(с)2005 Петр Семилетов
КУЗЬМА ЛИРИЧНЫЙ
Однажды Кузьма Лиричный приехал в чужой город по важному делу. В
руке держал чемодан с облупленными боками. Видно, тяжелый. От вокзала
пошел по улице, с интересом глядя на здешний люд. Бабушка яблочки
продавала у обочины - поинтересовался, сколько стоят. И попросил одно
на пробу. Взял и ходу, молча. Хрумтело яблочко, соком заливаясь.
Потом другая улица. На правой стороне - книжный магазин. Лиричный
туда в прохладу нырнул через открытую дверь и попросил продавщицу,
похожую на мышку девушку в коричневом платье:
--Дайте мне что-нибудь для поддержания духа.
И полез в нагрудный карман рубахи за бумажником. Одно время он даже
стеснялся там бумажник носить. Выпирает, как будто грудь выросла.
Девушка нацелила палец на полки с книгами, поводила им в воздухе,
осенилась лицом и достала томик стихов:
--Вот, держите.
--А я думал, вы мне "нате" скажете, - сострил Лиричный. Девушка немного
подумала, потом натянула на губы улыбку. Так, совсем чуть-чуть, из
вежливости. Лиричный взял, полистал томик. Прочел вслух фамилию автора:
--Нарезной. Это кто?
--А он из нашего города, кстати. Недавно даже раздавал тут, в этом
магазине, автографы - подписывал книги и раздал некоторое количество
бесплатно.
--А я думал, что вы "рОздал" скажете, - снова пошутил Лиричный. Девушка
на миг прикусила уголок губы. Потом спросила:
--Будете покупать?
--Подождите. Я еще полистаю, - Лиричный начал переворачивать страницы.
В какой-то момент остановился, нарочито послюнил перст указующий,
вознамерился продолжить...
--Нет! - почти крикнула девушка. Палец замер на полпути.
--Не надо пальцы слюнить, - сказала она.
--А. Это я вас проверяю, - загадочно ответил Лиричный. Вздохнул, закрыл
книжку, посмотрел на обложку. Поднял взгляд на продавщицу:
--Ну что, выписывайте. На складе есть?
--Что?
--Есть, говорю, на складе?
--Я не понимаю.
--Русский язык не понимаете? Я хочу купить у вас эту книгу, Нарезного.
Поэтому спрашиваю, есть у вас эта книга на складе?
--Зачем вам книга со склада?
--Ну в подсобке. Или вы мне эту прямо хотите продать?
--А чем вас эта не устраивает?
--Она с витрины.
--Ну и что?
--Ее столько людей перелапало! А вы знаете, как легко передаются кожные
болезни, и не только? Трогал ее какой-нибудь сифилитик, а я потом
отдувайся за его любовь к поэзии.
--Знаете что? Или берите эту книгу, или уходите!
--Так, - Лиричный зло посмотрел на девушку, - Давайте, во-первых,
жалобную книгу. А во-вторых, зовите начальника, кто он тут у вас?
Директор? Директор, да?
--А что вы запишете в жалобной книге?
--Это мое дело. Что хочу, то и запишу. Вам понятно? Несите книгу. И
директора. Живо.
--Вы не бузите, гражданин, - Лиричного тронул за плечо некий пенсионер,
совсем седой, в очках, с длинными неопрятными патлами до плеч. Он был в
вытертых джинсах и рубахе из мешковины или какой-то дерюги. Никто и не
заметил, как он вошел. А он зашел и копался в полке с букинистическими
книгами.
Лиричный насмешливо посмотрел на седого:
--А вы не вмешивайтесь. Тоже мне, хиппи. Песняры.
--Вы себя ведете очень вызывающе, - сказал седой.
--Ой, вот только этого не нужно. Не нужно, - с издевательской ноткой
произнес Лиричный. Повернулся и вышел вон, на улицу, где светило летнее
солнце. Асфальт выглядел как белый, люди шли сонные, троллейбусы ехали
осевшие, расплавленные.
Лиричный перешел на другую сторону улицы, в компьютерный магазин.
Начал там расхаживать вдоль стеклянной витрины с клавиатурами. К нему
подошел менеджер - штаны, рубаха, молод, выбрит, одинаков. Спрашивает:
--Вам что-нибудь подсказать?
--А у вас есть клавиатуры для программистов? - Лиричный посмотрел на
него в упор. Внимательно, даже сурово.
--Как это?
--Ну, специальные такие клавиатуры. Чтобы клавиши не залипали.
--У нас в клавиатурах не залипают клавиши...
--Да что вы говорите! А у моего знакомого была клавиатура марки
"Корвет", там нажатие на клавиши сопровождалось дивной музыкой, что вы
на это скажете?
--Что я могу сказать? - удивился менеджер.
--Да уж, вам точно нечего сказать! - Лиричный быстро подошел к другой
витрине, прочитал вслух надпись:
--Манипуляторы типа "мышь"!
Ставший рядом менеджер подтвердил:
--Да, они.
Лиричный прищурился и посмотрел на него:
--Вот, то-то. А ты сам небось только букварь недавно освоил, а уже
высокими технологиями торгуешь. Лапоть! Не замечаешь несоответствие?
Народная мудрость недаром гласит - каждый сверчок знай свой шесток. А
еще - выше головы не прыгнешь. Или - выше лба уши не растут. Теперь
проведи прямую линию от этих пословиц к себе.
--Или на хуй, - коротко послал менеджер.
--Что и требовалось доказать, - Лиричный весело улыбнулся.
Спустя десять минут он стоял в продуктовом магазине у стойки мясного
отдела. Лиричный удивился, что продавщица, лет двадцати пяти конопатая
женщина, носит очки. "Ну как ученая мартышка", подумал Лиричный.
--Я испытываю голод, - сообщил он продавщице. Перед этим он огляделся.
Больше никого в магазине не было, кроме еще одной продавщицы, там где
конфеты и печенье. Он понял, что эти две дамы работают на несколько
отделов.
--Что вам взвесить? - спросила продавщица.
--Мне бы дешевенькой колбаски грамм эдак двести пятьдесят, - начал
Лиричный и вдруг серьезно спросил:
--Скажите, вы басню Крылова "Обезьяна и очки" читали?
--Не поняла, - ответила продавщица.
--Не поняли содержание, смысл басни? Оно и понятно, что не поняли, - он
снисходительно посмеялся. Странно было ему видеть, что продавщица не
смеется вместе с ним.
--Чувство юмора и самоирония отсутствуют как данность, - заключил
Лиричный.
--Валя, подойди сюда, - позвала продавщица вторую. Полная, натурально
румяная Валя подошла. Спросила:
--А что?
--Виноводочные изделия несовершеннолетним отпускаете? - сказал ей
Лиричный.
--Видишь сама? - обратилась первая продавщица к Вале.
--Кто это такой? - спросила та.
--Я вам могу сказать, - ответил Лиричный, - Я Кузьма Ильич Лиричный,
приехал к вам из другого города, по делу и посмотреть на ваши порядки и
нравы. Многое предстоит сделать, чтобы в вашем городе могли жить
нормальные люди. А пока что ваш городок ничем, кроме ласточек из теста,
не знаменит.
--Что он такое несет? - возмутилась Валя.
--Несут куры, - железным голосом сказал Лиричный и тут же сам себя
поправил:
--Несутся. Или "несут" - тоже правильная форма, ведь они "несут яйца",
а значит, так тоже верно. Вот что значит склонность к логическому
мышлению. Видите как я, уже давно окончивший институт - двенадцать лет
как - и имеющий полное историческое право забыть все там заученное, не
только частично не забыл, но и самостоятельно восполняю провалы в
памяти. Так сказать, сам себя латаю!
Вдруг он съежился, помрачнел и выкрикнул, истерично и брызжа слюной:
--Что вы на меня так смотрите?! Что вы смотрите!
За полчаса Лиричный был на другом конце города. Улица шла с горба на
горб. За темными и косыми, как зубья старого курильщика, заборами,
сидели деревянные дома. Одноэтажки. Во дворах висели на натянутых
веревках ряды белья. Голубые водные колонки торчали из тротуаров и
возле домов. Ветер гнал по асфальту пыль. Пыль помельче укрывала листья
садов.
Лиричный все время заглядывал в бумажку с адресом. Белинского
десять. Кажется, здесь. Да не кажется, а точно! Он завернул во двор. У
полуразвалившегося крыльца, слева - мальва с розовыми цветами. Лиричный
нажал на кнопку звонка. Ему открыли, даже не спросили кто. На пороге
стоял издатель Егор Сыромятный. Грузный, мощный, но обрюзгший, похожий
на матроса. Он и одет был в тельняшку. И еще штаны. Сыромятный с давних
пор занимался самиздатом. Сохранилась нужная для этого аппаратура и по
сей день. Вот он и пользовался. Кому за деньги, кому даром.
Лиричный протянул ему руку:
--Я Лиричный, Кузьма Ильич. Я звонил вам вчера, мы договорились о
встрече.
--Заходите, - Сыромятный ответил крепким, холодно-потным рукопожатием.
Когда отпустил, Лиричный незаметно заскреб пальцами по своей ладони,
очищаясь.
Квадратная комнатка, стол, два стола, лампа на голом проводе под
потолком, на котором убито тысячу комаров. Кузьма Лиричный приступил
сразу к делу. Поставил чемодан на стол, раскрыл. Достал несколько пачек
перевязанных шпагатом общих тетрадей, положил рядом с чемоданом. Места
не хватило, поэтому он составил чемодан на стул и продолжил одна за
другой выкладывать тетради. Затем обвел их рукой:
--Вот тут вся моя жизнь.
--Извините, я вчера из нашей беседы не совсем понял, что вы пишите, -
заметил Сыромятный. Он явно смущался гостем. Стоял в проходе, трогал
рукой дверной косяк.
Лиричный пояснил:
--Драма поколения на конкретном примере одного лица. То есть на моем
примере. Произошел излом и надо было его выпрямить. Пока никому еще не
под силу было такое выпрямление, но теперь, когда мы объединим наши
силы...
--Вы роман написали? - спросил Сыромятный.
Лиричный помолчал. Потом сказал:
--У меня более... широкий жанр. Это текст-размышление, текст-исповедь,
текст-закон и пророчество. Синтез личных наблюдений, переживаний и
чаяний, проецируемый на общее мыслепространство семидесятников. В двух
словах я не могу рассказать. Произведения разбито на циклы. Вот
например, "Досуг", - он поднял стопку тетрадей.
--О чем это?
--Там обо всем. Как мы играли в шахматы. Семидесятники. Я привел даже
реальные партии, в которые играл дюжину лет назад со своими товарищами.
Есть и более свежие, когда я уже сам с собой. Я все записывал. Где
надо, вклеивал в тетради документы, фотографии, разные бумажки. А вот
тетрадь "Как мы ездили в городском транспорте" - там даже несколько
билетиков вклеено. Подробно описан миф "счастливого билета", когда
первые три цифры номера билета в сумме дают сумму же трех последних
цифр этого номера - если такой билет съедаете, загадав желание, то оно
исполняется.
--У вас исполнилось?
--У меня - да, и я об этом, опять же, подробно здесь рассказываю. Всё
здесь, вся моя жизнь.
--А другие тетради о чем?
Хоть Лиричный и уловил оттенок грубости, все же сдобрил сухость в
горле, сглотнув слюну, и сказал:
--Я охватил самую разнообразную тематику. Вот о школе. По памяти
процитированы надписи, оставляемые мною на партах в разных классах. И
не только мои, но и чужие надписи! Или вот еще тут же, уникальное
исследование - за сколько времени расходуется школьный мелок, как много
километров букв и цифр приходится ему исписать, чтобы превратиться в
жалкий огрызок!
--И сколько у вас тетрадей?
--Двадцать четыре. Я писал их пятнадцать лет. Начал, как только
осознал, что мне есть что сказать.
--А вы считаете себя семидесятником?
--Да.
Сыромятный как-то кисло посмотрел в пол, на свои ноги, затем на
Лиричного, почесал подбородок:
--А я признаться никогда не понимал, кто это - семидесятники,
шестидесятники...
--Я родился в семидесятом. Значит, я семидесятник.
--Железная у вас логика.
--Нет, - зло посмотрел на Сыромятного, - стальная!
--Вы не кричите, пожалуйста.
--Я не кричу. Я не кричу. Я спокоен, мне нельзя нервничать.
--Значит вот я вам скажу. Мне очень жаль, что вы проделали такой путь и
сюда приехали. Если хотите, я вам дам деньги на обратный билет. Но мы с
вами каши не сварим.
--А я с вами кашу варить и не собирался, - Лиричный так говорил, что
слова его прямо звенели.
--Поверьте, я тоже, - сказал Сыромятный, - Уходите.
--Пааадаль, - Лиричный начал неровно, быстро кидать тетради в чемодан.
Зло приминал их, утрамбовывал, бросал сверху другие.
--Я не слышал, - издатель безучастно скрестил руки на груди.
Лиричный собрал свои труды быстрее, чем выкладывал их. Наспех закрыл
чемодан, щелкнул двумя замками. Не прощаясь, ушел. Больше его в этом
городе никто не видел.
Киев, 13.08.2005