Morifaire : другие произведения.

Тень Легиона (главы 1-5)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    "Жизнь играет с нами свои шутки, не переставая, без остановок. Она бьет, бьет, бьет, не давая опомниться и собраться с мыслями для ответного удара. Каждая прожитая секунда - как удар молотка, забивающего очередной гвоздь в крышку нашего гроба. Интересно, выпадет ли нам когда-нибудь шанс ответить ей взаимностью, или же мы так и будем прикрывать раскроенную точным ударом голову скрюченными от боли пальцами... до самой смерти?
    И хорошо ведь, если так.
    А вдруг вы лишитесь и этого? Вдруг наступит такой день, когда вы со всей четкостью осознаете - вы не умрете. Никогда...
    Что тогда будет делать больное, молящее о пощаде сознание? Изувеченный разум, вопящий перед лицом бесконечной, замкнутой в кольцо боли...
    Что тогда?..


    Первая повесть о 4-м Теневом Легионе, включающая в себя уже ранее опубликованные здесь отрывки ("Тени" и "Ветер осени"). Сие есть пре-альфа версия текста, так что, обо всех найденных глюках и багах просьба докладывать непосредственно разработчику :)



Тень Легиона.

   Автор выражает огромную благодарность:
  
   Личу - за инспирацию и вовремя поставленный пендель :)
   Танцующей aka Мориэль - за понимание и поддержку;
   Теzzке aka Lunat!c'у - за то, что такой же псих, как и я;
   И, в отдельности, Deathwisher'у - он знает, за что.
  
   ...
  
   " Cut me free, bleed with me, oh no!
   One by one, we will fall, down down!
   Pull the plug, end the pain, run'n fight for life.
   Hold on tight, this ain't my fight... "
  
   Џ Nightwish, "10th Man Down".
  
   ...
  
   "Не держи меня солнца пальцами.
   Отпусти за усталыми птицами.
   Станут наши сердца скитальцами,
   На подошвах песка крупицами."
  
   Џ Дельфин и Стелла, "Глаза".
  
   ...
  
   Oselle melda, тебе посвящается.
  
  
  
   1. Ветер Осени.
  
   Тени.
   Закрываешь глаза и видишь эти размытые контуры; плащи, клинки, глаза, горящие холодным огнем сквозь прорези шлемов - все это сливается в однородную темную массу, исполняющую свой смертельный танец в сумерках западных лесов. Кровь, кровь, кровь... блики лунного света пляшут на лезвиях, выхватывая из тьмы перекошенные болью лица. Крики, стоны... они наполняют ночной воздух, делая его тягучим и вязким, но тем, кто пришел убивать, нет дела до чужих страданий.
   Удары следуют один за другим - точные, резкие и беспощадные.
   Диких не спасают ни щиты, ни кожаные кирасы - с тихим свистом клинки с выгравированными на них рунами рассекают воздух, оставляя за собой лишь россыпь черных капель на траве.
   Удар.
   Крик.
   Удар.
   Разворот, и серебряная змея делает бросок, отсекая последнему дикому руку, держащую меч. В панике он пытается убежать, но успевает сделать всего несколько шагов, прежде чем упасть на землю с торчащей из шеи стрелой.
   От группы воинов отделяется фигура с офицерской кристой на шлеме и подходит к лежащему в черной траве дикому. С каждой секундой тот теряет свои силы, но все же пока их у него достаточно, чтобы, открыв глаза, увидеть перед своим лицом черный, заляпанный грязью сапог, и закричать, захлебываясь кровью, в тот момент, когда воин выдергивает из его шеи стрелу.
   Брызги и последний крик, постепенно переходящий в хрип. Воин брезгливо морщится, стирая кожаной перчаткой капли крови с лица.
   Некоторое время он смотрит на стонущего дикого, затем вытаскивает из ножен гладий и одним точным ударом отсекает тому голову. Миледи не коллекционирует черепа - это просто дань традиции.
   С плеча одного из легионеров взлетает ворон и в тишине садится на ветку ближайшего дерева.
   Подняв отрубленную голову за волосы, офицер несколько секунд смотрит на тяжелые темные капли, беззвучно падающие на траву, затем делает шаг и растворяется в тени огромного векового дуба. За ним следуют остальные, и уже через мгновение единственным живым существом в этом лесу остается лишь ворон, равнодушными глазами глядящий на поляну с останками лесного отряда...
  
   Я открыл глаза и сел на кровати.
   Сквозь прикрытое старыми занавесками окно в комнату сочился тусклый свет. Огарки свечей на столе, скомканный плед на полу, годами нечищеный шлем, тускло поблескивающий в предутреннем сумраке... все это казалось нереальным и таким далеким...
   Я бросил взгляд на лежащие возле камина ножны с вложенным в них гладием. Черное дерево с бегущей по нему вязью алых письмен. Никаких излишеств. Изящно и функционально.
   Снова опустившись на кровать, я прикрыл веки в надежде спокойно подремать еще несколько часов до восхода солнца, но из сгустившейся темноты на меня продолжал смотреть темный немигающий глаз с гнойно-желтой каймой.
   Прошлое не отпускает своих любимцев.
   Рано или поздно, но наступит такой момент, когда тебе надоест сдерживать взведенную внутри пружину. Когда скука станет настолько невыносимой, что ты забудешь о своей гордости и вернешься под ставшее родным черное крыло.
   Слишком долго я был человеком...
  
   ...
  
   Жизнь играет с нами свои шутки, не переставая, без остановок.
   Она бьет, бьет, бьет, не давая опомниться и собраться с мыслями для ответного удара. Каждая прожитая секунда - как удар молотка, забивающего очередной гвоздь в крышку нашего гроба. Интересно, выпадет ли нам когда-нибудь шанс ответить ей взаимностью, или же мы так и будем прикрывать раскроенную точным ударом голову скрюченными от боли пальцами... до самой смерти?
   И хорошо ведь, если так.
   А вдруг вы лишитесь и этого? Вдруг наступит такой день, когда вы со всей четкостью осознаете - вы не умрете. Никогда...
   Что тогда будет делать больное, молящее о пощаде сознание? Изувеченный разум, вопящий перед лицом бесконечной, замкнутой в кольцо боли...
   Что... тогда?..
  
   ...
  
   Я поднял глаза и взглянул на серое небо.
   Ветер гнал сухие желтые листья, съеживающиеся на лету. Высоко над головой пролетали стаи черных птиц. Раскинувшаяся до самого горизонта степь с островками полузасохших рощ готовилась принять объятия зимы, которая не придет никогда.
   Один из листьев упал к моим ногам. Я слегка дотронулся до него носком сапога, и он рассыпался по земле мелкой крошкой.
   Здесь всегда осень... даже когда ее нет.
   Клубы пыли над единственной в этих краях дорогой, сухая грязно-серая трава, крошащаяся от одного только прикосновения... Забытые Земли. Царство вечного разложения. Ничейная территория между прошлым и будущим.
   Я провел ногой по останкам листа, окованной сталью подошвой втирая их в пыль.
   Плавящее тепло лета и ледяной ветер, пробирающий до костей, - образы наслаиваются друг на друга, падая все глубже в колодец памяти. Я уже забыл, когда в последний раз разминал в руке тающий комок весеннего снега.
   Сколько времени я провел здесь, сидя вот так и смотря на небо? Десять лет?.. Двадцать?.. Я давно сбился со счета. Да и какая разница... какой смысл в том, чтобы считать секунды, если все они слились в один нескончаемый миг, наполненный пульсирующей в венах болью? Ты забываешь о жизни, если смерть поворачивается к тебе спиной.
   С засохшего дуба, все еще стоящего возле моего дома, тихо шелестя крыльями, вспорхнул ворон. Сделав круг над крышей, он бесшумно сел на мое плечо - последний из тех смертных, кто знал о моем прошлом. Последний, кто остался мне верен. Последний, кому остался верен я.
   Но и он скоро умрет...
   Высоко в небе ветер тревожил серое месиво туч. Светлые участки сменялись темными, они, в свою очередь, - снова светлыми... никогда не прекращающийся хоровод застывшей во времени воды. Если вы увидели здесь солнце - считайте, что вы понравились богам. Если вы увидели здесь солнце, значит, вы - не человек. Жизнь смертных слишком коротка, чтобы дождаться того мгновения, когда сталь неба рассекает тонкая трещина, и сквозь нее на мертвую траву падает одинокий луч света...
  
   Я ни о чем не жалею.
   Но иногда мне хочется забыть себя и свое прошлое и стереть с карты судьбы тонкую линию предначертанного мне будущего...
   Мне нечего терять. Не к чему стремиться. Некого любить и ненавидеть. Я знал, на что шел, делая шаг навстречу Тени... но мне было все равно тогда, а тем более - сейчас.
   Раствориться в вечернем сумраке.
   Сгореть в огне заходящего солнца.
   Это так же невозможно, как вернуться и начать все сначала.
   Да и не нужно, если уж быть честным. Потерять можно только то, чем обладаешь. А когда у тебя в груди остались одни обугленные головешки, ты становишься свободным от этого мира. Когда у тебя нет никого, кому можно было бы отдать свою жизнь и посвятить свою смерть, ты можешь просто плюнуть на все и сидеть, наблюдая за облаками.
   Что я и делаю все последнее время...
   Я живу, потому что не умираю.
   Я живу, потому что просто не могу умереть, даже если и захочу.
   Но я не хочу. Мне безразлично.
   Сто лет... двести... какая разница, течет время или нет, если вы разучились воспринимать его движение?
  
   Ветер усиливался. Он играл с травой, пуская по ее поверхности серые волны, прижимая к земле мягкими касаниями. Из рощи неподалеку вылетел вихрь мертвых листьев.
   Я сидел на крыльце своего дома, перебирая в памяти размытые, будто вылепленные из утреннего тумана образы прошлого.
   Практически все из нас ступили в Тень по собственному желанию. Осознанному или нет - это не имеет никакого значения. И мы не продавали свои души... у нас просто нечего было продавать.
   Мы не могли оставаться смертными... но что мы обрели, став Тенями?
   Боль.
   Мы ничего не чувствуем - ни страха, ни стыда, ни жалости...
   Ничего, кроме боли. И дикой тоски, сжигающей нас изнутри.
   Жестоко и хладнокровно убивать тех, на кого укажет богиня, - пожалуй, это единственное, что еще могло ее развеять. Идти по полю битвы, точными выверенными ударами добивая немощные останки противника, еще час назад казавшегося самому себе непобедимым... Тихо и бесшумно орудовать мечами, методично вырезая племена диких в безмолвии ночных лесов... Четким печатным шагом проходить по израненным землям, оставляя за собой лишь пепелища и горы смердящих трупов, наваленные у расставленных вдоль дорог крестов...
   Наша дань смерти.
   Последнее, что еще могло взволновать застывшую вязкую жидкость в наших венах.
   Забыть свое прошлое и покончить с будущим - это желание быстро проходит, исчезая в темных катакомбах памяти. Но есть воспоминания, которые хочется стереть раз и навсегда...
   Холодные глаза в темноте склепа. Касаешься рукой древних камней и понимаешь, что ты - всего лишь крупинка, занесенная сюда ветром прошлого. Крупинка, уже через миг потеряющаяся в куче таких же, забытых и проклятых будущим.
   Иногда мне хочется вернуться в этот сумрак... но только уже в другой роли.
  
   Ворон все так же сидел у меня на плече, смотря в никуда слегка прищуренными глазами.
   Люди считают, что они умнее птиц только потому, что умеют говорить. Но это еще ничего не значит. Птицы не променяли крылья и ветер на голосовые связки...
   И в этом их мудрость.
   Люди - все те, кто видят нас вместе с вороном, - всегда спрашивают, как я его зову. И очень удивляются, когда я отвечаю: "Никак".
   Поднятые в изгибе брови.
   Скептические ухмылки на лицах.
   Но в этом нет ничего странного. Какое я имею право давать ему придуманное мною имя? Я не знаю, кем он был раньше, и не узнаю, кем он станет потом. Все, что у нас есть - это одно мгновение, очередная картинка, вмороженная в мою память. Все, что у нас есть - это миг его жизни, слишком короткий, чтобы придавать ему значение. Потому что, сколько бы ему не было отведено времени, все равно, в конце он станет лишь кучкой прогнивших перьев, а я останусь и все так же буду сидеть, наблюдая за бесконечным хороводом хмурых туч.
   И птицам не нужны имена. Этим они и отличаются от людей, что не цепляются к ничего не значащим словам.
  
   Облака ползли, задевая брюхом землю и оставляя на ней влажные туманные разводы.
   Я поднял лицо к небу и несколько мгновений сидел, не шелохнувшись.
   Томп, томп, томп...
   Сердце отсчитывает время лучше любых часов. Потому что если оно остановится, вам уже не нужно будет следить за тенью, бегущей по расчерченному песку.
   Большая тяжелая капля упала на мою щеку и медленно скатилась к подбородку. Глаза к небу, и ты видишь, как оттуда, не удержавшись, стекает вода, пытающаяся пробить тебя насквозь в слепом порыве гнева и беспричинной ненависти.
   Надо бы зайти в дом, но я не хотел. Мне все равно, а дождь, по крайней мере, вносил хоть какое-то разнообразие в беспросветную серость окружающего мира.
   Если не случится ничего необычного, я буду сидеть здесь до темноты. Сидеть и ждать, когда кончится день, этот тусклый, ничем не примечательный день, как две капли воды похожий на те, что были до него и будут после.
   Я буду ждать, зная, что ничего не изменится с приходом ночи.
   Темнота не приносит облегчения.
   Она только делает тени гуще, а боль - острее.
   Сидеть на стуле или лежать в кровати - какая разница? Смотреть на колышущееся пламя свечи. Ждать, пока она не догорит и не потухнет. Ждать...
   Чего?
   Восхода Луны?
   Возвращения снов?
   Зачем?..
   Я уже не задаю себе этого вопроса.
   Наверное, я привык.
  
   Ворон сидел, нахохлившись и тихо перебирая лапами. Он не любил дождь.
   А я?
   Любить... я почти забыл, что это такое. Слишком много времени прошло с тех пор, когда это слово что-то для меня значило.
   Пыль размокала и, не выдержав натиска капель, превращалась в липкое серое месиво. Серое, как небо. Как сталь клинков Пепельных Братьев. Как их плащи с вышитыми на них рунами заклинаний...
   Сегодня вечером зайдет Таэсторх и снова будет называть меня энтанве - своим братом по духу, - не понимая, какое оскорбление наносит, обращаясь ко мне подобным образом. Но я промолчу.
   Опять.
   Наверное, я становлюсь слишком мягким, но время учит быть терпимым.
   Назвать Воина Тени братом... Согласно Кодексу, я тотчас же должен был рассечь ему глотку, вырвать язык и засунуть его поглубже в разрез.
   Но, сделав это, я лишусь очередной иллюзии, не дающей моей скуке разрастись до размеров, больших, чем она представляет собой сейчас. Какой-никакой, а он был и остается единственным нормальным собеседником в этой забытой всеми богами дыре.
   Я поднял руку и пригладил взъерошенные перья на голове ворона. Он посмотрел на меня усталым взглядом и резко гаркнул. Я опустил руку и повел плечом.
   Дождь лил уже всерьез. По краям дороги появились грязные пузырящиеся лужи, в воздухе отчетливо пахло пылью.
   Гаркнув еще раз, ворон встряхнулся и взлетел, обдав мое лицо порывом холодного ветра.
   Ничего необычного так и не произошло, но я поднялся с крыльца и зашел в дом, заперев за собой дверь.
  
  
  
   2. Ночь в городе снега.
  
   Я не люблю свои сны. Может, именно поэтому я почти никогда не сплю, а просто лежу в темноте, завернувшись в старый плед, и пытаюсь отогнать от себя мысли о прошлом, все никак не желающих отпустить меня из своих цепких когтей.
   Но памяти не нужно дожидаться ночи, чтобы в очередной раз накрыть меня волной образов, ушедших, казалось бы, навсегда. Ты можешь убить человека, живущего внутри тебя, можешь продать душу и вырвать собственными руками бьющееся, кровоточащее сердце, но это не все равно ничего не изменит.
   Это - твое прошлое. Твое будущее. И твое проклятие.
  
   Вот и сейчас, стоит лишь на мгновение прикрыть веки, как перед глазами возникает образ старого мрачного города и двух одиноких фигур, бредущих по его заснеженным улицам.
  
   ...
  
   Черным гниющим нарывом растекся Элерос по плато Серых Снегов, пуская свои щупальца из старой, вздыбившейся к умирающему небу крепости, построенной на Ветряной горе - самой высокой точке раскинувшейся во все стороны - насколько хватает глаз - каменистой пустоши.
   Крепость... Темное сердце столицы, основанное бежавшими с востока Исходцами - последними, кто уцелел в диких землях, окружающих плато, - вот уже более трех веков оно бьется в размеренном ритме, отсчитывая дни нового королевства. Не спеша, но и никогда не останавливаясь.
   Выщербленные временем, буранами и холодным ветром стены - они до сих пор хранят следы первых битв на старых крошащихся камнях. Войны с Империей, войны с дикими... Столица Элертанны выросла на костях и крови своих врагов - ее каменное сердце видело смертей не меньше, чем Высшие помнят за всю свою историю на этом континенте.
   Вскормленный жизнями тысяч людей, этот город врастал в землю пустоши, все глубже и глубже пуская в нее свои корни.
   С тех многое изменилось...
  
   Город рос, и его старые границы уже не могли удерживать в себе все прибывающую и прибывающую плоть.
   Перевалив через внешнюю стену, новые кварталы липкой паутиной извивающихся грязных улиц опутали подножья соседних холмов. Смрад, гниль, едкий запах нечистот... Северные ветры разносят их на огромное расстояние за пределы города, отравляя и без того пустынную местность, окружающую Элерос.
   Я сидел, прижавшись спиной к покрытому мхом валуну, наполовину врытому в пологий склон холма - в полутора милях от первой заставы, - стараясь не впасть в полудрему, одолевающую меня последние несколько недель. Мориэль стояла чуть поодаль, откинув капюшон и наблюдая за бурными реками торговых путей, текущими в стлицу и из нее.
   - Центр Мироздания - город второго Исхода, - я поднялся и, оправив смявшийся плащ, встал рядом с легатом. Мориэль усмехнулась, убрала с лица непослушную прядь.
   - Совет Элертанны слишком много на себя берет. Не осознавая, что когда-нибудь это придется отдавать.
   Я покачал головой.
   - Не новость, миледи, не новость. Смертных не научишь внимать голосу прошлого - они просто не хотят учиться... - опустившись на корточки, я поднял с земли небольшой камень и, зажав его в руке, стал водить большим пальцем по неглубокой выемке сбоку. - Но мне так никто и не сказал, для чего именно мы здесь находимся. И зачем вообще вам понадобился я?
   Легат не проронила ни слова, все так же пристально наблюдая за проходящей через заставу плотной людской массой. Через несколько минут, словно очнувшись ото сна, Мориэль взглянула на затянутое тучами небо и тихо произнесла, обращаясь скорее к самой себе:
   - Ночью будет метель...
   Тряхнув головой, она повернулась ко мне.
   - Ночью будет метель, сотник - ты же знаешь, богиня любит такие ночи. Они несут людям очищение, они шепчут - шепчут, открывая им тайны, но только найдется ли такой, кто услышит тихий напев сквозь ветер и страх перед Тенью? - помолчав немного, легат скрестила на груди руки и продолжила. - Мы должны забрать себе того, кто откроет нам путь в сердце Элертанны - в этой дикой своре нам нужен хотя бы один верный пес. Имя "Тиринг"... говорит ли оно тебе что-нибудь?
   Тиринг... я задумался, извлекая из глубин памяти знания о центральных фигурах королевства. Вспомнив, наконец, искомое, я удовлетворительно хмыкнул и кивнул легату.
   - Начальник казарм тайной стражи города.
   Мориэль улыбнулась.
   - Именно.
   Что ж, кандидатура неплохая. Резня в нижних кварталах при прошлом регенте, массовые казни "врагов королевства" после принятия новой присяги... Ходят слухи, что он на короткой ноге с капитаном местных Братьев.
   Надо полагать, богиня останется им довольна.
   Но только... острием кинжала меня пронзила внезапно проскочившая в голове мысль.
   - Миледи, скажите, это будет полное обращение?
   - Обращение? Зачем, сотник? - Мориэль тихо рассмеялась. - Он еще не созрел для Найномирена... а может быть, не и созреет никогда. Не к чему наделять таких людей силой. А для того, чтобы держать их под контролем, достаточно одной иллюзии.
   Держать под контролем...
   Богиня знает, что делает, верно?
   - И все же, вживлять кокон придется. Именно поэтому я и взяла тебя с собой.
   - Но...
   - Все, сотник, пора, - не дав мне договорить, Мориэль накинула капюшон и быстрым шагом стала спускаться с холма.
   Я в последний раз взглянул на раскинувшийся внизу город и, выпустив в холодный зимний воздух облачко пара, поспешил за ней.
  
   Ночь опустилась на Элерос, спеленав его улицы снежным бураном. Черный платок, закрывающий нижнюю часть лица, капюшон, надвинутый на самые брови... идешь вперед, и не видишь, куда ступают твои ноги.
   - Не отставай, сотник, - приглушенный голос Мориэль таял в промозглых декабрских сумерках. Зима в этих широтах начинается рано - снег выпадает уже в начале октября и не сходит с каменистой земли до самого лета. Прошло уже больше часа с того момента, как мы покинули комнату, снятую за несколько медяков в одной из дешевых ночлежек старого города, но бесконечный лабиринт узких немощеных улочек, продуваемых колючими северными ветрами, все так же ветвился под стальными подошвами сапог.
   - Миледи, а не лучше ли было идти центром? - спросил я на ходу. - Ведь Тиринг живет рядом с площадью Королей...
   Сколько времени можно было бы сэкономить, не морозя свои старые пргнившие кости.
   - Нет, не лучше, - Мориэль посмотрела на меня, как на маленького больного ребенка.
   Понятно.
   Без сопливых скользко.
   - Если, конечно, ты не хочешь повстречаться с городской стражей. Или, к примеру, с Братьями. Впрочем, - легат холодно улыбнулась. - Даже если и захочешь, не думаю, что ты сможешь внятно им объяснить, откуда у тебя взялся именной клинок офицера Легиона. А устраивать лишний раз бойню...
   Да уж. В путешествиях инкогнито есть свои недостатки.
   Я прикрыл глаза и на несколько мнговений погрузился в свои мысли... Что, к примеру, мешает Префекту открыть сюда несколько теневых коридоров и ввести в город когорту претория? Так нет... два старших офицера с одной стороны и полностью укомплектованный корпус Пепельников - с другой. И это ведь не горстка диких в кожаных лориках...
   Вот и приходится нам выстужать и без того пустые и холодные тела, тенями плутая по городским закоулкам. Дальше мы шли в полной тишине, нарушаемой лишь редкими звуками вечернего города, доносившимися из центральных районов.
  
   Снег все валил - тяжелые мокрые хлопья, подстегиваемые хлыстами разыгравшейся вьюги липли ко всему, к чему только могли прикоснуться. Стряхнув с плеч и головы собравшиеся там снежинки, я негромко выругался и потуже затянул тесьму капюшона под подбородком.
   Такая погода могла свести с ума любого, кто родился южнее Королевского тракта и имел несчастье попасть в это снежное чистилище. Мориэль же она, казалось, не трогала вовсе. Недлинные русые волосы Танцующей были припорошены снегом не меньше крыш городских домов, но легат не обращала на это ровно никакого внимания.
   Странная женщина... впрочем, чего я хочу от легионера, прошедшего третью ступень инициации? Милой улыбки и цветка в волосах?
   Я тихо хмыкнул.
   Машина смерти с ликом ледяной нимфы. Выдернет из тебя душу голыми руками и не поморщится.
   Хвала Тени, что у меня уже давно нет души.
   Я все шел и смотрел на ее волосы, тонкими струйками растекшиеся по откинутому на спину капюшону.
   Она и клинок, висящий у бедра - как единый слаженный механизм, готовый раскрыться в любую секунду. Блеклая, смазанная тень, скользящая по безмолвным улицам. И серые льдинки ее глаз в эти минуты были холоднее зимнего ветра, насквозь продувавшего столицу Исходцев.
  
   ...
  
   Судьба, она чертовски капризна, эта хитрая вертлявая сучка. Сколько бы вы ее ни задабривали, как бы ни старались войти в доверие - все равно, у вас ничего не получится.
   Никогда.
   Невозможно полностью увидеть свой путь на карте жизни и узнать, где находится твоя точка назначения. Можно лишь слепо следовать по выбранной однажды тропе, храня глубоко внутри надежду на то, что ты умрешь не так, как те, кто имел несчастье перейти тебе дорогу.
   Никому - ни смертным, ни даже Теням - не дано постичь свою судьбу до конца. Может быть, одна Омерна способна хоть как-то с ней управляться, да и то...
   Да и то.
   Я не верю в сказки о всемогуществе, и не поверю, пока не увижу подтверждение своими глаза. И все равно, какую цену мне придется за это заплатить.
  
   ...
  
   Из раздумий меня вывел окрик Мориэль:
   - Хэй, сотник!
   Я вздрогнул и остановился.
   - Придержи коней, мы уже на месте.
  
   Люди верят в свое будущее.
   Даже ежедневное вспахивание грязи своими жирными сальными рылами не может выбить из них надежду на то, что за следующим поворотом их ждет светлый новый мир, покой да любовь.
   Древние инстинкты неискоренимы - люди жмутся по темным углам, лелея в останках души веру в то, что да, сейчас им плохо, им больно и страшно, но наступит когда-нибудь время, когда они, наконец, вырвутся из засасывающей трясины, наполненной их же нечистотами, и заживут долгой и счастливой жизнью.
   Глупцы.
   Наивные непробиваемые кретины, не имеющие в себе силы поднять голову и посмотреть правде в лицо. Заглянуть в глаза этому миру и понять.
   Понять, что лучше не будет.
   Никогда.
   А если и будет, то не для них. Не для этих копошащихся в грязи червей, способных лишь на затравленные взгляды в спину победителей да на сжатые до побеления кулаки - потом, когда их никто не видит.
   Глупцы... и я ведь тоже когда-то был одним из них. Так давно, что надеялся, что забыл об этом навсегда.
  
   Но люди верят в свое будущее и даже жилища свои строят с таким расчетом, чтобы те простояли хотя бы лет двести. Хотя все они прекрасно знают, что не смогут прожить даже четверти этого срока...
   Дом, на который мы смотрели, стоя в погруженном во тьму переулке - там, куда не доставал круг света единственного на всю улицу фонаря, висящего у крыльца, - был выстроен как раз с таким расчетом. Три этажа тусклого черного камня. Массивные, обитые железом дубовые двери парадного входа. Витые чугунные решетки на окнах...
   Аскетизм... сэр Тиринг, видимо, никогда не был знаком с этим словом.
   Возле входа, укрывшись от снегопада под выступающим над крыльцом карнизом, расположились двое одетых в форму Стражей солдата, но массивные двуручные мечи с застывшим в стали пламенем на гардах и напряженный взгляд выцветших глаз выдавали в них обитателей отнюдь не городских казарм. Один из них расположился рядом с дверью, подпирая спиной стену и скрестив на груди одетые в серые кожаные перчатки руки. Другой стоял чуть поодаль, широко расставив ноги и уперев вложенный в ножны меч в выщербленный мрамор покрывающих крыльцо плит. Еще один, в накинутом на плечи плаще, кругами ходил вокруг дома.
  
   - И что теперь? - я стоял, облокотившись о выстуженную стену двухэтажной каменной коробки - такой же, как и все остальные в этом районе (за исключением, разве что, нескольких домов, принадлежащих знатным семьям), унылой темно-серой шеренгой вытянувшиеся вдоль городских улиц. Ноги ныли, моля о пощаде - добраться сюда из Найномирена за две недели было того рода работой, после которой им следовало отказать и сделать меня калекой на всю оставшуюся вечность.
   "Воины Тени не знают усталости".
   Расскажите об этом своему ребенку - может, он и поверит...
   Мориэль не ответила. Сокрытая темнотой переулка, она неотрывно следила за охраной.
   Иногда ожидание может свести тебя с ума.
   Но Тени умеют притуплять свои чувства... вплоть до нулевых значений. Умение ждать - не имеет значения, сколько, - одна из ключевых способностей легионеров. Это первое, что вбивают в тебя в лагерях, и последнее, что ты можешь позволить себе забыть из кучи разрозненных на первый взгляд знаний, оставшихся после обучения.
   С другой стороны, время течет с той скоростью, с которой мы сами позволяем ему течь.
   Так что, вывод прост: научись сдерживать свои внутренние порывы, и ты оседлаешь время.
   Пятнадцать минут. Полчаса. Час.
   Следи за своим сердцем - оно подскажет, сколько еще тебе осталось месить грязный снег стершимися до дыр подошвами старых сапог.
  
   Легат отвернулась от дома и на несколько минут полностью погрузилась в себя. Холодные серо-зеленые глаза под полуприкрытыми веками, тонкие бледные губы, сжатые в тонкую, едва различимую полоску... Похоже, я могу смотреть на нее целую вечность. К чему бы это?..
   Наконец она вышла из оцепенения.
   Качнув головой, Мориэль подняла на меня взгляд и задумчиво проговорила:
   - Охрана на посту не должна меняться до самого утра... Того, что патрулирует вокруг дома, в расчет можно не брать...
   Я согласно кивнул. Не думаю, что один страж может стать серьезной помехой - особенно для нее.
   Мориэль продолжала:
   - Мы зайдем с черного хода, и сразу - на второй этаж. Попасть в спальню Тиринга можно только через кабинет - последняя комната справа вглубь по коридору... Все, что тебе нужно будет сделать, сотник, это прикрыть мне спину, пока я буду вживлять кокон. Это недолго, ты ведь знаешь, - легат улыбнулась. - И запомни, вырезать весь дом необязательно. По крайней мере, без особой на то необходимости. Тебе просто нужно будет сдерживать их, пока я не закончу процедуру. После этого - если все пройдет как должно, - проблем со стражей у нас не будет.
   Я пожал плечами.
   Что ж... Легат Легиона всегда отвечает за то, о чем говорит.
   - И еще... не нервничай, сотник.
   Я поперхнулся. Мориэль смотрела мне прямо в глаза - в точности, как в тот раз...
   - Не для того я взяла тебя с собой, чтобы вновь ташить в Найномирен в мешке.
   Не дав мне опомниться, Мориэль накинула капюшон, проверила перевязь и тенью выскользнула из переулка.
  
   Единственный часовой, охранявший черный вход, мирно дремал на перевернутой винной бочке, закутавшись в серый, подбитый мехом плащ. Дотронувшись кончиками пальцев до левого плеча, я обнажил кинжал и бесшумно скользнул к охраннику.
   Одно из главных преимуществ солдат Легиона - это умение пользоваться тенями в своих интересах. Тень - это наш мир, наш дом, наш лучший друг, брат и родитель в одном лице. Пройдя инициацию, человек меняется и меняется навсегда. Назад пути нет, но никто об этом и не задумывается.
   Тень - это все, что у нас было, есть и будет. А остальное пусть гниет в Забытых Землях.
   Ничего другого этот мир и не заслуживает.
   Страж меня не заметил. Последнее, что он вообще мог увидеть - это холодная вспышка стали в неверном свете висящего на стене факела, вспоровшая в следующую секунду его незащищенное горло.
   Фонтан горячей крови, темными брызгами опадающей на свежевыпавший кристально чистый снег.
   Тихий протяжный хрип, вырывающийся из зажатого рукой рта.
   Все это пронеслось передо мной вихрем четких, контрастных образов, намертво впечатавшихся в глубины памяти. Я убрал руку. Тело, ничем более не удерживаемое, завалилось на бок, окропляя последними стихающими струйками крови и без того уже почерневший снег. Некоторое время оно продолжало конвульсивно подергиваться, словно не желая принять неизбежное.
   Благословенна будь, Хозяйка Судьбы, дары своих слуг принимающая.
   Не суетясь, я вытер кинжал о край плаща стражника и вложил его обратно в ножны. Из темноты показалась Мориэль - край ее пенулы и нагрудная пластина кирасы были заляпаны свежей кровью; несколько капель попало и на щеку, но легат не торопилась их стирать. Оттащив вдвоем тело часового подальше из круга света - в один из тех тупиков, где даже днем без фонаря потеряешься, - мы взломали замок и оказались внутри.
  
   Перед дверью, ведущей в покои Тиринга стояли два стража. Раньше. Теперь оба они лежали в лужах крови со вспоротыми животами и торчащими наружу внутренностями. Хвала Тени, нам удалось проделать все настолько тихо, что Тиринг даже не успел проснуться.
   До нашей цели остался один шаг - в прямом смысле.
   Один только шаг - и можно возвращаться обратно в Тень.
   Но ведь его еще нужно было сделать, этот шаг, верно?
   - Жди меня здесь и никуда не отлучайся, - Мориэль пересекла кабинет и, обернувшись перед входом в спальню, тихо добавила. - Делай, что хочешь, сотник, но ни одна живая и неживая душа не должна очутиться в той комнате раньше, чем я закончу свою работу.
   С этими словами она пинком распахнула дверь в кабинет, быстро вошла вовнутрь и захлопнула ее прежде, чем я смог что-либо разглядеть в темноте, окутывавшей покои Тиринга. Что ж, Танцующая-со-Смертью промашек не совершает. Дослужиться до легата Теневого Легиона... Префект еще ни разу не ошибался в выборе своих высших офицеров.
   Я вошел в комнату, занял позицию за дверью, ведущей в коридор и стал ждать, пытаясь отключиться от доносящихся из спальни звуков. В какой-то мере я даже сочувствовал Тирингу. Пройти обращение (пусть и неполное... но кому от этого легче?) и не тронуться разумом - на такое способен далеко не каждый.
   Ждать. Опять. Как всегда.
   Меня уже снова начала пожирать скука - это вечный спутник Тени и наше проклятье - когда крики, доносящиеся из спальни стали настолько громкими, что на них, в кои-то веки, обратили внимание.
   Этими обратившими оказались трое стражников, влетевших в комнату и в спешке позабывших обнажить мечи. Трое высоких крепко сбитых воина, достаточно повидавших на своем веку, чтобы не спасовать перед закутанным в черную пенулу бледным худым одиночкой, вяло играющим со своим кинжалом и смотрящим на них надменным скучающим взглядом, но явно не имевших до этого никаких дел с легионерами - иначе не стоять бы им здесь сейчас и не пялиться на меня вытаращенными глазами.
   Впрочем, первая встреча оказалась для них и последней.
   К тому времени, когда из распахнувшейся двери вышла, слегка покачиваясь, не в меру бледная и осунувшаяся Мориэль, все трое уже лежали на полу, так и не успев вытащить клинки из ножен. В полной тишине, нарушаемой лишь доносящимися из кабинета стонами, я обошел комнату, быстрыми точными движениями перерезая им глотки.
   Верным псам - верная смерть.
   Закончив со своей работой, я, наконец, взглянул на Мориэль. Она молча кивнула мне в ответ и, в конец обессилев, опустилась на пол, прислонившись спиной к открытой настежь двери. Я подошел и сел рядом с ней, лишь мельком взглянув на окровавленное нечто, вяло шевелящееся на полу кабинета.
   Прошло несколько минут, прежде чем Мориэль прервала затянувшееся молчание.
   - Все, сотник. Все... Больше нам с тобой здесь делать нечего, - положив бледную изящную руку мне на плечо, она прикрыла глаза и откинула голову, упершись затылком в дверь. - И не думай, что Легион совершил ошибку, отпустив тебя обратно в Элерос. Тень не забывает о своих детях - помни об этом, циллут.
   Легат устало улыбнулась, подмигнула, и растаяла, исчезнув в растекающейся вокруг чернильной темноте.
  
  
  
   3. Тень в собственных силках.
  
   Утро не приносит облегчения, никогда.
   Все эти часы, оставшиеся до рассвета - ты просто лежишь, закутавшись в плед, и таращишься осоловевшими глазами в пустоту за окном.
   Потом встает невидимое солнце, озаряя окрестности мертвенно-бледным светом; пожухлые гниющие листья все так же вертятся в своем нескончаемом хороводе. А ты весь день маешься, не зная, чем бы себя занять на то время, пока на эти проклятые земли снова не падет Тень. Твоя обитель. Твой старый новый дом.
   Так и проходит жизнь: днем ты ждешь ночи, ночью - дня.
   Круг замыкается.
   В конце концов, ты привыкаешь, и начинает казаться, что причины, побудившие тебя уйти в забвение, навсегда растворились в темных подземельях вечно умирающей памяти.
   Мысли здесь текут так же вяло, как и тучи, что лениво ползут по надтреснутому куполу небосвода, подгоняемые хлесткими ударами ветра.
   Большую часть времени на границе с Землями настолько тихо и пустынно, что тебе даже удается немного расслабиться и забыться, грея в руках кружку старого винзенского вина. Но стоит лишь на мгновение задуматься, копнуть себя чуть поглубже, как иллюзия исчезает. Твоя рука по-прежнему хватает воздух у бедра в инстинктивном, впитавшемся в саму плоть порыве, услышав любой неясный звук.
   Память не убьешь.
   Как не убьешь и те глаза, смотрящие на тебя из темноты...
  
   Закутавшись в старую, выцветшую на плечах пенулу, я сидел перед вяло потрескивающим в камине огнем и ждал наступления ночи.
   Моя последняя картина настоятельно требовала своего завершения, а работать при дневном свете я не могу. Хотя, собственно солнца здесь никогда и не бывает. По крайней мере, за все годы, проведенные мною близ Пустоши, я ни разу его не видел.
   Но все равно.
   Не знаю... не сказал бы, конечно, что я слишком чувствителен, но что-то в этой картине за окном есть. Что-то неуловимое... и настораживающее.
   Я поднял со стола кружку, на дне которой еще плескалось немного вина и, сделав небольшой глоток, поставил обратно.
   Серость... беспросветная, тупая безысходность, без остатка растворяющая в себе души смельчаков, посмевших надерзить Судьбе и усмехнуться в лицо взбунтовавшейся природе. Такие не задерживаются здесь надолго. Они либо возвращаются, надломленные внутри, либо умирают.
   Но только я - не из их числа.
   Я слился с затхлым вонючим ручьем, в который здесь превратился стремительный поток жизни.
   Я стал придорожной пылью, седой бородой тумана, медленно тянущейся по жухлой траве...
   И у меня нет души.
  
   Я ушел. Сам. Добровольно.
   Первый раз - в Тень, когда стал не нужен миру смертных. И второй раз - сюда, когда мне показалось, что Легион вполне может обойтись без не самого своего удачливого центуриона. Неприкаянной тени, умудрившейся потерять весь свой отряд.
   Скорее всего, никто даже и не заметил.
   Но все эти годы позади -мне не было жаль их перечеркивать. Что я оставил за собой такого, к чему мог еще вернуться? Ничего. Мне даже мстить было некому. Да и не за что, по большому счету.
   Рваные, но все еще столь четкие цепочки воспоминаний да вложенный в ножны именной гладий.
   Все мои ценности. Все еще бередящие что-то внутри образы, с половиной из которых я расстался бы, не задумываясь.
  
   Я не жалел, о том, что пришел сюда.
   Черт, сколько же раз я уже повторял себе эти слова, снова и снова. Может, это - самовнушение? Впрочем, тут ведь не так уж и плохо, даже несмотря на невозможную давящую атмосферу. Невозможную для людей, согласен. А я знавал места и похуже... Да и потом, не на что особо во мне давить.
   Боль же и скука достают везде - им наплевать на погоду или пейзаж за окном.
   А здесь спокойно. Здесь у меня есть друг - мой единственный, проверенный в деле друг, доживающий свой долгий птичий век среди ломких ветвей засохшего дуба. Здесь у меня есть возможность остаться наедине с собой и с такой близкой вечностью мертвого неба...
   За окном продолжал накрапывать мелкий осенний дождь. Было еще довольно светло, и свечи зажигать пока рано. Я пошевелил в камине кочергой, разгребая угли, подкинул немного дров и снова откинулся в кресло, еще глубже погрузившись в свои медленно текущие, словно бы раскисшие под непрестанным дождем мысли.
  
   О происхождении Земель, этой выцветшей язвы, раскинувшейся почти что в самом сердце материка, доподлинно не знал никто. Равно как и о том, почему здесь никогда не видно солнца. Ходят, конечно, разные слухи... что это, мол, излившийся на землю гнев Сэнела или что-то еще в том же духе... Но вот толку от них - разве только детей пугать. Да и что можно услышать стоящего в пьяных бреднях имперских матросов или не в меру обкурившихся Пепельных Братьев в дешевых кабаках какого-нибудь портового города?
   Правда, в Легионе поговаривали, что образование Серой Пустыни как-то связано с Тенью и ее выбросами в этот мир... Но, как всегда, дальше обычных слухов и неясных намеков дело не доходило. Причем, скорее всего, потому что никто ничего и не знал.
   Впрочем, единственная, кто могла иметь хоть какое-то об этом всем представление, так это Омерна. Да вот только она уж точно не стала бы делиться своими знаниями... даже со своей единстенной опорой в этой плоскости.
   Братству же все это было только на руку. Наемники по своей сути, они всячески пытались от сего факта откреститься, прикрываясь идеями служения Сэнелу и его Воплощениям. К коллегам по цеху они относились с нескрываемым презрением, а Воинов Тени просто ненавидели. Равно как все, что тем или иным боком касалось Легиона. Думаю, что для подобной ненависти должны были быть свои причины, хотя от этих тронутых фанатиков можно ожидать чего угодно... В любом случае, я об этом мало что знал, хотя историей интересовался уже давно.
   Но все же, лучший Брат - мертвый Брат.
   Этому в Легионе учатся быстро.
  
   Странно.
   Таэсторх уже давно должен был прибыть с караваном. Почему его до сих пор нет?
   Странно...
   Высший по происхождению, он был капитаном гарнизона одного из трех форпостов Империи, находящихся по эту сторону Серой Пустыни, и, пожалуй, единственным из всех имперцев, не испытывающим ко мне презрения. Или настолько удачно свое отношение скрывавшим, что до сих пор я не смог этого в нем заметить.
   Я же временами подрабатывал у него конвоиром идущих в Винзе караванов - за время, проведенное здесь, я стал одним из лучших гвардейцев-охранников, когда-либо ходивших по Серой Пустыне. И вот уже несколько лет я таскаюсь туда-сюда по этим проклятым землям, защищая жирные задницы имперских купцов, попутно пытаясь хоть как-то развеять то и дело захлестывающие меня волны дикой тоски.
   Да только все в пустую...
  
   Вообще-то, все эти земли - от Пустоши до границы с Элертанной - считались ничейными. Однако, на деле они полностью контролировались воздушными патрулями Людей Ветра, урывавших неплохой куш как за право свободного и, главное, безопасного проезда, так и за разрешение на постройку любой халупы, по размерам превышающей собачью конуру. Мне даже представить трудно, сколько им платят имперцы за право содержания здесь трех своих гарнизонов, да еще и с прилегающими поселениями.
   Но, видимо, это окупается.
   Сохранность караванов все же дороже.
   И Империя готова за нее платить.
  
   Ветер... Ветер и пыль.
   В камине догорали дрова. Крякнув с досады, я поднялся и подкинул в него еще немного брусьев. Такими темпами мне в скором времени придется идти на улицу за новым штабелем...
   Под этот нескончаемый дождь.
   Вино закончилось. Окинув унылым взглядом стол со стоящей на нем пустой бутылью, я вздохнул и пошел в кладовую. Вернувшись с новой порцией винзенского, я нацедил себе полную кружку и, снова погрузившись в кресло, стал потягивать его медленными глотками.
   Дождь, листья и мертвая трава.
   Неподготовленный человек ломается здесь за неделю. Но даже имея за спиной то, через что прошел я, можно сорваться, не выдержав никогда не меняющего вида из покрытого слоем пыли окна. Засохшие деревья, кучками разбросанные по степи. И нескончаемый океан тоски и уныния.
   Веселая картина, надо заметить.
   Лучше просто не придумаешь.
   "Но как же так?" - возмутится кто-то. - "Это неправильно, так не должно быть!"
   Попробуйте сказать об этом небу.
   Оно лишь рассмеется, обдав вас порывом холодного ветра.
  
   Ничего не происходит.
   Ничего не меняется.
   Никогда.
  
  
  
   4. Серая Пустошь.
  
   Небо было затянуто серо-стальной поволокой до самого горизонта.
   Дождь.
   Крупные тяжелые капли срывались с перенасыщенных влагой туч и падали вниз, в грязь и прибитую пыль дороги, истоптанной бесчисленными караванами Империи, медленно бредущими на запад по забытой всеми богами земле.
   Мерный стук воды по ткани плаща, чавканье раскисшей жижи под подошвами сапог - один неверный шаг, и нога проваливается в грязь по щиколотку.
   И ветер.
   Холодный северный ветер, тонкими льдистыми иглами прокалывающий даже толстую шерстяную тунику и черную пенулу, застегнутую на плече тяжелой брошью.
   Мы были в пути уже четыре дня. Это значит, что впереди у нас еще шестеро суток под омертвевшим небом - шесть дней, насквозь пропитанных холодом и сыростью и шесть ничем не отличающихся от них ночей, когда вы сидите, сбившись в тесную кучу - чтобы не растратить последние остатки тепла, и вслушиваетесь в окутывающую вас беспросветную тьму. Костры разводить нельзя. Серая Пустошь плоска, как стол, и шансы на то, что на видимый за много миль огонек не сбегутся все дикие степей, низки как никогда.
   Такова жизнь: ступая на Забытые Земли, ты сам рискуешь оказаться среди тех, чьи имена уже никогда не внесут в книги Высших.
  
   ...
  
   - ...Шустрый, два десятка на правый фланг, живо!
   - Растянуть цепочку! Не дать им пройти через овраги!
   - Тень Великая...сколько же их там...
   - Стоять! Держать позицию!!!
   - Стилет! Там же Стилета на поляне зажимают!..
  
   Тени мечутся по древнему сумрачному лесу, зажатые со всех сторон ордами лесных демонов в кожаных лориках и накинутых сверху меховых куртках. Изогнутые лезвия боевых топоров вспарывают еще человеческую плоть рядовых и принципалов, и темная кровь Легиона струится по чахлой траве, стекаясь в окутаные липким туманом овраги и ложбины. Опционы пытаются спасти положение, но их слишком мало, а лесных слишком много... и слишком слабо оказалось большинство тех, кто выбрал для себя дорогу, ведущую к мглистым вершинам Найномирена.
   Два взвода - по десятке в каждом - треть моей центурии.
   Это все, что осталось от авангарда союзных войск Элертанны, дерзнувших зайти так далеко вглубь диких лесов.
   На моих глазах у Стервятника, опциона второй центурии, отсекают кисть, и клинок валится в траву к ногам дикого.
   Секунда.
   Свист.
   Болт из моего арбалета застревает в груди лесного воина.
   Секунда.
   Его грудная клетка взрывается изнутри, забрызгивая бьющихся рядом сгустками горячей крови и костяной крошкой - наконечники с боевыми коконами никогда не подводят стрелка.
   Опцион кривится, его глаза вспыхивают бледно-голубым огнем; рана на запястье уже не кровоточит - выползшие из-под кожи тонкие черные нити плетут вокруг культи защитную оболочку, снимающую боль и подготавливающую плоть к восстановлению. Стервятник щерится, подбирает здоровой рукой меч и с легким замахом отсекает дикому голову.
   Последние два десятка, зажатые у самой кромки Гнилого перелеска.
   И орды диких, все новыми и новыми волнами накатывающие на позиции Легиона.
   Тень Всемилостливейшая, услышь стоны детей своих...
   Мы захлебываемся своими же внутренностями, тонем по колено в крови братьев, и кажется, что эта ночь будет длиться вечно... с немым укором смотря на нас холодным вороньим глазом.
   У нас нет шансов.
   Дикие черпают силы из самой глубины лесов - на каждого убитого нами воина из темноты выползают еще трое. А Теней становится все меньше и меньше. Нас отрезали от Найномирена, перекрыв все коридоры. Бросили на съедение, не дав возможности нашей памяти вернуться в родное лоно...
   Судьба забыла о своих слугах, предоставив им самим чертить дорогу на карте жизни.
   Но только большинство уже разучилось держать в руках перо... а многие никогда и не умели.
   Я захожусь в приступе кашля, раздирающего в кровь грудь и горло, и, отдышавшись, схаркиваю в траву комок липкой черной крови. К ногам, со вспоротым животом падает последний из моих преторианцев.
   У нас нет шансов, нет...
  
   ...
  
   Воспоминания накатили, разбив меня прибоем, размазав о скользкие камни былого.
   Опять...
   Снова и снова, вид сумеречного леса, населенного призраками памяти моих воинов, прорывался через границу разума и топил меня, держась за голову тонкими острыми пальцами, пытаясь дотянуться до глаз и глубже...
   - Эй!
   Стук капель о начищенный шлем. Серое небо, серая земля... серая жизнь в мире, затопленном грязью.
   - Птицелов!.. Тинхэ, стоять!
   Сгусток тумана, мельтешащий у меня перед глазами... Я тряхнул головой, отгоняя остатки видения и огляделся.
   Караван остановился. Рэг-Алэн, начальник охранного отряда, стоял передо мной, уперев сжатые кулаки в широкий кожаный пояс.
   - Птицелов, опять?
   Я медленно кивнул.
   Лейтенант фыркнул, вытер перчаткой капли дождя со своей лысины и пошел к голове колонны, бросив напоследок:
   - Не отставай, легионер. У нас нет времени на твои... видения.
  
   Ночь. Сырость.
   Для привала выбираешь не то место, где сухо, а то, где хотя бы нет луж.
   В воздухе витает запах пыли и прелой травы. Лошади никак не могут успокоиться - они ощущают опасность, чуют ее запах, насквозь пропитавший Пустошь.
   Первое ночное дежурство - мое. Поплотнее закутавшись в плащ и натянув капюшон поверх шлема, я сел возле тюков с товарами, воткнул в рыхлую землю клинок и сложил руки на эфесе.
   У нескончаемого дождя есть свои преимущества - если повезет, то дикие, небольшими стаями рыщущие по Землям, не учуют нашу стоянку, и хотя бы эту ночь мы проведем без драк. Несмотря на способность Тени видеть в темноте, ночные бои особо меня не прельщали - ведь большинтсво имперских гвардейцев-охранников этой возможности лишены, а делать одному работу всего отряда... я никогда не был охотником до риска и безрассудства на поле боя.
   Ветер покалывал кожу сквозь отсыревшую одежду. На левом сапоге появилась дырка, и еще шесть дней мне предстоит ходить по лужам в худой обувке. Заманчиво, Тень меня раздери...
   Тучи танцевали, сочась влагой, расплескивали ее по ветру, а тот возвращал все обратно земле - в наказание тем, кто ослушался и вошел в чертоги Вечной Осени. Главное сейчас - не уснуть. Держать глаза открытыми - любой ценой, иначе сны вернутся и уже не отпустят меня... до самого рассвета.
   Впрочем, рассвет в Пустоши - понятие размытое.
   Здесь нет ни солнца, ни Луны, ни звезд... лишь только ты и неживое небо в одном касании от горизонта.
  
   Минуты слипаются и тонкой струйкой прогорклого масла вытекают из трещины нашей жизни.
   Через несколько часов, ставших единым целым - одним мигом и бесконечностью не-жизни, меня сменил Тинхэ, первый помощник лейтенанта - южанин из Ветроносцев, с характерной для них тонкой "цыплячьей" кожей и круглой головой, лишенной какой бы то ни было растительности. Сев на мое место, он откинул голову на поклажу и уставился в никуда немигающими совиными глазами; я же, сделав несколько шагов, улегся рядом с остальными стражниками, завернулся в пенулу и, лишь только прикрыв глаза, вновь провалился в темноту своего усталого сознания.
  
   Пустошь не любит геройствования.
   Ступив в Забытые земли, вы должны оставить браваду там, откуда пришли. Иначе вы сильно рискуете стать частью местного ландшафта, медленно разлагаясь в грязевой жиже, остекленевшими глазами уставившись в безучастное небо. В лучшем случае...
   Тихие, но четкие команды офицеров, такая же негромкая ругань солдат. Холодные струйки, стекающие на лицо и дальше - вниз под тунику. Очередное утро очередного дня - одного из тех, что никогда не приносят радость своим появлением.
   Легкий пинок под ребра и голос откуда-то сверху.
   - Подьем, Птицелов. Рэг не любит ждать, ты же знаешь.
   Чертыхнувшись, я приподнялся на локтях и сел, уперевшись в тюки.
   Открываешь глаза, и что ты видишь перед собой?
   Трое купцов, трясущихся за свой товар больше, чем за собственную шкуру. Хмурые гвардейцы, собирающие лагерь. И в довершении к этому - как последний штрих в картине полной безысходности - высокая костлявая фигура лейтенанта, словно надсмотрщик, наблюдающий за рабами в шахтах Ветроносцев.
   - Легионер, поторопись!
   Выдохнув облачко пара, я потер саднящий бок, поднялся и стал собирать свой нехитрый скарб. Закинув за спину мешок и проверив оружие, я двинулся в голову каравана, дырявыми подошвами шлепая по грязной дороге.
   Уважение к Воинам Тени - вещь такая же нереальная, как и милосердие лесных отрядов.
   Имперцы расступались, давая мне дорогу, но только потому, что столкнуться лицом к лицу с легионером для них еще позорнее, чем просто дать ему пройти мимо.
   Да, они могут ценить твое мастерство. Да, им всегда пригодится пара тренированных рук и трезвая, расчетливая голова на плечах. Но все, что они будут испытывать по отношению к вынужденному союзнику, пусть уже давно как не состоящему в Легионе, в лучшем случае - скрытое презрение.
   Рэг-Ален ехал во главе каравана, рядом с ним - Тинхэ и еще два имперца с эмблемами Личной охраны на плащах. Один из купцов, Высший по происхождению, шел рядом со своей лошадью и с отрешенным видом жевал кусок сушеного мяса - лейтенант не оставил нам времени даже на завтрак. Впрочем, какой завтрак можно приготовить в таких условиях... Вот и остается только, что идти и на ходу жевать дрянь, которую в другое время вы не дали бы даже своему псу.
   - Не первый раз уже в Пустоши, да?
   Торговец повернул длиную вытянутую морду и взглянул на меня прищуренным глазом с непомерно большим зрачком. Помолчав немного, он фыркнул и уставился вперед - в направлении имперской границы.
   - Тебе-то что, Тень?
   В этом мире нас не любит никто. Даже мы сами.
   Высший не носил головного убора, и шерсть на загривке слиплась, толстыми сальными прядями спадая на острые плечи. Его седая борода тоже переживала не лучшие свои годы - скомканная, она отдельными клоками торчала во все стороны, и было видно, что ей вот уже долгое время не уделяли должного внимания.
   Я слегка замедлил шаг, пропуская его вперед, затем достал из мешка флягу с вином и промочил горло парой небольших глотков. Приятное тепло разлилось внутри, но даже оно не могло спасти тело от всепроникающего ветра и холода отсыревшей одежды.
   Я поправил тесьму капюшона и прикрыл глаза.
   Вперед, только вперед. Шаг за шагом, день за днем.
  
   Видно, все же иногда Судьба вспоминает о своих незаконнорожденных братьях.
   За десять дней пути от заставы до первого имперского города - Винзе, мы умудрились потерять только одного человека. Молодой стражник, рожденный по ту сторону Земель и еще никогда не бывший на родине, решил оправить большую нужду ночью да подальше от лагеря. Утром его нашли в овраге с переломанной шеей и одинокой крысой, копошившейся возле покусанного лица.
   Похоронили молодчика там же - присыпали глиной, поставили в изголовье найденный неподалеку камень и пошли дальше. Тот купец из Высших прочитал молитву и занес имя солдата в свою книгу, чтобы при случае переписать его в Том Памяти в одном из имперских храмов.
  
   ...
  
   Это было три месяца назад - мой последний караван и последняя смерть на моих глазах.
   Что делать дальше, я пока не знаю. Денег за время работы на Империю у меня скопилось немало, на первую пору хватит... а потом уже будет видно.
   Да, я снова ушел.
   Сбежал... обратно, в себя.
   Что ж, если я не нужен миру - все, что остается, это относиться к нему с взаимностью.
   Тени не умирают.
   Они всего лишь сбегают с поля боя.
  
  
  
   5. Тревожные слухи.
  
   В большинстве своем решения, принимаемые вами, не бывают спонтанными - они долго и тщательно вызревают внутри, подчиняя себе разум и подстраивая под себя ваши мысли и чувства. Годами они ждут, вплтетаясь в самую ткань человеческой души, чтобы однажды прорваться сквозь толстую броню привычек и привязанностей и в корне изменить чью-то жизнь.
   Бывает, однако, и так, что мысли, толкнувшие вас на тот или иной поступок, казалось, не имели под собой ничего... Они не взращивали в вас уверенность в правоте именно этого пути, они просто появились - резко, неожиданно - и одним махом смели все то, что вы с такой бережностью хранили в душе... Впрочем, все это может быть лишь разными сторонами одной монеты: никто не в силах как доказать это, так и опровергнуть.
   Еще ни один из осмелившихся настолько глубоко погрузиться в темноту людского разума не смог вернуться обратно в здравом рассудке.
  
   Призрачная тьма северной ночи, угольной крошкой рассыпавшаяся по ткани холста. Волна русых волос, серебром Луны очерчивающих бледное лицо со слегка выступающими скулами. И два серо-зеленых ледяных кристаллика, смотрящие в упор, глаза в глаза, прожигающие насквозь - и не спасет от них ни плащ, ни стальная кираса...
   Я еще раз оглянул картину оценивающим взглядом, удовлетворенно кивнул и повесил ее над камином - так, чтобы стоящие рядом свечи в тяжелых бронзовых подсвечниках увеличивали производимый ею эффект.
   Кап, кап, кап...
   На улице началась нешуточная гроза - молнии били, казалось, совсем рядом с гарнизоном, и единственное, чем еще можно было помочь тому, кто отважился в такое время путешествовать по Пустоши, так это спеть поминальную песню и не забыть его имя - для Вечных книг.
   Капли с остервенением били по земле, высекая из нее приглушенную дробь, словно сотни легионных барабанщиков, выстроившихся на плацу перед Скалой Теней... Доносившийся сквозь наглухо закрытые ставни мерный шум льющейся с неба воды действовал успокаивающе - в кои-то веки я смог поудобнее устроиться в кресле перед очагом и просто сидеть, прикрыв глаза - без снов, без видений, без настырных теней прошлого, цепкими пальцами сжимающих мне горло по ночам.
   Я поднял руку и сквозь толстую ткань потер левое плечо - в том месте, где сам Перфект выжег на коже эмблему Легиона; через пару десятков лет, сросшихся в одну тонкую кровяную нить, намертво сцепившую рваные, разрозненные лоскуты моей жизни, уже Мориэль добавила к ней вьющуюся лозу центуриона.
   Сколько жизней, оставленных за спиной... сколько смертей, забытых и неотмщенных. Каждый новый виток плюща - очередная сотня, записанная на счет моей стали.
   Ворон сидел под самой крышей - на помосте, специально изготовленным мной для таких вот случаев. Склонив голову, он смотрел на колышущееся в камине пламя, словно бы видя в нем то, что обычно скрыто от глаз смертных. Все же, что видел в изменчивых огненных язычках я - напрягши глаза и присмотревшись внимательнее - было рваным куском ночи с яркими всполохами меж деревьев. Знаками Тени, берущей обратно то, чем мы не смогли воспользоваться...
  
   ...
  
   - Не отговаривай меня, приор, не надо. Все равно... это ведь и моя семья тоже.
   Тихий протяжный вздох.
   Рыжая, Рыжая...
  
   Тонкий свист воздуха, заглушаемый звуками разыгравшейся битвы, и шлем падает на землю, смятый ударом палицы. Со следующим неотраженным ударом рядом валится и тело, разбрызгивая вокруг черную кровь и рассыпая по жухлой траве длинные огненные пряди...
  
   Снова вздох.
   Приземистая фигура Сборщика коконов, снующая меж вековых деревьев... найдя очередное более-менее целое тело, он негромко свистит, и из тени неподалеку появляются два легионера с носилками. Положив на них обнаруженного офицера, они салютуют Сборщику и растворяются во мгле.
  
   ...
  
   Поток моих растекшихся мыслей был прерван неожиданным образом - тяжелым, гулким стуком в дверь, разогнавшим уже было подступающий сон и ослабившим привычную хватку тоски. Поднявшись, я пересек гостиную, отодвинул запор, и дверь распахнулась, впуская в комнату дождь и восточный ветер, несущий с собой сырость Равнины. Комья грязи, налипшие на сапоги за месяц скитаний под беспрестанным ливнем, прелые листья и сухие травинки, осыпающиеся с подошв...
   На пороге, в насквозь промокшем плаще, накинутом поверх короткой кольчуги, стоял Таэсторх.
   - Мир тебе, Воин Тени.
   Я отступил назад, давая Высшему пройти. Таэсторх потоптался перед дверью, сбивая грязь с сапог, вошел в дом, разделся и повесил плащ на торчащий возле входа крюк - рядом с моей пенулой и старой, отороченной выцветшим мехом курткой. Кольчуга его была не в лучшем виде - вмятины на наплечниках, два наскоро залатанных пореза на спине... Через левую щеку и вниз к плечу Высшего тянулся свежий, еще не зарубцевавшийся шрам.
   Я покачал головой и указал рукой на одно из стоящих у камина кресел.
   - Садись, Таэс. Я разогрею вина.
   - Сэнел забыл об этом месте, истинно тебе говорю, Птицелов... - Высший с шипением опустился в кресло и вытянул к огню ноги. - Иначе как еще объяснить эти бесконечные дожди и чертову беспрестанную сырость?
   Налив в котелок винзенского, я поставил его на огонь и сел на свое место - рядом с Таэсторхом. Тот повернулся и заглянул мне в глаза.
   - Но ты, как я посмотрю, переносишь все это гораздо спокойней остальных... - вздохнув, он задумчиво протянул. - Может, и мне тогда стоит уйти в Тень, коли она способна дать силы выносить все это?
   Он откинулся на спинку и очертил рукой дугу, указывая себе за спину.
   Я пожал плечами.
   - Не могу тебе ничего посоветовать, Таэс... не имею права. Тут все зависит только от тебя. Если ты решился... Впрочем, - я улыбнулся. - Не думаю, что терпение стоит той цены, которую Тень станет требовать с тебя взамен.
   От вина повалил густой терпкий пар; я поднялся, снял котелок с огня и черпаком разлил горячую жидкость в две большие кружки. Взяв одну себе, вторую я протянул Таэсторху; тот кивнул и, поблагодарив, начал цедить вино мелкими глотками, уставившись на плящущие язычки пламени.
   Первым затянувшееся молчание нарушил я.
   - Тебя не было слишком долго, Таэс. Даже учитывая то, что вам пришлось на несколько дней остановиться в Винзе... все равно, месяц - это чересчур. Что-то случилось?
   Таэсторх помрачнел. Сделав очередной глоток, он отставил вино и опустил голову на упертые в колени руки.
   - Знаешь, иногда я жалею о том, что сказал тебе тогда... Вернее о том, что промолчал, позволив тебе остаться, - он умолк, погрузившись в себя. В огромных черных зрачках извивались отблески огня в очаге и свеч, горящих над камином.
   - На нас напали, да. Стая диких - больше двадцати особей. А у меня - десяток моих ребят, да еще трое надсмотрщиков-ветроносцев... Больше половины рабов либо загрызли на месте, либо утащили вглубь Пустоши. Мне почему-то казалось, что будь тогда в отряде ты, этого бы не случилось.
   Я сидел, перекатывая остатки вина на дне кружки. Стая диких... что ж, им тоже нужно как-то питаться, а своей живности в Забытых Землях немного. Теперь Империи придется платить Людям Ветра за безвозвратно утерянную колонну рабов.
   - Боюсь, ты слишком переоцениваешь мои способности, Таэс. Я ведь не бог. И даже не одно из его... их воплощений.
   Высший вскинул голову.
   - Но ты ведь Тень, разве не так?
   - И что с того? Неужели ты думаешь, что я один смог бы сделать то, что не удалось отряду имперских гвардейцев? - я вздохнул. - Пойми, Таэс, обращаясь к Тени, ты не становишься всемогущим... Наоборот, очень и очень многие поплатились жизнями за такое отношение к своим новым способностям.
   Я умолк, крепко сжав кружку обеими ладонями. Рассказать ему или нет? Но зачем... как будто это сможет хоть что-нибудь изменить. Сколько лет прошло с той ночи... Тридцать? Кажется, да. Не знаю... я стараюсь забыть, забыть это все, стереть из памяти лица солдат, захлебывающихся собственной кровью... Но время не лечит, нет. С каждым днем груз, лежащий на тебе, становится все тяжелее и тяжелее, вдавливая тебя в вырытую давным-давно могилу. И избавиться от него невозможно... Ты можешь лишь не обращать внимания на память, тянущую за собой в бездну.
   Сколько лет утекло сквозь дыру в том колодце, где когда-то плескалась моя душа, но Гнилой перелесок снится мне до сих пор.
   Тень Всемилоствливейшая, нам не смогли (или не захотели?) помочь тогда... Ну а теперь им - тем, кто не сумел вернуться - не сможет помочь уже ничто.
   - Кто-нибудь из твоих уцелел?
   - Рессат, Стордт... и Кривой. Они шли в хвосте каравана. Только несколько шрамов... так, мелочь. Еще Лизре, знаменосец - его, правда, серьезно ранили. Не знаю, сможет ли костоправ его выходить.
   - А остальные... все?
   Таэсторх медленно кивнул.
   - Рэг-Алена убили первым. Потом - Тинхэ. Просто разорвали на куски...
   Тинхэ.
   Тинхэ...
  
   ...
  
   Старая таверна с низкими, прокопчеными потолками. Провонявшийся потом, мочой и кислым вином душный воздух сбивает с ног любого, кто осмеливается войти вовнутрь с холода восточной ночи.
   Тонкие скрюченные пальцы, оканчивающиеся острыми полуторадюймовыми когтями держат меня за воротник туники; большие круглые глаза на плоском лице сержанта блестят в полутьме зала.
   - Боль? Что ты знаешь о боли, Тень?
   Пытаюсь стряхнуть его дрожащие руки, но пальцы Тинхэ сжимаются еще сильнее. Из его рта - вместе с вонью перегара - вылетают маленькие капельки слюны, оседая на черной шерсти рубахи.
   - Боль... ты не знаешь, каково это, когда каждый раз перед боем тебя выворачивает наизнанку, когда кости ломаются и срастаются заново и порванные жилы, свисающие клочьями... и крылья... - по щекам имперца начинают течь слезы. - Сэнел Великий, за что же нам все это?!
   Голова Тинхэ падает и мускулистые плечи начинают трястить в такт вырывающимся из его груди рыданиям, но хватка цепких когтей не ослабевает.
   Мое лицо перекашивает отвращением - сколько можно уже слушать эти пьяные бредни... Резким движением сбрасываю с себя его руки и отталкиваю имперца в угол. Тот, пошатываясь, поднимается по стенке и смотрит на меня недоуменными, затянутыми хмельной пленкой глазами.
   - Ты... что... что...
   - Боль, говоришь? Не знаю, говоришь? - в моем голосе начинают проскакивать нотки презрения. - Да как ты смеешь, падаль?
   Хватаю сержанта за горло и рывком подтягиваю его лицо вплотную к своему.
   - Ты не видел тех, кого после инициации вчетвером уносили в кельи, держа бережнее, чем младенцев, потому что не было на их теле ни клочка целой кожи... Ты не видел тех, кто не смог совладать с живущей в них Тенью, кто сгорал изнутри от боли и ничто, ничто не могло им помочь... Ты, ублюдок, даже представить себе не можешь, что такое кокон и что ты чувствуешь, когда он распускается в груди в первый раз - и ты еще смеешь говорить мне о боли?
   Глаза в глаза, и я чувствую, как он тонет в черноте моих зрачков, кожей ощущая ту пустоту, что равнодушно смотрит сквозь них на червей, копошащихся в нечистотах этого мира. Медленно разжимаю руку и отворачиваюсь, слыша, как Тинхэ с хрипом опускается на пол.
   В пустой голове ни с того ни с сего проносится одинокая мысль: "Я не умру...".
   Поднимаю со стола кружку и делаю глоток. Пиво в этом трактире омерзительнейшее... Поворачиваюсь к сержанту.
   - Боль, ветроносец, не самое дрянное, что ждет нас в этой жизни... да и в других тоже, уж поверь.
   Закатываю левый рукав туники выше лоткя и вынимаю кинжал из ножен.
   - Боль не дает забыться. Она - единственное, что может напомнить тебе: "Ты есть... ты здесь...", - наклоняю голову и в упор смотрю на сержанта. - Ты слышишь ее шепот, человек ветра?
   Кожа на правом запястье рвется, и из раны, сочащейся густой черной жидкостью, выскальзывают два тонких скользких жгута. Они опутывают кисть, опутывают рукоять кинжала - так, что моя рука образует с ним единое целое, - и острыми концами прилипают к специальным желобкам у основания клинка.
   - Смотри.
   Приставляю острие ближе к локтю и, посильнее вдавив лезвие, резким движением распарываю себе руку до самой кисти. Кровь, бьющая из пореза, мгновенно свертывается на воздухе; в ту же секунду выползшие из-под кожи нити начинают схватывать края раны, и через некоторое время от нее не остается и следа - даже грубый рубцеватый шрам рассасывается, не оставляя на коже ни единого намека на свое существование.
   Тинхэ стоит, уставившись на меня во все глаза; его и без того большие зрачки расползлись так, что полностью скрыли радужку. Я молча подхватываю свой плащ, разворачиваюсь и, так и не проронив ни слова, выхожу из трактира.
   Холод... холод и боль.
   Больше у нас нет ничего.
  
   ...
  
   Я поднялся с кресла и, сжимая в руке кружку, подошел к очагу.
   Что ж, Тинхэ, всю свою жизнь ты мечтал избавиться от боли... Надеюсь, теперь ты остался доволен.
   Скользнув взглядом по груде хлама, скопившейся на каминной полке, я остановился на небольшом пожелтевшем черепе с массивной нижней челюстью, развитыми верхними клыками и широким покатым лбом, нависающим над пустыми глазницами; взял его и, повертев в руке, проговорил, особо ни к кому не обращаясь:
   - Интересный народ эти степники. Странный... Не находишь, Таэс?
   - Интересный... - пробормотал тот, пригладив пятерней бороду. - Что может быть интересного в этих тварях, Воин? Мясо?.. Шкура?
   - Не скажи, не скажи... Они ведь по сути своей родственны лесным диким с запада.
   Положив череп на место, я некоторое время простоял молча, затем долил себе еще вина и продолжил, меряя шагами гостиную.
   - Несколько веков назад они были обычными кочевниками - с десяток племен номадов, пришедших сюда откуда-то с востока. Какое-то время они сильно досаждали Империи своими набегами, как ты знаешь... до того времени, пока Преподобный Верк не построил на северном лимесе линию фортификаций.
   Высший усмехнулся и качнул головой.
   - Ты учишь меня нашей истории, Тень?
   - Как это ни странно - нет, мой друг, - я улыбнулся. - Скажем так, я тренирую свою память, заодно освежая и твою. Но мы отвлеклись... Итак, степники были вынуждены бежать, и единственным местом, где они, наконец, смогли найти себе пристанище, оказались Забытые Земли. Плоская, бесконечная степь, травяное море, тянущееся до самого горизонта... пусть и мертвое - по их понятиям, именно так и мог выглядеть рай, тебе не кажется? Но только... - я взмахнул рукой и повернулся лицом к Таэсторху. - На поверку все вышло совсем не так. Земли изменили их... они забрали у людей все человеческое, дав взамен то, без чего не выживешь в Серой Пустыне. Сила, ловкость, непомерно развитое обоняние... их головы уже давно очистились от гнили разума, уступившей место одному лишь голоду. Не знаю... может, все это - лишь влияние Тени... Но если так, - кисло усмехнувшись, я сел обратно в кресло. - То выходит, что мы с ними близкие родственники.
   Высший покачал головой.
   - Императору Верку стоило уничтожить их всех, когда у него была такая возможность...
   Помолчав немного, я вновь перевел взгляд на череп и тихо произнес:
   - Знаешь, Таэс, вот в этом я полностью с тобой согласен.
  
   Тишина.
   Липкой патокой она обволокла меня, обволокла эту комнату, тяжелыми каплями падая на пол со стен и потолка. Тонкими паучьими лапками плела она свой кокон, и лишь мерный стук дождя не давал ее безмолвной колыбельной охватить меня полностью, винным теплом растекаясь по старому телу.
   Пляшущие язычки свечей и серые, словно живые глаза, смотрящие с холста... Мне всегда было легче красками выразить то, что я не мог сказать словами.
   Таэс зашелся в приступе сухого кашля; отдышавшись, беззвучно вздохнул и, пригубив вина, откинулся на спинку кресла.
   - Этот череп, Птицелов... Откуда он у тебя? Я не помню, чтобы за время службы Империи ты привозил с Пустоши сувениры.
   - Это долгая история, Таэс.
   Очень долгая... и правдивая ли? За столько лет, прошедших с того момента многое уже смешалось: что-то забылось, что-то, наоборот, не к месту приплелось. Это ведь только боль мы помним со всей отчетливостью. А то хорошее... или, хотя бы, просто приятное, что случалось с нами когда-либо - о нем мы забываем в первую очередь.
   Я вздохнул.
   - Это было еще в ту пору, когда я числился старшим центурионом Пятой "стальной" когорты. Мы тогда с несколькими офицерами любили выезжать на Пустошь - охотиться на небольшие стайки диких. Той ночью мы наткнулись на одну семью - что-то около семи-восьми особей, не помню точно... В общем, немного. Больше половины мы прирезали еще во сне... Этот детеныш, - я кивнул на череп. - Оказался моим первым трофеем, привезенным с Забытых земель.
   Таэсторх слушал меня с полуприкрытимы глазами, сложив тонкие сплетенные пальцы на животе. Я усмехнулся, вспомнив одну подробность:
   - Со мной тогда был ворон, и он все хотел выклюнуть трофею глаза, пока я не успел отрубить голову. Я отдал их ему потом... и не только те два - в тот раз мы забрали с собой четыре черепа.
   Да... тогда это было для меня развлечением. До того, как я поступил на службу к Таэсу, и охота на диких из удовольствия превратилась в обязанность. Сколько их было потом - с отрубленными головами и распоротым брюхом, начиненными стрелами и насаженными на длинные имперские копья... всех уже и не счесть.
   Никогда не превращайте удовольствие в работу.
   Иначе, в конце концов, у вас не останется ничего, чем бы вы могли разогнать накатывающую то и дело тоску.
  
   Таэсторх наклонился и, растирая руками усталые ноги, тихо стпросил:
   - Ты все-таки решил уехать?
   - Таэс... - я вздохнул. - Я ведь уже говорил тебе. И давай не будем возвращаться к прошлому - я не люблю этого...
   "...Потому что слишком часто забираюсь настолько глубоко, что порой бывает сложно вернуть себя обратно" - пронеслось в голове.
   - Но все же...
   - Никаких "все же", Таэс. Ни-ка-ких.
   Высший отпил немного вина и, ссутулившись, продолжил свое занятие.
   - И куда ты намереваешься идти? Обратно к Скале Теней? - спросил он после недолгой паузы.
   Найномирен... одинокий черный утес, вершинами вспарывающий мглистое северное небо. Первое и единственное пристанище Тени в этом мире, наш дом... наша крепость.
   - Нет. Нет... - пожав плечами, я тихо проговорил. - Не знаю, капитан. Не знаю... может, наймусь к Ветроносцам - я давно не видел Южного Побережья. Может, вернусь в Элертанну...
   - В Элертанну... знаешь, я хочу дать тебе один совет, Птицелов. Ты можешь, конечно, забыть о моих словах, будто никогда их и не слышал... но если ты вздумаешь ехать на север, не переходи границ Королевства. Или, хотя бы, постарайся избегать городов и больших деревень.
   - Избегать? С чего это вдруг?
   Высший ссутулился еще сильнее.
   - В Винзе я встретил группу беженцев из деревень близ Королевского тракта, искавших приют за лимесом. В основном - рвань и обнищавшие крестьяне, но было среди них и несколько солдат Наместника. В Королевстве неспокойно, Тень. Я не знаю, правда это или нет... и если да, то к чему это все... но теперь любого обнаруженного и пойманного Воина Тени вешают на первом же суку, ни в чем не разбираясь.
   Что?.. Я сжал кружку с такой силой, что по ее поверхности пошла сетка мелких трещин.
   Тень Всемилостливейшая...
   - А гарнизон в Элеросе? Что с ним?
   Таэсторх покачал головой.
   - Я не знаю, Птицелов. Все, что я тебе сказал - только слухи, не более. Те, кто мне их поведал, сами ничего подобного не видели... Но то, что с недавнего времени Наместник вступил в очень тесные отношения с Пепельным Братством - это ведь давно уже не секрет.
   - Братство? Эти... эти черви теперь в услужении у Наместника? - я усмехнулся. - Они что, гвардию его заменили, что ли?
   - Знаешь, все-таки ты слишком рьяно огараживал себя от мира. Даже когда ходил с караванами. Если тебе дорога жизнь...
   Жизнь... что это, Высший? Расскажи мне о ней, друг мой, ведь я уже давно как позабыл значение этого пустого звука.
   - Таэс, ты же знаешь...
   - Да-да. Да... - он откинул со лба прядь седых волос и выскочившим когтем почесал за ухом. - Но, в любом случае... не отворачивайся от моих слов - мне бы не хотелось однажды увидеть твою голову, торчащую на шесте где-нибудь в приграничье.
   Я улыбнулся и хлопнул Высшего по острому, выступающему сквозь одежду плечу.
   - Не волнуйся, капитан, до такого я не опущусь.
  
   Уже перед дверью, накидывая на плечи немного подсохший плащ, Таэсторх сказал:
   - Да, когда надумаешь... в общем, если тебе что-нибудь понадобится - лошадь, продукты... хотя, какие там продукты... Все равно, загляни ко мне, как соберешься. Не забудь.
   - Не забуду, Таэс. Обещаю.
   Бросив взгляд на продолжающие бить с неба косые стрелы, я задумчиво проговорил:
   - Идти в такую погоду до заставы... Тебе не жаль свои кости? Остался бы до утра, а там, глядишь, и дождь бы прошел.
   Высший устало облокотился о косяк.
   - Спасибо, Птицелов, но нет. Мне еще нужно... нужно зайти к Лизре. Благодарю за вино, - поклонившись на имперский манер, он накинул капюшон и, сделав пару шагов, растворился в промозглой ночи.
   Ворон гаркнул, слетел с насеста и, сделав круг под потолком, опустился мне на руку. Несколкьо капель, захлестнутых ветром в открытую дверь, попали ему на перья, вызвав долгую трескучую тираду. О чем ворон смог бы мне поведать, умей он складывать свои мысли в резко очерченные формочки слов? Не знаю... и, как бы там ни было, не думаю, что очень хочу это узнать.
  
   ...
  
   Shadelegion's Playlist:
  
   [глава 1: nine inch nails - "a warm place", "the great below".]
   [глава 2: dark tranquillity - альбом "haven".]
   [глава 3: morifaire - "shaderunning ("deep absence effect" alice's vocal mix)".]
   [глава 4: hallucinogen - "lsd".]
   [глава 5: мельница - "зима".]
  
  
  
   22
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"