Аннотация: размышления на тему разницы мироощущения запада и востока в масштабах одной небольшой страны на фоне почти правдивой истории очаровательного слива меня красивой девушкой
- Ты дуже гарний хлопець...
Убийственное троеточие. Именно его я в первую очередь и услышал. Именно его она мне и говорила. Слова не значили ничего, все стало понятно моментально.
- Але? - уже даже не надеясь, я просто продолжал отыгрывать свою роль.
- Але вже пiздно та я змерзла, - съехала она, не став отровенничать.
Это тоже была правда. Мы гуляли по ночному осеннему Франковску в одежде, предназначенной максимум на посидеть в баре, а не шуршать павшей листвой в парке над цепью ставков.
Логично, ведь в баре все и началось. В приятном заведении с претензионным названием "Кабуки". Ясное дело, что японским театром там и не пахло, так же как и японской кухней. Милая девочка со сложной прической и в кимоно пела на сцене на украинском языке под японские мотивы, подыгрывая себе на синтезаторе. Может быть лишь чуть-чуть громче, чем следовало бы. Подавали суши, цены слегка претендовали на элитарность. Я привычно запивал похмелье пивом и читал с телефона Мазина - очередной попаданец крушил кого-то мечом в весьма годных исторических декорациях. Вокруг было все как всегда - парочка, наслаждающаяся взглядами друг друга, негромкая компания, явно что-то отмечающая, кого-то ждущая девушка. В общем, ничего интереснее книжки на понемногу садящемся телефоне.
Где-то между первым и третьим бокалом пива и между третьим и двадцать вторым поединком на мечах-щитах-копьях-драккарах, весьма кстати неплохо описанных, в баре материализовалась катастрофа. Как и всякая приличная катастрофа ворвалась она внезапно и стремительно, притворяясь вовсе не северным пушным зверьком, а стройной высокой девушкой, весьма красивой, слегка нелепо одетой - дурная мода на огромные кроссовки, вовсе не сочетающиеся с шерстяным вязаным костюмчиком. Катастрофа ожидаемо обнялась с дождавшейся ее подружкой, сняла полупальтишко и мазнула взглядом по помещению.
Попаданец постигал азы мореплавания в раннем средневековье, так что я на время выпал из реальности. Скорее всего именно это катастрофу и подвигло на дальнейшие действия - красивые уверенные в себе девочки терпеть ненавидят, когда их игнорируют. Так что я раз за разом был удостоен все более и более длинных взглядов. Один из которых был настолько приглашающим, насколько это только может быть.
Катастрофа не только вынула из меня остатки здравого смысла глазами, но и демонстративно убрала сумочку со свободного стула у их столика. Дальше трусить не мог даже я. Прости меня, Мазин: телефон в карман, бокал в руки и на соседний столик, как в последний и решительный. Что я скажу? Нахрена я им там нужен? А вдруг это я все себе придумал, а на самом деле никто мне и не маяковал?
- Перепрошую, дiвчата, - вот он, момент истины. Тварь я дрожащая, иль право имею? Вы не прыгали с парашютом? Не ходили в полный рост в атаку на подготовленные пехотные позиции? Не посылали пятерых быковатых парней в темной подворотне? Тогда вы меня не поймете.
Что я дальше говорил - не помню. Но это было не важно, можно было не нервничать. Парашют вспух родным мягким рывком, атакуемые окопы оказались заняты своими, пацаны в подворотне заржали и поделились семками с пивасиком. Катастрофа с подружкой поощрительно улыбнулись и кивнули в направлении все того же стула. "Надо будет его выкрасть" - почему-то мелькнуло в моей, видать не совсем здоровой, голове.
Дальше все было очень легко, просто и весело. Мы говорили почти обо всем. О технике, отношениях, Японии, путешествиях. Я, извиняясь, рассказывал чуть пошловатые анекдоты. Пытался учить девушек обращаться с палочками для еды. Подружке катастрофы названивал какой-то Виталик, ревновал, спрашивал что за музыка. Мы даже над этим подшучивали.
Я начал понемногу осознавать катастрофичность ситуации, но еще далеко не до конца - я привычно самонадеянно считал, что держу все под контролем. Катастрофа была невероятно тактичная, явно думала намного больше, чем говорила. И еще больше чуяла. Мне это безумно нравилось, я оказывается люблю умных тактичных некичливых девушек. Она наступала уверенно, нежно и неотвратимо. Даже подшучивать над действительно слегка неуклюжей официанткой она умудрялась мило, необидно и с шармом.
Я оказался в обрезе открытой двери самолета, и уже прозвучал фа-фа "приготовиться", снизу привычно проплывала в дымке поверхность планеты, неслабо напоминая Google Maps. Я привычно-судорожно пробежался руками по ключевым точкам парашюта перед прыжком - рефлекторное и абсолютно бессмысленное действо, ведь все давно проверено и перепроверено трижды.
После кафе подружка катастрофы нас быстренько покинула, видимо успокаивать Виталика. Меня это не заботило, я был вовсе не прочь остаться с ней наедине. Катастрофа честно пыталась пыталась свалить и тем самым дать мне ее избежать, уверяла что назавтра дела и все такое и что она не может со мной сегодня пройтись. Я требовал еще немного внимания, полушутливо шантажировал ее волчьим воем под окнами: не жалко меня, пожалей хоть соседей.
Выть меня научили в армии, хоть и служил я там где волки срать боятся - в центре Киева. Но именно волчий вой мы использовали для "фишки" - солдатского телеграфа. С тех пор иногда я изливал тоску ночному светилу протяжным заунывным воем с погавкиванием. Что и продемонстрировал катастрофе, благо почти полная луна делала это весьма уместным. Как оказалось зря:
- Ну пойдем чуть-чуть пройдемся, я тут нашел неплохой парк неподалеку, ну пожалуйста, - ныл я, заглядывая в ее глаза.
- Ми вже гуляемо, - смеялась она. - Ми вже пройшли мiй дiм.
Я не просто не контролировал ситуацию, я уже даже не хотел ее контролировать.
Уже звучит протяжное "фааааа" сигнала на выход из самолета, и я уже делаю шаг за обрез двери, но привычной сковывающей тяжести парашюта за плечами внезапно не ощущаю. И очередная судорожная проверка пальцами подтверждает страшное - парашюта на мне нет, от слова "совсем".
Мы гуляли по Франковску, говорили обо всем. Почему-то ее глаза со слегка расширенными (к ночи ли?) зрачками принуждали меня к полной откровенности. Я рассказал не только про свою неудачную женитьбу, но и про отрицательное отношение к моногамии вообще. Про увлечение химией, механикой, войнами, психологией. Она говорила про своего отца, про бывшего, про цели в жизни, про осень. Мы спорили о морали и религии. Я обнимал ее не с целью полапать, а чтобы согреть, чтобы не дать ей замерзнуть и тем самым продлить нашу прогулку.
Я наслаждался свободным падением, даже четко осознавая, что парашюта за плечами нет. И это меня не парило - я самоуверенно надеялся на благополучное приземление, хотя и понимал что даже чуда для этого будет мало.
И да, чуда не произошло:
- Дашь номер телефона?
- Нi.
Катастрофа. Встреча с поверхностью родной планеты на скорости свободного падения - порядка сорока метров в секунду для моей комплекции. Правомерная расплата за удовольствие прыжка без парашюта. После такого обычно даже хоронить нечего, разве что кровавые, дурно пахнущие тряпки и какие-то буроватые комки-ошметки, разбрызганные вокруг.
Видимо катастрофа приняла всерьез мои угрозы насчет волчьего воя, потому что даже до подъезда провести себя не дала. Чмокнула в шечку и упорхнула в подворотню, белея своими нелепыми кроссовками.
Но знаете что? Когда мне грустно во Франковске, я прихожу повыть на один перекресток. Не думаю что оттуда сильно далеко до ее окон. А знаете зачем? Мне просто очень нужно сказать ей спасибо.
Именно она донесла до меня одну очень простую штуку - кажется, девочки не кусаются и вовсе не надо на них бросаться как в штыковую. Здесь это почему-то увидеть чуть проще. О чем-то таком мне рассказывали в глубоком-глубоком детстве: на западе девушки даже посылают тебя так, что тебе приятно.
Может быть потому, что на западе, в противовес югу и востоку, незнакомые люди относятся друг к другу чуть-чуть мягче. Более человечно. Если просто - все вокруг для всех по умолчанию свои. И это вовсе не мешает им быть при этом более прижимистыми.
Неисповедимы мелодии, которые играют струны людских душ.