Последний день Брюллова

Небо было темным, наполненным едкой гарью и пеплом, так, что было горячо дышать. Пепел, как черный снег кружился и падал, дьявольскими танцами, вызывая из недр земли огненные реки. Нечеловеческие крики и стоны наполняли маленькие улочки Помпеи и, смешиваясь с расплавленным ветром, создавали завораживающие звуки, похожие на оркестр тысяч расстроенных виолончелей. Страшно. Вот молодой, чернявый корсиканец жадно кричит своей возлюбленной о любви, обхватив ее за плечи, белые кобылицы, дико вращая глазами, скачут неизвестно куда, исчезая за поворотом. Слева белотелая жена торговца фруктами укрывает свою, потерявшую рассудок, служанку. Две огненные реки уже спустились к северным воротам, сжигая на пути деревья и виноградники, и даже статуи римских императоров падают, превращаясь в бессмысленные куски мрамора. Все потеряло смысл и только один надвигающийся Везувий, всепоглощающий и ужасный, остался на сетчатке глаза яркими оранжевыми вспышками...

...Постояв еще несколько минут Карл Павлович Брюллов спустился по стремянке на пол, обхватил плечи руками и встал в позу, изображающую творческий накал и эмоциональные страдания. Его рыжие бакенбарды и неимоверно разросшаяся борода были испачканы красной и черной краской, от чего его продолговатое и худощавое лицо было похоже на лицо маляра, только что покрасившего забор на заднем дворе. Уже две недели Карл Павлович не мог писать. Он целыми днями сидел в плетеном кресле, кушал пирожки и яблоки, играл с собакой, смотрел в окно на яркую итальянскую природу и только изредка вставал и, в ленивом порыве, делал на полотне несколько размашистых мазков. Иногда, когда слышались шаги Юленьки Самойловой, брата Александра или кого-нибудь из прислуги, Карл Павлович сначала торопливо вскакивал, потом опять садился, потом опять вскакивал, подбегал к столу с красками и начинал их задумчиво размешивать, краем глаза поглядывая на дверь. Карл чего-то ждал. Ждал музу или может быть не музу, а хоть какую-нибудь полупрозрачную женщину с венком на голове и с арфой в руках, которая смогла бы вдохновить его закончить, наконец-то, свою работу. Но муза не появлялась, а пирожки с яблоками начали вызывать такую ужасную изжогу, что Брюллов решил прогуляться.

"Оленька-а-а-а-а!!" - Карл Павлович быстро шел по темному коридору, кашляя и тяжело дыша. Какое-то странное и незнакомое чувство вдруг подхватило его и понесло по направлению к веранде.

"Оленька, где мой бордовый сюртук? Хочу выйти на воздух, пройтись." - он вышел на веранду и обнаружил там свою возлюбленную Юлию Самойлову, русскую княгиню с красивыми пухлыми руками, греческим носом и большими планами на будущее. Она стояла по середине веранды, босая, в красном шелковом халате, растерянно хлопала глазами и отмахивалась большой деревянной ложкой от ос. Перед ней стоял стол, на котором стоял большой таз со свежесваренным яблочным вареньем. Жаркое, июньское солнце, волнами проникающее сквозь полосатые занавески, четко вырисовывало на грубом деревянном полу маршрут сегодняшней прогулки. При этом даже можно было разглядеть отдельные крупные здания и улицы.

"Карлуша, солнце мое" - она подошла к нему, поднялась на цыпочки и, стараясь не запачкать вареньем, поцеловала.

"Ты долго не задерживайся, к ужину должны быть Петр С-с-семенович с супругой и дочерью" - она иногда заикалась и, чувствуя свою ущербность начинала волноваться и краснеть.

23 июня 1830 года в 16 часов 45 минут Карл Павлович Брюллов вышел из своей знаменитой студии на Via Corse, постоял некоторое время в раздумьи, и двинулся по направлению к улице Piano Belle, широко размахивая руками и напевая под нос простую итальянскую песенку про ласточку и колючего ежика. Жаркое итальянское солнце, отражаясь в витринах магазинов и преломляясь в хрустальных виноградинах, лежащих на прилавке продавца фруктами, высвечивало в его голове очередные натюрморты, волшебные и загадочные, вызывающие у творческого Петербургского бомонда восторг и обожание.

"К черту все!!" - думал Карл Павлович. "Все это бессмысленно и глупо...Нужно что-то такое, что изменит их, заставит увидеть настоящий ужас извержения... почувствовать жар. Нужно искать...пробовать". Мысли прыгали и вертелись в голове перескакивая то на необходимость искать что-то неопределенное, но по его глубокому убеждению, очень важное, то на то, что хорошо бы сейчас скушать жареной рыбы. Возле галантерейного магазина синьора Глапатони он купил свежих газет, постоял, осматривая себя в витрине, как вдруг кто-то несколько раз нетерпеливо дернул его за рукав.

Он обернулся, сделал удивленные брови домиком и присел на корточки. Перед ним стоял мальчишка лет семи, обыкновенный итальянский мальчишка, очень смуглый, грязный, с корочками засохшей крови на коленках и огромными черными глазами, сын какого-нибудь торговца рыбой или сутенера. Карл Павлович полез в карман своего выцветшего сюртука за мелочью.

"Это вы синьор Брюллов?" - Мальчик сделал серьезное лицо и деловито плюнул на мостовую.

"Да, а ты кто?" - Брюллов улыбнулся и потрепал мальчика за волосы.

"Я Винчензо, и у меня нет времени с вами болтать по пустякам" - он начал что-то искать в карманах, сопя и шевеля губами - "Вот... вам велели передать" - он достал из кармана штанов измятую записку, развернулся и побежал, изредка подпрыгивая на одной ноге.

Записка была написана черным, графическим карандашом и в переводе на русский язык звучала пример так:

"Глубокоуважаемый Карл Павлович!

Погода сегодня хорошая, поэтому перейду сразу к делу. У меня есть нечто такое, что будет вам очень полезно и интересно. Если Вас заинтересовало это письмо, то с нетерпением жду вашего визита по адресу (здесь труднопереводимое название улицы). Помните, что времени осталось совсем мало.

С уважением, Маурицио Бланка".

Прочитав записку, Брюллов почувствовал в районе диафрагмы что-то необъяснимое и захватывающее дух. Сердце, как будто под воздействием строк о недостатке времени, застучало, торопливо и неуверенно боясь, наверное, не успеть выстучать положенное количество ударов. Быстро запихнув записку в карман Карл Павлович глубоко вздохнул и быстро пошел в сторону указанного адреса, размахивая руками, как маятниками огромных бронзовых часов.

Магазин Маурицио Бланка находился на окраине города между рыбным рынком и закусочной Ди Бьяджо по улице, название которой очень трудно выговорить. Магазин размещался на первом этаже большого и старинного дома с красивыми мраморными парапетами и двумя пузатыми, лепными ангелочками, летящими друг к другу прямо над входными дверями.

Маурицио Бланка продавал старинные вещи. Нет, это был не антиквариат и не старье, а именно "старинные" вещи. Среди его странных товаров можно было найти сваленные в кучу ржавые персидские чайники, проеденные молью и измазанные бараньим жиром ковры, чучела животных и странные картины, изображающие кровавые побоища и аппетитные фрукты. По углам зала стояли старые сельскохозяйственные принадлежности вперемешку с французскими ружьями времен Наполеона Бонапарта, а на стенах висели пожелтевшие манускрипты, написанные аккуратными арабскими закорючками. Соседи и горожане почти не посещали его магазин, потому что считали его сумасшедшим и даже опасным человеком. В молодости Маурицио Бланка много путешествовал по странам востока, и говорят, даже был в Японии, но со временем дела его пришли в упадок, и сейчас он лежал целыми днями на диване в своем магазине, курил трубку или писал мемуары. Единственное на что можно было посмотреть в его магазине, то это была его дочь Кьяра. Ослепительная, молодая и зеленоглазая Кьяра, похожая на райское дерево в саду Семирамиды, освещавшее эти грязные, заброшенные улочки своим янтарным светом...

Найдя указанный в записке дом, Карл Павлович остановился перед деревянной дверью и осторожно постучал. Никто не открыл. Подождав еще пару минут, он заглянул в маленькую щелочку, между дверью и косяком, и толкнул дверь рукой. В лицо ударил ужасный запах табачного дыма, пережаренной пищи смешанный с запахом мужских выделений, который сразу напомнил ему старого учителя-немца, седого и крикливого, преподававшего ему в академии живопись.

"Добрый день, кто-нибудь в доме есть? Мне нужен синьор Бланка" - крикнул в темноту Брюллов, нагнулся и вошел вовнутрь.

Прямо перед собой он сразу же увидел небольшой зал, заваленный старыми вещами в центре которого стояла большая тахта. На тахте лежал и пускал в потолок табачные кольца человек. Это был небритый мужчина лет пятидесяти, чрезвычайно крепкого телосложения, невысокого роста и имел вид старого разбойника, по каким-то причинам лежавшего сейчас на этом диване, вместо того, чтобы бегать по лесам и грабить людей. На голове его была надета сирийская чалма, из позолоченной парчи, а на ногах экзотического вида обувь с загнутыми вверх носками.

"Не правда ли чудесная чалма синьор Брюллов?" - господин встал с тахты и быстро подошел к Брюллову.

"Вы все-таки пришли... слава богу, я и не сомневался, я Вас с утра жду." - он протянул руку и внимательно посмотрел Карлу Павловичу в глаза.

"Меня зовут Маурицио Бланка, естествоиспытатель и географ...очень приятно...".

"Карл Павлович Брюллов, художник из России...временно живу у вас в Италии...по состоянию здоровья...". И они стояли еще некоторое время, молча рассматривали друг друга, улыбались и были похожи на состарившихся Дона Кихота и Санчо Пансу, встретившихся после долгой разлуки...

"Я знаю, это может показаться неожиданным, но..." - Маурицио Бланка вел Карла Павловича, по темному коридору по-дружески обхватив на талию.

"... но я знаю, что Вы сейчас работаете над полотном "Последний день Помпеи". Это полотно является, в некотором смысле, святым для каждого итальянца, мало того, каждый итальянец обязан сделать всё возможное для того, чтобы это трагическое событие предстало перед всем миром в наиболее правдивом свете...поверьте мне..." - Бланка говорил быстро и делал, при этом, характерные жесты пальцами, наверно пытаясь предать своим словам еще больше красноречия. Брюллов шел быстрыми шагами, мало понимал смысла его слов, но вежливо кивал головой и по привычке потирал руки.

"...так вот во время моей последней экспедиции в северную Африку мы обнаружили несколько небольших, глиняных сосудов, запечатанных воском. На каждом из сосудов есть надписи на языке древнего шумерского народа "бучу".... Здесь нам нужно спуститься вниз...я опасаюсь держать эти сосуды в доме..." - они остановились перед лестницей ведущей в подвал.

"Ну что же в этих сосудах?" - Карл Павлович остановился и в ожидании посмотрел на синьора Маурицио.

"В них краски".

Трудно передать всю палитру чувств, которые, в один миг, наполнили Карла Павловича. Счастье, любовь, ревность, страх, усталость и невероятные душевные муки последнего времени перемешавшись, хлынули по венам тёплыми волнами, заставив его сердце, его больное сердце, бешено колотиться.

"Пойдемте, милый, родной синьор Бланка, пойдемте быстрей вниз" - он схватил его за руку и увлек вниз по лестнице.

Зажженные свечи осветили перед ними лежавшие на полу мешки с картошкой, нечеткие очертания непонятных вещей и железный ящик, по форме напоминающий сейф.

"Но самое главное, что перевод надписей на сосудах ошеломил меня и моих коллег. Это не просто краски (он загадочно улыбнулся и щелкнул пальцами), эти краски имеют необычные свойства...я Вам сейчас все покажу!!" - Синьор Бланка подошел к ящику, открыл большой амбарный замок ключом и достал на свет четыре маленьких горшочка.

"Это просто удивительно!! Дайте, пожалуйста, свою правую руку" - он взял правую руку Брюллова и насыпал в нее немного красного порошка.

"Ччерт...!!!" - Брюллов отдернул руку - "Жжет, что это такое !?"

"Дело в том, что если верить шумерам, то в этих четырех сосудах четыре цвета магических красок, красная - это "огненная краска", синяя - это "водная краска", черная - "земляная краска", а зеленая - "живая краска". Но больше всего интересны их составы!" - Бланка листал черновики переводов надписей на сосудах, щурился, слюнил пальцы и показывал слова и рисунки.

"Вот смотрите, например, в состав "огненной краски" входит...так...входит грунт, взятый в самом центре горы Килиманджаро, сушеная кровь крокодилов севера Африки смешанная с кровью одного из вождей племени "бучу", пепел сожженного красного дерева, тертые стебли "дьявольского цветка", магний, стекло, песок и еще несколько компонентов, названия которых мы так и не смогли перевести" - Маурицио Бланка торжественно посмотрел на Карла Павловича.

"Еще интересней дело обстоит с "водной краской"...вот потрогайте, этот порошок кажется влажным...так вот в состав этой краски, помимо других чудесных компонентов, входит вода мертвого моря!!!"

"Что значит "вода"?" - Карл Павлович дрожал от нетерпения.

"Это фантастика, но эта вода не испаряется!! Я не знаю как это возможно, но, похоже, физика и химия здесь бессильны! И самое главное то, что эти краски способны влиять на сознание человека, переворачивать его душу, заставлять видеть то, чего на самом деле нет! С помощью них любое произведение искусства, даже самое бездарное, приобретает магическую ауру и заставляет людей трепетать. Я могу рассказать Вам несколько историй, которые случились с нами в Уганде...это самое лучшее доказательство. Черт возьми, оказывается, волшебство существует!!!" - Синьор Маурицио даже взвизгнул от удовольствия.

"И что же Вы теперь намерены делать с этими красками?" - Брюллов вытер пот. В голове его вдруг начали, медленно и неотвратимо, выкристаллизовываться мысли, страшные мысли. Он сделал шаг назад, глаза его вдруг вспыхнули и потемнели.

"Ну... (он сделал паузу)... я знаю, что Вы синьор Брюллов уважаемый и богатый человек, я навел некоторые справки, а мои дела, сейчас оставляют желать лучшего. И потом, Вы наверно понимаете, что любой мастер кисти за эти краски отдаст любые деньги...вообщем..." - Маурицио Бланка не успел закончить.

Удар, который нанес ему Карл Брюллов, был предательски неожиданным и ошеломляюще сильным! Маурицио Бланка откинуло в угол подвала, он упал, перевернулся и ударился об стену. Брюллов схватил табуретку и, всем весом, прыгнул на него сверху, нанося удары по голове и рыча как дикий зверь. Один за другим удары, заставляли его сопротивляться все меньше и меньше и, наконец, он затих в углу подвала, в луже крови, в неестественной позе, изредка издавая ужасные горловые звуки.

Все смешалось, лестница вверх, темный и вонючий коридор, зал, заваленный барахлом, входная дверь и вот уже Брюллов вырвался на улицу, быстро удаляясь от лавки бедного синьора Маурицио Бланка, оглядываясь, сгорбившись и обхватив руками полотняный сверток и только время, всепоглощающее время, осталось на сетчатке глаза разноцветными вспышками - красными, синими, черными и зелеными...

ужасный конец