Аннотация: Рассказ написан в рамках конкурса "Да, я псих - и тем горжусь" на родном портале МФ.
Главный Цвет
Труба заводской ТЭЦ походила на ядовитый вулкан. Она выдыхала в серое небо дым, беззастенчиво загрязняя атмосферу, и приближала, как многие ее сестрицы по всему миру, Землю к экологической катастрофе. Но всем плевать. Главное: никель, деньги, рабочие места. А природа... что природа? Раз столько лет терпит нас, выдюжит еще пару веков. Зато потом - встречай, космос! Созвездие Ориона, звезда Бетельгейзе, соседские Марс, Плутон, Нептун, Перун... как там их звать-то? Да и не так важно, наверное. Все одно - загаживать прилетим.
Я шел к проходной. Руки в карманах, капюшон старой толстовки натянут до самых глаз. Эдакая защита от дождика, - что удобрял наш город пятый день кряду, - с привкусом и запахом ацетона.
У турникета скучал над кроссвордом охранник. Жлоб и хам.
- Опять ты, - пробубнил он, раздавливая в пепельнице окурок. - Чего надо?
- Я к Вите. Алхимику. В цех плавильный.
- Ты ж вчера приходил. Нет здесь никакого Алхимика!
- Ну, мало ли...
- Вали отсюда, а? По-хорошему прошу.
- Ваш завод убивает Землю.
- Ой! Да ты что? Ай-яй-яй! Сейчас же позвоню диспетчеру - и остановим, ага?
- Хорошо. Спасибо за понимание.
Я ушел. Витя мог прийти завтра, а дальше разговаривать с охранником не хотелось. Хватит и того, что завод остановят... А зачем его останавливать? Почему во мне просыпается злость, когда гляжу на эту махину из камня и ржавого железа? И почему хотелось сорвать и втоптать в грязьтреугольный значок с груди охранника?
Ничего не помню!
До ночи у меня оставалось несколько часов, и я провел их, слоняясь под дождем. Вот удивительно: насколько пестрым может быть серый цвет. Он же везде! В сверкающих огнями магазинных витринах, в рекламных стендах и баннерах, в разномастной одежде подростков и студентов, в бесконечном потоке машин... кругом сплошная серость.
Раньше я хотя бы цветные сны видел.
Но потом был заточен в страшном доме. Там нет места краскам, а следящие за тобой денно и нощно слуги серости превращают яркие сны в жалкое подобие повседневной жизни.
Я вышел оттуда несчастным. Размазанным, как тамошняя каша по щербатой фаянсовой тарелке; забывшим, кто такой и чего хочу от жизни. Таким же, какими стали однажды мои родители... Потом четырежды приходил в регистратуру и требовал, чтобы мне вернули право на яркие сны. Во время последнего визита появился один из Серых и пообещал, что оставит меня в застенках навсегда, если не перестану надоедать.
Отчаяние взяло меня за горло, приперло к стене. Я не помнил, что происходит по вечерам и ночью, но каждое утро чувствовал себя измотанным, жалким. Тело бороздили глубокие царапины, иногда - настоящие порезы. Но все изменилось, когда однажды мне повстречался Витя. Странный малый. Низкорослый и дерганый, Алхимик постоянно оглядывался, сжимался от малейшего неожиданного шороха и обильно потел.
- Пойдем со мной, - полушепотом сказал он. - Я верну тебе воспоминания.
Мы закоулками и подворотнями пробрались в его лабораторию. Никогда не был в подобном месте! Чадно, жарко, нос чесался от обилия запахов. Два стола уставлены сложным оборудованием. Все в мензурках, раструбах, колбах. Под ногами хрустели осколки. В углах - ящики с рассадой, мешочки с удобрениями, шлак в цветочных горшках. Под потолком клубился пар, все бурлило, потрескивало.
- На тебя соседи не жалуются? - спросил я, осторожно опускаясь на пыльный табурет.
- Соседей нет, - ответил вихрастый и конопатый Алхимик, высыпая песок из чугунной сковородки прямо на пол. - Забрали давно. Это я виноват! Подпаивал иногда их своими микстурами... Ну, хочешь чего-нибудь попробовать?
- Не знаю. Есть у тебя нечто, вроде волшебного фломастера, чтобы раскрашивать черно-белые книжки? Помнишь, были такие в детстве? Не могу жить в этой серости. Надоело.
- Какая серость? Ты о чем, брат? Для меня каждый день - калейдоскоп.
- Счастливый человек...
- Знаешь, что мешает быть счастливым тебе? - он усмехнулся. - Погляди-ка в окно. Видишь? Мир играет красками. Когда-то давно его сотворили для всех нас: для тебя, для меня, для моих соседей...
Я выглянул в окно. За рамой притаилась влажная кирпичная стена. От узкой полоски земли между ней и домом воняло сыростью, грязью, отходами. Кажется, там лежал мертвый бомж или просто куча тряпья.
- Ага. В глазах рябит.
- Это - декорации!
- Для чего кому-то скрывать пестрый мир за унылыми декорациями?
- А смысл в том, мой друг, что именно краски - фальшивые! - Витя грохнул кулаком по столу, и комнату наполнил звон стекла. - Они больше не нужны человеку, и поэтому их у нас отняли. Оглянись. Одежда ярче - люди несчастнее. Общество уходит все дальше от природы. Мы жили посреди лесов, в живописных долинах, вдоль красивых рек и на морских побережьях, но умели радоваться мелочам. И все равно для чего-то уходили в города, прятались в замках, хибарах, изукрашенных серебром и золотом дворцах. Добровольный каменный плен! Человек на воле - могучий тур. В городском стойле - покорный телок. Лишь единицы понимают, что лучше жить посреди красивых декораций. Правительство смекнуло, что серость - залог покорности. Пестрые обои были сорваны, остались лишь голые стены. Тех, кто видит цветные сны - выхолащивают.
- Для чего? - спросил я.
- Чтобы ты не вспомнил, каким отвратительным, тошнотворным может быть цвет власти. Серое на сером не так шокирует, как алое на белом. Увидишь - взбунтуешься.
Мы некоторое время сидели в молчании. Наконец я спросил:
- Так ты взаправду видишь мир... ярким?
- Конечно. Меня воротит от этого, но так даже лучше. Я просто окружен иллюзиями, а не живу ими.
- А мне поможешь?
- Для того и позвал.
Он долго рылся в ящиках, прежде чем извлек на свет нечто вроде сувенирного снежного шара. Вещица была полна маслянистой воды, пластиковое дно покрывал песок. Внутри кверху брюхом плавала золотая рыбка.
- Она ненастоящая, - сказал Алхимик, осторожно снимая совершенно незаметную крышку. Затем взял ложку и выловил рыбку. - Из особого желе.
Рыбка выглядела, будто живая. Яркая, скользкая. Глаза - как две перламутровые бусинки. Они приковывали к себе внимание. Завораживали. Заставляли сердце ускорять ход.
- Ничего-ничего. Терпи. Еще не так запоешь, когда узнаешь, чем набили твою голову в психушке.
Остаток дня я провел так, словно оказался героем на страницах детской сказки. Гулял, бродил, дарил улыбки и, казалось, купался в солнечных лучах. Видел мир таким, каким его не видит теперь никто. Рано лег спать, но впервые за долгое время уснуть не смог. Что-то шевелилось во мне. Шныряло под кожей, заставляло изнывать от зуда.
Дальше начался сущий кошмар. Кожа на руках, животе и ногах шла буграми, на ней оставались синяки и кровоточащие царапины. Боль была страшной и унялась, только когда я забрался в ванну, под ледяной душ...
И вот уже третий день я не могу найти Алхимика. Лаборатория пуста, там не осталось даже следов его существования. Жлоб и хам на проходной говорит, что Витя никогда не работал на заводе. Думаю, врет. Моя кожа покрылась струпьями от царапин, ночь нагоняет на меня ужас, а самое худшее - мир вновь стал серым. Я знал правду, но ничего не мог с ней поделать. Философы древности говорили, что в мире слепых мудрецов зрячий дурак станет равным богу, но это - не про меня. Не про наш мир.
Слезы наворачивались на глаза.
Домой идти не хотелось. С часу на час должен начаться очередной приступ зуда. Как представлю, что буду извиваться и кричать в своей пустой и холодной комнатушке - оторопь берет...
Над новыми, но уже обветшалыми домами сгустился вечерний туман. На улицу высыпали фальшиво-праздные гуляки, от которых слишком много мертвого шума. Поэтому я решил идти в парк. Поближе к природе.
Узкие аллеи, растрескавшаяся плитка под ногами, навек умолкшие фонтаны. Деревья будто в мольбе протягивали уродливые ветви, роняли капли-слезы. Пахло осенней листвой и ржавчиной. Редкие прохожие под одинаковыми черными зонтиками сторонились меня, смотрели с пренебрежением, кривили губы. Их пугали кровавые пятна на рукавах моей толстовки, а может, осмысленный взгляд.
Я вернулся домой вовремя. Как раз, чтобы почувствовать невидимых червей, извивающихся под кожей. Боль. Страх. Отвращение. Паника. Холодная вода больше не помогала, лишь заставила проклятых тварей активнее точить дыры.
Схватив вилку, я сбежал по лестнице, вырвался из подъезда на улицу.Закричал, ухватив прохожего за рукав:
- Помогите! Черви, змеи, политики! Они под моей кожей! Они не хотят, чтобы я видел мир в красках...
На меня уставилась пара испуганных глаз, кто-то оттолкнул, больно пнул в живот.
Я покатился по мокрой земле. Сел. Сорвал с себя одежду, увидел, как под кожей скользит бугорок. Размахнулся, с наслаждением воткнул вилку в левую руку.
Кто-то громко закричал.
Вилка вонзалась снова и снова, рвала кожу, а из ран выглядывали щупальца, чешуйчатые хвосты, окровавленные черви и толстые пальцы...
- Ёперный театр! Здесь все в крови.
- Спокойно, спокойно. Хватит сквернословить. Ты ведь главврач, а не пьяный слесарь! Диму уже везут в реанимацию.
- Как это вышло? Кто недосмотрел?
- Стажеры, кто ж еще. Да Охранник наш... Жлобов Хома.
- Свинья. Давно бы выгнал, да только он в дружинниках теперь! Ходит, значком сверкает... шериф недоделанный. Так. А кто Диму в мой кабинет привел?
- Витька-Философ, мать его за ногу.
- Ага! Говорил я - нечего старых пациентов приваживать! А вы: "Дворник хороший, да полы моет тщательно, ну так пусть еще и ключником подрабатывает". Тьфу! Эти два полудурка мою золотую рыбку сожрали! Закоптили потолок, песком коврики засыпали и разбили пять бутылок коньяку дорогущего! Алхимики, чтоб им подавиться. В урне огонь разожгли - и давай минералку кальцинировать в аквариуме!
- Успокойся, главврач. Побереги нервы. Сейчас репортеры нагрянут, а потом - правительственные крысы. Вот тогда попотеешь.
- Репортеров - взашей. И так уже разнюхали много. А для "крыс" подготовим отчет... Дьявол, внушение не действенно! Ты слышал, что кричал Дима, когда вилкой ногу ковырял? Кто бы мог подумать, что такое даже сквозь бред прорвется...
- Про цвета? Слышал. Это пугает... Как отец. Один в один.
- Так вот про цвета - ни слова! Не должны они знать. Иначе все мы в застенках окажемся. Не простят нам еще одного революционера.
- Да уж. Как представлю, что буду жить в серости, без снов, тошно делается...