один брат,

один свет у меня - ты, Игорь.

Оба ведь мы Святославичи!

Седлай же, брат, скорей, резвых коней своих,

а мои - те готовы,

оседланы у Курска заранее.

Ведь мои-то куряне - народ бывалый:

под звуки труб спеленаны,

под шлемами ухожены,

с концов они копий вскормлены.

Пути известны им,

овраги знакомы им,

луки натянуты их,

колчаны раскрыты и сабли наточены.

Сами скачут, словно серые волки в поле:

ищут себе чести,

а князю славы."

Вступил Игорь князь в стремя золотое

и поехал по чистому полю.

Солнце померкло, пути не давая,

Стонала ночь ему грозою,

птиц разбудив, свист звериный подняв.

Див кличет поверх деревьев -

Велит прислушаться земле неведомой:

Волге и Приморью,

земле над Сулою, и Сурожу, и Корсуни,

и тебе, тмутороканский идол.

И половцы нетореными дорогами

Побежали к Дону великому.

Кричат телеги в полуночи,

Как вспугнутые лебеди.

Игорь к Дону войско ведет,

а уж несчастья его пасутся птицам подобно,

волки угрозы воют по оврагам,

орлы клекотом на кости зверье зовут,

лисицы лают на красные щиты.

О русская земля! Уже за холмом ты теперь!

Долго ночь длилась.

Запылала заря,

покрылась степь туманом.

Стихла песнь соловьев,

говор галочий поднялся.

Русичи безмерные просторы

алыми щитами перекрыли:

ищут себе чести, а князю славы.

И в пятницу с зарей

они смяли язычников полки половецкие

и, разлетясь стрелами по полю,

поволокли половецких красных девушек,

а с ними золото, бархатные дорогие ткани и шелк.

Покрывалами и плащами, и кожухами

настилы стелить начали

по болотистым и грязным местам,

и всякой половецкой одеждой вышитой.

Алый стяг, белая хоругвь,

красная кисть, серебряное древко -

храброму Святославичу.

Дремлет в поле храброе Олегово гнездо -

далеко залетело!

Не было оно рождено на обиду

ни соколу, ни ястребу,

ни тебе, черный ворон, язычник-половчанин.

Гзак бежит серым волком,

Кончак ему вслед направляется к Дону великому.

Следующий рассвет рано

Кровавое зарево возвещает.

Черные тучи с моря идут,

четыре солнца прикрыть желают -

а в них трепещут синие молнии.

Быть тут грому великому!

Идти дождю стрелами с Дона великого!

Будут тут и копья ломаться,

будут и сабли притупляться о шлемы половецкие

на реке на скалистой

у Дона великого.

О Русская земля! Уже за холмом ты теперь!

Вот ветры, Стрибога внуки

Веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы.

Земля гудит,

и взмучены реки,

и вся степь покрыта пылью...

Показались знамена половцев:

От Дона и от моря - ото всюду

русские полки окружили.

Дети бесовы криком пространство перекрыли,

а храбрые русичи заслонились щитами алыми.

Яростный Всеволод-тур!

Стоишь ты на защите,

сыплешь на врагов ты стрелами,

грюкаешь по шлемам ты мечами булатными.

Ты куда ни поскачешь,

и где бы шлем твой ни засверкал золотой -

всюду лежат поганые головы половецкие!

Посечены саблями калеными аварские шлемы тобой,

яростный словно тур Всеволод!

Разве думает о ранах тот,

кто забыл почести и жизнь,

отцовский престол золотой, Чернигов родной,

и своей милой желанной красавицы Глебовны

образ и обхождение?

Часть II

Были века Троих, миновали года Ярослава,

были и походы Олега Святославовича.

Тот князь Олег мечом ковал беспорядки

и сеял по земле стрелами.

Вступал он в златое стремя в Тмуторокани -

а звон стремян тех слышал

великий Ярослав сын Всеволода.

И Владимир каждое утро затыкал уши в Чернигове!

Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела

и на Канине зеленый постлала ему покров -

за обиду Олегову, храброго молодого князя.

С той же самой скалы Святополк велел везти отца своего

между двух иноходцев венгерских

ко святой Софии, к Киеву.

В года Олега Гориславича

сеялись и росли междоусобицы,

гибнули русичи, Даждьбога внуки,

в княжих раздорах век человека сократился.

Тогда по русской земле редко пахари покряхтывали,

зато вороны каркали, трупы между собой деля,

да галки разговор свой заводили,

готовясь всей стаей слететься на пир.

Так было в те войны и в те бои,

но битвы такой не слышали!

С рассвета и до вечера,

с вечера до утра

летят стрелы каленые,

гремят по шлемам саблями,

трещат копьями закаленными

в поле неведомом,

среди земли половецкой той.

Черная пыль под конями

костьми была засеяна и кровью вся полита:

горем взошли они по русской земле!

Что мне шумит,

что мне звенит

вдали пред зарею раннею?

Игорь пытается полк повернуть -

Жаль ему милого брата Всеволода.

Бились один день, бились второй.

В третий день битвы к полудню пали знамена Игоревы.

Вот уж братья разлучились на берегу быстрой Каялы.

Тут кровавого вина не стало,

тут пир закончили храбрые русичи:

сватов напоили,

свою жизнь положили за землю Русскую.

Никнет трава от жалости,

Деревья с печалью к земле приклонились.

А после, братья, невеселые времена наступили!

В степи пропала русская сила.

Встала обида в войске Даждьбога внука,

ступила девою на три земли,

распластала лебединые крылья,

всплескала у Дона море синее,

прогнала счастья времена.

Князья перестали с язычниками биться,

сказал так брат брату:

"Вот мое и там мое же."

И стали князья про малое "Это великое" сказывать,

но сами себе они горе ковали.

И язычники из всех стран приходили с победами

на землю Русскую.

О, далеко зайдет сокол птиц бить - к морю,

а Игоревы храбрые полки не воскреснут!

Закричали скорбь и печаль,

Понеслись по Русской земле,

Дым и копоть брызгая огненным рогом.

Жены русские заплакали, горюя:

"Теперь нам любимых своих

не вымыслить мыслями,

не быть с ними думами,

ни глазами повидаться!

А златом - серебром и вовсе уже не играть нам!"

И застонал тут, братья, наш Киев от скорби,

а Чернигов от бедствий.

Тоска разливалась по Русской земле,

Глубокая печаль растекалась по ней.

Ну а князья себе сами невзгоды ковали,

И язычники теперь с победами

нападали на Русскую землю,

взимая дань девицей со двора.

Ведь эти два храбрые Святославичи,

Игорь и Всеволод,

злобу разбудили,

которую было усыпил

отец их Святослав грозный великий Киевский.

Грозою был он. Трепет вызвал

своими сильными полками, булатными мечами.

Он напал на землю Половецкую,

притоптал холмы и овраги,

взмутил реки и озера,

иссушил потоки и болота.

А нехристя Кобяка

с морской излучины

из железных великих полков половецких

словно вихрь выхватил.

И упал Кобяк в городе Киеве,

в трапезной Святослава.

Тут немцы и венецианцы, греки и Морава

Поют славу Святославу

и ругают Игоря,

что утопил достаток и в скалистую реку половецкую

русское золото высыпал.

Тут пересел Игорь князь

Из золотого седла да к кочевнику.

Пропало веселье, пригорюнились стены городские.

А Святослав страшный сон видел в Киеве на горах.

"Всю ночку меня обряжали, - сказал он, -

черными покрывалами на кровати тисовой.

Черпали мне синее вино с заботой вместе,

сыпали пустыми колчанами чужеземными

отборный жемчуг на грудь,

лаская меня.

Уже доски без конька в моем тереме златоверхом!

Всю ночь с вечера бесовы вороны каркали

у Плесенска на заводи

и через лес Киянский

уносились к синему морю."

Сказали бояре князю:

"Уже, князь, печаль твой ум захватила.

Это два сокола слетели с отчего престола золотого

Город Тмуторокань взять

Иль шлемом напиться воды из Дона.

Уж крылья соколиные подрезаны саблями нехристей,

И опутаны они железными путами.

Третьего дня было темно:

Два солнца померкли,

оба багряные столпа погасли вдруг ,

и с ними молодые месяцы, Олег и Святослав,

синим мраком подернулись

На реке на Каяле тьма свет покрыла:

по русской земле разбежались половцы,

словно выводок барсов.

В море погрузились

и буйную отвагу придали хиновцам.

Везде проклятья вместо хвалы,

принуждение вместо воли,

уже вторгся к нам див на землю!

Вот и готские красные девки

У берега синего моря поют,

звеня русским золотом.

Вспомнив время Бусово:

мол, вот месть за Шарухана.

А нам уже, дружине, нету веселья!"

Часть III

Тогда великий Святослав золотое слово,

со слезами смешанное вымолвил:

"О мои храбрые сыны, Игорь и Всеволод!

Слишком рано начали в Половецкой земле вы

свои мечи щербить, а себе искать славы.

Лишь бесчестье получили,

ибо нечестно язычников кровь пролили.

Ваши храбрые сердца из крепкого булата кованы

и в отваге закалены -

что сделали с моей серебряной сединой!

Я уже не вижу власти сильного и богатого,

со множеством войск.

Брата моего Ярослава с его людом черниговским:

С могутами, татранами, шельбирами, топчаками,

с ревугами и ольберами.

Без щитов, с ножами засапожными

кличем полки побеждают,

славой прадедовской звеня!

Вы ж сказали: "Помужествуем сами.

Прежнюю славу себе похитим,

И будущую сами поделим."

А в диковинку ли, братья, старику стать помоложе?

Коль сокол в линьке побывает -

высоко птиц гоняет, не даст гнездо свое он в обиду.

Но вот зло - князья не помогают мне.

Изнанкой времена обернулись!

В Римове кричат под саблями половецкими,

и князя Владимира ранили.

Горе и тоска сыну Глебову!

Великий князь Всеволод!

Не думаешь ли прилететь к нам издалека

отчий златой престол охранить?

Ты ведь можешь и Волгу веслами разбрызгать,

И Дон шлемами вычерпать.

Если б ты был здесь,

То рабыня стоила б ногату,

А невольник - резану.

Ведь умеешь ты по суше

живыми самострелами стрелять -

удалыми Глебовичами.

Ты, Давид и отважный Рюрик!

Не ваши ли золоченые шлемы по крови плавали?

Не ваша ли храбрая дружина рычит подобно турам,

раненым саблями калеными

в степи неизведанной?

Вступите, господа, в златые стремена,

отомстите за страдания,

за землю Русскую

за раны Игоревы,

гордого Святославича!

Галицкий князь Ярослав-восьмидум!

Высоко сидишь ты на своем златокованом престоле

под горами Карпатскими.

Своими железными полками

королю венгров путь закрыл,

на Дунае заслон поставив.

Ты мечешь камни через тучи,

до Дуная суд свой правишь!

Всюду бояться гневить тебя,

тебе Киев ворота отворял,

стреляешь с отчего престола ты

султанов в землях дальних.

Стреляй, господин, и в Кончака,

нехристя-кочевника,

за землю Русскую, за раны Игоревы,

смелого Святославича!

А бесстрашный Роман со Мстиславом!

Храбрая мысль носит ваш ум на дело.

Высоко вы парите, стремясь на подвиги -

так сокол по воздуху носится,

желая птицу в ярости сразить.

Ваши лихие отряды железные

под латинскими шлемами

страны многие дрожать заставили:

хинны, литовцы, ятвиги, деремела и половцы

копья побросали покорно

и головы свои склонили

под их мечами заостренными.

Но уж для Игоря князя потемнел солнца свет,

и не к добру сронило дерево листву:

по Роси и Суле города поделены,

а Игоревы храбрые полки не воскреснут.

Дон зовет тебя, князь, и обещает он победу.

Храбрые Олеговичи уже готовы на бой!

Ингварь и Всеволодович, и все три Мстиславича,

шесть крыльев гнезда нехудого.

Не в бою ли, не в битвах вы раздобыли владения?

Что же ваши золотые шлемы,

польские щиты и копья лежат?

Преградите половцам дорогу

своими острыми стрелами

за землю Русскую,

за раны Игоревы,

смелого Святославича!

Уже и Сула не течет серебряными струями

к городу Переяславлю,

и Двина болотом грязным течет по Полоцкой земле

под кличем нехристей.

Ведь только Изяслав, сын Васильков

прозвенел своим острым мечом о шлемы литовские,

поиграл славой деда своего Всеслава,

а сам, лежа под алым щитом на кровавой траве

и сраженный литовским мечом,

кровью истекая, так сказал:

"Одели дружину твою птичьи крылья, князь,

а звери кровь полизали."

Не было тут ни Брячеслава, ни второго Всеволода.

Один он изронил жемчужную душу

из храброго тела из злата ожерелья.

Уныли голоса,

поникло веселье,

и трубы трубят Городенские.

Ярославичи и внуки Всеслава!

Вы опустите знамена свои,

Вложите в ножны мечи щербатые,

вы все равно недостойны славы дедов:

Вы со своими раздорами

Начали приводить язычников на землю Русскую!

В жизнь Всеславову из-за распрей ваших

Случилось насилие от земли половецкой!

Часть IV

На своем веку три раза

Кидал Всеслав жребий для девицы ему милой.

Он хитрость наконец применил -

И скакнул к городу Киеву,

И коснулся древком копья престола Киевского.

Умчал как лютый зверь оттуда в полночь,

в Белгороде растворился в синей мгле -

утром же возник.

Раза три отворял ворота Новгорода,

разгромив славу Ярослава -

прыгнул волком до Немиги с Дудуток. .

На Немиге снопы стлались головами,

молотились цепами булатными.

На току жизнь отдавали, вея душу от тела.

И кровавые берега Немиги

не на благо были засеяны -

засеяны костями русских сынов.

Всеслав князь людей судил да князьям города дарил,

а сам в ночи волком рыскал.

Из Киева достигал до утра Тмуторокани,

великому Хорсу он волком путь пересекал.

Ему в Полоцке прозвонят заутреннюю службу

у Софии святой на колокольне -

а он в Киеве звон слушал.

Знающую душу носил в дерзком теле,

но часто бедствия терпел.

Про него еще мудрый Боян склал припевку.

Вот что сказал он:

"Ни хитрому,

ни удалому,

ни быстрой птице

суда божьего не избегнуть."

О стонать бы Русской земле,

Если б вспоминать прежнее время и прежних князей!

Ведь и старого Владимира

Нельзя было удержать на горах Киевских.

А сегодня стали знамена Рюриковы

и знамена Давидовы,

но врозь их полотнища вьются,

врозь копья поют!

На Дунае Ярославны голос слышен,

Чайкой неприметною поутру кличет.

"Полечу, - молвит, - чайкою по-над Доном я,

Омочу рукав с каймою в скалистой реке,

утру Князю кровавые его раны

На могучем его теле."

Ярославна утром ранним

В Путивле на откосе горюет:

"О ветер-ветрило!

Зачем, господин, непослушно веешь ты?

Зачем мечешь ты

на легких своих крылышках хиновские стрелы

на воинов милого супруга?

Разве мало было тебе вверху в облаках веять,

лаская корабли на синем море?

Зачем, господин, ты мое веселье

по ковылю-траве развеял?"

Ярославна утром ранним

на откосе у стен у Путивльских

причитает и молит:

"О Днепр наш Славутич!

Проточил каменные горы ты

сквозь землю Половецкую,

охранял и носил на себе корабли Святослава

до полка Кобякова.

Принеси, господин, и мою радость ко мне,

чтобы не слала я слез поутру на море!"

Ярославна ранним утром

в Путивле на откосе горюет:

"Светлое и тресветлое Солнце!

Всем прекрасно ты и тепло!

Зачем, господин, протянуло горячие свои лучи

на наше войско?

В поле безводном жаждою луки свело им,

тоскою колчаны заткало?"

Море в полночи дрогнуло,

прошел смерч туманом.

Игорю бог путь указывает

из земли Половецкой

на землю Русскую,

к отчему престолу.

Погасла вечерняя заря.

Игорь спит и не спит,

Игорь в мыслях путь измеряет

От великого Дона до малого Донца.

В полуночи коней свистнул Овлур за рекою -

дает князю сигнал к бегству.

Князя Игоря уж нет!

Стукнула земля, зашумела трава,

и шатры половецкие всколыхнулися.

А Игорь князь поскакал горностаем к камышу -

и белым гоголем на воду.

На быстрого вскочил коня,

соскользнул с него серым волком,

и побежал к лугу Донца,

и полетел соколом в тумане,

стреляя гусей-лебедей себе

к завтраку, обеду и ужину!

Когда Игорь соколом полетел,

Тогда Овлур волком побежал,

Стряхивая студеную росу:

Надорвали они своих быстрых лошадей.

Донец ему молвил:

"Князь Игорь!

Немало тебе гордости,

Кончаку неприятности,

А земле Русской радости!"

Игорь сказал:

"О Донец!

Немало тебе гордости,

ласкавшему князя на волнах,

стлавшему зеленую траву на серебряных берегах.

Одевал ты его теплым туманом

под зеленым пологом леса,

берег ты его гоголем на воде,

чайкой на быстринах,

утками под ветром.

Иная, говорят, река Стугна.

ее слабые воды,

пожрав чужие ручьи и струи, разлились к устью,

юного князя Ростислава унесли.

Плачет на темном Днестровском берегу

Ростислава мать,

По князю юному горюет.

Уныли цветы от жалости,

С печалью деревья к земле приклонились..."

Ой не сороки то стрекочут,

По следу Игореву едут Гза с Кончаком!

Тут вороны не каркали,

и галки приумолкли,

сороки не стрекотали.

Поползни одни лишь ползали,

дятлы стуком реку выдавали,

да соловьи веселой песней рассвет возвещали.

И сказал Кончаку Гза:

"Если сокол к гнезду летит,

Давай расстреляем соколенка

позолоченными стрелами."

Сказывал Гзе Кончак:

"Если сокол к гнезду летит,

То соколенка опутаем мы девицей-красавицей."

И сказывал Кончаку Гза:

"Если его опутаем мы девицей-красавицей,

Не станет ни сокола, ни девицы-красавицы,

И начнут нас тогда птицы бить в поле половецком."

Сказал Боян о походах Святослава,

певец старого времени Ярослава,

Олегу князю посвящая:

"Тяжело тебе, голова без плеч,

Зло тебе, тело, без головы."

Так и Руси без Игоря!

Солнце светится на небесах -

Игорь - князь на Русской земле!

Девицы поют на Дунае,

вьются голоса их с моря до Киева.

Игорь едет по Боричеву ввозу

Поклониться богородице Пирогощей.

Радость и в городах, и в странах!

Концовка

Спели песню старым князьям,

а теперь молодым песня.

"Слава Игорю Святославичу,

Буй-туру Всеволоду,

Владимиру Игоревичу!

Здоровья князьям и дружине,

христиан от язычников обороняющей!

Слава князьям и дружине да будет!

Иллюстрация взята из Радзивилловской рукописи

К вопросу о подлинности "Слова"

и о его авторе.

Известно, что чуть ли не с момента открытия "Слова о полке Игоревом" и его публикации возникло подозрение, будто вниманию публики предложена искусная подделка. Что до появления Жуковского, то есть до второй половины XVIII века литература на Руси всегда была в чахлом состоянии, мысль народная и философская глубоко спали, и подобная жемчужина родиться могла только в век литературных мистификаций и прочего.

Не стоило бы, конечно, даже говорить об этом, но, к сожалению, миф о неразвитости культуры и искусства в Древней Руси имеет тенденцию время от времени возрождаться, поэтому привнести несколько свежих фактов в старую полемику никогда не лишне.

Исторические аргументы читатель найдет в добросовестно-научных работах Д. С. Лихачева и А.А Зализняка, цитаты из которых можно прочесть ниже, сейчас же рассмотрим текст с иной, возможно, неожиданной для читателя стороны - с психологической и военной. Чьими глазами смотрит автор на события? К какой эпохе принадлежал этот человек, к какому общественному классу? Мог ли он быть участником похода?

Как ни странно, но на последний вопрос можно ответить абсолютно четко: автор участником похода не был, поскольку в тексте есть место, где он вкладывает в уста князя Игоря слова, которые Игорь в тот момент произнести не мог - там они бессмысленны. Имеется в виду затмение солнца, произошедшее в начале похода. Согласно Ипатьевской летописи, Игорь сказал: "Тайны божии никто не ведает... Что сотворит бог, - или на добро, или на наше зло, - это нам и увидеть."

Ничего общего с желанием или умереть, или напиться из Дона, не правда ли? Почему же автор приписывает своему герою, говоря по-современному, суицидные намерения? Очевидно потому, что слова, подобные приведенным в тексте, были Игорем все же сказаны и стали широко известны. Но сказаны они были в иной момент похода.

Давайте вспомним это странное место текста.

"Лучше убитыми быть, чем пленниками.... с вами, русичи, хочу голову свою положить..."

Но если Игорем двигало одно легкомысленное намерение приключений поискать, стоившее людям, доверившимся ему, их жизней, то почему возвращение Игоря из плена автором воспевается? Почему Игорь в глазах автора - Герой?

Обратимся к Ипатьевской летописи, отрывок из которой, посвященный Игореву походу, также приводится в данном сборнике. Вот последовательность событий.

1. Разведка доносит Игорю, что половцы собирают силы, и что время для похода выбрано неудачное. Но князья решают ударить по половцам прежде, чем те объединятся, настигают врага и одерживают блестящую победу.

2. Игорь предлагает немедленно вернуться, но остальные князья с ним не соглашаются, и принимается решение заночевать на месте.

3. Проснувшись, русские обнаруживают, что данные разведки были правильными: половцы собрали огромное войско и находятся так близко, что шансы добраться до Донца и вернуться домой есть только у тех, кто на лошадях, а у остальных в перспективе ничего, кроме позорного плена.

4. Игорь решает всем вместе с боем прорываться к Донцу. "Если побежим.. а черных людей оставим, то от бога нам будет грех... Пойдем, но или умрем, или живы будем на едином месте," - сказал он.

5. Целые сутки Игорь со своим войском, сражаясь, прорывался к Донцу. В бою он был ранен. Отрезанные от воды воины страдали от жажды.

6. На рассвете в воскресенье конный отряд ковуев не выдержал и побежал к воде. Игорь поскакал за ковуями, пытаясь убедить их вернуться и даже снял шлем, чтобы ковуи могли его узнать, но напрасно.

7. Игорь поворачивает к своим войскам, но пространство уже занято половцами, и он попадает в плен, как пишет летопись, "моля в душе о смерти, чтобы не видеть гибели брата Всеволода".

8. Битва прекратилась около полудня. В плен попало 4 князя, сколько рядовых - неизвестно. Из знатных мужей спаслись 15 человек, из ковуев - еще меньше.

9. Игорь сбежал из плена, потому что прослышал, будто половцы, обозленные не слишком удачным походом на Русь, собираются убить в отместку всех русских пленных. Сбежать ему помог половчанин по имени Лавр.

10. Еще до похода сын Игоря Владимир был обручен с дочерью Кончака. Свадьба состоялась в плену. На Русь Владимир возвратился (был отпущен) с молодой женой и ребенком и в походах на половцев больше не участвовал никогда.

11.Во время похода Игоря на половцев Святослав Киевский (тот самый, что "видел сон") был в городе Корачеве и собирал войско, чтобы пойти на половцев на Дон - на все лето.

Что же мы видим? Действительно, Игорь говорил, что или умрет со своими дружинниками, или прорвется к Донцу. Но произошло это, как можно понять, гораздо позже затмения. Отсюда и вывод:, автор "Слова" знал только приблизительную последовательность событий, без подробностей.

И кто, же, спрашивается, собирался "испить шлемом из Дона"? Ведь Игорь-то направлялся совсем в другую сторону! По сути, автор "Слова" вообще не знает точного маршрута Игоря, хотя местность ему хорошо знакома.

В тексте имеется ясно выраженная тенденция рассмотреть события с точки зрения Киевского князя Святослава. Может быть, автор он? Версия крайне соблазнительная, тем более что среди русских князей литературная одаренность вовсе не была чем-то из ряда вон исключительным. Писал книги, например, Ярослав Мудрый, о чем свидетельствует первая русская летопись.

Единственная неувязка - это то, что в тексте есть места, где автор обо всех без исключения князьях говорит "они".

Теперь о времени написания "Слова". Поскольку автор не упоминает о возвращении Владимира Игоревича из плена, зато обращается как к живому к Ярославу Осмомыслу, умершему в 1187 г., то наиболее вероятным представляется, что произведение было написано в ближайшие месяцы после побега Игоря, когда стало известно, что русский полон половцы убивать не стали.

Теперь о том, не могло ли это произведение быть позднейшей (XIII, XIV и пр. веков) поэтической обработкой отрывка из летописи. Ответ: нет. В тексте упоминаются события, не имеющие непосредственного отношения к происходящему, но важные для современников и еще живущие в их памяти: так называемые лирические отступления. Они бессмысленны для потомков без специальных комментариев и значительно утяжеляют восприятие текста.

Подобные отступления (намеки) имеются в публицистических произведениях любой эпохи, и всегда адресны. Подделывать их бессмысленно да и невозможно, потому что фальсификатор опирается на систему образов своего времени, вольно или невольно проецируя ее на воссоздаваемое им прошлое.

Особенно много подобных отступлений в той части рассматриваемого произведения, которую принято называть "Золотое слово Святослава". Имена и события, упоминаемые там, ничего не говорят ни XIII^у⁽эпоха монголо-татарского нашествия), ни XVI^у(эпоха Казанских походов), ни тем более XVIII^у (Екатерининскому) векам. Следовательно - оно не подделка. Следовательно, автор родился и вырос в то время, которое описывает.

Весьма похоже, что он опытный мастер художественного слова, и что написано произведение для вполне конкретной цели - исполнения на пиру в присутствии князей, упоминавшихся в тексте.

Потому что "Слово", предназначаясь не для чтения, а для исполнения под аккомпанемент какого-то струнного музыкального инструмента, вместе с тем насквозь тенденциозно и преследует четко выраженные политические задачи: объединить русских князей того времени для защиты Руси от кочевников (причем возглавлять коалицию предполагалось князю Киевскому).

Одно несомненно: если это и не был Святослав Киевский, то некто очень близко к князю стоявший - его доверенное лицо. И человек это был до мозга костей светский, которому одинаково близки были и христианство, и традиции язычества. Возможно, автор "Слова о полке Игоревом" -гусляр, бард, как сказали бы теперь. Во времена Древней Руси такие гусляры часто исполняли обязанности посланников от одного князя к другому.

Потому что, хотя автор "Слова" и живет болью своего времени, но на что старается он воздействовать: на эмоции слушателей или на их разум? Какова внутренняя логика построения материала?

Ответ: мы уже видели, насколько вольно автор обращается с фактами. Для него они - лишь канва, по которой он вышивает прихотливые узоры своего повествования. Он рассматривает события как совокупность отдельных ярких эпизодов и портретов действующих лиц. Он рисует свои образы широкой кистью, а не фотокамерой.

Игорь автора и Игорь летописи - это два разных Игоря. Мир автора - это причудливое переплетение исторических преданий, фольклора и реальности. То есть это типичное художественное произведение.

Трудно представить себе, чтобы "Слово" было единственным его творением, но дошло до нас только оно одно. Почему? Мы можем лишь гадать.

Возможно, оно было самым лучшим. Возможно, князь Святослав Киевский попросил барда записать его и хранил при себе, потому что по крайней мере часть его ("Сон Святослава") создана была по его заказу...

Возможно, оно было единственным, которое автор когда-либо зафиксировал письменно, а возможно, остальные погибли в пожарах веков. Но факт остается фактом - "Слово о полке Игоревом" было не только сохранено его современниками, но и бережно переписывалось потомками как памятник доблести и верности, как источник поэзии и любви к Родине.

Может быть, те, кто его хранили, читали еще и летописные источники, поэтому видели события несколько иначе, чем воспринимаем их мы. Возможно, память о "битве, какой не слыхано" долго передавалась из поколения в поколения аж до времен следующей равной ей - с Мамаем на Куликовом поле.

История любит парадоксы и читая произведение, посвященное этому надолго оставшемуся в памяти потомков походу, мы Игоря осуждаем за эгоизм, за излишнюю отвагу... Но вспомним: после спасения его из плена на Руси было всенародное ликование. Могли ли так встречать человека, погубившего свое войско ради глупой прихоти "копье преломить о край поля половецкого"?

Какие же иллюзии способна создавать талантливо написанная вещица... Всего-то маленькая перетасовка фактов и неверно воспринятая художником пара фраз, переданная ему участниками события...

Любопытно, что жену князя Игоря, Ярославну, автор помещает на стены Путивля, и мольбу свою она шлет реке Днепр. Но всем это глубоко безразлично - такова сила искусства!

Кстати, оба источника, и Ипатьевская летопись, и "Слово о полке Игоревом" отмечают большую любовь народа к этому, казалось бы, мелкому удельному князьку. И автор, между прочим, испытывает к своему герою то же самое чувство... Может быть именно эта любовь и неотделимые от нее боль и гордость и создают волшебство, неподвластное пыли веков?

Может быть, по-своему, Госпожа История распорядилась в данном случае более чем справедливо? Может быть, страдающий, ошибающийся Игорь больше имел шансов остаться в людской памяти, чем Безупречный Герой? Слишком много их было на Руси и до, и после... Одно монголо-татарское нашествие выдвинуло их с избытком...

Исторический, реальный Игорь был прежде всего человеком высокой чести. Его поведение во время нападения превосходящих сил противника способно вызвать восхищение. Ибо для князя нет большей доблести, чем разделить судьбу своих людей и попытаться спасти их, либо с ними погибнуть...

А теперь несколько слов о том, почему нельзя согласиться, будто "Слово о полку Игоревом" являлось переделкой "Задонщины", посвященной битве на Куликовом поле. Вопрос интересный, потому как оба произведения имеют параллели. То есть один из авторов явно знал творение другого и создавал свое произведение, опираясь на текст предшественника. Интересующихся вопросом отсылаю к работе Д. С. Лихачева "Слово о полку Игоревом и скептики.". Я поместила бы ее здесь целиком, но современные законы об авторском праве мне не позволяют сделать это без разрешения правопреемников, а с этим могут возникнуть такие сложности, что проще пересказать основные положения работы Лихачева и привести пару цитат.

1. К настоящему моменту найдено несколько текстов "Задонщины", которое, как и положено произведению некогда очень популярному, множество раз переписывалось, причем при переписке оно иногда сокращалось или по разным причинам искажалось. То есть тексты "Задонщины" не идентичны друг другу. "Слово" имеет сходство то с одним из этих списков, то с другим. Если бы подделка имела место, то вряд ли изготовитель фальшивки имел перед собой целый ворох вариантов из разных местностей - он опирался бы только на один.

2. При подражании очень часто происходит механический перевод некоторых элементов образца в новое произведение. При этом, если произведения разделяют несколько столетий, некоторые реалии предыдущей эпохи устаревают и делаются уже неактуальными. Так вот, в "Задонщине" такие места есть, а в "Слове" - отсутствуют. Мало того, в "Слове присутствуют параллели, имеющиеся в летописных отрывках более близких к "Слову" периодов, чем "Задонщина".

3. Язык "Слова" очень цельный и имеет четкие единичные параллели с украинским, белорусским и сербским фольклором, а также с дошедшими до нас экземплярами произведений некогда популярных исторических сочинений, ходивших по Руси.

4. Работа фальсификатора осложнилась бы тем, что все вышеуказанные произведения были найдены и открыты дл широкой публики уже после нахождения и публикации "Слова о полке Игоревом".

5."Задонщина" посвящена победе русских над врагами, а "Слово" повествует о поражении, и было бы черезвычайно странно для автора-фальсификатора на полном серьезе превращать произведение победного характера в рассказ о проигранной битве.

Точно также Д.С. Лихачев отвергает возможность фальсификации "Слова" в XVIII веке. Он отмечает, что в оправданиях для своих завоеваний на Черном море и разделов Польши Екатерина II не нуждалась.

Общий вывод его такой:

"Если бы скептики были правы, то мы должны были бы признать, что русская филологическая наука в конце XVIII - начале XIX века обладала филологом, предвидевшим развитие филологической науки на много лет вперед. Этот филолог был настолько хитер, что нигде в других своих сочинениях и изданиях текстов не выдал своих знаний. ... Этот автор сумел создать стилизацию, когда стилизаций еще не существовало. Он был и гениальным историком, ибо он оценил борьбу за единство Руси в XII веке, понял основные противоречия XII века. Кроме того, он был и гениальным источниковедом. Он знал о существовании "Задонщины" за 70 лет до ее официального открытия. Он знал Ипатьевскую летопись, когда она не была еще опубликована, он ценил ее языковые богатства и использовал их в своей стилизации. Он знал множество и других памятников, которыми воспользовался для своей подделки до того, как они были изданы."

Подобного же мнения придерживается и А.А. Зализняк. Мало того, он отмечает, что в "Слове о полку Игореве, то есть в той копии, что была сделана для Екатерины II имеются четкие признаки, что первоначальная рукопись переписывалась в XV- XVI веках, так как имеются четкие следы непонимания переписчиком некоторых мест и искажения им некоторых грамматических явлений, характерных для языка предыдущих эпох. Ведь для каждой эпохи существуют свои орфографические и фонетические нормы, которые переписчик вольно или невольно отражает при письме.

То есть фальсификатор, если бы таковой оказался, обязан был бы учесть именно вот этот отпечаток одной эпохи на тексте эпохи другой. А в XVIII веке лингвистическая наука не была еще настолько развита, чтобы иметь представление об изменениях, происходивших в русском языке в течение всего массива времени от XII столетия по XVIII век включительно.

Зализняк отмечает, что язык "Слова" в полном объеме не совпадает с языком ни одного произведения, сохранившегося с XII века. Хотя он и носит те же грамматические черты, но использование лексических единиц свободное, что было бы невозможно, если бы перед нами было подражание. Создатель фальшивки, чтобы создать произведение такого уровня, должен был бы знать о славистике поистине все и даже больше и обладать огромным литературным талантом. Иначе

"он бы неизбежно допустил в своем сочинении целый ряд ошибок; между тем в "Слове о полку Игореве" таких ошибок нет.

Лингвист, равный по потенциалу совокупности десятков и сотен своих более поздних коллег, - несомненно, безмерный гений. И столь же уникально его поведение: будучи великим ученым, он не оставил потомкам ни слова обо всех своих открытиях, вместо этого пожелав для себя вечной безвестности."

Остается только согласиться с обоими академиками. Тем более что недавно я наткнулась на еще одно косвенное подтверждение подлинности "Слова о полке Игоревом". Дело в том, что в тексте этого шедевра несколько раз упоминается река Дон и некий Див. Загадочность здесь в том, что до Дона Игорь не только не доходил, но по всем признакам, даже туда и не стремился. С этим согласны все исследователи! Что еще разок, кстати, подтверждает, что автором поэмы был не он.

Зато совсем недалеко от того маршрута, по которому шел Игорь со своим войском протекает река Тихая Сосна (современно название), впадающая в Дон. И на ее берегу, то есть как раз между Доном и Осколом стоят природные образования, которые называюся...да-да, именно так: Дивы. Это двадцатиметровые вырезанные водой и ветром меловые образования, напоминающие изваяния людей. Когда-то там рядом, по крайней мере так уверяет современная археология, находилась алано-хазарская крепость и проходила граница между хазарским каганатом и славянами-вятичами. Что ж, вполне возможно.

Святослав Киевский как раз собирался пойти в ту сторону на все лето. То есть автор "Слова" досконально знал местность, которую описывал.

Я же, как переводчик отмечу, что поэтика "Слова о полку Игореве" уникальна, и не имеет аналогов или параллелей в литературе XVIII века. Есть такое выражение: "аромат подлинности". Это про него.

Существует огромное множество переводов "Слова" на современный язык, и большинство из них поэтические. Так вот, поэзия всех этих переводов глубоко современна, даже когда автор изо всех сил пытался подделать ее под фольклор или старину. Все сравнения для них - только поэтические образы, не более.

Особенно хорошо это видно на примере "Плача Ярославны". Ярославна обращается к стихиям на полном серьезе. Она верит, что ее упреки солнцу и ветру помогут ее милому спастись, и он вернется. Но современные нам поэты в это, конечно же, не верят. Они всего лишь хотят выразиться покрасивее. Интересующихся отправляю на сайты с переводами "Слова" - возможно, кому-то кое-какие из них покажутся более интересными, чем моя простая безыскусная попытка передать поэтику этой жемчужины нашей древней литературы.

Я прочитала его однажды и - влюбилась. Это совершенно особый мир, это словно дверь в ту эпоху, когда люди и окружающая их природа были единым целым, а христианский бог и языческий див оба на равных взирали на человека со своих вершин, принимая в его жизни участие, наказывая и помогая. Чтобы так написать, надо так чувствовать, и этим сказано все.

Летописная повесть

про поход Игоря Святославовича

на половцев в 1185 г.

(по Ипатьевскому списку, в переводе)

В то же время Святославич Игорь внук Олега поехал из Новгорода [Северского] в месяце апреле 23 дня во вторник, взяв с собой брата Всеволода из Трубецка и Святослава Олеговича, племянника своего из Рыльска, и Владимира, сына своего из Путивля, и у Ярослава испросил в помощь себе Ольстина Олексича, Прохорова внука с ковуями черниговскими. И так они пошли, тихо дружину собирая свою, и кони у них были откормленные очень. Шли же они к Донцу реке.

Во время вечернее Игорь взглянул на небо и увидел солнце, ставшее как месяц. И сказал Игорь боярам своим и дружине своей: "Видите ли, что значит знамение это?" Они же, посмотрев и увидев, все поникли головами. И сказали мужи: "Князь, не на добро знамение это." Игорь же сказал: "Братья и дружина! Тайны божией никто не ведает, а это знамение сотворил бог для всего мира своего. А что сделает бог нам: добро или зло, мы увидим."

И сказав это, перешел Донец, и так пришли они к Осколу, и ждал он там брата Всеволода. Тот шел из Курска иным путем, и оттуда пришел к Салнице. Тут же к ним и сторожевые приехали, которые были посланы языка поймать. И сказали они: "Когда мы приехали, то видели воинов из недругов ваших - собираются они. Так что или едем быстро, или возвратимся домой, потому что не вовремя мы."

Игорь же сказал с братьями своими: "Если мы не бившись возвратимся, то позор нам будет пуще смерти. Будет как нам бог даст, то и увидим."

И ехали всю ночь. Наутро же в пятницу в полдень встретили полки половецкие, успели до них доехать. Шатры свои те спрятали за собой, а сами, собравшись от мала до велика, стояли на другой стороне реки Сюурлий

И выставили [русичи] шесть полков. Игорев полк посередине, а по правую руку брата его Всеволода, а по левую Святослава, племянника. Перед ним сын Владимир, а другой полк Ярославов, который был с Ольстином и с ковуями, а третий полк впереди, потому что стрельцы они были, от всех князей выведены.

И так поставив полки свои. И сказал Игорь братьям своим: "Братья! Этого мы искали, так приступим!" И так пошли к ним, положившись на бога. И как подъехали к реке Сюурлею, и выехали из половецких полков стрельцы, и пустили по стреле на русских и так поскакали. Русские же тогда не переехали еще реки Сюурлий. Поскакали же из половцев и те силы половецкие, которые далеко от реки стояли.

Святослав Олегович, Владимир Игоревич и Ольстин с ковуями и стрельцами побежали к ним, а Игорь и Всеволод потихоньку ехали, не распуская полков своих. Передние же русские бились и взяли половцев. Половцы же пробежали мимо шатров своих. Русские дошли до шатров и взяли плен. Другие же ночью приехали к своим полкам с полоном, и так собрались половцы все.

И сказал Игорь братьям своим и воинам своим: "Вот бог силой своей возложил на наших врагов нашу победу, а на нас честь и славу. А вон там видели мы полки половецкие, которых очень много. Все они уже соединились. Давайте же сейчас поедем отсюда, ночью, а если поедем завтра, то на нас все они нападут. Лучшие кони переберутся, а самим нам неизвестно, что бог даст."

И сказал Святослав Олегович: "Мы втроем далеко гнались за половцами, и кони мои изнемогают. Если мы сейчас поедем, то начнем в дороге отставать." И поддержал его Всеволод, чтобы залечь тут. И сказал Игорь: "Не странно ли, братья, понимая все, умереть?". Но залегли на отдых.

А на рассвете в субботу выступили полки половецкие, как лес было их. И изумились князья русские, к кому из которых поехать, ибо было их бесчисленное множество. И сказал Игорь, это поняв: "Собрали мы на себя всю эту землю: Кончака и Козу, Бурновича и Токсобича, Колобича и Етебича, и Теритробича."

И поняв это, все сошли с коней, потому что хотели, пробиваясь, дойти до реки Донец. Сказали потому что: "Если поскачем и сами сбежим, а черных людей оставим, то от бога нам будет грех за то, что их выдавши, уедем. Но либо умрем, либо живы все будем на одном месте."

И так сказав, все сошли с коней и пошли, сражаясь. И по божьему попущению был ранен Игорь в руку, и перестала действовать левая рука его. И была печаль большая в полку его, и хотя был в полке его воевода, но того еще раньше схватили, раненого.

И так бились крепко в тот день до вечера, и много раненых было и мертвых в полках русских. И настала ночь субботняя, и шли, сражаясь.

На рассвете в воскресенье не выдержал ковуев полк, и побежали они. Игорь же был в то время на коне, так как он ранен был, и поехал он к полку их, желая возвратить их к своему войску. А когда понял, как далеко заехал от людей своих, то снял шлем, и погнался за полком снова, чтобы ковуи узнали князя и возвратились.

Но никто не возвратился, и только Михалко Гюргович узнал князя и вернулся. Но хорошие воины не смешались с ковуями, и мало кто из простых воинов или из отроков боярских. Все они шли пешком и среди них Всеволод немалое мужество показал. И как приблизился Игорь к полкам своим, то отрезали его от своих и тут взяли - на расстоянии одного выстрела от его полка схватили Игоря. Игорь же, когда его держали, видел брата своего Всеволода крепко бьющимся, и просил для души своей смерти, чтобы не видеть падения брата. Всеволод же так бился, что и оружия его руке не хватало. А сражались они, идя кругом вдоль озера.

Итак, в день святого воскресенья навел на нас господь гнев свой, вместо радости навел на нас плач, и вместо веселья горе на реке Каяле.

И сказал Игорь, помянув деяния свои и грехи перед господом богом: "Как много убийств кровопролитных совершил я в земле христианской, сколько же я не пощадил христиан! Взял на щит город Глебов у Переяславля, и немало зла наделал безвинным христианам, разлучая отцов от детей их, брата от брата, друга от друга и жен от супругов их, и дочерей от матерей, и подруг от подружек. И всех в плен уводил и скорбь тогда была.

Живые мертвым завидовали, а мертвые радовались как мученики святые, от жизни такой избавление приняв. Огнем от жизни этой искушение приняв, старики рыдали, еноты же лютые и немилостивые раны подъедали. Мужчин секли и бывало рассекали, жен оскверняли, и все это творил я."

Сказал Игорь: "Не достоин я жить, и это нынче вижу отмщение мне от господа бога. Где нынче возлюбленный мой брат, где нынче брата моего сын, где дитя, рожденное мной? Где бояре-советники, где мужи храбрейшие, где ряды ополчения? Где оружие многоцветное? - не ото всего ли того гол и связан предан я в руки беззаконных? Это воздал мне господь по беззаконию моему и по злобе моей, и пришел день за грехи мои на голову мою. Истинен господь, и справедлив суд его."

"Нет доли мне среди живых, и видится для меня ныне другое: мученичесский венец принимаю. Зачем я один не принимаю страдания за всех? Владыко, господи мой боже, не отринь меня до конца, но пусть будет воля твоя, господ,и и милость нам рабам твоим."

И кончилась битва, и полки разведены были, и пошел каждый в свои шатры. Игоря же взял Тарголов муж по имени Чилбук, а Всеволода, брата его, взял Роман Кзич, а Святослава Олеговича Елдечук из Волбурцевичей, а Владимира - Копти из Олушевичей. Тогда же на дележке Кончак поручился за свата своего Игоря, который был ранен.

Из остальных людей, мало их избавлено было. Не удалось им бегом убежать, потому что как стенами были они огорожены полками половецкими, которые неслись на русских. 15 мужей убежали, а ковуев еще менее, а прочие в море утонули.

В то же время великий князь Всеволодович Святослав шел в Корачев и собирал от верхних земель войска, желая идти на половцев на Дон на все лето. Когда возвратился Святослав, и был у Новгорода Северского и услышал он о братьях своих, которые пошли на половцев втайне от него, то не понравилось ему это. Святослав шел на лодках, и когда пришел к Чернигову, в то время и прибежал Беловод Просович и поведал Святославу что случилось у половцев.

Святослав же, это услышав, и глубоко вздохнув, утер слезы свои и сказал: "О дорогие мои братья и сыновья, и мужи земли русской! Дал мне бог притомить поганых, но не удержались вы по молодости свой и отворили ворота на русскую землю. Воля господня да будет над всем. И как ни жаль мне было Игоря, ныне же брата моего жаль мне еще больше."

После этого послал Святослав сыновей своих Олега и Владимира в Посемье, потому как услышал, что смятение было в городах Посемья, и были скорбь и печаль лютая, каких никогда не бывало во всем Посемье и в Новгороде Северском, и по всей волости Черниговской. Князей захватили, и дружину захватили, побили, и люди метались как помутившиеся рассудком. И горожене поднимались, и не мило были тогда никому свое ближнее, но многие тогда забывали о душах своих, жалеючи князей.

После этого послал Святослав к Давиду Смоленскому, говоря: "Договаривались мы было пойти на половцев и летовать на Доне, ныне же половцы победили Игоря и брата его с сыном. Так поехали, брат, охранять землю Русскую." Давид же приехал по Днепру, пришел на помощь, и стал у Триполья, а Ярослав в Чернигове, соединив войска свои, стоял.

Поганые же половцы, победив Игоря с братом и сильно загордившись, послали разведку на землю русскую, и были у них такие, которые молвили: " Поедем, Кончак, на Кивскую сторону, где были побиты братья наши и великий князь Боняк". А Кза сказал: "Пойдем на Семь, где жены и дети - готовый для нас полон." Не было согласия у них, и так разделились они на две части: Кончак пошел к Переяславлю, и окружил город, и бились там весь день.

Владимир же Глебович, который был князем в Переяславле, был дерзок и крепок, и выехал сражаться из города, и поскакал к ним из города. И при нем мало дерзнуло дружины, и бились с ними крепко и обступили многие половцы, и тогда прочие, видя князя своего крепко побитого, выбежали из города и отняли князя своего, раненого тремя копьями.

Этот же доблестный Владимир, сильно раненый въехал в город свой и вытер мужественный пот свои, пролитый им за отчизну свою. Владимир же послал к Святославу и к Рюрику, и к Давиду и сказал им: "Вот половцы у меня, помогте мне". Святослав же послал к Давиду, а Давид стоял у Триполья со смолянами. Смоляне же начали вече собирать, говоря: "Мы ходили до Киева, даже был поход, бились когда-то, а теперь нам ли сражения искать, если мы сами изнемогаем?"

Святослав же с Рюриком и со иными помощниками расположились на Днепре, против половцев, а Давид возвратился назад со смолянами. Услышали то половцы и возвратились от Переяславля, а идя мимо, подошли к Римову. Римовичи же закрылись в городе и влезли на забороло, и там божьим судом упали две городницы с людьми. На воинов и прочих горожан напал страх. Те из горожан, которые вышли из города и прятались на римовском болоте, то те избежали плена, а кто остался в городе, тех всех взяли.

Владимир же послал к Святославу Всеволдовичу и к Рюрику Ростиславичу, понуждая их приехать к нему и помочь. Они же опоздали, ожидая Давида со смолянами. И так русские князья опоздали, и не доехали до них. Половцы же взяли город Римов и захватили полон, и пошли с себе. Князья же возвратились в дома свои, пребывая в печали из-за сына своего Владимира Глебовича, который был ранен сильно язвами смертельными, и из-за христиан, плененных погаными.

И это божья казнь нам за грехи наши - наведены на нас поганые, так как не милует он нас, но казнит и обращены мы к покаянию, чтобы от казались мы от злых дел своих. И казнены мы нападением поганых, чтобы смирившись, опомнились и отошлиот злых путей.

А другие половцы, идя по другой стороне к Поутивлю - Кза с силою великою - повоевали волости и села, и их пожгли. Подожгли и острог у Путивля и возвратились к себе.

Игорь же Святославович в то время был у половцев. И сказал он: "Я по заслугам моим принял поражение по повелению твоему, владыко господь, а не от дерзости поганых. Сломай силу рабов твоих. Не жаль мне за свою злобу принять все, что нужно, что принял я."

Половцы же, словно стыдясь того, что он был воеводой, не творили ему никакого зла, но приставили к нему сторожей 15 от сыновей своих, а хозяйских пять, то есть всего 20, и волю ему давали: где хотел, там и ездил. И ястребом ловил, а своих слуг с 5 или 7 с ним ездили. Сторожа же слушали его и почитали его, и куда посылал кого - без возражений делали то, что он велел.

Он попа привел из Руси к себе со святой службой. Не ведая божьего промысла, тот исполнял службу и там. Долго они там пробыли, но избавил их господь за молитву христианскую. И потому что многие люди по нему печалились и слезы проливали за него.

Когда он был в земле половецкой, то нашелся муж родом половчанин по имени Лавор, и тот принял мысль благую и сказал: "Пойду с тобой на Русь". Игорь же сначала не верил ему, но держал мысль высокую своей юности, мысля так, что если и сможет бежать на Русь, то иначе: "Я тогда не побежал из-за славы, и нынче без дружины не хочу пойти неславным путем." А с ним был тысяцкого сын и конюший его, и они тосковали, и сказали: "Приди, князь, в землю русскую. Если захочешь, то избавит бог тебя. Не угадаешь ты время такое, какого ищешь."

И как уже раньше говорилось, начали возвращаться от Переяславля половцы.

И сказали Игорю советники его: "Мысль высокую и неугодную господу имеешь о себе. Ты ищешь случая найти людей и бежать с ними, а о том не думаешь, что скоро придут половцы с воинами, и слышали мы, что если убьют они князя, и вас, и всю Русь, то не будет ни славы тебе, ни жизни."

Князь же Игорь принял в сердце свет их, и побоялся приезда половцев и стал искать возможность бежать. Невозможно было ему бежать днем, а ночью его сторожа сторожили. Но нашел он такое время, на заходе солнца. И послал Игорь к Лавру конюшего своего, и сказал ему перейти на другую сторону реки Тор, с конем на поводу. Согласился он с Лавром бежать на Русь.

В то время половцы напились кумыса и было это вечером. Пришел конюший, поведал князю своему Игорю, что ждет его Лавр. Встал он в ужасе и трепете, и поклонился образу божьему и кресту честному, говоря: "Господи, ведающий в сердцах, спасешь ли ты меня, владыка, недостойного?" И покрестился на икону, и поднял стену, и пролез наружу. Сторожа же его играли и веселились, а князя считали спящим.

Они же пришли к реке и перешли вброд, и сели на коней, и так прошли мимо шатров. Это избавление сотворил господь в пятницу вечером. 11 дней они шли пешком до города Донца, и оттуда в свой Новгород. И обрадовались там ему. Из Новгорода он пошел к брату Ярославу в Чернигов, помощи прося на Посемье. Ярослав же обрадовался ему и помощь ему обещал. Игорь же оттуда поехал в Киев к великому князю Святославу. И рад был ему Святослав, так же как и Рюрик, сват его.

К вопросу о географии событий

Выясняя, где происходили события, описанные в "Слове о полке Игоревом" следует учесть и согласовать три важные вещи: названия географических объектов, время, в течение которого совершался поход и скорость передвижения отряда.

Начнем с изучения дат.

Поход начался 23 апреля, 1 мая Игорь стоял на берегу Донца и наблюдал затмение, два дня ждал своего брата у Оскола и выслал лазутчиков, которые к моменту переправы отряда в Половецкие степи сумели вернуться с разведки и доложить князьям об обстановке. Значит, битва произошла на той же неделе - на другой день после того, как полки Игоря - Всеволода подошли к переправе.

Отсюда следует что расстояние между летописной "Салницей" и битвой не могло быть больше того, которое способно было пройти войско Игоря за сутки, то есть находилось от берега Донца километрах в 40 - 50. Это ориентир N1.

Куда же пошел Игорь, и где он переправлялся? Точная привязка к местности только одна - при разделе добычи Игорь достался, согласно летописи, Тарголовым, и был, соответственно, отвезен в их кочевье за реку Тор, впадающую в Донец. Некоторые отсюда делают вывод, будто битва происходила именно там.

Но так ли это? В летописи упоминается по крайней мере семь половецких родов, и нигде нет утверждения, будто целью похода было сразиться конкретно с Чилбуком или кем-то другим из этого рода.

Более правдоподобной кажется другая версия.

Вспомним: увидев на рассвете в субботу, что половцев им не одолеть, русские принимают решение с боем прорываться к Донцу. Сражение окончилось к полудню в воскресенье, то есть длилось больше суток. Даже если предположить, что за 1 час русским удавалось продвинуться на 1 километр, то и тогда получается, что, преодолев 24 километра, до Донца они так и не добрались. Это ориентир N 2.

Далее можно ориентироваться по точке, где войско Игоря переправлялось в половецкую степь. Это ориентир N 3. На отрезке Донца между Балаклеей и Осколом самый старый географический справочник России "Книга Большому Чертежу" перечисляет не менее трех таких возможных точек:

Ляхов перелаз

Савинский перевоз

Изюмский перевоз

Разброс получается слишком велик...

Давайте позовем на помощь лингвистику. Известно, что ни реки Сюурлий, ни Каялы, ни Салницы нынче не найти даже на самой точной и подробной карте - свои названия эти географические объекты изменили. Но измениться они могли не любым образом - здесь существуют закономерности. Эти закономерности в кратком изложении такие:

1) Переписчики текста могли нечаянно поменять одну-две буквы вследствие неправильного прочтения или по рассеянности.

2) Каждый народ переделывает непонятное ему название на свой лад, приспосабливая его под звуки своего языка.

3) Если два живущих рядом народа частично понимают язык друг друга, то возможен перевод названия с одного языка на другой.

В данном случае нам повезло: слово "Каялы" переводится на русский язык "скалистый", "каменный", а первый слог названия объекта "Сюурлий" вне всякого сомнения обозначает "река". То есть все вместе "река Урлий", что с течением столетий имело все шансы превратиться в реку Орель. Действительно, историки отмечают наличие стоянок половцев в ее верховьях

Двигаясь от Орели в сторону Донца, русским отрядам неизбежно пришлось бы пересекать реку Береки Большие, далее которой, согласно "Чертежу", протекала Береки Каменные (современный Беречек). И вряд ли шли они в сторону Изюма, скорее всего, путь их лежал к "Савинскому перевозу", то есть к нынешнему населеному пункту Савинцы. Не напоминает ли это название вдумчивому читателю географический пункт "Салница", упоминаемый в Ипатьевской летописи? Кстати, в летописном описании Игорева похода не указано, что это река...

На очень большую правдоподобность такого маршрута указывает и то, что Ярославна шлет свою мольбу Днепру (Орель - приток Днепра), а не Донцу, то есть, автор "Слова" думал, что Игорь попал в плен возле Орели, а не где-то в другом месте.

ЗАДОНЩИНА

Первая часть - краткая (Кирило-Белозерская) версия, поскольку в полной очень много раздражающих повторов. К сожалению, либо переписчик довел ее до середины и дальше писать по какой-то причине не захотел, либо окончание рукописи утеряно.

ПИСАНИЕ СОФОНИЯ СТАРЦА РЯЗАНЦА, БЛАГОСЛОВИ ЕГО ОТЧЕ.

ЗАДОНЩИНА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ГОСПОДИНА

ДМИТРИЯ ИВАНОВИЧА И БРАТА ЕГО

КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА АНДРЕЕВИЧА

Пойдем, брат, в полуночную страну - жребия Иафетова, сына Ноева, от которого родилась Русь православная. Оттуда взойдем на горы Киевские. Сначала, взойдя, восхвалим вещего Бояна в городе Киеве, искусного гусляра. Тот всеведающий Боян, возлагая свои пальцы на живые струны, пел славу русским князьям: первому князю Рюрику, Игорю Рюриковичу, Владимиру Святославичу, Ярославу Владимировичу, восхваляя их песнями и бравурными гуслярными словами [...] русскому господину князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу, за их мужество и желание постоять за землю Русскую и за веру христианскую.

А от той битвы [] до Мамаева побоища ...

Ибо князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, заострив сердца свои мужеством, укрепились, помянув прадеда, князя Владимира Киевского, царя русского.

Ой жаворонок, красных дней утеха, взлети под синие облака, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичу и брату его Владимиру Андреевичу! Они взлетели как соколы, с земли Русской на степь половецкую.

Кони ржут на Москве, бубны бьют на Коломне, трубы трубят в Серпухове, звенит слава по всей земле Русской, чудно знамена стоят у Дона Великого, колышутся хоругви парчовые, светятся кисти золоченые.

Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, стоят мужи Новгородкие у святой Софии и говорят так, сожалея: "Уже нам, брат, не поспеть на помощь к великому князю Дмитрию Ивановичу"

Это было как орлы слетелись со всех северных сторон. Но то не орлы слетелись -- выехали все князья русские к великому князю Дмитрию Ивановичу на помощь, говоря так: "Господин князь великий, уже поганые татары на поля на наши наступают, и вотчины наши у нас отнимают, стоят они между Доном и Днепром на реке на Мече. И мы, господин, пойдем на быструю реку Дон, совершим землям диво, для старых повесть, а молодым память.'

И сказал князь великий Дмитрий Иванович своему брату и русским князьям:: 'Братья мои милые, русские князья, гнездо мы единое князя великого Ивана Даниловича. До сих пор были мы, братья, никем не обижены: ни соколом, ни ястребом, ни белым кречетом, ни тем псом поганым Мамаем!'

О соловей, что бы ты просвистел этим двум братьям, двум сынам Ольгердовым: Андрею Полоцкому и Дмитрию Брянскому? Их сторожевые полки на щитах зачаты, под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с концов копья вскормлены, с острого меча поены в Литовской земле.

Молвил Андрей своему брату: Дмитрию: 'Мы с тобой два брата, сыновья Ольгерда, внуки Едимантовы, и правнуки Сколомеровы. Сядем, брат, на своих ретивых коней, испьем шлемами своими воды быстрого Дона, испытаем мечи свои булатные. Уже, брат, стук стучит и гром гремит в славном городе Москве. Но это, брат, не стук стучит, и не гром гремит, - стучит сильная рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы золочеными шлемами и красными щитами. Седлай, брат Андрей, своих быстрых коней, а мои готовы - раньше твоих оседланы.'

Уже поднялись сильные ветры с моря, принесли тучу вели-кую на устье Непра, на Русскую землю. Из тех туч выступают кровавые облака, а их них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому меж Доном и Непром, идет хинела на Русскую землю. Серые волки воют. Но то были не серые волки, - пришли поганые татары, хотят пройти войной, хотят взять всю землю Русскую.

Тогда же гуси возгоготали и лебеди крыльями замахали. Но то не гуси загоготали, и не лебеди крыльями взмахнули - то поганый Мамай привел войска свои на Русь.

Птицы небесные летают под синими облаками, вороны кар-кают, галки свои речи говорят, орлы клекочут, и волки грозно воют, а лисицы лают - чуют победу над погаными, так говоря: 'Ты земля Русская, как была ты доселе за царем за Соломоном, так будешь нынче за князем великим Дмитрием Ивановичем.'

Тогда же соколы и кречеты, белозерские ястребы звенят своими золочеными колокольцами.

И уже стук стучит и гром гремит рано пред зарею. То не стук стучит, и не гром гремит - Князь Владимир Андреевич ведет воинов своих из сторожевых полков к быстрому Дону, так говоря:. 'Господин князь Дмитрий! Не давай послабления - ведь поганые на поля русские наступают и вотчину нашу отнимают!'

а же князь великий Дмитрий Иванович ступил во свое златое стремя, сел на своего ретивого конь, принимая копье в правую руку. Солнце ему на востоке сентября 8 в среду на Рождество пресвятой Богородицы ясно светить, путь ему поведает. Борис и Глеб молитву творят за сродника своего.

Тогда соколы и кречеты, белозерские ястребы, скоро за Дон перелетели и ударили на гусей и на лебедей. И замелькали копья кованные, мечи булатные, топоры легкие, щиты московские, шлемы немецкие, тюрбаны басурманские. Тогда поля были костями засеяны, а кровью политы.

Воды возопили, весть подавая плодородным землям, за Волгу, к Железным воротам, к Риму, до марийцев, до чехов, до ляхов, до Устюга ... [...] поганых татар за дышащим морем.

Мог даже старик помолодеть. Храбрый Пересвет вскакивает на своего вещего коня Сивка, свистом поля перегородив, говоря такое слово: 'Лучше нам на меч броситься, чем от поганых лежачими пасть' И сказал Ослябя брату своему Пересвету: 'Уже, брат, вижу раны на сердце твоем тяжкие. Уже твоей голове пасть на сырую землю, а на белую ковыль дитю моему Иакову. Уже, брат, пастухи не кличут, ни трубы не трубят, только часто вороны каркают, коршуны клекочут, на трупы падая.'

Тогда не тури взревели на поле Куликовом на речке Непрядве. То пали убитыми от поганых князей великих и сановных князья Федор Романович Белозерский, и сын его князь Иван, Микула Васильевич, Федор Мемко, Иван Сано, Михаил Вренков, Иаков Ослебятин, Пересвет-чернец и иные, многие из дружины.

Тогда же заплакали горько жены боярские по своим мужьям в красном городе Москве. Заплакала жена Микулина Мария говоря такое слово: 'Дон, Дон, быстрый Дон, прошел ты сквозь землю половецкую, пробил ты берега каменные. Принеси моего Микулу Васильевича!' Заплакала жена Иванова Федосия: 'Уже слава наша поникла в славном городе Москве'.

Не одна мать дитя лишилась, и жены боярские государей своих лишились, говоря себе: 'Уже, сестрицы наши, мужей наших в живых нету, сложили головы свои у быстрого Дона за Русскую землю, за святую церковь, за православную веру с дивными удальцами, с мужественными сынами.'

Часть 2. Продолжение.

Сводный вариант по Ундольскому списку.

И уже Див кричит под саблями татарскими, а русские богатыри под ранами.

Вот уж щуры с утра рано запели жалостные песни у Коломны перед стенами, на воскресение, на Акима и Аннин день. Но это не щуры поутру запели жалобные песни, а заплакали жены коломенские, так говоря: 'Москва, Москва, быстрая река, зачем занесла мужей наших от нас в землю Половецкую?' И так говорили: 'Можешь ли ты, господин великий князь, веслами Непр загородить, Дон шлемами вычерпать, а Мечу реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь князь великий, Оке реке ворота, чтобы потом поганые татаровья к нам не ездили. Уже мужей наших их рать побила'.

В этот же день в субботу на Рождество святой Богородицы посекли христиане поганые полки на поле Куликовом на речке Непрядве.

И сильно поник князь Владимир Андреевич, и скакал по полю битвы в полках поганых в татарских, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.

И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: 'Брат мой Дмитрий Иванович, ты у золоченого времени железное забрало. Не оставляй, князь великий, свои великие полки, не потакай врагам! Ведь поганые татары на поля наши наступают, а храбрую дружину у нас постреляли, а на трупы человечьи кони ретивые не могут вскочить, в крови по колено они бродят. Уже, брат, горестно видеть кровь христианскую. Не уставай, князь великий, со своими боярами'.

И князь великий Дмитрий Иванович сказал своим боярам: 'Братия, бояре, воеводы и дети боярские! Это ваши московские сладкие меды и великие места! Тут добудете себе места и своим женам. Тут, братья, старому помолодеть, а молодому чести добыть'.

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: 'Господи Боже мой, на тебя уповаю, да не осрамлю себя вовек, да не посмеются надо мной враги мои!'. И помолился Богу и пречистой его Матери и всем святым его, и прослезился горько, и утер слезы.

И тогда соколы быстрые полетели на быстрый Дон. Но то не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Доном со всею силою. И сказал: 'Брат мой, князь Владимир Андреевич, тут, брате, испить нам медовые чарки, наедем же, брат, своими полками сильными на рать татар поганых'.

Тогда князь великий начал наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. И поганые покрыли головы свои руками своими. Тогда поганые быстро вспять отступили. И великого князя Дмитрея Ивановича знамена ревут, поганые бегут, а русские сыны широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. И встал тур на оборону!

Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимир Андреевичь, полки поганых вспять поворотили и начали их бить и сечь сильно, в тоску вгоняя. И князья их падали с коней, а трупами татарскими поля засеялись и кровью их реки потекли. Тут поганые разлучились, и порознь побежали неторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами своими, и раздирая лица свои, так говоря: 'Уже нам, братья, в земле своей не бывать и детей своих не видать, и жен своих не ласкать. Ласкать нас станет сырая земля, и целовать нам зеленую траву, а в Русь походами нам не хаживать, и выхода нам у русских князей не спрашивать'.

Уже застонала земля татарская, бедами, печалью покрылась; уменьшилось у царей их желание и князей похвала, чтобы на Русскую землю ходить. Веселье их поникло. И русские сыны разграбили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вино, и сахар, и дорогие украшения. Камки, бусы везут женам своим.

Уже жены русские звенят татарским золотом. Уже по русской земле простерлось веселье и празднество. Вознесла слава русская на поганых хулу. Повержен Див на землю, и уже грозы великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича по всем землям текут. Стреляй, князь великий, по всем землям! Стреляй, князь великий, со своею храброю дружиною поганого Мамая хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие своя побросали, а головы свои преклонили под мечами русскими. И трубы их не трубят, и уныли голоса их.

И поскакал поганый Мамай от своей дружины серым волком, и прибежал к Кафе городу. Молвили ему фряги: 'Зачем ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю? Побила тебя орда Залесская. И не бывать тебе таким, как Батый царь: у Батыя царя было четыреста тысяч латников, и повоевал он всю Русскую землю от востока и до запада.

Казнил Бог Русскую землю за ее прегрешения. А ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, со многими силами, с девятью ордами и 70 князями. А ныне ты, поганый, бежишь самдевят в лукоморье, не с кем тебе зимы зимовать в поле. Неужели тебя князья русские так сильно подрубили: ни князей с тобою, ни воевод! Чего-то сильно упилися они у быстрого Дону на поле Куликовом на траве ковыле! Бегика ты, поганый Мамай, от нас назад в леса!'

Уподобилась ты, земля Русская, милому младенцу у матери своей: его мать тешит, за плохое лозою казнит, а за добрые дела милует его. Так господь Бог помиловал князей русских, велико-го князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Непра, на поле Куликовом, на речке Непрядве.

И встал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и со остальными своими воеводами на костях на поле Куликове на речке Непрядве. Грозно и печально, братья, в то время было смотреть, как лежат трупы христианские словно стога сена у Дона Великого на берегу, а Дон река три дни кровию текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: 'Считайте, братья, сколько у нас воевод нет и сколько молодых людей нет'.

Тогда говорит Михайло Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: 'Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нету, государь, у нас 40 бояр московских, 12 князей белозерских, 30 новгородских посадников, 20 бояр коломенских, 40 бояр серпуховских, 30 панов литовских, 20 бояр переяславских, 25 бояр костромских, 35 бояр владимирских, 50 бояр суздальских, 40 бояр муромских, 70 бояр рязаньских, 34 боярина ростовских, 23 боярина дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углицких. А всего посечено от безбожного Мамая половина от трети от ста тысяч и три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленно многое множество'.

И сказал князь великий Дмитрей Ивановичь: 'Братья, бояре и князья и дети боярские! То вам сужденное место меж Доном и Непром, на поле Куликовом на речке Непрядве. И положили вы головы свои за святую церковь, за землю Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залескую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжение. Чести, брат, добыли мы и славного имени!'

Богу нашему слава.

Комментарии: 16, последний от 07/03/2021. © Copyright Седова Ирина Игоревна (irina.sedova.56@mail.ru) Размещен: 15/01/2019, изменен: 19/04/2019. 189k. Статистика. Поэма: Переводы Иллюстрации/приложения: 6 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Это перевод знаменитой древнерусской героической поэмы на современный язык, изложенный ритмическим рисунком, близким к ритму подлинника. Переводчик постарался также полностью сохранить смысловое наполнение строк, избегая различных вольностей.

Седова Ирина Игоревна : другие произведения.

Слово о полке Игоревом