Ослабив поводья, я лёгкими движениями ног направил Мануя на склон придорожного кургана. С его плоской вершины лента дороги просматривалась на добрую пару вёрст, признаков опасности не было, что подтверждало и увиденное в дальней стороне небольшое, голов в пятнадцать, стадо туров.
Огромный, чёрный с проседью бык, заметив всадника, вскинул голову с мощными острыми рогами и громко протрубил сигнал тревоги. Матки с телятами и молодняк послушно побежали вперёд, подальше от опасного соседа, а вожак неторопливо затрусил следом, несколько раз оглянувшись. Этих степных красавцев даже хищники боялись трогать, и только люди постоянно устраивали на них облавы и загоны, угрожая полным истреблением. По рассказам стариков в древние времена туры бродили огромными стадами, а теперь встреча даже с одиночкой считалась большой удачей.
Отряд задерживался, и, спрыгнув с седла, я стал прохаживаться по кургану, давая отдых натруженному седалищу. Мануй, как собачонка, двигался следом за мной, лениво пережёвывая пожухлые от зноя стебли травы. За дни дороги мы здорово сдружились и привыкли друг к другу, даже, как мне кажется, иногда могли общаться мысленно, без слов. Хотя в начале похода норовистый жеребец доставил мне немало неприятностей.
Из всех людей к себе он подпускал только меня, кроме этого не мог спокойно двигаться в тесном строю или колонне, любого вставшего рядом коня пытался укусить или лягнуть копытом. Для отрядных лошадей исключение составляли лишь Греча боярина Истислава и Смагина Пороша, этих двух молодых кобылиц Мануй посчитал своим гаремом. Во время ночёвок, даже будучи со спутанными ногами, он отделял их от остального табуна и ревниво охранял всю ночь, не подпуская близко и самих хозяев.
В первый же день Кудеяр с Истиславом пригрозили выхолостить строптивого жеребца, если я не смогу унять его нрав.
Я не желал такой участи для четвероногого друга. Попытка привязывать его в стороне на укороченном поводе оказалась неудачной, тоскливое ржание, которым конь разговаривал с подругами, мешало спать и выдавало стоянку. Отныне мне приходилось вставать утром раньше всех и уводить Мануя от табуна до общего подъёма. Было нелегко смирять характер привыкшего к воле скакуна, но терпение и ласка делали своё дело.
Мой конь оказался самым резвым в отряде, и обычно я двигался впереди нашего каравана, высматривая возможного неприятеля, в открытой степи - в одиночку, а в лесных перелесках - вдвоём с кем-нибудь из дружинников.
Хоть молодой боярин Истислав и возглавлял наше посольство, но в походе всеми делами и охраной распоряжался Кудеяр. Хмурый, немногословный воин с бритым подбородком и вислыми седоватыми усами по сравнению с остальными отрядниками выглядел не очень внушительно, но это впечатление было обманчивым. В дружине Нагибы его считали лучшим сотником и сильнейшим бойцом. За свою жизнь он повидал много городов и весей в разных странах и приобрёл богатый боевой опыт, за что и пользовался непререкаемым авторитетом.
Желая знать, на что может рассчитывать в случае нападения врага, на первой же стоянке Кудеяр устроил для новичков проверку. Для начала, вооружившись двуручным мечом и щитом, он решил разобраться со Смагой.
Долго противостоять бывалому воину сын углежога не смог и потерял копьё после второго же выпада в его сторону. Неудача сразу остудила пыл моего друга, и продолжить бой он решил с более привычным оружием, взяв в правую руку боевой топор, а в левую - круглый щит. Лезть наобум вперёд Смага уже не решался и сразу ушёл в глухую защиту, только парируя и отражая удары сотника. Поиграв с ним в кошки-мышки, Кудеяр дождался, когда, отбивая лезвие меча, противник отвёл далеко в сторону руку с топором, и резко ударил навершием своего щита под локоть, заставив выронить оружие.
- Куда уж мне, сиволапому, супротив воеводы, - пробормотал Смага, направляясь к зрителям и потирая место ушиба, а потом добавил, желая оправдаться. - Вот если бы из лука стрелять.
Лучше бы он этого не говорил.
- А что? - повернулся к нему сотник. - Давай-ка покажи всем своё умение.
Подбежав к привязанной к дереву Пороше, мой друг торопливо выдернул свой лук из налучья, закрепил тетиву и стал отвязывать тул со стрелами.
- Э, нет! - остановил его старый воин. - Ты садись на кобылу верхом... Отъедешь по дороге на пару сотен шагов и по отмашке поскачешь к нам назад.
В качестве мишени он повесил на куст свой щит.
- Стрелять начнёшь с сорока шагов, - наставлял Кудеяр растерянного и смущенного парня. - Раньше и смысла нет...
Мне было жалко друга и в то же время интересно - чем всё закончится?
Вскоре стало ясно, стрелять с лошади на полном скаку сын углежога не умеет, к тому же и лук оказался великоват для подобной потехи. Первая стрела пролетела далеко в сторону от мишени. Лишившись управления, Пороша перешла сначала на бег, а потом и на шаг, но это мало помогло хозяину, вторая стрела тоже прошла мимо. Прекратив дальнейшие попытки, Смага сконфуженно остановился в десяти шагах от щита.
- Ну, ловкач!.. Комара в глаз на лету сшибает, - зубоскалили дружинники, но вскоре замолкли под строгим взглядом сотника.
- Ладно, не горюй! - приободрил он красного от стыда стрелка. - Сам видишь, что в конном бою толку от тебя будет мало. Поэтому в случае внезапной стычки будь готов сразу спешиться и помогать остальным ребятам с земли... Верю, что не подведёшь.
Сняв с куста свой щит, Кудеяр направился ко мне.
- Теперь твоя очередь, Путивой. Надеюсь, мечи не для похвальбы висят у тебя за спиной.
Отрядники радостно расступились в стороны, предвкушая интересный поединок.
Старый воин замер в центре поляны, опустив остриё своего меча к земле, всем своим видом предлагая мне начинать атаку первым.
"Что бы выглядеть достойно, в этом проверочном бою мне придётся использовать всю свою ловкость и умение и даже те маленькие хитрости, которые успел показать Добрыня", - вдруг понял я.
Чтобы ничто не стесняло, пришлось отбросить в сторону щит и топорик с пояса, ведь противостоять длинному мечу своими, более короткими, я мог только скоростью движений и угрозой с двух точек одновременно.
"Не горячиться, отслеживать взгляд противника, убедить в наличии слабого места в защите", - выплывали в памяти слова наставника.
Кудеяр с каменным спокойствием наблюдал за моими приготовлениями.
Обнажив клинки, я дважды рассёк воздух перед собой и начал атаку. Прикрывшись щитом от рубящего удара сверху, сотник легко отбил мой боковой выпад и тут же нанёс встречный удар. С трудом я успел остановить лезвие меча скрещенными клинками, и, в свою очередь, попытался выкрутить его из руки. Что бы удержать оружие, старый воин отбросил щит и подхватил рукоять второй рукой.
После этого мне пришлось туго, Кудеяр работал, как молотобоец в кузнице, размеренно и неутомимо нанося удары сокрушительной силы. После попытки парировать такой удар у меня на время онемела рука, и пришлось крутиться вьюном, что бы увернуться от страшного лезвия или отвести его в сторону.
Постепенно бой выровнялся, сделав пару-тройку выпадов, я отскакивал назад, а сотник отмахивался от меня, как от надоедливого кузнечика. Изображая подступающую усталость, я начал дышать громче и чаще, а левой рукой действовать чуть послабее и с запаздыванием, надеясь, что противник поведётся на эту уловку.
Видимо, старому дружиннику надоело возиться с назойливым юнцом. По его внезапно сузившимся зрачкам стало ясно - сейчас последует решающая атака. Увернувшись от первого, рубящего сверху вниз, удара, я дождался, когда, описав полукруг, страшный меч снова начнёт движение, но уже наискосок от правого плеча. И, выказывая всем видом намерение отступить, вдруг стремительно нырнул ему навстречу, пропуская над собой и, одновременно, резким ударом левого клинка придавая дополнительное ускорение. Правый бок противника остался беззащитным.
Увидев перед глазами сверкающее остриё, сотник только сплюнул с досады:
- Провёл, шельмец!.. Меня, старого барсука... На такую простую уловку.
Радуясь своей победе, я отсалютовал зрителям вскинутыми вверх мечами и отработанным на тренировках движением вернул их в ножны за спиной.
Кудеяр снял шлем, пригладил мокрые волосы и вдруг широко улыбнулся.
- Узнаю Добрыню... Всегда был отменным рубакой и смену достойную вырастил.
После этого испытания дружинники окончательно признали нас за своих, а мне даже доверили головной дозор.
Вспомнив мальчишеское недоумение на лице старого воина после проигрыша, я невольно улыбнулся, но тут из-за поворота дороги вынырнула голова колонны, а затем и остальные всадники. Вскочив в седло, я поспешил к сотнику, едущему впереди.
- Добро, - кивнул тот головой, узнав, что впереди чисто, затем посмотрел на солнце и распорядился:
- Вёрст через пять-шесть слева будет буковая роща с родником, там остановимся на ночлег. Будь внимательнее, до Днепра остаётся один переход, а возле реки запросто может встретиться шайка любителей поживиться. Кого-нибудь из ребят возьми с собой.
- Я поеду, - тут же вызвался Смага.
После некоторого раздумья Кудеяр согласно кивнул головой. Мой друг, опасаясь, что тот передумает, быстро сунул повод от вьючных коней соседу и погнал кобылу вперёд по дороге, всё дальше удаляясь от отряда. Я развернул жеребца и поспешил следом.
Легко догнав подругу, Мануй приветствовал её ржанием, затем сбавил ход и пошёл рядом, заигрывая и пытаясь ласково укусить за шею.
"Вот паршивец, никак не отвыкнет от дурных привычек", - рассердился я, ударом пятками в подбрюшье посылая его вперёд.
Жеребец вскинул голову и негодующе заржал, но подчинился и ускорил шаг.
- Нечего глупостями заниматься в походе, - попенял я коню и примирительно похлопал по шее.
Остаток пути Мануй послушно выполнял все команды и больше не пытался ухаживать за Порошей во время остановок. При подъезде к роще я удвоил внимание, а Смага взял в руки копьё, но всё было тихо. Основная дорога обходила лесок стороной, лишь натоптаный отвилок сворачивал в прогал между деревьями. По следам в дорожной пыли стало ясно, что какой-то конный отряд недавно посещал родник. Свернув в лес, мы вскоре выехали на широкую поляну с проплешинами кострищ от многочисленных стоянок, чуть дальше в низинке виднелась вода, вокруг под деревьями разбросаны кучки конского помёта, как старого, так и совсем недавнего.
На всякий случай я решил проследить вслед за подозрительным отрядом, убедиться, что чужаки не остались где-нибудь поблизости. Пока остальной караван втягивался на место ночёвки, мы со Смагой снова выехали на дорогу со свежими отпечатками копыт, которая, обойдя длинной дугой край рощи, поднималась к подножию невысокого холма с редкими кипами кустов по склону и дальше терялась в степи. В несколько прыжков заскочив на вершину, Мануй вдруг закрутил ушами по сторонам и, задрав голову, вопросительно подал голос.
"Засада", - дошло до меня.
Ржание коня послужило словно сигналом, из-за кустов вынырнули вооружённые всадники, над головой засвистели волосяные верёвки с петлёй на конце. Заставив жеребца отскочить в сторону, я низко склонился над лукой седла, прижавшись щекой к потной конской шее. Арканы пролетели мимо, лишь одна из верёвок скользнула по моему бедру. Одного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку.
Четверо степняков готовились напасть на меня, пятый, выхватив лук, спешно накладывал стрелу, ещё один, затянув петлёй замешкавшегося Смагу, гнал коня в обратную сторону, торопясь натяжением верёвки стащить беднягу с седла.
Самым опасным был стрелок, хорошо, что, жалея моего скакуна, вначале он старался поразить седока. Мануй чутко отвечал на движение ног, разворачиваясь и прыгая по малейшей команде, и я, уклоняясь от стрел, успел выдернуть сулицу и сделать прицельный бросок. Нас разделяло не больше двадцати шагов, лезвие воткнулось в грудь кочевника, тот выронил лук и завалился на бок.
Главная угроза устранена, но ко мне стремительно приближались остальные всадники. Впереди всех мчался молодой воин с длинной пикой в руках, тёмная полоска усов и маленькой бородки окаймляла его раскрытый в боевом кличе рот.
Схватка закончилась очень быстро. Правым клинком я отбил смертельное острие в сторону и вверх над собой, левым мечом перерубил древко пики пополам, а когда всадник по инерции пронёсся рядом, снова правой рукой нанёс решающий удар по затылку повёрнутым плашмя лезвием меча. Степняк не успел прикрыться щитом, но рубить голову, пусть даже врагу, для меня было слишком непривычно.
Следующий нападающий, увидев исход нашего поединка, дрогнул и попытался отвернуть в сторону, но не успел. Рванув навстречу, я легко выбил саблю из его неумело выставленной руки, а Мануй довершил начатое, ударом могучей груди опрокинув на землю коня вместе с седоком.
Последние двое, развернувшись, улепётывали обратно в степь, нещадно нахлёстывая лошадей.
А теперь выручать друга!
Хвала богам!.. Пленивший его степняк не смог отъехать далеко, стянутый петлёй в предплечьях, Смага волочился сзади по земле, цеплялся за траву и корни, мешая коню набрать разгон. Обнаружив погоню, кочевник заспешил, засуетился, а увидев, что мой скакун его нагоняет, отвязал аркан от седла и подался в бега.
Я не стал его преследовать и остановился возле пленника. Всклокоченный, вывозенный в пыли парень, нещадно ругаясь, скинул с себя верёвку и погрозил кулаком обидчику.
- Я нож вытащить успел, а верёвку перерезать не смог. Крепкая зараза, из конских волос сплетена, - попытался он оправдаться передо мной.
Убедившись, что с ним всё в порядке, я вернулся на место схватки. Лошади поверженных врагов сбились в кучку и щипали траву немного в стороне. Убитый копьём воин лежал неподвижно, над вытекшей из раны кровью уже роились большие мухи. Второй был жив, но, похоже, потерял сознание при ударе об землю. Спешившись, я подошёл к степняку с бородкой и усами, удар меча смягчила круглая войлочная шапка на голове, он уже пришёл в себя и теперь пытался сесть.
- Но, но! Не балуй! - мой окрик остановил его руку, потянувшуюся к висевшему на поясе ножу.
Кочевник замер и остался сидеть на траве, отставив попытки к сопротивлению, он был совсем молодой, может чуть постарше меня, глаза смотрели в небо, а губы еле заметно шевелились, словно шептали какую-то молитву.
- Кто такой? Что здесь делаешь? - попытка выглядеть свирепо и угрожающе у меня получилась неудачной.
Скосив взгляд в мою сторону, парень сплюнул на землю и снова уставился в небо.
Я не знал, как его разговорить, и лихорадочно пытался что-нибудь придумать.
"У меня же есть кольцо Сартак-бека, может оно поможет?" - пришло вдруг на ум.
Подарок ханского советника, хоть и был из золота, но выглядел невзрачно, грубая отливка с плоской площадкой, на которой выдавлена трёхпалая птичья лапа. Я надел кольцо на палец и показал пленнику.
С тем внезапно произошла разительная перемена - гордость куда-то исчезла, лицо посерело от страха, а над верхней губой выступили капельки пота.
- Прости, Урус-богатур, что мы пытались тебе помешать, - перевернувшись на колени, степняк стал биться головой об землю. - Мы не знали...
- Стой, - мне с трудом удалось его остановить. - Кто вы такие?
- Я - Чонке, младший сын Давлет-бека. Мы с друзьями, - парень запнулся, подбирая слова. - Мы с друзьями охотились здесь.
Подняв на меня глаза, он тихо продолжил: - Делай со мной, что хочешь. Можешь убить или продать в рабство, только не выдавай Сартак-беку. Хан Алмуш прикажет вырезать всю мою семью.
Для меня его слова оказались полной неожиданностью. Несколько молодых степняков сбились в ватагу и отправились грабить и похищать одиноких путников, нарушив ханский запрет, это я понимал, но удивила строгость наказания. Злость на разбойников у меня прошла, к тому же они получили по заслугам.
- Уезжай в свой аил, и друзей своих забери, - решил я. - Если ещё раз встречу тебя на дороге - убью.
Пленник застыл в оцепенении, боясь поверить услышанному, и очнулся, только увидев меня снова в седле. Поцеловав отпечатки моих сапог на смятой траве, он тихо спросил:
За это время Смага успел поймать свою Порошу и собрать в кучу оружие степняков.
- Добычу будешь забирать? - спросил он, подав мою сулицу с протёртым от крови лезвием.
Любовно погладив древко выручившего меня метательного копья, я снова закрепил его за седлом, а от трофеев отказался. - Оставь себе.
- А мне они на кой ляд?.. Тем более не мной добыты, - парень почесал затылок и поворошил оружие ногой. - А, впрочем, лук и стрелы я заберу, пригодятся. Тренироваться буду стрелять с коня.
Лук кочевника был в полтора раза короче и с более выгнутыми концами, чем у наших стрелков. Проверив его на силу натяжения, Смага остался доволен:
- Слабоват по сравнению с моим, но для охоты пойдёт. Глядишь, в дороге птицу или сайгака подстрелю, надоело вяленым мясом питаться.
Оставив поле боя, мы вернулись на дорогу и направились назад к роднику. Кольцо Сартак-бека я благоразумно спрятал в загашник, решив доставать его только в самом крайнем случае.
На полдороге нам встретился Кудеяр с тройкой дружинников, обеспокоенные долгим отсутствием дозорных, они спешили на выручку.
Выслушав моё сообщение о схватке, наш воевода долго выпытывал подробности и, успокаиваясь, спросил в конце:
- Они не вернутся?
- Нет, - твёрдо ответил я, вспомнив глаза пленника. - К тому же их и было всего шестеро.
Мы ехали, немного приотстав от цепочки всадников, и мне захотелось посоветоваться со старым ветераном:
- Во время схватки я не смог убить противника мечом, просто ударил плашмя по голове. Наверное, я проявил слабость?
Мой вопрос оказался неожиданным для сотника.
- Если бы я был молодой, то посчитал бы это неумением или даже трусостью, - произнёс он после короткого молчания. - В горячке боя, когда жизнь твоя или товарища под угрозой, просто некогда щадить врага. Только очень сильный и уверенный в себе человек сможет удержаться от смертельного удара... Ведь ты был уверен в победе?
- Да,- признался я. - Они были молодые и неумелые.
Взглянув на мои усики, Кудеяр слегка улыбнулся, но твёрдо добавил:
- Теперь я знаю, что в тяжёлом бою ты не подведёшь.
Слова бывалого воина успокоили меня и вернули уверенность.
Глава 10
На следующее утро в пару ко мне Кудеяр поставил дружинника Горяя, высокого плечистого парня с русой бородкой на румяном лице.
- Будьте внимательны, проверяйте все подозрительные места, но держитесь в пределах видимости, - напомнил он.
Вопреки ожиданиям, дорога оказалась свободной, и к вечеру наш отряд благополучно спустился к берегу Днепра. С нашей стороны плотный травянистый берег заканчивался невысоким уступом, под которым вдоль песчаной кромки в беспорядке лежали размытые глыбы и комки глины. Величавая гладь прозрачной сине-зелёной воды с яркими бликами от вечернего солнца тянулась вперёд ещё на полверсты и на той стороне заканчивалась тёмной полосой прибрежного леса. Ниже по течению в маленьком заливчике были устроены деревянные мостки, к которым причалены четырёхвёсельный дощаник и лодка поменьше, рядом на песке лежала маленькая долблёнка.
Ещё когда мы спускались с береговой кручи, я заметил в стороне большую ровную площадку с травой и деревьями, на ней под одним навесом сушились сети, под другим - связки рыбы. Оттуда по тропинке в сопровождении чёрно-белой собачонки к нам спустился сухонький, но бодрый старичок в закатанных до колен портах и с соломенным колпаком на голове. Следом прибежал парнишка, лет четырнадцати, а ещё немного погодя, косматый и бородатый мужичок в тёмном кафтане на голое тело. Это были лодочники.
День заканчивался, и переправу решили перенести на утро. С грузом и людьми проблем не было, лодки быстро перевезут их на тот берег, а вот переправить на ту сторону лошадей предстояло только вплавь. Ниже на версту река текла между двумя галечными отмелями, где течение воды резко усиливалось, но зато и ширина основного потока уменьшалась до ста саженей. Все проходящие караваны именно там переплавляли своих коней.
Пока мы развьючили лошадей и приготовились к ночлегу, солнце село и стало темнеть. Я с тоской вытащил из кармана лесу с крючками и спрятал обратно, времени на рыбалку не оставалось. К моему большому огорчению, рядом с Липками нет подходящих для рыбной ловли рек и озёр, и мне удаётся посидеть с удочкой только в редких поездках, да и то не всегда. Но без рыбы мы не остались, мальчишка-лодочник снял с кукана и притащил к нашему костру пудового сома, из которого получился прекрасный ужин.
Ответственным за утреннюю переправу коней Кудеяр назначил Веденю, молчаливого здоровяка с сабельным шрамом на правой щеке, а меня - его помощником, и отправил нас спать, освободив от ночного дежурства.
Поднявшись с рассветом, мы собрали коней в одну кучу и погнали вниз по широкой набитой тропе. На себе я оставил одни порты и теперь ёрзал по голой спине жеребца, возглавившего табун. Дружинник Веденя ехал последним на своём рослом вороном мерине и подгонял замешкавшихся лошадей криками, свистом и длинной палкой.
Скоро речной обрыв начал отжимать тропу ближе к Днепру, да и гряда холмов с его противоположного берега стала заметно ближе, что говорило о резком сужении долины. Проскочив заросли ивняка, мы выехали на открытое место, отсюда река выглядела совсем по-другому.
Крутые склоны, словно горлышко кувшина, сжимали речной поток с двух сторон, на входе в это горлышко вода промыла жёлоб в галечнике и текла быстрой могучей струёй без водоворотов и завихрений, но затем к берегам вплотную подступали скалы и каменные осыпи, и начинался опасный порог. Для переправы годился лишь короткий, саженей сто пятьдесят, участок реки с ровным течением.
- Давай, Мануй, тебе вести табун на ту сторону, - негромко сказал я в уши жеребца и ласково потрепал за холку.
Громко всхрапнув и встряхнувшись всем телом, тот скосил на меня карий глаз и, задрав голову, подал голосом сигнал другим лошадям, сбившимся в кучу позади нас. Затем, дождавшись ответа, решительно шагнул в поток. Остальные кони, сначала робко, а потом смелее и смелее потянулись за вожаком . Прохладная вода быстро достигла моих босых ног и стала подниматься выше, а когда дошла до коленей, жеребец резко оттолкнулся задними ногами и поплыл, шумно фыркая. Соскользнув с его спины, я поплыл рядом, загребая одной рукой, а второй держась за гриву. Позади нас над водой торчали головы остальных лошадей, последним, немного приотстав, тянулся Веденя, ухватившись за хвост своего скакуна.
Плывший чуть в стороне перед ними конь внезапно чего-то испугался и, развернувшись на месте, устремился назад. Выскочив на галечник, он стал растеряно смещаться по берегу вслед за сородичами и жалобно заржал. Течение быстро тащило нашу группу вниз, но и желанная земля становилась ближе и ближе, вот уже и мерин дружинника пересёк середину потока. Боязнь остаться в одиночестве пересилила страх перед текущей водой, отставший конёк бросился в воду и заспешил вслед за табуном. Но время было упущено, неумолимое течение влекло беднягу вниз, и он не успевал добраться до края галечной косы.
Когда я вместе с Мануем, а за нами и остальные лошади благополучно выбрались на берег, несчастный конь проплыл лишь половину пути и теперь стремительно удалялся по реке, влекомый могучей струёй в самый центр порога. Его голова быстро превращалась в маленькое пятнышко, а прощальное ржание заглушил гул воды.
- Дурной конь, - по-житейски буднично проронил Веденя и сплюнул. - Всё равно сгинул бы в пути. От каждого шороха дёргался и падал.
Пожелав бедолаге лёгкой смерти, я выбросил дурные мысли из головы и подошёл к своему жеребцу.
- Молодец, Мануй, - в ответ на мою похвалу и ласковое поглаживание по шее, негодник весело встряхнулся всем телом и окатил меня брызгами воды.
Под горячим утренним солнцем над шкурами лошадей поднимался лёгкий парок, они беспокойно били копытами по каменным окатышам и стремились к траве и зелени. Запрыгнув на спину скакуна, я повёл табун к месту переправы основного отряда.
Большая часть груза уже была перевезена, и мы приступили к сборам. Вскоре кони были осёдланы, вьюки размещены на привычных местах, и наш караван продолжил свой путь по заведённому порядку. Около полудня степная дорога вывела меня на натоптанный тракт, который, петляя между редкими околками и перелесками, терялся за далёким увалом.
- Эта дорога идёт по левому берегу Днепра и ведёт к хазарам в Каганат и в Таврику, - пояснил подъехавший сзади Кудеяр. - По ней же будем возвращаться назад в Лтаву без заезда к уграм.
По пустынному тракту мы двигались ещё два дня, а затем воевода внезапно повернул и увёл наш караван далеко в сторону от дороги. Версты через две отряд спустился в широкую пологую балку, по дну которой бежал небольшой ручей, окружённый зарослями кустов.
- Здесь мы остановимся на пару дней, всем вымыть и вычистить коней, пусть они хорошо отдохнут, - подал команду сотник. - Дальше начинается "Дикое поле", пойдут сухие места, воду повезём с собой в бурдюках.
Отдохнуть хотелось не только лошадям, но и людям, и все радостно принялись за работу. Обиходив и отправив пастись своих коней, я ещё успел постирать походную одежду и вымыться сам, прежде чем солнце коснулось края земли.
Кряхтя и постанывая, ко мне присоединился Смага, но не стал разбирать вьюки, а плюхнулся животом на траву, широко раздвинув ноги.
- Давай становище сначала устроим, - попытался я его поднять. - Потом отдохнём.
- Не могу, - отказался тот. - У меня задница не деревянная, как у некоторых. Как крапивой, зараза жжёт. Все два дня буду здесь лежать, не вставая.
У меня тоже болело седалище и вся внутренняя часть бёдер, но уже гораздо меньше, чем в начале похода.
- Ладно, - пожалел я беднягу. - Лежи, сам всё сделаю.
При желании можно было ночевать в шатре, который устанавливали на каждой стоянке, но большая часть дружинников, как и мы с другом, предпочитали спать на открытом воздухе. Сложив сёдла и вещи, я быстро оборудовал лежанку и затем отправился за дровами для артельного костра.
- Молодец, - встретил меня отрядный кашевар Юрас, улыбчивый парень с круглым веснушчатым лицом и с копной соломенных волос на голове. - Давай помогай, а то остальные сегодня долго копаются.
Немного погодя к костру подтянулись другие отрядники, приковылял даже страдалец Смага, видимо, скучно было лежать в стороне от всех. Люди радовались предстоящему отдыху, весело подтрунивали друг над другом.
- Кудеяр, - помешивая варево в котле, неожиданно спросил кашевар. - Может, завтра охоту с загоном устроим, мясца, дичинки добудем.
- Можно, - согласился сотник. - Я и сам об этом подумывал.
Весело обсудив предстоящую охоту, дружинники стали вспоминать забавные случаи из охотничьей жизни, один мне особенно запомнился.
- Здесь в степи для охотника опасности мало, разве что на дикого быка напорешься, да неудачно подранишь, и ещё волки, но это в основном зимой, - начал рассказ Бермята, опытный зрелый воин с седыми прядями в бороде и цепким холодным взглядом. Он был приставлен Нагибой для охраны молодого боярина, и почти всё время неотлучно сопровождал Истислава.
- В наших же лесах голову сложить при встрече со зверем намного проще, - продолжил он, оглядев собравшихся неожиданно лукавыми глазами. - Я человек бывалый, на матёрого кабана хаживал, медведя брал в одиночку, но самого большого страху натерпелся - не поверите, от лося.
Как то ранней осенью отправился я в лес с топором черенков заготовить для разных хозяйских дел. Солнышко светит, деревья нарядные стоят, листва как раз желтеть и краснеть стала. Красота... Рядом было большое моховое болото, и решил я туда заглянуть, проверить, много ли клюквы ждать, и как она спеет.
Иду себе потихоньку, вдруг слышу - шум странный впереди. Осторожно подкрался, выглянул и обомлел. На лужайке здоровый матёрый лось лосиху обхаживает, и так её бочком, и этак, совсем парень голову от любви потерял. А потом прижал к большому кусту и начал пристраиваться сзади. Я залюбовался и не заметил, как прислонился плечом к сухому деревцу, а оно внезапно взяло, да и сломалось, да ещё с громким треском.
"У них ведь гон сейчас, самое опасное время", - дошло до меня. - "Куда бежать".
-Заметив помеху, бык разъярился, громко протрубил, затем опустил к земле голову с рогами и попёр на меня. Вокруг болото, редкие кустики и чахлые деревца с руку толщиной, своими острыми копытами лось их как тростинку сломает. Кость у него на башке потолще моего топорища, и рога на сажень раздвинуты, - рассказчик широко развёл руки, показывая их размах.
- Развернувшись, я помчался к видневшимся вдали кронам больших деревьев. Не знаю, как мне удалось не ухнуть в бочаг с водой, наверное , от страху вырастали крылья за спиной. Слава Сварогу-создателю, встретилась приличная осина, и я сразу вспорхнул на неё. Кора гладкая, сучёчки тоньше пальца, да сухие и хрупкие, а до больших веток лезть далеко, и сил совсем не осталось. Повис я посредине дерева, обняв его руками и ногами, и вниз посмотреть страшно.
Удар был такой мощный, что только чудом осина не сломалась, у меня отшибло потроха, и руки стали деревянными. А зверюга топчется внизу и не уходит. Роет землю копытами, время от времени трубит, вызывая соперника на бой, и трётся об дерево.
И вот ведь какая оказия, после бега пузырь мочевой переполнился, мочи нет терпеть, а я даже одну руку разжать не могу, сразу полечу вниз. Ждал я, ждал, а потом справил малую нужду прямо в порты. С одной стороны вроде легче стало, но, тут чувствую, задница тяжелеть начинает.
- Стыдно признаться, братцы, но дожидаясь, пока лось уйдёт, я мечтал об одном - что бы свой постыдный срам наружу не выпустить, - закончил он свой рассказ под громовой хохот слушателей.
Когда все немного успокоились, Бермята стал серьёзным:
- Таинство это великое - любовь. Старики правильно говорили, что грех большой за зверем в такое время подглядывать. И наказание я получил по заслугам.
Ночь выдалась тёплая и тихая, добросовестно отдежурив выпавшее по жребию предутреннее время, я с радостью завалился обратно на лежанку и проспал до самого обеда. Наконец-то удалось выспаться.
Вскоре начались приготовления к охоте. Недалеко от лагеря мы взад-вперёд прогнали по степи наш табун лошадей, примяв траву на полосе длиной саженей в семьдесят. С задней стороны сотник поставил троих лучших стрелков: Смагу, Горяя и Добрана, шустрого невысокого парня с постоянной улыбкой на скуластом лице.
- Мы не на промысле, и добыча нужна только для пропитания, - наставлял их сотник. - Не озоровать, маток с выводком и молодняк не трогать. Смотрите у меня.
В лагере оставили Юраса, остальные пятеро: Истислав, Кудеяр, Бермята, Веденя и я сели на лошадей и отъехали на дальний край поля. Там мы разместились широким полукругом и, двигаясь зигзагами, стали нагонять дичь на полосу притоптанной травы перед стрелками.
В разгар зноя вся степная живность предпочитала отлёживаться в травяных зарослях, терпела до последнего, но, не выдержав шума, вставала на ноги или поднималась на крыло и смещалась в сторону от загонщиков. Всё чаще и чаще среди метёлок травы стали мелькать спины зайцев, дроф1, быстроногих антилоп, запорхали куропатки и другие птицы.
Охота получилась очень удачной, стрелки добыли четверых сайгаков, тонконогих, размером с овцу, степных антилоп с длинным чувствительным носом, несколько дроф, почти десяток зайцев и кучу стрепетов и куропаток. Больше всех настрелял Смага, и теперь ходил именинником, но, правда, недолго. Осматривая добычу, Кудеяр внезапно указал на молоденького самца антилопы с едва проклюнувшимися рожками:
- А кто глупыша подстрелил?
- Нечаянно получилось, - вмиг сник наш герой и стал оправдываться. - Я в другого целил, в матёрого, а этот под стрелу выскочил.
Видя его раскаяние, сотник только укоризненно покачал головой.
До конца дня мы потрошили и разделывали добычу, а годную для копчения и сушки часть мяса развесили над дымным костром с навесом. Всё остальное предстояло съесть за время стоянки, и походный котёл постоянно был полон кусками мяса или дичи на любой вкус. К вечеру все успели утолить свой голод по свежинке и теперь отдыхали вокруг костра, лишь изредка кто-нибудь, поковырявшись в котле, продолжал трапезу. Завязался разговор о Таврике, большинство из нас ехало туда впервые, и всем было интересно услышать о ней подробности.
В своё время гистрионы из бродячего цирка много говорили об этой земле, и я с удовольствием поделился своими знаниями с товарищами.
- Это целая страна, которая со всех сторон окружена морем, с остальным миром её связывает лишь узкий перешеек, - рассказывал я. - Половину занимают степи, дальше на полдень начинаются горы, поросшие обширными лесами, и чем ближе к морю, тем они выше и круче. Крупные города расположены вдоль морского берега, там живёт основная часть населения. Когда-то давно прибрежная и горная земля принадлежала скифскому племени тавров, а степи - сарматам, потом из-за моря приплыли греки и стали отвоёвывать побережье и строить городские поселения, сделали даже своё Боспорское царство. За счёт торговли, ведь сюда свозили товары и рабов с разных концов света, жили очень богато. Потом появились готы, разгромившие царство, затем войска великого Атиллы, следом булгары хана Аспаруха, а в самом конце - хазары.
После всех этих завоеваний города заселяет смесь народов различных наречий и со своими богами. Больше всего ромеев, русичей, алан, готов, меньше касогов, тавров, иудеев, хазар, потомков гуннов и булгар. Главной верой считается греческая, в городах много храмов и базилик и есть даже отдельные монастыри, устроенные в пещерах среди труднодоступных горных вершин.
Щедрая и плодородная земля при хорошем поливе даёт богатый урожай, жители разводят много фруктовых садов и виноградников, делают своё вино, тем более, что зима на побережье короткая и часто бывает без снега и морозов. Море обильно рыбой, её интенсивно заготавливают и в сушёном и вяленом виде продают в соседние страны.
Высказав сохранившиеся в памяти сведения, я растерянно замолчал, пытаясь припомнить что-нибудь ещё.
- Молодец! Всё правильно сказал, - раздался за спиной голос Кудеяра. Выйдя к костру, сотник уселся рядом и подбросил в огонь пару сушин. - В одном только ошибся - города в Таврике задолго до ромеев построили наши предки из Русколани. На месте главного греческого города Херсонеса раньше находился город Корсунь, там до сих пор сохранилась священная дубовая роща, вот только дуба-патриарха, у которого приносились требы нашим богам, больше нет. Мой отец ходил с князем Бравлином в военный поход на земли ромеев, и я хорошо запомнил его рассказы.
- Расскажи про поход, - посыпались просьбы со всех сторон.
Поправив дрова, Кудеяр подождал, пока пламя весело разбежится по сучьям, и, не отрывая взгляда от огня, заговорил глухим монотонным голосом:
- Я был совсем несмышлёнышем, и помню всё лишь по пересказам отца. Время тогда было смутным и тревожным, хазары как раз разгромили княжества русичей по реке Русь, и их отряды доходили до Киева и Чернигова. Наши воеводы местами давали им отпор, но действовали больше в розницу, а не сообща, и толку было мало. Множество русичей хазары угнали в полон, уцелевшие после набегов люди в страхе переселялись за Днепр и Десну. Тогда же ещё и древляне поссорились с полянами и отвлекли на себя киевскую дружину. На призыв о помощи откликнулись ильменские словене, прислали большое войско на многих ладьях во главе с князем Бравлиным. Он сумел разгромить древлян и помог полянам и северянам замириться с хазарами.
Хазарский каганат давно мечтал ослабить и полностью подчинить города Таврики, и во время переговоров его посланники легко уговорили князя совершить набег на земли ромеев, где обещали богатую добычу. Дело упрощалось тем, что ильменцы могли посадить дружину на суда и, спустившись по Днепру, неожиданно напасть на Таврику со стороны моря. Своё войско Бравлин пополнил добровольцами из полян и северян в главе с князем Мезимиром. Так мой отец попал в его дружину.
До этого набега нужды в защите со стороны моря у ромеев не было. Если патрульные корабли у них и были, то немногочисленные и слабо оснащенные. Не встречая особого сопротивления, Бравлин высаживался на берега, разорял предместья городов и захватывал добычу. Так он опустошил все побережье от Херсонеса до хазарской границы - города Боспора.
Кудеяр осмотрел всех придирчивым взглядом и, убедившись во внимании слушателей, решил пояснить:
- По правде говоря, отец дома при мне сильно порицал князя... Вроде бы всем был хорош Бравлин, умён, решителен, лют в бою и всегда шёл впереди дружины, вот только вера в наших светлых богов у него ущербной оказалась, и алчность затуманила головы как князя, так и его ближайших помощников. Нарушив заветы предков, стали они брать людей в полон для продажи хазарам, а ещё грабить и осквернять чужие храмы и базилики, прибирать к рукам богато украшенные покрывала, жемчуг, золотые лампады, сосуды, драгоценные камни и прочую утварь. Кощунствуя над чужими святынями, князь забыл, что этим может разгневать и наших богов, лишиться их защиты, за что вскоре и поплатился, - закончил пояснения сотник, затем продолжил рассказ.
- Свой удачный и дерзкий поход Бравлин решил завершить взятием большой крепости, какой являлся город Сурож (ромейская Сугдея). Главная часть города находилась за каменной стеной с железными воротами. Осада продолжалась десять дней, и, в конце концов, ворота удалось проломить. Когда князь ворвался в крепость во главе своей рати, на его пути оказался храм Святой Софии. Бравлин уже оценил во время налетов на побережье богатство византийских базилик. Ближняя дружина под его предводительством быстро взломала двери, и пока бояре обшаривали все помещения и собирали добычу, князь остановился возле стоящей в углу гробницы. Это было место упокоения бывшего епископа2 Стефана.
Обнажённым мечом он решил скинуть с неё покрывало, но внезапно рухнул на пол и забился в припадке. Его голова оказалась повёрнута набок, изо рта пошла пена.
"Великий и святой человек лежит здесь", - закричал Бравлин. - "Он ударил меня по лицу, и обратилось лицо мое назад! Верните все, что взяли!"
Напуганные дружинники побросали добычу. После этого они подхватили было князя на руки, но тот снова закричал:
"Не делайте этого! Пусть буду лежать, ибо изломать меня хочет один старый святой муж. Притиснул меня, и душа из меня вот-вот изойдет! Быстро выводите рать из города сего".
Прекратив грабёж, устрашённая дружина поспешила оставить крепость. Соратники вернулись к лежащему в храме перед гробом князю.
"Возвратите всё", - сказал тот. -" Всё, сколько пограбили священных сосудов церковных в Херсонесе и других городах, и принесите сюда, и положите ко гробу Стефана".
Но этого оказалось мало. Бравлин внезапно услышал "страшный" голос святого:
"Если не крестишься здесь в моей церкви, то не уйдешь отсюда и не возвратишься домой".
"Пусть придут священники", - воскликнул в ответ князь. - "И окрестят меня! Если встану, и лицо мое обратится, то крещусь!"
Дружинники быстро собрали священников, и те, во главе с епископом Филаретом, преемником Стефана, стали читать над страдающим князем молитву, а затем провели обряд крещения. Как по волшебству, больному становилось всё лучше, а по завершению обряда - он смог выпрямиться. Поразившись увиденному, некоторые бояре поспешили последовать его примеру, и тоже окрестились в греческую веру.
После такого потрясения князь резко переменился, он выпустил на свободу весь полон, почтил город, храм и священников богатыми дарами, а с ромеями заключил договор о мире и торговле. Неделю Бравлин прожил у гроба Стефана, затем посадил всю дружину на ладьи и удалился восвояси.
Что сталось с князем в родной земле, я точно не знаю, но прожил он недолго, да и ильменцы, думаю, вряд ли простили ему измену вере отцов, - закончил Кудеяр свою историю.
Меня поразил его рассказ, особенно удивила способность жреца чуждой нам веры совершать чудеса после смерти. Откуда у него столько сил?
- Наверное, силищи огромной был перед смертью этот человек? - выразил общее мнение рассудительный Бермята.
- Здесь дело в другом, - снова заговорил сотник. - Как объясняют волхвы, если человек ведёт праведную жизнь, не совершает дурных поступков, делает всё по справедливости, стремится к знаниям и пониманию законов Рода и всего сущего, значит он движется по "пути Прави4". Чем дальше он продвинется, тем ближе станет к "Сварге небесной5", тем больше у него будет духовных сил и возможностей влиять на Явь и Навь нашего мира. И не важно, при этом, какого он роду племени и каким богам молится, тем более, что одного и того же бога народы могут величать разным именем. Просто этот "путь" может быть у одного короче, а у другого длиннее, и через несколько воплощений. Главное, не свернуть в сторону, ведь вернуться будет намного труднее, и не погубить свою душу. Соблюдайте поконы Рода, уважайте чужую веру, и наши боги не оставят вас без помощи и защиты.
После рассказа Кудеяра отрядники тихо разошлись по своим местам с задумчивым видом. Сон не шёл, и я начал размышлять о выбранной для себя цели в жизни. Путь воина, защитника правды и справедливости на "тропе Перуна" может оказаться для меня труднее и длиннее, чем путь знаний на "тропе Велеса", зато он будет не менее достойным и, на мой взгляд, более интересным. Утвердившись в своём выборе, я попытался припомнить совершённые в жизни какие-нибудь неблаговидные поступки, но не найдя больших прегрешений, успокоился и сразу уснул.
Примечания:
Дрофа! - самая массивная летающая птица из всех европейских пернатых, внешне напоминающая небольшого страуса. До недавнего времени ареал обитания дрофы был весьма обширным, но сегодня эти птицы занесены в Красную книгу. Летают дрофы сравнительно легко, делая равномерные и глубокие взмахи крыльями, подобно некоторым видам гусей, но планировать не умеют, обычно птицы держатся осёдло мелкими группами, совершая обход участков на своих сильных ногах. Вес взрослого самца достигает 18 кг, самок - до 7,5 кг. Питаются растительной и животной пищей.
Епископ2 - в средневековье так называли старшего наставника отдельной общины последователей Иисуса Христа. Епископы надзирали за христианами конкретного города или конкретной провинции,
Святой человек3 - гробница епископа Сурожского Стефана, умершего немного позже 750 года по современному летоисчислению. Исторический эпизод с князем Бравлином подробно описан в "Житие Стефана Сугдейского" - памятнике византийской литературы IX века и упомянут в других источниках.
Путь Прави4 - вся наша вселенная, при всей её многомерности, от метагалактик до элементарных частиц, рождена, живёт и развивается по единому закону, который у славян называется Правь. Этот закон управляет всем миром, определяет его бытиё и развитие, а значит и взаимодействие Яви (мир явленный, вещественный) и Нави (мир духовный, посмертный).
Жизнь каждому человеку даётся как испытание, как возможность, избежав соблазнов, возвысить свою душу в служении людям, роду, обществу. То есть, что бы он шёл по пути Прави.
Одни люди, такие как волхвы, ведуны, мудрецы, поэты-песенники выбирают путь знаний или сознательного служения богу и передачи своего опыта другим людям. Такой путь внутреннего просветления называют ещё тропой (стезёй) Велеса.
Другой путь или тропу (стезю) Перуна выбирают воины. Если человек погиб за правое дело, защищая свою землю, род и отечество, то его душа принимается сначала Перуницей, супругой Перуна, которая поит её живой водой. Чистая праведная душа, приобщившись тем самым к Высшему знанию, вливается в войско Перуново. После этого воин, переродившись в новое тело, может вернуться на землю или вести битву в других Звёздных Мирах, продолжая своё восхождение по пути Прави.
Сварга небесная5 - в какой-то мере соответствует Ирию (Славянскому раю), но чаще употребляется, как обитель светлых Славянских богов, Мир Прави или конечная точка странствования Души на пути просветления.
Иногда так называют Звездное Небо, именуемое Колесом Сварога, где на небесной оси возле Полярной звезды по представлениям славян находится центр мироздания (небесные чертоги Сварги).
Глава 11
Дождавшись, когда из-за излома дороги покажется наша колонна, я лёгким ударом пятками послал Мануя вперёд. Вот уже несколько дней после двухдневной стоянки мы движемся по бескрайним просторам "Дикого поля". За это время не выпало ни единого дождя, трава в степи пожухла и пожелтела, зелёным цветом выделялись только отдельные редкие низинки. Вся степная живность попряталась от жары, лишь шустрые ящерицы изредка пересекали пыльную дорогу перед копытами моего скакуна, и ещё в небе можно было разглядеть парящего коршуна или ястреба.
Снова ускакав вперед, чуть в стороне от тракта я заметил небольшой курган, и без колебаний направился к нему. С вершины волнистая линия дороги просматривалась до края степи, и там, на месте её смыкания со слегка белёсым от зноя небом меня насторожило пыльное облачко. По мере ожидания оно становилось всё больше, и в его основании стали просматриваться более тёмные пятнышки. Без сомнения, навстречу двигался какой-то отряд или торговый обоз.
Кудеяр встретил моё сообщение с невозмутимым видом. Остановив караван, он приказал нашим стрелкам спешиться, приготовить луки и стрелы и укрыться за вьючными лошадьми, а остальным дружинникам быть настороже. Сам же, достав свиток с печатью хана Алмуша, вдвоём с Веденей отъехал саженей на пятнадцать вперёд и замер в ожидании на обочине дороги.
Тем временем встречный отряд, в котором было не менее сотни всадников, приблизился настолько, что стало возможным рассмотреть отдельные лица и облачение воинов.
- Угры, - облегчённо выдохнул Бермята, и я внутренне расслабился. Хорошо, что не печенеги, которые в последнее время враждуют с уграми, такая встреча могла стать опасной, не спасла бы и ханская печать.
Вытянутая по тракту колонна всадников молча надвигалась на нас, остановившись в десятке шагов от сотника, передние расступились, и вперёд выехали два хорошо вооружённых воина в добротной брони. О чём они разговаривали с нашим воеводой, не было слышно, я лишь удивлённо наблюдал, как подтягивающиеся конники деловито разъезжаются в стороны, создавая угрожающий полукруг. Степняки были готовы в любой миг кинуться в бой и смять нашу горстку. Но всё обошлось, их старший махнул рукой, и движение возобновилось.
Зрелые, закалённые в боях воины сильно отличались от молодых юнцов, с которыми мне пришлось схлестнуться в начале похода. Хорошо одетые и вооружённые, многие из них вели за собой по два - три нагруженных вьючных коня. Да и во взглядах, которые они бросали в нашу сторону, не было любопытства, просто оценка наших сил и возможной стоимости.
- Наёмники... Опасные ребята, - пояснил Кудеяр, когда хвост колонны стал удаляться. - В Семендере у наместника служили. Домой возвращаются... Нам тоже пора трогаться, сегодня ещё в степи заночуем, а завтра на перекрёстке дорог в караван-сарае отдохнём.
Снова впереди пыльная пустынная степь. К вечеру следующего дня тракт вывел нас к маленькому селению, где основное место занимал караван-сарай. Большое приземистое здание для гостей, амбары, сараи и конюшня были огорожены невысоким глиняным забором, с тыльной стороны которого за оградой повыше виднелись ярко зелёные кроны садовых деревьев и черепичная крыша хозяйского дома. Дальше шёл ряд глиняных мазанок с камышовой кровлей в окружении фруктовых деревьев и огородов, на отшибе в дальнем конце виднелись три войлочных юрты, а чуть поодаль огромный сарай, как я позже узнал, для размещения невольников при перегонах. По сторонам селения пряслами огораживалось несколько загонов для скота. В пологой низинке рядом протекала маленькая речка, но её берега так густо заросли камышом, что чистая вода не просматривалась.
Толстый усатый хозяин с круглой шапочкой на голове выскочил во двор навстречу нашему каравану. Для Истислава, Кудеяра и Бермяты нашлась свободная комната, а остальные решили ночевать в отведённом для груза амбаре. Когда, разгрузив торока и вьюки, я повёл своих коней в конюшню, то на входе их по-хозяйски перехватил бородатый мужчина с бритой головой и с обхватывающим шею кожаным ошейником.
- Это наша работа, обиходим и устроим в лучшем виде, - улыбаясь, пояснил он и передал поводья подручному, молодому парню, тоже с ошейником. Мануй послушно, без обычных выкрутасов, пошёл за провожатым, и это меня успокоило - чувствовалась опытная рука.
Пока мы разбирали свои вещи, хромой старик в потрёпанном халате принёс одну, затем вторую охапку сена. Я решил ему помочь, но тот пугливо отскочил в сторону и отрицательно закачал головой.
- Не лезь, - остановил меня Веденя, - Здесь не принято помогать рабам, к тому же их и наказать за это могут.
Только сейчас я заметил ошейник на шее старика. Получается, что люди с подобными украшениями - это всё рабы.
Веденя подтвердил мою догадку. - Там ещё имя хозяина написано. А если бедняга посмеет снять свой ошейник, то его сразу убьют или очень сурово накажут.
Натаскав сена, старик незаметно скрылся, да и другие рабы старались меньше показываться гостям на глаза.
Всем нам хотелось смыть дорожную пыль, но бани в караван-сарае не оказалось. По желанию постояльцев слуги могли нагреть воды и даже наполнить ею большую деревянную лохань в углу двора, но все отрядники предпочли обмыться простой колодезной водой. Зато ужин оказался выше всяких похвал, кроме горячих кушаний было вволю свежих хлебных лепёшек и всякой зелени.
Лошади нуждались в отдыхе, так же как и люди. Мы отсыпались весь день, и только на второе утро покинули гостеприимный караван-сарай.
Теперь наш отряд двигался по более оживлённому тракту, который вёл из Саркела к Таврике. Ночевать приходилось возле редких колодцев или в открытой степи, для чего с собой постоянно везли воду в бурдюках. За неделю дороги мы встретили несколько торговых караванов и два раза пересеклись с воинскими разъездами угров. По договору с хазарским наместником степняки охраняли торговый тракт, и, разглядев ханскую печать, пропускали нас беспрепятственно.
Двигаясь впереди, я долго вглядывался в степной простор, надеясь первым увидеть знаменитый Перекопский вал. Актёры бродячего цирка рассказывали, что в стародавние времена неизвестный народ в самом узком месте перешейка, отделяющего Таврику от остальной земли, прокопал глубокий, до десяти саженей, ров от края Синего моря до вод Скифского. Его длина достигала восьми вёрст, стены и дно выложены камнем, он заполнялся водой, и по нему плавали суда. С полуденной стороны рва те же люди отсыпали и укрепили огромную мощную стену. От кого они защищались, осталось тайной, построено это сооружение было задолго до появления греков. Множество разных народов прошло с тех пор по этим местам, канал заполнился песком и илом, а на месте стены остался длинный и всё ещё высокий, более десяти саженей, земляной вал.
Вначале по видимому краю степи начала выделяться узкая тёмная полоска, по мере приближения она становилась шире, а на её фоне в конце нитки торгового тракта стали заметны признаки селения.
Продолжать головной дозор было незачем, и, дождавшись каравана, я пристроился позади Кудеяра и Истислава.
- Почти добрались, - весело объявил сотник, привстав на стременах. - Здесь начинается Таврика, и до Боспора нам остаётся сделать пять-шесть перегонов.
Вблизи Перекоп, хоть и вытягивался ровной грядой далеко на обе стороны, выглядел обычным травянистым склоном крутого холма. Многочисленные козьи тропинки пересекали его в разных направлениях, а в ложбине на месте бывшего канала паслось небольшое стадо коров.
Селение неожиданно оказалось достаточно большим, преобладали округлые полуземлянки и глиняные мазанки, крытые камышом, но ближе к центру встретилось несколько каменных домов с черепичными крышами и заборами из тёсаного камня в окружении фруктовых деревьев. Я даже успел заметить на примыкающей улице изящную прямоугольную базилику с закреплённым поверху крестом, сложенную из чередующегося розовато-красного кирпича и каменных блоков белого цвета. Странно было увидеть подобный материал в степном краю.
Возле базарной площади мы въехали в гостеприимно распахнутые ворота караван-сарая и, разгрузив лошадей, устроились на отдых обычным порядком. Вал Перекопа находился совсем рядом, и до ужина я успел в одиночку, других желающих не нашлось, подняться на его вершину. На обратной стороне обнаружились руины старой каменной крепости, остатки её внутренних сооружений и мощных стен с башнями.
"Вот откуда селяне брали камень для строительства", - дошло до меня.
Земляная гряда тянулась прямой полосой на обе стороны, насколько хватало глаз, и терялась в степи. Ещё я заметил в лучах заходящего солнца далеко впереди с левой стороны возле самого окоёма1 странное марево бледно-розового цвета, которое меня сильно заинтересовало.
- Что это может быть? - попытался я расспросить молодого разносчика пищи во время ужина в харчевне.
- Соль на озёрах отсвечивает, - бросил тот, убегая на кухню за очередным блюдом.
Сидевший рядом Кудеяр улыбнулся и стал пояснять:
- В здешних краях низкие берега Таврики каждый год подтапливаются морем, образуя многочисленные острова среди лиманов и стариц. В начале зимы шторма и нагонные ветра наполняют эту мелководную часть моря водой, а с приходом весенней жары она начинает испаряться, и к концу лета почти вся высыхает, кроме самых глубоких участков. На дне таких мелких озёр остаётся корочка соли, которую местные жители собирают и продают. Крупинки соли и создают такой интересный цвет в лучах предзакатного солнца. Я тоже был озадачен, увидев его первый раз.
Разгадка странного явления оказалась удивительна проста.
"Таврика..." - думал я, засыпая. - "Загадочная страна-остров... Что ещё удивительное встретится на пути?"
Снова под копытами коней тянется пыльная дорога в пожухшей от жара степи. Разбойников в этой части страны нет, и мы едем без головного дозора. Мануй по привычке постоянно норовит вырваться вперёд, и время от времени мне приходится сдерживать его прыть. Взгляду не за что зацепиться на этой равнине, только белесоватые пятнышки солёных озёр с левой стороны немного разнообразят эту картину. Одно озеро оказалось ближе к дороге. Напрягая зрение, я долго разглядывал бело-пенную чашу его высохших берегов и пятно светло-синей воды на середине. Удалось разглядеть и двигающиеся фигурки людей на краю, видимо, они собирали соль.
Вскоре мы миновали маленькое селение, его обитатели попрятались от зноя, даже собаки лениво взбрехивали во дворах, не пытаясь выскочить на дорогу. Возле каждого жилища под большими навесами прямо на голой земле лежали кучи соли. Такое пренебрежительное отношение к очень ценимому в нашем краю товару для меня было в диковинку.
Ближе к вечеру удивительные озёра постепенно растаяли позади в знойном мареве.
Путешествие по степным дорогам Таврики оказалось даже более скучным, чем я ожидал. За три дня пути всего два раза мы разминулись с встречными караванами, остальное время тракт оставался пустынным. Редкие мелкие балки и пологие длинные увалы почти не оживляли унылую голую степь, лишь изредка взгляд облегчённо замирал на стоящем в стороне одиноком скифском кургане. В стародавние времена этот народ могилы своих воинов перекрывал сверху большой кучей земли и камней, и чем более знатным и уважаемым был лежащий там человек, тем выше насыпался холм. Судя по встреченным курганам, люди они были очень воинственные.
Одно утешало, мы двигались быстро и не тратили время на устройство стоянок. Караван-сараи размещались по дороге на расстоянии дневного перегона друг от друга, теперь и людям хватало времени выспаться, и кони выглядели утром намного бодрее.
На четвёртый день по правую руку от нас в сероватой дымке стали проглядываться волнистые очертания далёких холмов и возвышенностей, их дразнящие вершины сопровождали наш караван остаток пути до Боспора, так и не приблизившись к дороге. К концу дня среди пожухлой степи всё чаще стали попадаться обломки и глыбы светло-серого камня, на изломе которого были заметны обломки и даже целые створки древних раковин.
Утром, покинув очередной караван-сарай, на выезде из селения мы остановились на развилке, вправо и влево уходили две равнозначные дороги, и обе со следами многочисленных караванов.
Привстав на стременах, Кудеяр указал рукой налево:
- Это путь на Боспор. А вторая дорога ведёт к другим приморским городам и доходит до самого Херсонеса.
С сожалением проследив взглядом уходящую к далёким предгорьям ленточку тракта, я направил коня вслед за остальными дружинниками.
Местность выглядела уже не так уныло, как прежде, по обочинам из травы выглядывали камни и глыбы ракушечника, всё чаще встречались узкие балки и глубокие рытвины с каменистыми склонами, на дне которых появились заросли кустарников и небольшие деревья. С левой стороны верстах в десяти от нас начиналось Синее море, его водная гладь была скрыта береговой кромкой, и по мере нашего продвижения возвышенности как бы вырастали вдоль изрезанного оврагами побережья, появлялось всё больше горок и холмов. В самых глубоких прогалах между ними я несколько раз уловил блеск воды.
Около полудня наш караван начал огибать широкую лощину с крутыми склонами. Дорога, резко сузившись, виляла по косогору среди каменных глыб в зарослях травы и колючек. Внезапно за очередным поворотом взгляду открылась накренившаяся набок повозка без одного заднего колеса. Рядом с ней кучкой стояло несколько больших глиняных амфор, заплетенных в высокие ивовые корзины, и большой деревянный сундук, в стороне пасся крупный рыжий мул.