Все эти воспоминания промелькнули в голове графа Данли в одно мгновение. Из задумчивости Джонатана вывел голос приятеля, вернув обратно в эркер клуба "Уайтс".
- Да что случилось, в самом деле? - воскликнул Эгертон, раздраженно нажимая на согласные. Он подался в кресле вперед и вперил в графа внимательный взгляд. - Говорят, наутро после свадьбы ты спешно вернулся из Дерби, не успев даже заехать в свое поместье, хотя собирался провести там медовый месяц. Ты здесь, в Лондоне, а твоя жена осталась в провинции. Сплетники уже вовсю работают языками, пытаясь выяснить, что же произошло между вами.
- Не собираюсь им в этом помогать, - отрезал Джонатан.
Виконт пожал плечами, откидываясь на спинку кресла.
- Ради бога, храни свои секреты. Но будь добр, не порти мне вечер своим мрачным видом. И, кстати, если ты собирался утопить свое плохое настроение в спиртном, должен заметить: вряд ли у тебя это получится сделать, если ты и дальше будешь рассматривать виски, а не пить его.
- Иди к черту, Эгертон. Я не нуждаюсь в твоих советах, - вяло огрызнулся Блай.
- Да ты совсем закис! Если кому и под силу вернуть тебе вкус к жизни, так это мне. Хватит! Я не могу больше смотреть на твою постную физиономию. Здесь, в этом затхлом клубе, где сиживали еще наши деды, ты только окончательно впадешь в меланхолию.
Виконт вскочил на ноги, швырнув так и не прочитанную газету в кресло.
- Поехали со мной! Я знаю, что тебе поможет позабыть про неурядицы и снова начать радоваться бытию.
Граф склонил голову к плечу и бросил на приятеля взгляд, в котором мелькнула ирония.
- В прошлый раз, тоже пытаясь поднять мне настроение, ты затащил меня на какую-то захудалую ярмарку полюбоваться на бородатую женщину и еще целую кучу уродцев.
- Ах, ты об этом... Я был тогда порядком нетрезв, и, кстати, - виконт игриво подмигнул, - та бородатая девка была бы очень даже ничего, если ее как следует побрить.
Блай невольно улыбнулся и тоже поднялся.
- Ладно. Уговорил. Я еду с тобой. Наверное, ты прав. Мне нужно отвлечься.
Выйдя из клуба, приятели повернули направо и дошли до перекрестка. Здесь Эгертон серебряным свистком подозвал кэб. Граф забрался в экипаж первым. Виконт негромко назвал извозчику адрес и присоединился к спутнику. Они неспешно покатили по Пикадилли. Цоканье лошадиных копыт эхом отскакивало от спящих домов с темными окнами.
Минут через пять кэб въехал на Лестер-сквер и остановился у парадного входа одного из домов, обступавших площадь по периметру. Ничем не примечательный благонравный фасад не мог обмануть наметанный глаз Джонатана.
- Куда ты меня привез? Это что, бордель? - недовольно проворчал граф.
Эгертон сделал вид, что обиделся.
- Это не просто бордель. Это один из лучших борделей Лондона! Открылся не так давно, но сюда захаживают очень важные персоны. По слухам, даже сам Берти (1). А уж он знает толк в таких развлечениях. И кто мы такие, чтобы спорить со вкусами особ королевской крови? Идем! Говорю тебе: не пожалеешь!
- Так ты уже здесь побывал?
- О да! Не раз. И остался крайне удовлетворен.
Отпустив эту двусмысленность, виконт ловко спрыгнул с высокой подножки кэба. Джонатан последовал за ним.
- Подождать вас, джентльмены? - предложил извозчик.
- Нет, приятель. Вот твой шиллинг. Поезжай, - произнес Эгертон и, показав ему спину, легко взлетел по ступеням невысокого крыльца.
Остановившись перед входной дверью, он обернулся к своему спутнику и сверкнул в улыбке зубами:
- Я плохого не посоветую. Заведение приличное: увидишь сам. Сюда пускают только во фраках, и уж здесь тебе на входе точно не полезут рукой в штаны, проверяя, нет ли у тебя дурной болезни, и не потребуют вывернуть кошелек в доказательство платежеспособности.
Виконт дернул шнур дверного колокольчика. Через пару мгновений створка, прикрывающая зарешеченный глазок отъехала в сторону, кто-то внимательно оглядел визитеров. Заслонка вернулась на место, щелкнул замок, и тяжелая, вдвое толще обычной, дверь гостеприимно открылась.
Блай невольно сощурился, шагнув из темноты в помещение, залитое ярким светом газовых ламп. Вестибюль борделя, оформленный в стиле "ренессанс", дышал показной, кричащей роскошью. Дверь, захлопнувшись, разом отсекла звук удаляющегося экипажа.
Хозяйка заведения встретила гостей реверансом и обратилась к Эгертону:
- Милорд, добро пожаловать в "Рай"! Всегда рады вас видеть. Вы позволите поинтересоваться, кто тот господин, которого сегодня мы имеем честь принимать у себя впервые?
Виконт негромко пояснил спутнику:
- Сюда можно попасть только по протекции кого-то из клиентов и лишь раскрыв свое инкогнито. Ты позволишь?
Блай равнодушно кивнул. Эгертон склонился к мадам и что-то прошептал ей на ухо.
Она тут же еще раз сделала реверанс:
- Рады вас видеть в нашем "Рае"! Не беспокойтесь о своей приватности. Здесь не звучат ни имена, ни титулы, всех гостей называют просто "милорд". Меня зовут мадам Плезир (2), - представилась она самостоятельно, не дожидаясь, когда это сделает Эгертон.
Впрочем, в подобных местах редко следовали этикету. Сюда приходили нарушать приличия, а не соблюдать их.
Только теперь, когда глаза привыкли к яркому освещению, Блай смог рассмотреть хозяйку заведения. Хоть и немолода, но еще недурна. В молодости, возможно, слыла настоящей красавицей. Высоко взбитые черные волосы, украшенные перьями, вечернее платье, довольно откровенного, однако не вульгарного покроя. На лице застыла маска угодливости.
Джонатан на своем веку повидал немало публичных домов и их хозяек, а потому, оценив обстановку, понял, что это действительно "великий бордель" (3).
"Хорошо хоть, не третьесортный притон", - мелькнуло в голове: от Эгертона можно было ожидать чего угодно - его вкус в развлечениях, несмотря на блестящее воспитание и образование, оставлял желать лучшего, и порой молодого виконта от скуки тянуло на откровенную грязь.
Блай вовсе не собирался сегодня в дом терпимости. Да и не самое подходящее это место для новобрачного. Появиться в борделе всего неделю спустя после свадьбы - значит дать дополнительную пищу для слухов. Эгертон сам же завтра растрезвонит об этом повсюду. Но, снова вспомнив о своей жене, оказавшейся ничуть не лучше блудливой девки, граф скрипнул зубами и решил слегка затуманенными виски мозгами, что, раз на то пошло, нет разницы, выбрать на эту ночь Амелию или другую шлюху.
- Желаете отдельный номер на двоих? - прервал его размышления вопрос "мадам".
- Нет. Мне как обычно. Вы знаете мои вкусы, - ответил ей Эгертон, затем взял Блая под локоть, отвел в сторону и, хихикнув, тихо сказал: - Кажется, она посчитала, что мы собираемся предаться содомскому греху. Сюда и за таким захаживают. - Он снова захихикал, потом хлопнул приятеля по спине и уже громче произнес: - Оставляю тебя в надежных руках. Поверь, дружище, здесь исполняются любые желания. Кстати, тут есть чудесные брюнеточки с нежной кожей. Рекомендую.
Подмигнув, он повернулся к хозяйке:
- Постарайтесь, чтобы мой приятель остался доволен.
- Разумеется, милорд, - "мадам" сделала книксен и дернула шнур звонка. Откуда-то из глубин этого шикарного обиталища порока донесся еле слышный звук колокольчика.
Буквально через пару секунд в вестибюль вошла служанка в скромном платье и белоснежном переднике, чтобы принять у гостей цилиндры и трости. Следом впорхнули две девицы в изящных пеньюарах и, весело защебетав с Эгертоном, обняли его с двух сторон за талию и повлекли к полускрытой портьерой двери в глубине комнаты.
Тут же забыв о Блае, виконт сдался на их милость и, прежде чем троица скрылась за дверью, уже успел бесцеремонно облапать одной из прелестниц грудь, а другой задрать пеньюар, обнажив ее округлое бедро.
Проводив их глазами, "мадам" подобострастно обратилась к Джонатану, сразу перейдя к делу:
- Милорд, в нашем заведении имеется огромный выбор. Вы позволите узнать, каковы ваши предпочтения? У нас есть всё, - ровным голосом она начала перечисление, после каждого слова-двух делая небольшую паузу и заглядывая графу в глаза, чтобы определить, не вспыхнула ли в них искра ценителя именно такого удовольствия, - театр живых фигур, "лошадка Беркли" (4), девушки всех цветов кожи, в том числе девственницы...
Перед глазами Блая возникло лицо Амелии. Снова вспыхнула притихшая ярость.
- Девственницу. Я хочу девственницу, - прервал собеседницу граф.
Вскоре за ним явилась служанка и отвела в большую комнату, полностью затянутую черным бархатом. Посредине стояла огромная кровать, застеленная черными атласными простынями, в углу пряталось, почти сливаясь с фоном, кресло из черного палисандра, тоже обитое черной тканью. Больше мебели в комнате не было.
Подле кровати в позолоченных напольных канделябрах горели свечи. Оттого, что освещали они лишь постель и небольшое пространство вокруг нее, казалось, что стен у этой комнаты нет вовсе: вокруг лишь непроглядная тьма небытия, и весь мир сжался до размеров этого ложа. Оно переливалось в пляшущих бликах света черным атласным глянцем, словно расплавленная смола. На потолке, выкрашенном в тот же черный цвет, прямо над кроватью располагалось огромное зеркало. Да уж. В "великих" борделях умели удивлять клиентов.
В центре этого царства ночи лицом вниз лежала обнаженная девушка. Ее белая кожа из-за контраста с цветом простыней будто излучала сияние и принадлежала ангелу, а не человеку. В довершении сходства ее распущенные вьющиеся волосы в свете свечей отливали золотом, укрывая спину до пояса красивыми волнами.
Стройное тело с длинными ногами отражалось в нависающем зеркале, и казалось, что там, вверху, в непроглядной космической бездне, в окружении свечей-звезд, парит еще один порочный ангел. Словно ждет, когда Блай возьмет его близнеца, лежащего на кровати, чтобы, спустившись сверху, присоединиться к их утехам.
Ощутив резкий прилив желания, граф, не спуская глаз с картины, будоражащей фантазию, торопливо разоблачился, швырнул одежду на кресло и подошел к постели.
"Ангел" продолжал лежать неподвижно, ни разу не шевельнувшись с того момента, как Блай вошел в комнату. Немного странная игра. Граф и прежде пару раз заказывал в борделях девственниц. Впрочем, понимая, что эти "девицы" лишь обманывают клиентов с помощью ухищрений, о которых как-то Блаю проговорилась одна из проституток. Достаточно было лишь сильно вяжущей настойки из желудей или из терновых ягод - и эти ловкие особы расставались с невинностью порой по несколько раз в неделю.
Настоящую девственницу нынче в Лондоне купить, конечно, можно, однако, скорее всего, это будет девочка, не достигшая и четырнадцати лет. На них были свои любители, но Блаю такие развлечения претили.
Он снова жадно окинул взглядом лежащую перед ним фигуру: вовсе не угловато-детскую, а обрисованную плавными линиями. Эта шлюха, несомненно, одна из "профессиональных девственниц". Ей не меньше восемнадцати. Но почему она не начинает, как полагается по условиям игры, жеманничать и ахать или трагически заламывать руки?
Джонатан коснулся ягодицы "ангела", почувствовав, как женское тело под ладонью напряглось. "Слава богу, хоть живая", - саркастически подумал он и одним сильным рывком перевернул проститутку лицом вверх.
Она быстро закрыла грудь, скрестив перед собой руки, коротко и шумно втянула воздух и, кажется, затаила дыхание, глядя на Блая широко распахнутыми глазами.
Лицо ее ничуть не разрушило возникшую ранее иллюзию. Это действительно был ангел, но словно чем-то печально удивленный или кем-то обиженный. Нежный, чуть пухлый овал лица с высокими бровями над темно-серыми глазами, взгляд которых был словно подернут задумчивой дымкой. Идеальной формы нос, рот с красиво изогнутой "луком Купидона", чуть вздернутой верхней губой. Над скрещенными руками в ямке между грудей лежал украшенный эмалью серебряный медальон на цепочке. Золотые волосы, до этого струившиеся по спине, теперь разметались вокруг лица и плеч, мягко сияя и словно приглашая их коснуться.
Девушка замерла, будто зверек, боящийся пошевелиться, чтобы не обнаружить себя перед хищником. Граф начал целовать ее, но она продолжала лежать неподвижно, не издавая ни звука. Он сжал ее грудь. Никакой реакции. "Явно переигрывает", - подумал Джонатан.
Скользнув рукой ниже, он втиснул ее между крепко сведенных ног проститутки, пытаясь их раздвинуть. Она уперлась руками ему в грудь, силясь оттолкнуть. Блай решил помочь себе коленом, схватив упрямицу за руки и придавив к кровати своим телом. Эта краткая схватка, из которой он, разумеется, вышел победителем, только еще больше распалила его. Внезапно "ангел", распластанный под ним, как лягушка, обрел дар речи:
- Нет! Не надо! Прошу вас! Умоляю!
Граф вошел во вкус этой игры. Не отпуская тонких запястий и не обращая внимания на жалобные мольбы, он одним резким толчком вошел внутрь. "Ангел" ошеломленно вскрикнул, задышал часто-часто, а потом вдруг тонко заскулил, словно собака. Из-под крепко зажмуренных век потекли слезы.
Блай на мгновение озадаченно замер, готовый поклясться, что секунду назад стал у этой девчонки первым мужчиной. Но, стиснутый в ее восхитительном плену, почти теряя голову от острых ощущений, он уже не мог отказать себе в удовольствии довести дело до конца.
Проститутка, больше не сопротивляясь, безучастно лежала под ним. Когда отпустил последний сладкий спазм, Джонатан вышел из нее, перепачкав кровью ее стройные бедра, и посмотрел в ангельское лицо.
Она, закусив губу, безмолвно плакала, время от времени судорожно вдыхая. На мгновение Блаю стало ее жаль. Но тут в мыслях возник другой образ: скорчившаяся на кровати, рыдающая Амелия.
Две женщины в слезах. Одна - на белом льне, другая - на черном атласе.
Вот ведь ирония! Невеста на брачном ложе оказалась не девственницей, а потаскуха в борделе - целомудренной девицей!
Граф скрипнул зубами и, наклонившись, впился глазами в лежащую перед ним девушку. Всё должно было быть наоборот!
И тут, словно в довершение этой насмешки судьбы, Блай рассмотрел, что было изображено на медальоне шлюхи: на голубом фоне белый голубь и белые лилии - библейские символы девственности и непорочности.
Это оказалось последней каплей. Он сорвал медальон с шеи проститутки и ударил ее в живот. Она вскрикнула, сжалась в комок, повернувшись на бок, а граф, разъярившись, продолжал наносить удары по изящным плечам и спине.
Но перед его взором по-прежнему стояли зеленые глаза, а в голове вертелось лишь: "Будь ты проклята, Амелия Мэннерс!"
Наконец ярость исчезла так же резко, как и возникла, оставив в душе апатию. Только сейчас Блай заметил, что проститутка затихла, обмякла и больше не шевелилась. Он прислушался: дышит. Затем, брезгливо поморщившись, Джонатан вытер кулаки, испачканные ее кровью, о простыню, спокойно оделся и вышел.
Попавшаяся навстречу в коридоре девица в форме горничной проводила графа вниз, в вестибюль. Там, ожидая заказанный кэб, Блай расплатился с владелицей втрое названной ему цены, небрежно бросив, что произошло небольшое недоразумение, которое, как он полагает, будет улажено. Мадам Плезир прошила клиента пристальным взглядом, но, увидев, какая сумма перекочевала в ее руки из его бумажника, расплылась в угодливой улыбке:
- Всегда будем рады видеть вас в "Рае", милорд!
Подъехав к своему особняку на Пэлл-Мэлл и сунув руку в карман за монетой для извозчика, Блай, уже совсем протрезвевший, вместе с шиллингом вытащил серебряную цепочку с медальоном. Сорвав украшение с шеи проститутки, он, кажется, зажал его в кулаке, а потом, когда одевался, наверное, машинально сунул в карман.
В тусклом уличном освещении блеснули голубь и лилии. И тут в голову графа пришла мысль, заставившая его злобно усмехнуться и пробормотать: "Эта побрякушка мне еще пригодится".
________________________________________
Примечания:
1) Берти - прозвище принца Уэльского, будущего короля Георга IV.
2) Плезир ("plaisir") - "удовольствие" (фр.)
3) "Великий бордель" - особо роскошный и дорогой публичный дом с большим выбором сексуальных услуг, обслуживающий только высшие сословия и богатых клиентов.
4) "Лошадка Беркли" - изобретенное в 1828 году владелицей борделя Терезой Беркли приспособление для порки и одновременно сексуального удовлетворения клиента.