Аннотация: О некоторых психологических реальностях, осмеянных нами с помощью Терри Пратчетта
Диск Плоского мира несет на себе черепаха А Туин, а поддерживают его четыре Элефанта. Свет в нем движется медленно, и всеобщим мировым эталоном служит не скорость света, а магия. Изменять этот мир можно с помощью магии. Он выглядит стабильным и надежным, предсказуемым - но ему постоянно что-то угрожает, и героям то и дело приходится его спасать. То маленькое королевство Ланкр хиреет от того, что новый узурпатор, герцог Флем, любит власть, а не саму страну; то Смерть отлынивает от исполнения обязанностей, то аудиторы реальности пытаются остановить время...
Тролли, гномы и гоблины, вампиры и вервольфы, зомби и умертвия - и даже Големы - практически ничем по большому счету не отличаются от людей, и поэтому в Плоском мире вполне возможна всеобщая толерантность: можно увидеть в очередном нелюде разновидность человека и на этом успокоиться. Более того, антропоморфизм так угоден Плоскому миру, что даже Смерть в нем - весьма сентиментальный пожилой скелет, который любит своих клиентов и частенько бывает не прочь серьезно поиграть в человека - и каждый раз он заигрывается. Смерть изначально не умеет чувствовать, но отлично мыслит.
В Плоском мире изначально нет ничего похожего на привычное нам бессознательное. Есть, конечно, то, что ускользает от сознания Это, как правило, способы манипулирования и шарлатанства; их общее название - "головология", и виртуозности во владении ею достигают Ведьмы Плоского мира. Плоский мир так уютен, потому что это мир чистого сознания, сознания обыденного и заурядного. Но и тут подобное сознание частенько попадает впросак, если не видит своих ограничений.
Боги Плоского мира верой создаются и верой питаются; если верить в них перестанут, то Боги умрут или будут прозябать в пустыне, пока потенциальные верующие на них совершенно случайно не наткнутся. Боги эти капризны и непредсказуемы, а удобны тем, что с ними можно торговаться. В общем и целом, это те же самые люди, только с иным набором полномочий. Любой из богов и любой из сверхъестественных существ в Плоском мире носит человеческую маску, его образ изначально снижен и еще сильнее он снижается фамильярными главными героями этих книг.
Как бы ни были забавны книги о Плоском мире, но есть в них нечто, от чего глаза режет. Дело в том, что на Диске то, что не похоже на людей, не имеет вообще никакого образа, не поддается символизации - и, соответственно, недоступно настоящему контакту. Милый антропоморфизм! В нашем мире "связными" между человеческой природой и большим миром служат (и это не единственная да и, наверное, не основная их функция) архетипы, которые К. Г. Юнг считал в том числе и аналогами инстинктов. Пусть архетип как таковой образа не имеет, но зато он легко поддается символизации. Архетипические образы вызывают множество самых разных чувств - чувств этих больше и они сильнее, чем если бы они были направлены человеком на человека. Привычные свойства архетипического образа - святость/скверна и тайна. Ни святостью, ни тайной Боги и Сверхъестественные существа Плоского мира не обладают совершенно. Могущество героя заключается в том, что он может с этими существами обращаться запросто, и складывается впечатление, что сокровенная мечта божественных сил Плоского мира - превратиться в человека (что касается Смерти, это так и есть). В романе "Зимних дел мастер"очень похож на автомат. Он должен был влюбиться во время ежегодного ритуального танца в богиню Лето. Но вместо нее в танец ворвалась девочка-ведьма, и Зимовой механически влюбился в нее. После этого он пожелал стать человеком и сделал себе копию человеческого тела. Ведьмам он показался очень наивным и тупо-упертым, что весьма льстило их человеческой натуре...
А что же будет с человеческим сознанием, если весь мир так ему льстит? Оно станет всемогущим? Неуязвимым? Совершенным? Видимо, нет. Не имея отличного от себя партнера по контакту, оно становится очень хрупким и пугливым - и не в состоянии пользоваться символами. У нас в коллективном бессознательном архетип и его образ едины. А вот в Плоском мире есть смерть-процесс и есть Смерть - антропоморфная персонификация; то же самое происходит со Временем и другими сверхъестественными существами.
Нам следует отправиться на куда более примитивный уровень функционирования психики, чтобы понять, какую психическую реальность описывают истории о Плоском мире. это реальность абсурдного мира и исчезающей личности панических атак; мир, где уплывающие в унитаз экскременты могут напугать, как если бы это была утерянная часть собственного тела; мир, где нормально останавливать время и устраивать абсолютно стабильный мир с помощью ритуалов. Это мир на границе невроза и настоящего психоза; эти переживания частенько называют шизоидными.
В романе "Творцы заклинаний" девочка по имени Эскарина Смит оказалась (по недоразумению?) наследницей магического посоха. Женщины Плоского мира не имеют права становиться магами - но тут, хочешь-не хочешь, с таким наследством надо что-то делать. И Эскарина в сопровождении самой сильной ведьмы матушки Ветровоск отправляется в Магический Универститет. По пути она знакомится с гениальным мальчиком Саймоном. Как водится, этот гений, создавший магический аналог теории относительности, выглядит как полное ничтожество, сопливое и заикающееся.
Маги Университета занимаются, естественно, магией, но в чем конкретно заключаются их достижения, Терри Пратчетт обычно не пишет. Волшебники вроде бы могут изменять мир, если захотят. Не нужно быть специалистом в психоанализе, чтобы предположить: в образе магии выведена обыкновеннейшая иллюзия нарциссического всемогущества, естественная для детей младшего дошкольного возраста. Сейчас эта иллюзия востребована и у взрослых - например, многие считают, что с помощью правильного образа жизни способны (в идеале - полностью) контролировать свое тело; другие верят, что если очень хочется и при этом действовать правильно, то можно сделать для себя жизнь по собственному произволу. Продолжать?
Но: чем больше стремление к идеалу, тем заметнее, что результаты от него отличаются. Чем больше расхождений, тем больше тревоги.
Когда юный Саймон выступил перед старшими волшебниками и познакомил их с новым представлением о четырехмерной реальности и замкнутом пространстве, они не то чтобы встревожились. Их тревога была столь сильна, что они были охвачены переживаниями деперсонализации-дереализации: мир показался истонченным и изменяющимся, у почтенных старцев закружились головы и отказали способности понимать хоть что-то из сказанного. Хуже того: в тенях магической библиотеки закопошились некие зловещие Твари, не имеющие образа.
Существуют базовые иллюзии, при крушении которых мир покажется очень опасным местом, а собственная психика - исчезающей. Привычнее всего иллюзии надежности и справедливости мира и константности психики. Они действуют и в нашем, и в Плоском мире. Есть и еще одна иллюзия, более заметная на Диске: что реальный мир и способ его восприятия идентичны. Когда Саймон и маги Университета начинают видеть мир по-другому, Вселенная, в которой находится Диск, услужливо реагирует и изменяется. В нашем мире иллюзия единства мира и нашего представления о нем дает о себе знать, когда мы завершаем некий творческий акт. Да, мы сделали нечто новое, но настоящая реальность от этого нисколько не изменилась. Да, мы высказали еще одно (очень важное, конечно!) мнение, но их и так великое множество, а где же истина? Мы создали еще одно представление о мире, но так и не разгадали его, так и овладели им... Может быть, поэтому многие так стыдятся созданного ими или испытывают раздражение.
На Диске сила этой иллюзии и дискомфорт от ее разрушения подпитывается тем, что магическое всемогущество вполне реально. Если я, волшебник, могу манипулировать миром с помощью магии, то он изменяется, изменяется и в конце концов становится иным или ломается. Это ужасно. Страшно и другое: если я могу манипулировать огромными силами, то кто-то или что-то может так же манипулировать мною. Например, это может мальчишка Саймон, заставляя меня видеть мир совершенно по-новому...
В гештальт-терапии принято выделять нарциссический, шизоидный и невротический радикалы психики (Д. Хломов). Пока речь шла о переживаниях нарциссического спектра: вере в собственное всемогущество, избегании переживаний ничтожества и стыда. Но угроза, которую несут Твари, гораздо больше, чем крах прежней идентичности: они угрожают самому существованию реальности. А потребность в безопасности и избегание ужаса - это состояния иного, шизоидного, радикала. На деле в этом романе мы попадаем на еще более глубокий уровень психической реальности - туда, где чувство Я и мира еще не разделены, а шизоидные и нарциссические переживания представляют собою целостный и очень страшный комплекс.
Избалованное сознание, которое о бессознательном не имеет никакого представления, пытается создать символ. Твари - это как симптом: они одновременно и угрожают целостности мира, и пытаются стать подходящим символом для столь страшных переживаний. Приобрести форму Тварям крайне трудно: они знают, что форма существует, но не понимают, что это такое. Поэтому у них получается отвратительный: кусочек того, фрагмент этого - и в итоге форма, которую не удается удержать. Как и полагается ужасным Тварям, они поглощают. Сами они живут в серой пустыне и хотят стать живыми, не понимая, что это значит. Ощущение собственной мертвенности - переживание шизоидного спектра. Ненасытная оральная жадность - тоже. Что бы Твари ни делали, реальности это им не прибавит. Не умея сохранять форму, они могут только поглощать. А съеденный объект уже не сможет существовать. Д. Винникотт писал, что младенец нападает на объект, пытается разрушить его - и при этом объект должен устоять, иначе вместе с ним разрушится и психика.
Решение проблем и спасение мира в книгах Пратчетта оказывается весьма простым, человечным, но в нашем мире ему не всегда следует доверять. Эскарина Смит спасает Саймона так: она объясняет ему, что пока магия владеет им; а вот когда он станет выше магии и научится владеть ею, то спасется. Это важный, но микроскопический шаг: подняться чуть выше, к нарциссическому уровню развития психики... Каким бы эффективным ни казался такой исход, но Твари от этого не стали более зрелыми - их попросту изгнали в очередной раз. И оказалось, что в основе этого мира находится дефект - да еще такой, что восполнить его нельзя, можно только отрицать.
В другом романе и храброй и умной девочке-ведьме ("Шляпа, полная небес") все опять-таки началось с нарциссического всемогущества. Ведьмы Плоского мира всячески уклоняются от применения магии, чтобы не нарушить баланс. Чтобы им позволили быть ведьмами и иногда использовать магию для себя, они занимаются своего рода социальной работой: опекают людей в своих владениях - примерно так, как у нас принято пасти овец. О людях заботятся, но по большому счету ведьмам невыгодно, чтобы люди становились умнее и самостоятельнее. Молодые или старые "выгоревшие" ведьмы могут наломать дров - с помощью магии начать управлять людьми грубо и принести много зла. Так происходит и с юной Тиффани Болит. Она взбунтовалась, ограбила своего пациента и лавку магических приколов, убила одно из тел своей наставницы. Но - бинго! - не совсем она в этом виновата, ей не обязательно полностью отвечать за свое состояние. Ведьма - по определению та, кто берет на себя ответственность (чаще за других или за свою часть мира). Но в случае с Тиффани полная ответственность нежелательна: потому что может еще больше закрепить ее нарциссизм и оставить в этом тупике.
Оказывается, ее сознанием завладел некий Роитель - как и водится на Диске, существо откуда-то извне. Сначала Тиффани должна научиться отличать, где она сама, где саблезубый тигр и где волшебник с говорящим именем Суетон, которыми Роитель завладел раньше и, в шизоидном стиле, характерном для сверхъестественных существ Плоского мира, поглотил и разрушил. Только разобраться с границами - еще не все. Тиффани предстоит вступить в контакт с Роителем, узнать, чего тот хочет, и исполнить его желание. По сравнению с изгнанием Тварей в "Творцах заклинаний" налицо огромный прогресс. Роитель говорит о себе "мы" и живет в постоянном ужасе и зависти: он вынужден воспринимать все в чуждой ему Вселенной, а люди способны прятаться от восприятий и выдумывать ради этого комфортные для них истории. Хорошо, Тиффани выслушала Роителя. Но помочь-то ему нельзя, более зрелым он не станет. Он хочет умереть, и она открывает ему выход к Смерти.
Значит, и здесь психика в основе своей дефектна, и дефект этот невосполним. Судя по "Творцам заклинаний" и "Шляпе, полной небес", смысл есть только в сохранении человеческого сознания и создании для этого подходящих иллюзий. Хорошо. Вспомним о воззрениях Кохута и Фэйрберна. Пусть сознание первично - но оно стремится к появлению объектов, к расщеплениям на частичные эго. Предполагается, что у психики есть некий центр и некие границы. При серьезных травмах, особенно постоянных, пишет Д. Калшед, приоритеты психики смещаются: целью становится не развитие в контакте с миром, а избегание этого контакта и отсечение любых попыток развиться. Этим занимается архетип, связанный с примитивными границами и расщеплениями - Теневая (Деструктивная) Самость. Но даже в этих случаях, в психике младенца и в психике после травм, границы и некий центр есть.
В опасных переживания Плоского мира даже такой примитивной идентичности нет и быть не может. Бессознательные силы так и остаются алчными, пугливыми, заряженными деструктивной оральностью - и не способными не то что к развитию, а даже к зрелости. У психики нет и четких структур и границ. На первый взгляд, Диск известен и очень хорошо структурирован. Но жители знают только свою местность - горы, королевство Ланкр или город Анк-Морпорк, к примеру. Строение Вселенной за пределами Диска кажется чуждым и пугающим даже большинству волшебников.
Этот мир фрагментирован, и фрагменты эти сопротивляются связям. Вспомним, что произошло, когда король Ланкра Веренс Второй, бывший шут и полностью лишенный харизмы зануда, решил править по-современному. Он тут же пригласил на праздник в честь наречения дочери целое семейство очень прогрессивных и эффективных вампиров ("Carpe jugulum. Хватай за горло!"). Фрагментирование - это еще не границы между этим и тем психическими содержаниями: это отрицание "всего остального". Сознание, видите ли, так хрупко, что иное грозит ему разрушением, и поэтому оно сопротивляется. Вот почему попытка построения связей воспринята как угроза, и гостями Ланкра сразу становятся вампиры. Чем занимаются вампиры? Они не собираются убивать всех подряд, о нет. Они просто превратят их в стадо доноров, нечто вроде домашнего скота. А почему это станет возможным? Да потому, что вампиры кажутся куда более совершенными, чем люди - и значит, люди от переживаний своего ничтожества попросту исчезнут и потеряют идентичность. Значит, нарциссические компенсации - это не выход. По мнению О. Немеринского, другой полюс нарциссического всемогущества - это переживание беспомощности-безнадежности. А при такой мощной шизоидной "подкладке", как на Диске, это чревато самым настоящим психическим уничтожением.
Итак, пространственных границ нет. Проблема границ в Плоском мире ставится и иначе - как некий комфортный интервал восприятия. Но и тут, скорее, выделяются крайности, в которых жить невозможно, а не сам этот интервал. В "Творцах заклинаний" опасно становится, когда мир и способ его восприятия наивно воспринимаются как единство. Измени способ восприятия - и ты невольно разрушишь мир. В "Шляпе, полной небес", точно так же смертоносно чистое восприятие Вселенной, как она есть независимо от того, что люд думают о ней. Это двойная ловушка. Выход из нее - в проецировании. Так важные экзистенциальные данности в Плоском мире становятся антропоморфными персонификациями, а это не привычные нам архетипические персонажи, а нечто среднее между обычным человеком и совершенным роботом, созданным для исполнения определенных функций.
В Плоском мире нет гарантированных способов создать психическую безопасность. Как бы ни было прекрасно нарциссическое всемогущество, но в нем находится зародыш бессилия, безвестности, неэффективности и полной потери лица. Если этот выход на поверку оказывается не выходом, а двойной ловушкой, стоит усилить шизоидные защиты.
И вот в романе "Вор времени" мы узнаем, что не только пространство, но и время можно нарезать, что его можно оборачивать вспять и останавливать. Его можно фрагментировать, полностью разрывая связь между прошлым и настоящим. Склонность к фрагментации заходит так далеко, что время и события во времени отделяются друг от друга. Появляется даже целая инстанция, восстанавливающая непрерывность времени и экспериментирующая с ним - Исторические Монахи. Контроль - это выход. Но чрезмерный контроль - еще одна ловушка. Если построить совершенно точные часы и заключить в них Время, оно остановится, и история перестанет быть непрерывной. Кому это надо? Неким Аудиторам реальности. Они контролируют все, что происходит во Вселенной, как если бы это был механизм. Их враги - спонтанность, фантазия, жизнь, время и ощущения. По необходимости одна из них, Леди Ле Гион, вынуждена создать себе копию человеческого тела. Бытие в теле причиняет ей крайний дискомфорт: у тела есть свои собственные потребности и оценки, от ее сознания совершено независимые. Ей плохо от того, что тело страдает и наслаждается. Тело подчиняет себе ее намерения. В итоге у несчастное леди развивается наркотическая зависимость от конфет, и она кончает с собой с помощью шоколада. Итак, сознание (человеческое, технического склада) сначала усиливает контроль над "всем" в мире. Это иллюзия, но мир, который подчиняется такому произволу (например, манипуляциям со временем) кажется разрушающимся. Тогда сознание отступает и признает только себя. Последним форпостом опасного мира становится тело, непредсказуемое и ненадежное - тюрьма и насильник для сознания. Сделать из себя нечто неживое - это способ защититься от разрушения. Есть не слишком популярные психоаналитические теории об этом - о влечении к смерти. Вряд ли это влечение в собственном смысле слова - скорее, что-то, противоположное любому живому процессу, оцепенение, замирание. З. Фрейд называл это Танатосом, П. Федерн - моридо. Даже в норме привычнее чувствовать себя стабильным и неизменным. осознавать жизнь как процесс вообще очень трудно; даже Гаутама Будда в знаменитом "весь мир пылает" описывал мир не как поток, а как ряд бесконечно тонких горизонтальных срезов - мир уничтожается и выстраивается снова каждый миг. А тело, неожиданно оживающее в своих потребностях, нестабильно; и кажется, если оживешь на миг, то это тебя тут же и разрушит.
Значит, и шизоидные защиты ненадежны. Более того, на Диске они куда опаснее нарциссических: потому что, если дать им волю, мир замрет и перестанет быть. Получается еще одна крайне деструктивная путаница: объект будет или поглощен, или перестанет быть. В мире нет ничего надежного.
А как же архетипические содержания? В Плоском мире они отсутствуют как отдельная реальность. Мы можем надеяться на их появление в романе "Дамы и господа". В Овцепикских горах повсеместно верят в эльфов. Когда те давно не появляются, люди склонны считать их прекрасными и, соответственно, добрыми. Но на деле эльфы - это жители паразитической Вселенной, в которой время неподвижно или отсутствует. Ресурсы они забирают из живых вселенных. Переходы между вселенными обозначены кругами камней. Эльфы могут говорить оттуда, звать к себе, соблазнять тем, что подарят волшебную силу - но матушка Ветровоск предупреждает, что с каждым разом они будут давать все меньше, и в итоге у того, кто попал под влияние, разовьется настоящая зависимость. Мы можем порадоваться - вот вам и инфляция (термин К. Г. Юнга), вот оно, неправомерное раздувание сознания, оказавшегося под архетипическим влиянием...
Беда в том, что сознание в Плоском мире может быть только таким, как у людей, и сознание это чрезвычайно хрупко. В нашем мире в инфляции участвуют двое. Как субъект выступает архетипическое содержание - оно охватывает и "раздувает" сознание. Человеческре Эго, объект влияния, наивно приписывает способности архетипа себе. Пусть Эго ошибается, но зато архетипические влияния хотя бы так приходят в мир людей и сохраняют свои содержания. А вот на Диске все обстоит куда хуже. Покинув Круг, эльфы оказываются просто дикарями, жестокими убийцами. Ничего они в наш мир не привносят, да и ресурсы получают странно - безвозвратно разрушая приглянувшиеся объекты. Уничтожая, можно на миг - по контрасту - почувствовать себя живым и сильным, но не более. Считать влияния коллективного бессознательного опасными разумно, а вот хищниками, ворами и убийцами - ошибочно. Это проекции собственных примитивных и шизоидных переживаний на архетип. И нужно иметь прекрасные способности к отрицанию, чтобы видеть в них только это. Так что в такого рода инфляции активно как раз сознание: оно отвергает все не свое, теряет возможность контакта и чувствует себя уничтоженным.
Проблема образования символа дважды возникла в этом романе. Сначала королевская невеста (а действие опять начинается в пограничный момент, перед свадьбой) ведьма Маграт Чесногк запускает процесс. Дело в том, что ей надо выбрать идентичность. Она обижена и не считает, что можно быть и младшей ведьмой, и королевой одновременно. Так что налицо не только нарциссическая травма, но и шизоидный страх уничтожения. Она думает, что ведьма из нее так себе, а королевой ей быть - вот сейчас вышивать гобелены и носить неудобные платья - невероятно скучно. Ей кажется, что роль королеву поглотит ее и уничтожит. Потом именно Маграт должна противостоять эльфийскому вторжению. Ее вдохновил портрет древней королевы-воительницы, с которым она успешно идентифицировалась. Правда, потом оказалось, что именно эту королеву выдумал некий прежний король, а на самом деле ее и не было. Как бы хорош ни был символ в Плоском мире, фальшивкой он от этого быть не перестает. Тревожная гордыня ("как я могу зависеть от того, что ложно? тогда я не замечу, насколько опасна реальность!") может помешать нам пользоваться иллюзиями, даже если объективно они и полезны - поэтому лучше будет не рассказывать королеве Маграт правды о происхождении портрета. Вторая попытка - это эпизод, связанный с единорогом. С него все и началось - он убил охотника. Потом он был забыт в этом мире эльфами и сходил там с ума, потому что время казалось ему вечно длящимся падением. Как и описано в средневековых источниках, его смогла поймать девственница (матушка Ветровоск) и отвела подковать серебряными подковами. В обоих случаях героини пользуются уже существующими символами. А вот новых символов не получается: матушка Ветровоск заботится о единороге, но никого, и ее в том числе, не заботит, а что у единорога на уме, что он может, как с его появлением изменится мир. Подкованный, он просто исчезает из повествования. Сознание просто остается таким, каким было. Что в этом хорошего? Чуть интегрированнее становится коллективное сознание - в него возвращается старый символ королевы-воительницы. На индивидуальном уровне Маргат понимает, что быть королевой - это не только ткать гобелены. Она принимает то, что ей уже предназначено логикой событий, учится быть настоящей королевой.
С трансформацией и обновлением в Плоском мире весьма трудно. Это мир уже известного и забытого - из-за отрицания, фрагментации, да и просто из-за ненадобности. Можно было бы вспомнить и истории о проявлениях архетипических содержаний в толпе - романы "Шмяк" ("Бум", "Бац" в других переводах) и "Я надену платье цвета ночи". В обоих романах ни с того ни с сего активизируется ксенофобия - борьба троллей и гномов в Анк-Морпорке и охота на ведьм во всей местной Ойкумене. В итоге Призываемая Тьма ("Шмяк") сводится к персонификации Мести, а Лукавый, дух охоты на ведьм - это человек, влюбленный в ведьму охотник, которого ведьма сожгла. Что ж, все те же проблемы недоверия и сведения архетипических проблем к человеческому - как это происходит, прекрасно описано в работе К. Г. Юнга "Непроявленная Самость".
Идеи о том, что психика базируется на тотальном и невосполнимом дефиците - отсутствии и границ, и центра - совершенно не льстит человеческой природе. Но что же в этом может быть хорошего? В фантазиях - в вечных попытках создать куда более надежные и красивые образы Эго и объектов, чем они были бы на самом деле.
Пока волшебники Магического Университета забавляются нарциссическим всемогуществом, выход из двойных ловушек находят ведьмы. Ведьмы популярны в горах центра Диска, и это неслучайно. Дело в том, что колебания "нарциссизм - шизоидность" совершенно не являются ресурсными; они - причина опасностей. А вот ведьмы своей стабильностью сравнимы с горами, с которых происходят. Ведьмы опираются на невротическую составляющую психики - на влечение к объекту. Они ни во что не верят и предпочитают реальность. Ухаживая за людьми на своей территории, они служат объектами, очень надежными, для своих - и при этом ведьм вовсе не обязательно любить. В общении с ними, скорее, реализуются механизмы избегающей привязанности. Ведьму можно попытаться разрушить, но это не удается - и тем, что она остается в живых, все такой же могущественной, удовлетворяются шизоидные потребности. Ведьмы создают себе личины - они не то чтобы ложные, но не дают полностью узнать, что за человек эта ведьма. В отношениях с Персоной ведьмы удовлетворяются нарциссические потребности. Ведьмам выгодна зависимая, довольно трусливая и глупая паства. Несовершенство людей сохраняется и защищает от чрезмерного нарциссизма. Эта инфантильная паства, которая никогда не вырастет и всегда будет нуждаться в могущественной и контролирующей ведьме - весьма надежный и неисчерпаемый объект. Но самый важный объект - это природа, местность, территория, откуда происходит ведьма. Тиффани Болит долго носила амулет в идее коня - такую пиктограмму когда-то высекли в скалах Мела ее далекие предки...
При этом бессознательные влияния все так же быстренько выдворяются из Плоского мира, а обыденное человеческое сознание остается таким же "главным" и все таким же хрупким. Что ж, и в нашем мире мы стоим перед выбором: считать ли архетипические проявления самостоятельной реальностью и контактировать с ними - или полагаться только на сознание и считать коллективные влияния просто полезными и красивыми инструментами. М. -Л. фон Франц писала, что судьба личности - жить распятой между реальностью божественной и реальностью обыденной. Для ее клиентов трудным было вернуться в мир обыкновенной действительности. Терри Пратчетт предлагает как раз возврат только к привычной нам человечности - но тогда все незрелые, инфантильные и божественные содержания будут снова и снова становиться угрозами.