Я скачу на коне по полю битвы. Кругом кипит бой, реки крови стекают по земле и льются в реку. Река уже сама цвета крови. Кровавая река. Я сжимаю в руке странное оружие - полу-меч полу-копьё. Оно блестит, словно из золота, и отполировано, словно зеркало.
Я бросаю взгляд на своё отражение и меня прошибает пот. Это опять сон. Один из тех ужасных снов, из которых мне едва удается выбраться. Вместо лица у меня в этом сне череп. В пустых глазницах тлеют два далеких огонька. Так светятся угли в догорающем ночном костре.
Вдруг я понимаю, что это не отражение, это я сам смотрю в глаза всаднику с лицом-черепом и глазами-углями. Всадник тоже это понимает. Его нижняя челюсть приопускается и я слышу нечленораздельный рев-свист-шёпот.
Он хочет что-то сказать, но не может. А может это я не могу его понять. Или проблема в нас обоих, но всадник приходит в ярость и бьёт меня своим копьем в грудь. Я падаю в кровавые воды реки и они смыкаются надо мною. Последнее что я вижу, прежде чем сгинуть во тьме глубин, великолепный доспех всадника, гордо восседающего на вороном коне, и его золотой клинок, по гарду выпачканный кровью.
Потом всё меркнет, я оказываюсь в уже знакомом полумраке на дне и наконец просыпаюсь.
Мышцы ломит, тело покрыто холодным липким потом, в глазах резь, будто песка насыпали или я спал с открытыми глазами.
Полу-ползу полу-иду к холодильнику. Открываю тугую дверцу и достаю пакет крови. Жадно пью.
Хочется скакать до потолка и радоваться жизни. Ну или тому, что мне её заменяет. В конце концов многие с радостью поменялись бы со мной местами. Особенно те, кого я собственноручно закопал по приказу барона.
Мысли о бароне портят всё настроение. Нужно навестить хозяина города и отчитаться о выполнении работы. Мысль о том, что в этом мире многим приходится работать и после смерти поднимает настроение.
Денежки. С ними многие вещи становятся проще и доступнее, особенно если ты странный бледный тип, не отражающийся в зеркалах и плохо видный на фотографиях.