Семык Оксана Ивановна : другие произведения.

Капкан на охотника. Роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этот роман стал "Хитом продаж" на ЛитРес и "Выбором редакции" на "Андронуме", вошел в шорт-лист международного конкурса "Детектив без границ-2016", автор награжден дипломом Номинанта конкурса. Иронический детектив, триллер и любовный роман "в одном флаконе". Девяностые годы двадцатого века. Татьяна Рощина, разведенная женщина слегка за тридцать, не прочь устроить вновь свою личную жизнь, разместив брачное объявление в Интернете. Но погибает ее подруга, и Татьяна случайно выясняет, что эта смерть - не единственная в цепочке других, подозрительно похожих преступлений. Обстоятельства складываются так, что Татьяна начинает на свой страх и риск самостоятельное расследование. В это же время в ее жизни появляются ищущие ее внимания мужчины. Неужели кто-то из них - серийный убийца? Самое ужасное, что маньяк начинает охоту и на нее. Сможет ли Татьяна расставить ему ловушку?..
Капкан на охотника [Семык О.И.]
  
  
  Этот роман вошел в шорт-лист международного конкурса "Детектив без границ-2016", автор награжден дипломом Номинанта конкурса.
  
  "КАПКАН НА ОХОТНИКА"
  Серия "Романтический детектив"
  
   Глава 1
  
   Я бегу из последних сил сквозь какие-то заросли, больно царапающие моё обнаженное тело. Бешено колотящееся сердце, кажется, готово взорваться. Только бы не упасть! Бежать! От того, кто преследует меня, распространяя тяжелые флюиды опасности. Но огромная, всеобъемлющая усталость валит меня на землю. Словно что-то неумолимое и неизбежное, нависает надо мной лицо моего преследователя, и я чувствую, как стальное лезвие сперва натягивает кожу на моём животе, а после с непередаваемо отвратительным ощущением входит в плоть...
  
   Звонок будильника подбрасывает меня и вырывает из этого тягучего, тяжелого состояния ожидания собственной смерти. Я смотрю прямо перед собой ещё ничего не видящими глазами и тяжело дышу, пытаясь успокоиться. Рука непроизвольно тянется к животу, к тому месту, где холодное лезвие касалось кожи. Пальцы ощущают только знакомый шрам после аппендицита. Постепенно начинает возвращаться ощущение реальности. Вместе с ним приходит досада. Ну чего хорошего можно ожидать от так отвратительного начавшегося дня? Выпростав ноги из под одеяла и сунув их в тапочки, я на ощупь, в утренних осенних сумерках, плетусь в ванную.
  
   Щелкает выключатель. Зеркало отражает загнанное выражение в моем взгляде, перед которым все еще стоит эта бесконечная погоня по темным зарослям. Вроде бы обычный кошмар - с кем не бывает! - но какой-то липкий, не желающий отпускать. Я испуганно оглядываюсь в неосвещенную комнату, словно там притаился кто-то, имеющий отношение к моему жуткому сну. Да, нервишки ни к чёрту.
  
   Я пытаюсь скроить бодрую мину в зеркале и произношу нарочито громко: "Расслабься, старушка!" Но от звуков собственного голоса, гуляющих по пустой квартире, мне снова становится не по себе, я торопливо зажигаю свет в комнате и иду на кухню ставить чайник. Пока тот закипает, пытаюсь навести порядок на помятом лице. Кажется, мне это удается, вот только в глазах еще плещется что-то тревожное. Схватив с полки и натянув первый попавшийся под руку свитер, напяливаю джинсы и собираю волосы в "хвост".
  
   Пора завтракать, но аппетит сегодня предпочел не появиться. Тем лучше. Я опрокидываю в организм чашку кофе, натягиваю куртку, шапку, хватаю сумку и вылетаю на лестничную площадку.
  
   Часто ломающийся, хронически больной старый лифт сегодня не подвёл. Скрипнув исцарапанными створками, он нехотя принял меня в свои припахивающие мочой глубины, закрылся и, надсадно поскрипывая блоками, заскользил вниз. Обычно я выхожу из дома намного позже, но сегодня мне хочется скорее попасть на улицу, к людям, окунуться в уже закипающий ежедневный водоворот.
  
   Около автобусной остановки, пытаяcь убить лишнее время, я изучаю стихийно возникшую доску объявлений. Мне любопытно читать эти разнокалиберные бумажки, шуршащие бахромой телефонов, отражающие чьи-то жизни, словно осколки зеркала. "Куплю", "Продам", "Обменяю", "Помогу". Век их недолог. Первый же ливень размоет на них чернила, и объявление "Ищу" заплачет фиолетовыми слезами, добавляя трагизма в содержание.
  
   Подходит автобус, я инстинктивно бросаюсь в его сторону, но тут же одёргиваю себя: ещё слишком рано ехать на работу. Офис закрыт, и не хочется с глупым видом торчать у входа. Продолжаю чтение объявлений. Сегодня, как назло, почти все они из самой скучной категории - на тему обмена жилплощади. "Обмен", опять "Обмен", снова "Обмен". Непрошено всплывают воспоминания о том, как долго и трудно делили с бывшим мужем при разводе квартиру. Тогда, проходя через мучительный разрыв, я внимательно изучала любые предложения об обмене во всех газетах и на всех столбах. Именно с тех пор у меня и осталась эта привычка читать уличные объявления.
  
   Я гоню от себя мысли о прошлом. Ведь не раз зарекалась больше не разводить сопли, а с оптимизмом смотреть в будущее. В конце концов, тридцать один год - ещё не старость, а развод - не конец света. Как там в этой забавной поговорке? "Мужик - что трамвай. Уехал - не догоняй, жди следующего". Вот я и жду. Три долгих года. Как дура. Чего жду - сама не знаю толком. В ухажёрах отбоя нет, но всё не то. Все они пресные какие-то, скучные. Другая бы цепляла первого попавшегося и рада была, что не одинока. А я так не могу. Хочется единения душ, понимания с полуслова, влюблённости по уши. "Прынца" на белом коне, одним словом. Все ближайшее окружение, а также кандидатуры всех знакомых до пятого колена уже просеяны на предмет "мужепригодности" и отвергнуты в виду полного несоответствия идеалу. Осталось только опуститься до знакомства на улице или в каком-нибудь кафе...
  
   Мысль останавливается, натыкаясь на очередное объявление: "Интернет-знакомства. Лучший способ поиска партнера для счастливого брака. Тел. 92-22-72. Спросить Ирину". Что-то раньше оно не попадалось на глаза. Наверное, повесили недавно, а уже все полоски с телефонами, кроме одной, оторваны. Пожимаю плечами. Что ж, судя по всему, бизнес у мадам Ирины идёт неплохо.
  
   Я уже собираюсь отвести глаза от прочитанного объявления, но эта оставшаяся нетронутой, одиноко полощущаяся на ветру полоска с шестью цифрами притягивает взгляд, словно не случайно она уцелела, а, наконец, дождалась того, кому была предназначена. Уже слегка выцветшие буквы почему-то вдруг на мгновение наполняют сердце надеждой, и я, воровато оглянувшись: не смотрит ли кто, быстро отрываю и сую в карман узкую бумажную ленточку с телефоном.
  
   Прячу, словно подальше от соблазна сейчас же набрать этот номер на своем сотовом. Нет. Не здесь. Не сейчас.
  
   Очередной автобус плавно подруливает к остановке, гостеприимно раскрывая свои двери, и на это раз я не отвергаю приглашения. Пора на работу. Времени остается как раз в обрез, чтобы добраться до офиса. К счастью, салон полупустой, и я плюхаюсь на свободное место у окна. По стеклу стекают мелкие капли начинающегося нудного октябрьского дождика, плавный ход автобуса убаюкивает, но расслабляться в дремоте нельзя - ехать относительно недалеко. С каждой остановкой народу в автобусе прибывает - верная примета движения в сторону центра. Пора выходить, и, плотно подхваченная с двух сторон такими же спешащими к выходу людьми, я выпадаю наружу.
  
   Дождь зарядил сильнее. Я набрасываю капюшон и, взглянув на наручные часики, понимаю, что времени остается в обрез. Наплевав на взгляды прохожих, некрасивыми большими скачками перепрыгивая через лужи, какой-то невероятной походкой, напоминающей спортивную ходьбу, преодолеваю оставшиеся до офиса метры и пулей влетаю кабинет. Начальство не любит опозданий.
  
  
   Глава 2
  
   Как хамелеон, стараясь слиться с окружающей средой, проскальзываю в свой крошечный рабочий кабинетик, за тесноту прозванный мной "табакеркой". Он настолько мал, что вмещает в себя только стол, стул и книжную полку.
  
   Завотделом Дора Сергеевна, женщина, словно уже рожденная для того, чтобы руководить, с громким голосом и монументальной, будто высеченной из цельного куска гранита, фигурой, вырастает на моём пути, недовольно морщась.
  
   "Опять Рощина опоздала на полторы минуты", - читаю я на её лице.
  
   Да, хамелеон из меня никудышный. Заметила. Обязательно накапает шефу. Это точно.
  
   У нас с ней патологическая, глухая взаимная неприязнь, впрочем, не выходящая за рамки служебных отношений. Каждый раз, когда прямые обязанности вынуждают Дору Сергеевну общаться со мной, на её лице появляется странное выражение: как будто у нее ноют зубы. Однако не поручусь, что подобное выражение не проскальзывает и по моему лицу, когда Дора устраивает мне очередной разнос за малейший промах.
  
   Увы! Начальство не выбирают, а принимают как данность. Дора - это единственное, что отравляет моё наслаждение работой в издательстве "Пегас", где я тружусь литературным редактором. Редактор - это, на мой взгляд, звучит гордо, хотя, возможно, кто-то и посчитает его синонимом слова "неудачник".
  
   Ну это ж надо было сегодня умудриться опоздать, выйдя из дома на час раньше обычного! Придется изображать трудовое рвение до самого обеденного перерыва, чтобы загладить вину.
  
   Старательно пучу глаза на машинописные листы рукописи. Ручка бегает по строкам с удвоенной скоростью. Сегодня мне принесли для правки текст очередного "шедевра" королевы женского романа Ларисы Берсеньевой.
  
   Придется попотеть. По опыту знаю, что грамотность у этой "авторицы" ой как хромает.
  
   Судя по количеству ошибок, госпожа Берсеньева ещё в школе вместо того, чтобы изучать родной язык, потратила всю свою энергию на то, чтобы стать экспертом по делам сердечным.
  
   Бегло пробегаю по диагонали первую главу. Сопли в розовой обертке. Ничего нового. Стандартный образчик жанра.
  
   Готова спорить, что заранее знаю содержание. Они случайно встречаются. Влюбляются. Злые обстоятельства их разлучают. Но их любовь сметает все преграды. Они снова вместе и счастливы до свинячьего визга.
  
   И вот эта фабула неплохо кормит Ларису Геннадьевну уже несколько лет. Впрочем, я, вот такая вся из себя умная, торчу в этом издательстве редактором на довольно скромную зарплату, а Лариса Берсеньева огребает неплохие гонорары, так что от моей критики сильно попахивает черной завистью.
  
   Да, пора, давно пора браться за перо. Хватит вычитывать и править чужие рукописи! В очередной раз обещаю самой себе написать на досуге что-нибудь высокохудожественное и продолжаю вкалывать.
  
   В обеденный перерыв бегу в курилку. Нет, сама я не курю, но зато курит моя подруга, Агата Полежаева, которая тоже работает в нашем издательстве.
  
   Хотя, если честно, не Агата она вовсе, ведь родители назвали её Аграфена, в честь то ли бабки, то ли прабабки. Старушке той, небось, минутная радость, а девочке всю жизнь так бы и промаяться с таким именем. Но моя подруга не из таких терпивцев. Достигнув сознательного возраста, выяснив, что уменьшительно-ласкательно следует называть ее Груша, и закатив по этому поводу родителям истерику, она решила сама выбрать себе имя и заставить всех себя им называть. Вот так Аграфену уже в возрасте лет двенадцати прочно и навсегда заменила Агата.
  
   Имя, когда-то взятое с обложки детектива, после переместилось какими-то ухищрениями и в паспорт. Да и идёт ей оно. Не могу объяснить, почему. Идёт - и всё тут!
  
   Вот смотришь на неё - Агата. С макушки до пяток.
  
   Чуть не на голову выше меня, стройная. Длинные густые волосы, большие глаза, прямой нос. Хорошая работа - сотрудник отдела по связям с общественностью в перспективном, пусть и не столичном издательстве. Ну что ещё нужно женщине для счастья!
  
  Но она упорно считает себя невезучей.
  
   С периодичностью примерно в месяц в её жизни случаются жесточайшие разочарования, в основном в мужчинах. В такие дни я должна служить не то жилеткой, не то огромным носовым платком, впитывая Агаткины рыдания и жалобы на весь мужской род оптом.
  
   Судя по её рассказам, у неё просто талант притягивать к себе женатых проходимцев, жаждущих необременительной интрижки на стороне.
  
   Впрочем, сама Агата долго не зацикливается на собственных проблемах. Пара дней страданий - и вот уже она подхвачена вихрем нового головокружительного романа с очередным обломком чьего-то брака, загулявшего от благоверной налево.
  
   - Танька, привет! Никак курить начала? - орёт мне через всю курилку Агата, окруженная нашими мужиками.
  
   Здесь, как единственная курящая женщина, она королева. Да и, честно говоря, по ней сохнут все особи противоположного пола, трудящиеся в нашей редакции. Но у нее принцип - никаких служебных романов, так что мужики наши только зря оттачивают на ней свои приёмы обольщения.
  
   - Иди к нам! - радостно машет мне рукой Агатка, приглашая куда-то в самую гущу табачного облака.
  
   - Ну уж нет, - встаю я на дыбы.- Давай лучше выйдём отсюда в коридор. Пассивное курение, оно, мать, препротивная штука. А мне поговорить с тобой позарез нужно.
  
   - Так уж и позарез? - щурит свои зеленые глаза Агатка, но начинает проталкиваться к выходу. Она заинтригована такой срочностью.
  
   Мы с ней знакомы уже пару лет. Совсем небольшая разница в возрасте (увы! - не в мою пользу) и общая проблема неустроенности семейной жизни быстро сдружили нас.
  
   Двух лет мне с лихвой хватило для того, чтобы изучить не такой уж сложный Агаткин характер. Она просто обожает тайны и секреты. Эту девицу хлебом не корми - дай найти интригу там, где ею и не пахло. Начиталась в детстве книжек. Так и норовит приписать всем вокруг какие-то авантюрные качества. Да и вообще, все чувства у Агатки словно возведены в квадрат: шумно выражаются и бурно переживаются.
  
   - Ну что там у тебя, выкладывай скорее, а то умру от любопытства, - аж пританцовывает от нетерпения подруга.
  
   - Даже и не знаю, стоило ли тебя отрывать от такого важного дела, как сокращение собственной жизни путём курения, - поддразниваю я.
  
   - Мать, не томи, я тебя когда-нибудь убью за твои шуточки. К делу давай ближе, к делу. До конца перерыва, между прочим, всего пятнадцать минут.
  
   - К делу так к делу, - говорю я и достаю из кармана давешний бумажный огрызок с телефоном и именем Ирина. Агатка старательно изучает его с обеих сторон и непонимающе смотрит на меня. На её безмятежно гладком лбу появляется пара складочек, что в её исполнении означает глубочайшую задумчивость.
  
   - Ну и? - требует она дальнейших объяснений.
  
   - "Интернет-знакомства. Лучший способ поиска второй половины", - воспроизвожу я по памяти текст объявления, кажется, чуть его переврав.
  
   - И-и-и-и-и-и! - радостно взвизгивает подруга и бросается меня душить в объятиях.- Дозрела! Наконец-то решилась выползти из своей скорлупы! Я-то уж начала было думать, что ты после развода так и прокукуешь в девках до гробовой доски.
  
   - А то ты у нас замужем!
  
   - Дак не сравнивай, я-то всегда в поиске, пусть пока и неудачном, а ты сидишь сиднем и ждёшь, когда под лежачий камень вода потечёт. Нет уж! Вставай, мать, и на охоту!
  
   До самого конца перерыва Агатка разглагольствует на "охотничьи" темы, а после решительно заявляет, что "это дело" надо непременно отпраздновать и сегодня мы собираемся у нее сразу же после работы маршрутом через кондитерский отдел ближайшего гастронома.
  
  
  Глава 3
  
   Вооружившись тортиком с идиотской надписью "Поздравляю!", мы шумно вваливаемся в коммунальную Агаткину квартиру, вспугнув соседку Ираиду Сергеевну, старушку "божий одуванчик", и рыжую кошку, подобранную Агатой на соседской помойке и названную Годзиллой за фантастический аппетит.
  
   Всего каких-то пять минут - и вот уже облегченно свистит закипевший чайник, а на блюде красуется торт, освобожденный от картонных доспехов. Мы сидим в Агаткиной комнате за антикварным круглым столом, на старинных стульях, обитых узорчатой материей, и, шумно прихлёбывая из горячих чашек, расслабленно спорим.
  
   - А может ну их, эти Интернет-знакомства, - говорю я между двумя глотками. - Знаешь пословицу: "Не было у бабы хлопот - купила порося"? Одна моя знакомая лет пять назад дала объявление в газету, так её чуть не смыло лавиной слезливых писем из мест заключения.
  
   - Так то газета, - возражает Агатка, - газеты всякая шушера читает, а в интернете народ интеллигентный, образованный да и не бедный - компьютер у нас не каждому по карману. Найдёшь себе академика какого-нибудь заслуженного или, на худой конец, профессора и будешь жить припеваючи, диссертации ему набело переписывая.
  
   - Ага, так они и толкутся там, в Интернете, академики да профессоры, меня дожидаючись. Уже в очередь, наверное, встали. Они же все поголовно женатики.
  
   - Ну хорошо, не профессора. Тогда бизнесмена.
  
   - Из "новых русских", о которых народ анекдоты слагает. В малиновом пиджаке и с пальцами веером, - хмыкаю я. - Скорее всего, вершиной моих поисков станет какой-нибудь щупленький, очкастый начинающий кибернетик, которого мне же ещё придётся содержать на свою зарплату.
  
   - Да ну тебя, мать, всё ты вечно высмеиваешь. Я сейчас серьёзно. Я вот, например, рискнула бы попробовать. "Мы познакомились в Интернете", - полузакрыв глаза декламирует она нараспев.- Звучит романтично
  
   - Ну и в чём дело? - оживляюсь я. - Давай, вперёд! А я после подтянусь, если ты себе и вправду выловишь приличного мужа во всемирной паутине. Мне почему-то кажется, что в паутине можно только дохлую муху найти. Но если ты горишь желанием, мы на тебе опыт поставим, как на лабораторной мыши. Согласна?
  
   Агатка раздумывает ровно десять секунд. Авантюризм, кажется, снова вскипает в ее крови.
  
   - Да запросто! Где там твоя бумажка с номером? Давай перепишу себе, - Она грозит мне пальцем.- Ох и хитра ты, мать! Втравливаешь меня в историю, а сама в кусты?
  
   Она торопливо царапает цифры на бумажной салфетке и выскакивает с ней в коридор, где стоит телефон - один на всю квартиру.
  
   Уж не знаю: не нарочно или из вредности, дверь в комнату она за собой прикрывает, и разговор мне не слышен.
  
   Возвращается она минут через десять, напустив на себя таинственный вид.
   - Ну что? - спрашиваю я.
  
   - Полный порядок. Встреча высоких договаривающихся сторон состоится завтра, - отвечает подруга.
  
   Больше от нее по существу ничего узнать не удаётся. Без дальнейших комментариев Агата отрезает себе огромный кус торта и вгрызается своими крепкими белыми зубами в надпись "Поздравляю!"
  
   Ладно, подождём, пока сама расколется. Встретимся завтра на работе - всё расскажет.
  
   - Слушай, мать, а к чему бы это во сне себя голой видеть? - меняю я тему.
  
   Агатка у нас неровно дышит к мистике, гороскопам и прочим подобным штучкам. Сонник она чуть ли не наизусть выучила. Обожает толковать чужие сны. Уж не знаю, кем она себя мнит - Фрейдом или Нострадамусом, только к ней вся редакция бегает со своими кошмарами.
  
   - Голой, говоришь? - оживляется Агата, оседлав любимого конька. - Ты во сне купалась голой или в зеркале себя видела? А может, это был эротический сон? Ты уж, мать, как у врача, не стесняйся, рассказывай.
  
   - Эротический! Ха! Куда там! Несусь я голой по лесу, а за мной мужик гонится какой-то. Ножом пырнул, в конце концов, - так и померла я в том лесу. Очень похоже на эротический сон? Проснулась вся в холодном поту.
  
   - Ну, если отбросить версию о вещем сне... - лукаво щурится Агатка.
  
   - Типун тебе на язык.
  
   - Тогда разложим твой сон по полочкам. Видеть себя голым во сне - к неразумным поступкам. Если тебя преследует кто-то, то это к неудачам в ближайшем будущем. А умирающим себя во сне видеть - к болезни. Насколько я помню. Если хочешь, сейчас загляну в сонник, уточню.
  
   - Нет, спасибо. Ты мне уже и так достаточно всего приятного напророчила. Значит, говоришь, болезнь, неприятности и неразумные поступки в ближайшем будущем?
  
   - Вроде того. В любом случае, сон плохой.
  
   - Вот и будь после этого оптимистом.
  
   - Да ладно, не бери в голову. Объелась, небось, на ночь. Жратва тебе всю ночь на желудок и давила. Отсюда и кошмары. Лучше скажи, над чьей рукописью сейчас работаешь? Что-нибудь интересное?
  
   - Новое творение Ларисы Берсеньевой. "Скажи счастью "да" называется.
  
   - Надо будет обязательно прочесть. Ты же знаешь, я женские романы обожаю.
  
   - Охота же тебе на такую муру время тратить.
  
   - Много ты понимаешь. Читаю и тебе советую. Это ведь - как лекарство от хандры. Вроде чужой роман хэппи-эндом закончился, не твой, а настроение всё равно поднимается. Сидишь, мечтаешь, и кажется, что и в твою жизнь скоро постучится какой-нибудь принц, - вздыхает подруга мечтательно.
  
   - Кстати, - делает неожиданный скачок Агаткина мысль, - на днях наше издательство заключило договор с одним начинающим автором, Михаилом Кожиным, о публикации серии его романов. Детективных. Но не в этом суть. У меня была возможность пообщаться с ним в кулуарах. Преинтереснейший представитель мужской породы, между прочим. Я всё своё обаяние включила на полную катушку, но, увы! Кажется, я не в его вкусе. Хотя и решительного "нет" я тоже не услышала. Так что я всё ещё надеюсь. Впрочем, если у тебя получится его заарканить, я не обижусь. По агентурным данным он не женат. Какой мужик пропадает! Ты бы, мать, взяла это дело на контроль. Если правка рукописи достанется тебе, используй шанс.
  
   - Агатка, брось свои замашки сводни деревенской, я уж как-нибудь сама разберусь со своей личной жизнью, - сержусь я уже по-настоящему.
  
   Прощаемся мы часа через два, когда оживленная улица за окном пустеет. В автобусе я снова вынимаю из кармана уже полусмятую бумажку с телефоном и именем Ирина и, задумавшись, рассматриваю её. Меня терзают сомнения. Может, стоит всё-таки попробовать? Но, выходя из автобуса, я решительно комкаю бумажный обрывок и вместе с использованным проездным билетом бросаю его в урну.
  
  
  Глава 4
  
   Назавтра я посыпаюсь совершенно больная. Голова раскалывается, горло дерет, всё тело крутит и ломает.
  
   "Умирающим себя во сне видеть - к болезни", - вспоминаю я вчерашние Агаткины слова. Вот, блин, вещунья, накаркала!
  
   Надо встать и вызвать на дом врача, но ощущение такое, что к каждой конечности привязано по двухпудовой гире. Собрав в кулак волю, совершаю настоящий подвиг, поднявшись с постели и дохромав до телефона. Звонок в поликлинику - вызов врача на дом. Звонок в издательство. Всё. Можно опять упасть в постель и попытаться хотя бы выспаться всласть, пользуясь редкой возможностью.
  
   Вирус на этот раз я подцепила какой-то на редкость вредный, и следующие дней десять я медленно прихожу в норму, поедая невероятное количество предписанных лекарств. Мне уже начинает казаться, что все эти многочисленные таблетки прямо-таки гремят внутри моего желудка при любом резком движении.
  
   Целыми днями я валяюсь в кровати, завернувшись в одеяло, как огромное окуклившееся насекомое. Жизнь скрашивает только телевизор.
  
   Телефон мою жизнь, напротив, омрачает, ибо периодически голосом Доры Сергеевны напоминает, что для того, чтобы издательство уложилось в намеченные сроки издания нового романа Берсеньевой, мне лучше как можно скорее вернуться к правке.
  
   Измученная совестью, я выхожу на работу, как только ощущаю, что в состоянии твёрдо держаться на ногах, презрев возможность продлить больничный. Дора права: пора и честь знать. Спасибо болезни за десятидневный отпуск.
  
   В офисе меня встречают с распростертыми объятиями. Оказывается, я не единственная жертва мерзкого вируса, конкретно проредившего редакционный штат, и здесь рады каждой лишней паре рук и кучке мозгов.
  
   В обеденный перерыв первым делом спешу в курилку на поиски подруги. Десять дней не виделись, всё-таки. Она даже не позвонила, не поинтересовалась, как моё здоровье. Бьюсь об заклад, её опять увлекло бурным романом.
  
   - Привет! - изобразив на лице улыбку, здороваюсь я с курящими мужичками, одновременно, отмахиваясь от окутывающего меня табачного облака.
  
   - Полежаева здесь?
  
   В курилке, где до этого момента стоял ровный гул от нескольких одновременных разговоров по разным углам, вдруг повисает тишина, и все лица одновременно поворачиваются ко мне.
  
   - Ты что, не в курсе? - каким-то странным голосом спрашивает стоящий ко мне ближе всех Мишка Кравцов из отдела рекламы.
  
   - Не в курсе чего? - по-прежнему бодро улыбаясь, вопрошаю я.
  
   - Так это... Агату убили.
  
   Я смотрю на Мишу, пытаясь прочесть на его лице, что всё это глупый розыгрыш, но постепенно до меня доходит, что он не шутит, и улыбка медленно сползает с моих губ.
  
   - Как убили? Когда? Кто? За что? - засыпаю я Мишу кучей вопросов.
  
   Постепенно народ в курилке снова обретает дар речи, и на меня сыпятся подробности со всех сторон.
  
   Мне сообщают, что несколько дней назад тело Агаты обнаружила её соседка по коммунальной квартире. Девушка была задушена. Милиция завела уголовное дело. В редакцию приходил следователь, задавал вопросы. Похороны Агаты состоялись позавчера. Судя по всему, меня либо забыли известить, либо решили не беспокоить больного человека, поэтому я, похоже, последней узнала печальные новости.
  
   Я еле досидела до конца рабочего дня, и как только часовая стрелка на моих часах коснулась, наконец, цифры шесть, пулей выскочила из офиса.
  
   Ноги сами понесли меня в сторону Агаткиного дома. Мне не верилось, что всё, рассказанное мне, произошло на самом деле.
  
   Неужели Агатки больше нет? Такой жизнерадостной, полной эмоций! Неужели она лежит сейчас глубоко под землёй в узком деревянном ящике?
  
   До сих пор судьба была милостлива ко мне, и я не сталкивалась так близко со смертью. Родители мои до сих пор живы-здоровы, а бабушки-дедушки умерли ещё до того, как я стала осмыслять окружающий мир.
  
   Помню, в детстве, когда умирал кто-нибудь из нашего многоэтажного дома, человек мне совершенно чужой, которого я и в лицо-то не знала, мне казалось даже интересным наблюдать за тем, как выносят во двор две табуретки, после ставят на них гроб с восковолицым покойником, и вокруг него толпятся родственники и друзья. Как во двор въезжает машина или автобус, гроб, словно мебель при переезде, погружают в кузов, туда же кладут бумажные венки, залезают люди, и всё исчезает, словно и не было ничего, только раздавленные цветы, разбросанные по земле, согласно традиции, остаются грустно вянуть на солнце.
  
   Тогда смерть казалась мне чем-то торжественным и таинственным, но вовсе нестрашным. Сейчас она застала меня врасплох, пройдя от меня так близко.
  
   Я долго стояла в тот день во дворе дома, в котором жила Агата, глядя на окно её комнаты и глотая слёзы, пока мой желудок, некормленый с самого утра, не напомнил о себе голодными спазмами. Да и местные обитатели начали уже нехорошо коситься на меня.
  
   Что ж, вот и попрощалась с подругой. Пора домой. Завтра опять на работу.
  
   Жизнь не хочет притормаживать свой бег из-за одного маленького винтика, выпавшего из её механизма. Подумаешь, не стало человечка. Всё равно, что потеря одного муравья в масштабах муравейника. Остальные муравьи продолжают свою упорядоченную суету.
  
   И я точно так же завтра побегу по своему кругу и повлачу своё существование дальше, в котором больше не будет моей жизнерадостной подруги. Закон городских джунглей.
  
   Громко вздыхаю, вкладывая в этот вздох все остатки своего горя, и медленно бреду к автобусной остановке, кутаясь в шарф и только сейчас ощущая, как я продрогла под пронизывающим осенним ветром.
  
  
  Глава 5
  
   На следующий день мне на работу позвонил следователь, ведущий дело об убийстве Агаты. Представившись Анатолием Петровичем Гуляевым, он сказал, что хотел бы побеседовать со мной - наверняка в издательстве уже растрепали ему о нашей с Агатой дружбе.
  
   Отказываться от встречи было глупо, и я назначила наше рандеву в обеденный перерыв в кафе неподалёку от издательства.
  
   На мой вопрос, как мы узна́ем друг друга, Гуляев ответил, что уж он-то меня как-нибудь узнает: работа у него такая, а сам он будет держать в руках коричневую папку на "молнии".
  
   Папка оказалась в руках неожиданно молодого человека чуть ниже среднего роста, рыжего и веснушчатого, с располагающей простоватой физиономией, но из-под рыжих ресниц как два буравчика внимательно смотрели карие зрачки, сверля собеседника. Обведя ими зал, он безошибочно двинулся прямо в моём направлении.
  
   Перед тем как сесть за уже облюбованный мной столик в углу, Анатолий Петрович снял и пристроил на спинку своего стула кожаную куртку. На плечах следователя обнаружились капитанские погоны, и я мысленно накинула товарищу Гуляеву лет десять к его моложавому виду.
  
   - Ещё раз здравствуйте, Татьяна Владимировна. Извините, что грубо вмешиваюсь в ваш обеденный перерыв. Это не допрос, а просто небольшая беседа. Я предполагаю отнять у вас не больше пятнадцати минут. Столько вы можете мне уделить?
  
   Подумать только, какое воспитание! Какая вежливость! Вот уж никогда бы не подумала! Надеюсь, он не рассчитывает, что я накормлю его за это обедом за свой счёт.
  
   - Не извиняйтесь, это же я сама предложила встретиться в кафе. Буду рада, если смогу вам хоть чем-то помочь, - блеснула манерами и я.
  
   - К тому же, мой обед уже почти окончен, - отодвинула я от себя тарелку и, устраиваясь поудобнее со стаканом сока в руках, всем своим видом изобразила внимание, - Я вас слушаю.
  
   - Скажите, как давно вы были знакомы с Агатой Полежаевой?
  
   - Около двух лет, с тех самых пор, как я устроилась работать в "Пегас".
  
   - Делилась ли она с вами подробностями из своей личной жизни?
  
   - Да, и иногда довольно откровенными. Уточните, пожалуйста, что вас интересует. Не ждёте же вы, что я их сейчас все подряд буду вам пересказывать?
  
   Гуляев пропустил подковырку мимо ушей.
   - Ну, допустим, рассказывала ли она вам о своих отношениях с мужчинами?
  
   - Да. Но никогда ни с кем не знакомила лично, называла их только по именам, без фамилий. Обычно она бросалась в очередной роман с головой, и пока между нею и предметом её увлечения царило полное согласие, Агата вовсе не распространялась о подробностях. Более откровенной она становилась после очередного разрыва. Знаете, счастливая в личной жизни женщина может обойтись и без подруги. Зато каждой несчастной женщине подруга просто необходима. Вот в такие моменты Агата и рассказывала мне о своих мужчинах.
  
   - Вам известно с кем у неё был последний роман?
  
   - В сентябре она ездила на Чёрное море с каким-то Аликом. Кажется, он даже сделал ей предложение руки и сердца. Вернувшись с курорта, они разругались.
  
   - На какой почве?
  
   - Самой банальной. Алик этот оказался давно и прочно женат.
  
   - Вы уверены, что после Алика никого больше не было?
  
   - Уверена. Весь остаток сентября и первую половину октября мы довольно часто общались, и она постоянно жаловалась на полную неустроенность личной жизни на текущий момент. Нет, появись у Агаты мужчина, это бы не укрылось от моего внимания. Мы, женщины, чувствуем, когда где-то рядом заводится роман или интрижка, как кошки чувствуют приближение землетрясения. Я уверена, что у неё никого не было. Она даже объявление в Интернете собиралась разместить. Не знаю, сделала она это или нет, потому что на следующий день после того, как мы с ней это обсуждали, я заболела, а потом случилось это... Ну, в общем, я больше её не видела.
  
   Капитан, насторожился:
   - А что это за объявление в Интернете, о котором вы упомянули?
  
   Я пожала плечами:
   - Вообще-то, это была моя идея. Увидела объявление на автобусной остановке около моего дома, оторвала листочек с телефоном, сунула в карман, а позже, когда была в гостях у Агаты, предложила ей попытать счастье таким образом.
  
   - Вы сами звонили по этому телефону?
  
   - Нет.
  
   - Вы помните текст этого объявления?
  
   - Только приблизительно. Что-то про знакомства через Интернет, буквально пара строчек, номер телефона и женское имя.
  
   - Какое?
  
   Изящным движением кисти я нарисовала в воздухе математический знак бесконечности.
   - Не помню точно. То ли Ирина, то ли Марина.
  
   - А номер телефона?
  
   Я посмотрела на капитана Гуляева, как на ненормального. Неужели сам он держит в памяти кучу ненужных телефонов?
   - Тем более не вспомню. Кажется, в нём было несколько одинаковых цифр. Семёрок или двоек. Я в тот же вечер выбросила этот листок. К сожалению, это всё, чем я могу вам помочь, - попыталась я дать понять Анатолию Петровичу, что пора свёртывать нашу беседу - перерыв-то не резиновый.
  
   Товарищ следователь намёка не понял и продолжил свой допрос как ни в чём не бывало:
   - Скажите, Агата звонила по номеру, указанному в объявлении, в вашем присутствии?
  
   - Нет, она звонила из коридора, а я находилась в комнате.
  
   - Вам был слышен разговор?
  
   - Нет.
  
   - Она пересказала вам после содержание разговора?
  
   - Нет, сказала только, что на следующий день у неё назначена встреча по этому поводу.
  
   - С кем?
  
   Во мне уже начало вскипать тихое раздражение от этого пинг-понга из вопросов и ответов. Но не пошлешь ведь капитана милиции открытым текстом.
   - Понятия не имею. Наверное, с этой Ириной-Мариной.
  
   - Скажите, а не хранила ли Агата у себя каких-то очень ценных вещей? - круто сменил тему Анатолий Петрович.
  
   - Коллекцию фамильных бриллиантов? - не удержалась и уже в открытую съязвила я.
  
   - Зря иронизируете по этому поводу, Татьяна Владимировна. Я пытаюсь найти причину, по которой ваша подруга была убита. Вполне возможно главной целью преступника были какие-то ценности.
  
   - Какие там ценности! Да, Агата рассказывала мне, что прабабушка её была известной оперной певицей, всю жизнь собирала коллекцию живописи. Но за годы войны почти вся коллекция разошлась в обмен на продовольствие - только так членам семьи и удалось выжить в блокадном Ленинграде. Потом семья ещё несколько раз переезжала, а, как известно, один переезд равен двум пожарам, так что от всего былого великолепия в семье осталась всего одна небольшая картина. Агата называла мне имя художника, кажется, Коровин, не помню точно. Я в живописи не очень-то разбираюсь. Агата говорила, что это полотно дорого стоит, но продавать она его не собирается, потому что это память от бабушки, так оно и висит у неё в комнате.
  
   - Вы имеете в виду пейзаж над диваном? - перебил меня Анатолий Петрович.
  
   - Да.
  
   "Раз Гуляеву известно, что это был именно пейзаж и что висел он над диваном, значит, картина осталась на месте", - сообразила я.
  
   - Было ли в комнате ещё что-то ценное?
  
   Я пожала плечами:
   - Ну, музыкальный центр, телевизор, сервиз фарфоровый, тоже доставшийся в наследство... Она любила хорошо одеваться, на это всю зарплату тратила: шуба у неё была из нутрии, платьев, костюмов куча, бельё дорогое.
  
   - Драгоценности?
  
   - Были у неё какие-то цепочки, колечки. В основном подарки от мужчин. Она их особо не прятала, держала в жестяной коробке из-под чая на трюмо. Там же хранила и деньги.
  
   Анатолий Петрович что-то записал в маленький блокнотик и задумчиво произнёс:
   - Марку музыкального центра случайно не помните?
  
   - Да я её никогда и не знала.
  
   - Гм, ладно,- наконец-то Анатолий Петрович поднялся из-за стола и потянулся за своей курткой.
  
   - И последний вопрос, - произнёс он, уже застегнувшись на "молнию" и взяв под мышку свою коричневую папку. - Скажите, вы случайно не знаете среди близких знакомых Агаты высокого широкоплечего мужчину?
  
   - Ну, таких у нее был не один десяток. Вы уверены, что с этим человеком у Агаты был роман?
  
   - Мужчина с такими приметами был, по словам соседки, у Агаты в день убийства.
  
   Я уверенно помотала головой:
   - Если у неё и был этот мужчина, то уж не по амурным делам, это точно. Со своими кавалерами она предпочитала встречаться на их территории. Это правило она соблюдала строго.
  
   - Что ж, спасибо вам за содействие. Позвоните мне, если вспомните что-нибудь ещё. Вот моя визитка. Здесь служебный и сотовый.
  
   Я растягиваю губы в вежливую улыбку, беру визитку, мы прощаемся, и я провожаю взглядом до выхода из кафе невысокую фигуру товарища Гуляева.
  
   Вечером, возвращаясь после работы, я пытаюсь найти то самое объявление на стене дома у автобусной остановки.
  
   Увы! Мои попытки безуспешны. Судя по всему, оно уже кем-то сорвано, и на его месте красуется теперь фотография неестественно улыбающейся женщины в купальнике, с закинутыми за голову руками и выпяченным вперёд плоским животом. "Хотите узнать, как похудеть?" - вопрошает рекламная дива.
  
   Чувствуя, как во мне вскипает прилив весёлого хулиганства, я не выдерживаю, достаю из сумки фломастер и пишу под вопросительной фразой своё резюме: "Не надо много жрать!"
  
   Дав этот совершенно бесплатный, выстраданный на собственном опыте, совет всем желающим, я топаю домой, чувствуя, что отступившее на мгновение мрачное настроение, вновь начинает одолевать меня.
  
  
  Глава 6
  
   Всю следующую неделю я вкалываю на пределе, преследуя две цели сразу. Во-первых, отвлечься от мыслей об Агаткиной смерти, а во-вторых, успеть сдать вовремя роман Берсеньевой. Дело продвигается медленнее, чем хотелось бы.
  
   Если бы проблема редакторской правки рукописи заключалась только в исправлении грамматических ошибок, то, быстренько подправив орфографию и синтаксис, я бы на этом закруглилась.
  
   Увы! Мадам Берсеньева - человек, увлекающийся сюжетом настолько, что различные мелочи просто ускользают от её внимания. То у неё героиня в начале эпизода появляется в бикини, а через пару минут её страстный любовник почему-то расстёгивает на ней платье, неизвестно как на ней оказавшееся. То она садится в автомобиль, а выходит по неизвестным причинам из автобуса.
  
   Да ещё если учесть, что порой мне приходится исправлять фразы типа: "она хотела что-то сказать, но открывшаяся дверь закрыла ей рот", то стоит ли удивляться, что сроки сдачи поджимают.
  
   Очередной рабочий день не предвещающий, на первый взгляд ничего из ряда вон выходящего, неожиданно комкается странной новостью, принесённой мне на хвосте Галочкой Суриковой из рекламного отдела. Она заглядывает в мой кабинет минут через десять после начала трудовой смены, держа в лапках свёрнутую трубочкой газету и, пуча глазки, интересуется:
   - Тань, это ты у нас, кажется, новый труд Берсеньевой обрабатываешь?
  
   - Ну, я. А что? Какие-то проблемы?
  
   - Ага. Проблемы. Только не у нас. У Берсеньевой. Читала свежую прессу? - Она раскатывает газетную трубочку и тычет маникюром в крупный заголовок.- Вчера её нашли мёртвой в собственной квартире. Лучшей рекламы её новой книге просто не придумаешь. Уже решено тираж увеличить в два раза.
  
   Наслаждаясь произведённым на меня впечатлением, Галочка чуть не забывает о цели своего визита:
   - Да, я зачем пришла-то... Мне надо узнать фабулу последнего романа Берсеньевой. Там, случайно, главная героиня не умирает во цвете лет? Или, может, на худой конец, убивают там кого-нибудь?
  
   - Галка, ну откуда у Берсеньевой убийство? Ты же знаешь, в её романах даже таракана-то ни разу не убили, не то что человека. Там всё опять про любовь. Ну и тем более, где ты видела, чтобы в женском романе главная героиня погибала?
  
   - Жаль, - кровожадно вздыхает Сурикова. - Представляешь, как лихо можно было бы закрутить рекламную компанию! Придётся раскидывать мозгами в другом направлении.
  
   Она убегает, хлопнув дверью и забыв на столе газету. Я пробегаю глазами статью о смерти Берсеньевой.
  
   Так... Была найдена мёртвой вчера в собственной квартире... Очевидно, произошла утечка бытового газа... Судя по упаковке лекарства, лежавшей на туалетном столике, Берсеньева приняла перед сном сильное снотворное, и её не разбудил бы даже выстрел из пушки, не то что запах газа. Зато запах этот почувствовали соседи, которые и подняли тревогу... Когда дверь в квартиру Берсеньевой была взломана, писательница была ещё жива, хотя и находилась в бессознательном состоянии. Она скончалась через пятнадцать минут в машине "скорой помощи" по дороге в больницу... В пишущей машинке найден чистый лист с единственным напечатанным словом - "Завтра". Нелепая смерть оборвала только-только начавшуюся работу над новым романом... Ну, это уже пошла лирика. Дальше неинтересно.
  
   Итак, вроде бы никакого криминала. Бытовуха.
  
   Мысли мои возвращаются к работе. Галка права: издательство обязательно захочет воспользоваться ситуацией с трагической смертью Берсеньевой для рекламы её последнего романа. Роман должен быть издан как можно скорее, пока ещё сенсация не остыла, а значит, мне надо вкалывать по-стахановски. Благо, осталось мне закончить всего ничего - к концу дня управлюсь.
  
   Я с головой погружаюсь в работу. Какое-то время тишину в моём кабинетике нарушает только тихое скрипение бегающей по бумаге ручки и шуршание страниц. Переворачивая очередную страницу рукописи, я замечаю маленький листок с напечатанным текстом, очевидно послуживший закладкой: "92-22-72. Ирина". Я уже хочу отложить его в сторону, как вдруг рука моя повисает в воздухе. Мне точно знаком этот телефонный номер. Я уже где-то видела раньше и сам этот листочек.
  
   В памяти всплывает объявление на автобусной остановке.
  
   Не может быть! Таких совпадений не бывает. Но если присмотреться внимательнее, этот листок с одной стороны имеет неровные края, как если бы его действительно оторвали от объявления. Но от того ли самого? Память на цифры у меня не очень хорошая. Может, я зря провожу параллели, и это телефон одной из подруг ныне покойной госпожи Берсеньевой или номер её маникюрши?
  
   Способ выяснить истину только один, и я снимаю телефонную трубку.
   - Добрый день. Вас слушают, - прозвучал в трубке приятный женский голос.
  
   - Ирина?
  
   - Да.
  
   - Я по объявлению, насчёт знакомства в интернете. Вы оказываете такие услуги? - спросила я и замерла в ожидании ответа. Сейчас пошлёт меня эта Ирина куда подальше.
  
   - Да, конечно, - ответила трубка уже совершенно сахарным голосом. - Это именно то, чем мы занимаемся: соединяем одинокие души в счастливые пары.
  
   Я мысленно готовилась к отрицательному ответу, и такой поворот событий стал для меня полной неожиданностью. Получив слишком хорошее воспитание, не позволяющее мне прерывать разговор на полуслове, я промямлила первый пришедший мне в голову вопрос:
   - И сколько стоят ваши услуги?
  
   Цены оказались настолько приемлемыми, что не смогли послужить достойным поводом для моего отступления. Не оставляя мне возможности передумать, сладкоголосая Ирина перешла в контратаку:
   - Всё, что от вас потребуется, - это заполнить небольшую анкеточку и предоставить несколько своих фотографий. Это вы сделаете при личной встрече. Давайте я запишу вас, скажем, на завтра, на шесть часов вечера. Вас устраивает это время? Записывайте адресочек. Нас очень легко найти.
  
   Ого, как меня ловко взяли в оборот! Я сижу, немного ошалелая, глядя на трубку, из которой доносятся короткие гудки. Так значит, это тот самый телефон. Звонила ли по нему Лариса? Если да, ходила ли на встречу? Встречалась ли с Ириной и Агата? Имеет ли эта Ирина какое-то отношение к смерти моей подруги?
  
   Я просто обязана это выяснить. Не успокоюсь, пока не взгляну на эту электронную сваху.
  
   В конце концов, мне лично это ничем не грозит. Ну, в крайнем случае, найдёт она мне какого-нибудь мужа. Решено. Завтра встречаюсь с Ириной.
  
   Вечером я вытаскиваю с антресолей фотоальбомы в поисках подходящих снимков. С трудом нахожу несколько приличных своих фото, на которых в объектив не лезли бы из-за моего плеча ещё чьи-то лица.
  
   Увлёкшись процессом, до глубокой ночи перебираю черно-белые и цветные застывшие моменты моей жизни. Погружаюсь в воспоминания. Сетую на свою дырявую память, утерявшую многое из того, что ещё помнят фотографии. Решаю начать вести дневник, как когда-то, в девичестве.
  
   Достаю из письменного стола тетрадь на девяносто шесть листов в скучной серой обложке, открываю и пишу, пишу, потоком сознания выплёскивая на бумагу всё, что произошло со мной за последние недели.
  
   Становится легче: словно поговорила с кем. Засыпаю прямо за письменным столом, уронив голову на исписанную страницу.
  
   Передо мной возникает Агаткино лицо, и она громко и членораздельно произносит: "Видеть себя голым во сне - к неразумным поступкам". Я вздрагиваю, просыпаюсь, чуть не упав со стула, осознаю ситуацию и тащу своё затёкшее тельце на диван. Перед тем, как снова погрузиться в сон, успеваю подумать: "Интересно, мой звонок по тому загадочному телефону, это разумный или неразумный поступок?"
  
  
  Глава 7
  
   Утро на рабочем месте начинается по-боевому. Открывая дверь своего кабинета, я уже слышу, как надрывается на моём столе телефон. Оказывается, меня жаждет услышать давешний мой знакомец, Анатолий Петрович Гуляев. Он огорошивает меня одним единственным вопросом:
   - Скажите, Татьяна Владимировна, не упоминала ли Агата при вас когда-нибудь имени Вениамин?
  
   - Нет, - удивлённо отвечаю я, не раздумывая.
  
   - Не торопитесь, вспомните, - мягко настаивает следователь.
  
   - На память не жалуюсь, - начинаю тихо свирепеть я: за дуру он, что ли, меня держит? - Уж такое редкое имя я бы точно запомнила.
  
   Не успела я открыть рот, чтобы поинтересоваться, какое отношение имеет этот Вениамин к Агате, как, буркнув то ли "спасибо", то ли "до свидания", Анатолий Петрович повесил трубку.
  
   Куда только подевались его приличные манеры, которыми он так поразил меня в кафе! А самое главное, что он оставил меня умирать от любопытства, кто такой этот Вениамин. Это жестоко с его стороны...
  
   Вениамин... Веня... Не знаю ни одного Вениамина, кроме актера Смехова.
  
   Ещё минут пять я ломаю мозги над этой загадкой, потом говорю себе вслух: "Да, воистину, трудно вспомнить то, чего не знаешь",- и в таком слегка взвинченном состоянии, открываю лежащую передо мной папку с рукописью.
  
   С романом Берсеньевой я вчера разделалась. Дора Сергеевна только что подбросила мне свежую работёнку.
  
   "За час до убийства". Михаил Кожин",- читаю я на обложке папки.
  
   Кожин... Где-то я уже о нём слышала. Ну, разумеется, это тот самый тип, которого так нахваливала Агата. Как в воду она глядела - действительно мне придется править его рукопись.
  
   Я частенько разговариваю сама с собой. Привычка, тянущаяся за мной из самого детства. Вот и сейчас я развязываю трудно поддающиеся тесёмочки папки, нараспев бормоча себе под нос возникающие в моей голове рифмы:
   - Интересно, что ещё за Кожин? Может, ни кожин, ни рожин? А хорошо ли сложен?
  
   И вздрагиваю от неожиданности, услышав мужской голос за своей спиной:
   - Не знал, что вы увлекаетесь стихосложением, помимо своих редакторских обязанностей.
  
   Круто разворачиваюсь на своём вращающемся стульчике и упираюсь взглядом в высокого, крепкого сложения, мужчину с упрямым подбородком и какого-то стального оттенка серыми глазами.
  
   - Простите, с кем имею дело? - произношу я вежливо-холодным тоном.
  
   - Как вы точно выразились. Именно так. На данный момент мы с вами имеем одно общее дело, и это дело - мой роман "За час до убийства", - обаятельно улыбается мой собеседник. - Позвольте представиться. Кожин Михаил Борисович.
  
   Я запоздало заливаюсь краской. Вот, блин, ничего не скажешь - вовремя он вошёл. Надо, надо избавляться от своей отвратительной привычки разговаривать вслух.
  
   Пытаясь исправить положение, я пожимаю протянутую мне руку и бодро представляюсь:
   - Рощина Татьяна Владимировна.
  
   - Я уже знаю, как вас зовут. Только что разговаривал с заведующей отделом. Это она подсказала мне, где вас найти. Я к вам вот по какому вопросу. Татьяна Владимировна, раз именно вы будете редактировать мой роман, у меня к вам большая просьба: не исправляйте в тексте ничего, кроме ошибок.
  
   -Что вы имеете в виду? - поднимаю я бровь.
  
   - Я слышал, многие редакторы страдают профессиональным заболеванием, которое я бы назвал "зуд карандаша". Они беспощадно кромсают и извращают авторский текст. Вы не из таких? Знаете, я очень серьёзно и добросовестно подходил к каждой строке, к каждому слову. Не хотелось бы, чтобы мой труд претерпел большие изменения под вашим пером, - он подкупающе улыбается, достаёт из-за спины и кладёт на мой стол огромных размеров шоколадку.
  
   - Что это? Взяток я не беру.
  
   - Это не взятка, а знак внимания очаровательной женщине, - с шутливым поклоном отвечает мне Кожин.
  
   Подозреваю же, что это голая лесть, а всё равно таю.
  
   - Михаил Борисович, сразу видно, что вы автор начинающий. Я могу вас успокоить. У меня нет ни времени, ни желания переписывать заново ваши произведения. Я просто исправляю ошибки: грамматика, иногда стилистика. Вы, кажется, пишете детективы? Не переживайте, я не поменяю преступника и жертву местами, - улыбаюсь я, про себя заметив, что одолевавшее с утра раздражение куда-то улетучилось, и получаю в ответ ещё одну обаятельную улыбку "начинающего автора".
  
   - А сейчас извините меня, но мне надо работать, - говорю я, давая понять, что аудиенция окончена, и добавляю, уже склоняясь к папке на столе, - над вашим романом, между прочим. До свидания, Михаил Борисович.
  
   - До свидания, Татьяна Владимировна, - большой человек неловко разворачивается в моём крошечном кабинетике, задевает плечом полку, на которой стоят словари и моя любимая кружка, с которой я всегда бегаю к девчонкам в соседний отдел погонять чаи.
  
   Пара книг и кружка летят на пол.
  
   Словари отделываются испугом, зато кружка - в осколки.
  
   Кожин виновато начинает извиняться, я останавливаю поток извинений взмахом руки - ну не убивать же мне его за разбитую посуду! - и выпроваживаю писателя из кабинета.
  
   Собирая осколки, я бормочу себе под нос в качестве успокоительного средства: "Посуда бьётся к счастью - верная примета". Остаток рабочего дня проходит в труде и в тщетном ожидании обещанного счастья.
  
  
   Глава 8
  
   Ровно в шесть часов я робко нажимаю кнопку звонка у обшарпанной, обитой коричневым дерматином двери квартиры в типовой "хрущобке". Да, в общем, я и не ожидала, что меня примут в шикарном офисе.
  
   Хорошо хоть, что всего второй этаж, потому что лифта в этом доме отродясь не было, а после рабочего дня топать пешком куда-нибудь чуть не на чердак - сомнительное удовольствие.
  
   Дверь распахивается, но - вот уж чего я точно не ожидала - за дверью никого нет. Точнее, никого нет на уровне моих глаз, потому что через долю секунды откуда-то снизу раздаётся:
   - Здравствуйте, проходите.
  
   Я вздрагиваю и ошеломлённо опускаю взгляд: передо мной в инвалидной коляске, с пледом на коленях, сидит красивая женщина лет тридцати. Точнее, это женщина когда-то была красива, но теперь несколько неровных, грубых шрамов безобразят её лицо, искривляя точёные черты.
  
   - Здравствуйте, - выдавливаю я из себя, всеми силами пытаясь скрыть своё замешательство, но, боюсь, мне это плохо удаётся.
  
   Я никак не могу определиться, куда мне пристроить взгляд: кажется одинаково невоспитанно смотреть в лицо этой женщине или отводить глаза куда-то в угол.
  
   Наверное, уже привыкшая к такой реакции на её уродство, женщина коротко поясняет:
   - Автомобильная авария. Семь лет назад.
  
   Потом торопливо, словно боясь услышать слова сочувствия, она улыбается, отчего её лицо причудливо перекашивается, и произносит:
   - Я - Ирина. А вы, наверное, Таня? Мы с вами договаривались на шесть часов, верно? Вы пунктуальны. Это замечательное качество.
  
   - У меня есть в запасе ещё несколько не менее замечательных качеств. Надеюсь, мужчины их оценят, - натужно шучу я, чтобы разрядить обстановку.
  
   Женщина опять улыбается своей странной улыбкой - словно морщится от боли, затем гостеприимно предлагает:
   - Куртку можете повесить вот сюда, на вешалку. Нет-нет, не разувайтесь. Сумочку можете оставить здесь, на столике.
  
   - Я возьму её с собой.
  
   - Как хотите. Пожалуйста, проходите в комнату: прямо по коридору и налево. А я пока сварю кофе. Вы не желаете чашечку?
  
   - Спасибо. С удовольствием. Чёрный и без сахара, если можно.
  
   Она кивнула, и, тихо шурша колесами инвалидного кресла по линолеуму, удалилась в направлении, противоположном указанному мне.
  
   Я несмело двинулась по коридору и остановилась на пороге средних размеров комнаты, оклеенной забавными обоями с плюшевыми мишками. Кажется, раньше она служила детской. Теперь же в ней вдоль одной стены жались друг к другу большой уродливый шифоньер и продавленный узкий диванчик, а у другой стены размещался письменный стол, на котором стоял пузатый компьютерный монитор и валялось множество каких-то исписанных бумаг, бумажек и клочков бумаги. Пара стульев не первой молодости довершали меблировку.
  
   Здесь меня ожидала ещё одна неожиданность. За компьютером спиной ко мне сидел мужчина. Над спинкой стула мне была видна уже начинающая хозяйничать на его голове лысина в окружении какого-то полинялого, блеклого цвета волос и широкие плечи, обтянутые свитером.
  
   Очевидно, мужчина не слышал моих шагов, так как продолжал что-то увлеченно печатать на компьютере. Я вежливо кашлянула, заявляя о своём присутствии. Мужчина оглянулся через плечо, напечатал ещё несколько знаков, очевидно ставя точку в своей работе, и после этого повернулся ко мне.
  
   Лицо у него оказалось такое же невыразительное, как и затылок. Такое увидишь - и через пять минут не сможешь воспроизвести в памяти. На вид ему было около тридцати пяти-сорока лет.
  
   - Проходите, пожалуйста, - извиняющимся тоном сказал он. - Я не слышал, как вы вошли. Желаете разместить своё объявление в интернете?
  
   - Да. Но погодите, разве этим занимаетесь вы? Почему же у вас в объявлении указано женское имя?
  
   Пойманный мною на этом несоответствии, он вовсе не кажется смущенным:
  - Позвольте вам объяснить. Имя, указанное в объявлении, это имя моей жены Ирины. Она помогает мне. У нас своего рода семейный бизнес, можно так сказать. Из нас двоих в компьютерах хорошо разбираюсь только я, так что большую часть работы беру на себя. Но представьте, что в объявлении о подобного рода услугах было бы указано мужское имя. Вы лично позвонили бы тогда? Только честно.
  
   - Нет.
  
   - То-то и оно. Над людьми довлеют стереотипы. Почему-то считается, что свахой обязательно должна быть женщина. Может быть потому, что "сваха" - слово женского рода? Но, поверьте, в наш век прогресса нет никакой разницы, какого пола будет тот человек, который отправит ваши данные на какой-нибудь брачный сайт в интернете. Компьютер - это просто машина, и ему всё равно, чья рука нажмёт нужную клавишу: женская или мужская.
  
   Всё это произносилось таким убедительным тоном, что я невольно почувствовала симпатию к человеку, так увлеченному своим делом.
  
   В эту минуту в комнату вкатилась Ирина на своей инвалидной коляске, держа в руках поднос с изящной чашечкой.
   - Кофе для вас. Чёрный, как вы и просили.
  
   - Большое спасибо, - поблагодарила я.
  
   Одной рукой всё ещё держа поднос, другой рукой Ирина протянула мне чашку. Сделала она это так неловко, что немного кофе вылилось на край моего рукава.
  
   Увидев это, Ирина испуганно взглянула на своего мужа, побледнела, залопотала извинения. Я мысленно поблагодарила небеса за то, что сегодня на мне довольно затрапезный свитер, а не белая шёлковая блузка.
  
   - Ради бога, простите мою неуклюжесть! Вот, возьмите салфетку, попробуйте оттереть, - засуетилась женщина.
  
   Разумеется, кофейное пятно так легко не сдалось.
  
   - Вы знаете, это пятно лучше попытаться застирать, пока оно свежее, - предложила Ирина. - Игорь, покажи, пожалуйста, где у нас ванная.
  
   Ага, так значит, её мужа зовут Игорь. Мог бы сам представиться в самом начале нашего знакомства. Впрочем, он, скорее всего не успел это сделать. Я ведь сразу наехала на него, словно танк.
  
   Игорь поднялся из-за компьютера, оказавшись на целых полторы головы выше меня. Проведя меня по коридору до места назначения, он включил свет в ванной и, предоставив мне дальше хозяйничать самой, вернулся в комнату.
  
   В ванной я открыла кран, потом, не снимая свитера, намочила край рукава под струёй воды, намылила его и вновь сунула под воду.
  
   Мой ум, не в состоянии долго оставаться праздным между тем начал пытливо вопрошать: а что это Ирина так испугалась, когда опрокинула на меня кофе? Может, у нее муж - домашний тиран? Другим дарит семейное счастье, а сам на досуге ее поколачивает? А может, про аварию - вранье, и это Игорь побоями довел жену до инвалидной коляски? "Воистину, - оборвала я себя - все-таки надо заняться писательством - у меня чересчур богатая фантазия". И вообще: у этой искалеченной Ирины хотя бы есть муж. А у меня, при всей моей здоровой внешности, нет. И ещё неизвестно, кто из нас больше несчастлив. Я вздохнула, просушила рукав полотенцем и вышла из ванной.
  
   В комнате Ирины уже не было. Судя по всему, маленькая неприятность с кофе вызвала Игоря на откровенность - он заговорил извиняющимся тоном:
   - Вы простите, пожалуйста, мою супругу. Ей очень нелегко. С тех пор, как с ней случилось несчастье, она очень изменилась: стала такой эмоциональной, нервной. Ведь она раньше работала манекенщицей у знаменитого модельера Александра Зуева. У неё были блестящие перспективы. Сами понимаете, что после случившегося пришлось забыть про работу и карьеру. Ирина очень тяжело это переживала. Но сейчас, кажется, немного свыклась со своим положением, если с ним вообще можно смириться женщине. Ей нравится помогать мне. Так она чувствует себя нужной, причастной к какому-то делу. Да и мне эта помощь не лишняя. Ведь поначалу этот бизнес не был основным моим занятием. По профессии программист, я работал в небольшой компьютерной фирме. Знаете, как началась моя карьера свахи? Пару лет назад одна девушка, работавшая со мной, попросила меня разместить её на каком-то сайте знакомств. Я помог. Кажется, она удачно вышла замуж, потому что после этого меня начали осаждать её подруги с такой же просьбой. Я считаю, что каждый труд должен быть оплачен, поэтому установил приемлемую таксу за свои услуги. Это оказалось приятным дополнением к моей не очень большой зарплате. И пошло-поехало. Так я и стал "электронным свахом". Сначала Ирина не очень-то была довольна, что я занялся таким делом. Наверное, ревновала к клиенткам. Потом, как я уже сказал, стала оказывать посильную помощь. И вообще, это дело благодарное. Приятно помогать людям обрести счастье. Звонят потом, благодарят, шлют свадебные фотографии. Хотите посмотреть?
  
   На протяжении всего этого монолога я только кивала головой без каких-либо комментариев и реплик, так что на последний вопрос я по инерции снова кивнула, и Игорь, порывшись на столе, извлёк из-под груды бумаг засаленный тощий фотоальбом. Было интересно рассматривать незнакомых мне людей, держащихся за руки и счастливо или застенчиво улыбающихся в объектив.
  
   - Даже немного завидно стало, - пошутила я, возвращая альбом владельцу.
  
   - Значит, надумали всё-таки размещаться? - встрепенулся он.
  
   Я поколебалась пару секунд, вспоминая, с какими непонятными обстоятельствами оказался связан телефон этого человека. Но он смотрел на меня такими честными глазами, и мне казалось, что вместе с ним, приглашая меня присоединиться к их счастью, замерли сейчас в ожидании все удачно женатые пары, только что увиденные мной в альбоме. Симпатия перевесила осторожность.
  
   - Ну, давайте попробуем, - неуверенно произнесла я.
  
  
   Глава 9
  
   - Для начала познакомимся. Меня зовут Игорь Олегович Бармин, но лучше просто Игорь. А вас?
  
  - А меня зовут Татьяна Владимировна Рощина. Можно просто Татьяна.
  
  - "Итак, она звалась Татьяной",- процитировал он классика. - Замечательно. Давайте я вам расскажу, что мы с вами будем делать. Сперва вам придётся немного потрудиться. Вот, - "свах" протянул мне листок с отпечатанным текстом и ручку. - Это анкета. Заполните её, пожалуйста. А я пока, если можно, займусь вашими фотографиями - мне нужно их отсканировать. Не бойтесь, я их вам тут же верну.
  
  Я вынула из сумочки фотографии, протянула Игорю, затем придвинула свой стул ближе к столу, и пристроила анкету на самом краешке столешницы, свободном от бумаг.
  
   Первые же несколько пунктов вопросника удивили меня. Помимо имени, роста, цвета глаз и волос, образования и прочих параметров, мне предлагалось назвать свой домашний адрес и телефон.
  
   Всегда жила по английской поговорке: "Мой дом - моя крепость" и терпеть не могу разбрасываться своими координатами направо и налево.
  
   - Скажите, Игорь, а для чего мне необходимо указывать свой телефон да ещё и домашний адрес в придачу? - отвлекла я "электронного сваха" от возни со сканером. - Вы что, собираетесь опубликовать их в интернете?
  
   - Ни в коем случае! - машет он руками в ответ. - Объявление в интернете - самый безопасный способ знакомства. Часть ваших данных, конечно, будет выложена на нашем сайте, но никакая конфиденциальная информация не будет обнародована ни в коем случае. Мы просим указывать эти данные на случай, если нам с вами необходимо будет срочно связаться по какому-либо вопросу. Всякое бывает. Например, вдруг на ваше имя поступят цветы, подарок или письмо не по электронной, а по обычной почте или через курьерскую службу от заинтересовавшегося вами мужчины.
  
   - И что, действительно пишут? - недоверчиво вопрошаю я.
  
   - Такой интересной девушке, как вы, мешками будут письма приходить.
  
  Немного успокоенная таким неуклюжим комплиментом "в лоб", я продолжила заполнение анкеты. Через пять минут я споткнулась о пункт "О себе".
  
  - Здесь что, автобиографию писать?
  
  - Конечно, нет, - засмеялся Игорь. - Здесь обычно пишут то, что помимо сухих анкетных данных вы хотите сообщить о себе тому, кто будет читать это объявление. Здесь царит вольный стиль. Вы можете писать в шутливой форме или в романтических выражениях - это не важно. Главное здесь - показать себя с лучшей стороны. Никаких отрицательных качеств - вы понимаете, конечно же. Всё только самое хорошее о себе, любимой. Не бойтесь показаться нескромной. Это тот самый случай, когда сам не похвалишь - никто не оценит.
  
  - А вот этот пункт: "Ваши требования к партнёру"? Что писать здесь?
  
  - Какими качествами должен обладать человек, с которым вы хотели бы познакомиться. Тут уж каждый пишет, кто во что горазд: кому-то важна внешность, кому-то душевные качества, кому-то важнее всего толщина кошелька. Решать вам.
  
   Наконец, я заполнила анкету до конца и протянула её Игорю.
  
  - Давайте взглянем, что у вас получилось, - он забегал глазами по строчкам. - Прекрасно. У вас хороший слог. Чувствуется творческая личность. Вы случайно не пишете книги? - уставился он на меня пристально.
  
  - А почему вы спрашиваете? Автографы собираете? - ответила я вопросом на вопрос.
  
  - Да нет, просто не так давно ко мне по объявлению уже приходила одна писательница, - отвёл он глаза на монитор компьютера, то ли сделав вид, то ли действительно внимательно рассматривая только что отсканированное изображение.
  
  Я внутренне напряглась. Ко мне опять вернулось ощущение опасности. Уж не Берсеньеву ли он имеет в виду?
  
  Игорь же продолжал говорить, по-прежнему не глядя на меня:
  - Ко мне вообще приходят люди самых разнообразных профессий. От продавщицы до балерины - все хотят быть счастливыми. Знаете, со столькими людьми приходится общаться, столько жизненных историй выслушивать! Впору самому становиться писателем.
  
  Неожиданно прервав самого себя, он снова повернулся в мою сторону:
  - Ну вот, ваши фотографии отсканированы и слегка отретушированы. Теперь они готовы к отправке на сайт. Хотите на них взглянуть?
  
  Результат меня поразил. Лет десять с моего лица Игорь скинул, это точно. Исчезли морщинки и тени под глазами. Цвет лица - как у жизнерадостного младенца с обертки гематогена. Я вообще редко себе нравлюсь на фотографиях. Но на этот раз... Ну, мужчинки, держитесь! Точите перья, пишите письма. Я сама себе была готова написать.
  
  - Вот ваши фотографии, возьмите их, они мне больше не понадобятся. Я сохранил их в компьютере в электронном виде. Теперь давайте разберёмся, как будет происходить переписка. Для вас будет создан отдельный почтовый ящик. Это не значит, что ящик будет настоящий, такой же, как тот, что висит в вашем подъезде. Это будет виртуальный ящик - просто небольшое пространство на сайте, где будет храниться ваша почта. Из этого почтового ящика почта автоматически будет пересылаться на ваш компьютер. У вас есть дома компьютер?
  
   - Нет. Но компьютер есть у меня на работе.
  
   - А выход в интернет?
  
   - Нет... Погодите, кажется, есть, - я вспомнила, что у девчонок из отдела по связям с общественностью, где работала Агата, точно подключен интернет.
  
   - Вы хотите получать свою почту на рабочий компьютер или вы будете приезжать за письмами ко мне?
  
   - Честно говоря, мне далековато до вас добираться, и я бы предпочла получать почту сама. Только нельзя ли сделать так, чтобы, кроме меня никто эту почту не читал?
  
   - Нет проблем. Я создам для вас личный электронный адрес. Он будет защищен паролем, так что никто не сможет читать вашу переписку, - Игорь повернулся к компьютеру. На мониторе замелькали какие-то окошки, Игорь что-то печатал на клавиатуре. Потом он заглянул в заполненную мной анкету, нажал ещё несколько клавиш и сказал:
   - Готово. Вот ваш электронный адрес, - он нацарапал его на клочке бумаги и протянул мне, - В качестве пароля я завёл дату вашего рождения. Так вам будет проще его запомнить. Ваши данные я отправлю на сайт уже сегодня вечером. Всё, что от вас отныне потребуется - это не забывать периодически выходить в интернет и проверять свою электронную почту.
  
   - Вы мне объясните, как это делается?
  
   - Очень просто... - Объяснял Игорь сжато и толково, так что минут через пять я уже в состоянии была запомнить и выдать на практике необходимые манипуляции для проверки своей почты.
  
  Деньги за услугу перекочевали из моей сумочки в руки Игоря. Рукав моего свитера уже подсох. Пора было отступать.
  
  До сих пор ничего угрожающего моей личной безопасности я здесь не заметила. Ну, если только не считать попыткой убийства то, что меня облили горячим кофе.
  
  Зато выяснилось, что здесь бывала какая-то писательница.
  
  Берсеньева? Пока не уверена, но очень вероятно. Что ж, закинем на прощание небольшой крючочек. В прихожей, натягивая куртку, я, как бы между прочим, задаю вопрос:
   - Ну и как, выдали вы замуж ту писательницу?
  
   - Какую писательницу? - недоумённо вскидывает брови Игорь.
  
  - Ту, которая к вам по объявлению приходила. Вы мне сегодня рассказывали...
  
  По его лицу пробегает какое-то неуловимое выражение.
  
   - Ах, Ларису! Нет, она куда-то пропала. Перестала звонить, приходить за письмами - она почту на мой компьютер получала. Наверное, повстречала кого-то подходящего и без моего участия. Знаете, так иногда случается, и чаще всего люди забывают меня предупредить, что больше не нуждаются в моей помощи. Но я на них не в обиде. В счастье человек всегда немного эгоистичен.
  
   Игорь возится с замком, потом распахивает передо мной дверь:
  - До свидания, Татьяна. Удачи вам в ваших поисках. Если возникнут какие-то вопросы, звоните. Телефон вы знаете. Я обычно всегда по вечерам дома.
  
   - Спасибо вам. Обещаю прислать свою свадебную фотографию в вашу коллекцию, - я с облегчением выскальзываю за дверь.
  
   Выйдя из подъезда, я оборачиваюсь, кидаю задумчивый взгляд на фасад дома. Так значит, Лариса Берсеньева всё-таки приходила сюда. Что это: простое совпадение или?.. И тут я вздрагиваю от неожиданности: в окне второго этажа, за тюлевой занавеской я вижу женский силуэт в инвалидном кресле.
  
   В полутьме комнаты я не вижу глаз этой женщины, но уверена, что она пристально смотрит на меня. Острый приступ жалости захлёстывает меня. Я отвожу взгляд и медленно бреду к остановке.
  
  
   Глава 10
  
   Первое что я делаю на следующий день, придя на работу, это бегу с коробкой конфет в отдел по связям с общественностью. Там я выпрашиваю себе право "одним глазком заглядывать" в Интернет пару раз в день и трясущимися от волнения руками проверяю свой электронный адрес. Ничего. Ну что ж, подождём. Больше ждали.
  
   Возвращаюсь в свою "табакерку" и продолжаю работу над детективом Кожина. К своему удивлению обнаруживаю, что написана вещь неплохо, и сюжет потихоньку начинает захватывать моё внимание, порой даже отвлекая от основной моей задачи - правки ошибок, которых, впрочем, совсем немного.
  
   В обеденный перерыв, жуя прихваченный из дому бутерброд прямо на рабочем месте, пытаюсь загрузить свои мозги математической задачей.
  
   Дано: одна молодая одинокая женщина - Лариса Берсеньева - размещает своё объявление в интернете и вскоре после этого умирает. Несчастный случай.
  Вторая молодая одинокая женщина Агата Полежаева с помощью того же Игоря Бармина ищет себе мужа, и через неделю её убивают.
  
   Так. Стоп. А вот это как раз и неизвестно точно, размещала ли Агата свои данные в интернете и встречалась ли с Барминым.
  
   Может, я ищу черную кошку в темной комнате, а её там и нет? Может, Агата назначила встречу Бармину, но на неё так и не явилась? Может, смерть моей подруги никак не связана с электронным сватовством, и обвинять во всём следует лишь разгул преступности? Ведь Берсеньева не была убита, если верить газетам.
  
   Почему я решила, что эти два события, эти две смерти как-то связаны? Никаких доказательств этому не существует. Только мои подозрения.
  
   Возможно, во всём виновато моё слишком развитое воображение. Нафантазировала себе невесть что.
  
   В конце концов, на свете существует милиция, чтобы ломать себе голову над такими загадками. Им хотя бы за это деньги платят. Да и фактов у них в руках, я думаю, побольше, чем у меня. А в условиях моей задачи слишком много неизвестных.
  
   Я решительно встряхиваю головой: нет, мне не под силу докопаться до истины самой. Если я хочу узнать, отчего погибла Агата, и кто её убил, остаётся ждать, когда следователь Гуляев выяснит это. У каждого на этом свете есть своё собственное дело. Надо им заниматься и не лезть в чужую вотчину.
  
   Между прочим, если хорошо подумать, то в профессии милиционера и редактора можно обнаружить нечто общее: я ищу грамматические ошибки в тексте, а следователь ищет ошибки в действиях преступника, чтобы воспользоваться ими и поймать его. Так что мы, в некотором роде, с Гуляевым коллеги.
  
   Я улыбаюсь своему неожиданному умозаключению, сладко потягиваюсь и смотрю на часы: перерыв окончен, хватит играть в детектива. Меня ждёт детектив Горин - герой романа "За час до убийства".
  
   Говорят, что писатель часто подсознательно наделяет главного героя своими чертами характера и вкладывает в его уста свои мысли. Интересно, как много от себя самого вложил Михаил Кожин в личность частного детектива Горина?
  
   То мимолётное знакомство, которое у нас состоялось, почему-то не даёт мне покоя. Есть в Кожине какая-то харизма. И эта его обаятельная улыбка. Когда он серьёзен, лицо у него строгое, непроницаемое. А потом вдруг всю эту серьёзность в один миг стирает улыбка, да ещё такая заразительная, что невольно улыбаешься в ответ. Не зря Агатка когда-то на него "запала" - я невольно вспомнила наш с ней последний разговор и то, как она мне сватала Кожина.
  
   Сбегав после обеда ещё раз проверить электронную почту, я вновь возвращаюсь ни с чем.
  
   Неужели моё так замечательно отретушированное фото не привлекло ничьего взгляда? Ведь я вовсе не уродина. А если и уродина, то уж точно довольно симпатичная. Жильём обеспечена. Детьми не обременена. Чего ещё нужно этим мужикам? Небось, сидят мечтают о Синди Кроуфорд, не меньше. А к зеркалу подойти и посмотреть на себя самокритичным взглядом ума не хватает.
  
   И вообще, есть в этих заочных знакомствах, по крайней мере, один недостаток: разместила объявление, и не знаешь, что за "фрукт" откликнется. Как в сказке: выпустил молодец стрелу из лука, а кто ту стрелу поднимет: красна девица или жаба зелёная - это уж как повезёт.
  
   Не верится мне, что из этой затеи с интернетом что-то выйдет. Таких, как я, только на этом сайте, небось, тысячи, и каждой подавай принца. Где же их, этих принцев, на всех набрать? Тем более, если их в пору в красную книгу заносить, как исчезающий вид. И на что я надеюсь, дура?
  
   Мысленно обругав себя за наивность, возвращаюсь к работе. Похождения частного детектива Горина в обработке Михаила Кожина продолжаются.
  
   Исправляя ошибки, я успеваю следить за развитием событий. Узел интриги затягивается всё туже. Неожиданно в романе возникает романтическая сюжетная линия.
  
   Вот уж не ожидала. У детектива Горина завязывается роман с клиенткой, нанявшей его. Интересно. Если считается, что автор невольно переносит какие-то свои качества характера на своего главного героя, то уж в образе главной героини он, наверняка, выведет свой идеал женщины.
  
   Забавно узнать, каков же он у Михаила Кожина. Внимательно читаю описание героини: "высокая брюнетка со спортивной фигурой и короткой стрижкой", - ну просто полная моя противоположность!
  
   Если у господина Кожина и существует личный донжуанский список, мне, похоже, не грозит в него попасть. Да, всё-таки та шоколадка точно была взяткой, а не зна́ком внимания.
  
   Усилием воли приказываю себе прекратить думать о Кожине и до конца рабочего дня думаю только о работе.
  
   Вот, наконец, и заветные пять часов. Сегодня пятница, и впереди меня ждут выходные, но это почему-то не радует. Опять просижу субботу и воскресенье с книгой на диване.
  
   Раньше мы часто по выходным выбирались с Агаткой в город: людей посмотреть, себя показать, или бродили по магазинам, примеряя кучу различной одежды и покупая какие-нибудь приятные мелочи. А теперь, со смертью подруги в моей одинокой жизни стало ещё больше пустоты.
  
   Собаку, что ли, завести? Так меня целыми днями нет дома, а с собакой надо гулять, играть. Лучше кошку тогда. Кошка менее социальное животное. Да и хлопот с ней меньше.
  
   Стоп!
  
   Кошка!
  
   А ведь у Агаты была кошка. Как я могла забыть? Что с нею стало? Надо обязательно завтра зайти и спросить у соседки. Как же ту звали? Ираида Павловна? Нет, Ираида Сергеевна, точно. Ну вот, у меня и нашлось дело на этот уикенд.
  
   Чуть приободрившись, я быстро собираюсь, запираю кабинет и выхожу на улицу.
  
   Не успеваю я пройти по тротуару и пяти метров, как наперерез ко мне вдруг быстрым шагом направляется какой-то мужчина. Я узнаю его только когда между нами расстояние сокращается до минимального, и увильнуть от встречи просто невозможно.
   - Добрый вечер, Татьяна Владимировна! - расплывается он в улыбке.
  
   - Вечер добрый, Михаил Борисович! Гуляете?
  
   - Не угадали. Я ждал вас.
  
   - Меня? - совершенно искренне удивляюсь я.
  
   - Именно, - отвечает Кожин. Я всматриваюсь в его лицо, ища какой-нибудь подвох, но оно совершенно серьёзно.
  
   - И зачем же вы меня ждали? - я стараюсь говорить бесстрастным официальным тоном, за которым всегда прячу своё смущение.
  
   - Хотел подарить вам вот это, - он протягивает мне красиво упакованную в целлофан и перевязанную ленточкой кружку.
  
   - Опять взятка?
  
   - Вовсе нет. Просто хотел возместить вам причиненный ущерб. Кажется, когда мы виделись в прошлый раз, я нечаянно кое-что разбил.
  
   Кожин всовывает кружку в мои руки, и я машинально сжимаю её в пальцах, чтобы не уронить.
  
   - Не мог спокойно спать. Всё думал, как вам там работается над моим романом без допинга в виде кофе или крепкого чая. Так, не ровен час, и заснуть можно над моим скучным сюжетом, - лицо его непроницаемо, но в глазах пляшут весёлые чёртики.
  
   Я чувствую, что надо в тон ему ответить шуткой, но всё моё остроумие, до сих пор меня не подводившее, словно парализовано.
  
   Я устала.
  
   Я хочу есть.
  
   И я не понимаю, к чему этот непонятный диалог посреди оживлённой улицы под противным мелким моросящим дождём, и чего хочет от меня этот человек.
  
   - На комплимент напрашиваетесь? - произношу я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно безразличнее. - Думаете, я сейчас начну горячо вас разубеждать, что ваш роман вовсе не скучен, а, напротив, гениален? Вы, наверное, тщеславны, как все писатели. Должна вас разочаровать: я не литературный критик, я редактор. И вообще, я спешу.
  
   Я резко поворачиваюсь на каблуках, намереваясь уйти.
  
   - А вы, как все редакторы, за буквами и строчками не хотите видеть человека, написавшего их, - обиженно парирует Кожин, своими словами вынуждая меня вновь остановиться. - Вас, редакторов, хлебом не корми - дай только поисправлять, повычёркивать. Вот я, например, только-только появился в вашей жизни, а вы уже спешите меня вычеркнуть из неё. Но почему? Неужели я вам так глубоко несимпатичен? Ведь вы меня ещё совсем не знаете. А вдруг на самом деле я белый и пушистый?
  
   В голосе писателя звучит неподдельное огорчение, и от этого мне становится стыдно за своё стервозное поведение. Человек ко мне со всей душой. Кружку вот подарил. А я с ним веду себя по-хамски. Это всё мои издёрганные за последнее время нервы. Но он-то тут ни при чём.
  
   Я опять поворачиваюсь к нему и миролюбиво говорю:
   - Ну, если вы белый и пушистый, надеюсь, вы не сильно линяете на ковры, в противном случае я сочту эти ваши качества отрицательными...
  
  
   Глава 11
  
   Через десять минут мы уже сидим вдвоём в небольшом, но уютном кафе, попиваем кофе и болтаем обо всём и ни о чём.
  
   Неожиданно для самой себя я обнаруживаю в Кожине интересного собеседника. Я ловлю себя на ощущении, будто знаю его уже многие годы, настолько мне легко с ним общаться. Мы с ним словно настроены на одну и ту же волну.
  
   Ещё больше меня поражает в Михаиле то, что он умеет не только хорошо рассказывать, но и слушать. Его умный, внимательный взгляд вдохновляет меня на какие-то длинные рассказы.
  
   Я сама не замечаю, как успеваю изложить ему чуть не всю свою биографию. Это я-то, человек по натуре скрытный!
  
   Позже, анализируя этот вечер я пойму, что из нас двоих больше трепалась я. Он же, в основном, шутил и расспрашивал меня, изящно уходя от большинства моих вопросов.
  
   О себе Кожин рассказал очень мало: тридцать девять лет, разведён, живёт один. Уже год как увлёкся сочинительством. Пишет в свободное от работы время, но, если первые романы будут пользоваться спросом, с удовольствием перейдёт в статус профессионального писателя.
  
   Вот, пожалуй, и всё, что я узнала о нём в тот вечер. То есть, по большому счёту, ничего. Но я почти физически ощущала огромное обаяние его личности. Я чувствовала себя, как сухой лист, упавший в бурный поток и влекомый куда-то в неведомую даль.
  
   Просидев в кафе несколько часов кряду и выпив, наверное, весь имевшийся у них в наличии кофе, мы, наконец, выходим на улицу.
  
   Кожин останавливает проезжающее мимо такси.
  
   Ныряя с холодной улицы в тёплую глубину машины, я уже хочу поблагодарить его за этот джентльменский жест и попрощаться, но он опускается на сиденье рядом со мной:
   - Разрешите вас проводить. Я хочу быть уверен, что с вами ничего не случится, и вы благополучно будете доставлены домой.
  
   Я для приличия слабо протестую, но мне приятна такая забота обо мне. Я так давно её не ощущала.
  
   Не оставляя мне выбора, Кожин захлопывает дверцу автомобиля. Я называю водителю адрес и наше такси, плавно тронувшись с места, плывёт по освещённому жёлтыми огнями городу, а мы всё говорим, говорим, как будто два старых друга, которые не виделись десять лет.
  
   Уже стоя на моём крыльце, мы всё никак не можем расстаться, увлечённые беседой.
  
   Я чувствую себя немного хмельной от такого количества мужского внимания, свалившегося на меня так неожиданно. Я несу всякую чепуху, уже боясь остановиться, потому что не хочу прощаться с этим человеком и своими руками обрывать такой чудесный вечер.
  
   Я разглагольствую, глядя прямо в эти серые глаза с холодным стальным оттенком, и вдруг, к собственному страху, понимаю, что читаю в них обожание. Так в мелодраматических фильмах мужчина обычно смотрит на женщину перед тем, как её поцеловать. Осознав это, я испуганно замолкаю на полуслове.
  
   Повисает пауза. Мы стоим, как два дурака, глядя друг на друга, и молчим. Я не выдерживаю и произношу жутко банальную фразу:
  
  - Почему вы на меня так смотрите?
  
  - Как так? - ещё более банально отвечает Михаил, продолжая ласкать меня взглядом.
  
  - Так пристально, как будто... как будто оцениваете.
  
  - Разве? Я, между прочим, вас уже давно оценил. В первое же мгновение, как вас увидел.
  
  - Да? И на сколько же баллов я "потянула"? - пытаюсь я всё ещё перевести выходящую из-под контроля ситуацию в шутку.
  
  - На двенадцать, - не задумываясь отвечает Кожин.
  
   Я даже прихрюкиваю от такой наглости.
  - Маловато. Это по какой же шкале?
  
  - По шкале Рихтера. По максимуму. Вы потрясающая женщина. Вас надо оценивать только по той же шкале, по которой оценивают землетрясения.
  
  И, не давая мне опомниться, он целует меня.
  
  Поцелуй длится несколько мгновений, но они кажутся мне целой вечностью. Первой разрываю его я и, отпрянув, спрашиваю чуть охрипшим голосом:
  - Как это понимать?
  
  - Очень просто. Похоже, я нашёл женщину, которую искал всю свою жизнь.
  
  Он опять тянется ко мне, но я уклоняюсь от поцелуя и отступаю на шаг назад.
  - Будьте осторожнее со словами. Я могу в них поверить. Вы писатель и умеете говорить цветисто. С таким талантом можно соблазнить любую женщину, ведь, как известно, женщины любят ушами.
  
  Кожин открывает рот, пытаясь что-то мне возразить, но я продолжаю говорить:
  - Знаете, я не любительница, как бы это сказать, маленьких приключений без взаимных обязательств. Понимаете, что я имею в виду? А я знаю, что для вас это будет просто именно такое маленькое приключение, ведь я совершенно не похожа на ваш идеал женщины.
  
  Теперь серые глаза смотрят на меня с крайним удивлением.
  - Мой идеал женщины? Но как вы-то можете знать что-нибудь об этом?
  
  Я довольно путано объясняю свои умозаключения насчёт высокой спортивной брюнетки, выведенной в романе "За час до убийства" в качестве главной героини. Кожин внимательно, с самым серьёзным видом выслушивает меня, а потом заливается смехом:
  - Так вы, оказывается, увлекаетесь психологией. Не знал. Но должен вам сказать, что вы попали пальцем в небо. То ли вы такой неважный психолог, то ли я такой неправильный писатель, но я вовсе не из тех людей, которые в своём творчестве выворачивают душу перед читателем наизнанку и вкладывают всего себя в свои книги. Я не случайно пишу детективы. Этот жанр - замечательная гимнастика для ума. Знаете, для меня написать детективный роман - это как решить сложную шахматную задачу или математическое уравнение. Каждый раз, когда я начинаю писать новый роман, это словно вызов: сумею ли я сплести хитроумную интригу, а в конце книги разложить всё по полочкам. Своих героев я создаю, как математические модели. Любой человек, увиденный мной на улице, или в магазине, или просто по телевизору, может стать прототипом очередного моего персонажа. Видите, как всё скучно. Не стоит устраивать фрейдистский разбор моему творчеству. Вы потерпите неудачу. В моих книгах нет моих идеалов и грёз. Там сплошная механика.
  
  Я рада, что сумела перевести нашу беседу со своей персоны на более безопасные рельсы, потому что пока не готова к такому бурному развитию событий с поцелуями и клятвами, и уж тем более не собираюсь приглашать Кожина подняться ко мне и попить чайку.
  
  В конце концов, мы знакомы всего второй день. К тому же, после этого неожиданного поцелуя в моей голове всё так смешалось, что я вряд ли способна сейчас поддерживать беседу даже на отвлечённые темы.
  
  Я лихорадочно соображаю, как же теперь вывести наш разговор на финишную прямую. Ничего путного не придумав, я с очаровательной женской непосредственностью заявляю, что я очень устала и мне пора домой.
  
  Михаил провожает меня до лифта, по дороге выпытав номер моей квартиры и телефона и выпросив у меня разрешение позвонить в выходные.
  
  Пока старый лифт неторопливо ползёт на вызов кнопки, Кожин успевает спровоцировать меня ещё на один поцелуй.
  
  На это раз я уже не спешу оборвать его, и, застигнутые врасплох, мы оба недовольно хмуримся на распахнувшиеся дверцы лифта, напомнившие нам о реальности.
  
  Ковырнув замок ключами, я влетаю домой, как на крыльях. Сумка летит в одну сторону, сапоги в другую.
  
  Мне нужно срочно поделиться с кем-то своей радостью, иначе я просто взорвусь. Я вспоминаю про недавно начатый дневник. Присев к столу, я достаю из ящика серую тетрадку и атакую её своими восторгами.
  
  Через полчаса я уже в постели. Мой мозг, усталый и переполненный впечатлениями, проваливается в сон, едва я закрываю глаза.
  
  
   Глава 12
  
  Я просыпаюсь от телефонного звонка. Подскочив на постели, спросонья ещё почти ничего не соображающая, подбегаю к телефону и снимаю трубку:
  - Алло!
  
  На том конце провода тишина.
  
  - Алло! Говорите! Вас слушают, - начинаю злиться я.
  
  В трубке раздаются короткие гудки. Я смотрю на часы и коротко чертыхаюсь. Всего восемь часов утра. Это же надо было поднять меня в такую рань в субботу. Я возвращаюсь в постель, но сон уже не идёт. Придётся вставать.
  
  Сколько раз я давала себе торжественное обещание делать зарядку хотя бы по выходным, но лень намного сильнее моих добрых намерений и не отпускает меня из своих цепких коготков.
  
  По дороге в ванную я делаю несколько энергичных махов руками, и на этом моя утренняя гимнастика заканчивается.
  
  Соорудив себе на завтрак яичницу и поковыряв её вилкой, я вспоминаю о вчерашнем намерении съездить на квартиру, где жила Агата и узнать, что стало с её кошкой.
  
  Ключей от Агаткиной квартиры у меня, разумеется, нет, но если пожилая соседка ещё окончательно не впала в маразм, то она вспомнит меня и впустит.
  
  Стоп. А ведь не так давно всплыл какой-то важный момент, связанный с этой соседкой. Но какой? Я лихорадочно перелистываю в памяти последние несколько дней.
  
  Точно!
  
  Разговор со следователем.
  
  Ведь Гуляев ясно тогда сказал, что соседка видела предполагаемого убийцу Агаты и даже описала его внешность.
  
  Во мне опять просыпается сыщик. Почему бы и не попытаться расспросить старушку. Возможно, она расскажет мне то, о чём говорила следователю, а может, мне она расскажет даже больше, чем ему, кто знает?
  
   С транспортом мне повезло - ждать долго не пришлось, и уже минут через сорок я вошла в пахнущий кошками подъезд, поднялась по ступенькам, и позвонила в дверь, которая ещё, наверное, помнила звяканье Агаткиных ключей в своём замке.
  
   Сначала за дверью была полная тишина, потом я уловила осторожное шарканье тапочек, но по-прежнему никто не открывал. Я позвонила ещё раз.
  
  - Кто там? - раздался испуганный старушечий голосок.
  
  - Ираида Сергевна, это я, Таня Рощина, подруга Агаты. Вы же меня помните? Вы мне разрешите войти?
  
  Кажется, меня действительно вспомнили. Всё-таки я бывала у Агаты довольно часто и с соседкой её всегда раскланивалась.
  
  Зазвенела снимаемая дверная цепочка, потом дважды повернулся в замке ключ. Дверь распахнулась, и на меня глянули выцветшие от времени, но всё ещё проницательные глазки Ираиды Сергеевны, увеличенные стёклами очков.
  
  Рассмотрев меня, она грустно покачала головой и сказала:
  - Деточка, ты никак к Агаточке пришла? Разве ты не знаешь, что с ней, сердешной, случилось?
  
  - Знаю, Ираида Сергеевна. Но сегодня я пришла к вам. Мне бы хотелось с вами поговорить. Вы позволите?
  
  - Поговорить? А почему бы и не поговорить с хорошим-то человеком? Проходи, деточка, сюда.
  
  Старушка проводила меня на кухню и усадила за свой стол, покрытый клеёнкой с полустёртым рисунком.
  
  Я окинула кухню взглядом.
  
  Здесь ничего не изменилось. Всё там же у окна стоит стол, принадлежавший Агате, на котором мы вместе готовили бутерброды. Всё так же на конфорке плиты стоит пузатый голубой чайник с цветочками на боку, из которого мы разливали по чашкам кипяток. Всё в том же углу кухни высится холодильник, как и прежде, весь облепленный клочками бумаги и картинками, вырезанными из журналов, держащимися на маленьких магнитах.
  
  Агата обладала воистину девичьей памятью и постоянно писала сама себе записочки с напоминанием сделать что-то или сходить куда-то и лепила их на белые бока холодильника. Причём, уже сослужившие свою службу записки она снимать забывала или ленилась. И сейчас этот художественный беспорядок, царивший здесь и прежде, создавал такое впечатление, что хозяйка лишь вышла отсюда ненадолго и сейчас вернётся.
  
  Ираида Сергеевна тяжело, по-старчески, уселась за стол напротив меня:
  - Может быть, вы чаю хотите? Так мы сейчас сообразим. У меня есть чудесный чайный сбор, - радушно предложила она.
  
  Невооружённым глазом видно, что бабулька совершенно одинока, и рада любой компании. Собственно, на это я и рассчитывала.
  
  Я достаю из сумки предусмотрительно купленное по дороге печенье и коробку конфет, чтобы мой визит не лёг тяжким беременем на старушкину пенсию, и соглашаюсь:
  - А и в самом деле. Давайте почаёвничаем.
  
  Пока всё идёт по составленному мной на пути сюда плану. Бабушку надо разговорить, и вряд ли это получится в скомканной беседе в прихожей или, того хуже, через дверь. В неспешной беседе за чашкой чая можно узнать гораздо больше.
  
  Старушка явно расцветает при виде печенья и конфет и начинает хлопоты с чашками, блюдцами и чайником. Я вызываюсь помочь.
  
  Вдвоём дело идёт веселее, и вскоре мы уже сидим и с наслаждением прихлёбываем чай с травками.
  
  - Так о чём ты хотела со мной поговорить, деточка? - спрашивает бабуля, макая в чай печенье.
  
   - Я хотела бы узнать, как погибла Агата. Скажите, пожалуйста, что же здесь произошло? Говорят, что это вы её обнаружили, - кидаю я пробный шар.
  
  Личико Ираиды Сергеевны горестно сморщивается, и она всплёскивает руками:
  - Ой, деточка, не дай бог кому такое. До сих пор как вспомню, так сердце прямо и хватает. Да, это я её, сердешную, нашла. Я утром раненько встаю, как только радио заиграет. Так вот, проснулась я, значит, в тот день, в коридор выхожу. Смотрю: у соседки дверь нараспашку. А там... И как только инфаркт меня на месте не хватил. Лежит она на полу, а вокруг шеи у неё верёвка затянута, та самая, на которой я в ванной бельё сушила. Я, как только продышалась, так сразу в милицию звонить кинулась. Они приехали, давай меня расспрашивать, фотографировать тут всё, а Агаточка так и лежит на полу. До сих пор обмираю, как вспоминаю эту картину. Как только такое могло произойти с такой славной девочкой! Всегда такая приветливая была, опрятная, шумных компаний у неё никогда не бывало. Какой кошмар! Какой ужас!
  
  - Скажите, а в вечер перед убийством к ней кто-нибудь приходил?
  
  - В том-то и дело, что приходил. Я и милиции про то сказала. Она вроде мужчин не водила, а тут вдруг гость к ней пришёл.
  
  - А как он выглядел? Вы его разглядели?
  
  - Не получилось. Дело-то как было. Агаточка тогда, как обычно, пришла с работы часов в шесть. Одна. На кухне покрутилась, поклевала чего-то да и пошла в свою комнату. В тот вечер по второй программе кино было интересное, я смотреть его села. Телевизор у меня громко работает, так что я и не слышала, когда к Агаточке ухажёр тот пришёл. Кино двухсерийное было, поздно вечером закончилось, я совсем уж, было, спать собралась, да только приспичило мне, вы уж меня извините, деточка, в туалет. Я, значит, дверь своей комнаты открываю, смотрю - в коридоре темно, лампочка, опять перегорела не вовремя. Я свою дверь оставила приоткрытой, чтобы не грохнуться в темноте, и вот в этаком полумраке, бреду по коридору, а он мне навстречу выныривает и шмыг сразу в её комнату. Я чуть не обмерла от страха. Постояла с минуту на месте, прислушалась, вроде в комнате всё спокойно, шума не слышно. Ну, думаю, дело молодое... Больше я ничего не слышала. Спать легла. А на утро... - лицо старушки снова начало складываться в горестную гримасу.
  
  - Ираида Сергеевна, неужели вы этого мужчину совсем не разглядели? Вы же с ним столкнулись нос к носу.
  
  - А как его было разглядеть? Я же говорю, что лампочка в коридоре не горела, да и глаза-то у меня уже не те. Одно могу сказать: высокий был мужчина, плечистый... - она задумчиво пожевала губами и повторила. - Да, высокий, точно... Потому как я на него снизу вверх смотрела.
  
  Оглядев маленькую фигурку бабули, я подумала, что ей даже человек среднего роста в такой ситуации показался бы высоким.
  
  - А во что он был одет?
  
  - А кто его знает. Не заметила.
  
  - Ну, может, усы у него были или борода?
  
  - И-и-и, милая, в темноте разве углядишь?
  
  Как я ни билась с бабушкой, так и не смогла выжать из неё ничего нового. Высокий мужчина. Это я уже слышала от Гуляева.
  
  
   Глава 13
  
  - Ираида Сергеевна, а что стало с кошкой Агаты? Помните, у неё была рыжая кошка? - спрашиваю я, размешивая ложечкой сахар на дне чашки.
  
  - А что с ней станется? Не выгонять же было её на улицу. Так она в квартире-то и обитается. Сейчас, небось, дрыхнет где-нибудь в тёмном углу. - голос старушки становится ворчливым, - Жрёт, она, ой, много. На мою-то пенсию едва саму себя могу прокормить макаронами да картошкой, а кошке той подавай рыбу да мясо. Разбаловала её Агаточка-то. Да уж и кошка в ответ её обожала. В день, когда Агаточка померла, кошка эта с горя заболела. Сутки лежала не вставала. Вот ведь животина бессловесная, а всё понимает.
  
  - Кис-кис-кис, - громко позвала я.
  
  В кухню, важно неся свой пушистый рыжий хвост, мягко вплыла кошка Агаты. Она подошла ко мне и потёрлась о мои ноги.
  
  - Годзилла! - воскликнула я.
  
  - Вот ещё имя кошке придумали! Не выговоришь. Я её Муркой кличу. А ей всё равно, по-моему. Лишь бы кормили.
  
  Кошка мягко вспрыгнула ко мне на колени, посмотрела мне прямо в глаза и замурлыкала.
  
  - Ишь, как распелась-то она у тебя на руках, - то ли с упрёком, то ли с уважением в голосе произнесла старушка.
  
  - Ираида Сергеевна, а можно, я её себе возьму? На память об Агате. Да и вам легче: лишний рот кормить не надо.
  
  Думаю, именно напоминание о лишнем рте и решило дело в мою пользу. Бабуля махнула на кошку рукой и сказала:
  - А и забирай. Вишь, как она к тебе ластится. Нравишься ты ей. Далеко живёшь-то?
  
  - Около часа добираться.
  
  - Сейчас пойду, найду тебе какую-нибудь коробку для Мурки. Иначе как ты её через весь город на руках потащишь? Подождёшь?
  
  Я кивнула. Старушка с заметным усилием поднялась, потёрла поясницу и поковыляла, шаркая тапками, по коридору.
  
  Оставшись одна, я отхлебнула из чашки остатки чая, и, откинувшись на спинку стула, не спуская кошку с рук, устроилась поудобнее, рассеянно бродя взглядом по многочисленным запискам на холодильнике Агаты.
  
  Вот ведь как получилось. Человека уже нет на белом свете, а эти бумажки до сих пор хранят его планы на будущее: "Заплатить за телефон за сентябрь!!!", "В среду к парикмахеру в 6 часов!!!", "Не забыть купить курицу!!!", "Позвонить насчёт платья!!!" - теперь все эти восклицательные знаки тщетно взывают к действиям.
  
  Вот ещё одна записочка: "Завтра". Что завтра? Уже никогда и не узнаю. Нет у Агаты больше "завтра".
  
  Это коротенькое слово, написанное красным карандашом, будоражит моё внимание. Мне почему-то вдруг начинает казаться, что именно в этой записочке что-то не так. Чем больше я размышляю над этой запиской, тем больше она мне не нравится.
  
  Это единственная из всех записок, состоящая из всего одного слова. "Завтра". Неудачное напоминание. Здесь не сказано, что необходимо сделать завтра, а значит, напоминание как бы теряет всякий смысл. Это единственная записка без восклицательных знаков, которые Агата щедро расставляла на всех остальных клочках бумаги. В отличие от других записок, написанных торопливым почерком Агаты, она написана печатными буквами.
  
  Я пытаюсь представить себе Агату, пишущую эту записку, и понимаю, что вряд ли это писала она. Это совершенно не в её стиле.
  
  И вдруг молнией в моём мозгу вспыхивают газетные строчки из статьи о смерти Берсеньевой: "В пишущей машинке найден чистый лист с единственным словом "Завтра". Нелепая смерть оборвала только-только начавшуюся работу над новым романом..."
  
  Я вскакиваю, пристраиваю по-прежнему мурлычущую кошку на стул вместо себя, подхожу к холодильнику и отлепляю странную записку.
  
  Спрятав загадочный клочок бумаги в карман, я открываю дверцу холодильника. Как всегда, почти пусто. Агата не делала из еды культа и продуктов покупала мало. Предпочитала перекусывать в кафешках, чтобы не готовить дома. Начатая баночка джема, полупустой картонный пакет молока, немного сыра, пара жестянок рыбных консервов и несколько яблок.
  
  Ничего подозрительного. Да и маловероятно, что внутри меня ждала бы ещё одна записка, на этот раз с именем и домашним адресом убийцы. Но всё-таки стоило проверить.
  
  Едва я успеваю вернуться за стол, раздаётся шарканье Ираиды Сергеевны. Кошка опять на моих коленях. В руках у меня чашка. Старушка входит на кухню, и я делаю вид, что допиваю чай, сосредоточенно жуя печенье.
  
  - Вот, гляди, какую крепкую коробку я тебе нашла. Сейчас уж и не вспомню, из-под чего она. Хорошо, что я её не выкинула. Вот и сгодилась. Это вы, молодёжь, всё норовите выбросить. Я каждую тряпочку, каждую верёвочку складываю - авось в дело пойдёт. Сейчас-то всё такое в магазинах дорогое. И не укупишь.
  
  Зная, что на подобные темы люди пожилые могут рассуждать бесконечно долго, я спешу поскорее отвлечь старушку от наболевшего, тем более, что у меня появилась идея.
  
  - Ираида Сергеевна, я давала Агате кое-какие свои вещи: книги, кассеты, а отдать мне их Агата не успела. Я могу их забрать сейчас?
  
  - Да как же ты их заберёшь, деточка, у Агаточки комнату милиция опечатала. Сперва обыск сделали повсюду. Даже у меня. А потом бумажку ей на дверь прилепили с печатью. Сказали, потом родственники приедут, вещи заберут - она разводит руками. - Это тебе к милиционерам надо идти спрашивать разрешение.
  
  - Да ладно, шут с ними, с книгами. Пусть остаются родственникам.
  
  Я делаю бодрое лицо, но для меня как для сыщика известие про опечатанную комнату - удар. Место преступления осмотреть не получится. Жаль. Возможно, там отыскались бы ещё какие-нибудь улики.
  
  Что ж, пора уходить. Я сажаю кошку в коробку. Годзилла на удивление терпеливо переносит такое насилие над своей личностью и, чуть повозившись и пошуршав внутри, спокойно укладывается на бок. Уже стоя в коридоре у порога, обмениваемся со старушкой последними вежливостями.
  
  - Спасибо вам, Ираида Сергеевна, за вкусный чай и за беседу.
  
  - Да не за что, деточка. Мне, старому одинокому человеку, только в удовольствие с кем словом перемолвиться. Ты заходи ещё. Не забывай старуху-то. А то я тут совсем одна. Скучно одной, да и страшно тоже. Тут намедни Барабашка в квартире хулиганил.
  
  - Барабашка? - машинально переспрашиваю я, не вникая в старухину болтовню и уже занося ногу над порогом.
  
  - Ну да, Барабашка. Я про Барабашек по телевизору ещё раньше слыхала. Говорили, они навроде привидений, только безобидные. По квартире ходят, стучат, вещи иногда переставляют. А зла не причиняют. Да только кто их знает. Вот и этот бродил у нас на кухне.
  
  Я шагнула назад в квартиру. Кажется, уходить мне ещё рано. Это дело надо прояснить. Тут может быть два варианта: либо бабушка Ираида тихо и незаметно для себя самой слегка тронулась умом, либо всё гораздо серьёзнее.
  
  - Ираида Сергеевна, расскажите мне про этого Барабашку, - прошу я, прислоняясь к дверному косяку и перехватывая поудобнее коробку с кошкой.
  
  Бабуля рада-радёхонька, что наша беседа получила продолжение.
  
  - Он только раз появлялся, днём. Агаточка в Барабашку не поверила. Посмеялась надо мной. Ведь ключи она всегда носит с собой. И замки в тот раз нетронутые остались. А только я сама следы видала на кухне. Я сперва полы-то отмыла, а только потом сообразила, что надо было их соседке-то показать, а уж потом затирать. Тогда бы и она поверила в Барабашку этого.
  
  - Следы? Какие это были следы? Мужские? Женские? - вновь дрожа от приступа сыскной лихорадки, спрашиваю я, чувствуя, что приближаюсь к какой-то важной отгадке.
  
  - Грязные они были, а уж чьи, не могу сказать. Не то чтобы уж очень они были заметные. Да только я накануне, с утра только, полы на кухне помыла, потом пошла на рынок. Вернулась часа через два. Захожу на кухню продукты из авоськи выложить. Стала лимон вынимать, а руки-то у меня уже не те, лимон возьми и упади на пол. Я за ним нагнулась, смотрю: а на чистом линолеуме земля понасыпана, словно с чьих ног грязных. Точно Барабашка хулиганил. А кому ещё это быть? Агаточка-то на работе до вечера.
  
  - А когда вы следы эти видели?
  
  - Как раз за день до Агаточкиной смерти. Не случайное это совпадение. Видать, чуял Барабашка-то смерть эту. Может, предупредить хотел, потому и явился.
  
  - А после убийства Барабашка появлялся?
  
  - Вроде нет, после того он пропал. Уж, почитай, две недели прошло, всё спокойно. А всё равно страшно мне. Теперь-то я совсем одна осталась. А потом еще неизвестно кто в освободившуюся-то комнату въедет. Мож, алкоголики какие да наркоманы.
  
  Так. Значит, Барабашка появлялся перед смертью Агаты. Мне всё меньше нравится этот представитель потусторонних сил. Выпытав у бабуси все подробности странного посещения, я торопливо с ней прощаюсь. Мне хочется скорее остаться одной и обдумать свежеполученную информацию.
  
  Я еду в автобусе с коробкой на коленях, и пассажиры косятся на картонку, из которой периодически доносится недовольное "мяу" - наверное, Годзиллу там укачивает.
  
  Таинственная записка жжёт меня сквозь карман, побуждая к действиям. Я чувствую, что напала на след преступника. Я в этом почти уверена.
  
   Итак, нет сомнений, что старушка видела именно убийцу. И, разумеется, именно он был тем самым таинственным Барабашкой.
  
  Но как он проник в квартиру? У него были свои ключи или открывал отмычкой?
  
  А еще эта странная записка... Если предположить, что записку со словом "завтра" написал злодей, и на машинке Берсеньевой это слово напечатал тоже он, то получается, что убийца предупреждает свою жертву? Он что, играет с ней, как кот с мышью?
  
  Но тогда это не обыкновенный преступник, каких тысячи, а псих или маньяк. Ну а если он маньяк, то на одной жертве он не остановится. Или были ещё жертвы? Но как это выяснить? Как?
  
  
   Глава 14
  
   Вернувшись домой, я первым делом выпускаю Годзиллу из коробки. Она настороженно обходит все углы, знакомясь с новой обстановкой, а я лезу на антресоли за парой старых ванночек для проявки фотографий, которые, вложенные одна в другую, идеально подойдут для кошачьего туалета.
  
  Старая газета послужит наполнителем, а позже куплю в зоомагазине что-нибудь более подходящее для этой цели.
  
  Пока мои руки рвут на части газетную бумагу, мозг продолжает лихорадочно размышлять, Как же выяснить, были ли в городе другие одинокие женщины, убитые и ограбленные подобным образом?
  
  Внезапно мой взгляд натыкается на заголовок "Криминальная хроника" на обрывке газеты в моих руках. Точно! Это идея! Я бросаюсь к своей сумке, вытряхиваю из неё записную книжку с номерами телефонов и открываю страничку на букву "Ш".
  
  Звоню я своему бывшему однокашнику, а ныне сотруднику газеты "Криминальный вестник" Пашке Шурыгину. У меня записан номер служебного телефона Павла, и я, вслушиваясь в длинные гудки, молю провидение, чтобы суббота в редакции оказалась рабочим днём.
  
  После шестого или седьмого гудка в трубке что-то щёлкает, и женский голос произносит:
  - Редакция "Криминального вестника".
  
  - Могу я услышать Шурыгина Павла?
  
  - Минуточку...
  
  Я нетерпеливо барабаню пальцами по телефонному аппарату. Наконец в трубке раздается:
  
  - Шурыгин слушает.
  
  - Пашка, привет! Это Рощина.
  
  - Танюшка, ты! Сто лет тебя не слышал.
  
  - Сам знаешь, какая нынче жизнь. Всё дела да хлопоты. Сам-то тоже не звонишь.
  
  Мы с Пашкой подружились ещё в школе, когда вместе участвовали в подготовке школьных вечеров, викторин и прочей развлекаловки.
  
  Он тогда попытался ухлёстывать за мной, но меня на тот момент больше занимала учёба, чем первые романтические опыты, и Пашка получил от ворот поворот, а точнее, предложение остаться друзьями.
  
  Долго расстраиваться по этому поводу он не стал, и вскоре закадрил другую девицу из нашей школы, на которой впоследствии и женился, едва ему стукнуло восемнадцать и с которой, назло всей бракоразводной статистике, до сих пор продолжает жить и растить двоих детей.
  
  Любовь наша не состоялась, зато дружба тянется уже много лет, хотя и не так часто мы видимся, как хотелось бы.
  
  - Как жизнь, Паша?
  
  - Как у всех. По голове то гладит, то бьёт.
  
  - Как семейство?
  
  - Нормально. Младший в первый класс пошёл этой осенью. Старшая так вообще уже в пятый перешла.
  
  - Да ты что? Стареем мы с тобой. Молодёжь на пятки наступает.
  
  - Да ладно тебе плакаться. Уж ты-то ещё, небось, на все сто выглядишь. Ты у нас всегда была девушка симпатичная. Не был бы я женат на Маринке, я бы тебе предложение прямо сейчас сделал. Ты же знаешь, первая любовь она самая трепетная.
  
  Я знаю, что Пашка просто зубоскалит. Жену он свою по-настоящему любит. Но до сих пор он при каждом удобном случае напоминает мне, что был в меня безнадёжно влюблён. Это уже у нас превратилось в своего рода игру.
  
  - Пашуль, а у меня к тебе просьба, - подхалимски говорю я.
  
  - А я и не сомневался, - отвечает Пашка. - С чего бы это ты ещё мой прах потревожила. Ты ко мне постоянно с просьбами подъезжаешь. Пользуешься ты моим к тебе хорошим расположением, чувствами моими к тебе застарелыми. Ох, пользуешься. Знаешь ведь, что не могу тебе ни в чём отказать. Ну, выкладывай, что тебе от меня надобно.
  
  - Паш, срочно нужно подшивку "Криминального вестника" за этот год, а лучше и за предыдущий тоже. У вас ведь наверняка есть в редакции. Я бы сейчас заскочила, взяла, а в понедельник вернула. Никто и не хватится. А?
  
  Я вкладываю в свой голос всё возможное обаяние, какое могу наскрести. И Паша сдаётся.
  
  - Ладно, забирай. Кому эти подшивки могут понадобиться, тем более в воскресенье. Но только в понедельник верни обязательно!
  
  - Торжественно обещаю и клянусь! Ты же меня знаешь. Я тебя никогда не подводила. Ты сегодня до какого часа на работе?
  
   - До трёх. Успеешь?
  
   Я смотрю на часы. Если не обедать, то успеваю. Впрочем, есть мне совсем не охота. Сыскная лихорадка лишила меня аппетита.
  
   - Успею, - говорю я Паше, кладу трубку и подмигиваю Годзилле, сидящей напротив меня:
   - Посидишь тут одна недолго?
  
   Опять я выскакиваю из дома и бегу к остановке. Через полчаса я принимаю из Пашиных рук две увесистых пачки подшитых газет. Пашка шутит:
   - Хорошо, что у нас еженедельник. А если бы ежедневная была газетка? Хотел бы я посмотреть, как бы ты попёрла тогда две подшивки!
  
   Я запихиваю газеты в большую сумку, захваченную из дома, благодарно чмокаю Пашку в щёку и выскакиваю из редакции. Стоя на автобусной остановке, я вспоминаю, как ожидала скучного вялотекущего уикенда. Кто бы мог подумать, как всё обернётся!
  
   Дома я выгружаю газеты из сумки, достаю из холодильника колбасу, кормлю кошку, сооружаю большой бутерброд для себя и устраиваюсь поудобнее на диване, перелистывая подшивки.
  
  
   Глава 15
  
   Начинаю с самых свежих номеров и сразу же натыкаюсь на статью о смерти Берсеньевой, а двумя номерами раньше встречаю сообщение о гибели Агаты, хотя не сразу осознаю, что речь идёт именно про неё.
  
  В рубрике "Криминальная мозаика" написано лишь то, что "вчера в коммунальной квартире на улице Мира была найдена мёртвой в собственной комнате молодая женщина двадцати девяти лет. Жертва была задушена бельевой верёвкой. По горячим следам раскрыть убийство не удалось. Ведётся следствие".
  
  Вот и весь некролог, которого Агата удостоилась. Даже имя её не названо. Теперь она просто "жертва".
  
  Зато статья о смерти писательницы занимает чуть ли не всю полосу. Репортёр с неожиданно весёлой фамилией Плющиков подробно рассказывает обо всех обстоятельствах смерти Берсеньевой.
  
  Впрочем, ничего нового для себя в этом материале я не обнаруживаю. Напротив, здесь даже не упомянут чистый лист в пишущей машинке со словом "Завтра". Либо Плющиков посчитал эту деталь незначительной, либо вообще не знал о ней.
  
  И всё-таки статейку лучше сохранить. Быть может, она ещё пригодится.
  
  Я мысленно прощу прощения у Паши и аккуратно вырываю лист со статьёй, надеясь, что никто в редакции этого варварства не заметит, и продолжаю листать подшивки.
  
  Через два часа меня уже тошнит от репортажей о грабежах, убийствах и изнасилованиях. Я и не подозревала, что наш город такое криминальное местечко. Я старательно выписываю в блокнот все сообщения о гибели женщин от двадцати до пятидесяти лет. К девяти вечера сбор информации закончен, но мне ещё предстоит проанализировать результаты.
  
  Итак, за последние два года в "Криминальном вестнике" упомянуто о двадцати одной погибшей женщине цветущего возраста, не считая Агаты и Ларисы.
  
  Если отбросить ту, что была убита мужем-пьяницей, одну погибшую на производстве, одну утонувшую в купальный сезон, четыре покончивших жизнь самоубийством, одну задохнувшуюся на пожаре, пять сбитых автомобилем, одну умершую от передозировки наркотика, одну изнасилованную и зарезанную в парке, и одну убитую ревнивым любовником, то остаются пять женщин, чьи обстоятельства смерти кажутся мне подозрительными.
  
  Все они погибли в своих квартирах. Все были задушены: кто проводом от настольной лампы, кто поясом от собственного халата, кто подушкой. Практически во всех случаях имело место ограбление.
  
  Пятеро убитых за полтора года: одна прошлой весной, в мае, одна в прошлом декабре, одна в апреле, потом одна в июле и ещё одна в сентябре. Плюс в середине октября Агата и в конце октября Берсеньева. Промежутки между этими смертями раз от раза всё короче.
  
  Да, это явно похоже на "серию".
  
  Но всё-таки Берсеньева до конца в схему не вписывается. Она-то не была задушена. Несчастный случай. Отравление газом. Да и ограблена она тоже не была.
  
  Но это слово "Завтра" прочно связывает её с остальными убийствами.
  
  Преступник что, сменил тактику? Может, стоит внести в свой список и всех женщин, совершивших самоубийство? Возможно, там тоже не всё чисто. А что толку? Я всё равно не узнаю подробностей. О таких происшествиях максимум пишут в двух строчках, если только это не самоубийство знаменитости.
  
  Ладно, самоубийц отложим в сторону. Но все эти задушенные вполне могут иметь прямое отношение к убийце Агаты и Ларисы.
  
  Интересно, оставлял ли преступник на месте всех преступлений слово "Завтра"? Ведь это явно не случайное совпадение. Скорее всего, при осмотре места происшествия, такие улики найдены не были.
  
  Но это не значит, что они не существовали. Ведь не обратил же никто из милиционеров внимания на маленькую записку, висящую среди десятков других записок.
  
  А разве у кого-то вызовет подозрение слово, напечатанное на машинке в кабинете писательницы?
  
  Очевидно, убийца действует по знаменитой формуле, гласящей, что легче всего спрятать лист в лесу, среди тысяч и тысяч других таких же листьев.
  
  Преступник умён. В этом ему не откажешь. И ему мало убивать. Он ведёт какую-то игру. Возможно, просто забавляется.
  
  По-прежнему остаётся открытым вопрос, есть ли связь между размещением данных писательницы в Интернете и её смертью. Я пока не знаю. И тем более я не смогу узнать, размещали ли свои объявления в сети остальные погибшие женщины, кроме Агаты.
  
  Стоит ли дальше отрабатывать эту версию? И вообще, стоит ли мне глубже лезть в это дело? Оно всё меньше и меньше мне нравится. Наверное, лучше бросить свои игры в сыщика и больше обращать внимание на личную жизнь. Всё равно Агату уже не вернуть.
  
  Я встаю, потирая затёкшую спину, размышляя, как мне поступить, и тут раздаётся звонок телефона.
  
  Я вспоминаю, что мне обещал позвонить Кожин. Вчерашнее прощание у лифта встаёт у меня перед глазами. Такое ощущение, что это было во сне. Даже не знаю, как себя теперь с ним вести.
  
  Делаю глубокий вдох и снимаю трубку. Это действительно Михаил.
  
   - Добрый вечер, - мягко звучит в трубке его голос.
  
  - Ах, это вы! Добрый вечер, - какой кошмар, я не знаю, что говорить дальше.
  
  - Знаете, зачем я вам сегодня позвонил? - спрашивает, выручая меня, Кожин.
  
  - Наверное, в вашем доме вдруг остановились все часы, и вы позвонили спросить меня который час? - прячу я своё смущение за скоморошеством.
  
  - Не угадали. Если вы ещё не заметили, я пытаюсь за вами ухаживать, и хотел бы пригласить вас завтра в "Сезам".
  
  Ого! Лучший в городе ресторан! Во как! Давненько никто меня в подобные заведения не приглашал. Я краснею до ушей. Как здорово, что мы разговариваем сейчас по телефону, и Кожин не видит моего смущения.
  
  Как приличная девушка, я не могу себе позволить сразу же согласиться на свидание, не помучив кавалера.
  
  - Ну, раз вы пытаетесь ухаживать за мной, тогда, может быть, сначала споёте мне серенаду, а я пока подумаю, стоит ли принимать ваше приглашение.
  
  По голосу я слышу, что Михаил Борисович озадачен моим требованием.
  - Спеть? Вы уверены? Я отвратительно пою. Но для вас готов на всё.
  
   К моему удивлению, Кожин действительно начинает петь.
  
  Судя по звукам, доносящимся из трубки, пение, действительно, не принадлежит к числу талантов Михаила Борисовича.
  
  Но, мысленно поставив за технику единицу, за артистичность я поднимаю Кожину табличку "6.0". Так проникновенно ещё никто не исполнял песню Элвиса Пресли "Love me tender", включая самого Элвиса.
  
  Конечно, такое усердие не может остаться без награды. Я принимаю приглашение в ресторан. Михаил предлагает заехать за мной на своей машине, но не без задней мысли я настаиваю на том, что сама появлюсь в "Сезаме" завтра в семь часов вечера.
  
  Я кладу трубку на рычаг, но тут снова раздаётся звонок. Наверное, Кожин забыл что-то мне сказать. Я поднимаю трубку и говорю:
  - Алло.
  
  Тишина.
  
  - Алло, говорите.
  
  На том конце провода молчат, хотя я ясно слышу чьё-то дыхание. Надеюсь, это не Михаил Борисович так по-детски развлекается.
  
  Я пожимаю плечами и кладу трубку.
  
  
   Глава 16
  
  В воскресенье утром я не могу думать ни о чём другом, кроме моего вечернего свидания с Кожиным.
  
  Перетряхнув весь свой гардероб, я останавливаюсь на изящном чёрном платьице той простоты покроя, который дорогого стоит. Так идеально не сидит на мне никакая другая вещь.
  
  К платью я добавляю туфли на шпильке (мои бедные ноги, привыкшие к кроссовкам!) и золотую цепочку с медальоном. Достаточно. Главное: не переборщить до безвкусицы.
  
  Вымыв голову, я накручиваю волосы на огромные бигуди и бегаю в них по квартире с тряпкой и тазиком, пытаясь навести идеальный порядок - вдруг обстоятельства сложатся так, что наш вечер закончится в моей квартире.
  
  Я краснею, как рак, при этой мысли, но мне почему-то приятно об этом думать.
  
  В полседьмого я уже при полном параде: с укладкой и в вечернем макияже. Не зря я отказалась от того, чтобы Кожин заезжал за мной. Это одна из маленьких женских хитростей. Моё появление в ресторане должно произвести на него неизгладимое впечатление.
  
  Это будет словно встреча с незнакомкой. До сих пор он видел меня только в джинсах и затрапезных свитерах, с волосами, висящими, как уши спаниеля. Сегодня он увидит обратную сторону луны - светскую даму с безукоризненными манерами и томным взглядом.
  
  Я люблю такие превращения. И хотя это не настоящая я, и мне гораздо удобнее в старых джинсах, я с удовольствием примеряю на себя разные роли.
  
  Ровно в семь часов - секунда в секунду - я появляюсь в дверях помпезно украшенного зала ресторана и окидываю его взглядом.
  
  За столиком справа, возле колонны, сидит Кожин.
  
  Прекрасно. Декорации подходящие. Зрители уже здесь.
  
  Выпрямив спину, плавной походкой я иду прямо на Михаила, гипнотически глядя на него. Внутренне я от души веселюсь, видя, что он смотрит на меня во все глаза и, кажется, не узнаёт.
  
  Поравнявшись со столиком, я спрашиваю:
  - Здравствуйте, Михаил Борисович, неужели я так сильно изменилась?
  
  Кожин ещё несколько секунд ошарашено глазеет на меня, не произнося ни слова, потом, наконец, спохватывается и, с лёгким поклоном привстав из-за стола, произносит:
  - Татьяна Владимировна, вы ли это? Я всегда считал вас очаровательной женщиной, мечтой поэта, но сегодня вы просто сногсшибательны. Я чуть не лишился дара речи.
  
  - Вы сказали "мечта поэта"? Редкий нынче комплимент. Меня ещё никто так не называл. Хотя, в данной ситуации, меня точнее было бы назвать "мечтой писателя". Как вы считаете?
  
  Я шучу, но Кожин отвечает совершенно серьёзно, целуя мне руку:
  - Полностью с вами согласен и надеюсь, эта мечта не окажется несбыточной.
  
  Мы вновь возвращаемся к тому шуточному тону, который уже установился между нами прежде.
  
  Время летит незаметно. Мы много болтаем и смеёмся. Мы танцуем. Я не танцевала уже целую вечность!
  
  К середине ужина мы пьём на брудершафт и называем друг друга по имени. Я ловлю себя на том, что в этот момент чувствую себя абсолютно счастливой женщиной.
  
  Внезапно всё меняется.
  
  После медленного танца мы возвращаемся за свой столик, и Кожин предлагает мне произнести очередной тост.
  
  - Знаешь, Миша, я думаю, что нам стоит поднять бокалы за его величество случай, который нас познакомил, - заявляю я со смехом. - Вот отдали бы твой роман на правку кому-нибудь другому, и мы никогда бы с тобой не встретились.
  
  - Я не верю в случай, - возражает Кожин и нежно берёт меня за руку. - Я думаю, всё в жизни происходит по каким-то особым причинам. И наша встреча с тобой была записана на небесах задолго до того, как состоялась.
  
  - Неужели там, наверху, прогнозируют каждый служебный роман? - шутливо поднимаю я брови. - Писатель и его муза, она же по совместительству редактор.
  
  - А, ты именно так воспринимаешь наши отношения: как служебный роман? - поддразнивает меня Михаил. - Кстати, а чем такой роман тебе кажется хуже любого другого? Напротив, у него есть свои преимущества: жених с уже проверенной отделом кадров анкетой. Самый безопасный способ знакомства.
  
  - А я-то думала, что безопаснее всего знакомиться через Интернет, - говорю я, вспоминая слова Игоря Бармина.
  
  Кожин меняется в лице и, так как он по-прежнему держит мою руку, сильно сжимает моё запястье. Как-то странно глядя мне в глаза, Михаил спрашивает чуть напряжённым голосом:
  - Интернет? Почему ты заговорила про Интернет? - его стальные зрачки словно пронизывают меня насквозь.
  
  - Пусти! Ты делаешь мне больно, - вскрикиваю я.
  
  Он вздрагивает, разжимает захват своей сильной ладони, и я быстро прячу руку под стол, машинально растирая запястье.
  
  - Извини, я не знала, что ты воспринимаешь разговор на тему современных коммуникаций так болезненно, - поджав губы, ледяным тоном говорю я.
  
  - Таня, прости меня, - на меня опять смотрит тот самый человек, с которым мы только что смеялись и шутили, и который вчера пел мне по телефону серенаду. - Я сам не знаю, что на меня нашло, - оправдывается он.
  
  Но вечер уже испорчен, и хотя Михаил всеми силами пытается загладить возникшую между нами неловкость, я чувствую, что между нами возникает некая дистанция.
  
  Мы выходим из ресторана. Михаил предлагает меня подвезти до дома и кивает в сторону белой "девятки", стоящей неподалёку. Я вежливо, но твёрдо прошу Михаила не провожать меня и сама ловлю такси. Словно почувствовав моё настроение, он не настаивает, кивает мне на прощание и суёт водителю купюру прежде, чем я успеваю возмутиться.
  
  - Я вам позвоню, - то ли вопросительно, то ли заискивающе говорит он, но я не удостаиваю его ответом.
  
  Дома я закатываю рукав платья, рассматриваю багровые следы мужских пальцев на моей руке и вспоминаю, каким чужим и злым стало лицо Кожина пусть даже на какое-то мгновение. Неужели я совсем не умею разбираться в людях?
  
  Бедный мой дневник опять принимает на себя все мои переживания...
  
  
   Глава 17
  
   Наутро я просыпаюсь в отвратительном настроении.
  
  Пару минут я лежу в постели, не торопясь вылезать из-под тёплого одеяла и привыкая к противной мысли, что сегодня понедельник, а значит, надо опять тащиться на работу.
  
  Потом мысли мои перескакивают на странное поведение Кожина вчера за ужином. Я пытаюсь найти ему какое-то логическое объяснение - и не нахожу.
  
  Настроение становится вообще хуже некуда.
  
   Годзилла, всю ночь проспавшая у меня в ногах, замечает, что я проснулась, и, громко мурлыча, лезет ко мне со своими кошачьими нежностями. Я отпихиваю кошку и сбрасываю с себя одеяло. Как это ни противно, но мне, действительно, пора вставать.
  
   Всё мне сегодня кажется каким-то не таким: кофе невкусным, джинсы тесными, погода отвратительной. Для полного счастья руки оттягивает сумка с газетными подшивками - я же обещала Пашке вернуть их в понедельник. Автобус тащится как никогда медленно, а на выходе из него я умудряюсь наступить в глубокую лужу и промочить ноги - ещё одна капля дёгтя в этот так гадко начавшийся день.
  
   На работе я появляюсь мрачнее тучи. Сажусь за свой стол и вспоминаю, что работаю над романом Кожина. Я почти с ненавистью смотрю на его строчки, как будто они в ответе за руку, которая написала их.
  
  Я даже себе не могу объяснить, почему так злюсь на Михаила. Скорее всего, я переживаю из-за того, что вчера Кожин даже не попытался объяснить мне причины своего странного поведения.
  
  "Сам не знаю, что на меня нашло" - ну и оправдание! Чуть не сломал мне руку. "Нашло" на него! А в следующий раз на него "найдёт" и он проломит мне череп?
  
  Я понимаю, что такая реакция возникла не на пустом месте, и что я столкнулась с какой-то областью в его жизни, куда он предпочёл меня не пустить. Но от этого мне ещё больше хочется узнать его тайну.
  
  Любопытство - это один из моих самых огромных недостатков. Не зря англичане придумали пословицу: "Любопытство убило кошку". Меня этот недостаток тоже, скорее всего, до добра не доведёт.
  
  Кажется, я начинаю понимать корни своего недовольства Кожиным. Он разбередил моё любопытство и оставил его неудовлетворённым. Почему это слово "Интернет" действует на господина Кожина, как красная тряпка на быка? Как бы это выяснить?
  
  Ох, что-то слишком много связанного с всемирной паутиной, появилось в моей жизни в последнее время.
  
  Кстати, это хорошо, что я вспомнила про Интернет. Я не проверяла свою электронную почту целых два дня. Вдруг мой почтовый ящик под завязку набит объяснениями в любви? Вряд ли, конечно, и всё же... Пойду-ка я прогуляюсь в соседний отдел, загляну в электронную сеть и заодно попью с девчонками чайку из новой кружки.
  
  Я вошла как раз в тот момент, когда в отделе по связям с общественностью ставили кипятиться чайник. Судя по тому, с какой высокой долей вероятности я всегда угадываю назревающее чаепитие, здесь пьют чай каждые пять минут.
  
  Залив чайный пакетик крутым кипятком и цапнув из лежащего на столе пакета печенюшку, я плюхнулась на стул перед временно освободившимся компьютером. Надо быстренько проверить почту, пока народ гоняет чаи. Не особо надеясь на успех, я ввела необходимые данные и нажала клавишу "Enter".
  
  В моём виртуальном ящике лежало два послания.
  
  Я почувствовала, как застучало сердце. Всё-таки сработало! Сразу два письма! Да у меня ещё будет возможность выбирать! Всегда мечтала копаться в женихах, как говорила одна моя знакомая, "словно курица в сору".
  
  Что ж, посмотрим, что за претенденты будут сражаться за мою руку и сердце.
  
  Я открыла первое письмо и не смогла сдержать возглас разочарования. Судя по тексту, это было письмо от администрации сайта, на котором размещался мой виртуальный почтовый ящик. В вежливой форме в нём выражалась бурная радость по поводу моего присоединения к числу их пользователей.
  
  Да, мягко говоря, это немного не то, чего я ждала.
  
  Совершенно расстроенная, я открыла второе письмо и пробежала глазами по начальным строчкам: "Здравствуйте, уважаемая незнакомка! Заранее прошу прощения за то, что набрался смелости Вам написать, но когда я увидел ваше фото на сайте, я сказал себе: "Какая красивая женщина", а когда я прочитал то, что вы написали о себе, и оказалось, что мы с Вами живём в одном и том же городе, я понял, что никогда не прощу себе, если не попытаюсь познакомиться с вами. Я думаю, подобные встречи случаются только раз в жизни".
  
  Я отвела глаза от экрана. Какое вступление! Мне определённо нравится. Впрочем, надо сперва выяснить побольше об авторе письма.
  
  Я продолжила чтение: "Позвольте мне рассказать немного о себе. Мне 36 лет. Я работаю менеджером в крупной компании. Живу один в двухкомнатной квартире. Женат не был. Детей нет. Я чувствую, что в моей жизни наступила пора, когда хочется, чтобы рядом всегда был кто-то, с кем можно было бы разделить и светлые, и грустные моменты, кого я мог бы любить, и кто отвечал бы мне взаимностью. Мечтаю о создании счастливой семьи и надеюсь, что ваши намерения также серьёзны. Очень надеюсь, что моё письмо обратит на себя Ваше внимание и наше знакомство продолжится. С уважением, Вениамин".
  
  Ишь ты: Вениамин. Где-то я уже слышала это имя.
  
  Я морщу лоб, вспоминая.
  
  Ах, да! Следователь Гуляев спрашивал меня про какого-то знакомого Агаты, которого звали так же. Вот тебе и редкое имя. Оказывается, не так уж редко оно встречается.
  
  Теперь желательно взглянуть на этого Вениамина, благо он догадался приложить к письму свою фотографию. Кто знает, что за Квазимодо мне написал. Может, и не стоило тратить зря время на чтение письма.
  
  Нет, я, конечно, не ставлю внешность мужчины на первое место из всех его характеристик, но и на последнее место тоже. А вдруг этот самый Вениамин лысый, беззубый и весит под полтора центнера?
  
  Я кликнула мышкой на прикреплённый к письму файл, и, к моему огромному удивлению, с экрана монитора на меня взглянуло открытое, симпатичное лицо с белозубой улыбкой.
  
  Аккуратная стрижка, джемпер крупной вязки, в руках пушистая кошка. Было что-то очень располагающее в этом человеке. Я бы такому денег заняла, и когда отдаст, не спросила.
  
  Как это такой мужик дожил до тридцати шести лет неокольцованный? Что же, все его знакомые женщины слепые, что ли? Рядом ходит такое сокровище, а никто его до сих пор не подобрал. Может, дело в нём самом? Может, он такие завышенные требования предъявляет к своей будущей спутнице жизни, что ни одна кандидатка не выдерживает и отступается?
  
  С другой стороны, в данном случае ситуация складывается в мою пользу. Ведь он сам меня выбрал из многих других, а значит, я в его вкусе, и это уже половина успеха. Так почему бы мне не попробовать достичь конечной цели, то бишь ЗАГСа, с этим симпатягой?
  
  Письмо у него очень приятное, вежливое, написано грамотно и хорошим слогом. Работа престижная. Менеджер. Жильё своё есть, а значит, на мою несчастную однокомнатную квартирёшку зариться не будет. Женат не был, детей нет, следовательно, его прошлое не будет хвостом тянуться за ним и вмешиваться в нашу жизнь.
  
  Кругом сплошные плюсы. Надо хватать и бежать пока он не передумал.
  
  Получив разрешение распечатать "один малюсенький документик" и узнав, на какие кнопки для этого нужно нажать, я смотрю, как из принтера сначала ползут строчки, а после на бумаге постепенно появляются аккуратная стрижка, белозубая улыбка, джемпер и кошка.
  
  И хотя принтер работает в чёрно-белом режиме, даже в такой скромной цветовой гамме Вениамин не теряет своего обаяния.
  
  Ещё раз полюбовавшись фотографией Вени в цвете, я закрываю окошко своего почтового ящика на мониторе, забираю отпечатанные листки и встаю из-за компьютера.
  
  К счастью, занятые чаем и болтовнёй, девчонки не поинтересовались, что я распечатывала, иначе слухов потом не оберёшься.
  
  Я возвращаюсь в свой кабинет. Мне уже не до работы. "Кожин подождёт", - мстительно думаю я.
  
  Достав чистый лист бумаги, я сажусь писать ответ Вениамину. Через полчаса потуг и многократных зачёркиваний, я останавливаюсь на одном из вариантов, понимая, что лучше у меня уже не получится.
  
  Так, теперь надо отложить написанное в сторону, а через пару часиков снова прочесть "свежим" глазом.
  
  Я подношу к глазам руку с часами. Ага! Вот и перерыв. Надо сбегать к Пашке Шурыгину в "Криминальный вестник", отнести подшивки и поблагодарить за помощь. Размеры своей благодарности я оцениваю в пределах купленной в магазине по дороге бутылки шампанского - пригодится в надвигающиеся праздники.
  
  Пашка рад видеть нас обеих - и меня, и подаренную бутылку "игристого". Он бережно, как ребёнка, принимает подшивки из моих рук, прячет их в шкаф и широким жестом дарит мне свеженький, только что отпечатанный номер "Криминального вестника" из большой кучи газет, громоздящейся на его столе.
  
  Мы точим лясы ещё минут пятнадцать, потом я спохватываюсь, что перерыв мой скоро закончится, прощаюсь с Пашкой и несусь в офис почти галопом.
  
  
   Глава 18
  
  Вернувшись на рабочее место, я первым делом перечитываю сочинённое мной Вениамину письмо, решаю, что оно достойно того, чтобы быть отправленным, и опять бегу к девчонкам.
  
  Отвлекаю их от работы именно с этой целью купленными в обед пирожными. Приём срабатывает безотказно. Снова шумит закипающий чайник, все собираются вокруг него, а я, получив компьютер в своё пользование, одним пальцем набираю своё послание.
  
  Закончив печатать, я отправляю своё письмо на указанный Вениамином в постскриптуме электронный адрес, гадая, получу ли ответ.
  
  Уже ближе к концу рабочего дня в моём кабинете раздаётся звонок от Кожина:
  - Добрый день! - произносит он бодрым тоном, словно и не было вчерашней размолвки.
  
  Прислушавшись к себе, я понимаю, что всё ещё злюсь на писателя, к тому же чаша моих сердечных весов явно склонилась в сторону симпатичного и вежливого Вениамина. Что ж, в таком случае, стоит Кожина немного помучить.
  
  - Здравствуйте, Михаил Борисович, - отвечаю я тоном, способным, наверное, заморозить целое море.
  
  - Таня, почему "на вы"? Мы же вчера решили перейти на "ты"! Помнишь?
  
  - Разве? Значит, вчера я явно перебрала со спиртным. Впрочем, "на ты", так "на ты", - говорю я, не меняя тона. - Здравствуй, Миша.
  
  В трубке пару секунд царит тишина. Наверное, Кожин решает обидеться ему на такой холодный приём или нет. Потом, видно, миролюбивое настроение побеждает, и он спрашивает:
  - Танюш, давай сегодня вечером встретимся, сходим куда-нибудь.
  
  - Сегодня я не могу: занята, - отвечаю я.
  
  - А завтра?
  
  - Завтра тоже.
  
  - Ну а послезавтра?
  
  - Посмотрим. Позвони мне на следующей неделе, - продолжаю я выпендриваться.
  
  - Хорошо, - отвечает Кожин, - я позвоню позже, - но произносит он это таким тоном, что я понимаю: всё-таки я его задела.
  
  По дороге домой мысли мои вертятся вокруг Кожина. Меня мучает чувство вины. Может, зря я так с ним обошлась. Кроме той секундной вспышки в ресторане, мне его совершенно не за что винить.
  
  В конце концов, какое мне дело до его секретов. Я ему не мать и не жена. Нам весело и легко вместе - а это главное.
  
  Злость моя совершенно уже испарилась. Я бы прямо сейчас позвонила Михаилу и приняла его приглашение "сходить куда-нибудь", если бы знала его телефон. В этот момент я вдруг поняла, что не знаю никаких координат Кожина: ни номера телефона, ни домашнего адреса, даже приблизительного, ни места его работы. Просто Мистер Икс какой-то! Мы так много разговаривали и, как оказывается, в основном, обо мне. Какая же я дура! Не додуматься спросить его телефон!
  
  - В следующий раз обязательно спрошу, - даю я себе обещание.
  
  Если бы я знала тогда, при каких обстоятельствах мы встретимся в следующий раз!
  
  
   Глава 19
  
  Я ещё ковыряю ключами в замке, когда сквозь дверь слышу, что в квартире начинает трезвонить телефон. Я едва успеваю открыть, отшвырнуть в сторону сумку, и, не разуваясь, добежать до аппарата.
  
  Это наверняка Кожин.
  
  Но на том конце провода молчат.
  
  Во мне закипает возмущение:
  - Прекратите хулиганить! - ору я дурным голосом и швыряю трубку на рычаг.
  
  Неужели это опять тот самый гад, который разбудил меня своим звонком в выходной? Давно пора купить себе телефонный аппарат с определителем номера.
  
  Годзилла вылезает откуда-то сонная и помятая, не спеша, подходит ко мне и противным требовательным голосом говорит мне: "Мяу!"
  
  Всё понятно и без перевода. Разумеется, это означает: "Жрать!"
  
  Переодевшись и вымыв руки, я вынимаю из сумки только что купленные в гастрономе продукты: плавленый сырок, пакет сока, батон и полпалки варёной колбасы, завёрнутые в свежие "Криминальные вести", подаренные мне Пашкой.
  
  Мелко порезанная колбаса затыкает рот кошке и, пока та тихо возится около миски с едой на полу у плиты, я отрезаю два куска батона и сооружаю по сэндвичу с колбасой и с сыром.
  
  Можно, конечно, пожарить яичницу, но мне лень. Сойдёт и сухомятка.
  
  Запивая сэндвич соком, я задумчиво рассматриваю обложку криминального еженедельника, лежащего на столе.
  
  На первую страницу вынесены названия материалов номера. Среди прочих кричащих заголовков я читаю: "Новые подробности смерти писательницы Берсеньевой: несчастный случай или всё-таки убийство?"
  
  Кусок бутерброда едва не встаёт комом у меня в горле. Новые подробности? Я торопливо разворачиваю газету на нужной странице.
  
  Тот же самый А. Плющиков (ну как можно забыть такую фамилию!) пишет о том, что сначала смерть Ларисы была расценена как бытовая трагедия, так как при осмотре места происшествия выяснилось, что один из кранов газовой плиты был повёрнут на половину оборота.
  
  Если бы это была попытка самоубийства, женщина открыла бы все краны "на полную", а в этом случае, очевидно, она случайно задела злосчастный кран, не заметила этого, приняла снотворное и легла спать. В течение следующих нескольких часов в квартире скопилось смертельное количество газа, так как все форточки были закрыты.
  
  "Действительно, очень похоже на несчастный случай, - пишет Плющиков А. - Но как тогда объяснить пропажу очень ценного кольца, фамильной драгоценности купеческого рода Ерофеевых, предков Берсеньевой, согласно семейному преданию, передаваемого от матери к старшей дочери?
  
  После революции семнадцатого года имущество Ерофеевых было национализировано, а сама семья выслана в Сибирь. Но кольцо с алмазом редкой красоты утаила зашитым в подол тогдашняя его владелица Ульяна Ерофеева. С тех пор алмаз продолжал передаваться в роду Ерофеевых по женской линии, пока не оказался у Ларисы Берсеньевой, правнучки Ульяны.
  
  Пропажу обнаружил брат Ларисы Константин, приехавший из другого города, чтобы уладить вопрос с открывшимся наследством - приватизированной квартирой Берсеньевой. Брат знал о кольце, но, помня о семейном предании, на него не претендовал, тем более что, став бизнесменом, он зарабатывал хорошие деньги.
  
  Лариса не скрывала от брата, что хранит кольцо в шкафу, в шкатулке, запираемой на ключ. Разумеется, войдя в квартиру сестры, Константин первым делом бросился к шкатулке. Замок её был взломан. Кольцо исчезло".
  
  Ну, прямо отрывок из приключенческого романа!
  
  Далее в статье также сообщалось, что за несколько дней до гибели Лариса сняла с книжки крупную сумму - гонорар за свой последний роман. Денег в квартире также обнаружено не было.
  
  Так значит, Берсеньева всё-таки была ограблена! Теперь она точно вписывается в схему остальных убийств. Выходит, в первую очередь преступник преследует корыстный мотив.
  
  Но всё равно остаётся ещё много непонятного.
  
  Замки на входных дверях остаются не взломаны. Как преступник проникает внутрь? Если он может свободно входить в квартиры, чтобы их грабить, то почему он убивает хозяек? Не проще ли всё проделать, когда они отсутствуют? Значит, убийство в его глазах имеет какой-то особый смысл, какую-то необходимость?
  
  Да ещё эта игра "в подсказки". Зачем? Насмотрелся психологических триллеров?
  
  Картину Коровина у Агаты не взял. Почему? Потому что не представлял её истинной ценности? Или потому что вовсе Агату не грабил? Скорее всего, Агата всё-таки была ограблена, иначе с чего бы это Гуляев спросил у меня марку её музыкального центра. Но надо попытаться этот момент прояснить.
  
  Приходит несколько раз перед тем, как убить. Зачем? Чтобы подготовить место действия, срежиссировать убийство?
  
  А этот Плющиков, откуда он взял "новые подробности" смерти Ларисы? Впрочем, что в этом удивительного: как репортёр еженедельника о городском криминале, он должен иметь свои каналы в местной милиции для добычи информации. А значит, через него можно узнать ещё какие-нибудь детали интересующих меня происшествий. Нет, я просто обязана познакомиться с этим А. Плющиковым!
  
  Но на какой козе к нему подъехать? Впрочем, можно попросить Пашу Шурыгина нас познакомить. Если они работают в одной редакции, то уж, наверняка, достаточно хорошо знают друг друга.
  
  Я опять открываю записную книжку на букве "Ш". На этот раз я набираю домашний номер Павла. Только бы не подошла к телефону его жена Марина. Какой женщине бы понравилось, что её мужу звонят женским голосом, на ночь глядя?
  
  Трубку снимает Пашкина дочь. Я мысленно облегчённо вздыхаю и прошу её позвать к телефону папу.
  
  - Папа! Там тебя какая-то тётя! - слышу я, как орёт девочка мимо трубки.
  
  Вот меня и рассекретили. Зря старалась. Пашке семейная сцена ревности обеспечена. Но отступать уже поздно.
  
  - Вас слушают, - доносится до меня слегка сердитый Пашкин голос. Наверное, я оторвала его от вкусного ужина.
  
  - Пашуль, это опять я.
  
  - Танюшка, - Пашкин голос теплеет, - что случилось? Опять с просьбой?
  
  - Паш, ты же меня знаешь. Я человек корыстный.
  
  - Ну рассказывай, на что я тебе на этот раз могу сгодиться.
  
  - Выручай! Очень надо познакомиться с одним репортёром из вашей газеты. По фамилии Плющиков.
  
  - Да-а-а-а? - каким-то странным тоном произносит Пашка. - А почему именно с ним?
  
  - Ну, Паш, не проси меня сейчас всё объяснять. Получится слишком долго и запутанно. Я как-нибудь потом тебе всё расскажу. А сейчас мне нужно поговорить с Плющиковым. Ты можешь устроить нам встречу?
  
  Я знаю Пашку, как облупленного, поэтому недоумеваю, почему его голос звучит всё более и более странно:
  - Ну хорошо, я попробую убедить его встретиться с тобой, хотя он страшно занятой человек. Сиди на телефоне, жди моего звонка. Минут через десять перезвоню тебе, скажу, как прошли переговоры.
  
  Я кладу трубку и от нетерпения ёрзаю на месте в ожидании звонка Шурыгина. Наконец телефон мой вздрагивает и разражается пронзительной трелью.
  
  - Танюшка, тебе страшно повезло, - слышу я вновь Пашкин голос. - Плющиков согласился встретиться с тобой. Жди его завтра в шесть часов вечера на третьей скамейке от входа в Парк культуры.
  
  - Пашка! Как мне тебя отблагодарить?
  
  - После сочтёмся, - загадочно говорит Пашка и кладёт трубку.
  
  
  Глава 20
  
  Назавтра мой рабочий день начинается с нового письма Вениамина. Что ж, мой электронный роман продолжает развиваться. В этом письме, предварительно осыпав меня комплиментами, как и в прошлый раз, Вениамин задаёт мне несколько вопросов, чтобы "узнать меня лучше".
  
  Вопросы вполне безобидные: как я люблю отдыхать, люблю ли я ходить в кино, в театр, часто ли я путешествую, как проходит мой обычный день и тому подобные.
  
  К письму приложена ещё одна фотография. На этот раз Вениамин снят уже без кошки, но опять в симпатичном свитере, другого цвета и фасона. Интересно, кто ему эти свитера вяжет? Мать? Сестра?
  
  Вкладываю всё своё обаяние в ответное письмо и тоже задаю своему электронному принцу несколько вопросов: о его семье, его хобби и увлечениях, как зовут его кошку, и так далее.
  
  Интересно, как долго мы будем вот так переписываться? Скоро ли он созреет для того, чтобы пригласить меня на первое свидание?
  
  Почему-то больше никто мне не пишет. Неужели во всём интернете нашёлся всего один-единственный мужчина, чей взгляд я сумела привлечь? Где же обещанные "мешки писем"?
  
  Впрочем, мне и нужен-то всего один муж, так что если у нас с Вениамином всё сложится серьёзно, то ситуация меня вполне устраивает.
  
  Уже ближе к обеду в моём кабинете раздаётся звонок от следователя Гуляева. Немного удивлённая, я отвечаю на его приветствие.
  
  - Татьяна Владимировна, мы могли бы встретиться сегодня в обед в том же самом кафе, где мы с вами разговаривали в прошлый раз? - спрашивает Гуляев.
  
  Разве поспоришь с представителем закона? Разумеется, я соглашаюсь.
  
  Через час я опять имею счастье созерцать рыжую шевелюру и карие глазки-буравчики капитана Гуляева.
  
  - Татьяна Владимировна, - сразу переходит к делу следователь. - С какой целью вы заходили в прошлую субботу в квартиру, где жила Агата Полежаева?
  
  Ого! Не спрашивает, была ли я там, а знает, что точно была. Вот это я называю "есть свой хлеб недаром"! Уже в курсе. Интересно, откуда? Наверное, старушку Ираиду Сергеевну пытал. А раз так, то врать нет смысла. Надо просто из двух целей, которые я преследовала, выбрать более безобидную, что я и делаю:
  - Я приходила забрать себе кошку Агаты, - уж это-то точно совпадёт с показаниями бабуси.
  
  Но Гуляев не так-то прост:
  - Забрать кошку - и всё? А для чего вы стремились попасть в её комнату?
  
  Ай-яй-яй! Видать, одинокая бабушка Ираида рассказала следователю больше, чем мне хотелось бы.
  
  - Ну, я хотела забрать кое-какие свои книги и кассеты, которые я одалживала Агате, - тут уж мне точно надо придерживаться той же версии, которую я задвинула старушке.
  
  - Назовите конкретно, какие книги и какие кассеты, - не давая мне опомниться, нажимает Гуляев.
  
  Тут я теряюсь, потому что вдохновенно врать я не мастак, а тем более вот так, с ходу, без подготовки.
  
  - Ну, называйте же, - настаивает следователь, чувствуя моё замешательство. - Не можете? А я скажу вам, почему. Потому что вы не одалживали Агате никаких книг.
  
  Глазки Анатолия Петровича буквально ввинчиваются в мои глаза, не давая отвести взгляд в сторону. В голосе звучит металл. Вот тебе и простецкая внешность. Колет меня по всем правилам следовательского искусства. Вопросы сыпятся, не давая мне опомниться:
  - Вы хотели попасть в её комнату совсем с другой целью. Какой? Зачем вы расспрашивали соседку Агаты об обстоятельствах смерти вашей подруги? Почему вы этим так интересуетесь?
  
  Под таким энергичным напором я не выдерживаю:
  - Хорошо, я расскажу вам всё честно, только не надо обращаться со мной как с преступником. Я хотела попасть в комнату Агаты, чтобы посмотреть, не оставил ли убийца ещё каких-то улик.
  
  От въедливого внимания следователя не ускользнуло это маленькое слово "ещё".
  
  - А что, перед этим вы уже обнаружили какие-то улики?
  
  Вот он, мой час торжества!
  
  - Да, обнаружила, - и я рассказываю Гуляеву про загадочную записку на холодильнике, про подобную улику в деле Берсеньевой, про пять других похожих преступлений.
  
  Слушая меня, Анатолий Петрович делает какие-то пометки в своём блокнотике, задаёт уточняющие вопросы.
  
  Записку со словом "Завтра", которую я так и таскаю до сих пор с собой, он у меня забирает, внимательно рассматривает и тут же прячет её в свой блокнот.
  
  - Вы спрашиваете, почему я так интересуюсь всем, что связано со смертью моей подруги? Дело в том, что мне не даёт покоя смерть Агаты. Мне кажется, это я виновата в том, что с ней случилось, что всё началось с того звонка по объявлению, которое показала ей я.
  
  - А почему вы решили, что объявление о знакомствах связано со смертью Полежаевой?
  
  Ну не буду же я рассказывать ему о своём визите к Бармину и о том, что я разместила своё объявление. Уж в моей личной жизни я никому копаться не дам!
  
  - Я не знаю, - объясняю я, - мне просто так кажется, что гибель Агаты имеет какое-то отношение к тому злосчастному клочку бумаги, сорванному мной на остановке. Можете называть это интуицией, если хотите, ведь прямых доказательств, всё равно, нет. Я до сих пор не могу сказать точно, размещала ли Агата свои данные в интернете. Но, может быть, я смогу ещё это выяснить.
  
  Анатолий Петрович наклоняется ко мне через стол и сердито говорит:
  - Зачем вы лезете в это дело? Если у вас есть комплекс вины перед убитой, сидите, лелейте его дома, а лучше вообще перестаньте считать себя виноватой. Не пытайтесь сами вести расследование. Подобные попытки, Татьяна Владимировна, могут закончиться ещё одним трупом. Вашим трупом, между прочим. Такие случаи уже были в моей практике.
  
  Я встаю на защиту своего достоинства:
  - Но ведь это я заметила то, что не заметили вы и ваши коллеги: записку убийцы! Если бы не я, этот факт так и остался бы вам неизвестен!
  
  - Да, но что вы сделали, обнаружив этот факт? - ставит меня на место следователь. - Вы украли улику с места преступления вместо того, чтобы позвонить мне и рассказать о вновь открывшихся обстоятельствах. Ведь я оставлял вам свои телефоны. Вот что, Татьяна Владимировна, хватит воображать себя Шерлоком Холмсом! Если вы ещё раз попытаетесь вмешаться в ход следствия подобным образом, то есть, похищая улики и допрашивая свидетелей, я применю к вам соответствующие меры воздействия. Вы меня поняли?
  
  Возражать в этой ситуации глупо, и я покорно киваю, уныло глядя в окно.
  - Всего хорошего, - произносит Гуляев, вставая из-за стола.
  
  - Всего хорошего, - бесцветным тоном отвечаю я, по-прежнему не отводя взгляда от окна.
  
  
   Глава 21
  
  Наверное, с самого детства одной из самых негативных черт моего характера было упрямство, проявляющееся как реакция на слово "нельзя".
  
  "Нельзя ходить по лужам!" - говорила мне мама, и, стоило ей на мгновение отвернуться, как я тут же забиралась по колено в грязную воду. "Нельзя грызть сосульки!" Мне самой бы, может, это и в голову бы не пришло, но раз сказано "нельзя", значит, обязательно надо сделать наоборот. "Нельзя рисовать на обоях!" - и в альбоме рисовать уже становилось совершенно неинтересно.
  
  Когда я стала постарше, вместе со мной выросли и мои "нельзя". Теперь мне не разрешалось пользоваться косметикой, носить мини-юбку, возвращаться домой позже девяти часов вечера. Но все запреты меня только раззадоривали, и я в бурный период роста и взросления перенесла немало экзекуций за своё непослушание.
  
  Так и теперь запрет Гуляева на вмешательство в расследование подействовал на меня, как сигнал трубы на старую полковую лошадь. То, что меня только что отчитали, как маленькую девочку, только добавило мне спортивной злости. Я твёрдо решила, во что бы то ни стало, сама докопаться до истины.
  
  Тем более что у меня на сегодня была назначена встреча с репортёром, который мог бы стать прекрасным источником информации, необходимой для моих дальнейших изысканий.
  
  На третьей от входа в парк скамейке я сидела уже без десяти шесть. Погода была на редкость гадостная: ветер пополам с дождём норовил попасть за воротник моей куртки. Через пять минут я не выдержала и переместилась под прикрытие небольшого павильончика игровых автоматов метрах в пятнадцати от места встречи.
  
  Оттуда мне было хорошо видно скамейку, на которой я только что сидела.
  
  С опозданием в почти четверть часа, когда я уже начала понемногу терять терпение, из боковой аллеи вынырнула мужская фигура в куртке-"аляске" с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Мужчина, не боясь промокнуть, плюхнулся на заливаемую дождём скамейку спиной ко мне и огляделся по сторонам. Он явно кого-то ждал. А значит, ждал меня.
  
  Я не без сожаления покинула сухой и тёплый павильончик и двинулась к месту встречи. Так как я подходила с тыла, до последнего момента я не была видна ожидавшему меня человеку, и поэтому полной неожиданностью для него прозвучали мои слова:
  - Здравствуйте, вы Плющиков?
  
  Мужчина вздрогнул, повернулся, и из-под надвинутого капюшона озорно сверкнули такие знакомые глаза. Это был Шурыгин.
  
  - Пашка! Что ты тут делаешь? Где Плющиков? Он что, не смог прийти? - немного придя в себя, засы́пала я его вопросами.
  
   - Танюшка, погоди. Давай сперва найдём какое-нибудь сухое местечко, где мы могли бы спокойно поговорить, и я тебе всё объясню.
  
   Я затащила Пашку в тот самый зал игровых автоматов, в котором только что скрывалась от дождя.
  
  Помещение было полупустым. За несколькими автоматами сидели подростки, да в углу позёвывал прыщеватый парень в яркой бейсболке, очевидно, осуществляющий контроль за процессом. Увидев меня, он скуксился и сказал нахальным голосом:
   - Девушка, опять вы сюда зашли. У нас тут не зал ожидания. Или играйте, или покиньте помещение.
  
   Возвращаться под дождь не хотелось. Я протянула парню полтинник и он, сразу повеселев, разменял мне купюру на металлические пятаки.
  
  Пашка тоже протянул полтинник и, разменяв его, сразу высыпал в мою ладонь все свои монеты:
   - На, выиграй немного денег себе на машину, чтобы больше не шлёпать по дождю пешком.
  
   Мы выбрали два автомата и взобрались на высокие табуреты перед ними.
  - Ну, так где же твой Плющиков? - возобновила я прерванный разговор.
  
  - Он здесь, - ответил Пашка.
  
  - Не поняла. Где здесь?
  
  - Плющиков - это я.
  
  - То есть как это?
  
  - А так. Ты что, никогда про псевдонимы не слышала? У нас, у журналистов, это обычное дело.
  
  - Так значит, "А.Плющикова" в природе не существует? - произнесла я упавшим голосом.
  
  - Ну, это как посмотреть. Я же говорю, что это я пишу под этим именем. Плющикова - девичья фамилия моей матери. У меня и другие псевдонимы есть. Бывает, в одном номере по два, по три моих материала выходят под разными подписями. Слушай, тебе ради чего этот Плющиков понадобился? Ради редкой фамилии, что ли? Ладно, Тань, рассказывай. Кому, как не старому другу, можно доверить все свои секреты?
  
  Я кинула монету в прорезь автомата, задумчиво посмотрела на завертевшиеся перед глазами картинки на морде "однорукого бандита", повернулась к Пашке и произнесла:
  - Наверное, надо начать с того дня, когда я увидела это злосчастное объявление...
  
  
  Глава 22
  
  Я механически скармливала пятаки прожорливому металлическому монстру, впрочем, без особого успеха, и рассказывала Пашке всё, что происходило со мной в течение последних нескольких недель.
  
  Рассказывала, как на духу, включая свой поход к Бармину, знакомство с Кожиным и с Вениамином. То ли грустный осенний дождь располагал к откровенности, то ли я подсознательно посчитала относящимися к убийствам и эти события.
  
  Когда я закончила, Пашка озадаченно смотрел на меня:
  - Ты что же, хочешь в одиночку размотать это дело? Зачем тебе это нужно?
  
  - Паш, ну, во-первых, не в одиночку, потому что надеюсь на кое-какую помощь с твоей стороны, а во-вторых, если я это дело, как ты выразился, "размотаю", то из этого тебе можно будет сделать неплохой репортаж. Чуешь, материал-то какой благодатный: серийные убийства, жестокий маньяк и хрупкая девушка, то есть я, вычисляющая убийцу! Не меньше двух полос в номере!
  
  - А ты не боишься стать просто парой строк в криминальных новостях в качестве жертвы, как твоя подруга?
  
  - Но убийца же ничего не знает о моём существовании. В этом гарантия моей безопасности. Я же не буду бегать за ним по тёмным переулкам. Я попытаюсь вычислить его умозрительно. У-мо-зри-тель-но! С карандашиком в руке! А для этого мне просто нужно как можно больше информации по интересующим меня уголовным делам. Со мной, разумеется, никто даже разговаривать в милиции не станет, а у тебя, я знаю, есть свои каналы. Помоги, Паша!
  
  Пашка не ответил "нет" сразу, а значит, уже наполовину готов был капитулировать: это я по его глазам поняла, поэтому, не давая ему опомниться, я продолжила наступление.
  
  - Мне просто нужно получить ответы на несколько вопросов, касающихся смертей Агаты и Ларисы. Только немного информации. Ну, Пашуля, ну что тебе стоит?
  
  Я заискивающе смотрела на Пашку. Сердце Шурыгина всегда было большое и доброе. Прожитые годы ничуть не озлобили его и не сделали черствым. Я знаю страшную Пашкину тайну: ему трудно отказывать людям, и я бессовестно пользуюсь этой тайной.
  
  Я пошла на заключительный штурм:
  - Пашенька, у тебя есть куда записать? Я знаю, у тебя всегда с собой блокнот. Вот и славно. Достань его, открой и запиши всего несколько вопросов любопытной женщины. Записываешь? Умница. Итак. Имело ли место ограбление Полежаевой? Какое отношение к убийству Полежаевой может иметь некий Вениамин? Мне нужен домашний адрес Берсеньевой, а также уточнить, принимала ли она снотворное, упаковка с которым была обнаружена около неё и обнаружены ли на упаковке с лекарством её отпечатки пальцев? Что это за снотворное? Не была ли в ночь убийства или за день до этого у дома Агаты или Ларисы замечена чужая машина? Если да, то не запомнил ли кто-нибудь её номер или хотя бы марку и цвет? Не была ли обнаружена какая-нибудь распечатанная электронная переписка у обеих жертв? Не были ли обнаружены какие-либо следы или отпечатки преступника на местах убийств? Проверялся ли в обоих случаях замок входной двери на предмет использования отмычек?
  
  Пашка едва успевал записывать за мной. Наконец, поставив последний вопросительный знак, он поднял голову:
  - Ты обещаешь мне, что это расследование останется чисто умозрительным? - он посмотрел мне прямо в глаза.
  
  - Обещаю.
  
  - Ты обещаешь советоваться со мной?
  
  - Хорошо, ты будешь моим доктором Ватсоном, - шутливым тоном ответила я.
  Пашка схватил меня за плечи, встряхнул и повысил голос:
  - Хочешь поиграть в сыщика? В Шерлока Холмса? В миссис Марпл? Поверь, чужая боль, чужой страх, чужая смерть - это не игра. Я достаточно долго варюсь в этом, чтобы иметь право так говорить. А ты не понимаешь, во что хочешь вляпаться.
  
  - А для меня это не чужая боль, - тоже почти проорала я в ответ. - Это моя подруга убита!
  
  Мы оба спохватились и оглянулись на парня в бейсболке, удивлённо таращащегося на нас из своего угла.
  
  - Ладно, - уже спокойным голосом сказал Пашка, - я достану тебе ответы на твои вопросы. Не могу сказать точно, когда. Постараюсь поскорее. Я же тебя знаю: тебе всегда нужно было всё и сразу.
  
  Я благодарно улыбаюсь Пашке и сползаю с табурета:
  - Спасибо, Пашуля, ты золотой человек!
  
  - Можешь зря не расточать свою лесть. Ты ведь своего уже добилась, - ворчит Шурыгин. - Лучше давай-ка двигать по домам. Дождь, кажется, уже закончился.
  
  В моей руке, уже нагретая моим теплом, лежит последняя пятирублёвая монета. Я бросаю её в автомат, вешаю через плечо сумку, застёгиваю куртку, и мы направляемся к выходу.
  
  Вдруг за моей спиной что-то звякает и раздаётся звон сыпящихся из автомата монет. Я смотрю на Пашку и издаю радостный вопль:
  - Всё-таки повезло! Это добрый знак!
  
  - Погоди радоваться, - говорит, оборачиваясь, тот.
  
  Я тоже оборачиваюсь и вижу, что удача пришла не ко мне, а к щупленькому подростку, игравшему неподалёку от нас.
  
  
   Глава 23
  
  Я отвергла Пашкино предложение подбросить меня до дома на его почти новенькой "Тойоте", которой Шурыгин так гордился.
  
  В другое время я бы с удовольствием прокатилась на авто вместо того, чтобы втискиваться в переполненный автобус. Но мы живём в противоположных концах города, я и так уже порядочно задержала Пашку со своими проблемами, а его ждёт семья.
  
  Я царским жестом отпустила друга, о чём, впрочем, почти сразу пожалела. Дождь, лишь ненадолго притихший, припустил с новой силой и отравил моё возвращение домой.
  
  Войдя в квартиру, я с наслаждением стянула с себя промокшую куртку и насквозь мокрые сапоги, чувствуя, что промерзла, как цуцик.
  
  К моему удивлению, Годзилла, которая каждый вечер обязательно выходила меня встречать, почему-то не появилась.
  
  - Кис-кис-кис, - позвала её я, но кошка не вышла на зов.
  
  Я начала её искать и через пять минут обнаружила в комнате, глубоко забившуюся под кресло.
  
  - Киса, - ласково позвала её я, - иди ко мне.
  
  Обычно легко откликающаяся на зов Годзилла, лишь жалобно сказала: "Мяу", но убежища не покинула. Только волшебное слово "кушать" смогло заставить животное выбраться из-под кресла.
  
  Как-то боком, с пришибленным видом, кошка двинулась на кухню.
  
  Странно. Что-то тут было не так. Я осмотрелась. Симпатичная стеклянная вазочка с карандашами и шариковыми ручками - цветов-то давно уж никто не дарил - до этого мирно стоявшая на книжной полке, теперь, разбитая, лежала на полу. Карандаши цветным веером разложились среди осколков. Из-за журнального столика, стоящего возле дивана, я сразу этого не заметила.
  
  - Так вот в чём дело! - сказала я, входя в кухню и обращаясь к кошке. - Ты тут набезобразничала, а теперь тебя замучила совесть! Не бойся, я не буду тебя ругать. Это моя вина. Я должна была подумать о том, что ты без меня захочешь поиграть с моими вещами. И все-таки придется тебе в таком случае подождать свой ужин, пока я тут все приберу.
  
  Кошка забилась под табуретку на кухне, провожая меня в комнату голодными глазами.
  
  Наведя относительный порядок, я со вздохом сожаления отправила в мусорное ведро любимую вазочку, точнее то, что от нее осталось.
  
  После этих кратких похорон без оркестра я наконец открыла для кошки банку кильки в томате, сообразила себе огромную порцию горячего чая в литровой глиняной пивной кружке - идиотском подарке коллег на прошлое восьмое марта, украшавшем полку с посудой, и присела за кухонный стол.
  
  Есть не хотелось. Прихлебывая горячий янтарный напиток и чувствуя как, наконец, начинаю согреваться, я снова задумалась над запиской, которую отдала Гуляеву.
  
  "Завтра".
  
  Да что же должно быть в башке у этого убийцы, если он так хладнокровно назначает дату убийства, а потом пунктуально осуществляет свой план! Что там за тараканы у него в мозгах? И как эти ненормальные склонности суметь различить при встрече с ним? Ведь наверняка же он не соответствует теории Ломброзо!
  
  Помнится, этот итальянский врач утверждал, что у преступника должен быть низкий лоб, сплющенный нос, большие челюсти и взгляд исподлобья. Давненько мне такие не попадались! Разве что у соседней пивнушки их полно.
  
  Да и вряд ли Агата, Лариса Берсенева и прочие жертвы стали бы общаться с таким вот "красавцем" с внешностью неандертальца.
  
  Скорее всего, преступник - интересный, видный мужчина, способный вскружить женщине голову.
  
  Кошка поела, забралась ко мне на руки и замурлыкала. Гладя её пушистую спину, я задумчиво произнесла: "А ведь ты, наверное, видела убийцу, Годзилла. Если бы ты только могла разговаривать!"
  
  
   Глава 24
  
  Проснулась я от зубной боли. Ныл коренной зуб справа. Давно ведь собиралась пойти сдаться врачу, но всё никак не могла решиться. Теперь не пойду - побегу. Пришлось отзвониться на работу и предупредить начальство, что появлюсь не раньше обеда.
  
  Я выползла из дома, уныло держась за щёку.
  
  Всю ночь шёл дождь, и перед моим подъездом вальяжно разлилась огромная лужа. Измерить ёё глубину своими сапогами мне не хотелось, и я решила обойти неожиданное препятствие.
  
  Однако не тут-то было. С одной стороны лужа вплотную примыкала к невысокой ограде палисадника, а с другой, на совершенно сухом асфальте, стояла чья-то белая "девятка".
  
  Иного пути, кроме как через водное пространство, не было.
  
  Осторожно, на цыпочках, обходя лужу по краю, по мелководью, и одновременно пытаясь не измазать куртку об автомобиль, я чертыхнулась себе под нос, мечтая, что если бы в этот момент хозяин так неудачно припаркованной машины оказался поблизости, я бы высказала ему в лицо всё, что я о нём сейчас думаю.
  
  К счастью для водителя, он так и не появился, потому что ноги я всё же слегка подмочила, растеряв вместе с этим остатки оптимизма.
  
  В приёмной зубоврачебной поликлиники всё сияло белизной. Неожиданно обнаружилась небольшая очередь. Ещё пять или шесть таких же, как я, страдальцев с лицами мучеников сидели в удобных креслах, листая глянцевые журналы.
  
  Застолбив себе место в очереди, я опустилась в ближайшее кресло, лелея больной зуб.
  
  Скоро мне надоело блуждать взглядом по абсолютно белым стенам, и я взяла из кипы журналов на стеклянном столике первый попавшийся.
  
  Это оказался журнал "Вязание". Я фыркнула: вот уж никогда особо этим не увлекалась, но за другим журналом вставать было лень, и я начала лениво перелистывать страницы со широко улыбающимися смазливыми девицами и парнями, одетыми в кофты, свитера, джемперы и пуловеры всех сортов и расцветок.
  
  Перевернув очередную страницу, я чуть не выронила из рук журнал. С глянцевого листа мне широко улыбался Вениамин, сжимая в руках кошку. Это была та самая фотография, которую я получила вместе с первым его письмом.
  
  Я вынула из сумки распечатанное на принтере чёрно-белое фото Вени. Две картинки отличались только цветовой гаммой.
  
  Ещё через две страницы я нашла и вторую присланную мне фотографию.
  
  Сомнений уже не оставалось. Некто, называющий себя Вениамином, пишет мне, используя чужие фото.
  
  Оглянувшись по сторонам и убедившись, что все вокруг заняты каждый своим делом и не наблюдают за мной, я проворно запихнула журнал в сумку.
  
  Так, это новое обстоятельство надо хорошенько обдумать.
  
  Тут может быть несколько объяснений.
  
  Скажем, этот пишущий мне человек, для удобства продолжим называть его Веней, стесняется своей внешности, считает, что, приложи он свою настоящую фотографию, ему никто не ответит.
  
  Возможно такое? В принципе, возможно, но только если он довольствуется электронной перепиской, потому что при личной встрече обман сразу же раскроется.
  
  Это может быть чья-то идиотская шутка.
  
  Возможно такое? Возможно. В Интернете, говорят, полно придурков.
  
  Ещё один вариант: этот человек скрывает своё настоящее лицо потому, что он вынашивает какие-нибудь преступные планы насчёт меня.
  
  А ещё этот человек может оказаться тем самым, имеющим какое-то отношение к Агате, Вениамином, и совпадение имён вовсе не случайность. Допустим, они тоже познакомились через Интернет.
  
  Возможно такое? Теоретически возможно. Агата назначала встречу с Барминым. Это я знаю наверняка. И Вениамин у нас с ней, не исключено, один на двоих - ведь Игорь говорил, что размещает все объявления на одном сайте. Вот этот Вениамин и мог написать сначала Агате, а потом, по случайному совпадению, и мне. А может, он вообще пишет всем подряд?
  
  Мысли теснятся в голове, скачут, как белки. Меня опять бьёт сыскная лихорадка. Даже зубная боль как будто отодвинулась куда-то в сторону, уступив место лихорадочной работе разума.
  
  Но тут подходит моя очередь к врачу.
  
  Перед бормашиной сыскная лихорадка сдаётся. Собственные переживания заслоняют все проблемы ещё минуту назад так беспокоившие меня.
  
  Всё моё существо сейчас сосредоточено на этом дёргающем болью коренном зубе. Я, заранее решившая перенести пытку без единого звука, начинаю позорно подскуливать в тон звуку бормашины.
  
  Экзекуция продолжается двадцать минут, кажущиеся мне вечностью. Наконец, счастливая, трогающая изнутри языком свежезапломбированный зуб и не верящая, что это он принёс мне столько страданий, я вылетаю на улицу.
  
  Рой мыслей о таинственном Вениамине опять копошится в моём мозгу. Мне нужно выяснить, переписывалась ли Агата с "моим" Вениамином. Но как это сделать? Буду надеяться, что эти сведения будут среди тех, что обещал накопать для меня Паша Шурыгин.
  
  
  Глава 25
  
  В автобусе я достаю украденный в поликлинике журнал "Вязание" и снова рассматриваю фотографию лже-Вениамина.
  
  Итак, преступник, "содрал" фотографию из журнала и разместил её на сайте вместе со своим объявлением.
  
  Какая-то мысль не даёт мне покоя, и я продолжаю рассматривать уже изученную до мелочей фотографию, пытаясь поймать эту мысль за хвост. Улыбка, кошка, свитер ручной вязки...
  
  Ага! Вот то, что меня подсознательно мучило. Если Вениамин - мужчина, то откуда у мужика журнал "Вязание"? Среди всех моих знакомых мужчин не было ни одного извращенца, покупающего подобные журналы.
  
  Но тогда логично предположить, что лже-Вениамин - женщина, выдающая себя за мужчину?
  
  В интернете такое возможно.
  
  Но для чего женщине представляться мужчиной и писать всякую романтическую чепуху особям своего пола?
  
  А если Вениамин и вправду убийца, неужели под его личиной какая-то психопатка ходит и убивает одиноких женщин?
  
  Ведь что известно о преступнике? Только его высокий рост и широкие плечи. Ну так та же самая Ирина Бармина, бывшая манекенщица, должно быть, под метр восемьдесят ростом. А в какой-нибудь "дутой" куртке она бы выглядела плечистым мужиком.
  
  Вот только для неё нелегко было бы на инвалидной коляске разъезжать по городу и душить людей, переодевшись мужчиной.
  
  А если она прикидывается калекой, а сама бегает, как олень?
  
  Да ладно, такое только в детективных романах можно встретить. Зато полно других тёток, тоже высокого роста, озлобленных на жизнь и на весь род человеческий. Вот какая-нибудь из них и решила грабить и убивать себе подобных, уж не знаю, почему.
  
  Хотя, одного роста недостаточно, наверное, нужна ещё и недюжинная физическая сила, чтобы задушить человека? Да откуда мне знать! Никого ведь не душила и начинать не собираюсь. Так что же, мне нужно искать убийцу среди спортсменок, увлекающихся Интернетом и склонных к криминалу?
  
   Хотя, а почему возникла версия о высоком росте? Со слов миниатюрной Ираиды Сергеевны? Так ей любой, если не карлик, высоким мог показаться, особенно в темном коридоре.
  
  Бред какой-то.
  
  Я чувствую, что мои мозги начинают закипать. Надо дать им отдых. А, как известно, лучший отдых - смена работы. Я добираюсь до офиса, рапортую Доре Сергеевне о своём появлении и возвращаюсь к рукописи Кожина.
  
  "Не звонит, - думаю я о Михаиле, умудряясь одновременно править текст. - Гордый. Сказали ему звонить на следующей неделе, так, наверное, раньше не объявится. А вдруг не объявится вообще?"
  
  Сердце моё почему-то сжимается при этой мысли. Неужели я так привязалась к этому писателю? Теперь вот сижу и мучаюсь: позвонит - не позвонит. И вообще, сама виновата. Зачем нужно было характер свой показывать?
  
  Да, ещё недавно было два кавалера, а сегодня никого. Кожина сама отшила, а Веня оказался более чем подозрительной личностью неопределённого пола.
  
  Телефонный звонок прерывает ход моих мыслей и отрывает меня от работы. Это Шурыгин.
  
  - Привет, Танюшка. Пляши, тебе новости.
  
  - Пашка, какой ты молодец! Ты уже всё выяснил? Так быстро?
  
  - Мы, пресса, привыкли всё делать быстро. В нашем деле, если не будешь пошевеливаться, долго не продержишься, ты же знаешь. Это у вас, в издательстве...
  
  - Прекрати трепаться, - нетерпеливо обрываю его я. - Дело говори. Что узнал?
  
  - Какая ты невежливая. И как я только тебя терплю? Ну ладно, ладно. Слушай. Итак, Юстас - Алексу. Тебе азбукой Морзе докладывать или как?
  
  - Хватит зубоскалить! По существу давай.
  
  - Ну, если по существу, то Полежаеву действительно ограбили: шуба, колечки-цепочки и всё-такое прочее. Вениамин действительно мелькает в уголовном деле. В записной книжке Полежаевой, в которую она вписывала своих знакомых, кстати, не по алфавиту, это имя записано последним вместе с электронным адресом и рядом с ним стоят три восклицательных знака.
  
  - Адрес! Паша, ты узнал его?
  
  - Не лаптем щи хлебаю. Записывай.
  
  Шурыгин продиктовал электронный адрес.
  
  - Информирую дальше. Снотворное, из группы барбитуратов, барбитал-натрий, было обнаружено в крови Берсеньевой, но доза не могла стать смертельной ни в коем случае. На упаковке от лекарства отпечатков Берсеньевой не найдено. Кстати, в крови Полежаевой обнаружен тот же самый препарат, хотя ни в аптечке, ни где либо ещё в квартире, упаковки от него не нашлось. Что касается автомобиля. Какая-то машина была замечена у дома Полежаевой. По показаниям соседей "ВАЗ" девятой модели светлого цвета стоял во дворе в ночь убийства приблизительно с одиннадцати вечера до двух часов ночи. Номер машины, разумеется, никто не запомнил. Насчёт распечаток электронной переписки я вынужден тебя разочаровать - не обнаружены. Как и какие-нибудь следы или отпечатки пальцев преступника на местах преступлений. Всё чисто. Наверняка работал в перчатках. Так, что ещё у нас осталось? Замки? Открывались ключами, а не отмычкой. Я ничего не забыл?
  
  - Домашний адрес Берсеньевой.
  
  - Диктую. Только зачем тебе он? Там сейчас никто не живёт.
  
  - На всякий случай.
  
  Заверив Пашку, что теперь я его должница по гроб жизни, и попрощавшись с ним, я откладываю листок с записанными сведениями в сторону, и, как ни велик соблазн заняться разбором свежеуслышанного немедленно, возвращаюсь к работе.
  
  
   Глава 26
  
  Через пару часов в издательстве усиливается броуновское движение из кабинета в кабинет, и чаще начинают хлопать двери - верная примета приближения обеденного перерыва. Я хватаю сумку, запихиваю в неё исписанный под диктовку Паши листочек, наспех натягиваю куртку и, заперев свою "табакерку", несусь в кафетерий через дорогу.
  
  Купив пару бутербродов и пачку сока, я возвращаюсь на рабочее место, устраиваюсь поудобнее и начинаю раскидывать мозгами над свежей информацией, пережёвывая свой обед.
  
  За что я тут могу зацепиться?
  
  У преступника, кажется, есть автомобиль, и теперь я даже знаю его марку и цвет. Но девятая модель "жигулей" светлого цвета - машина довольно распространённая. Вон, и у Кожина белая "девятка". Вот если бы номер... Но номер никто из соседей не запомнил. Нет, пока эту информацию отложим в сторону.
  
  Снотворное. Барбитал-натрий.
  
  Хорошо, что на моей полке полно словарей и справочников, помогающих мне в работе. После активных поисков я узнаю, что барбитал-натрий - это белый кристаллический порошок без запаха, горького вкуса, легко растворимый в воде. Он оказывает снотворное и успокаивающие действие, применяется при бессоннице, нервном возбуждении, невралгиях, иногда как противорвотное и противосудорожное средство. Отпускается строго по рецепту.
  
  Если отпечатков пальцев Ларисы на упаковке со снотворным порошком не было, значит, лекарство принёс с собой убийца.
  
  Тут он, конечно, допустил ошибку. Ему следовало обязательно оставить отпечатки женщины на упаковке снотворного. Впрочем, всё инсценировалось под несчастный случай, и убийца, вероятно, рассчитывал, что в таких обстоятельствах осмотр места происшествия будет лишь поверхностным.
  
  Он же накачал снотворным Агату. Вот почему соседка не услышала никакого шума в комнате Агаты, когда туда прямо на глазах старушки вошёл убийца.
  
  Я почти уверена, что маньяк каким-то образом давал снотворное и другим своим жертвам, чтобы после убить их без особого шума и сопротивления с их стороны. Но как? Не силой же он заставлял женщин принимать порошок?
  
  И где он доставал барбитал-натрий, отпускаемый только по рецепту врача? Он что, болен? У него бессонница, невралгия, судороги? Хотя... Что у нас стоит ушлому человечку достать левый рецептик? Один знакомый врач или одна правильно и по адресу данная взятка.
  
  Да, свежедобытая информация только прибавила мне дополнительных вопросов.
  
  Зато, наконец, точно подтверждено, что у преступника были свои ключи. Где он мог их взять? Только снять слепок с ключей Агаты. Значит, он имел такую возможность? Когда? Они что, встречались? Или он знал, где она работает, зашёл к ней в кабинет, когда её там не было, вытащил из сумочки ключи, сделал с них копию и ушёл? Это слишком сложно сделать. В отделе, где работала Агата, постоянно находятся другие люди.
  
  Нет. Исключаю эту версию. Но другой, более правдоподобной пока предложить не могу.
  
  Имя Вениамин в записной книжке. Во-первых, нужно проверить, не совпадёт ли его электронный адрес с адресом моего "поклонника". Я достаю распечатанные письма и сверяю адреса.
  
  Увы! Меня ждёт неудача. Адреса совершенно разные. Неужели не тот Вениамин?
  
  Переписки в комнате Агаты и в квартире Ларисы не обнаружено. А ведь Лариса-то - я знаю это точно - получала электронную почту у Бармина и уносила письма домой. Значит, преступник, совершив убийство, находил и забирал переписку с собой.
  
  Как же мне узнать, о чем говорилось в этих письмах? Да очень просто. Я могу позвонить Бармину и спросить, не осталось ли у него, случайно, копий писем Вениамина Ларисе.
  
  Я нахожу в записной книжке тот самый номер телефона, с которого началась вся эта история.
  
  - Добрый день, вас слушают, - звучит в трубке голос Ирины, и я вспоминаю ее тоскливый взгляд мне в спину через оконное стекло. Так калека она или только притворяется?
  
  - Я могу услышать Игоря? Это одна из его клиенток.
  
  - Да, конечно, подождите минутку.
  
  Ждать приходится довольно долго, наконец, Игорь подходит к телефону:
  - Да, - коротко подаёт он голос, в котором слышится легкая усталость.
  
  - Игорь, здравствуйте. Это Татьяна Рощина. Я была у вас в прошлый четверг.
  
  - М-м-м, простите... - по неуверенной интонации я понимаю, что меня, кажется, не могут вспомнить.
  
  - Ну, "пятно от кофе"... Помните?
  
  - А-а-а! Теперь вспомнил. Иизвините еще раз за него. Как у вас там дела на личном фронте?
  
  - Спасибо, хорошо.
  
  - Неужели скоро в моём альбоме появится новая свадебная фотография?
  
  - Что вы! До этого ещё далеко. Но я к вам по другому вопросу. Очень для меня важному.
  
  
  Глава 27
  
  - Если вопрос действительно важный, я с удовольствием постараюсь вам помочь, - вежливо, хотя и без особого энтузиазма отвечает Бармин. Я понимаю, что наверняка отвлекаю человека от работы, но совесть моя молчит - мне сейчас важнее добыть информацию.
  
  - Помните, вы рассказывали мне про писательницу, которую размещали в интернете?
  
  - Не припоминаю.
  
  - Ну как же? Вы ещё сказали, что её звали Лариса. Её фамилия была Берсеньева? Ответьте. Повторяю, мне это очень важно знать.
  
  - Но почему это вас интересует?
  
  Про себя я отмечаю, что на мой вопрос он не сказал "нет", а ответил встречным вопросом. Так, значит, все же Берсеньева?
  
  - Вы говорили мне, что она получала свою почту на ваш компьютер, помните? Эта Лариса переписывалась с неким Вениамином?
  
  - Да, - удивлённо отвечает мой "свах", похоже, сбитый с толку, - но откуда вы об этом узнали?
  
  - У вас в компьютере случайно не сохранилась её переписка с этим человеком? - я продолжаю атаковать Игоря, не обращая внимания на его встречные вопросы.
  
  - Послушайте, Татьяна, - мягко объясняет мне Бармин, словно неразумному ребенку, - мне не понятны причины вашего любопытства. Я нахожу его немного нездоровым. Но в любом случае, переписки этой у меня не сохранилось. Я распечатывал письма, отдавал их Ларисе и никаких копий себе не оставлял. И даже если бы эти письма у меня и были, я всё равно не передал бы вам их. Я никогда не нарушаю тайну своих клиенток. Простите, но в данном случае я ничем не могу вам помочь. - Он вешает небольшую паузу и добавляет: - У вас есть ко мне еще какие-то вопросы? А то я сейчас немного занят и не могу долго разговаривать.
  
  - Нет, спасибо. Это всё, - отвечаю я. - До свидания.
  
  - Всего хорошего, - Игорь кладет трубку.
  
  Хотя он и не подал вида, думаю, я слегка разозлила его своим неуёмным любопытством. А ведь он в прошлую нашу встречу вёл себя со мной так мило. Я кого угодно могу довести до ручки, это точно.
  
  Что ж, этот выстрел был мимо цели. Переписку достать не удалось, хотя я почему-то готова поклясться, что Бармин её не уничтожил. Наверняка хранит, чтобы при случае содрать оттуда пару-другую фраз при составлении для своих клиенток объявлений да ответов женихам. Лариса-то была писательницей, да еще и любовных романов. Думаю, у нее есть, что позаимствовать для романтической переписки. Вот так, значит, Игорь Олегович. Своя рубашка ближе к телу. Не хотите делиться.
  
  С другой стороны, я могу понять Бармина. Если он будет кому попало разбалтывать секреты своих клиенток и раздавать их переписку, то в скором времени останется без работы.
  
  Впрочем, мой звонок был не таким уж бесполезным. Теперь, я думаю, можно утверждать, что Лариса, о которой говорил Бармин, и Лариса Берсеньева - одно и то же лицо, и она тоже общалась с каким-то Вениамином.
  
  Эти Вениамины множатся прямо на глазах, как грибы после дождя. Редкое имечко! На каждом углу я на него натыкаюсь. Нет, я не могу принять версию, что все три Вениамина - разные люди. Это было бы слишком фантастичным.
  
  И тут меня осеняет: можно попытаться обнаружить переписку Агаты. Куда приходила ей электронная почта? Да девяносто девять процентов, что на её рабочий компьютер! Возможно, она распечатывала письма и уносила их домой, но в компьютере-то они могли остаться?
  
  Я вскакиваю и несусь в отдел по связям с общественностью. То, что сейчас перерыв, мне только на руку. В отделе тишина, и только у окна судачат о чём-то две сотрудницы.
  
   Я кидаюсь к компьютеру и только тут соображаю, что не знаю, что и где искать. Увы! В компьютерах я не сильна.
  
  - Девчонки! - обращаюсь я к болтающим подругам. - Помогите! Сохранила куда-то один документ, а теперь не могу вспомнить, куда. Как мне его найти?
  
  Одна из собеседниц пожимает плечами:
   - Да очень просто. Там внизу, на панели, слово "Пуск" видишь? Нажимаешь на него, потом нажимаешь на слово "Найти", потом на "Файлы и папки", а дальше заводишь название документа. Название-то помнишь?
  
   - А то как же, - уверенно отвечаю я, но понимаю, что придётся гадать, под каким названием Агата хранила свою электронную переписку.
  
   Впрочем, будь я на её месте, как назвала бы папку, в которой бы хранила письма от Вениамина? Да "Вениамин" конечно. Стала бы я выдумывать что-нибудь другое.
  
   Я завожу это имя в поле поиска, и, затаив дыхание, жду результата.
  
   Есть! Вот она, эта папочка! Я открываю её, и вижу в ней пять писем, расположенных по датам получения. Я распечатываю все письма и уношу свою добычу к себе, в "табакерку".
  
  Итак, презрев правила приличия, приступим к чтению чужой почты.
  
   Фотография другая, но мужик этот тоже в свитере. Ох, кажется мне, в воздухе опять запахло журналом "Вязание"! А что с письмом?
  
  "Здравствуйте, уважаемая незнакомка! Заранее прошу прощения за то, что набрался смелости Вам написать, но когда я увидел ваше фото на сайте, я сказал себе: "Какая красивая женщина", а когда прочитал то, что вы написали о себе, и оказалось, что мы с Вами живём в одном и том же городе, я понял, что никогда не прощу себе, если не попытаюсь использовать возможность познакомиться с вами. Думаю, подобные встречи случаются только раз в жизни. Позвольте мне рассказать немного о себе. Мне 36 лет. Я работаю менеджером в крупной компании. Живу один в двухкомнатной квартире. Женат не был. Детей нет. Я чувствую, что в моей жизни наступила пора..."
  
  Во мне закипает тихое бешенство. Слово в слово! Под копирку! Вот подлец! А я-то хороша! Таяла от этой лапши на своих ушах!
  
  Готова спорить на что угодно, что в первом письме Вениамина Ларисе содержание было то же самое; ну разве что фото, возможно, было другое и электронный адрес не тот. Ведь, судя по тому, как легко и быстро Бармин прямо при мне создал электронный адрес, дело это нехитрое, и можно плодить эти адреса десятками и сотнями, если требуется.
  
  Итак, буду придерживаться того варианта, что Веня был один на всех, что это один и тот же человек писал и Агате, и Ларисе, и мне. Двое из нас троих уже мертвы. И что тогда логически вытекает из этого? Пункт А: Вениамин и есть тот самый убийца, за которым я охочусь. Пункт Б: Вениамин, кажется, начал охоту за мной.
  
   Полностью роман можно скачать, например, тут
   или тут
   честно заплатив автору небольшую сумму за его труд, дабы он мог творить и дальше. Спасибо.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"