Ярден Подманицкий - старый, увенчаный славой актёр
Йозеф Бен Тирош - молодой статист
Подманицкий: Молодой человек, подойдите сюда на секунду!
Бен Тирош: Кто, я?
Подманицкий: Вы, вы!
Бен Тирош: С удовольствием, господин Подманицкий. Я уже давно хотел
сказать вам, господин Подманицкий, что для меня является
большой честью репетировать вместе с господином Подма-
ницким.
П. : Как раз на эту тему я хотел бы с тобой поговорить, парень.
Как тебя зовут-то?
Б. Т. : Бен Тирош. Йозеф.
П. : Давно ты в театре?
Б. Т. : Два месяца. На следующей неделе будет ровно два месяца.
П. : Обращаются-то хоть с тобой тут прилично?
Б. Т. : О да! Я самый счастливый человек на земле, господин Подма-
ницкий. Это всегда было моей мечтой, играть вместе с
артистом вашего масштаба!
П. : Садись, сынок. Устраивайся по-удобней.
Б. Т. : Спасибо огромное. Уже в раннем детстве я преклонялся перед
Вашим исскуством. Спросите мою маму, если хотите. А сейчас
мы играем в одной пъесе! Я ужасно нервничаю на каждой ре-
петиции.
П. : Ну, это вполне понятно, мой мальчик.
Б. Т. : Меня зовут Бен Тирош. Йозеф Бен Тирош.
П. : Мы понимаем друг друга. А сейчас давай поговорим не-
множко о сцене казни. Если не ошибаюсь, ты играешь моего
палача?
Б. Т. : Так точно, это огромная честь для меня.
П. : Будь добр, не перебивай меня. Мне нравится эта сцена. И на
репетициях, что касается актёрского мастерства, ты молодец.
До того момента, пока ты не открываешь рот. Какой ты произ-
носишь текст, когда я выхожу на плаху? Что ты мне в этот
момент говоришь?
Б. Т. : Кто, я?
П. : Да, ты. Произнеси.
Б. Т. : Мой текст?
П. : Ну конечно твой текст. Что ты мне говоришь?
Б. Т. : "Давай быстрее", говорю я, "чего ты тянешь резину?"
П. : И дальше?
Б. Т. : "Или пинка тебе дать, грязная собака?"
П. : И это ты говоришь мне?
Б. Т. : Да, это мой текст.
П. : "Грязная собака"?
Б. Т. : Но это мой текст!
П. : Сколько тебе лет, парниша?
Б. Т. : Двадцать два. В июле мне будет ровно двадцать два.
П. : Двадцать два! И тебе не стыдно так разговаривать с одним из
старейших артистов страны? С поседевшим ветераном, который
вот уже тридцать восем лет принадлежит к ведущим силам
еврейской сцены!
Б. Т. : Но если это только мой текст, господин Подманицкий?.. По-
смотрите, в моей роли так дословно и написано. А вот тут ещё
написано, что я должен господина Подманицкого...сильно...
ну это, пнуть...ну, как бы... в зад.
П. : О этом мы поговорим попозже.
Б. Т. : Так предписывает роль.
П. : У тебя есть не только роль, у тебя есть ещё и обязанность. И
Обязанность эта - учиться. И уважать пионеров израильского
театра. Как, ещё раз, твоё имя?
Б. Т. : Тирош. Бен Йозеф.
П. : И запомни: если ты чего-то хочешь достич, ты должен знать,
что Ярден подманицкий для публики - символ.
Б. Т. : Для меня тоже, господин Подманицкий! Поверьте, для меня
тоже!
П. : Почему же тогда тебе доставляет такое удовольствие
оскорблять меня и издеваться надо мной на глазах у всех?
Б. Т. : Мне это доставляет удовольствие? Почему мне это должно до-
ставлять удовольствие? Или вы имеете в виду то, что объяснил
мне наш режиссёр, месье Буланже. Он сказал мне, что я должен
получать удовольствие от ненависти к вам. Естественно только
лишь в пьесе. потому что вы являетесь вождём революционеров,
которого мы изловили.
П. : Для какого-нибудь французского гоя я, может быть и вождь
революционеров. А для тебя, сынок я - Ярден Подманицкий.
как ты смеешь пинать меня в зад?
Б. Т. : Я думал, роль...
П. : Роль, шмоль! Если бы палача играл Миша Хонигманн... он без-
дарный актёр, разумеется, и всё таки он уже тридцать лет про-
стоял на сцене... Но ты! Ты, маленький прыщь из института,
что я говорю, из детского сада, ты позволяешь себе человека,
который мог бы быть твоим отцом,.. у тебя хватает наглости на
глазах у всей публики унижать и поливать грязью собственного
отца? Знаешь ли ты, кого я переиграл за свою жизнь? Героев,
пророков, королей! Прекрасно, в этот раз я - лишь вождь рево-
люционеров. Но позволяет ли это тебе плевать мне в лицо на
глазах у всей общественности?
Б. Т. : Бу...Бу...Буланже!
П. : Не хочу ничего слышать об этом кретине. Он не имеет ни
малейшего понятия о театре. Кроме того, он уедет обратно в
Париж, а я останусь здесь.
Б. Т. : Конечно, вы абсолютно правы, господин Подманицкий. При-
мите пожалуйста во внимание, что я только недавно начал
работать в театре.
П. : Вот потому я и утруждаю себя и объясняю тебе всё подетально,
мой дорогой...мой дорогой...
Б. Т. : Бен Йозеф. Тирош.
П. : Именно. А теперь слушай сюда, сынок. С завтрашнего дня
Ярден Подманицкий не будет больше стоять на сцене перед
тобой на коленях. Ты меня понял?
Б. Т. : Как же тут не понять, господин Подманицкий? Это было бы
действительно смешно, если бы вы - великий Подманицкий
передо мной - начинающим...
П. : Ты всё правильно усвоил. Итак, я буду стоять, гордо выпря-
мившись на ступенях, и ты, обращаясь ко мне скажешь...Ну,
что ты скажешь?
Б. Т. : Я скажу : "Давай быстрее!"
П. : С ума сошёл? Так ты можешь разговаривать с тебе равными,
со статистами, но не со мной!
Б. Т. : Простите. Может быть мне сказать : "Поднимайся!"?
П. : "ПоднимайТЕСЬ!", позволю себе попросить.
Б. Т. : Разумеется. "Поднимайтесь!"
П. : "Позволю себе попросить!"
Б. Т. : Это тоже?
П. : Естественно. Это для тебя слишком много?
Б. Т. : Ни в коем случае! Я только думал...
П. : Не думай, а произноси текст. Весь.
Б. Т. : "Поднимайтесь, позволю себе попросить!"
П. : У меня есть имя, не так ли?
Б. Т. : "Поднимайтесь, позволю себе попросить, господин
Подманицкий!"
П. : Моё имя в пьесе, идиот!
Б. Т. : Ах да. "Поднимайтесь, позволю себе попросить, господин
Гонцалес!"
П. : Что значит Гонцалес?! Федерико Эммануель Педро
Гонцалес Ицаморра!
Б. Т : Секундочку, я запишу.
П. : Пиши, сынок, пиши.
Б. Т. : Может быть... если бы...может быть, мне упасть перед
Господином Подманицким на колени?
П. : Наиинтереснейшая идея! У тебя есть театральный инстинкт.
Это очень не плохо, то что ты предлагаешь. И это не меняет
ни малейшего в твоей роли. Происходит неизбежное, не
правда ли, ты - палач, ты, так сказать обязан ненавидеть
вождя революционеров, но как только ты оказываешься
передо мной, с этим покончено. Ты попадаешь в магичес-
кое излучение моей актёрской личности, ты извиваешься
передо мной, становишься всё меньше и меньше. В конце
концов ты стоишь, как жалкий гном перед гигантом совре-
менного театра!
Б. Т. : Да, господин Подманицкий! Да! Да!
П. : Затем Я пинаю тебя в зад и говорю: "Выполняй свой обязан-
ность, вшивый пёс!"
Б. Т. : Потрясающе! Жалко только, что я не могу сам... Но тут я
вспоминаю: что скажет месье Буланже?
П. : Он не понимает иврита.
Б. Т. : Верно, я и забыл. А потом? После? Можно мне будет
повесить господина Подманицкого?
П. : Не беспокойся об этом, я сам повешусь.
Б. Т. : Великолепно. Так значит с завтрашней репетиции?
П. : Да. Но тебе не нужно никому об этом рассказывать. Это
останется секретом между нами: между мной - Ярденом
Подманицким и тобой - ну...как тебя там?
Б. Т. : Тирош Йозеф. Бен.
П. : И Буланже ни слова.
Б. Т. : Конечно нет!
П. : Могу я на тебя положиться?
Б. Т. : Клянусь!
П. : Прекрасно. У тебя большое будущее, сынок.
Б. Т. : Это всегда останется моей великой целью, оправдывать
ваше доверие, господин Подманицкий!
П. : Вот и чудесно. Итак, до завтра на репетиции?
Б. Т. : Да, господин Подманицкий! Благодарю вас, господин
Подманицкий! Благодарю вас за всё!
(Он уходит, сяяя от счастья и благодарности.На следующий день его, по приказу Буланже выставляют с репетиции и вычёркивают из контракта за самовольное изменение роли).