Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Джонатан скрипнул зубами и негромко выругался. "Бедному Блаю пришлось развлекаться за вас двоих"! Чёртов Эгертон! У него настоящий талант одной-единственной фразой, брошенной с невинным видом, разжигать ссоры. Как бы этот болтун не выдал Амелии подробности о той актриске, что уже и так недешево обошлась графу! Подобных секретов законным супругам знать не полагается. А уж если это известие, разойдясь со сплетнями, доберется до старого Ратлэнда, не видать тогда герцогства как своих ушей - старик не простит пренебрежения его драгоценной дочкой. Блай уже пожалел, что притащил с собой приятеля. Тот от деревенской скуки обязательно попытается сунуть нос в чужие дела. Выход один: надо его чем-нибудь отвлечь.
План созрел ближе к ужину. Перед тем, как спуститься в столовую, Блай успел переброситься с Эгертоном несколькими фразами и намекнуть, что заметил, как вдовая графиня, будучи представлена виконту, кинула на него весьма благосклонный взгляд. А посему долг настоящего джентльмена в такой ситуации - приложить все усилия, дабы развлечь даму, оказавшую ему внимание. В ответ Эгертон, большой любитель слабого пола, вульгарно подмигнув, заявил, что, по его наблюдениям, вдовы, только что снявшие траур, очень нуждаются в утешении.
За ужином виконт отнюдь не случайно оказался усажен рядом с леди Хлоей и, с удовольствием попавшись на крючок, сунутый к самому его носу, излучал обаяние вдвое больше обычного. Он изо всех сил старался понравиться своей соседке, ибо вдову, к вящей его радости, смело можно было назвать редкой красавицей. Несмотря на заверения Блая, в ее взгляде на Эгертона читалось лишь вежливое равнодушие, но, ничуть этим не смущенный, виконт решил, что на завоевание такой женщины не жаль потратить время. Она станет достойным трофеем в длинном списке его сердечных побед - так охотник, давно потеряв счет множеству добытых зайцев и уток, гордо вешает на стену голову убитого им лося, набитую чучельником.
Женщины всегда благосклонно относились к Эгертону. Лицом он был очень хорош: большие карие глаза, чуть длинноватый, но все же прямой нос, изящно вылепленные губы и ямка на подбородке. И все эти приятные черты обрамлялись уложенными в тщательно продуманном художественном беспорядке волосами и бакенбардами цвета меда. Одет виконт был всегда по последнему слову моды, манеры в обществе демонстрировал обходительные, комплименты дамам умел отвешивать ненатужно, без чрезмерной лести, но искусные. По части нежных взглядов, томных вздохов и случайных прикосновений он и вовсе был знаток.
Не торопясь сразу двинуть в бой весь свой арсенал, Эгертон пока ограничился лишь артподготовкой. Время от времени он вскидывал на сидящую справа вдову глаза с загадочным, как ему мнилось, выражением и прикладывал все усилия, чтобы вовлечь ее в беседу.
Когда речь, разумеется, зашла о самодвижущейся коляске, виконт, в глубине души побаивающийся этих чадящих монстров, всё же счел вежливым поинтересоваться у Амелии, как быстро может передвигаться "сей изящнейший образчик прогресса".
- Этот фаэтон работы мистера Роупера делает до двадцати пяти миль в час, - пояснила она. - Лорд Годольфин, страстный любитель скоростных экипажей, выписал его себе недавно из Америки.
- Ну, право, леди Данли, если лорд Годольфин так любит скорость, ему лучше было бы приобрести себе породистого рысака! - воскликнул Эгертон. - Двадцать пять миль в час. Всего-то! Хорошая скаковая лошадь легко обойдет эту паровую карету. - Он повернулся к графу. - Блай, помнишь, в мае на дерби в Эпсоне первый приз взял Гладиатор, оторвавшись от остальных на целых два корпуса? Он проскакал почти две мили меньше, чем за три минуты!
Амелия снисходительно улыбнулась.
- Да, это почти сорок миль в час, - мгновенно подсчитала она. - Но вы забываете, что лошадь может бежать карьером всего одну-две мили. А на длинных дистанциях она делает галопом лишь миль десять-двенадцать в час, в два раза проигрывая моему "Роуперу". Ни один конь не может долго мчать на пределе своих сил. А у этого автокара запас хода почти сто пятьдесят миль. Езда на нем приносит непередаваемые ощущения. По моему указанию расчистили и разровняли дорогу от Уэствуд Хауса до Уикомби, что в десяти милях отсюда, и теперь мы с мистером Блаем иногда позволяем себе промчаться с ветерком. Хотите, я прокачу вас завтра? Вы сможете почувствовать себя жокеем на спине рвущегося к победе коня. Ну же, лорд Брэкли, соглашайтесь!
Это приглашение графиня сопроводила очаровательной озорной улыбкой.
- С превеликим удовольствием, леди Данли.
Представив, как с бешеной скоростью трясется по проселку на плюющемся паром и дымом монстре, виконт внутренне содрогнулся и твердо решил назавтра сказаться больным.
- Ты не против, если я присоединюсь к вам, Амелия? - спросил граф.
Его вполне светский тон разительно не сочетался с горящим взглядом, так и сверлившим жену.
- Ты забыл: в экипаже всего два места, - ответила она так же любезно, не опуская глаз.
- Я буду верхом. Заодно и проверим, сможет ли твой "Роупер" обогнать моего Феникса. - Речь шла о крупном гнедом жеребце, которого Джонатан привез с собой из столицы.
- Блай, я с удовольствием передаю тебе свое право побыть завтра пассажиром паромобиля, - поспешил встрять Эгертон. - Еще успею насладиться поездкой на этой чудо-машине. Хотелось бы сперва полюбоваться парком Уэствуд Хауса - всегда интересовался архитектурой, особенно садовой - не моргнув глазом, соврал виконт.
- Амелия, а как экипаж лорда Годольфина оказался у тебя? - полюбопытствовал граф, чей пронзительный взгляд не смягчился ни на йоту.
Не в силах отказать себе в удовольствии позлить мужа, хотя и понимая, что затеяла рискованную игру, она произнесла как можно беззаботнее:
- Лорд Годольфин с удовольствием уступил его за вполне приемлемую сумму.
В конце концов, такой ответ нельзя считать обманом. И вовсе не обязательно уточнять, что фаэтон был продан не ей, а герцогу Ратлэнду. Зато граф уж точно наслышан, что лорд Годольфин долго обхаживал Амелию, добиваясь ее руки. Она поймала насмешливый взгляд мистера Блая, посвященного в подробности покупки экипажа. Старик, похоже, приготовился наслаждаться поединком супругов.
- Как мило с его стороны с такой легкостью расстаться с выписанной из-за океана новинкой, - тон Блая остался прежним, но взгляд теперь не обжигал, а леденил.
- А всё благодаря тебе, дорогой, - тем же беспечным тоном ответила графиня.
- Мне? - на миг непроницаемо-вежливое выражение лица Джонатана сменилось недоумением.
Амелия улыбнулась, довольная тем, что выпад попал в цель.
- Ну, не только тебе, но и остальным членам Парламента. Ведь это вы в июле приняли "Закон о красном флаге" (1), запрещающий паромобилям передвигаться в городах быстрее двух миль в час.
- И что же с того?
- Всего две мили в час для экипажа, способного за этого же время сделать двадцать пять! Всё равно, что стреножить скакуна и отправить его соревноваться на ипподроме с остальными. Для таких любителей скорости, как лорд Годольфин, это стало серьезным ударом.
При новом упоминании сего джентльмена граф, не сдержавшись, поморщился, Амелия между тем продолжала насмешливым тоном:
- Подумать только! Быстроходный экипаж должен тащиться со скоростью пешехода! Настоящее издевательство! Даже здесь, на сельских дорогах, закон теперь запрещает мне разгоняться быстрее четырех миль в час. А что за нелепое требование, чтобы автокаром обязательно управлял экипаж из трех человек, включая кочегара и водителя? Куда прикажете в моем двухместном фаэтоне пристроить кочегара?
Блай, не отрывая от жены напряженного взгляда, возразил ровным тоном:
- Это вынужденные меры. Тяжелые машины портят дороги, оглушают людей, пугают лошадей. Паромобили опасны. Пресса то и дело пишет о каком-нибудь происшествии с их участием.
Амелия легким движением пальцев отмела этот аргумент:
- Вот уж, право, не стоит ссылаться на репортеров. Они намеренно раздувают каждую пустяковую историю в погромную статью. И это притом, что в Лондоне чуть не каждую неделю под копытами лошадей погибает по несколько человек, а под колесами автокара еще никто не погиб (2).
Старик, внимательно слушающий их спор, одобрительно кивнул и сунул кусочек яблока сидящему на плече какаду.
Граф, не обращая внимания на эту парочку, невозмутимо заметил:
- В Англии около миллиона лошадей, дорогая. Если им на смену придут самоходные экипажи, куда деть полмиллиона конюхов, а заодно и шорников с кузнецами?
Мистер Блай поднял брови, слегка выпятил губы и снова кивнул.
- Каждая лошадь в год съедает шесть тонн еды - столько же, сколько целых восемь человек, - не осталась в долгу Амелия. - Чтобы обеспечить ей столько пищи, нужно два гектара земли. Если паромобили заменят конную тягу, высвободится земля, способная накормить восемь миллионов человек, и понадобится немало рук для ее обработки.
- Считаешь, кузнецы, шорники, грумы с радостью примут твое предложение бросить свое ремесло и встать за плуг, чтобы не умереть с голода? - парировал граф, в его голосе проскользнула еле различимая насмешка. - Может, спросим у Дженкинса, нашего старшего конюха, желает ли он стать крестьянином?
"Неплохой укол, каким будет ответ?" - прочла в глазах мистера Блая Амелия, но, не найдя подходящих возражений, воспользовалась обманным финтом, уйдя от вопроса:
- А как насчет огромного количества отходов, производимых лошадьми в Англии? Десять тысяч тонн в год! Не пора ли привести наши города в порядок? В Лондоне мостовая повсюду испачкана навозом.
Эгертон поморщился при слове "навоз" и кинул взгляд на Хлою. Та не сводила глаз с графа.
- Но автокары нещадно чадят. К тому же такой экипаж обходится куда дороже конного, - выдал новый аргумент Джонатан.
- Зато лошадь в среднем способна работать всего пять-семь лет, сбруя служит всего два года. Паромобиль же при хорошем уходе можно использовать куда дольше! Лошадь в силах тащить всего три тонны по хорошей дороге и полтонны по плохой. Локомотив может перевозить более тяжелые грузы, но он - раб дорогостоящих рельсов. Автокар же сочетает в себе мощь пара и проходимость лошади. - Амелия, поневоле увлеклась этим спором, тем более, противник ей попался достойный. - Как бы Парламент ни старался задушить паромобили в угоду интересам владельцев железных дорог и конных дилижансов, будущее - за самоходными экипажами. Еще Роджер Бэкон (3) два с лишним века назад предсказал, что однажды мы наделим наши колесницы невероятной скоростью без помощи животных.
- Насколько мне помнится, в результате его посадили в темницу за союз с дьяволом. К тому же, двадцать пять миль в час вашего "Роупера" - скорость хоть и немалая, но "невероятной" ее вряд ли назовешь, раз даже лошадь может мчать быстрее.
Граф сверкнул зубами в усмешке, и Амелия невольно подумала, как же он все-таки красив. Гоня прочь эту мысль и пытаясь заставить себя разозлиться на мужа, она заявила:
- Ах вот как? Дайте только срок. Прогресс не стоит на месте. Когда сэр Исаак Ньютон заявил, что придет день, и люди будут путешествовать со скоростью пятьдесят миль в час, его высмеяли. Но прошло всего полтора века - и сегодня паровоз способен разогнаться по хорошим рельсам даже быстрее. Заодно были опровергнуты предсказания горе-врачей и лже-ученых о том, что люди на скорости даже вдвое меньшей будут задыхаться или сходить с ума. Мистер Блай, мы с вами однажды разогнались на "Роупере" до двадцати пяти миль в час. Как вы себя после этого чувствуете?
В глазах старика ясно читалось: "Браво! Туше!", вслух же он сообщил, поглаживая лапки цепляющегося за его плечо сэра Арчи:
- Прекрасно для своего возраста. Здравомыслие я тоже сохранил. Думаю и тебе, дорогой племянник, завтрашнее катание на паромобиле не причинит вреда. - Мистер Блай хитро прищурился. - Предлагаю прервать этот спор за его несостоятельностью. Кто в нем прав, докажет лишь время.
- И в самом деле. - Только сейчас Амелия сообразила, как невежливо они с Джонатаном себя повели, сойдясь в этом диспуте и совершенно позабыв о присутствующих за столом. - Давайте сменим тему. - Она повернулась к виконту: - Лорд Брэкли, так вы сказали, что увлекаетесь архитектурой?
- О да! - заверил Эгертон, кашлянул и чуть покраснел, ибо его познания в сей области были довольно скромны.
- Что вы скажете об Уэствуд Хаусе? Как вы его находите?
- Он великолепен! Прекрасные пропорции, замечательный образчик архитектуры эпохи Тюдоров. Тогда ведь, кажется, строили по принципу "Польза, прочность, красота"? - Виконт решил не углубляться в тему, чтобы не попасть впросак. - Немного смущает отсутствие парадного входа. Точнее, его необычное расположение. Впервые такое вижу.
- Да, меня это тоже озадачивает, - задумчиво произнесла Амелия.
- Готов поспорить, по этому поводу существует какая-нибудь легенда, - воскликнул Эгертон, обращаясь к мистеру Блаю. - У нас в Англии в каждом замке - по привидению и о каждом старинном особняке сложено по фамильному преданию. Сэр, вы, несомненно, знаете такое и об Уэствуд Хаусе! Я прав?
Старик смерил надоедливого франта насмешливым взглядом и, кажется, уже готов был ответить колкостью, но после перевел глаза на Амелию и, прочтя на ее лице неподдельный интерес, заговорил, обращаясь к ней:
- Да, в нашем роду есть легенда, связанная с этим домом. Два с половиной столетия назад, во времена правления королевы Елизаветы, жил наш далекий предок, сэр Генри Блай, и было у него три дочери. Когда королева за боевые заслуги даровала ему титул графа, сэр Генри затеял строительство родового гнезда - Уэствуд Хауса. Самая младшая из дочерей, Анна, с интересом следила за возведением стен, думала и говорила лишь о будущем доме, уверяя всех, что он станет самым прекрасным особняком во всей Англии. Но когда Уэствуд Хаус был уже почти закончен, произошла трагедия: Анна во время прогулки стала жертвой грабителей - на нее напали и ударили ножом. На стоны бедняжки прибежали жители деревни и принесли ее домой. Рана оказалась очень серьезной. Пять дней Анна, сгорая от лихорадки, боролась за жизнь. Она то металась в бреду, то приходила в сознание. В те немногие часы, когда ее ум был ясен, она твердила, что не обретет покоя после смерти, если не увидит окончания строительства и не сможет навсегда остаться в стенах этого прекрасного дома. Ее сестрам, дабы успокоить страдалицу, пришлось пообещать, что если та преставится, ее голову отделят от тела и навсегда сохранят в Уэствуд Хаусе - такова была последняя воля умирающей, ибо через пять дней Анна скончалась. Однако сестры не выполнили своего обещания и похоронили усопшую на церковном кладбище...
- Не удивительно! - встрял в повествование виконт и обратил взор на вдову, словно ища у нее поддержки. - Что за экстравагантная и мрачная просьба! Как замечательно, что мы живем в эпоху торжества просвещения, когда никому и в голову не придет обременять родственников такими обетами, не так ли? Вы только вообразите, что моя двоюродная тетушка леди Митчелл, недавно отошедшая в мир иной, завещала бы мне не пять тысяч фунтов, а потребовала бы отрубить ей голову и водрузить ее на каминную полку в моей гостиной!
Хлоя одарила его в ответ лишь долгим задумчивым взглядом голубых глаз, но виконт тут же записал его себе в дебет.
- Если верить слухам о чрезвычайно вздорном характере покойной леди Митчелл, многие с удовольствием отсекли бы ей голову, пусть даже посмертно, - проворчал, насупившись, старик.
Амелия поспешила вмешаться:
- Похоже, это еще не вся история, мистер Блай. Вы - прекрасный рассказчик, и мы с нетерпением ждем ее продолжения.
Мистер Блай, недобро покосившись на виконта, снова заговорил:
- Шло время, сэр Генри тоже умер, но дом продолжал возводиться. Когда наконец строительство было завершено и сестры переехали в Уэствуд Хаус, в особняке стали слышаться странные шумы: грохот, треск, плач, стоны. Вспомнив предсмертную просьбу Анны, сестры обратились к местному викарию. Священник посоветовал им извлечь ее голову из могилы и принести обратно в дом. Сестры приказали откопать тело Анны. Оказалось, плоть уже настолько истлела, что череп сам отделился от тела. Когда его положили в главном зале Уэствуд Хауса, странные звуки перестали беспокоить хозяев. Но однажды кто-то из потомков, не верящих в семейное предание, приказал слуге избавиться от старого черепа. Слуга завернул его в тряпку и кинул в повозку, чтобы увезти и закопать. Однако лошади тут же в страхе попятились, а особняк содрогнулся от крыши до фундамента так сильно, что все картины попадали со стен. Череп тут же вернули в дом - на этот раз его установили в нише в стене. Впоследствии от него еще не раз пытались избавиться: закапывали в саду, выбрасывали в ров. При одной из таких попыток владельцы Уэствуд Хауса даже заложили кирпичом парадный вход, чтобы настырный дух не вернулся обратно - эта дверь так и остается замурованной по сей день. Но предание гласит, что череп всякий раз чудесным образом оказывался на своем месте, принося в наказание за то, что его потревожили, ураганы, пожары, неурожай, падеж скота и даже смерть хозяина дома. Наконец, когда череп в очередной раз сам собой вернулся в нишу, ее закрыли панельной обшивкой. Со временем забылось, в какой стене он хранится, и теперь его местоположение никому не известно. Таким образом, желание Анны приглядывать за этим домом исполнилось. Говорят, ее дух бродит по Уэствуд Хаусу в виде привидения, которое называют Старой Нэнси. Чаще всего она появляется в той спальне, где бедняжка когда-то умерла. Нынче это ваши покои, дорогая Амелия. Вы ее не встречали? Ее легко узнать, потому что у нее нет головы.
- Признаться, не встречала. А вы, мистер Блай?
- И мне, к счастью, не довелось.
- До чего же интересная легенда! - незаметно подавив зевок, заявил Эгертон и повернулся к вдове. - А вы верите в сверхъестественное, леди Данли?
Вдова снова задумчиво посмотрела на виконта, потом кинула косой взгляд на свою карлицу, сидящую по другую руку, и ответила:
- Я несколько лет жила в Италии. Там люди верят в "джеттатуру" (4), то есть в сглаз, и считают плохой приметой, если первый, кто повстречается им с утра по выходу из дома, окажется монахом или священником. Помнится, как-то раз наша семья собралась на конную прогулку вместе с гостившими у нас знакомыми. Один из них, молодой итальянец, вышел из дома первым, но, увидев монаха, тут же снова взбежал на крыльцо и со смехом заявил, что лучше переждет, пока чернец не скроется из вида. Так вот, не прошло и получаса, как этого синьора лошадь сбросила прямо в пруд, и юноша чудом не утонул...
- Вы считаете, всему виной та самая "джеттатура", леди Данли? - воскликнул Эгертон, театрально прижав руку к груди.
- Я полагаю, тот итальянец просто был дурным наездником.
Да уж, Хлоя умела при случае метко выпустить парфянскую стрелу - Амелия, еле сдержав насмешливую улыбку, поддержала сию прагматичную точку зрения:
- Чаще всего люди склонны приписывать всё необъяснимое или таинственное потусторонним силам. Причём самый преданный спутник суеверия - невежество. - Она обратилась к мистеру Блаю: - А вы верите в это семейное предание? Неужели здесь, в доме, и в самом деле спрятан череп бедняжки Анны?
Старик развел руками.
- Немалая часть наших фамильных хроник посвящена приключениям этого черепа, а потому мне остается либо считать, что всё так и было, либо удивляться богатой фантазии своих предков, чья, признайтесь, затейливая, выдумка пережила несколько веков.
Он погладил своего попугая по блестящим белым перьям, и тот в ответ нараспев произнес: "А-а-а-р-рчи хор-ро-о-оший!"
Эгертон досадливо поморщился. Это же надо было притащить в столовую птицу! Впрочем, птица - еще полбеды. А вот что делает в приличном обществе карлица, молча сидящая рядом с вдовой? Ну и уродина! В Италии, кажется, в некоторых благородных семьях принято сажать за стол слуг. Уж не в тех ли краях вдовица подобрала эту жабу, чтобы оттенить свою красоту, и заодно переняла странную привычку тащить чернь за господский стол? Но, черт возьми, сама вдова недурна! Виконт скосил на нее глаза. Такой женщине можно простить любой каприз. Какой профиль! Словно камея! Какая царственная посадка головы! Какая стройная шея! О, какая грудь вырисовывается под обтягивающим ее шелковым корсажем! Какие изящные пальцы!.. Тут приятный ход мыслей виконта резко оборвался. Эгертон уставился на руки вдовой графини, не веря своим глазам. Та поставила нож и вилку "домиком". Но ведь это один из условных знаков языка флирта! Сим наречием виконт, разумеется, владел прекрасно, а потому легко перевел послание: "Могу я с вами встретиться?"
Не будучи уверенным, что сей жест не случаен, Эгертон заглянул в глаза прекрасной вдовы. Та в ответ приподняла одну бровь и выразительно поиграла вилкой, что на том же языке влюбленных, как известно, означает: "Мне нужно вам кое-что сказать". Вдова снова свела вместе кончики ножа и вилки, а после взяла салфетку за углы, безмолвно добавив таким образом: "Вы согласны?"
Виконт воспрял духом: выходит, не зря он весь вечер расточал обаяние!
Эгертон сжал тремя пальцами свою салфетку: "Да". Взяв в руки вилку и нож, он поставил их на стол вертикально: "Когда я смогу вас увидеть?"
Вдова положила свои нож и вилку на тарелку: "После ужина", а затем легонько стукнула ножом по вилке: "Я выйду в сад". Затем она прижала салфетку к подбородку, коснувшись при этом губ указательным пальцем, давая понять, что беседа жестами окончена.
Эгертон обвел глазами сидящих за столом: не заметил ли кто этих переговоров, и наткнулся на взгляд мистера Блая.
Виконту еще по приезде, с момента знакомства, не понравился этот высохший старик в отлично сшитом, но безнадежно старомодном сюртуке. А его остроносые ботинки! Такие уж лет десять никто не носит - нынче в ходу тупые носы и высокий каблук. Впрочем, провинция - она и есть провинция. Но при этом достопочтенный Руперт Блай так и норовит смерить собеседника явно издевательским взглядом. Что он о себе возомнил? Всего лишь "достопочтенный"! Он даже не пэр. От таких людей сносить унижения виконт не привык.
Неприязнь Эгертона усугубилась после случайно - ну ладно, не случайно - подслушанной фразы из разговора дяди с племянником: "Бедному Блаю пришлось развлекаться за вас двоих"? Джонти, ты всегда неудачно выбирал себе друзей. Похоже, ты так и не изменил этой привычке".
В течение всего ужина мистер Блай насмешливо рассматривал гостя, отчего у того порой кусок застревал в горле, и так же, казалось, насмешливо таращился большой белый попугай, сидящий на плече хозяина.
Противный желчный старикашка! Из тех, кто упорно цепляется за жизнь, не понимая, что его век прошел, да еще имеет наглость осуждать и поучать других! И почему граф, судя по всему, сильно привязан к своему родственнику? Эгертон раздраженно отмахнулся от предложенного лакеем очередного блюда, продолжая мысленно рассуждать: "Лучшее, что могут сделать такие, как мистер Блай - это поскорее отправиться на тот свет, оставив после себя приличное состояние заждавшимся наследникам, как поступила моя двоюродная тетка. При жизни все, включая меня, ее терпеть не могли, но стоило ей навсегда освободить общество от своего присутствия, как из похоронных речей все узнали, что покойная обладала вполне ангельским нравом. Теперь и я не устаю повсеместно объявлять ее милейшей особой, чему немало посодействовали завещанные мне пять тысяч".
Мысль об этой кругленькой сумме в очередной раз приятно согрела сердце, хотя виконт и без того не испытывал нехватки средств. От отца он непременно получал щедрое содержание, поигрывал тайком и на бирже, где ему всегда везло. В долги перед портными и куаферами он залезал лишь за компанию со своими друзьями - такими же мотами и бонвиванами, не спеша платить, если можно и оттянуть расчет. Эгертон шагал по жизни, щедро обласканный Фортуной, не страдая от бедности, тяжелых болезней и прочих несчастий, сражаясь лишь с одним врагом - скукой. Сегодня, кажется, удалось одержать над ней очередную победу: после ужина его ждет тайное свидание с красавицей-вдовой. Ну разве жизнь всё-таки не прекрасна, черт побери?!
______________________________________
Примечания:
1) "Закон о красном флаге" - The Locomotive Act 1865 (Red Flag Act). В 1865 году, когда железные дороги уже покрыли всю Англию, их владельцы совместно с извозопромышленниками настояли на дополнениях к законодательству: паровые автомобили обязали передвигаться со скоростью 6,5 км/ч на загородных дорогах и вдвое медленнее в населенных пунктах; кроме водителя, в автомобиле должен был находиться кочегар. Если два и больше автомобилей были сцеплены друг с другом, в 60 ярдах (55 метрах) перед ними обязан был идти человек с флажком, чтобы при необходимости останавливать этот "поезд", предупреждать прохожих и проезжих о приближающейся опасности, помогать встречным возницам в усмирении испуганных лошадей. Закон сильно затормозил развитие автомобилестроения в Англии. Он был смягчен только в 1878 году и отменен в 1896, когда на Европейском континенте уже ездили сотни бензиновых автомобилей.
2) "под колесами автокара еще никто не погиб..." - действие романа происходит в 1865 году, а первый человек погиб под колесами автомобиля уже позднее (Мэри Уорд, в августе 1869 г. в Ирландии).
3) Роджер Бэкон (ок. 1214 - 1292) - английский философ и естествоиспытатель, монах-францисканец, профессор богословия в Оксфорде, действительно сделал такое предсказание в 1270 году. В 1278 году за резкие нападки на невежество и порочность духовенства и монахов был обвинён в ереси и помещен под домашний арест (или, по другим источникам, в тюрьму).