Серебрянников Павел Иванович. Самосогласованное решение: Глава 4. Кон-Тики

-- Глава 4. "Кон-Тики"

21 ноября 2976 по ансиблю, Табит, Тор

Люди давно -- да что давно, в системе Валгаллы вот и просто никогда -- не собирали столько антивещества в одном месте, поэтому и меры безопасности были экстраординарные.

Корабль размещался вдали от обитаемой зоны системы, на орбите Мьольнира -- спутника планеты Тор. Сейчас, когда баки "Кон-тики" были заполнены антивеществом, его перевели на орбиту, синхронную с доками, так, чтобы между доком и кораблём постоянно находился Мьольнир. Команду корабля привезли к Мьольниру внутрисистемным прыжком на бизнес-джампере.

Джампер носил название, показавшееся Олегу немного странным -- "Starfish". Прямо так вот, на староанглийском. Олег постеснялся спрашивать у пилота, что имел в виду владелец судна -- звёздную рыбу или все-таки морскую звезду? Староанглийский по-прежнему оставался официальным языком межзвёздного общения, поэтому его довольно-таки широко изучали и использовали, но лексика, бесполезная при дипломатических и коммерческих переговорах, быстро забывалась. Наверное, уже мало кто вспомнит, как на староанглийском будет "ласточка" или, скажем, "медуза".

Олег просился к штурвалу джампера, но его не пустили, а Эфроимсон ещё и хихикнул за спиной -- "ещё налетаетесь". К докам подходить не стали, сразу пошли курсом на стыковку с "Кон-Тики". Олег смотрел в окно. Тор выглядел скучным, как бильярдный шар, с гладким, лишь слегка переливающимся верхним слоем облаков, без выраженных турбулентностей. Видимых невооружённым глазом колец у него не было, лишь размытое облако тонкой пыли -- такие бывают и у планет земного типа. В тропиках они бывают видны как "зодиакальный свет". Через стекло иллюминатора это облако вовсе невозможно было разглядеть.

Мьольнир из точки прыжка был виден как узкий белый серп на фоне тёмной стороны Тора. Корабль быстро приближался к нему. Спутник, как и планета, был бел, кругл, гладок и невыразителен. Ледяной шар, слишком далёкий от планеты, чтобы испытывать сколько-нибудь значительный приливный нагрев. Лёд пластичен и быстро затягивает кратеры, да и образовавшиеся в результате тектонических подвижек горы тоже быстро расплываются. Эфроимсон показал Олегу единственную на светлой стороне спутника крупную деталь рельефа -- следы случившегося около двадцати тысяч лет назад столкновения с углеродистым астероидом. Кратер почти совсем исчез, от удара осталась только эллиптическая клякса тёмной сажи.

Смотреть было, в общем, не на что. Олег развернул дисплей-свиток своего телефона и продолжил знакомство с матчастью.

Олег видел такие кабины только на фотографиях доисходных самолётов -- ещё совсем старинных, до появления бортовых цифровых компьютеров. Узенькая полоска ветрового стекла, а сверху и снизу -- кнопочки, стрелочки и лампочки, лампочки, стрелочки и кнопочки, и ещё тут и там немножко тумблеров, как в каком-нибудь Боинге-707, с тем лишь отличием, что большая часть кнопочек, лампочек и стрелочек нарисована на сенсорных дисплеях, да и ветровое стекло, на самом деле, тоже сенсорный дисплей.

Современные серийные корабли большую часть полёта управлялись одной ручкой и одной кнопкой, но "Кон-тики" был кораблём экспериментальным -- а значит, конструкторы сочли необходимым вывести на приборную доску свой индикатор и свой орган управления для каждой мало-мальски значимой подсистемы. Вдруг в полёте что-то потребуется подкрутить? При проектировании приборной панели, эргономика в союзе со здравым смыслом сражались против этого самого "вдруг потребуется подкрутить?", и, судя по результату, простым поражением дело не ограничилось. Наверное, эргономика приняла яд в подземном бункере, а здравый смысл подписал безоговорочную капитуляцию и удавился в тюрьме на шнурочке, сплетённом из распущенных шерстяных носков. Или наоборот. Но добром для побеждённых дело точно не кончилось.

Частично это можно было оправдать тем, что приборные панели всех трёх членов экипажа были полностью идентичными: из любого кресла можно было исполнять обязанности и бортинженера, и пилота. Но всё-таки, черт подери... Олег вспомнил, что сам нередко соглашался с конструкторами, с тем же Эфроимсоном, когда они говорили, что вот этот индикатор, наверное, неплохо было бы иметь перед глазами -- вот и досоглашался. Ну ладно, не на таком летали.

Ассоциация со старинными реактивными самолётами возникла не у одного только Олега. Ван Сидоров Цой, капитан военных авиа-космических сил Новой Калифорнии, что на Альфе, которого альфийцы протолкнули в экипаж в качестве второго пилота, поднял голову от своего планшета и сказал:

- К такой кабине нужны ещё такие штурвалы -- он покачал руками, словно двигая перед собой что-то большое, тяжёлое и самостоятельно шевелящееся -- с загружательными пружинами. Чтобы, значит, пилот чувствовал, как гидравлике тяжело рулями ворочать.

- С пружинными загружателями -- поправил Олег -- я, между прочим, летал на таком.

- А где вы такой нашли? - удивился бортинженер Паул Эфроимсон -- Вроде, к концу Тёмных Веков на Земле таких уже не строили, и я читал, что ни один доисходный самолёт не пережил Тёмные Века в пригодном к полёту состоянии.

- Это не на Земле было, а в одной колонии. И это был не самолёт, а вертолёт. И я уже, честно говоря, засомневался, что это было, пружинные загружатели или все-таки обратимые гидроусилители. Только плечи у меня два дня потом болели.

Корабль был в тени планетоида -- визуально его можно было опознать лишь по мигающему красно-синему светодиодному маяку. На борту опасный груз, сближение только с разрешения диспетчерской.

При выходе на стыковку, оба корабля -- и джампер, и "Кон-Тики" - зажгли прожектора подсветки. Корабль выглядел так, как будто он был собран из кубиков нескольких разных детских конструкторов. Даже внешние слои теплоизоляционных покрытий у разных модулей и чёрная краска у разных секций радиаторов различались по фактуре и оттенку.

- Пепперлендский степной таракан -- это заяц, собранный из COTS-компонентов. -- Сказал Олег в пространство.

- Из чего? - Не понял бортинженер.

- Из компонентов Commercial Off The Shelf. Доступных в свободной продаже. И не рассчитанных на применение в таком сочетании.

Эфроимсон, похоже, обиделся:

- Ну, радиаторы, наверное, можно было бы перекрасить.

- Времени уже нет. Да и не стоит, мне кажется. -- Сказал Олег. -- Смыть старую краску с такой площади в вакууме тяжело, а покрывать в два слоя получится лишний вес. Перед кем нам в межзвёздном пространстве красоваться?

- Перед чужими. -- Сказал Цой

- Если это серафимы, то они слепые. А если какие-то другие чужие, то у них диапазон видимого света может отличаться от нашего. -- Ответил Олег

- Если их интересуют звезды класса F, можно предположить, что диапазоны видимого света у нас с ними перекрываются. -- Резонно возразил Цой.

- Да все равно времени нет. И, я думаю, немного найдётся желающих красить корабль, под завязку заправленный антивеществом. - Резюмировал Олег.

Корабль представлял собой бочкообразный корпус (в этом ракурсе не было видно, что бочка не имеет днищ, ведь через неё проходит магнитная ловушка баззарда, и как раз в ней и размещена пинч-зона), к которому были прикреплены три огромных чёрных "крыла" радиаторов. На переднюю часть бочки был надет тороидальный пластиковый баллон, похожий на надувной спасательный круг -- бак с рабочим телом для плазменного двигателя. На внешних сторонах этого бака, симметрично по отношению к оси вращения бочки, размещались два модуля -- с одной стороны, жилой, с другой -- реакторный отсек с баком для антивещества. Это компоновочное решение было позаимствовано у старой станции "Потерянного ковчега"; бак с рабочим телом должен был защитить -- и неплохо защищал -- жилой отсек от остаточного гамма-излучения, не поглотившегося в теплоносителе. Впрочем, от взрыва антивещества при отказе резонаторов, стабилизировавших позитроний и не позволявших ему аннигилировать, бак защитить бы не смог.

Жилой отсек представлял собой надувную конструкцию сложной формы с прозрачным фонарём пилотской кабины. Во время полёта корабль должен был вращаться, создавая в жилом отсеке искусственную гравитацию. Планировалось, что большую часть полёта фонарь будет закрыт шторками -- даже людей с хорошим вестибулярным аппаратом вращающееся звёздное небо утомляло. Но для визуального контроля стыковки-расстыковки и для маневров в начале полёта Олег все-таки упросил строителей сделать окна.

Стыковочный узел располагался неудобно, так что джамперу пришлось выпустить манипулятор и длинный переходный туннель -- по правилам, таким оборудованием должен был быть оснащён "Кон-тики", но этого не стали делать ради экономии веса.

Выравнивать давление почти не пришлось; на валгалльских кораблях стандартное давление атмосферы поддерживается с очень высокой точностью. Олег выбрался из кресла, достал свою сумку и, подтягиваясь руками, поплыл по салону в сторону шлюза. Сейчас, когда требовалась стыковка, ни о каком вращении и, соответственно, ни о какой искусственной гравитации, речи быть не могло -- ни в корабле, ни в джампере. Первым в туннель вошёл Эфроимсон. Вся команда имела достаточно большой опыт работы в невесомости, так что путешествие по туннелю прошло без приключений -- никто не застрял, никто ни в кого не врезался.

Стыковочный люк бесшумно открылся. Эфроимсон прошёл в корабль первым, оглядел тёмный отсек, нашёл в стене панель управления и щёлкнул тумблером. Загорелась неяркая, хорошо подобранная под цвет солнца Валгаллы, диодная подсветка. Олег подтянулся рукой, плавно влетел в шлюзовой отсек корабля, быстро нашёл поручень и схватился за него, чтобы освободить дорогу альфийцу.

Оказавшись в корабле, Олег первым делом осмотрелся. Он был знаком с планировкой жилого отсека по чертежам, фотографиям и тренировкам на симуляторе, но все-таки одно дело -- фотографии, а другое -- свои глаза. Вторая дверь шлюзового отсека открывалась в просторное помещение -- кают-компанию, совмещённую с кухней и пилотской кабиной. Кухонный уголок с микроволновкой и холодильником размещался в кормовой части отсека, в центре была, собственно, кают-компания -- круглый стол из оргстекла и три глубоких надувных кресла с дисплеями-свитками на тонких кронштейнах.

В носовой части отсека стояли три пилотских кресла на вращающихся опорах. Кресла были тонкие и хлипкие даже по сравнению с противоперегрузочными раскладушками олеговой яхты, и напоминали кресла эконом-класса пассажирских аэробусов. Ни плазменник, ни баззард по настоящему большую тягу выдать не могут, максимальное ускорение будет создаваться искусственной гравитацией, да и та будет чуть меньше четверти метрического "же", поэтому на массе кресел тоже сэкономили. Спинки кресел закрывали приборную доску, но фонарь кабины был виден достаточно хорошо.

Олег с удовольствием отметил, что покрытое интерференционной плёнкой стекло фонаря совершенно не бликует и не отражает освещённую внутренность кабины. Впрочем, рассмотреть что-либо за окном тоже не удавалось, хотя, судя по положению корабля, там должны были быть видны освещённое полушарие Тора и подсвеченный прожекторами джампер.

Олег переключил гарнитуру и телефон на корабельную коммуникационную сеть.

- Ну что? -- сказал Олег -- Господин бортинженер, как лучше, включить кипятильники сейчас и пойти заселяться по каютам, или наоборот, сначала заселиться, потом разводить пары?

- Честно говоря, я бы предпочёл наблюдать за процессом. -- Сказал Эфроимсон. -- Техника новая, мало ли что?

- Резонно. Пяти минут на освоение кают нам хватит?

- Хватит. -- Подтвердил альфиец. Эфроимсону потребовалось некоторое время, чтобы пересчитать земные минуты в привычные ему единицы, но и он кивнул головой. Мда. Надо будет следить за собой и поточнее придерживаться системы СИ. Килосекунды, мегасекунды, метрическое "же", температура в миллиэлектронвольтах...

- Тогда объявляю трёхсотсекундную готовность.

- Есть трёхсотсекундная готовность. -- Альфиец приложил руку к пустой голове. Олег хотел съехидничать по этому поводу, но потом вспомнил, что в каждой шарашке свои чебурашки, и у них на Альфе правила насчёт пустой головы нет.

- Башня, Старфиш, слышали? - Уточнил Олег у гарнитуры.

- Старфиш, вас понял. -- Отозвался пилот джампера. -- Запуск реактора через триста секунд. Жду.

Голос пилота показался Олегу недовольным -- и то верно, лишних пять минут болтаться возле этой Страшной Взрывоопасной Гамма-Радиоактивной хрени... А куда ты денешься, по регламенту старта ты должен тут висеть, пока мы не прогреем котёл, не запустим турбогенераторы, не проверим автономное питание и не подтвердим, что можем отстыковать аккумуляторную секцию. И это не пять минут. И ты все это время должен будешь тут висеть. По плану старта, тебе эту секцию и предстоит буксировать к докам.

Капитанская каюта была довольно просторной, но пустоватой. Из обстановки наличествовали отгороженный цилиндрической дверью-стенкой санузел, подвесная кровать с пристёгнутой ремнями постелью, откидной столик, большой настенный дисплей и маленький прозрачный дисплей над столиком. Олег с некоторым неудовольствием отметил, что ручек для передвижения при нулевой гравитации в стенках каюты маловато -- впрочем, если все пойдёт штатно, большую часть полёта они проведут в условиях искусственного тяготения. Под потолком был контейнер для вещей, похожий на полку для ручной клади в аэробусе.

Олег быстро переоделся в свежее белье и спортивный костюм, застегнул сумку и закинул её в контейнер, сгрёб цивильную одежду и старое белье в охапку, оттолкнулся от стенки, подлетел к санузлу, заглянул внутрь, нашёл люк стирально-сушильной машины и запихал одежду туда.

Когда он закрыл люк, машинка выразила неудовольствие. Приглядевшись к надписи на дисплее, Олег прочитал: "Корабль в режиме сниженного энергопотребления, стирка будет запущена после перехода в режим нормального энергопотребления". Ну что ж, разумно -- сейчас корабль питается от аккумуляторной секции, и автоматика не знает, сколько ещё придётся проработать в таком режиме. Да ещё мы припёрлись, включили свет, надышали...

Олег закрыл дверь санузла и вылетел в кают-компанию. Никого из команды там ещё не было. По-обезьяньи цепляясь за вмонтированные в потолок рукоятки, Олег переместился к капитанскому креслу, развернул его спиной к пульту и сел. Ремнем он пристёгиваться не стал, а вместо этого слегка притянул себя, держась левой рукой за подлокотник. Потом он нашёл в подлокотнике держатель для телефона, выдвинул его, вставил туда телефон, развернул дисплей-свиток, вывел на него предстартовый чеклист и развернул первый раздел -- операции перед запуском реактора.

По регламенту, все содержательные доклады были на совести бортинженера, командир и второй пилот должны были только подтвердить, что пристёгнуты (если дело пойдёт плохо, жилой отсек можно было отстрелить от корабля и совершить гиперпрыжок куда-нибудь подальше от аварийного бака с антивеществом), все дисплеи работают и гиперпривод имеет первичную наводку.

Отстрел... да, при отстреле жилого отсека ускорение будет направлено наружу, то есть перегрузка будет в направлении потолка. Лучше бы пристегнуться. Олег нашёл в спинке кресла трёхточечный, как в автомобиле, ремень, вытянул его на достаточную длину и воткнул пряжку в замок.

Почти одновременно из своих кают появились остальные члены команды. Эфроимсон, как и Олег, был в спортивном костюме, а Цой зачем-то напялил военную форму -- к счастью, не парадную, а лёгкий пилотский комбинезон, который надевают под скафандр -- но с погонами, портупеей, орденской колодкой и двумя значками.

Олег не разбирался в альфийских декорациях, но, судя по форме (крюк) и по цифре 50, один значок должен был означать пятьдесят посадок на авианосец, а вот второй Олег с ходу раскодировать не смог. Олег хмыкнул про себя и пожалел, что не взял свою форму -- когда он по возрасту увольнялся из ополчения, ему "на дембель" дали звание майора. Два месяца рассекать по кораблю в парадке -- удовольствие ниже среднего... зато можно было бы смотреть на Цоя свысока. Кадровые военные к этим звёздочкам почему-то очень серьёзно относятся.

Олег посмотрел на часы в верхней части дисплея своего телефона. Кстати, ещё замечание -- перевести телефон на корабельное время, но теперь это уже только после запуска турбогенераторов. В триста секунд уложились даже с некоторым запасом. Впрочем, пока рассядемся, пока настроим дисплеи...

Олег развернулся лицом к приборной доске. Кресла стояли в один ряд, так что он мог контролировать готовность своих подчинённых, почти не поворачивая головы.

Первый чеклист прошёл штатно. Теплоносители всех трёх контуров были подогреты до достаточной температуры, чтобы быть в жидком состоянии, но все-таки пришлось разомкнуть циркуляцию, иначе теплообменники быстро сожрали бы подключённый к кораблю внешний аккумулятор. Эфроимсон выровнял давление в секциях второго контура и отрапортовал готовность.

- Разводить пары! - Скомандовал Олег.

- Есть разводить пары. -- Отрапортовал бортинженер, поднял пластмассовую чеку над тумблером зажигания и щёлкнул самим тумблером.

Антивещество пошло в реактор. Индикаторы на шкалах температур и давления во втором контуре поползли вправо. РУДы у корабля были сделаны по образцу паровых ракетовозов: левая рукоятка контролировала подачу горючего в топку, правая -- мощность и отношение тяга/удельный импульс маршевого плазменного двигателя. Эфроимсон подал левую рукоятку вперёд, чтобы теплоноситель быстрее прогрелся, и доложил:

- Пары разведены, килосекунда... пятнадцать с чем-то минут до рабочего давления.

- Понял. Отставить минуты, пользуемся стандартными единицами. Открыть дроссель по готовности и вывести на малый ход.

- Есть открыть дроссель по готовности и вывести на малый ход. Давление сто бар, растёт.... Да, есть отставить минуты.

Процедура была знакома Олегу ещё по "Индиане Джонсу", кораблю с двигателем такого же типа, который в давние времена группа "Потерянный Ковчег" использовала для поиска следов баззардов в межзвёздном пространстве. У "Кон-тики" объем теплоносителя был существенно меньше, поэтому двигатель прогревался пропорционально быстрее. Олег открыл на дисплее второй чеклист -- включение турбогенераторов и переход в автономный режим.

- Странное дело. -- Сказал альфиец. -- Вроде, космический корабль, а запускаемся, как на старинном пароходе. Ещё для полноты ощущения свистка не хватает.

- Ага. -- Хмыкнул Олег. -- Чтобы в него весь пар ушёл. Мы, кстати, когда "Индиану Джонса" проектировали, хотели сделать на приборной доске такой большой латунный манометр. И... черт, забыл, как оно называется, такая стеклянная трубка, тоже в латунной оправе. Чтобы уровень воды в котле контролировать.

- И что? -- Не понял бортинженер. -- Прямо вот так трубу с водой вокруг всего бака тянуть собирались? А как бы оно в невесомости работало?

- Зачем трубу? Манометр, конечно, поддельный, просто индикатор в виде циферблата в латунном корпусе. Кстати, про невесомость. Что у нас с уровнем воды?

- Теплообмен на нижней границе расчётных допусков. Похоже, паровая подушка. Наверное, лучше все-таки сначала раскрутиться и только потом разогревать котёл до номинала.

- Паровая подушка. -- Спокойно сказал Олег. -- Бывает такая проблема. Когда раскрутим турбину, впусти пару литров азота в конденсатор.

- И что будет? -- удивился Цой.

- Азот растворится, в воде образуются центры кон... черт, наоборот, не конденсации, а, как бы это сказать, пузыреобразования. И крупные капли воды в трубах будет разрывать изнутри, а мелкие капли испаряются быстрее, да они и на стенки будут попадать. Хотя, конечно, паровой котёл без гравитации... А может, не будем сразу раскручиваться, достаточно будет тяги двигателей? В таких тонких трубах паровая подушка легко убирается.

- Давайте попробуем не раскручиваться. Триста бар давление, все зелёное, продолжаем?

- Продолжаем.

- Есть продолжаем. -- Бортинженер подвинул левый РУД вперёд ещё на одно деление. -- А почему на испытаниях при такой температуре подушки не было?

- Именно поэтому, что в воде ещё оставался растворенный газ. Вы же его сами из конденсатора в вакуум стравливали.

- Звучит убедительно. Давление триста пятьдесят и растёт. Рабочее давление через пятьсот секунд. К включению турбогенераторов готов.

- Понял. -- Подтвердил Олег, и сам окинул взглядом приборную доску. Ничего криминального заметно не было. -- Башня, Старфиш, планируем включение турбогенераторов. Башня, проверьте телеметрию.

- Тики, вас понял. -- Откликнулся центр управления полётом на лифте Асгард. -- По телеметрии все зелёное.

- А почему не поставили какой-то более современный преобразователь? - Спросил Цой. -- Вроде, есть же множество всяких процессов, пригодных для прямого преобразования разности температур в электричество?

- Мы это обсуждали. -- ответил Эфроимсон. -- Выглядело примерно так: приходим в какую-нибудь компанию, типа, вот, преобразователи на квантовом эффекте Холла, чудо техники, высочайший КПД... А сколько, спрашиваю, ваших таких преобразователей можно поставить параллельно? Ну, говорят, десяток запросто. А двадцать тысяч? Они так между собой переглядываются, и так осторожно: "ребята, вы что, электростанцию строить собрались?". Или другие, тоже, вот у них параллельное подключение они обещали без ограничений. А восемьдесят миллиэлектронвольт температуры оно выдержит? У них тоже челюсти отвисают, они так осторожно-осторожно переспрашивают, "миниэлектронвольт, вы хотите сказать?" "да нет, милли. Одна тысячная электронвольта" "ой... Вообще-то мы... у нас двадцать миллиэв теоретический предел, а изделие мы тестируем только до пятнадцати... Восемьдесят миллиэв... ой... может, вам лучше паровую турбину поставить?". Вот и поставили. Ага, пятьсот пятьдесят бар давление. -- Бортинженер слегка убрал подачу антивещества. -- К включению генератора готов, все зелёное. Капитан, решение.

- Включаем.

Эфроимсон поднял ещё одну пластиковую защитную скобу и включил ещё один тумблер. Олегу показалось, что корабль слегка вздрогнул -- турбины были хорошо сбалансированы и вращались в разные стороны, но все-таки удар струй пара по лопаткам... Поползли индикаторы ещё на нескольких шкалах -- обороты турбин, циркуляция фреона в третьем контуре, температура фреона...

- Обороты пятьсот... тысяча... две тысячи... три тысячи оборотов. Есть малый ход.

- Включить генераторы!

Ещё одна пластиковая скоба и ещё один тумблер. Пополз направо ещё один индикатор.

- Генераторы включены, выход сто.

- Понял. Башня, у нас все зелёное, посмотрите на телеметрию свежим взглядом.

- Тики, у нас тоже все зелёное. Можете переключаться на автономное питание.

- Переключаться на генераторы. -- Скомандовал Олег. Эта операция уже осуществлялась не тумблером, бортинженер просто прикоснулся к сенсорному дисплею. Свет в кабине сразу стал ярче, и ощутимо усилилась мощность вентиляции

- Что за звук? - Настороженно спросил Эфроимсон. Олег прислушался.

- Черт. -- Признался Олег. -- Это у меня в каюте стиралка запустилась.

- Понял. -- Расслабился бортинженер. -- Генераторы включены, корабль в режиме номинального энергопотребления, все зелёное.

- Запустить диагностику. И потом, если все нормально, азот в конденсатор.

- Есть запустить диагностику и азот в конденсатор. -- Эфроимсон закрыл тумблеры защитными скобами и его руки заплясали по сенсорным дисплеям, словно у музыканта, играющего на органе.

Диагностика прошла быстро и без проблем. Котёл на растворенный газ отреагировал позитивно, так что бортинженер увеличил мощность. Сейчас, при выключенных двигателях, избыток энергии уходил в аккумуляторы. Конечно, расточительно тратить антивещество на зарядку батарей, которые сейчас увезут в доки и там, наверное, разберут, но все-таки надо же хоть какое-то время прогнать машину в рабочем режиме, чтобы убедиться, что все нормально.

Наконец, Олег попросил "Старфиш" отстыковаться и приготовиться к отстыковке аккумуляторного отсека. Возникла небольшая дискуссия, кому откачивать воздух из стыковочного коридора. Пилот джампера все-таки уговорил Олега, что "Кон-Тики" уходит в длительный автоном, и лишний запас воздуха ему не помешает.

Загудели насосы. Пластмассовый рукав стыковочного коридора слегка задвигался, но сохранил форму -- остаточного давления вполне хватало, чтобы поддерживать его надутым. Потом джампер отсоединил рукав, отпустил стыковочный манипулятор и переместил его к захватам на корпусе аккумуляторной секции. После ещё одной короткой проверки аккумуляторы были отстыкованы, и джампер медленно и аккуратно, чтобы не зацепить реактивной струёй радиаторы "Кон-тики", стал удаляться.

Олег вывел на фонарь кабины предварительный план полёта. При выборе узлов и комплектующих для корабля строители руководствовались, главным образом, ценой, поэтому отделка жилых помещений и многое другое в корабле выглядело -- да и на самом деле было -- достаточно скромным, но дисплей лобового стекла -- тут Олег все-таки добился, чтобы денег не жалели. Наложенный на стекло проекционный дисплей показывал изображение в оптической бесконечности, так что можно было глядеть одновременно на реальный мир за окном и на синтезированные компьютером линии, буквы и цифры, не перефокусируя глаза.

Сейчас, при выключенных двигателях, траектория полёта выглядела как прямая, уходящая за диск Мьольнира. Джампер выключил прожектора подсветки, и от него были видны только габаритные огни. Плазменный двигатель разгоняет газ до большой скорости, не разогревая его, поэтому реактивная струя джампера была почти не видна, лишь лёгкое свечение возле самых дюз, где нейтрализующий электронный пучок рекомбинирует с плазмой. Сейчас тяга двигателей джампера была направлена от "Кон-Тики", так что корпус джампера закрывал дюзы полностью.

Компьютер добавлял к огням джампера направление вектора тяги, код транспондера и расчётную траекторию -- как ту, которую передавал транспондер джампера, так и ту, которая получалась по расчётам компьютера "Кон-тики", они почти совпадали.

Когда датчики поймали взгляд Олега на огнях "Старфиша", компьютер сделал подписи ярче и крупнее. Сейчас джампер двигался в плоскости орбиты "Кон-тики", так что все версии его орбиты тоже выглядели как прямые, уходящие за край диска планетоида.

Олег сделал по экрану ещё один управляющий жест и на траектории "Кон-тики" появились отметки -- окно допустимых направлений орбитальной скорости для первого прыжка, предусмотренного оптимистическим планом полёта, и время прохождения через это окно. Вроде, получалось, что они в это окно укладываются, даже с некоторым запасом.

- Паул, что у нас с двигателями?

- Маршевый двигатель: магниты запитаны, ионизаторы прогреты, готов к немедленному запуску. Маневровые двигатели: магниты запитаны, ионизаторы прогреты, тоже готовы. Резервные... секунду... резервные маневровые двигатели, давление в баках номинальное. Все двигатели готовы.

- Ван, дайте мне первичную наводку на Один.

- Есть первичная наводка. - По-военному четко отрапортовал альфиец и его руки тоже забегали по сенсорным дисплеям. - Первичное наведение получено.

- План полёта без изменений. Прыжки совершает второй пилот, он же восстанавливает ансибль-соединение и проверяет передачу телеметрии после прыжка. На мне управление в пространстве Минковского, бортинженер слежение за оборудованием.

- Понял. -- подтвердил Цой. Бортинженер с ответом задержался, и Олегу пришлось посмотреть в его сторону.

- По поводу котла. -- продолжил Олег. -- Когда дам тягу маршевым, вода в котле ляжет на стенки и будет резкий скачок давления, приготовьтесь. Когда стабилизируете котёл, попробуйте развести пары до пятидесяти процентов номинала. Если будут проблемы, будем решать. Если не будет, выводите на семьдесят пять процентов, больше мы без вращения вряд ли выдадим.

- Понял. -- Подтвердил инженер.

- Ван, прыжок по готовности после первого маркера.

- Есть прыжок по готовности после первого маркера. -- Второй пилот выдвинул из подлокотника кресла джойстик управления гиперприводом.

Олег выдвинул из приборной доски джойстик ручного управления, потёр руки и размял пальцы.

План полёта предполагал серию внутрисистемных прыжков между газовыми гигантами системы Табит, в надежде набрать дополнительную скорость за счёт гравитационного маневра. Корабли без гиперпривода могут использовать одну планету в качестве гравитационной пращи только один раз, но для прыжковых кораблей это не проблема.

Единственное, что ограничивало количество проходов возле одной планеты -- это точность наведения. Компьютер не может выбирать цель для гиперпрыжка, это может делать только человек, и даже лучшие пилоты лишь весьма приблизительно могут контролировать точку, в которую попадёт корабль. Чем больше скорость корабля, тем выше риск столкнуться с планетой или пройти слишком далеко от неё. Поэтому план полёта не фиксировал количество прыжков. Предполагалось, что пилоты сами решат, когда следует прекратить.

Кораблю предстояли маневры, возможно, достаточно резкие, поэтому Олег и не хотел раскручивать корабль до завершения гравитационных маневров. Вращающийся корабль сложнее развернуть из-за гироскопических эффектов, да и кориолисова сила создаст дополнительную нагрузку на хрупкие панели радиаторов.

Цой вывел на ветровое стекло ориентиры для наведения гиперпривода: стилизованное изображение ещё одного газового гиганта системы, Одина, его спутников, а также эквипотенциальной сферы, доступной для гиперпрыжка. На сфере была отмечена эллиптическая область, куда хотелось бы попасть, чтобы гравитационный маневр был успешен.

Один был ненамного больше Тора, и оба они были примерно на треть крупнее Сатурна. Зато, в отличие от Тора, Один имел кольца (валгалльцы считали их полями шляпы) и большой стабильный циклон в районе экватора, похожий на юпитерианское Красное Пятно -- этот циклон называли Глазом.

- Командир, готов к прыжку. -- Сказал Ван, как только корабль прошёл ближний маркер.

- Я ж сказал по готовности. -- Удивился Олег. - Прыжок!

- Есть прыжок. -- Когда второй пилот сказал эти слова, мир вокруг "Кон-Тики" уже выворачивался наизнанку.

На месте тёмного диска Мьольнира возник ярко освещённый Табит диск газовой планеты. Компьютер, как обычно после прыжка, несколько секунд лихорадочно пытался определить своё местоположение. Потом стилизованное изображение Одина на экране совместилось с реальным и появилась траектория полёта, снова выглядевшая как прямая, направленная к краю диска планеты.

Выскочили довольно удачно, не в самом центре рекомендуемой области, но на пассажирских коммерческих рейсах за десять таких прыжков подряд премию дают. Олег, не дожидаясь доклада второго пилота об установлении ансибль-соединения с базой, жестами приказал компьютеру рассчитать три варианта траектории: пессимистический, при текущей мощности реактора, оптимистический, при семидесяти пяти процентах номинала и средний, при пятидесятипроцентной тяге. На всех вариантах получалось хорошо, никакого риска столкнуться с планетой и почти не надо тратить дельта-вэ на коррекцию траектории.

Скорость движения по круговой орбите вокруг Мьольнира была смехотворной, меньше километра в секунду, а вот сам Мьольнир летел вокруг Тора со скоростью семь километров в секунду, да ещё восемнадцать километров в секунду разности скоростей Одина и Тора, так что скорость корабля относительно Одина была довольно высокой.

По плану, проходить вблизи планеты корабль должен был на полной тяге. Это, собственно, тоже считалось гравитационным маневром: даже без двигателей, падая с высокой орбиты внутрь гравитационного колодца Одина, в перицентре корабль должен получить дополнительно ещё около двадцати километров в секунду. Этот прирост скорости будет потерян, когда корабль начнёт удаляться от планеты. Но если вблизи перицентра он будет разгоняться ещё и за счёт двигателей, скорость дополнительно возрастёт. Кинетическая энергия корабля пропорциональна квадрату его скорости, поэтому, на более высокой скорости, то же самое дельта-вэ даёт гораздо больший прирост кинетической энергии. Выглядит как математический фокус, но, на самом деле, это тоже способ отобрать немного кинетической энергии у Одина.

- Экипаж, приготовиться к включению маршевого двигателя. -- Скомандовал Олег.

Дождавшись докладов и посмотрев на индикаторы, Олег включил тумблер подачи рабочего тела.

Перегрузка была мягкой, почти чисто символической. Пассажирские поезда трогаются с большим ускорением. Но паровой котёл тут же отреагировал -- капли воды в теплообменниках соприкоснулись с раскалёнными стенками труб, и давление пара резко возросло. Боковым зрением Олег увидел, как руки бортинженера пляшут по сенсорным дисплеям: компьютер должен был бы сам увеличить то и уменьшить это, но бортинженер считал нужным его дополнительно проконтролировать.

Теперь, в условиях перегрузки, котёл и конденсаторы работали гораздо эффективнее, поэтому, после серии тестов, котёл все-таки вывели на пятидесятипроцентную мощность, а потом и на семьдесят пять процентов от номинала. На больших мощностях снова возникла паровая подушка.

Всю вновь получаемую энергию Олег подавал на двигатели. Сейчас, на малой скорости, энергетически невыгодно было выдавать большой удельный импульс, зато можно было увеличивать тягу. Конечно, малый удельный импульс означал большой расход рабочего тела, но что такое это рабочее тело? Это же просто вода, она дешёвая -- а антивещество, сволочь, дорогое. Чем меньше массы нам придётся разгонять до скорости запуска баззарда, тем меньше антивещества мы сожжём, и тем сильнее нас похвалят при возвращении. Да и баззарду легче будет разгонять лёгкий корабль.

Когда Олег подтвердил компьютеру, что дальше они пойдут именно в таком режиме работы генераторов и двигателей, тот подсчитал, что время полёта до перицентра семнадцать килосекунд, а до следующей точки прыжка -- целых тридцать две, без малого девять часов в земных единицах. Посовещавшись с командой и с базой, Олег решил, что, сейчас делать особо нечего (за работой систем корабля может следить и база по телеметрии), а дальше интервал между прыжками будет только уменьшаться, то команде можно попить чаю и пойти баюшки.

Сейчас, с полными баками рабочего тела, двигатель смог выдать ускорение в две сотых "же", и для плазменников это был технологический предел. Даже если бы котёл удалось вывести на полную мощность, это позволило бы увеличить удельный импульс, но не тягу. Сидя в кресле, это было трудно отличить от невесомости, но все-таки передвигаться, как в невесомости, было уже невозможно.

От пилотских кресел до кухонного уголка, длина отсека составляла около восьми метров. Пролетев это расстояние в свободном падении, космонавт прибывал к кухонному уголку со скоростью почти два метра в секунду. Если упасть на ноги или даже на руки -- ничего страшного (впрочем, кинетической энергии вполне хватило бы, чтобы сломать кофеварку или дверцу микроволновки), а вот лбом стукнуться было бы довольно неприятно.

Главной проблемой было то, что планировка и обстановка жилого отсека была рассчитана на другое направление силы тяжести. Большую часть полёта корабль должен был вращаться, создавая искусственное тяготение в четверть метрического "же", направленное перпендикулярно оси корабля. При этом, дальняя от оси корабля стенка жилого отсека была "полом", ближняя - "потолком", и вся остальная обстановка -- кресла, кровати, столы, унитазы -- была размещена соответственно. Но сейчас перегрузка была направлена вдоль оси корабля, то есть параллельно полу жилого отсека. И, пока кораблю предстояли резкие маневры, раскручивать его не хотелось.

При проектировании корабля обсуждалась идея сделать жилой отсек качающимся, как маятник, чтобы он поворачивался вдоль вектора искусственного тяготения при всех возможных его направлениях. Но, когда посчитали, сколько будет весить дешёвый вариант конструкции такого крепления, и сколько будет стоить лёгкий вариант, Олег с Эфроимсоном единодушно решили, что смогут пережить первый этап полёта, карабкаясь по стенам и потолку. А Ван Сидоров Цой тогда ещё сам не знал, что его включат в команду корабля, поэтому его никто и не спрашивал.

Пришлось все-таки предусмотреть поворотный сортир с унитазом, пригодным также и для использования в невесомости, и всякие другие мелочи. Так, например, койки в каютах размещались на стене, перпендикулярной оси корабля. Когда корабль вращался, койка висела перпендикулярно стене на двух стяжках, как полки в железнодорожных купе. Но в невращающемся ускоряющемся корабле стяжки можно было отцепить, а койку положить на стену.

Экипаж спустился к кухонному уголку по вмонтированным в потолок скобам. Кофе-машина была приспособлена для работы в невесомости, да и сейчас, в слабом тяготении, была вполне работоспособна, даже лёжа на боку. Эфроимсон с Цоем сделали себе по чашке разбавленного водой кофе, Олег же решил перед сном попить все-таки именно чаю.

Чай-эспрессо, полученный путём обдува заварки горячим паром, конечно, отличался от результата нормального заваривания, но Олег никогда не считал себя чайным гурманом. Чашку нужно было доставать из машины в повёрнутом набок положении, поэтому она была закрыта крышкой с клапаном, но, достав, Олег её тут же открыл. Цой с сомнением посмотрел на этот маневр и отодвинулся в сторону. Жидкость держалась в чашке скорее за счёт поверхностного натяжения, чем за счёт веса. При любом резком движении, горячий чай оказался бы в воздухе, поэтому беспокойство Цоя было вполне оправданным. Но Олег неплохо проделывал фокус с питьём из открытых сосудов даже в полной невесомости, а горячий чай он не любил.

Закончив гонять чаи, Олег с подчинёнными разошлись по каютам. В каюте Олег отцепил стяжки и положил койку на стену. В рабочий полдень я проснулся стоя, опять матрас попутал со стеной...

Олег забрался под одеяло и, на всякий случай, пристегнулся ремнями, как в невесомости. Ещё в молодости, работая пилотом на грузовых самолётах, он привык к рваному режиму сна, и даже сейчас, когда была возможность, всегда старался сбить себе режим, чтобы смягчить эффекты спейс-лага после очередного космического перелёта. Конечно, чтобы сохранять при этом нормальную работоспособность, нужно было принимать регуляторы суточного ритма -- но биотех не стоит на месте, нынешние регуляторы считаются практически лишёнными побочных эффектов. Да и если бы эти эффекты были так серьёзны, дожил бы я до трёхсот тридцати? Олег поворочался под ремнями, подрегулировал их и быстро заснул.

Проснулись они по будильнику, за пять килосекунд до следующего запланированного прыжка. Было время сходить в душ и нормально позавтракать. Поворотной душевой кабины в корабле не было, но установленная в каюте кабина имела электростатический режим и вентиляторы для работы в невесомости. Всё, чем отличалось мытье в тяготении 0.02 "же" от полной невесомости состояло в том, что приходилось время от времени отталкиваться рукой от "нижней" стенки.

Второй прыжок прошёл без приключений, и снова выскочили довольно удачно. Корабль уже шёл со скоростью больше пятидесяти километров в секунду относительно Тора. Даже если бы он шёл, вплотную прижавшись к атмосфере, на такой скорости сила тяготения планеты не могла развернуть его на 180 градусов, поэтому следующий прыжок предполагал гравитационный маневр вокруг третьего газового гиганта системы, Фрейи. Время между прыжками сократилось до десяти с небольшим килосекунд.

Ложиться спать на три часа было бы глупо. Системы корабля работали в стабильном режиме и в постоянном присмотре не нуждались. Поэтому время до следующего прыжка прошли довольно скучно. Олег сходил -- ну, точнее сказать, слазил -- осмотреть остальные помещения жилого отсека, в первую очередь, конечно, оранжерею. Главной функцией оранжереи была фильтрация воды. Моча после осмотического фильтра высокого давления, конечно, соответствует санитарным стандартам питьевой воды, но многие все-таки пить её брезгуют. К тому же, осмотический фильтр, кроме чистой воды, выдаёт ещё и рассол, и что с ним делать? А с оранжереей -- прошедшая компостный танк оборотная вода впрыскивается в гидропонную систему, питающую корни растений, те подвергают её собственной осмотической фильтрации и испаряют через листья: ровно то же самое, что происходит с водой в биосферах планет. Потом водяной пар конденсируется -- конечно, его дополнительно приходится очищать от набранной из воздуха пыли, но с этим-то легко справляется осмотический фильтр низкого давления. Да и выделяемый растениями кислород в замкнутой атмосфере корабля не лишний, хотя КПД оранжереи как источника кислорода (с учётом необходимости эту оранжерею освещать) получается ниже, чем у электрохимических регенераторов.

Растения в оранжерее были преимущественно земные, генетически адаптированные для роста в условиях малой гравитации и длинных периодов невесомости. По большей части это были тропические растения с большими листьями, хорошие испарители -- но были и съедобные растения: лимоны, апельсины, малина, помидоры, салат, лук, петрушка... Лимоны и апельсины были подобраны так, чтобы за все время полёта хотя бы на одном дереве были свежие плоды, малина же должна была созреть примерно ко времени перехода на баззард. Олег обобрал дерево со спелыми апельсинами и отнёс в кабину угостить команду. Апельсины были мелкие и по форме похожи скорее на мандарины, но флорист оранжереи обещал, что плоды будут сладкие,

Третий гиперпрыжок тоже прошёл без приключений. Интервал между прыжками быстро сокращался, так что дальше расходиться из кабины было уже нельзя. Закусывая апельсинами -- они действительно оказались довольно сладкими -- они совершили шесть прыжков и набрали сто двадцать километров в секунду. Потом компьютер сказал, что расход дельта-вэ на коррекцию орбиты будет сравним с максимально возможной дополнительной скоростью от гравитационного маневра. После этого "Кон-тики" сделал ещё четыре прыжка уже вокруг одной только Фрейи, чтобы развернуть вектор скорости в нужном направлении, и Олег приказал готовиться к прыжку за пределы системы, к безымянному холодному коричневому карлику, расположенному на другом краю Известного Космоса.

Гиперпривод позволяет прыгать только между точками с одинаковым гравитационным потенциалом. Поэтому прыгнуть из глубины гравитационного колодца звезды главной последовательности спектрального класса F в межзвёздное пространство невозможно. Главная проблема с гравитационным колодцем звезды не в том, что этот колодец глубокий, а в том, что он очень большой. Даже двигаясь со скоростью сто двадцать километров в секунду, "Кон-тики" достиг бы границ гелиопаузы лишь через десятилетие, а зажечь баззард внутри гелиопаузы невозможно.

Коричневый карлик легче звезды класса F в сотни раз. Пропорционально меньше и его гравитационный колодец. Но даже после прыжка в систему карлика, выход в межзвёздное пространство занял бы больше месяца. Поэтому, увеличив свою потенциальную энергию ("подняв эквипотенциаль", как выражаются прыжковые пилоты), "Кон-тики" должен был совершить ещё один гиперпрыжок в окрестности изолированной планеты, по размерам и массе приблизительно соответствовавшей Сатурну.

Термоядерные реакции в теле "неудачной звезды" прекратились несколько сотен миллионов лет назад, так что невооружённым глазом объект был невидим. Но распад радиоактивных изотопов в ядре и остаточное тепло ещё позволяли объекту быть значительно теплее равновесной температуры. Инфракрасные датчики выдали изображение карлика в виде шара, покрытого крупными и почти правильными конвекционными ячейками. Границы между ними напоминали швы на футбольном мяче.

После того, как компьютер провел коррекцию траектории, Олег приказал раскручивать корабль. Им предстояло три дня полёта в окрестностях карлика, потом прыжок к планете, и только потом -- выход в собственно межзвёздное пространство, где они должны были набрать ещё двести километров в секунду. Эта скорость была существенно выше теоретического минимума, достаточного для включения баззарда. Но на малых скоростях баззард неэффективен, поэтому при разработке плана миссии предпочли выделить больше антивещества на достижение больших скоростей.

Корабль они раскрутили без использования маневровых двигателей, играя оборотами турбин и маневровых гироскопов-гиродинов: одно разогнать, другое притормозить, закон сохранения момента импульса доделает остальное. После этого котёл без проблем вывели на полную мощность, а маршевый двигатель -- на номинальный режим с максимальным удельным импульсом.

Отоспавшись после утомительной последовательности прыжков и маневров, экипаж начал привыкать к длительному безделью. Время на корабле установили валгалльское, по часам Асгарда -- так было удобнее базе. Олег два раза в день устраивал команде тренировки, переключая пульт управления в режим симулятора. Отрабатывали то включение баззарда, то различные нештатные ситуации. Готовить еду пытались по очереди, но быстро выяснили, что наиболее приемлемая стряпня выходит у Олега, так что он своей властью назначил себя на должность корабельного кока.

Оранжереи для снабжения пищей, конечно, не хватало. Большую часть рациона составляли овощные консервы, замороженные овощные смеси и замороженное же мясо. При проектировании корабля Олег на полном серьёзе предлагал воспроизвести анабиозные камеры ковчегов и взять с собой пару-тройку поросят и десяток кур в анабиозе, но от этой идеи отказались -- слишком дорого получалось. Стейк из мороженного мяса получался не слишком хороший, а вот котлеты или отбивные были вполне съедобные.

С развлечениями на оставшееся свободным время получился некоторый напряг. Конечно, у всех были какие-то личные дела. Эфроимсон довольно много времени проводил, болтая по видеофону с женой и какими-то своими приятелями. У Олега было несколько виртуальных персонажей, от имени которых он участвовал в дискуссиях на сетевых форумах -- про старинную технику, про историю эпохи Контакта, про земную политику... но все-таки сидеть каждому в своей каюте, уткнувшись в свой дисплей-свиток, не дело, надо было искать какие-то коллективные развлечения. Но слишком уж разнородная по интересам подобралась компания.

С Эфроимсоном они много общались в процессе строительства корабля, тот был главным инженером, а по факту выполнял и многие обязанности менеджера проекта. Олег его постоянно называл по отчеству, он сначала поправлял, потом как-то сказал, что вас же, наверное, тоже будет напрягать, если я буду звать вас Михайлович? Олег сказал -- почему напрягать, вовсе ничего не будет напрягать, только тогда уж не Михайлович, а просто Михалыч. Так и прижилось.

Эфроимсон по основной профессии был инженером на орбитальных верфях, но он часто участвовал в заводских и приёмочных испытаниях, мог управлять гиперприводом и имел пилотскую лицензию, пусть и с небольшим самостоятельным налётом, зато на разнообразных типах кораблей. У них с Олегом обнаружились общие интересы: Эфроимсон очень интересовался старой техникой -- доисходной, и, особенно, техникой Тёмных Веков, а Олегу было что ему рассказать -- и про паровые ракетовозы времён войны за независимость, и про старые типы планетных разведчиков, и про реплики доисходной техники, которые он видел в колониях, и про то ли легендарный, то ли мифический корабль Кадзии.

Ковчеги эпохи Исхода Олег, конечно же, живьём не видел, но в молодости он занимался установлением контактов с потерянными колониями, поэтому довольно детально изучал эти корабли -- и их двигатели, и след в межзвёздном газе, который они за собой оставляли, и их маневры при уходе из Солнечной системы и при торможении, и груз, который они с собой несли. Так что и на эту тему им с Эфроимсоном было о чем поговорить.

Единственное, что Олег стеснялся у Эфроимсона выяснить -- это происхождение отчества. Эфроим -- имя какое-то слишком уж библейское, для номинально языческой Валгаллы очень странное. По логике, отец Эфроимсона должен был быть либо евреем, либо протестантом какого-то из толков, которые увлекаются библейскими именами. Сын эмигранта? Самое логичное объяснение, но спрашивать как-то не очень удобно. На вид Эфроимсон был вполне индоевропейского расового типа, несколько выше среднего роста, довольно тонкокостный, нескладный, с веснушчатой кожей и прямыми рыжими волосами.

С Ван Сидоров Цоем Олег общался существенно меньше. По первоначальному плану, вторым пилотом должен был быть ещё один гражданин Валгаллы, Свен Магнусон, пилот-испытатель компании "Скидбладнир Орбитал Индастриз", но политические силы решили иначе. Когда Альтинг Валгаллы объявил о строительстве аннигиляционного звездолёта, представители Земли и совета колоний "большой пятёрки (Альфа, Пепперленд, Зиппанг, Валгалла, Гуляй-Поле) подняли шум. Действительно, аннигиляционные корабли могли использоваться не только для полётов в межзвёздном пространстве, но и в военных целях, поэтому совет "большой пятёрки" потребовал, чтобы весь проект вёлся под контролем межпланетного комитета. С этим Валгалла согласилась довольно легко, в обмен на то, чтобы межпланетным был не только контроль, но и финансирование.

А вот с экипажем получилось сложнее. Всерьёз звучали даже предложения расширить экипаж так, чтобы в него вошли представители крупнейших государств и квазигосударственных образований Земли, двух крупнейших государств Альфы: Новой Калифорнии и Фэнчжан, и по одному от остальных колоний "пятёрки". Это предложение удалось отбить рациональными аргументами: такой большой команде просто нечего было бы делать в полёте, а увеличение жилого отсека до таких размеров, чтобы с комфортом разместить всю эту толпу, да ещё и с припасами на четыре месяца, привело бы к значительному утяжелению корабля и его разбалансировке. Сейчас жилой отсек более-менее уравновешивал машинное отделение, а так пришлось бы ставить противовес. Это потянуло бы за собой баззард с ловушкой гораздо большего размера, и, что гораздо хуже, пришлось бы синтезировать гораздо больше антивещества для разгона.

В итоге, остановились на первоначальном проекте с экипажем из трёх человек, Олега заявили представителем Земли, Эфроимсона -- представителем Валгаллы, как колонии, наиболее заинтересованной в проекте, а вторым пилотом взяли представителя Альфы, как наиболее развитой и влиятельной из всех колоний.

На Альфе смешение человеческих рас достигло той усреднённой "приятной смуглявости", о которой писали утописты XX столетия. Капитан Сидоров Цой был чуть ниже среднего роста, худощаво-спортивного телосложения, имел смугловатую, но довольно светлую кожу, монголоидное лицо с тонкими чертами, зелёные глаза и кудрявые темно-русые волосы.

Олег знал про него, практически, только анкетные данные и то, что было написано в пилотской лицензии. Капитан военных аэрокосмических сил Новой Калифорнии, допуск на пилотирование сверхзвуковых и аэродинамических орбитальных летательных аппаратов с посадочным весом до 500 тонн, погодный минимум... Налёт на атмосферных самолётах и низкоорбитальных челноках гораздо больше, чем в открытом космосе. Гиперпрыжков в карточке записано много, но, в основном, внутрисистемные. Данные по участию в боевых действиях и наградах классифицированные. В каком полку он некогда служил, В каких боях отмечен был как воин, И где он крест мальтийский заслужил --

Неведомо. Хмм. Летчик по особым поручениям, понимаешь. Впрочем, а кого ещё предлагать в экипаж совместной экспедиции, возможно имеющей военные импликации?

Уже на предполётных тренировках капитан Цой умудрился создать проблему. Свен, предыдущий кандидат во вторые пилоты, не испытывал никаких проблем с изучением матчасти корабля по конструкторской документации, Цой же первым делом потребовал нормальное лётное руководство. Эфроимсон даже растерялся, и спросил, где ж мы возьмём такое руководство? На что Цой совершенно спокойно заявил, что его должна написать фирма изготовитель, и что это за шарашкина контора... Присутствовавший при этом Свен сполз под стол.

Олег попытался сбить разгорающиеся страсти, начав объяснять, что лётно-эксплуатационное руководство для серийных кораблей пишут, конечно, ещё на этапе разработки, но все-таки значительная часть текста -- особенно, рекомендации по действиям в нештатных ситуациях -- появляется только после того, как корабль хотя бы немного облетают. Мы, фактически и есть эти испытатели, и, собственно, мы и должны были бы писать это руководство, если бы только оно было кому-то нужно.

В конце концов, "Кон-Тики" -- это же не серийный образец, и даже не предсерийный, это, по существу, летающая лаборатория. Даже если будут строиться серийные корабли с аннигиляционными двигателями, баззарды в серию вряд ли пойдут, значит, у серийных кораблей будет совсем другая компоновка, так что от наших испытаний в этом руководстве пригодятся только рекомендации по работе с котлом и турбогенераторами...

Выслушав все это и -- Олега это покоробило, но вида он не подал -- не извинившись за шарашкину контору, Цой сказал -- ну вы хоть что-нибудь напишите. Олег тоже немного растерялся, а вылезший из-под стола Свен вырвал из блокнота листок и стал рисовать в его верхней части надпись имитацией шрифта Таймс-Роман "Релятивистский звездолёт "Кон-тики". Лётно-эксплуатационное руководство". Олег догадался, что под этой надписью будет написано "ну хоть что-нибудь" и снова попытался вернуть разговор в рациональное русло, сказав, что если написать хоть что-нибудь, то это явно ведь получится не документ, на который можно положиться в реальной нештатной ситуации.

По итогам этой странной беседы у Олега сложилось впечатление, что Цой умом с их аргументами согласился, но сердце его все равно протестовало. На тренажёре с ним больше особых проблем не возникало, но, кроме времени на тренажёре, ни Олег, ни Эфроимсон с ним почти не общались. Да и теперь, на корабле, он как-то не то, чтобы избегал общения, но и видимым образом не стремился к нему. Беседы о старинной технике его не интересовали. Олег порылся в анкетных данных, обнаружил у Цоя какие-то регалии по рукопашному бою, и предложил устроить спарринг.

Сам Олег всерьёз занимался рукопашкой в молодости -- сначала под давлением родителей, а потом, когда записался в ополчение в качестве пилота-истребителя, обнаружил, что за успехи в рукопашном бою дают бонусы. Командир эскадрильи ставил Олега в пример, и говорил, что в авиации Императорского Флота Японии дзю-до и кэндо входили в обязательный курс подготовки, а что они проиграли войну, так вовсе не потому, что у них были плохие пилоты на авианосцах.

И то верно; конечно, тактика воздушного боя сильно отличается от мордобоя голыми руками, но все-таки некоторые параллели есть: способность быстро принимать решения, "чувствовать" противника, всякие там теории насчёт "нарушения контуров принятия решений". Но все равно это был для него спорт -- он набирал сначала пояса, потом даны, участвовал в соревнованиях -- но когда его по возрасту списали из ополчения, как-то это дело подзабросил.

Ну, то есть, конечно, он ходил на тренировки для поддержания физической формы, или дома занимался, но, бывало, десятилетиями не спарринговал с живым партнёром, только с компьютерной симуляцией. Да и когда находился живой партнёр, он, как правило, формальному дану не соответствовал, так что, если честно, квалификация у него должна была просесть весьма ощутимо. Поэтому особых иллюзий насчёт результатов спарринга Олег не строил и, скорее, рассчитывал завоевать расположение Цоя, пару-тройку раз ему убедительно проиграв.

В спортзале выяснилась довольно занятная картина. У Олега подготовка была скорее спортивная, чем боевая, а вот Цой оказался натренирован именно на бой -- если удар в область сердца, так уж такой, чтобы сломать ребра. А Олег ему предложил бесконтакт -- и вот тут-то у альфийца в контуре принятия решения обнаружилась задержка на несколько миллисекунд, когда ему вместо поставленного смертельного удара надо было переключаться на его имитацию.

Этих-то миллисекунд ему постоянно и не хватало, а Олег этими миллисекундами и пользовался, чтобы превратить эффектную имитацию удара в ещё более эффектный уход с протяжкой и прикладыванием противника мордой об стенку.

В первый раз Цой, похоже, не понял, что, собственно, случилось. Во второй раз до него дошло и, отлепившись от стенки, он бросил Олегу понимающий взгляд -- дескать, да, сейчас твоя взяла, но ведь в реальном бою это бы так не сработало. Олег постарался вложить в ответный взгляд сообщение, что ему нет никакого резона в дружеском спарринге светить тактику, которой он бы придерживался в реальном бою.

Строго говоря, это был чистый блеф -- Цой был все-таки значительно моложе, реакция и общая физическая подготовка у него были лучше, поэтому Олег совершенно не представлял себе, что он стал бы делать с Цоем в реальном бою -- но, со свойственными ему оптимизмом и склонностью к импровизации, надеялся что-нибудь придумать.

Приложив Цоя об пол в третий раз, Олег понял про него сразу три вещи. Во-первых, Цой очень не любил проигрывать -- хотя и считал не особенно позорным для себя проиграть старшему по возрасту и по должности, но все равно очень не любил. Во-вторых, в рамках предложенных правил, у Цоя против Олега готовых эффективных приёмов атаки не было, а придумать новую тактику на ходу, он, похоже, не мог. Или же -- и это была третья вещь, которую понял, или, точнее, заподозрил Олег -- или же он не хотел во время спарринга светить эту тактику или способность её придумать.

То есть, выходило, что Цой рассматривает возможность столкнуться с Олегом в реальном бою. Это было странно. Вряд ли Альфа внедрила его в экипаж с целью захвата корабля -- ведь как боевая единица "Кон-тики" в его нынешней конфигурации был практически бесполезен, а межпланетный скандал при таком захвате был бы обеспечен.

Олег решил отложить решение вопроса на потом, а сейчас не оказывать на Цоя чрезмерное психологическое давление и все-таки ему поддаться. Цой, в свою очередь, сообразил, что в атаке он с Олегом ничего поделать не может, и перешёл к оборонительной стратегии.

Прыгать за ним по залу Олегу не позволяло здоровье -- ну, то есть, какое-то время позволяло, но чем дольше они прыгали бы, тем большее значение приобретало бы превосходство Цоя в дыхалке и общей физической подготовке. Поэтому Олег изобразил, что задыхается, перешёл в атаку, раскрылся, получил имитацию рэн цуки в корпус и честно признал поражение.

На следующий день Олег попробовал заставить своих подчинённых заниматься друг другом. У Эфроимсона боевой подготовки вовсе никакой не было, и Олег предложил Цою потренировать бортинженера. Большого толку из этого не вышло: кроме, собственно, мордобоя Цой имел определённую подготовку для проведения занятий, но эта подготовка была совсем уж узкоспециализированной. Очевидно, что ставить Эфроимсону травмирующие удары и удушающие захваты никакого смысла не было, да он вовсе и не рвался чему-то такому научиться, а перестроить на ходу программу обучения Цой не мог. Олег даже заподозрил, что нашёл настоящее слабое место у второго пилота -- способность к импровизации.

В последующие дни Олег с Цоем ещё несколько раз спарринговали в качестве утренней зарядки, и все бои проходили по одной и той же схеме: Олег пару-тройку раз прикладывал второго пилота об пол или об стену, потом Цой переходил в оборону, Олег атаковал, раскрывался и огребал. Потом Олегу, да и Цою, это видимым образом стало надоедать.

Олег решил внести в ход событий некоторое разнообразие, и, раскрывшись, все-таки поймал удар Цоя и перевёл его в протяжку и захват. Это был опрометчивый шаг: Цой сообразил, что все это время ему поддавались, обиделся и от дальнейших тренировочных боев с Олегом отказался, а вместо этого стал по утрам бить морду компьютерному симулятору.

Сам полёт проходил почти без приключений. Системы корабля работали как часы. Самой рискованной операцией был прыжок к изолированной планете на высокой скорости. Радиус эквипотенциальной поверхности, на которую был возможен прыжок, составлял шестьсот мегаметров. На скорости без малого двести километров в секунду, корабль мог преодолеть это расстояние всего за три килосекунды. Если бы Цой вывел корабль не на той стороне эквипотенциальной сферы, так что вектор скорости корабля был бы направлен в планету, из-за низкой тяговооружённости "Кон-тики" они могли бы просто не успеть провести коррекцию траектории. Конечно, трёх килосекунд более чем достаточно для наведения гиперпривода, поэтому они могли бы при этом совершить обратный прыжок в систему карлика или во внешние области системы Валгаллы, но это поставило бы миссию под угрозу срыва. Но все эти опасения оказались напрасными -- Цой вывел корабль куда надо и полёт продолжился в соответствии с планом.

Наконец, они вышли в межзвёздное пространство. Цой вывел их довольно удачно, в полутора световых неделях впереди загадочного баззарда и чуть в стороне от его траектории. За полтора года, прошедшие с момента заседания на орбите Валгаллы, чужой корабль успел сбросить четверть своей скорости. По уточнённым оценкам, его масса составляла около тысячи ста семидесяти тонн, и он, действительно, направлялся в центральные области системы Табит.

С нынешней позиции "Кон-тики", ловушку баззарда и реактивную струю чужого можно было разглядеть невооружённым глазом, но ветровое стекло кабины было закрыто шторками -- сначала внутренними, чтобы вращающееся звёздное небо не мозолило глаза, а потом и металлическими внешними, защищавшими от рентгеновского излучения ловушки баззарда. Впрочем, обзорные камеры давали хорошую картинку, и с увеличением, и без. Сам корабль, конечно, разглядеть было невозможно, но очень хорошо было видно конус светящейся плазмы -- синхротронное излучение электронов во внутренней части магнитной ловушки, выглядящее на камерах фиолетово-голубым, как электрическая дуга -- и проходящую по оси этого конуса узкую реактивную струю, разогретую до температур, больше характерных для сверхновых, чем для нормальных звёзд.

"Кон-тики" сейчас выглядел со стороны не так эффектно: его кинетическая энергия была недостаточна для включения баззарда, они шли на плазменниках. В разреженном межзвёздном газе струю холодной нейтрализованной плазмы сложно обнаружить, хотя она и простирается за кормой корабля на многие мегаметры. Наиболее заметной частью корабля были радиаторы, отдельные зоны которых были разогреты до ста градусов Цельсия. В видимом для человеческого глаза диапазоне радиаторы выглядели как чёрные пластины, но для инфракрасного сенсора "Кон-тики" был похож на яркую трёхкрылую бабочку-светлячка.

Впрочем, за синхротронным излучением собственной ловушки, чужой корабль, скорее всего, не мог их увидеть, если только неизвестные инопланетяне не обладали сенсорами, намного превосходящими все известное людям и серафимам.

Рабочее тело медленно, но расходовалось, и ускорение, создаваемое маршевым двигателем, росло, но это отражалось только на изменении угла наклона жилого отсека. По расчётам, до достижения скорости зажигания баззарда им оставалось чуть больше земной недели, а потом ещё почти месяц разгона на баззарде до скорости, на которой с чужим кораблём можно было бы вести длительный диалог с использованием мазера.

Наконец, настал день, которого так долго ждали Олег и Эфроимсон -- первое за много столетий (а если легенда о корабле Кадзии -- легенда, то первое почти за тысячелетие) включение построенного людьми таранно-черпательного двигателя Баззарда.

После открытия гиперпривода люди не строили двигатели Баззарда -- сложно, дорого и незачем, но вся литература по принципам проектирования баззардов ковчегов сохранилась, да и симуляция поведения плазмы в магнитном поле со времён эпохи Исхода несколько усовершенствовалась.

Баззард "Кон-тики" никогда не испытывался в рабочем режиме, но у разработчиков были веские основания доверять компьютерным симуляциям. Но всё равно, все дни подготовки двигателя к включению, и на корабле, и в центре управления полётом царила довольно-таки нервная обстановка.

Запуск требовал длительной подготовки, гораздо сложнее, чем у аннигиляционного парового турбогенератора -- надо было раздвинуть магнитные катушки пинч-зоны, вывести вперёд тонкую петлю сверхпроводящего провода, укреплённую на шести тонких стержнях пятисотметровой длины из углепластикового композита (направляющую катушку), медленно нарастить ток во всех катушках (катушки сверхпроводящие, но индуктивность такого мощного электромагнита -- величина нешуточная, так что для наращивания тока пришлось отобрать больше половины мощности у маршевого двигателя), и только после этого датчики показали, что газ впереди корабля пришёл в движение, закручиваясь огромной воронкой.

Поведение плазмы соответствовало моделям, но все равно, когда на индикаторах приборной доски "Кон-тики" загорелся сначала датчик критического давления плазмы в пинч-зоне, а потом и датчик гамма-излучения (первая термоядерная реакция), и в кабине, и в центре управления полётом раздался сначала синхронный вздох облегчения, а потом дружные, но, преимущественно нечленораздельные вопли.

Олег запел было: "Прокати нас, Олежек, на баззарде, до околицы нас прокати", но Цой посмотрел на него мрачно и сказал - "Олег Михайлович, я понимаю, что торжественный момент, но можно вас попросить...". Олег прекратил петь и вздохнул. Интересно, что было бы проще сделать: научиться петь или перестать расстраиваться, когда тебе говорят, что петь ты не умеешь?

Первые несколько часов после запуска, баззарду нужно было помогать плазменными двигателями, но корабль начал перегреваться: газ в ловушке сильно разогревался за счёт адиабатического сжатия, да и синхротронное излучение электронов, движущихся по спиральным орбитам в мощном магнитном поле, подогревало корпус.

Радиаторы специально были поставлены вдоль оси корабля, а их передние кромки были закрыты отражателями из тонкой металлизированной плёнки, но все равно они не справлялись с увеличившимся тепловым потоком. Аннигиляционный реактор пришлось приглушить, а потом и вовсе выключить. Турбины, однако, не остановились -- теперь их снабжали паром теплообменники, размещённые вокруг пинч-зоны двигателя.

Избыток мощности сначала использовали для питания плазменных двигателей. Они давали гораздо меньшую тягу, чем баззард, но все-таки лишнее дельта-вэ не помешает. Потом, когда скорость корабля дойдёт до пятисот километров в секунду, тяга баззарда ещё увеличится и выгоднее будет переключиться на синтез антивещества. Конечно, количество антивещества, полученного таким образом, будет смехотворным, но запас во время торможения не помешает.

На этом этапе чужие уже, теоретически, могли заметить "Кон-тики". Человеческий корабль был закрыт от них ловушкой их собственного баззарда, но все-таки излучал он теперь довольно много энергии во всех электромагнитных диапазонах, так что хороший разностный сенсор мог увидеть их и через ловушку. По мере того, как корабли сближались, вероятность обнаружения становилась только выше. А вот как чужие отреагируют, увидев приближающийся к ним корабль, оставалось загадкой.

Как рассуждал Олег при обсуждениях плана полёта: "вот, представляете, летите вы... ну, например из Новосиба в Сан-Франциско по геодезической, через полюс. Или нет, Новосиб-СФО трасса оживлённая, скорее откуда-нибудь из Якутска куда-нибудь в Сент-Луис. Снизу льды, сверху темнота, от горизонта до горизонта никого, тишина, благодать, можно спать, можно книжку читать -- и тут вдруг из ниоткуда появляется неопознанный летающий объект и идёт курсом на перехват. Ну, может и не на перехват, но на коротком интервале траектории отличить перехват от простого сближения с выравниванием скорости затруднительно. Ну, у меня, в силу возраста и склада личности, в такой ситуации любопытство возобладало бы над паранойей, но и того, кто в такой ситуации начнёт выдвигать турели и готовить к запуску ракеты, я бы тоже по человечески понял. Поэтому если они по нам чем-нибудь пальнут просто с перепугу -- я бы на них сильно не обижался."

Исходя из этих рассуждений, гиперпривод корабля постоянно держали в готовности к прыжку вдоль эквипотенциальной поверхности, и размеренный режим дня пришлось заменить на круглосуточные вахты.

При строительстве "Кон-тики" обсуждалась идея оснастить корабль зондами, управляемыми через ансибль, которые могли бы следить за чужим кораблём с более близкого расстояния, или даже осуществлять коммуникацию с ним без полного выравнивания скорости. Потом от этой идеи отказались -- неясно было, какие двигатели на этих зондах устанавливать. Выкидывать зонды без двигателя было бессмысленно -- они с высокой вероятностью попадали бы в реактивную струю баззарда. Снабжать их собственными баззардами было невозможно, каждый такой зонд по массе, габаритам и стоимости оказывался бы сравним с "Кон-тики". Другая проблема с баззардом состояла в том, что, сразу после запуска, зонд оказывался в мертвой зоне, из которой ловушка "Кон-тики" выбрала почти весь газ.

Плазменные двигатели было нечем кормить, а снабжать их собственными аннигиляционными силовыми установками было бы безумно дорого. Масса аннигилляционного корабля, в конечном итоге, определяется габаритами и массой реактора, в котором гамма-кванты поглощаются теплоносителем. Чтобы поглотить 90% гамма-квантов, они должны пройти через два метра жидкого натрия, соответственно, диаметр котла не может быть существенно меньше четырех метров. Получалось, что аннигилляционные зонды, как и зонды с таранно-черпательными двигателями, должны быть сравнимы по массе с родительским кораблем, что обесценивало всю затею.

Поэтому единственным средством слежения за чужим кораблём был визуальный контакт, дававший задержку в полторы недели. Впрочем, и чужой корабль, скорее всего, мог видеть "Кон-тики" лишь с сопоставимой задержкой. Но, по мере сближения кораблей, эта задержка быстро уменьшалась.

Напрямую разглядеть очертания чужого корабля за излучением его ловушки было невозможно, но инфракрасные разностные интерферометры уже могли выделить тепловое излучение его обшивки и радиаторов. По компоновке чужой корабль был похож на "Кон-тики": бочкообразный корпус с тремя лепестками радиаторов и тороидальной ёмкостью для топлива или рабочего тела. Впрочем, были заметны и существенные отличия. Цистерна с топливом была намного больше, а диаметр корпуса и радиаторы чужого корабля - намного меньше, чем у "Кон-тики". Если человеческий корабль напоминал бочку с надетым на неё спасательным кругом, то корабль чужих был похож на человеческий пассажирский лайнер, или на колесо с беспротекторной шиной низкого давления, какие бывают у пляжных квадроциклов: здоровенный бублик и маленький цилиндр мотогондолы, похожий на ступицу колеса. В отличие от человеческого корабля, чужой не вращался.

Также, корабль чужих был намного сильнее разогрет, почти до шестисот градусов по Цельсию. У чужого корабля, судя по распределению температур, радиаторы вовсе не имели жидкостной циркуляции и отводили тепло от корпуса за счёт простой теплопроводности. Цистерна с топливом не прилегала непосредственно к корпусу, а отстояла от него почти на полтора радиуса, и её температура была ниже, градусов около пятисот.

Высокая температура корпуса и отсутствие вращения заставляли предположить, что экипажа на борту чужого корабля нет. При шестистах, да даже и при пятистах градусах Цельсия серафим испёкся бы примерно с таким же успехом, как и человек.

Первые две с лишним недели люди не предполагали, что чужой корабль может их увидеть, и вахты проходили довольно-таки расслабленно. За это время "Кон-тики" устранил большую часть разности скоростей, но и расстояние между кораблями значительно сократилось. По мере приближения момента "М", когда люди могли бы увидеть реакцию чужих на появление "Кон-тики", и на борту, и на базе снова начала возрастать нервозность. На сам момент "М" Олег назначил усиленную вахту с полным экипажем в кабине (она пришлась на время сна Эфроимсона).

Вряд ли чужой корабль мог быть оснащён лазером или мазером, достаточно мощным и достаточно точно сфокусированным, чтобы причинить человеческому кораблю сколько-нибудь серьёзный ущерб на таком расстоянии. Струя холодной нейтрализованной плазмы, выпущенная из плазменного двигателя, на таком расстоянии тоже была бы достаточно безопасна. А вот выхлоп баззарда...

Само по себе попадание выхлопа чужих тоже не могло бы повредить "Кон-тики", но, если бы корабль собрал раскалённую плазму своей магнитной ловушкой, мало бы не показалось. Фактически, к пинч-зоне эта плазма подошла бы почти с той же плотностью и температурой, с какой она выходила из сопла.

Резкое повышение плотности и температуры газа должно было повредить систему охлаждения, а без системы охлаждения "Кон-тики" не мог на сколько-нибудь длительное время включить ни баззард, ни аннигиляционный реактор. На релятивистской скорости это было бы, практически, смертным приговором для экипажа: ни один другой имеющийся в распоряжении людей корабль не смог бы выровнять скорости с "Кон-тики", ни чтобы взять его на буксир, ни даже чтобы снять с него команду. Погасить такую скорость гравитационным маневром вокруг известных людям небесных тел тоже было невозможно.

Вся надежда была на то, что выхлоп баззарда движется быстро, но все-таки намного медленнее света, так что "Кон-тики" мог бы обнаружить атаку и совершить гиперпрыжок, избежав удара.

Таймер, выведенный на ветровое стекло и отсчитывавший секунды до момента "М", подошёл к нулю. Первые несколько секунд реакции чужих не было видно. Потом форма ловушки чужого корабля слегка изменилась, и реактивная струя, несомненно, стала поворачиваться в сторону "Кон-тики". Резко развернуться чужой не мог: при резком изменении магнитного поля ловушка могла потерять устойчивость и схлопнуться. Цой взялся за джойстик управления гиперпривода, но Олег поднял руку:

- Подождите! Может быть, они просто пытаются изменить курс, чтобы не собрать ловушкой нашу ударную волну.

Эфроимсон молча вывел на ветровое стекло компьютерную модель ловушек обоих кораблей. Пока что получалось, что струя чужого корабля не может попасть в зону захвата ловушки "Кон-тики", но чужой корабль продолжал поворачиваться. Вскоре стало очевидно, что маневр чужого корабля не может объясняться одним только желанием избежать захвата ударной волны, и Олег приказал прыгать.

Пока компьютер определял координаты после прыжка и восстанавливал визуальный контакт с чужим кораблём, Олег сказал:

- Мы с приятелем вдвоём работали на баззарде.... что можно сделать с баззардом такого, что с ним рифмуется?

- Одним баззардом ничего мы с ними не можем сделать. -- Спокойно сказал Цой. -- У них коэффициент сгорания на порядок выше, поэтому ловушка у них меньше, а струя намного более горячая. Да ещё разница скоростей. Они нас своей струёй запросто могут поджарить, а мы их даже подогреть толком не сможем.

- Подождите вы поджарить. -- Скрывая раздражение, сказал Олег. -- Все-таки мы же это обсуждали при подготовке, пальнуть они могли просто с перепугу. Я думаю, надо все-таки заново раскрутить ловушку, попытаться выровнять скорость и все-таки поговорить. Просто надо от них держаться подальше. Паул, есть визуальный контакт?

- Есть. -- Сказал бортинженер и вывел изображение чужого корабля на ветровое стекло. -- Сейчас до них четыреста световых килосекунд, это их изображение до... э... гм... контакта. Если присмотримся, мы ещё самих себя можем увидеть. Что делать-то будем, командир?

- Пока зажигайте баззард на ускорение, потом обсудим план дальнейших действий.

- Есть зажигать. -- Подтвердил бортинженер и его руки забегали по сенсорным дисплеям. -- Зажигание ориентировочно через пятьдесят килосекунд. -- Он ещё некоторое время посмотрел на дисплеи, потом сказал: -- Собственно, компьютер в тот раз нормально справился. Я надеюсь, моё вмешательство не потребуется и можно переходить к обсуждению.

- Алло, "Кон-тики". - Послышался голос оператора из центра управления полётом. -- Мы тут поглядели вашу телеметрию. Чужой не только поворачивал вектор тяги, он ещё модулировал пинч своего двигателя. Мы пока не расшифровали, но вы можете сами прокрутить запись, в замедленном режиме это просто глазами хорошо видно.

Эфроимсон вывел на экран видеозапись, замедлил её, и, действительно, стало видно, что ритмичная пульсация термоядерного двигателя не такая уж ритмичная.

- Видите, они пропускают каждый второй такт пинча... точнее, в том-то и фокус, что не каждый второй, а...

- Похоже на морзянку. -- сказал Цой.

- Похоже... нет, не похоже -- ответил Олег -- морзянка -- это же не точки и тире, это же ещё межсимвольные паузы, а это похоже на простой двоичный код... похоже, семибитный.

- Восьмибитный, только один бит всегда нулевой. -- Согласился Эфроимсон. -- Или семибитный со стоп-битом. Кстати, если это семибитный код и младший бит идёт первым, они не используют коды меньше тридцати двух. Это случайно не ASCII?

- Откуда ж я знаю? - Пожал плечами Олег. -- Это было бы довольно странно.

- Ну, это же легко проверить!

Эфроимсон раскрыл прямо на ветровом стекле окно текстового редактора, перевёл его в шестнадцатиричный режим, отмотал запись к тому моменту, с которого началась пульсация, и быстро стал набивать шестнадцатиричные значения.

Сообщение оказалось довольно коротким. В нем, действительно, не было кодов меньше тридцати двух и больше ста двадцати семи, зато код 32 встречался довольно часто. Эфроимсон убедился, что сообщение закончилось, промотал запись ещё раз, поправил две цифры, и приказал редактору показать набранные байты как текст. Цифры и буквы на экране сменились надписью: "There is no time to talk anymore. Of course you know this means war".

Эфроимсон потом долго приставал к Олегу с просьбой рассказать точный перевод фразы, которую Олег сказал после этого, а Олег отговаривался тем, что валгалльский он знает недостаточно хорошо, а в староанглийском таких слов просто нету.

Впрочем, Олег же первым пришёл в себя в достаточной степени, чтобы организовать рациональное обсуждение.

- Так, господа. -- Сказал он. -- Давайте все-таки вернёмся к обсуждению ситуации и плана действий. Новая информация, конечно, очень ценна, но давайте все-таки определимся, что именно мы узнали.

- Что это серафимы. -- Уверенно сказал Цой. -- И что они объявили нам войну.

- Подождите вы с серафимами. -- Раздражённо сказал Олег.

- А чего ждать? - Не менее раздражённо возразил Цой. -- Смотрите. Они используют серафимский двигатель, они знают по крайней мере одну человеческую кодировку и по крайней мере один человеческий язык, их корабль не имеет экипажа, но, судя по тому, как быстро они отреагировали, имеет двустороннюю сверхсветовую связь с базой. Если бы это была связь по ансиблю, они также могли бы использовать и гиперпривод, им ни к чему было бы строить зонды с баззардом. Значит, их сверхсветовая связь -- это серафимский гиперпространственный туннель, и это, как вы и говорили, серафимский челнок-туннелеукладчик.

- И ещё они знают, что появляющиеся из ниоткуда в межзвёздном пространстве корабли -- это, скорее всего, человеческие корабли, и с ними надо общаться на человеческом языке. -- Добавил Эфроимсон.

- Если серафимы рассказывали кому-то про людей, то вряд ли они рассказали наш язык и кодировки, но умолчали о том, что мы знаем гиперпривод. Поэтому никакой новой информации нам ваш вывод не даёт. -- Прокомментировал Олег.

- Получается, это кто-то, кому серафимы рассказывали про нас, но про кого не рассказывали нам. И с которым эти серафимы интенсивно делятся технологиями. Мне кажется, этот гипотетический кто-то -- лишняя сущность в соответствии с бритвой Оккама. -- С видом победителя в споре сказал Цой. -- Это либо сами серафимы, либо настолько близкий их союзник, что...

- Подождите, мы ещё не исчерпали все логически возможные варианты. Что, если решение об атаке и передаче сообщения принималось кораблём самостоятельно, без контакта с базой?

- Серафимы такую температуру не выдержат, и расчёты теплового потока позволяют утверждать, что охлаждаемой тепловыми насосами кабины внутри этого корабля тоже нет. -- Сказал Эфроимсон. -- Он весь в тепловом равновесии.

- Это может быть кто-то более термостойкий, чем серафимы. Например, это вообще может быть компьютер.

- Автоматический зонд, который объявляет войну всему, что попадается по дороге -- это очень странная идея даже для неизвестных инопланетян. -- Сказал Цой.

- Я скорее думал про компьютер не в смысле автоматики, а в смысле искусственного интеллекта.

- Озверевший искусственный интеллект, который сбежал от серафимов и стал объявлять войну людям? Тоже как-то очень странно. Да и экипаж, в общем, довольно лёгкого автономного корабля, который объявляет войну при прилёте... Если они знают, что мы можем строить баззарды и гиперприводы, они должны иметь довольно реалистичную оценку нашего технико-экономического потенциала. Поэтому либо они конченные идиоты, либо у них есть какое-то сверхоружие, основанное на неизвестных нам физических принципах и позволяющее выдержать войну с целой цивилизацией. Но если второй вариант верен, то почему они не шарахнули по нам этим сверхоружием, а стали использовать струю баззарда, зная, что мы можем уйти от неё гиперпрыжком?

- Вообще-то у них есть сверхоружие, которое может уничтожить Валгаллу, но бесполезно против нас. - Сказал Эфроимсон. - Кинетическая энергия. Как я понимаю, его нынешняя энергия вполне сравнима с энергией астероида, который, как считается, убил земных динозавров.

- Это сработает, только если они попадут в планету. Серафимские системы наведения на это не способны. - Возразил Олег. - Даже если они подорвут корабль за несколько световых секунд до планеты... Либо конус вещества не попадёт в планету, либо плотность этого конуса должна быть не больше, чем у хорошей солнечной вспышки.

- Серафимские системы наведения, которые они вам показывали. Может быть, для войны у них есть что-то секретное? - Спросил Цой.

- Мне кажется, это было бы не очень логично. - Сказал Олег. - Серафимы, на самом деле, очень зависимы от качества систем наведения. Через шесть порталов возле Ро Канкри, где находится наше посольство, каждый день проходят сотни кораблей. Мы смогли набрать довольно подробную статистику, сколько дельта-вэ они расходуют на коррекции траектории, и как часто они промахиваются. Если бы они могли улучшить точность своих систем наведения хотя бы в два раза, они бы сэкономили не меньше килотонны водорода в день. Или они могли бы пойти другим путём, уменьшить диаметр порталов, это позволило бы им сэкономить килотонны экзовещества и сотни килотонн металла силовых рам. Поэтому можно предположить, что для наведения на портал они используют лучшие приборы и алгоритмы, какие у них есть

- Звучит как аргумент. - Согласился Эфроимсон. - Но это верно, только если мы имеем дело с серафимами.

- Если это такой близкий союзник серафимов, как следует из их знакомства с кодировкой ASCII, тоже очень странно, почему они не поделились с друзьями такой качественной системой наведения?

- Может быть, это не друзья? Если эти неизвестные чужие действительно могут попасть тысячетонным релятивистским кораблём в планету, они вполне могли бы навязать неравноправный союз. - Сказал Цой. - И в таком случае им совсем нет резона делиться своими технологиями наведения.

- Но тогда они, наверное, должны были бы навязывать нам союз, а не нести пургу про отмщение неизвестно за что? - Предположил Олег.

- Может быть, они сначала планируют провести демонстрацию? Все-таки, действительно, в возможность попасть релятивистским кораблём в планету без демонстрации как-то слабо верится. - Высказал предположение Цой.

- Не очень приятная гипотеза. Но что же нам делать сейчас? Я вижу два варианта: затормозиться и заняться поиском их следа в межзвёздном газе, чтобы понять, откуда они все-таки прилетели, или разогнаться и все-таки с ними поговорить.

- Есть третий вариант. Выровнять скорости и эквипотенциальные поверхности, прыгнуть ближе к ним, вообще совсем практически вплотную, и атаковать. - Сказал Цой.

- Как атаковать? На абордаж? - удивился Олег.

- Я вообще-то имел в виду двигателем, но абордаж тоже конструктивная идея. Сколько у нас углеродного троса?

- Двадцать километров. -- Машинально ответил Эфроимсон.

- Ну вот. Подходим на двадцать километров, я вылезаю в скафандре и этой, как её, черт, вы называете?

- Дрезине. -- Так же машинально ответил Эфроимсон.

- Ага, выезжаю на дрезине, подруливаю к нему. Да, он горячий, но у скафандра противопожарная термоизоляция, от внешнего теплового излучения он относительно хорошо изолирован. Цепляюсь кошкой или гарпуном за какую-нибудь выступающую деталь, подтягиваюсь и... ну, неужели с вашими консультациями я не найду чего-нибудь такого, что можно быстро открутить с причинением максимального ущерба? Антенны какие-нибудь, или расчалки формирующей катушки...

- Почему вы думаете, что мы сможем подойти к нему на двадцать километров?

- Это не всему кораблю надо подойти на двадцать километров, это мне на дрезине с кошкой надо подъехать на двадцать километров. А всему кораблю... надо посчитать, сколько у этой дрезины автономного дельта-вэ?

- Так они же спалят дрезину вместе с нашим кораблём гораздо раньше... - начал Олег.

- Так надо подходить из мёртвой зоны. Я правильно понимаю, что если отклонить вектор тяги баззарда на сорок пять градусов от курса, у него схлопнется ловушка? И чем он тогда будет палить?

- Да, но ведь у них не только баззард, у них ещё почти килотонна топлива, скорее всего гидрата лития.

- А они успеют перевести двигатель с баззарда на это топливо? Я правильно понимаю, что оно в баке твёрдое и его ещё надо расплавить или испарить, прежде чем его можно подавать в двигатель?

- Ну да, при шестидесяти миллиэвах гидрат лития ещё твёрдый. -- Подтвердил Эфроимсон. -- Но ведь термоядерный двигатель расходует не так уж много топлива в секунду, испарять можно точечной дуговой горелкой или чем-нибудь в таком роде. Дуговой или плазменной, наверное, лучше всего, оно сразу пойдёт ионизированное.

- Серафимские двигатели штука очень приёмистая, мы наблюдали, как они восьмисоттонные камеры из холостого режима выводят на полную тягу в течении трёх секунд, правда это на криогенном топливе, а не на твёрдом. -- Сказал Олег. -- Но, я думаю, разница невелика.

- Тогда возвращаемся к плану А. - продолжил Цой -- Выровнять скорости и эквипотенциали, прыгнуть ему в мёртвую зону с выключенной ловушкой, постараться сблизиться на плазменниках и шарахнуть плазменником на максимальной мощности по радиаторам. Честно говоря, я рассчитывал, что они вообще ничего не смогут сделать, не схлопнув при этом ловушку, но... Паул, вы можете рассчитать, сколько времени и с какого расстояния мы должны работать плазменником, чтобы сжечь им хотя бы один радиатор?

- Судя по карте распределения температур, радиаторы у них наборные, титановые несущие ребра и алюминиевые теплопроводящие. Алюминий близок к точке плавления, но он довольно толстый, поэтому его так просто не сожжёшь, надо прогреть большую часть объёма ребра, и при этом будет довольно сильное абляционное охлаждение. Это не наши лепесточки, на которые дунь и дырка, это строили для длительного автономного полёта с учётом компенсации возможных неисправностей.

- А бак прожечь?

- Вообще-то... Это идея. -- Загорелся Эфроимсон и вывел на экран карту температур чужого корабля. -- Бак, судя по карте температур, довольно тонкостенный и заполнен веществом с низкой теплопроводностью. Титан или композит с титановой матрицей. -- Руки бортинженера забегали по клавиатуре. -- Если внутри действительно гидрид лития, при такой температуре в вакууме он должен начать возгоняться. Значит, в баке должно быть давление, причём довольно серьёзное давление, порядка одного бара или больше. Значит, нам не надо прожигать стенку насквозь, достаточно абляцией и неравномерным нагревом ослабить её, а дальше само пойдёт. Взрывная декомпрессия должна в нем проделать достаточно большую дырку, гидрид начнёт возгоняться, корабль дестабилизируется, как в весовом отношении, так и за счёт потока газа. Баззард, скорее всего, схлопнется, да и топливо они в таком состоянии из бака отбирать, скорее всего, не смогут. То есть, уничтожить мы их таким образом не сможем, но привести в такое состояние, что можно будет всерьёз говорить про абордаж...

- Если они не захотят говорить, можно будет попробовать. - Сказал Олег. -- Но все равно, это дело нескольких секунд, если не больше, за это время они могут сообразить, что происходит. Просто повернуться или каким-то другим способом выйти из-под струи. Или, если бак имеет поперечные переборки, у них вылетит одна секция бака, ну две. Если они могут повернуть двигатель относительно бака, они смогут это компенсировать.

- Если бы у бака были внутренние переборки, мы видели бы их на карте температур. -- Оптимистически сказал бортинженер. -- А бак по окружности однородный.

- А зачем с ними вообще разговаривать? - удивился Цой. -- Уничтожение автоматического зонда, движущегося в направлении нашей системы, не тянет на casus belli, тем более что официально серафимы существование этого зонда отрицают. Если они спросят, что с зондом, мы их спросим, с каким зондом, и этим все кончится.

- Я боюсь, мы их все-таки не сможем уничтожить. -- Сказал Олег. -- Да и атаковать без согласования с Валгаллой...

- Согласование займёт время. -- Возразил Цой.

- Атака тоже займёт время, точнее, сама-то атака... дурное дело недолгое, а вот выравнивание скоростей... Да даже и поговорить-то толком мы с ними сейчас не можем, мы не можем модулировать пинч с такой скоростью, как они, а мазер у нас слабоват. Скорость по любому надо выравнивать. Паул, что там с баззардом?

- Раскочегаривается баззард.

- Рассчитайте режим ускорения для выравнивания скорости одновременно с эквипотенциалью. Это вообще возможно в нашем положении?

- Возможно, только они успеют вперёд убежать. Надежда на то, что мы легче, поэтому сможем сначала превысить их скорость, а потом затормозиться. Получается около восьмисот килосекунд.

- Я думаю, политики успеют за это время что-то решить. -- Оптимистически сказал Олег.

Восемьсот килосекунд -- это чуть больше девяти земных дней, или шесть с половиной суток Валгаллы. "Кон-тики" разгонялся на достаточном удалении от корабля чужих, чтобы не попасть под новую попытку атаки. Это, разумеется, сильно затрудняло наблюдение -- люди так и не знали, что же стали делать инопланетяне, отогнав человеческий корабль, но предполагали, что зонд продолжил торможение в том же режиме. Исходя из этой гипотезы, оценили и момент выравнивания скоростей.

Олег рискнул прыгнуть ближе к чужим, с таким расчётом, чтобы остаться в мёртвой зоне их баззарда. После прыжка зонд обнаружился именно в той точке, в какой он должен был бы оказаться при равномерном торможении.

Зона, в которую попал "Кон-тики", была, действительно, мёртвой. Ловушка чужого корабля выбрала из неё весь газ, так что зажечь свой баззард люди не могли. Пришлось снова раскочегаривать аннигиляционный реактор, чтобы накормить системы корабля и прожорливый коммуникационный мазер.

Олег передал инопланетянам транспондерный код, который, по согласованию с серафимами, должны были передавать человеческие корабли, находящиеся в зоне контроля серафимских диспетчерских. Понял ли зонд или управляющие им инопланетяне, что это за код, осталось неясным, но сам факт передачи не прошёл незамеченным. Ответ, как и первое сообщение инопланетян, был передан модуляцией пинча в кодировке ASCII, и гласил "We do not see any point in talking. We must get our revenge". Никаких маневров чужие совершать не стали; видимо, они считали -- и не без оснований -- что на таком расстоянии и без баззарда земной корабль им ничем угрожать не сможет. Олег с Эфроимсоном запрограммировали мазер на модуляцию с частотой 513 герц и передали в кодировке ASCII: "Revenge for what?". Ответ был: "For your traitorous attack".

Олег продолжал попытки, но разговора не получалось. Инопланетяне отвечали только на староанглийском, вычурными и не всегда грамотно построенными фразами, и содержания в этих фразах было столь мало, что диалог мог бы вести довольно простой автомат, распознающий ключевые слова в запросах. Запросы на всех других языках, человеческих или серафимских, они не то, чтобы совсем игнорировали, но отвечали "We do not see any point in talking", что также наводило на мысль об автомате.

Базу поведение инопланетян тоже стало раздражать, и заочно собранный комитет по контакту убедительно проголосовал за попытку атаки.

За время неудачных переговоров чужой корабль сбросил скорость и "Кон-тики" его довольно существенно догнал. Необходимо было сбросить скорость и точнее выровнять гравитационный потенциал, поэтому "Кон-тики" прыгнул в сторону от чужого корабля, зажёг свой баззард и начал торможение.

Снова устроили мозговой штурм на тему, что будет, если атака с попыткой прожечь бак провалится. Цой предложил зайти спереди и своей ловушкой перекрыть чужому поток газа. Эта идея быстро была отвергнута: действительно, "Кон-тики" имел припасов всего на три месяца автономного полёта; оранжерея не была рассчитана на полноценное снабжение экипажа питанием, на борту не было даже достаточного запаса семян съедобных растений. Поскольку других кораблей с баззардом у людей не было, снабжать "Кон-тики" в полёте было невозможно. При этом почти месяц полёта уже прошёл, и ещё около месяца кораблю необходимо было для торможения, так что перекрывать газ чужому кораблю можно было не больше месяца. Это не имело бы никакого практического значения, ведь кораблю чужих предстояло тормозиться ещё больше четырёх лет. У них наверняка должны были быть резервы либо по мощности магнитной ловушки, либо по запасу топлива, позволявшие как-то компенсировать такую потерю дельта-вэ.

Обсудили постройку более боеспособной версии "Кон-тики" с ансибль-охладителями вместо радиаторов, теплозащитой, конденсаторной батареей и двигателями, способными выдавать большую мощность в импульсном режиме.

"Скидбладнир Орбитал Индастриз" проводила опыты по созданию ансибль-охладителя большой мощности. Они собрали все, какие могли, неисправные и запасные ансибли с магистральных межпланетных маршрутизаторов, нашли списанный шагающий экскаватор, поставили его на леднике в южной полярной шапке Валгаллы, подключили ансибли к теплообменникам и заставили экскаватор сыпать на эти теплообменники колотый лёд. Талую воду разбрызгивали пожарными брандспойтами по леднику.

Зрелище было весьма впечатляющее, но КПД системы как охладителя был довольно низким. Гигаватт снимаемой тепловой мощности требовал нескольких гигаватт для питания принимающих ансиблей. Кроме того, оставалось много технических проблем при организации длительной непрерывной работы такой системы, в первую очередь -- что делать с содержащейся во льду грязью, которая накапливалась на теплообменниках и быстро заполняла ёмкости для талой воды.

Постройка нового корабля или переоборудование "Кон-тики" представлялись достаточно несложными задачами, как по срокам, так и по стоимости. Главной проблемой был синтез антивещества. Олег предложил, раз уж речь зашла о войне, немного ослабить меры безопасности. Фабрика, синтезировавшая позитроний для "Кон-тики", располагалась на невидимой стороне одного из спутников Валгаллы, и снабжалась энергией через микроволновой пучок. КПД такой передачи был удручающе низок. К тому же, пучок часто приходилось отключать, когда к нему опасно приближался какой-нибудь корабль.

Олег предложил перенести фабрику поближе к планете -- ну, пусть не прямо на центральное тело лифта, но на планетостационарную орбиту, такую, чтобы фабрику можно было подключить к лифту кабелем. Увеличившийся риск можно было бы компенсировать за счёт того, чтобы чаще забирать накопленный позитроний. Это позволило бы ускорить подготовку к следующей миссии буквально на порядок, и значительно снизило бы её стоимость.

Пока шли разговоры, бортинженер на коленке ваял и отлаживал систему наведения для двигателя. Система должна была выводить на ветровое стекло перекрестие прицела, направленное ровно туда, куда смотрел двигатель, и увеличенное изображение цели. Поскольку залп предполагалось производить с расстояния в несколько световых секунд, к изображению цели пришлось добавить маркеры упреждения.

Выравнивание скоростей прошло без происшествий. На время атаки пилоты поменялись ролями: Цою, как обладателю более свежего боевого опыта, доверили сближение в пространстве Минковского и, собственно, обстрел, а Олег отвечал за гиперпрыжки и ансибль-соединение. Поскольку действовать и маневрировать вблизи от чужого корабля нужно было быстро, вращение "Кон-тики" остановили.

Олег вывел корабль в пяти световых секундах от цели. Котёл уже был выведен на полную мощность, какую он мог выдавать в невесомости, поэтому Цой сразу включил маршевый двигатель и пошёл на сближение. Инфракрасный телескоп выдал картинку чужого корабля -- на долгие годы она оставалась наиболее подробным изображением зонда, которое было доступно людям.

Сначала чужой не замечал земной корабль или, возможно, они не подавали вида, но потом на радиочастотном сенсоре Олег заметил характерную сигнатуру: щелчки серафимских радарных очков. Цой не сразу понял, что это, но Олег закричал "Атакуем, срочно". Цой выдал максимальную мощность на маневровые двигатели, но развернуться для атаки не успел.

На дисплее это выглядело как взрыв: увеличенное изображение чужого корабля исчезло из поля зрения телескопа, оставив за собой расширяющееся облако раскалённой плазмы, гораздо более плотное и горячее, чем выхлоп баззарда. Олег нажал кнопку гиперпрыжка раньше, чем сказал "Прыжок". В другой ситуации это считалось бы нарушением взаимодействия в экипаже, можно было бы и штрафные баллы в пилотскую карточку получить. Но сейчас это спасло корабль: первое, что сказал бортинженер после прыжка было: "По-моему, у нас проблемы с радиаторами".

Более подробный осмотр датчиков показал, что проблемы не очень серьёзные. Утечки теплоносителя нет и металл не повреждён, просто на довольно большой площади двух радиаторов вспенилась чёрная краска, что ухудшило теплообмен. Проблема решалась доступными на борту средствами за два часа работы в открытом космосе. Подтвердив это, можно стало заняться решением вопроса, что же это было.

Впрочем, и этот вопрос оказалось решить достаточно легко, посмотрев замедленную запись и сопоставив её с изображением широкоугольных камер. Чужой включил двигатели на полную мощность, развив ускорение более двух "же". Навести саму струю плазмы на человеческий корабль он не успел, но край струи успел зацепить "Кон-тики". Бортинженер быстро подсчитал, что при таком ускорении "Кон-тики" не смог бы удерживать его в струе своего плазменника сколько-нибудь значительное время: просто не хватило бы тяги маневровых двигателей. Максимум, что за такое время его струя могла бы сделать с чужим -- это снять с поверхности баков свободно-радикальную патину и слегка повредить полировку.

- Так это что же получается? -- Испуганно спросил Цой. -- Если у него бак на тысячу тонн горючего, это какой же у него дельта-вэ? Больше десяти мегаметров в секунду, правильно? И если он может этот дельта-вэ выдать с таким ускорением, они же... он же может подойти к астропаузе Валгаллы на десяти мегаметрах в секунду, пролететь на этой скорости через всю систему и в течении полмегасекунды затормозиться? Мы же просто физически не сможем его перехватить, даже если это не кинетический киллер, а челнок!

- Я не думаю, что он смог бы выдавать такую тягу в течении полмегасекунды. -- Спокойно сказал Олег. -- У него и так теплообмен достаточно, как бы это сказать, напряжённый. Я думаю, если он проработает на такой тяге несколько сотен секунд, он просто расплавится.

- Я думаю, больше. -- Сказал бортинженер. -- У него же есть довольно большой резерв теплоёмкости, плавление топлива в баке. То есть речь идёт о килосекундах или даже десятках килосекунд. Правда, чтобы повторить такой фокус в следующий раз, им придётся ждать, пока топливо обратно застынет, а это будет достаточно долго. Но чтобы сделать из нас треску, запечённую в фольге, ему не надо килосекунд, ему и десяти секунд с запасом хватит. Мы против него как велосипедист с брызгалкой против танка: у него решающее превосходство и по энерго-, и по тяговооруженности, да и по запасу прочности корпуса. Все, что мы можем -- это прыгать раньше, чем он хлестнёт по нам струёй.

- А если попробовать истощить его запас топлива? -- С надеждой спросил Цой. -- Прыгать к нему, провоцировать контратаку, прыгать обратно...

- Крайне неэффективно. -- Сказал Олег. -- Мы при этом расходуем антивещество, которого у нас сто грамм и которое накапливали полгода, а они расходуют водород, которого у них на борту тысяча тонн. К тому же, как я понял, серафимы могут дозаправлять свои зонды ионным пучком через туннель...

Олег немного знал новокалифорнийский, но ни одного слова из произнесённой Цоем фразы он понять не смог.

Комментарии: 16, последний от 27/10/2020. © Copyright Серебрянников Павел Иванович (pargentum@ngs.ru) Размещен: 06/04/2014, изменен: 06/04/2014. 103k. Статистика. Глава: Фантастика Самосогласованное решение v0.9RC		Ваша оценка:
Аннотация: Отличия от v0.1 см. changelog

Серебрянников Павел Иванович : другие произведения.

Самосогласованное решение: Глава 4. Кон-Тики