Плотной скорлупой окружал тело мирок, прилепившийся ещё при рождении. Как кокон китайской бабочки стягивал руки и ноги, задерживал дыхание, держал крепко и не пускал вон из колеи. Привязывал мысли к своему существованию, выводил послушными руками марионеток формулы прямых зависимостей и пропорциональностей. Приучал каждое человеческое существо с колыбели осознавать себя своей частью. Пронизывал тонкими металлическими нитями мышцы и мысли. Разозлившись, с излёту бил в висок. Кидал на асфальт. Сжимал мозг неживыми тисками. Высасывал без остатка.
Щелчок.
Вода струится по лбу, стекает по шее, разливается по груди и срывается с пальцев. Пенится в волосах. Одним целым растекаемся по коже, в волосах бесимся водоворотами, глотаем разноцветные брызги. Чем глубже, тем прохладнее вокруг; только фосфорные искры промелькнут в полумраке и улетят вверх. Бесконечный поток захватывает, кружит по спирали, проникает в каждую клетку. Тишина. Постукивает в ушах - здесь достаточно глубоко, чтобы вибрация стенок отзывалась низким звуком. Это ритм жизни, неожиданно оказавшейся чужой. Не моей. Это музыка, тянущая вниз. Глубже границы света. Ниже ила. Под тектонические плиты. Ещё. Здесь - настоящая свобода.
Второй.
Очнулся посреди праздника, в бесшабашной толпе. Весёлые парни в рубахах с расстёгнутыми воротниками, утомлённые танцем девицы, взмыленные бармены. Пивные лужи и сигарные облака. Запойный муравейник. Хватал воздух, ошарашено внимал какофонии, ворвавшейся без спросу в уши, пытался остановить упрямые огоньки вокруг. Оседал на пол. Шатаясь, рвался к ветру, продирался через толпу в поисках кусочка свежести. Заблудился, завертелся, заплутал в бессмысленном непонятном вавилоне. Почти сгинул, почти растворился в дикой пляске разухабистого безумства. Замер. Встретил этот бесконечно мягкий взгляд, глубину, в которой так хочется немедленно утонуть. И - голос. Тот, который шептал признания и клятвы. Тот, который убаюкивал ночью. Который смог прошелестеть "уходи". Бесконечно дорогой голос.
Третий.
Тихо. Спокойно. Прохладно. Мягко подсвеченный шарик. Прозрачные стенки, вязкие наощупь. Обволакивают пальцы и запястья при попытке потрогать то, что секунду назад было моим миром. Столы, стулья, люди - были живые, но внезапно замерли в стоп-кадре. Снова задвигались - но осторожно, медленно, словно стараясь обойти новое моё убежище как можно дальше - не задеть, не дотронуться, не заметить. Расслабляюще-приятное ощущение присутствия над происходящим. Над временем. Над эмоциями. Вне всего. Случайный посетитель дешёвого кинотеатра. Можно подойти к экрану и дотронуться до лица главного героя. Сесть на корточки возле смерти, узнать её запах, закрыть глаза. Потерять под пальцами пульс. Три года с последней увиденной вблизи и задевшей неведомые струнки смерти. Тогда - отзывалась внутри холодком и сожалением, напряжением и болью. Сейчас - промолчала, словно на этот раз хотела послушать сама. Просчиталась. Руки всё сделали сами - пульс, зрачки, дыхание, закрыть глаза, накрыть лицо
платком. Где-то далеко, за вязким стеклом, убивается женщина и задают дежурные вопросы дежурные менты. Отвечаю. Слова вылетают в вату, пробивают оболочку и исчезают за пределами слышимости. Встаю. Теперь вокруг только эхо. Сто шагов, лестница, двести метров, эскалатор. Пустой вагон. Ничего не предлагаю и ничего не прошу.