Мне снилось, что я дождь, рухнувший на опаловое море, на игрушечный город у самого края береговых скал. Дикая ночь плакала, я рыдал вместе с ней, наши капли смывали дома, нарисованные мелком прямо на камнях, крушили деревья, срывали листья - оголяя скелеты, вышибая стёкла. Кто был испуган - пытались уйти по дороге, чуть не вплавь, я настигал беглецов и вминал во взбешённые ручьи, в холод, в самую тьму... Над всем этим калиновым цветом моргал упрямый маяк.
Они кричали. Стонали. Так же, как кричала она, когда умирала. Память - катализатор ярости. Я помню - всё. Даже то, чего помнить не могу, но - помню.
Помню - когда-то кроличья нора не вывела на поверхность, пробуждение не прекратило кошмар. Стал нем. Стекло не билось, зато обломало крылья. Я помню, как мы пели. Сто тысяч лет назад. Когда ветер разнесёт пепел мостов ровным слоем по планете, когда над равниной загорится полоска сёмговой мякоти закатных облаков - мы споём ещё. А пока - я нем, стекло прочно, а в темноте только белые буруны припадочных потоков, питаемых моей ненавистью.
Я хочу помнить всё. Даже то, чего помнить не могу. Ломающийся в руках клинок, неровной гранью входящий в чью-то грудь. Сгоревшее дерево в центре большой воды. Красные капли на лобовом стекле и ремни, врезавшиеся в подмышки, смех на выбитых зубах. Смирного, до скрипа вымытого себя с аккуратной дыркой в переносице. Не попавшего в кадр, но чуть слышного за ним.
И сейчас я - дождь. До тех пор, пока не утихнет моё безумие. Его не боятся только маяк, статуэтка из белого мрамора и гранитные часы, стрелки которых не провернуть даже мне.