Синие чернила и общая тетрадь в охряной коленкоровой обложке. На обложке крупным почерком - "Смерть бройлера", внутри - чистые, пожелтевшие от времени листы. Я смотрю на тетрадь с унылым сожалением и иду кормить кур. Во дворе серое декабрьское утро швыряет в лицо горсть грязной влаги. Несушки квохчут и с голодным азартом кидаются грудью на мокрый забор. Комбикорм воняет плесенью, но курам все равно.
Мой ненаписанный роман. Он ждет меня там, в духоте отсыревшего дома, но я не спешу осквернять желтые листы своим уродливым почерком. Затапливаю печь, сухие щепки трещат, разбрызгивая белые искры. Я готовлюсь провести день как всегда. Завтрак, возня со счетами за электричество, ремонт мотоцикла... Но сегодня что-то мешает. Сумрак сгущается, скрипит входная дверь, и на пороге появляется... она. Нельзя сказать, что я не ждал её, но все-таки вздрогнул.
- Что? - спрашивает, поправляя за спиной огромную деревянную косу с блестящим, потемневшим от времени лезвием. - "Смерть бройлера", говоришь?
Её глаза - путь в никуда, в черную бездну. А может, их просто нет?
- Д-да, д-да, - запинаюсь я на каждом звуке. - Не успел, получается. А вы... это... уже сейчас? Вот прямо немедленно?
- Да нет, почему же? Могу подождать. Пока напишешь "Смерть".
- А это я сейчас, быстро...
Забыт мотоцикл, завтрак и куры. Желтые листы скрипят от напряжения, покрываясь синими каракулями. Лист за листом.
Безглазую едва видно в полумраке дома, только изредка мерцает лезвие косы.
День за днем, как серые клоны. Про себя я называю безглазую Музой и завистливо поглядываю на косу. Уж больно хорошо заточено лезвие. С такой бы косой - да в чисто поле, да в душистые травы. Но... Роман быстро приближается к концу, к смерти бройлера. А там уж и эпилог. Однажды я отшвыриваю от себя вспухшую от чернил тетрадь и глубоко вздыхаю:
- Всё!
- Дай почитать, - Муза покрепче перехватывает косу костлявыми пальцами и припадает к синим каракулям. Я стараюсь дышать тихо, почти незаметно. И засыпаю. Просыпаюсь от того, что в грудь упирается острое лезвие. Черная бездна вползает в душу:
- Хочешь ещё что-нибудь написать? Есть планы?
- Ну... "Восстание цыплят" как продолжение "Бройлера". Потом "Курам на смех. Двадцать лет спустя". И ещё много чего...
- Пиши, - лезвие плавно опускается к ногам, безглазая присаживается на деревянный табурет. - Я подожду.
Я достаю из чулана стопку чистых тетрадей в охряных коленкоровых обложках и начинаю писать...