Слово играет огромную роль в нашей жизни. С возникновением речи связанно становление человека как человека. Феофилакт Болгарский в толковании на Евангелие от Иоанна пишет: "Нельзя сказать, что ум бывает иногда без слов". Этим он подчеркивает, что ум и слово неотделимы. Апостол Павел сравнивает Слово Божие с мечом духовным.
В то же время Томас Манн в романе "Признания авантюриста Феликса Круля" заявляет: "Счастье можно испытать только на двух полюсах человеческих взаимоотношений - где еще или уже не возникают слова: во встрече глаз и в объятии; только там царят безусловность, свобода, тайна и глубокая откровенность. Все отношения в промежутке между этими полюсами - не теплы и не холодны, условны, ограниченны, скованы принятой формой светской условности. Здесь властвует слово, это слабое, половинчатое средство, первое порождение цивилизованной умеренности, настолько чуждое страстной и молчаливой сфере природы, что можно было бы сказать: любое слово само по себе - фраза, риторика".
Об этом же поется в романсе "Как сладко с тобою мне быть" (слова - Петр Рындин, музыка - Михаил Глинка):
"Как сладко с тобою мне быть
И молча душой погружаться
В лазурные очи твои.
Всю пылкость, все страсти души
Так сильно они выражают,
Как слово не выразит их".
Интересно в этом плане отношение Малера к своей Пятой симфонии. В отличие от предшествующих сочинений композитор отказывается от явно выраженной программности, от введения в симфонию слова и приходит к чисто инструментальной концепции. "Отныне я окончательно отказался комментировать свои сочинения, анализировать их или использовать еще какие-либо вспомогательные средства", - писал композитор.
Приведенные примеры показывают: бывают ситуации, когда слово не может выразить всего, что на душе у человека, когда оно бессильно. Человек пытается что-либо выразить, озвучить, но то, что выходит из его уст или из-под его пера, оказывается весьма далеко от того, что он чувствует, что он мыслит, но не оформляет в слова. Это состояние удачно выразил Тютчев в стихотворении "Silentium":
"Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, -
Питайся ими - и молчи".
Именно этим, на наш взгляд, объясняются мысли Томаса Манна и Малера. При встрече глаз происходит самое необыкновенное, что только может произойти: происходит понимание на бессознательном уровне, что этот человек тебе близок. Потом появляются слова, но это уже рутина. В объятиях слова тоже не нужны: и так все ясно. Замечание Малера в связи с Пятой симфонией объясняется тем, что музыка гораздо богаче и неоднозначней каких-либо слов. Слова ограничивают то, что хочет сказать композитор в своей симфонии.
* * *
Гете, величайший немецкий поэт, мыслитель, естествоиспытатель, по роду своих занятий был тесно связан со словом. В то же время он как никто обостренно чувствовал силу слова и одновременно его неполноту, невозможность в полной мере выразить все то, что он хотел донести до читателя.
В книге "Архаическое мышление" П.Федоров пишет об отношении к слову Гете: "У Гете было сложное отношение к языку: мучительные поиски единственного слова, логофобия и словотворчество; "непосредственному созерцанию вещей обязан я всем; слова значат для меня меньше, чем когда-либо"; "сущность всегда надо иметь живой перед собой и не убивать ее словом"".
* * *
Об этом же писал Шаляпин в книге "Маска и душа": "Есть в искусстве такие вещи, о которых словами сказать нельзя. Я думаю, что есть такие же вещи и в религии. Вот почему и об искусстве, и о религии можно говорить много, но договорить до конца невозможно. Доходишь до какой-то черты - я предпочитаю сказать: до какого-то забора, и хотя знаешь, что за этим забором лежат еще необъятные пространства, что есть на этих пространствах, объяснить нет возможности. Не хватает человеческих слов. Это переходит в область невыразимого чувства. Есть буквы в алфавите, и есть знаки в музыке. Все вы можете написать этими буквами, начертать этими знаками. Все слова, все ноты. Но... Есть интонация вздоха - как написать или начертить эту интонацию? Таких букв нет".
* * *
От слов мы не может отказаться ни в жизни, ни в вербальных видах искусства. Но можно свести употребление слова к минимуму, что и делается в таких традиционных для японской поэзии формах, как танка, хокку и хайку. Может, этим и объясняется притягательность японской поэзии, т.к. она заставляет работать мысль и чувства читателя.
* * *
О двойственности природы слова пишет апостол Иаков (3:1-10):
1 Братия мои! не многие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению,
2 ибо все мы много согрешаем. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело.
3 Вот, мы влагаем удила в рот коням, чтобы они повиновались нам, и управляем всем телом их.
4 Вот, и корабли, как ни велики они и как ни сильными ветрами носятся, небольшим рулем направляются, куда хочет кормчий;
5 так и язык - небольшой член, но много делает. Посмотри, небольшой огонь как много вещества зажигает!
6 И язык - огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны.
7 Ибо всякое естество зверей и птиц, пресмыкающихся и морских животных укрощается и укрощено естеством человеческим,
8 а язык укротить никто из людей не может: это - неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда.
9 Им благословляем Бога и Отца, и им проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию.
10 Из тех же уст исходит благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть.
* * *
Бывают ситуации, когда нас ждет не слово, а действие. В трагедии Шекспира "Гамлет" главный герой произносит следующее: