Сегодня Вера должна была привести в гости к родителям своего молодого человека, и родители страшно волновались. Денис Павлович, кажется, даже немного прибавил в седине, а Людмила Ивановна сбросила несколько килограммов и сказала:
- Нервы сжигают калории!
Событие готовилось Лютиковыми к вечеру, когда Вера возвращалась с работы. Молодой человек с графиком связан не был, он работал писателем-фантастом. Писатель всегда находится в напряженном умственном труде - ходит с блокнотом по доскам через лужи, прислушивается к людскому говору, а фантаст еще и читает научные журналы! Вот так дни напролет лежит и читает.
Вериного хахаля звали Джон. Наверное, в паспорте у него было другое имя - Иван, но откликался только на Джона.
- Иванов много, а Джон у нас в районе я один, - пояснил он Вере при знакомстве.
Перед явлением Джона, Лютиковы приготовили образцовый ужин. Чтобы заронить мысль - мы всегда так харчуемся, заведено. Будь дома мать Людмилы Ивановны, то она напротив, показала бы крайнюю нищету, дополнительно заставив гостя пить из страшной щербатой чашки и застлав перед ним вместо скатерти липкой клеенкой, какая бывает на дачах, где вбитый во дворе деревянный стол делят на равных паях хозяева и мухи. Но Сорокина - так была фамилия матери Людмилы Ивановны - летом жила на даче, а указанную клеенку забирала осенью домой, чтоб соседи не позарились. И покуда Сорокина воплощала в жизнь заветы Мичурина, Лютиковы позволяли себе многое.
Людмила Ивановна даже поставила на сервант вазу с душистым букетом ромашек. А Денис Павлович положил на видном месте умную книгу. Недавно спрашивал у Вари:
- Что за твой кавалер фантастику пишет, научную или фэнтези?
- Нет, он пишет новую волну!
- Ну а например, на кого похоже?
Вера называла имена, которых отец не знал. Видел фото избранника, на экране дочкиного мобильного телефона. Вылитый гасконец.
Жара поутихла, солнце хотело спать и опускалось к западу. У них, там, за океаном, оно отдыхает, щадит американцев, это у нас огнем выжигает город. Лютиковы, умаявшись с приготовлением ужина, сели на стулья и глядели в ничто, а на кухне булькало и шипело. До прихода Веры и писателя оставалось полчаса, тем паче что дочь звонила и значительно сообщила, что уже едут.
В дверь позвонили. Неужели так быстро? Денис Павлович пошел открывать, а Людмила Ивановна утицей за ним. Не успел замок щелкнуть, как в коридор влетел полный мальчик лет шести и сходу провел серию ударов в живот хозяина квартиры.
- Пах-пах-пах! Всё, ты убит!
Денис Павлович, приложив руку к болесному месту, заохал и попытался сказать какую-то строгость, но силы оставили его. За мальчиком стояла Маша, вторая дочь Лютиковых, скороговоркой поясняя, что ей надо бежать и ой-ёй-ёй срочно, а с Мишуткой сидеть некому, Тёма на подписании, а что мы без предупреждения, то сами виноваты - зачем вам мобильные телефоны, если вы не отвечаете, а если и работают, то не имеет значения, и скорее всего, Мишутка останется у вас ночевать.
Пока она говорила, мальчик зашел в туалет и принялся дергать за рычаг унитаза недозволенным образом. Дед с бабушкой много раз предупреждали, как должно дергать за рычаг, чтобы бачок не сломался, иначе вода будет постоянно течь, и дедушка еще больше полысеет, а бабушка сойдет с ума, наблюдая, как её муж пробует унитаз починить.
Людмила Ивановна зашла к внуку. Спустя несколько секунд она спросила:
- Зачем ты утопил мыло?
- Купишь новое! - крикнул Мишутка.
За глаза его называли Антихристом. По легенде, еще в роддоме он обпивал чужих матерей, выползая ночами из своего младенческого отделения и, в тусклом свете флюоресцентных ламп, проталкивая туловище слабыми конечностями, пробирался к роженицам и присасывался к их персям.
Едва научившись говорить, он звонил по телефону на случайный номер и угрожал, что придет и обкакает, только пусть скажут, куда мама должна его привезти.
- Или давай деньги! - заключал Мишутка.
Силу денег он узнал с младенчества, бросив зарплату отца в огонь, на плиту, где готовилась кашка, и осатанело смеялся, глядя, как родители обжигались и доставали тлеющие бумажки. Смекнул - важная штука эти деньги, раз люди так из-за них убиваются. Начал копить, пряча в разборную погремушку копеечки. Тайна раскрылась, когда он этой утяжеленной погремушкой стукнул деда в висок, отчего Денис Павлович потерял сознание, а когда пришел в себя, то вдруг заговорил на неизвестном языке - впрочем, к вечеру это прошло. Но мать мужа Маши, Феодора Яковлевна, назвала это словом "глоссолалия" и стала относиться к Денису Павловичу с усиленным уважением. Именно она и во внуке впервые предположила антихриста, но после сменила мнение и внука возлюбила, тешила подарками да с улыбкой говорила, что он - казнь всем грешникам. Она жила от детей отдельно, принимая участие в какой-то тайной деятельности.
- Всё, я побежала! - Маша сунула отцу в руки кулек с вещами Мишутки и стремительно покинула квартиру.
Зазвонил телефон. Это была Вера, спрашивающая, купить ли мороженого? Они уже возле магазина!
- Купите, - ответил Денис Павлович.
Хахаль дочери прибыл в дом на четвереньках, мыча и жуя пучок травы. Следом шла Вера. Она пояснила:
- Андрей теперь символист!
- Погодите, дайте я угадаю, - Лютиков решил проявить эрудицию, - Если шествие на осляти символизировало вхождение Иисуса в Иерусалим, то шествие в образе быка...
- Символизирует уподобление писателя богу в образе человеческом, - пояснил Джон, выплюнув траву, однако не меняя своего положения.
Лютиков понял, что вовлечен в какую-то интеллектуальную игру, и должен предпринять нечто для её развития, чтобы гость поднялся на ноги. Игру живой мысли нарушил Мишутка - он подбежал к Джону и дал пинок под зад. Писатель от неожиданности вскрикнул и сразу выпрямился. Так, коленопреклоненный, он изумленно поглядел через плечо. Мишутка скорчил ему рожу. Вера вытянула руки и попыталась схватить племянника, однако тот нашел защиту у бабушки.
- Наконец это пОшло, - заключил Джон так, что все поняли - первую часть фразы он проговорил про себя. И стало ясно, какой это культурный человек. А Денис Павлович решил обернуть всё в шутку - развел руками:
- Молодость...
- Ничего, - сказал Джон, поднимаясь, - меня часто пинают и взрослые.
- Критики! - пояснила Вера, - И еще завистники!
- Писателей всегда притесняли, - вздохнула Людмила Ивановна.
- Да, ГУЛАГ, - помрачнел Джон, - Сотнями, штабелями, вот так! - и сделал руками жест, сводя ладони так, будто сжимал невидимую пачку бумаги.
Все стали грустными и принялись качать головами, а Мишутка временно выпал из поля зрения. Денис Павлович вдруг вспомнил:
- А познакомиться! - и пошел вперед, протягивая руку:
- Денис Петрович!
- Я знаю, мне Вера говорила, - писатель вяло пожал предложенную руку, - А меня зовут просто Джон!
- Джон-бизон, - добавил откуда-то Мишутка.
- Да, - гость стал трогать свои карманы, - Я же вам подарки принес! Сейчас достану...
И вытащил носовой платочек, развернул, а там глиняная свистулька. Подмигнул, ко рту поднес и, раскачиваясь, загудел.
- Джон обучался этому в специальном мастер-классе, - объяснила Варя.
- Вот, держите, - гость отнял свистульку от губ и протянул Денису Павловичу. С улыбкой:
- Попробуйте!
Тот взял несмело, набрал воздуху и сыграл печальный, долгий писк.
- Там дырочка есть, прижимайте! - Джон вытянул указательный палец и задрожал им.
- Попробуй ты, - Денис Иванович передал свистульку супруге. Она стала дудеть, а все на нее смотрели и радовались так, чтоб другие видели.
- Вы наверное голодные! - сказал Лютиков.
- Я съел бы канат! У вас нет каната? - Джон начал булькать смехом, пока Варя не повела его за рукав:
- Идем мыть руки.
Сели в большой комнате за столом, который родители Вари нарочно раздвинули час назад. Конечно, прямоугольный раздвижной стол - не то, что круглый у интеллигентов белогвардейского разлива. Денис Иванович всегда, всю жизнь хотел круглый стол, и лампу с зеленым абажуром, и комары чтоб летали особые - любимых гостей не кусали, а нелюбимых поедом ели.
Только Лютиковы и Джон за стол уселись, как Мишутка начал биться головой оттуда, из-под него. Так что посуда вздрагивала.
- Мне не больно, мне не больно! - твердил Мишутка.
Денис Павлович вскочил со словами:
- Мне надо выйти.
Вышел в коридор, скрипнул дверью в туалет. Джон покамест окинул взглядом скатерть - помимо столовых приборов и пустых тарелок, посередине стояла миска, где в густой коричневой жиже плавал овощ. Джон зачмокал губами:
- Я уже предвкушаю!
- Фирменное блюдо нашей семьи, - сказала Людмила Ивановна, - вчера Денис Павлович весь базар оббегал, искал майоран! Без майорана вкус получается совершенно другой!
- А что это? - спросил Джон.
- Брюква, - Лютиков вернулся и сел.
- Никогда не пробовал брюкву, - признался гость.
- Мы тоже. Я даже не уверен, что это брюква. Позавчера, возвращаюсь вечером с работы, гляжу - лежит на обочине... Редиска не редиска, черт знает что такое. Взял, дома вот с дочкой посмотрели в интернете... Кажется - брюква!
- Да точно, папа, это брюква! - заверила Варя.
Гость отмолчался и стал обводить глазами комнату. Людмила Ивановна вспомнила, что некогда читала романы и решила начать разговор на литературную тему. Будто горох бросила:
- А как вы относитесь к творчеству Флобера?
- А это кто? - произнес Джон не то вопросительно, не то с вызовом. Вот и гадай - или отрицатель основ, или невежда. Людмила Ивановна озарилась:
- А эти его писательские странности, они милы, правда?
Ей почему-то показалось, что она выпускница Института благородных девиц, что над Козьим болотом, и что вообще девятнадцатый век наступил. Возможно, этот дочкин ухажер войдет в семью и наступят - литературные вечера. По пятницам, бородатые писатели, непременно в свитерах, причем прозаики в новых, а поэты в дырявых - будут собираться у Лютиковых, и квартира, эти встречи, войдут в историю. Пииты всех мансард окрестных... И она, как в старину - хозяйка салона. Блистает познаниями. Слышится - далекое - через сад - а давайте играть в фанты! И сада нет, и окна другого дома хмурят шторы за твоим окном, а ты всё - а давайте играть в фанты! Скамейка-качели, туман, глухие звуки, слизнячок-с-пальчик у обочины, звонок велосипеда, да что это за стук?
Мишутка головой об стол, из-под низу - бух! бух! И смеется. Небось шишку набил.
- Шишка по-научному называется - гематома! - говорит Лютиков, вытаскивая внука за руку. Внук растрепанный, красный.
- Какой дьяволенок, - восклицает Джон, - Настоящий дьяволенок! Уберите его от меня!
Рвет на груди тенниску, тянет вперед нательный крестик, со стула вскакивает. Стул опрокидывается.
Лютиков, одной рукой придерживая рычащего Мишутку, другой хватает вилку и насаживает на неё брюкву. Поднимает пред собой победно. Алчет глазами. Но резкое движение - и брюква летит Джону в лоб.
- Гематома! - хохочет Вера. О дочь сатанинска, смирного юношу прельстила, хочешь погубить злокозненным родителям на отраду?
Качаясь и прижав руки ко лбу, бредет Джон по комнате. Гудит в голове, а Лютиковы будто за руки взялись и водят вокруг стола хоровод. Игрища бесовския!
Распахивает окно и становится на подоконник. Привет лето! А второй этаж и внизу крыжовник. Беги, писатель, беги хромая на подвернутую - слегка - ногу, хватай вдохновение своё, черпай ложкой! И неслись у него в разуме картины будущего романа про чертовщину.
Но галдя и обгоняя друг дружку, бежали следом за ним Лютиковы, и колотили в стенки троллейбуса, куда Джон вскочил. А водитель, ничего не подозревая, остановился и отворил шипящие двери. Ворвались Лютиковы в салон и началось невообразимое - Мишутка как обезьяна перемещался на руках по верхним поручням, Денис Павлович пытался компостировать свой язык, Людмила Ивановна свернула одному пассажиру шею, а другому откусила ухо, а Вера - это прелестное создание - настигла хахаля у кабины водителя и - тут троллейбус врезался в фонарный столб, замер, потом расставил свои рога-штанги, разбрасывая искр россыпи, замычал рёвом и сам собой рванул, поехал под каштановой улицей.