Казалось, все дома выходили на эту улицу под какими-то нелепыми острыми углами, и только один, четырехэтажный, вытянулся вдоль линии брусчатки. Перед этим домом росло высокое дерево, почти скрывавшее его, и потому в квартире последнего, четвертого этажа (где жила Аля) на стенах большой комнаты часто оживали странные и беспокойные тени. Причудливый танец теней, должно быть, не нравился Але; не оттого ли всегда была она такой смирной... и вовсе не позволяла себе лишних движений и каких-то особенно торопливых жестов - наверное, не желая участвовать в бессмысленных играх бликов и пятен.
В тот день улица, ведущая к ней, показалась мне особенно изломанной и запутанной, и это так странно контрастировало с тогдашней прямолинейностью моих мыслей. Теперь я думаю иначе, мои ощущения слишком причудливы, и уже самые глухие городские закоулки не могут смутить меня; напротив, некоторые кажутся такими родными, словно бы я могу угадать их собственные чаяния.
Этот визит был самым обычным; только что он был последним. Да, Аля сидела у окна в той самой комнате и казалась отчасти усталой и, по своему обыкновению, чуть ироничной. Была ли она - хотя бы немного - рада моему неожиданному визиту?
Мне нужно было многое сказать, но я некоторое время помолчал, прислушиваясь к предательскому сердечному волнению. Но, может быть, на самом деле мне просто очень хотелось запомнить, как тень от какой-то ветки легла на лицо Али. Потом, когда уже прошло много времени, и подробности этого визита потихоньку стирались из моей памяти, я представлял Алю смеющейся (но, правда, смеялась ли она?) у окна, и этот образ становился все ярче и важнее, и тень на щеке стала казаться мне резче, а чудные Алины волосы - темнее. Воображение способно и на большее, конечно, и мне это хорошо известно.
Я сказал наконец: "Аля, Аля, ты ведь знаешь, что это я придумал тебя. Ты - просто повторяющий с небольшими вариациями сон; ты, и эта комната, расчерченная тенями, и улица - все это так близко мне просто оттого, что все вы - создания моей невероятной фантазии. Ты - фантастическое существо, понимаешь, Аля? Этого нельзя не чувствовать". Тут уж она точно улыбнулась. Я продолжил: "Но отчего ты тогда относишься ко мне с такой небрежностью? Твое существование полностью зависит от меня, но ты - гордая греза, правда? Отныне я не собираюсь этого терпеть. Я, право же, хозяин своих снов. Мне ничего не стоит надстроить этот дом несколькими этажами и сделать из него ну прямо целое общежитие красоток. Но мне нужна именно ты, Аля, мой все еще лучший сон. Отчего ты молчишь?"
Против своего желания я заговорил тише. Сказал, что последнее время на улице голоса девушек кажутся мне очень похожими на ее голос. Те же интонации, все то же; практически нельзя отличить. Сказал, что часто вижу ее в толпе, но когда догоняю, непременно оказывается - я снова ошибся. Снова и снова. Что на снимках женские лица так напоминают ее, точно Аля все жизнь только фотографировалась и больше ничего не делала. Да, все девушки становятся похожими на нее, и это страшит меня.
"Я утрачиваю твой образ", - голос совсем изменил мне, и эту, последнюю фразу, я почти прошептал. Аля встала и медленно, молча прошла несколько шагов.
Глаза у нее были голубые, стояла она на фоне окна, уже другого, за ним было куда меньше веток, и из-за чистого неба (редкость для этого времени года!) мне почудилась странная вещь. Словно бы эти глаза были маленькой частью этого неба, а лицо, волосы, ее фигура - все это было в тот момент лишь безобразным пятном на фоне прямоугольника окна, пятном, заслонившим от меня такой чудесный, удивительно ровный цвет небосклона. Вот тут мне стало очень неуютно. Почти что и не простившись, я ушел. Спустившись по лестнице, я понял, что потерял едва ли не все.