Семилетов Петр Владимирович : другие произведения.

Веталь и летающие тарелки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Петр Семилетов
  
   ВЕТАЛЬ И ЛЕТАЮЩИЕ ТАРЕЛКИ
  
   повесть
  
   Листья яблонь в палисаднике мокрые, а стволы резко черные - идет дождь. Капли стекают по стеклу, а с той стороны, из квартиры, к нему прижалось лицо. Нос расплющился, а язык бессмысленно высунут. Это Веталь, он смотрит на мир.
  
   ВЕТАЛЬ ШУБИН И ПЕРДОБАНК
  
   Он пишет по бетонной стене черной на конце обугленной палкой. Пишет "Веталь + Люба = " и дорисовывает сердце. На самом деле есть только сам Веталь и стена, а Любы никакой нет. Он ее придумал. Это о будущем. Там все будет. И институт, и Люба. Веталь пойдет осенью поступать в институт. Он сдаст экзамен на отлично. Как он школу закончил экстерном.
  --Я школу закончил экстерном.
   Все во дворе знают. Но у Веталя много секретов.
   Пустырь, бетонная стена, едва дымятся угли. Круг седых углей - здесь был костер. Чуть ветер задует и уголья вспыхивают янтарем. Веталь идет домой. За забором гремит товарняк. С блеклого неба рыбьим глазом глядит солнце. Июнь, в воздухе мошки.
   Возле родной хрущовки, напротив палисадника, под согнутой яблоней - скамейка с алкоголиками. Они играют в домино. Общаются. Рыжий дядя Егор оттягивает на себе ворот футболки. Крестик на волосатой груди.
  --Православное христианство всегда было традиционной верой нашего народа, - отпускает ворот и смотрит на собеседника, будто пояснил ему, дурачку, сколько будет дважды два.
   На улице жарковато, а в парадном - прохладно. Веталь проверяет почтовый ящик. Между первым и вторым этажом. Раньше он регулярно поджигал. А потом они с папой стали выписывать газеты и поджоги прекратились. Отец, Николай Витальевич, любит читать газеты. Сейчас он дома.
   Веталь позвонил в дверь, но ему не открыли. Тогда он своим ключом. У него и бати по ключу. Добротные, из нержавейки. Есть еще и третий, постоянно хранится в банке с солидолом. Этот запасной.
   Дома было пусто - батя лежал под кроватью. Глухо донеслось оттуда:
  --Обед в холодильнике!
   Веталь поставил на стол кастрюлю холодного фасолевого супу, взял ломоть хлеба и консервным ножом взрыл жестяную крышку на банке с консервированными бобами. В томатном соусе. И брикет горохового супу вприкуску. Начал есть.
  --Не чавкай! - тихо крикнул отец из комнаты, лежа под кроватью.
  --Это я от вкусноты! - ответил Веталь, - Вкусно!
   Отец что-то там проворчал. Вообще он был неплохой, но с придурью. Веталь поел и отправился в комнату играть на приставке. Он постоянно ездил на радиобазар и менял картриджи. Это была старая приставка и картриджи к ней стоили дороже, чем современные диски. Веталь подходил к раскладке и просил продавца показать ему то одну, то другую игру. На десятой терпение продавца заканчивалось и он спрашивал:
  --Ну так ты будешь менять?
   Он знал, что Веталь не покупает, а меняет. Обмен стоит десять гривен. Один раз Веталь попросил показать ему сразу пять картриджей. Не поставить в тестовую приставку, а в руках подержать - посмотреть на обложки. Там было по несколько игр на картридже. И Веталь так интересно вертел картриджи, так пристально их разглядывал, что когда шел с базара, то нес с собой два картриджа вместо одного. Второй он взял бесплатно. А что, у них и так много. Они на нем, Ветале, наживаются. Имеет право. Радостный Веталь зашел еще тогда в гастроном неподалеку и купил стакан соку. Яблочного. Была жара, а сок ее осадил. Хорошо.
   И вот Веталь сел играть на приставке. Он сидел перед телевизором на табуретке, а на табуретку клал для мягкости подушку. Это было как в дорогом кресле. На экране прыгал человечек. Веталь глядел туда сосредоточенно. И дергал джойпадом. Бывало, так дергал, что приставка двигалась и отходил шнур питания. Тогда все сбивалось. И Веталь кричал дурно. Мог при этом бросить тапок или яблоко, если ел. Однажды яблоком разбил так окно. А если что-то в игре не получалось, то выключал и говорил:
  --Я не в форме.
   Иногда и такое случалось. Он ведь не чемпион. Он ведь только ученик чародея. Ничего, вот йогой позанимается и будет играть то что надо. Есть такая штука, йога. Если ее освоишь, то можешь спать на гвоздях. А еще спать в гробу на глубине пяти метров в течении тридцати дней. Потом тебя выкопают и ты встанешь и скажешь:
  --Как огурчик!
   И все изумятся. Может быть, будут даже киношники. Они падки на сенсации. Да, киношники обязательно будут. Если им до этого позвонить. И приедет особый фургон с аппаратурой. Этим Веталь займется ближе к осени.
   Тут его разобрало. Веталь встал, подошел к баллону, который стоял в углу. От баллона вела гофрированная трубка. Веталь приспустил штаны и сунул трубку себе в жопу. Начал традиционно напевать, раскачивая головой:
  --Из меня выходит газ, надевай противогаз!
   Так он повторял, пока все не вышло. Закрутил на баллоне вентиль. Там была двусторонняя система. Второй такой баллон, по соображению Веталя, полный, лежал в кладовке. Стратегическое оружие номер 1.
   Идея создать Пердобанк пришла к Веталю во сне. Там он боролся с пришельцами при помощи огнемета, который заряжался натуральным способом. Примерно в то же время Веталю начало казаться, что пришельцы потихоньку осваивают Киев. Он видел их в метро и на улице. А они даже не догадывались, что он их распознаёт. Одевайте свои черные зеркальные очки, перемигивайтесь по-особому, чешите носы - бесполезно. Веталь ведает.
   Есть три признака, два можно назвать. Жует мятную жвачку (чтоб отбивать свой инопланетный запах, исходящий изо рта), держит левую руку в кармане вот так, с торчащим наружу большим пальцем, а вот третий признак - большой секрет. Привет!
   Но все это до поры, до времени - их инопланетные планы захвата нашей планеты. Когда будет совсем невмоготу, Веталь решится. Он поставит на карту жизнь свою и употребит супер-убийственный-натуральный газ, чтобы уничтожить противника раз и навсегда, одним махом. Это будет. А пока...
  
   ВЕТАЛЬ И МОНАХ
  
   Возле озера раньше были пустыри. Трава на песке, ивы, гадкие сосенки с рыжими кривыми стволами, будто из оплавленного пластилина. Потом туда приехал подъемный кран. Привезли бетонные блоки. Общественности было сказано, что на этом месте много лет назад был монастырь. И что потом его взорвали большевики - им нужен был на том месте пустырь.
   Монастырь возродили. Там жили одни мужчины. Появилось натуральное хозяйство. Они выращивали овощи и разводили пчел. Среди молодых плодовых деревьев и кустов жимолости поставили ряд коробов - ульев. Подле них часто ходил особый монах, в широкополой шапке, с которой свисала защитная сетка, такая густая, что не видно было лица. Еще он был в грубых холщовых рукавицах.
   Веталю захотелось того меду. Сначала он думал пойти и так попросить.
  --Дайте ради бога.
   Но монахи бы, наверное, не дали. Они продавали мед. Они его увозили неизвестно куда. Может быть, на кондитерскую фабрику. Иначе как же делают торт-медовик?
   Уже неделю Веталь хотел меду. Но отец ему не покупал. А чтобы отбить сыну охоту, Николай Витальевич даже в подробностях живоописал, как именно пчелы вырабатывают мед.
   Случайно Веталь наткнулся на статью в газете. Обычно он читал там только криминальную хронику и про спорт, а тут - совершенно случайно, говорю же. Написано в статье было, что процветает такой возрожденный монастырь или скит - Веталь толком не понял, он в это время пытался засунуть себе в рот кулак, и от усилий у него ум за разум заходил. Тужился - пыжился - покраснел! Вот так, слюнявый кулак! Вот так!
   Но - в глаза бросилась золотой тьмой, теплой, занозой в душу - фраза о меде. И ведь в статье указан район, где находится сие медовое учреждение. Веталь кулак изо рта вытащил и стал мечтать.
   А на другой день утром проснулся и собрался ехать за медом, но задержался до полудня. Были важные дела. Намедни прочел он объявление на фонарном столбе, что скупаются волосы, и указан телефон. Веталь телефон тот запомнил.
   Снимает трубку, звонит.
  --Алло.
  --Вы волосы покупаете?
  --Да, мы покупаем.
  --Продаю волос лобковой и подмышечный. Триста килограммов!
   Веталь смеется и бросает трубку. Потом опять же, дела - занимается зарядкой на балконе. Поднимает две чугунные гантели. Глядит - внизу никого нет. Тогда он одну гантель кидает, чтоб в асфальте вмятина получилась. И бежит во двор, гантель поднимать. Гантели-то батины, куплены в Ялте в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году, когда Николай Витальевич был там на слете педиаторов, считая себя одним из них. Может и не было никакого слета, но Николай Витальевич о нем много и с подробностями рассказывал. А именно.
   Собрались все педиаторы в зале. Актовый зал на полторы тысячи человек - не шутка! Самые главные светила делают доклады - с трибуны на сцене. Позвали и Николая Витальевича. Он сначала отнекивался, да под напором коллег - пришлось. Выходит, значит, и смотрит на трибуну, а на ней только стакан, без графина. Николай Витальевич спрашивает:
  --Где вода?
   Тут вбегает пожарник, тащит за собой шланг, кричит: "Вот вода!" и пускает, едва удерживая брандспойт, мощную струю, которая сметает всех со сцены. Эти все на сцене в панике, бегают, кричат, выставляют перед собой стулья. Один только Николай Витальевич спокоен. Он ловит стаканом летящую в него воду, ставит стакан обратно и говорит пожарнику ледяным тоном:
  --Спасибо.
   Пожарник уходит.
  --А как мне это удалось? - спрашивает Николай Витальевич слушателей. Слушатели пожимают плечами.
  --А очень просто! У меня есть друг, Вася Печкин. Он всегда за мной ездит, но не говорит. И если мне что-то надо - допустим, кого-то разыграть - то я Васю Печкина в любом городе найду, достаточно только написать ему до востребования письмо на главпочтамт. А он каждый день там проверяет, нет ли ему от меня письма. Мы с Васькой еще и не такие номера отмачивали.
   После зарядки Веталь поехал в монастырь или скит. Троллейбус трамвай, потом опять трамвай, маршрутное такси и троллейбус, но уже другой, хотя оба с рогами; машины-муки, мукают-мычат, электричество потреблят, постоянно. Весело урчат, музыкально. Троллейбус-мурзилка. Черная резина пахнет.
   Остановка, двери открываются. Пшшш. Выходите, граждане пассажиры. Веталь прыгает через три ступеньки. На асфальт кедами - гуп! И пошел-пошел в сторону, пустырями, к леску, а там за полянами что-то белое замаячило, и Веталь понял - скит. Или не скит. Подобрался ближе. Ага, так и есть. Хозяйство. Грядки, молодой сад - деревья ростом с человека, совсем дети. А где же ульи?
   Веталь пошел на грядку, сел на корточки и стал рвать морковку. Вырывал за вершки и ел корешки. Хрустели. А потом его тронула за плечо рука. Веталь так перепугался, что упал и покатился. И встал. Перед ним был монах. Молодой, рыжебородый, с голубыми смеющимися глазами, в шапке.
  --Ты чего тут делаешь? - спросил инок.
   Веталь показал на него огрызком морковки:
  --Монах!
  --Да, я монах.
  --Монах! Меду! - и Веталь прыгнул на монаха. Тот не ожидал, под весом противника упал. Веталь схватил его за нос:
  --Меду!
  --Ооооой! Отпустиии! - загнусавил монах.
  --Гомисайд, - сказал Веталь и на карачках побежал прочь.
   Лесок-лесок, предоставь кусток. Веталь спрятался, шишечку за щеку заложил, хвойный вкус ощутил.
  
   ВЕЛЫК
  
   Одна девочка сказала ему:
  --Ты недоразвитый.
   И Веталь решил развиваться. Круто изменить свою жизнь. Он спросил совета у отца, как это сделать. Тот ответил:
  --Попробуй сначала слушать другую музыку. Музыка способствует эволюции. Мышление накладывается на ноты и следует мелодии, по которой усложняется и структуризируется.
   Он был семи пядей во лбу, этот папа Веталя. Веталь послушался совета и пошел на улицу. Ехал на троллейбусе, купил билет. Подсчитал сумму первой половины чисел номера и второй. Совпали. Тогда он загадал желание и съел талон, чтобы сбылось. Желание такое - найти гнома и чтобы тот в этом признался. Веталий думал, что многие маленькие, коренастые люди на самом деле гномы. Просто теперь шахты закрывают, вот они и подались в столицу. А раньше маскировались под шахтеров. Кто там в темноте разберет. Оно и сподручнее в штольню при малом росте. Здесь же требуются метростроевцы. Вон новых станций сколько. И еще будут строить. А так, кто гнома на работу возьмет? Значит, они всеми правдами и неправдами добывают себе паспорта. По бумажке он тебе - Михаил Иванов, а взаправду какой-нибудь Тир Железный Ноготь. Или Торвальд.
   И вот в окно Веталь увидал раскладку со всякими дисками и кассетами. Рядом стоял продавец, он говорил с девушкой. Он был по виду как студент. Веталь вышел на следующей остановке и вернулся к раскладке. Девушка еще стояла там. Веталь сказал продавцу:
  --Дайте мне последний альбом Хоя.
  --Вы имеете в виду Цоя? - спросил продавец. У него был культурный голос. Точно, лингвист. Они или хриплые, или вот такие культурные. Хриплый на горло берет, а этот так, душу умасливает.
  --Нет, - сказал Веталь, потом невесть чего выдвинул нижнюю челюсть и процедил:
  --Металл.
  --Что?
  --Металл! Дам тебе в глаз! - Веталь размахнулся.
   Студент чуть присел, заслонившись руками. Тут Веталь получил оплеуху от девушки. Сильную. Кажется, даже что-то в затылке треснуло. У нее что, руки каменные? Веталь схватился за голову и обиженно крикнул:
  --Больно!
   И встал в позу:
  --Я Брюс Лай!
  --Брюс Ли, - презрительно поправила девушка.
   Веталь сделал пассы руками:
  --Я не хочу демонстрировать свою силу. Это только для посвященных. Я тайный мастер. Вы не достойны.
   И ушел. На следующей неделе они с отцом пошли к "Детскому миру" покупать велосипед. У Веталя до этого была только велосипедная цепь. Он обматывал ею живот под одеждой и так ходил. Попробуй ударь!
   И вот они пошли за велосипедом. Магазин "Детский мир" - короб о трех или четырех этажах, снаружи выглядит как гигантские пчелиные соты. Раньше там действительно продавали товары только для детей. Раньше - это когда маленькие булочки стоили три копейки, на улицах не было рекламы, а проститутки не стояли вдоль главных шоссе города.
   А теперь на первом этаже - супермаркет, на втором - что-то еще, а на третьем или четвертом - да, там игрушки. Не такие, как прежде, а иностранные. Отец Веталя еще радовался - наконец в магазинах можно купить импортные игрушки. А уж жвачек и прочего мелкого товара - завались. Веталь с отцом любили жвачки. Качались. Почему у культуристов такие челюсти? Вот потому.
  --Качай железо, жуй резину, - говаривал Веталь. К двадцати годам он видел себя горой мускулов.
   Рядом с "Детским миром" была бетонная площадка, проход к жилому кварталу. Упиралась она в зеленый забор, исписанный протестными выражениями. Один человек хотел строить, другие - возражали.
   В проходе продавались велосипеды. Они стояли рядами, как худые ослики в стойлах. Напротив, под стеной магазина, играла музыка из денежного автомата. Типчик в кепке, сутулый, бросал в автомат деньги и смотрел на переливы огней по периметру стальной разукрашенной коробки. Веталь обратился к отцу:
  --Батя, дай пару рубасов кинуть!
   Отец строго посмотрел на него.
  --Понял, батя! - поймал взгляд Веталь.
   И они обратили внимание на велосипеды. Придирчиво мерили шагами перед ними. Подошел продавец, в камуфляжных штанах и куртке. Как ему не жарко? Спросил:
  --Вам что-нибудь посоветовать?
  --Нам нужен добрый конь, - значительно произнес папа Веталя.
  --Для города или туризма? Вседорожный, горный?
   Немного подумав, отец Веталя сказал:
  --Вседорожный, наверное.
   Продавец подвел их к синему велосипеду с толстой рамой. Вдоль рамы была закреплена фляжка и ниже - насос с оранжевой рукояткой.
  --А чего-нибудь менее крикливого по цветам у вас нет? - спросил папа Веталя.
  --Есть, - и продавец показал такой же велик, но коричневый, с насосом, где ручка черная.
  --Вот, это другое дело. Веталь, посмотри!
   Веталь походил вокруг, подырчал звонком. Дрынь! Дрынь! Пару раз нажал рукой на сиденье. Не прогибается. Он спросил:
  --Можно я сяду?
  --Конечно, - продавец выдвинул велосипед из ряда и передал Веталю в руки. Веталь сел. Тут отец спросил продавца:
  --А чего он у вас с такой рамой толстой? Вы случаем не как цыгане, которые через задний проход лошадь насосом надували и пробку вставляли?
  --Нет, да что вы...
  --Это я шучу, шучу. Ну что, Веталь, как тебе конь? Добрый конь?
  --Кажется да, - Веталь сидел, держался руками за руль и представлял, как едет. Едет и цепью над головой крутит. Попадись - срррубит.
  --Только надо на ходу испытать, - сказал Веталь.
  --Можно, - разрешил продавец.
   Папа Веталя резво сел на багажник, Веталь закрутил педали. Доехали до поворота, до края магазина, и туда завернули. Продавец стоял, ждал, потом побежал, топая по бетонным плитам. В это время Веталь с отцом объехали "Детский мир" и вернулись в исходную точку. Продавца не было.
  --Он наверное за нами побежал, - предположил Веталь.
  --Гони!
   Они снова поехали вокруг. В это время продавец вернулся в исходную точку. К нему подошел другой продавец. Первый, тот что в камуфляже, рассказал ему суть дела. И когда из-за поворота выехал велосипед, к нему побежали два продавца, расставляя руки широко. Папа Веталя, как бывший десантник, спрыгнул с багажника на ходу и кувырком откатился в сторону. Сделал вид, что стреляет из автомата. И губами: ту-ду-ду!
   Веталь резко тормознул. На плитах сажевой линией дугой протянулся след. Рука за пазуху, рывок, освобождая цепь. Фууух, вооох, закрутил над головой. Веталь запел:
  --Карусэл, карусэл!
   Пригнувшись к земле, как сеттер за добычей, отец Веталя подбежал к велосипеду и занял боевую позицию, плавно делая каратэшные пассы руками.
  --У моего бати черный пояс дзю-до, - сообщил Веталь.
  --Деньги заплатите, - сказал продавец.
   Все сразу успокоились, отец Веталя прекратил позировать, стал деловитым. Полез в нагрудный карман за бумажником.
  --Так берете? - спросил продавец. Этот тот продавец, который в камуфляже.
  --Конечно, - ответил Николай Витальевич.
  --А крылья возьмете?
  --Да, думаю, что возьму.
  --Комплект стоит пятьдесят гривен, левое и правое, на переднее и заднее колесо.
   Второй продавец пошел за крыльями. Тут Веталь сказал:
  --Пап, а это они специально крылья с великов снимают, чтобы потом отдельно продавать!
  --Это правда? - сурово спросил отец Веталя у продавца.
  --Да нет, что вы.
  --Тогда почему у этого велосипеда нет крыльев? - он начал петушиться, Николай Витальевич. Продавец что-то бормотал, а Николай Витальевич грозил ему пальцем и восклицал:
  --Мошенник! Нечист на руку!
   Тут Веталю постучало в голову, что второй продавец пошел за подмогой.
  --Бать! - закричал Веталь, - Садись скорей! У них заговор!
   Николай Витальевич подбежал к продавцу, пнул его в голень, и пока тот корчился, сел на багажник, а Веталь закрутил педали. Продавец побежал за ними, но захромал и остановился.
  --Мы еще вернемся! - обернувшись, погрозил кулаком Николай Витальевич.
   Они вернулись ночью. И мелками написали вдоль того места, где продают велосипеды: "ОБМАНЩИКИ ОБМАНЩИКИ ОБМАНЩИКИ ОБМАНЩИКИ". Отец и сын были в темной одежды и надели на головы вязаные шапочки, опустив их до подбородков и проделав спереди дырочки. А потом Веталь написал странное слово "ХНО". Николай Витальевич строго сказал:
  --Ты откуда это слово знаешь?
  --Так, дядя один говорил.
  --Завтра покажешь мне этого дядю, я ему шею сверну.
   Да, они пошли на другой день. Нет, в этот, но утром. Утро было с небом светлым, голубым, хоть и переходящим в дымную мряку на горизонте. В Киеве чистого горизонта нет. Дым. Выхлопы.
   Плохой дядя был продавцом книг на рынке, что возле станции метро "Дарница". Там есть книжный базар. Веталь и его отец не нашли того дядю. Он уволился.
  
   ВЕТАЛЬ И ДЕВУШКА
  
   Когда Веталь учился в школе, то пригласил домой одноклассницу. Ее звали Лена. Она курила в день по тонкой папиросе, очень вонючей. Веталь сказал, что покажет марки. У него коллекция марок. Дедушка собирал, потом помер, и все альбомы и кляйсеры ему остались. И Лена согласилась. Непонятно зачем. Может, по голове ему хотела дать и забрать все марки. Или телевизор починить, если сломался. У нее был папа телемастер.
   И вот пришли они после школы домой к Веталю. Веталь открыл свом ключом, гостью впустил и сразу сунул ей под нос страшные тапки:
  --Вот, переобуйся.
   Тапки были желтые внутри и волокнистые. А еще от них пахло. Лена предпочла ходить босиком, сославшись на то, что тапки ей велики.
  --А они мягкие. Ну, как хочешь, - и понюхав их, Веталь спрятал тапочки обратно в ящик комода, что стоял в коридоре. Там была еще одна интересная вещь, зонтик. Его Веталь учился глотать. Он видел шпагоглотателей в кино, и поскольку шпаги у него не было, он учился глотать зонтик. Пятнадцать сантиметров - личный рекорд.
   Зашли в комнату и Веталь стал включать и выключать свет, хотя было светло.
  --Зачем ты это делаешь? - спросила Лена.
  --Прикольно щелкает, - ответил Веталь. И засмеялся.
   Только сели на диван смотреть марки, как пришел папа Веталя. Он принес покупки. Он поставил кулек на стол и выложил одни за другим заманчивые предметы:
  --Йод, будешь пить. Это полезно.
   Веталь кивнул. Затем папа достал сушеное свиное ухо и предъявил Веталю. Лицо того засветилось, губы, руки вытянулись вперед.
  --А это тебе лакомство, - умилился отец. Веталь схватил ухо. Он сосал и жевал его, и ворчал и урчал.
  --Он у меня лакомка, - заметил папа Лене. И спросил:
  --А вы с моим сыном в одном классе учитесь?
  --Да.
  --Вкушное ушко, - сообщил Веталь. В комнате запахло дурно. Дохлым. Таков был запах сухого уха из зоомагазина. Увидев лежащий на диване альбом, отец Веталя сказал:
  --Вообще хобби коллекционера марок - самое опасное в мире. Знаете почему?
  --Нет, - ответила Лена.
  --СПИД, - пояснил Николай Витальевич, - И другие вирусы. Марки приклеиваются слюной, а слюна, как известно, может переносить вирусные инфекции. Вы возразите, что на марках слюна уже сухая! Но как знать, не остались ли там микроскопические частицы болезнетворных микробов? Не испаряются же они все! А вы проверялись на СПИД?
  --Нет.
  --Напрасно, совершенно напрасно. В наше время СПИД подхватить - плевое дело. Вот я, например, езжу в транспорте, колю людей зараженным шприцем. Что вы на это скажете?
   Лена отсела.
  --Я к примеру, - жестко сказал папа Веталя, - Но ведь есть же такие люди!
   Веталь захохотал, ударил себя по колену. Николай Витальевич продолжал:
  --Или вот допустим, не далее как вчера, я обнаружил в свежеоткрытой банке маринованных огурцов лобковый волос! Как это называется?
  --Как? - спросила Лена. Николай Витальевич поднял кверху палец:
  --Антисанитария! А ведь есть еще лобковые вши...
  --Хватит, хватит, меня сейчас стошнит, - Лена поднялась с дивана.
  --Осведомлен - значит вооружен. Смотрите.
   Николай Витальевич стал вытаскивать из альбома марки, слюнить и клеить их себе на лоб. И улыбался. И подмигивал то Веталю, то Лене.
  --Я пойду, - сказала Лена.
  --Что, не нравится? Не нравится наше гостеприимство? - папа Веталя стал вытягивать шею, вскидывать подбородок - Так у нас машин и прочего отродясь не водилось! Ковер - и тот один, от покойницы жены остался! Да! А вы тут своим хищным глазом всё обозреваете, думаете я не вижу? Нет! Я все вижу! Я вас насквозь вижу! Стяжательница! Гюрза! Муха це-це! Муха це-це!
   Веталь сунул руки себе в рот и забегал глазами, что-то мыча. Николай Витальевич указал на него рукой и спросил Лену:
  --Ты знаешь, кто мой сын? Это успешный человек, молодой ученый. Вы все в классе мизинца его не стоите! Ты знаешь, что он пишет научный труд о газах?
  --Не надо! Это тайна! - простонал Веталь. Но отец сурово кричал дальше:
  --Он спортсмен, да! И если бы сейчас еще сдавали нормы ГэТэО, то он бы получил значок первой степени! Он подтягивается на турнике тридцать четыре раза, и это еще не предел! С каждым днем, с каждой упорной тренировкой это число неуклонно растет! Он бабушек переводит под ручку через светофор, он слепым помогает, есть у нас в Киеве интернат для слепых, и они не могут сами найти кнопку включения светофора, а мой Веталь стоит и нажимает для них кнопку, и у него это как дежурство! А попробуй постой так! Это не на панели хвостом крутить!
   Лена быстро засобиралась домой, а Николай Витальевич шел за ней, из комнаты в коридор, и радушно предлагал:
  --Может, посидите еще? Сейчас поставим чайник, попьем чайку - вы какой предпочитаете, черный или зеленый? Мы с сыном зеленый, он полезнее.
   Но Лена все-таки ушла. А Николай Витальевич сказал сыну строго:
  --Ты чего приглашаешь домой посторонних? Она все посмотрела, теперь кого надо наведет. Соображать надо! Сейчас, запомни, человек человеку - волк. Из этого надо исходить. Вот тебя много куда приглашают?
  --Нет.
  --А ТЫ чего? А ТЫ чего? Я понимаю, знал бы ее много лет, а то - одноклассница, кто она тебе такая? Чего ты ее приглашаешь? От кого исходила инициатива, от тебя или от нее?
  --От меня, - у Веталя голос был мрачный.
  --Мне надо очиститься, - сказал отец, - Идем, будешь помогать.
   Пошли на кухню, там Веталь взял пластиковую бутылку, поставил ее на стол, сунул в горлышко пластиковую воронку.
  --Придерживай, - кивнул отец, а сам встал над воронкой, заложил два пальца в рот и принялся давить на основание языка. Подавил-подавил, проблевался основательно. А потом, угнетенный, притихший, заметил сыну:
  --Видишь, до чего я разнервничался. Нельзя так. Полегче.
  --Я больше не буду, - ответил Веталь, извлек воронку, а бутылку закрутил крышечкой. И поставил бутылку в кухонный шкаф. Там было еще шесть или восемь таких сосудов.
  
   ВЕТАЛЬ И ПИСАТЕЛИ
  
   Веталь шел сегодня на сходку писателей, а вообще это началось весной. На черных еще деревьях набухли почки. Им хотелось распуститься зеленью. Небо было серое, оттуда падало всякое грустное. Веталь ходил в интернет-кафе. Оно располагалось в подвале кирпичного дома. Обходишь дом, там под навесом ржавым лестница в подвал, сырые бетонные ступени, частью сколотые.
   В кафе было душно и пахло носками. Не так, как коллекция бомжовских носков Веталя, а иначе. И слышно было клацанье. Веталь сидел там ночами, когда было дешевле. Другие порнуху качали, а он общался в писательской среде.
   Как-то незаметно он вдруг стал писателем. Прозаиком, который тем не менее, не чужд и поэтического слога. В Интернете есть много мест, где авторы публикуют свои произведения. Веталь когда-то написал рассказ, на листке клетчатой бумаги. Рассказ был про говно. Но когда он решил набрать свой рассказ на компьютере, в кафе, то ему стало лень это делать.
   Но Веталь стал светиться в разных форумах и писать литераторам. Он давал ссылки на произведения других авторов и выдавал себя за них. И подчеркивал, что вообще-то его называют Веталь, ему так больше нравилось.
   И вот летом наметилось сходбище каких-то киевских писателей. На квартире у одного из них. Пригласили и Веталя. Пожалуйста, не подумайте, приходите без галстуков, формальностей и все такое. Просто встреча. Да. Будет закуска. Нет, ничего не надо приносить. Угощает хозяин квартиры.
   И Веталь почистил зубы и пришел. На левом берегу, есть район, квартал, напротив трамвайного депо. Это рядом с Ленинградской площадью, не доходя до нее. Кирпичные дома и дворы, мусорники, гаражи, а еще много пристроек к первым этажам. Целые хоромы, да еще с подвалами. Наследие позднего феодализма.
   Писатели собирались в одной такой квартире. Настоящая крепость. Окна все равно что те бойницы в Лаврской стене. Только что новые. Звонок жлобский, мелодичный. Внутри ковры, ковры, ковры. Чтобы мягко было.
   Все писатели босиком, в одних носках.
  --На всех тапок не хватило! - извиняется Слава. Славику двадцать четыре, он похож на мастодонта. И бледный тем цветом, что присущ сыру. Слава тут живет и творит. Сегодня он принимает. С ним его девушка, ее тоже зовут Слава. И отец его тоже здесь, но он мелкий, его зовут Трофим Иванович. Он всячески поддерживает литературные начинания сына и считает, что Слава - гений. Слава уже начинает печататься. И не беда, что пока это макулатурные газетки и изредка глянец. Но скоро - это время уже не за горами, Славика наконец признают. И Слава, которая девушка, тоже так думает. Они все смотрят на Вячеслава с восхищением.
   А он блещет. Он ходит с рюмкой вина и беседует на литературные темы. Все новинки на языке. А вы читали? А что думаете по этому поводу? Как язык? Плох язык. Но может быть это специально? Проза нового формата.
   Веталь попросился в туалет. Ему указали, где. Он пошел и закрыл дверь. Сел на закрытую крышку толчка и стал думать, что бы такое учинить. Слышались литературные разговоры. Бестолковый галдеж.
   Веталь полез в бачок и снял в нем крючок с рычажка. Затем взял с полки зубную щетку, спустил штаны и сунул щетку себе в жопу. Повторил процедуру с остальными двумя щетками. Вернул на место. Потом выдавил себе в рот всю зубную пасту, и давясь, проглотил.
   Веталь вышел из туалета. Молодая писательница Алена, вся из себя такая спортивная и фигуристая, вся в джинсЕ, спросила:
  --А вы читали Леграна?
  --А кто такой Легран? - Веталь остановился.
  --То есть вы не признаете Леграна как авторитета среди футуристов?
  --Я никого не признаю.
   Веталь прошел в комнату. Людно, ой людно. Из кухни курно, а балкона нет, так бы на балконе стояли, курили. Но нет балкона. Есть подвал, в нем консервации разные на полках до потолка стоят. Это делает маменька Славика. Она сейчас в селе. Как они говорят - пОрается.
  --Я пишу повесть, - объявляет Славик, выждав, пока галдеж притихнет, сменится короткой паузкой.
  --О-о-о, ребята! - громко возвестил Трофим Иванович, - А Славик, оказывается, повесть новую пишет!
   Все заинтересовались.
  --А что за повесть? - спросила Алена. И еще один писатель, звали его Стокин, усатый-бородатый, с сединой, опрокинул рюмку водки себе в рот и быстро отправил туда зеленую петрушку. Зажевал.
  --Повесть лирическая, - ответил Славик, - Он и Она, вечная тема.
   В это время раздался надрывный человечий кряхт. Все посмотрели. В углу сидел Веталь и срал, злобно подняв голову. С натугой он произнес:
  --Вот вам вечная тема.
   И был изгнан, проклинаем.
  
   ЛЕС БОМЖОВ
  
   Так назывался лес, куда утром ходил Веталь. Он там бегал между деревьями, по хвое мягкой. В кедах и спортивном костюме. Это даже не лес был, а оставшийся от него квадрат, зажатый с одной стороны улицей, с другой - автостоянкой, с третьей - высотной новостройкой, и вдоль четвертой стороны длился домина о многих подъездах. Он стоял к лесу задом. Жители выбрасывали из окон мусор и его скопилась вдоль дома целая полоса.
   Веталь бегал. Были в лесу тропы - наверное, остались от прежних троп, которые тут протоптали лет сорок назад, когда сосновый лес кругом был, на песку, на невысоких пригорбках.
   Теперь это была страна находок. Веталь видел повсюду мусор - его в лес сносили жители новостройки. Посередине находилась песчаная поляна, куда выводили гулять бультерьеров и маленьких детей. Мамы стояли, а дети ходили, и песочек совочками рыли. Утром там, на толстом суку сосны, сиживал голый - в трусах - закаленный человек. И зимой и летом он выходил, раздевался до трусов и делал гимнастические упражнения. Веталь называл его - пиндос.
   Бежит Веталь по лесу, петляет меж дерев. Найдет шприц - зеленочного цвета. Если там чего осталось, он штырк себе в руку! А вот консервные банки, коих лежало на хвое превеликое множество, Веталь не вылизывал. Только воду иногда оттуда пил, дождевую. Так он хотел стать токсичным мутантом и получить сверхчеловеческие способности.
   В лесу обитали бомжи. Не всегда их можно было увидеть. Но следы их валялись и пахли. Веталь одно время подумывал коллекционировать образцы бомжовского дерьма, но потом раздумал - у него не было столько колбочек. Знаете, в музеях есть такие стеклянные колбочки. Так вот у Веталя стольких нету!
   Но в лесу еще валялись бомжацкие шмотки - страшные, гнилые. У Веталя даже была теория, что некоторые бомжи - живые мертвецы, которые выдают себя за бомжей, чтобы не привлекать особого внимания. А еще живых трупов инопланетяне возят в бетономешалках, в особом формалиновом составе, постоянно перемешивая. Другая гипотеза Веталя заключалась в том, что бомжи, собираясь ночью в лесу, соединялись телами и превращались в огромного супербомжа, плечами попирающего верхушки сосен. И ночью этот супербомж ходил по лесу великанскими шагами.
   Была и другая загадка. По утрам Веталь иногда находил в лесу какую-то сухую шкуру, похожую на пленку. Чья она? Откуда берется? И Веталь решил подсмотреть. Остаться на ночь в лесу Бомжов.
   Выбрал он такую ночь, когда тепло и звездно. Шишки пахнут. Птицы цвиринькают, сотые поколения тех еще птиц, лесовых. Веталь нашел кучу мусора, закопался в нее с головой и уснул. Дал себе установку - в полночь проснуться. На всякий случай, он еще дома напился пива. Выдудлил в общей сложности пять литров.
   Проснулся в полночь. Ох как надо отлить. Выбрался из мусора. Видит - на поляне что-то происходит. Веталь на карачках подбирается ближе.
   А там, на песке, пять или шесть бомжей. На четвереньки встали и чего-то хрипят, стонут. Потом вокруг одного бомжа появилось свечение и словно туман. Бомж приподнялся над землей, завис, и свечение с туманом пропало, а на песок опустился вместо бомжа молодой человек в дорогом деловом костюме. Молодой человек полез в нагрудный карман, достал расческу, послюнил и зачесал волосы. Другой бомж тоже превратился в мажора. И третий. И остальные!
   Они перебросились короткими фразами и пошли к улице. Веталь пополз за ними. На полупустой улице со стороны леса было припарковано пять иномарок, одна другой круче. Бывшие бомжи начали в них рассаживаться. Один, стоя и держась за дверь, крикнул другому:
  --Ну что, Михась, в клуб?
  --Ага! - отозвался другой.
   И уехали. Веталь вернулся на поляну. Там он нашел пять шкур, которые похожи на пленки. И лохмотья бомжацкие тоже лежали на песке брошены.
  
   В ГОСТИ К ДЯДЕ
  
   Папа Веталя ходил ночью ловить рыбу. На мост метро. С закидушки. Это такое грузило на леске. Кидаешь и пальцем держишь, натяжение проверяешь. Словил ботинок необычной формы. Утром пришел, резиновые сапоги поставил на балконе сушиться, дает Веталю ботинок.
  --Сходи к дяде, отнеси ему. Его эта штука может заинтересует.
   Веталю хорошо - на работу не надо, в школу не надо, в институт не надо. Взял у бати из кармана проездной и поехал к дяде. Это был отчий брат. Не Федот, а Алексей, или Алеша. Федот то другой, он на улице стоит, разинув рот, и на прохожих бормочет. А Алеша - семи пядей во лбу, в науку пошел. Одним словом, физик. Он увлекался тарелками, торсионными полями и биоэнергетикой. К этому он пришел не сразу. Во время перестройки он метался и искал себя. Даже организовал кооператив "Интимсервис". Ходил по двору в синей спецовке, с пристегнутой к пояску коробочкой. На спецовке был написал номер телефона, а в коробке невесть что лежало. Ходил так и подмигивал женщинам.
   Потом он возглавил подпольный фронт освобождения политических заключенных, поведав миру листовками, что в подвалах психбольницы имени Павлова до сих пор содержатся политзаключенные, еще со сталинских времен. Алеша планировал делать подкоп со стороны стадиона, а потом вывести невольников и под видом футбольной команды проводить к троллейбусной остановке. Поэтому он загодя начал готовиться к встрече и подвизал под это дело своего брата, Николая Васильевича. Они с Веталем должны были обеспечить в своей квартире реабилитационный центр. Николай Васильевич стал искать, где бы достать штук десять раскладушек, а Веталя послал скупать по дешевке перловую крупу. Надо было найти много и дешевую.
   Веталь колесил по городу, пока не надыбал лавку в Русановских садах - черт знает, как там затесалась эта одноэтажная лавка, среди дачных садов, над которыми нависла угроза сноса. В той лавке продавался хозяйственный инвентарь ну и перловая крупа. Веталь купил пятьдесят кило, а нести не может. Тогда он оставил покупки в магазине, а сам пошарил по близлежащим линиям - узким улочками меж заборами - и нашел бесхозную тачку о двух колесах. Припер ее к магазину, погрузил крупу и покатил тачку по основной дороге к Левобережной. Катить было долго. Потом за Веталем побежал какой-то мужик в газетной шапке. Сначала он был далеко и ругался тихо, отсюда не слышно. А потом ближе, и говорил так, что уши вяли.
   Веталь решил, что это вампир и рассыпал на дороге один пакет крупы, вспомнив, что вампир обязан собрать все до зернышка, и пока он станет собирать, Веталь уже будет далеко. Но мужик пробежал дальше. Веталь его цепью угостил. По зубам. Мужик кровью умылся, рот себе зажал, на колени встал, в пыль при обочине. А Веталь себе дальше тачку покатил.
   Отец дал ему следующее задание. Раздобудь тушонку. Банок эдак пятьдесят, а то и восемьдесят. Ребята заходят есть. Опять же, желательно на каком-нибудь удаленном складе. Иначе могут сопоставить закупку большого количества тушонки и исчезновение политзаключенных.
   Веталь снова за тачку, и бегом. На ходу сообразил - тачка уже может быть в розыске. И кинул ее на обочине, а еще вытер рукоятку, чтобы не остались пальцев отпечатки. Такая была история.
   И вот теперь Веталь везет дяде Леше ботинок. Сел в троллейбус рогатый, а там контролер. Троллейбус едет по улице Артема. Длинная такая улица. Веталь про себя думает: контролер пройди, не заметь! Контролер пройди, не заметь! А кондуктор-контролер, пожилой такой мужчина, в зеленом не то фартуке, не то жилете, вплотную к Веталю подваливает и говорит:
  --Билетики.
  --А как я пердану, то мухи падают гурьбой! - вдруг поет Веталь. И ему весело, он смеется. И корчит кондуктору рожу.
  --Это наверное сумасшедший, в Павловку едет, - предполагает старушка у окна. Маленькая, как муха.
  --Вы будете платить или нет? - спрашивает кондуктор.
  --Я вас открыто презираю, - медленно, театрально произносит Веталь, - Меня зовут маркиз де Зад.
   И скалится. Не поймешь, смеется он так или от злобы.
  --Ну ты парень действительно ненормальный. На следующей выйдешь.
  --Да? Да? Да? А ты доказал? Ты уже диагнозы ставишь? Ты доктор, да, скажи? Скажи, ты доктор?
   Кондуктор отступает на шаг. Веталь - к нему:
  --Ты мне еще рецепт пропиши! Пропиши-пропиши! Всё! Ты мне будешь говорить! Ты знаешь, кто я?
  --Да иди ты, - кондуктор в упор глядел на него, изредка стреляя взглядом по пассажирам. Что делать? Веталь схватился руками за поручни под потолком, и подался вперед, как плененный орел:
  --Я сейчас делаю один звонок, и тебя через тридцать минут не станет. Один звонок моим братишкам. Ты на бригадного нарвался, сука!
   Резко сорвался с поручней, тыльной стороной одной ладони ударил о внутреннюю другой - шлёп!
   Как раз остановка, и Веталь вышел. Край Татарки. Вот начинается спуск - черной брусчаткой льется к улице Фрунзе вниз, меж двух покрытых травой и деревьями гор. По другую сторону от спуска - район Татарка, где улицы сплошь исторические - Татарская, Половецкая, Печенежская. А еще переулки и улицы - Цветущий, Айвазовского, Тропинина, Шишкина. И в самой глубине, на некогда диком склоне холма, Богуславский спуск. Всё это, древнее, разрушается и перестраивается. Дядя Алеша живет тут, на Татарке, и не нарадуется на происходящее вокруг. Говорит:
  --Если я не иду к Европе, то Европа идет ко мне.
   Или:
  --Скоро супермаркет построят под боком. Смогу ночью за сигаретами выходить.
   Днем он боится. Из-за солнца. Озонового слоя почитай нет, солнце шпарит лучами на полную катушку:
  --Радиация, ультрафиолет. Нееет, господа хорошие, ни за какие коврижки. Я подожду, пока американские ученые построят космический щит. Тогда - за милую душу. Хоть дворником. Целый день буду на улице торчат. А сейчас - зась.
   Вот улица Нагорная, самое ее начало, здесь начинается тишина. Веталь сворачивает в проулок, к мрачному дому из кирпича. Стены виноградом увиты, во дворе сад плодовый с беседкой. Веталь идет в первое парадное, на второй этаж, звонит в обитую дерматином дверь, рядом с которой на стене соседские дети мелом опять написали обидные в адрес дяди Алеши слова.
  --Пароль! - спрашивает дядя. Почти не слышно из-за двери.
  --Фаза ноль, - откликается Веталь.
  --Верно.
   В дверь вставлен глазок, но в наше время показать можно все, что угодно. Потому дядя Алеша вынужден делать такие проверки. Пароль он меняет каждый месяц.
   Веталь зашел. Дядя Алеша быстро провел сверху вниз металлической рамкой - изогнутой буквой Г проволокой. Этот прибор собственного дядиного изготовления призван был определить, не вживили ли пришельцы особый микрочип в тело Виталя. Или может статься, не Веталь это вовсе, а просто киборг, только внешне похожий на племянника.
  --Да я это, я, - говорит Веталь.
  --Ты уверен?
   Дядя Алеша в замызганных джинсах и футболке, с высокими залысинами, в очках, гладко выбритый, но с большими необрезанными ногтями на руках. В одном ухе у него ватка - опять ковырялся пинцетом, хотел найти там чип, раскровянил себе всё внутри. Теперь заложил турынду с борным спиртом.
   Веталь отдал ему ботинок. Дядя Алеша обрадовался, положил на стол:
  --Изучу.
   Над столом, на стене висит черно-белая фотография в рамке. Это дядя Алеша лично сфотографировал летающую тарелку. С чего все и началось. Дядя Алеша математическим взглядом оценил положение рамки на стене, поправил. Затем полез в шкаф, вытащил какую-то бумагу с напечатанным текстом и штампом, подал Веталю:
  --На. Для тебя выбил. Поедешь на треннинги. Летний лагерь, собираются гуманитарии. Кормежка за их счет, жилье в деревянных домиках. Одна молодежь, пообщаешься. Это в августе.
  --Спасибо!
  
   ВЕТАЛЬ И СЕКРЕТНЫЙ ДИСК С КОДАМИ!
  
   Веталь шел по улице и нашел в грязи диск. Обычную болванку. Веталь на нее - харк! И рукавом протер. Диск почти новый, немного поцарапанный. Компьютера у Веталя нет, поэтому он пошел в интернет-клуб, посмотреть, что там на диске.
  --Час высококачественного интернета, - сказал Веталь админу и дал тому денежку. Сел на стул за компьютер, наушники одел.
  --Захожу в мировую паутину.
   Чего-то там поделал и потом стал диск смотреть. Открывает содержимое диска. А там файлов видимо-невидимо. Веталь один открывает. Там текст, наверху большими буквами написано: "Секретные коды запуска ракет". И дальше числа, числа, числа! Поди разбери! Веталя пот прошиб во лбу.
   Открывает другой файл. "Система воздушной защиты ЮЦЖ 12, отзывы". И написано в столбик мудреное:
  
  СОСНА - отзыв: ДУБ
  ДУБ - отзыв: ЯЦУГ
  ЯЦУГ - отзыв: БАРАЛ
  
   Вот влип. Веталь огляделся. Пацан справа вперился в монитор, порнуху смотрит. Слева никого, пустой стул. Это же он, Веталь, наверное взял диск, оставленный одним шпионом для другого. Теперь в руках Веталя секретные коды! А если его вычислили? Кто вычислил? Свои. Свои следили - кто возьмет диск, тот и шпион. А диск взял Веталь.
  --Мне жопа! - крикнул Веталь.
  --Потише! - сказал ему со своего места админ.
   Веталь брякнулся на колени и раком полез к выходу из клуба.
   Улица, подозрительные лица, двор - каждый может его выдать - родной подъезд, лестница, квартира, батя.
  --Папа! Я попал в беду!
  --Что такое, сын? - из-под кровати.
  --Мне в руки попал диск с секретными сведениями.
  --Какими?
  --Это коды запуска ракет и система паролей БАРАЛ.
  --Это серьезно, сын. Это все очень серьезно. За тобой следили?
  --Я не знаю.
  --Этот диск может быть отравлен. Ты брал его через тряпочку?
  --Нет, руками.
  --Мыть немедленно!
   Когда Веталь вышел из ванной комнаты, отца дома уже не было. Он дворами, петляя, шел к ближайшей станции метро. Шел долго. Сел на метро, поехал. Вышел на Гидропарке, пошел по мосту над Днепром. Чайки, синее небо и темная вода. Свинец, покрытый рябью - вот что, не вода.
   Стал на середине моста и с размаху швырнул диск в Днепр. Тихо и прозаично, мелким предметом диск упал, уменьшаясь, и исчез в свинце, который не вода.
  
   ПУТЬ МАНЬЯКА
  
   Папа сказал Веталю - поедь на Птичий рынок и купи там книжек о том, как ремонтировать телевизор. Николай Витальевич нашел на мусорнике старый ламповый телевизор и захотел его починить. У Николая Витальевича мысль работает не так, как у других. Другие едут за книжками на книжный рынок Петровку. А Веталин папа рассуждает так - раз все туда едут, то все полезные книжки раскупят. Значит, надо отправиться в место не столь известное среди охочих починить телевизор.
   И поехал Веталь на Птичий рынок, что иначе зовется Куреневским. Сел на Подоле на трамвай и поехал. Улица Фрунзе длинная. Вот стадион "Спартак", за ним на горе - психиатрическая больница имени Павлова, там же Кирилловская церковь с росписями работы Врубеля. Веталь представляет - вот если бы сейчас дурики сбежали и цеплялись за транспорт, останавливали бы машины, дурили бы прохожих.
   Вот трамвайное депо. Много лет назад его и все вокруг погребла под собой лавина пульпы - грязь, хлынувшая из прорвавшей плотины в Бабьем яру. Затем снова промзона вперемежку со старыми домами. Улицы уходят вглубь, в прежнее время. Рисунки на стенах.
   И остановился трамвай, и пошел Веталь по бурому грунту возле рельсов. Сквер, уже в нем начинается барахолка. Всякий продает всё. Покупай! Самовар кому? Сам варит, сам чай наливает. Кирзовые сапоги, почти неодёванные. К ним бы только портянки прикупить и можно в клуб, танцы отбивать. Эхххма, раззудись душа, разззойдись люд людской душа играет..
   И мобильные телефоны. И армейские ремни. И телефон того времени, когда каштаны были особенно зелеными.
   Дорожки идут по скверику, на сторонах обочин торговые люди, а между ними люди прохожие, покупающие. Ходят как на выставке. Посередке сквера, под большими кленами, новодел - церковь малая, для нужд верующих. Невелика, не вспомнишь через время. Тут ловцы кошельков, там ловцы человеческих душ. Что вернее ловить?
  --Берите, - и улыбается. Это пожилая тетенька в платке. Перед ней на земле, на газетке - непонятно что. Игровая приставка и компьютерная клавиатура. И рядом - чьи-то темные, будто клоповья душа, трусы. Разношены, не натрут.
   Идет Веталь и удивляется. Всё он хочет купить - и фарфорового казака, и Ленина бюст, и механический календарь. Какой механический календарь! Железный. Подставка, на ней пипка. Пипка с числом - который день месяца. Переворачиваешь, и число меняется. А внизу на подставке показывается день недели.
   Где же книжки? Батя сказал, что в самом рынке, не доходя до отдела со зверями. И рыбами. Аквариумисты всего Киева - здесь частые гости.
   У Веталя денежка мелкая в кармане и денежка крупная в жопе, в кулечке. Опасается воров. Воров тут тьма, крадут и тут же продают. Надо принимать меры.
   Он сворачивает ко краю сквера и идет между рыжей колеей и каким-то косым забором. Косой забор, подними рыло, взбодрись - это мимо тебя шествуют. Здравствуй, забор! Простоять тебе еще пятьдесят лет, забор! Ну не падай.
   И напротив этого забора, за рельсами, за рыжей лужей, спиной прижимаясь к бетонному другому забору, что от промзоны, киснут чуть ли не в грязи, старые народные вещи - какие-то веретена и деревянныя люли.
   Веталь переводит взгляд и видит - мужичок ладный, упитанный, с лбом-прошибеем, продает сверла и топоры. И один топор - всем топорам топор. Колун. В полчеловека ростом, а то и выше. Смертельный.
   Но дальше Веталь солдатскую амуницию себе присматривает. Камуфляжи, ремни, каска новая, солдатская. Противогазы. Идет дед, резиновыми колесами обвешанный. Спрашивает у продавца амуниции:
  --Генералы, вы что страну просрали?
   Хохочет.
  --Это не мы, - отвечает продавец.
   Веталь возвращается к сверлам и топорам. Там еще и аккумулятор. Один, тяжелый. В противовес медицинским колбам и скальпелям рядом. Щипцы, прочий хирургический инструмент - Веталя передергивает.
  --Почем топор?
   Ладный мужичок, глаза навыкате, наглые, губошлеп. Говорит:
  --Этот не продается.
  --А почему?
  --Мал еще, потом поймешь.
   Веталь прямо в глаза губошлепу посмотрел. Тот взгляд словил, оценил.
  --А ты знаешь, что это топор маньяка? - спрашивает.
  --Знаю, - отвечает Веталь.
  --Он только передается из рук в руки. От одного маньяка к другому. Ты готов к такому подарку?
  --Готов.
  --Но у меня есть одно условие.
  --Какое?
  --Не здесь. Пошли со мной.
  --Идем.
   Продавец кивнул соседу:
  --Митя, приглядишь?
  --Иди Миша.
   Миша положил топор в брезентовое полотнище и несколько раз обернул.
  --Пошли.
   Неподалеку от базара был холм, поросший деревьями и кустами. На холме том - железнодорожное полотно, станция. По тропе, поднялись Веталь и Миша на эту станцию. Две платформы, покрытые асфальтом. Станционный навес, свастикой разрисованный. Пусто, ни души. Солнце припекать начинает, скоро полдень. Блестит на асфальте бутылочное стеклышко. Вперед поглядишь - дома под горой белеют. Назад обернешься - петухи в малом островке частного сектора кукаречут. Так и живет безостановочная станция.
   Перешли колею, зашли на втором перроне под навес. Сели на лавку.
  --Ну, - сказал Веталь.
  --Так, теперь слушай, - Миша отвернул брезент. Топор выглядел холодным, - Топор этот передается через ритуал. Прежнего владельца топора надо этим самым топором убить, тогда ты получаешь право владеть оружием. Такое правило - у топора только один живой хозяин. Мне тоже так достался. Этому топору уже сорок лет.
  --Значит ты хочешь, чтобы я тебя зарубил?
  --Попробуй, - и Миша сложил пухлые губы куриной гузкой, а потом сомкнул их в линию жестко. Так флейтист разминается перед игрой.
  --А если не хочу?
  --Тогда ведь ты уже знаешь мой секрет. И я не хочу, чтобы ты меня заложил. Я просто убью тебя, живым ты отсюда не уйдешь. Ты или я, выбирай.
   Веталь начал вроде бы чесаться через рубаху. Потом резко выбросил вперед руку, с продвигом. Миша отшатнулся с красной широкой полосой на лице. Веталь быстро взял топор левой. В правой у него была велосипедная цепь.
  --По глазам хочешь? По глазам хочешь? - спросил он.
   Миша вытер ладонью кровь с лица, нацедил кровь изо рта, облизал раздувающиеся от удара губы, еще, еще. Невнятно ответил:
  --Теперь убей меня топором.
  --Газ аргон.
  --Что? Что?
   Веталь пошел по платформе, со скрежетом волоча топор по асфальту. Лезвие оставляло белую полосу. Веталь остановился, взялся за топор обеими руками и стал его вращать, кружась сам. И все вертелось перед ним. Он пел песню:
  --Не-подходи-не-подходи.
   Было небо, голубое. Были опорные вышки с проводами, гудели. Рельсы - вниз, перрон краюхой хлеба, солнце.
  --Я тебя запомнил, пацан! Я тебя запомнил!
   И Веталь остановился. Повернулся и двинулся назад. С застывшим, совсем бездумным лицом. Как сыр лицо. Дырки - глаза, дырки - ноздри. Желтое.
   Миша встал с лавки, Миша неловко плюнул и побежал, матерясь.
   Веталь вернулся на базар, туда, где стоял Миша и продавал свои сверла. Миша был там. Увидев Веталя, он захрабрился:
  --Ну давай, иди сюда.
   Рядом были люди. Бояться нечего. Веталь с топором наголо. Ударил Мишу по ноге, повыше колена. Кровь! Линия мяса. Крик. И другие закричали! И побежали, представляя себе безопасное место - дом. За дверью с замком, щелк. И в глазок зрачком шнырк. Тайна.
   Пока Миша корчится, лежит на заплеванном асфальте, а где-то недалеко громыхает по рыжим рельсам трамвай, Веталь думает - а что ему делать дальше? Можно пойти к психбольнице, тут недалеко, и попытаться освободить политических заключенных. Но как их перевезти потом к дяде Алеше? И тот ведь не готов. Положим, можно было бы их выдать за делегацию иностранцев, провести через весь город к дяде, а тот - извините, вас расположить негде, и кормить тоже нечем, возвращайтесь обратно в свой сырой подвал.
   Веталь еще раз рубанул Мишу, но мимо, по грязи. И перешел на нелегальное положение.
   Сначала он решил добираться домой всякими закоулками и дворами, но потом решил просто ехать в транспорте. Он подумал - нападал он конкретно на Мишу, а Миша кто? Маньяк. Миша не будет заявлять. Остальные? Оно им надо? Нет. Значит, милиция не будет его разыскивать.
   Топор закинул куда-то за забор, сам сунул в руки карманы и стрельнула его шальная мысль - а ну как если вернуться за базар, посмотреть? Ведь никто не ждет, что он вернется. У Веталя в голове как шестеренки с песком да камнями замололи. С трудом он мысль шальную отогнал. Надо было мысль мыслью заместить, поэтому стал Веталь вполголоса напевать:
  --Жо перды-перды-перды.
   Так бормотал он и шел, забрел в двор одного дома-хрущовки, к первому парадному. На двери кодовый замок. Веталь попробовал комбинацию - 38. Подошло. Вот Веталь внутри, поднимается по лестнице. Снял штаны, позвонил в четырнадцатую дверь. Открывает ему тетя в халате. Веталь предлагает ей:
  --Купите безразмерные штаны.
  
   В ПОИСКАХ ВЕРБЛЮДА
  
   Веталиному папе срочно понадобились сведения о дромадере. Николай Витальевич стал помышлять о записи в библиотеку, но современный сын его надоумил:
  --Сходи в Интернет, папа. Там всё есть.
   И Николай Витальевич пошел в интернет-кафе. Оделся поприличнее и пошел. Он думал - там сидят за каждым компьютером кандидаты наук, работают с редкими документами из общемировых библиотек. Делают выписки в толстые тетради. Садят себе глаза, и без того очкастые.
   Заходит Николай Витальевич в интернет-кафе, на которое указал ему сын, и подходит к компьютеру, за которым сидит админ.
  --Если я на эту кнопочку нажму, ничего не испортится?
  --Нет, - отвечает админ. Он сонный, хмурый, веки припухли. Надо отдохнуть. Николай Витальевич пальчик вытянул, клавишу нажал и возгласил:
  --Я - оператор пе-ка!
  --Что вам нужно? - спросил админ. Руку посетителя он отстранил. Николай Витальевич сделал научное лицо:
  --Скажите, где во всемирной паутине я могу найти наиболее точную информацию о одногорбом верблюде, иначе говоря дромадере или дромедаре?
   У него есть важное дело, у Веталиного папы. Он выпускает стенгазету и расклеивает ее на стене дома у входа в каждое парадное. Газета называется "Стыд и срам". В ней он клеймит и бичует. Газета набирается на пишмашинке через три копирки. Иногда Николай Витальевич прибегает к технике туши и пера - рисует шаржи и карикатуры. Газете присущи бойкие заголовки. "Консьерж выпивает?". "А мусору-то полно!". И так далее. Николай Витальевич ходит по двору и вокруг дома и вынюхивает. Прислушивается, о чем говорят за окнами. У него с собой блокнот и карандаш - как у фронтового корреспондента. Записывает важное. Глаз его липуч, цепок.
   А один раз произошел скандал, чуть ли не драка. На детскую площадку привезли песок. Николай Витальевич чуть ли не лично его добивался. Или это ему так казалось. Пару лет до этого случая он позвонил в ЖЭК и долго и яростно говорил с ними по телефону. Размахивал руками, грозился придти и всех вырубить, он ведь чемпион по боксу, Лавров - слышали о таком? Песок привезите. И вот спустя года два привезли. Николай Витальевич обрадовался, стал ходить по двору, потирая руки. Обращался к прохожим:
  --Видели? Я позвонил, и привезли. А никто, никому больше это не надо было. А я взял и сделал. Восточная мудрость что гласит? Она гласит - если человек сказал и не сделал, то он шакал. Если сказал и сделал, он человек. А если не сказал и сделал, то он лев. Вот так.
   На следующий день видит Николай Витальевич такую картину - жлоб Вася набирает песок в мешок. Николай Витальевич подскакивает к нему, кладет на плечо сухую руку.
  --Шо? - оборачивается Вася.
  --Вы песок-то не трожьте!
  --Мне строить.
   И продолжает грести лопатой с обрубленным черенком. А Николай Витальевич разбежался и как даст Васе пинок под зад. И чего-то вспомнил школьную поговорку, смысла которой не ведал:
  --Поза-доза!
   Вася повернулся и лопатой плашмя папу Веталя по голове - бом! Николай Витальевич застыл, принял боевую стойку, но в дело вмешался Веталь - он приехал на детском велосипеде "Зайка" с приставными колесами по бокам, серьезно посигналил и слез с седла. Вася был осведомлен о вспыльчивом характере молодого человека и даже боялся Веталя, поскольку однажды видел, как тот, будто крыса, проскользнул в открытый зев мусоропровода. Вася жил в высотке напротив, а Веталь иногда там тренировался.
   У Веталя одно время в той высотке, на верхнем техническом этаже, был свой особый штаб. Оттуда обозревать окрестности хорошо - раз. Кирпич на голову кому кинуть можно - милое дело - два. Только по всей округе не было ни одного целого кирпича.
   Николай Витальевич увлекся своей газетой всерьез. Ему даже пришла в голову мысль выпускать ежедневную газету и распространять ее среди жильцов. Он прочитал в одном журнале, найденном в оставленной кем-то пачке макулатуры, что панки и прочие анархисты занимаются самиздатом - наклеивают на бумагу статьи, картинки, а потом это размножают на копировальной машине, и получается почти печатное издание. Николай Витальевич и сам начал такое делать. Украл пачку бумаги, купил силикатного клею, запасся журналами из той самой кипы макулатуры - на картинки - и приступил к выпуску первого номера новой газеты "Не все равно". Заголовок дня был таков: "ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ ФОМИН - КАКОЙ-ТО НЕ ТАКОЙ?". А юмористическую рубрику он назвал - "Гром и молния!".
   Газета состояла из двух страниц, на последней Николай Витальевич прилепил фотографию одногорбого верблюда и решил об этом животном поместить статью. Требовался материал. Когда солнце покраснело и клонилось к закату, Николай Витальевич отправился в интернет-кафе.
   Весь день Николай Витальевич был в трудах и ипостасях. Утром, одев кожанку и кепку - так выглядят заправские журналист - он взял старый бобинный магнитофон, блокнот, карандаш, и ходил по двору и парадным, собирая информацию. Брал интервью у соседей.
   Отправился в ЖЭК, там было какое-то собрание. Николай Витальевич открыл дверь, голову сунул и поприветствовал:
  --А, тошнОты!
   И спрятался обратно. Пауза. К нему вышел человек с озабоченным лицом, уже пожилой, серьезный. Спросил:
  --Вам что нужно?
  --Интервью взять! - Николай Витальеивич тронул магнитофон на ремне и улыбнулся, - Я представляю независимую газету "Стыд и срам". Хочу ваше осиное гнездо показательно высечь. Извольте на острие пера!
   И Николай Витальевич ткнул человека пальцем. Тот завозмущался:
  --Вы что себе позволяете? А ну, марш отсюда! Марш!
  --Ты не затыкай мне рот, - жестко сказал Николай Витальевич, - У нас пресса может находиться там, где хочет она, а не человек в циркулярном костюме. Ваш Жохов думает, что на него нет управы! Еееесть!
  --Какой Жохов? Я сейчас позову... Позову... - человек оглянулся, быстро скрылся за дверью.
   Вышли двое крепких мужиков, за ним - тот самый пожилой. Николай Витальевич к тому времени был голый, делал на полу йогическую позу, весь изогнувшись, как змея. А вещи его аккуратной кучкой лежали в сторонке, у стены.
  --Знакомый брахман научил, - с кряхтением, пояснил Николай Витальевич.
   Его выкинули на крыльцо. А следом - вещи. Магнитофон же бережно поставили рядом.
  
   СУББОТНИК
  
   Лучики в окошко, стук-стук-стук. Пальчиками касаются стен, стола, выключателя. По периметру белого квадратного выключателя - запальцованная рамка обоев. Николай Витальевич просыпается и снимает с щек круглые бордовые отрезы свеклы. Чтоб румяным был.
  --Подъем! - бодро командует он сыну. Сын спит в майке и черных шортах. Пока Веталь разгоняет сон поднятием гантелей, Николай Витальевич берет книжку анекдотов и идет в туалет. Около пяти минут оттуда слышен смех с паузами. Николай Витальевич смеется аккуратно в конце каждого анекдота. Потом выходит со счастливым лицом:
  --Уморительные анекдоты!
   Но может строго бросить сыну фразу:
  --На странице пятьдесят четыре не читай!
   А лучики уже во всю в окошко. Суббота, теплынь будет, небо-то ясное, как стеклышко вымытое. Отец и сын практически молча завтракают, потом кивают друг другу и наряжаются в рабочую одежду. На Николае Витальевиче - синий халат, какие в давнишнее время одевали на уроках труда в школах. Веталь - в камуфляжной куртке. Оба натягивают на руки бойкие резиновые перчатки. Новенькие, со щелчком.
   И идут во двор. Там они принимаются таскать по направлению к мусорнику разные коряги, ветки. Потом Веталь берет палку с иглой на конце и, сцепив челюсти, ходит и натыкает на иглу разбросанные во дворе бумажки. И в кулек. А Николай Витальевич в это время окунает кисть в банку синей краски и забор красит. Вверх-вниз, вверх-вниз, мазками. Теперь все можно.
   Веталь закончил натыкивать бумажки. Теперь он приносит из дому шланг и прикручивает его к крану, что спрятан в небольшой нише под окном на первом этаже. Отец подбегает и тянет шланг через палисадник во двор. Шланг свернут кольцом. Николай Витальевич кричит сыну:
  --Трави по малой!
   Размотали шланг. Отец - сыну:
  --АшДваО!
   Веталь откручивает вентиль. Фшшшш - вода сначала падает на асфальт смачным плевком, затем приобретает вид белопенной струи. Николай Витальевич стоит, поливает двор, шланг едва в руках держит, весь покраснел, жилы на шее надулись, пыхтит. Щеки как жабры - то надуваются, то опадают. Соседи с опаской пытаются пройти к парадному. Николай Витальевич им говорит:
  --Озоном пахнет - чувствуете?
   Отец с сыном возвращаются домой, одевают резиновые сапоги, берут каждый по баллончику дихлофоса и идут в подвал - комаров травить. Там всегда комары, и зимой и летом. Была даже идея бороться с ними природой, то есть поселить в подвале жаб, но жильцы воспротивились, когда Николай Витальевич высказал такое предположение на собрании.
  --Да ну, это никуда не годится! - сказали жильцы.
   Веталин папа обиделся и вечером пытался отравиться нафталином, а потом ходил и всем рассказывал:
  --Это все из-за вас!
  
   ДАМА СЕРДЦА
  
   Веталь пошел харкать с моста. Есть в Киеве такой мост - мост имени Патона. Длинный, как пять километров. Ну полтора. Веталь идет на середину, примерно между правым берегом и тем песчаным островком с кудрявой зеленью. И харкает. В перерывах он издавал шут знает какие звуки. Шел поток звуков, надо было выразить.
   Плевал-плевал, пока не надоело. Решил на другой мост пойти, на Пешеходный. Вернулся к правому берегу, пошел вдоль закованной в камень набережной, по парку. Нависает над парком Примакова стальная Мать-Родина, подняв щит, подняв меч, великанша. Солнце бьет прямо по ней. Стоит она на зеленой горе, за кленами и тополями.
   В парке тень, тихо. Однажды Веталь тут попугайчика видел. Волнистого, лимонно-зеленого. Хотел поймать - кульком - но улетела птица. Африканский шустрый попугай. А Веталь хотел его поймать и научить разговаривать. Можно будет потом выступать с попугаем в цирке. Или ходить по дворам, подвязать одну ногу и изображать из себя пирата. Только нужна сабля и сундук, чтобы под мышкой его держать. И косынка. И повязка на один глаз.
   С саблей есть два варианта. Поехать в какую-нибудь степь и курган раскопать. Там можно найти саблю. Вариант второй - ограбить исторический музей. Но там милиция на входе. А так бы Веталь одел маску, витрину бы разбил и с саблей наголо выбежал из зданий. И с горы сиганул, туда, в яр, в кусты. Не догонят не найдут. Быстрые ноги и смелость - вот на чем успех стоит.
   А вот граница парка, тут водоем искусственный, в нем посередине памятник, в виде ладьи. На ладье киевские князья Кий, Хорив и Щек, да сестры их Лыбедь стоит, руки - словно лебедь крылья - раскинула. Около памятника - свадьба. Стоят молодожены, а их фотограф профессионально фотографирует. Поодаль, на подходах - кортеж машин. Приехали с гостями свадьбы.
   Веталь смелости набрался - вдохнул смелого воздуха - и с гиком пробежал по воде в бассейне, поднимая брызги до ушей. Потом отбежал метров на тридцать, там где парк уже перешел в узкую полоску травы с деревцами между набережной и шоссе, и прокричал:
  --Сдохните!
   К нему стал быстро приближаться какой-то человек из свадебного поезда, но Веталь не стал его дожидаться и двинул по бетонным плитам дорожки. Бежал и харкал направо-вниз, на рыбаков под парапетом. А те небось думали, что это чайки.
   Средь темного лесогора зазолотились купола Лаврских церквей. Эстакада. Вон впереди уже мост метро, станция. Там стоят два изваяния черных. Мужчина бросает в небо спутник, а женщина запускает голубя. На парапете набережной - граффити.
   И идет навстречу Веталю девушка. Джинсы рваные на коленках, руки в фенечках, футболка черная и в каких-то висюльках, а волосы вроде как грязные. Веталь тормозит и спрашивает:
  --Который час?
  --У меня часов нет, - отвечает девушка.
  --А не желаете ли прогуляться со мной в Гидропарк?
  --Давай.
   И пошли они через мост метро. Веталю жарко, солнце в голову напекло. Но он смешлив и постоянно острит. Проезжающие мимо автомобили, поезда метро, стоящие на мосту рыбаки - всё служит предметом для его шуток. Веталь показывает влево, на пляж одного из днепровских островов:
  --Ты знаешь, там пляж нудистов.
  --Да, знаю, - отвечает Даша.
  --Туда на лодках перевозят.
  --Да.
  --Я вот что подумал. Давай туда проникнем и вещи у них украдем.
  --Это дурость.
   Перешли мост, свернули направо, к дикому пляжику, почти возле самых опор моста. Веталь стал жрать песок. На пузо лег, рот раскрыл и пополз. Потом зажевал, встал. Жует и изо рта у него песок струями сыплется.
  --Ну ты... - только и сказала Даша. Она собиралась снять футболку и так и застыла, взявшись руками за ее нижний край. Думала искупаться. А Веталь между тем поразил ее новой остротой.
  --Смотри, - сказал он. Сложил ладонь лодочкой, завел себе за жопу, пояснил:
  --Сру.
   Затем поднес руку ко рту:
  --Рыгаю.
   И сделал метательное движение в направлении Даши:
  --И в морду бросаю!
   Хохоча, повалился на песок и задрыгал ногами. Даша повернулась и пошла по плитам наверх укрепленного берега, полудамбы. Веталь наскоро сунул ноги в сандалии и побежал следом:
  --Ты куда? Даш! А, на нудистский пляж? Я с тобой!
  --Так, придурок, отстал. Понял? - Даша нахмурилась.
   Веталь грохнулся на колени. Резко дернулся вниз, головой в жесткий, с вкраплениями бетон. Поднял голову - кожа на лбу стесана в кровь.
  --Я видишь, что могу? Ты моя дама сердца. Я твой рыцарь. Сром с болота. Меня зовут Срооооом!
   И Веталь вскочив, туго забил себя в грудь кулаками.
  --Сро о! о! о! о! ооом! - прерывался звук.
   Небо свернулось голубой лентой, а птицы зачирикали нестерпимо. Ффффы, это пена выступила у Веталя на губах, пена без вкуса, теплая. Фффффы. Всё потемнело. Наверное, жарко.
  
   ГОТОВЬ САНИ ЛЕТОМ
  
   Закончилась дома консервация. Так всегда бывало в начале лета. Шубины хранили банки-склянки в двух местах - в кладовке и под кроватью у Веталя. А под кроватью Николая Витальевича был сам Николай Витальевич.
   Непонятно, как так получилось, что запасы исчерпались. Ведь Шубины пополняли их даже зимой. Делалось это просто. Днем, когда все на работе, Веталь ехал в отдаленный район и бродил там, выискивая погреба, что люди делают подле своих домов. Погреба были двух типов. Одни подземные и туда вели люки. Если люк покрашен, значит там припасы. И другой тип - это погреб, вырытый в склоне горы. Путь в него преграждает дверь. Коли на ней замок по виду рабочий - стало быть, внутри есть чем поживиться.
   На другой день к погребу прибывали уже и Веталь, и его отец. Веталь стоял на стреме, а Николай Витальевич орудовал ножовкой. Днем погреб подломить - милое дело.
   Брали только консервацию, иногда домашние колбасы, похожие на обезглавленных толстых черных змей. Один раз Веталь хотел взять лыжи, но папа ему не позволил. Он был строг насчет чужой собственности.
  --Пища принадлежит всем, - говорил он, - А вот личное имущество - оно частное.
   Снедь грузили на двухколесные тачки и везли в особое место. Особым местом был какой-нибудь близлежащий вход в канализацию. Поднимали люк, Веталь спускался, батя подавал ему на веревке банки в сумке, Веталь всё складывал, потом поднимался. Через неделю всё забирали, переносили уже домой.
   Ну а в этом году как-то получилось, что консервации не хватило. Может у Веталя аппетит увеличился, все-таки молодой еще, организм требует материала для клеточного строительства.
   Начали думать, как быть. Николай Витальевич захотел идти работать грузичком, вагоны ночью разгружать, а Веталь предложил обокрасть супермаркет. Назавтра было вот что - Николай Витальевич пошел в парк-рощу и накопал банку червей. Потом с этой банкой он отправился на Крещатик, сел у фонтана и стал призывать:
  --Мировой аттракцион! Человек с железным желудком и нервами! Дам просим удалиться. Всего за одну гривну я съем на ваших глазах живого дождевого червяка!
   Так продолжалось пять минут. Кто-то клюнул, и Николай Витальевич одного червя проглотил. Подошел милиционер, посмотрел на Николая Витальевича, взял того за плечо. Николай Витальевич возмутился, но встал, собрал манатки и двинул подальше.
   Веталь в это время бродит по лесу. Грибы ищет. Лес - настоящий, сосновый да березовый. Дороги то песчаные, то мелкопыльные, а то земляные. Жаль, что уже лето. Был бы конец мая - Веталь бы пришел сюда с большим целлофановым мешком и серпом. У него серп есть - украл в Музее архитектуры и народного быта в поселке Пирогово. Эти серпом можно косить ландыши. Они тут растут. А сейчас грибы есть.
   Будний день, пикников нет. Но остатки жратвы лежат на траве. Кострища, битые бутылки, раздавленные бутылки. Бумажки, подгузники, презервативы. Шприцы.
   За кустами на отшибе стоит такси. Веталь знает - это таксист привез наркомана. Таксист распространяет наркотики. Приводит клиента в лес, там продает ему товар. А клиент сразу и колется. Веталь давно уже лелеет мечту напасть на таких вот с цепью. Побить в такси стекла, а водителя и пассажира - в мясо. Ничего, подрастет - и сделает. Обязательно. А пока будет грибы и искать. Или гробы.
   Возле самой глухомани березовой нашел Веталь пару могильных холмиков. Раскапывать побоялся. Кто там? Бомжей бомжи хоронили? А потом Веталь понял. Осенило. Это дети лесных людей.
   Весной из лесу выходили эти лесные люди, худые, наверное растения, деревья. Похожие на людей. И женщины из близлежащего жилого квартала от них беременели. Лесные люди приходили к ним ночью, когда те спали. И вот эти женщины стали рожать странных детей. А мамаши и папаши рожениц детей придушили и похоронили в лесу. Массово. Да, так и было. Может, странные дети до сих пор живы там, в могилах.
   Всё это как-то связано с другой тайной. Веталь давно знал, что в бетономешалках перевозят зомби, в особом составе из нефти и спирта. Спиритус нефтус. Кто перевозит, откуда и куда - непонятно. И как выяснить? Похоже, в этом задействована целая организация.
   Закончилась консервация. Еще вчера отец с сыном приговорили последнюю трехлитровую банку маринованных огурцов. Николай Витальевич открывачкой снял крышку, запустил узкую свою ладонь внутрь банки и, выудив оттуда огурец, стал ожесточенно скармливать его себе, повалившись на пол. Тут появился Веталь - тоже - достал огурец, крикнул:
  --Огурчик!
   И начал есть, приговаривая:
  --Мням, мням, мням!
   А папа его вскочил, достал один, другой огурец, сунул оба в рот, закружился на месте, взмахивая локтями, будто крыльями. Веталь пил из банки рассол:
  --Маринадик! - прозвучал его искаженный стеклом голос. Отец не ответил. Он глотал очередной огурец в целом виде, и тот встал в глотке. Ни туда, ни сюда. Николай Вительевич лезет указательным пальцем себе в рот, давит, просовывает. Давай, огурец, лезь по пищеводу в желудок. Надо!
   Утром Николай Витальевич сел писать письмо начальнику ЖЭКа с изложением рацпредложения. Николай Витальевич был в дурном расположении духа и поэтому написал следующее:
  
   "Глубокоуважаемый Иван Федорович Жохов!
   Я, конечно, знаю, что Ваша фамилия вовсе не Жохов, но позвольте именовать Вас именно так, поскольку иного прозвища или фамилии вы с таким ведением дел не заслуживаете! Это я говорю вам без обиняков, так что примите к сведению! Пишет вам обыкновенный жилец подвластного Вам дома, номер которого пусть будет для Вас покрыт мраком и тайной за семью печатями.
   Я вот о чем. Напрасно тратите наши денежки! Я имею в виду деньги налогоплательщиков. Ведь мы, наверное, рассчитываем, что Вы будете их тратить на наше благо, то есть на всякие озеленительные мероприятия, покраску заборов, вот еще шифер новый на крыше надо поставить. И каждая копейка на вес золота!
   Таким образом, надо перенимать опыт жилищных кооперативов. Вот Вы платите мусорным машинам, чтобы они вывозили мусор. Где они его сбрасывают - это Вас не интересует! А между тем страдает экология, Вы об этом подумали? Конечно же, нет! Вы, Жохов - подлец! Это я вам без обиняков заявляю. Вы подлец и сукин сын!
   Хотите, чтобы отношение к Вам изменилось? Работайте лучше! Перенимайте опыт - как я уже сказал выше. Сейчас я открою вам глаза. Как сэкономить наши с Вами трудовые копейки. Не нужно платить машинам! Мусор можно сжигать!
   Это и хотел я Вам, глупенькому, рассказать. Анонимный доброжелатель (Вы меня видели, но не знаете)".
  
   Николай Витальевич написал письмо и пошел покупать конверт. На почте он увидел шпиона и стал за ним следить. Шпион отправил бандероль в Москву и, выйдя на улицу, направился в сторону "Детского мира". Там шпион приобрел сладкий пирожок "огурчик" и заметил Николая Витальевича.
  --Что вы меня преследуете? - спросил шпион.
  --А что, нельзя? - ответил Николай Витальевич.
  --Ты сволочь! - это к Николаю Витальевичу бежал продавец велосипедов. Николай Витальевич сказал шпиону:
  --Мы еще встретимся.
   И скрылся в "Детском мире". А продавцы велосипедов стали его сторожить. Когда-то же он должен выйти. Понимал это и Шубин. Второго выхода из торгового центра вроде бы нет. Плохо. Ну, он их измором возьмет.
   Побродил Николай Витальевич по этажам, покатал тележку по первому этажу, где располагался супермаркет. Купил прищепки и рулон туалетной бумаги. Расплачиваясь, вальяжно облокотился о конвейер возле кассы, нарочито посмотрел на стойку с презервативами, перевел взгляд на кассиршу и сказал:
  --Вот кондомчик хочу купить. Какой тут у вас самый длинный?
   И подмигнул.
  --Там размеры указаны, - ответила кассирша, смутившись. Было ей двадцать, в чепчике, сонная. Сидит, целый день клавиши долбит. О чем можно думать?
  --А я близорук, - сказал Николай Витальевич. Тут ему показалось, что монитор кассы мигает как-то странно. Двадцать пятый кадр! Николай Витальевич быстро отвернулся, отсчитал названную сумму и отошел.
  
   В ЛЕС ПО ГРОБЫ
  
   И Веталь поехал на велосипеде за грибами. Накануне долго собирался. Складывал рюкзак. Положил туда нож, добротный выкидной. Положил пять пакетов целлофановых и один бумажный. Бумажный тот знаменитый, гигиенический. Его лет пять назад подарил Веталю дядя его Алеша. Дядя обзавелся целой пачкой таких пакетов. Но Веталю дал только один и сказал:
  --Пользуйся только в крайнем случае.
   Вот Веталь и брал с собой пакет лишь отправляясь куда-нибудь далеко, один. Как-то даже в Крым хотел поехать, на роликовых коньках, да отец отговорил. Объешься, говорит, винограду, и прыгнешь со скалы. Из-за винных паров.
  --Знаю я тебя! - и отец погрозил пальцем.
   Крома пакетов, Веталь сунул в рюкзак термос с горячим чаем, бутылку воды и компас, чтобы ориентироваться на местности. В случае чего всегда можно выбраться к Северному полюсу, а там какая-то научная станция, геологи. Тепло, люди. Накормят и обогреют.
   Въехал Веталь в лес. По грунтовой дороге. У самого ее начала - земляной холм, чтоб машины не проникали. И вкопан щит на столбе. Надпись предупреждает, что время нынче пожароопасное, на машинах в лес заезжать нельзя, костры разводить тоже нельзя. Пахло гарью - жарились шашлыки, сквозь коричневатую леснину ельника проглядывали ходящие туда-сюда люди, как разноцветные шмоточные пятна.
   Веталь поехал прямо. Шины велика топли в песке, на небольших пригорках колеса пробуксовывали. Потом лес стал гуще, а дорога тверже и шире. Веталь догнал какого-то бегуна в кепке, на ходу сшиб ту кепку подзатыльником, и дьявольски хохоча, шустрее закрутил педали.
   Сосновник сменился березняком, потом чем-то смешанным, и за поросшей хвойным молодняком поляной Веталь спешился. Спрятал в кустах велосипед, рядом посрал - чтобы отбить охоту сюда заглядывать. И с рюкзаком за плечами зашагал в сосенный лес. В одной руке нож, другой рукой в носу ковыряет. Глаза по земле шарят. Где хвоя приподнята - там гриб. Сядет на корточки, пошарудит рукой - так и есть, гриб.
   Штанины до колен стали мокрыми от росы. Лес все гуще, все больше разных поломанных сучьев лежит промеж стволов. Местность - что застывшее море, вся в плавных ямах. Ходишь как по земляным волнам.
   Вдалеке послышался лай собак - одной, другой - с иной уже стороны, левее. Веталь смекнул, что неподалеку находится какой-то пригородный поселок. Тут навстречу выходят четверо молодых людей, все как один в черных спортивных куртках. И похожие - темнобровые, широколицые, скуластые, и чего-то раскрасневшиеся. Местные. Один говорит Веталю:
  --Ты чего тут наши грибы собираешь?
   Веталь насупился, как те тучи в небе. Наползли тучи. А ведь пять минут назад над соснами, над их ветками качающимися, было небо голубое в белых облаков клочьях. Свежее. Теперь ветер стих. Замерло.
   Потом толком не помнит, что случилось. Только пришел в себя - лежат трое без движения, а четвертый между сосен улепетывает. Веталь - за ним. Голову нагнул, нож к низу лезвием, и бежит. Догнал быстро. Хрясь! Хрясь еще раз! И четвертый лежит.
   Вернулся Веталь к тем троим, а их уже нет. Крови на ковре хвойном тоже нет. Хвоя взрыта - да, будто ногами кто сучил, лежа выбрыкивал. Ну и все. А где тела? Встали и ушли? Веталь побежал к четвертому, а его тоже след простыл. Поглядел на ножик свой вострый Веталь - липкий от крови ножик, отмыть надо, где тут ручей какой есть? Достал флягу из рюкзака, смыл, как мог, с лезвия кровь. Не зря брал воду.
   В лесу совсем потемнело. Стало черно. И тихо, и парко. Туча повисла над соснами и давила, давила тупыми лапами. Шарах! Озарилось все молнией, затем пороховым взрывом оглушился воздух громом. Голова треснуть может, так бухнуло. Веталь на карачки встал, вперед покарачкал. Ладони хвоей да веточками колятся, а он все дальше чешет. Вот-вот дождь вжарит.
   Веталь ножик стал в землю туда-сюда втыкать, чтобы от крови очистить. А ножик сразу заржавел. Веталь тому очень удивился и начал думать, а что же делать дальше? Выбросить нож? Еще найдут. Ну и что? А вот - пойдут по базарам спрашивать, кто такой нож китайский продавал. И какой-то барыга может вспомнить Веталя. А потом - понятно - очная ставка, и из пяти человек барыга непременно укажет на Веталя.
   Дождь полился. Зашипело будто масло на сковородке. Полная сковородка. Сплошной поток воды. Все вокруг стало бело-серым. Земля кипела, земля пенилась. Стоял такой шум, что Веталь зажал уши. Потом Веталь увидел сосну с ветками лесенкой - палки с одной и другой стороны, от самого низа. Веталь полез на сосну и где-то на середине остановился, обнял ствол и начал икать.
   Так проикал он до скорого окончания дождя. Слез, вернулся к своему велику, покатил дальше. Пришел к выводу, что встреча с грибниками ему привиделась. Такое уже бывало. Например, один раз Веталю вручили Нобелевскую премию за выдающиеся заслуги на поприще физики. Поехал Веталь в Стокгольм, получил эту самую премию, и сразу же пожертвовал ее в городской магистрат. Вы, говорит, люди бедные, вон скамейки на улицах не крашены. Так покрасьте.
   Дорогу совсем развезло. Веталь доехал до развилки. Там столб полосатый. Одна полоска зеленая, другая белая. И какое-то число. Повернул направо. Долго ли, коротко ли, опа - заброшенная военная база, для призывников. Забор с колючей проволокой, за ним полоса препятствий, радиовышка, какие-то казармы и прочие сооружения, все заброшенные. В сосновом лесу. Потом бац - деревня, окраина. Грандиозный мусорник в уличном тупике. И несет теплым запахом коровника.
   Улица - издолбанный асфальт, дальше переходит в грунтовуху. Два забора помогают держать форму. Широкая улица. Свободно проедут по ней рядом два хлебных грузовика "ГАЗ". Впереди идут по ней какие-то люди - мужчина, дальше женщина с пластмассовым красным ведром. Пацан лет девяти на тарахтящем велосипеде. Почему не в школе?
   Веталь вдруг вообразил себя городским рыцарем, а сельских посчитал врагами. Раскручивая над головой цепь, он погнал свой велик по улице. Поравнявшись с удивленным мужчиной, Веталь крикнул:
  --Меня зовут Сром!
   И навернул цепью мужчину по макушке.
  --Ой! - тот присел.
  --Сроооом! - Веталь уже мчал к женщине. Тут ему в затылок полетел большой, размером с два кулака, камень. Бум.
   Руль в руках заюлил, неверная дорожка, скользко почему-то, как скользко. Велик перекосило. Он упал. И Веталь, и велик. Велик велик. Веталь велик, Сром. Срооом.
  --Ты падла! - мужчины бежал к лежащему Веталю. У того одна щека на асфальте, вся ободрана. Грязь попала в рану и печет огнем. Веталь щупает языком щеку и ему кажется, что он прощупывает асфальт. Твердый такой асфальт. Значит, в щеке протерта дырка. Вот такая - с пятак. Срооом.
   Когда мужчина становится рядом, Веталь вскидывается и наносит с размаху еще один удар цепью. По морде - шарах! со звоном! С подхлыстом!
  --Меня зовут Сром. Меня зовут Сром, - мрачно повторяет Веталь и встает. У него ладони ободраны, щека в кровищи, одно колено болит так, будто по нему молотком кто дал. Кисло-солено во рту. Приходит мысль. Веталь невнятно говорит:
  --Несолоно хлебавши. Несолоно - это напиток?
   Непослушными руками поднимает велосипед. Краем глаза замечает, что бегут люди, сельские люди, здешние местные жи-те-ли. Веталь как бы мысленно, сам себя поднял, невидимыми руками со стороны. Рожа - злая, красная.
   Перекидывает ногу через раму, а нога дрожит, слабая. Это всё нервы. Так, возьми себя в руки. Быстро. Сел, закрутил. Педали ходят туда-сюда, когда одна идет вниз, другая поднимается вверх, закономерность. Вдруг осенило - поселок-то захвачен инопланетянами с Тау-Кита.
   Их тут целая колония. Веталь погнал по краю леса. Слева дома, справа за плетнем, латанным колючей проволокой - лес. Бац - промежуток. Резко поворачивает Веталь, и уже по дороге - в лес. А преследователи остали. Он поворачивает дьявольское лицо и кричит назад:
  --Я вас всех разоблачил!
   В яркое синее небо молча по вертикали взлетает белый диск с обтекаемым низом и двумя пушечками. Под углом наклоняется, плавно покачиваясь в воздухе. Над Веталем смыкаются ветки сосен, заслоняя его от летающей тарелки. Быстрее! Быстрее!
  
   МУУУНИК
  
   Вернулся домой к шести. Батя вылезает из-под кровати, удивляется. Веталь спрашивает про щеку:
  --Чем больнее намазать - йодом или зеленкой?
   Отец поскреб рукой у виска.
  --Н-н-не знаю.
   Веталь использовал зеленку. Сначала закрасил только одну половину лица, вокруг раны. А потом и вторую, для симметрии. И маскировки. А рану крест-накрест заклеил пластырем. Пластырь он постоянно трогал языком, изнутри. Вот он, комнатной температуры, влажный, чуть клейкий. Посторонний предмет.
   Под вечер начали одолевать Веталя сомнения. Что как ежели ночью его посетят инопланетяне и попытаются его выкрасть. Заберут в летающую тарелку, будут там ему тыкать в пупок всякие иглы. Или возьмут у него литр спермы.
   Поделился своими мыслями с отцом, всё ему рассказал. Тот коротко сказал:
  --Надо писать письмо Ажаже.
   И сел писать. А Веталь лег спать. Что ему снилось - секрет, только проснулся он поздно, съел бутерброд с маслом, выглянул в окно. Злое утро конца июля, солнце пригревает, на небе ни тучки. Если бы встал пораньше, можно было бы объехать все бюветы на районе и как-нибудь их обгадить. Но уже поздно.
   Веталь сносит велик во двор, садится на седло, едет куда глаза глядят. Ноги после вчерашнего гудят. И языком он постоянно тык, тык в щеку, в пластырь. Прикоснуться к тайне. В голове Веталя начинает крутиться имя - Муник, Муник. "Это я в прошлой жизни", - решает Веталь. Вдруг ему приходит на ум, что ежели поехать сейчас туда, куда велит сердце, он приедет в доме, где жил этот Муник. Человек по фамилии Муник. А звали его Василий Андреевич. Или Андрей Васильевич.
   Завернул Веталь в район индустриальных улиц. Пошли высокие бетонные заборы, квадратные здания с выбитыми окнами, трубы, из которых уже много лет ничего не коптит. Серые трубы и полосатые. Смотрят в небо. Небо, смотри - в тебя трубы смотрят.
   По одну сторону улицы потянулись пустыри со строительным хламом, старыми шинами, невзрачной от солнца травой. Еще немного, и почти пригород. Тихие улочки, двухэтажные дома - наверное, их строили пленные немцы. Дома с палисадниками, дома побуревшие, как старые рабочие. На одном крыльцо, всё в рисунках маркером и распылителем. И остановка бетонная автобусная, тоже вся разрисована. Людей - ни души. Только слышно на всю округу, как скрипят качели.
  --Эн-эн-эн-эн-энннн, - делает вид, что вращает рукоятки руля, Веталь.
   Возле домика скамейка, за скамейкой куст сирени, за кустом открытое окно, оттуда радио передает последние новости. Сидит старушка на той скамейке, ест из кулька румяные марельки. А косточки обратно в кулек кладет. Веталь резко притормаживает, его аж заносит:
  --Бабушка!
  --Что?
  --Где тут Муник живет?
  --Не знаю я никакого Муника.
  --Жаль.
   И едет дальше. Везде такие же - домики, палисаднички, даже детские площадки с железными красношапочными грибами в песочницах. Пусто, нет людей. Иногда только старики на лавочках.
   В одном дворе Веталь увидал бетономешалку со спущенными шинами. Наверное, она тут застряла сто лет назад. Веталь подъехал, постучал по намертво остановившемуся барабану. Внутри пусто, темно. Веталь покрутил головой. За домом, под кленом - железобетонная ограда, в половину человеческого роста, в виде диагональной решетки. И ворота. На них табличка: "Карантин". Наспех сделано, черным по белому писано - нашли какую-то светлую досточку, проволокой к воротам прикрутили.
   Веталь вообразил себя пчелой на велосипеде. Он из отряда волшебных пчел. Прибыл сюда с разведкой. Где мед? Может быть, там, за воротами с табличкой "Карантин"? Там, наверное, детский сад. И у них там яблони растут и груши. Можно полакомиться. Он - фруктоедная пчела. Веталь растопырил руки:
  --Жу, жу, жу, из себя я вы-хо-жу!
   Взялся за руль и подкатил к забору. Так и есть, детсад - там за деревьями - низкое, одноэтажное здание, довольно длинное, с двускатной крышей. А слева от него - площадка с нехитрыми аттракционами. Механическая карусель на два человека, корабль с песочницей внутри и стальными лесенками вместо мачт и красным треугольным флажком.
  --Жу! Я волшебная пчела-а-а-а.
   Веталь прислонил велик к забору, а сам перемахнул ограду и приседая, осторожно двинулся к строению. Но почему никого не видно и не слышно? Наверное, дети спят, а старая няня сидит и вяжет носки. Сейчас Веталь ее испугает - он станет постукивать в окна и подвывать. Дух пчелы.
  --Мегапчела-а-а-а.
   Дом облицован белой, шершавой плиткой. Оконные рамы старые, краска на них шелушится как чешуя. Веталь под окном. Отмахивается руками от мух. Пахнет тяжело.
   Мухи бьются об оконное стекло, ползают вдоль рам, постоянно жужжат - такой фоновый гул. Веталь придерживается руками под раму и медленно привстает. Заглядывает внутрь, сквозь стекло. Сначала там, внутри - темно, но потом глаз приспосабливается и различает...
   Ряд кроватей, под одеялами лежат маленькие люди, лиц не понять, у стены, что напротив окна - стул. На стул, чуть сползши, сидит женщина в белом халате, с запрокинутой головой и открытым ртом. Вокруг ее лица летают мухи. Веталь поднимает глаза - форточка над ним закрыта. Воздух не вырвется оттуда!
   Из-под одной кровати выползает, встает ребенок, с неопрятной прической мальчик в майке до колен, с серьезным лицом, с дырой рта, с запавшими на роже глазами. Идет и в два шага подходит к стеклу, с той стороны. И приникает к стеклу носом, а глаза бессмысленные-бессмысленные, смотрят прямо в никуда. Руками тоже к стеклу приложился, пятерни растопырил.
   Веталь поворачивается и бежит к забору, перелезает - руками берется, прыжок, животом повис, подтянулся-перевалился - уже на другой стороне! За велосипед и - дёру! Гонит, привстав над седлом. Муник здесь жил. Муник. Пригород захвачен, зона карантина. Это началось с детского сада, теперь понятно.
   Веталь успокаивается, когда думает о стратегическом оружии. Пусть вы так, он он сделал свой ход заранее. Подступайте ближе, переполните чашу его терпения.
   Еще этот пластырь на щеке. Температура комнатная. Торк его. Опять торк, торк. Зачем? Надо сменить. А как сменишь? Больно будет, наверное. Не надо об этом даже думать. Пластырь должен сам отпасть. Клея под дыркой нет, а по краям клей скоро высохнет и тогда пластырь отпадет. Не надо будет его сдирать. Торк его языком. Мертвый, не часть щеки. Кожа где, кожа когда вырастет? Надо пить витамины.
  
   БОЛЕЛЬНЫЙ ВЕЧЕР
  
   За пару часов до решающего матча во дворах стали собираться пожилые и средних лет мужчины, а молодежь шла группами, с флагами, по квартирам. Несли в руках бутылки пива, видимо-невидимо. Даже машин в городе стало ездить меньше.
   Веталь и его папа включили телевизор заранее. Поставили перед собой стол. Николай Витальевич припас для себя бутылку пива, а сыну поставил лимонад. Пей, сынок. И две пачки сухариков.
   Листали спортивные газеты и обсуждали шансы "наших" на победу.
  --Ну, сын, каков твой прогноз?
  --Я думаю, папа, наши выиграют.
  --Победим! - и Николай Витальевич выбросил вперед кулак.
   Они посмотрели новости, а потом рекламу. Николай Витальевич вышел на балкон. Сумерки темнели, стало прохладнее. Вообще был перелом погоды. Северный ветер принес холодок.
   На балконе рядом, вот так справа, появился сосед Паша, фамилия не то Козьев, не то Казанцев. В мятом спортивном костюме. Он сказал:
  --У меня бутылка водки. Если наши выиграют - выпью рюмку и пойду любить жену. Если проиграют - всю бутылку выпью и хлопну дверью. У меня пятьдесят гривен есть. Буду кататься на такси!
   Паша наклонился за перила, сделал протяжное хэээээээк, собирая мокроту, резко харкнул и посмотрел на Николая Витальевича. Тот поднял согнул в локте руку, с кулаком:
  --Победим!
  --ДайбО, - ответил Паша и скрылся. Вернулся и Николай Витальевич.
   Начался матч. После каждого забиваемого "нашим" гола за стеной слышался хрип Паши.
  --Хоооо! - ревел нутром он. Будто его резали. А Николай Витальевич нервно наливал в бокал пивко и глотал его, пожевывая губами ободок бокала.
   Веталь вскочил:
  --Скорее! Мне нужно в Германию! Если полететь на самолете, мы еще успеем! Надо наших поддержать!
  --У нас нет денег! - Николай Витальевич сделал такие страшные круглые глаза, что сыну его стало не по себе от такого откровения о семейном банкротстве. Веталь взахлеб зачастил:
  --Забегаем в казино, берем всю выручку, такси! В аэропорт! Летим, снова такси, на стадион! Разворачиваем транспарант!
   Николай Витальевич затряс головой:
  --Да, да... Сынок, ты уже взрослый! Это слова мужчины. Давай так и сделаем. Одеваемся, скорее. Какая там погода в Германии?
  --Хоооо! - снова заорал Паша за стеной.
  --Надо дядю Пашу с собой позвать, - предложил Веталь. Отец в это время доставал из-под кровати чемодан. Вдруг он упал лицом вниз и забился в судорогах. Перевернулся - на искаженных губах белела, словно суфле, пена.
  --Пидорасы! - заругался Паша.
  --Кого он так? - спокойно спросил Веталь.
   Николай Витальвич посмотрел на него остановившимся взглядом окуня, слизнул с правого уголка рта, сглотнул, сказал:
  --Диктую пророчество. В ноль два, будет чудо, вектор альфа, три, едиты, акведук на Болонского.
  
   МЫ ТЕБЯ ВЫЧИСЛИЛИ
  
   У Шубиных поломался телефон. Утром Николаю Витальевичу надо было позвонить 060, узнать, сколько времени. А телефон молчит. Николай Витальевич аппарат потрусил, в трубку подул, а телефон все равно молчит.
  --Может батарейки сели? - предположил Веталь.
  --Где же их теперь купишь, пальчиковые? Я у барыг покупать не буду. И втридорога возьмут, и еще подсунут какие-нибудь неработающие. Нет, надо покупать новый аппарат.
   И Николай Витальевич поехал на маршрутке на базар "Юность". Рынок большой, со всех сторон окружен торговыми ларьками да павильонами игровых автоматов. Толчея, беляши и шаурма жарятся, разговоры, звон монет. Николай Витальевич идет, голову поднял, как гордая цапля. И говорит при столкновениях:
  --Осторожнее. Полегче. Мягче, мягче.
   Остановил какого-то дядю, спрашивает:
  --Простите, можно минуту внимания?
  --Что?
  --Где здесь продаются телефоны стационарные, не мобильные.
   Дядя махнул рукой и пошел дальше.
  --Хам! Быдло! - крикнул ему вслед Николай Витальевич. Дядя вернулся и взял Николая Витальевича за грудки. Дернул навскидку. Николай Витальевич зашипел как гусь и укусил дядю за нос. Кончик носа повис на тонкой шкурке, кровь закапала на асфальт. Люди расступились, вокруг Николая Витальевича и дяди образовалась пустой пятачок.
  --Не люблю я эти неприятности, - сказала Николай Витальевич, - Давай уладим всё миром.
   Дядя двинул его в рожу. Какой-то мужичок с ноготок, бритый, в адидаске, усатый, подскочил и восторженно крикнул:
  --По мордасам! По мордасам!
   Николай Витальевич встал в боевую позицию и начал покачивать в воздухе кулаками. При этом он весомо сказал:
  --Будо.
   Тут дядя принялся его бить, бить, бить. Николай Витальевич упал на крупный наждак асфальта, уже кровяные лужи были везде, а дядя его бил, бил, бил. И увидел Николай Витальевич свет, а в свете том была человеческая фигура, а потом все поплыло цветными пятнами и было уже не больно, а тошно, а потом и это ощущение ушло. Осталась только гудящая пустота. Мутная.
   Несколько лет назад. Николай Витальевич в первый день на новой работе, смысл которой он с трудом осознает, однако придерживается мысли, что он - шестеренка, а другие шестеренки не позволяют ему работать как-то не так. Разговаривает с сотрудником. Сотруднику лет сорок, ему жарко, он в белой рубашке - если поворачивается, то видно влажное пятно на спине, прилипшее к майке. Там еще майка под низом. Николай Витальевич узнает, что у сотрудника этого, Никиты, дома есть компьютер. Никита сидит на краю стола и пьет из стакана с подстаканником холодный чай. В углу дырчит старый холодильник.
  --Так у вас в квартире стоит ЭВМ? - спрашивает Николай Витальевич.
   Никита задумывается и отвечает:
  --Да, можно и так сказать.
   Николай Витальевич придает своему лицу смешливое выражение:
  --И все же - Бейсик или Алгол?
  --Что? - Никита глядит сурком, а Николай Витальевич глядит бесом:
  --Вспоминаю академика Ершова... Да? Да?
  --Я не понимаю, - и Никита поболтал чаем в стакане, совершая круговые движения.
  --Оболдуй! - Николай Витальевич радостно дал ему легкий щелбан по носу.
   Несколько лет вперед. Вот он, Николай Витальевич, лежит на асфальте и к себе прислушивается. Что там у него разбито, переломано? Воображает, что он робот. Начинается сканирование кибернетического организма. Опрос всех узлов. Левая ступня - норма. Правая ступня - болит, но шевелится.
   Встал, мац-мац карман, кошелек на месте - странно. Задрал рубашку, вытер ею кровь с лица. Посмотрел на рубашку. Красная. Опустил красным к телу. Но с другой стороны проступило. Постирать будет надо.
   Спустя пять минут, Николай Витальевич стоит около прилавка, крутит в руках коробку с телефоном. На белом картоне остаются коричневые отпечатки пальцев. Николай Витальевич постоянно слизывает кровь с щели на лопнувшей губе. Невнятно спрашивает:
  --Скажите, а как часто надо менять прошивки?
   В полуосознанном состоянии куда-то идет, зажав коробку под мышкой. Все одинаковое, асфальт одинаковый, мимо проплывают единицы, вертикально стоящие разноцветные палочки. Это люди. Шубин увидел пупок на голом животе, уронил свою коробку, неверными жестами скинул с себя рубаху, встал в позу:
  --Бронзовый гигант.
   Свалился на колени, пополз, помогая руками. Коробку подобрал, сел, положил коробку на колени, одел рубашку. Дальше пошел. Все расступались. Так и надо. Идет король. В его жилах течет голубая кровь. Она не красная. Это особая форма дальтонизма.
   Вечером. Николай Витальевич под кроватью. Жив или мертв. Новый телефон установлен, рядом в кресле, над ним священнодействует Веталь. Он читает инструкцию и нажимает на кнопки. Время от времени говорит:
  --Та-а-ак, к это что? - и нажимает на кнопки. А кнопки дивные, большие и квадратные, светятся в темноте, а когда их вдавливаешь, то издают звуки: пуп, пуп. Хорошие звуки.
   Внезапно Веталя прожгло предчувствие - сейчас позвонят. Такое бывает, когда очень кого-то ждешь и этот человек должен придти с минуты на минуту. Так и случилось - резкий звонок. Веталь снял трубку. Незнакомый мужской голос произнес:
  --Всё, мы тебя вычислили. На днях жди гостей.
   И гудки. Не беда, Веталь все равно уезжает.
  
   ТРУБА
  
   Перед отъездом Веталю захотелось мобильный телефон. Составил отцу петицию, зачитал:
  --Папа! Наше время - это время высоких технологий и мобильной связи. В то время, как у моих сверстников есть уже средства обеспечения такой связи, я нахожусь в глубоком вакууме, как слепой среди зрячих. Или к примеру я буду идти по улице и увижу, что умирает человек. Если у меня будет мобилка, то я смогу вызвать ему скорую помощь. Прошу купить мобильный телефон.
   Отец согласился, хотя и заметил, что:
  --Деньжат сейчас мало. Но ничего, ничего. Купим. Где лучший магазин, чтобы выбор был большой?
  --Что ты! - крикнул Веталь, - В магазине цену заломят - глаза на лоб вылезут. Надо через человека.
  --Какого человека?
  --Который продает мобильные телефоны.
   Николай Витальевич отправился в супермаркет, на Лукьяновской площади. Там внутри на первом этаже есть торговая точка, где продают мобилки. Николай Витальевич встал возле этой точки, топчется и как бы про себя, но чтобы его слышали, бормочет:
  --Где бы купить мобильный телефон? Ах черт, где же его купить?
  --Вот же, - говорит ему продавщица. А Николай Витальевич презрительно отмахивается и продолжает свое талдычить. Продавщица посмотрела на него странно.
   К вечеру Николай Витальевич купил телефон.
  
   РОМАНТИЧЕСКОЕ СВИДАНИЕ НА ДВОИХ
   С ДЖАЗОМ
  
  --Вам снова про верблюда? - спросил админ. А узнал. А Николай Витальевич его - нет, потому что админ бороду отпустил, да еще фурункулом на лбу обзавелся. Вот такой фурункул, как фонарик.
  --Нет, - ответил Николай Витальевич и замялся. Тронул пальцами ворот рубахи, будто стал тот невмоготу тесен. Громко сглотнув, сказал:
  --Я слышал, у вас тут это. По Интернету можно с девушками познакомиться.
  --Ну можно, - и админ поглядел внимательно снизу вверх.
  --Эээ... Дело в том, что я не опытен в этом деле. Электронная сваха, двадцать первый век и всё такое. Не поможете ли? За вознаграждением дело не станет, разумеется.
   Николай Витальевич говорил как-то нарочито солидно. Админ чего-то поклацал на клавиатуре и бросил фразу:
  --Вам какую?
   В конце недели Николай Витальевич отправился на свидание. Оделся щегольски, побрызгался одеколоном, положил в карманы запасные носки. Раздобыл цветы. И поехал на трамвае а потом на метро. В метро ему в сортир приспичило. Вышел на станции "Крещатик" и побежал в тоннель. Сразу ему вслед люди:
  --Самоубийца!
   Возвращается, довольный. Вылезает на платформу. Тут милиционер в синем. Под козырек. Николай Витальевич показал в другую сторону:
  --Во!
   Милиционер обернулся, а Николай Витальевич дал деру и в толпе затесался. Вот такой находчивый Николай Витальевич. Перешел он на станцию "Площадь Независимости" по долгому подземному переходу, где слепой на баяне играет, пахнет сыростью и вдоль стен коробейники продают целебные коренья, бижутерию, а безногий молодой калека стоит на культях, будто утопленный в асфальт богатырь, которого ударом палицы вогнали в землю.
   И вышел Николай Витальевич на свет, на поверхность, на площадь Независимости - бывшее Козье болото - к месту встречи с прекрасной (он надеялся) незнакомкой Тамарой, ко глобусу Украины, памятнику массивному и темному, литому. У Николая Витальевича был букет розовых гвоздик, по которому его должны были узнать.
   Она подошла - нерешительно, в кремовом платье, с сумочкой через плечо, в очках-хамелеонах, одна дужка которых прижимала волнистые волосы. От нее в воздухе запахло арбузными духами.
  --Вы?
  --Я! - и протянул ей букет. Как обходительный кавалер, заюлил вокруг, взял под ручку - не ожидала.
  --Тамара! Вы разрешите, я буду звать вас... Тома!
   Она ответила что-то невнятное, парой нот, как настраиваемая скрипка. Невероятно весело Николай Витальевич предложил:
  --Давайте прогуляемся!
  --Давайте.
  --Там, наверху, собор есть, целых два, можно на них посмотреть. Вы верите в бога?
  --Э... Я еще не решила...
  --Это такой тонкий вопрос, - они пошли через площадь, мимо лавок и навесов летнего кафе, - Такой вопрос, что каждый должен прийти к ответу сам. Да.
   И Николай Витальевич умолк, сам удивившись сказанному. Тома сообщила:
  --Я тут давно была.
  --Где, на площади?
  --Да.
   Помолчали. Площадь кончилась, от нее три дороги шли наверх. В урне под фонарем, рядом с цветастой клумбой, рылась старушка в фиолетовой кофте.
  --Туда, - Николай Витальевич указал рукой на улицу, по которой троллейбус не ходил. А по другой ходил, по той, что рядом. Одну улицу обделили.
   Старые невысокие здания с высокой ценой аренды, ирландский пивной бар, какие-то конторы, магазин мотоциклетных принадлежностей, зеленый строительный забор, бездомная собака пересекает шоссе наискось, а улочка-то узкая, а машины, хоть и центр, ездят не так часто, чтобы на дорогу ступить ногой было нельзя. Над мусорным контейнером деловито стоит бомж, выгребает руками отбросы и сует себе в рот, жует. Глаза завидющие, руки загребующие, жадный. Колтуном волосы слиплись. Любите такого, каков есть. Вышел, а кошелек забыл дома. Поесть - надо. Где? Пивка бы. Там посмотреть. Кошечка бежала, зеркальные глазки. Ночью еще тепло, хорошо. Утром свежее, только что выбросили. В контейнере. Что-то нос чешется. Чешет нос.
   Еще одна площадь наверху, там собор-новострой, колокольня над брусчатой ракетой нависает, памятник княгине Ольге и люди неторопливо, без цели перемещаются.
  --Вы тут тоже давно не были? - спрашивает Николай Витальевич.
  --Была этой весной, на концерт Горана Бреговича ходила.
  --Он исполнял в соборе духовную музыку? - серьезно осведомился Николай Витальевич. Тома рассмеялась. Николай Витальевич не понял:
  --Что смешного?
   Она не ответила. Чтобы заполнить паузу, Николай Витальевич сказал:
  --Вот, купил сыну трубу.
  --То есть?
   Николай Витальевич завеселился:
  --Водопроводную!
  --Не понимаю, - у Томы стало неживое лицо. Гипс, не человек. Римский бюст. Николай Витальевич продолжал:
  --А, вы удивляетесь, что у меня есть сын. Я знаю, я молодо выгляжу. На самом деле мне пятьдесят два, да! А сын у меня шустрый, Веталем зовут. Уже выше меня. Подает надежды как скрипач. Жемчужина всей консерватории. Умеет играть на двух скрипках одновременно. Руками и ногами. Но это всё достигнуто, разумеется, путем многолетних тренировок под моим руководством. Я тоже, знаете ли, не чужд высокой материи музыки!
  --А мне двадцать пять, - вдруг сказала Тома.
  --Я знаю! Каждый из нас мечтал в детстве кем-нибудь быть, так сказать, ранний выбор профессии. Вот вы, я думаю, хотели бы актрисой. А я - никогда не догадаетесь - хотел быть водителем мусоровоза. Но потом посмотрел на своих родителей, интеллигентов в четвертом поколении, и решил, что это не интеллигентная профессия. Представляете - я - и вдруг водитель мусоровоза!
   Николай Витальевич задрал голову и рассмеялся.
  --А давайте пойдем на Андреевский спуск, - предложила Тома. Не доходя до фуникулера, свернули мимо большого серого здания (кажется, МИДа) на тенистую улицу, пошли в направлении спуска. Возле двухэтажного старого дома, обнесенного зеленым забором, сидел патлатый с лысиной скрипач и выводил свою партию под аккомпанемент из поставленной рядом колонки. Посольство, милиционер в стеклянной будке. Машин нет. Каштаны.
   Тихо и редко шли люди, в основном навстречу Николаю Витальевичу и Томе. Вот парочка, одеты небрежно, в руках початые бутылки пива. Николай Витальевич подумал и взял Тому за руку:
  --А нехило бы пивка подсосать! Вы какое любите, темное или светлое? Знаете, как пьют пиво в Праге? Там свои правила. Во-первых, бокал на стойку не ставят! Не ставят!
   Он стал ходить перед Тамарой, сопровождая речь жестами:
  --Это моветон! Во-вторых, пиво наливают дважды! Сначала доверху, потом ждут, пока осядет пена, а потом снова доливают. А разве у нас так? У нас не так! Затем, к пиву в Праге подается жареное свиное колено...
   Вчера. Тома гладит на доске это самое кремовое платье, от утюга идет пар. Тома только что его примеряла, а теперь стоит в лифчике. Мама спрашивает Тому:
  --Так как ты с ним познакомилась?
  --По интернету. Такой человек интересный, культурный, обходительный. Сразу видно приличного человека.
   Помолчали. Потом мама сказала:
  --А Влад так и не звонит?
   Снова пауза. Наконец Тома коротко бросает:
  --Нет.
   Сегодня.
  --И вынул он из жопы пряник! - Николай Витальевич согнулся от хохота, держась за живот. Над ними возвышалась белая Андреевская церковь с зеленым куполом. К ней на горку вели ступени. Спуск покрывала кривая брусчатка, снизу ехал наверх посольский джип. Бродили люди, разглядывая картины и сувениры вдоль стен домов, переоборудованных под картинные галереи. А вообще эта улица пешеходная. Но по ней ездят дешевые с виду такси и большие хромированные машины.
  --Ну, колесо здесь я делать не буду, - острит Николай Витаьевич. Смотрит на небо:
  --Ой, тучки-тучки. Погода к вечеру испортится, это факт. Черт, я же зонтик дома забыл.
   И мрачнеет, как будто проглотил осколок стекла. А Тома идет рядом, не знает, куда ей деваться. Зачем она предложила идти на спуск? Можно ведь было сказать, что у нее дела, она спешит куда-то в другое место. "Врать нельзя", - возражает Томе внутренний голос. Ладно, она дойдет с Николаем Витальевичем до низа спуска и там попрощается. Довольно, прогулка затянулась.
  --А кем вы работаете? - спрашивает Тома. Николай вздыхает, смотрит в небо, потом на Тому.
  --Я ученый, физик. Про торсионные поля слышали? Это я их изобрел. Работаю на засекреченном объекте.
  --То есть вас нельзя об этом спрашивать?
  --Нельзя.
   Справа от мостовой отходила аллея, вдоль склона горы. Там на аллее тоже стояли художники и продавали свои полотна. Вот тут еще скверик-пятачок, с памятником Шевченко, и между ним и аллеей - кафе на открытом воздухе. Там играет живой оркестр. Николай Витальевич весь как бы приседает, начинает идти, прищелкивая пальцами:
  --Джяяяз. Как я люблю эту музыку.
  --Да, хорошо играют, - замечает Тома.
  --Но бас лажает. Надо играть так: тыу-ты. А он так: туы-пиу-а.
  --Вы разбираетесь в музыке?
  --Я сам бывший джазист. Но теперь мне больше по душе экспериментальное пение, эксперименты с голосом.
  --Это как?
   Николай Витальевич встал посреди улицы, вытянулся столбом и визгливо прокричал:
  --Гяуэ! Г.. гяы! Гяы! Гяы!
   Прохожие повернули к нему озабоченные лица. Николай Витальевич принялся корчить рожи, плеваться и между тем успевал голосить:
  --Гэа! Уиииии. Го-го-гоай. Рюуууу.
   И петуша грудь:
  --Гяы! Гяы! Гяы! Г.. гяы!
   Тамара быстро, насколько позволил крупный булыжник улицы, двинула вниз по спуску. И не оглядывалась. Николай Витальевич ее догнал:
  --Здесь главное выдерживать паузу.
  --Да? - Тома шагала дальше. Вот, основанием в зеленом заборе, на стороне заторчал пустой дом Ричарда, здание в готическом стиле. За ним на крутой, почти отвесный холм шла черная железная лестница.
  --Да, когда я произношу "гы" и задерживаю звук. Возникает сбивка. Это важно - сбивка.
   Шли молча. Николай Витальевич забегал то слева, то справа девушки, один раз даже попытался взять ее под локоть. Решил завязать разговор:
  --А вы знаете, сейчас мы будем проходить мимо дома, где жил Булгаков.
  --Знаю!
   Еще помолчали. Николай Витальевич изумился:
  --Надо же, сам Булгаков!
   Брусчатка рядом с одноэтажным строением, о котором говорил Николай Витальевич, была залита бетоном. Напротив что-то строили, за стройкой виднелась стена, сдерживающая оползающий древний холм. На стене красовались огромные, выше роста человека, рисунки - мужчина с аскетическим лицом, большой кот, желтые и коричневые линии, гротескная чертовщина.
  --На Контрактовой площади расходимся? - несмело спросила Тома.
  --Что вы! Я проведу вас до самого дома! - возразил горячо Николай Витальевич. Даже ладонь свою к сердцу приложил. От всей души.
  --Не нужно, я сама.
  --Я провожу!
  --Я сама!
   Вдруг Николай Витаельевич ткнул пальцем влево, в дикую зелень горы за желтым двухэтажным домом. Из открытой двери магазина на первом этаже пахло восточными благовониями для сожжения.
  --На этом холме сатанисты устраивают свои черные мессы! - брызжа слюной, закричал Николай Витальевич, - Там есть склеп! И черный камень-алтарь. Добродетельные монахи опасаются такого соседства! А ведь некогда на этом месте был княжий дворец!
   Минуты тянутся, будто недели. Тома идет и думает - вот скоро площадь, там можно сесть на маршрутку, и уехать, и посмотреть из окна на удаляющегося этого человека. Букет в ее руках уже надоел, а девать некуда. Без обертки. Стебли гвоздик надо сжимать. Кисть руки в постоянном напряжении.
   Церковь-новострой, фонтан Самсон в виде беседке, под куполом которой мифический герой раздирает льву пасть - оттуда льется вода, это фонтан. На куполе с четырех сторон установлены солнечные часы, каждые своей, отличной от прочих конструкции. Трамвайные рельсы.
   Остановка, люди суетятся, подъезжают маршрутные такси - юркие микроавтобусы с иконостасами за передним стеклом.
  --Разрешите покатать вас на маршрутке, - предложил Николай Витальевич. Он был сегодня добр и щедр. Прощал зло миру. И потащил Тому под локоть. Заходят. Николай Витальевич наделяет водителя деньгами:
  --Два билета, на лучшие места.
   И к Томе:
  --Вот туда, к окну. Правда, здесь удобно?
   Тома морщится, в окно смотрит. Николай Виталевич говорит:
  --Поглядите, какой там смешной идет человек. Как идет! Индюк настоящий!
   Двери пшикнули, закрылись, маршрутка поехала. Через пятнадцать метров - резкий тормоз, сигнал, рывок, хруст, остановка. Впереди встала легковуха. Водитель маршрутки с матом выскакивает наружу, а к нему, размахивая руками и что-то крича, идет водитель легковухи. Тома клюнула носом переднее сиденье, поворачивает к Николаю Витальевичу лицо. Из носу на губы и подбородок течет кровь.
   Николай Витальевич видит над окном молоточек в зажимах, короткий молоточек с вострым кончиком. Мал, да боек молоточек. С красной ручкой. И табличка, где написано, что в случае аварии надо разбить стекло.
   Поднимается Николай Витальевич, вырывает молоточек из креплений и шваркает по стеклу. Скрежет, осколки. Николай Витальевич с молоточком в руке садится на место и подмигивает Томе:
  --Теперь всё будет окэй.
   Тома сидела от него справа, поэтому сорваться с места и выскочить из маршрутки ей было легко. Николай Витальевич посидел еще секунды четыре, затем тоже встал, собрался поспешить за ней, но тут получил резкий удар ладонью в грудь - это вернулся водитель. С потным, загорелым квадратным лицом.
  --Ты! Падла! Будешь платить у меня, понял? Будешь сейчас платить!
   Николай Витальевич приоткрыл рот и заморгал глазами, потом нахмурился и сделал озабоченное лицо. Медленно указал рукой в сторону:
  --При чем тут я? Это та женщина, девушка, которая убежала.
  --Ну! - водитель посмотрел на пассажиров, оглядел их.
  --Он не врет? Кто разбил?
  --Она! - крякнул седенький старичок с заднего сиденья. Был он брит, чистенький, опрятный.
   Водитель выругался, протиснулся в проходе мимо Николая Витальевича, жесткой походкой приблизился к сиденью рядом с выбитым окном. Николай Витальевич добавил:
  --На сколько денег имущества испортила! Вам поди из своего кармана платить.
   Водитель опять заматерился.
   Возвращался Николай Витальевич в самом романтическом настроении. И окурки на асфальте приветливые, и люди какие-то оптимистические шагают по тротуару. А Николай Витальевич в ногу с ними старается, в ногу. Идет дворами к своему дому. Возле одного подъезда, на лавочке, сидят два жлоба, один в синей рубашке, другой в белой. Тот, что в белой, встает и говорит Николаю Витальевичу:
  --И у тебя еще хватает наглости здесь ходить?
  --А что такое? - спрашивает Николай Витальевич.
  --Цветы с чужого палисадника тырить не надо, вот что.
   Налетели на него, стали бить. И на забор неподалеку бросали, с размаху, и в асфальт носом расквашенным тыкали, в кровавую кашицу, и ногами под ребра, в живот, на, на!
   Вечером он позвонил Тамаре и сказал:
  --Здравствуйте.
   Она ответила:
  --Всё, с меня хватит. Вы больны.
  --Да, я болен, - согласился он, - Недуг мой называется пипОс, это сокращенное название папилондрамуса ноктуса. Пипос проявляется в том, что у меня потеет тыльная сторона...
   На том конце повесили трубку, пошли гудки.
  --Алло! Алло!
   Николай Витальевич перезвонил:
  --Алло, да. Что-то сорвалось. Знаете этих телефонистов, непонятно, за что мы им платим. Услуги, прямо скажем, не ахти какого качества! Не ахти!
  --Прекратите мне звонить, - говорит Тамара, медной чеканки слова. И снова - гудки.
   Николай Витальевич губы сжал, задеревеневшим пальцем по кнопкам - пуп-пуп-пуп. Последнее слово должно быть за Николаем Витальевичем. Так надо. Не она, а он. Не берут трубку. Выждал время.
   Спустя час снова позвонил. Трубку сняли.
  --Проститутка! - слюна летит, - Если ты еще раз, еще раз позволишь себе так, так обращаться...
   Частые гудки. Хорошо. Вычислить ее квартиру - слишком просто, не тот эффект. Можно, конечно, сыграть в благородство. Он придет с букетом, позвонит в дверь и закроет букетом глазок. Но это слишком просто. Надо другое. Он оденется клоуном, наложит грим, станет возле глобуса Украины и будет ждать. Придет Тома, на свидание с кем-нибудь еще. Почему опять к глобусу? А куда же еще? И вот она будет прохаживаться, ожидать своего кавалера. А Николай Витальевич, неузнанный, подойдет к ней один раз, подарит шарик. Подойдет другой раз, изобразить смешную пантомиму. А когда явится новый хахаль Томы - новый хахаль, летом в пыжиковой шапке! - и этот тип принесет свой хилый - под стать его достоинству! - букет, тогда Николай Витальевич подойдет к ним, к сладкой парочке, и скажет Томе:
  --Разве это букет? Вот я тебе дарил букет, так букет. А этот так - веник!
   Это будет удар для обоих. Надо это сделать! Николай Витальевич заходил по комнате, словно по клетке. Надо, надо - ударил несколько раз кулаком в ладонь, закусив нижнюю губу.
  
   ОТШЕЛЬНИК
  
   На перроне уже собрались. Поезда еще не было. Стоял простодушного вида человек с плакатом на груди: "ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ КОЗУЛИНО". И рядом кучковались молодые. Они знакомились друг с другом.
   Подошел Веталь с рюкзаком за спиной. Рюкзак - как горб. Веталь согнулся, чтобы его не перевесило и не переломило. Поздоровался, выяснил, что к чему. Простодушного звали Денисом, он был вроде вожатого. Должен был сопроводить прибывших на место, из Киева в Козулино.
  --А что это у тебя со щекой? - спросил Денис у Веталя.
  --Карамелькой поранился, - ответил Веталь. А Денис сказал:
  --Эээ, ты осторожнее. Осторожнее. Я вот как козинаком себе зуб сломал. Вот.
   И, оттянув указательным пальцем угол рта, тронул языком место среди зубов. Вытящил палец.
  --Там.
  --Понятно, - Веталь поставил рюкзак на асфальт.
   Пахло мазутом. Нечеткий от эха женский голос объявлял о прибывающих и отбывающих поездах. Раздавались гудки электровозов. Группками стояли люди с сумками. Веталь сел на свой рюкзак и начал исподлобья разглядывать тех, кто тоже ехал в летний лагерь. Среди них определенно были инопланетяне. Торк языком пластырь. А вокруг раны уже болит, уже темнеть начало. Надо стрептоцидом присыпать, что ли? А зеленку Веталь смыл, чтобы не выделяться.
   Через час тронулись. Веталь сидел в плацкарте, с двумя девочками и одним мальчиком. Веталь снял с ноги кроссовок и кинул в щель опущенного окна. И загоготал.
  --Ну ты даешь, - сказал ему мальчик. Он был пухлый и бритый почти налысо.
  --О, Котовский, - сказал ему Веталь. Он не знал, кто такой Котовский, но что-то такое вспомнил. Тут вошел Денис.
  --Ну, как вы тут?
  --Когда откроют туалет? - спросил Веталь.
  --Не знаю... Скоро. Когда отъедем от Киева. Тебе нужно в туалет?
   Веталь кивнул.
  --Ну подожди.
   Как только Денис скрылся в проеме, Веталь заявил:
  --Сверхчеловек. Пукаю навылет.
   И перданул раскатисто.
  --Ароматерапия.
   И вышел. А пухлый мальчик сказал девочкам:
  --Ну он и странный, да?
   Веталь ворвался:
  --Я все слышал!
   Схватил рюкзак, потащился с ним по узкому коридору в тамбур. А колеса тудук-тук-тук. И Денис сзади уцепился за рюкзак, тянет и просит:
  --Ну куда же ты, вернись на место, вернись на место.
  --Что у вас тут происходит? - спрашивает проводница. У нее крашение волосы. Искусственная блондинка. В пилотке!
  --Ничего, я сам разберусь! - отзывается Денис.
   И потасовка в накуренном до тошноты тамбуре. За окном проносится какой-то лес под Киевом. Вот из поезда в елки летит рюкзак, следом за ним - черной жабой - Веталь. Упал и покотился!
   Очнулся в хижине или землянке. Ящик вместо столика, горит свеча, приплюснутая на жестяной крышке. Веталь на лежанке. В другом углу сидит на полу человечище. Бородатый-волосатый, руки от грязи чернее ночи. Вонюч, а глаза сверкают.
  --Ты бойся, - говорит, - Я отшельник, человек верующий. Я тут спасаюсь.
  --Расскажи больше, - просит Веталь.
  --Ну слушай. Зовут меня Михаил. Я уже семь лет ничего не ем и не пью, и не испражняюсь. Было у меня тогда обновление, я стал новым человеком, отбросил физическое прочь. Исходил жгучим поносом четыре дня, и потом как отрезало - больше ни по большой, ни по малой нужде не хожу. Питаюсь духовным, а духовные отходы - только словоблудие, разговоры на пустые темы. Телевизора у меня нет, зато я слушаю радио и нахожусь в курсе всех политических событий.
  --А почему ты из города ушел?
  --Инопланетян там много. Каждый второй. Я их знаешь как определяю? По оттопыренным ушам. Это у них антенны.
   Веталь поклацал языком пластырь. Уже больно. Щека заныла. Голове стало горячо. Веталь не то заснул, не то увидел наяву свое прошлое. Вот он еще малой, полулежит на диване и смотрит альбом с марками. И про каждую марку представляет, какой путь она проделала. Кто-то наклеивает ее на конверт, несет к почтовому ящику, опускает туда, потом письмо попадает на почту, затем едет в поезде. И так Веталь продумывает цепочки событий, связанные с каждой маркой. У них свои судьбы-дороги, у марок. Марки - путешественницы, только маршрут выбирается за них. Было лето, папа принес арбуз.
   Веталь выплыл из грезы. Бородач вышел, Веталь был один. Тронул себя под рубашкой - велосипедная цепь на месте, только чуть поднялась. Вот почему трудно дышать. Диафрагма не расширяется в полной мере. Надо поправить. Вернулся бродяга, поглядел на Веталя, спросил:
  --Тебя что, с поезда выкинули?
  --Я сам.
  --А что?
  --Необходимо мое присутствие в городе.
  
   ЗНАЮЩИЙ, ОТЗЫВЧИВЫЙ
  
   Клюквины приехали в Киев за компьютером. Покупать. Супруги Клюквины - Павел и Анна, да не в меру упитанная дочь их Настёна. Вот она стоит у витрины магазина, держит в руке бутылку с молоком. Ей - Насте - не то четырнадцать, не то пятнадцать лет. А в другой руке - булка.
   Стоят под компьютерным магазином. Анна и Настя. А Павел пошел смотреть, где поблизости есть пункт обмена валюты. Чтобы если что, можно было поменять. У Анны к лифчику хитрым образом прикреплен непромокаемый пакетик со страшной суммой денег. Сколько? Пятьсот! Чего? Долларов. Хотят купить компьютер на всю семью.
   Покуда Павел печатает шаг по незнакомому городу (за сорок лет жизни он тут в пятый или шестой раз), по разгоряченным августовским солнцем плиткам мостовой, Клюквины-женщины маются, разглядывают прохожих. Иногда весело перемигиваются, заметив особо забавных.
  --Где же Павлик? - хмурится Анна. Крутит головой, всматривается в улицу, вдоль. Нет Павлика. А Настёна булку откусывает и молоком запивает. Оттого на верхей губе - белые усы.
   Минут двадцать назад тут был спор. Павлик вдруг остановился и сказал:
  --Стоп! Надо поменять деньги! На доллары ведь не продают!
   Анна возразила:
  --Не надо нам ничего менять. Мы еще ничего не выбрали.
   Павлик стал говорить, задирая свой белый подбородок:
  --Придем, выберем, скажут - платите! А я что скажу? Что - подождите, нам надо пойти разменять?
  --Так и скажешь.
  --Это будет странно выглядеть. Пришли покупать и нет с собой денег. Скажут, деревня приехала. Так не принято. Здесь так - приходишь, выбираешь, покупаешь. Дела делаются быстро. Это Киев.
   Поладили на том, что Павел пойдет и найдет пункт обмена. Чтобы потом раз-два, и пока менеджер будет оформлять, кто-то пойдет разменивать валюту.
   Солнце палит сквозь листья. Каштаны еще растут, уцелели, но их уже заключили в квадраты земли. А вокруг жесткая плитка. Негде травинке прорасти. Анна вздыхает. Думает - что бы такое достать, дабы обмахнуться? Надо купить веер. Где они продаются?
  --Собираетесь отовариться оргтехникой? - Николай Витальевич спрашивает, склонив голову на бок. Настоящий киевский интеллигент старого образца. Брючки, рубашечка, за ее карман дужкой заткнуты очёчки. Под мышкой какая-то папка. Анна - подозрительное лицо делает. Настя:
  --А что?
  --Да так, прохожу мимо, гляжу, люди кого-то ждут. Наверное, компьютер собираетесь покупать?
  --Да, - брякнула Настя. Мать посмотрела на нее строго. Николай Витальевич сказал:
  --Охо-хо, ну что мне с вами делать? Здесь же все дорого!
  --Почему дорого? - спросила Анна Клюквина.
  --Да потому, что это центр. Накрутки - сумасшедшие. Вы тут переплачиваете процентов сорок, не меньше.
  --Неужели так много?
  --Мама, но он ведь лучше знает, он ведь тут живет, - сказала Настёна.
  --Настюха, погоди, - мать рукой на нее мухнула, даже не рукой, а резко - кистью, и к Николаю Витальевичу обратилась:
  --Как вас зовут?
  --Николай Витальевич.
  --Николай Витальевич, вы нам очень поможете, если расскажете, где в Киеве можно купить компьютер за нормальную цену?
   Шубин немного подумал.
  --Вы уже подобрали конфигурацию?
  --Да, вот нам написали на бумажке. Мы нездешние.
  --Я уже понял.
  --У нас, в нашем городе, знакомый нам подсказал. Вот, конфигурация, - Анна протянула Николаю Витальевичу листок. Взял, бегло черкнул взглядом по расмашистым карандашным буквам на тетрадной клеточной бумаге. Почесал горло.
  --В принципе, я на этом специализируюсь. Я сам компьютерщик, - Николай Витальевич улыбнулся, - Сейчас я в отпуску, так что свободного времени у меня много. Могу вам помочь. Показать магазин, проверить, чтобы вам не всунули что-нибудь не то. Конечно, денег с вас я за это не возьму.
   Мимо проходили две пожилые американки, худые, в штанах и майках, с седыми всклокоченными волосами, обе в очках с тонкими оправами, обе с мутно-голубыми или серыми глазами. Николай Витальевич выбросил в приветствии руку и крикнул:
  --Москов? Ес!
   Повернулся ко Клюквиным, пояснил:
  --Мои знакомые.
   Шла средних лет женщина, наверное грузинка. Улицу пересекала. Николай Витальевич и ей закричал:
  --Софико! Билибиджян!
  --Здесь много моих знакомых, я живу на этой улице, - сказал он Клюквиным, - Старый житель этой исторической части Киева. К сожалению, нас мало осталось, настоящих интеллигентов. Мрем как мухи, - заключил он жестко и вздохнул.
  --А кого вы ждете?
  --Мужа. Он пошел искать обменный пункт.
  --Это вы правильно. Правильно. Хотя, менеджеры предпочитают брать валютой. Тогда и скидки делают.
   Снова поглядел на бумагу, сказал:
  --Я знаю, где такую же конфигурацию можно купить в два раза дешевле.
  --Где?
  --Есть такая небольшая фирма, магазин-склад. Расположена в районе Черной горы.
  --А как называется?
  --Суперкомпьютер. Солидные ребята, я у них часто детали к своему компьютеру покупаю. И для знакомых своих тоже. Да меня в Суперкомпьютере знают, я там свой человек. Скидки делают. Ну что, едем?
  --А это далеко отсюда?
  --Сесть на метро, на Золотых воротах, потом пересесть, ехать до Лыбедской, и наверх по горе, к винному заводу. Полчаса.
  --Ну что, Настёна, поедем? - спросила мать у дочери. Та кивнула. Тогда Анна сказала:
  --Сейчас мы Павла дождемся.
   Спустя какое-то время все они ехали в вагоне метро. Вагон выл и грохотал. Николай Витальевич навис над сидящими Клюквиными и рассказывал, как он был актером и снимался у знаменитого режиссера Коркина.
  --Он еще "Тайну плешивого камня" снял, - сообщил Николай Витальевич. Клюквины такого фильма не помнили.
  --А вот я вам случай расскажу, - сказал Николай Витальевич, - Только вы заранее не смейтесь. Всему свое время. Договорились?
   Ему кивнули. Громко, чтобы перекричать движущийся состав, Николай Витальевич стал рассказывать:
  --Надо было снимать очень важный эпизод. Были задействованы актеры, имен которых я называть не буду. Но вы все их знаете. "Бриллиантовую руку", конечно, смотрели?
  --Ну да.
  --Тогда вы их точно знаете. И вот я должен сниматься. А со мной в тот день случился жуткий я вам скажу понос. И не знаю, что делать! Звоню режиссеру, говорю ему прямо - Юра - я его Юрой называл - Юра, проблема! Понос! Я слышу, как он скрежещет зубами, он вообще был зверь на съемочной площадке. Он скрежещет зубами и мне не верит. Он говорит - я приеду. Это он меня проверить захотел. И что же? Приезжает он - вернее, привозят его на студийном автомобиле - у нас там такие есть, специальные - привозят значит его, поднимается он ко мне на шестнадцатый этаж - я люблю высоту, вдохновению способствует, звонит в дверь, а я кричу - открыто! Я ведь изможденный, я двигаться не могу. Он заходит и видит - все кругом обдрыстано, стены обдрыстаны, потолок, пол - всё! Тогда он, Юра, становится передо мною на колени - прямо на дерьмо, представляете, и говорит, нет, просит меня - Коля, прости! Говорит - может, тебе в аптеке лекарства какие купить? Я, конечно, отказался.
   Вдруг Клюева сказала мужу, наклонившись через Настёну:
  --Павлик! А ведь мы забыли ванну купить!
  --Какую ванну?
   Анна пихнула локтем в бок дочку, дочка - папу. Тот понял:
  --А, точно, ведь забыли. Так что, придется в центр возвращаться?
  --Придется!
   А в это время - как раз конечная станция, Лыбедская.
  --Да мы уже приехали, пойдемте! - Николай Витальевич сделал рукой широкий жест. Приглашаю. Будто мыши за играющим в дудку Нильсом, Клюевы проследовали за Николаем Витальевичем на поверхность и там углубились в сеть улочек Черной горы. Миновали трамвайное депо, поднялись по какой-то лестнице, попали в частный сектор. С одной стороны - заборы, за ним усадьбы в садах, еще старые, не терема-новострои. А с другой стороны, почти по краю холма, идут ржавые гаражи.
  --Я на секунду в туалет! - Николай Витальевич скрылся в щели меж двумя гаражами.
   Клюквины переглянулись. Анна осталась на улице, посматривая - нет ли кого? А Павел и Настёна тоже пошли в щель.
   С той стороны, меж почти обрывом, из которого снизу торчал массивный, старый клен, и стеной гаража, стоял Николай Витальевич, уже застегивая ширинку.
  --Уже готов! - сообщил он.
   Настёна схватила его одной рукой за горло и припечатала к гаражу. Буммм. Несвоим, низким и металлическим голосом она сказала:
  --Нам нужен твой сын. Где он?
   Николай Витальевич захрипел:
  --Я знал, что вы пришельцы. Веталь открыл мне секрет, как вас можно вычислить. Я привел вас сюда специально! Алёша включай!
   Сидящий в гараже Алёша дернул за рычаг особой машины, она загудела, и Павлика с Настеной притянуло к стенке гаража. Настена отпустила Шубина. У обоих Клюквиных тела буквально прилипли к ржавым листам.
  --Ваша роботическая сила не устоит перед супермагнитом! - Николай Витальевич подпрыгнул, вытягивая перед собой палец.
  
   НА ПОДМОГУ
  
   Веталя качало. Он откинул тряпку, служившую дверью и вышел из хибары. Ночь, звезды. Довольно холодно. Тронул пальцами пластырь, с болью сорвал его. Воздух хлынул в рот через продырявленную щеку. Веталь замычал, сцепив зубы. Сунул язык в сторону, и язык не нашел преграды. Отшельник участливо спросил:
  --Куда ты?
  --Где мой рюкзак? Как далеко я от Киева?
  --КилОметров пять будет до Окружной.
  --А рюкзак где?
  --Какой рюкзак? Ты без рюкзака был.
   Веталь замолчал, припоминая. Да, рюкзак он выбросил отдельно. Боль со щеки распространилась на всю нижнюю челюсть. В ухе тоже болело. Веталь хотел сказать еще что-то, но предчувствие усиления от этого боли остановило его. Подождал, решился:
  --Куда идти? В какую сторону?
  --Вон туда, - отшельник показал рукой. Сквозь ветки леса проглядывало светлое от городского освещения небо.
  --Ночь же, - сказал отшельник, - Подожди до утра, а там пойдешь.
   Тут отшельник замолк, увидев, как Веталь через щеку показывает ему язык. И зубы белели в той неопрятной рваной дыре.
   Заслоняясь рукой, Веталь пошел, раздвигая собой молодой ельник. Пахло смолой. Щетки иголок били по лицу. Сколько времени потеряно. Без секретного газового оружия, что батя с дядей смогут сделать? Как глупо было отсылать его в лагерь. Понятно, не хотели рисковать его жизнью. Думали, мал еще. Сами справимся. Справились. Живы или нет - вот в чем вопрос!
   Веталь споткнулся, упал, вытянувшись. В падении, веткой стеганулся по ране. Голову как электрическим разрядом прошибло. Долго не мог придти в себя. Лежал. Тихо скулил:
  --Сроооом.
   И дальше пополз. Дальше, дальше, пузом по хвое, по-пластунски, извиваясь телом, как крокодил. Туда-сюда. И ничего не видно, темнота да холод кругом, мох и травы под руками. Ему показалось, что он уснул. Но и во сне продолжал ползти. Потом случился странный переход, будто Веталь уже утром идет по пустынному шоссе. Деревья с обоих сторон, только лиственные. Шел Веталь очень медленно, с трудом. Подумалось - так не успеет отскочить от машины, если будет проезжать. Пошел по обочине. Кроссовки вмиг стали мокрыми - от росы.
   Впереди показались строения. Бетонная остановка, за ней - частные домики за выкрашенными заборами. Домики еще те, не нуворишей, а обычные дома, как в старом селе. Значит, пригород, какая-то Кацапетовка. Веталь обрадовался. А вон на пригорке школа, здание сталинских времен. Желто-розовая. Перед ней сад, наверное, яблоневый. Стволы у всех деревьев белы от мела в четверть высоты. За остановкой обнаружился магазинчик, ларек из металла. Сначала Веталь подумал, что это сарай. Мысли у него путались, приходили позже.
   Должно быть, он отдохнул, соснул на лавке под бетонным козырьком остановки. Потому что вот он снова идет, но уже день, не утро. Может даже четыре часа. Да, солнце на пути к закату. Но еще в силе. Слабеет к осени, слабеет. Светлее, желтее стало. Или не так?
   Веталь заходит в магазинчик. Смотрит в окно - там на фоне синего неба появилось три светящихся, будто не от мира сего, похожих на сложенные одна к другой тарелки, объекта. Это над школой. Веталь спрашивает у продавщицы:
  --У вас газеты есть?
   А за продавщицей на стеллажах только пиво, сигареты, жвачки, чипсы и в страшных обертках шоколадки. Самой продавщице лет тридцать, она толстая, у нее макияж как у панков восьмидесятых годов. И одета она в кожаную куртку.
  --Это продуктовый магазин, - отвечает продавщица, - Мальчик, тебе надо к врачу!
  --Я им не дамся!
   Веталь выскакивает наружу и бежит по улице непослушными ногами. Как-то надо добраться домой и открутить вентиль на баллонах. Это подействует, все инопланетяне умрут! Одна тарелка остается на месте, другая с сумасшедшей скоростью, будто запущенная умелой рукой шляпа, летит над улицей. Из брюха тарелки хаотично шпарят в землю желтые широкие лучи. Они с шипением испаряют то, куда попадают. Темные дыры в шоссе. Перебитый пополам фонарный столб кренится, разом обрывает заискрившиеся провода, падает. Чтобы разбиться серыми осколками.
   Тарелка пролетела дальше и ушла налево, по дуге возвращаясь к школе. Всё случилось за пять секунд.
   В траве между забором и дорогой, рядом с тропинкой, лежит кусок человеческого мяса, вспузырившийся с одной стороны. Это Веталь. Одна рука его, оставшаяся, левая, вытянута вперед, и пальцы каждый смотрит тоже вперед. Голова уцелела, лицом обернута к земле. Стоит дымок и запах горелых муравьев. Трава начинает пропитываться кровью. Завтра сюда слетятся осы. А послезавтра их уже не станет.
  
   ВЧЕРА И МНОГО ЛЕТ НАЗАД
  
   А вчера дядя Алеша метался по гаражу и бился головой о его стены. Искусство требует жертв. Хочешь получить удивительный звук - страдай! В углу на верстаке стоял сверхмощный магнит, изобретенный Николаем Витальевичем. Он ведь ученый. Но вот Алеша случайно толкает верстак, магнит падает и перестает работать, потому что оборвались проводки, ведущие от него к аккумулятору. Алеша не сразу замечает это - его несет к другой стене - боммм!
   В это время Клюквины отлипли от гаража. Настёна толкает Николая Витальевича руками и тот падает с обрыва. Ух. Затылок его принимает удар о землю, голова сгибается так, что подбородок втыкается ниже шеи. Острейшая боль и прекращение.
   Много лет назад.
  --Позвони им, а то будут еще три часа собираться.
   Коля звонит. Он уже отпустил себе черные усики, считает, что они делают его серьезнее. Не таким молодым. Трубку снимает одна из сестер Валиновых. Так и есть, они еще дома! А ведь им до лодочной станции ехать дольше, чем Шубиным, хотя братья уже выходят. Алеша в коридоре стоит, шнурует свои модные-сковородные китайские кеды.
  --Вы еще дома? - спрашивает Коля. Какой глупый вопрос.
  --Уже, уже - сейчас только в порядок себя приведем, - голос у Нади тонкий и, как кажется Коле, нежный. Она картавит и вместо "л" выговаривает "й". Тойко. Пьиведем. Коля отвечает:
  --Но мы уже собрались!
  --Вы нас там подождите, у станции - если мы опоздаем, непременно дождитесь, мы максимум на пятнадцать минут опоздаем.
  --Понятно, мы без вас никуда не поплывем.
  --Коля, всё, пока, ждите нас.
   Братья берут сумку - в ней бутерброды с сыром и колбасой, небольшой кулек картошки - будут печь, сосиски - чтобы жарить, насадив на палочки. И бутылка вишневого компоту. В последний момент перед уходом Алеша вспоминает, что забыл фотоаппарат, возвращается в комнату и достает из шкафа свой "Ломо" в скрипучем чехле из жесткой коричневой кожи. Говорит:
  --Может, летающую тарелку встретим, надо же оставить память для истории, сфотографируем.
  --Тогда давай уже чтобы наверняка, возьмем с собой пару тарелок, побросаем, снимем, пошлем в "Технику-молодежи". Вообще все это сказки. Нет никаких ЭнЛэО и вообще, надо бумаги купить, а то не на чем будет фотографии печатать.
  --Я помню, я куплю.
   Братья сами проявляют пленку и печатают фотографии, в тазике, в темной комнате. Потом высушивают. Получается хорошо. Коля снимает с крючка рядом с платяной вешалкой связку ключей:
  --А сколько там кадров еще?
  --Пятнадцать. Как раз отщелкаем.
   Закрывают дверь. На другом конце города Надя перед зеркалом касается за ушами пальцем, смоченным в духи, и поправляет набок челку. За окном ветер хоккеистом разгоняет белые облака, а небо синее-синее.
  
   20 февраля - 1 сентября 2006, г. Киев
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"